Воздух в сосновом лесу был свежим и пахучим до головокружения. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь малахит крон, казались золотыми колоннами. Влажную землю, как ковром, укрывала хвоя. Перед зачарованной царевной лежала волшебная страна легендарных арбошских ведунов, земля красивых сказаний о вольном народе, дикий, первозданный мир непроходимых дебрей, голубых гор, таинственных тропок. Там, в тишине, под ажуром листвы, журчал чистый, как хрусталь, родник. Там, укрытый от глаз человеческих, распускался дивный зачарованный цветок, прекраснее и губительнее которого нет на земле. Там синие дали, омытые предрассветными росами, там залитые солнцем земляничные поляны, и соловьиные трели на закате. Там лес. Там жизнь…  

  Уже несколько часов прошло с того момента, как Немферис оставила спутников на Тропе, но события те казались теперь нереальными, происходившими не с ней. Полузабытым сном стали маакорские топи. Сумрачные лабиринты подземелий Улхура обратились в призраков, растаявших средь чудного леса, похожего на огромнейший храм, полный живых звуков, дурманящих запахов и сочных красок. Впервые, не страшась света, царевна смогла снять капюшон и открыть лицо. Солнце больше не причиняло боли. Немферис дышала полной грудью, и не могла надышаться; смотрела во все глаза, и не могла насмотреться. Душа ее, вырвавшись на свободу, ликовала.

 Распахнув руки и запрокинув голову, она закружилась в танце, забыв обо всем на свете, пока усталость и головокружение не лишили сил. Тогда царевна опустилась на выстланную мхом землю, и, повинуясь порыву, запела. Мелодичный голос разлился в сотканном из мириад солнечных бликов пространстве, наполняя его серебристым звоном. И вековые сосны, застыв, чутко внимали этим звукам.

 Набегавшись и устав, найдя укромный уголок, умиротворенная и счастливая, Немферис сладко заснула. И даже в царстве Велехона ей виделся Арбош – безбрежные леса, пронизанные солнечным сиянием; тенистые чащи, где слышались таинственные голоса ведунов; цветущие поляны, на которых водили хороводы прелестные девы и святилища корнуотов с золотыми истуканами, что помнили еще мудрых властителей, собравшихся на Великий совет Трех царей…

 Но вот видения утратили краски – мглистая тень наползла на лучистую страну рогатых людей…

 Царевна очнулась. Наполненная благодатным светом и жизнью реальность успокоила, вновь даря ощущение ликующего счастья. И Немферис больше не хотела одиночества. То новое, что родилось в душе в этом волшебном лесу, требовало близости другого существа - родного и такого необходимого.

 И он был рядом.

 Она остро чувствовала его, но не совсем четко понимала – как отыскать в бескрайнем сосновом бору. Поднявшись с земли, царевна вслушалась в спокойную тишину леса. Потом, закрыв глаза и сладко улыбаясь, достала обсидиановый нож и сделала глубокий надрез на ладони.

 - Пусть кровь зверя отзовется в крови зверя.

 Пространство перед сомкнутым взором расширилось, задрожало и окрасилось алым. Немферис послышался глухой рык, шедший из груди и отовсюду. Она увидела дорогу к нему, что проходила среди толстых стволов, через кусты и поросли папоротника. И открыла глаза, зная куда идти…

 * * *

 Он сидел на берегу ручейка, что весело и звонко журчал среди серых валунов гряды, тянувшейся на юго-запад в сторону маакорских болот. Перед ним простиралось наполненная легкой дымкой долина, поросшая соснами и окаймленная на востоке дымчатыми пиками северной оконечности Мраморных гор.

 Там был Карут, и Ларенар с тяжелым сердцем думал о том, что седовласый старец тоже смотрит сейчас вдаль с тревожными мыслями о нем.

 - Скажи, что мне делать, отец? – прошептал он, сжимая в руках рукоять меча с изображением Аспилуса. – Я не могу дальше идти путем, что ты выбрал для меня. Я не выполнил наказ. И не могу служить улхурской царевне, не могу…

 Ларенар больше не слышал голоса магистра Наррморийского. Связь между ними прервалась, когда Немферис сказала о его настоящем происхождении. Это стало переломным моментом. Пусть прежде он подозревал о связи со страшными подземельями, но правда глубоко поразила его. Померк свет Аспилуса - Ларенар стал арахнидом, сыном Зверя. Мог ли такой служить Лучезарному? Нет. Врата в обитель Гонориса закрылись навсегда. Так глубоко запустил в душу ядовитые клыки обитатель холодной бездны, что тень его заслонила сияющие небеса обители Лазоревого божества.

 Послушник горько сожалел о том, что позволил улхурке обратить его в свою страшную веру. И не видел выхода…

 - Я предал тебя, отец, - вновь с тоской зашептал он, - предал дело всей твоей жизни. Ради чего? Ради безумных чувств к жестокой арахниде, которую теперь ненавижу…

 Дрогнуло сердце. Огнем обожгло душу, наполненную холодным безмолвием отчаяния.

 - Ларенар?

 Еще не веря себе, он медленно оглянулся.

 Она стояла невдалеке, низко опустив голову и прижимая к губам стиснутые руки.

 Стремительно поднявшись, послушник сделал навстречу несколько шагов и остановился.

 - Как ты нашла меня?

 Немферис быстро глянула на него и снова опустила голову.

 - Это было не сложно.

 - Да, я забыл, что для чар твоих нет преград.

 Царевна вздохнула и сбросила капюшон, который накинула на голову.

 - Я больше не боюсь солнца, - несмело улыбнувшись, проговорила она.

 Наррмориец прищурился.

 - Рад за вас, госпожа. Может, вы когда-нибудь даже сможете почувствовать себя человеком.

 Немферис шагнула к нему.

 - Ты сердишься на меня? - спросила она мягким, проникновенным голосом.

 - Сержусь? – неожиданно взорвался он. - Ты убила на глазах у всех собственного мужа! Даже звери не убивает просто так. И только арахниды делают это на своих ритуалах! Кому они нужны, ответь? Демон, что давно упился человеческой кровью, больше не нуждается в ваших жертвах, но вы продолжаете их приносить! Для чего? Вы сами, служительницы бесов, стали врагами всего рода человеческого. И достойны только … смерти!

 - И я?

 - И ты! Сколько людей ты уже убила? Женщина должна дарить жизнь, а не отнимать ее!

 - Они угрожали моим близким! – прекрасные глаза царевны наполнились слезами. Теперь, когда он обвинял ее, она понимала, что это неправильно, но осознавала  это только сейчас. Будь у нее шанс все вернуть – она не поступила бы иначе.

 - Да. Но кто из нас был твоим врагом? А ты бросила всех, оставив среди этих черных потусторонних выходцев, хотя могла…

 Он осекся.

 Преодолев, наконец, странную робость, царевна подошла и опустилась у ног наррморийца.

 - Сядь и послушай.

 Он никак не мог привыкнуть к незнакомо-нежному тону ее всегда холодного голоска, и теперь невольно повиновался.

 - Этот человек никогда не был мне мужем, - заговорила арахнида, открыто посмотрев ему в лицо. – И не понятно, почему ты жалеешь того, кто считал тебя заклятым врагом. Не перебивай, прошу. Врагом он был и для меня. Оставь я его в живых, он не преминул бы избавиться от опостылевшей супруги, которая стала бы тяжкой обузой для принца там, в Дэнгоре, где его уже ждала другая жена. Да и тебя не миновали бы позор и казнь за предательство. Ты прав, - смиренно продолжала она, - я бросила вас на Тропе. Я каюсь. Мне стало страшно! Никто из вас не мог в ту минуту защитить меня.

 - С амулетом в руках, вы не подвергались опасности, госпожа, - вновь вспомнив о том, что он послушник, почтительно заговорил Ларенар.

 - Но ведь Стражи отпустили вас сразу после моего бегства! Им была нужна я! Жрецы, что люто ненавидят Арахна, убили бы его любимую дочь!

 - И вы знали, что они нас не тронут?

 Немферис кивнула:

 - Ведь они не тронули вас?

 - Ва-Йерк остался с ними.

 - Потому что хотел этого! – подхватила она, но вдруг побледнела и отстранилась, как будто не желая больше говорить.

 - Что с вами? – спросил он, удивленный такой переменой.

 Она покачала головой, обращая к нему влажные, искрившиеся, неотразимые глаза.

 - Мне тяжело видеть твою холодность, Ларенар. Неужели в твоем великодушном сердце нет для меня прощения?

 Он глубоко вздохнул, поняв, что никогда не винил царевну. Ни в чем. Никогда, по-настоящему. Ему просто невыносима казалась мысль, что он потерял ее. Теперь же, когда Немферис вновь была рядом, с надеждой, как милости прося его о прощении, ему стало трудно вспомнить о той мгновении, когда готов был ненавидеть. Обиды, отчуждение, непонимание – все прошло, утонув во всепоглощающей нежности, которая вновь хлынула в истосковавшееся сердце.

 - Простите меня, госпожа, - с покорностью проговорил он. – Мне стыдно за малодушие, и я не понимаю, как мог обвинять вас в нежелании разделить с жалкими рабами их плачевную участь. Долг мой – отдать за вашу жизнь свою.

 Она улыбнулась.

 - Ты нужен мне живой. Я не могу без тебя.

 Ларенар изумленно вскинул глаза. Тревожно и сладко дрогнуло сердце. Но вкладывала ли царевна в слова тот смысл, который он желал, или просто говорила, что нуждается в защитнике? Спросить ему не хватило смелости.

 А она продолжала, глядя нежно и светло:

 - Теперь в душе твоей снова наступит мир. Вера, что внушал тебе отец, вернется. И лазоревый свет Аспилуса вновь осветит мятущуюся душу. Не вини себя - ты не свернул с пути, который указал Магнус - только остановился передохнуть.

 - И нам, по-прежнему, не по пути, царевна? – памятуя недавний разговор в болотах Маакора, поинтересовался он.

 Блестящие зрачки ее расширились, но Немферис словно не поняла вопроса.

 - Конечно, нам нужно идти вместе. И чем скорее мы доберемся до владений князя корнуотов, тем лучше.

 - Я к вашим услугам, госпожа, - поклонившись, ответил он.

 - Нам туда? – спросила она, показывая на долину.

 - Думаю, безопаснее будут передвигаться по лесу.

 - Тогда, вперед?

 Они спустились с небольшого мыска, по которому протекал ручей, и вошли под сень сосен.

 - Как здесь красиво, - с тихим восторгом произнесла царевна, оглядываясь.

 - В Улхуре иная красота, - отозвался послушник. – Но как сравнить красоту бриллианта и цветка.

 Немферис весело рассмеялась.

 - Впервые вижу поэтичного арахнида.

 Он бросил на нее темнеющий взгляд.

 - Я не арахнид.

 - Прости, не хотела тебя обидеть. Ты – наррмориец. Но рожден от арахниды и темного отца.

 - Кто моя мать, ты ее знаешь?

 Царевна, ахнув, отбежала к кустам диких роз, и ему пришлось терпеливо ожидать, когда попутчица вволю налюбуется цветами. А та просто в очередной раз ушла от неприятного вопроса, не зная, нужно ли посвящать послушника в тайны подземелий.

 - Гродвиг тоже ушел за жрецами? – вернувшись, как ни в чем не бывало, спросила она.

 - Гродвиг? Нет. Поняв, что Стражи не интересуются нами, он решил вернуться в Дэнгор. С головой принца.

 - Преподнесет ее королю, или Кхорху? – безмятежно поинтересовалась Немферис.

 - Он не стал уточнять, – Ларенар внимательно посмотрел на беспечную царевну, неприятно задетый её черствостью. – Неужели вас совсем не трогает смерть мужа? Я наслышан о бессердечности дочерей Арахна, но не думал, что дочь мхара может быть такой.

 Она и это замечание предпочла проигнорировать, заметив:

 - Мне неприятно вспоминать о нем.

 - По человеческим законам, вы обязаны не только почитать и уважать того, кто дан вам в супруги, но и любить его.

 - Ах, любить? – Немферис остановилась, одарив Ларенара выразительным взглядом. - Улхурки ничего не знают о любви, - в её веселом тоне промелькнули игривые нотки.

 - Улхурки – да, но не те, что носят амулет Сатаис.

 - Кто тебе рассказал о нем? – удивилась она, уходя от ответа, который он жаждал теперь получить. – Это тайна, достойная первых жрецов.

 - Неужели сила, заключенная в священном камне не действует на вас? – настойчиво продолжал Ларенар.

 Она заколебалась, все же задетая за живое. Он это видел и волновался, устав от игры. Порою, желанная власть над сердцем царевны казалась ему неоспоримой. Но она не была безграничной. Ведь и господин иногда не смел поднять глаз на рабыню.

 - Я ничего не чувствую, - выдержав длительную паузу, наконец сказала царевна. И сама огорчилась, заметив его печаль. Даже едва удержалась, чтобы не пожалеть. Но горячо и больно забившееся сердце остановило ее.

 Теперь, когда он был рядом, признаться в чувствах, что жгли и томили, стало почти невозможно. Да и надо ли? И без того она была счастлива и спокойна. Особенно, когда смотрела в его глаза и легко угадывала то, что чувствует он сам. И тоже не может открыться…

 - Я все хочу спросить, - заговорил послушник и от особенных ноток в его голосе, Немферис снова бросило в жар.

 - О чем же?

 - Зачем вы натравили на меня дракона?

 Она опешила:

 - Я? Дракона? О чем ты говоришь? Шутишь… или, как это понимать?

 - Ваше удивление так искренно, госпожа. Но змей-то был не менее настоящим, и девушка в белом, и лилия.

 Он внимательно следил за Немферис, которая быстро менялась в лице. Изумление ее сменилось досадой, вспыхнуло гневом, а потом превратилось в откровенный страх.

 - Почему ты думаешь, что это…  я? – чуть слышно вымолвила она и осторожно вздохнула, словно ей стало больно.

 - Два разных человека не могут же быть так похожи? – веселость оставила наррморийца, который понял, почувствовал, что ей тягостен и чем-то страшен этот разговор. И он прервал бы его, но царевна проговорила тихо:

 - Она не может быть, как я.

 - Госпожа…

 - Нет, послушай! – Немферис остановилась, схватила его за руку и стиснула пальцы, но даже не заметила этого. – Это Лемаис. Призрак невиллы! Ее боится даже Кхорх. И встреча с ней не предвещает ничего хорошего! Странно, что…

 - Что, госпожа? – Ларенару все больше не нравилась ее лихорадочное состояние, диковатый блеск глаз и дрожь влажных ладошек.

 - Лемаис не щадит мужчин и каждый, к кому приходила она… умирал.

 - Успокойтесь, - он улыбнулся. - Я ведь жив.

 - Не надо шутить! – она прильнула к нему, скользнув руками по груди и глядя вопросительно и тревожно.

 А Ларенар уже плохо понимал, о чем так взволнованно продолжала твердить Немферис. Почему боялся Кхорх, что сделал с невиллой и за что она мстила. Ему оставалось только благодарить Лемаис, кем бы она там не была.

 - … призрак перестал являться в подземелья после моего рождения. И я слышала, будто она снова пришла на землю…

 - Немферис…

 Ее глаза и губы были так близко. И от этого еще томительнее сжималось сердце, еще больнее стучало в висках. Горячий её шепот обжег ему губы…

 Она очнулась. В глазах полыхнул ужас.

 - Нет!

 - Прости, госпожа, - он опустился на колени и низко склонил голову, унимая дрожь.

 Его смиренный тон и тихий голос успокоили царевну, и она будто снова не поняла, что происходит.

 - Ну, что ты, встань, - попросила нетвердым голосом. - Пошли. Я просто очень испугалась… за тебя, - и шагнула вперед, снова чувствуя, как плывет земля под ногами и, уже жалея, что остановила его.    

 - А где Сатт? – спросила она, чтобы хоть чем-то заполнить пустоту вокруг и внутри, разбавить словами горечь и странную жажду.

 Ларенар ответил не сразу.

 - Сатт? Не знаю. Я не видел его с того момента, как Стражи позволили пройти служителю Пурпурного сердца.

 - Ты не сказал, откуда тебе известна тайна амулета Сатаис.

 - Вы тоже имеете обыкновение не отвечать на мои вопросы.

 - Ты – мой подданный, - ей плохо удавалось сдерживать раздражение, что пришло на смену сердечному трепету.

 - С какой стати? – его голос, напротив, звучал глухо и казался равнодушным. - Вы являлись женой моего господина, ныне покойного принца Ормонда. Я называл вас госпожой. Но, поскольку, вы только что добровольно отреклись от него – нас ничего не связывает. Никому из Улхура я не служу и в верности не присягал.

 - Вот как ты заговорил? – возмутилась она, не выдержав его видимого спокойствия, граничащего с безразличием. – Зачем же ты идешь со мной?

 Он усмехнулся:

 - Вы сказали, что я нужен вам. Как раб, я понимаю.

 Немферис остановилась, сверкнув глазами.

 - В таком случае, - сердито выкрикнула она, - я никуда не пойду с тобой!

 - Отлично, оставайтесь, царевна, - он оглянулся и кивнул. - Может, нам правда, не по пути. Только знайте – вторая часть сигиллы у меня. Ва-Йерк отдал ее, уходя в Ахвэм. Ведь вас это беспокоит?

 Царевна застыла, с отчаяньем глядя, как он уходит.

 - Чего ты хочешь? – не выдержав, крикнула она, не зная, что же делать дальше, и как остановить упрямца.

 Он вернулся, но глядя в его мрачное лицо, Немферис снова испугалась.

 - Откуда такая покорность, госпожа? – подойдя вплотную, с ледяной вежливостью поинтересовался Ларенар. – Готовы сделать все, что я хочу?

 - Мне страшно, - прошептала она, опуская ресницы. – Не злись. Пожалуйста, прости. Я сделаю все, что ты хочешь.

 И вновь вспыхнувшая в его глазах страсть прожгла бедное сердце улхурской наследницы несказанной, но уже знакомой болью.

 Но и на этот раз он справился с собой. Отступил. Поклонился.

 «Она боится, - с тоской думал он, - я вызываю в ней только страх. Мне никогда не сделать ее другой, как просил отец. Никогда. Даже если покорится сейчас и уступит, потом станет ненавидеть, как осквернителя святыни, что должна принадлежать только Арахну». 

 - Простите, госпожа, - услышала Немферис его неузнаваемо-хриплый голос. – Я не хотел испугать. Я не господин вам. И не стану повелевать вами никогда. Долг мой – сопровождать вас, куда бы вы ни шли.

 * * *

 Солнечный день уже сменился бархатными сумерками. В лесу стало прохладно, но так свежо, что путники не ощущали усталости. Если бы не голод. Найденные и поделенные ягоды не очень помогли, и Ларенар жалел, что отдал колчан Гродвигу, которому предстоял трудный переход через топи, к Антавии. О том, что будет с ним самим в лесу, наррмориец не думал. Но теперь рядом была Немферис.

 - До заката я могу выйти на охоту, - нарушил он затянувшееся молчание.

 - Я не хочу крови, - отозвалась царевна.

 - Но нам нужны силы, - возразил он, хотя спорить не хотелось.

 - Возможно, в Каруте не знают, что в лесах, кроме дичи имеется множество съедобного.

 - Например?

 - Грибы. Зана научила меня различать хорошие от ядовитых. Я набрала немного, - скромно призналась она, показывая Ларенару горстку грибов, что несла в плаще. – Нужно остановиться и поджарить их. Я наберу еще.

 - Ладно, – кивнул послушник. – Разожгу костер.

 Уже сидя возле огня и угощаясь ароматным блюдом, Немферис решилась заговорить снова.

 - Я знаю, что тебе неприятно чувствовать себя арахнидом, - начала она и отважилась взглянуть ему в глаза.

 - Послушайте, госпожа, - прервал он ее, - если уж вам так хочется поговорить – могу я рассчитывать на откровенность? У меня накопилось достаточно вопросов, на которые необходимо получить ответы.

 - Хорошо. Я готова.

 - Вы - марлог, или эти существа исключительно мужского пола?

 - Ты спрашиваешь, чистокровная ли я арахнида?

 - Я не слишком сведущ в этом вопросе. Есть разница? И вы опять отвечаете вопросом на вопрос. Так не пойдет.

 - Ты сам сказал однажды, - поспешно продолжила царевна, - что я дочь мхара. Это правда. Только, откуда тебе это известно?

 - Мой отец много знает.

 - Я должна была догадаться, - прошептала царевна. – Магистр не просто интересовался Улхуром.

 - Он с самого моего детства готовил меня к походу в подземелья.

 - Вот как? – удивилась Немферис. – Даже до того, как была найдена первая часть сигиллы, о которой Магнусу рассказал Ва-Йерк? Он знал, как изгнать Арахна?

 - Нет, - честно признался послушник. – Мне не совсем понятны его цели. Даже теперь. Он говорил о какой-то клятве.

 - Так ты не знаешь – для чего пришел в подземелья?

 - Теперь – знаю.

 - Для чего? Мы должны быть откровенны до конца.

 Он подумал, подыскивая нужные слова. Сказать правду? Но если это его догадки? Или «спасти» царевну можно иначе…

 - Из-за Хефнет, - произнес он вслух. - Мой отец и твоя мать были связаны. Думаю, для вас это не новость, госпожа. Но она ничего не сказала мне при встрече. Ничего особенного. Но отец желал нашей встречи.

 - Верховная жрица, как любимая дочь Арахна, не могла желать гибели своего Отца. Я не верю, что мама продолжала достойно служить божеству, мечтая уничтожить его. Но мне иногда казалось, что она не хотела, чтобы я повторила ее судьбу и даже, просто – стала служительницей. Мне самой пришлось бороться за сан младшей жрицы. Хефнет очень обрадовалась, когда Кхорх назвал меня наследницей, что само по себе исключало моё участие во многих ритуалах. Да и стать верховной жрицей я бы уже не смогла, хотя оставалась любимой дочерью.

 - Какое значение имеет определение «любимая»? Есть нелюбимые?

 - К одним дух Кэух всегда является на зов, наделяя беспредельной силой. Других – карает, лишая разума. Как марлогов.

 - Так ты – любимая дочь? – странным, напряженным и значительным тоном спросил Ларенар.

 Царевна смутилась.

 - Теперь – не знаю, – тихо призналась она.

 - Теперь? – так же тихо переспросил он.

 - Я нарушила множество запретов, которые налагаются на Неприкасаемую.

 - Вышла замуж за чужеземца?

 - Не только, – Немферис побледнела, с замирающим сердцем ожидая следующего вопроса.

 Но Ларенар неожиданно сжалился.

 - Это так мучает тебя, так тебе неприятно? –  осторожно спросил он, и без того зная, в чем она боялась признаться.

 - Мне шестнадцать лет внушали, что мужчины вообще – это низшие существа, особенно, для такой, как … я.

 - И теперь ты стала думать … по-другому?

 Не в силах ответить, царевна кивнула.

 - Госпожа, - Ларенар вновь перешел на «вы». Взгляд его стал темным и холодным. – Вы назвали меня арахнидом. Чей я сын? Ведь моя мать – женщина, не марлог.

 - Марлоги – только мужчины. Девочки, зачатые от Арахна, имеют человеческий облик и особые способности. И только они становятся жрицами.

 - Как Хефнет?

 - Да, - подумав, не сразу ответила царевна. – У нее очень непростая история и сложная судьба.

 - Если это не семейная тайна, с удовольствием послушаю.

 Немферис улыбнулась, покачав головой, и вспомнила то, что рассказала мать в их предпоследнюю встречу.

 - … Дед Хефнет, Великий князь Энгаба, мудрейший и воинственный Вак, с очередного похода привез пленницу, захваченную в битве с марлогами под Гефреком. Она потрясла необычной красотой не только его подданных, но и самого владыку, который не спешил сделать из неё рабыню, как принято было когда-то у халтов.

 Все чаще посещал он скромный шатер, где обитала прекрасная чужеземка, пока не понял, что она пленила его суровое сердце. Но красавица была немой и безучастной как к нему, так и к заботам, которыми окружал ее влюбленный Вак. Тем не менее, страсть его разгоралась, не встречая ни отзыва, ни сопротивления в холодном сердце арахниды, что изо дня в день безмолвно призывала бога. Но Арахн не слышал, и жрице оставалось лишь покориться плачевной своей участи. Отвергнутая, она уступила князю, который назвал ее женой, но не решился привести в святилище своего народа.

   Новая госпожа Энгаба, продолжала хранить молчание, безразличная ко всему: к новому положению, к мужу и его любви, к людям, что окружали и служили ей. Как не пытался князь вернуть ее к жизни, юная супруга медленно угасала.

 Но в назначенный срок княгиня родила девочку, и умерла, даже не взглянув на малышку.

 Вак был безутешен, и, оставив малютку-дочь на попечение родни, снова ушел в поход на марлогов.

 Княжна подрастала, и вернувшийся с долгого похода отец застал ее уже чудесной пятилетней девочкой. И дочка стала его любимицей, счастьем жизни, наполнив суровую, безрадостную жизнь Вака новым смыслом.

 Когда же девочке исполнилось восемь лет, в земли Энгаба явились послы из Улхура. Встревоженный ночным видением, великий князь не посмел отказать им, приняв с почестями и без вражды. Во сне ему явилась умершая жена и умоляла выполнить просьбу жриц-арахнид. Вак пришел в замешательство, ведь не мог же он нарушить обещание, данное возлюбленной, впервые говорившей с ним!

 Но маленькая дочь его неожиданно проявила твердость, смело выступив к послам и сама  приняла оказанную ей честь.

 Сраженный отец не стал перечить, хотя душа его и омрачилась неизмеримой печалью. Но любимая малютка обещала вернуться…

 И сдержала клятву, уже шестнадцатилетней, и спустившейся в колодец.

 То была мать Хефнет и Хапдис. И каждую из них я теперь считаю матерью.

 - Хапдис – твоя настоящая мать? – переспросил Ларенар.

 - Да. Хефнет только воспитала меня, как родную дочь. А та, другая, родила меня от мхара, скитаясь в изгнании после позора, принятого от …  арахнида-жреца. Я не могу сказать тебе – кто он, – тихо добавила она.

 - Ты знаешь его имя? Он жив? – с горячностью воскликнул наррмориец. - Человек, оскорбивший мою мать, стал бы мне заклятым врагом!

 - Ты так предан матери, даже не зная имени ее? – усмехнулась Немферис.

 Он пожал плечами.

 - Я считаю матерью женщину из детства. Она была очень добра ко мне, - тряхнув головой и избавляясь от воспоминаний, сказал он. - Но вы не назвали имени человека, обидевшего энгабскую княжну. И зная вашу нетерпимость…

 Царевна нахмурилась.

 - Не в моей власти лишить жизни это чудовище. Так уж случилось, что настали времена, когда всемогущие дочери Арахна вынуждены отдавать свои судьбы в чужие руки. Это существо может убить только меч первого сына-воина. Хефнет велела передать его Гродвигу.

 - Гродвигу? А почему ему?

 - Да потому, что теперь этот самый Гродвиг направляется в Дэнгор, чтобы убить Кхорха!

 Какое-то время наррмориец молча смотрел на Немферис, осмысливая услышанное.

 - Кхорх? – воскликнул он. – И ты служишь ему!

 - Кхорх, – как эхо повторила она. - Может быть не случайно, царь царей пожелал назвать меня наследницей, но это не умоляет его вины. Он поплатится за обиду энгабской княжны! Пусть месть моя направит руку воина Антигов в час смерти подлеца Кхорха!

 - Хефнет могла предвидеть?

 - Будущее видят только потомки мхаров.

 - Значит, и ты?

 Она опустила ресницы и пожала плечами.

 - Я не знаю всего. Только время от времени ко мне приходят видения, – царевна сделала предупреждающий жест. – Не проси меня открыть будущее. Оно изменчиво. Существует множество дорог, которыми мы идем, всегда выбирая меж двух стезей – добра и зла.

 - Но Великая жрица была уверена в Гродвиге? – не унимался Ларенар, которому было не приятно то, что хозяйка Улхура выбрала не его.

 - У нее не оставалось выбора, как и у меня, когда я отдала тебе амулет в подземельях Улхура.

 - Мне остается только благодарить вас за такое доверие, госпожа.

 Она слабо улыбнулась. А он, какое-то время, задумчиво смотрел на царевну, потом спросил:

 - Как я могу быть марлогом? Ведь я – марлог? Я видел этих существ.

 - Не знаю. Возможно, будучи уже беременной от степняка, Валаис сошла в колодец.

 - Валаис?! – воскликнул послушник. – Валаис?! Значит, моя мать – эта…

 Немферис прикусила язык, поняв, что неосторожно выдала тайну, в которую наррморийца  посвящать не стоило.

 - Так или иначе – ты такой, как есть. В тебе странным образом сошлись лучшие человеческие качества и звериная сущность арахнидов, вернее – марлогов.

 - Чем они отличаются?

 - Арахниды произошли от людей, – терпеливо пояснила Немферис. - Улхурки, обязанные иметь детей только от пребывающего в Колодце, имели связи с чужеземцами. От них рождались нечистокровные дети. Это разгневало Отца, теперь не желающего подниматься к нам. О чем ты думаешь? – спросила она, заметив отрешенный взгляд Ларенара.

 Он провел рукой по волосам, мысленно возвращаясь к собеседнице и сосредотачиваясь на ее словах.

 - Магистр был прав, – проговорил он, подводя итог своим раздумьям.

 - В чем? – не поняла царевна.

 - Я помню, как первый раз увидел ее.

 - Кого? – насторожилась она. – Валаис?

 - Да. Она появилась в Каруте без разрешения Магнуса, но была им принята. Аудиенция прошла при закрытых дверях, и мы узнали о ней от прислужника отца. Но и он тоже ничего не мог рассказать, поскольку, даже не видел лица таинственной дамы в черном. После ее визита магистр вызвал послушников, среди которых оказался и я, и сообщил, что улхурский Совет служительниц вынес решение воздвигнуть еще один  алтарь в Наррморе. И сама Валаис почтила нашу скромную обитель своим «божественным явлением». Отец не возражал ей, чем, конечно, вызвал негодование и братьев-послушников и монахов. Только кому было нужно наше негодование?

 Через пару дней все до последнего служки собраны были у стен единственного «чистого» храма в Антавии. Многие из нас не хотели входить внутрь его – мы знали, что кровавый алтарь уже установлен. Магистр отыскал меня в толпе и приказал сопровождать его. Не попросил, как обычно, а именно – приказал. Честно признаться, я был против осквернения нашей земли, но интерес к жрице перевесил –  многое довелось уже услышать об этой особе! Нашлось еще несколько любопытных. И, сопровождаемые недовольными взглядами братьев, мы вошли в храм.

 Она была там.

 В сверкающем от драгоценностей платье, с бриллиантовой диадемой в темных кудрях, Валаис производила ошеломляющее впечатление. Все мы оказались мгновенно околдованы необычной красотой улхурской жрицы.

 - И ты? – не удержалась Немферис, чувствуя, что как никогда ненавидит сейчас Валаис.

 - И я, - грустно улыбнулся Ларенар. – Тем более что эта поистине божественная женщина выделила меня среди других послушников.

 - А ты знаешь, что эта божественная женщина  принесла тебя в дар, желая получить сан черной жрицы, для того, чтобы самой пронзать сердца жертв?

 - Меня? Но я жив!

 - Этим ты обязан моей матери, которая…

 - Знаю, Немферис. Я вспомнил ее в Улхуре. Может – это и было целью Магнуса?  

 - Он хорошо осведомлен, этот Магнус, - заметила царевна и спросила: - Как близок магистр был с верховной жрицей?

 - Их связывали не только дела государственные. Еще будучи молодой, Хефнет часто приезжала в Дэнгоре, всегда останавливаясь в замке отца. О ее визитах никто не знал, даже я, живший в Гонорисе. Магнус не так давно рассказал об этом.

 Немферис взглянула на послушника со странным выражением в глазах, прошептав:

 - Так вот кто он.

 - Кто?

 Она заколебалась.

 - Великая жрица Улхура много лет скрывала ото всех любовь к мужчине, но мне призналась … перед разлукой.

 - Вот это новость! А нет ли у твоей приемной матери еще детей?

 - Нет, - рассмеялась царевна. - Насколько мне известно. Живых нет. И Хефнет никогда не принесла бы в жертву своего ребенка.

 Глядя в его омрачившееся лицо, она поспешила направить его мысли на что-нибудь другое.

 - Я слышала, что жизнь в Каруте очень сурова.

 - Возможно, - отозвался Ларенар, посмотрев в ту сторону, где непроходимые леса и густые туманы скрывали милый сердцу остров.  – Попав в обитель, мне пришлось постараться, чтобы догнать сверстников в физическом развитии. – Он помолчал, потом заговорил, с тихой тоской об утраченном:

 - Я хорошо помню тот день, когда Магнус привел меня в Гонорис. Больной, измотанный переходом через Хэм-Аиб, я вдруг очутился в замке – холодном и мрачном, но таком любопытном для мальчишки. Там все казалось необыкновенным. Запахи, тишина, предметы. Как много времени проводил я в просторных залах, где стены были увешены разнообразным оружием! Как много грез рождали в душе картины со сценами битв! Как будоражили воображения таинственные атрибуты Маакора!

 Хозяин Гонориса, внимательно наблюдавший за каждым моим движением, первые время занимался только тем, что кормил меня и читал книги. Кроме того - предоставил полную свободу. И я пользовался ею в полной мере, особенно пристрастившись к прогулкам верхом.

 Потом, когда я уже достаточно окреп, магистр приставил ко мне учителей, и те рьяно взялись за мое воспитание. Ну, что сказать – у Магнуса не было поводов краснеть за приемного сына. Науки давались мне легко, и я с большой охотой изучал историю, языки, астрономию и медицину. А мастер по боевым искусствам возлагал на меня большие надежды.

   И только полгода спустя я был представлен братьям-послушникам, как сын Магнуса. Но это обстоятельство, как ни странно, принесло немало неприятностей. Дети – жестокий народ. А настоятель Карута являлся идолом юных послушников. Мне откровенно завидовали, даже ненавидели, хотя, старшие братья изо всех сил старались изжить из детских душ пагубные чувства. Но оставаясь без надзора в общих комнатах, мы оказывались предоставленными сами себе. Вот тут то и начинались настоящие бои! С жестокостью молодого зверья, мы применяли на практике все, чему обучали нас днем. Иногда ночные битвы заканчивались трагически. Тогда наказывали всех. На главной площади перед Гонорисом собирался совет. На старших налагалось покаяние – сорок дней в подземельях на воде и хлебе с обязательным самобичеванием и молитвами. Нас пороли плетками до крови. Но это мало помогало…

 В тринадцать состоялся мой первый военный поход. Тогда я увидел степи и они перевернули душу! Я понял, что такое воля. Но там мне пришлось столкнуться и с неприкрытым ужасом войны…

 Пройдя боевое крещение, вернувшись в Карут с легким ранением, я был тепло встречен Магнусом, по которому безумно скучал в степях, снова и снова перечитывая его книги в перерывах между битвами.

 «Ты готов к настоящему делу», - сказал он тогда.

 И, поселив в Гонорисе сам занялся моим просвещением. Он стал брать меня с собой в долгие путешествия, чаще всего по загадочному Маакору и Мраморным горам. Однажды мы подошли к Гефреку, и, пройдя тайной тропой, оказались в пределах Улхура. То были лучшие времена…

 Он замолчал и стал ворошить прогоревшие ветки.

 - В твоей жизни, - волнуясь, заговорила царевна, -  существовали только оружие и книги, тебя окружали только послушники. Но ведь ты жил не только в Каруте, бывал и в Дэнгоре, и в стране болот, и в Энгабе, – она помолчала, подбирая слова. – Неужели никогда судьба не сталкивала тебя с женщинами? – и, совсем смутившись, добавила, - Валаис – не в счет.

 Он внимательно посмотрел на Немферис и улыбнулся.

 - Ну почему же не встречались? Я видел женщин в Наррморе, которые искали спасения от произвола или от самой жизни – сломленных и испуганных; и на пирах в королевском дворце – таких изысканно-прекрасных; и в диких степях – свободных и смелых. Только, что мне до женщин? Я – послушник, почти монах.

 - Магнус  - настоятель обители. Но он сумел ввергнуть великую жрицу в пучину страстей.        

 - Я не отрицаю, что их с Хефнет связывали какие-то чувства. Но его пример – исключение.

 - Ты очень красив, мне кажется, - вспыхнув, сказала Немферис. – И зная женскую слабость…

 - Устав обители очень суров.

 - И что будет с послушником, если он вдруг…

 - Послушника просто накажут, выпоров на площади. Монаха Наррмора за связь с женщиной отлучат от храма и потребуют покинуть остров. Имя его покрывается позором. Навсегда.

 - Но Магнус?..

 - Никто не знал о Хефнет, – прервал он. – Я впервые услышал это от вас, госпожа. И предпочту не принимать за правду одни догадки. Что касается меня, - проговорил он уже не столь горячо, - никто не узнает о моей любви…

 Царевна стремительно поднялась, нервным движением набрасывая капюшон на голову.

 - Уже поздно, – неестественно громко сказала она. – Пора отдохнуть. Продолжим разговор завтра.

 - Как будет угодно, царевна, - отозвался Ларенар, отрешенно глядя на слабеющие языки пламени. – Как будет вам угодно…