1. Герман Геринг — поборник «прусской морали»

Зимой 1933—34 гг. в Потсдаме, близ Берлина, шло полным ходом строительство подземного командного пункта люфтваффе. Геринг был доволен быстротой и качеством работ, в результате которых под холмом Эренфортен создавалась разветвленная система штабных помещений и переходов; но с еще большим увлечением он занимался в ту зиму делами прусских государственных театров. Это была часть его «феодального владения», полученного из рук фюрера, которую он ревниво оберегал от поползновений со стороны министра пропаганды Геббельса, подчинившего себе всю культурную жизнь страны. Могущество Геббельса настолько расширилось, что без его ведома никто из людей искусства не смел сказать и слова, но перед Герингом ему пришлось отступить: «толстый Герман» не только сохранил под своей властью лучшие театры Германии, но и распорядился присвоить (не спрашивая Геббельса!) Эмми Зоннеманн звание «государственной актрисы» за исполнение роли Гретхен в спектакле «Фауст». Более того, Геринг запретил ставить в «своих» театрах пьесы драматурга Йоста, известного как «человек Геббельса», и возвысил актера Г. Грюндгенса, про которого говорили, что он «симпатизирует коммунистам». Герингу очень нравилось исполнение Грюндгенсом роли Мефистофеля, и он назначил его художественным руководителем театра на Жандарменмаркт, предоставив полную свободу действий. Сторонники Геббельса попытались опорочить нового руководителя, обвинив его в «покровительстве евреям» (потому что многие актеры его театра были женаты на еврейках); когда эти пересуды дошли до Геринга, он сказал знаменитую фразу, ставшую в Германии пословицей: «Здесь я решаю, кто еврей, а кто — нет!»

Надо сказать, что нацисты придавали большое значение театральному искусству. Национал-социализм стал официальным мировоззрением, находившим выражение в форме многочисленных фестивалей, торжественных шествий, многолюдных юбилейных праздников, оформлявшихся все более пышно. Народ «Великой Германии» получил возможность зарабатывать на хлеб, но нацистские руководители не забывали и о том, что массам требуются зрелища, прославляющие режим и отвлекающие от посторонних мыслей.

Постепенно между тремя главными нацистскими вождями образовалось своеобразное «разделение труда» в области искусства: Гитлер любил музыкальную драму и оперетты, особенно ему нравилась музыка Вагнера, повергавшая его в состояние мрачной эйфории. Геринг, будучи (как истый пруссак) сентиментальным по натуре, предпочитал классическую драму; некоторые спектакли трогали его до слез. Геббельс выше всего ценил искусство кино, в первую очередь за его богатые пропагандистские возможности. Германское кино стало «вотчиной» Геббельса, в которой он распоряжался как хотел, «казня и милуя» актеров, актрис и режиссеров по своему усмотрению.

Как бы то ни было, но за всеми этими увлекательными хлопотами, связанными с театром, Геринг не забывал и об авиации. Здесь у него был надежный помощник — Эрхард Мильх, которому (по распоряжению Гинденбурга) присвоили звание генерал-майора. Мильх умело руководил крупной строительной программой по созданию инфраструктуры люфтваффе: аэродромов, заводов, ремонтных мастерских и военных баз. Такое огромное строительство (сравнявшееся по бюджету с программой создания национальной сети первоклассных автодорог, тоже осуществлявшейся в те годы) было невозможно скрыть от посторонних глаз (хотя оно и маскировалось под гражданские проекты, например, для компании «Люфтганза»), но правительства Англии и Франции предпочитали делать вид, что не замечают ничего особенного.

В январе 1934 г. был подписан договор о ненападении сроком на 10 лет между Германией и Польшей. Германия получила безопасную границу на Востоке, а Геринг извлек из ситуации личную выгоду: он стал частым гостем маршала Пилсудского, приглашавшего его поохотиться в польских заповедниках. К тому времени Геринг уже имел звание «рейхсегермейстера» («государственного уполномоченного по делам охоты») и возглавлял созданное в 1934 г. министерство по делам охоты, так что у него было достаточно полномочий, чтобы выходить против любого крупного зверя (поляки уверяли его, что в их лесах еще сохранились медведи).

Министерство авиации стало весьма желанным местом для честолюбивых офицеров армии и резерва, которых привлекала как сама летная профессия, так и возможность быстрого продвижения по службе. Впрочем, те, кто хотел получить повышение, должны были успешно пройти обязательную летную подготовку.

По настоянию начальника штаба люфтваффе генерала Вефера были созданы специальные подразделения воздушной разведки, получившие тактическую самостоятельность (т. е. не входившие в состав бомбардировочных и истребительных соединений).

В марте 1934 г. Герингу пришлось расстаться с постом министра внутренних дел Пруссии. Весь штат его министерства был включен в состав министерства внутренних дел рейха, во главе которого стоял Гиммлер, получивший в подчинение также и прусское гестапо, основанное Герингом, а заодно и все прусские концентрационные лагеря. Герингу пришлось довольствоваться тем, что в его ведении осталось министерство авиации, которое непрерывно расширялось. Он ввел для личного состава светло-голубую форму с эполетами (для пилотов — эполеты на обоих плечах, для наземного персонала — на одном) и прибыл на церемонию передачи министерства внутренних дел Гиммлеру в новом голубом мундире с эполетами и при шпаге. Некоторое время в его ведении еще оставалась обычная полиция, но затем она была расформирована: лучшие кадры вошли в части «личной охраны», а остальной состав пополнил ряды армии и люфтваффе.

Тем временем были расформированы и другие прусские министерства, полномочия которых перешли к соответствующим общегерманским учреждениям. Осталось нетронутым только министерство финансов Пруссии, которое Гитлер счел за лучшее не перестраивать, чтобы не нарушить его хорошо отлаженную и ответственную работу. Это оказалось на руку Герингу, для которого прусская казна так и осталась источником для оплаты всех личных расходов. Прусское правительство приобрело до смешного куцый вид: оно состояло теперь только из министра-президента и министра финансов, но Геринга это не смущало; он сказал: «Это не важно, что Пруссия как государство исчезла с карты Европы, зато осталась «прусская идея» и «прусская мораль», ставшие идеологией всего рейха. Государства приходят и уходят, а народ остается!» Наверное, под народом он подразумевал себя, а под «прусской моралью» — возможность беспрепятственно залезать своей рукой в государственную казну и черпать из нее столько, сколько захочется.

В руках Геринга осталось еще одно ценное учреждение: его «Центр специальных исследований», который он не захотел передать Гиммлеру. Каждое утро ему давали для прочтения обзор материала, поступившего за сутки, а самые важные записи доставляли немедленно со спецпочтой. «Исследователи» прослушивали телефоны послов иностранных государств, министров, командиров СА и лиц, подозревавшихся в оппозиционных настроениях по отношению к правительству и партии; например, прослушивался телефон генерала Шлейхера (но и телефон Эмми Зоннеман, говорят, тоже был под контролем). В отделе использовалась самая современная техника, и жертвы слежки не подозревали о том, что находятся «под колпаком». В этом море информации Геринг чувствовал себя как сказочный Гарун-аль-Рашид, знавший до мелочей все, что происходило в его обширной империи; разумеется, наиболее важные сведения передавались Гитлеру. Это было сильное оружие, делавшее Геринга опасным для его противников даже после того, как он утратил контроль над гестапо, и он, не задумываясь, пускал его в ход, в полном согласии с правилами «прусской морали», которыми он руководствовался.

 

2. Постановки на фоне мавзолея

Гинденбург был еще жив, но в апреле 1934 г. у него начались осложнения со здоровьем, связанные с возрастом, и все, кто так или иначе зависел от его пребывания на посту президента, начали гадать о будущем и строить расчеты. Сразу же выросло значение армии, от поддержки которой зависела прочность положения главы государства; но кроме армии в стране существовала и другая военная сила — отряды СА, во главе которых стоял Эрнст Рем, министр рейха и начальник штаба СА. Рем задумал подчинить себе армию, объединив ее с СА и создав новые вооруженные силы по типу милиции.

Гитлер, желая стать главой государства после Гинденбурга, должен был, конечно, заранее обеспечить себе поддержку армии. Военный министр генерал-полковник фон Бломберг и его начальник канцелярии генерал Рейхенау были готовы признать Гитлера главой государства, потребовав за это, чтобы вермахт оставался единственной вооруженной силой в стране. Так было положено начало конфликту между Гитлером и Ремом, который считался его близким другом.

Между тем отряды штурмовиков, которыми руководил Рем, представляли собой внушительную силу; это были полувоенные соединения, возглавляемые местными командирами, преданными Рему и ожидавшими его приказа, чтобы совершить «вторую, социалистическую революцию». Третьей силой в стране были «правые»: монархисты, желавшие восстановления власти кайзера, промышленники и финансисты, не хотевшие и слышать о «социализме», и просто зажиточные добропорядочные граждане, которым надоели социальные потрясения. Монархисты не возражали против пребывания Гитлера на посту канцлера, но не хотели, чтобы он стал главой государства, зная, что тогда он превратится в диктатора и их надеждам на возвращение кайзера придет конец.

Чтобы утихомирить страсти, фон Папен, вице-канцлер в правительстве Гитлера, попросил Гинденбурга составить свое политическое завещание. Этот документ был готов к 11 мая 1934 г.; Гинденбург составил его по черновику, написанному фон Папеном. Завещание состояло из двух частей: первая представляла собой обращение к германскому народу, а вторая — письмо канцлеру Гитлеру. Обращение к нации заканчивалось словами: «Мой канцлер Адольф Гитлер и его движение предприняли решающие меры исторического значения, обеспечив достижение внутреннего единства германской нации, вопреки всем различиям политического и классового характера. Я надеюсь, что процесс, обеспечивший создание правительства 30 января 1933 г., приведет к полному достижению целей развития и совершенствования германской нации».

Письмо к Гитлеру никогда не было опубликовано. После Второй мировой войны появились сведения о том, что там содержалось пожелание о восстановлении монархической формы правления, но подтвердить это не удалось, потому что подлинный документ так и не был найден.

После составления завещания Гинденбург уехал в начале июня на летний отдых в свое имение в Восточной Пруссии.

В это время было закончено строительство летнего дома и мавзолея в имении Геринга в Шорфгейде. Поместье располагалось у двух озер, на краю обширного лесного массива, известного со времен глубокой старины. Здесь еще сохранились огромные древние дубы, составлявшие когда-то славу и богатство этих мест. Теперь тут располагался заповедник, на территории которого и было устроено поместье «главного охотника». Это было прекрасное место, где можно было вести уединенную жизнь среди природы, а отличные постройки обеспечивали комфорт и позволяли принимать самых высоких и взыскательных гостей. Гитлер устроил себе такое же гнездышко на юге Германии, в Оберзальцберге, неподалеку от Берхтесгадена.

Дом, выстроенный в Каринхалле (в заповеднике Шорфгейде), был обставлен так, чтобы напоминать Герингу замок Рокелстад, где он впервые встретился с Карин в 1920 г. В просторной гостиной на полу были постелены медвежьи шкуры, на стенах висели охотничьи трофеи, недалеко от входа был устроен большой камин. У окна стояло массивное кресло-трон с фамильным гербом Геринга: рука в стальной рыцарской перчатке, сжатая в кулак, в обрамлении венка из дубовых листьев. На огромном дубовом столе стояли два высоких подсвечника; большая изразцовая печь и дубовая скамья завершали убранство.

К гостиной примыкал кабинет, украшенный картинами Рубенса и портретом Карин на фоне Баварских Альп. Дом стоял в самом центре обширного имения; так как хозяину часто приходили в голову новые идеи, то здесь все время что-нибудь строилось, и такое строительство продолжалось даже во время войны.

Поместье находилось к северу от Берлина, в районе городка Гросс-Шенебек. Нужно было проехать около 70 км по шоссе на Пренцлау, а затем, миновав контрольно-пропускной пункт, еще около 12 км по отличной новой боковой дороге.

Геринг пригласил на праздник по случаю новоселья (состоявшегося 10 июня 1934 г.) 40 человек гостей, среди которых был и посол Англии в Германии сэр Эрик Фиппс. Хозяин встретил гостей на окраине заповедника и проехал с ними по лесу, показав растения и животных, среди которых имелся настоящий бизон; Геринг объяснил, что его хотели скрестить с коровой, чтобы получить потомство, но эта попытка, к сожалению, не удалась.

Затем гоночный автомобиль Геринга обогнал кавалькаду машин гостей, и он встретил их на пороге дома, одетый в другой костюм: белую фланелевую рубаху и в кожаную зеленую куртку без рукавов, белые брюки с поясом, на котором висел охотничий кинжал, и белые туфли. Он представил гостям Эмми Зоннеманн, назвав ее своей секретаршей, а потом все осмотрели дом и мавзолей.

Мавзолей был устроен в старом военном укреплении из камня и бетона, стены которого имели толщину около двух метров. Сэр Фиппс написал в отчете своему министру (после сообщения о печальной участи бизона), что никогда не видел до этого такой оригинальной и красиво оформленной постройки.

…Свинцовый гроб с телом Карин привезли из Швеции по железной дороге. На станциях по пути следования были вывешены флаги с траурными лентами и стояли женщины и дети, встречавшие и провожавшие поезд. На церемонии похорон присутствовали Гитлер, члены семьи фон Фок и графов Розен и сын Карин, Томас Кантцов. 19 июня 1934 г. останки Карин были похоронены в земле Германии.

За два дня до этого вице-канцлер фон Папен выступил с речью в университете города Марбург, в которой осудил попытки НСДАП подавить другие националистические партии, указал на ошибочность политики притеснений католической церкви и на опасность превращения Германии в гетто, изолированное от других стран Европы. Он упомянул также о преследованиях интеллигенции, о попытках заткнуть рот газетам, о терроре. Он назвал абсурдными призывы к «непрерывной революции снизу», ведущие к насилию и несправедливости, и выразил надежду, что германский народ сумеет распознать опасность такой политики. «Нельзя заставлять весь народ жить по законам воинской дисциплины, как в казарме, это противоречит человеческой натуре, и это я говорю вам с полной уверенностью, как старый солдат!» — заключил Папен свою речь.

Нацисты поспешили принять меры. Доктор Юнг, составитель речи, был арестован, а на Папена пожаловались президенту, который тут же подписал указ о его смещении, сказав: «Раз ему не нравится дисциплина, пусть он почувствует на себе, что это такое!»

Смелая речь фон Папена, выступившего от лица правой оппозиции, произвела большое впечатление в Германии. Геринг узнал об этом из донесений своего «Центра исследований» и предупредил членов Прусского государственного совета: «Не стоит верить этим слухам о «второй революции»! Первую революцию осуществил фюрер, он же проведет и вторую, если сочтет нужным. Если же нет — мы должны быть готовы выступить против любого, кто попытается противостоять его воле!»