Удачная афера с Австрией только разожгла аппетиты Гитлера. Страна, как зрелый плод, свалилась ему в руки, не заставив даже испытать как следует силы вермахта и проявить себя на посту верховного главнокомандующего. Теперь должна была последовать военная акция против Чехословакии, где фюрер намеревался «развернуться в полную силу».

Посоветовавшись со своим новым фельдмаршалом, Гитлер пришел к выводу, что Британия не решится ввязываться в войну на континенте, потому что не закончила еще перевооружение своей армии: об этом можно было судить хотя бы по состоянию английской авиации. Что же касалось Советского Союза, то там только что закончилась «чистка» рядов офицерского корпуса, проведенная Сталиным, чтобы убрать с дороги своих политических противников; это мероприятие так ослабило Красную армию, что на какое-то время ее можно было не принимать в расчет.

Итак, обстановка благоприятствовала агрессору, но многоопытное руководство германской армии и флота опасалось, что оккупация Австрии послужит толчком к началу объединения союзников по Первой мировой войне: Великобритании, Франции и России.

Новая «акция» началась с создания напряженности на границе и выдвижения требований «о защите прав судетских немцев», которых насчитывалось в Чехословакии более 3 млн человек. Одновременно развернулась кампания по запугиванию западных держав военной мощью Германии, в первую очередь — силой ее авиации. Представителям Франции и Англии позволили («неофициально, в знак доверия и дружбы») ознакомиться с военными заводами и базами, создав у них преувеличенное представление о силе германской армии. Известный летчик Чарльз Линдберг сообщал, что в Германии выпускают ежемесячно по 500–800 военных самолетов (правильная цифра была — 300), и ему верили. В отчете, составленном для американского посла в Лондоне, Джозефа Кеннеди, Линдберг писал: «Я уверен, что германские авиазаводы могут выпускать по 20 000 самолетов в год, и Германия, при желании, может сравнять с землей Лондон, Париж и Прагу. У Англии и Франции нет достаточного количества самолетов для отпора».

Но военная мощь Германии (во многом преувеличенная) была только видимой причиной того, что западные державы не испытывали горячего желания защитить суверенитет Чехословакии; главное же заключалось в их желании направить агрессию Гитлера на восток, против России, чтобы, оставшись в стороне, наблюдать за тем, как два «тоталитарных монстра» станут пожирать друг друга. Эта мысль (имевшая в те времена широкое хождение на Западе) отчетливо выражена в письме Линдберга: «Я убежден в том, что было бы умнее позволить Германии расширяться на восток, а не втягивать Англию и Францию в войну, к которой они не готовы. Лучше сохранить в целости известнейшие города Европы…»

Если бы западные державы захотели, они защитили бы Чехословакию. Когда Гитлер впервые выдвинул свои войска к границам, Франция и Советский Союз предупредили Германию, что исполнят свои обязательства о помощи Чехословакии, и немецкие армии отступили. Но Гитлер знал настроения в западных столицах и упорно продолжал давление на Чехословакию и торг с западными державами. В конце концов 29 сентября 1938 г. в Мюнхене собралось совещание представителей четырех государств (Англии, Франции, Италии и Германии), которое и решило все дело. Ни Советский Союз, ни даже Чехословакию не посчитали нужным пригласить на переговоры. Западные лидеры, немного поторговавшись с Гитлером, согласились на все его условия. Геринг потом рассказывал:

«Я был удивлен, увидев, с какой легкостью Гитлер добился всего, чего хотел. Ведь они знали, что в Судетской области находятся военные заводы «Шкода», после захвата которых Чехословакия окажется в нашей власти. Когда он предложил сдать нам часть вооружений, находившихся за пределами Судетов, я думал, что последует взрыв возмущения, но никто даже и не пикнул! Мы получили все, чего желали, и без всяких споров. Никто не настаивал даже на формальной консультации с чехами!»

За этим последовало триумфальное вступление германских войск в Судетскую область, прошедшее без единого выстрела.

Чемберлен и Даладье были довольны тем, что удалось сохранить мир. В столицах западных стран и в Берлине произошел взрыв лихорадочного веселья: все радовались тому, что угроза войны, уже стоявшей на пороге, рассеялась. Эмми Геринг вспоминала: «Когда сообщили о мире, мы находились в ресторане гостиницы «Четыре времени года». Журналисты бросились к телефонам, все стали поздравлять друг друга, крича: «Мир, мир!» Хозяин отеля пошел вдоль столиков, поздравляя всех и наливая шампанское. Я сказала ему: «Поздравьте французского посла, вот он, сидит за нашим столом!»

Премьер-министр Британии Чемберлен, выйдя из самолета в Лондонском аэропорту, заявил собравшимся журналистам: «Я привез вам мир, мир на много лет!» и взмахнул над головой листками с текстом договора. Один из журналистов сказал другому: «Войны не будет! Не правда ли, какое облегчение?» Тот ответил: «О да! Так легко, как будто долго терпел, когда схватило живот, а потом не удержался и облегчил кишки. Радости полны штаны!» Примерно ту же мысль выразил Черчилль, сказавший: «Это только начало расплаты, первый глоток из горькой чаши позора, из которой нам еще придется испить, если мы не очнемся и не начнем бороться за свою свободу!»

Тем не менее все были довольны: и народы европейских стран (чехов и словаков списали со счета), и их правители. Гитлер, потирая руки, все же хмурился: ему так и не удалось испытать вермахт в боевых условиях.

Позже, в 1946 г., в Нюрнберге, Геринг сказал своему адвокату Вернеру Броссу, вспоминая драматические события осени 1938 г.: «Если бы после мюнхенского совещания фюрер погиб в автомобильной катастрофе, это стало бы наилучшим эпилогом, прекрасным завершением исторического периода для всех нас, да и для него тоже! Он бы вошел в историю как один из величайших людей Германии всех времен!» — «А Герман Геринг стал бы его счастливым преемником и не сидел бы теперь на скамье подсудимых Международного трибунала!» — завершил про себя его высказывание адвокат. Хорошая мысль, высказанная, к сожалению, слишком поздно.