Герман Геринг

Готтендорф Е.

Глава 27

«Поднявшие меч — да погибнут от меча!»

 

 

1. Мечты, которые не сбылись

После победы над Францией Гитлер назначил Альберта Шпеера генеральным инспектором по строительству столицы рейха. Началось возведение многих новых зданий и проектирование новых районов, и в том числе — «Военного квартала», который должен был протянуться от Потсдамерштрассе до Бендлерштрассе. Одно из лучших мест отводилось под новое здание верховного командования армии, и Геринг, ознакомившись с этими проектами, разумеется, не пожелал оставаться в стороне. Старое здание министерства авиации ему уже надоело, и он поручил Шпееру составить проект новой резиденции. Шпеер спроектировал грандиозное сооружение, названное им «Дом рейхсмаршала», расположив его напротив будущего Военного квартала, на краю парка Тиргартен; здесь, под одной крышей, должны были поместиться все многочисленные учреждения, руководимые Герингом. Проект был готов как раз к окончанию войны на Балканах; Геринг ознакомился с ним 5 мая 1941 г. и остался доволен. Альберт Шпеер писал об этом так:

«Здание, спроектированное для Геринга, отличалось тем, что в нем было много просторных залов, галерей и холлов, так что все эти помещения занимали больше места, чем рабочие комнаты и кабинеты. В центре постройки располагался грандиозный актовый зал высотой в несколько этажей, опоясанный галереями. Все это поражало размерами и показным величием, знаменуя отход от неоклассицизма к новой экстравагантной архитектуре в стиле «нувориш», так нравившейся «новым богачам» Третьего рейха. Достаточно сказать, что фасад здания, протянувшийся вдоль Гроссештрассе, имел в длину 240 м, и к нему прилегало, со стороны Тиргартена, боковое крыло такой же длины, где располагались жилые апартаменты Геринга и залы для торжественных приемов. Спальные помещения я расположил на самом верхнем этаже. Для защиты от бомб предполагалось укрыть крышу слоем земли толщиной в 4 м, в котором могли бы расти даже самые крупные деревья. Таким образом, на крыше, возвышавшейся над уровнем земли на 40 м, разместился бы парк площадью в 12 000 кв. м, плавательные бассейны и теннисный корт; фонтаны, беседки, павильоны мороженого и прохладительных напитков и летний театр на 240 мест, и все это — высоко над крышами Берлина, с прекрасными видами на Тиргартен и на городские кварталы. Геринг был поражен блестящими возможностями, которые открывал ему проект. «Какие великолепные приемы можно будет устраивать на крыше: с бенгальскими огнями и фейерверками; купол можно будет подсветить, а беседки украсить зеленью и цветами!» — в восторге восклицал он. Он отметил и то, что его резиденция объемом в 580 000 куб. м должна была превосходить даже здание новой рейхсканцелярии фюрера (400 000 куб. м). В благодарность за проект Геринг обещал установить в одном из холлов статую творца «этого непревзойденного сооружения» — архитектора Шпеера, которую он собирался заказать скульптору Брокеру.

Увы, реальность войны грубо напомнила о себе, не дав увлечься радужными мечтами о будущем. В апреле английская авиация совершила налет на центр Берлина, во время которого пострадали здания государственной оперы и центральной библиотеки, университет и дворец кронпринца. Адъютант Гитлера фон Бюлов вспоминал: «Здание оперы сгорело почти полностью. Гитлер был рассержен и гневно отчитывал Геринга, упрекая его за то, что новые бомбардировщики «Ю-88» никуда не годятся, и что бомбардировочный флот не справляется со своими задачами. Геринг оправдывался, говоря, что первые экземпляры «Ю-88» действительно имели недостатки, но что теперь они исправлены, и к 1942 г. на этих машинах начнут ставить новые, более мощные двигатели. Наконец, успокоившись, пришли к мнению, что нужно будет возобновить выпуск «Хе-111». «Геринг все-таки знал, как уговорить Гитлера. Фюрер еще немного побушевал, а потом вызвал Шпеера и приказал ему немедленно восстановить Дом оперы».

Шпеер давно изучил вкусы фюрера и составил проект по типу «шедевра», созданного им для Геринга, но его новое творение оказалось столь амбициозным и причудливым, что на его реализацию не нашлось средств, и оно так и осталось на бумаге, как и все остальные грандиозные планы реконструкции Берлина.

 

2. «Я не хотел этой войны…»

10 мая 1941 г. произошло неожиданное событие, заставившее Геринга вспомнить о своих обязанностях командующего люфтваффе: в этот день Рудольф Гесс, заместитель Гитлера по делам НСДАП, по собственной инициативе и никого не ставя в известность, перелетел на самолете «Ме-110» из Германии в Шотландию, имея целью убедить правительство Британии в необходимости заключить мир с Гитлером. Геринг узнал о перелете Гесса, находясь в замке Фель-денштайн, который он перестраивал, чтобы сделать своей штаб-квартирой для руководства делами рейха. Вместе с Удетом он срочно вылетел в Оберзальцберг, где Гитлер, полный ярости от неожиданной и скандальной выходки Гесса, приказал рейхсмаршалу «немедленно вернуть этого сумасшедшего». Геринг позвонил во Францию, Галланду, и передал ему приказ фюрера. Галланд повиновался, хотя и знал, что приказ невыполним и перехватить Гесса нет никакой возможности. Позже он сказал о перелете Гесса: «Это был отчаянный поступок человека, вдруг осознавшего, что поезд движется к пропасти, и попытавшегося рвануть стоп-кран в последний момент».

Гесс был «вторым Я» Гитлера, самым преданным фюреру человеком в рейхе; после него «доверенным лицом фюрера» стал Борман, в котором Геринг сразу увидел своего врага. Борман был известен своей способностью выполнить любое желание фюрера и своей враждебностью ко всем, кто мог стать его соперником в борьбе за влияние на Гитлера. Теперь он получил многозначительный титул «Заместителя фюрера», и Геринг почувствовал, что может вскоре стать для Гитлера совсем чужим человеком.

20 мая германские парашютные и горнострелковые части осуществили операцию по захвату острова Крит, которой Геринг руководил лично. Английские и новозеландские войска оставили остров, но парашютисты понесли такие опустошительные потери, что их дивизия надолго утратила боеспособность и не смогла принять полноценного участия в войне против России.

Готовясь к войне на Востоке, Геринг провел встречу с генералом Каммхубером, командующим подразделениями ночных истребителей, защищавших территорию Германии от воздушных налетов англичан; встреча состоялась в Фельденштайне. Каммхубер потом рассказывал: «Рейхсмаршал выглядел усталым, его лицо было красным, под глазами собрались «мешки». Видно было, что разговор дается ему с трудом. После обеда мы вышли во внутренний двор замка. Геринг расправил плечи и сделал глубокий вдох, как будто ему не хватало воздуха. Потом мы вернулись в дом, и Геринг, став у большой карты Европы, сказал: «Война против Англии отходит на второй план, фюрер считает, что пришло время напасть на Россию. Сколько самолетов вы можете выделить для защиты Восточной Германии от русских?» Я сказал, что ни одного, потому что самолетов не хватает для борьбы с английскими бомбардировщиками, усиливавшими интенсивность своих налетов. Геринг сердито посмотрел на меня и сказал с досадой: «Я не хотел войны с Россией, я был против. Это ошибочное решение — с экономической, политической и военной точек зрения. Я желал бы не иметь с ним ничего общего, я вообще не желал этой войны. По мне лучше было бы жить в мире!» Сказав это, он круто повернулся и вышел из комнаты».

Позже, на процессе в Нюрнберге, Геринг сказал: «С точки зрения политики и стратегии я был против нападения на Россию в то время, но никаких угрызений совести я не испытывал!» 17 июня 1945 г. во время его допроса советскими офицерами Геринг заявил: «Я всегда был против войны с Россией, я считал эту войну нецелесообразной!»

Фюрер считал по-другому. 14 июня 1941 г. в рейхсканцелярии состоялось совещание сорока старших офицеров рейха под председательством Гитлера, на котором все получили ясные и категорические указания о подготовке к войне с Россией, а на следующий день Геринг провел такое же совещание с офицерами люфтваффе в Каринхалле. Мильх отметил в дневнике, что Геринг вел себя неуверенно и что собравшиеся встретили его сообщение угрюмым молчанием. Согласно указанию Гитлера, люфтваффе должны были сосредоточить на востоке силы, «достаточные для обеспечения быстрого развития наземных операций». В то же время не следовало прерывать атаки на Британские острова и на морские коммуникации Англии. Таким образом, люфтваффе должны были вести теперь войну на два фронта: против Англии и против России. Сухопутные войска вели еще и операции в Северной Африке.

Итак, Гитлер был инициатором войны против Советского Союза; Геринг был против, но не мог помешать ее началу, как и в случае нападения на Польшу в 1939 г. По свидетельству Эмми Геринг, ее муж сказал ей 20 июня: «Мы беседовали с фюрером, и я заявил ему, что он должен принять на себя всю ответственность за эту войну. Он ответил: «Да, Геринг, я беру на себя такую ответственность! Это моя собственная, моя личная война!»

Фюрер давно стремился к этой войне — чтобы завоевать желанное «жизненное пространство», разгромить большевизм и наказать «советского диктатора», в котором он нашел достойного соперника. «Сталин умен и коварен, — говорил Гитлер своим подчиненным. — Он требует все больше и больше, это хладнокровный шантажист. Победа Германии невыносима для России, поэтому необходимо поставить ее на колени как можно скорее!»

Сталин не только вернул в состав Советского Союза земли, утраченные Россией в результате Первой мировой войны, но и проводил независимую политику в интересах своей страны, не боясь противоречить новоявленному «союзнику по советско-германскому пакту» (строго соблюдая при этом условия договора). Сталин и Молотов сумели даже взять у Германии кредит в 200 млн германских марок на приобретение оборудования для военных заводов — и это в то время, когда эти деньги были крайне нужны самому Гитлеру для финансирования собственной военной машины! Взять кредит у будущего противника для укрепления собственной обороноспособности — такого в истории не у давалось, кажется, никому! «Если бы перед войной СССР сумел взять кредит у своих предполагаемых союзников по будущей войне — у Англии или США — то и это уже было бы подвигом, — пишет один современный специалист по экономике. — Но взять, накануне войны, кредит у совершенно очевидного противника — это невероятно!» (А. П. Паршев, «Почему Россия — не Америка», М., 2000 г.)

Это приводило Гитлера в неистовство. «Великий хладнокровный нацистский шантажист (по определению У. Ширера) встретил равного себе противника» и решил с ним разделаться, раз и навсегда. План «Барбаросса» (приказ на составление которого был отдан Гитлером еще 22 июля 1940 г., в те дни, когда нацистские руководители уверяли своих советских партнеров в «нерушимой дружбе») был приведен в действие.

Странно, но Сталин, сумевший переиграть фюрера в «большой политической игре», проявил недальновидность в отношении сроков нападения Германии на СССР и не принял необходимых тактических предупредительных мер (хотя стратегическая подготовка к войне велась уже давно). «Конечно, русскому тирану не было известно, какие тайные замыслы зрели в голове у Гитлера, но поведение фюрера в недалеком прошлом, его амбиции и ошеломляюще быстрые завоевания, — пишет У. Ширер, — должны были именно теперь стать серьезным предостережением о страшной угрозе, нависшей над Советским Союзом.

Однако, сколь это ни непостижимо, они не стали таким предостережением».

Так началась эта война.

 

3. «Барбаросса» — клич зловещей орды

насильников и грабителей

Ранним утром 22 июня 1941 г. бомбардировщики люфтваффе атаковали советские аэродромы и уничтожили на земле много военных самолетов, еще до того, как германские сухопутные войска перешли границу. Вот как описывал это Пауль Дейхман, один из старших офицеров люфтваффе:

«Мы хотели для начала хотя бы разрушить взлетно-посадочные полосы, чтобы не дать возможности взлететь их истребителям. Успех был полный! Когда к их аэродромам приблизилась основная масса наших бомбардировщиков, в небе не было ни одного русского самолета. Уже к вечеру 22 июня мы имели полное господство в воздухе. За сутки мы уничтожили 1817 самолетов русских, из которых 1500 были сожжены на земле, а остальные сбиты в воздушных боях. Геринг не поверил нашим донесениям и приказал пересчитать на захваченных аэродромах уничтоженные самолеты. Ответ был тот же, даже с превышением: 2000 уничтоженных русских самолетов!»

«В первые дни все мосты были захвачены исправными, — пишет У. Ширер. — Фактически, по словам генерала Гальдера, почти повсеместно вдоль границы русские не были даже развернуты для боевых действий, и их смяли, прежде чем они успели организовать оборону. Сотни советских самолетов были уничтожены прямо на аэродромах. В течение нескольких дней были захвачены десятки тысяч пленных, в окружение попадали целые армии. Все выглядело так же, как в польском походе».

Люфтваффе, начиная войну против Советского Союза, имели на Востоке 2770 самолетов, то есть больше, чем в «Битве за Англию» в 1940 г. (2600 самолетов). Это была огромная сила, но полного благополучия в «хозяйстве Геринга» не существовало. С лета 1940 г. Эрхард Мильх, заместитель Геринга, начал критиковать начальника технического управления люфтваффе Эрнста Удета за то, что тот, представив 16 различных программ на производство новой техники, не выполнил ни одной из них и только подписывал финансовые счета на оплату разработок новых самолетов, так и не начавших поступать в войска. Удет оправдывался, говоря, что после победы над Францией разработки его управления были отодвинуты на пятое место в списке приоритетных программ для вермахта и не получали необходимого материального обеспечения.

В течение нескольких дней после начала войны на Востоке Геринг находился в Каринхалле, а затем переехал в спецпоезде в Восточную Пруссию, где остановился неподалеку от Роминтена (своей охотничьей резиденции). Для него и его штаба были приготовлены помещения в ставке Гитлера «Вольфшанце» («Волчье логово») в Растенбурге (там же, в Восточной Пруссии), но Геринг предпочел оставаться в своем поезде. 29 июня 1941 г. Гитлер подписал официальный документ, в котором «маршал Великого Германского рейха Герман Геринг» снова объявлялся законным преемником его полномочий как фюрера и рейхсканцлера, на основании закона о преемственности власти от 13 декабря 1934 г. и в подтверждение других декретов, касавшихся этого вопроса».

Геринг воспрянул духом. К тому же уничтожение огромного количества русских самолетов и быстрое продвижение сухопутных войск на восток вселили в него оптимизм, напомнив о легкой победе над Францией. Все же в глубине души он чувствовал, что сомнения его не оставляют. Россия вызывала у него тревогу и неприязнь, он не испытывал желания посетить завоеванные русские города. Однажды он слетал в Винницу, которая очень нравилась фюреру, как центр благодатного плодородного края, где он решил устроить после войны свою летнюю резиденцию, но Герингу это захолустье пришлось не по душе. Угрюмые русские просторы нагоняли на него тоску, здесь негде было ни развлечься, ни пополнить коллекцию картин. «Нет, это не Франция, — думал Геринг со злобой. — Не зря фюрер называет русских «недочеловеками» и говорит, что после войны прикажет засеять их унылые поля крапивой, дающей превосходное прочное волокно. Пусть они тогда сидят в этой крапиве!»

 

4. Преступник среди преступников

В июле 1941 г., когда был взят Смоленск (от которого до Москвы оставалось всего 400 км), в ставке Гитлера пришли к мнению, что война фактически выиграна. Гитлер был преисполнен гордости и чувствовал себя триумфатором: он еще раз доказал всем свою гениальность и прозорливость. Сбывались самые дорогие его сердцу планы (изложенные еще в «Майн кампф»): о завоевании «жизненного пространства» на Востоке. Он уже прикидывал, как лучше поделить Россию. Геринг хотел, чтобы ему достались леса вблизи Восточной Пруссии, где были хорошие охотничьи угодья, и фюрер великодушно пообещал учесть его желание. Начался вывоз природных богатств из оккупированных земель, и Геринг с удовольствием подписывал декреты и распоряжения. За наступавшими германскими армиями двигались отряды СД — «службы безопасности СС», занимавшиеся «решением еврейского вопроса». Главой СД был Гейдрих, которого Геринг, по распоряжению фюрера, наделил широкими полномочиями. Гейдрих получил специальный документ, подписанный Герингом, гласивший:

«Рейхсмаршал Великого Германского рейха, Главный уполномоченный по выполнению четырехлетнего плана, Председатель Совета обороны рейха — начальнику Службы безопасности СС группенфюреру Гейдриху.

В расширение полномочий, уже предоставленных вам декретом от 24.01.39, предписывающим осуществлять наилучшее возможное решение еврейского вопроса, в соответствии с ситуацией, путем проведения эвакуации и эмиграции, я наделяю вас властью предпринимать все необходимые организационные, материальные и прочие меры для полного и окончательного решения вопроса о евреях на территории Европы, находящейся в сфере влияния Германии.

Данное распоряжение касается всех центральных учреждений рейха, которые также отвечают за решение поставленной задачи в пределах их компетенции. Предписываю вам представить мне в ближайшее время на рассмотрение предварительный план организационных, материальных и иных мероприятии, необходимых для выполнения указанного окончательного решения. Герман Геринг».

Автором термина «полное и окончательное решение еврейского вопроса» («эндлёзунг») был Гитлер, подразумевавший под этим физическое истребление евреев, которое он провозгласил еще в 1933 г., выступая в рейхстаге. Теперь Геринг стал единомышленником и соучастником преступных дел фюрера и подтвердил это письменно, в виде официального документа. Гитлер заверил эту бумагу своей подписью, подчеркнув ее важность и указав своему преемнику на то, что тот должен завершить его дело в случае «не-: предвиденных обстоятельств». Гейдрих приступил к разработке «предварительного плана», который и был представлен на совещании в Ваннзее 20 января 1942 г. К этому времени он уже успел немало сделать для «решения вопроса», не дожидаясь утверждения плана (крематории в концлагерях, где уничтожали евреев и других противников нацистов, работали, не остывая, день и ночь), но обстоятельства за этот срок заметно изменились, так что осуществление «полного решения» (как и достижение «полной победы на Востоке») стало достаточно проблематичным делом.

Но летом 1941 г. гитлеровцы чувствовали себя неограниченными хозяевами на равнинах России и будущими вершителями мировых судеб и не стеснялись в средствах. Согласно указаниям фюрера, «евреи, коммунисты и комиссары» подлежали истреблению. «Война против России такова, — внушал своим военачальникам Гитлер, — что здесь не может быть речи о «законах рыцарства». Это борьба идеологий и рас, и поэтому ее следует вести с беспрецедентной, неумолимой жестокостью. Комиссаров необходимо ликвидировать». Официальная директива, изданная от имени фюрера, гласила: «Подлежащие наказанию проступки, совершенные гражданским населением России, будут впредь рассматриваться не военно-полевыми судами, а офицерами. Лица, заподозренные в преступных действиях, доставляются немедленно к офицеру, который решает, следует ли расстрелять задержанных».

В августе 1941 г. в ставку Гитлера «Вольфшанце» в Восточной Пруссии приехал Геббельс, и они вдвоем увлеченно обсуждали планы эвакуации на восток 70 000 евреев, проживавших в районе Берлина. Было решено, что для начала все евреи будут помечены особым знаком — «желтой звездой Давида», которую они будут обязаны носить на груди. Постановление об этом было опубликовано в газетах.

Уничтожение людей в концлагерях приняло масштабы хорошо организованного «промышленного производства», имевшего свои планы, материальное обеспечение и строгую систему хозяйственного и финансового учета. Продукцией его «предприятий» были трупы заключенных, прибывавших, в качестве «сырья», эшелонами со всех концов оккупированной Европы. Главным центром «холокоста» (так была названа после войны нацистская политика уничтожения еврейского населения Европы) стал концлагерь Аушвиц, вмещавший до 100 000 человек; через его газовые камеры проходило в день по 10–12 тысяч приговоренных к смерти. Существовали и другие лагеря: Майданек, Треблинка, Собибор и, в дополнение к ним, — еще сотни специальных «центров сбора», где заключенных сортировали, определяя их судьбу: кому дать еще пожить, направив на работу на военный завод или на ферму, а кого послать на уничтожение в концлагерь.

В этой разветвленной отрасли промышленности германского рейха трудились знающие и прилежные специалисты, организовавшие ее работу по принципу «глубокой переработки сырья» (то, что эти термины здесь приходится употреблять в кавычках, показывает, что из-за преступлений гитлеровцев многие нормальные человеческие понятия оказались вывернутыми наизнанку): волосы казненных использовались для набивки матрасов и еще для каких-то особых нужд (стратегическое сырье!), кольца и золотые зубы изымались, пепел от сожженных трупов шел на удобрение полей… В лагерях среди эсэсовских охранников находились личности с художественной стрункой в характере (нельзя же сказать — «в душе»?), изготовлявшие сувениры на память: абажуры для ламп из человеческой кожи (особенно ценились экземпляры с татуировкой), пепельницы из черепов — но это были поделки кустарей-одиночек, которым, конечно, было далеко до своих руководителей, мысливших широко и действовавших с государственным размахом.

Впрочем, эти ужасные (подлинные и многократно подтвержденные) подробности в наше время уже не воспринимаются воображением и мало кого волнуют: жертвы давно погибли и их крики заглохли в прошлом, а человечество переживает другие беды. Говоря коротко, дело, у истоков которого стоял Герман Геринг, организовавший в 1933 г. в Пруссии первые концлагеря, широко разрослось (при содействии своего основателя, как подтверждает приведенный выше документ). Теперь, через 8 лет, способные ученики Геринга — Гиммлер, Гейдрих, Эйхман (и сотни других) придали его детищу вид четко налаженного «индустриального производства», приносившего рейху ощутимый доход в виде золотых слитков (из тех самых коронок и колец), направлявшихся на хранение в Рейхсбанк и в солидные швейцарские банки (на всякий случай!).

Согласно описанию У. Ширера, «помимо золота, сорванного с зубов, из лагерей смерти поступали золотые часы, серьги, браслеты, кольца, ожерелья и даже оправы от очков, поскольку евреям рекомендовалось «при переселении на новое место жительства» забирать с собой все ценности. Были собраны также большие запасы ювелирных изделий, бриллиантов и серебряной посуды, не говоря уже о толстых пачках банкнот. Рейхсбанк был переполнен поступлениями, зачислявшимися на специальный счет, открытый, Гиммлером; подвалы Рейхсбанка были до отказа забиты «трофеями», так что приходилось искать новые места для их хранения…»

Разумеется, в начале и во главе всего процесса преследований, расправ и дележа добычи стоял фюрер, направлявший его и дававший принципиальные указания. Он заявил своим помощникам: «Мы будем принимать все необходимые меры: расстрелы, перемещения лиц и т. п. Мы будем доминировать на этом жизненном пространстве, управлять им и эксплуатировать его».

Вот как он предполагал начать раздел России: «Прибалтика будет включена в состав Германии. Население Крыма будет полностью эвакуировано, и этот полуостров будет заселен только немцами. Другой полуостров, Кольский, с его залежами никеля, тоже отойдет к Германии. Финляндию присоединим на основе федерации, действуя с осторожностью. Ленинград мы сравняем с землей, а его территорию передадим финнам».

Геринг с восторгом поддерживал начинания фюрера. «Гигантские пространства России, — заявил он на совещании у Гитлера в Растенбурге 16 июля 1941 г., — должны быть умиротворены как можно скорее! Самое лучшее решение — пристреливать на месте всякого, кто отводит взгляд под взглядом немецкого офицера». Выступая перед нацистскими комиссарами оккупированных территорий 6 августа 1942 г., он объяснил им, как нужно поступать: «Обычно это называется грабежом, — сказал он, — и хотя в наше время предпочитают не употреблять это выражение, но я намерен грабить и буду делать это со всем старанием!»

Гитлер одобрял деятельность своих соратников, требуя от них «поступать решительно». В 1942 г., в разгар военных действий в России, он наставлял их так: «Что касается жалкой сотни миллионов славян, то мы превратим большинство их в таких, которые нам нужны, а остальных изолируем в их собственных свинарниках; всякого, кто заговорит о снисхождении к местным жителям, мы будем отправлять прямо в концлагерь!»

 

5. «Мой фюрер, это невозможно!»

Казалось, что этому душному лету 1941 г., с его тяжелым зноем, нависшим над покоренной Европой, не будет конца. Армии русских отступали, пропаганда Геббельса трубила об их гигантских потерях; немцы занимали все новые города, но их наступление на Ленинград застопорилось. В сентябре Гитлер созвал очередное военное совещание, на котором объявил о своем новом решении: он потребовал от Геринга собрать на Восточном фронте всю имевшуюся в его распоряжении военную авиацию, сняв ее со всех других направлений, и нанести бомбовый удар невиданной силы по Ленинграду и Москве, уничтожив эти города до основания, стерев их с лица земли вместе со всеми их обитателями! Фюрер решил показать «недочеловекам на Востоке» подлинную мощь германского оружия, поразить их ужасом и сломить всякую волю к сопротивлению.

Новый план фюрера ошеломил Геринга, сразу понявшего его нереальность и даже гибельность для люфтваффе. Вот как описал разыгравшуюся сцену генерал Боденшатц (адъютант и офицер связи Гитлера): «Рейхсмаршал вежливо и мягко сказал фюреру, что его идея, безусловно, достойна самого пристального изучения… но: надо сразу же сказать, что будет крайне трудно осуществить ее на практике. Когда Гитлер гневно спросил: «Почему!», его собеседник ответил, уже с большей смелостью и твердостью: «Потому что было бы самым настоящим сумасшествием снять подразделения люфтваффе со всех других фронтов ради выполнения одной-единственной операции! А как же быть с бомбардировками Лондона? Разве фюрер не говорил, что их надо непрерывно продолжать, не ослабляя мощи ударов ни на один день? Если их прервать, то англичане получат спасительную передышку, очень опасную для нас. Их авиазаводы заработают на полную мощность и выпустят столько самолетов, что королевские ВВС станут сильнее люфтваффе!»

Гитлер слушал эту речь молча, его лицо окаменело. Видно было, что все его дружеские чувства к Герингу исчезли, развеялись, как дым. Внезапно он прервал его слова резким взмахом руки и завопил пронзительно, с визгливыми нотками в голосе: «Я знаю, почему вам не нравится мой план! Вы просто боитесь! Все ваши люфтваффе — сборище трусов! Я уже догадывался об этом во время боев над Англией, а теперь я убедился в этом полностью! Вы не хотите бомбить Ленинград, потому что боитесь зенитных батарей русских!» Геринг хотел было сказать, что противовоздушная оборона Лондона, где уже много месяцев воюют люфтваффе, гораздо сильнее, чем в Ленинграде, — но, передумав, пожал плечами и негромко произнес: «Это невозможно, мой фюрер, это в самом деле неосуществимо!» С минуту Гитлер молча пронзал его взглядом, а затем повернулся к нему спиной и больше не сказал ему ни слова до конца совещания».

С этого дня в душе Геринга поселился страх: он стал бояться фюрера, опасаясь новых «озарений», которые могут его посетить.

Опасность подступала и с другой стороны: несмотря на блестящие военные победы, Геринг чувствовал, что люфтваффе не выдерживают напряжения боев. Вот что писал о тех днях авиаконструктор Хейнкель: «Летом 1941 г. поставки новых самолетов на Восточный фронт почти прекратились, чувствовалось, что назревает катастрофа. Не было сформировано ни одного нового подразделения. Авиация потеряла сотни самолетов — из-за огня зениток и из-за поломок на отвратительных полевых аэродромах. Многие вылеты откладывались ввиду отсутствия запчастей. Мильх вылетел на фронт во главе сформированного им отряда ремонтников, и они стали чинить в полевых условиях все, что было возможно, чтобы вернуть самолеты в строй хотя бы ненадолго. Гитлер одобрил деятельность Мильха, поставив его в пример другим, и тот приобрел славу героя. С этих пор подобная грубая работа стала нормой, но она только создавала видимость благополучия, скрывая за собой безнадежную реальность!»

 

6. Предвестники катастрофы

Говорят, что «где тонко, там и рвется»: как бывает всегда в условиях трудностей и чрезмерного напряжения, в люфтваффе начала давать сбои не только техника, но и люди. Первой жертвой новых обстоятельств стал Удет, явно не справлявшийся с обязанностями начальника технического управления авиации. Мильх, проверявший его работу и желавший возвыситься за его счет, обнаружил приписки в отчетах о выпуске продукции. Удет понял, что его загнали в угол. Он обратился за помощью к Герингу, но тот был обеспокоен собственным пошатнувшимся положением, которое могли совсем испортить новые неприятности. Покрывать Удета стало невозможно, но и снять его с должности было нельзя: Геринг не хотел усиления Мильха, который уже и так «наступал ему на пятки». «Ты должен взять себя в руки и работать вместе с Мильхом! — внушал Геринг Удету. — Если я тебя сниму, все поймут, что у нас здесь что-то сильно не ладится!» Но старый друг был уже сломлен. «Я не могу, Герман! — сказал он рейхсмаршалу. — Я не в состоянии даже выстрелить вот в этого зверька (разговор происходил на охоте в Роминтене), меня трясет от одного вида крови!» 17 ноября 1941 г. Удет застрелился у себя дома в Берлине. «Железный Человек, ты меня покинул! — написал он в записке, обращаясь к Герингу. — Зачем ты заставил меня работать с этим евреем Мильхом!»

Мильх тяжело переживал смерть Удета, а для Геринга она стала катастрофой. Его положению был нанесен ущерб, и он потерял своего лучшего друга. Он сам составил отчет для прессы, в котором говорилось: «Генерал-полковник Удет, главный технический инспектор авиации, получил тяжелые ранения во время испытаний новой техники, закончившихся неудачно, и скончался по дороге в больницу. По приказу фюрера он будет похоронен со всеми почестями, как офицер, погибший при исполнении служебных обязанностей». Это сообщение напечатали все газеты, а писатель Карл Цукмайер (эмигрировавший в Америку) написал о жизни Удета пьесу «Генерал дьявола».

Известно, что одна смерть влечет за собой другую. Полковник Мельдерс, прославленный германский ас, сбивший 115 самолетов противника и первым среди летчиков получивший в награду «Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами», погиб после похорон Удета в авиакатастрофе недалеко от Бреслау. Мельдерс прилетел на похороны друга из Крыма, где руководил боевыми операциями люфтваффе; он стоял в почетном карауле у гроба, а после, на обратном пути, не справился с управлением самолета: его «хейнкель» зацепился крылом за фабричную трубу и рухнул на дома пригорода.

Место Мельдерса занял другой известный летчик, Галланд, а должность Удета перешла к Мильху. Было начато расследование ошибок, допущенных Удетом, но, стараниями Геринга, дело замяли, так как оно грозило неприятностями рейхсмаршалу.

 

7. «Война вступила в новую фазу»

Военная кампания 1941 г. окончилась крупным поражением немецких армий под Москвой. 11 декабря 1941 г. Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. 13 декабря союзники Германии — Венгрия и Болгария — тоже объявили войну США. 7 декабря японская авиация совершила налет на Пирл-Харбор, нанеся серьезный урон военно-морскому флоту США. Мировой пожар, разожженный Гитлером в 1939 г., заполыхал с новой силой; военные действия велись теперь на всех континентах. Война вступила в новую фазу, о которой конструктор Эрнст Хейнкель писал впоследствии следующее:

«Когда стало ясно, что конец войны с Советским Союзом отодвинулся куда-то «в туманную даль», а особенно — после вступления в войну Соединенных Штатов, — можно было с уверенностью сказать, что поражение люфтваффе неминуемо; оставалось только ждать, пока преимущество в ресурсах этих двух держав, в первую очередь — США, обеспечит им подавляющее военное превосходство. Теперь, когда все это уже в прошлом, можно назвать сколько угодно причин, непосредственно обусловивших это поражение, но это не так уж и важно. Если бы даже удалось избежать ошибок руководства и не допустить хаоса, воцарившегося по вине Удета, ничто не смогло бы изменить главного — стратегического неравенства сил, которое все равно никуда не исчезло бы. Тут не помог бы и переход к чисто оборонительной тактике, с переключением всех ресурсов на выпуск истребителей. Возможно, некоторую отсрочку и можно было бы получить, если бы руководители люфтваффе поняли вовремя преимущества новых реактивных самолетов, над которыми я работал с 1936 г., но, к сожалению, это важное изобретение стало жертвой ошибок, недальновидности и мелкого соперничества. Впрочем, в тех условиях это дало бы только временную передышку, но не более того».

Другой специалист, Герберт Мейсон, подтверждает этот вывод: «В планировании и техническом развитии авиации были допущены роковые ошибки, и их уже невозможно было исправить никакими усилиями. Германия вступила в войну против Советского Союза, не имея стратегической бомбардировочной авиации, которую генерал Вефер считал необходимым фактором для обеспечения победы над русскими. Правда, была сделана попытка возобновить производство «Хе-177», но эта машина имела серьезный конструктивный недостаток (по два сдвоенных двигателя на каждом крыле), ставший причиной многочисленных случаев самовозгорания моторов и гибели экипажа в испытательных полетах».

Удета и Мельдерса похоронили в Берлине, на кладбище Инвалидов, неподалеку от могилы барона Манфреда фон Рихтгофена. Геринг отдал им последние почести, сказав: «Да пребудут ваши души в Валгалле!» — и отправился во Францию, чтобы возложить венок на могилу племянника Петера Геринга, погибшего в воздушном бою 13 ноября 1941 г. Командир авиаполка Галланд вспоминал: «На военном кладбище в Абвиле, где было похоронено много наших летчиков, погибших в Битве за Англию и в боях над проливом, я увидел рейхсмаршала, стоявшего возле могилы своего племянника. Он объявил мне, именем фюрера, о присвоении мне звания полковника и вручил две золотые звездочки, достав их из кармана. Рейхсмаршал выглядел озабоченным: он спешил уехать в Париж, чтобы сделать покупки к Рождеству. Я убедил его заехать к нам в часть, где состоялся парад личного состава. Геринг приветствовал летчиков, поговорил с ними по-дружески и уехал, оставив по себе добрые воспоминания».