Опасные пассажиры поезда 123

Гоуди Джон

Глава XIII

 

 

Город: толпа

То, что газетчики позже назовут «маленькой гражданской войной», началось на южной платформе станции «22-я улица». Полицейское начальство, еще не прибыв на место и не успев собственными глазами оценить серьезность проблемы, отдало приказ патрульным спуститься на платформу и очистить ее. Десять минут спустя полицейские в беспорядке ретировались – потные, взъерошенные и злые как черти. Один патрульный хромал, у другого щека была до крови расцарапана ногтями, третий бережно баюкал прокушенную руку.

Лишь несколько наиболее законопослушных пассажиров подчинились распоряжению полиции, остальные не только решительно отказались покинуть станцию, но и перешли в открытое наступление: поднялся крик, в полицейских принялись швырять чем попало, и наконец началась драка. Полицейские попытались задержать шестерых пассажиров, однако четверым из них удалось вырваться и благополучно улизнуть в суматохе. В руках у полиции осталась только чернокожая дамочка с подбитым глазом – патрульный ударил ее, когда она лягнула его в лодыжку, – и молодой человек с чахлой бороденкой, при неясных обстоятельствах получивший удар прикладом и пребывавший в полуобморочном состоянии.

Толпа, докладывал сержант, была совершенно неуправляемой. В поезде, стоявшем у платформы, было разбито несколько окон, рекламные стенды и плакаты сорваны, скамейки перевернуты, перрон усыпан рваной бумагой из общественного туалета на станции. Комиссар полиции, который в этом бедламе даже не слышал, что докладывают ему по рации, приказал окружному инспектору немедленно вызвать подкрепление и очистить платформу.

Окружной инспектор вызвал подкрепление. Пятьдесят полицейских в форме и десять детективов в штатском и с дубинками врезались в толпу и уже через несколько минут начали теснить ее к выходу. В последовавшей свалке неустановленное число пассажиров и минимум шесть полицейских получили телесные повреждения. При этом возникло дополнительное осложнение: возмущенные пассажиры требовали вернуть им деньги за проезд. Руководивший операцией капитан прорвался к билетной кассе и приказал кассиру вернуть деньги всем желающим. Кассир отказался, делать это без распоряжения своего начальства. Капитан выхватил пистолет, сунул его в окошко кассы и отчетливо проговорил:

– Вот тебе распоряжение. Если ты сейчас же не начнешь выдавать деньги, я тебе пасть на затылок натяну!

Через пятнадцать минут после того, как полиция ворвалась на станцию, последний пассажир вышел на поверхность. Теперь внизу не оставалось никого, за исключением трех парней – одного чернокожего и двух белых – в дамском туалете. Они ни разу не видели друг друга до сегодняшнего дня, но сейчас дружно насиловали втроем негритянскую девчушку лет четырнадцати. Полиция об этом не подозревала.

 

Штаб

На соседних станциях из репродукторов непрерывно раздавались призывы покинуть линию и объяснения, каким образом можно кратчайшим путем перейти на линии «Бруклин – Манхэттен», «Индепендент», «Вест-сайд» или воспользоваться дополнительными бесплатными автобусами. Каждое сообщение заканчивалось словами: «Пожалуйста, освободите платформу. Приказ полиции Нью-Йорка!»

Кое-кто из пассажиров действительно поднялся на поверхность, но большинство отказались трогаться с места. «Вот всегда они так себя ведут, – сказал шеф Транспортной полиции окружному инспектору. – И не просите меня объяснять почему». Чтобы избежать повторения такой же свалки, как на станции «28-я улица», полиция решила не применять силу, а просто блокировала входы на станции. Мера оказалась эффективной, разве только на станции «Астор-Плейс» группа пассажиров, наверняка подстрекаемых кем-то, смяла полицейские кордоны и прорвалась вниз на платформу.

 

Город: Ошеаник-Вуленс-Билдинг

В вестибюле Ошеаник-Вуленс-Билдинг (одноименная компания уже давно в погоне за дешевой рабочей силой перебралась в южные штаты, но ее название по-прежнему красовалось над величественным входом в небоскреб) Эйб Розен переживал свой звездный час. Вход в метро по соседству был перекрыт, и зеваки от нечего делать заворачивали к киоску Эйба. Шоколадные батончики исчезли с витрины, будто их корова языком слизнула – Эйб побежал открывать новую коробку. На этот раз он даже не успел выложить их – пришлось продавать прямо так, из коробки. За полчаса он распродал весь запас сигарет, даже самые непопулярные марки. Потом разобрали сигары – курильщики-мужчины и даже некоторые женщины начали хватать их, когда закончились сигареты, – и наконец, когда жевать и курить было уже нечего, дошла очередь до журналов и газет. Люди кругом громко и возбужденно разговаривали, и Эйб Розен был в курсе всех событий.

– Только что прибыла «скорая помощь», не меньше двадцати машин! Они там по ошибке подали ток на контактный рельс. А это миллион вольт, представляете?

– Это все кубинские дела. Но копы уже гонятся за ними по туннелю…

– Один офицер тут за углом сказал, что они только что предъявили преступникам ультиматум. Если те до трех часов не сдадутся, то полицейские возьмут поезд штурмом и выкурят их оттуда.

– Полиция собирается откачать из туннеля воздух, те начнут задыхаться и выползут…

– Догадываетесь, как они рассчитывают смыться оттуда? Через канализацию, естественно. Им удалось раздобыть схему городской канализации, они выяснили, в каких местах трубы вплотную подходят к станциям…

– Они заломили по миллиону за каждого пассажира, так что надо собрать двадцать миллионов! Мэр пытается сторговаться – по полмиллиона за каждого…

– Мэр? Да вы смеетесь! Он только из-за черномазых беспокоится. Вот если бы все это происходило где-нибудь в Гарлеме…

– Собаки. Взять свору доберманов да запустить их в вагон. Половину, естественно, перестреляют к чертям, зато остальные перегрызут этим ублюдкам глотки. Какие потери? Да не будет никаких потерь, если не считать собак, конечно.

– А я слышал, что уже послали за национальной гвардией. Как только они придумают, как спустить в туннель танки…

Эйб Розен только слушал да поддакивал. Живя в этом сумасшедшем городе, он давно уже разучился чему-либо удивляться. К трем часам он распродал все – сигареты, сигары, шоколадные батончики, газеты, журналы – и, слегка растерянный, уселся на свой видавший виды стул. Заняться было решительно нечем, и он чувствовал себя как-то неуютно. Три часа – а полки пусты. Ему ничего не оставалось делать, как только виновато разводить руками в ответ на вопросы тех, кто проталкивался к киоску в надежде хоть что-нибудь купить – не важно что. Через вращающиеся двери ему была видна часть огромной толпы – люди стояли молча и терпеливо ждали: а вдруг снизу понесут тела – лица укрыты простынями, ноги беспомощно дергаются, – вдруг загрохочут выстрелы, побегут люди в окровавленной одежде?…

Внезапно он вспомнил про Артиса. Парнишка отправился на дежурство незадолго до того, как началась вся эта заварушка. Неужто Артис сейчас там? Да нет, вряд ли, сказал себе Эйб, сюда небось согнали спецназ со всего города – зачем им какой-то рядовой коп из подземки?

Эйб равнодушно глянул на очередного прохожего – тот спустился на эскалаторе со второго этажа здания, внезапно остановился и стал удивленно разглядывать клубившуюся у входа толпу. Явно озадаченный, он подошел к киоску.

– Что там стряслось?

Эйб, не веря собственным ушам, покачал головой. Что стряслось?! Ну надо же! Что за народ пошел? В двух шагах вот сию секунду совершается преступление века, а этот парень, видите ли, понятия не имеет, что происходит.

– Да что там может случиться? – с деланным равнодушием ответил Эйб. – Парад какой или еще что-нибудь.

 

Клайв Прескотт

В юности Клайв Прескотт был лучшим баскетболистом в маленьком колледже в Южном Иллинойсе, но профессионалом так и не стал. Его слишком поздно заметили, и хотя он изо всех сил выкладывался на тренировках, отсеяли еще до начала сезона.

Прескотт был типичным трудягой. Человек действия – наверное, именно так аттестовал бы себя он сам, если бы не боялся удариться в дешевую патетику. Правда, работать в полиции ему не слишком нравилось, к тому же, став лейтенантом, он довольно скоро ощутил, что достиг потолка. Конечно, работа была непыльная, особенно для чернокожего, но дадут ли ему дослужиться до капитана? Большой вопрос. Последнее время он все чаще подумывал о том, чтобы все бросить. Пусть даже с меньшим жалованьем – лишь бы не в полиции. С другой стороны – жена, двое малышей, да и о пенсии пора уже задуматься…

Прескотт сидел за пультом главного диспетчера, не отрывая глаз от созвездия мерцающих лампочек, и не знал, кого больше жалеть – себя самого или тех несчастных в поезде. В какой-то степени часть вины за их дальнейшую судьбу лежит на нем. Ему надо было во что бы то ни стало убедить главаря банды дать небольшую отсрочку, но сейчас, когда до назначенного срока осталось двадцать минут, а деньгами все еще не пахло, шансов не оставалось. Прескотт ни секунды не сомневался, что налетчики выполнят угрозу и для острастки пристрелят кого-нибудь из пассажиров.

Он вызвал Дэниэлса.

– Да? – рявкнул старший инспектор.

– Сэр, я хотел выяснить, везут ли уже деньги.

– Еще нет, я сообщу вам.

– Понял вас, сэр, – сказал Прескотт. – Значит, везут. Я так и передам на «Пэлем Сто двадцать три».

– Я же сказал – еще нет, идиот!

– Так точно, сэр, – сказал Прескотт медленно и раздельно. – Вы хотите сказать, что проблема только в том, хватит ли времени на доставку?

– Слушайте, я же вам говорю… – Дэниэлс внезапно замолк, и Клайв с облегчением подумал: наконец-то старый пень сообразил – захватчики слышат, что говорит в микрофон лейтенант, но не слышат, что ему отвечают!

– Ладно, парень, кажется, я понял, что у тебя на уме. Действуй!

Прескотт вызвал «Пэлем Сто двадцать три».

– Это лейтенант Прескотт. Деньги уже в пути.

– Понял.

Голос главаря был лишен всякого выражения. Лейтенант не мог определить, слышал ли бандит его переговоры с Дэниэлсом, но сейчас это уже не имело никакого значения.

– Мы действуем, – сказал Прескотт. – Вы видите. Но деньги физически невозможно доставить за одиннадцать минут…

– За десять. Десять минут.

– Это невозможно. Дайте нам десятиминутную отсрочку.

– Нет.

– Мы и так стоим на ушах, – продолжал Прескотт. – Дайте нам хотя бы пять минут.

– Нет. Крайний срок – три тринадцать. – Голос звучал все так же ровно, с жуткой бесстрастностью. Но Прескотт не сдавался;

– Хорошо. Мы поняли, что деньги должны быть доставлены на станцию в три тринадцать. Мы постараемся. Но ведь от станции надо еще пройти по туннелю. Дайте нам время хотя бы на это. Прием.

Последовала пауза – настолько долгая, что лейтенант запаниковал. Он уже решил, что его собеседник прервал связь, когда трубка снова ожила:

– Хорошо. Я согласен. Но больше никаких уступок. Поняли?

Прескотт шумно выдохнул – ему вдруг показалось, что собственное дыхание отдает какой-то кислятиной.

– Хорошо. Если вы не хотите больше ничего сказать, мне нужно связаться со своим начальством.

– Нет, ничего. Я уже все сказал. Когда привезут деньги, свяжитесь со мной, чтобы получить дальнейшие инструкции. Конец связи.

Ладно, подумал Прескотт, несколько минут я выиграл. Но это ничего не даст, привезти деньги в срок все равно не успеют.

 

Артис Джеймс

Патрульный Артис Джеймс чувствовал себя на редкость неуютно. Укрывшись за опорой в двадцати метрах от вагона с террористами, он был в относительной безопасности, однако нельзя было пошевельнуться, и мышцы начали затекать. Но это не самое главное – гораздо хуже было то, что он потихоньку начинал нервничать. Было темно. Сквозняк доносил из туннеля приглушенные шорохи, и отнюдь не все из них были лишь игрой его воображения.

Ясно, что в туннеле позади него уже выдвинулись на линию огня человек двадцать-тридцать, а может, и пятьдесят – со снайперскими винтовками, автоматами, с гранатами со слезоточивым газом. Знают ли они о том, что он здесь сидит? Такую мелочь начальство вполне могло упустить, составляя план операции.

Подумав об этом, он еще теснее прижался к колонне и замер. Поганое дело: впереди бандиты, позади – свои. Буквально между двух огней. Мало того, что его вот-вот заметит кто-то из террористов, так еще надо не вызвать подозрений у копов, притаившихся в темноте у него за спиной. Того и гляди подкрадется сзади какой-нибудь чертов супермен в маске и глотку перережет – пикнуть не успеешь. Прямо как в кино!

В боковом кармане, как раз с того бока, которым он прижимался к опоре, Артис чувствовал пачку сигарет, которые недавно купил у Эйба Розена. Непреодолимое желание затянуться буквально пронизало его. Ему пришло на ум, что если дело кончится плохо, закурить ему уже не придется. Эта мысль привела его в такое отчаяние, что он, забывшись, махнул рукой, чтобы отогнать ее, и тут же замер, похолодев от ужаса, что выдал себя. К счастью, ничего не произошло, но он весь взмок и чувствовал, что его начинает трясти. Неужто никто ему не поможет в этом проклятом зверинце? Забыли они все о нем, что ли? Проклятье! И правда, кому нужен какой-то чернокожий?

С другой стороны, будь он белым, его лицо и руки заметно выделялись бы в темноте. Что ж, быть ниггером иногда не так уж и плохо! Он широко улыбнулся, но тут же, спохватившись, закрыл рот и на всякий случай поспешно прикрыл его рукой. Проклятье, а зубы-то! Зубы-то у меня белые!

 

Его честь господин мэр

Машина комиссара рванула от особняка так резво, что один из караульных отскочил прямо на клумбу, чтобы не попасть под колеса. Комиссар занял место рядом с водителем, сзади устроились Мюррей Лассаль и мэр, закутанный в шерстяной плед. Когда машина вырвалась на Ист-Энд-авеню, мэр чихнул с такой силой, что в салоне заплясали на солнце мириады пылинок.

– Платок бы взяли, – пробурчал Лассаль. – Хотите всех нас перезаразить?

– Мы совершаем большую глупость Мюррей. – Мэр вытер нос пледом.

– Я глупостей не совершаю, – холодно ответил Лассаль. – У всех моих решений есть веские основания.

– Лезть в грязный туннель, на этот сквозняк…

– Зато когда вылезать будем, покажется тепло и уютно, – отпарировал Лассаль.

Комиссар что-то проговорил в свою рацию.

– Что он сказал? – поинтересовался у Лассаля мэр.

– Велел передать им, что вы уже едете. Слушайте, все, что от вас требуется – и это самое малое, что вы можете сделать в такой ситуации, – это взять громкоговоритель и произнести возвышенные слова о милосердии. Сохраняя собственное достоинство, разумеется.

– Они могут в меня попасть?

– Встанете за колонной. Явных причин убивать вас у них, кажется, быть не должно.

Мэр так скверно себя чувствовал, что даже не понял, что это шутка.

– Не волнуйтесь, – продолжал Лассаль. – Много времени это не займет: ваш выход, а там мы отвезем вас обратно домой, и можете снова укладываться в постель. Смотрите на это как на благотворительное мероприятие.

– Будь я уверен, что это на самом деле может как-то помочь…

– Может.

– Заложникам?

– Нет, – ответил Лассаль. – Вам.

 

Окружной инспектор

С парковки у юго-восточного выхода со станции «28-я улица», где окружной инспектор оборудовал свой штаб, толпа выглядела как гигантский многоклеточный организм; вся эта шевелящаяся протоплазма волновалась, однако ничего угрожающего в этом пока не ощущалось. Окружной инспектор посмотрел на часы.

– Три минуты четвертого, – сказал он. – Еще десять минут.

– Если они там хоть одного убьют, – отозвался начальник Транспортной полиции, – я считаю, надо спускаться вниз и вышибать их оттуда.

– А я считаю, что надо выполнять приказы, – ответил окружной инспектор. – Если они убьют одного, останется еще шестнадцать. А если мы начнем штурм, они перебьют всех. Готовы принять на себя ответственность за подобное решение?

– Нет, – сказал начальник Транспортной полиции. – К счастью, меня пока не просили принимать решения.

К ним подошел офицер, представившийся репортерам как капитан Миднайт. Его щеки пылали.

– Сэр, – резко сказал он окружному инспектору. – Чем мы в настоящий момент занимаемся?

– Пока ждем. А у вас есть какие-нибудь идеи?

– Сэр, неужели мы должны подчиняться бандитам на глазах у…

– Капитан, сделайте одолжение, идите к дьяволу, – утомленно произнес окружной инспектор.

Краска бросилась капитану в лицо. Побагровев до самых глаз, он смерил начальство презрительным взглядом, резко повернулся и зашагал прочь.

– Я его не виню, – сказал окружной инспектор. – Он мужик. А нынче не время мужиков, нынче время торгашей.

– Сэр, – сидевший боком в дверях машины сержант протягивал трубку радиотелефона, – это комиссар полиции, сэр.

В трубке раздался голос комиссара:

– Докладывайте.

– Мы ждем денег. Они еще не прибыли, и я не представляю, как их можно доставить вовремя. Следующий ход их. – Сделав паузу, он медленно проговорил: – Если только от вас не поступит нового приказа.

– Не поступит, – вяло проговорил комиссар. – Я звоню с дороги. Мы едем к вам. Со мной мэр.

– Прекрасно, – сказал окружной, инспектор, – я попрошу зевак, чтобы не расходились до приезда его чести.

Комиссар хрипло задышал в трубку.

– Когда господин мэр прибудет на место, он лично обратится к террористам, удерживающим заложников.

– Что-нибудь еще, господин комиссар? – сдерживаясь из последних сил, осведомился окружной инспектор.

– Нет, это все, – с нажимом в голосе проговорил комиссар. – Больше ничего. Ни единого движения – вы поняли меня, Чарли?

 

Федеральный резервный банк

За всю шестидесятилетнюю историю Федерального резервного банка президент «Готэм Нэшнл Траст» ни разу не звонил президенту ФРБ по столь ничтожному поводу, как один миллион долларов. Обычно просьба выдать наличные – даже если бы речь шла о куда более значительной сумме – шла по обычным каналам, и процедура в этом случае мало чем отличается от той, какой подвергается любой клиент банка, желающий снять со счета деньги. Коммерческий банк – участник Федеральной резервной системы – выдает доверенность, кассир ФРБ отсчитывает пачки купюр, складывает их в холщовые мешки, опечатывает, после чего мешки относят в присланную коммерческим банком бронированную машину.

Выглядит очень просто, но на самом деле заставить шестеренки ФРБ вращаться вовсе не так легко: Федеральный резервный банк – чрезвычайно хладнокровный организм. И поэтому звонок председателя правления «Готэм Нэшнл Траст» вызвал в ФРБ легкую панику.

Дело даже не в самом звонке – хотя он и сам по себе был событием. Нет, берите выше: потрясениям подверглась освященная десятилетиями процедура выдачи и доставки денег. До сих пор наличные отправлялись из ФРБ в коммерческие банки лишь одним-единственным способом: только что отпечатанные, пахнущие краской купюры упаковываются в пачки по сто штук, каждая пачка заклеивается узкой бумажной бандеролью, пачки связываются по десять штук специальной белой бечевкой – получается небольшая аккуратная стопка. Служащие банка именуют эти стопки, упакованные в оберточную бумагу, «кирпичиками».

В ФРБ не принято паковать банкноты в пачки по 200 штук. Там не принято стягивать пачки аптекарской резинкой, и уж тем более там не принято подбирать исключительно старые купюры. Но, естественно, когда приказ поступает из уст самого президента банка, служащим ФРБ приходится делать то, что в обычных обстоятельствах делать не принято.

Все операции с наличностью проводятся на третьем этаже здания банка на Либерти-стрит, 33. Это неприступная крепость, сложенная из суровых каменных блоков и с решетками на окнах первого этажа. На третий этаж попадают через массивные двери, мимо поста вооруженной охраны. Этаж находится под непрерывным контролем телекамер. Миновав еще одни двери, посетитель проходит в длинный коридор, вдоль стен которого выстроились в ряд тележки на колесиках; их используют для перевозки больших Сумм внутри банка, например из хранилища в подвале или обратно. С левой стороны коридора находятся лифты для спуска денег к погрузочным платформам.

Экстренный чек на миллион долларов, подписанный президентом «Готэм Нэшнл Траст», был обработан клерком отдела выплат за несколько минут. Подавляя в себе раздражение, вызванное столь явным нарушением процедуры, клерк отобрал десять связок пятидесятидолларовых банкнот (в каждой по десять пачек), добавил к ним пять связок сотенных (тоже по десять пачек в каждой), сорвал бечевки и обтянул связки крест-накрест резинками. Пятнадцать тысяч банкнот, сложенные вместе, представляют собой внушительную пачку приблизительно в двадцать дюймов высотой и не меньше двенадцати дюймов «в длину и ширину.

Окончив работу, клерк сложил деньги в холщовый мешок и просунул его через зарешеченное окошко двум охранникам, дожидавшимся в соседней комнате. Подхватив мешок в одиннадцать килограммов весом, охранники кинулись к лифту и через несколько секунд были уже на погрузочной платформе.

 

Патрульный Уэнтворт

Полицейские из спецподразделений ко всякому привычны, однако подобной суеты водитель броневика Уэнтворт никогда не видал. А его напарник, патрульный Риччи, вообще онемел от происходящего, что было поистине благословением Божьим: Риччи был трепло, каких мало, причем тема его монологов была неизменной – его необъятное сицилийское семейство.

Уэнтворт с удовольствием разглядывал восьмерых колов-мотоциклистов. Все в защитных очках, сапогах, затянутые в кожу, они беспрерывно тревожили акселераторы своих мощных машин, будоража окрестности рыком моторов. Уэнтворт тоже не глушил двигатель и тоже время от времени с удовольствием трогал педаль газа – мощный движок охотно взвывал, но до рева мотоциклов ему было, конечно, далеко.

Голос по рации – в пятый раз за последние пять минут – осведомился, получили ли они наконец деньги.

– Нет, сэр. Пока нет, сэр, – ответил Риччи, – ждем.

Рация смолкла. Риччи, покачав головой, подмигнул Уэнтворту:

– Ну и ну! Вот это приспичило!

– Ничего себе конвой, а? – спросил Уэнтворт.

– Ну и ну! Приспичило, значит, – повторил Риччи.

– И еще по копу на каждом перекрестке, – заметил Уэнтуорт. – Только не надо, пожалуйста, опять говорить «ну и ну»!

– Думаешь, успеем? – спросил Риччи, глядя на часы. – Чего они там копаются?

– Считают, – ответил Уэнтуорт. – Представляешь, сколько раз надо послюнить палец, чтобы отсчитать лимон?

Риччи недоверчиво взглянул на него.

– Не полощи мозги. У них наверняка там есть какая-нибудь машина.

– Точно. Специальная такая машинка, которая им пальцы слюнявит.

Риччи снова посмотрел на часы:

– Нет, не успеем. Это просто нереально. Даже если они вынесут деньги вот прямо сейчас…

На платформу вылетели двое охранников. Они вдвоем тащили холщовый мешок, сжимая в свободных руках автоматы. Охранники подбежали к кабине.

– С другой стороны! – рявкнул Уэнтворт. Риччи приоткрыл дверь. Охранники швырнули мешок ему на колени, и Риччи тут же захлопнул дверь. Мотоциклисты, включив сирены, рванули вперед.

– Ну, с Богом, – проговорил Уэнтворт, трогаясь с места. Риччи уже докладывал по рации.

Полицейский на углу дал отмашку, и они свернули на Нассау-стрит – одну из самых узких улиц Манхэттена. Все движение было остановлено, машины прижались к тротуарам.

– Не рассыпь денежки! – сказал Уэнтворт.

– Эти гады своим мешком засадили мне прямо по яйцам, – пожаловался Риччи. – Болит, как не знаю что…

Уэнтворт захохотал.

Сказать по правде, они поначалу не верили, что на каждом перекрестке будет стоять коп, но так оно и было. Количество полиции, задействованной в операции, просто ошеломляло. Во всем остальном городе полицейского, наверное, сейчас и не сыщешь. Вот раздолье криминалу!

Вспыхнули тормозные сигналы мотоциклов, Уэнтворт увидел, что ближайший перекресток заблокировала какая-то машина. Он тоже начал тормозить, но мотоциклисты тут же ушли вперед от него, и он понял, что они не собирались останавливаться, а просто инстинктивно коснулись тормозов. За секунду до того, как мотоциклисты должны были врезаться в нее, проклятая колымага с ревом освободила перекресток. Уэнтворт еле вписался в поворот, пришлось вылететь на перекрестке на встречную полосу.

– В следующий раз наверняка разобьемся всмятку! – проорал он, стараясь перекричать свирепое завывание сирен, рев мотоциклов и свист ветра.

– Все равно не успеем! – прокричал в ответ Риччи.

– А я и не собираюсь никуда успевать! На следующем перекрестке сверну налево и врублю газ. И у нас с тобой окажется миллион на двоих.

Риччи снова недоверчиво покосился на него.

– Твоя доля – полмиллиона! – крикнул Уэнтворт. – Представляешь, сколько тонн спагетти можно купить на такие деньги?

– Слушай, – обиделся Риччи, – у меня чувство юмора не хуже, чем у тебя, только давай без шовинистских выпадов, ладно?

Уэнтворт пролетел еще один перекресток. Перед ними открылась широкая Хоустон-стрит.

 

Окружной инспектор

В 15.09 броневик, перевозивший деньги, сообщил, что на Хоустон-стрит произошла авария. Избегая столкновения с пешеходом, решившим перебежать улицу прямо перед кортежем, два головных мотоциклиста врезались друг в друга. Обоих вышибло из седел, и они еще кувыркались по мостовой, а Риччи уже связался со штабом. Какие будут инструкции? Штаб приказал двум мотоциклистам остаться на месте аварии и оказать помощь раненым, а остальным как можно быстрее двигаться дальше. Время на исходе, осталось девяносто секунд.

Люди у штаба на парковке стояли, понурив головы. Капитан Миднайт изо всех сил саданул кулаком по крылу патрульной машины. На глазах у него были слезы бессилия.

Внезапно толпа заволновалась. Полицейские, стоявшие в оцеплении, изо всех сил пытались сдержать напор зевак. Окружной инспектор увидел мэра, его честь был без шляпы, но укутан в плед. Он приветливо улыбался и кивал головой. В ответ раздалось улюлюканье. Рядом с мэром шел комиссар полиции. Десяток патрульных прокладывали им путь через толпу.

Окружной инспектор взглянул на часы: 15.10. Почти тут же он снова посмотрел на них. Все еще 15.10, но секундная стрелка несется с какой-то прямо невероятной скоростью.

– Не успеют, – пробормотал он.

Кто-то хлопнул его по плечу. Начальник обернулся – перед ним стоял Мюррей Лассаль, а рядом – улыбающийся, но бледный как снег изможденный мэр. Его поддерживал комиссар полиции.

– Господин мэр спустится в туннель и лично обратится к террористам, – сказал Лассаль.

– Ни в коем случае, – покачал головой окружной инспектор.

– Я вашего разрешения не спрашиваю, – отрезал Лассаль. – Прошу вас немедленно все подготовить.

Окружной инспектор вопросительно поглядел на комиссара полиции, но тот невозмутимо молчал. Поняв, что начальство предпочитает не вмешиваться, окружной инспектор обратился к мэру:

– Сэр, я высоко ценю вашу озабоченность, но об этом не может быть и речи. Дело не только в вашей собственной безопасности – дело в безопасности заложников.

Краем глаза он отметил, что комиссар еле заметно кивнул. Мэр тоже вроде бы кивнул. Или просто клюнул носом от слабости? Понять было трудно.

Лассаль свирепо взглянул на окружного инспектора, затем резко повернулся к комиссару полиции:

– Господин комиссар, прикажите вашему офицеру подчиниться.

– Нет, – сказал мэр внезапно окрепшим голосом, – офицер прав. Все это – полный бред. Это только обострит ситуацию, и вдобавок меня запросто могут пристрелить.

– Сэм, предупреждаю вас… – голосом, не предвещающим ничего хорошего, начал Лассаль.

– Я еду домой, Мюррей, – отрезал мэр. Сунув руку в карман, он выудил оттуда красную лыжную шапочку и натянул ее по самые уши.

– Господи, – не выдержал Лассаль, – да вы, никак, спятили!

Мэр направился к машине, Лассаль бросился за ним.

– Сэм, ради всего святого! – взывал он. – С каких это пор мэр Нью-Йорка на глазах у сотни горожан разгуливает в спортивной шапке?!

Комиссар тихо сказал:

– Так держать, Чарли. Я от них сейчас окончательно избавлюсь и вернусь. Вы тут по-прежнему главный.

Окружной инспектор молча кивнул. Положим, они избавились от Лассаля благодаря самому мэру, а вовсе не комиссару полиции. Возможно, комиссар бы тоже сказал свое веское слово, не опереди его мэр. Честно говоря, окружному инспектору было бы куда спокойнее, если бы комиссар соображал быстрее.

Он снова посмотрел на часы: 15.12. Тот лейтенант, что на связи с преступниками, – вот он действительно соображает. Он повернулся к полицейскому с рацией:

– Вызывай Дэниэлса. Пусть его парень свяжется с поездом и передаст – деньги привезли.