Пучеглазый Роуленд вынул лупу из левого глаза, подышал на стекло, протер о молочно-белый рукав рубашки и вставил обратно.

– Я всегда мечтал очутиться на самом верху лестницы, Джек, но я подразумевал несколько иное.

– Жизнь полна неожиданностей.

– Если повезет. – Медэксперт протянул руку и сорвал яблоко с ближайшей ветки. Птицы уже успели его попробовать, черви тоже. Он бросил яблоко в мусорный бак за домом, промахнулся. – Видишь, куда попала пуля?

Уиллоус кивнул. Пуля, отнявшая жизнь у Джоуи Нго, вышла между лопатками и застряла в стволе яблони. Он вспомнил, как пуля, выпущенная одним самоубийцей, пробив его горло, влетела в кухонное окно соседа и наповал сразила человека, который мирно читал газету и ел свою утреннюю кашу.

Пучеглазый сказал:

– Все как положено, Джек. Просто, как в учебнике. Расположение отпечатков на оружии, положение самого оружия, местонахождение гильзы. – Пучеглазый оглянулся в сторону дома и украдкой сорвал еще одно яблоко. Оно тоже было изрыто червоточинами. – Нельзя утверждать наверняка до вскрытия, но входное и выходное отверстия характерны для самоубийства. – Пучеглазый повертел в руке яблоко. – Я слыхал, ты любитель ловить форель. Когда-нибудь закидывал удочку не в сезон?

– Не приходилось.

– Непременно попробуй. Поверь мне, форель куда вкуснее, когда ее ловишь незаконно. Это я вспомнил, потому что мы сидим на дереве. Лет тридцать не воровал яблоки. Вот почему всегда будут полицейские, Джек. Потому что некоторые люди никак не могут забыть, как здорово было перелезть через забор соседа и спереть что плохо лежит.

– Такая, значит, твоя теория? – Уиллоус вертел в руках окровавленную визитную карточку Оруэлла, на обратной стороне которой был записан домашний телефон Паркер. Черри каким-то образом умудрился стянуть карточку со стола Оруэлла, когда звонил после допроса. Потом отдал брату – или Джоуи нашел ее у Черри. Так или иначе, но Уиллоус подозревал, что Паркер не будут больше досаждать анонимными звонками.

– Ага, – сказал Пучеглазый, – такая моя теория.

Перед тем как выстрелить, Джоуи расстегнул рубашку и обнажил грудь – еще один признак самоубийства. Пучеглазый, прищурясь, рассматривал рану на левой руке Джоуи. Дуло пистолета было плотно прижато к телу, когда он спустил курок. Выстрел разорвал его плоть, оставив характерную звездообразную рану.

Палец эксперта с обкусанным ногтем переместился чуть повыше нулевого отверстия. Летний ветерок пошевелил листья яблони, на мгновение солнечный луч ярко осветил рану так, что она, будто под увеличительным стеклом, выросла в размерах. На коже вокруг пораженного места осталось значительное количество несгоревшего пороха.

Пистолет был сфотографирован, затем с большим трудом извлечен из стиснутых пальцев Джоуи. На большом пальце и на коже между большим и указательным пальцами правой руки остались ссадины. Это сработал затвор пистолета, когда механизм автоматически заслал в ствол следующий патрон. На запястье кровь, обрывки плоти смешались с кусками мякоти батата. На внутренней части ладони крови не было.

Потом за дело примутся эксперты – химики, баллисты… И по совокупности признаков вынесут вердикт: самоубийство или убийство. Пучеглазый сказал:

– Помнится, был случай несколько лет назад, может, еще до тебя, при вскрытии обнаружили у одного парня в голове две пули. При этом не было сомнений, что он покончил с собой. Знаешь, что произошло?

– Он застрелился из двух пистолетов.

– Ни фига, из одного. Только из очень старого. Когда он в первый раз спустил курок, пуля застряла в дуле. Так что горемыке пришлось стреляться по новой. Ему должно было разнести башку, но не разнесло. Надо полагать, повезло. Зато коронеру пришлось попыхтеть. – Пучеглазый уставился на белье, красующееся на веревке. – Я слыхал про лесоруба, который раскусил подрывной капсюль. С утра пораньше, в лесу, за завтраком. Голова у него запрокидывается. Вилка падает из рук. Там этих лесорубов человек пятьдесят или шестьдесят, они наворачивают яичницу и обсуждают свою лесорубскую ахинею, и почти никто вообще ни хрена не замечает. И, рассказывают, снаружи ничего не было видно, никаких внешних признаков, только глаза немного вылезли из орбит. – Пучеглазый задумчиво кивнул. – Главное, чтобы сработало. Хочешь, чтоб я сделал заключение?

– Полный вперед.

– Ладно, видишь глаза – роговая оболочка еще ясная. Rigor mortis наличествует, но еще не полная. Видишь, как он сжимает пистолет, очень плотно, из-за того, что мы, профессионалы, называем «трупным окоченением». Доводилось раньше встречать?

Уиллоус покачал головой.

– Это не так уж необычно. Происходит немедленно в момент смерти, особенно во время самоубийства. Ножом или из пушки. Часто путают с rigor mortis. Самое главное – это нельзя подделать. Если бы кто-нибудь застрелил Джоуи, он бы ни в коем случае не вцепился так в свою пушку.

Левая рука Джоуи свисала вниз. Кровь прилила к ладони. Пучеглазый надавил на потемневшую кожу, немного подержал. Кожа не побелела, значит, с момента смерти прошло не меньше четырех часов.

Пучеглазый сказал:

– На мой профессиональный и высокочтимый взгляд, весьма вероятно, что покойный нанес себе повреждения, вызвавшие смерть, – пулевое ранение сердца. Мое многомудрое заключение таково: смерть наступила от семи до девяти часов назад. Иными словами, он окончательно и бесповоротно мертв и останется таковым на веки вечные, бедолага.

Пучеглазый осторожно стал спускаться.

– Уповаю на то, что, извлекая пулю, ты постараешься не причинить особого вреда этому чудесному дереву, Джек.

За несколько часов с тех пор, как обнаружили труп Джоуи Нго, толпа, собравшаяся за хлипким ограждением, раздалась за счет суетливых телевизионных съемочных групп, команды агрессивно-анонимной грязно-коричневой «труповозки», бесцельно слоняющихся полицейских с осунувшимися лицами и невероятно расслабившихся детективов из отдела убийств; стрекотали репортерши с тщательно уложенными прическами и тщательно нанесенным свежим цветом лица. Мэл Даттон, глядя, как одна особенно хорошенькая белокурая ведущая кокетничает перед камерой, обернулся к Уиллоусу и сказал:

– Знаешь, как сделать, чтобы у блондинки загорелись глаза?

Клер Паркер, которая вместе с Уиллоусом быстро шла через улицу к машине, приняли за ведущую ночных новостей на одиннадцатом канале. Уиллоуса сочли ее продюсером, или любовником, или и тем и другим вместе.

Какая-то женщина сунула ей клочок бумаги и ручку, проорала имя ведущей и попросила автограф.

Паркер лихо расписалась, пока Уиллоус возился с зажиганием. Она перекинулась с женщиной несколькими фразами и, садясь в машину, вернула бумагу, а ручку оставила себе.

Уиллоус посигналил, толпа расступилась. Ручка была шариковая, ярко-зеленая с толстой черной полосой сверху донизу.

Уиллоус спросил:

– Зажала ручку?

– Сувенир, с Бермудских островов. – Паркер повернула ручку так, чтобы Уиллоус мог прочесть надпись большими печатными буквами, полюбовался парусниками и солнцем. – Я ее достану, люди спросят, когда я там была, а я отвечу, что никогда, и посмотрю так, словно они невесть какую глупость ляпнули.

– Блеск.

– Это честная игра. Ей тоже будет что рассказать – как телевизионная стерва, у которой денег куры не клюют, заныкала ее любимую ручку. – Паркер улыбнулась. – К тому же Пучеглазый только что унес мою.

– Он известный ханыга. Я слыхал, у него полный ящик одноразовых зажигалок, – Уиллоус взглянул на часы. Десять минут второго. – Может, смотаемся куда-нибудь перекусить? И выпить пива.

– У нас впереди уйма писанины, Джек. Почему бы не заказать из конторы?

– Потому что я хочу чего-нибудь свежего и горячего.

– И кружку пива.

– И две кружки пива.

Слева была пиццерия. Паркер увидела ее на долю секунды позже, чем Уиллоус.

– Выброси из головы, Джек.

– Грибы, сладкий перец…

– Анчоусы и пиво.

– Я не ел с пяти утра. Когда я голоден, я становлюсь раздражительным. Тебе бы уже пора это знать.

– Ты не представляешь, как больно тебе отказывать, Джек.

– Отлично. Но если я начну рычать, постарайся не обижаться.

Через два квартала Уиллоус вдруг круто свернул к тротуару, притормозил рядом с ярко-красным свежевыкрашенным пожарным гидрантом.

– Отлить понадобилось? – спросила Паркер, усмехаясь своей плоской шутке.

Уиллоус опустил козырек с надписью «полицейский автомобиль».

– Тут за углом ресторан. «У Томми». Я здесь как-то обедал пару месяцев назад, отлично.

– Что это значит, три столика и стойка немыслимой длины? Уиллоус захлопнул свою дверцу, проверил.

– Если пистолет Джоуи подойдет к пулям, которыми были убиты Эмили и Черри – а я готов спорить на зеленый салат, что подойдет, – мы раскрыли два убийства и самоубийство. Неплохо для одного рабочего дня, Клер. По-моему, я достаточно убедительно говорю, чтобы даже мертвый встал и пошел.

Дюжина аргументов наконец подействовала. Паркер запомнила их на будущее и зашагала бок о бок с Уиллоусом к ресторану.

Над стеклянными дверьми ресторана распростерлась огромная, чуть ли не больше натуральной величины, корова из папье-маше. Голштинка была насажена на железный прут, но, видимо, замысливалось не истязать бедное животное, а просто удержать его на месте. Паркер внушительное чучело навело на мысль о коровьих родичах, которых постигла подобная учесть и которые теперь терпеливо ждали внутри, приняв форму котлет и бифштексов.

Уиллоус придержал перед ней дверь. Ресторан был полупуст, и им достался столик у окна.

Паркер заказала салат из шпината и воду со льдом. Уиллоус сказал:

– Пинту пива и гамбургер со швейцарским сыром, беконом и грибами. И можно ли оставить сладкий перец, а салат заменить проростками бобов?

– Это номер пятнадцатый, классбургер.

– Вот как?

Официантка улыбнулась. Ее губы были накрашены блестящей темно-красной помадой – цвета переспелого яблока. Уиллоус отвел взгляд, и Паркер точно представила, о чем он думает. Хуже всего в их работе, что она порой застает врасплох. Паркер протянула руку, мягко сжала ладонь Уиллоуса.

Это было мгновение неожиданной близости, тревожное и властное. Паркер улыбнулась Уиллоусу, Уиллоус улыбнулся в ответ. Они казались влюбленными, а может, и были ими.

Официантка ушла. С минуту оба молчали, потом Паркер спросила:

– Ну, как идет битва?

– Какая битва?

– За опеку.

Уиллоус пожал плечами.

– Ее адвокат звонит моему адвокату. Мой адвокат звонит ее адвокату. Они шепчутся, счета за междугородние разговоры накапливаются, но кто знает, о чем они беседуют.

Принесли воду и пиво. Уиллоус выпил залпом полстакана и вздохнул.

– Ты собираешься оспаривать развод?

– Я просто хочу остаться отцом для своих детей, вот и все. – Уиллоус еще отхлебнул пива. – Почему ты об этом заговорила?

– Потому что они приедут в августе, а ты еще не придумал, как их занять. Чем ты будешь их развлекать? Тебе надо подготовиться, чтобы им было с тобой интересно.

Принесли заказ. Паркер дождалась, когда официантка удалилась достаточно далеко, и сказала:

– Твоя жена звонила мне утром в контору. Ферли снял трубку. Она передала, что перезвонит, хочет со мной поговорить.

– Я же предупреждал, что она собирается звонить. Она беспокоится обо мне, помнишь? Не особо – легко даст себя убедить, что у меня все в порядке.

Паркер принялась за салат.

– Так что же мне ей сказать, Джек? Что жизнь прекрасна или что ты скучаешь, как сумасшедший, и на все готов, лишь бы она вернулась?

Уиллоус потерял аппетит и пожалел, что заказал пиво. Больше подошло бы что-нибудь покрепче – четверть грамма мышьяка со льдом или, может, кружка-другая 86-процентного этилового спирта с лимоном.

Паркер отодвинула салат.

– Больше не могу, чувствую себя кроликом. – Она указала на стынущий гамбургер. – Ты ешь или нет?

– Все до последней крошки. – Уиллоус разрезал гамбургер пополам, протянул тарелку Паркер. – Угощайся.

– Булка с коровой. Что за идея. – Паркер откусила, скорчила гримасу. – Джоуи влюбился в Эмили, ему не нравилось, как Черри с ней обращается. Он решил убить Черри, но по неопытности ошибся и застрелил Эмили. А потом умер, так сказать, от угрызений совести. Скажи, Джек.

Уиллоус вздернул бровь.

– Я что-нибудь пропустила?

– Черри мог вычислить, что Джоуи застрелил Эмили, и решил убить его. Хотя я сомневаюсь, что было так.

– Почему?

– Отчасти потому, что они братья, но в основном потому, что Черри было плевать на Эмили.

Паркер кивнула, вспомнив комнату для допросов, поведение Черри. Уиллоус показал на булку с коровой.

– С этим покончено?

– Решительно.

Уиллоус раскрыл бумажник, положил деньги на стол. На улице Уиллоус вдруг обнаружил, что они с Паркер стоят совсем рядом, и она смотрит на него, прямо в глаза.

– Объясни, – сказала она, – как все может быть так сложно и в то же время так просто?

С внезапным сердечным сбоем Уиллоус осознал, что Паркер говорит не о Джоуи с Эмили. Он замер, глядя на нее. В плотном летнем воздухе роилась пыль, голубели клубы выхлопных газов. В темных глазищах Паркер читалась уязвимость, как у всякого попавшегося впервые. Уиллоус долго не отводил взгляда, потом повернулся и без единого слова быстро пошел к машине.