Мэнни Кацу было всего тридцать два года, но выглядел он намного старше.

Худощавое лицо с множеством глубоких морщин, редкие волосы, желтоватая кожа с крупными порами. По утрам в ванной комнате, глядя на себя, беззащитного, в зеркало, он грустно думал, что с каждым днем становится все менее похожим на фотографию, украшавшую его автомобильные права.

Пытаясь хоть как-то скрыть свою полноту и изъяны внешности, Мэнни расходовал массу денег на сшитые по заказу костюмы и потому выглядел элегантным сорокалетним, несколько преждевременно облысевшим человеком.

Но только не сегодня.

Нынешним вечером Мэнни был одет в бесформенный желтовато-зеленый костюм с чернильным пятном под карманом, готовую рубашку из легкой тайваньской синтетики и галстук, почти такой же ширины, как его объемистая грудная клетка. Пара истоптанных коричневых башмаков завершала туалет. Ботинки были на два размера меньше, чем полагалось, и потому нестерпимо жали, и это неудобство он воспринимал как истинное наказание. Когда он шел по Дэви-стрит, стараясь не обращать внимания на боль в ногах, солнце почти опустилось в океан. Несколько москитов словно ястребы спикировали на голову Мэнни.

Мэнни взглянул на часы. Было двадцать минут десятого. Он с удовлетворением отметил, что точно соблюдает график.

Прихрамывая, он подошел к ресторану. Это трехэтажное здание было создано из нескольких блоков, великолепно вписавшихся в архитектуру городского квартала. Перед фасадом находился широкий газон, аккуратно разрезанный пополам дорогой, обложенной с двух сторон розовым кирпичом.

Позади ресторана на аллее стоял блестящий черный фургон «Эконолайн». Фургон был припаркован у большого мусорного контейнера «Смитрайт», наполненного до краев дорогими отходами. Мэнни прислонился к «Смитрайту», чтобы дать передышку ногам. Ботинки буквально убивали его. Боль, причиняемую ими, было трудно переносить. Он твердо решил купить новую пару обуви, которая будет по крайней мере на два размера больше. Лучше уж набить просторные ботинки старыми газетами, чем терпеть такую боль, на которую он сегодня обрек себя. Он взглянул на часы, отвернув рукав своего желто-зеленого пиджака. Было двадцать пять минут десятого. Быстро темнело. Мэнни осторожно огляделся, в надежде, что темная аллея по-прежнему безлюдна.

Вынув нож из плотного кожаного чехольчика, он направился к фургону. Походка его была неторопливой, спина прямой. Он выглядел спокойным и решительным. И если бы не нож, Мэнни выглядел бы не просто безобидным, а маленьким и беззащитным.

Нож, длиной в восемь дюймов с плоской ручкой и изогнутым лезвием из высококачественной стали, был предназначен для разрезания свинцовых полосок. Мэнни провел более полудня, правя лезвие на точильном камне, и сделал это так тщательно, что оно могло разрезать без усилий любую небольшую кость.

На этот раз он, правда, воспользовался не лезвием, а ручкой ножа, чтобы проделать отверстие в ветровом стекле фургона. Когда в отверстие стало возможно просунуть руку, он дотянулся до замка. И в этот момент дверь ресторана, слегка дрогнув, открылась. Луч продымленного насквозь желтого света достиг фургона. Мэнни, согнувшись, замер. До него донесся стук кастрюль и аппетитный запах жареного мяса. Неожиданно какой-то темный силуэт заполнил дверной проем. В руках незнакомца была сигарета, которая, описав дугу, подобно трассирующей пуле упала на асфальт, рассыпая вокруг фейерверк искр.

И дверь захлопнулась.

Мэнни перевел дыхание. Его сердце снова забилось ровно. Он открыл дверь фургона, спрятал нож обратно в чехол, забрался внутрь машины и лег на спину у педалей управления. Голова его оказалась на красном пушистом ковре, покрывавшем коробку передач. Достав из кармана магнитный карманный фонарь, он прикрепил его к рулю так, что свет упал на путаницу ярко окрашенных проводов, спрятанных за приборной доской.

Мэнни не был электриком, но ему не раз приходилось возиться с различными приборами, и потому он уверенно зачистил полдюйма, а может и больше, защитной пластиковой оболочки, которая покрывала провода зажигания, а затем начал экспериментировать с проводами.

Дважды возникало короткое замыкание, за которым следовали короткие вспышки огня, неприятный запах и поток искр. Но в конце концов большой восьмицилиндровый двигатель повернулся и заработал. Мэнни нажал на педаль газа. Двигатель взвыл, и фургон вздрогнул. Убедившись, что крокодиловые зажимы надежны, он занял наконец сиденье водителя.

Оглядевшись, Мэнни увидел, что аллея по-прежнему пустынна. Никто, как видно, не обратил на фургон никакого внимания. Свидетелями его действий были, кроме самого Мэнни, лишь мухи. Он опустил боковые стекла и, сбросив ботинки, забросил их за спину.

Сюрприз! — пол, стены и даже потолок фургона оказались покрыты тем же, чем и коробка передач: кричаще красным плюшем. Плюшем был обит даже маленький бар-холодильник, стоявший в дальнем углу машины.

Над холодильником была хромированная полка, на которой стояли два бокала. Напротив, на стальном кронштейне, подвешен к потолку маленький цветной телевизор. Оставшееся пространство занято низкой кроватью с зеркальной передней спинкой, подушками в виде сердца и покрывалом из какого-то серебристого материала. Настоящий бордель на колесах! Мэнни, закрыв глаза, включил магнитофон, и тотчас поток сладкой музыки обрушился на него из нескольких замаскированных динамиков. Убавив громкость, он освободил аварийный тормоз и включил передачу.

В Джервисе его остановил красный свет. Фургон находился на расстоянии всего одного квартала от пересечения двух улиц — Дэви и Бут. Через ветровое стекло ему хорошо были видны пустые в этот час телефонные кабины.

Из внутреннего нагрудного кармана пиджака Мэнни вынул сигару в алюминиевой трубке. Сигара стоила целых три доллара, впрочем, их заплатил Феликс Ньютон. Мэнни никогда не был заядлым курильщиком, но ему всегда нравились бессмысленные поступки. Может, это и было одной из причин его удач.

Он вытащил сигару из трубки, отрезал конец и поднес к нему зажигалку. В это время цвет светофора изменился, и фургон беспрепятственно миновал перекресток.

Достигнув угла, Мэнни замедлил ход и, подъехав к краю тротуара, остановился. Здесь вокруг телефонных кабин околачивалось с полдюжины мальчишек. Большинство из них — подростки. И тут Мэнни заметил мальчика, которого искал. Они посмотрели друг на друга, и Мэнни заметил, что мальчик замер. Мэнни, вынув сигару изо рта, широко улыбнулся. Мальчик хитренько ухмыльнулся в ответ и поднял брови. Он был хорошо сложен. Глаза — темно-зеленые, манящие. Когда он улыбнулся, Мэнни увидел два ряда великолепных белых зубов.

Мэнни слегка кивнул головой, и мальчик уверенно направился к фургону, держа руки в карманах плотно облегавших бедра белых полотняных брюк.

Мэнни позволил мальчугану подойти достаточно близко, дотронулся до него и тут же оттолкнул. Мальчик вынул руки из карманов. Выражение, появившееся на его лице, выразило обиду, будто его наказали ни за что. Мэнни двинул фургон, наблюдая, как мальчик стал уменьшаться, а затем и совсем пропал в темной глубине зеркала заднего обзора. Он проехал квартала два вниз по Дэви, повернул налево и, припарковавшись перед бакалейной лавкой, вышел из фургона.

Стояла непроглядная мгла. Слышен был лишь писк москитов, кружащихся в воздухе, но увидеть их уже не было возможности.