Эдди Оруэлл добрался до дверей квартиры Клер Паркер только к половине девятого.

Паркер жила на четвертом этаже старого, некогда перестроенного викторианского дома. Оруэлл рывком открыл дверь парадного и начал подниматься по лестнице, покрытой ковром, прыгая через две-три ступени. Револьвер при этом в его заплечной кобуре болтался, ударяя его.

В дверях он задержался, чтобы прослушать пульс, который равнялся ста двадцати ударам в минуту. Впрочем, Оруэлл был уверен, что быстрый подъем по лестнице тут ни при чем. Просто он был возбужден. Поправив темно-голубой галстук, он провел рукой по своим коротко остриженным волосам и постучал в дверь своим огромным, размером с большой кокосовый орех, кулаком.

Паркер тотчас открыла. На ее ногах были туфли с пятнадцатисантиметровыми шпильками, плиссированная черная юбка и белая блузка с высоким воротником. На каблуках она была на дюйм выше него, что, впрочем, никакого значения не имело. В этом строгом наряде она мало походила на его страстную подружку. Но он все же улыбнулся ей, считая, что она во всех нарядах выглядит прекрасно. Он подавил желание взять ее за руки, зарыться в ее блестящие черные волосы, клюнуть в мочку маленькое, совершенной формы ухо и подождать, что она будет делать дальше…

Паркер поняла выражение его глаз. Ей оно было хорошо знакомо. Она понимала, что оно означает, и точно знала, как с этим быть.

— Я проработала сегодня весь свой ленч, Эдди, — сказала она. — И не была дома до семи. Я умираю с голоду, и мысль о той минуте, когда мы опомнимся и обнаружим, что вышли за рамки, не сможет сделать меня сейчас ни мягче, ни теплее.

— Нет проблем, — твердо сказал Оруэлл, — дело прежде всего, верно?

— Что ты этим хотел сказать?

Оруэлл пожал плечами и усмехнулся своей пиратской усмешкой, сознавая, что его большие ровные зубы кажутся особенно белыми на его загорелом лице.

Он стоял прислонившись к стене, сжимая в объятиях Клер. Это было их третье свидание почти за две недели. С самого начала их отношений Оруэллу не был предложен ключ, и он так и не решился его попросить.

…Ресторан, который выбрал Оруэлл, был расположен на станции Фергюсон у парка Стенли. Когда он сказал Паркер, куда они пойдут, ему показалось, что недовольство мелькнуло в ее шоколадно-коричневых глазах. Но он был не до конца в этом уверен, а она не возразила, и потому он решил повторить свое предложение.

Парк Стенли — это тысяча акров распространенной в стране растительности, — по форме он напоминал слона, был расположен на западном конце города и с трех сторон окружен Тихим океаном.

Ресторан этот славился хорошей кухней и восхитительным видом на окрестности. Не случайно Оруэлл заказал столик у окна. По всем стандартам это было очень дорогое заведение. Но Оруэлл хотел сделать Клер маленький сюрприз и, настроившись на это, готов был заплатить любую цену за вечер, который оба смогли бы потом вспоминать всю жизнь.

Он не стал спорить с Паркер, когда она предложила взять ее «фольксваген», оставив его ржавый «форд» у дома, тем более что у него были проблемы с машиной — она время от времени глохла. Он не торопился с починкой, так как собирался купить новый автомобиль.

Паркер вела машину быстро и точно. Они добрались до ресторана на десять минут раньше намеченного времени и припарковались в нескольких сотнях футов от входа. Оруэлл заметил, что Паркер, выходя из машины, не заперла ее. Он совсем было собрался сказать ей о растущем уровне преступности, но почему-то удержался, зная, что Клер не терпит замечаний. Ничто не должно было испортить этот вечер. Он просто не мог представить, чтобы что-то случилось.

Вероятно, потому, что ресторан стоял вблизи парка, в нем не было бара. Метрдотель встретил их так тепло, будто они были старыми его друзьями. Он тут же провел их по сводчатому коридору с филигранной штукатуркой в зал, расположенный под огромным куполом, напоминающим форму перевернутой рюмки с отбитой ножкой.

Воздух в зале был теплый, насыщенный влагой. Каждый из тридцати столиков был окружен миниатюрными зарослями экзотических растений. Свет приглушен. Где-то слева от Оруэлла находились клетки с капризно и достаточно надоедливо кричавшими птицами. Впрочем, сам-то Оруэлл знал, что никаких птиц не было. Когда несколько дней назад он был в этом ресторане, ему сказали, что птичьи голоса записаны на пленку.

Паркер и Оруэлл проследовали за метрдотелем по узкой извилистой дорожке, выложенной белым камнем. Вокруг таинственно мерцали свечи, подчеркивая глубину окружающего мрака. Это было поистине сказочное место. Когда Оруэлл уже начал сомневаться, удачен ли его выбор, они добрались наконец до своего столика, и тотчас его тревоги и сомнения исчезли.

Из окна был виден океан. Дюжина фрахтовщиков покачивалась на багровой воде. Несколько парусников трепетали на порывистом ветру, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Глубоководный буксир тянул огромную пирамиду опилок к линии горизонта, озаренного яркими лучами заходящего солнца.

— Прекрасный вид! — восхищенно сказал Оруэлл.

— Благодарю вас, — ответил метрдотель.

— Конечно, если тебе по сердцу фотографии на почтовых открытках, — заметила Паркер.

Оруэлл нахмурился. Метрдотель, положив меню и карту вин на столик, пододвинув плетеный стул Паркер, почему-то с любопытством глядя на ее шею, спросил, интересует ли их аперитив.

— Шампанского! — решительно сказал Оруэлл.

— Вы предпочитаете отечественное или импортное, сэр?

— Французское.

— У нас есть «Шарль Хейдспек», мадемуазель.

Оруэлл прервал его движением руки.

— Сперва принесите нам любое самое дорогое.

— Да, сэр.

— И проследите, чтобы напиток был достаточно холодным. Обязательно положите в ведерко побольше льда.

— Непременно.

Паркер наклонилась к Оруэллу, положив локти на стол. Она до сих пор не понимала, почему решила пойти с ним. Скорее всего, чтобы забыть о краткой встрече с Джеком Уиллоусом. Ей показалось, что Оруэлл достаточно надежен, хотя и не очень ей нравился. Кроме того, она слышала, что у него были серьезные отношения с Джудит Ландстром, которую он вроде бы планировал бросить, но так ли это? Она улыбнулась ему и спросила:

— Что случилось, Эдди?

— Ничего, — ответил Оруэлл, почему-то излишне громко, — скажи мне, как твоя работа?

— Давай не будем сегодня говорить о делах, хорошо?

— Прекрасно! Прекрасно, как все, что ты говоришь. — Оруэлл, как бы сдаваясь, поднял обе руки, невольно демонстрируя опухшую ладонь с грубыми мозолями, заработанными в течение бесконечных часов, проведенных в спортзале Голда за накачиванием мышц.

— И пожалуйста, не увиливай от ответа: в честь чего шампанское?

— Поверь, никакой особой причины нет.

Клер подозрительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Оруэлл, играя серебряным прибором, нервно улыбнулся. Вытер взмокшие от волнения руки плотной белой накрахмаленной льняной салфеткой, поправил узел галстука и нахмурился.

Паркер откинулась на стуле, подняла голову. Трепетный, колеблющийся свет дюжины горящих свечей отражался в выпуклом стекле потолка, напоминая далекие звезды. Она еще больше откинула голову, чтобы определить среди множества свечей ту, что стояла на их столе. Пальмовый лист слегка коснулся ее уха. Она, протянув назад руку, оторвала его от ствола.

Оруэлл притворился, что ничего не заметил. Опустив глаза, он вроде бы прилежно изучал меню.

Официант в белом воротничке наконец принес шампанское в серебряном ведерке со льдом и два бокала, напоминавшие формой тюльпаны, поставил бокалы и ведерко на стол, снял фольгу с горлышка бутылки, ловко открутил проволоку и, помедлив, помог выскочить пробке. Оруэлл внимательно наблюдал за этими действиями, стараясь запомнить каждое движение специалиста.

Из горлышка вышел легкий дымок, как после выстрела. Официант положил пробку на стол перед Оруэллом и налил немного шампанского в его бокал. Оруэлл пригубил. Шампанское было такое холодное, что у него заныли зубы. Но он одобрительно кивнул официанту, который, указывая на меню, спросил:

— Вы готовы к заказу, сэр?

— Нет, пока не совсем.

— Я никогда раньше не бывала здесь, — сказала Паркер. — А что вы сами могли бы нам порекомендовать?

Официант явно заколебался, задумавшись.

— Фазаны очень хороши сегодня, — наконец сказал он.

— Тогда я возьму фазана, — улыбнувшись, ответила Паркер.

Официант кивнул Оруэллу, и при этом на его шее блеснули несколько золотых цепочек.

— Два фазана, — сказал Оруэлл и взял винную карту.

— С фазанами хорошо идет «Пуилли Фюссе», — посоветовал официант, заговорщически подмигнув Паркер.

Оруэлл этого не заметил, изучая винную карту.

В конце концов он нашел вино, рекомендуемое официантом, в самом конце меню. Бутылка стоила сорок два с половиной доллара. Он закусил губу в раздумье.

— Пусть будет «Пуилли Фюссе», — прервала молчание Паркер.

Официант ушел.

Оруэлл поднял оторванный лист, подержал его над свечой, лист сразу скорчился. Оруэлл наблюдал, как лист морщился и чернел от жара. Когда же начал дымиться, он небрежно бросил его на пол.

— Что-нибудь не так? — спросила Паркер.

— Нет, конечно же, нет.

— Тебя ничто не беспокоит?

— Все в порядке, все просто отлично.

Паркер осушила свой бокал и потянулась к бутылке.

— Дай мне, — сказал Оруэлл.

Паркер схватила тяжелую бутылку обеими руками и вытащила ее из ведерка. Вода с бутылки закапала на скатерть. Она, наполнив свой бокал, передала бутылку Оруэллу и, когда он наполнил свой, опустила ее обратно в ведерко. Он наблюдал, как она взяла свой бокал, как осторожно поднесла его к губам. С удивлением он взглянул на ее тонкую шею и в сотый раз сказал себе, что она самая красивая женщина из тех, кого он когда-либо видел, и что ему невозможно дальше жить без нее.

Паркер перехватила его взгляд, и он зарделся, как мальчишка на первом свидании.

Пока они расправлялись со своими птицами, солнце окончательно скрылось за горизонтом. И океан сразу потемнел. От фазанов ничего не осталось, кроме позвоночника, нескольких обглоданных ребрышек и подливки. Шампанское давно кончилось, и они заканчивали вторую бутылку вина. Паркер стала пить медленнее, зато Оруэлл перехватил инициативу. Он окончательно расслабился. Смотрел сквозь бокал на пляшущий огонь свечи, поворачивая его то одним, то другим боком и восхищаясь четкими отпечатками своих пальцев на стекле. Струйка вина потекла по его подбородку. Он стал вытирать ее салфеткой, и тут его внимание привлек кусочек фазаньего мяса, приставший к салфетке. Он взял его в рот, пожевал и запил вином.

Паркер улыбнулась.

— Ты еще голоден, Эдди?

Оруэлл отрицательно покачал головой.

— Нет, просто чертовски нервничаю.

— Хочешь чего-нибудь на десерт?

— Я сыт, а ты?

— Хорошо бы выпить кофе.

— Если сможешь найти нашего официанта, — сказал Оруэлл, — думаю, его смена закончилась час назад. В следующий раз, когда мы сюда придем, давай возьмем с собой сигнальный пистолет. — Он взял бутылку и выцедил последние капли вина в бокал Паркер.

— Хочешь меня напоить?

— По-моему, как раз наоборот, — сказал Оруэлл.

Выражение лица Паркер заставило его торопливо добавить:

— Шучу, шучу.

Он поднял свой бокал, но увидев, что тот пуст, поставил его обратно на стол.

Паркер посмотрела на часы.

— Это был приятный вечер, Эдди, но у меня был тяжелый день и завтра будет не легче.

— Я думал, у тебя завтра выходной, — сказал Оруэлл.

— Я сама так думала…

— Слушай, мне надо тебе кое-что сказать.

Паркер и Оруэлл произнесли эту фразу одновременно, будто хорошо отрепетировали сцену. Они с подозрением взглянули друг на друга.

Паркер опомнилась первой.

— Давай говори ты, Эдди.

— Первое слово даме.

— Не глупи!

Оруэлл ждал в течение всего ужина момента, чтобы сделать свой ход. И теперь он наконец может его сделать. Его пальцы осторожно скользнули в карман пиджака, нащупали маленькую серебряную коробочку. Стоило нажать кнопку, и крышка бы открылась, явив ограненную поверхность бриллианта стоимостью в тысячу восемьсот пятьдесят долларов. Клубные долги, некоторые другие расходы и, наконец, это кольцо полностью истощили его карточку «Америкэн экспресс». Когда Паркер спросила его: «Все ли в порядке?» — он ответил «да», но это не было правдой. Правда была в том, что он собирался сделать ей предложение, едва только по бокалам было разлито шампанское, но чертов официант все время крутился неподалеку. Потом помешала еда: трудно говорить с набитым ртом. Он и сам не понимал, почему так долго и много ел. И вот теперь ужин окончен. Они собрались уходить. Он все провалил. Не смог набраться мужества попросить руки единственной женщины, которую действительно любил.

Подавленный, он с силой закрыл коробочку, лежащую в кармане, и, при этом прищемив палец, негромко вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности.

— Что случилось? — спросила она.

В этот момент к ним с озабоченным видом спешил официант. Оруэлл свирепо посмотрел на него и с вызовом бросил на стол будто перчатку свою кредитную карточку.

На улице было свежо и приятно, особенно после тяжелой атмосферы ресторана. С океана дул прохладный бриз, слышался шорох перебираемых ветром листьев. Высоко над ними в ночном небе мерцали настоящие живые звезды. Оруэлл вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Они с Паркер медленно шли через открытую лужайку к ее машине.

— Много кораблей вышло сегодня в море, — сказал Оруэлл и небрежно, по-хозяйски обвел рукой темные океанские воды с множеством сверкающих огней.

— Это все фрахтовщики, — сказала Паркер.

После паузы Оруэлл предложил:

— Давай-ка их сосчитаем.

— Зачем?

— Не знаю, просто так.

Неожиданно в его глазах все начало двоиться. Полбутылки шампанского и большая часть двух бутылок вина еще не совсем лишили его способности думать.

— Один, — начал считать он, прищурив левый глаз, — два, три…

Все вокруг него, казалось, дрожало и прыгало, горизонт наклонялся, и даже положение кораблей менялось. Где-то справа стояло буксирное судно, и монотонный шум его мощных двигателей вызывал у него убийственную головную боль.

Когда они почти подошли к автомобилю, Паркер сказала:

— Ты уже кончил считать?

— Почти, — ответил Оруэлл и осторожно спросил: — А ты? Сколько у тебя получилось?

— Одиннадцать, — сказала Паркер.

— У меня тоже.

Теперь они вплотную подошли к автомобилю. Паркер полезла в сумочку за ключами и со звоном уронила их на асфальт. Оруэлл встал на колени и, подняв ключи, неожиданно потерял равновесие. С трудом поднявшись, он передал ей ключи. Слева, почти вплотную к «фольксвагену» был небрежно припаркован «корвет». Оруэлл с трудом приоткрыл дверь автомобиля настолько, чтобы можно было войти в него.

Паркер вставила ключ зажигания. Ее черная юбка неожиданно приподнялась, обнажив стройные ноги. Оруэлл решил сделать вид, что ничего не заметил. Он предпочел думать о том, как они вернутся в его квартиру и все обсудят за стаканчиком спиртного. Он зажжет светильники, разольет по стаканам крепкий бренди, включит музыку…

Паркер наконец завела машину и, направив «фольксваген» к повороту, мягко выжала сцепление. Она крутила руль обеими руками, стараясь обойти «корвет».

Оруэлл не удержался: он склонился к Паркер и, положив руку на ее бедро, уткнулся носом в шею, пытаясь попасть языком ей в ухо.

— Оставь, Эдди, — сказала Паркер, отталкивая его. Послышался громкий лязг металла, ударившегося о металл, и звон разбитого стекла. «Фольксваген» резко остановился и, накренившись в сторону, слегка подпрыгнув на рессорах, замер.

— Хорошо проехались, — сказала Паркер. — Просто здорово!

— Слушай, — сказал Оруэлл. — Я не виноват. Не я был за рулем.

Паркер переключила передачу на первую скорость, нажала на газ.

Разбитое стекло захрустело под колесами на мостовой. Она выключила двигатель и, нагнувшись в сторону Оруэлла, открыла отделение для перчаток, где лежал карманный фонарь. Он был размером с ее мизинец, батарейка была довольно слабая, но он работал. Она вышла, чтобы оценить обстановку.

Машина, в которую она врезалась, была припаркована с ее стороны. Это был черный фургон «Эконолайн», передний бампер которого выглядел так, будто в него попали мячом от кегельбана. Паркер дернула дверь. Она оказалась не заперта. Открыв дверь, она присела на ближайшее сиденье, направив желтый луч фонарика на рулевую стойку в поисках документов. Стеклянные диски на приборном щитке блеснули, как зеркала.

Луч фонарика двинулся дальше. Паркер заметила клубок спутанных проводов и крокодиловые зажимы, свисающие с руля. Увидела мятый пиджак. И среди его темно-зеленых складок различила блестящую полоску металла, похожего на ствол ружья. При ближайшем рассмотрении это оказался пустой алюминиевый футляр от сигары.

Слабеющий луч, переместившись вниз, наткнулся на целый ворох бумажных салфеток в темно-красных пятнах.

Позади послышался шум. Она обернулась и увидела Оруэлла, выбирающегося из «фолькса».

— Оставайся на месте, Эдди. Не подходи ни на шаг!

— Почему? — спросил Оруэлл. — Что случилось?

Нагнувшись, Паркер направила луч внутрь фургона, заметила страницы развлекательных журналов, затем окостеневшие, скрюченные пальцы окровавленной руки, которые, казалось, зашевелились, пытаясь спрятаться от неровного света фонарика. Увидела разбитую кровать, клочья поролона, торчащие из разорванного матраца, и рядом гладкое белое лицо. Остекленевшие глаза, широко раскрытый рот, который, казалось, еще кричал. Красно-черная рубашка, в которой дыр, казалось, больше, чем в доске для криббиджа.

Паркер была настолько потрясена, что начала машинально считать раны.

Мимо стремительно пронеслась какая-то машина, в ней звучала громкая музыка. Это внезапное вторжение нормальной жизни заставило Клер задуматься. Она выключила фонарик, выхватила из сумочки «смит-и-вессон», выскочила из фургона, стараясь ничего не трогать, и крикнула:

— Хорошо, Эдди, поехали.

— Что? — спросил Оруэлл пьяным голосом. Он постепенно трезвел, но все еще был далек от нормального состояния. Паркер схватила его за руку и потащила прочь от места преступления к ярким огням ресторана.

Паркер работала в отделе расследования преступлений Ванкувера. Расследование убийств входило в ее обязанности. Таща ничего не понимающего Оруэлла через лужайку, она думала о том, что нужно первым делом позвонить коллеге Джеку Уиллоусу.

Но тут же вспомнила, что Уиллоус уехал на рыбалку и приедет в город не раньше чем через два дня…