Тяжкие преступления

Гоуф Лоуренс

Лоуренс Гоуф живет в Ванкувере, пишет пьесы для Канадского радио. В предлагаемом читателю сборнике представлены три произведения автора, являющиеся началом его популярной серии романов, в которых главными героями выступают детективы из полиции Ванкувера Джек Уиллоус и Клер Паркер.

Труп в позе «лотоса» обнаружен на льду пруда в китайском парке. Расследование устанавливает, что убитый — владелец газеты «Чайниз таймс». Разгадка — на пересечении разных сюжетных линий романа «Тяжкие преступления». Особый черный юмор отличает книги Лоуренса Гоуфа, популярные не только в Канаде.

 

Глава 1

В стене была круглая полированная дверь, китайцы называют такие «дверь луны». Он весь напрягся и сильно ударил в нее ногой. Каблук его ковбойского сапога грохнул по доске красного дерева. Двустворчатая дверь дрогнула, но устояла. Он ударил еще раз, стараясь попасть в то же место. Винты, на которых держался засов, со скрежетом поддались, и дверь, распахнувшись, ударилась створками о стену.

Мимо промчался автобус, ярко освещенный, как большой корабль. Резина покрышек жалобно проскрипела на обледеневшем асфальте.

Он опустился на колени, взял труп под мышки и стал перетаскивать через порожек.

Как будто вдогонку за автобусом мелькнула машина. Такси. Но. заметив огонек на его крыше, он с перепугу решил было, что это полиция. Стоял мороз, но с него градом катился пот. Намокшая одежда прилипла к телу как саван. Он втащил мертвеца в дверь и, когда опустил его, коротко стриженная голова глухо стукнулась о брусчатку. Он закрыл за собой дверь и огляделся.

Это был альпийский сад с водоемом и искусственной горкой — причудливым нагромождением камней в несколько метров высотой. Стена ограды при свете луны казалась светло-серой. Такого резкого похолодания даже в январе никто не ожидал, поэтому воду не выключили, и тоненькая струйка, серебристая в свете луны, стекала с откоса и с нежным всплеском вливалась в водоем.

Он нажал кнопку на рукоятке автоматического ножа и острым лезвием перерезал медную проволоку, которой были обмотаны запястья трупа.

Тишину нарушало только журчание льющейся воды.

Взяв тело за руки, он поволок его по плитам дорожки к низенькому — не выше колена — каменному бордюру, шедшему вокруг водоема. Труп окоченел и стал негнущимся, как пугало; человек умер со скрещенными ногами и даже после смерти сохранил прекрасную осанку.

Он подтащил тело к воде, сгреб его в охапку и. повернувшись вокруг собственной оси, словно собирался метать диск, бросил.

Тело упало в водоем, но вместо всплеска раздался неожиданный, долго не стихавший треск. Вспугнутая шумом птица, вскрикнув, улетела прочь. Сердце у него замерло, словно сжатое чьей-то сильной рукой.

Он чиркнул зажигалкой и поднес огонек поближе к воде.

Лед.

Водоем был покрыт слоем льда. Он постучал по нему костяшками пальцев, — твердый как камень. Пристроившись верхом на каменной загородке, он с силой стукнул ногой, и лед, не более двух сантиметров толщиной, треснул от удара. Зачерпнув в ладони воды, он ополоснул лицо.

Капли, похожие на слезы, повисли в бледном свете луны. Лед, будто подсвеченный изнутри, излучал мягкое сияние. Выступившая в проломе вода заволновалась и снова застыла.

Вдалеке послышался визг тормозов. Раздался гудок.

Как-то внезапно он очень замерз, и его затрясло, а все вокруг подернулось туманом и, казалось, стало вибрировать. Это был не аттракцион. Господи, ведь он все рассчитал, и вот что вышло!

Руки дрожали так, что ему не сразу удалось прикурить сигарету. Он глубоко затянулся. Сейчас бы в нос парочку беленьких полосочек! «Снежок» бы его успокоил!

Вдруг он заметил на стене скрученный садовый шланг, а рядом — кран. Даже улыбнулся, столь блестящей была возникшая идея. Он снял шланг с металлического крючка, раскрутил его, подсоединил и открыл кран. Раздалось приглушенное бульканье, и шланг, наполнившись водой, стал твердым и упругим. Ему повезло — вода не успела замерзнуть…

Он долго шел, пока не увидел маленькое кафе. Официантка принесла меню и стояла рядом, держа наготове ручку и книжку заказов. В ее левой ноздре светился маленький бриллиант, цвет волос не определить, так часто и обильно они были крашены. По тому, как она стояла выставив бедро, уверенная в себе и решительная, он понял, что она возомнила, что чертовски хороша в своей белой униформе, с вышитым на кармане красными нитками именем — Беверли. На кисти правой руки голубая с красным татуировка, маленькая бабочка, похожая на моль.

Татуировка, бриллиант в носу… Он свернул меню в трубку и стукнул по хромированной крышке коробки для использованных салфеток. Пусть думает, что он играет на ударных в какой-нибудь рок-группе, любит «тяжелый металл», может быть, клюнет?

— А тебе чихать не больно? — спросил он.

Она посмотрела на него, и он понял, что, не отличаясь быстротой ума, она привыкла, чтобы ей все объясняли и повторяли. Он постучал себе по носу. Моль, или что там было вытатуировано на ее руке, вспорхнула к бриллианту. Официантка наконец сообразила, мотнула головой и улыбнулась ему. По ее виду — довольно потрепанному — он вычислил, что работает она здесь давно и уже научилась, не ожидая особых милостей, действовать активно и напористо. Ну вот, так и есть.

— Ты уже знаешь, чего хочешь, дорогуша?

Он кивнул и подумал: «Уж точно не тебя, детка! Не первой молодости. Кроме того — надо спешить, назначена встреча». Он отложил меню, заказав кофе и кусок яблочного пирога.

— А мороженого не хочешь?

Он отрицательно покачал головой.

— Уверен? — Она медлила. — Самое лучшее, что здесь есть. Я угощаю.

Она встала на цыпочки, чтобы достать яблочный пирог из стеклянного шкафа и заодно показать ножки, кстати довольно стройные, разве что толстоватые в лодыжках. Она отрезала кусок пирога и шевельнула бедрами.

— Не боишься работать одна, вот так поздно?

— Хозяйка ушла сегодня пораньше, ребенок заболел гриппом. Только не говори, что собираешься меня ограбить, я этого не вынесу.

Она положила перед ним салфетку, вилку и ложку из нержавейки, налила кофе в белую кружку из толстого фаянса, поставила тарелку с пирогом. Он тут же откусил кусок.

— Ну как?

Он пожал плечами, положил в кофе сахар и размешал вилкой.

— У меня есть парень, — сказала она. — Но пару недель назад он на мотоцикле врезался в грузовик, а скорость была сто сорок в час. Обе ноги сломал и будет лежать на вытяжке чуть ли не до июля.

— И тебе не хватает?

— Чего именно, дорогуша? — Она похотливо хихикнула.

— Мотоцикла, чтобы доехать до дому.

— Сейчас на мотоцикле холодно. Я вообще-то собиралась его бросить.

У нее был приятный голос, низкий, чуть хрипловатый, но, может быть, оттого, что она много кричала на своего тупого ухажера, который теперь лежит на больничной койке? Он доел пирог, соскреб с тарелки остатки. Она предложила еще кофе, но он отказался.

— Ты когда заканчиваешь? — спросил он.

— Мы закрываемся в двенадцать, да еще надо минут десять, чтобы все запереть.

Если день был удачным, в кассе должно быть две-три сотни баксов. Интересно, она сдает деньги вечером в банк или где-нибудь прячет?

Большие электрические часы над кассой показывали без двадцати двенадцать.

— Мне надо встретиться с одним парнем, но, если хочешь, я могу вернуться сюда в половине первого, — сказал он.

Она помедлила, притворяясь, что обдумывает предложение. Он заметил ее привычку облизывать губы. Возможно, она считала, что при этом выглядит сексуальнее. Наконец она улыбнулась ему и сказала:

— Да. Конечно. Почему бы и нет?

Пирог стоил доллар пятьдесят, кофе — восемьдесят центов. Он встал, достал бумажник из заднего кармана плотно обтягивающих черных джинсов «Левайс» и бросил на стойку три доллара. Наклонившись так, что ему стало хорошо видно все под ее блузкой, Беверли сказала:

— Я же сказала, что угощаю.

— Нет, я так не могу.

— Подумаешь, кусок пирога! Кто узнает-то?

— Очень мило с твоей стороны. — Засовывая деньги в карман черной кожаной куртки с металлическими заклепками, он небрежно смял их, чтобы показать, как мало значат для него эти три доллара.

Она проводила его до двери. Вот ведь чокнутая! Он открыл дверь, повернулся, провел рукой по ее спине и ощутил косточки выпирающих позвонков. Она оказалась ниже ростом, чем там, за стойкой. Глядя в эти бледно-зеленые глаза, он подумал, сколько, интересно, стоит бриллиант в ее носу, и вспомнил, как однажды ограбил женщину. То был первый и последний его опыт. Кольцо не снималось, и ему пришлось взять ее палец в рот, чтобы намочить. А она, должно быть, подумала, что он собирается откусить палец, и уже открыла рот, готовая завизжать, но вдруг в обмороке свалилась к его ногам. Он перепугался, побежал как сумасшедший, потом заполз за какой-то мусорный бак, чтобы отдышаться, и только тогда почувствовал боль в крепко стиснутом кулаке правой руки. Со смешанным чувством любопытства и недоумения он обнаружил на своей окровавленной ладони сверкающий острым голубовато-зеленым светом бриллиант в полкарата…

Беверли чмокнула его в щеку: значит, они увидятся через сорок пять минут.

Он пошел, скребя обледенелую обочину металлическими подковками сапог.

А когда вернулся в кафе, Беверли тут же спросила его, знает ли он, чего хочет.

Он знал, только не совсем ясно представлял себе, как это сделать.

 

Глава 2

Было без двадцати десять утра. Уиллоус сложил и убрал в гараж алюминиевую стремянку.

Протер тряпкой и смазал маслом садовые ножницы и пилу, ведь ржавчина не дремлет, и, вложив лезвие пилы в деревянную рукоять, закрутил ее гайкой.

На рассвете на лужайку легла изморозь, но теперь она растаяла под чуть теплыми лучами воскресного утреннего солнышка. Его черные резиновые сапоги влажно блестели.

Положив инструменты на их привычные места, он снова вышел во двор. В глубине его, у самой ограды из белых кольев, росла небольшая слива, и каждый год перезрелые плоды падали с ее раскидистых ветвей во двор соседа Уиллоуса. Уже несколько лет Уиллоус все собирался спилить эти ветви и вот наконец собрался.

Задвинув засов гаража и натянув рабочие перчатки, он сложил спиленные ветки в аккуратную кучу, концами в одну сторону, связал их веревкой и вынес в аллею. Можно бы подстричь и лужайку, но, пожалуй, в такой холод это принесет больше вреда, чем пользы. Он решил пока ее не трогать.

Он отступил на шаг и посмотрел на сливу. Следуя рекомендациям книг по садоводству бывшей жены, он вырезал не только засохшие и сломанные ветки, но также и те, которые росли внутрь кроны. Теперь дерево оказалось на пять футов короче, чем было. А так как наконец-то были спилены и все ветки, которые свешивались через соседский забор, то слива стала выглядеть довольно кособокой.

Пусть… В конце концов, он следователь, а не садовник.

Он обернулся и посмотрел на дом, где жили и умерли его родители. Он тоже надеялся со временем оставить этот дом в наследство своим детям. Теперь эта надежда рухнула.

Дом был двухэтажный, крытый гонтом. Четыре года назад он сам очень старательно красил его, и до сих пор краски, белая и серая, оставались совсем свежими.

Уиллоус поднялся по ступенькам заднего крыльца и, скинув сапоги, вошел в дом. Электрические часы, висевшие над раковиной, показывали десять двадцать.

Он надел ботинки, через столовую прошел в гостиную и, встав у окна, отдался невеселым мыслям. Во дворе перед домом, куда по утрам не проникало солнце, трава грустно поблескивала инеем.

Он так и стоял, пока не подъехал белый «мерседес» Силии Кембридж, агента по торговле недвижимостью. Она помахала ему рукой и вышла из машины, взяв с собой ключи и портфель.

Она предложила ему выставить дом за триста тридцать тысяч долларов, но советовала не рассчитывать больше чем на триста двадцать. Уиллоус примерно знал цены на недвижимость в округе и все равно был поражен такой суммой. Пять лет назад за дом не дали бы и трети. Он посчитал на своем карманном калькуляторе, что при такой цене комиссионные, причитающиеся агенту, составят десять тысяч пятьсот долларов. Из них половину заберет себе компания, в которой работала Силия, но даже и в этом случае она явно не трудилась в поте лица, чтобы добыть себе более денежного клиента, чем какой-то там участковый полицейский.

Уиллоус видел, как Силия Кембридж закрыла машину и торопливо направилась к его дому. На ней было черное стильное полупальто с подложенными плечами и черные блестящие сапоги. Волосы до плеч медового цвета с серебристыми прядями. Уиллоус был почти уверен, что она носит цветные контактные линзы и красит волосы. Впрочем, главное было в общем эффекте, который при этом возникал. Она поднималась по ступенькам, он встретил ее у входной двери и приветливо поздоровался.

Она в ответ ослепительно улыбнулась и сказала:

— Я немножко пораньше, ничего?

— Все нормально.

Она еще раз блеснула улыбкой и проскользнула мимо него в дом. Тонко запахло сиренью. Он помнил запах ее духов.

— Вы снимете пальто?

— Да, спасибо.

На ней была простая белая блузка и темно-серый костюм из тонкой блестящей материи — Уиллоус решил, что это шелк.

Он повесил на вешалку в холле ее черное полупальто, заметив на его плече длинный светлый волос. Он говорил с несколькими агентами и так и не знал, почему выбрал именно ее: то ли потому, что в работе она была быстра и активна как шаровая молния, то ли потому, что была чертовски привлекательна. Прошло чуть больше пяти месяцев, как от него ушла Шейла, забрав с собой.детей: Энни и Шона, и он еще даже не начал примиряться со своей потерей.

— Кофе? — спросил он.

— Спасибо, только стакан воды.

Уиллоус проводил ее в столовую, отодвинул для нее стул. Она села, аккуратно расправив юбку, расстегнула портфель и достала контракт — шесть страниц на бумаге того формата, на котором обычно печатают документы.

В кухне он открыл кран, дал воде стечь, чтобы она стала холодной, и, наполнив два стакана, вернулся в комнату. Бумаги были разложены уже по всему столу, а Силия Кембридж грызла кончик золотой авторучки и, щуря зеленые глаза, читала контракт, напечатанный через один интервал.

Она взглянула на него, поблагодарила за принесенную воду и сказала:

— А сад стал смотреться гораздо лучше. Вы подстригли дерево? А что это, яблоня?

— Слива, — коротко ответил Уиллоус. Он твердо решил, что не даст ей себя очаровать. Он сердился на себя уже за то, что позволил себе заметить в ней женщину.

Она еще раз обговорила с ним все условия контракта, как они будут давать рекламу, какой процент от продажи дома она получит, как скоро покупатель сможет вступить во владение. В четверг в журнале по недвижимости, продающемся в Вест-Сайде, будет помещена черно-белая фотография его дома. Она сказала, что надо определить день, в который желающие могут приехать и осмотреть дом.

— Я об этом еще не думал.

— Это утомительно, но необходимо. Я смогу в воскресенье, если вас это устроит. Лучше днем, — она улыбнулась, — если, конечно, мы не продадим его раньше.

— Хорошо, пусть будет в воскресенье днем.

Она сделала пометку в своем календаре.

— А если у меня появится покупатель, который захочет срочно посмотреть дом, вы не будете возражать, если я заявлюсь сюда экспромтом?

— Конечно, не буду. — Как все участковые полицейские, Уиллоус давно привык проводить на работе уйму времени. Кроме того, это был лучший способ отвлечься от домашних проблем — как можно больше работать. В последнее время он почти не бывал дома и пользовался только кухней и спальней. Теперь он убирал только за собой, и в доме всегда было чисто.

— Мне вам предварительно позвонить?

— Позвоните, может быть, застанете меня, а если нет, то приезжайте и показывайте им все, что нужно.

— Вы не хотите, чтобы я звонила вам на работу?

— Да, это нежелательно.

— Хорошо, у меня все. — Она протянула ему авторучку — внушительный золотой «шоффер». У нее были изящные руки, бледная кожа… Красный наманикюренный ноготь остановился внизу на последней странице контракта.

— Вот, будьте любезны, подпишите здесь… и здесь… — Блестящая прядь волос платинового цвета упала ей на щеку. Уиллоус коряво подписался с таким чувством, словно это было прощальное письмо всей его жизни.

Силия Кембридж закрыла ручку колпачком и убрала ее в черный кожаный портфель. Уиллоус встал и подошел к камину. Там на полочке в бумажном конверте все еще лежал ключ, оставленный Шейлой. Он разорвал конверт, вытряхнул ключ и отдал его Силии.

— Спасибо.

Уиллоус помог ей надеть пальто и ощутил аромат сирени.

На пороге она задержалась.

— Извините меня, я выхожу за рамки профессии, но я знаю, вам сейчас нелегко. Если я чем-нибудь могу помочь, позвоните мне.

Уиллоус не ответил. У него перехватило горло. Порыв ветра гнал по лужайке сухие листья.

— Я буду рада помочь, если вам что-то будет нужно, — сказала она и коснулась его рукава. — Там на столе моя карточка. Домашний телефон на обороте.

Уиллоус кивнул и выдавил из себя улыбку.

Ее каблучки застучали по ступенькам, и он поспешно закрыл дверь, хотя она еще не успела сойти вниз. Он боялся, что она одарит его еще одной ослепительной улыбкой. Прислонившись спиной к двери, он стоял, пока не услышал, что она завела «мерседес» и уехала. Только тогда он пошел через холл в кухню. На столе стояла бутылка «Катти Сарк». Он подумал, не выпить ли ему, но решил, что еще слишком рано, и налил себе чашку кофе.

Он забыл выключить кофеварку, и кофе, который подогревался все утро, был крепким и горьким. Как раз под его настроение. Он вернулся в столовую, сел за стол и стал смотреть в окно. Появилась женщина в шубке по щиколотку с двумя лайками на поводках. Собаки помочились на кучу веток, которые он недавно спилил. Женщина, закурив сигарету, смотрела на дом Уиллоуса. А он уставился на нее и не отводил глаз, пока она не отвернулась.

Скоро тишина в доме стала действовать ему на нервы. Уши ловили всевозможные звуки: тихое щелканье в батареях, шепот теплого воздуха в вентиляционных решетках, еле слышное бормотание холодильника, даже жужжание лампочки, готовой вот-вот перегореть. Он надел сапоги и снова пошел во двор.

Паркер застала его с молотком в руках и с полным ртом гвоздей. Он прибивал к забору оторвавшуюся рейку.

— Привет, Джек!

Уиллоус забил гвоздь.

— Отлично поработал над своей сливой. Убери ветки в гараж, пусть просохнут как следует. Отличная растопка.

Уиллоус выплюнул гвозди в ладонь.

— В гараже я держу машину. Ты хочешь, чтобы я оставил ее мокнуть, а кто-то, кого я даже не знаю, наслаждался теплом у камина?

— Агент уже побывала у тебя, да?

— А ты откуда знаешь?

— Ты же сам мне сказал, что она должна прийти.

— Я? — удивился Уиллоус.

— Да. Позавчера. Сколько ты просишь за дом?

— Триста тридцать.

— Форменный грабеж.

— Ты так считаешь?

— Шучу, Джек.

Уиллоус тремя быстрыми ударами забил очередной гвоздь.

— Ты обедал?

— Нет.

— Есть хочешь?

— Не очень. — Уиллоус с минуту пристально смотрел на нее. На ней были потертые джинсы, белые кроссовки и поношенная коричневая кожаная куртка, он одолжил ей эту куртку месяц назад, и она что-то не собиралась ее возвращать. Ее иссиня-черные волосы были собраны на затылке конским хвостом, глаза блестели, а на щеках от морозца играл румянец. Уже не в первый раз он подумал, что она слишком красива, чтобы работать в полиции.

— Я решила, что после свежего воздуха ты наверняка проголодаешься. А на кухне у тебя, конечно, только банка консервированного супа и пара обглоданных костей? Поэтому я по дороге заскочила в магазин, купила ржаного хлеба и немножко ветчины. А еще я забежала в «Севен—Илевен» тут неподалеку и прихватила полено, знаешь, они горят по три часа, да еще всеми цветами радуги.

— Очень соблазнительно. Ну и кто же будет разжигать это полено? Джуди Гарлэнд?

— Заканчивай тут свои дела, а я пойду на кухню. Только не проговорись об этом моим подружкам-феминисткам.

Они обедали в гостиной прямо на полу перед камином, в котором беззвучно горело полено. Дыма от него почти не было, а яркие голубые и оранжевые языки пламени лизали почерневшие кирпичи. Паркер принесла с собой еще и бутылку красного вина «Напа Вэлли». Уиллоус осушил стакан и подобрал какую-то крошку с ковра.

Когда они с Шейлой переехали в этот дом, паркетные полы были полностью закрыты бежевым ковром. Они все так и оставили, пока дети не подросли и не перестали заливать молоком все подряд. Потом Уиллоус взял напрокат огромную циклевочную машину, обработал полы и покрыл их лаком. На ковры они истратили целое состояние.

Он провел рукой по лакированному дереву. Хорошо он тогда поработал. Три слоя лака, и все еще держатся.

А его семья… Лак оказался долговечнее.

— Интересно, что они делают с поленьями, чтобы получался такой разноцветный огонь? — спросила Паркер.

— Наверное, добавляют канцерогенные вещества.

— Еще вина?

Уиллоус протянул стакан.

— А волшебное слово?

— Пожалуйста.

Паркер налила из бутылки ему и себе.

— Эдди и Джудит вроде наконец собрались пожениться, — сказала она.

— Поверю, лишь когда увижу у него на пальце обручальное кольцо, — ответил Уиллоус.

У Эдди Оруэлла, следователя из отдела убийств, был долгий и непростой роман с Джудит Ландстром. Он познакомился с ней, когда ее молодой человек попал под машину опергруппы, преследовавшей снайпера, который застрелил нескольких мирных граждан. Расследование убийств прекратилось со смертью одного из друзей Уиллоуса, полицейского Джорджа Фрэнклина.

— Ну, и как дела с агентом по продаже недвижимости?

— Похоже, она неплохо знает свое дело.

— Я тоже так думаю. Если судить по машине, на которой она ездит…

— Мы что же, шпионим?

— Я просто проезжала мимо около одиннадцати. Не могла же я не заметить «мерседес»! А сама она как?

— Похожа на девушку с обложки «Плейбоя», только еще сексуальнее.

— Какое точное описание, Джек! Да ты, наверное, полицейский?!

— Я и сам иногда думаю: а не полицейский ли я?

— Или развратник.

Уиллоус чуть отодвинулся от камина. Стало жарко.

— И что ты собираешься делать, когда она продаст дом?

— Съехать.

— А куда?

— Еще не знаю… Куплю себе хижину на берегу залива.

— Как стильно.

— Или воспользуюсь ипотекой и куплю дом в Ист-Сайде. Небольшой, с парой комнат для гостей на случай, если вдруг дети решат заехать.

— В каникулы летом?

— Да, наверное. У них на Пасху тоже неделя каникул. Может, и приедут.

Паркер взяла руку Уиллоуса и сжала ее. Он не ответил.

В следующий раз надо прийти с двумя бутылками вина, подумала она. И с целым ящиком поленьев. И может быть, придется еще перекраситься в блондинку, если уж на то пошло.

— Что это тебя так рассмешило? — спросил Уиллоус.

— Собственные мысли, — ответила Паркер.

 

Глава 3

Из-за угла в конце квартала показалось такси. Билли толкнул Гаррета с тротуара. Тот взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Таксист резко затормозил, потом было подрулил к ним, но тут же нажал на газ.

— Что это с ним? Совсем обалдел, что ли? — заныл Гаррет.

— Решил, что мы грабители.

— Кретин.

— А что? Мы его и правда могли ограбить.

Они встретились в полночь. Неподалеку от забегаловки, где работала Беверли, должна была состояться вечеринка, но ни Билли, ни Гаррет толком не знали где. Услышав музыку, они пошли на звуки и скоро увидели шикарный коттедж, где вовсю веселились какие-то странные люди: жирные бородатые мужчины и тощие женщины, все в черном. Нелепый парень, с лицом почти вовсе без подбородка, спросил Билли, не модель ли он. Билли предложил ему пройти куда-нибудь, где потише, чтобы спокойно поговорить. Парень привел его в спальню, и Билли тут же саданул носком ковбойского сапога со стальными нашлепками в его круглый выпирающий живот.

— Неплохо для фотомодели, слабак? — сказал он.

Выходя, Гаррет прихватил с собой бутылку «Джонни Уокера» с красной этикеткой. Похоже, никто ничего и не заметил. А может быть, кроме виски и танцев, здесь было что-нибудь и посильней, так что им было все равно, что происходит.

Они слонялись по улице, прикладываясь к бутылке, пока наконец не набрели на довольно оживленный перекресток. Спрятавшись от ветра в подъезде углового дома, они сидели, покуривая ментоловые сигареты, посасывая виски, и наблюдали за проезжающими машинами. Билли было семнадцать. Гаррету — на год больше. К пиву они давно привыкли, но пить столько крепкого виски не приходилось ни тому, ни другому, и скоро огни светофора — красный, желтый, зеленый — поплыли перед их глазами, а в головах заклубился туман.

— Кажется, я — в стельку, — сказал Гаррет.

— Эти, там, на вечеринке, как же я их ненавижу, — пьяно отозвался Билли.

Красный свет зажегся в очередной раз, и на переходе резко затормозил фургон кремового цвета. За рулем сидел пожилой мужчина.

Грохоча сапогами, они выскочили из подъезда. Гаррет вцепился в дверцу, где обычно сидит пассажир, но она не поддалась. Тогда он побежал к задней двери. Заперта. В это время Билли дергал и пинал сапогами дверцу со стороны водителя.

Старик наконец опомнился, и фургон рванул через перекресток, обдав Билли и Гаррета струей выхлопных газов.

— Кретин! — заорал вдогонку Гаррет.

Вернувшись в свое укрытие, они долго спорили, не вызовет ли старик полицию и не стоит ли им спрятаться где-нибудь в другом месте, пока у светофора мягко не остановился черный «БМВ». Из машины слышалась музыка. За рулем сидела женщина.

— Если дверь заперта, — крикнул Билли, — бей ногой. Высади ее к чертовой матери.

От выпитого виски они сначала согрелись, но теперь начался обратный эффект. Они были точно в холодильнике, им казалось, что внутри их костей, словно в пустых трубах, свистит ледяной ветер. Подбежав к машине, Гаррет схватился за дверцу, и она распахнулась с такой легкостью, что он чуть не упал. Билли скользнул на сиденье, Гаррет ввалился следом и тут же включил печку. Женщина что-то кричала им, но они не обращали на нее никакого внимания. Билли наугад тыкал пальцем в кнопки панели приборов, музыка внезапно оборвалась, и тут их почти оглушил визг этой дуры.

— Убирайтесь вон из моей машины! Какого черта вам здесь нужно? Убирайтесь вон отсюда!

Билли показал ей нож, и она замолчала, будто ее тоже выключили.

— Вот так-то лучше, — сказал он. — Я что, глухой? Кстати, когда вот так орут, глухому позавидуешь.

— Дай выпить, — сказал Гаррет и пристегнул ремень безопасности — он вечно трясся за свою шкуру. Зажегся зеленый свет.

— Вперед, дамочка, — сказал Билли.

Машина медленно поползла через перекресток.

— Быстрее, — приказал Билли.

На сиденье лежала дамская сумочка из черной мягкой кожи с каким-то хитрым замочком. Билли вспорол ее ножом, — станет он еще возиться с замками!

— Ну как, она богатенькая? — поинтересовался Гаррет.

В сумочке было восемнадцать долларов мятыми купюрами и пригоршня мелочи монетками по десять и двадцать пять центов.

— Что это ты столько мелочи с собой таскаешь, милашка? — спросил Билли.

— Что? — еле слышно отозвалась она.

— Почему у тебя столько мелочи? На игровые автоматы, что ли?

— Для оплаты стоянки.

Билли подсел к ней вплотную, наклонился, вдохнул запах ее духов.

— На углу повернешь направо, — сказал он, рассовывая деньги по карманам своей кожаной куртки.

В сумке были еще всякие кредитные карточки: «Виза», «Мастеркард», платиновая карточка «Америкэн экспресс», кредитки трех бензозаправочных станций, карточки крупнейших магазинов. «Хольт Ренфрю». «Аберкромби и Фитч». «Пластмасса всех цветов». Понятно, почему у нее нет с собой наличности. Она на эти карточки может всего накупить выше крыши.

Билли рылся в сумке, пока наконец не нашел ее чековую книжку. На чеках очертания города на фоне неба и имя владелицы: Нэнси Краун. Она живет на Пойнт-Грей-роуд в доме 3682; он понятия не имел, где это. Телефон: 734-8217. Билли оторвал один чек и сунул в карман рубашки, кто знает, вдруг он ему понадобится, да и адрес тоже. Может, он позвонит ей как-нибудь и, если ее не будет дома, подгонит к подъезду грузовик и вывезет все, что у нее там есть.

Он посмотрел на ее водительские права. Было темно, а шрифт мелкий, зато фотография лучше, чем на его правах, — он там словно десятилетний молокосос. Он протянул Гаррету книжечку, тот открыл окно и выбросил ее, даже не взглянув.

Нэнси Краун, подчиняясь приказам Билли, вырулила на извилистую дорогу, ведущую к большому стадиону, который был построен для известной бейсбольной команды. Потом они выехали по мосту Кэмби-стрит к ратуше, а оттуда на Двенадцатую авеню и дальше на восток — на Кингсвей. Билли вслух восхищался ее ногами. Положив руку на спинку ее сиденья, касался ее длинных светлых волос. Она сидела очень прямо, стиснув зубы и глядя перед собой. Она отлично водила машину, Билли не мог не признать этого.

На Кингсвее, повернув направо, они оказались на главной улице, ведущей в центр города. Движение здесь было по трем полосам в каждую сторону с низеньким бетонным разделителем посередине. Стоянок в этой части города было не много. Это был район магазинчиков, рынков подержанных автомобилей и закусочных. Билли и Гаррет чувствовали себя здесь как дома, а по этой дороге ездили тысячу раз.

Билли указал на таксофонную будку, освещенную голубоватым неоновым светом.

— Остановись здесь, — сказал он.

— Зачем? Что вам нужно?

— Я сказал: остановись, Нэнси.

Машина встала. Гаррет вышел и направился к будке. Он понял Билли без слов. Его лицо в неоновом свете было мертвенно-бледным, а вокруг глаз легли черные тени. Он сунул палец в ячейку возврата: не завалялись ли там двадцать пять центов, потом ухватил трубку обеими руками и вырвал ее вместе с проводом.

Вот так, а следующий таксофон будет только через восемь километров.

В это же время, прикурив от автозажигалки, Билли предложил сигарету Нэнси.

— Хочешь покурить?

— Нет, спасибо.

— Да не за что, — ответил Билли.

Нэнси искоса взглянула на него, встретилась с его глазами и быстро отвернулась. Он почувствовал, как кровь прилила к его щекам.

— Неприятная история с тобой приключилась, Нэнси, но сегодня тебе повезло, — сказал он.

Она в упор взглянула на него, а он провел рукой по ее длинным волосам, по стройной шее.

— Знаешь почему? — спросил Билли, кончиком ножа проковыривая дырки в коже, которой была обтянута панель приборов. Тайлер в обморок упадет, машинально отметила она, слушая его голос, звучавший мягко, почти ласково.

— Почему? — спросила она, глубоко вздохнув.

— Ну, во-первых, ты познакомилась со мной, не знаю, было ли у тебя в жизни что-то более интересное, — он ухмыльнулся, — во-вторых, не пора ли тебе выкатываться из моей новой машины?

Нэнси Краун уставилась на него округлившимися от удивления и страха глазами. Билли подтолкнул ее. Она не могла справиться с ручкой, и он помог ей открыть дверцу. Какая воспитанность! А она ему даже спасибо не сказала, потеряла всякое представление о приличии. Он смотрел, как она бежала по тротуару, не оглядываясь, только мелькали ее длинные стройные ноги. Гаррет влез в машину, и Билли рванул с места. Нэнси уже пробежала полквартала. Проезжая мимо нее, Билли помигал фарами и посигналил, она даже не обернулась. Они проехали еще несколько кварталов по Кингсвею.

— Вот и Миллер! — заорал Гаррет и пристукнул каблуками.

Билли молчал, его воображение разыгралось, и он решил, что свалял дурака. Не надо было отпускать ее, пусть бы она поублажала его. Он бы закрыл глаза и представил, что это Ким Бессинджер или, скажем, Фарах Фоссетт.

— Сколько взял? — спросил Гаррет.

— Как раз окупятся сигареты, которые ты у меня настрелял, дурак, — ответил Билли.

— Зато у тебя теперь целая куча кредиток. Дай мне «Визу», а остальные возьми себе.

— Нет, я тебе отдам «Итон», купи себе фотоаппарат «Полароид» и снимай порнушку со своей матушки.

Гаррет уставился в окно, на его щеках заходили желваки.

— У меня когда-нибудь лопнет терпение, — сказал он.

— Пошел ты.

Они с ненавистью смотрели друг на друга, потом Гаррет отвернулся. Билли считает себя крутым. Пижон. Ну и пусть считает. Увидим.

— Ну что дальше? — спросил Гаррет, — может, на сегодня хватит?

— Может, возьмем из машин несколько магнитофонов? Хочешь?

— Не очень.

— Мне тоже неохота. — Билли закурил. — А в нашей новой машине какой приемник?

— Не знаю, названия не видно.

— Включи, понажимай на кнопки.

«Роллинг Стоунз». Какая-то канитель на скрипке. Билли Джоэл. Этот черномазый псих порезал себя или что-то в этом роде. Он, говорят, спал со скелетом. Барбара Стрэйзанд, черт ее возьми. Пол Маккартни. Голос у него — как будто ему в обед сто лет.

— Вынимай его, — сказал Билли.

— Прямо на ходу? С ума сошел? Меня же током ударит!

— А мы и так можем до этого доиграться.

— Ты что?

— А как же? Похищение. Крупная автомобильная кража, или как там они это называют. Можешь спереть «шеви» какого-нибудь пижона, и всем плевать. А угонишь «БМВ» какой-то девки, да еще вместе с ней… Если нас на этот раз прихлопнут, точно будет электрический стул. — Билли похлопал Гаррета по плечу.

Гаррет нахмурился, потом сказал с надеждой в голосе:

— Мы же в Канаде. Здесь хоть целый детский сад вырежь, не дадут больше пожизненного заключения.

— Кончай хныкать и вытаскивай приемник, — сказал Билли, — будь паинькой, слушай, что тебе говорят.

Гаррет не носил при себе ножа, но большая отвертка была с ним всегда. Он рассчитал так: если их возьмут и обыщут, то, найдя нож у Билли, его и обвинят во все грехах, а у него только отвертка. Вот и подумают, что он электрик, и отпустят восвояси. Он отбил консоль, вспорол кожу и попытался вытащить приемник из панели. Раз — два. Маккартни издал звук, как будто проглотил петарду. На сиденье полетели обрывки кожи. Раз — два. Гаррет ухватился обеими руками и дернул изо всех сил. Приемник вышел, красные и голубые проводки тянулись за ним.

— Ну как? Доволен?

— Хочешь, магазин обчистим? — спросил Билли.

— Так ведь все закрыто.

— Тут в полумиле есть «Макдоналдс».

— Я устал. Поехали домой, — покачал головой Гаррет.

— Хрен тебе.

— Надоело, устал, — канючил Гаррет. От нечего делать он открыл бардачок, увидел темные очки фирмы «Порше», документы на машину, пакетик с марихуаной — граммов десять — и бумажки для самокруток.

— Эй, посмотри, что я нашел!

— Скатай-ка мне.

Гаррет свернул сигарету и глубоко затянулся.

— Эй, а мне? — торопил Билли.

Гаррет протянул ему свою, ему почему-то не понравилось курить травку.

Билли высадил Гаррета у его дома и с места рванул по улице. Он поставил «БМВ» Нэнси Краун в переулке в шести кварталах от дома своей матери, взял приемник и пошел прочь. Небо было чистым. Низко над горизонтом висел тоненький лунный серп. Билли выругался, зашвырнул приемник в чей-то двор и вернулся к машине.

Он нашел Нэнси Краун в двух кварталах от того места, где они ее оставили. Она одиноко шла по тротуару в своем черном платье и туфлях на высоких каблуках. Он поставил «БМВ» на углу и вышел на тротуар. Она обернула к нему бледное, измученное лицо и молча остановилась. Он отдал ей ключи. Она не поблагодарила. А чего он еще ждал? Он сказал только:

— Приятно было познакомиться, Нэнси, — повернулся и ушел.

Через двадцать минут он был уже дома. Свет горел везде — было светло и пусто. Его отец умер от рака восемь лет назад. А мать, должно быть, играет где-нибудь в бинго и веселится вовсю. Билли хотелось пива, в запасе было шесть банок, но он забыл поставить их в холодильник, а теплое пиво он просто-таки ненавидел. Льда в морозилке, конечно, не было. Как всегда, мать израсходовала весь лед и не удосужилась поставить новый.

Он вошел в гостиную, плюхнулся на диван, весь в стародавних пятнах от пролитых напитков и забытых сигарет и набрал номер Гаррета. Отец Гаррета, алкаш, никогда не снимал трубку, а мать по ночам работала, так что — никаких проблем.

— Эй, у тебя все в порядке? — спросил Билли. — Пошевели своими тупыми мозгами.

— Ты о чем?

— О сегодняшней прогулочке.

— Да, все в порядке.

— Если что, позвони.

— Позвоню, Билли.

— И ни с кем ни слова об этом.

— Ладно.

— Да уж, не надо. Понял меня? Держи рот на замке.

— Конечно, Билли.

— Я тебя не пожалею.

— Я это знаю.

— И мне нужны темные очки, которые ты украл, тварь!

— Мало ли что тебе нужно.

— Тогда, как заснешь, я приду и возьму их сам, — сказал Билли, — приятных сновидений, сосунок.

Он швырнул трубку, включил на полную мощность большой телевизор, отодвинул носком сапога переполненную окурками пепельницу и, положив ноги на столик, удобно вытянулся. Телевизор он украл, как и большинство вещей, которые у него были. Он бродил по переулкам богатых кварталов в поисках коробок, которые выставляли за ограду особняков при покупке новых телевизоров, магнитофонов и прочей бытовой техники. Найдя то, что ему требовалось или просто хотелось в данный момент, он ставил машину в переулке или на стоянке, если таковая имелась, шел к двери дома и громко стучался. Если не отвечали и вокруг было безлюдно, он взламывал замок, брал то, за чем пришел, и все, что привлекло его внимание. При случае он подбирал и коробку, потому что в коробке перепродать технику можно было гораздо дороже.

Он щелчком швырнул сигарету в пепельницу и стал смотреть телевизор. На экране был Леттермэн, парень из Нью-Йорка, со щелкой между передними зубами, который не любит животных. Билли сделал звук еще громче и закурил новую сигарету. Выкрутив огонек газовой зажигалки так, что она стала похожа на маленький факел, он принялся водить язычком пламени по руке ниже локтя, чтобы сжечь растущие волосы.

Леттермэн зачитывал открытки поклонников и поклонниц, снабжал их остроумными замечаниями и бросал в бутафорское окно у себя за спиной, причем каждый раз слышался звук разбивающегося стекла. Умник какой, мать его! Билли пустил кольцо дыма в экран телевизора. Оркестр сыграл какую-то мелодию, и вышли два низеньких парня в костюмах-тройках. Один из них вел другого за руку. Тот, которого вели, смотрел перед собой немигающими глазами, а когда ведущий отпустил его, он застыл с поднятой рукой, будто его все еще вели.

Низенький парнишка, с которым разговаривал Леттермэн, вынул из кармана черную пластмассовую коробочку с кнопочками и торчащим из нее хромированным штырем. Парень потянул за штырь, и он удлинился. Пульт дистанционного управления — наконец дошло до Билли. Парень отступил и нажал какую-то кнопку. Его приятель затопал вперед. Еще нажатие кнопки, и он повернул налево, показав в камеру большой палец, мол, все отлично. «Это все?» — разочарованно спросил Леттермэн. Парень с дистанционным управлением взбеленился. Он нажал что-то на пульте, его напарник резко повернулся к Леттермэну, попытался схватить его, но промахнулся и, круто изменив курс, пошагал к оркестру, где замахнулся на саксофониста.

Леттермэн улыбнулся скупой улыбочкой. Билли рывком соскочил с дивана и, выключив телевизор, громко помочился в унитаз, немного промахнувшись. Жуткая смесь: выпивка и наркота. Он почистил зубы сначала флоссом, затем щеткой, поплескал в лицо холодной водой, улыбнулся своему отражению в зеркале, причесался. Он не стал выключать свет. Мать может прийти домой, как обычно, слегка под мухой, так что пусть хоть видит, куда идет. Если она вообще сегодня заявится.

Спальня Билли была в задней части дома. Он запер дверь, включил люстру и, на ходу раздеваясь, подошел к окну. Оставшись в одних трусах, он рукой оценил тяжесть своих гениталий и лениво почесался. Затем снял трусы и потянулся, подняв руки над головой. Повернулся вокруг, как модель на подиуме, — смотрит она или нет? — и стал гладить себя. В доме напротив на втором этаже зажегся свет.

Билли и она. тоже голая, стояли и глядели друг на друга. Повернувшись вполоборота, она стала расчесывать волосы. Когда Билли достаточно насмотрелся, он задернул занавески, выключил свет и пошел спать. Ее звали Уэнди, и она работала в банке в центре города. Ей было чуть больше двадцати, она была старше его, но, насколько знал Билли, всегда ночевала дома. С ее-то внешностью!

Под утро простыня под ним стала мокрой хоть выжимай, ему не спалось. Он вылез из постели, натянул джинсы и пошел в гостиную. Мать тихонько храпела, растянувшись на диване, с широко раскрытым ртом. Билли прокрался мимо, взял сигареты и зажигалку и через холл прошел на кухню. Ему показалось, что телефон, словно живой, настороженно ожидает его. Он разгладил на ладони скомканный чек и набрал номер Нэнси Краун.

После трех гудков трубку взял мужчина с глубоким приятным голосом.

— Позовите Нэнси к телефону, — сказал Билли.

— Кто ее спрашивает?

— С ней случилась неприятность. Может быть, она вам сказала. Я хотел узнать, все ли у нее в порядке.

— С кем я разговариваю? — поинтересовался голос.

— Разбуди ее. Не будь сволочью. Она хочет со мной поговорить. Скажи ей, что это я.

— Кто вы?

— Она тебе рассказала, что я с ней сделал? Точно нет, и будет отпираться, если спросишь. Хочешь знать правду? Она этого никогда не забудет.

Мужчина бросил трубку. Билли подошел к раковине, пустил холодную воду и, затушив под струей сигарету, швырнул скользкий окурок в мусорное ведро.

Его колотило. Он лег под одеяло и, дрожа от холода и кутаясь, пытался согреться. Что ему эта соседская девчонка? Он думал о Нэнси. Это ее он не мог забыть: ее профиль, взгляд искоса, запах духов, мягкие шелковые волосы…

Может, он влюбился? Какого черта! Он почесал плечо, потом в паху. Все тело чесалось, а сердце билось как сумасшедшее. Его, словно в лихорадке, бросало то в жар, то в холод. Он вытер потное лицо и, сбросив одеяло, стал писать в воздухе кончиком сигареты имя Нэнси.

Кто он, тот мужик, что говорил с ним? Ее муж? Да по голосу он Билли в отцы годится!

Билли зажмурился и попытался представить, как он выглядит. Жестокие, властные, старые мужья, которых он видел по телевизору и в кино, мелькали перед ним, подмигивали, корчили рожи, наконец угомонились, и Билли увидел грузного пожилого человека с тяжелой челюстью, лысеющего, небритого…

Животное! Собственник чертов!

Он готов был броситься на него, выцарапать глаза этому сукину сыну, но призрак растаял, и Билли наконец провалился в сон.

 

Глава 4

В шесть сорок семь утра зазвонил телефон. Уиллоус снял трубку на третьем звонке.

— Джек?

— Да. Кто это? — хриплым со сна голосом спросил Уиллоус.

— Эдди Оруэлл.

Уиллоус нащупал в темноте выключатель. Лампочка ярко вспыхнула и, жалобно позвенев, перегорела. Он раздвинул шторы. Спальня наполнилась серым утренним светом.

— Этот парень, который пропал пару недель назад, владелец газеты «Чайниз таймс»…

— Кенни Ли?

— Да. Мы его только что нашли.

— Расскажи подробнее. Эдди.

— Он в садах Сун Ятсен. Плавает вместе с рыбками.

— Ты сообщил Паркер?

— Она уже едет.

— Я тоже еду, — сказал Уиллоус и повесил трубку. Кофеварка была запрограммирована на семь часов. Уиллоус поставил ее на механический режим. Он пошел в ванную.

Одевшись, он прополоскал горячей водой термос из нержавеющей стали, налил туда кофе и плотно завинтил крышку.

На лобовом стекле его сорок третьего «олдсмобила» образовалась тонкая корочка льда. Он сел в машину, завел мотор, включил печку, так как от «дворников» толку было мало. Он пил кофе, ожидая, пока теплый воздух печки очистит стекло.

Было десять минут восьмого, когда он отъехал от дома. Понедельник — рабочий день, но машин, направляющихся в центр города, было не много. Уиллоус подъехал к садам в двадцать две минуты восьмого и припарковался на платной стоянке около здания киностудии «Старлайт филмз».

Ответив на приветствие полицейского в форме, который патрулировал улицу перед садами, Уиллоус быстро прошел через главный вход.

Классические китайские сады Сун Ятсен отделялись от внешнего мира высокой стеной, покрытой белой штукатуркой. Вход был слева. Уиллоус прошел по узкой, выложенной белым камнем узкой дорожке, мимо лавки сувениров в маленький внутренний дворик, где в будке продавались входные билеты. Рядом на полочке лежали бесплатные брошюры на английском и японском языках, а также на кантонском диалекте китайского.

Уиллоус взял одну — на английском — и сунул себе в карман.

Здесь стоял еще один полицейский в форме, они не были знакомы, и Уиллоусу пришлось достать свое удостоверение. Сонный полицейский пропустил его, подавив зевок.

Уиллоус увидел просторное помещение с высоким потолком и стенами из стекла и толстых деревянных брусьев.

Уиллоус глянул в брошюру: это был Главный зал.

Он пошел дальше по выложенному камнем коридору. На краю водоема стояла Паркер и разговаривала с пожилым китайцем в белой сорочке, темно-синем костюме и лакированных черных туфлях.

Уиллоус в изумлении увидел, что тело Кенни Ли все еще было во льду. Мертвый, он сидел в позе лотоса: ноги скрещены, спина совершенно прямая, руки на коленях.

— Доброе утро. Джек, — сказала Паркер, — доктор Янг, это следователь Джек Уиллоус.

Рука у Янга была холодной и мягкой, а рукопожатие получилось коротким.

— Доктор Янг — управляющий садами, — продолжала Паркер, — это он обнаружил тело.

Янг был около метра семидесяти ростом, очень худой, с гладким, без морщин, лицом, хотя он явно приближался к шестидесяти.

— Во сколько вы увидели тело, доктор? — спросил Уиллоус.

— Как я уже говорил этой молодой женщине, сегодня в шесть тридцать утра.

— Вы всегда приезжаете так рано, доктор?

Янг неприязненно посмотрел на Уиллоуса.

— Вы что, подозреваете меня? — спросил он.

— Нет, конечно, нет, — улыбнулся Уиллоус. Он терпеливо ждал, но вместо ответа услышал вопрос:

— Вы здесь в первый раз, следователь?

Уиллоус кивнул.

— В лавке сувениров вы совсем дешево можете приобрести альбом, в котором много полезной информации.

— Она еще закрыта, доктор.

— Так вот, эти сады были созданы как оазис спокойствия в огромном шумном городе. В Китае говорят: «Для отдохновения сердца».

Янг повернулся и взглянул на тело.

— Так вот, иногда я чувствую, что моему сердцу необходимо отдохновение, следователь Уиллоус, и благотворное влияние садов ощущаю наиболее сильно, когда я здесь в одиночестве.

Вот и ответ.

— Когда вы позвонили в полицию?

— Сразу, как увидел тело мистера Ли.

— Вы его узнали?

— Мы знакомы много лет, но друзьями не были.

— Вы сразу поняли, что это он?

— Нет. Я узнал его уже после того, как позвонил в полицию. Хотя сразу лицо и показалось мне знакомым… — Янг пожал плечами.

— Где вы живете, доктор?

— В Керрисдейле. Вы знаете, где это?

Это был дорогой район, в южной части города, дельта реки Фрейзер, аэропорт. Там в больших домах жили врачи и юристы с хорошо одетыми женами, няньками-филиппинками и детьми, которые вряд ли даже подозревали о существовании системы общеобразовательных школ.

Янг не моргая смотрел, как Паркер что-то пишет в блокноте, и его лицо ровным счетом ничего не выражало.

— Дайте, пожалуйста, нам свой адрес.

Янг вынул из нагрудного кармана бумажник светло-желтой кожи и протянул Паркер визитную карточку.

— Во сколько вы сегодня покинули дом, мистер Янг?

— Без чего-то шесть.

— Вы женаты?

— Да, разумеется.

— Ваша жена в это время уже проснулась?

— Мы вместе пили чай, — нахмурился Янг. — Так вы все-таки подозреваете меня, следователь Уиллоус?

Уиллоус чувствовал, что надо быть осторожным и что Янг как-то связан со всем этим.

— Пока мы даже не знаем, было ли совершено преступление, — улыбнувшись, сказал Уиллоус. — А если нет преступления, откуда может взяться подозреваемый? Чем больше я задам вам вопросов сейчас, тем меньше их останется на потом. Так что не беспокойтесь.

— Запятнана чистота моих прекрасных садов. — Янг кивнул в сторону ужасного трупа. — Ведь все это подхватят радио, телевидение…

— Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы пресса не проникла за эти стены, — сказал Уиллоус.

— Буду вам очень признателен. А теперь, если у вас больше нет ко мне вопросов…

— Пока нет. Спасибо, что уделили нам время, доктор Янг.

Хорошо воспитанный человек, Янг деликатно повернулся и пошел по дорожке к своему офису. При этом спина у него была совершенно прямая, а движения рук и ног едва ли не механические.

— Что ты думаешь о нем? — спросила Паркер.

— Он нервничает, но его можно понять, — ответил Уиллоус,— Знаешь, что я еще думаю?

— Что?

— Пойдем поговорим с Эдди.

Оруэлл, два полицейских в форме и эксперт судебной медицины ждали их на том месте, где изогнутый берег водоема позволял поближе подойти к телу Ли. Полицейский фотограф Мэл Даттон стоял чуть в стороне, вставляя новую цветную пленку ASA-400 в фотоаппарат фирмы «Никон».

— Ну как, Мэл?

— Фототелеграфия с двух километров. — Даттон защелкнул фотоаппарат и протянул его Уиллоусу. — Вот, взгляни.

Уиллоус прищурился, посмотрел в глазок видоискателя и увидел тело Ли, сплошь покрытое льдом.

— А почему его до сих пор не перенесли?

— Лед слабый, а глубина под ним около полутора метров, и вода такая, что все себе отморозишь, — Даттон взял аппарат и ухмыльнулся, посмотрев на Паркер, -— конечно, если есть что отмораживать.

Оруэлл смотрел на них издали; поймав его взгляд, Уиллоус крикнул:

— Ты пожарникам звонил, Эдди?

— Уже едут, — ответил Оруэлл, направляясь к ним и держа руки в карманах черного кожаного полупальто. Его светлые волосы были гладко зачесаны назад и, покрытые гелем, казались влажными.

— Как он сюда попал?

— Вон там есть дверь, — Оруэлл указал на нее рукой в черной лайковой перчатке, — там, за колонной.

— Отличное пальто, — заметил Уиллоус. — И перчатки тоже.

— Спасибо, — настороженно ответил Оруэлл и спрятал руку в карман.

— Слышал, что ты собираешься попросить у шефа разрешить сменить табельный «смит» на «рюгер»?

— Очень смешно. — Взгляд, адресованный Уиллоусу, должен был выразить иронию, но получился просто обиженным. Он повернулся и пошел к полицейским. Там ему самое место, подумал Уиллоус.

— Знаешь, иногда, если в такую рань звонит телефон, я так тороплюсь снять трубку, что вскакиваю не с той стороны кровати, где он стоит. А потом целый день хожу злая. С тобой так не бывает, Джек? — поинтересовалась Паркер.

— Нет. Значит, это Янг вызвал полицию?

Паркер кивнула.

Диспетчер наверняка зарегистрировал и записал на пленку звонок Янга. Надо будет обязательно прослушать запись.

Уиллоус пошел туда, где, по словам Оруэлла, была дверь.

Бледное зимнее солнце низко висело над горизонтом. Холодно поблескивала гладкая поверхность водоема. Молочно-белый труп Ли сидел посередине ледяного пространства, словно находился там всегда.

— Мы собираемся осушить пруд. Надеемся что-нибудь найти, — сказала Паркер.

— А может быть, ничего не найдем и только даром потратим время.

— Если удастся сузить круг подозрений, это уже не пустая трата времени, Джек, — весело отозвалась Паркер.

Дверь луны — два полукруга из полированного красного дерева — ярко выделялась на фоне белых стен. Возле замка были глубокие отпечатки на полированной поверхности, — как будто лошадь била копытом.

— Даттон уже сфотографировал дверь?

— Пока нет, — ответила Паркер.

— Столько льда… У Янга, наверное, отличное зрение.

— Лицо видно довольно хорошо.

— Ну да, — ответил Уиллоус, подумав, что ему неплохо бы сходить к окулисту. Он свистнул Даттону и махнул рукой, чтобы тот подошел.

За последний год Даттон набрал килограммов шесть, а то и все восемь и отрастил двойной подбородок. Он подошел к Паркер и Уиллоусу с розовой от мороза лысиной. Теплая куртка делала его еще толще.

Уиллоус почти на четвереньках обследовал траву около двери. Надо все самому обнюхать, не то, как всегда, насобирают целый мешок мусора, а важное упустят. Он достал из кармана рулетку, вытянул сантиметров десять ленты, приложив ее к двери рядом с отметинами, и стоял так, пока Даттон не отснял полпленки. Потом он измерил расстояние от земли до этих самых отметин, сантиметрах в пяти ниже замка. Девяносто девять сантиметров. Он поднял ногу. Каблук его ботинка коснулся двери сантиметра на четыре выше. Проделав несложный арифметический подсчет, Уиллоус узнал, что рост убийцы около метра семидесяти семи. Негусто, но все-таки.

— Все? — спросил Даттон.

— Пока да.

Приехали четверо пожарных с деревянной лестницей метров десять в длину. Они положили лестницу на лед, и самый маленький из них уже занес ногу через каменный бордюр, окружавший водоем.

— Подождите! — крикнул им Уиллоус.

— Вы не хотите, чтобы мы его достали?

— Я сам.

Пожарник снял желтую резиновую перчатку и погладил усы, — совсем как у моржа. Он промолчал, но был явно недоволен. Уиллоус перелез через бордюр и осторожно ступил на первую ступеньку лестницы. Лед затрещал. Уиллоус распластался на лестнице и осторожно пополз.

— Джек, улыбочку! — заорал Даттон. Пожарники засмеялись, и Оруэлл с ними вместе. Лед под ним стонал и скрипел, но Уиллоус подобрался уже достаточно близко, и окоченевший труп абсолютно голого Кенни Ли был хорошо виден. Худой и костлявый, он весь был в ледяном панцире. С носа и мочек ушей свисали сосульки, на плечах огромными бородавками пузырились застывшие капли, на спине будто висел ледяной рюкзак, на голове — шапка изо льда. Рот Ли был широко открыт, словно, умирая, он отчаянно кричал, и крик был забит ледяным кляпом. Темные глазницы казались комками застывшей грязи.

Никаких внешних ран видно не было, да при подобных обстоятельствах это не имело значения.

Хорошо, что Уиллоус догадался привязать на пояс топор.

Почти полчаса он трудился, вырубая труп изо льда, промок до нитки, ободрал в кровь костяшки пальцев, а лицо саднило от осколков льда, разлетающихся под ударами топора во все стороны.

Он обхватил труп обеими руками и попытался вытащить его на прочный лед.

— Эй, тебе помочь? — крикнул Оруэлл.

Уиллоус не ответил. Он топором расширил прорубь, набрал побольше воздуха и прыгнул в воду. Господи Боже! Голый Ли весил, должно быть, килограммов шестьдесят, не больше. Но в своем ледяном одеянии он был раза в два тяжелее. Уиллоус наклонил труп так, чтобы он лег на лед, потом, приподняв, вытолкнул его из проруби. Полицейские и пожарники зааплодировали. Это действовало Уиллоусу на нервы. Взобравшись на лестницу, он подполз по ней к месту, где находилось тело, и с силой толкнул его обеими руками; оно пронеслось через весь водоем и стукнулось о каменный бордюр.

Уиллоус медленно пополз по лестнице обратно, неловко перелез через бордюр. Его руки закоченели. Тело не слушалось, он не мог сдержать дрожь.

— Отличная работа, — сказал Оруэлл, — Даттон, наверное, тысячу снимков сделал.

Паркер отвезла Уиллоуса в департамент уголовного розыска, высадила у главного входа и отогнала машину в подземный гараж. Уиллоус спустился на лифте в цокольный этаж. В его шкафчике лежала смена чистой одежды, но руки так дрожали, что он не мог справиться с замком, набрать нужный код, и он попросил об этом проходившего мимо полицейского. Сняв мокрую одежду, Уиллоус нырнул в горячую ванну.

Когда через полчаса он вошел в свой отдел, на его столе стояло маленькое чучело пингвина. Он оглядел всех, кто был в комнате, но встретился взглядом только с Паркер. Остальные следователи, а их было пятеро, сделали вид, что не заметили, как он вошел. Уиллоус вынул из ящика стола нож для бумаг, вспорол пингвину брюхо, оторвал голову и бросил весь этот ворох в корзину у стола Эдди Оруэлла.

— Что ж, неплохо, — заметила Паркер — Как себя чувствуешь? Голодный?

— Да, немножко.

— Ничто так не возбуждает аппетит, как хороший заплыв.

— Откуда это тебе известно?

— Пойдем перекусим, — улыбнулась Паркер.

Они отправились в кафе «Овалтин» на улице Хастингс, прямо за углом департамента уголовного розыска, и сели за столик в глубине зала. Официантка, женщина лет шестидесяти с редеющими волосами, посмотрела на Паркер и спросила, как всегда:

— Чай и булочку с черникой?

Паркер улыбнулась и кивнула. Уиллоус заказал полный завтрак: яичницу, сосиски, тосты.

— Кофе?

Он утвердительно кивнул.

— Сию минуту, — ответила официантка. Полицейские обычно не отличались щедростью. Но этот, особенно если он с напарницей, мог оставить хорошие чаевые.

— Янг, похоже, не слишком обрадован, особенно идее осушить водоем, — сказала Паркер.

— Он вообще был не в самом радужном расположении духа.

— Кенни Ли — владелец газеты «Чайниз таймс». А когда он исчез?

— Пару недель назад, — пожал плечами Уиллоус. — Это никого особенно не удивило. Я слышал, что Ли около года назад уже исчезал. Пропал на неделю, а потом позвонил кто-то из Рино и сообщил: Ли проигрался в дым; мало того, что спустил всю наличность, так еще и все кредитки исчерпал, продал обратный билет и не мог оплатить счет за гостиницу. Я тогда звонил Томми Уилкоксу.

Уилкокс был начальником отдела поиска пропавших без вести.

Официантка принесла заказ. Рядом с булочкой лежали два кусочка масла. Паркер вздохнула и отодвинула масло на самый край тарелки.

— Опять худеешь? — спросил Уиллоус.

— Не твое дело.

Уиллоус вытер вилку салфеткой, поперчил яичницу. Мимо прошли четверо полицейских, и все бросили восхищенные взгляды на Паркер.

Уиллоус невозмутимо жевал яичницу.

— У Ли были дети? — спросила Паркер.

Он молча пожал плечами.

— Может быть, ему кто-то угрожал, требовал деньги? — продолжала Паркер. — Может быть, его похитили, а потом убили?

— Мы же ничего не знаем. Возможно, это самоубийство.

— Да? Вот так, сидя?

— И нам неизвестно, когда наступила смерть. Янг говорит, что сады были закрыты все выходные.

— Не в этом дело, Джек, — сказала Паркер, вытаскивая из кружки пакетик с заваркой.

— Передай мне кетчуп, — попросил Уиллоус.

— Человека похищают. Он бизнесмен, владелец газеты. Может быть, причиной стала какая-то публикация?

— Я не читаю по-китайски.

Паркер молча смотрела, как обильно поливает он кетчупом сосиски, и Уиллоус ответил на ее невысказанный укор:

— Ты права — вредно. Зато вкусно.

Паркер откусила кусочек булочки. Она оказалась черствой.

— Надо поговорить с кем-то, кто знает китайский. Может быть, с Фредом Ламом? — сказала она.

Уиллоус кивнул. В полиции было четыре знакомых полуканадца-полукитайца, один из них — Лам.

— И надо попросить Томми, чтобы он дал нам информацию о Ли, все, что ему известно. Знаешь, о чем я думаю?

— Знаю: о том, что официантка не получит на чай, потому что не принесла тебе лимон.

— Да, и об этом тоже, — улыбнулась Паркер.

— А еще о чем?

— Может быть, была попытка вымогательства? Как ты понимаешь, фактов никаких — одна интуиция.

— Может, так, — пожал плечами Уиллоус, — а может быть, и нет. Ли был владельцем газеты и редактором, значит, успел нажить уйму врагов. Да еще эта страсть к игре. Так что весьма многие могли хотеть его смерти.

— А почему убийцы оставили тело в таком людном месте, где его наверняка должны были скоро обнаружить? Чтобы взбудоражить общину?

Запищал бипер Уиллоуса.

— У тебя есть двадцать пять центов позвонить?

Паркер порылась в сумочке и дала ему две монетки по десять центов и пятачок. Около кассы у входа в кафе был платный телефонный аппарат. Быстро поговорив, Уиллоус повесил трубку.

— Это Томми, — сказал он и допил свой кофе.

— Доешь мою булочку, — предложила Паркер.

— В следующий раз, когда ты еще не успеешь выковырять из нее всю чернику.

Томми Уилкокс предложил Уиллоусу сесть и достал из большого картотечного шкафа рядом с его столом досье на пропавшего без вести Кенни Ли, дело которого проходило за номером девяносто ноль двадцать семь. На Томми была белая рубашка, гладкий голубой галстук, коричневый твидовый пиджак и такого же цвета брюки. Грустные карие глаза с набухшими мешочками, казалось, уже видели все трагедии, на которые горазда жизнь, и знали, что все они еще не раз повторятся. В Ванкувере, только в черте города, ежегодно пропадало без вести от трех до трех с половиной тысяч человек, он работал один, занимался сам каждым конкретным случаем и был всегда страшно занят. Он сел за стол и раскрыл папку.

— Итак, начнем. Нам позвонила миссис Ли — ее муж до сих пор не приехал с работы. Ее попросили перезвонить утром, если к тому времени он не вернется, — было еще мало оснований для тревоги.

Уиллоус кивнул. Обычное дело.

— Она перезвонила в семь ноль-ноль и была очень взволнована. Ранняя пташка. Мы составили описание внешности Ли и разослали во все подразделения, — продолжал Уилкокс, почесав шею, которую натер слишком тесным воротничком, и поправив галстук. — В полдень она позвонила еще раз: его не видели ни друзья, ни деловые партнеры, он пропустил важную встречу. Я сдал информацию в ИЦПК.

— Когда? — спросил Уиллоус.

— Вскоре после этого разговора. — Томми ни минуты даром не потратил.

ИЦПК расшифровывается как Информационный центр полиции Канады и является компьютерным банком данных, которым пользуется полиция всей страны.

— Я попросил ее прийти в отдел, — продолжал Уилкокс. — Она появилась около пяти, незадолго до конца моего дежурства.

Уиллоус посмотрел в окно. Низко над землей висели тяжелые темные облака. Интересно, пойдет опять, снег или нет? — подумал он. И вообще, кончится когда-нибудь эта мрачная зима?

Уилкокс вынул из кармана зажигалку и стал вертеть ее в руках. Он не курил уже трое суток и чувствовал, что еще чуть-чуть, и его легкие взорвутся.

— Миссис Ли принесла все, что я просил, — продолжал Томми,— в том числе недавнюю четкую фотографию Ли. Я просмотрел отчеты о скоропостижно скончавшихся, обзвонил больницы: нет ли неопознанных трупов, похожих по описанию на Ли. Следующие два дня я сидел на телефоне и беседовал с теми, кто недавно видел пропавшего: с сослуживцами, друзьями, соседями. Никто понятия не имел, что могло произойти. Размножив фотографии, я разослал их в средства массовой информации и занялся накопившейся за эти два дня работой.

Уилкокс убрал зажигалку в карман, сунул жевательную резинку в рот, снова достал зажигалку и любовно погладил ее.

— Прошло три дня. Ли так и не появился. Но он уже как-то раз исчезал несколько недель назад. Оказалось, он ездил в Лас-Вегас. Жена утверждала, что больше такого не случалось. Ну ладно, хорошо. Он не пьет, не ходит по женщинам, его бизнес процветает. Я позвонил в полицию Лас-Вегаса — ничего. Ладно, тогда я попросил у миссис Ли разрешения поговорить с их семейным врачом. Ли здоров как бык, сказал тот, ни малейших признаков депрессии. Я узнал его группу крови, посмотрел рентгеновские снимки. Что еще?… Позвонил его стоматологу, потом взял копию карты Ли.

Уилкокс щелкнул зажигалкой, в воздухе заплясали язычки огня.

— Прошла неделя, и я стал предполагать, что Ли убит. Возможно, кто-нибудь наткнется на труп, а может быть, его так надежно спрятали, что за сто лет не отыскать. — Уилкокс посмотрел в окно. — И еще через пару дней, — вздохнув, продолжал он, — кажется, десятого, она позвонила мне и сказала, что ее муж дома и поиски следует прекратить.

— Она объяснила, где он был?

— Нет.

— Ты уверен, что звонила именно миссис Ли?

Уилкокс остервенело зажевал — словно жевательная резинка внезапно утратила свои целебные свойства.

— Это был ее голос, Джек. Это точно. Кроме того, она знала номер дела.

— Я только спросил, Томми. У Ли есть дети?

— Сын и дочь. Девочке тринадцать, ходит в школу. Сыну — двадцать два, и последние три года он живет в Бостоне.

— Что он там делает?

— Учится на факультете экономики и управления в Гарвардском университете.

— И больше миссис Ли тебе не звонила?

— Нет. Я решил, что парень еще раз смотался в Вегас, проигрался до нитки, слонялся там по пустыне без гроша в кармане… Или спутался с хористкой из кордебалета. Что-то в этом роде.

— Мне нужны имена людей, с которыми ты беседовал: друзей, соседей — словом, всех.

— Считай, что они у тебя уже есть… Сразу после обеда.

— На голодный желудок ты работаешь куда быстрее.

Уилкокс вздохнул, развернул еще одну пластинку жевательной резинки и вонзил в нее зубы. Следователи по делам, связанным с убийствами, вечно торопятся как ненормальные. Люди, на которых они работают, уже убиты, мертвы и никогда не оживут. К чему же такая спешка?

Уиллоус поднялся и сделал несколько шагов к двери, но вдруг вернулся и посмотрел Уилкоксу прямо в глаза.

— Полчаса тебе хватит, Томми?

— Конечно, хватит. Сверим часы?

— Сколько на твоих?

Уилкокс посмотрел на руку. Двенадцать, нет, тринадцать минут одиннадцатого. Он поднял глаза, но Уиллоуса уже не было.

 

Глава 5

Кристи Киркпатрик считал, что за долгое время, что он проработал патологоанатомом, ему довелось видеть и делать такое, о чем большинство людей не могло и помыслить.

Но на этот раз даже он удивился, настолько все было странно, нет, более чем странно.

Морг располагался в старом кирпичном здании на Кордова-стрит, за углом департамента уголовного розыска. Большая квадратная, хорошо освещенная комната на верхнем этаже служила прозекторской. Пол и две стены были выложены голубой кафельной плиткой, а две другие занимали стальные шкафы-холодильники с ящиками по размеру среднего человеческого тела. В потолке был довольно большой световой люк, с витражом из чугунной решетки и матового стекла. Вблизи на нем можно было заметить следы ремонта: витраж был разбит весной тысяча девятьсот сорок седьмого года, когда полицейский по имени Уилбур Картрайт провалился в люк, помогая одной бульварной газетенке сделать натуралистические фотографии вскрытия трупа звезды второразрядного кино. Мягко говоря, несколько непостоянная в привязанностях, она была задушена ослепленным ревностью любовником.

Прямо под световым люком стояли два оцинкованных стола — каждый два метра тринадцать сантиметров в длину, девяносто один сантиметр в ширину и ровно метр в высоту. По узким желобкам в середине столов текла холодная вода, сбегая со слегка приподнятой передней части в хромированную дренажную трубу, уходившую в кафельный пол.

Труп Ли, все еще в классической позе лотоса, гордо восседал на столе, который находился ближе к двери.

Киркпатрик тысячеваттным феном фирмы «Филипс» размораживал тело Кенни Ли. Прошло почти два часа, у Кристи болели уставшие руки, а монотонное гудение моторчика становилось нестерпимым.

Включая свой «Филипс» в розетку удлинителя, он решил начать с головы и размораживать труп сверху вниз. При этом теплая талая вода, стекая по телу, ускорит процесс.

Сначала все шло как по маслу. Лед на лице был не толще двух сантиметров. Киркпатрик опытным путем установил, что не следует подносить фен ближе чем на пять сантиметров к телу, иначе капли воды летели брызгами, попадали на самого Кристи, и можно было получить удар током.

Удаляя последние остатки льда с лица Ли, он направил поток горячего воздуха на его курносый нос, чтобы растаяли забившие нос сосульки.

Он переложил фен в левую руку, повертел затекшей кистью правой руки и пустил воздух на переносицу, пытаясь угадать, какая ноздря освободится первой.

И еще прикидывал, сколько же времени он убьет на то, чтобы полностью разморозить тело. Вначале он не догадывался, что труп промерз насквозь.

Вероятно, существует формула, позволяющая вычислить, сколько требуется времени, чтобы разморозить данное количество человеческого мяса. Насколько он помнил, в медицинском колледже его этому не учили. Да он и вообще почти не помнил, чему его там пытались научить.

И слава Богу!

Зазвонил телефон. Киркпатрик выключил фен. Крупные капли талой воды звонко капали в образовавшуюся на кафельном полу лужу. Скользко, и надо быть поосторожнее. Он поднял трубку.

— Ну что у тебя там, Кристи? — спросил Уиллоус.

— Да ничего, Джек. Все еще растапливаю лед.

— Я думал, ты уже закончил. — В голосе Уиллоуса послышались недовольные нотки. — Сколько тебе еще нужно времени?

— Джек, местами лед очень толстый, а главное то, что тело промерзло насквозь. Сам рассуди: если вода на нем замерзла, значит, температура его была не выше нуля градусов, — сказал Киркпатрик. Он помолчал и спросил: — Понимаешь, к чему я веду?

— В выходные, — проговорил Уиллоус, — температура опускалась до минус десяти. Сады Сун Ятсен были закрыты для посетителей с шести вечера в пятницу до понедельника. Этого времени достаточно, чтобы температура тела упала с нормальной до нуля?

— Не знаю, — ответил Киркпатрик, — это зависит от веса тела, а этого я определить не могу, он все еще покрыт толстым слоем льда.

— Мы с Паркер сделали кое-какие расчеты и примерно вычислили, сколько времени был открыт кран, — сказал Уиллоус. — Нам кажется, что часов семь-восемь.

— А во сколько Янг нашел тело Ли?

— Утром, около половины седьмого.

— Значит, кран открыли между десятью и двенадцатью ночи?

— Да, где-то так.

— Тогда Ли был убит по крайней мере за сутки до того, как его оставили на льду водоема. И когда его туда принесли, он уже был заморожен.

— Значит, тело сутки держали на холоде, прежде чем превратить его в ледяную скульптуру?

— Именно так.

— Через сколько времени он оттает, док?

— Думаю, дня через два. Это минимум.

Уиллоус вздохнул и повесил трубку, а Киркпатрик вернулся к столу. Он внимательно вгляделся в лицо Ли. Кожа имела слегка зеленоватый оттенок, волосы зачесаны назад, над левым ухом, освобожденная ото льда, выбивалась маленькая прядка. Кристи едва не воспользовался собственной расческой, чтобы устранить этот маленький беспорядок. Глаза Ли были широко открыты и смотрели в далекую даль, неподвластную человеческим чувствам. Должно быть, так и полагается при медитации: освободиться от оболочки собственного тела. Так? Киркпатрик протянул руку и тихонько сжал двумя пальцами нос Ли. На его ладонь упали две сосульки, освободившие наконец ноздри.

Ли сидел неподвижно. Да и чего еще можно ожидать от человека, который на ощупь холоднее, чем стакан, наполненный ледяным коктейлем?

Киркпатрик взмахнул феном. Капля воды, повисшая на ресницах Ли, едва заметно дрожала. Он вспомнил фильм, который как-то ночью смотрел по телевизору. Исследователи нашли вмерзшее в айсберг тело древнего человека. Неандерталец провел в замороженном состоянии несколько тысяч лет. Ученые сделали роковую ошибку — растопили лед. И были тут же съедены.

Поделом. Могли бы и сообразить, какой аппетит разыгрался у парня после двух-трех тысячелетий полного поста.

Киркпатрик протянул руку к дрожащей на ресницах Ли капле воды. Конечно, существуют самые банальные и вполне физические причины. Машины, которые постоянно проезжают мимо, вибрация, хотя и самая незначительная для человеческих органов, но она же существует, присутствует в нашей жизни.

Нет, Кристи был абсолютно уверен: Ли мертв.

И все-таки он слегка надавил указательным пальцем на глазное яблоко трупа. Оно оказалось холодным и твердым на ощупь. Его глаза, его мозг были заморожены до такого состояния, что по жесткости напоминали шар для игры в кегельбан.

Снова зазвонил телефон. Киркпатрик вскрикнул и выронил фен прямо в лужу талой воды. Ярко-оранжевая электрическая дуга поднялась от фена к оцинкованному столу, и в воздухе запахло расплавленной пластмассой. Потом где-то в недрах старого здания сработал автоматический предохранитель, и везде погас свет.

И вдруг в темноте он услышал, как на кафельный пол упал кусок льда.

Сердце Киркпатрика замерло, потом застучало так, что он задохнулся. Он замер и не шевелился, как будто это могло спасти ему жизнь.

Наконец раздался щелчок и стало светло — включился резервный источник питания. Киркпатрик взял себя в руки. Господи, какой страх он только что пережил! Подойдя к раковине, он ополоснул лицо холодной водой и мысленно поклялся себе, что никто никогда не узнает, что в его жизни был день, когда все фильмы ужасов, которые он смотрел, встали у него перед глазами как наяву и он чуть не умер от страха.

 

Глава 6

Промерзнув до костей, Гаррет негнущимися ногами торопливо шагал по переулку.

— Ну же, — прошептал Билли, — ну, давай. Скорее, ты, козел!

Гаррет повернулся. Насквозь ржавый «пинто» Билли стоял под рябиной. Ледяной ветер сорвал с нее последние мертвые листья, и на голых ветвях остались только гроздья сморщенных красных ягод. Хромированные детали «пинто», точнее, то, что от них осталось, блестели в свете уличного фонаря. Черт бы побрал эту машину! У Гаррета был шестьдесят пятый «мустанг», у него и движок помощнее, и к тому же он черный. Гаррет тратил на машину все, что мог выкроить. Он родную мать не любил так, как ее. Они приехали на «пинто», потому что «мустанг» стоял в гараже, дожидаясь нового топливного насоса, купить который Гаррет пока не мог. «Фольксваген-гольф» зеленого цвета, который они собирались взломать, был почти новенький и стоил, наверное, тысяч восемь, да еще стереосистема — тысячи три, не меньше, — панель приборов просто начинена электроникой: кассетная дека «Блаупункт», проигрыватель лазерных компакт-дисков, колонки и репродуктор низких тонов — все «Альпина»; и ко всему этому еще и усилитель «Сони» на двести ватт. «Гольф» стоял за булочной. Его владелец работал с двух часов ночи до полудня, и этого времени Билли и Гаррету вполне хватит, чтобы исчезнуть вместе со стереосистемой.

Гаррет стоял в тени забора и следил, не идет ли кто. А Билли к этому времени подошел к автомобилю со стороны сиденья водителя и, посветив фонариком внутрь машины, даже застонал от восторга.

Гаррет подышал на руки, у него изо рта шел пар.

— Все чисто? — шепотом из темноты спросил Билли.

— Чисто, чисто. Давай скорей!

Билли поднял молоток и ударил по боковому стеклу над замком. Стекло разлетелось вдребезги, и, просунув руку, он открыл дверцу.

Внутри салона «гольфа» зажегся свет.

Билли сунул фонарик в задний карман джинсов и молотком нанес удар по панели. Блаупунктовскую деку он вынул за пятнадцать секунд. С проигрывателем компакт-дисков дело обстояло посложнее. По такой хрупкой технике бить нельзя. С ней надо обращаться осторожно. Всего тридцать секунд на то, чтобы перерезать несколько проводков. Он слышал, как Гаррет прохаживается взад-вперед по переулку, стуча каблуками по асфальту. Надо поаккуратнее: из панели торчат оголенные провода, а все сиденье засыпано осколками стекла и пластмассы. Он начал вытаскивать усилитель. Черт возьми, тут нужна отвертка «Филипс» средней величины! Он уцепился за крепежную скобу, уперся плечом в руль и изо всех сил дернул. Скоба вылетела так резко, что он ударился головой о зеркало заднего вида.

«Гольф» закачался на амортизаторах. Подбежал Гаррет.

— Чего ты копаешься?

— Отвали! — зашипел Билли.

Он откинул крышку бардачка. Карта дорог города, документы на машину, гигиенический набор фирмы «Клинекс». Отдав аппаратуру Гаррету, Билли вылез из машины и захлопнул за собой дверь. Свет в салоне «гольфа» погас. Билли и Гаррет почти побежали по переулку.

Билли скользнул за руль «пинто». Он неторопливо прикурил сигарету, зная, чувствуя спиной, как бесится Гаррет, что они задерживаются, и только после этого повернул ключ зажигания. Маломощный четырехцилиндровый мотор кашлянул пару раз, и машина тронулась с места, обдав рябину парами отработанного масла. Билли включил передачу, доехал до конца квартала, прижался вправо и зажег фары.

Он проскочил знак «стоп», даже не потрудившись проверить, нет ли слева машин. Он чувствовал себя несчастным: было неинтересно. Раньше, вскрывая чужие автомобили, он ощущал подъем, возбуждение. Но теперь это надоело, как одна и та же пластинка или одна и та же девушка. Что из того, что ты жить без нее не мог? Приходит время, когда ничего нового уже произойти не может, как ни желай этого. И наваливается скука. Билли обернулся и выпустил дым в лицо угрюмо молчавшего Гаррета.

— Пошел ты! — сказал Гаррет.

Билли в ответ рассмеялся.

Обычно они начинали после полуночи. Выискивали дорогие автомобили: «порше», «фольксвагены-гольф», иногда даже «мерседесы». Все было просто и привычно: Билли выбирал район и кружил по переулкам на своем «пинто», выискивая места, где автомобили стояли в неосвещенных местах или незапертых гаражах. У него с собой был маленький фонарик, который он включал, чтобы удостовериться, что в машине есть приличный приемник. Билли намеренно действовал не совсем тихо, чтобы выявить, не страдает ли владелец машины бессонницей или не держат ли на заднем крыльце дома парочку питбулей. Тогда рисковать не стоило. У Билли в «пинто» всегда лежала бейсбольная бита, — только для самообороны, если какой-нибудь гад будет слишком нарываться.

Если все было так, как надо, Билли записывал на бумажке адрес. Когда накапливалось с десяток машин, он складывал эти бумажки в таком порядке, чтобы им с Гарретом было удобно переходить с одного места на другое, не тратя лишнего времени. Украденную аппаратуру они складывали в багажник в большую коробку. Обычно они успевали ограбить семь-восемь машин.

Это был верный способ кое-что заработать. Рискованно, конечно, зато за два-три часа они набирали электроники тысячи на четыре.

Перекупщики краденого давали, конечно, не много. Хорошо, если удавалось получить по двадцать центов с доллара. Все равно это было куда легче, чем жарить гамбургеры в «Макдоналдсе». Да и приятные неожиданности случались. Однажды теплой летней ночью Билли вскрыл «порше» и нашел около ста граммов кокаина. Гаррет хотел было сбыть наркотик, но Билли не позволил. Он сказал тогда, что они ни черта не знают, как это делается, и могут ненароком подставиться. Не оказаться бы в контейнере для мусора с переломанными ногами. «Давай не будем искать на свою задницу приключений», — сказал он Гаррету. Они взяли двух девчонок, нанюхались всласть и вообще отлично провели время.

— Ты не голодный? — спросил Гаррет. — Пожрать где-нибудь не хочешь?

Билли отрицательно покачал головой и, пососав сигарету, стряхнул пепел Гаррету на колени.

— Хочешь еще приемник спереть? Я знаю, где стоит один «ягуар».

— Я себе руку пропорол, глянь!

Они проезжали под уличным фонарем, и в его голубоватом свете Гаррет увидел рваную рану на большом пальце приятеля.

— Как это ты так?

— Да проклятая панель. Когда «Блаупункт» вынимал. — Билли пососал палец, открыл окно и выплюнул кровь.

— Подкуриться не хочешь?

Билли не ответил. Гаррет расценил это как возможное согласие.

— У меня есть шесть банок пива, можно было бы… — начал он, повеселев.

— Где взял?

— Что? Травку?

— Нет, дурак. Выпивку.

— У какого-то парня в большом универмаге на Бродвее ближе к Кингсвею.

— И сколько заплатил?

— Десять долларов.

— Десять баксов за шесть банок? Почему ты не заставил дать тебе ящик?

— Тяжело тащить. Я же без колес, забыл?

Билли щелчком швырнул окурок и попал прямо в грудь Гаррету. На черной коже его куртки запрыгали оранжевые искорки.

— Ты что?

До дома Гаррета оставалось квартала три. Дойдет, не маленький. Билли подкатил к тротуару на углу и выключил фары.

— Давай катись!

— Что? — не понял Гаррет.

— Проваливай.

— Ты что, хочешь, чтобы я до дома пешком шел? В такой холод? Я же себе задницу отморожу.

Билли перегнулся через сиденье, открыл дверцу и подтолкнул Гаррета. Тот с минуту сидел молча, опустив голову, решал, что лучше: послушаться или получить по морде. Даже такому идиоту было понятно, что выбрать. Он вылез из машины.

— До завтра?

— Дверь закрой, — сказал Билли. — И не хлопай сильно.

— Козел.

— Приятно познакомиться, Билли.

Гаррет захлопнул дверцу «пинто» и пошел восвояси. Небо было затянуто черными тучами, ледяной ветер поддувал под куртку. Он засунул руки поглубже в карманы. Такой холод, что глаза слезятся. Гаррет оглянулся: интересно, куда это Билли собрался в такой час?

Они уже давно знали друг друга, но в жизни Билли существовали некоторые обстоятельства, которыми он с Гарретом не делился. Что ж, справедливо. У него у самого полно тайн. А самая главная заключалась в том, что он не боялся Билли. Пусть думает, что главный — он, пусть хамит. У Гаррета была своя причина не протестовать. Очень скоро ему понадобится вот такой опасный тупица, с которым ничуть не жаль расстаться.

А Билли тем временем направлялся в Вест-Сайд, на Пойнт-Грей-роуд. Он сам не знал почему, и это его пугало.

Гаррет любил развлекаться без особых затей: гонять по Кингсвею или Хастингс-стрит, то в общем потоке, то вырываясь из него, высунуть голову в окно и орать всякую чушь прохожим, плевать на тротуары. Билли был совсем не таким. Он не любил тратить время попусту и никогда ничего не делал просто так. Он считал, что его время стоит дорого. Тогда зачем он едет сейчас через весь город? Что за причина появилась?

Честно говоря, он не мог ответить себе на этот вопрос.

Он проскочил на желтый цвет по Двадцать пятой улице через Мэйн-стрит. Ну вот, теперь он, парень из Ист-Сайда, в Вест-Сайде, на незнакомой для него территории, где много парков, садов… Так, еще что? Вместо доберманов — пудели. Девушки здесь красивее. Или, во всяком случае, одеты получше. Слышал он про этих вест-сайдских девчонок. Дают всем подряд и без всякого удовольствия.

На Оук-стрит он остановился у светофора и вытащил чековую книжку Нэнси Краун. Пойнт-Грей-роуд. Где это может быть, черт побери? Три тысячи шестисотый квартал. Еще ехать и ехать. Он ждал зеленого света, нажимая на педаль газа, чтобы не заглох мотор. Сбоку встал полицейский патрульный автомобиль. Билли откинулся на сиденье и уставился прямо перед собой. Спокойно. Надо выглядеть и действовать спокойно. Ну и что, если они остановят и захотят заглянуть в багажник? У него там столько приемников, что он может слушать с десяток передач разом. Подумаешь! В его возрасте он еще не несет полной уголовной ответственности. Что они могут? Посадят? Так он выйдет из тюрьмы, и глазом не успев моргнуть.

Зеленый свет. Полицейская, подрезав «пинто», резко повернула направо. Билли пришлось ударить по тормозам, чтобы избежать столкновения. Сине-белая мигалка пронеслась мимо и полетела дальше по Оук-стрит. Вот ковбои! Прямо как Гаррет, все время куда-то спешат эти полицейские, а на самом деле никуда им по-настоящему не надо. Разве что на свиданку к какой-нибудь толстушке?

На пересечении Бродвея и Арбитус Билли остановился на заправке «Шеврон», залил в «пинто» на десять долларов бензина и протер лобовое стекло. Парень, работающий на станции, с длинными, зачесанными назад черными волосами и с прыщавым подбородком, был таким здоровенным, что пытаться его ограбить вряд ли стоило. Билли спросил его, как проехать на Пойнт-Грей-роуд, и понял, что совсем заблудился. За доллар двадцать пять он купил у него карту города.

Дом три тысячи шестьсот восемьдесят два на Пойнт-Грей-роуд было отыскать легко: адрес ярко-розовыми неоновыми буквами был написан на зеленоватой стеклянной крыше гаража.

Стеклянный гараж! Куда он суется? В какую передрягу рискует попасть?

Билли поста.вил «пинто» в боковом проулке недалеко от дома Нэнси Краун. Было полчетвертого, и до рассвета времени еще оставалось достаточно. Убедившись, что улица пуста, Билли запер «пинто» и неторопливо пошел к дому.

Дом, обнесенный вечнозеленой живой изгородью, за которой скрывался еще и звукопоглощающий бетонный забор высотой почти в человеческий рост, стоял довольно далеко от проезжей части.

Гараж находился слева от дома. Его стены были из бетонных блоков, выкрашенных в сизо-серый цвет, а наклонная крыша — из зеленого непробиваемого стекла — крепилась к металлическим стропилам. Двери были из того же зеленоватого стекла. Внутри ярко сияли штук десять, если не больше, длинных неоновых ламп, подвешенных на металлических трубках. Бледно-зеленый неоновый свет заливал все пространство перед домом, и Билли казалось, что он попал в подводное царство. Никогда в жизни он не видел ничего подобного и глазел на это великолепие — эдакая деревенщина, впервые попавшая в большой город. Он был самолюбив, и это ощущение его разозлило.

В гараже стояли две машины: бронзового цвета «мерседес» и блестящий черный «БМВ»-кабриолет Нэнси. На «мерседесе» выпендрежная надпись «Его игрушка». Третья машина, — «Ее игрушка» — еще один бронзовый «мерс» той же модели и того же года выпуска, — была небрежно припаркована прямо на дорожке.

Передний двор — там, где жил Билли, о таком и не слыхивали — был выложен розовым клинкером. В огромных глиняных горшках росли красиво подсвеченные деревца и кустики.

Дом, невысокий, современный, обшитый мореным деревом, смотрел на него маленькими окнами в алюминиевых рамах, и Билли подумал, что внутри, должно быть, темновато, да и мало их, этих окошек. Странно: будто машинам надо видеть, что делается на улице, а людям это вовсе ни к чему. А может, все совсем не так? Может, владея такими шикарными машинами, хочется выставить их на всеобщее обозрение — пусть завидуют! Самому же, как известно, выставляться нет никакого смысла, лучше поостеречься там, за этими окошками! Билли пожал плечами — их проблемы, все равно ничего не поймешь.

Входная дверь вставлена в некое подобие алькова, метров семь в ширину, а перед ней еще кованая двустворчатая калитка. Света от прожекторов было столько, что хоть книжку читай. Только вот Билли не сообразил ее захватить.

В маленьком окошке справа от двери шторы были задернуты, и он увидел в нем только свое отражение.

Обойдя дом по бетонной дорожке, он заметил, что сбоку нет ни одного окна. И в соседнем доме — тоже. С ума сойти! Он стоит на открытом месте, освещенный прожекторами, а его все равно никто не видит, потому что нет окон. И с улицы его не видно — мешает бетонный забор.

С задней стороны дом казался гораздо больше. Билли коснулся ладонью деревянной обшивки стены и почувствовал какую-то вибрацию, как будто дыхание — не дом, а уснувший зверь!

Билли пошел дальше. Что-то странное там, впереди. Прямо как в фильмах Стивена Спилберга: бледный туман, легкие клубы пара, пляшущие в воздухе огоньки. Его глаза привыкли к темноте, и он понял, что это бассейн. Черт побери, да еще и с подогревом! Огоньки — это отражение подсветки в стеклянном бордюре вокруг бассейна. А вдали, насколько он мог видеть, не было ничего, только чернильная тьма, в которой поблескивали крохотные тусклые искорки. Это был океан. Господи Боже! Мозг Билли лихорадочно заработал. Сколько же надо денег, чтобы купить такой дом на побережье! Да еще и кусок самого берега! И стеклянный гараж, и «мерседесы», и огромный «БМВ» с откидывающимся верхом, и Бог знает что там у них еще есть. Это же миллионы! А он ее порастряс на восемнадцать долларов и горсть мелочи. Билли отвернулся от дома, ссутулился и закурил сигарету. Потом он прошел мимо бассейна — площадка метров в пятнадцать была выложена подогреваемой снизу плиткой — и встал у стеклянной ограды на самом краю. Справа от него сияли огни города. Он, глубоко затянувшись, медленно выдохнул дым и посмотрел вниз.

У него засосало под ложечкой. Метрах в двадцати — двадцати пяти под ним был океан, а он стоял, оказывается, на отвесной скале.

Билли боялся высоты. Чувствуя, что у него подкашиваются колени, он отошел подальше и сел на корточки, стараясь восстановить дыхание.

Дом был трехэтажный, на каждом этаже балконы с белой специальной мебелью. За исключением бетонных столбов и балок, вся задняя часть дома была из листового стекла.

Он видел как на ладони весь первый этаж, половину второго и большую часть третьего: шторы не были задернуты. И — ни звука.

Если бы не три машины, стоящие во дворе, он решил бы, что хозяев нет дома. Почти четыре утра, а свет горит, как черт знает что… Может быть, что-то случилось? Вдруг у нее испортилась газовая плита, и она лежит полуживая на полу? Может, она умирает…

Билли представил себя в роли спасателя. Вот он хватает один из железных стульев, что стоят вокруг бассейна, разбивает стекло и бросается в дом. Она лежит на полу. Юбка у нее задралась до самых бедер. Да, именно так. Он швырнул окурок через стеклянную ограду — в океан.

Может быть, она там одна? Ее муж, конечно, очень богатый парень. Возможно, ему приходится много работать, разъезжать. И сейчас он где-нибудь в Торонто, или в Нью-Йорке, или в Гонконге. А ей страшно одной. Билли поднялся и, обойдя вокруг бассейна, сел на стул с плетеным сиденьем. Металлический каркас был очень холодным, но стул оказался удобным, а от бассейна исходило тепло. Он закурил еще одну сигарету и, вытянув ноги, стал размышлять, что ему делать.

Конечно, в доме есть сигнализация.

Не внешняя — здесь полно всяких птиц, еноты бегают, — а внутри наверняка что-то есть, хитрое, дорогое, последней модели. Детекторы движения. Инфракрасное излучение. Возможно, прямая линия со службой безопасности. Обо всем этом дерьме Билли знал от одного парня, который грабил дома, да и что-то видел по телевизору. А вот как уберечься от всех этих ловушек, он понятия не имел.

Рассмотреть дом получше — вот что он должен сделать и все-таки найти способ войти в дом и благополучно выйти.

Особенно привлекал его третий этаж — там спальни.

Ему представилась Нэнси Краун, она раскинулась на белых шелковых простынях, а вокруг зеркала, и ее тело отражается, множится в них.

Интересно, как выглядит ее. муж, что он за человек. Кем работает? Банкир-акционер? Какой-нибудь жирный потный подонок, который вечно бреется и требует свежую рубашку.

Билли закурил очередную сигарету.

Или, скажем, финансист, он занимается чужими деньгами, часть их липнет к его рукам, и он заставляет эти деньги работать на него. Воображение нарисовало Билли тощего парня, розовые щечки, очки в тонкой оправе.

А если он мошенник? Крупный торговец наркотиками? Или занимается игорными домами? Богатый, со связями и может нанять кого-нибудь, чтобы Билли убрали, а он и не вспомнит об этом. А вдруг он мафиози?

Нет, все это чушь.

И все-таки муж Нэнси Краун мог оказаться кем угодно, даже маньяком, помешанным на огнестрельном оружии, у которого так и чешутся руки кого-нибудь пристрелить.

Ясно было одно: чтобы иметь такой дом, надо быть очень богатым. И вполне вероятно, деньги, которые у него есть, принадлежали когда-то другим людям, а он, так или иначе, их отобрал.

И раз этот тип может быть сейчас там, наверху, Билли надо поскорее уносить ноги, пока этот сукин сын, который приходится мужем Нэнси Краун, не встал среди ночи по нужде и не выглянул в окно.

Билли вскочил, подошел к краю бассейна и, нагнувшись, провел рукой по поверхности воды, такой теплой, такой ласковой, как ее кожа. V

Есть ли на ней пижама? Или она голая под тонкой простыней? Она лежит на боку, он видел изгиб ее бедра, округлость ягодиц… Он представил ее во всех умопомрачительных позах, которые видел в журналах.

Он выкурил последнюю сигарету до самого фильтра и бросил в бассейн, из которого поднимался пар и таял в морозном ночном воздухе.

Она была так близко, что казалось, стоит протянуть руку, и он дотронется до нее. Их разделяла только стеклянная стена. От этих мыслей он просто сходил с ума.

 

Глава 7

С сизо-серого неба падал редкий снег, хотя, возможно, это был пепел из какой-нибудь трубы, торчащей где-то далеко-далеко.

Инспектор Гомер Бредли, откинувшись на спинку темно-зеленого кожаного кресла, положил ноги на рабочий стол и носком лакированного черного ботинка отодвинул резную коробку из сибирской сосны с дорогими кубинскими сигарами. Под лампами дневного света блестели на его правом плече три серебряных звезды — атрибуты чина.

Он взмахнул делом Кенни Ли в сторону Уиллоуса.

— Негусто, а, Джек? Что у тебя еще?

— Почти ничего, — ответил тот. Он бросил взгляд на Паркер, через крышу соседнего дома она смотрела в окно, наблюдая, как снежинки падают в бухту. Благодаря влиянию океана климат в городе был довольно мягким, и снег шел не чаще двух-трех раз за всю зиму. Но в этом году горы на Северном побережье сияли белизной.

— Вы говорили с женой Ли? То есть с вдовой, — поправился Бредли.

— Да, но ничего полезного не узнали.

Бредли раскрыл папку с делом, пробежал глазами.

— Он когда исчез?

— Первого января, — ответила Паркер. — Не вернулся с работы.

Бредли вгляделся в фотографию: узкое гладкое лицо, пятьдесят семь лет, хотя не дашь больше сорока пяти. Он посмотрел в окно. Снег, если это был снег, повалил гуще. Большие тяжелые хлопья падали с неба и, казалось, приглушали шум машин за окном. Под потолком тихонько жужжали лампы.

— Хорошо бы найти кого-то, кто говорит по-кантонски, — сказал Уиллоус.

— В дорожной инспекции работает Энди Ва, — ответил Бредли. Сняв ноги со стола, он откинул крышку коробки, выбрал сигару и маленькими позолоченными щипчиками отщипнул кончик.

— Вы уже установили причину смерти?

— Может быть, завтра, в это же время. У Киркпатрика трудности с разморозкой тела.

— Но это убийство? Вы уверены, что это убийство?

— Мы нашли около полуметра медной проволоки на бульваре рядом с садами. Проволока с узлами скручена в форме восьмерки — ее разрезали, а не развязали. На ней следы крови, нулевая группа, резус положительный. Как у Ли. Мы справлялись у его врача, — сказала Паркер.

— Значит, справлялись, — пробормотал Бредли, ожидая, пока разгорится большая хозяйственная спичка. Бросив ее в пустую чашку из-под кофе, он выпустил струю дыма и удовлетворенно вздохнул.

— Труп немного уже разморозили, — продолжала Паркер, — и теперь очевидно, что на его запястьях и лодыжках обширные синяки и порезы, значит, его долго держали где-то связанным.

— Мы почти уверены, что он был похищен, — сказал Уиллоус. — Возможно, похитители даже приказали миссис Ли сообщить Томми Уилкоксу, что ее муж вернулся домой и с ним все в порядке. Мы с ней не могли долго беседовать, у нее тяжелый сердечный приступ, и врач накачал ее лекарствами.

— Чудесно.

— Киркпатрик считает, что Ли был мертв еще за сутки до того, как его оставили на льду водоема.

— Вы опрашивали людей, с которыми Ли работал? — спросил Бредли, изучая строение и плотность пепла на конце своей сигары.

— Некоторых.

— У него были партнеры по бизнесу?

— Он был единственным владельцем газеты, основанной его отцом еще в тысяча девятьсот тринадцатом году.

— Отец жив?

— Умер пять лет назад, — покачал головой Уиллоус, — но, если верить сотрудникам, фактически Ли давно уже руководил газетой.

— Кому достанется наследство?

— Жене, сыну и дочери.

— Вы думаете, кому-нибудь могло понадобиться убрать его с дороги?

— Вряд ли, — ответила Паркер.

— Почему?

— Дочери всего тринадцать лет. А сын учится в Гарвардском университете. Теперь ему, вероятно, придется прервать образование.

— А безутешная вдова, — сказал Бредли, — и так чуть не свалилась с инфарктом. Значит, семья вне подозрений. — Бредли стряхнул пепел в чашку. — У Ли не было долгов? Скажем, проиграл крупную сумму?

— Насколько нам известно, нет.

— Может, его сынок в Бостоне что-то знает?

— Он прилетит на похороны, — ответил Уиллоус. — Тогда мы с ним и побеседуем.

— Хорошо бы, тебе удалось распутать это дело, Джек. Ты не связывался еще с отделом по борьбе с преступностью в азиатских кварталах?

— Клер разговаривала с сержантом Монтечино.

— И?

— Последний случай похищения, — начала Паркер, — был зарегистрирован пять лет назад. С тех пор банды этим перестали заниматься. Почему — никто не знает. Вымогательства случаются часто, но похищения — нет.

В полиции Ванкувера работало четыре человека китайского происхождения. Но их никогда не засылали в банды, орудующие в общине; это было слишком опасно: крепкие связи между людьми, они друг друга знают. Новости о преступлениях азиатских банд появлялись на первых страницах газет каждую неделю. Родители возили детей в школы Вест-Сайда через весь город, чтобы уберечь их от дурного влияния. На Бредли висело несколько нераскрытых убийств, совершенных бандами, причем одно из них уже почти два года. Еще один прокол, и шеф полиции города устроит Бредли крупные неприятности.

— Знаешь, сколько стоят эти сигары?

— Понятия не имею, — ответила Паркер.

— А ты, Джек?

— Центов десять?

Бредли возмущенно хмыкнул, выпустив струю дыма.

— Семь долларов! — сказал он. — Представляете? Я начал их курить лет пять или шесть назад. Тогда они продавались в магазине табачных изделий в Гэзтауне по два доллара за штуку. На десятку можно было купить шесть. Я тогда был штатным сержантом, женатым, с детьми. И выкуривал за день штуки по три, не задумываясь, получая огромное удовольствие от того, что мог себе это позволить. Теперь сигары стоят втрое дороже, но мне они все равно доступны, меня же повысили, и я зарабатываю немало. — Он помахал сигарой в воздухе, оставляя маленькие колечки дыма. — Но вот от этой сигары — никакого удовольствия. Знаете почему?

— Почему? — спросила Паркер.

— Потому что убийца разгуливает на свободе, — умник с садовым шлангом, который считает, что он хитрее всех. И я ни от чего не смогу получить удовольствия, пока мы не припрем его к стенке и не заставим отвечать перед законом. — Бредли сурово глянул на Уиллоуса и Паркер. — Понятно?

— Куда уж понятнее, инспектор!

— Как тебе накачка? — спросила Паркер. Они с Уиллоусом торопливо шли по переулку за зданием департамента уголовного розыска к подземным автостоянкам, стараясь не ступать в жидкую грязь, смешанную с машинным маслом.

— Бывали и получше.

Уиллоус получил «форд-фейрлейн» из автохозяйства департамента. Машина была припаркована на третьем подземном этаже. Уиллоус и Паркер шли плечо к плечу по бетонному съезду в гараж. Сзади из-за угла выехала на большой скорости патрульная машина. Автомобиль занесло, и полицейский за рулем громко засигналил. Уиллоус схватил Паркер за локоть и оттащил ее с дороги. Проскакивая мимо, полицейский подмигнул им. Это была игра, в которую играли все, — нравилась она кому-то или нет.

Старый, видавший виды «фейрлейн» стоял в дальнем углу. Паркер пристегнула ремень безопасности, а Уиллоус сел за руль и повернул ключ в замке зажигания, из выхлопной трубы вырвалось облако синего дыма.

Отдел по борьбе с распространением наркотиков, арестовывая торговцев, отбирал их новенькие «порше», «БМВ», «корветы», но мудрое руководство города продавало машины с аукциона, вместо того чтобы оставить их полиции для служебного пользования. Уиллоус иногда подумывал, не переехать ли в Майами-Бич, где не бывает снега и даже дождь — редкость, а работники уголовного розыска ходят в шелковых костюмах и ездят на подобающих автомобилях.

Он включил передачу и тронулся из гаража.

— Куда мы едем, Джек?

— В «Старлайт филмз», — ответил Уиллоус. — Интересно, ты, с такой внешностью, никогда не мечтала стать кинозвездой?

Паркер опустила стекло. В машину ворвался холодный влажный ветер.

— Эй, ты что делаешь?

— Мне нужен глоток свежего воздуха, Джек.

Киностудия «Старлайт филмз» располагалась в невысоком кирпичном здании через дорогу от садов Сун Ятсен. На улице были две автостоянки: одна платная, для всех, и бесплатная, для машин работников киностудии — на семь мест, из них было занято только три. Уиллоус поставил «форд» рядом с блестящим черным джипом «вагониром» и спустил ветровик, чтобы была видна запаянная в пластик красно-белая карточка полиции — других опознавательных знаков на «форде» не было. Уиллоус и Паркер вышли из машины и, пройдя через всю стоянку, вошли в здание. Лифта не было, и они по лестнице поднялись в приемную на втором этаже.

Рыжеволосая стройная секретарша лет двадцати с ярко-зелеными глазами слегка злоупотребляла косметикой. Она была в плиссированной юбке и белой блузке. Темно-красная помада точно соответствовала по цвету лаку на ее длинных ногтях.

На столе стояла черная пишущая машинка «оливетти». Паркер не представляла себе, как можно печатать с такими длинными ногтями.

— Я — Синтия Вудворд, — сказала секретарь. — Вы, должно быть, приехали расспросить о том теле, которое нашли в водоеме?

Уиллоус утвердительно кивнул.

— Чем я могу быть вам полезна? — обратилась она к Уиллоусу, не обращая ни малейшего внимания на Паркер.

— Мы считаем, что тело попало в водоем поздно вечером в воскресенье или рано утром в понедельник…

— А почему вы так считаете?

— Есть признаки, указывающие на то, — поколебавшись, ответил он, — что тело пролежало на льду часов шесть-восемь до того, как его обнаружили.

— В субботу мы работали до четырех, и я уходила последней и запирала двери.

— Значит, с четырех часов здесь никого не было? Но ведь у вас, наверно, есть ночной сторож?

— Нет и никогда не было.

— А кто убирает помещение?

— Уборщики приходят раз в неделю, по воскресеньям. Кажется, к десяти утра.

Уиллоус подошел к окну и посмотрел на улицу. Водоем был отлично виден.

— А что на верхних этажах?

— Над нами кабинеты мистера Мак-Гуинна и мистера Сэндлака. А на четвертом этаже склад.

— Надо переговорить с ними. Не могли бы вы сообщить им, что мы пришли?

— Мистер Мак-Гуинн сейчас в Лос-Анджелесе.

— Давно?

— Со среды.

— А мистер Сэндлак?

Синтия подняла трубку и легонько нажала кнопку. Бриллиант на ее среднем пальце ярко вспыхнул.

— Извините, что беспокою вас, мистер Сэндлак, — сказала она в трубку, — но здесь полицейский, который хочет побеседовать с вами, — она сделала паузу, — о теле, которое обнаружили в садах. — Она послушала секунду и кивнула. — Хорошо, сэр. Я пришлю их к вам наверх.

— Какие у вас прелестные духи, — сказала Паркер. — Не откроете мне тайну: как они называются?

— «Фаберже», — улыбнулась та. — Кабинет мистера Сэндлака — первая дверь налево.

Худенький, невысокого росточка, сама любезность, Юджин Сэндлак ожидал их в коридоре. На нем был серый шелковый костюм, ослепительно белая рубашка, темно-серый галстук и блестящие черные туфли. Протягивая руку для приветствия, Сэндлак обнажил запястье, блеснув золотыми часами фирмы «Ролекс» и увесистой золотой цепочкой. У него были вьющиеся, чуть тронутые сединой волосы, коротко подстриженные и уложенные гелем. Под темными карими глазами мешки, хотя на лице был здоровый тропический загар. Сэндлак обменялся рукопожатием сначала с Уиллоусом, затем — с Паркер.

— Чем могу служить? — спросил он, блеснув безукоризненно белыми зубами.

— Мы были бы вам благодарны за любые сведения относительно трупа, обнаруженного в водоеме в понедельник утром.

— Кенни Ли?

— Вы были знакомы?

— Нет, я его никогда не видел. Я просто услышал об этом по радио, когда ехал на работу. И конечно, в офисе повсюду сновали полицейские. Хорошо, что я уже знал, в чем дело, а то бы подумал, что какой-то мерзавец у меня во дворе снимает кино, и получил бы обострение своей язвы. — Он указал на открытую дверь в кабинет и пригласил: — Пойдемте, будьте как дома.

Кабинет был просторный, с компьютером, баром, дубовыми полками. Опершись бедром о дубовый письменный стол, Сэндлак спросил:

— Не желаете чего-нибудь выпить? Или кофе…

— Нет, спасибо.

— Насколько я понял, вы пришли, потому что из наших окон видны сады.

— Да, может быть, вы или кто-нибудь из ваших сотрудников заметил что-то необычное.

— Очень сожалею, но, боюсь, ничем не могу помочь. Синтия уже, вероятно, сказала вам, что мы были в субботу одни и ушли около четырех. И до восьми утра в понедельник в офисе никого не было. А в это время вы уже сюда прибыли.

— Мисс Вудворд работает в субботние дни?

— Миссис Вудворд, — поправил Сэндлак.

— Хорошо, — кивнул Уиллоус, — она работает по субботам?

— Разумеется, нет, — ответил Сэндлак, и его загар словно бы стал немного темнее. — Просто мне надо было закончить рабочую версию нового сериала, а я не успевал к сроку.

— А кто и когда убирает помещение? — спросил Уиллоус.

— Убирают по воскресеньям, с десяти утра. Вам дать номер телефона?

— Да, пожалуйста.

— Подойдите потом к Синтии. Она вам продиктует, — сказал Сэндлак и обратился к Паркер: — Я все пытаюсь вспомнить, где я мог вас видеть. Вы играли эпизодическую роль в сериале «Умник» в прошлом году?

— Это была не я, — ответила Паркер, улыбнувшись.

— Так где же? — нахмурился Сэндлак. — Помогите же мне!

— Я раньше работала в дорожной инспекции. Может быть, я вас когда-нибудь оштрафовала за нарушение правил?

— Господи, конечно! У меня серебристый «роллс-ройс». Помните такую машину?

— Честно говоря, нет.

— Так вы, значит, никогда не снимались? Хотите попробовать?

— Нет, не хочу.

— Вам знакомо имя Том Круз? — спросил Сэндлак и в таком возбуждении даже не заметил, что его золотой «ролекс» перевернулся на запястье. — Том уже почти подписал контракт на фильм «Ультиматум». Бюджет — десять миллионов. Он там играет океанографа. Но Том, — а эти жадные мерзавцы, которые платят ему деньги, этого не знают, и в этом вся заковыка, — так вот, Том — убежденный сторонник чистой экологии. А в фильме, по сценарию, в море выливается нефть, понимаете ли, и… — Сэндлак усмехнулся, белозубо улыбнулся: — А вы могли бы пройти кинопробу. Мы бы заняли вас где-нибудь….

— Спасибо, не стоит.

— Вы подумайте, хорошо? — сказал Сэндлак, обошел стол и, достав из ящика карточку, протянул ее Паркер. — Это мой личный телефон. Позвоните. За шесть недель съемок вы заработаете больше, чем за целый год работы в полиции. К тому же у вас стреляют настоящими, а у нас — только холостыми, — улыбнулся он.

Паркер опустила карточку в сумку.

— А это вам, если что-либо придет в голову… — сказал Уиллоус, передавая Сэндлаку свою карточку, не столь шикарную, но тоже неплохую и с приятным шрифтом.

Сэндлак, не глядя, сунул ее в нагрудный карман блестящего серого пиджака и сделал какой-то замысловатый жест, как будто хотел что-то сказать, не находил слов и пытался помочь себе руками. А может быть, ему просто захотелось еще раз блеснуть своим золотым «ролексом».

— Если что-то вспомню, я попрошу Синтию вам немедленно позвонить, — сказал Сэндлак, улыбаясь. — Мы тогда сможем встретиться и закатиться куда-нибудь пообедать. Кстати, мне не надо давать подписку о невыезде?

— Конечно, нет, — ответил Уиллоус и подумал: «Сделай милость, уезжай и больше не возвращайся!»

Уходя, они взяли у Синтии Вудворд номер телефона конторы, которая присылала в киностудию уборщиков.

— Нам надо зайти в сады. Можно оставить машину на вашей стоянке? — спросил Уиллоус.

— Конечно, — ответила Синтия. — Зачем тратить деньги на платную?

— Хорошая цепочка, — сказала Паркер, идя рядом с Уиллоусом через дорогу.

— Понравилась?

— Еще бы. Меня всегда привлекали мужчины в цепях.

— В наручниках он выглядел бы еще лучше.

— Я думаю, он согласится, если они будут из чистого золота.

Пожарники работали прилежно, уровень воды уже заметно понизился, и лед во многих местах провалился. Понадобится еще пара часов, чтобы откачать всю воду, подумал Уиллоус.

Они зашли в кабинет к доктору Янгу. Настроение у него было не из лучших.

— То, что сады пришлось закрыть на пару дней, еще можно перенести, — сказал он. — Но вся эта антиреклама! У меня телефон не умолкает! — Янг снял очки и раздраженно протер их пестрым носовым платком. — Единственные классические китайские сады за пределами Китая! Я чту их как святыню! Подозреваю, что расистские элементы бросили сюда тело мистера Ли специально, чтобы испортить нам репутацию!

— Не советую вам делиться этой мыслью с журналистами, — сказал Уиллоус.

— Это скоро кончится, — сказала Паркер. — Репортеры — народ переменчивый. Пройдет день-другой, и они всей сворой набросятся на другую кость.

— Надеюсь, что так и будет.

В резном каменном горшке на столе Янга стояло деревце-бонсай, искусно подстриженная миниатюрная сосна. Доктор кончиками пальцев коснулся веток. Это был довольно странный жест — нежный, с некоторым оттенком сексуальности.

— Вы уже опросили наших сотрудников?

Уиллоус кивнул.

— Узнали что-нибудь полезное?

— Нет.

— Так я и.думал.

Неожиданно зазвонил телефон, и Янг вздрогнул, но, быстро взяв себя в руки, спокойно сказал:

— Доктор Янг у телефона… Хорошо, конечно. Увидимся. — И положил трубку. — Это жена. Позвонила, чтобы я не забыл по пути домой купить бутылку белого вина, — улыбнувшись Паркер, сказал он. — У нас сегодня гости к ужину. Жизнь продолжается.

В начале шестого насосы откачали последнюю воду. Уже стемнело, и по всему периметру пруда установили лампы. Уиллоус одолжил у поисковой группы пару высоких резиновых сапог и тоже спустился на дно осушенного водоема. Они нашли бутылку из-под пива, фантики от конфет и разный мелкий мусор, а также несколько монет и размокшую пятидолларовую бумажку. В конце третьего часа поисков один из пожарников обнаружил около водостока вмерзший в кусок льда ключ из желтого металла. Все это было разложено в пакеты, в которые помещают вещественные доказательства. Поисковая группа сняла сапоги и разошлась по домам.

В воздухе кружились чистые белые хлопья, но, попадая на землю, они превращались в жидкую грязь. Интересно, какая погода сейчас в Торонто? — подумал Уиллоус. Тоже, наверное, холодно. Он уже было решил, придя домой, позвонить детям, но вспомнил, что в Торонто уже двенадцатый час ночи. Энни и Шон уже в постели, спят и видят хорошие сны.

— О чем это ты так серьезно задумался? — спросила Паркер.

— О том, что пора бы тебе подыскать хорошую работу, познакомиться с достойным парнем и завести семью.

— Хочешь сказать, что мне надо принять предложение Сэндлака, да? И выйти замуж за Тома Круза?

— А почему бы и нет?

— Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Что у нас был длинный трудный день и нам обоим надо хорошо поесть.

— И выпить чего-нибудь покрепче.

— И это не помешает, — улыбнувшись, сказала Паркер.

 

Глава 8

Билли и Гаррет обычно сдавали украденную автоаппаратуру скупщику, которого они из-за его кожи, липкой на вид и напоминающей восковой мелок или пастель, окрестили Мелком. Настоящее же имя Мелка, лысого, высокого и тощего, было Деннис. Деннис, Деннис, грозный Деннис.

Скупщик краденого жил на Семнадцатой улице в Ист-Сайде напротив электроподстанции, в доме с осыпающейся штукатуркой, и приходить к нему можно было в любое время дня и ночи — он всегда оказывался дома.

Подстанция была огорожена забором-сеткой метра четыре в высоту и снабжена тремя рядами колючей проволоки. Металлические щиты предупреждали об опасности: «Высокое напряжение! Не влезай — убьет!»

Поджаришься и сдохнешь — перевел на свой язык Билли. Он хлопнул дверцей «пинто» и стоял, прислушиваясь к тихому жужжанию и потрескиванию электричества. Подстанция была похожа на место действия фильма ужасов. Билли вспомнил про убийцу Теда Банди, приговоренного к смертной казни на электрическом стуле. Билли читал об этом техасском убийце в газетах. Раз-два, хлоп, прощай, Тед! Что чувствует человек, когда через него пропускают несколько тысяч вольт? Какой это, должно быть, ужас. Или боль так сильна, что человек тонет в ней, растворяется до бесчувствия? Горят волосы, глаза вытекают из орбит…

Просто счастье, что отменена смертная казнь. Пришей ты хоть половину жителей города, получишь только пожизненное заключение, но саму жизнь у тебя отнять не могут!

Билли достал из багажника «пинто» потрепанную картонную коробку, набитую ворованными приемниками и другой радиоаппаратурой, и, прижав ее к груди, торопливо пошел по грязной скользкой дорожке через улицу к дому Денниса.

Поддерживая коробку согнутой в колене ногой, он дважды до боли в костяшках пальцев постучал в большую деревянную дверь, которая была, наверно, единственной прочной частью этого ветхого дома. Тишина. Коробка ребром врезалась в колено, он выругался и стукнул в дверь кулаком.

Яркий луч фонарика скользнул по лицу, на секунду ослепив его.

— Билли.

— Точно.

— Но еще не семь.

Билли, вытянув левую руку, кивнул на часы «сейко», которые он, совершенно новенькими и даже в подарочной коробке, стянул с заднего сиденья какого-то «ауди». Луч фонарика переместился на запястье Билли.

— Сейчас семь, Деннис. Ровно семь.

— Подожди минутку, ладно? У меня тут кое-кто есть. Я немножко задержался.

Дверь захлопнулась.

— Сволочь, — сказал Билли, но не слишком громко. Поставив коробку на мокрую дорожку, он вытащил из кармана мятую пачку сигарет «Вайсрой». Огонек спички на мгновение осветил его лицо — бледное и худое. Он сунул руки в карманы и облокотился о стену дома. Это была самая холодная зима за всю его короткую жизнь. Интересно, будет еще снег или нет? — подумал он. Почему-то в голову снова полез Тед Банди. В Техасе электрический стул и смертная казнь, зато там круглый год тепло, значит, не отморозишь задницу. Билли никогда не был в Техасе и почерпнул свои познания в сериале «Даллас». Сидя на диване с бутылкой холодного пива и глядя на экран телевизора, многое можно узнать.

Оранжевый огонек сигареты на секунду осветил циферблат. Десять минут восьмого.

Господи, и скотина же этот Деннис! Странно, что он до сих пор в деле, раз так себя ведет. Хуже обслуживают только в столовке через квартал от его дома, там приходится стоять в очереди с подносом и ждать, пока тебе приготовят цыпленка.

Дверь распахнулась.

— Извини, что заставил ждать, — сказал Деннис.

Он почувствовал себя виноватым. Как будто Деннис читает его мысли.

— Ничего, все в порядке.

Скупщик краденого, захлопнув дверь, закрыл ее на толстый засов и на две металлических щеколды шириной с руку Билли. Он сначала решил, что это от полиции. Деннис тогда очень смеялся и объяснил, что это от его клиентов, от воров. Что же касается полицейских, то они вроде тараканов, куда хотят, туда и пролезут.

Они спустились в подвал.

— Здесь не курят, мальчик, — сказал Деннис, — ты же знаешь.

Билли бросил сигарету на бетонный пол и раздавил ее каблуком.

— Пять приемников «Блаупункт», пара магнитофонов «Альпина» и проигрыватель для лазерных дисков этой же фирмы, плюс САС-дека с парой колонок фирмы «Пионер». А еще отличный усилитель фирмы «Сони».

— САС? — Деннис пробежал пальцами по своему лысому черепу, как будто проверял, на месте ли мозги. — Никогда не слышал.

— Съемная аудиосистема. Дека, которая вынимается. Хорошая вещь. Можно продать за пять-шесть сотен.

— Никогда не слышал.

Он подошел к книжной полке, просмотрел каталог, покачал головой.

Билли вынул приемники и разложил их на стойке. Съемная дека была сделана так, что хозяин мог вытащить ее за секунду и взять с собой или запереть в багажнике… Никаких проводков перерезать не надо, просто нажимаешь кнопочку и готово. Мечта для ленивых воров.

Деннис вернулся к стойке, листая каталоги аппаратуры фирм «Блаупункт» и «Альпина». Он проверял цены.

Билли сунул в рот сигарету, но, вспомнив о запрете, положил зажигалку обратно в карман.

— Ты все так же работаешь со своим рыжим приятелем? Кажется, его зовут Гарри?

— Гаррет.

— Неважно, — пожав плечами, сказал Деннис, облизал палец и перевернул страницу.

Билли постоянно придирается к своему приятелю, унижает его, считает тупицей, однако Гаррет устроил так, что именно Билли рискует, занимаясь продажей краденого. А Гаррет потом звонит Деннису и проверяет, сколько тот заплатил… Ведет учет, а Билли и невдомек. У Гаррета мозги на месте, а вот у Билли интеллект на уровне травы.

Тем временем Билли, прислонившись бедром, обтянутым голубыми джинсами, к стойке у двери, от нечего делать посматривал вокруг. Деннис в основном промышлял скупкой и продажей краденого, но приторговывал и пивом, и более крепкими напитками, беря в ночное время вдвое против обычной цены. Не так уж много, наценка как в ресторанах. Деннис предпочитал получать с покупателей наличными, но не гнушался и бартером. Поэтому один из углов подвала напоминал магазин верхней одежды — там стояли деревянные кронштейны с множеством рубах, пиджаков, курток. Билли попытался представить себе, как можно настолько хотеть выпить, чтобы отдать последнюю рубаху, если не хватает на бутылку, но так и не смог.

— По сорок долларов за магнитофоны «Альпина», — сказал Деннис. — Кроме вот этого. За этот я дам пятьдесят. За приемники «Блаупункт» — по шестьдесят. И двадцать за съемный магнитофон. Не нравятся мне эти кнопки. Стукнешь по ним чем-нибудь, они и повываливаются все. И что я тогда с ним буду делать?

— Ни фига, — ответил Билли.

— Посчитай, сколько это будет вместе, мальчик. Шестьсот пятьдесят долларов. Неплохая плата за то, что ты гуляешь и бьешь стекла в машинах. Ты, может быть, иногда этим и просто так занимаешься? За бесплатно, а?

— Я никогда ничего не делаю просто так, — сказал Билли.

Деннис ухмыльнулся и стал складывать аппаратуру обратно в коробку.

— Я сам, — сказал Билли. — Ты еще уронишь какой-нибудь приемник, что я буду тогда с ним делать?

Деннис почесал подбородок. Он был небрит, и в тишине подвала Билли отчетливо услышал сухой шорох щетины.

— Ну ладно, пусть будет семьсот, — сказал Деннис.

— Восемьсот, — возразил Билли.

Деннис порылся в заднем кармане штанов и вытащил пачку пятидесятидолларовых купюр. Отсчитав четырнадцать бумажек, он положил деньги на стойку.

— Семьсот. Бери или не бери — твое дело.

Билли подхватил съемный магнитофон, сунул его под куртку и положил деньги в карман джинсов.

Деннис с секунду смотрел на него пристально, потом кивнул и сказал:

— А ты стойкий парнишка. Мне такие нравятся. Далеко пойдешь, если тебя не сцапают.

— Кто же меня поймает, — расхохотался Билли, — если я сам себя догнать не могу?

Но когда он ехал домой в своем замызганном «пинто», с испорченным обогревателем, всю дорогу счищая наледь с лобового стекла, Билли терзала такая злоба, что ему хотелось что-нибудь расколотить вдребезги или разрыдаться.

Семьсот баксов за неделю ползанья по проулкам, автостоянкам и чужим гаражам. И половину он должен отдать Гаррету. Значит, остается всего триста пятьдесят. Паршивые триста пятьдесят долларов! Билли умножил это на четыре недели. Тысяча четыреста. А еще на двенадцать… Цифры путались в голове. Трудно думать, считать и вести машину… Что-то около шестнадцати или семнадцати кусков в год. Мелочь.

Он выбросил окурок в окно, зажег новую сигарету. Шестнадцать кусков в год! Это только на сигареты! А его уже дважды брали, Деннис об этом не знает. И отвозили в центр временного заключения в Уиллингдоне. Через два месяца ему стукнет восемнадцать. И тогда подростковая халява закончится. Деннис подбросил ему пишу для размышлений. Вдруг его возьмут и засунут на пару лет в этот хлев, в тюрьму? И наступят для него трудные времена.

И за что? Ради чего? Триста пятьдесят долларов в неделю! Едва хватает, чтобы сводить концы с концами. Не может же он всю жизнь жить со своей чертовой мамашей!

Билли уже давно подумывал, что ему пора сменить занятие. На что-нибудь более рискованное, но лучше оплачиваемое. Банки рэкетировать не стоит. Он слышал, что в среднем с банка берут по куску и семьдесят процентов отстегивают полиции, чтоб не трогали. Никакой выгоды. Надо найти способ заработать массу денег, особо не рискуя своей задницей.

На какую удачу надеется Деннис, если он в собственном деле ни черта не смыслит? Придурок, мать его. Билли опустил окно и вышвырнул съемный магнитофон на дорогу. Он прокатился несколько метров по асфальту, ударился об угол дома и разлетелся на куски. Пользы он не принес. Но Билли надо было показать Деннису, как обстоят дела. А может быть, себе?

 

Глава 9

Дом миссис Ли находился в районе Оукридж в двух кварталах от детской больницы. Здесь жили солидные представители среднего класса, их просторные дома содержались в идеальном порядке, а большие сады вокруг них были ухожены.

Паркер к югу от Оук-стрит у Тридцать третьей улицы повернула направо.

— Какой дом? Я забыла номер.

— Восемнадцать — двадцать семь.

Длинный особняк Ли, обшитый темным мореным деревом, стоял на северной стороне улицы почти в конце квартала. К дому вела розовая бетонная дорожка, снег с которой был заботливо счищен.

Паркер выключила двигатель.

— Как себя будем вести?

— Думаю, — ответил Уиллоус, — главное, не довести ее до инфаркта.

— Хорошая мысль, Джек.

— Я задам ей несколько вопросов. Посмотрим на реакцию, если получится не очень хорошо, я уйду в тень и вступишь ты.

— Понятно, а еще не воровать столовое серебро, да?

— И не хватать сразу все печенье с блюда. И не хлебать, когда пьешь чай.

Уиллоус нажал кнопку, в доме зазвенели колокольчики, и дверь тут же распахнулась, как будто эта девочка ждала их прихода.

Уиллоус и Паркер представились.

— Заходите, пожалуйста. — Девочка протянула руку для странно официального приветствия. — Я — Мелинда Ли.

Ей было тринадцать. Стройная хрупкая фигурка балерины гармонировала с маленьким личиком и огромными карими глазами. Она носила короткую стрижку, и казалось, черные волосы делают ее белую блузку еще белее. Ее ладонь была холодной и влажной. Мелинда Ли повернулась к Паркер, кивнув ей, и сказала:

— Моя мать ожидает вас в гостиной. Следуйте за мной, пожалуйста. — Она неуверенно улыбнулась. — Она не очень хорошо говорит по-английски, я могу остаться и переводить, если хотите.

— Да, пожалуйста, — ответила Паркер.

Гостиная размещалась справа от холла. Миссис Ли сидела перед камином в сделанном под старину дубовом кресле-качалке. На ней был толстый черный свитер, а ноги окутывала черная ажурная шаль. На каминной полке стояла фотография Кенни Ли. Все в доме казалось новым: ковры, мебель, даже краска на стенах была совсем свежей. Миссис Ли сидела с закрытыми глазами. Дочь что-то тихо сказала ей, она подняла голову и слегка поклонилась полицейским.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Паркер выбрала резной деревянный стул рядом с письменным столом у окна. Уиллоус сел в высокое кресло у камина напротив вдовы Ли. Он вынул блокнот.

— Простите, что вынуждены беспокоить в такие трудные для вас дни, миссис Ли. Надеюсь, это не займет много времени.

— Главное, чтобы убийца был найден. — Голос Мелинды — почти шепот — был как у провинциальной актрисы, произносящей трагическую реплику из плохого спектакля. Паркер пристально посмотрела на нее, и девочка залилась краской.

— Основная трудность заключается в том, — продолжал Уиллоус, не давая себя перебить, — что у нас нет мотива преступления. Были… У вашего мужа были крупные суммы в банке?

Миссис Ли подняла на дочь вопросительный взгляд. Мелинда тихо сказала ей что-то по-кантонски. Женщина покачала головой, и за нее ответила дочь:

— Мы обсуждали этот вопрос. Кроме денег, которые требовались на содержание дома и на ежедневные расходы, все остальное шло на нужды газеты.

— Насколько нам известно, ваш отец играл в азартные игры, это правда?

— Да, в маджонг, — быстро ответила Мелинда.

Миссис Ли разрыдалась, уткнувшись лицом в носовой платок.

Мелинда не обратила на это внимания.

— Он был членом общества и отлично играл. Я видела. Он выигрывал гораздо чаще, чем проигрывал. Иначе он не любил бы так эту игру. Но ставки у них были маленькие.

— А вы не могли бы уточнить, какие именно.

— Он говорил мне, что за весь вечер было невозможно проиграть больше пяти — десяти долларов.

— Он часто играл?

— Каждую среду, по вечерам.

— И этим его любовь к азартным играм ограничивалась? А как насчет бегов?

На лице Мелинды промелькнуло замешательство.

— На лошадей он деньги не ставил? — пояснила вопрос Паркер.

— Нет, никогда. Кроме маджонга папа никогда ни во что не играл. Он не курил и не пил спиртного. Газета отбирала у него столько сил. Он был очень трудолюбивым человеком.

Миссис Ли перестала плакать. Уиллоус бросил взгляд на Паркер. Что-то происходило между Мелиндой и ее матерью. Что-то между ними было. Ему захотелось поговорить с ними по отдельности. Паркер интуицией ощутила это.

— Мелинда, не покажешь, где кухня? Очень хочется пить.

Мелинда взглянула на нее.

— Да-да, конечно. — Она быстро сказала что-то матери по-кантонски и вышла вместе с Паркер из комнаты. Уиллоус заметил, что женщина слегка прищурилась. Интересно, что сказала ей Мелинда? О чем предупредила?

Уиллоус пододвинулся вместе с креслом поближе к миссис Ли.

— Трудность расследования в том, что нет мотива преступления, — напрямик сказал Уиллоус.

Миссис Ли смотрела на него ясными глазами.

— Если вашего мужа убили, значит, была причина, — продолжал он, — может быть, долг, который он сделал и не мог или не хотел платить. Или отказался сотрудничать с кем-то, или опубликовал какую-то статью, или, наоборот, не опубликовал… Вам известно значение слова «вымогательство»?

Миссис Ли снова разрыдалась. Вслух, громко.

Уиллоус ждал.

Она встала. Черная шаль упала на бледно-зеленый ковер. Она медленно подошла к письменному столу, открыла верхний ящик и вынула из него конверт. Тихим и дрожащим, каким-то пергаментным голосом она сказала:

— Он позвонил в воскресенье, десятого, мой муж. Мне показалось по голосу, что ему больно. Он сказал мне, что его похитили и требуют за освобождение двести пятьдесят тысяч долларов.

Миссис Ли закрыла ящик стола и медленно вернулась к креслу-качалке. Уиллоус подал ей шаль. Он не мог оторвать взгляд от конверта, но боялся обнаружить свое нетерпение.

— Муж говорил монотонно, как будто его накачали наркотиками. Всего несколько минут. Он не отвечал на мои вопросы и запретил обращаться в полицию. А еще он сказал, чтобы я не платила похитителям. Ни одного пенни.

Она отдала конверт Уиллоусу. Он взял его двумя пальцами за уголок.

— Когда он сказал мне, чтобы я не платила, я услышала отчаянный крик, и трубку положили, — продолжала миссис Ли, глядя на конверт в руках Уиллоуса. — Он не хотел, чтобы я сообщала в полицию, но я уже успела это сделать. И тогда я позвонила инспектору Уилкоксу и сказала, что мой муж вернулся, все в порядке.

— И больше вы ничего о нем не слышали? — спросил Уиллоус, сделав сочувственный жест.

— Звонков больше не было, но через два дня утром я обнаружила в почтовом ящике этот конверт.

— А что в нем?

— Требование денег. Но на этот раз уже ста тысяч долларов.

— Вы могли бы найти такую сумму?

— Возможно. У нас есть общий счет в банке, правда, на нем обычно не бывает больше нескольких тысяч долларов. Есть и другие счета, но я о них ничего не знаю, кроме того, что они существуют. Мой муж был очень скрытным человеком.

— Вы заплатили бы, если бы могли?

— Да, — твердо сказала миссис Ли.

— Если бы у вас было больше времени, вы бы могли набрать такую сумму? Занять у друзей, родственников…

— Возможно.

— Похитители могли знать об этом?

Она только пожала плечами.

— Больше с вами никто не пытался связаться?

— Нет.

В доме было газовое отопление. Огонь весело плясал по декоративным дровам в камине, излучая тепло.

— Вы сделали все, что от вас зависело и как он просил, — сказал Уиллоус. — Сейчас только одно имеет значение — поймать того, кто убил вашего мужа.

Снова раздались рыдания.

Паркер с Мелиндой вернулись в гостиную. Девочка села на ковер рядом с креслом матери.

— Когда вам позвонили, вы не слышали никаких посторонних звуков? Голосов других людей? — спросил Уиллоус.

— Да. Да, — сказала она, глядя ему в лицо. — Почему вы об этом спросили?

— Что это был за голос?

— Какой-то женщины. Молодой.

— Она не китаянка? Вы не заметили акцента?

— Нет.

— Это был звонок из города?

Она вопросительно посмотрела на него.

— Это был не междугородний звонок? — спросила Паркер. — Вы не слышали голоса телефонистки или звука опускаемых монет?

— Не слышала.

— А какой-нибудь шум был? Машины? Музыка?

— Да, был женский голос, а потом музыка…

— Какая?

Миссис Ли повернулась к дочери и быстро заговорила по-кантонски.

— Западная музыка. Кантри, — сказала Мелинда. — Очень громкая. А женский голос, о котором говорила мама, это голос диск-жокея.

У Уиллоуса было еще несколько вопросов к миссис Ли и ее дочери. Он задал их и получил ответы, точные и совершенно бесполезные. Он дал вдове свою визитку со словами:

— Если вы вспомните еще что-нибудь…

— Мы вам позвоним, — продолжила его фразу Мелинда.

— Немедленно. В любое время.

— Да, спасибо.

— Ваш брат Питер приедет на похороны?

— Конечно.

— Когда он приедет, пусть сразу позвонит мне.

— Зачем? О чем вы хотите поговорить с ним?

— Да ни о чем таком, — улыбнулся Уиллоус. — Просто задам ему несколько обычных вопросов.

На лобовом стекле «форда» образовалась ледяная корка. Уиллоус включил печку на полную мощность, а потом — «дворники». Лед постепенно превратился в жидкую грязь.

— Ну что? Какие мысли? — спросила Паркер.

— Девочка все время мешала разговору.

— Она только защищала свою мать. И все.

— И Питера. Ты видела выражение ее лица, когда я сказал, что хочу побеседовать с ним?

— Она еще ребенок, — ответила Паркер. — Испуганный ребенок, который изо всех сил старается справиться с ситуацией. Питер в Бостоне. Мать целыми днями сидит в кресле. Вот она и пытается взять на себя роль главы семьи.

— И играет роль, которая ей не по возрасту.

— Именно.

— Может, ты и права.

Лобовое стекло очистилось. Уиллоус отключил «дворники» и взялся за рычаг передачи.

Они отвезли конверт с письмом похитителей в центр криминалистики на Восьмой улице в Ист-Сайде. Лаборант Альберт Уитт натянул одноразовые резиновые перчатки и вытряс письмо из конверта на стол. Он был в белом халате, худой, высокий, с гладко зачесанными назад волосами и бледно-голубыми, почти бесцветными глазами.

— Ах, как необычно, — сказал он. — Какой творческий подход.

Письмо с требованием выкупа было составлено из слов, вырезанных из газет и журналов и наклеенных на лист плотного картона. Мысль была изложена четко и лаконично.

— Это о том парне, которого нашли в пруду в Чайнатауне?

Уиллоус кивнул.

— Первое, что мы сделаем, — начал Уитт, — это снимем отпечатки пальцев. Если не получится сразу, то используем лазер. Потом мы установим, из каких газет и журналов вырезаны слова, каким клеем они приклеены, — продолжал он, взяв в руки конверт и внимательно оглядывая его. — Это займет время, но мы можем также определить компанию, выпускающую эти конверты. По клейкой его части мы узнаем группу крови того, кто его заклеивал, если он смачивал конверт слюной. У вас уже есть подозреваемый?

— Пока нет.

— И вы, конечно, страшно торопитесь и это надо сделать срочно?

— Конечно.

— Тогда завтра утром я начну работу именно с этого.

— А почему не сейчас?

— Потому что через пять минут я ухожу домой.

— Останьтесь сверхурочно.

— Чтобы с меня содрали побольше налогов?

— Что надо сделать в таком случае? — спросил Уиллоус. — Позвонить, чтобы дали указание сверху?

— Если у тебя есть лишние двадцать пять центов, можешь звонить, — улыбаясь, сказал Уитт. — Но от них будет даже больше пользы, если ты их засунешь себе в одно место!

Снова сев за руль, Уиллоус угрюмо уставился на лобовое стекло, на мокрый снег и грязь неровных тротуаров.

— Когда я был маленький, у нас была такая старая стиральная машина без центрифуги. Зимой мама вешала белье на заднем крыльце. Иногда она приносила белье с улицы совсем замерзшим. А я хватал какое-нибудь полотенце — оно было твердым как доска — и представлял себе, что это ковер-самолет. Сажал на него куклу и бегал по дому…

— У тебя была кукла?

— У моей сестры.

— Не могу себе этого представить, — с улыбкой сказала Паркер, — чтобы такой крутой парень, как ты, Джек, играл в куклы.

Уиллоус понимающе кивнул.

— Да я сам не могу этого представить. Детство. Время крадет его у нас, как и все остальное, что мы считаем навеки своим. Мне иногда кажется, что все это было не со мной.

— Ты сейчас думаешь о Мелинде Ли?

— Она ведет себя как взрослая. Хочет от чего-то защитить свою мать и брата.

— Может быть, от нас?

— Может быть, — согласился Уиллоус. — Ты что-нибудь выудила из нее, когда вы были в кухне?

— Да. То, что у них сломался автоматический дефростер в холодильнике.

Уиллоус повернул направо на Оук-стрит, в сторону города.

— Почти все куклы у моей сестры были блондинки или рыженькие, но моя любимая была брюнетка с карими глазами.

— Как я? — спросила Паркер.

— Нет, как моя мама, — улыбнулся Уиллоус.

 

Глава 10

На улице Ист-Хастингс была бильярдная, в которую Билли любил наведываться. Заведенный порядок требовал, чтобы посетитель сначала нажал медную кнопку на двери, и если парень, работающий там, не имел ничего против, он нажимал еще одну кнопку, раздавался скрипучий звонок, и можно было зайти. Когда Билли пришел к бильярдной впервые, он часа два простоял, облокотившись на счетчик платной автостоянки. Курил, наблюдал за прохожими. Денег у него тогда не было, он никуда не спешил — вот и торчал там, пытаясь выяснить, каких людей не пускали в бильярдную, прежде чем самому попытать счастья.

Практически пускали всех. Даже парочку измотанных полицейских, которые даже и не позвонили, а стали барабанить в дверь своей дубинкой.

Но их заставили подождать достаточно долго, наверно, чтобы посетители успели спустить в туалет наркоту и выбросить ножи.

— Действуй, — сказал Билли. В такой холод ему не хотелось вынимать руку из кармана, Гаррет и здесь вроде как прислуживал Билли.

Гаррет ущипнул кнопку двумя пальцами, словно это был сосок.

— Кончай ты дурью маяться!

Не показывая злости, тот нажал на кнопку. Билли толкнул дверь острым, обшитым железом носком ковбойского сапога и ввалился внутрь.

Бильярдная была излюбленным местом сбора «красных орлов» — молодежной китайской банды. По всему залу в два ряда стояли восемь столов. Слева от двери деревянная стойка со стеклянным верхом — касса. За ней подставка для киев, автомат кока-колы и несколько игровых автоматов. Хозяин — толстый китаец лет пятидесяти по имени Майк — вроде бы и не смотрел на своих клиентов, но каким-то непостижимым образом всегда точно знал, кто в какой части зала сейчас находится.

Майк, не обратив никакого внимания на Гаррета, кивнул Билли.

— Ну, как оно, белый парень?

— У своей девчонки спроси, — хохотнул Билли, проходя мимо него и направляясь к свободному столу в дальнем конце зала. В бильярдной клубился синий сигаретный дым, слышались тихий рокот голосов и сухой стук шаров.

— Восемь шаров, — сказал Гаррет. Кроме них в зале было еще человек десять китайских парней и их девчонки. Кто-то играл в пул или игровые автоматы, а некоторые просто стояли рядом, изображая крутых ребят. Гаррет старался не встречаться ни с кем из них взглядом.

Майк сунул руки под стойку и вынул оттуда пластмассовый поднос с бильярдными шарами. Поговаривали, что у него там кроме шаров хранилась еще двустволка двенадцатого калибра. Гаррет считал, эти слухи были далеко не беспочвенными. В Майке и правда было что-то такое — какая-то пустота во взгляде, словно ему плевать на все и он только и ждет подходящего случая доказать это всем.

— Второй стол.

В бильярдной было три свободных стола. Стол номер два стоял у дверей, а Билли уже натирал канифолью кий у другого — рядом с уборными, в глубине зала.

— А как насчет шестого? — спросил Гаррет, показывая Майку на Билли. — У него неполадки с мочевым пузырем, так что, может, нужно будет отлить.

— Только для вас. Специально повысим качество обслуживания, — отозвался Майк.

— Главное, цены не повышайте.

Майк щелкнул выключателем, и зеленое сукно ожило под неоновыми лампами, висевшими в два ряда над столом.

Гаррет подошел к подставке, в которой ждали блестящие отполированные кленовые кии. Билли пользовался персональным кием, который стоял вместе со всеми, но под замком, это обходилось в десять долларов в месяц. Гаррет не настолько любил бильярд и предпочитал тратить деньги на свою машину. Выбрав кий весом в шестнадцать унций, он покатал его по столу, чтобы удостовериться, что он достаточно прямой, и долго рылся в кармане, пока не нашел три монетки по двадцать пять центов, которые бросил в автомат кока-колы.

— Надо было тебе взять кривой кий, — сказал Билли. — Тогда со своими косыми глазами ты будешь бить прямо.

— Пошел ты, — огрызнулся Гаррет.

Билли схватил банку кока-колы, которую купил Гаррет, сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной руки.

— Ставь шары, — сказал он.

Гаррет выложил шары на стол и собрал их в деревянный треугольник, который потом аккуратно поднял, чтобы не нарушить фигуру, а поднос, где лежали шары, бросил под стол.

Билли вынул монетку в десять центов, ярко блеснувшую в неоновом освещении.

— Орел или решка?

— Орел.

Монетка упала на зеленое сукно, подскочила разок, прокатилась до середины стола и остановилась.

Билли нагнулся посмотреть, что выпало.

— Тебе сегодня везет, Гаррет.

Гаррет взял белый шар, которым разбивают треугольник, обошел стол, положил его, чтобы удобнее было сделать удар, и склонился над кием.

Билли закончил канифолить свой кий и отпил еще кока-колы из банки Гаррета.

Бонк-бонк-бонк — тарахтели в зале игровые автоматы.

Резко опустив плечо, Гаррет ударил по шару. Белый шар прокатился по всему столу и разбил треугольник со звуком ломаемой косточки. Шары раскатились по сукну, ударяясь о бортики. Один из них, с номером шесть, провалился в боковую лузу.

Билли закурил.

Гаррет прицелился в ближайшую к нему лузу, но промахнулся на дюйм.

Билли выпустил дым через нос и приготовился сделать удар.

Один из парней-китайцев, член банды, по кличке Пони, вразвалочку подошел к ним и облокотился на стол. Пони носил короткую стрижку ежик, а сзади болтался хвост длинных волос, перехваченных красной резиночкой. Потому его и прозвали Пони. Из-за этого конского хвоста. Билли выпустил из ноздрей две тонкие струйки дыма и кивнул ему. Парень ответил. Он был страшно крутой. Дым собрался в маленькое облачко и поплыл над столом. Билли забил трудный шар в лузу в противоположном от него углу с таким видом, словно у него это получается каждый день.

— Хороший удар, — сказал Пони. — Как дела, друг?

— Потихоньку, — ответил Билли.

— У тебя машина есть?

— Есть, только у нее на крыше нет таблички «Такси».

Пони улыбнулся, показав красивые зубы.

— Я хотел предложить тебе купить приемник в машину.

Билли удалось забить тринадцатый шар в боковую лузу. Пепел с сигареты упал на сукно. Он бросил взгляд на Майка, но тот был занят — давал кому-то сдачу. Гаррет допил кока-колу и смял в руках банку. Билли затер пепел ладонью, оставив на столе сероватое пятно, и приготовился к следующему удару.

— Приемник «Пионер», — сказал Пони, — большая выходная мощность. Сорок ватт. Стоит сотню, а еще за двадцатку могу подбросить пару колонок «Альпина», новые, в упаковке.

— Я сюда не за приемником пришел, — ответил Билли. — У меня есть приемник, если, конечно, его еще никто не спер.

— А зачем ты сюда пришел?

— Ты что, сам не видишь зачем?

Этот разговор был игрой. Между ними шел своеобразный словесный поединок. Билли пришел в бильярдную, чтобы купить себе ствол, а Пони — чтобы ему его продать. Кто-то должен был сделать первый шаг.

— Ты бьешь, — сказал Гаррет.

Билли, пребывавший в счастливом и бесшабашном настроении, объявил двойную ставку на шар, который он собирался забить в боковую лузу, но промазал сантиметров на пятнадцать.

Пони отошел к другому столу и обнял за плечи девушку лет пятнадцати весом килограммов сорок или сорок пять — с учетом толстенного слоя теней и помады.

Бонк-бонк-бонк — продолжали трезвонить игровые автоматы.

Гаррет ударил по четвертому мячу, он стукнулся о восьмой, отрикошетил и упал в дальнюю лузу. Гаррет причмокнул от радости.

— Это не случайный шар? — спросил Билли.

— Конечно, нет, — усмехнулся Гаррет, — четвертый мяч ударился о восьмой и влетел в лузу.

— Везунчик чертов.

— Ты бы тоже попытался его забить, представься тебе такая возможность. А мне нельзя было?

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты скотина, каких мало, а, Гаррет?

— А тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты не скотина, а, Билли?

Посмеиваясь своей собственной шутке, Гаррет расслабился и не сумел забить легкий шар. Билли был убежден, что корень всех проблем Гаррета кроется именно в том, что у него есть чувство юмора. Он закурил еще одну сигарету и провел пальцами по волосам. Пони и его тощая подружка смотрели на него с другого конца зала. Рот у девушки был набит жвачкой. А может быть, чем-то еще, но глаза ее были пустыми и отсутствующими. Билли отвернулся, что-то сказал Гаррету, повернулся снова к ним: они смотрели все так же. Билли даже стало не по себе, но выражение лица вовсе не было агрессивным. Казалось, он просто хочет вычислить, что он за человек, этот Билли.

Гаррет забил шары с номерами четырнадцать и двенадцать, потом его везение кончилось, и он промахнулся, но оставил белый мяч вплотную к бортику стола, и Билли очень трудно было найти возможность сделать приличный удар.

И все-таки Билли умудрился забить шар, номер семь, потом номер пять и один. Гаррет заметно забеспокоился, а Билли промахнулся. Гаррет заржал, снова обретя уверенность. Он не знал и ни за что не догадался бы, что Билли просто усыпляет его бдительность.

Гаррет аккуратно забил шар номер десять, отошел к стойке, попросил Майка разменять его деньги и купил себе еще банку кока-колы. Билли подождал, пока Гаррет откроет банку, забил три последних шара и сыграл шар номер восемь от борта так, что он подкатился к лузе, завис над ней и стоял так секунду или две, дразня и мучая соперника, прежде чем звучно упасть.

Игра была окончена.

Гаррет, шут гороховый, набрал полный рот пены от кока-колы и плюнул на неоновую лампу так, что она зашипела. Майк посмотрел на него, оторвав взгляд от газеты, нахмурился, но промолчал, потому что не знал, что случилось, и не хотел выглядеть дураком.

— Ставь шары, — сказал Билли.

Во время второй игры Пони снова подошел к их столу. Приблизившись вплотную так, что Билли мог сосчитать его ресницы, он сказал:

— Я слышал, тебе нужен ствол.

— Дерева, что ли?

— Нет, пистолета большого калибра. Знаешь, такая штука: наставишь ее на кого-нибудь, нажмешь на спуск, и получается очень громкий звук. Пиф-паф.

— И что потом?

— А потом соседская собака тебе больше не действует на нервы.

Гаррет стоял по другую сторону стола, внимательно изучая расположение шаров, и совершенно не слушал их разговор. Билли это было на руку.

— И что ты мне принес?

— Кольт «питон», — ответил Пони. — Нравится название «питон»? Могучая штука. Патроны «магнум», триста пятьдесят седьмые. Новый, только из коробки, ни разу не стрелял. Ствол короткий, как у тебя это самое. Так что можно носить с собой — никто не заметит.

— Сколько?

— Триста пятьдесят семь долларов, — не моргнув глазом, сказал Пони.

Билли холодно взглянул на него. По телефону они договаривались о цене в триста долларов. Пони неожиданно накинул еще пятьдесят семь. Возможно, это была компенсация, так сказать, за моральный ущерб: он снизошел до того, что сам подошел к Билли, сам заговорил о деле.

— Сыграть со мной не хочешь?

— Я же видел, как ты играешь, Билли, — Пони покачал головой, — это единственная вещь на свете, которую ты делаешь лучше меня.

— Триста пятьдесят семь баксов. Дороговато, Пони.

— К стволу прилагается коробка патронов и большой цветной плакат с изображением Клинта Иствуда, чтобы ты на него смотрел и поднимал свой боевой дух.

— Ну давай посмотрим.

— Он у Линды.

Пони показал большим пальцем на свою тощую намазанную девицу в навороченной кожаной куртке и светло-голубых джинсах с маленькими серебристыми заклепками по внешним швам.

— О'кей, ты хочешь нас познакомить?

— Деньги покажи.

Билли на секунду достал из сапога пачку банкнот и тут же засунул ее обратно.

— Не уходи никуда, — сказал ему Пони и пошел между столов к своей подружке.

— Что ему надо? — спросил Гаррет с другого конца стола.

Билли не ответил. Он смотрел, как Пони, что-то сказав Линде, протянул руку и хлопнул ее по тощей заднице так, что она подскочила.

— Эй, — позвал его Гаррет.

Билли зажег сигарету. Девушка пристально посмотрела на него сквозь дымовую завесу, повернулась и ушла в женскую уборную. Билли взглянул на Пони, тот кивнул. Билли огляделся вокруг. Никто не обращал на них внимания. Он положил свой кий на стол.

— Я сейчас вернусь. И не смей даже думать, чтобы передвинуть шары.

— Конечно, Билли, — сказал Гаррет. Закона, который бы запрещал играть в восемь шаров на бильярде, пока не придумали. Зато если тебя берут за ношение огнестрельного оружия, это совсем другое дело. Так что если уж Билли пришла блажь вести себя как крутой ковбой и рисковать без всякого повода, Гаррет рад был услужить. Какие могут быть проблемы?

— Если кто-нибудь пойдет за мной в сортир, ты должен вбежать туда первым, — проговорил Билли.

— Хорошо.

— Я серьезно, Гаррет.

— Положись на меня. Нет проблем.

Им владели странные чувства, когда он толкнул дверь и вошел в туалет. Кабинок было две. В той, что находилась дальше от двери, бочком на унитазе, облокотившись спиной на обшитую фанерой стену, сидела худосочная подружка Пони. Билли, подбоченясь, сверху вниз посмотрел на нее.

— Заходи, Билли, — сказала она.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — спросил он, втиснувшись в кабинку.

Билли закрыл дверь на задвижку.

— Я спросила, потому что ты симпатичный парень, — сказала она, опустив глаза и облизав губы. — Хочешь чего-нибудь?

— Да.

Оттолкнувшись от стены, она повернулась на унитазе к нему лицом.

— Тогда скажи чего.

— Покажи пистолет, — ответил Билли.

Кольт из нержавеющей стали с ореховой рукоятью лежал в целлофановом пакете. Билли взял его и почувствовал, какой он холодный и твердый, еще в смазке. Он прикоснулся к спусковому крючку. Раздался щелчок, и барабан повернулся по часовой стрелке.

— Давай патроны.

— Сначала заплати.

Билли поднял ногу, поставил каблук сапога на ее обтянутое голубыми джинсами бедро и достал пачку двадцаток.

— Сдачи не надо, — сказал он, отсчитав триста шестьдесят долларов, — купи себе еще килограммчик подводки для глаз.

Линда сложила деньги и засунула их в задний карман своих невероятно узких джинсов. Билли очень удивился — он был уверен, что туда не впихнуть уже и десятицентовую монетку.

— Хорошо, теперь давай патроны.

— Они у Пони.

— Встань, — приказал Билли и, повернув ее лицом к стене, покрытой следами от ножей и сигарет, внимательно обыскал, медленно проведя руками по всему ее телу. Когда он дотронулся до ее маленьких мягких грудей, он почувствовал, как напряглись ее соски, и рассмеялся.

— А Пони не обидится на меня за это?

— Не знаю.

— А как ты думаешь?

Девушка пожала плечами. Билли прижал ее к себе и поцеловал в затылок.

— Ты ему все расскажешь?

— Скажу, только если ты захочешь, чтобы я сказала, — ответила она и прикусила нижнюю губу, измазав зубы в помаде.

Билли положил кольт обратно в пакет и сунул сзади за ремень.

— Иди принеси мне патроны. Твой приятель-гомик сказал, что мне полагается целая коробка. — Он ущипнул ее за бедро, она даже не шевельнулась, не сделала попытки убежать. Крепкий орешек, этого у нее не отнимешь.

— Я тебя здесь подожду, идет? — спросил Билли.

Она кивнула, а он отпер дверь и подтолкнул ее к выходу из кабинки.

Каблучки ее дешевых ковбойских сапог из кожзаменителя застучали по кафельному полу. Потом послышался шорох открывающейся двери. Билли бросил окурок в унитаз и зажег новую сигарету.

Револьвер. Кольт с патронами «магнум». Почему он так старался купить его? Что у него на уме? Он и сам еще этого не знал, но ему всегда хотелось иметь пистолет, и теперь он у него был.

Билли велел Гаррету сесть за руль «пинто». Ему не хотелось держать в руках ничего, кроме кольта. Ох и приятно же было касаться, ощущать его тяжесть и знать, что эта штука способна сделать. Он опустил стекло, вышвырнул на дорогу полиэтиленовый пакет и закурил. Кольт лежал у него на коленях, а сам он зло посматривал на пешеходов, ползущих по тротуарам, покрытым льдом и тающим грязным снегом.

Гаррет не переставал ругать тормоза «пинто». Они действительно были так плохи, что ему приходилось каждый раз прокачивать их, если он собирался остановиться.

— Если ты когда-нибудь на кого-нибудь наедешь, Билли, аварию квалифицируют как убийство в результате халатности. И тебя засадят в зону на весь остаток твоей поганой жизни.

— Да, — сказал Билли. Он оттянул боек и взял на мушку женщину в белом плаще, перебирающуюся на цыпочках через большую лужу на углу.

— Ездить надо осторожно. Знаешь, что такое автомобиль? Тонна железа, которое движется гораздо быстрее, чем многие люди себе воображают.

Билли нажал на спусковой крючок. Он щелкнул.

— Пиф-паф! Готово, детка!

— Эй, убери-ка эту штуковину.

— Заткнись и крути руль, Гаррет.

Билли открыл коробку с патронами, которую продал ему Пони, и положил шесть из них в барабан кольта.

— Надо брать пять, а не все шесть, — сказал Гаррет.

— Почему?

— Патронник, на котором сейчас стоит боек, должен оставаться пустым. Иначе эта чертова штуковина может случайно выстрелить.

— А если мне надо застрелить шесть человек? Мне что, придется просить последнего парня подождать минутку, чтобы я успел перезарядить барабан? Или вдруг мне надо будет пристрелить здоровенного сукина сына, которого только шестью пулями и можно уложить?

— С такой пушкой, — проговорил Гаррет, — уложить можно кого угодно, шести выстрелов и слону будет достаточно.

— Эксперт хренов, — мрачно заявил Билли и сунул дуло пистолета Гаррету в ребра.

— Билли, ради Бога!

— Я хочу тебе сказать, что Пони заметил, как ты пялился на его подружку-лилипутку, и ему это не понравилось. В общем, он так разозлился, что заплатил мне сотню долларов, чтобы я размазал твои грязные кишки по мостовой.

— Что?

Билли провел мушкой ствола кольта по ребрам Гаррета.

— На следующем перекрестке — направо.

— Сто долларов?

— Да, представляешь?

— Я его еще спросил, что случилось, в лотерею он выиграл, что ли. Я ему сказал, что за тебя и пятидесяти вполне хватит.

Билли легонько постучал Гаррета по голове рукоятью кольта.

— Эй, ты чего? Я же шучу. Расслабься.

Плечи Гаррета обмякли.

— А вообще-то, какого черта ты купил пистолет?

— Самое смешное, что я и сам не знал зачем.

— А теперь знаешь?

— Да.

— О чем это ты?

— А так! Иногда бывает, сначала захочешь чего-то, а только потом поймешь, почему тебе этого хочется.

Заряженный, кольт сделался раза в два тяжелее. Билли прицелился сквозь лобовое стекло в большую желтую вывеску «Макдоналдса» примерно в квартале впереди них.

— Я есть хочу. Давай зайдем, перехватим гамбургер.

— Зачем тебе понадобился этот чертов пистолет, Билли?

— Я бы взял биг-мак, жареной картошки и шоколадный коктейль. А ты?

Гаррет делал вид, что страшно напуган, но в душе посмеивался. Уже несколько месяцев он работал над Билли. Готовил его к переходу от мелких краж к чему-нибудь посерьезнее. И вот наконец он видит результаты своего труда. Кажется, ему воздастся за приложенные усилия.

— Я угощаю, — сказал Билли. Расстегнув «молнию» на куртке, он сунул кольт во внутренний карман и застегнулся снова. Пистолет был вроде Линды — маленький, но устрашающий. Со стороны было совершенно не заметно, что у него при себе оружие. Он открыл бардачок и спрятал коробку с патронами под карту города, купленную на бензозаправке «Шелл». Городской совет Ванкувера недавно проголосовал против поддержки бизнес-компании «Шелл» из-за ее коммерческих связей с ЮАР. С тех пор Билли покупал бензин только на заправках этой фирмы.

Он взглянул на Гаррета, склонившегося над рулем и смотревшего прямо перед собой.

— Заезжай в переулок, — сказал Билли.

— Я не хочу есть.

Билли наклонился и схватил руль. «Пинто» резко качнулся в сторону. Сзади засигналили. Билли жестом послал едущего сзади водителя ко всем чертям, даже не потрудившись взглянуть на него. Гаррет выругался и изо всех сил нажал на педаль тормоза, пытаясь справиться с управлением. Они вырулили на стоянку «Макдоналдса». Гаррет нашел свободное место, поставил машину и выключил двигатель.

— Я угощаю, — сказал Билли.

— Я же тебе сказал, что не хочу есть.

— Захочешь, когда подойдешь к прилавку и унюхаешь жратву.

— Ты не собираешься, надеюсь, грабить «Макдоналдс»?

— Не волнуйся, конечно, нет, — сказал Билли, соскальзывая с сиденья и вылезая из автомобиля. Он пнул ногой дверцу, чтобы она захлопнулась. Раздался щелчок, но явно не такой, какой издает дверца «мерседеса».

Пока они неторопливо шли по асфальтированной стоянке к зданию ресторанчика из стекла и покрашенных в приятный неяркий цвет металлических столбов, Билли объяснил, что ему надоело взламывать машины, что денег за это платят мало, а сама работа уже не будоражит ему кровь. Он сказал Гаррету, что пора бы им подняться повыше, поведал, о чем он думал, когда продавал Мелку последнюю партию краденой аппаратуры: что они работали, если посчитать выручку как почасовую оплату, только на орешки.

— Я так и не понял, к чему ты клонишь, — проговорил Гаррет, не отрывая взгляда от бедер девушки, которая аккуратно стряхивала лишнее кипящее масло с дуршлага с жареной картошкой.

— Если мы хотим заработать какие-то приличные деньги, — продолжал Билли, — нам придется совершить несколько серьезных преступлений.

— Серьезных преступлений? Что ты конкретно имеешь в виду?

— Дай мне шесть пакетиков кетчупа, — сказал Билли девушке за прилавком и повернулся к Гаррету. — Ненавижу это проклятое место. Никогда тебе ничего не дадут, пока сам не попросишь.

— Ну… — протянул Гаррет.

Билли заметил свободный столик у окна и уже направился к нему. Гамбургер и картошка остались на прилавке. Билли, очевидно, себе возомнил, что Гаррет подхватит все это и побежит за ним вприпрыжку, как лакей?

Гаррет снова повернулся к девушке за прилавком. Она смотрела на него с таким озадаченным видом, как будто он только что попытался назначить ей свидание или попросил рулон туалетной бумаги.

— Что ты смотришь? — сказал Гаррет, стукнув костяшками пальцев по прилавку. — Он просил шесть пакетиков кетчупа, а ты даешь мне пять. Не научилась еще загибать пальцы на обеих руках, когда считаешь, да?

Сидя за столиком у окна, набивая рот рубленой говядиной, булкой и маринованным огурцом, Билли поведал Гаррету все свои совершенно новые и, разумеется, отличные идеи.

Им надо совершить вооруженный грабеж, пристрелить несколько человек, если понадобится, и сделать все, чтобы уйти с места преступления не меньше чем с двумя миллионами долларов.

Гаррет поперхнулся бутербродом с куриным филе.

Билли решил, что он над ним смеется, взбеленился и изо всех сил лягнул его под столом ногой, попав прямо по коленной чашечке.

— Пошел ты! — заорал на него Гаррет, схватившись за ногу.

Люди вокруг, в основном матери с детьми, застыли с полными ртами еды, уставились на них, негодуя и удивляясь.

Билли выразительно посмотрел на них.

По ночам, дома, в ванной, он отрабатывал этот взгляд, глядя в заляпанное зубной пастой зеркало. Его холодные глаза должны были говорить окружающим: «Отвяжитесь вы все, а то пристрелю».

Матери зашептали что-то своим детям, и челюсти снова заработали.

Билли обратил свой гнев снова на Гаррета.

— Знаешь, что в тебе не так? У тебя нет никаких амбиций, мать твою. Ты ничего не хочешь добиваться.

Гаррет продолжал жрать свою курицу.

Вдруг что-то переключилось в голове Билли, в ней снова появилась Нэнси Краун. Он улыбнулся Гаррету.

— В рулетку кетчупом не хочешь поиграть?

Гаррет кивнул и забавно пропыхтел что-то с полным ртом.

— Я первый, — сказал Билли, бросил пакетик кетчупа на середину стола и раскрутил его пальцем. Он повернулся пару раз и остановился. Билли с размаху ударил по нему кулаком. Пакетик лопнул, и красная струйка, брызнув через стол, растеклась по светлой ткани, обтягивавшей скамью, на которой сидел Гаррет.

— Не попал.

— Твоя очередь.

Гаррет раскрутил пакетик и стукнул по нему кулаком так, что гамбургер на столе подпрыгнул.

Струя кетчупа рванулась вверх под крутым углом и попала прямо в грудь Билли. Слева, там, где сердце, образовалось яркое красное пятно.

— Господи! Ты посмотри на мою рубашку! Мать меня за это убьет!

 

Глава 11

Кристи Киркпатрик смыл остатки обеззараживающего мыла со своих больших, покрытых веснушками рук, вытер их бумажным полотенцем, которое достал из специального контейнера, и хотел было поздороваться с вдовой Кенни Ли.

Миссис Ли уставилась на протянутую для приветствия руку, но коснуться ее не решилась. Ведь эта кисть, которую она должна была пожать, резала ее мужа, обнажая те сокровенные тайны его тела, которые даже ее рукам были недоступны…

Киркпатрик отошел к стене, выдвинул один из стальных ящиков и бросил короткий взгляд на Паркер. Она незаметно кивнула ему. Кристи откинул голубую прорезиненную простыню, которой были накрыты останки Кенни Ли.

Миссис Ли ахнула. Ноги у нее подкосились, и Паркер пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Она была легкой, очень худенькой, с детской фигуркой. Не отпуская ее, Паркер спросила:

— Это ваш муж, миссис Ли?

Она ответила шепотом, еле слышно, но достаточно внятно:

— Да…

— Спасибо, Кристи.

Бледно-голубой покров приподнялся и с тихим шуршанием, подобно шелесту на ветру опавших мертвых листьев, опустился на одутловатое, с открытыми, но невидящими глазами, лицо Кенни Ли.

Киркпатрик задвинул ящик.

Паркер почувствовала влагу на тыльной стороне руки, посмотрела вниз и увидела, что миссис Ли беззвучно плачет, давая выход своему горю. Она подумала, что, вероятно, стоит все-таки позвонить в специальное подразделение психологической помощи, которое оказывает помощь людям, попавшим в стрессовую ситуацию.

Миссис Ли уже говорила, что не хочет обращаться за помощью к специалистам, но Паркер не была уверена, что в таком состоянии вдова способна принимать разумные решения. Надо дать ей время успокоиться, отвезти домой и еще раз поднять этот вопрос.

Ей было не впервой выполнять обязанности шофера и возить безутешных вдов, вдовцов и возлюбленных.

И она, к сожалению, знала, что ей придется это делать еще не раз.

 

Глава 12

Сняв с теплой трубы мохнатое розовое полотенце и обмотав им голову, не вытираясь, голая, с прозрачными каплями на коже, Нэнси прошла в спальню. За стеклянной стеной простиралась бухта, по свинцово-серой воде, подставляя ветру парус, скользила одинокая лодка.

В кабинете ее мужа — через холл от спальни — слышалось тихое потрескивание этого дурацкого факса. У Тайлера на столе стояло три красных кнопочных телефона, компьютер IBM, два принтера к нему и еще какая-то штука под названием «модем», да еще цветной ксерокс «Кэнон». И телевизор «Сони» с видеомагнитофоном, на котором он записывал все передачи о бизнесе, транслируемые телевизионной сетью Ноледж — Знание, но так и не успевал просмотреть потом.

Кабинет Тайлера. Его оргтехника. Может быть, ему и удавалось одурачить налоговую инспекцию, но Нэнси не так легко провести. Она-то знала, что вся эта аппаратура — просто игрушка для человека, который слишком быстро повзрослел и никак не может к этому привыкнуть. Она терпеть не могла эту комнату. Тайлер постоянно забывал закрывать дверь, и Нэнси казалось, что там все время что-то щелкает, лязгает, звонит и издает еще Бог весть какие шумы, а они так действуют на ее нервы.

Нэнси вытерла полотенцем мокрые волосы, бросила его на постель, встала перед зеркальной дверцей большого встроенного шкафа и попыталась объективно оценить свое тело.

Что ж, она недурна. И даже очень недурна, но похоже, она единственный человек в семье, который это замечает. Нэнси взъерошила волосы на лобке, закинула руки за голову и постаралась максимально прогнуть спину.

Неплохо.

На стеклянном с хромированными ножками ночном столике, рядом с большой двуспальной кроватью, зазвонил телефон, включился автоответчик, и Шейла, с которой Нэнси иногда работала у Рона Залко, спросила, не может ли она с ней пообедать. Шейла предлагала салат из лепестков, какую-нибудь популярную вегетарианскую пиццу, стаканчик белого вина. «Если да, то перезвони часов в одиннадцать», — сказала Шейла и положила трубку.

Очень заманчивое предложение, подумала Нэнси.

Пройдя по серебристому ковру к стеклянной двери, она вышла на балкон. Мгновенно ее охватил такой холод, что она чуть не вскрикнула; будто ее шлепнули по всем частям тела, и кожа стала тугой, как барабан. Внизу пожилой служитель в белом комбинезоне и синей бейсбольной кепке, стоя к ней спиной, водил по воде длинным алюминиевым шестом с сетью на конце.

Господи, как же холодно! Ванкувер из-за мягкого климата называют Страной Лотосов. Сегодня погодка явно не для лотосов. Служитель дотянулся до чего-то своим шестом, поверхность воды взволновалась и снова стала гладкой.

Бассейн был пятнадцать метров на шесть, и чтобы поддерживать в ней зимой постоянные тридцать три градуса, приходилось платить шестьсот долларов в месяц. Тайлер никогда не тратил денег просто так — все обязательно должно было окупать себя. Нэнси не сразу поняла, что бассейн для Тайлера был возможностью произвести впечатление на партнеров, коллег и друзей, демонстрировал широту его натуры и этим окупался.

Нэнси закрыла руками грудь. Служитель как-то странно держал свой шест. Как будто пытался поймать что-то. А что там могло быть? Не листья же в это время года? И насчет того, чтобы в бассейне утонула какая-нибудь муха, Нэнси тоже сильно сомневалась. Она смотрела, как он опускал, потом поднимал шест, тянулся рукой к сети и, что-то взяв из нее, клал в зеленый полиэтиленовый пакет для мусора.

Ну, обернись, посмотри сюда! Нэнси тихонько взвизгнула, как школьница. Ну, давай посмотри, парень. Господи, что это с ним?

Служитель снова опустил шест в воду и, обойдя вокруг бассейна, продолжал что-то выуживать из него. Он был всего метрах в тридцати от дома, и, хотя балкон располагался высоко от земли, она без труда разглядела, что он небрит и так сосредоточенно выполняет свою примитивную задачу, что даже закусил нижнюю губу.

Нэнси покрепче обхватила себя руками. Тело покрылось мурашками, и ее так трясло от холода, что ей казалось, она может упасть с балкона. Она резко наклонила голову набок, стряхнула несколько капель с еще влажных волос, вернулась в комнату и захлопнула за собой дверь с такой силой, что задребезжали стекла.

Она легла на смятые шелковые простыни. Была среда, полдень, прошло два дня с тех пор, как она его видела.

Снова зазвонил телефон. Включился автоответчик. Она смотрела, как крутится пленка в кассете, и слушала свой голос: «…она не может сейчас подойти к телефону, оставьте, пожалуйста, после гудка информацию, и она…»

Кто-то на другом конце провода так швырнул трубку, что она чуть не подскочила на кровати.

Кто это?! Может быть, Тайлер? Но он никогда не выходил из себя. Он бы попросил перезвонить ему, как только она освободится, сказал бы еще что-нибудь. К тому же он обычно просил секретаршу соединить его.

Это кто-то другой. Она снова подумала о нем…

В воскресенье ночью, когда она наконец добралась до дому, Тайлер уже храпел так, что уши закладывало. Состояние у нее было странное. Она была очень испугана и в то же время чувствовала себя необыкновенно сексуальной. Она наскоро приняла душ, скользнула в постель рядом с мужем и шепотом позвала его по имени.

Он не пошевельнулся. Она зажала ему нос, и храп прекратился. Нэнси поцеловала его, и, крякнув, он повернулся на бок. Она сказала себе, что он работает не покладая рук, чтобы у нее был дом за миллион долларов на берегу океана и кухня, в которой есть все самые последние новинки бытовой техники, а потому имеет полное право устать. Что с того, что их медовый месяц оказался не продолжительнее лодочной прогулки по Ниагарскому водопаду, — у всех свои недостатки.

Она накинула махровый халат и оставила Тайлера храпеть в одиночестве.

Спустившись в гостиную, она налила себе двойную дозу виски, зажгла камин и уютно устроилась на софе.

Нельзя было отпускать этого хорошенького мальчишку с ее чековой книжкой. Но что она могла сделать? Заломить ему руки назад и отобрать нож?

Какой-то стук за окном вернул Нэнси к реальности. Так что же, через пару дней, после того как ее похитили и ограбили, она как ни в чем не бывало примет приглашение пообедать цветочным салатом и пиццей? Бармен-аргентинец в клубе, где она играла в гольф, назвал бы то, что с ней произошло, «экстравагантным происшествием». Очень сексуальное слово «экстравагантный» — «ваг», «вагина». Она не была уверена, что правильно выделила корень слова и его значение, порывалась заглянуть в этимологический словарь, да так и забыла.

Странно, но у нее была необоримая уверенность, что эта ее ночная прогулка на машине с двумя мальчишками каким-то образом изменила ее.

Она не знала, что это за изменения. Пока не знала.

В три часа ночи Тайлер спустился в гостиную, разбудил ее и сказал, что только что был какой-то почти оскорбительный звонок, и потребовал объяснить, что все это значит.

— Я думал, что ты с Мадлен в «Арт-клубе».

— После спектакля мы зашли к ней немного выпить. Я ехала домой и остановилась у светофора. Вдруг двое мальчишек запрыгнули в машину и заставили везти их по Кингсвею.

Тайлер моргнул два раза подряд.

— Господи, какая же это отвратительная улица! — продолжала Нэнси. — Я хотела сразу же тебе все рассказать, когда добралась до дому, но ты не проснулся.

Он вспыхнул.

— Нэнси, ради Бога! Я ведь не нарочно. Я принял снотворное.

— Один из них угрожал мне ножом.

— А?…

— Нет. Они даже и не пытались.

Ее любящий муж кивнул так, как будто было совершенно естественно, что никто не покусился на ее женское достоинство.

— А они тебя не ограбили?

— Конечно, ограбили! Было бы слишком странно, если бы им были одинаково безразличны и секс и деньги.

— Извини, милая. Я несколько растерялся. Они отняли у тебя кредитные карточки?

— Да, и чековую книжку тоже.

— А на чеках — твой адрес и телефон.

— Наш, Тайлер.

— Конечно, конечно, наш.

— Я устала и пойду спать.

— Нет, сейчас мы должны позвонить в полицию.

— Зачем?

— Но тебя же похитили?

— Но ничего же не случилось, Тайлер! И я слишком расстроена, чтобы отвечать на вопросы полицейских.

Тайлер открыл было рот, чтобы возразить, но Нэнси его опередила:

— И еще я сейчас много выпила. В общем-то, я почти пьяна.

Тайлер проверил, сколько осталось в бутылке виски, и вздохнул.

Утром они завтракали в молчании. Тайлер допил вторую чашку кофе, подошел к висевшей в кухне трубке радиотелефона и позвонил в полицию.

— Зря ты это делаешь, Тайлер. Правда зря, — сказала Нэнси.

Он посмотрел на часы и проговорил в трубку: «Да, это срочно». Потом, помолчав немного, назвал свое и ее имя, их домашний адрес. После еще одной короткой паузы он с необыкновенной точностью описал, что произошло с Нэнси прошлой ночью. Повесив трубку, он сказал ей:

— Сегодня же утром они приедут, — и с улыбкой добавил: — Извини, у меня очень важная встреча с представителями «Мицубиси», а то я бы непременно остался дома, чтобы помочь тебе. Но ты же знаешь, стоит мне пропустить встречу, и, в смысле бизнеса, я — мертвец.

Нэнси ответила, что она понимает, все понимает.

Два полицейских приехали в машине, на которой не было надписи «Полиция». Они представились следователями по делам, связанным с убийствами, и объяснили, что приехали по вызову к ней только потому, что в китайском квартале, неподалеку от того места, где с Нэнси случилась эта неприятность, в тот же день было совершено убийство и они пытаются выйти на след. Они явно не были в восторге от того, что им пришлось сюда приехать. Один из них, назвавшийся Эдди Оруэллом, напомнил Нэнси знаменитого Арнольда Шварценеггера. Тайлер не увлекался кино, но когда он работал допоздна, она брала напрокат какой-нибудь фильм, готовила в микроволновой печи воздушную кукурузу и устраивала себе вечер отдыха.

Оруэлл был не так высок ростом, как Шварценеггер, а телосложение было похожим — как перевернутая пирамида. Кроме того, он так же мучительно медленно говорил — словно это давалось ему с болью. Он спросил у Нэнси, где ее муж, на что она ответила, что с Тайлером можно связаться, позвонив ему в офис, но у него запланирована встреча с важными людьми из Токио, а значит, ему будет не слишком приятно, если его оторвут от дел.

Напарник Оруэлла, Ферли Спирс, совсем не понравился Нэнси. Он вошел в дом, даже не потрудившись вытереть ноги, в грязно-коричневой шляпе, которую явно не собирался снимать. А в довершение всего, хотя и перечисленного было предостаточно, он все время рыскал взглядом по гостиной, как будто присматривая среди вещей что-нибудь такое, что могло бы поместиться у него в кармане.

Полицейские сочли случившееся с ней незначительным происшествием. Говорил в основном Оруэлл. Он спросил, в котором часу на нее напали, где она была перед этим и с кем. Нэнси дала ему адрес и телефон Мадлен. Тогда Оруэлл попросил ее подробно описать преступников, и ей пришлось ответить на тысячу вопросов: как они выглядели и что говорили… Она сама удивилась, как хорошо все помнила.

Записывая показания в блокнот, Оруэлл время от времени хмыкал.

Когда Нэнси сказала, что у нее украли чековую книжку, он велел сообщить об этом в банк.

— Да, я уже это сделала. Муж посоветовал.

— А, ну тогда… — протянул Оруэлл. Вид у него был раздраженный, как будто он не понимал, зачем она отнимает у него время, если они сами уже обо всем позаботились.

— Я боюсь, что они могут теперь прийти сюда, — сказала Нэнси.

— Да? — Оруэлл нахмурился и произнес это «да?» таким тоном, как будто ее опасение было начисто лишено смысла.

Нэнси вспыхнула.

— Не было ли каких-нибудь оскорбительных звонков? — спросил Спирс.

— Нет, не было. — «Почти оскорбительный» — сказал ей ночью Тайлер. Это, в сущности, одно и то же. Почему она сделала из этого тайну?

— А камин работает? — сказал Спирс.

— Да, конечно.

— У вас здесь холодновато. Может, включите?

Нэнси зажгла газ.

— Вы включили на полную мощность?

— Да.

Спирс недоверчиво кивнул, подошел поближе к огню, стянув черные кожаные перчатки на кроличьем меху, протянул руки к камину. Глаза у него лихорадочно блестели, а кожа имела какой-то нездоровый оттенок. Может, он болен? Только бы не чем-нибудь заразным!

Оруэлл задал ей еще несколько вопросов, но они показались Нэнси никак не связанными с тем, что случилось. Он спросил, какая обувь была на преступниках. Она не помнила. Может быть, ковбойские сапоги? Нэнси пожала плечами. Она понятия не имела, какие на них были сапоги.

Она спросила, не надо ли ей приехать в департамент и посмотреть фотографии преступников.

— Да, конечно, — без особого энтузиазма ответил Оруэлл, — мы позвоним, когда вам приехать. — Он отогнул манжету и посмотрел на часы.

В понедельник Тайлер пришел домой в начале восьмого. Нэнси приготовила для него свежую стручковую фасоль, печеную картошку, свинину на ребрышках с лимоном. Он спросил о следователях, как прошла встреча. В ответ Нэнси, к своему изумлению, разразилась истерическим хохотом, который быстро перешел в плач.

Накануне Оруэлл позвонил и попросил ее приехать в департамент уголовного розыска на Мэйн-стрит, 312. Он даже предложил прислать машину, но Нэнси отказалась. Ее «БМВ» отправили в ремонт, но она могла приехать и на «мерседесе» с этой отвратительной надписью на номере «Ее игрушка».

Почти три часа она рассматривала лица, которые никогда не увековечат на почтовых марках. Но ни один из насильников, убийц, похитителей, грабителей-взломщиков и растлителей малолетних не показался ей хотя бы отдаленно напоминающим тех, кто напал на нее тогда ночью.

Оруэлл проводил ее к машине, которую она оставила в двух кварталах от департамента. Она открыла дверцу, он протянул ей свою визитную карточку.

— Если вам позвонят, дайте знать, ладно? — И слегка нахмурился, увидев надпись на номере машины.

— Обещаю, — ответила Нэнси. Оруэлл держался за открытую дверцу и чуть не наполовину влез в машину. Его светлые волосы были очень коротко подстрижены, даже просвечивала порозовевшая от мороза кожа. Она повернула ключ зажигания, и «мерседес» издал неприятный ворчливый звук.

Оруэлл улыбнулся и отпустил дверцу.

Нэнси пробралась через переполненную стоянку к будке сторожа. Заплатив четыре пятьдесят за стоянку, она взяла квитанцию, потому что знала: Тайлер о ней спросит. Его бухгалтерия, судя по всему, находила способ списать каждый грош, потраченный Нэнси.

Оруэлл спрашивал, чем и как они угрожали ей, пытались ли посягнуть на ее честь…

Она ответила, что нет, и постаралась, чтобы в ее голосе не проскользнули нотки сожаления. Оруэлл посмотрел в свой блокнот, взглянул на нее, улыбнулся. Не решил ли он, что она пытается заигрывать с ним? Ошибается. Она думала вовсе не о нем, а о том мальчишке.

Чокнутая. Чокнутая, чокнутая, чокнутая.

Вот о чем она думала по дороге домой. И вдруг ее обожгла совершенно дикая мысль: а если бы она увидела среди фотографий лицо собственного мужа?

Она теперь отлично знала, что служитель выуживал из бассейна, — после завтрака она прошлась по двору и наполнила птичьи кормушки.

Фильтры от сигарет. Белые. Такие курил тот мальчик с зелеными глазами и густыми черными волосами.

А один из стульев у бассейна был повернут так, что сидящему были видны окна спальни. Стул двигали — она заметила следы на снегу. И на площадке валялся окурок. А еще три она нашла у бортика рядом с водостоком.

Четыре сигареты. Сколько нужно времени, чтобы выкурить четыре сигареты? Сколько он просидел здесь на стуле в такой холод, наблюдая за домом? По ночам, особенно когда Тайлер задерживался на работе, перед тем как лечь в постель, она нередко раздевалась донага, подходила к окну и смотрела на огоньки кораблей, на город вдали. Это стало своеобразным ритуалом. Обычно она выключала свет, но иногда и оставляла его в спальне.

Что он видел?

И почему она не рассказала Тайлеру о стуле у бассейна, об окурках? Может быть, потому, что тогда он опять позвонил бы в полицию, а ей совсем не хотелось снова видеть у себя в гостиной следователя Спирса, оценивающего ее столовое серебро. А может быть, существовала иная причина?

Где он? Что сейчас делает? Думал ли он о ней, сидя здесь на стуле у бассейна, так, как думает сейчас о нем она?…

Волосы у нее на лобке блестели на свету. Томным движением она провела кончиками пальцев по животу вниз, касаясь себя так, как всегда мечтала, чтобы Тайлер научился касаться ее. С ее губ сорвался тихий стон наслаждения.

 

Глава 13

Вернувшись в департамент уголовного розыска на Мэйн-стрит, 312, Уиллоус нашел на столе отчет из центра криминалистики и результаты вскрытия, произведенного Кристи Киркпатриком, а также множество маленьких листочков, на которых записывали, кто звонил в его отсутствие. Он начал со звонков. Пять были от его агента по торговле недвижимостью, три — от доктора Янга и больше дюжины — с различных местных радиостанций и телестудий. Последние Уиллоус решил передать констеблю Фишеру, который занимался связями со средствами массовой информации.

Он подвинул к себе папку с отчетом из центра криминалистики.

На записке с требованием выкупа за Кенни Ли не обнаружено никаких отпечатков пальцев, ни других следов, которые могли бы помочь следствию. Но вымогатель совершил ошибку, лизнув обратную сторону марки, когда приклеивал ее на конверт.

Как известно, кровь — не единственная жидкость, по которой можно определить ее группу. В теле человека присутствуют и другие жидкости, которые могут служить индикаторами той или иной группы крови, например, слюна. Это верно по отношению к восьмидесяти процентам населения земли.

У того, кто лизнул марку, эти индикаторы были. Группа крови оказалась редкой. Ее имеют примерно четыре с половиной процента людей.

Понятно, что эта информация была бесполезной, пока не появится подозреваемый. Но даже и тогда Уиллоусу и Паркер потребуется распоряжение суда, чтобы взять у подследственного анализ крови и слюны. И все равно одно это не могло бы определить виновность, потому что примерно у каждого двадцатого такая группа крови.

Однако, если суд будет колебаться в принятии решения, это может стать отличным подкрепляющим доказательством, а значит, потенциально информация криминалистов была очень важна.

Зазвонил телефон. Уиллоус поднял трубку. И зря. Это была Силия Кембридж — его агент по торговле недвижимостью. В трубке слышался шум уличного движения. Она звонила из машины, из своего белого «мерседеса».

В комнату трусцой вбежал Эдди Оруэлл. Он качался на тренажерах в спортивном зале департамента и так и остался в мешковатом сером джогинговом костюме.

— Я из кожи вон лезу, Джек, — говорила Силия Кембридж, — и все попусту. Я уже пяти семьям показывала ваш дом, с тех пор как мы в последний раз виделись, но никто так и не клюнул. В сегодняшней ситуации на рынке недвижимости это может означать только одно…

Уиллоус бросил взгляд через плечо, не идет ли Бредли. Если инспектор заметит тут Оруэлла в спортивном костюме, он наорет на него так, что у Эдди уши заложит.

— Только одно, — продолжала Силия Кембридж, — что ваша цена непомерно высока.

Ферли Спирс, ссутулившись над своим рабочим столом, писал какой-то отчет. Уиллоус и другие следователи, словно завороженные, наблюдали, как Оруэлл подкрадывается сзади к Спирсу. Обхватив своими огромными ручищами, он поднял его на воздух вместе со стулом.

— Пусти! — завопил Спирс. Все расхохотались. А он схватил со стола папку и стукнул Оруэлла по голове.

— Джек, вы меня слушаете?

— Да, да.

— Думаю, нам необходимо скостить по крайней мере тысяч десять, — сказала Силия Кембридж.

Когда Уиллоус только выставил дом на продажу, Силия предложила воспользоваться централизованной конторой по торговле недвижимостью, которая включила бы дом в общий каталог, которым пользуются все агентства в округе. И если бы Уиллоус согласился на это, Кембридж получила бы со сделки целых семь с половиной процентов. Именно из-за большого процента он и отказался от ее предложения.

С помощью калькулятора он подсчитал, что, снизив цену на десять тысяч, он уменьшит стоимость услуг Силии Кембридж на двести пятьдесят долларов.

— Я подумаю, — сказал он.

— Конечно, подумайте, но помните, что чем дольше дом останется в списках продаваемой недвижимости, тем труднее его будет продать.

— Я учту это, спасибо.

— Может быть, мне позвонить вечером, скажем, часов в восемь?

— Знаете, — ответил Уиллоус, — я сам вам позвоню.

Он положил трубку, но не успел снять руку с телефона, как снова раздался звонок. Это был следователь Уорнер из отдела по борьбе с преступностью в азиатских кварталах. Он хотел знать, не считает ли Уиллоус, что в убийстве Кенни Ли замешаны китайские, вьетнамские или латиноамериканские молодежные банды. На него взвалили такую кучу дел, что он будет несказанно рад, если Уиллоус ответит отрицательно.

— Рад бы вам помочь в этом, — сказал Уиллоус, — но, к сожалению, не могу. По крайней мере сейчас. Как только узнаю что-то новое, сообщу об этом в первую очередь вам. Обещаю.

Уорнер поблагодарил и положил трубку.

А Уиллоус вернулся к отчету криминалистов. Слова и фразы, составившие записку с требованием выкупа, были вырезаны из местных газет и журнала «Вестерн ливинг» месячной давности. Журнал печатался на мелованной бумаге, стоил два доллара в киосках, но в богатых кварталах распространялся бесплатно. Уиллоус раз в месяц находил у себя в почтовом ящике экземпляр «Вестерн ливинг».

Что касается почтовой марки и листка бумаги, то их можно было купить в любом канцелярском ларьке за несколько центов.

Уиллоус откинулся на спинку стула и потер лицо ладонями.

Почувствовав запах пота, он быстро оглянулся.

— Приветик, — сказал Оруэлл.

— Только попробуй поднять меня, Эдди, я всем расскажу, как ты приставал ко мне в раздевалке.

Оруэлл поднял руки в знак того, что сдается на милость победителя. Волосы у него были влажными от пота.

— Что новенького в деле Кенни Ли? — спросил он.

— Пока ничего. А у тебя как дела, Эдди? Заняться нечем? Может, сказать Бредли, чтобы он тебе дело нашел? Патрулировать дороги, например?

Оруэлл хихикнул, присел на стол Уиллоуса и спросил:

— Ты еще не купил нам с Джудит подарок на свадьбу?

— Еще не передумали?

— Да мы ждем не дождемся.

Свадьба была назначена на середину апреля, то есть через три месяца. Но еще с ноября, когда Оруэлл впервые заикнулся о том, что они с Джудит собираются пожениться, он у всех выпрашивал подарки. Он напомнил Уиллоусу, что тот должен подарить ему кухонный комбайн «Мулинекс» и что они с ним уже договаривались, какую именно модель купить.

Уиллоус закрыл глаза.

— Я прошелся по магазинам, — сказал Оруэлл, — самые низкие цены сейчас в Бэй в центре города.

Уиллоус посмотрел на него и улыбнулся.

— Я думал об этом, Эдди, и решил, что могу позволить себе купить вам в подарок только тостер.

— У нас есть тостер. И он отлично работает.

— Такого у вас нет.

— Да? А что это за тостер?

— Одна из самых первых моделей. Он автоматически превращает хлеб в угольки.

— О чем это ты, не пойму, — нахмурился Оруэлл.

— Я вспомнил тостер из своего детства, хромированный, красивый как не знаю что и с толстым черно-белым проводом.

— Хочешь подарить нам с Джудит допотопный тостер? Не думаю, что это ей понравится, Джек.

— Бока у него опускались, — продолжал Уиллоус, — надо было сначала положить куски хлеба одной стороной, а потом перевернуть на другую сторону. Очень просто, специально для тебя. У нас с ним была единственная проблема: он не прощал мне, если я вдруг зачитывался комиксами или еще чем-нибудь и забывал, что положил в него хлеб. Он выбрасывал в воздух столб такого вонючего дыма, что приходилось спасаться бегством. Особенно невыносимы в таких случаях булочки с изюмом. Ошибок он не терпел. Если не получалось с ним сладить, приходилось идти в школу голодным.

— В школу? — нахмурившись, спросил Эдди.

— Не знаю, можно где-нибудь сейчас купить такой тостер, — сказал Уиллоус, — но это именно то, что я хотел бы тебе подарить. И знаешь почему, Эдди?

— Да?

— Потому что именно этого ты и заслуживаешь, — с улыбкой ответил Уиллоус.

— Пятнадцатого апреля, — заявил Оруэлл, — тащи «Мулинекс» или можешь вовсе не появляться.

Он поерзал и уселся плотнее на столе Уиллоуса.

— Я слышал, ты продаешь свой дом. Это правда?

— Кто тебе сказал?

— Лучше спроси, кто еще не говорил. Будет гораздо короче. Сколько ты просишь?

— У тебя столько нет.

— Ты уверен?

— Иди помойся, Эдди.

— Я только что принял душ. Так я серьезно насчет дома. Родители Джудит собираются одолжить нам пятьдесят кусков. В выходные на прошлой и позапрошлой неделе мы уже присматривали себе что-нибудь в района Кокитлема.

— Очень хорошо, — отозвался Уиллоус. Кокитлем — это километров пятьдесят от города, всего час езды. Не многие полицейские, имеющие семью, могли себе позволить купить дом в городе или даже в пригороде — зарплата полицейского была слишком мала.

— Так сколько ты хочешь?

Уиллоус извлек из кармана пиджака бумажник и достал карточку Силии Кембридж.

— Если тебя интересует дом, позвони ей.

— Агент? Избавься от нее, и мы с тобой сэкономим.

— Отстань, Эдди.

— К тебе приходят смотреть дом? В воскресенье в полдень к тебе можно зайти?

— Зачем? Вы с Джудит собираетесь ограбить мой дом? Украсть бытовую технику?… Мне некогда, Эдди, отстань.

Уиллоус открыл отчет Киркпатрика. Там было много сюрпризов. Кенни Ли умер от удушья, захлебнувшись собственной рвотой. Осмотр его глаз и век показал наличие мелких кровоизлияний на слизистой оболочке внутренней поверхности век, — такие маленькие темные пятнышки — явный признак смерти от удушья.

— Джек.

Уиллоус поднял взгляд. В дверях своего кабинета стоял Бредли с незажженной сигарой во рту.

— Зайдите ко мне с Паркер, когда она появится, хорошо?

Уиллоус кивнул, и Бредли исчез за дверью.

Кенни было пятьдесят семь лет. Рост — метр семьдесят два сантиметра, вес — семьдесят килограммов. Он был в отличной физической форме. Развитие мускулатуры отвечало средним показателям для человека его возраста и рода деятельности. Не было ни шрамов, ни татуировок, ни каких-либо серьезных увечий.

Уиллоус внимательно рассматривал фотографии трупа. Он помнил, что патологоанатом говорил о ссадинах и синяках на запястьях и лодыжках Ли. Даже на фотографиях было видно, что ссадины на запястьях были глубже, очевидно, в агонии Кенни Ли пытался освободиться от медной проволоки, стягивавшей его руки. В области плеч обнаружены микроскопические частицы дерева, и можно было предположить, что погибшего привязали к чему-то деревянному, вполне вероятно, к стулу. Живот и грудная клетка повреждены не были. Уиллоус почему-то предположил, что он оставался голым в течение этих двух с половиной недель — со времени своего исчезновения.

.Вскрытие показало, что перед смертью у Ли произошло кровоизлияние в паутинную оболочку мозга в результате незначительной аневризмы артерии. Кровоизлияние было медленным, так что скорее всего Ли оставался в сознании до самой смерти и мог быть беспокойным или даже агрессивным. Если оно действительно повлекло за собой агрессивное поведение, — а это типично для подобных случаев, — то рваные раны и синяки на запястьях Ли становятся объяснимыми.

Судя по отметинам на левой руке, погибший носил часы и кольцо. Вдова подтвердила, что на руке у него было золотое обручальное кольцо с небольшим бриллиантом и позолоченные часы «лорус» на золотом браслете, которые ему подарили сотрудники «Чайниз таймс» в честь семнадцатой годовщины газеты.

Уиллоус проверил записи: когда Ли вытащили из пруда, на нем не было никаких драгоценностей.

Осушив водоем в садах, полицейские не нашли ни часов, ни кольца.

Уиллоус записал себе, что нужно проверить городские ломбарды.

По мнению патологоанатома, ссадины на запястьях Кенни Ли появились непосредственно перед смертью, а на лодыжках — несколько раньше.

Киркпатрик также считал, что Ли умер за трое суток до того, как его тело оказалось в садах, и что, судя по температуре тела и количеству вылившейся на него воды, он находился на льду водоема что-то около десяти часов, после чего его обнаружил доктор Янг.

Невозможно было установить причину аневризмы. Это могло произойти от пережитого ужаса, большой нагрузки либо усилий, которые прилагал Кенни Ли. чтобы освободиться от проволоки.

Причина смерти — убийство. Термин в уголовной практике весьма нейтральный и расплывчатый, говорящий лишь о том, что смерть была насильственной.

В желудке погибшего не оказалось ничего, кроме жидкости. Он не ел твердой пищи по меньшей мере пять дней.

Уиллоус вернулся к фотографиям. Ему было необходимо проникнуться образом жертвы, чтобы появилось что-то вроде личного мотива в расследовании этого дела.

Закрыв папку, он запер ее в серый металлический шкафчик, прикрепленный к его рабочему столу.

— Эй, Джек, — обратился к нему Ферли Спирс. — У тебя случайно нет пептобисмола или чего-нибудь желудочного? — спросил Спирс.

— Да, конечно, — ответил Уиллоус, порылся в верхнем ящике стола и, вынув пачку таблеток, бросил ее Спирсу.

— Спасибо.

— Что, желудок беспокоит, Ферли?

— Съел, наверное, что-нибудь не то.

Спирс был бледен, и Уиллоус заметил, что, когда он разрывал фольгу упаковки желудочных таблеток, руки у него дрожали.

— С тобой все нормально? — спросил Уиллоус.

— Это все Оруэлл. Достает он меня иногда, — сказал Спирс, медленно разжевывая таблетки. — В понедельник утром мы были на вызове. В центре города двое мальчишек залезли к женщине в машину и заставили ее провезти их пару миль по Кингсвею. Потерпевшая живет на Пойнт-Грей-роуд в одном из этих больших домов на воде. Она действительно обеспокоена. Один из парней забрал ее чековую книжку, и она боится, что они нанесут ей неожиданный визит. Оруэлл не принял это всерьез. Он так смотрел на ее ноги, что вряд ли вообще слышал, что она говорила, — продолжал Спирс, съев еще одну таблетку. — Через пару часов нам позвонил ее муж. Он биржевой маклер, у него отличные связи, и мы получили втык. Оруэлл пригласил ее взглянуть на фотографии преступников. Отлично, только почему бы сразу этого не сделать? — Спирс поежился. — Не знаю, что в нем такого, но он меня просто выводит из себя. Ты меня понимаешь?

Он прожевал еще одну таблетку, бросил Уиллоусу то, что осталось от пачки, и оттолкнулся от своего рабочего стола.

— Если меня кто будет спрашивать, я в сортире, — сказал он, ухмыльнувшись. — Если посчастливится, то к концу рабочего дня вернусь.

Уиллоус взял телефонную книгу и, найдя ломбарды, набрал первый номер. Занято. Он положил трубку. Раздался звонок.

— Это доктор Янг.

— Чем могу быть полезен, доктор?

— Я просто хотел узнать, продвигается ли расследование. Телевизионщики сегодня утром опять были здесь, задавали вопросы, нервировали сотрудников. Вы сами знаете, сколько неудобств доставляет их присутствие.

— Мы делаем все возможное, — ответил Уиллоус. — В следующий раз отошлите их в наш отдел по связям со средствами массовой информации, там ими займутся.

— Вы еще никого не арестовали?

— Пока нет.

Янг вздохнул в трубку. Уиллоус взял карандаш и стал крутить его в руках.

— Вы сообщите мне, когда будут новые сведения? — спросил Янг.

— Да, конечно.

Янг снова вздохнул, как человек, который не ждет ничего хорошего.

Уиллоус начал было набирать номер ломбарда, но в комнату вошла Паркер, и он снова положил трубку.

— Ну, как все прошло в морге? Как миссис Ли? Держится?

— Как любой другой человек в ее положении.

— Инспектор хочет с нами поговорить, — сказал Уиллоус. — Ты готова сейчас к нему зайти или сначала выпьешь чашку кофе?

— Неплохая мысль.

— Я приберегу ее для своего некролога.

Бредли сидел, положив ноги на стол. Его тяжелые черные ботинки на шнурках блестели как стекло. Волосы он зачесал по-новому: со лба — назад. Стрелки на темно-синих брюках были идеально заутюжены, а сорочка сияла белизной только что выпавшего снега. На плечах ярко сверкали серебряные пуговицы. Он указал им на стулья у стены.

— Присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома.

Он улыбнулся Паркер.

— Вы сегодня ходили в морг с миссис Ли?

— Только что вернулась.

— Как она перенесла?

— Не выдержала и расплакалась.

— Но ни в чем не призналась, а?

— Пока нет, — ответила Паркер.

— Ты получил отчет Киркпатрика? — обратился он к Уиллоусу.

— У Ли аневризма какой-то артерии. Перед смертью он бился в конвульсиях и умер от удушья.

— Это неважно. Пока мы считаем, что произошло похищение с применением насилия. Вымогательство. И, по всей видимости, умышленное убийство.

Бредли убрал со стола свои сияющие ботинки и наклонился вперед. Кресло под ним скрипнуло. Он откинул крышку резной шкатулки из сибирской сосны и выбрал себе сигару.

— Конечно, лучше, если это не просто умышленное, а предумышленное убийство, но пока нам хорошо бы поймать парня, который это сделал. Вдова Ли знает, как он умер?

— Пока нет, — ответил Уиллоус.

— И пусть пока не знает. Что-нибудь еще?

— Может быть, Фишер пошлет кого-нибудь, чтобы помочь Янгу справиться с журналистами?

Бредли кивнул и стал вертеть в пальцах сигару, разглядывая ее со всех сторон.

— А что от криминалистов?

— Негусто. На конверте никаких отпечатков. Бумага и конверт могли быть куплены где угодно. Слова и фразы вырезаны из местных газет и журнала «Вестерн ливинг».

Бредли порылся в карманах, достал щипчики и отрезал кончик сигары.

— На конверте была марка, — продолжал Уиллоус. — У того, кто, приклеивая, лизнул ее, четвертая группа крови.

Бредли убрал щипчики в карман.

— На руке у Ли, когда он пропал, было обручальное кольцо и золотые часы «лорус». Они исчезли, — сказал Уиллоус.

— Ломбарды?

— Я работаю над этим.

— А что говорят люди, с которыми он работал? Друзья?

— Пока ничего.

— Когда он в последний раз ездил в Лас-Вегас?

— В августе.

— Может быть, вам позвонить в Вегас? Вдруг тамошние полицейские что-нибудь о нем знают?

Уиллоус кивнул.

— Мелинда, — сказал он, — очень старается защитить своего брата. Я думаю позвонить в Бостон и проверить, что он делал в субботу и воскресенье, когда Ли был убит.

— Ты его подозреваешь?

— Нет, только мне кажется странным, что он до сих пор не приехал.

Бредли чиркнул одной из своих больших кухонных спичек о бок своего рабочего стола, поводил ею вокруг сигары и выпустил в потолок облако кубинского дыма.

Это был его способ сообщать, что аудиенция окончена.

 

Глава 14

Гаррет читал какой-то журнал, привлекший его внимание фотографией сексапильной светловолосой киноактрисы на обложке. Это был «Ньюсуик» или «Пипл». Билли всегда с трудом их отличал. Он пил пиво и смотрел, как Гаррет бегает глазами по странице туда-сюда, вверх-вниз. Гаррет был единственным человеком из тех, кого Билли знал, который шевелил губами, даже разглядывая картинки.

Его ноги, обутые в сапоги, лежали на кофейном столике. Билли лягнул его в лодыжку.

— Чего читаешь?

— Тут про Берта Рейнолдса. Носит ли он парик.

— Волосы производства фирмы Дюпон, — сказал Билли. — Он их даже не причесывает, а пылесосит.

— Думаешь? — Гаррет перевернул журнал, чтобы посмотреть на фотографию с другой стороны. — А мне кажется, они настоящие.

— Синатра же ходит в парике, так? Я хочу сказать, что это всем известно, но, глядя на него, этого не скажешь. Все зависит от того, сколько денег на это потратить.

— У них-то денег куча, — сказал Гаррет. — Оба небось миллионеры.

— У нас тоже может быть столько, — заявил Билли.

— Ну да, конечно.

— Ну, почти столько, — не сдавался Билли.

— Я думал, что Мадонна уже бросила петь, или умерла, или еще что-нибудь такое, а она вот она, посмотри, — сказал Гаррет, перевернув страницу.

— У меня есть отличная идея.

— Она ни за что не согласится.

— Я говорю о том, как нажить кучу денег.

— Да? И сколько же на этот раз?

Билли хотел заинтриговать Гаррета, но не совладал с собой и выпалил сразу:

— Может быть, полмиллиона!

Гаррет закатил глаза, как будто решил, что Билли чокнулся.

— Ну, это уже более реально. В «Макдоналдсе» ты говорил о паре миллионов. Ты уже начинаешь здраво рассуждать.

— Я думаю, нам стоит ограбить инкассаторскую машину.

Гаррету эта мысль показалась очень забавной. Тут было над чем посмеяться.

Билли закурил.

— Я тебе сейчас кое-что покажу, — сказал он, подождал, пока Гаррет успокоится, и вышел из гостиной. По его напряженной спине было видно, как он зол.

Гаррет не совсем понял, что ему следовало делать: идти за ним или ждать здесь?

— Эй, Билли, — позвал он.

Билли вернулся и остановился у столика напротив него. В руке он держал кольт «питон».

— А может быть, это и правда неплохая идея, ограбить инкассаторскую машину, — торопливо проговорил Гаррет.

Билли положил палец на спуск. «Питон» издал резкий двойной щелчок.

— Эта штука заряжена?

Билли присел и поднял руку.

— Готовься к смерти, сволочь, — низким хриплым голосом сказал он.

— Прекрати дурью маяться, — прошептал Гаррет, глядя на черное дуло кольта.

Билли нажал на спусковой крючок. В лицо Гаррету ударило желто-оранжевое пламя. Выстрел, казалось, прогремел у него внутри черепа и бессчетное количество раз повторился эхом в каждой комнате дома.

Он вскрикнул от боли и схватился за лицо обеими руками.

— Билли, ты что!

Патрон был холостой. Билли сам переделал его из боевого «магнум», зажав в тиски и вынув запал. Только он не рассчитал — в патроне остались частички пороха. Они-то и попали в лицо Гаррету.

— Успокойся! Это всего-навсего холостой выстрел, — сказал Билли и рассмеялся. — А шарахнуло все равно здорово! Теперь я понимаю, почему полицейские всегда ведут себя, будто они самые крутые. Когда у тебя на поясе висит такая игрушка, действительно становишься крутым.

— Я не хочу связываться с инкассаторскими машинами, — еле слышно прошептал Гаррет.

— Почему это? Неужели ты думаешь, они успеют сбегать за оружием, когда выходят из винного магазина, толкая перед собой вагонетку с мешками денег? — спросил Билли, покачав головой. — Нет, приятель. Руки вверх или вы покойники!

— Ты сам подумай, Билли! У них есть оружие. Они же с деньгами имеют дело, а не заглядывают Мадонне в лифчик. Они профессионалы, они головы нам снесут, и все.

— Нет, — твердо ответил Билли. Он сунул «питон» себе за ремень, вышел в кухню, взял из холодильника две банки пива «Музхед» и, вернувшись в гостиную, бросил Гаррету банку и плюхнулся в кресло. Гаррет открыл пиво и начал жадно пить.

— Мы наденем маски, — продолжал Билли. — Лыжные маски. Знаешь, такие, вроде огромных носков, с парой дырок для глаз, их натягиваешь на голову и — готово!

— Ты уже все рассчитал?

— Ты что, Гаррет, хочешь всю жизнь воровать магнитофоны из чужих машин?

Гаррет пожал плечами.

— Ты хоть когда-нибудь задумывался об этом?

Гаррет слизнул с банки немножко пены.

— Господи, Билли, а куда торопиться-то? Мне только восемнадцать. Я всего-навсего подросток.

На мгновенье Билли помрачнел.

— Теперь или никогда, Гаррет, — сказал он, помолчав.

— Почему? Объясни.

— Потому что когда люди взрослеют, жизнь их изматывает, и они начинают всего бояться… Если мы не предпримем что-нибудь сейчас, если не воспользуемся…

— То что?

— Так и останемся без гроша в кармане.

— Говори за себя. Я имею достаточно.

— Да, да! Достаточно! За то, что вычищаешь пепельницы и что-то там еще? Большое дело! — заявил Билли, наградив Гаррета долгим ледяным взглядом, который у него так хорошо получался. Гаррет с минуту тоже смотрел Билли в лицо, но сдался и загородился банкой с пивом.

— Пошли, — сказал Билли. — Я тебе еще кое-что покажу.

— Еще один ствол? Пальнешь в меня еще разок?

Гаррет поплелся за ним через узкий коридор, соединявший гостиную с его спальней. Билли закрыл дверь и запер ее. Стены уже давно были увешаны вырезками из журнала «Плейбой», но появилось тут и что-то новое — карта города.

— Вот, посмотри сюда, — сказал Билли. — Что видишь?

Гаррет начал рассматривать карту, но ждать у Билли не было никакого терпения, и он ткнул пальцем в пересечение двух тоненьких голубых линий.

— Видишь этот красный крестик?

— Да.

Красных крестиков на карте было много, штук пятнадцать, если не двадцать. Билли, наверное, чертил их по линейке, уж очень ровно получилось.

— Это винный магазин, — объяснил Билли. — На углу Бродвея и Мэпл-стрит. Рядом еще два больших магазина, так что стоянка для машин там огромная.

— Удобно, — заметил Гаррет.

Билли подошел к кровати и, подняв матрас, достал из-под него пневматический «ремингтон» двенадцатого калибра. Взведя курок, он прицелился в Гаррета и нажал на спусковой крючок. Раздался резкий щелчок. Гаррет закрыл лицо руками, вздрогнув всем телом.

— Если бы оно было заряжено, твои мозги уже разлетелись бы по всей комнате, — сказал Билли. — Неудачный денек у тебя выдался сегодня, Гаррет: в тебя дважды стреляли и оба раза убили.

— Что ты хочешь этим доказать?

— То, что у тебя просто не было времени, чтобы что-то предпринять. Ты видел, как я подошел к кровати, вытащил ружье, прицелился в тебя и нажал на спусковой крючок. И что ты сделал? Стоял и молчал, как дурак.

— Но оно же не заряжено.

— Не заряжено. Но ведь ты же этого не знал, верно?

— Я знал, что ты меня не застрелишь.

— Да? — ухмыльнулся Билли.

— Если бы действительно хотел, ты бы мог сделать это из пистолета.

— Правильно, — согласился Билли. — Грязи меньше.

Он бросил Гаррету ружье.

— Это тебе. Подарок.

— Где взял?

— Украл. Знаешь, сколько разрешений на приобретение оружия выдается в нашем городе? Около пятисот ежегодно. А сколько огнестрельного оружия крадут у законных владельцев? Почти триста штук.

— Если это так просто, как ты говоришь, украл бы лучше пистолет.

— На этот раз я искал что-нибудь специально для тебя. С такой штукой можно не целиться. Это же дробовик, а у него при выстреле дробь разлетается во все стороны. И на вид оно страшнее, чем пистолет. К тому же каждый, кто смотрит телевизор, знает, что ружье двенадцатого калибра может развалить человека пополам.

— А боеприпасы у тебя есть?

— Целая коробка, — ответил Билли.

Билли ткнул пальцем в красный крестик на пересечении Бродвея и Мэпл-стрит.

— Я стоял там в пятницу вечером. У них работало четыре кассы. Та, за которой я следил, за семь минут пробила товара почти на двести долларов. Я посчитал, и знаешь, что у меня получилось? Около двух кусков в час! Это только одна касса, а их там четыре!

— А во сколько ты был?

— Часов в девять.

— Пятница, девять вечера. Так может, у них самая торговля в это время, а в другие дни там и народу нет.

Билли, похоже, немного встревожился. На долю секунды лицо его стало похоже на огонь, вырвавшийся при выстреле из дула «питона»: такое же злое и красное.

— Ты думаешь, я этого не знаю?! Я только говорю, что мы можем взять там кучу денег, и все, — сказал он, немного помолчав.

— А инкассаторская машина часто приезжает за выручкой?

— Не знаю. Вот это нам и предстоит выяснить.

— Каким образом, Билли?

— Я уже сказал тебе, что рядом с винным магазином находится большой супермаркет. На стоянке в любое время дня не меньше двухсот машин. Плюс к этому есть еще автозаправка и продовольственный магазин на другой стороне Мэпл-стрит. То есть там постоянно снуют люди. Кто-то за молоком зашел, кто-то еще зачем. Парни вокруг болтаются: игровые автоматы, пивко. Мы можем поставить машину в дальнем конце стоянки, посидеть, покурить, музыку послушать. Через пару дней мы будем точно знать, когда приезжают инкассаторы.

— А если нас застукают?

— Не беспокойся. Я же говорил тебе, что это место — настоящий улей.

Гаррет подумал о мрачной перспективе провести два долгих дня вдвоем с Билли в его ржавом «пинто», промерзая чуть не до костей, потому что печка сломалась. А Билли будет поигрывать своим пистолетом, брать на мушку тележки с покупками. Он попытался представить себе, как он наставляет «ремингтон» на крутого, обученного самообороне мужика. Нет, лучше представить себя с Мадонной. Это куда интересней.

Но денег очень хотелось. И Билли был прав. Им надо снять охрану, просто подойти и перестрелять всех и забрать деньги. Может быть, им удастся все это проделать и уйти.

Билли внимательно наблюдал за лицом Гаррета и читал его мысли слог за слогом, как будто на его прыщавом лбу появлялась время от времени бегущая строка.

— Но может быть, тебе больше хочется провести остаток дней, вылизывая чужие «БМВ»? — спросил он.

— Да нет, не очень-то.

Билли улыбнулся и пихнул Гаррета в плечо, проявляя этим, так сказать, мужскую дружбу и расположение, но одновременно и скрытую угрозу, готовность к насилию.

— Не хочешь проехаться?

— Куда?

— Да так просто, прокатиться. Воздухом подышать, перекусить что-нибудь.

— Я собирался сегодня дома поужинать. Сказал матери, что вернусь к шести.

— Значит, ты ей наврал.

Они ехали от дома Билли до винного магазина на пересечении Бродвея и Мэпл-стрит почти сорок пять минут. Темное, затянутое пеленой плотных туч небо, казалось, давило на землю. Снег уже не падал. Воздух был влажным. В придорожных кюветах скопилась жидкая грязь, но асфальт был чистым. Всю дорогу Гаррет вертелся на сиденье, оглядываясь назад.

— Тебя что-то беспокоит, Гаррет?

— Почему ты выбрал именно этот магазин, Билли, а не что-нибудь поближе к дому?

— Это же Вест-Сайд, и здесь покупают не ящик пива, как у нас, а ящик дорогого виски.

Перед ними ехала белая «хонда», за рулем которой сидела длинноволосая блондинка. Она просигналила, что собирается повернуть налево. Билли перестроился в другой ряд и проскочил мимо.

— Видел? Здесь даже предупреждают друг друга, что собираются сделать поворот. А если кто-то переходит улицу, так тормозит водитель, а не пешеход, вот такая вежливость.

Билли закурил сигарету и выбросил пустую пачку в окно.

— Обратил внимание, какие здесь дома? Большие, ухоженные. Люди хорошо питаются. Машины у них новые и чистые, и на улицах никто не сорит. Кроме нас с тобой. Одно слово — Вест-Сайд, Гаррет, это город толстосумов. Кроме того, здесь и уровень преступности гораздо ниже, чем у нас, — продолжал Билли, — а значит, и меньше патрульных машин. Поэтому я так и решил.

— Потому что здесь меньше полицейских?

— Именно.

— Но если здесь такой низкий уровень преступности, значит, полицейским и делать особенно нечего. И когда им сообщат о вооруженном налете на инкассаторскую машину, они тут же примчатся.

— На ограбление инкассаторской машины в любом случае сразу отреагируют, где бы это ни произошло.

— Потрясающе.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, чтобы для тебя не было неожиданностей.

Они миновали винный магазин, расположенный довольно далеко от проезжей части, за автостоянкой. Проехали до конца квартала, повернул налево на Арбитус-стрит и через квартал еще раз свернули влево к Десятой авеню. За железнодорожным полотном Билли повернул направо и снова проехал мимо винного магазина, к автостоянке. Здесь было много народу. Из магазина выходили с ящиками пива, бумажными пакетами, с бутылками вина или чего-нибудь покрепче. Сквозь зеркальные стекла было видно, что в торговом зале действительно было четыре кассы, которые трещали наперебой.

— Посмотри на эту рыжую, вон за той кассой, — сказал Билли, — видишь, какие у нее узкие джинсы?! Стоит ей выпустить газ, и весь квартал будет в синих лоскутках!

Гаррет рассмеялся и слегка расслабился. Перед дверями магазина стоял оборванный негр и бренчал на гитаре. Гаррет вытянул шею посмотреть, сколько денег лежит у него в шляпе.

— У тебя покурить есть?

— Кончились, — ответил Билли, подождал, пока темно-серый «камаро» освободит дорогу, втиснулся на стоянку и, остановив машину, вылез.

— Ты куда? — настороженно спросил Гаррет.

— Мне показалось, что ты хотел купить сигарет, — ответил Билли и направился через дорогу в продовольственный магазин.

Гаррет последовал за ним.

— Хотел, да денег нет.

— А куда ты девал то, что мы получили за аппаратуру, скажи на милость?

— Немного истратил, а остальные отдал матери.

— Какого черта?

— Потому что у нее денег нет.

— Отдал, а теперь у самого ветер в карманах. Очень умно!

Он обернулся и посмотрел через дорогу на яркие витрины винного магазина. Он подумал о девушке в обтягивающих джинсах. Вот бы она вытаращила глаза, если бы узнала, о чем они с Гарретом разговаривают и что замышляют!

В магазине, куда они вошли, было полно народу. Взрослые оплачивали бензин, дети покупали упаковки с шестью банками кока-колы или пепси и всякую съедобную всячину, какую только можно себе представить. Из конца зала, где стояли игровые автоматы, раздавались звуки взрывов, шум и треск. Они направились туда мимо полок, забитых жевательными резинками и конфетами.

Видеоигра называлась «Рэмбо». Какой-то парнишка опустил в прорезь монетку в двадцать пять центов и начал играть. На экране возник вертолет, завис и сбросил солдата в зеленой камуфляжной форме и с красной повязкой на голове, вооруженного длинным ножом и автоматом. Вертолет с шумом исчез с экрана, а солдат направился к лесу и немедленно подвергся атаке.

Парнишка нажал на красную кнопочку. У Рэмбо в руках появился автомат, и начался бой.

Билли подошел к выстроившимся вдоль стены холодильникам со стеклянными дверцами и взял себе банку кока-колы.

— Хочешь? — спросил он Гаррета.

Тот покачал головой, и они пошли к кассе. Билли бухнул банку на прилавок. Кассир — толстый, невысокий человечек, одетый в тесную уродливую форму, строго взглянул на него.

— Какие сигареты ты хочешь, Гаррет? — спросил Билли.

— «Джон Плейерс» с фильтром.

— Ты слышал, что он сказал? — обратился Билли к кассиру.

Кассир стал рыться на полке с сигаретами высоко над прилавком. Подмышки у него были мокрые от пота. Он бросил пачку сигарет рядом с банкой и повернулся к кассовому аппарату.

— Не трудись, пробивать не надо, — тихо сказал ему Билли.

Кассир удивленно уставился на него.

Билли расстегнул куртку и показал ему свой «питон».

— Ты угощаешь, правда?

Кассир с трудом глотнул, медленно кивнул головой и сказал:

— Конечно-конечно, как угодно.

— И раз уж мы с тобой так подружились, может, ссудишь нас несколькими долларами?

Кассир ударил по кассовому аппарату. Ящик открылся.

— Только бумажные. Можешь, кстати, положить их в пакет, вместе с сигаретами и кока-колой.

Билли не снимал руки с кольта, и кассир, взяв пакет, сунул в него все, что ему приказали, и протянул через прилавок.

— Возьми, дурак, — обратился Билли к Гаррету.

Гаррет схватил пакет.

— Спасибо, — сказал Билли.

— Всего доброго, — ответил кассир и покраснел, поняв смысл собственных слов.

Они неторопливо обошли магазин, Билли вытащил из пакета сигареты, деньги и кока-колу, а пакет бросил.

— Почему ты не предупредил меня, что мы будем грабить этот магазин? — спросил Гаррет.

— А я и сам не собирался этого делать.

Они снова оказались перед магазином, на этот раз с другой стороны — там, где была бензоколонка самообслуживания. Гаррет шел всю дорогу следом за медленно шагающим Билли. Было видно, что в магазине вокруг кассира собралась толпа, тот беспомощно размахивал руками. На колонке мужчина в твидовой куртке заправил свой «вольво», повесил шланг на крюк и хотел было идти расплачиваться в магазин, но, увидев, что там творится, сел в машину и уехал.

— Видал?

— Ага.

Билли ткнул Гаррета в бок.

— Целый бак отличного бензина! Этот парень украл больше, чем мы с тобой!

Вдалеке послышатся звук сирены, но Билли, похоже, не слишком торопился. Они пересекли Мэпл-стрит, как только позволило движение, и зашагали через автостоянку. Здесь, около винного магазина, все спокойно, никому было невдомек, что десять минут назад на другой стороне улицы произошло вооруженное ограбление. Они сели в «пинто». Билли открыл банку кока-колы и бросил Гаррету сигареты.

— Прикури мне тоже.

Гаррет долго возился со спичками. Билли завел «пинто» и не спеша вывел его со стоянки.

У продовольственного, который они только что ограбили, стояли три патрульные машины, на их крышах крутились сине-красные мигалки. Еще одна полицейская машина выехала из-за угла и остановилась у бензоколонки.

Билли отпил немного кока-колы и, звучно рыгнув, вытащил из кармана свернутые в трубочку деньги и дважды пересчитал. Сто двадцать семь долларов.

— Видишь, как все просто, Гаррет?

Когда они отъехали достаточно далеко и ограбленный магазин скрылся из виду, Билли потряс банкой колы, обрызгав весь салон коричневой пеной. Гаррет не выдержал и разорался на него.

— В следующий раз это будет шампанское. Я тебе гарантирую! — заявил Билли, когда Гаррет наконец замолчал.

 

Глава 15

У каждого полицейского есть по крайней мере один осведомитель — человек, который вращается в преступном мире и готов за деньги продавать то, что узнал.

Среди таких людей у Уиллоуса был свой любимчик по имени Бобби Чоу. Когда-то он был преуспевающим адвокатом по делам, связанным с наркобизнесом, но однажды допустил серьезную ошибку: принял от клиента плату не наличными, а в виде килограмма кокаина. В суде Бобби проиграл дело, и клиент, чтобы отомстить ему и заодно скостить себе несколько лет тюрьмы, продал его властям.

Оказалось, что у Бобби при небольшом доходе около десяти тысяч долгов. Он нанял себе хорошего адвоката, но тот не смог выиграть дело. Бобби лишили лицензии на деятельность, а он на предварительном слушании назвал несколько имен своих респектабельных коллег, которые тоже пользовались бартерной оплатой своих услуг. Теперь, под следствием, он был готов выдать всех и вся.

В то время Уиллоус работал в отделе по борьбе с наркобизнесом и сделал все возможное, чтобы Бобби освободили под честное слово.

Бобби растерял всех своих состоятельных друзей, и у него теперь был только Джек Уиллоус.

А у Уиллоуса был Бобби.

Телефон Бобби он хранил в памяти, не занося в телефонную книжку, где кто-то мог его подсмотреть. Он набрал номер.

Паркер, наклонившись над ним, спросила:

— Кофе не хочешь?

Уиллоус кивнул ей, не поднимая глаз.

На одиннадцатый гудок Бобби наконец ответил. Голос у него был хриплым, как будто он песку наглотался.

— Джек! Как я рад!

Бобби сопел в трубку. Проблемы с дыхательными путями. Уиллоус сомневался, что это от простуды.

— Нет настроения пообедать со мной, Бобби?

— Честно говоря, я еще не завтракал, но это для меня обычное дело. Может, сходим в гостиницу «Ванкувер»?

— У меня ограниченный бюджет. Если хочешь потратить деньги, приготовленные для тебя, я не возражаю против бутерброда за десять долларов.

— Ну, может быть, это действительно не самая удачная мысль, — поспешно сказал Бобби и закашлял в трубку. — А как насчет «Кессиди»? Был там?

— Много слышал, — ответил Уиллоус.

«Кессиди» — пивной ресторан, где выступали ансамбли и исполнялся стриптиз.

— Но не был?

— Давно.

— Я только что увидел объявление в газете. Там сейчас идет неделя благотворительных представлений. Наверное, есть на что посмотреть.

— Когда ты там будешь, Бобби?

— М-м, дай подумать, — протянул Бобби. — Сколько сейчас времени?

— Без четверти двенадцать.

— Через пару часов. Около двух.

Уиллоус не ответил, чтобы немножко поднапрячь Бобби.

— Мне надо еще успеть принять ванну, отрыть пару чистых носков, может быть, погладить рубашку…

— В два часа, Бобби. Может, запишешь, чтобы не забыть?

— Ага, конечно. У тебя есть ручка? — хохотнул Бобби.

Уиллоус положил трубку. У Бобби постоянно не было денег.

Так что если к двум часам он еще будет в состоянии держаться на ногах, обязательно придет. Уиллоус открыл блокнот и записал дату, время и место встречи, не записывая фамилии Бобби.

Паркер разговаривала с Ферли Спирсом. Она рассмеялась в ответ на какие-то его слова и вернулась к столу Уиллоуса с двумя чашками кофе в руках.

Уиллоус взял чашку.

— Спасибо. У Ферли хорошее настроение, да?

— Он мне рассказал тот анекдот про шлюху и фермера-птичника, — ответила Паркер. Анекдот ходил по департаменту уже несколько недель, но Спирс долго болел и услышал его только утром.

— А чего же ты так смеялась? Когда его рассказывали в первый раз, он тебе не показался смешным.

— Если бы я не рассмеялась, он рассказал бы мне его еще раз, только помедленнее, — ответила Паркер, сделав глоток кофе. — Ты сегодня встречаешься с Бобби?

Уиллоус кивнул.

— Когда?

— В два часа. В пивном ресторане «Кессиди». Слышала о таком месте?

— У них сейчас неделя благотворительных представлений. К концу рабочего дня там бывает много полицейских… — Паркер едва не прибавила — «даже семейных», но вовремя прикусила язычок.

— Ты связалась с отделом по азиатским делам?

— Делаю все возможное. Но они еще далеки от каких-либо выводов.

— Ты собираешься еще поговорить с миссис Ли?

— Да, примерно через час. Пообедать не хочешь?

— Спасибо, но я сегодня обедаю с моим осведомителем.

Паркер помолчала, потом кивнула и сказала:

— Ладно, поговорим после.

Перед встречей с Бобби Уиллоус переоделся в потертые джинсы «Левайс», черную кожаную куртку и такого же цвета кроссовки «Рибок». Он взял из гаража департамента машину без надписи «полиция» и поехал через весь город в «Кессиди». За рестораном была платная стоянка с автоматической кассой. Уиллоус бросил четыре двадцатипятицентовые монетки в щель, пристроил талон на панель под лобовым стеклом, закрыл машину и пошел к ресторану. Проходя мимо задней двери, он услышал громкую барабанную дробь.

Он поднялся по бетонным ступенькам на маленькое крылечко и распахнул дверь. Его чуть было не сшибло звуковой волной — такой там стоял невообразимый шум и грохот. Дверь за ним захлопнулась. Зал в форме подковы со сценой посередине для стриптизерш был полон испарений застоявшегося пива и свежего пота. Блестели зеркальные шары, продолговатые разноцветные лампочки. Обнаженная женщина с выкрашенными в красно-зелено-синюю полоску волосами на лобке рассеянно бродила по сцене. Какой-то пьяный в джинсах и футболке, махнув рукой со стаканом пива в сторону Уиллоуса, спросил:

— Ты — такси?

Уиллоус не ответил. Бобби Чоу не было видно.

Пьяный вскочил на ноги.

— Эй, ты, я с тобой разговариваю! Ты — таксист или нет?

— Такси уже едет, — ответил Уиллоус. Слева было что-то наподобие амфитеатра: ряды длинных узких столов и стульев, повернутых к сцене. Уиллоус пошел направо, где были кабинки вроде отдельных кабинетов.

Стриптизерша томно разлеглась на белом ворсистом ковре в форме медвежьей шкуры. Кто-то бросил ей горсть монет, блеснувших на лету серебром.

Бобби Чоу сидел в самой дальней и самой тихой кабинке. На нем был только что отглаженный темно-синий в тонкую полосочку костюм. Рубашка, похоже, совершенно новая, а галстук — не из чего-нибудь, а из ярко-красного шелка. Уиллоус поднял стакан Бобби и понюхал — чистое виски.

— Отличное местечко, Бобби.

Бобби протянутой рукой остановил проходящего мимо официанта. Выпив залпом стакан, он с размаху поставил его на поднос.

— То же самое, только двойной. А еще чизбургер, жареную картошку и дополнительный пакетик кетчупа. Что ты будешь, Джек?

— Пиво.

— Пить при исполнении служебных обязанностей не положено, Джек, — усмехнулся Бобби.

— А я при исполнении?

Улыбка исчезла с лица Бобби.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты пришел о деле разговаривать или поесть на халяву?

— Не надо, Джек. Я думал, мы друзья, — сказал Бобби, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза. — Дела в последнее время идут не лучшим образом, это правда.

Уиллоус пробежал пальцами по черной поверхности тускло блестящего стола. Бобби он знал давно, еще до его проступка. Выглядел он отлично: немножко похудел, но глаза смотрели ясно, он был чисто выбрит, и стрижка, если Уиллоус правильно мог оценить, была сделана в хорошей парикмахерской, долларов за пятьдесят. Тогда, после всех пережитых им неприятностей, Бобби перестал носить в ухе бриллиант. Сегодня он снова сиял там.

— Неплохо выглядишь, Бобби. Для человека, который жалуется на жизнь.

— Все потихоньку налаживается. Я опять работаю.

Официант поставил на стол виски для Бобби и пиво для Уиллоуса. Бобби опрокинул стакан и криво улыбнулся Уиллоусу.

Уиллоус ждал. Одна из особенностей Бобби состояла в том, что для разговора ему не требовался собеседник. Его длинный язык уже стоил ему шестизначной суммы дохода и членства в коллегии адвокатов. Уиллоус сомневался, что Бобби мог и способен был измениться.

— Только между нами, Джек, — сказал Бобби.

— Конечно, — ответил Уиллоус, подумав, сколько же раз за свою жизнь Бобби произнес эти слова.

— Я занимаюсь бумагами одного человека, он распространяет по почте лотерейные билеты. Прибыль у него миллионов пять в месяц. Честное слово. Миллионы! На него работают два компьютерных гения, знаешь, такие заумные идиоты. Программы какие-то. Списки адресов. Клиенты по всей Америке. Они выбирают номера. Он покупает билеты. Они платят авансом, американскими долларами. Уже на этом он имеет пятнадцать процентов чистой прибыли. Кроме того, они оплачивают ему все разъезды. Компьютер отслеживает номера. Какой-то дурак выбирает победителя, и мы отсылаем ему чек на предъявителя.

— Давно ты там работаешь?

— Месяца два.

— И кто-нибудь уже что-то выиграл?

— Да, много.

— Крупные выигрыши?

— Первый крупный выигрыш при мне был на прошлой неделе. Какой-то парень из Сиэтла. Ты не думай, никаких огромных сумм.

— Сколько?

Бобби огляделся вокруг в поисках официанта.

— Он угадал пять номеров из шести. Выигрыш составил сто пятнадцать тысяч долларов.

— И вы просто так выслали ему чек? Без проблем?

— Именно так, — ответил Бобби.

Со сцены послышалась медленная барабанная дробь. Бобби выпрямился, чтобы получше увидеть, что там происходило.

— Значит, ты занимаешься только бумажной частью дела, и все, — сказал Уиллоус.

— Почти.

— Бумажная волокита часто отнимает уйму времени, да?

Бобби потер руки и усмехнулся. Он подошел к тому барьеру, у которого, вроде бы уже давно удовлетворив потребность болтать, он обычно пытался остановиться, уже сожалея, что рассказал так много, но остановиться не мог.

— Значит, происходит примерно следующее, — продолжал Уиллоус, — ты тянешь время, пока не поймешь, что владелец билета не знает о том, что выиграл, а потом об этом уже никто не помнит, так?

— Нет, что ты, Джек, — улыбнулся Бобби. — Мы и так столько с этого имеем, что шельмовать ни к чему.

Подошел официант с их заказом и с новыми стаканами виски.

— Люблю людей, которые обо всем думают заранее, — заметил Бобби, вынимая пару двадцатидолларовых бумажек из пачки, достаточно толстой, чтобы какая-нибудь женщина легкого поведения потеряла голову, и бросая деньги на поднос. Глаза Бобби слегка остекленели. Уиллоус потягивал свое пиво потихоньку, чтобы его хватило на весь разговор. Бобби зубами открыл пакетик кетчупа. Со сцены снова послышалась барабанная дробь, только на этот раз бывший адвокат уже не обратил на это внимания.

— Где ты был последние два месяца, Джек? Мы то встречаемся, то нет. Естественно, я беспокоюсь, что с тобой, где ты и как.

— Все как обычно, Бобби.

— Все преступников ловишь, угу. А их все больше. А как жена, дети?

— Отлично, все хорошо.

— У тебя мальчик и девочка, да? Мальчику сейчас лет двенадцать?

— Да.

Бобби кивнул, подцепил кусок бекона и сунул его в рот. Когда он жевал, то почему-то опускал голову.

— Дети учатся в школе?

Уиллоус кивнул.

— А жена как? В порядке?

— Давай не будем говорить о моей семье, Бобби. У тебя ведь семьи нет, так что мы здесь не на равных.

Стриптизерша на сцене легла на белый ковер, изображающий белую шкуру, и сложилась кренделем.

— Ты слышал о трупе, который обнаружили в садах Сун Ятсен несколько дней назад? — спросил Уиллоус.

— Ты про того, которого там утопили? Или заморозили до смерти? Леди и джентльмены, взгляните на сосульку из человеческой плоти.

Уиллоус отпил еще чуточку пива — только пригубил.

— Или я не о том подумал?

— Нет, именно о том: Кенни Ли. Только он не утонул. И не замерз насмерть.

— Нет? Сенсация!

— Его похитили, Бобби.

— Да?

— Его семья получила письмо с требованием выкупа. Но по телефону — ему дали позвонить домой один раз — Ли сказал жене, чтобы они не платили.

— И родные с радостью последовали его совету.

Уиллоус взглянул ему в лицо.

— Китайское благотворительное общество назначило награду, — сказал Бобби. — Правда?

— Да, десять тысяч, — ответил Уиллоус. — И я слышал, они собираются увеличить до пятнадцати к концу недели.

— Такая куча денег.

— Ты ничего об этом деле не слышал, Бобби?

Он нервно потрогал свой бриллиант.

— То, что я китаец, вовсе не означает, что я знаю о каждом, кого грохнули в китайском квартале.

— Сколько тебе платят на новой работе?

— А что?

— Костюм твой сколько стоит? Около куска?

— Ты что, думаешь, я этого парня завалил?!

— Успокойся, Бобби. Я не пытаюсь повесить на тебя это дело.

— Это ты в качестве извинения, надо думать?

— Если тебе необходимо мое извинение, то да.

Бобби засунул в рот остатки чизбургера и стал говорить с набитым ртом. Это была своеобразная месть Уиллоусу.

— Что мне известно… Давай подумаем… — промямлил он, посмотрел на Уиллоуса и усмехнулся. — Что я знаю наверняка, так это что я не отказался бы пропустить еще стаканчик.

— Ты никогда не оказывал услуг Ли?

Бобби покачал головой.

— Я пытался заполучить его в клиенты, когда только что открыл свою контору и искал себе клиентуру. Я сказал ему, что буду брать с него на тридцать процентов меньше, чем он платит своему настоящему адвокату. Его это не заинтересовало. Он взял мою визитную карточку, но так ко мне и не обратился.

— Когда это было?

— Наверное, лет десять назад, Джек, — ответил Бобби, пальцем снял остатки кетчупа с тарелки, облизал палец, а Уиллоус подумал, во сколько, интересно, обошелся Бобби его маникюр.

— И на этом все кончилось? Ты не стал настаивать?

— Это выглядело бы не совсем прилично, Джек. Я потерял бы лицо.

Бобби разговаривал с Уиллоусом, но смотрел при этом на официанта. Он поднял свой опустевший стакан и перевернул его вверх дном. На стол упало несколько капель виски.

— Где только администрация этой забегаловки набирает работников? В больнице, что ли ? В палате интенсивной терапии?

— Ты никого не знаешь, кто мог бы заинтересоваться Ли?

— Абсолютно. Чтобы настолько — нет! Ни одна живая душа.

— Души здесь вообще ни при чем. Ты уверен, что ничего такого не слышал?

— Ни слова, Джек. А я слушал, поверь. Как только узнал, что Ли заморозили, сразу начал думать, как бы извлечь из этого дела свою выгоду.

Уиллоус кивнул.

— Его тело утопили в водоеме. Если те, кто убил его, — китайцы, ты ожидал бы от них чего-нибудь подобного?

— Мне кажется, идея была неплохая. А сколько они просили? Выкуп, я имею в виду.

— Начали с двухсот пятидесяти тысяч, потом снизили требования.

— Насколько?

— Дошли до ста тысяч.

Бобби попытался изобразить, что сумма его впечатлила, и получилось неубедительно.

Подошел официант с виски для Бобби и предложил Уиллоусу еще пива. Тот отказался.

— Как мне кажется, — сказал Бобби, — когда они поняли, что остались ни с чем, они решили свести свои потери до минимума. Утопив тело в пруду, они обеспечили себе рекламу. Они еще за кем-то охотятся в общине. И родные того, кого они собираются похитить, теперь будут в курсе, что они слов на ветер не бросают.

Уиллоус достал из бумажника две двадцатки и десятку. Он подтолкнул деньги поближе к Бобби. Тот быстро сунул их в карман.

— Плата за просто так, Бобби. Если ты что-нибудь услышишь, тут же свяжись со мной.

— Когда награда поднимется до пятнадцати тысяч, может быть, что-нибудь и всплывет.

Уиллоус встал из-за стола, обнял плечи Бобби и слегка сжал их, чтобы тот почувствовал силу его рук.

— Если ты знаешь что-нибудь, Бобби, и молчишь, я не стану молчать, о чем я знаю.

— Нет, я совершенно чист перед тобой, Джек.

Уиллоус придвинулся еще ближе.

— Знаешь, что я думаю?

— Нет, я никогда этого не знаю, — ответил Бобби, нервно улыбнувшись.

— Я думаю, что ты нашел способ залезть в компьютерные данные и теперь путаешь там номера и даты. И наверняка ты заплатил за новую одежду, дорогую стрижку и маникюр из тех ста пятнадцати тысяч, которые должен был получить тот парень из Сиэтла. А также я думаю, что если я так быстро тебя раскусил, то твой босс ненамного от меня в этом отстанет.

Бобби вдруг сгорбился, поставил стакан на стол и закрыл лицо руками.

— Сколько ты истратил?

Через минуту он взял себя в руки.

— Почти все.

Он посмотрел в стакан и допил виски.

Уиллоус стоял и молча ждал продолжения, каким бы оно ни было.

Бобби показал пальцем на его пиво.

— Ты не возражаешь, если я его допью, раз уж ты все равно собрался уходить?

На улице снова пошел снег. Уиллоус стоял рядом с машиной с ключами в руке и смотрел, как, медленно кружась, падают на землю белые мягкие хлопья. Он подумал, что хорошо бы снег никогда не кончался, а все шел бы и шел и полностью погреб под собой город и людей. Потом он открыл свой автомобиль, сел за руль и поехал обратно в департамент. Что ждет его там?

 

Глава 16

Билли закрыл дверь своей комнаты и включил лампу у кровати. Освободившись от кожаной куртки, он подошел к окну и раздвинул потрепанные занавески. За окно упал прямоугольник света, и стали видны падающие на землю снежинки.

Он стянул через голову футболку, скомкал и швырнул в угол. Расстегнув ремень, поиграл немного «молнией» своих джинсов «Левайс».

Оконное стекло задрожало от порыва ветра, а снежинки закружились и запрыгали. Он потрогал холодное стекло, и дрожь передалась его ладони.

Он перешагнул через джинсы, лежащие на полу. На нем остались только красные трусы-бикини. Интересно, она там? Смотрит?

Теперь уже и трусы лежали на полу и издали, от окна, напоминали лужицу крови.

Он провел руками по своим узким бедрам и посмотрел вниз. Плоть его оставалась спокойной. Никакой реакции, хотя Билли знал, что она смотрит.

Он не мог перестать думать о Нэнси Краун.

На часах — пять минут первого ночи. Должно быть, она уже в постели, спит и видит сны. За свою жизнь Билли много раз взламывал замки и проникал в чужие дома, видел разные планировки человеческого жилища. Он, наверно, без особого труда определит, где расположена спальня Нэнси. Наверняка на верхнем этаже, справа.

Он представил себе ее огромную постель, шелковые простыни, скользкие и гладкие.

Пять минут первого. Не так уж и поздно на самом деле. А может быть, она с мужем занимается любовью? Его охватила ярость. Сердце бешено заколотилось. Почувствовав неприятную слабость в коленях, Билли рывком задернул занавески, сел на кровать, зажег сигарету и глубоко затянулся. Картинки, одна мучительней другой, мелькали в его воспаленном воображении.

Вот Нэнси и ее толстозадый муж сидят в обнимку на ковре перед камином и беседуют о чем-то за стаканчиком виски.

Вот она лежит на огромной постели. Кожа у нее гладкая как шелк. Муж ложится рядом с ней, протягивает руку…

Такая женщина, такой дом. Как все это случилось? Может быть, ее муж раза в два старше, чем она. Жирный, лысеющий.

Билли вдыхал сладкое воспоминание — аромат ее духов, видел ее волосы, глаза, очертания губ.

Он мучил себя мыслями о том, как они лежат там вместе под скользкими шелковыми простынями, а за стеклянной стеной их дома спит город, и снег смягчает сияние его огней. Он рисовал в своем воображении, как хорошо в этом доме. Тепло. Тихо. Спокойно. Ковер на полу — толстый и мягкий. Дорогая мебель. Белые стены. Все новенькое, яркое, чистое.

Он хотел ее, он бы научил ее тому, о чем она не имела ни малейшего представления.

Он вспомнил, как она посмотрела на него, когда он бросил ей в руки ключи от ее автомобиля. Как будто она видела его насквозь.

И вдруг, может быть, как утешение в отчаянье, к нему пришла мысль, что она хочет его так же сильно, как он ее, хотя она вряд ли признается в этом.

Он выкурил до самого фильтра еще одну сигарету и посмотрел на часы.

Без двадцати трех час.

Он скатился с кровати, быстро оделся во все черное — от куртки до кроссовок, — вынул из шкафа кольт, удостоверился, что ключи от «пинто» при нем.

Он только прокатится до ее дома. Поболтается вокруг. Посмотрит. Может быть, посидит немного около бассейна.

А может быть, если свет не горит, взломает замок и войдет.

 

Глава 17

— Ты знаешь, что вчера случилось с Ферли? — спросила Паркер.

— Нет, а что?

— Он упал в обморок прямо у своего стола. Встал, схватился за сердце, сказал что-то непонятное и снова упал. Он в палате скорой помощи в больнице Святого Павла.

— Ты там была, когда это произошло? — спросил Уиллоус.

— Нет, это случилось на час раньше, чем я вернулась от миссис Ли, — покачав головой, ответила Паркер. — Ты в это время уже ушел домой.

Уиллоус кивнул. После встречи с Бобби Чоу он пошел в бар неподалеку от дома — «Куллпеппер», где и провел остаток дня. Но признаваться в этом ей вовсе не собирался.

— Кто-нибудь пошел к нему в больницу? — спросил он.

— Инспектор Бредли.

— Надеюсь, его жене позвонили?

— Да, Оруэлл позвонил.

— Вчера утром он довольно грубо пошутил с Ферли. Наверное, теперь совесть мучает.

Уиллоус машинально открыл и закрыл ящик стола.

— А что твоя встреча с семьей Ли?

— Ничего нового, — ответила она, пожав плечами. — Миссис Ли все еще вводят сильное успокоительное. Питер должен приехать сегодня около десяти вечера. Он звонил им при мне из Сиэтла.

— Ты с ним разговаривала?

— Перекинулась парой слов. Он, видимо, куда-то уезжал на несколько дней.

— Да, кататься на лыжах, — сказал Уиллоус, — и с ним не могли связаться до вчерашнего вечера.

— Ты звонил в Бостон?

— Да, разговаривал с его соседом по комнате. Питер обожает кататься на лыжах и иногда уезжает на три-четыре дня. Обычно с друзьями, а то и один.

— Он мне сказал, что в выходные, когда погиб его отец, он был с друзьями, — сказала Паркер.

— Это он сам тебе сказал или ты его спросила?

— Я его ни о чем не спрашивала, Джек. Я же разговаривала с ним в присутствии матери и сестры. Им было слышно каждое мое слово.

— Он тебе не называл никаких имен?

— Сказал, что с удовольствием назовет, когда приедет. Скажи, а как прошел твой шабаш с Бобби Чоу?

— Жаль, что тебя там не было. Тебе наверняка бы понравилось.

— Да? Сомневаюсь.

Зазвонил телефон. Уиллоус снял трубку, с минуту послушал, взял ручку и спросил:

— Адрес?

Он быстро писал на листочке бумаги, а Паркер заглядывала ему через плечо. Александер-стрит, 12 — 1572.

— Да, через десять минут будем, — сказал он в трубку.

— Что случилось?

— Едем.

Уиллоус схватил со спинки стула свою куртку и говорил уже на ходу:

— Какой-то парень по имени Тод Киднер взял в аренду склад на Александер-стрит. С помесячной оплатой.

Паркер спешила вслед за Уиллоусом, бодро шагавшим к лифту. Мимо них прошли двое полицейских в форме. Один из них подмигнул Паркер. Она не обратила на него внимания. Они вызвали лифт и вошли внутрь.

— Киднер сказал, что складское помещение нужно ему ненадолго для хранения партии горных велосипедов, купленных в Тайване. Пришел конец месяца. Но Киднер не появлялся, и Чанг приехал сам, чтобы получить плату за аренду. Но ему никто не открыл. Тогда он отпер дверь и вошел. Первое, что он увидел, был стул, веревка и какая-то одежда.

Они вышли из лифта и поспешили по переулку. Под ногами хлюпала грязь и скрипела соль, которой посыпали улицы.

— Потом, — продолжал Уиллоус, — он увидел под стулом автомобильный аккумулятор, провода, зажимные клещи и лужу засохшей крови.

— И вызвал полицию, — подхватила Паркер.

— Конечно, но я уверен, что он уже успел горько пожалеть об этом.

Серебристый «мерседес» Уильяма Чанга стоял на съезде с дороги Б конце квартала, неподалеку от склада. Уиллоус посигналил ему и припарковал свой «форд» без опознавательных знаков сзади «мерседеса». Чанг поднял голову и напряженно стал смотреть в зеркало заднего обзора. Уиллоус и Паркер вышли из машины.

Чанг явно нервничал. Он поднял окна и запер дверцы в своем «мерседесе». На его коленях лежал телефон сотовой связи, по которому он вызвал полицию.

Уиллоус показал ему свой значок, Чанг нажал на кнопку, и оконное стекло опустилось.

Уиллоус представился сам и представил Паркер.

— Никто не подходил к складу с тех пор, как вы позвонили нам, мистер Чанг?

— Нет, никто, — ответил Чанг, беспокойно оглядывая улицу. — Вы что, одни приехали?

— Посты стоят с обоих концов квартала. Вы их не видите, но они там.

— Теперь я могу быть свободен?

— Вы заперли склад, уходя?

— Нет, дверь открыта.

— А вы уверены, что внутри никто не спрятался?

— Это невозможно. Помещение большое, но совершенно пустое. Четыре стены, и все.

— Минуточку.

Уиллоус из «форда» связался по радио с полицией и вызвал машины с опергруппами. Он поручил полицейскому Фрэнку Уэйнрайту проводить Чанга в департамент уголовного розыска и чем-нибудь его там занять, пока они с Паркер не вернутся.

— Ох, Господи, и долго? — спросил Уэйнрайт.

— Столько, сколько понадобится, Фрэнк.

— А если он захочет прогуляться?

— Тогда ты в вежливой форме ему напомнишь, что он является свидетелем по делу об убийстве, и так же вежливо уведомишь его об ответственности, которую несут свидетели.

Склад был большой, трехэтажный. Местами из-под облупившейся серой краски проглядывала дранка. Окна закрывались пластиковыми ставнями на металлических скобах. Низенькие деревянные ступеньки казались под ногами мягкими, как сыр. Чанг оставил дверь открытой, но о счетах за коммунальные услуги ему беспокоиться было незачем — склад не отапливался.

Прямо над деревянным стулом, на котором, должно быть, умер Кенни Ли, висела лампочка без абажура, заливая его тускло-желтым светом.

Уиллоус опустился на корточки. На аккумуляторе была наклейка торговой фирмы «Сиарс». Прикрепленный к нему гарантийный талон указывал, что аккумулятор был куплен в декабре. Электрические провода оказались обыкновенными перемычками. Автомагнитола с парой дешевых колонок стояла на небольшом деревянном ящике прямо за стулом. От магнитолы к аккумулятору тянулись тоненькие проводки, но присоединены не были.

В желтом свете лампы лужицы засохшей на полу крови казались каплями черного воска.

На медных клеммах перемычек также были обнаружены следы крови и какие-то кусочки вроде человеческой кожи.

— Нам понадобится фотограф, — сказал Уиллоус. — Желательно Даттон. Нужны осветительные приборы, медэксперты и люди, чтобы оцепить и прочесать округу.

Паркер направилась к двери.

— И принеси мне фонарик, пожалуйста, — попросил Уиллоус.

В дальнем углу склада валялась одежда. В день похищения на Кенни Ли был темно-синий плащ, черные туфли, новый серый костюм с биркой фирмы «Вудворд», белая рубашка с короткими рукавами, темно-синие носки и голубые трусы. Ничего не исчезло. Полицейский в форме держал фонарик, пока Уиллоус аккуратно брал, помечал и заворачивал каждый предмет в отдельный бумажный пакет для последующей отправки в лабораторию. Он рассмотрел всю одежду Ли очень внимательно, чтобы не пропустить никаких вещественных доказательств. На плаще было несколько длинных черных волос, он поместил их в конвертик, чтобы не потерять во время перевозки. Услышав за спиной шаги, Уиллоус обернулся и увидел спешащего к ним Бредли.

— Что у вас тут?

— Пока рано еще об этом говорить, инспектор.

Бредли бросил быстрый взгляд на нестриженого полицейского. Тот прокашлялся и сказал:

— Мне надо возвращаться в участок. Вам оставить фонарь?

— Да, спасибо, — ответил Уиллоус, беря фонарь. Полицейский бодрым шагом пошел к двери, где посторонился, пропуская Паркер, Даттона и команду медицинских экспертов.

— Терпеть не могу, когда приходят все скопом, — сказал Бредли, сунул в рот сигару и выудил из кармана спичку. Уиллоус взглянул на него. На его лице было написано: «Не мусори на месте преступления». Бредли нахмурился и убрал спичку.

— Как там Ферли? — спросил Уиллоус.

— Если бы он был лошадью, я бы на него не поставил, — ответил инспектор и потер руки в кожаных перчатках. — Почему бы преступнику не привязать Ли к стулу в номере отеля «Хилтон»? Господи, как же здесь холодно!

Паркер помогла установить освещение. Даттон отснял три пленки. Засохшую кровь соскребли с пола и пересыпали в пергаментные конверты для вещественных доказательств. Кусочки кожи с клемм проводов аккумулятора поместили в отдельный пакет. Криминалист Джулиан Уолш снял отпечатки пальцев со всех предметов.

Уиллоус нашел в углу под куском брезента пластмассовое ведро, которое служило Кенни Ли уборной.

— Хочешь, чтобы я и с этого снял отпечатки? — спросил Уолш. — Ты сам смог бы дотронуться до этого без перчаток?

— И в перчатках не смог бы, — ответил его напарник.

— Скажи спасибо, что сейчас не лето, Джулиан, — заметила Паркер.

— С десяток килограммов замороженного дерьма! Кому? Отличный подарочек ко дню рождения.

Уиллоус соединил провода-перемычки. Раздался громкий треск, и посыпались искры.

Джулиан, с кистью и порошком в руках склонившийся над ведром, расхохотался.

— Выруби их, Джек, а то я с перепугу чуть туда не нырнул!

Уиллоус подсоединил провода автомагнитолы к аккумулятору. Из приемника полилась старая песенка Хэнка Сноу, кто-то из полицейских сказал:

— Музыка для лошадей. Отлично поднимает им настроение.

Приемник был настроен на музыку кантри, канал тысяча четыреста двадцать ФМ.

Автомагнитола с черной передней панелью была в металлическом каркасе, поэтому, чтобы обнаружить отпечатки пальцев на кнопках, использовали белый порошок, а на других частях — черный. Отпечатков не было. Уиллоус поднял магнитолу и перевернул. Около крепежного винта он увидел обломанный кусочек коричневой пластмассы.

— Ну, что у тебя? — спросила Паркер, опускаясь рядом на колени.

— Вот это, — Уиллоус показал ей кусочек пластмассы, — не наводит тебя на мысль, что магнитолу выдрали из панели какой-то машины?

— А какой фирмы магнитола? — спросила Паркер.

— «Кенвуд».

Паркер прикинула, за сколько месяцев им удастся просмотреть дела по автомобильным кражам, чтобы найти владельца этой автомагнитолы. И что им даст эта информация? В среднем по городу регистрировалось около пятидесяти краж ежедневно. Автомагнитолы снимали не с каждой. Скажем, их похищалось штук тридцать в день. Таким образом, получается около девяти сотен в месяц. Сколько из них именно этой фирмы?

Уиллоус обмотал провода вокруг магнитолы и сунул ее в большой бумажный пакет.

Уолш, защелкнув замки своего алюминиевого чемоданчика, взглянул на Уиллоуса и пожал плечами.

— Ничего не нашли. Одно из двух: или преступник работал в перчатках, или у него нет пальцев.

— Спасибо, Джулиан.

— К сожалению, не за что. Что слышно о Спирсе?

— Я знаю, что у него предположили инфаркт и он в реанимации.

— Сколько ему лет?

— Лет пятьдесят, чуть больше.

Уолш кивнул. Три недели назад он отпраздновал свой сорок девятый день рождения.

Мешок со всем собранным здесь содержимым поместили в большой полиэтиленовый пакет и запечатали. Эксперты судебной медицины все это внимательно рассмотрят. Может быть, что-то и выяснят.

Уиллоус стер с сиденья и спинки стула уолшевский порошок и сел. Паркер смотрела на него.

— Выключи софиты, — попросил он.

Паркер выдернула вилку. Теперь склад освещался только лампочкой, болтавшейся в полутора метрах над стулом. Уиллоус неподвижно сидел, пока из помещения выносили софиты. Оставшись вдвоем с Паркер, он сказал:

— Ты поезжай, в департаменте увидимся, хорошо?

— Да, конечно.

Закрывая за собой дверь, Паркер оглянулась.

Уиллоус, выпрямившись, сидел на стуле, руки его лежали на коленях. Она заметила облачко пара от его дыхания.

Он остался один, в помещении склада стало тихо, потом послышалось шуршание резины проезжающей мимо машины. Он еще больше выпрямился на стуле.

Что думал, что чувствовал Ли, когда сидел здесь, в этом холоде, обнаженный и беззащитный, в ожидании возвращения своего мучителя?

Уиллоус расстегнул куртку и сбросил ее на пол. За курткой последовали шерстяной свитер и рубашка.

Его охватил холод. Усилием воли он заставил себя не двигаться. Кожа покрылась мурашками. Его затрясло. Холод пробирал до костей, еще глубже — до самого костного мозга. Это можно было сравнить с той ледяной водой в садах Сун Ятсен, когда он прыгнул в водоем.

Интересно, такой холод может лишить человека способности думать, рассуждать?

Может быть, убийце и понадобился аккумулятор, чтобы электрическими разрядами на время размораживать, растормаживать при помощи боли замерзший мозг несчастного?

На складе не было телефона. Значит, Ли звонил домой из какого-то другого места, а возможно, его записали на пленку, а потом эту пленку дали прослушать жене. Сколько выдержал он на этом стуле?

Уиллоус натянул рубашку и свитер. «Молнию» на куртке, как и пуговицы на рубашке, он застегнуть не мог, одеревенели пальцы. Он подышал на руки, встал на стул и попытался согреть их чуть ощутимым теплом лампочки.

Он должен найти того, кто ворует автомагнитолы из машин. Может быть, Чанг узнает преступника по фотографии. Надо найти убийцу с четвертой группой крови, склонностью к ковбойской музыке и пыткам. Уиллоус не знал, сколько магазинов торговой фирмы «Сиарс» существует в городе и окрестностях. Но возможно, на аккумуляторе есть код магазина, это немного сузит круг поисков.

Все еще дрожа от холода, он направился к двери, вышел и закрыл ее за собой.

Паркер ждала его в машине перед складом. Мотор «форда» работал, из выхлопной трубы вырывались горячие газы. Она открыла дверцу.

— Надо опечатать дверь.

— Я сама, ладно?

— Конечно, — ответил Уиллоус и сел в машину. Печка была включена на полную мощность. Он протянул к ней руки.

Паркер вернулась.

— Что слышно о Ферли?

— Хочешь к нему съездить?

— Сначала закончим дела, — ответил он.

Уильям Чанг сидел на стуле под стендом с вырезками из местных газет о полицейских делах. Уиллоус предложил ему чашку кофе.

Чанг отказался. Не соблазнился он и предложенной ему Паркер булочкой, покрытой шоколадной глазурью. Он демонстративно поглядывал на часы. Полицейские и так заставили его прождать целых два часа. Единственное, чего ему хотелось, это поскорее унести отсюда ноги.

Уиллоус проводил его к своему столу, предложил стул. Паркер присела рядом.

— Вы знаете, что один из преуспевающих членов китайской общины, Кенни Ли, был убит и его труп обнаружен в прошлые выходные? — спросил Уиллоус.

— Да, конечно, — ответил Чанг, несколько раз кивнув.

— Но вы, возможно, не знаете, что мистер Ли перед этим исчез на довольно продолжительное время.

— Вы думаете, это он был в моем помещении?

— Совершенно уверены. Потому что найденная там одежда полностью соответствует описанной вдовой Кенни Ли.

— Поэтому-то мы и заставили вас так долго ждать нас, мистер Чанг, — сказала Паркер.

Чанг с тревогой посмотрел сначала на Уиллоуса, потом на Паркер и снова на Уиллоуса.

— Вы что, думаете, я замешан в этом деле?

— Разумеется, нет, — ответила Паркер.

— Но вы являетесь свидетелем, — сказал Уиллоус. — Притом единственным. Поэтому мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

— Думаю, мне стоило бы сначала поговорить с моим адвокатом.

— Поверьте, в этом нет необходимости, — ответил Уиллоус.

— У меня есть право позвонить, не так ли? В противном случае я отказываюсь помогать вам.

Уиллоус освободил линию и протянул Чангу трубку.

— Дело в том, мистер Чанг, — заметила Паркер, — что, если вы пригласите адвоката, нам придется сообщить об этом представителям прессы.

Рука Чанга зависла над телефоном.

— Адвокатов обычно требуют преступники, — продолжала Паркер. — В подобных ситуациях честные граждане в них не нуждаются.

— Прочитав в газетах, что вы проходите свидетелем по делу Кенни Ли, но при этом отказываетесь разговаривать без адвоката, люди могут подумать, что вы… — поддержал ее Уиллоус.

Чанг медленно опустил трубку.

— И кроме того, — сказала Паркер, — нет надобности вообще упоминать ваше имя.

Чанг подумал.

— Какие гарантии вы можете мне предоставить? — обратился он к Уиллоусу.

— Я не вижу никаких проблем. Ведь и нам на руку, если ваше имя не попадет в газеты.

— Убийца не узнает, что вы подобрались к нему поближе? Если он узнает, что я даю показания, моя жизнь подвергнется смертельной опасности. Но… — Чанг замолчал и уставился на телефон, обдумывая возможные последствия.

Уиллоус и Паркер переглянулись.

— Тот человек, назвавшийся Тодом Киднером, как он выглядел?

— Ну… трудно сказать. Мы встречались только на складе. Вечером. Было темно.

— Во сколько?

— Около восьми, — поколебавшись, ответил Чанг.

— А какая у него машина?

— Не знаю. Он ждал меня на обочине, когда я подъехал.

— А когда вы уехали?

— Он остался.

— Зачем?

— Я его не спрашивал.

— Вы прямо вот так сдали ему склад с той минуты, как договорились?

— Да.

— Как он заплатил?

— Наличными. За месяц вперед. Если бы ему понадобился склад еще на месяц, он бы позвонил мне пятнадцатого января.

— А сколько он заплатил? — спросила Паркер.

Чанг опять заколебался, потом пожал плечами и ответил:

— Тысячу долларов.

— За неотапливаемый склад? — сказал Уиллоус. — Многовато.

— Я столько запросил, а он не стал торговаться.

— Сделка произошла в помещении склада?

— Да.

— У него при себе было так много денег?

— Я не принимаю чеки. Никогда, — ответил Чанг и моргнул, как сова. — Чеки, знаете ли, живут особой жизнью, оказываются неплатежеспособными… С наличностью иначе. Она никуда не девается, если только вы сами ее куда-нибудь не денете.

— Вы философ, мистер Чанг.

— Я бизнесмен. И реалист.

— Какого достоинства были купюры?

— Двадцатки. Пятьдесят штук.

— Вы ему выписали квитанцию?

— В этом не было необходимости.

— Почему?

— Он не просил.

— А где деньги?

— Деньги… пошли на повседневные нужды. Я их истратил. Уиллоус нагнулся к собеседнику.

— Теперь я хотел бы, мистер Чанг, чтобы вы вспомнили все, что можете, о Тоде Киднере, мистер Чанг.

— Он молодой, лет двадцати, наверное. Высокий, около метра восьмидесяти. И я помню его улыбку. Он часто улыбался, и улыбка у него приятная.

— А какого цвета глаза?

Чанг задумался. Уиллоус и Паркер смотрели на него.

— Наверное, карие, — наконец ответил Чанг. — Но я не могу сказать точно.

— На нем не было очков?

— Нет.

— А волосы? Какого цвета?

— По-моему, рыжие. На нем была шляпа.

— Какая шляпа?

— Ковбойская. Черная. — Чанг слегка хлопнул в ладоши, будто в восторге. — Да! На нем были тяжелые сапоги. Ковбойские сапоги. Они очень громко стучали по полу.

— На нем было пальто или куртка?

— Куртка. Кожаная. Черная или темно-коричневая. Короткая, до талии. И воротник был поднят.

— Вы не заметили никаких шрамов на его лице?

— Нет.

— Что еще вы о нем помните?

— На нем были голубые джинсы, заправленные в сапоги.

— Он говорил без акцента?

— Да.

— Судя по речи, он образованный человек?

— Нет, он много сквернословил. Мне показалось, это привычка. Он ругался не от злости, а от грубости.

Зазвонил телефон. Уиллоус поднял трубку.

— Да, через пару минут, — ответил он, послушав. — Вы готовы нас принять? Хорошо.

Повесив трубку, он повернулся к Чангу.

— Нам придется отнять у вас еще немного времени, мистер Чанг. Я бы хотел попросить вас пообщаться несколько минут с художником полиции. С вашей помощью, я уверен, он сможет нарисовать портрет убийцы.

Чанг взглянул на часы.

— У меня назначена встреча. Можно, я от вас позвоню?

— Позвоните, конечно, только не адвокату, — с улыбкой сказал Уиллоус.

Бейли переложил ластик в левую руку и нанес на лист несколько быстрых линий.

— Немного толще, — сказал Чанг. — Да. Вот так.

У убийцы Кенни Ли было овальное лицо, мощная нижняя челюсть, широкий лоб и тяжелые надбровные дуги. Его нос с тонко вырезанными крыльями был правильной формы и небольшой.

Интересно, подумал Уиллоус, насколько точным окажется рисунок. Чанг без труда описал одежду преступника, но уж слишком расплывчато помнил черты его лица. Было ли это особенностью памяти Чанга или он просто решил поскорее избавиться от полицейских?

— Мне понадобится тридцать экземпляров этого портрета, — сказал Уиллоус. — И как можно быстрее.

— Хорошо, Джек, — сказал Бейли, положив рисунок и карандаш на стол.

— Теперь, мистер Чанг, — обратилась к нему Паркер, — давайте посмотрим на фотографии.

Чанг кивнул, но остался сидеть.

— Что-то не так?

— Можно мне еще раз позвонить?

— Да, конечно.

— И еще, — Чанг кашлянул, чтобы прочистить горло, — может быть, я все-таки съем эту булочку?

 

Глава 18

Нэнси еще раз встряхнула серебряный кувшин, в котором смешивала «Смирновскую» и мартини, налила по двойной порции в оба стакана, добавила по несколько капель лимона и потихоньку выглянула в окно. За ярко освещенным патио, за бассейном, за переплетением кустарника простиралась бухта, такая черная в это время суток, что Нэнси легко было представить себе, что она живет на самом краю земли. Ограда над обрывом была сделана из стекла, чтобы днем не скрывать от глаз прекрасный вид на океан. Вид ценой в миллион долларов. А по ночам стекло превращалось в зеркало, и в нем сияли огни дома. Эта стена отраженного света подчеркивала темноту, раскинувшуюся за ней. И, вглядываясь туда, Нэнси воображала, что там, за загородкой, ничего нет, и в самом деле — край.

Фантазерка.

Она поставила стаканы на поднос, подложив под донышки две бумажные светло-серые салфетки. Светло-серый — любимый цвет Тайлера. Мягкий, невозбуждающий. Освещение на заднем дворе было установлено в целях безопасности. Его идея. Тайлер не хотел, чтобы ее что-нибудь беспокоило. Из бассейна поднимались облака пара и быстро таяли в морозном зимнем воздухе. На эти облака были похожи мысли Нэнси о том парне — последуют ли еще какие-то попытки, и она признавалась себе, что мысли эти тают значительно медленнее.

Она вошла в гостиную. Сняв пиджак и ослабив узел галстука, Тайлер растянулся на софе из кремовой лайковой кожи и читал. Конечно, «Уолл-стрит-джорнэл», что же еще?! Она положила салфетку на мраморный столик перед ним и поставила стакан. Он пробормотал «спасибо» и перевернул страницу.

Нэнси села на другую софу, поджала под себя ноги и сделала большой глоток мартини. В газовом камине горел огонь, светло-голубой внизу и ярко-оранжевый сверху. Слабенький, какой-то анемичный. В детстве даже огонь был другим. Вот она идет за руку с отцом в гараж, чтобы посмотреть, как он будет рубить дрова. Топор поднимается, взблескивает серебром и метко разваливает полено. Она тоже несет в дом березовые ветки, ощущая приятную тяжесть. А потом — завитки бересты, мягкое шуршание скомканных газет, звук зажигаемой о кафель спички, пряный запах горящего дерева. От поленьев летят искры, ударяются о латунную решетку и гаснут. И Нэнси унеслась в сны своего детства. В них были берестяные каноэ, стремительно плывущие по темным водам, пляшущие в воздухе языки костра, ярко раскрашенные лица мужчин, мелькающие в бешеной пляске. Тепло костра согревало все ее тело. Душе тоже было тепло.

Тайлер перевернул очередную страницу, взял стакан, отпил глоточек. Нэнси посмотрела на него. Он не заметил.

О чем он думал? Понравился ли ему коктейль? Это останется для нее неизвестным, а вот ее стакан был уже пуст.

Она пружинисто встала с софы и пошла в кухню. Тайлер, полностью поглощенный чтением, не сказал ни слова.

За окном снова пошел снег, снежинки были необыкновенно крупные и пушистые. Такой обычно долго не лежит — тает. Снегом было покрыто все, кроме бассейна, — подогреватель делал свое дело. Коробка льда образовалась только по самым краям. Нэнси налила себе еще порцию и подошла к стеклянной раздвижной двери. Справа простирался город. Его огни расплывались и сливались в один. Она прижалась носом к стеклу и, хотя оно было двойное, все же ощутила холод.

Подышав на стекло, она пальцем нарисовала на запотевшем стекле сердечко. Очертания стульев у бассейна стали казаться мягче от лежащего на них снега. Нэнси протянула руку к выключателю и одним движением погрузила задний двор во тьму. Сосчитав до десяти, она снова включила свет. Нет, ясно, что его там нет.

Она осушила и снова наполнила свой стакан. С коктейлем в руке она прошла в гостиную и тяжело села, а потом легла на софу. Тайлер на секунду оторвался от журнала и вопросительно взглянул на нее. Она поставила стакан на живот, ощущая расслабленность, томленье, полузабытье.

Тайлер перевернул страницу. Теперь скоро он закурит свою чертову вонючую трубку, потом протянет ей стакан, попросит налить еще и даже не посмотрит на нее, даже не удосужится оторваться от журнала. Она сняла пушинку со своего свитера. Почему белые пушинки и черный кашемир всегда стремятся друг к другу? И почему она продолжает думать об этом красивом опасном мальчугане?

Тайлер протянул ей пустой стакан.

— Не нальешь мне еще, дорогая?

В кухне, как и во всем доме, все было новенькое, блестящее и почему-то скучное.

Над водой поднялось очередное облачко пара, а на самом краю бассейна появилась высокая темная тень.

Она налила Тайлеру самый большой в мире стакан коктейля и поставила его на столик так, чтобы ему было удобно до него дотянуться. Сама же вернулась в кухню, отперла раздвижную дверь и вышла из дома в хлопчатобумажных брюках, черном кашемировом свитере и легких туфлях. Было гораздо холоднее, чем она ожидала, уж слишком морозно для Земли Лотоса, как из-за мягкого климата называют этот город.

Она прошла по балкону, по лестнице спустилась во двор и приблизилась к бассейну. Ноги заныли от холода, но зато ей не было скучно.

Кто-то совсем недавно перелезал через загородку и ходил вокруг бассейна. Падающий снег только слегка запорошил следы. Она точно знала — его следы. Она встала на колени и сдула со следа снег. Сообразила же! Она подула чуть сильнее, След был виден хорошо от носка до каблука. След его ботинка. Нет, не ботинка, а сапога. Вмятина от сапога оказалась в тени, и ее темные очертания проступали очень четко на площадке, освещенной прожекторами. Он простоял здесь достаточно долго, выкурил сигарету до самого фильтра. Она подняла и понюхала окурок. Запах был слабый, и она не сразу могла его определить.

Ментол.

Она дошла до конца двора, где была низкая — до пояса — загородка из стекла, и бросила окурок в снег, падающий с неба. До океанского песчаного пляжа — двадцать метров. Двадцать метров падения. Смерть. Ее не видно, но она там.

Нэнси повернулась и направилась обратно к дому. Ноги ничего не чувствовали. Да и все тело окоченело. Она открыла раздвижную дверь, вошла внутрь и, заперев ее за собой, выключила прожекторы, освещающие задний двор.

Тайлер наконец утратил интерес к своему проклятому журналу.

Он крепко спал.

 

Глава 19

Гаррет даже повысил голос, стараясь втолковать в голову Билли, что бывает по закону в таких случаях. Одно дело взламывать замки «БМВ», «порше» и всяких там «вольво», чем они столько времени уже занимаются, и совсем другое — ограбление инкассаторской машины. Кусок может оказаться не по зубам, и уж слишком много неожиданностей. Если их возьмут, то посадят сразу лет на двадцать пять. Об освобождении под залог или об условном сроке в таком случае и речи не будет, а он вовсе не желает окочуриться в какой-нибудь зоне усиленного режима.

Они сидели дома у Билли, курили травку, постепенно привыкая к этому занятию. Билли изо всех сил старался убедить Гаррета, что ради целого мешка денег рискнуть стоит.

Но Гаррет стоял на своем, делая вид, что и думать об этом не хочет: полицейские сразу набросятся на них, как мухи на мед, отделают их так, что мало не покажется. Так что, Билли, и думать об этом забудь. Он, Гаррет, никогда в жизни не пойдет на ограбление инкассаторской машины.

Билли старался переубедить его, угрожал, шутил, злился, уговаривал. Снова и снова Гаррет отвечал «нет». А Билли, словно голодная оса на последнем летнем пикнике, кружил вокруг него и жужжал, жужжал.

Наконец Билли предложил поехать и только посмотреть, что и как, и Гаррет сдался.

Они весь день просидели в машине на стоянке супермаркета, наблюдая за винным магазином. Толстый парень в желтом плаще стоял у дверей и играл на обшарпанной гитаре бесконечную мелодию, состоявшую из трех аккордов. Ему бросали мелочь. Через некоторое время Гаррет от нечего делать стал считать, какой процент от общего числа покупателей швыряет деньги в раскрытый футляр из-под гитары. Интересно, сколько приблизительно он зарабатывает. Не так уж много, наверно, а может, и побольше, чем они с Билли. Без десяти одиннадцать в магазине закрыли двери, а еще через несколько минут из него вышел последний покупатель. Вскоре в магазине погас свет.

— Мы могли бы ограбить их в то время, когда они закрывают, — сказал Гаррет.

— У них там есть сейф, — покачав головой, ответил Билли. — И могу поспорить на что угодно, прямая связь с полицией. Нам достанется только то, что в кассах.

— Билли, в них может быть три или даже четыре тысячи долларов!

— Большое дело! Знаешь, в чем твой недостаток? У тебя совершенно нет честолюбия. Три куска. Господи Боже ты мой, мы с тем же успехом могли бы обчистить автомат со жвачкой.

Билли повернул ключ в замке зажигания. «Пинто» завелся. Билли снабдил его комплектом новых проводов и украл для него аккумулятор из новехонького автомобиля «Эконолайн», припаркованного на стоянке на Кингсвее. Выглядел «пинто» ужасно, зато Билли знал, что этот верный конь его никогда не подведет.

На следующее утро они были здесь снова и стояли так близко, что даже видели, как один из работников возился с ключами, открывая магазин.

Билли купил парочку недорогих спальных мешков в магазине «Армия и военно-морской флот» на улице Хастингс, но в «пинто» даже в них было холодно, как в морозильнике. Гаррет притоптывал по ржавому дну, стараясь хоть немного согреться и в тысячный раз думая о том, что наверняка совершает страшную ошибку. Протянет ли Билли в роли «крутого» столько, сколько необходимо Гаррету, чтобы осуществить свой крутой план? Он провел носком сапога по резиновому коврику. Бумажник Ли, словно раковая опухоль, притаился там. Его не заметишь, пока не начнешь искать специально. Если все произойдет так, как он распланировал, скоро здесь будут копаться полицейские. Подвыпившая блондинка в белой шубке, нетвердо ступая, вышла из магазина, толкая перед собой тележку, полную бутылок.

— Праздничек, — сказал Билли. — Она сотен пять за выпивку выложила.

— Почему бы нам ее не ограбить? А потом бы домой, да напиться. Все лучше, чем сидеть здесь и задницы отмораживать.

В салоне «пинто» было так холодно, что при каждом слове изо рта шел пар. Гаррету все это давно осточертело. Они просидели в машине так долго, что у них возникли даже определенные традиции и привычки. Они по очереди соскребали наледь с лобового стекла и через каждый час вприпрыжку бежали через заснеженную стоянку в «Севен—Илевен» хлебнуть кофе.

Первым туда пошел Билли — они подбросили монетку, и жребий выпал ему, Кассира, которого они ограбили, не было. Вероятно, его уволили.

Билли взглянул на часы. Было двадцать минут шестого, и уже начинало темнеть. Винный магазин открывался в десять утра и работал до одиннадцати ночи. Еще почти пять часов торчать здесь.

— Есть не хочешь?

— Да, немножко, — кивнул Гаррет.

— Может, сбегаешь в «Севен—Илевен», принесешь чего-нибудь?

Гаррет пожал плечами. Спальный мешок соскользнул, и он натянул его снова.

— В магазине-то тепло, — соблазнял Билли.

— А ты что, есть не хочешь?

— Я бы не отказался от кофе и чизбургера.

— Не могу я больше есть эти бутерброды! С голоду буду умирать, в рот их не возьму! — сказал Гаррет.

— Зайди в супермаркет. Там есть кафе. Пусть тебе ветчины порежут или сырку.

— Я хочу чего-нибудь горячего.

— Сосиску в тесте и кофе, — предложил Билли, хотя отлично знал, что Гаррет вообще ничего не пьет, кроме кока-колы. Пьет, конечно, спиртное. Но сейчас пить было нельзя: раз они собираются совершить вооруженное ограбление и будут стрелять, то им нужно оставаться трезвыми.

Гаррет подвинулся на сиденье.

— А деньги у тебя есть? — спросил он.

— А куда делась десятка, которую я тебе дал?

— Истратил.

Билли положил кольт «питон» на сиденье, порылся в кармане и вытащил скомканную двадцатку. Он швырнул деньги на панель приборов, и Гаррет, схватив бумажку, распахнул дверцу «пинто».

— Ствол здесь оставь, — сказал Билли.

— Что? А, да, конечно, — ответил Гаррет, глуповато улыбаясь, и сунул «ремингтон» обратно в машину. Билли проверил, на месте ли предохранитель, и прикрыл ружье краем спального мешка. Гаррет захлопнул за собой дверцу, засунул руки в карманы, ссутулился и побрел по снегу между машинами к супермаркету.

Билли включил зажигание. «Пинто» завелся, чуть было не заглох, но все-таки заработал. Билли нажал на кнопку обогревателя, и по ногами заструилось тепло. Он закурил сигарету.

В супермаркете были автоматические двери, и когда они открылись, Гаррет пулей влетел внутрь и, засмотревшись на девушку-контролера, чуть не свалил металлический стенд с дешевыми книжками. Клоун чертов. Билли смотрел, как он направляется к прилавку с журналами. Девочки и дорогие машины — вот все, что интересует Гаррета. Для него рай — это бикини, натянутые на капот «корвета».

Билли положил «питон» на колени и провел рукой по полированному ореховому прикладу пневматического ружья.

Он снова стал думать о Нэнси Краун. В воображении он видел, как она поднимает руки, чтобы расстегнуть заколку, как шевелятся ее груди под свитером, как рассыпаются по обнаженным плечам блестящие светлые волосы. Какая бледная у нее кожа.

Она была прекрасна, и чем больше он думал о ней, тем прекраснее она становилась.

Он уже три раза приходил к ее дому, как вор, крадучись, в темноте. Каждый раз он высматривал и вынюхивал под дверями и окнами, а потом стоял около бассейна, и на него падал снег. В четыре утра, в такой холод, еще не было даже машин на улицах.

В последний свой приход он отвернулся от дома, чтобы прикурить, не обнаруживая себя огоньком зажигалки, и явственно ощутил близость океана. Океан был совсем рядом, всего в двадцати метрах внизу. С песчаного пляжа доносилось шуршание песка, черная ледяная вода терлась о берег. Хлопья снега, кружась, падали в океан, пропадали в нем.

Билли стряхнул пепел на грязный пол «пинто». Печка заработала лучше. Он протянул руки к потоку теплого воздуха.

…В ее доме горел свет, даже когда она спала. В кухне, в гостиной, там, где, по его мнению, находилась ванная, в кабинете. Весь нижний этаж дома был залит светом. Даже наверху лампы не выключались в холле и нескольких комнатах. С того места, где он стоял, он не мог определить, оставляла ли она дверь в спальню открытой. Но, насколько он мог видеть, это была единственная неосвещенная комната. Наверное, все-таки она закрывала дверь, потому что, когда она гасила лампу, спальня погружалась в кромешную тьму.

Вот тогда у него особенно разыгрывалось воображение. Ему даже мерещились звуки. Легкое шуршание простыней, шелкового белья. Он слышал ее дыхание. Она постанывает от боли или вскрикивает от наслаждения. Глубоко вздыхает. Он видел, как поднимается ее тело, опускается, поворачивается, поворачивается… Он представлял ее лежащей на спине, на боку; вот она слегка изгибается, вот лежит лицом к нему…

А потом порыв ветра, шелест ветвей или запоздалый автомобиль, несущийся по улице на большой скорости, разрушали звуковую иллюзию, и он уже не знал, слышал ли что-нибудь вообще. Снова тишина тяжким грузом наваливалась на него.

Тьма.

Билли поворачивался спиной к дому, ссутуливался и, прикрывая огонек зажигалки, прикуривал новую сигарету.

И будто слышал голос ее мужа, далекий шепот, невнятное бормотание, страстные слова, просьбы, требования, не сделает ли она то, не сделает ли это. Снова шуршание простыней.

Билли ходил взад и вперед, плевал в дымящуюся воду, отшвыривал стул в дальний конец площадки… Снег скрипел под его каблуками. Что было на самом деле? Что пригрезилось? Он не знал. Не мог знать. Не сделает ли она то, не сделает ли она это. В бессильной ярости он был готов разгромить весь мир, разбить его вдребезги.

В машину вместе с Гарретом ворвался порыв ледяного ветра и облако снега. Из полиэтиленового пакета в его руках пахло чем-то вкусным.

Билли кашлянул.

— Где ты так долго шатался?

— У них там народу полно. Такая очередь! — ответил Гаррет, бодро потирая руки и дыша на них. — Как будто дома уже никто не ест и даже не готовят, а все берут в кафе.

Билли заглянул в пакет, открыл одну из пластиковых коробочек.

— Это еще что такое?

— Картофельный салат.

— Картофельный?

— Он вкусный. Девушка за прилавком дала мне попробовать.

— Значит, дала?

Билли сунул коробочку в пакет и открыл другую. Какие-то маленькие сосиски в густом коричневом соусе, от которого поднимается пар. Он схватил одну — горячая! — и сунул ее в рот.

— Что еще принес?

— Крылышки «Буффало».

Билли одарил его ледяным взглядом.

— Ну, куриные крылья, — объяснил Гаррет. — Острые, тебе понравятся.

Билли съел еще одну сосиску.

Гаррет взял пластмассовую вилку и набил полный рот картофельным салатом.

— Странный ты парень, Гаррет. Пять градусов мороза, метель, а тебе пришла охота поесть картофельного салата. Мозги у тебя заморозились, что ли?

— Картофельного салата с сосисками.

— Сосисок ты не получишь.

— Это нечестно!

Билли повернул к Гаррету лицо, на котором было написано издевательское недоумение, съел еще одну сосиску и вдруг увидел серебристо-серую бронированную инкассаторскую машину, остановившуюся перед входом в винный магазин.

— Господи Иисусе!

— Чего? — пробормотал Гаррет.

Обливая спальный мешок жирным соусом, Билли поспешно поставил полупустую коробку на панель приборов и потянулся за пневматическим ружьем.

Гаррет уставился на него расширенными от ужаса глазами. Неужели Билли каким-то образом узнал об его планах? Прочел его мысли?

Ноги Билли были укутаны спальным мешком. Ружье лежало на коленях наискосок и дулом упиралось Гаррету в низ живота. Билли взвел пневматический механизм. Гаррет панически схватил кольт «питон», оттянул спусковой крючок и направил ствол Билли в лицо. Дуло оказалось так близко, что он чувствовал запах ружейного масла.

— Отвали, Гаррет!

Гаррет крепко держал кольт обеими руками. Он прищурился, зажмурил один глаз и заорал: «А ну, брось ружье!» — таким тоном, какого Билли от него ни разу не слышал.

Когда до Билли наконец дошел смысл сказанного и он понял, о чем подумал Гаррет, увидев, как он схватил ружье, он выпустил из рук «ремингтон» и, очистив лобовое стекло, указал на вход в магазин.

Гаррет увидел инкассаторскую машину, увидел, как открылись двери магазина, и парень-гитарист посторонился, пропуская двух охранников в серых униформах. Один из них толкал перед собой тележку, нагруженную полотняными мешками, а другой шел на несколько шагов позади, держа руку на кобуре.

Охранник с пистолетом открыл заднюю дверь машины, а второй стал закидывать в нее мешки с деньгами.

— Черт, — сказал Билли.

Гаррет осторожно опустил «питон».

— Черт, — повторил Билли.

Охранник поднял тележку и втолкнул ее в машину. Потом залез в машину сам, а напарник с пистолетом, быстро оглядевшись кругом, последовал за ним. Дверь захлопнулась, и автомобиль плавно отъехал от винного магазина.

Парень у входа снова заиграл на своей гитаре.

Билли передернул затвор «ремингтона», вынул гильзу из патронника. Медь, пластмасса, пол-унции пороха и пара унций свинца. Заряд, способный пробить в человеке дыру размером с бейсбольный мяч, убить в мгновение ока. Гильза негромко стукнулась о дверцу «пинто».

— Я подумал, ты собираешься меня пристрелить, — виновато сказал Гаррет.

— Ошибся. Мы их собирались пристрелить! Теперь вспомнил?

Из винного магазина вышел мужчина в черном пальто. Парень с гитарой перестал играть и открыл ему дверь. Мужчина в пальто даже не взглянул на него, словно этот парень для того и стоял там, чтобы открывать перед покупателями двери. Мужчина в черном пальто торопливо проследовал через заснеженную стоянку к бежевому «мерседесу».

— Точно говорю, у него там «Блаупункт», — сказал Гаррет, — автостереосистема за две тысячи долларов.

— А мы бы получили за нее всего пятьдесят, — отозвался Билли.

Человек в пальто сел в машину стоимостью в восемьдесят тысяч долларов, которую, уходя, даже не потрудился запереть. Фары «мерседеса» ярко зажглись, осветив падающий снег двумя сверкающими лучами.

Нэнси-то знала таких людей. Богатых, разъезжающих в дорогих автомобилях; таких, которым открывают двери, а они этого не замечают. Билли взглянул на часы. Без пяти одиннадцать. Интересно, что она сейчас делает, в субботний вечер. Вряд ли она уже легла. Может быть, смотрит телевизор. Или пошла на открытие какой-нибудь галереи или на спектакль. Сам Билли, кроме кино, никуда не ходил. Ни разу в жизни не был в театре, музее или в филармонии.

Он опустил стекло, вышвырнул на холодную ночную улицу окурок, снова поднял стекло и закурил новую сигарету.

— И что теперь? — спросил Гаррет.

Билли проверил количество бензина. Еще четверть бака. Он мог бы проехать до дома Нэнси. Это недалеко, не больше десяти минут езды. Оставить Гаррета в машине, пока он проверит, что там и как. Но тогда придется поставить «пинто» за квартал от ее дома, иначе Гаррет узнает, где она живет, а Билли этого не хотелось: Гаррет начнет спрашивать. Даже если с ним вместе смотришь телевизор и выходишь в туалет, ему непременно нужно знать, куда ты и когда вернешься. Билли не хотел, чтобы ему задавали вопросы, потому что все чаще боялся не удержаться от ответов: он ощущал непреодолимое желание говорить о Нэнси, рассказывать кому-нибудь, как она себя держит, какая у нее плавная, гибкая походка, как хорошо одевается, в каком большом и ярко освещенном доме живет. Ему хотелось поделиться с кем-нибудь чувством невыразимого одиночества, которое охватывает его там, у бассейна, из которого в полной тишине и темноте поднимается пар.

— Ты хоть раз влюблялся, Гаррет?

— Конечно, раз сто! — рассмеялся тот. — И каждый раз в этом признавался. Примерно так: «Эй, детка, кажется, я влюбился».

— Нет, — сказал Билли. — Я не о том. А по-настоящему? Когда действительно любишь и чувствуешь, что хочешь что-нибудь для нее сделать. Хотя она тебя и не любит.

Гаррет поднял голову и потянул носом воздух.

— У тебя что, выхлопная труба не в порядке? Угарного газа надышался?

— Отстань.

Гаррет подцепил из коробки сосиску. Билли не остановил его.

— Нет, — признался он. — По-настоящему я не влюблялся. Я люблю только свою мать, если это то, что ты имеешь в виду.

— Я всегда подозревал, что между вами что-то есть.

— Пошел ты. — На мгновение Гаррет рассердился. — Вот скользкие сосиски, а? — Он облизал пальцы, измазанные жирным соусом.

— Да вы с ней оба такие уроды, что как раз друг другу идеально подошли бы.

— Пошел ты, еще раз тебе говорю! Ты сколько сосисок съел? — спросил Гаррет, сунув в рот еще одну и выискивая в соусе оставшиеся.

— Штук пять или шесть.

— А я только три.

— Хочешь, чтобы я сунул себе два пальца в рот, чтобы оказалось поровну?

Работник винного магазина открыл дверь, чтобы выпустить последних покупателей. На стоянке осталось еще с десяток автомобилей. Супермаркет закрывался в полночь.

— Еще постоим? — спросил Гаррет.

— Зачем это?

— Мне так одиноко. Хочу узнать, нет ли у Сэнди настроения завести легкий романчик.

— У кого?

— У Сэнди. Из кафе в супермаркете.

— А-а, вкусненькая Сэнди?

— Ага. Она мне так мило улыбнулась, — оправдывался Гаррет.

Билли посмотрел наклейку с ценой на пластмассовой коробке. Три доллара пятьдесят центов. Сэнди наградила Гаррета лучезарной улыбкой, полной ложкой бесплатного картофельного салата и сосисками с соусом доллара на три.

— Кажется, я спросил, не подвезти ли ее домой после работы.

— В моей машине.

— Я сяду за руль.

— Ну давай, старик, — хлопнув Гаррета по плечу, сказал Билли.

Гаррет, разгребая сапогами снег, направился к супермаркету. Билли завернул ружье и кольт в спальный мешок и сунул их в багажник.

Гаррета не было минут пять. Он вышел из супермаркета не улыбаясь. Билли спрятался за машиной. Гаррет заметил, что в «пинто» никого нет, и стал озираться по сторонам. Билли подождал, пока приятель повернется к нему спиной, скатал снежок и атаковал его. С головы Гаррета, казалось, посыпалась тысяча белых осколков. Он упал на колени.

Билли бросил еще один снежок, но промахнулся. Гаррет выругался и схватил две пригоршни снега с крыши «понтиака». Билли целился ему в пах, но попал в коленку. Гаррет снова выругался, подскочил и с силой бросил снежок, попав Билли в грудь. Они, как щенки, бегали друг за другом по стоянке, пока руки у Гаррета не онемели от холода и он не поднял их, признав свое поражение. Билли дал по нему последний залп прямой наводкой, и мокрые и дрожащие от холода будущие грабители инкассаторской машины забрались в стоящий без дела «пинто».

— Ну, и где она?

Гаррет пожал плечами.

— Она сказала, что ей надо подумать и чтобы я подъехал к закрытию. Ей еще надо убрать в холодильник рыбу и мясо, протереть прилавок. И закончит она только в четверть первого.

— Ну и пошла она. — Билли включил передачу.

— Мы могли бы проехаться, — предложил Гаррет, — зайти в какую-нибудь бильярдную, поиграть немного, а потом вернуться.

— Нет, я еду домой, — возразил Билли. — Приму душ и залезу в постель. Если она тебе так понравилась, можешь околачиваться здесь один.

— А что потом? Она мне скажет, что у нее голова болит, а мне придется садиться на автобус и пилить через весь город? Ну ее!

Билли отпустил сцепление и пополз по стоянке, скользя покрышками по мягкому свежевыпавшему снегу.

— Ограбить инкассаторскую машину, — сказал Гаррет, — разбогатеть и счастливо жить до конца дней. Когда ты об этом говоришь, все кажется так просто.

— Это действительно просто, — ответил Билли. — Подожди, сам увидишь.

— Может быть, — подзуживал его Гаррет. — Может быть, нам лучше начать с чего-нибудь попроще и поменьше? Поднабраться опыта для крупного дела?

— И идти вверх по лестнице постепенно?

— Сегодня не очень-то много нам удалось сделать.

— Ты пообедал за мой счет. Чего тебе еще надо?

— Просто мне кажется, что мы немножко забегаем вперед, и все.

— На следующей неделе, во вторник или в среду, они приедут опять.

— Ты же сказал, что пятница — самый лучший день, потому что у них большая выручка.

Они проехали мимо «Севен—Илевен». У бензоколонок болтались несколько ребят. Они курили травку, должно быть, не соображая, что бензин может взорваться.

— Хочешь подождать до пятницы? — спросил Билли. — Хорошо. Подождем.

— Я хочу украсть несколько автомагнитол. Черт побери, Билли, у меня ни гроша.

— И хорошо, что ни гроша, больше будет причин для ограбления.

Гаррет открыл окно и выбросил на дорогу пластиковые коробки и стаканчики.

— Прекрати, — сказал ему Билли.

Гаррет поднял стекло.

— Это лучшая часть города, и люди здесь таких вещей не делают.

— Что-то я не пойму. Мы тут собираемся пристрелить пару мужиков и украсть кучу денег, может быть, четверть миллиона, а ты волнуешься, что я на мостовой насорил.

— У нас есть дело. Но это не значит, что тебе разрешено превращать квартал в личную помойку.

— Резонное замечание, — ответил Гаррет, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимость.

 

Глава 20

Инспектор Гомер Бредли подошел к окну, встал на цыпочки и поверх крыши соседнего здания посмотрел на бухту и далекие горы. Снег все шел. Силуэты гор над мрачно-серой водой казались расплывчатыми громадинами.

Бредли повернулся на каблуках и. подойдя к столу, выбросил в корзину для бумаг остатки ветчины и ржаного хлеба, купленных в ближайшем ресторанчике под названием «Мясной рынок».

Через широко раскрытую дверь кабинета Бредли увидел следователя Дэна Оикаву с папками в руках. Вместе с другими следователями он работал над делом об убийстве четырнадцати проституток, до сих пор еще не раскрытым. Недавно он отрастил себе усы и стал похож на императора маньчжурской династии. На нем были темно-серые брюки, рубашка в бело-синюю широкую полоску и красные подтяжки. Помешательство на красных подтяжках царило в отделе уже недели две. Интересно, что придет на смену? Шляпы с полями? Мимо двери, прихрамывая, прошел Оруэлл. Тоже в красных подтяжках. Так, а с этим-то что стряслось?

— Эй, Эдди! — позвал его Бредли.

Оруэлл остановился в дверях с полной кружкой кофе в руке. Несколько капель брызнуло через край на манжеты, но Оруэлл не заметил этого.

— Не видел Джека или Клер? — спросил Бредли.

Тот отрицательно покачал головой.

— Ты что, хромаешь?

— Нет. — ответил Оруэлл, поправив подтяжки. — Просто купил новые ботинки.

Оруэлл хорошо одевался, умело и со вкусом подбирая одежду. Что бы он ни надел, все казалось сшитым на заказ. Как ему это удавалось на зарплату полицейского, трудно было сказать. Однако скоро ему придется урезать расходы на свой гардероб: ходили сплетни, что его невеста Джудит беременна.

— Закрой дверь, пожалуйста, а, Эдди?

— Да, конечно, — ответил Оруэлл, наклоняясь вперед, и пролил еще немножко кофе.

Бредли откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Лампы дневного света потрескивали и шипели. Он покосился на кучу бумаг, накопившихся на столе. Сегодня вечером он хотел пойти по магазинам поискать подарок для Эдди и его невесты. Оруэлл просил кухонный комбайн «Мулинекс». Интересно, что это такое. Он даже дал Бредли список магазинов, в которых продавалась интересующая его модель.

Открыв крышку резной шкатулки из сибирской сосны, полученной им от жены в качестве прощального подарка в день оформления их развода, Бредли выбрал сигару, сунул ее в рот, но прикуривать не стал — должен был прийти Уиллоус через пять минут.

Бредли беспокоился об Уиллоусе: за последние несколько лет тому пришлось участвовать в трех перестрелках. Чуть больше года тому назад он, Паркер и Дэн Оикава в перестрелке убили молодую женщину по имени Трейси Пил. Это был классический случай самообороны. Они вынуждены были стрелять: Пил из пистолета сорок пятого калибра застрелила мужчину. Но у нее осталась дочь, она растила без мужа маленькую Ребекку, и Уиллоус терзался, что сделал девочку сиротой.

Несмотря на все возражения Уиллоуса, Бредли настаивал на консультации психоаналитика. Бредли понимал положение Уиллоуса и сочувствовал ему. Полицейские — ребята самолюбивые, а если Уиллоус обратится к психиатру, это непременно будет отмечено в его характеристике.

А теперь его еще жена бросила, уехала в Торонто, за четыре тысячи километров, и детей с собой забрала. Бредли слышал, что Уиллоус собирается продавать дом. А еще до него дошли сплетни, что между Уиллоусом и Паркер более близкие отношения, чем просто дружба коллег по работе. Уже месяца два Бредли обдумывал все «за» и «против» этого.

Но теперь, когда все газеты пестрели сообщениями об убийстве Ли, было не время менять Уиллоусу напарника.

Дело развивалось с невероятной быстротой и не в лучшем направлении. Одна из местных газет где-то раздобыла фотографию трупа Ли и опубликовала ее рядом с портретом человека, арендовавшего склад Чанга. Китайская община была в ярости.

Давить на Джека в такой ситуации было нельзя, но именно это Бредли и придется сделать через несколько минут.

Он зажег спичку и все-таки закурил. Он давно уже оставил иллюзии насчет своего железного самообладания. Плохое сменялось хорошим, а хорошее — плохим, и он, как любой другой человек, реагировал на стрессы и неприятности. Пару месяцев назад ему удалось сократить количество сигар до двух штук в день, и он этим страшно гордился. Не лучшее время он выбрал, чтобы закурить, ведь Уиллоус и Паркер придут с минуты на минуту. Джек — убежденный противник этой привычки, Паркер — тоже. Но инспектор есть инспектор, в то время как следователь — всего-навсего простой полицейский, который временно не носит форму. Поэтому никто никогда не высказывался вслух по поводу того, что Бредли курит. Правда, Уиллоус умел выражать свое отношение, не произнося при этом ни слова, и Бредли это сильно раздражало.

В открывшейся двери его кабинета задребезжало стекло, и на пороге появились Уиллоус и Паркер. Бредли жестом пригласил их войти, стряхнул пепел, не попав в корзину для бумаг, и спросил:

— Ну, с чем пришли, ребята?

— Криминалисты все еще не закончили исследование собранного на складе мусора. Похоже, ничего полезного они там не найдут. Вокруг склада все обшарили. Пусто. Никаких следов, — ответил Уиллоус.

— Какие следы могут быть в такой снег, — вздохнула Паркер.

Бредли попытался выпустить кольцо дыма, но не получилось.

— Владелец склада, Уильям Чанг, требует, чтобы мы освободили его помещение. Говорит, что теряет на этом кучу денег, и грозится подать в суд.

— Что вы ему ответили?

— Сказали, что делаем все возможное, — отозвалась Паркер.

— Ну хорошо, пока оставим это. Опрос вероятных свидетелей уже провели?

Уиллоус открыл свой блокнот.

— В этом квартале, — начал он, — три гостиницы-ночлежки, все находятся в конце улицы. Еще две гостиницы, пара мелких офисов и несколько ресторанчиков — на другой стороне переулка. Мы заполнили уже пятьдесят семь вопросников. Свидетелей нет. Еще не опросили жителей близлежащих домов — их там десятка два.

— Сколько понадобится времени на повторный опрос?

— Если нам будут помогать четыре группы, то, по крайней мере, день, с утра до вечера.

— Это чертово расследование что-то тянется слишком долго, — сказал Бредли. — Вчера по телевизору была передача, посвященная этому убийству. Видели?

Уиллоус кивнул. Кто-то записал передачу на видеокассету, и они с Паркер посмотрели ее в холле следственного отдела.

— Не лучшая реклама для нас, — посетовал Бредли. — Шеф хочет, чтобы дело было закрыто как можно скорее. Я тоже. — Он откинулся на спинку кресла. — Вы нашли ключ на дне водоема в садах. Он подходит к замку на дверях склада. Ну и что? Тупик? Насколько я понимаю, ничего это вам не дает.

— Думаю, что да, инспектор, — сказала Паркер.

— Хорошо. Это мы можем скормить прессе. Пусть подавятся. — Бредли стряхнул пепел в корзину для бумаг. Попал. Может, это добрый знак? — Я собираюсь привлечь к расследованию Оикаву и Джеффа Нортона. Никто из вас не возражает? — спросил он.

Паркер бросила взгляд на Уиллоуса, и тот сказал:

— Мне кажется, неплохая идея.

Оикава работал следователем меньше трех лет. Нортон и вовсе снял форму несколько месяцев назад. Так что Уиллоус все равно остается старшим группы. И конечно, ему нужны все резервы, какие только можно подтянуть к расследованию этого непростого дела. И в этом Бредли прав.

— Держите меня в курсе дела, — сказал Бредли. В воздухе повисли неровные кольца дыма. Инспектор махнул сигарой, словно волшебной палочкой. Жест означал: вы свободны.

Только Уиллоус подошел к своему столу, как зазвонил телефон, будто ждал его и видел, что Джек подошел.

— Уиллоус слушает.

— Это Бобби говорит. — Пауза. — Бобби Чоу.

— Что случилось, Бобби?

— Я ушел с работы.

— Мудро.

— Надо было это сделать на пару дней раньше, — возразил Бобби, — они разбили вдребезги мой «мерседес», Джек.

— Приходи к нам и подавай иск.

Уиллоус отнял от уха трубку, из которого раздался ироничный гогот Бобби.

— Джек, — прошептал Бобби, — у меня для тебя кое-что есть. Я в коричневом «форде» на стоянке техсервиса на углу Двадцать шестой улицы и Фрейзер. Найдешь?

— Бобби, ты не пьян?

— Нет, просто в расстроенных чувствах. Ты скоро придешь?

— Смотря как с движением на улице. Минут двадцать, может, тридцать.

— Коричневый «форд», — сказал Бобби. — На заднем бампере наклейка фирмы «Герц», которая дает машины на прокат. Я тебе уже сказал, что они разбили мой «мерседес».

— Да, Бобби. Сказал.

— Кувалдами. — Бобби снова разразился надтреснутым испуганным смехом. — Тебе приходилось сидеть в машине, когда парочка зверей колошматит по ней кувалдами килограммов по пять каждая? Так вот, слушай, я так вцепился со страху в руль, что потом, когда все кончилось, не мог разжать руки — такой спазм, хоть зубами отдирать.

— У тебя есть часы, Бобби?

— Да, конечно.

— Сколько сейчас?

— Четверть первого.

— Правильно. Не вешай трубку, ладно? Через полчаса я буду.

— Черт, — сказал Бобби и повесил трубку.

На этот выезд Уиллоус и Паркер получили из гаража департамента «шевроле-селебрити» небесно-голубого цвета. Уиллоус завел машину, включил печку и задом выехал с места, потом вывернул руль и направился к выезду из подземного гаража.

— Тут не ладится, а ты еще о продаже дома беспокоишься? Поэтому такой грустный? — спросила Паркер. — Агент все еще настаивает, чтобы ты снизил цену?

— Да.

— Не снижай, — посоветовала Паркер. — Если будешь терпеливо ждать, получишь все, что захочешь.

Уиллоус кивнул. Ему не хотелось об этом говорить. Его жена Шейла уже дважды звонила на этой неделе. Ее родители одолжили ей тридцать тысяч долларов на первый взнос за новый дом. Она хотела, чтобы Уиллоус продал старый как можно скорее.

Он затормозил у въезда в переулок. По Хастингс пронесся на желтый свет большой оранжевый грузовик с солью. Уиллоус подождал, пока перейдет дорогу какой-то пожилой китаец, свернул вправо, перестроился в крайний левый ряд и сделал левый поворот.

— Я всю жизнь живу в этом городе, — сказала Паркер, — и не помню ни одной такой холодной зимы. Что-то случилось с парниковым эффектом? Причем именно тогда, когда он нам так нужен.

— А эффект арестовали и в тюрьму посадили, — ответил Уиллоус. — Это уловка, чтобы повысить цены на огурцы.

Светофор переключился, и Уиллоус, повернув, выехал на Хастингс и прибавил скорость.

Они увидели «форд» Бобби на стоянке техсервиса в конце ряда, рассчитанного на десять машин. Уиллоус подъехал поближе и дал звуковой сигнал. Из машины появилась голова Бобби. Он мутным взглядом обвел все вокруг, откинул голову назад и закрыл глаза.

— Это кто? — спросила Паркер.

— Дед Пихто. Ты есть хочешь?

— Еще как.

— Тогда и мне что-нибудь возьми, — сказал Уиллоус, открывая дверцу, — а я тем временем попробую его растолкать.

Уиллоус вышел из машины. К нему подбежала девушка в грязно-коричневой униформе техсервиса. Он остановился.

— Мы решили, что он наркоман, — сказала она. — Полиция уже едет.

Уиллоус показал ей свой значок и рывком распахнул правую переднюю дверцу «форда». Бобби с трудом поднял голову, широко зевнул и стал дико озираться вокруг.

— Ты нажрался, Бобби? — спросил Уиллоус.

Бобби наконец удалось остановить на нем свой взгляд, и он медленно моргнул три раза по-совиному.

— Не-е… Просто перебрал успокоительного. Такого страха натерпелся. Потом голова была будто в тисках… Вот и съел слишком много таблеток, — промямлил Бобби и улыбнулся. По подбородку стекала струйка слюны. — Я тебе звонил, да? — спросил он, бросив взгляд через плечо. — Ну да, вон там таксофон… Ага, видишь его? — продолжал он, вытирая слюну. — Спасибо, что приехал так скоро, Джек.

— Ты где взял машину? — спросил Уиллоус.

— У «Герца».

— Покажи квитанцию на аренду, Бобби.

— Она где-то тут… — Бобби Чоу похлопал себя по всем карманам, заглянул в бардачок и пожал плечами.

Рядом со стоянкой была пластмассовая палатка в форме буквы Т. Паркер пробежала меню, опустила стекло и нажала на кнопку вызова. Человек, ответивший ей по селектору, говорил еще невнятнее, чем диспетчер, объявляющий рейсы в аэропорту. Она заказала горячие бутерброды с жареной картошкой, кофе и чай.

Голос по селектору снова спросил что-то невразумительное. Надеясь на лучшее, Паркер попросила еще и кетчуп.

На стоянку въехала патрульная машина. Паркер посигналила ей и, когда полицейский за рулем увидел ее, помахала, чтобы он уезжал.

На пластмассовом подносе появились бутерброды, картошка, кофе и чай. На чеке значилось: восемь долларов пятьдесят центов. Она заплатила десятку.

Подъехав к «форду», она вышла, села с подносом к ним в машину и, поставив его на сиденье, захлопнула дверцу.

— Если кто-то и жалуется на обслуживание, — сказал Бобби, — так это точно не я.

Паркер протянула Уиллоусу его бутерброд и кофе.

— Откуда ты узнала, чего мне хочется? — спросил Бобби. — Бутерброд — пища юношей, стоит мне слопать такой, и я сразу чувствую себя моложе лет на десять.

Бобби Чоу за несколько секунд съел бутерброд, облизал майонез с золотой фольги, в которую он был завернут, скомкал ее и трясущимися руками швырнул под ноги.

— А сахар есть?

Паркер протянула ему три маленьких пакетика сахара.

— Ты — напарница Джека? — спросил он.

Паркер отпила кофе, он мог быть и получше, но и хуже тоже бывает.

— Молчаливая напарница, да? — заметил Бобби, взяв горсть жареной картошки.

— Так что ты мне хотел рассказать, Бобби? — спросил Уиллоус.

— Да в общем-то, ничего особенного, — ответил, пожав плечами, Бобби. — Я, когда звонил тебе, столько кокаина нанюхался, что ничего не соображал. А теперь мозги прояснились. Прости, что зря отнял у тебя столько времени.

Уиллоус открыл дверцу.

— Пошли, Бобби.

Он обеими руками вцепился в руль.

— Не пойду. Я еще не доел.

Уиллоус взял горсть жареной картошки, обильно полил ее кетчупом и набил ею нагрудный карман пиджака Бобби.

— Возьми с собой.

Бобби облизал губы, оценил выражение глаз Уиллоуса и покорно сказал:

— Хорошая мысль, Джек.

Тысячи могил и крематорий единственного в черте города кладбища Маунтин Вью окружали ухоженные зеленые насаждения. Кладбище занимало сто шесть акров. Пять кварталов — от главных ворот до техсервиса — Уиллоус и Паркер вместе со съежившимся на заднем сиденье Бобби проехали всего за несколько минут.

— Выходи, Бобби, — коротко сказал он.

— Что, прямо сейчас?

— Да, прогуляемся, — заявил Уиллоус и, схватив его за рукав, выволок из автомобиля.

— Пусти! Мне же больно!

— Сейчас будет еще больнее.

— Джек… — вмешалась было Паркер.

Уиллоус не слушал ее.

От холода трава стала серой и хрустела под ногами, как кукурузные хлопья. Уиллоус завел Бобби в лабиринт надгробных камней и указал на прямоугольный кусок розового гранита.

— Сядь.

Бобби сел.

— Ты угнал автомобиль, Бобби. Тот. кто следит за тобой как за условно освобожденным, обхохочется.

— Ключи торчали в замке зажигания. И дверь, черт ее побери, была открыта. Поэтому я решил наплевать на всякие там бумажки. Господи, да это же просто ошибка! Я неверно оценил ситуацию! Это ж с кем угодно может случиться! Я же оплачиваю аренду, значит, фирме «Герц» наплевать, кто ездит на этой машине. Мне надо поговорить со своим адвокатом!

— Клер, ты не хочешь прогуляться? — спросил Уиллоус.

Паркер не тронулась с места.

— Она не хочет от тебя уходить, — сказал Бобби. — Эй, может быть, это любовь?

Уиллоус спихнул его с гранитной плиты, и Чоу упал в ломкую мерзлую траву.

Он заплакал.

— Хватит, Джек, — сказала Паркер.

— Я так не считаю.

— Хватит, говорю тебе.

Уиллоус пнул Бобби в ребра носком ботинка.

— Ну что, Бобби? Она права? Или хочешь еще?

Бобби поднялся на четвереньки, вытер слезы.

— Прекрати! Ты не имеешь права. Ты же полицейский!

— А ты — осведомитель. И не забывай об этом.

Бобби озирался вокруг. Вдалеке какая-то женщина клала на могилу венок. Чоу стал истошным голосом звать на помощь.

Уиллоус подождал, пока тот замолчит, чтобы перевести дух, и снова ударил его.

— Господи!

— Господь тебя не слышит. И Кенни Ли тоже. Зато я слышу отлично. Так вот я тебя слушаю, Бобби.

— Когда я звонил тебе, я накачался наркотиками. Я был в полусне. Сам не знал, что говорил!

— У Кенни Ли жена и двое детей. А теперь он направляется сюда. Послезавтра его похоронят, на этом самом кладбище!

Уиллоус почувствовал руку на своем плече. Паркер. Он вывернулся, схватил Бобби за грудки и, протащив его немного по траве, ударил о вросшую в землю гранитную плиту.

— Только попробуй ударить его еще раз. Я на тебя рапорт напишу, — сказала Паркер. — Я не шучу, Джек.

Уиллоус повернулся к ней спиной и пошел по подстриженной лужайке к их машине.

Бобби, неуклюже повернувшись, сел.

— Я расспрашивал многих. Ли не играл в азартные игры. И у него не было долгов. Ни гроша! — проговорил он, вытерев нос. — Вы меня слышите, девушка?

— Бобби, — обратилась к нему Паркер, — о том, чтобы подать жалобу на Джека, даже и думать не смей. Понял?

— Да. Конечно.

— Посмотри на меня.

Бобби заморгал. Слезы высохли на его ресницах.

— Он мой напарник, Бобби. Так что если ты на него пожалуешься, мы найдем способ упрятать тебя за решетку на весь остаток твоей никчемной жизни.

Паркер наклонилась к нему. Бобби отшатнулся. Она потрепала его по сальным волосам, выпрямилась и бодрым шагом пошла по мерзлой траве к машине. Уиллоус сидел на месте пассажира и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Паркер скользнула за руль и завела мотор.

— Высади меня где-нибудь, — попросил Уиллоус. — Кажется, на сегодня мой рабочий день окончен.

— Высадить тебя, но где?

— Около бара «Эдди». Я бы выпил чего-нибудь.

— Тебе не пить надо, Джек, а пересмотреть свое отношение к жизни.

Паркер притормозила у ворот кладбища, подождала, пока дорога освободится, и выехала на улицу Фрейзер.

— Бобби раскололся.

— Да? — без удивления спросил Уиллоус.

— Мелинда сказала правду. Ее отец не был заядлым игроком, хотя и ездил в Лас-Вегас.

Уиллоус подумал.

— Надо еще раз позвонить в Вегас, — сказал он. — С Ли наверняка были там какие-то неприятности. Просто так не летал бы он в такую даль. Может быть, в полиции Вегаса есть о нем какая-нибудь информация.

— Можно попытаться, — согласилась Паркер. — Так что, ты по-прежнему хочешь где-нибудь выйти?

— Нет, поехали на работу.

— Если ты будешь продолжать драться, Джек, в конце концов ты лишишься работы в полиции.

— За то, что я бью таких, как Бобби, никто меня с работы не снимет.

— Почему бы тебе не взять отпуск на несколько дней? Поехал бы, детей проведал.

— Я уже об этом думал.

— Они ведь тоже по тебе скучают, Джек.

— Да, я знаю.

На стуле около рабочего стола Уиллоуса вразвалку сидела женщина в грубых черных кожаных ботинках и черных кожаных штанах в обтяжку и ярко-розовом свитере из ангоры. Волосы ее были цвета редиски, а в левой ноздре поблескивал бриллиант. Увидев входящих, она встала и, одернув свитер, обратилась к ним:

— Вы — следователи Уиллоус и Паркер?

Уиллоус кивнул.

Она протянула ему руку, на которой была татуировка — красно-синяя бабочка.

— Меня зовут Беверли, — представилась она и, снова усевшись, развернула клочок газеты и разгладила его на обтянутом черными штанами бедре. — Я работаю по вечерам в ресторанчике на улице Пендер. Вот он, — она протянула ему этот клочок с фотографией парня, арендовавшего склад Уильяма Чанга, — он зашел поздно вечером выпить чашку кофе, а как раз на следующее утро нашли того китайца, который замерз насмерть.

— Вы уверены, что это он?

— Абсолютно. Такой же рыжий, как я, только он такой от природы. Шутник. Спросил, не больно ли мне чихать. — Она прикоснулась к носу. — Это он про мой бриллиант. И мне это совсем не понравилось.

Ей не понравилось и то, что он ее продинамил, но зачем говорить об этом полицейским?

— А вы не спросили, как его зовут?

— Он не сказал. Но когда он платил за кофе, я перегнулась через прилавок. Чашка кофе и кусок яблочного пирога, вот и все, что он заказывал. Два доллара тридцать центов. Без чаевых. Когда он открыл бумажник, я успела глянуть на его водительские права.

— Права местные?

— Да, конечно, — улыбнулась она, и бриллиант звездой блеснул у нее в носу — хоть желание загадывай. — Его зовут Гаррет.

— Это имя или фамилия? — спросила Паркер.

— Не знаю. Я только взглянуть успела. Когда парень открывает бумажник, не очень-то хочется, чтобы он это заметил.

— Да, это правда, — кивнула Паркер.

Уиллоус начал задавать вопросы. Через полчаса он уже знал или надеялся, что знает, примерный рост и вес Гаррета, цвет глаз, то, что у него была обычная манера говорить, не было никакого акцента, что одет он был в поношенные джинсы, черную кожаную куртку, что присутствовали еще пара ковбойских сапог и черная ковбойская шляпа.

— Ну и что вы теперь будете делать? — спросила Беверли.

— Посмотрим, что нам о нем скажет компьютер, — ответила Паркер. — Если нам посчастливится и мы что-нибудь найдем, вы согласитесь посмотреть на фотографии тех, на кого у нас есть досье?

— Я не могу. Мне надо на работу.

— Не обязательно сейчас. Может быть, завтра. Вы поможете нам?

— Да, конечно. Честно говоря, я хотела бы присутствовать в суде. Интересно посмотреть, как он будет выкручиваться.

Паркер подошла поближе и встала между Уиллоусом и Беверли.

— Скажите, — спросила она почти шепотом, — он вам сделал что-нибудь плохое?

— Продинамил, — выпалила Беверли, вспыхнув так, что ее лицо стало почти таким же ярко-розовым, как свитер.

— Если будет суд, вы об этом обязательно узнаете, — сказала Паркер. — Не беспокойтесь.

В комнату явился Эдди Оруэлл. Паркер, все еще бормоча слова утешения, провожала уходившую Беверли. Оруэлл не отрывал от нее глаз, пока она не скрылась в лифте, и лишь тогда повернулся к Уиллоусу.

— Слышал про Ферли?

— Только то, что ему сделали операцию. Больше ничего.

Паркер села за свой стол. Оруэлл, нагнувшись над ней, задал тот же вопрос.

Паркер раздраженно посмотрела на него.

— Отойди-ка, Эдди. Ты мне дышать не даешь, — сказала она, сделав пометку у себя в блокноте. — Джек, нам придется подумать о том, как Беверли будет выглядеть в суде.

— Может быть, поможешь ей выбрать что-нибудь из ее гардероба? Ведь не одна же у нее там ангора и кожа!

— Не могу за это поручиться.

— Я тоже, — встрял Оруэлл. — Меня она уж точно подцепила. Так вот, насчет Ферли. Он был на грани жизни и смерти. Я все свободное время проводил у его постели. День и ночь.

— Да? Потрясающе! Ты, оказывается, чудесный парень!

— Так что если Джудит вдруг позвонит сюда, скажите ей, пожалуйста, где я был.

— Знаешь что, Эдди? — сказала Паркер.

— Что?

— Ты омерзителен.

— Джек, — обратился к нему Эдди.

— Ты действительно омерзителен, Эдди, — заверил его Уиллоус, набирая номер по междугороднему телефону. Он звонил в Лас-Вегас. Выяснив телефон местной полиции, он пытался связаться с ней.

— Знаете, что произошло? Ферли со своими приятелями из морга играл в эту игру, когда до краев наполняют стакан с пивом, растягивают на нем салфетку, на нее кладут несколько монет и по очереди выжигают сигаретами дырки в этой салфетке. Тот, у кого монеты упадут при этом в стакан, оплачивает для всех следующую порцию выпивки. Так вот, Ферли все время проигрывал, и, чтобы уменьшить убытки, он глотал деньги. Ты когда-нибудь слышал что-либо подобное? Он, должно быть, совсем рехнулся, — взахлеб рассказывал Оруэлл.

— Очень занимательная история, Эдди. Но придется тебя разочаровать: у Ферли инфаркт, и ему уже лучше, — ответил Уиллоус.

Паркер открыла толстую черную папку с делом Ли. Да, вот оно. Страница сто тринадцать. Взволнованные заверения Мелинды Ли, что ее отец не был заядлым игроком.

Уиллоус, недолго поговорив по телефону, повесил трубку.

— Ну, что у них? — спросила Паркер.

— Перезвонят.

Паркер принялась писать отчет о проделанной за день работе. Время шло медленно.

Через полчаса наконец зазвонил телефон, и Уиллоус схватил трубку.

В полиции Лас-Вегаса отлично знали Кенни Ли. За последние два года он трижды приезжал туда по разным делам. Первый раз он прилетел, чтобы оплатить пятизначный счет за номер в отеле «Сэндз» после неудавшейся попытки проделать это с помощью кредитной карточки «Виза», на которой в банке не было денег. Карточка была на имя Кенни Ли, но ею пользовался его сын Питер. Кроме исчерпанного лимита денег по карточке, Питер был должен значительную сумму, проигранную в казино. Второй и третий визиты Кенни Ли в Вегас были вызваны необходимостью внести залог за сына, который попал в тюрьму. Обвинения против Питера были не слишком серьезными: хулиганство и непристойное поведение в состоянии алкогольного опьянения. Уиллоус спросил, в чем именно заключалось это хулиганство. Оказалось, парень средь бела дня мочился на чей-то «линкольн» на стоянке перед отелем «Фламинго».

Уиллоус поблагодарил сержанта полиции Лас-Вегаса и повесил трубку. Паркер вопросительно подняла бровь.

— Клер, а сын Ли не сказал тебе, с кем он на этот раз катался на лыжах?

— Я его не спросила.

— А вообще как он с тобой разговаривал?

— Он был напряжен. Но я решила, что это из-за смерти отца. А что такое? Что тебе сказали?

— Кенни Ли ездил в Лас-Вегас выручать нашкодившего сыночка. Парень растратил кучу денег в «Сэндз», и отцу пришлось вносить за него в полиции залог. Ты знаешь что-нибудь об условиях завещания Ли?

— По завещанию все имущество переходит во владение жены. Но у китайцев — патриархат, Джек. Возможно, парнишка решил, что он унаследует газету и сможет ее выгодно продать.

— А потом отправиться в Неваду сделать себе капитал за игорным столом, — задумчиво сказал Уиллоус. — Хорошо бы обнаружить связь между сыном Ли и этим самым Гарретом.

Перед его мысленным взором снова предстал обнаженный труп Кенни Ли в позе лотоса на замерзшей поверхности красиво оформленного водоема в садах Сун Ятсен. Мертвец в ледяном саване.

И эти заиндевелые глаза.

 

Глава 21

Нэнси лежала на боку, лицом к стеклянной стене, глядя на огни западной части Ванкувера. Ее муж спал рядом, развалившись на животе посередине кровати. Рот у него был открыт. Он громко храпел, и Нэнси ощущала запах вина. Когда, в какой момент их жизни это сделалось таким предсказуемым и механическим? Тайлер стал вроде лифта. Вверх. Вниз. Поехали. Вышли. Даже машина, автомат и то могли бы доставить ей больше удовольствия, потому что делали бы то, чего ей хочется. Бедный скучный Тайлер пребывал в уверенности, что отлично знает ее желания, а она-то…

Где и когда она потеряла способность разговаривать с ним? Быть откровенной, не опасаясь обидеть его? Она уже не могла беседовать с ним, как раньше: в одно и то же время давая и получая. Слишком много мелких непониманий вторглось в их жизнь. Слишком они отдалились друг от друга, и через пропасть уже не докричаться. Да кроме того, она просто не знала, как может отреагировать Тайлер, если она посетует на скуку и монотонность их супружеской жизни. Взорвется и устроит ей скандал? Наговорит такого, чего она потом не сможет ему простить? И что тогда? Тогда она окажется на улице, без гроша, а ее вовсе не привлекала перспектива полунищенского существования. Слишком многих ее подруг после развода суд лишил всего. А Тайлер — она достаточно хорошо его знала — мог быть беспощадным. О том, чтобы вот так сесть и откровенно поговорить об их интимной жизни, не может быть и речи. Так рисковать, ну нет!

Поэтому два раза в неделю, если все было хорошо на работе, Тайлер механически проделывал свое «вверх-вниз», а Нэнси старалась получить от этого сколько-нибудь удовольствия.

Мимо проехала полицейская машина или пожарные, а может быть, «скорая помощь». Нэнси знала, что у них разные сирены, но не различала их на слух. Люди ехали помогать другим. Случилась какая-то авария, может быть, даже трагедия.

Тайлер перестал храпеть, повернулся к ней, и она почувствовала, как напряглось все ее тело. Но он спокойно спал.

Она понемногу расслабилась.

Он же ее муж! Они уже столько лет прожили вместе, и за все это время он ни разу не повысил на нее голос. Чего же ей надо?

Не умирать от скуки.

А она умирала.

Нэнси лежала на боку и смотрела на ровный красный свет электронных часов, считая секунды: вот и еще пять минут прошло.

В одиннадцать сорок пять она выскользнула из постели и, неслышно ступая босыми ногами по мягкому ковру, подошла к окну.

Внизу блестел голубой прямоугольник бассейна. Сухой, рассыпчатый снег сверкал под прожекторами. От веток кустов на белой земле паутиной лежала тень. Бухта казалась куском черной материи, украшенной оранжевыми блестками. Она чуть подвинулась влево, чтобы лучше видеть огни центра города.

Все было неподвижно.

Где-то там, в городе, — он. Интересно, что он сейчас делает? Думает ли о ней?

А может быть, он сейчас едет сюда?

На Нэнси была розовая ночная сорочка на тоненьких бретельках. Она повела плечом, чтобы стряхнуть одну бретельку, потом вторую. Шелк упал к ее ногам. Она постояла так несколько секунд, согнув ногу.

Все было неподвижно.

Она отвернулась от окна, от ночного пейзажа за ним и пошла в ванную. Автоматически включились лампы обогрева, свет и вентилятор. Нэнси выбрала воду той температуры, какой ей хотелось, вошла в стеклянную кабинку и закрыла за собой дверцу.

Вода забарабанила по груди. Соски ее напряглись.

Она представила себе, как он разбивает окно, вышибает дверь, взбегает по ступенькам, распахивает дверь спальни, — Тайлер куда-то исчез, ему не было места в этом видении, — он слышит звук льющейся воды и вбегает в ванную. Нэнси молча смотрит, как он срывает с себя черную кожаную куртку, эти тесные потертые джинсы, носки, трусы. Интересно, а какие у него трусы? Наверно, бикини, едва скрывающие его естество. И — тело, такое твердое, худое, угловатое, мускулистое…

Нэнси обессиленно прислонилась к черному кафелю стены. Сердце бешено колотилось. Ей казалось, что вся она, все ее тело растворилось в волне одурманивающего тумана.

Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Господи, что же с ней творится?! Нэнси выключила воду и вышла из стеклянной кабинки. Обмотав волосы полотенцем, она стояла в лучах инфракрасной лампы. Потом взяла с вешалки другое полотенце, обсушилась и вернулась в спальню.

Тайлер перевернулся на спину. Он никогда не был красивым, но поначалу ее привлекала его сила. Вот, он лежит здесь, спит, лицо спокойно-расслабленное, глаза закрыты. Нет, ничего не могла она в нем найти, что было достойно ее восхищения.

Нэнси опять подошла к окну, посмотрела во двор. Был ли он там, а потом исчез, словно никогда и не появлялся, ее зимний мираж?

Она скользнула в постель. Одеяло с электроподогревом не давало остыть простыне. Нэнси снова уставилась на красные цифры электронного будильника. Прошла минута, она закрыла глаза, медленно сосчитала до шестидесяти, снова открыла глаза, прошла еще минута. Тогда, в машине, он наклонился к ней, почти наяву она и сейчас ощущает запах его тела.

Страх, возбуждение охватили ее. И наконец она неохотно призналась самой себе, что уже тогда она желала его так же сильно, как желает сейчас.

 

Глава 22

В восемь утра дешевенький пластмассовый будильник, украденный как-то Билли в магазине «Лондон драгз», разразился булькающим ревом. Схватив спросонок свой «питон», Билли резко сел на постели и с минуту широко открытыми глазами смотрел на захлебывающийся будильник, а потом ударил по нему тяжелой рукояткой револьвера, чтобы тот больше не мучился.

Восемь часов одна минута, время на этом для будильника остановилось навсегда.

Еще украду. Невелика беда.

В доме было тихо и так холодно, что от дыхания изо рта и носа шел пар. Билли встал с постели, влез в джинсы и фуфайку, натянул ковбойские сапоги, надел кожаную куртку.

Обогреватель был установлен на пятнадцать градусов. Чертова мамаша. И здесь ищет, как бы сэкономить! Билли пошел в кухню, поставил на плиту чайник, сполоснул чашку. Мать забыла купить кофе. Черт. Вконец разозлившись, он побрел в ванную, помочился и стал разглядывать себя в зеркале. Причесался и уложил волосы. Бриться не хотелось. К тому же заросшее лицо делало его старше, внушительнее. Он почистил зубы, улыбнулся своему отражению, убрал улыбку с лица и посмотрел в зеркало холодным отрешенным взглядом. Он уже давно отрабатывал этот взгляд, по его мнению, так смотрят убийцы.

В гостиной был полный бардак. От сигаретного дыма нечем было дышать. Он набрал номер Гаррета.

Тот сразу снял трубку.

— Ты на колесах? — спросил Билли.

— Нет проблем. — Голос спросонья был хриплым.

— Обогреватель в машине есть, надеюсь?

— Это «кадиллак», — ответил Гаррет. — Я подумал, что раз уж угонять машину, пусть она будет классной.

Гаррет съездил ночью в аэропорт, зашел на стоянку, где машины оставляли надолго, выбрал «кадиллак», черный с откидным верхом и тонированными стеклами, завел его с помощью проводков и, заплатив одному сторожу двадцать два доллара, вернулся в город. Он оставил «кадиллак» в квартале от дома.

— «Кадиллак», — проговорил Билли с ноткой зависти в голосе, — ничего себе!

Гаррет улыбнулся в трубку. Ковбойская штучка во вкусе Билли: украсть роскошную машину, кататься на ней по городу — рисковать ради риска. Когда Гаррет сказал, что он сам выберет автомобиль, Билли одарил его одним из своих леденящих душу взглядов, но спорить не стал. Ну и хорошо. Потому что чем ближе к делу, тем легче Гаррет мог сорваться. Когда Билли выстрелил в него и порох попал ему в лицо, Гаррет готов был убить его, только бы увидеть, как он умирает.

И это желание еще не прошло.

— В девять тридцать, — сказал Билли. — Будь на месте. Понял?

— Как скажешь, — ответил Гаррет и повесил трубку.

В двадцать минут десятого Билли поставил свой «пинто» на Десятой авеню, в двух кварталах от винного магазина. Через пять минут туда же подъехал Гаррет. Ровно в девять тридцать они на «кадиллаке» зарулили на стоянку супермаркета, и Гаррет поставил машину так, чтобы они сидели лицом к винному магазину. Солнце было высоко, на небе ни облачка, звенела капель, и снег постепенно превращался в грязную жижу. Оттепель. «Кадиллак» стоял близко к магазину, всего метрах в двадцати, и Билли и Гаррет видели, что внутри идет обычная подготовка к рабочему дню, к наплыву первых пьяниц.

Гаррет вытащил из сумки две черные лыжные маски, с красной отделкой вокруг прорезей для глаз и рта и с голубой. Билли понравилась первая, но Гаррет сразу схватил ее, а маску с голубой отделкой швырнул Билли. На ценнике значилось одиннадцать долларов девяносто пять центов.

— Отдашь мне за свою маску из того, что мы сегодня возьмем. А еще возместишь мои расходы за поездку на такси до аэропорта и двадцать пять долларов, которые я заплатил за стоянку. Короче, всего получается шестьдесят.

— Чтобы украсть деньги, приходится сначала потратиться, — ухмыльнулся Билли.

Гаррет проверил, заряжен ли «ремингтон». Два патрона в магазине, один — в патроннике. Еще двенадцать у него в карманах куртки — по шесть в каждом.

Билли оттянул курок «питона» и прокрутил барабан. Дома он уже стрелял без патронов, целясь в Арсенио Холла и в других, кто появлялся на экране телевизора. Он стрелял им прямо между глаз. Но все это было просто игрой, забавой. Заряженный, потяжелевший, «питон» сразу превратился из игрушки в страшное смертоносное оружие.

И Билли задумался, что чувствуешь, спуская курок, когда перед тобой живой человек, а не яркая картинка на телевизионном экране.

Ладони у него стали влажными, и он вытер их о грубую материю лыжной маски.

— Волнуешься? — спросил его Гаррет.

— Нисколько, — ответил Билли. — Где часы взял? — Он указал пальцем на то, что ему показалось часами.

— Это не часы, а хронометр, мать его.

Гаррет любовно постучал по циферблату своей новой игрушки — черного электронного хронометра «касио» с яркими зелеными, желтыми и красными пластмассовыми кнопочками.

— Не хочешь опаздывать к обеду, что ли?

— Это хронометр для бегунов-спортсменов. Когда мы выйдем из машины, я нажму красную кнопку.

— Ясно, — сказал Билли. — Отличная идея. И что, мы побежим как ошпаренные?

— Красная кнопка — это секундомер. То, что мы собираемся сделать, все равно что ограбить банк, Билли. Разница только в том, что мы не заходим внутрь. Я рассчитал, что в нашем распоряжении максимум три минуты. То есть сто восемьдесят секунд.

— А что потом?

— Потом приезжают полицейские, а нас уже и след простыл.

Билли закурил, опустил стекло и вышвырнул дымящуюся спичку на асфальт. Тик-так, тик-так. Убить охранников. Схватить деньги. Тик-так, тик-так. Точность до долей секунды. Это мне нравится. Черт, как настоящие профессионалы!

Гаррет разглядывал свои новые часы. Девять часов сорок девять минут семь секунд. Восемь, девять, десять… Он открыл дверцу.

— Ты куда?

— За кофе.

— Два пакетика сливок. Сахара не надо, — сказал Билли. — Мне все говорят, я и так сладенький.

Гаррет захлопнул дверцу.

Стоянка быстро заполнилась машинами. Удивительно, сколько людей решили запастись продуктами в десять утра во вторник. Почему они все приехали именно в это время? Наверное, по телевизору сейчас ничего интересного. Пикап «вольво» золотистого цвета встал в трех метрах от «кадиллака». Дешевая модель — 240 ДЛ. Из машины вышла женщина лет двадцати с небольшим в черных плисовых брюках, красной удлиненной кожаной куртке с огромными накладными плечами и в черных резиновых сапогах с красными подошвами. Ее темно-русые волосы были коротко подстрижены. Она открыла заднюю дверцу пикапа и вытащила из его нутра ребенка в розовом комбинезоне. Глаза Билли встретились с глазами женщины. Он улыбнулся ей и помахал рукой. Она отвернулась и, с ребенком на руках, твердым шагом пошла к супермаркету.

Билли еще раз проиграл все в голове. Подъезжает инкассаторская машина, останавливается у винного магазина. Водитель быстро оглядывает все вокруг, это каждый раз так, они видели, не зря тут сидели, мерзли. Распахивается задняя дверца, и появляются двое вооруженных охранников. Они заходят в магазин и спустя три — пять минут выходят. Деньги везет второй охранник, а первый идет перед ним к машине. Рука на рукояти пистолета. Билли с Гарретом ждут, пока он протягивает руку, чтобы открыть напарнику дверь, и Билли выхватывает из-под куртки «питон» и стреляет охраннику в коленную чашечку, чтобы обезвредить его, но не убить. Через долю секунды Гаррет тоже стреляет по ногам охраннику, который везет тележку с деньгами.

А дальше совсем просто. Билли хватает мешки с деньгами, а Гаррет прикрывает его с помощью «ремингтона», контролируя действия толпы.

Пока Билли выводит «кадиллак» со стоянки на дорогу, Гаррет делает несколько выстрелов по бронированной машине. Водителя защитит толстое пуленепробиваемое стекло. Убивать его они не собираются, нужно только, чтобы он не высовывался из кабины.

«Кадиллак» они бросят на Десятой авеню, пересядут в холодный «пинто», и. к тому времени, когда полицейские сообразят что к чему, их уже и след простынет.

Ничего страшного, уговаривал себя Билли.

Дверь «кадиллака» распахнулась, в машину влез Гаррет и протянул Билли пластиковый стаканчик кофе и пакетик чипсов. На часах семь минут одиннадцатого.

В четверть одиннадцатого женщина с ребенком вернулась к своему золотистому «вольво». На ржавой магазинной тележке, которую она толкала перед собой, вместе с продуктами долларов на сто, сидел малыш в розовом комбинезоне. Она погрузила в машину продукты и ребенка и, не глядя на Билли, села за руль и медленно выехала со стоянки. А он в это время прикидывал, сколько может стоить ее красная кожаная куртка.

В половине второго Гаррет еще раз сбегал в «Севен—Илевен» за кофе и парой гамбургеров.

В начале четвертого Билли вприпрыжку сбегал в уборную одного из магазинов.

К четырем часам начало понемногу смеркаться.

В десять минут пятого какой-то мужчина в джинсах и лыжной куртке встал у дверей винного магазина и заиграл на тромбоне. Билли с минуту послушал и включил на полную мощность радио.

Без двадцати трех пять на стоянку вползла патрульная машина и остановилась прямо напротив тромбониста. Из нее вышли двое полицейских. Музыкант продолжал невозмутимо играть.

Билли сполз на сиденье немного пониже. Гаррет наблюдал за происходящим в зеркало заднего обзора. Они ждали.

Полицейские стояли подбоченясь. Тромбонист что-то сказал им, потом хлопнул себя по лбу и нагнулся за шляпой, в которую ему бросали мелочь. Продавец, наблюдавший за ним из окна магазина, зааплодировал. Музыкант перешел через Мэпл-стрит, а полицейские сели в машину и уехали.

Гаррет приглушил радио.

Билли снова пришлось сбегать в уборную. Гаррет взглянул на него, но промолчал.

В половине одиннадцатого они, голодные и усталые, просидев в машине почти тринадцать часов, были уже готовы все бросить и уехать домой.

В десять тридцать семь бронированный инкассаторский автомобиль, сверкая в свете неоновых ламп серебристым кузовом, зарулил на стоянку.

— Билли, ты не спишь? — спросил Гаррет.

Тот помотал головой. В горле у него пересохло.

Задняя дверь распахнулась. Из нее выпрыгнули двое охранников. Это был их последний рабочий рейс, но они об этом пока не догадывались. Один из охранников взял с собой небольшую металлическую тележку, а другой захлопнул толстую железную дверь машины. Билли опустил стекло. Тележка ехала на резиновых колесиках, но он все равно слышал, как она постукивает по блестящему мокрому асфальту.

Инкассаторы вошли в магазин. Хоть Билли и не видел их, но знал, куда именно они направились, — налево, к застекленной конторке управляющего, где стоял сейф.

Гаррет рассматривал свои часы.

Десять — тридцать девять — семнадцать.

Билли закурил. Руки у него не дрожали. Он специально подержал перед собой горящую спичку, чтобы Гаррет видел, какой он мужественный.

Тот продолжал смотреть на часы.

Водитель бронированной машины заметил огонек от спички в салоне «кадиллака», который горел секунд пять, а может, и десять.

— Альфа четырнадцать, — проговорил он в микрофон, прикрепленный к шее.

— Альфа четырнадцать, слышу вас, — немедленно последовал ответ.

Огонек исчез. Может быть, ничего такого в этом не было, но по крайней мере там будут знать, что он начеку и добросовестно несет службу.

— У меня здесь «кадиллак» восемьдесят восемь, черного цвета, номер АНБ триста четыре, — сказал он, прочистив горло.

— Проверим.

В это время в «кадиллаке» Билли смотрел на Гаррета, точно гипнотизируя тем самым холодным взглядом своих зеленых глаз.

— Ну, не подведи.

Гаррет подумал пару секунд и решил: «Какого черта? Скажу ему все. Вреда не будет. Все равно Билли уже ничего не сможет сделать».

— Послушай-ка, Билли. Я хотел тебе кое-что о себе рассказать.

Билли повернулся к нему. Вот черт! Нашел время, но Гаррет никогда прежде не говорил с ним так: каждое слово падало тяжело, как камень.

— Помнишь того мужика, которого нашли в китайских садах? — спросил Гаррет. — Замороженного на льду пруда. Мы с тобой видели по телевизору.

— Конечно. А что?

— Так это я его грохнул.

— Врешь!

— Получил пять тысяч задатка. Мне его сын заплатил. Я с ним на работе познакомился — полировал его «БМВ». Мы разговорились, и слово за слово…

Конечно, все было совсем не так, но Билли так внимательно слушал, что Гаррет продолжил свой монолог.

— Парень должен унаследовать семейное дело. Пять тысяч только плата за то, чтобы я согласился. Правда, он об этом еще не знает. Скоро денежки папаши попадут к нему в руки, и вот тогда я начну на него давить. Знаешь, что такое шантаж?

— А деньги ты куда девал? — спросил Билли.

— Истратил на своего «мустанга». Кожаные стеганые сиденья, десять слоев светло-красной эмали. Недели через две машина будет готова.

— Врешь ты все! — сказал Билли, и в его глазах появилось новое выражение, которого Гаррет прежде в них не видел. Уважение с оттенком страха. Перед ним был совершенно новый Гаррет. Его старый приятель оказался хладнокровным убийцей. Гаррет тоже молча смотрел на него, наблюдая, как медленно Билли соображает. Он рассказал ему об убийстве, чтобы тот в последний момент не струсил. Через несколько секунд это будет уже неважно, потому что, сколько бы денег им ни досталось на брата, Гаррету нужно по крайней мере вдвое больше.

Полицейские, которые будут расследовать обстоятельства смерти Билли, найдут под резиновым ковриком в его «пинто» бумажник Кенни Ли, а в багажнике обручальное кольцо и золотые часы «лорус», снятые с убитого. Тогда у полиции будут вещественные доказательства, необходимые для того, чтобы закрыть дело. И даже если они выйдут на него, Гаррета, у него железное алиби. Один его знакомый, который угонял машины, а не просто воровал из них автомагнитолы, но ни разу не попадался и не состоял на учете в департаменте уголовного розыска, обещал прикрыть его, если что, за определенную плату, разумеется.

А что касается Билли, то… Парнишке всего семнадцать. Ну что же. Таким он и останется.

Гаррет вышел из машины, плотно прижав к ноге пневматическое ружье.

— Ну, давай, парень, — сказал он.

Билли понял, что бежит по автостоянке, стараясь не отстать от Гаррета. Дверь винного магазина распахнулась. Прямо на него шел невысокий толстый мужчина с ящиком пива в руках. Толстяк взглянул на Гаррета и внезапно остановился как вкопанный.

Дверь магазина снова открылась. Билли догнал Гаррета и увидел, что под ковбойской шляпой на нем черная лыжная маска. А Билли забыл свою на переднем сиденье в «кадиллаке». И еще Гаррет убил того китайца и ни словом об этом не обмолвился. Ничего себе! Билли вдруг почувствовал себя тем дураком, которого видел по телевизору в шоу Леттермэна, тот ничего не мог без дистанционного управления.

Но было слишком поздно.

Гаррет поднял ружье. Билли расстегнул «молнию» на куртке.

Толстяк что-то закричал. Билли выхватил «питон» и выстрелил от бедра, попав ему в грудь и свалив с ног.

В бронированной инкассаторской машине по радиосвязи передали: «Альфа четырнадцать, этот автомобиль угнан».

— Тут перестрелка! — заорал в микрофон водитель. — Ограбление! Стреляют! Стреляют! Прямо передо мной!

Пневматическое ружье выстрелило. Гаррет передернул затвор. Пустая гильза ударила Билли по руке. Толстяк стоял на коленях и все еще кричал. Его грудь превратилась в сплошное кровавое месиво. «Еще не все кончено, пока ты не допел», — пронеслось в голове у Билли. Он снова спустил курок и промахнулся метров на десять. «Ремингтон» выстрелил второй раз, t третий, и оба инкассатора оказались на земле. Просто поразительно, как быстро все это произошло. Черная жидкость растеклась по грязному асфальту.

Воздух наполнился воем сирен. Билли дико озирался вокруг. Звук исходил из инкассаторской машины. Красная мигалка на крыше походила на бьющую фонтаном кровь. Билли увидел профиль водителя, прижавшегося лицом к стеклу, и бросился было к мешкам с деньгами, но приостановился.

Гаррет шлепнул его ладонью по заду.

— Давай пошевеливайся! Хватай деньги, мать твою!

Билли нетвердыми ногами шагнул вперед. Если Гаррет стрелял по ногам, значит, он плохо целился, потому что лежащие на земле инкассаторы были убиты выстрелами в голову.

Билли упал на колени. Его вырвало. Он услышал еще один выстрел пневматического ружья. Мигалка на крыше бронированной машины покачнулась, но сирена по-прежнему выла, а толстяк все так же кричал.

Билли вытер рот. Гаррет стоял над ним, заряжая «ремингтон», потом схватил Билли за куртку и рывком поставил на ноги.

Билли бросился к полотняному мешку. Слишком тяжелый — монеты. Он поднял другой, потом еще один, перехватил оба мешка левой рукой и побежал к машине. Гаррет еще раз выстрелил, и Билли услышал, как дробь стукнулась о броню инкассаторского автомобиля.

Гаррет распахнул дверцу «кадиллака», кинул ружье на заднее сиденье и, вскочив в машину, захлопнул дверь и включил фары.

Яркий свет фар осветил Билли с мешками денег в левой руке и с кольтом в правой. Билли направил «питон» на грузного мужчину в черном плаще, пытавшегося укрыться за ящиком пива, из дула «питона» вырвалось оранжевое пламя.

Гаррет посигналил. Билли обернулся слепо, бессмысленно.

Гаррет включил передачу. Вокруг была полнейшая неразбериха, кричали, визжали, разбегались люди. Он дал по газам, и машина рванулась вперед. Убить его сейчас или потом? Затормозив, Гаррет наклонился и открыл дверцу.

— Лезь в машину, быстро!

Билли рассмеялся, словно оскалился.

— Еще не все кончено, пока ты не допел! — заорал он и повернул барабан кольта. Гаррет протянул руку, держась другой за руль, схватил мешок с деньгами и вслед за ним втащил Билли в машину. Он снова нажал на газ, и «кадиллак» прыгнул вперед.

Водитель инкассаторской машины так и сидел в кабине за густо тонированным стеклом, где он был в относительной безопасности.

На дюйм приоткрыв дверцу, он ждал, пока все закончится.

«Кадиллак» должен был проехать всего метрах в пяти от него, по направлению к Мэпл-стрит. Он проверил предохранитель своего пневматического ружья. И вот «кадиллак» уже достаточно близко, надо ногой резко распахнуть дверь и выстрелить. Раз, два, три. Ствол дернулся. Уши заложило от грохота, и от вспышки выстрела он словно ослеп.

«Кадиллак» пронесся мимо, оставляя за собой осыпь разбитого стекла. На большой скорости он пересек Мэпл-стрит и стоянку перед «Севен—Илевен» и на полном ходу врезался в шлакобетонную стену.

Водитель, нетвердо ступая, вылез из инкассаторской машины. Он чувствовал такую нечеловеческую усталость, будто только что пробежал километров двести.

Усилием воли он заставил себя подойти к задней двери, там в луже крови лежали оба его товарища, убитые выстрелами в голову, а рядом на тележке забрызганные человеческой кровью три мешка денег. Кем надо быть, чтобы прикоснуться к такой добыче!

Тем не менее…

Он поднял тележку, затолкал мешки в машину и запер дверцу.

Потом перезарядил ружье и медленным, но решительным шагом направился к дымящемуся разбитому вдребезги «кадиллаку».

 

Глава 23

Перед Беверли было пять фотографий. Она пристально разглядывала ту, что лежала посередине.

— Не этот.

— Вы уверены? — спросил Уиллоус.

— Да.

— Хорошо, потому что это полицейский.

— Правда?

— Правда.

— Никогда бы не сказала, — заметила Беверли. — А этот?

— Это я от вас хочу услышать.

— Думаю, что это он. Я уверена, что это он.

Уиллоус перевернул фотографию и дал Беверли авторучку.

— Подпишите, пожалуйста.

— Ага, подписала. Ну, как я справилась?

— Неплохо, — сказала Паркер. — Очень даже неплохо.

— Когда парень динамит, то его трудно забыть. А такое случается со мной настолько редко, что…

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Уиллоус.

— Во-первых, мне и самой не очень-то хотелось с ним встречаться. — Она тепло улыбнулась Уиллоусу. — Вообще-то, я предпочитаю мужчин постарше.

— Ты заметил, что она все время одергивала свитер? По-моему, ты ей понравился, — сказала Паркер, когда Уиллоус выруливал на Тридцать третью авеню.

— Конечно, заметил, — с улыбкой ответил Уиллоус, проехал квартал и поставил «форд», на котором не было опознавательных знаков, перед домом Ли.

Улица была пустынна. Чуть впереди стайка скворцов клевала что-то в мерзлой траве. На розовой дорожке, ведущей к дому Ли, хрустели под ногами кристаллы технической соли. Уиллоус и Паркер поднялись на крыльцо, и Джек нажал кнопку звонка. Быстро смеркалось. Серебристо-серое небо напоминало начищенный алюминий. Паркер смотрела на расхаживающих взад-вперед самодовольных скворцов.

— Может быть, никого нет? — предположила она.

— Возможно. — И Уиллоус позвонил еще раз. Дверь открылась, на пороге стояла Мелинда Ли и смотрела на него, как будто видит впервые.

— Мы хотели бы поговорить с твоим братом. Он дома? — спросила Паркер.

— Его нет. Я не знаю, где он.

— Ну, не важно, — сказал Уиллоус, доставая из кармана фотографию. — А ты не знаешь, кто бы это мог быть?

Мелинда Ли смотрела на ухмыляющееся лицо Гаррета.

— У нас есть подозрение, что он замешан в убийстве твоего отца, — обратилась к девочке Паркер. — Ты когда-нибудь его видела?

Девочка кивнула. На ее глаза навернулись слезы.

— Когда? — спросила Паркер.

— Во время рождественских каникул.

— Твой брат не приезжал домой на каникулы?

— Нет, — ответила Мелинда. — Это он убил моего отца? — спросила она, указывая на фотографию.

— Возможно. Мы думаем, что… — Паркер замолчала и взглянула на Уиллоуса. — Скажи мне, где ты его видела? При каких обстоятельствах?

— Мама послала меня в магазин, а он проезжал по улице на ярко-красной машине. Он ехал рядом со мной, вплотную к тротуару. На нем была черная ковбойская шляпа. Он ее снял, помахал мне и спросил, не надо ли меня подвезти…

— Он был один?

— Да.

— И больше ты его не видела?

— Нет.

Уиллоус показал ей другую фотографию. Билли.

— А этого?

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Одного зовут Билли, а другого Гаррет. Два ковбоя. Лучшие друзья.

— Нет, я его не знаю.

Уиллоус убрал фотографии обратно в карман.

— Я скажу Питеру, что вы хотели с ним поговорить, — пообещала Мелинда.

— Не стоит, — отозвался Уиллоус. — Это вовсе не обязательно.

— И что теперь? — спросила Паркер, когда они вернулись в машину.

— Подождем здесь, — ответил он, завел «форд» и, проехав до конца квартала, остановился за фургоном, покрытым снегом.

— Бедная девочка, — сказала Паркер.

— Мы ничем не можем ей помочь.

— Знаю, это-то и не дает покоя.

Просидели они в машине почти шесть часов, наблюдая за домом. В десять семнадцать на улице показался Питер Ли. Он бодрым шагом подошел к крыльцу, поднялся по лестнице и скрылся за дверью.

Паркер вызвала подкрепление из двух машин. Еще долгих пять минут они ждали, пока появятся патрульные автомобили. Уиллоус потянулся, расправляя затекшие ноги и спину, и вышел поговорить с подъехавшими полицейскими. Описав им внешность Питера Ли, он сказал, чтобы они блокировали оба конца квартала. Дав патрульным машинам несколько минут, чтобы занять положенные места, они подъехали к дому Ли и позвонили.

Дверь открыла миссис Ли. Глаза у нее округлились от удивления.

— Миссис Ли, мы хотели бы переговорить с Питером, — сказала Паркер.

Женщина кивнула и пригласила их войти.

— Он в ванной. Я скажу ему, что вы пришли.

— Спасибо.

Она провела их через устланный ковром холл к двери ванной и тихонько постучалась.

— Питер.

Уиллоус расстегнул плащ.

Миссис Ли постучала еще, потом попыталась открыть дверь.

Уиллоус подошел и ударил по двери кулаком. Женщина испуганно посмотрела на него.

— У вас есть ключ? — спросила Паркер.

— Нет, ванная запирается только изнутри.

Паркер взяла миссис Ли за локоть и отвела в сторону.

Уиллоус ногой ударил по двери чуть пониже замка. Она дрогнула, но выдержала. Он собрался с силами, ударил еще раз и вместе с дверью вломился в ванную.

Из крана текла вода, но в ванной никого не было.

Уиллоус проверил окно. Оно было закрыто, но не заперто. Задний двор представлял собой пустынную лужайку с гаражом на два автомобиля.

— Где выход на задний двор?

— Пойдемте, я покажу.

Миссис Ли отвела их в кухню.

— Не выходите из дома и не приближайтесь к окнам, — сказал ей Уиллоус. Миссис Ли заплакала и отвернулась. Уиллоус распахнул дверь и вместе с Паркер сбежал вниз по ступенькам крыльца. Боковая дверь гаража была закрыта. На дом смотрело маленькое окошечко. Свет в гараже не горел.

Уиллоус побежал по траве к дощатому забору, поверх которого была натянута сетка. Забор высотой в человеческий рост — предельная норма, установленная муниципалитетом. Он рывком открыл калитку. Широкая металлическая дверь, через которую можно было попасть в гараж с улицы, оказалась плотно закрытой. Он вернулся на задний двор и подошел к окошку гаража. Прижавшись лицом к стеклу, он разглядел внутри два автомобиля: «БМВ» и «бьюик»-пикап. Пикап стоял как-то странно, почти вплотную упираясь капотом в боковую стену гаража.

— Машины на месте? — спросила Паркер.

Уиллоус кивнул и потер ладонью оконное стекло.

— Думаешь, он там?

Уиллоус приложил ухо к стеклу и услышал негромкое гудение — звук работающего двигателя. Он вынул свой револьвер — «смит-и-вессон» с укороченным стволом.

— Да, там.

Они снова поспешили к калитке. Паркер раскрыла сумочку, вынула оттуда револьвер тридцать восьмого калибра и встала метрах в десяти от Уиллоуса у противоположной стены гаража. В какой машине сидел Питер и с какой стороны его ждать, если он решит выйти из гаража, было не определить. Уиллоус забарабанил по металлической двери, затем, сунув револьвер в кобуру, схватился за ручку и изо всех сил дернул. Дверь не дрогнула.

Паркер посмотрела на него.

— Он не выйдет оттуда! О Господи!

Уиллоус несколько раз подряд ударил ногой по деревянной задней двери гаража, но дверь не поддалась.

— Клер, вызови «скорую помощь», — сказал Уиллоус.

Паркер нажала кнопку своей рации. Красная лампочка связи загорелась, мигнула и погасла. Сунув револьвер в сумочку, она побежала к дому, а Уиллоус сорвал с себя плащ и, намотав его на руку, ударил по окну. Стекло треснуло, он ударил еще раз, и оно разбилось. Резко запахло углекислым газом.

Ему казалось, прошла целая вечность, пока он вытаскивал осколки из алюминиевой рамы окна. Он ухватился за карниз и подтянулся, чтобы залезть в окно. В плечо Уиллоусу вонзился острый осколок. Потеряв равновесие, он упал, прокатился по крыше пикапа и приземлился на забрызганный машинным маслом цементный пол гаража. Отравленный воздух жег легкие, слезились глаза. Двигатели обеих машин работали вовсю, изрыгая углекислый газ, видимо, парнишка чем-то укрепил педали. В пикапе не было никого. Сквозь тонированные стекла «БМВ», в тумане выхлопных газов Уиллоус не мог разглядеть, что там внутри. Он попытался открыть дверь, но она была заперта. Он облокотился спиной о пикап и ударил ногой в окно «БМВ». Боковое стекло разбилось, Уиллоус отпер дверцу. Питер Ли полулежал на сиденье водителя, пристегнув ремень безопасности. Освободив Питера, Уиллоус вытащил его через пассажирское сиденье из машины. Он подтянул обмякшее тело юноши к задней двери гаража, споткнулся, упал и полз, пока не стукнулся головой о стену.

Голос Клер, ее крики откуда-то издалека.

Уиллоус с трудом поднялся — не слушались ноги. Он нащупал гладкую поверхность. Стена. Его душил безудержный кашель. В горле першило, из глаз текли слезы, легкие жгло как огнем. Он шарил обеими руками по стене. Его растопыренные пальцы наткнулись на рычажок выключателя. Уиллоус попытался поднять его, но тщетно. Он чувствовал, как воля к жизни оставляет его. Ощущение было на редкость отчетливым: ему казалось, что его силы — это прозрачная, как хрусталь, вода и через дыру, пробитую в его теле, эта вода стремительно вытекает из него… жизнь уходит вместе с ней… свет меркнет.

Рычажок выключателя, видимо, был неправильно установлен. Провода… Уиллоус потянулся вниз, а не вверх.

Раздался скрежет, и электромотор стал натягивать цепь. Дверь начала медленно подниматься над землей.

В измученном недостатком кислорода мозгу Уиллоуса пронеслась стайка скворцов, словно черная тучка с рваными краями. Он сделал один, страшно трудный, шаг вперед, к свету, и потерял сознание. Паркер подхватила его, не дала упасть. А дверь гаража продолжала подниматься.

 

Глава 24

Они, конечно, не пристегнули ремни безопасности. Их беспомощные тела рванулись вперед, словно они одновременно пытались покончить жизнь самоубийством, и, вылетев через лобовое стекло, они разбились бы в лепешку о бетонную стену, но «кадиллак» был оборудован по последнему слову техники, и, когда лобовое стекло неслось им уже навстречу, возникла воздушная подушка. Мгновенно надуваясь автоматическим насосом, чтобы смягчить удар, она так же быстро спадала, не мешая пассажирам вылезти из попавшего в аварию автомобиля.

Воздушная подушка сработала идеально, но с Гарретом было что-то неладно. Он не шевелился. Билли не сразу увидел, что выстрелом снесло часть спинки сиденья, а левое плечо Гаррета превратилось в кровавую кашу.

Освободившись от мягких объятий воздушной подушки, Билли открыл дверцу и выпал из машины на асфальт. К нему бежал кто-то в униформе. Схватив кольт, валявшийся рядом, Билли выстрелил раза три или четыре, было не до счета.

Человек в униформе упал в грязь и больше не двигался.

Билли вскочил на ноги. «Кадиллак» пробил довольно внушительную дыру в стене магазина «Севен—Илевен». В нее можно было войти не нагибаясь. Внутри магазина творилось что-то невообразимое. Стеклянный шкаф с банками и бутылками с молоком, фруктовыми соками, газированной водой и другими напитками обрушился. Вокруг валялись тысячи банок кока-колы. Он выстрелил еще раз просто так, ни во что не целясь. Пуля попала в бензоколонку. Пожилой человек, заправлявший в это время свой автомобиль, от страха уронил шланг. Бензин расплескался вокруг выхлопной трубы, и машина воспламенилась. Билли осторожно переступил через кусок бетонной стены, протянул руку через смятое крыло «кадиллака» и схватил ледяную банку диет-колы.

Бензобак загоревшейся машины взорвался. Осколок металла просвистел в воздухе и вонзился в бок чьего-то колли, он был привязан к велосипеду, оставленному хозяином у дверей «Севен—Илевен». Собака завизжала, завыла душераздирающе, словно заплакала совсем по-человечески.

Это его добило.

Он побежал.

Билли несся куда глаза глядят. На Мэпл-стрит он перепрыгнул через человека, распластавшегося на асфальте в луже крови, споткнулся и ударился о стену винного магазина так сильно, что снова стал понимать происходящее и вспомнил о Гаррете. Он оглянулся. Автомобиль и бензоколонка перед «Севен—Илевен» горели, огонь поднимался метров на двадцать в небо. Билли посмотрел на «кадиллак». Светились лампы торможения запоздалым предупреждением, отчаянно выла сигнализация, красновато-оранжевые вспышки освещали полулежащее на сиденье тело Гаррета. Его, похоже, уже ничто не интересовало, и Билли показалось это вполне естественным, а может, даже и справедливым.

Билли рысью пробежал по Мэпл-стрит и повернул направо, на Десятую авеню; миновал арсенал, аккуратные ряды военных автомобилей, пересек железнодорожные пути. По улице Арбитус на большой скорости сновали машины, он услышал рядом визг тормозов, кто-то крикнул ему, чтобы не лез под колеса. Билли бежал вперед.

«Пинто» ждал его там, где он его оставил. Швырнув «питон» на переднее сиденье, он рылся по карманам в поисках ключей, потом вспомнил, что спрятал их под ковриком.

Он нашел ключи и завел машину. Из выхлопной трубы вырвалось облако черного дыма. Небо позади было красно-оранжевым. При каждой новой вспышке полыхавшего там огня низко нависшая над землей туча окрашивалась в недобрый желтоватый цвет. В ушах у Билли стоял визг раненой собаки. Или это вой полицейской сирены? Страх парализовал его, мешал сосредоточиться. Он включил передачу, рванул вперед и врезался прямо в зад «форда»-пикапа. Фары «пинто» разбились и погасли.

Вслепую он повел машину к большому дому на Пойнт-Грей-роуд.

Нэнси хотелось сходить в кино, но у Тайлера не было настроения, он в это время читал вечернюю газету. Нэнси надела пальто и на своем «БМВ» съездила на Бродвей в видеопрокат, где взяла кассету с французским детективом под названием «Chou Pantin». Вернувшись домой, она заглянула на минутку в винный погреб, где выбрала запыленную бутылку «Напа Бразерс», надеясь, что красное вино хоть немного разогреет кровь ее мужа.

Когда она вернулась в гостиную, Тайлер читал спортивную страничку. Никаким видом спорта он не увлекался, но чувствовал себя обязанным быть в курсе спортивной жизни, чтобы принимать участие в непринужденной беседе с коллегами по службе.

Нэнси механическим штопором вытянула пробку из бутылки «Напа Бразерс», взяла с полки, висевшей над холодильником, два стакана, поставила их вместе с бутылкой на нежно-розовые салфетки, лежавшие на подносе из красного дерева, и по пути наверх заглянула в гостиную.

Тайлер аккуратно сложил газету и бросил ее на журнальный столик.

— Ну что, Нэнс?

— Я взяла фильм. Пойду наверх, посмотрю.

— Гм, а почему два стакана? — кивнув, спросил Тайлер. — Так сильно хочется пить?

— Я подумала: может быть, ты присоединишься ко мне?

— А что за фильм?

Нэнси ответила. Он нахмурился.

— Это… секс?

— Триллер.

— Сексуальный триллер?

— По-моему, нет, Тайлер.

— С субтитрами или дублированный?

Нэнси бросила на него недовольный взгляд. Они оба терпеть не могли дублированные фильмы, в этом они были едины еще до женитьбы. Вероятно, он забыл, и не было ему никакого дела до воспоминаний теперь, когда Тайлер разбогател, а она стала ощущать себя постаревшей и никому не нужной.

— Я приду через минуту, — сказал Тайлер и почесал живот.

Поднимаясь по лестнице, покрытой толстым ковром, Нэнси думала о том, что существует странная закономерность — с возрастом у мужчин брюки становятся шире, а рубашки уже.

Поставив поднос на тумбочку со своей стороны кровати, она вставила в видеомагнитофон кассету, загорелась яркая красная лампочка. Универсальный пульт дистанционного управления лежал на телевизоре, на своем всегдашнем месте. Тайлер выходил из себя, если ему приходилось что-нибудь искать. В его жизни было все, что нужно, и он был убежден, что все должно знать свое место, включая жену.

Осторожно, чтобы не сломать ухоженные ногти, Нэнси нажала несколько кнопок. Включился телевизор «Сони», неприятно пискнул видеомагнитофон. Нэнси отмотала предупреждение ФБР об ответственности за нарушение прав на прокат киноленты и легонько нажала на кнопку «пауза». Изображение на экране застыло.

Она налила себе вина, залпом выпила и вновь наполнила стакан.

В холле погас свет, и в спальню вошел Тайлер. Он посмотрел на экран, потом на Нэнси, опять на экран.

— Я только быстренько приму душ, — сказал он.

— Хорошо, — безразлично отозвалась Нэнси.

Тайлер наклонил голову, поднял брови и хитро подмигнул ей.

— Не желаешь ко мне присоединиться? — спросил он с нелепо игривым выражением липа.

— Я подумаю.

— Я тебе намылю те места, до которых ты не можешь дотянуться, но мыть их любишь, — с усмешкой сказал Тайлер.

— Теперь мне и правда есть над чем подумать, — ответила Нэнси.

Расстегивая на ходу рубашку, Тайлер вошел в ванную и бесшумно закрыл за собой дверь.

Билли все думал и думал о Гаррете, умер ли он и что значит — умереть? Тогда, в машине, плечо Гаррета показалось ему красным месивом. Теперь же, мысленным взором, он видел эту рану отчетливо, до мельчайших подробностей.

Поразительно, столько времени они провели вместе, сидя в холодной машине, шутили, сквернословили, мерзли и ждали. И как быстро все кончилось!

Ему хотелось все повторить, чтобы исправить совершенные ошибки и сделать все как надо, взять инициативу в свои руки, не дать собой управлять… Он ехал в «пинто» к дому Нэнси на Пойнт-Грей-роуд и еще и еще раз прокручивал неудавшееся ограбление.

Странно: Билли всегда держал Гаррета в узде, с самого начала, когда они познакомились, а это уже не один год. Он высмеивал его, командовал, помыкал им, считал недотепой. Но из «кадиллака» первым вышел именно Гаррет. И именно Гаррет напал на этих ребят в форме. И Гаррет, а не он спустил курок «ремингтона» и разнес голову человеку и тут же, следом, другому. От грома этих выстрелов мир Билли словно перевернулся.

А они-то сидели в гостиной, пили пиво и упражнялись в технике убийства, беря на мушку ведущих телепередач. Разглагольствовали об убойной силе, о том, что может сделать с человеком огнестрельное оружие. То была игра.

И вот как все оказалось на самом деле.

Гаррет оттолкнул от себя почти спавшую воздушную подушку, выполз из «кадиллака» и побрел через Мэпл-стрит на автостоянку винного магазина. Сирена инкассаторской машины все еще выла. Он тупо посмотрел на лежащих охранников, выстрелами им совершенно разнесло лица. Гаррет поднял голову, огляделся и заорал:

— Билли!

Менеджер винного магазина дождался, пока Гаррет повернется к нему спиной, подполз к мертвому охраннику и подобрал его револьвер.

Гаррет резко обернулся и одной рукой, морщась от боли, выстрелил. Он попал — ему повезло, и он с удовольствием поделился бы с кем-нибудь этой радостью.

Но — было с кем.

Гаррет уперся дулом ружья в землю, зажал его между колен, заложил в патронник два патрона и передернул затвор. Люди разбегались от него как зайцы. Столько мишеней, а того, кого ему было необходимо уложить, давно и след простыл.

Но Гаррет почти наверняка знал, где его искать.

Нэнси отпила еще немного вина и стала раздеваться. Она не была уверена, хочет ли она этого. Может, да, может, нет. Но с другой стороны, приглашения к любви со стороны Тайлера были так редки, что их не стоило игнорировать.

Автомобили на Пойнт-Грей-роуд постепенно замедляли ход, а потом и вовсе остановились. Билли подумал, что какой-то дурак попал в аварию, но увидел патрульные машины и полицейского с фонарем. Автомобиль, ехавший за ним, был слишком близко, чтобы Билли мог развернуться. Да у него и не было большого желания возвращаться назад. Он потрогал рычаг переключения скоростей, убедился, что «пинто» стоял на низкой передаче, и положил на колени кольт. Полицейский был один. Билли подкатил поближе к стоявшей впереди машине, чтобы спрятать за ее задним бампером разбитые фары «пинто», закурил и поднял дуло «питона».

Полицейский посмотрел, отвернулся и взмахнул рукой. Стоявшая впереди машина медленно двинулась. Билли газанул, «пинто» рванулся вперед и уже второй раз за вечер врезался в зад другого автомобиля.

Луч фонаря полицейского метнулся вслед за ним. Билли прищурился и выстрелил в слепящий белый свет. Луч скользнул из стороны в сторону, потом вернулся к «пинто». Билли прикрыл глаза рукой и выстрелил еще раз, на этот раз прямо через лобовое стекло «пинто» и заднее стекло стоявшей впереди машины.

Машина рванула так, что резина завизжала. Билли бросился следом. Проехав полквартала, он услышал за спиной вой сирены. В зеркале заднего вида отразился свет фар патрульного автомобиля.

Он резко перестроился во второй ряд. Так лучше. Машина впереди съехала на обочину и перевернулась.

Он услышал сзади хлопки выстрелов, удары пуль о металл. Его верный «пинто» рванул — ему пробили колесо. Впереди был перекресток. Улица Ватерлоо. Билли это название ничего не говорило. Он покрепче ухватил руль, пересек дорогу и поехал по переулку вверх, потом рывком распахнул дверцу, прыгнул, пропахав лицом по мокрой траве, и приземлился на четвереньки.

Искалеченный «пинто» все еще продолжал двигаться. Билли вскочил, перебрался через изгородь и побежал.

Полицейские пойдут по его следу с собаками. Может быть, с друзьями того чертова колли. Надо было сбить их с толку, чтобы не взяли след. Вот бы пошел ливень! Или где-нибудь поблизости оказался бы ручей! Почему это, когда человеку нужен ручей, его никогда не оказывается рядом?

Вдалеке кто-то закричал. Еще мгновение, и ночь наполнилась звуками, которые теперь были ему так хорошо знакомы: стук пуль по железу автомобиля, едущего на полной скорости.

Гаррет мертв. Теперь они добрались и до «пинто».

Нэнси подождала, пока Тайлер закончит мыться, сделала воду погорячее и встала под душ. Тайлер выполнил свое обещание, и надо признать, ей было совсем не плохо. Только ей трудно было настроиться на секс, потому что он опять не снял эту дурацкую целлофановую шапочку, которую надевал, чтобы не намочить волосы.

Она нагнулась и провела рукой по лодыжке. Кожа под ладонью была мягкой и гладкой. Бритва ей сегодня ни к чему. Она медленно сосчитала до ста и вышла из душа. Она любила заставлять Тайлера ждать: у него от этого разыгрывался аппетит. Но требовалось точно рассчитать время, а если она задерживалась чуть дольше, к ее приходу он уже крепко спал и видел сны про ценные бумаги.

Она вытерлась, расчесала волосы, накрасила губы, сложила их будто для поцелуя и наклонилась, чтобы кусочком цветной туалетной бумаги снять лишнюю помаду. Зачем она все это делает?

Тайлер скорее всего даже не обратит на это внимания. А если и заметит, то наверняка сочтет это смешным. Но он не рассмеется, нет, он настоит на том, что они вместе должны докопаться до причины, заставившей ее это сделать.

Нэнси вошла в спальню. Тайлер, держа в руке стакан вина, сидел в постели. Повернувшись к ней, он спросил:

— Нэнси, куда подевался этот чертов пульт? Я его так и не нашел.

На полу «вольво» скрючилась какая-то женщина, судорожно прижимающая к лицу сумочку. Гаррет не сразу понял, что она кусала эту сумочку, чтобы не закричать от страха. Он протянул руку и похлопал ее по пояснице в благодарность за то, что она не кричит и не зовет на помощь.

Пробежав два квартала, Билли упал и спрятался за невысоким каменным заборчиком. Ему не хватало воздуха. Мимо проскочила патрульная машина. Он отдышался, закурил сигарету и перешел улицу. Свет в доме Нэнси не горел, но оба «мерседеса» стояли в гараже, надежно запертые на ночь. Билли перелез через стену с задней стороны дома. Он был на знакомой территории, и это его немного успокоило. Кто-то собрал стулья, стоявшие раньше у бассейна, и прислонил их к стене. От воды поднимался пар и тут же растворялся в черном ночном небе. Билли прижался лицом к стеклянной двери и заглянул вовнутрь. Потом потянул за ручку. Дверь оказалась незапертой, он вошел и затворил ее за собой. В гостиной в камине горел огонь. Он приблизился к нему и стал греть озябшие пальцы.

Нэнси выключила свет и скользнула в объятия Тайлера. От экрана, на котором застыло предупреждение ФБР об ответственности за нарушение прав проката видеопленки, исходил ровный голубой свет. Тайлер нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и начался фильм. Актеры произносили реплики, и в нижней части экрана загорались субтитры перевода. Нэнси положила голову на грудь мужа, еще чуть влажную после душа, и посмотрела не на экран, а в окно на черную воду бухты и созвездие огней Западного Ванкувера.

Гаррет с усилием оторвал сумочку от лица женщины, раскрыл и, перевернув, вытряс содержимое на сиденье. Там оказалось немало интересного, но ключей от машины не было.

— Где ключи-то, а, дамочка? — спросил он и тут же увидел, что они торчат в замке зажигания.

Он сполз с сиденья и установил зеркало заднего вида так, чтобы ему было удобно наблюдать за происходящим на стоянке перед винным магазином. Казалось, вся полиция города была здесь, не могла пропустить такое событие.

— Мы просто переждем в машине, пока все успокоится, — сказал Гаррет, — а потом немного прокатимся, и я тебя отпущу. Идет?

Женщина тихо заплакала.

— И все, — продолжал Гаррет, — но ты поплачь, легче станет.

В машине было холодно. Он чувствовал, как его тело потихоньку остывает, как коченеют руки и ноги. Всхлипывания женщины почему-то успокаивали его. Гаррет не мог понять, отчего перед «Севен—Илевен» начался пожар. Стоянка то вспыхивала перед его глазами, то тонула в полной темноте.

Он откинулся назад и закрыл глаза, ему было необходимо немного передохнуть.

Билли услышал наверху иностранную речь. Бесшумно ступая по ковру, он оказался на лестничной площадке первого этажа. Прошептав: «Это ты, Нэнси?» — он протянул руку, чтобы взяться за перила, и, к своему изумлению, обнаружил, что все еще сжимает пальцами кольт.

Он не отдавал себе отчета, что он сделает в ближайшие пять минут. Он прислушался к ровному шипению газового камина и чьим-то приглушенным голосам и начал медленно подниматься по лестнице, потом вдруг неожиданно для самого себя побежал вверх, перескакивая через две, а то и три ступеньки.

На фоне огней возникло видение, призрак. Нэнси моргнула, но видение не исчезало. Она перевернулась на бок. Перед ней, в ее спальне, наяву, — стоял он, мальчик в джинсах, в черной кожаной куртке, и в упор смотрел на нее.

Тайлер сел на кровати.

— Какого черта? Кто ты такой?

Он схватил свой купальный халат.

— Убирайся вон из моего дома! Или я вызову полицию!

Парень даже не взглянул на него. Он видел только Нэнси.

Тайлер надел халат и встал. Билли показал ему револьвер.

Он остановился в нерешительности.

— Это один из тех двоих, — начала было Нэнси.

— Я попал в беду, Нэнси, — сказал Билли. — Помоги мне.

Тайлер завязал узлом пояс халата. Нэнси машинально следила за движениями его рук, такими уверенными, четкими, будто он специально это делал, чтобы дать себе время подумать, разобраться и решить, что следует предпринять в такой ситуации. Только Тайлер умел так завязывать узел, чтобы оба конца свисали прямо вниз. Этот способ он разработал сам. Еще одна мелочь, из которых состояла его жизнь.

— Осторожно, Тайлер, — вскрикнула Нэнси. Больше ей ничего не пришло в голову.

Тайлер стоял около постели. Билли направил на него кольт.

— Вон из моего дома, мальчишка, — проговорил Тайлер.

Билли улыбнулся ему так холодно, как только умел, и засунул кольт за пояс джинсов. Его рука зависла над рукоятью «питона».

— Попробуй выгони, — ответил он Тайлеру.

Нэнси на всю жизнь запомнила выражение глаз мужа — взгляд дикаря, полного решимости защитить свое жилище. Он бросился на непрошеного гостя.

Билли выхватил кольт и трижды спустил курок. Боек ударялся по пустому барабану с негромким щелканьем, не более устрашающим, чем клацанье зубов какого-нибудь старого маразматика.

Тайлер вырвал у Билли револьвер, развернулся и двинул его кулаком в нос, свалив с ног.

Вскочив, Билли пустился наутек, а Тайлер — за ним. Перепрыгнув через перила, Билли приземлился на середине лестницы, кубарем скатился вниз, вскочил, пробежал через гостиную в кухню и, все ускоряя бег, врезался в стеклянную дверь.

Стекло разлетелось вдребезги. Билли вскрикнул, схватился руками за окровавленное лицо и живописно, как сброшенный лошадью наездник, перевернулся в воздухе. Его сапоги грохнули по кафельным плитам площадки бассейна, он поскользнулся, упал, стукнувшись головой, его тело обмякло и сползло в теплую воду, над которой поднимался туман.

Тайлер положил кольт на кухонный стол, влез на ходу босыми ногами в туфли и направился к бассейну; под подошвами скрипели осколки стекла. Билли ничком лежал в воде, вокруг головы образовался розовый кровяной нимб. Тайлер вернулся в дом и позвонил в полицию. Только на десятом звонке диспетчер сняла трубку. Она попросила его повторить свое имя, адрес и после этого поинтересовалась, срочный ли это вызов.

— Да, да, срочный, — ответил Тайлер. Она попросила его не вешать трубку, пока не приедет патрульная машина. Он поблагодарил ее за участие и машинально повесил трубку.

Он поднялся по лестнице и на минуту задержался у двери спальни. Мальчишка, кажется, хорошо знал Нэнси. Он обратился к ней, как будто они были друзьями. Или еще того хуже. Тайлер не был уверен, стоит ли ему задавать ей вопросы. Подумав, решил, что не стоит, вошел в спальню, обнял Нэнси и, как мог, утешил ее.

Полиция приехала быстро. Когда Тайлер их за это похвалил, один из них ответил, что они случайно находились поблизости.

Тайлер улыбнулся, подумав, что его разыгрывают. Ему хотелось вернуться к жене, но он оставался с ними, не желая показаться бессердечным по отношению к тому, кто лежит сейчас на дне его бассейна.

Эдди Оруэлл посветил фонарем на прозрачную воду, медленно поводил лучом по телу Билли, по черной кожаной куртке, узким джинсам, сапогам с серебристыми металлическими клепками. Он был почти на сто процентов уверен, что это тот самый мерзавец, который открыл пальбу у винного магазина и убил двоих инкассаторов.

— Он мертв? — спросил Тайлер.

— А давно так лежит?

— Минут десять.

— Тогда точно мертв.

Тайлеру показалось, что следователь вопросительно смотрит на него.

— Он ворвался в мой дом, — начал он, — угрожал револьвером моей жене…

— Ничего, ничего, вы мне потом все расскажете. А пока у вас не найдется длинного шеста, чтобы подтянуть его поближе? Тогда мы бы смогли вытащить его из воды.

Тайлер кивнул и пошел за шестом. Оруэлл потянул носом воздух.

— Это, конечно, не мое дело, мистер Краун, — сказал он, — но мне кажется, лучше не хлорировать воду так сильно.

 

Глава 25

Уиллоус потерял сознание как раз в ту минуту, когда врачи «Скорой помощи» уже бежали к нему. Они установили, что он дышит, но воздух не проходит ниже бронхов, а это плохой симптом. Напарница Уиллоуса громко звала его, трясла за плечи, нажимала на болевую точку между большим и указательным пальцем.

Но Уиллоус, лежавший на ледяном асфальте, ничего этого не слышал.

В его гортань ввели пластиковую трубочку. Пустили кислород. Быстрый осмотр не выявил никаких внешних ран и повреждений.

Паркер с тревогой смотрела, как Джека укладывали на носилки, как подняли и отнесли в машину «Скорой помощи», а там подключили к кардиологическому монитору. Она влезла следом и примостилась рядом с носилками. Двери захлопнулись, и они понеслись по улице, очищая путь воем сирены.

— Признаков аритмии нет.

Кровяное давление и пульс Уиллоуса не внушали врачам серьезных опасений. С помощью маленького фонарика установили, что рефлексы зрачков становятся почти нормальными, а еще через несколько минут Джек закашлялся.

— Ввести ему стимулятор?

— Не думаю, что в этом есть нужда. Он быстро набирает кислородный уровень. Давай вытаскивать трубку.

Уиллоус открыл глаза, увидел Паркер, потом шнур капельницы, тянувшийся от его запястья.

— Это еще зачем?

— На случай, если бы пришлось вводить какие-нибудь препараты.

— Уберите, — хрипло сказал Уиллоус и попытался сесть.

— Успокойтесь. Как вы себя чувствуете?

— Таблетка аспирина не помешала бы, — ответил Уиллоус. — Куда мы едем?

— В больницу. Будем там через несколько минут.

Уиллоус взглянул на Паркер.

— Что с Питером Ли?

— Он мертв, Джек.

— Надо вернуться.

— Вернетесь, но потом, — мягко сказал один из врачей, склонившись над Уиллоусом. — А пока необходим рентген, надо убедиться, что, вводя кислородную трубку, мы не повредили ваши легкие.

— Поворачивайте назад! — заявил Уиллоус, отрывая пластырь, закреплявший трубку капельницы на его руке.

— Хорошо, хорошо, так мы и сделаем, — успокаивал его врач.

В это время по радиосвязи передали какое-то сообщение, и водитель машины сказал:

— Господи Боже!

Паркер услышала слово «стреляют» и спросила, что происходит.

— Двое парней ограбили инкассаторскую машину на углу Мэпл-стрит и Бродвея. Застрелили несколько человек. Горит бензозаправочная станция, а машины вокруг взрываются.

Радио опять что-то проскрипело.

— Черт! Прямо сюжет для вестерна! — воскликнул один из врачей. — На них ковбойские шляпы, сапоги на каблуках. И уехали они с места преступления на черном «кадиллаке».

— Прибавь газу, — сказал Уиллоус шоферу. — Надо ехать туда.

Улицы были так забиты автомобилями, что на расстояние в пять километров им потребовалось почти двадцать минут.

Стоянка перед супермаркетом была забита пожарными и полицейскими автомобилями «Скорой помощи». Команда немедленного реагирования стояла рядом с группой полицейских, державших на поводках возбужденно рычащих служебных собак. Репортеры, фотографы, тележурналисты из местных газет, радиостанций и телекомпаний спешили увидеть, услышать, заснять, взять интервью…

Бензоколонки уже отключили, и огонь в «Севен—Илевен» локализовали, хоть и не успели еще погасить. Уиллоус и Паркер выскочили из машины «Скорой помощи». Увидев Бредли и заместителя начальника департамента уголовного розыска Кернса, стоявших у инкассаторского автомобиля, они бросились к ним.

— Какая обстановка, инспектор?

— Четверо убитых. Двое инкассаторов, парень из винного магазина и старик, который просто оказался там, где не надо, и погиб при взрыве бензоколонки. Оба преступника скрылись. Неудивительно в таком бедламе.

К Бредли подбежал полицейский с запиской. Инспектор прочитал ее.

— Одного взяли, — сказал он. — В доме на Пойнт-Грей-роуд.

— А как же ушел его напарник? — спросила Паркер.

— Пешком, — ответил Бредли, почесав нос. — А в такую грязь собаки и банку со своей жратвой не унюхают.

Уиллоус окинул взглядом стоянку, протянувшуюся на целый квартал. На ней оставалось еще машин сто пятьдесят.

— Выезд на Десятую авеню блокирован?

Бредли утвердительно кивнул.

Уиллоус повернулся к Паркер и предложил ей пройтись.

— Что ты задумал, Джек? — спросил Бредли.

— Ничего особенного. Просто хочу оглядеться, что и как.

— Не думаю, что это хорошая идея, Джек. Через пару минут все будет организовано, все займутся своим делом…

— Сын Ли погиб, — перебил его Уиллоус.

— Да, я уже слышал.

— А если бы мы поторопились, он бы жил.

— Но в камере, — уточнил Бредли, но Уиллоус уже не слышал.

Бредли пошарил в кармане, нащупал спичку и закурил сигару. Какой-то малыш в черном комбинезоне хотел было погладить служебную собаку, но мать утащила его. Береги пальчики, малыш, подумал Бредли и задул спичку.

Места на стоянке были размечены в елочку: два двойных ряда и одинарный. Из-за снега и грязи желтые линии были почти не видны, но большинство водителей все равно их придерживались. Уиллоус и Паркер, решив обойти по двойному ряду, медленно шли вдоль стоянки. Большая часть автомобилей была пуста, в других сидели хмурые перепуганные люди. Сидели, слушая сообщения радио и томясь: когда же они наконец вырвутся отсюда.

В дальнем конце стоянки у самого забора был припаркован голубой пикап «вольво». Что-то не так было в этой машине. Уиллоус подошел ближе. Паркер заметила — что-то привлекло его внимание, и подбежала к нему.

— Смотри, внутри никого, а стекла запотели.

— Может быть, собаку оставили, Джек, — сказала Паркер и достала револьвер.

— Проверь зеркало заднего вида.

В «вольво» было темно, но Паркер заметила, что зеркало заднего вида повернуто так, что, лежа на полу, можно видеть все, что происходит на стоянке. Она обернулась. Метрах в пятидесяти от них группа немедленного реагирования и полицейские с собаками все еще готовились прочесывать местность. Она помахала им рукой, но они не заметили.

— Давай подождем, Джек. Они скоро подойдут.

— А если нет?

— Он видит то, что происходит сбоку, — сказал он ей, — и то, что сзади. Но зато не видит ничего впереди.

— Хорошо, если так.

Уиллоус бодрым шагом направился к выезду на Десятую авеню, Паркер поспешила за ним. Они обошли «вольво» так, чтобы оказаться спереди, низко пригнувшись стали потихоньку приближаться.

Уиллоус, почти на четвереньках, огибал машину сбоку. Добравшись до дверцы кабины водителя, цепко взялся за ручку. Быстро оглянувшись, он увидел, что Паркер кивнула ему, и рывком распахнул дверцу.

Втиснувшись в тесный закуток между рулем и педалями, уткнув лицо в сиденье, стояла на коленях женщина. Рядом скорчился на полу Гаррет. Дуло пневматического ружья было направлено Уиллоусу прямо в лицо. С широко открытыми немигающими глазами Гаррет походил на мертвеца, хотя и был жив. Изо рта и носа на грудь и на приклад ружья сбегали темно-коричневые, уже подсыхающие струйки крови.

Уиллоус всунул голову в машину и сказал:

— Привет, Гаррет, а мы тебя искали. — Дуло своего револьвера тридцать восьмого калибра он поднес к самому лицу Гаррета. Заметив, что с «ремингтона» снят предохранитель, Уиллоус потянулся через сжавшуюся в комок женщину и поставил предохранитель на место.

— Кенни Ли помнишь? — спросил он.

Гаррет моргнул.

Уиллоус прижал дуло револьвера к его лицу.

— Это ведь ты до смерти замучил несчастного старика? Тебе нравится грабить и убивать? Так вот, там на стоянке четыре трупа. Этого тебе на всю жизнь хватит, потому что именно столько ты просидишь в тюрьме.

Уиллоус помог женщине выйти из машины. Она плакала. Паркер засуетилась вокруг нее, пытаясь успокоить.

— Надо вызвать «скорую», Клер.

Но сначала они должны были соблюсти статью 10, пункт б «Хартии о правах граждан Канады». Эта статья уже давно у всех полицейских сидела в печенках. Уиллоус повернулся к Гаррету.

— Вы арестованы. У вас есть право нанять адвоката и посвятить его в обстоятельства дела. Если вы не можете оплатить его услуги, вам бесплатно будет предоставлен адвокат, оплаченный государством.

Выполнив, так сказать, часть ритуальную, Уиллоус обратился к Гаррету уже от себя лично:

— Когда я открывал эту дверь, то надеялся, что ты еще раз спустишь курок. Это было бы для тебя благом. Ты поймешь это очень скоро и очень пожалеешь. Знаешь почему? Потому что в тюрьме ты будешь пользоваться большой популярностью, мальчик. Зэки тебя насмерть залюбят.

Гаррет снова моргнул.

И больше не шевелился, как будто превратился в ледяную статую.

Ссылки

[1] Гонт — узкие и тонкие, клинообразного сечения дощечки для покрытия крыши.

[2] «Севен—Илевен» — сеть магазинов в США и Канаде, работающих с 7-ми утра до 11-ти вечера. Отсюда они и получили свое название: «7—11».

[3] «Джонни Уокер» — марка виски. Красная этикетка указывает на четырехлетнюю выдержку напитка.

[4] Фарах Фоссетт — американская кинозвезда 70-х — 80-х гг.

[5] Билли Джоэл — известный рок-певец.

[6] Барбара Стрэйзанд — киноактриса и певица.

[7] Клинкер — плитка, которой выкладывают дорожки и т. п. Производится из глины по технологии кирпича.

[8] Теодор Банди — серийный убийца, маньяк, дело которого рассматривалось судом присяжных штата Техас в 70-х годах.

[9] Маджонг — старинная китайская игра.

[10] Пул — разновидность бильярда, в которую играют в США и Канаде. Своеобразие его состоит в том, что все шары пронумерованы и окрашены в разные цвета. Шары меньше, а лузы больше, чем в обычном бильярде. Перед тем как ударить по шару, игрок обязан заявить о своих намерениях.