Нэнси еще раз встряхнула серебряный кувшин, в котором смешивала «Смирновскую» и мартини, налила по двойной порции в оба стакана, добавила по несколько капель лимона и потихоньку выглянула в окно. За ярко освещенным патио, за бассейном, за переплетением кустарника простиралась бухта, такая черная в это время суток, что Нэнси легко было представить себе, что она живет на самом краю земли. Ограда над обрывом была сделана из стекла, чтобы днем не скрывать от глаз прекрасный вид на океан. Вид ценой в миллион долларов. А по ночам стекло превращалось в зеркало, и в нем сияли огни дома. Эта стена отраженного света подчеркивала темноту, раскинувшуюся за ней. И, вглядываясь туда, Нэнси воображала, что там, за загородкой, ничего нет, и в самом деле — край.

Фантазерка.

Она поставила стаканы на поднос, подложив под донышки две бумажные светло-серые салфетки. Светло-серый — любимый цвет Тайлера. Мягкий, невозбуждающий. Освещение на заднем дворе было установлено в целях безопасности. Его идея. Тайлер не хотел, чтобы ее что-нибудь беспокоило. Из бассейна поднимались облака пара и быстро таяли в морозном зимнем воздухе. На эти облака были похожи мысли Нэнси о том парне — последуют ли еще какие-то попытки, и она признавалась себе, что мысли эти тают значительно медленнее.

Она вошла в гостиную. Сняв пиджак и ослабив узел галстука, Тайлер растянулся на софе из кремовой лайковой кожи и читал. Конечно, «Уолл-стрит-джорнэл», что же еще?! Она положила салфетку на мраморный столик перед ним и поставила стакан. Он пробормотал «спасибо» и перевернул страницу.

Нэнси села на другую софу, поджала под себя ноги и сделала большой глоток мартини. В газовом камине горел огонь, светло-голубой внизу и ярко-оранжевый сверху. Слабенький, какой-то анемичный. В детстве даже огонь был другим. Вот она идет за руку с отцом в гараж, чтобы посмотреть, как он будет рубить дрова. Топор поднимается, взблескивает серебром и метко разваливает полено. Она тоже несет в дом березовые ветки, ощущая приятную тяжесть. А потом — завитки бересты, мягкое шуршание скомканных газет, звук зажигаемой о кафель спички, пряный запах горящего дерева. От поленьев летят искры, ударяются о латунную решетку и гаснут. И Нэнси унеслась в сны своего детства. В них были берестяные каноэ, стремительно плывущие по темным водам, пляшущие в воздухе языки костра, ярко раскрашенные лица мужчин, мелькающие в бешеной пляске. Тепло костра согревало все ее тело. Душе тоже было тепло.

Тайлер перевернул очередную страницу, взял стакан, отпил глоточек. Нэнси посмотрела на него. Он не заметил.

О чем он думал? Понравился ли ему коктейль? Это останется для нее неизвестным, а вот ее стакан был уже пуст.

Она пружинисто встала с софы и пошла в кухню. Тайлер, полностью поглощенный чтением, не сказал ни слова.

За окном снова пошел снег, снежинки были необыкновенно крупные и пушистые. Такой обычно долго не лежит — тает. Снегом было покрыто все, кроме бассейна, — подогреватель делал свое дело. Коробка льда образовалась только по самым краям. Нэнси налила себе еще порцию и подошла к стеклянной раздвижной двери. Справа простирался город. Его огни расплывались и сливались в один. Она прижалась носом к стеклу и, хотя оно было двойное, все же ощутила холод.

Подышав на стекло, она пальцем нарисовала на запотевшем стекле сердечко. Очертания стульев у бассейна стали казаться мягче от лежащего на них снега. Нэнси протянула руку к выключателю и одним движением погрузила задний двор во тьму. Сосчитав до десяти, она снова включила свет. Нет, ясно, что его там нет.

Она осушила и снова наполнила свой стакан. С коктейлем в руке она прошла в гостиную и тяжело села, а потом легла на софу. Тайлер на секунду оторвался от журнала и вопросительно взглянул на нее. Она поставила стакан на живот, ощущая расслабленность, томленье, полузабытье.

Тайлер перевернул страницу. Теперь скоро он закурит свою чертову вонючую трубку, потом протянет ей стакан, попросит налить еще и даже не посмотрит на нее, даже не удосужится оторваться от журнала. Она сняла пушинку со своего свитера. Почему белые пушинки и черный кашемир всегда стремятся друг к другу? И почему она продолжает думать об этом красивом опасном мальчугане?

Тайлер протянул ей пустой стакан.

— Не нальешь мне еще, дорогая?

В кухне, как и во всем доме, все было новенькое, блестящее и почему-то скучное.

Над водой поднялось очередное облачко пара, а на самом краю бассейна появилась высокая темная тень.

Она налила Тайлеру самый большой в мире стакан коктейля и поставила его на столик так, чтобы ему было удобно до него дотянуться. Сама же вернулась в кухню, отперла раздвижную дверь и вышла из дома в хлопчатобумажных брюках, черном кашемировом свитере и легких туфлях. Было гораздо холоднее, чем она ожидала, уж слишком морозно для Земли Лотоса, как из-за мягкого климата называют этот город.

Она прошла по балкону, по лестнице спустилась во двор и приблизилась к бассейну. Ноги заныли от холода, но зато ей не было скучно.

Кто-то совсем недавно перелезал через загородку и ходил вокруг бассейна. Падающий снег только слегка запорошил следы. Она точно знала — его следы. Она встала на колени и сдула со следа снег. Сообразила же! Она подула чуть сильнее, След был виден хорошо от носка до каблука. След его ботинка. Нет, не ботинка, а сапога. Вмятина от сапога оказалась в тени, и ее темные очертания проступали очень четко на площадке, освещенной прожекторами. Он простоял здесь достаточно долго, выкурил сигарету до самого фильтра. Она подняла и понюхала окурок. Запах был слабый, и она не сразу могла его определить.

Ментол.

Она дошла до конца двора, где была низкая — до пояса — загородка из стекла, и бросила окурок в снег, падающий с неба. До океанского песчаного пляжа — двадцать метров. Двадцать метров падения. Смерть. Ее не видно, но она там.

Нэнси повернулась и направилась обратно к дому. Ноги ничего не чувствовали. Да и все тело окоченело. Она открыла раздвижную дверь, вошла внутрь и, заперев ее за собой, выключила прожекторы, освещающие задний двор.

Тайлер наконец утратил интерес к своему проклятому журналу.

Он крепко спал.