Черные копыта кобылицы размеренно стучали по утоптанной земле, и Мэтт Редмонд слегка покачивался в седле, крепко, но без напряга удерживая в руках поводья. Лошадь скакала по травянистому выгону, раскинувшемуся сразу за домом, легкой рысью, но Мэтт чувствовал, что ей хочется большего. День ото дня осенний воздух становился все более прохладным и бодрящим, и молодому здоровому животному явно не терпелось пуститься вскачь во весь опор.
— Ну что ж, моя красавица, будь по-твоему.
Мэтт подался чуть вперед, покрепче стиснул бока кобылицы коленями, и та, дернув ушами, принялась выкидывать ноги все дальше и дальше.
— Давай-давай…
Ободренная его голосом, лошадь поскакала быстрее, и ее копыта замелькали над землей. Мэтт еще больше склонился к шее, окончательно ослабил поводья, и кобылица полетела вперед словно стрела. В считанные секунды она перешла на настоящий галоп и, шумно дыша, старалась еще больше увеличить скорость.
Эта лошадь действительно была очень резвой. Мэтт впервые предоставил ей полную свободу, и теперь, подставив лицо встречному ветру, и сам вместе с ней отдался ощущению полета.
Но через несколько минут он все же натянул поводья, заставив кобылицу замедлить бег, а потом и вовсе перейти на шаг. Перенапрягать ее не следовало. Ноздри животного подрагивали, бока вздымались, легкие усиленно поглощали воздух.
— Отлично, малышка, — похвалил Мэтт, похлопав ладонью по слегка взмокшей коричневой шее. — Надеюсь, ты получила удовольствие?
Словно в ответ лошадь склонила голову к земле, громко фыркнула и встряхнулась, взметнув свою роскошную гриву. Мэтт засмеялся, а расслабленная и довольная кобылица продолжила неспешное движение. Когда же они подъехали к ограждению, он переложил поводья в одну руку, снял свою потрепанную широкополую шляпу и помахал ею сначала сбоку от лошади, а затем и около шеи. Кобылица повела ухом, но этим ее реакция и ограничилась. Удовлетворенный результатом, Мэтт утер тыльной стороной ладони лоб и водрузил шляпу обратно. А ведь еще несколько дней назад подобная манипуляция с головным убором заставляла животное в испуге шарахаться в сторону.
Что ж, ежедневное обучение мало-помалу приносит свои плоды. Мэтт огляделся вокруг в поисках дополнительных испытаний для питомицы.
Они находились возле усыпанной гравием аллеи, ведущей от въездных ворот к постройкам фермы. Вдоль нее выстроились высокие эвкалипты, между которыми росла короткая трава, имеющая благодаря недавно прошедшему дождю изумрудно-зеленый цвет. Взглянув в сторону дороги, Мэтт заметил белый почтовый фургон, как раз отъезжающий от его ворот.
— Ну что, Грэнни, — обратился он к лошади. — Поедем заберем почту?
Кличка Грэнни могла, конечно, показаться несколько странной для трехгодовалой кобылицы. Но все дело в том, что ее полное имя звучало как Игрейн, а еще полнее — Игрейн Уилларинг-Даунс, поскольку в качестве фамилии все его питомцы получали название фермы. Ну а имена родившимся жеребятам подбирала его дочь Элисон — каждый год в соответствии с определенной темой. Когда на свет появилась Грэнни, это были легенды о рыцарях Круглого стола, и темно-коричневый жеребенок с четырьмя белыми «носочками» получил имя матери короля Артура. Но впоследствии «Игрейн» постепенно трансформировалось в «Грэнни», чем Элисон была крайне недовольна. В этом году, к моменту появления у Грэнни жеребенка, Элисон здесь не будет — она, похоже, совершенно обжилась в Сиднее, где получала ветеринарное образование. Мэтт не мог не гордиться своей дочерью, но в то же время очень по ней скучал. Сидней находился не так уж далеко от Скоуна, но из-за учебы и соблазнов городской жизни у Элисон, как видно, просто не оставалось времени на частое посещение отцовского дома. Но так, впрочем, и должно быть. В общем, ее вряд ли стоило ожидать на ферме до окончания первого семестра, а этот день наступит еще не скоро.
Внезапно остановившись, Грэнни испуганно зафыркала и выкатила глаза — неподалеку по шоссе мчался мотоцикл, рассекая тишину ревом своего мотора. Ну вот как раз подвернулось еще одно небольшое событие — выемка почты из ящика. Как поведет себя при этом Грэнни?
Поглаживанием и ласковыми словами он успокоил кобылицу, после чего заставил приблизиться к выкрашенному в белый цвет бочонку из-под масла, служившему ему почтовым ящиком. И, чувствуя, как животное слегка напряглось, склонился, чтобы извлечь наружу перетянутую резинкой пачку конвертов.
— Молодец, — похвалил Мэтт, направляя лошадь в сторону фермы. — Ну а теперь давай отвезем все это домой.
Сложенный из бруса дом, уютно устроившийся среди деревьев в сотне метров от реки, был выкрашен в белый цвет и по всему периметру окружен широкой верандой. Его построил еще отец Мэтта, когда создавал здесь ферму, названную термином из языка аборигенов, обозначавшим обитающих в окрестностях опоссумов. Ну а потом родители уехали жить на побережье, и Мэтт остался в этом огромном поместье вдвоем с дочерью. Каждый год Элисон какое-то время проводила вместе со своей матерью в Квинсленде, а в основном ее жизнь протекала именно здесь, рядом с отцом и лошадьми.
Окинув взглядом свой большой дом, Мэтт в который раз ощутил, насколько пуст тот стал после отъезда дочери.
Возле калитки в ограде из штакетника, окрашенного в тот же белый цвет, он спешился. Идея обнести дом подобной оградой принадлежала бывшей жене, а вот сооруженная рядом с калиткой коновязь — это была уже его задумка. Закрепив поводья на перекладине, он погладил Грэнни по носу и направился в дом. Ключи доставать не пришлось: во время кратковременных отлучек он редко закрывал двери, а уж когда находился дома — и подавно. Шагнув в относительную темноту прихожей, Мэтт стянул с головы шляпу и подошел к окну, чтобы посмотреть, как поведет себя лошадь, оставшись одна. Между делом он перебрал конверты, которые по-прежнему держал в руках. Тут, конечно же, присутствовали обычный набор счетов, разнообразные рекламные предложения, а также анкеты из Ассоциации конезаводчи-ков, членом которой он являлся. А еще в стопке имелся белый конверт, надписанный аккуратным и абсолютно незнакомым почерком.
Испытывая любопытство, Мэтт извлек из него листок бумаги и принялся читать.
«Дорогой мистер Редмонд, с сожалением сообщаю вам, что ваше письмо и фотография не могут быть опубликованы на страницах „Жизни Австралии“. Это ни в коем случае не связано лично с вами, а обусловлено исключительно нехваткой места. Приношу вам свои извинения и надеюсь, что вы не слишком разочарованы…»
Мэтт слегка нахмурился. Его письмо и фотография?.. Что все это значит? Он заглянул на вторую страницу — в самом конце стояла подпись некой Хелен Вудли. Это имя было ему незнакомо, но сама женщина, очевидно, что-то о нем знала. Мэтт продолжил читать.
«…В своем письме вы упомянули, что ваша дочь учится в университете, и я уверена, что ее ждут блестящие перспективы…»
Ах, вот оно что!.. По всей видимости, в данном недоразумении каким-то образом замешана Элисон!
Внимание Мэтта привлекло движение за окном, и он вскинул голову. Похоже, что Грэнни чего-то испугалась — она натянула поводья, округлила глаза. Бросив письмо на подоконник, он устремился к двери, однако когда оказался снаружи, лошадь уже оправилась от страха и успокоилась. Мэтт отвязал ее и повел на конюшню. Вообще пора было подыскивать Грэнни новый дом, и у него имелся на примете человек, который мог бы ею заинтересоваться. Этим же вечером он пошлет ему сообщение по электронной почте, ну а потом позвонит Эли, чтобы поговорить с ней об этом странном послании.
В течение дня Мэтт больше не вспоминал о письме — на это у него просто не было времени. С отъездом дочери у него в значительной мере прибавилось работы. Он, конечно, не собирался и впредь обходиться без помощника, однако пока еще не нашел подходящего человека. Как раз на завтра у него было назначено собеседование с одним парнем — тому только что исполнился двадцать один год, и он вырос на подобной же конеферме в Новой Зеландии. Мэтт очень надеялся, что претендент на место окажется толковым работником. Ну а пока все приходилось делать самому — убирать навоз, кормить и обучать лошадей, а также многое другое. Так что светлое время суток было заполнено до последней минуты. А с наступлением темноты он занимался бухгалтерией и прочими бумагами.
Было около девяти часов, когда Мэтт уселся, наконец, за стол и позвонил дочери на мобильный. Элисон отозвалась после второго гудка.
— Привет, пап.
— Здравствуй, Эли. Хотелось бы надеяться, что мой звонок застал тебя в твоей комнате, где ты грызешь гранит науки.
— Ну, вообще-то я как раз возвращаюсь из библиотеки, — ответила Элисон. — И если бы ты позвонил минут пять назад, то я была бы не доступна. На прошлой неделе я оставила телефон включенным, и когда он затрезвонил, библиотекарша была готова меня растерзать.
— Но я надеюсь, ты не одна на улице в столь поздний час? — Этот вопрос вырвался у Мэтта прежде, чем он успел спохватиться.
Было слышно, как Элисон вздохнула.
— Нет, папа, не одна. Рядом со мной один знакомый — большой и сильный футболист.
Данное обстоятельство не очень-то успокоило Мэтта.
— Слушай, сегодня я получил довольно странное письмо, и мне кажется, ты могла бы объяснить, в чем тут дело.
— Письмо?..
— Да, письмо. Из журнала «Жизнь Австралии». От женщины, главного редактора.
— Ничего себе!
Реакция дочери подтвердила его предположение.
— Давай, Эли, выкладывай.
— Пап, не подумай, что это какая-то шутка. Я послала в этот журнал твое фото — они там подыскивают жен для одиноких фермеров.
— Эли, ну ты даешь… — Мэтт даже не знал, сердиться ему или нет. — Мне не нужна жена, а если бы и понадобилась, я бы нашел ее самостоятельно.
— Да я понимаю, но просто… — Последовала пауза, которой, казалось, не будет конца.
— Что — просто? — снисходительным тоном спросил Мэтт.
— Видишь ли, пап, насколько я знаю, ты уже давно ни с кем не встречался, и я подумала, что теперь, когда меня нет рядом… — На пару секунд Элисон опять замялась, но затем все же закончила: — В общем, я подумала, что тебе сейчас немного одиноко.
Мэтт улыбнулся. С момента своего рождения восемнадцать лет назад дочь не переставала удивлять и восхищать его.
— Очень приятно, что ты обо мне беспокоишься, — сказал он. — Однако я уже большой мальчик и сам могу это сделать.
— Не сомневаюсь… Ну и что тебе отписала эта дама?
— Она извинилась за то, что у нее нет возможности представить меня на страницах журнала.
— Черт!.. А я была уверена, что уж за тебя-то они обязательно ухватятся. Какая досада!
— Наоборот, это очень хорошо, — возразил Мэтт. — Дай мне слово, что впредь самодеятельность проявлять не станешь.
Получив такое обещание, он стал расспрашивать дочь об учебе и ее жизни в городе. И уже под самый конец разговора поинтересовался, какое именно фото было послано в журнал.
— Одно из тех, которые я нащелкала в прошлом году, — ответила Элисон. — Помнишь, мы снимали только что родившихся жеребят?.. На том снимке ты запечатлен вместе с Гиперионом. — Прошлогодний приплод она нарекла именами героев древнегреческой мифологии.
— Помню-помню… — Мэтт покачал головой. — Ну, в общем, будь добра: в следующий раз, прежде чем с кем-то меня сводить, поинтересуйся моим мнением.
— Заметано. — Судя по тону, дочь не очень-то и раскаивалась.
— Ну ладно, пока… Смотри, не позволяй своему футболисту лишнего.
— Хорошо, — засмеялась Элисон. — Пока, папа. Я люблю тебя.
— Я тебя тоже. Счастливо.
Повесив трубку, Мэтт задумался. Вообще-то его дочь была права, причем сразу по обоим пунктам. Во-первых, без нее он действительно чувствовал себя одиноко, а во-вторых, и в самом деле уже давно ни с кем не встречался. После развода с женой он так и не обзавелся подругой.
Мэтт взял пришедшее из редакции послание и стал его дочитывать.
«…Ваше письмо навеяло мне мысли о поэзии „Банджо“ Патерсона. Мне кажется, вы в чем-то подобны его „Кленси с Бурного Ручья“, для которого:
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
В то время как я сижу в грязном, пыльном городе, лишь мечтая о широких просторах».
Отложив письмо, Мэтт прошел в гостиную и приблизился к заставленным книгами полкам. Извлек из ряда томик Патерсона и отыскал в нем стихотворение, которое ему очень нравилось в детстве:
Мэтту вдруг представилась эта самая редакторша, сидящая в своем кабинете, за окнами которого шумит наполненный суетой город, и пишущая ему письмо. Мысленным взором он видел ее голову, склоненную над листом бумаги, а вот лица разглядеть не мог. Однако ему почему-то казалось, что она тоже чувствует себя одинокой.
Мэтт тряхнул головой: и с чего это у него разыгралось воображение? Тем не менее, письмо этой женщины тронуло его, ему было понятно ее настроение, и потому ей следовало ответить хотя бы из соображений вежливости.
Мэтт вернулся в кабинет, где по-прежнему тихо гудел включенный компьютер, и уселся за стол. Поначалу он хотел послать сообщение на электронный адрес журнала, но потом подумал, что это будет слишком официально. Поэтому, взяв ручку с бумагой, стал писать от руки.
«Дорогая Хелен, прежде всего я хотел бы устранить небольшое недоразумение…»
— О чем ты вообще думал?! — Голос Роберта Андерсона звучал слишком громко для тихих больничных покоев. Он потряс журналом перед носом сына. — Ты выставил себя на посмешище! И меня вместе с собой! — Он швырнул издание на бледно-зеленое покрывало.
Грег взглянул на собственное лицо, взирающее на него с одной из страниц. Выходит, они не обошли его вниманием… До сего момента Грег даже не знал, что «Жизнь Австралии» разместила информацию о нем в своей «фермерской» рубрике. Ему хотелось взять журнал в руки, однако удерживало отцовское негодование.
— Пап, я просто увидел их объявление и решил таким образом позабавиться, — проговорил Грег, пытаясь спустить это дело на тормозах.
— Вот как?.. Да это они над тобой позабавились! — выкрикнул Роберт. — И как мне теперь смотреть в глаза другим сахарозаводчикам?
«Да ты ни с кем из них больше не встретишься!» — хотелось крикнуть в ответ Грегу.
И как только отец не понимал, что ему больше не придется бывать на традиционных сборищах производителей сахарного тростника? Он уже никогда не вырастит ни единой тростинки, потому что ему не суждено покинуть эту палату, и остаток жизни он проведет именно здесь, в окружении этих блеклых стен. Ну а ему самому вряд ли удастся развязаться с фермой и вырваться на свободу.
Проглотив все эти слова вместе со своей досадой и болью, Грег молча открыл портфель и достал оттуда бумаги с недельным отчетом. Отец буквально вырвал их из рук и практически сразу о нем забыл.
Грег осторожно взял с кровати отброшенный журнал. И кто, интересно, подсунул его отцу? Вероятно, кто-нибудь из персонала. То, что отцу стало все известно, было, конечно, неприятно, ну а вообще ему было лестно, что выбор редакции пал также и на него. Грег быстро просмотрел страницы рубрики — наряду с ним тут присутствовали больше десятка других фермеров и даже одна женщина, которая выращивала виноград. А ведь в журнал наверняка пришло несколько сотен писем. Но они выбрали его. Как видно, мнение работников редакции о нем не совпадало с мнением родителя.
Сунув журнал в свой портфель, Грег бросил взгляд на отца. Его лицо было пепельно-бледным — как от болезни, так и от недостатка солнечного света. Отец по-прежнему отказывался признать свое плачевное состояние и сделать необходимые распоряжения. Он просто не мог позволить себе проявление слабости или даже обычных человеческих эмоций. Грег не припоминал, чтобы отец выказывал когда-либо свои чувства, какую-то внутреннюю боль или тревогу. И уж тем более не видел его плачущим. Он подозревал, что даже гибель жены не выдавила из его глаз ни единой слезинки. Грег совсем не помнил свою мать, что же касается отца, то тот даже имени ее никогда не произносил. На черно-белых фотографиях, которые Грег хранил как сокровище, была изображена молодая женщина с длинными светлыми волосами и жизнерадостной улыбкой на лице. На каждом снимке она была в широких юбках и в какой-то мере даже походила на хиппи. Грег часто задавал себе вопрос, что такая женщина могла найти в Роберте Андерсоне. Хотя, возможно, в прежние годы его отец был более открытым и даже способным на любовь. Он, конечно, вряд ли разделял воззрения хиппи, но, вполне вероятно, обладал чувством юмора. Грег нередко задумывался о том, насколько иной была бы его жизнь, если бы мать осталась жива.
Сунув руку в карман джинсов, он дотронулся до своего серебряного амулета. Помимо фотографий, какие-либо следы пребывания в доме матери отсутствовали, однако ему все же досталось от нее кое-что еще. На всех снимках на ней было серебряное украшение — либо сережки, либо браслет. А на одном из них у нее на шее красовался серебряный кулон. И Грег ничуть не сомневался, что его ювелирный талант был своеобразным наследием, переданным ему матерью. А еще он был убежден, что, по сути, предаст ее, если закопает этот свой талант в землю. Но, увы! — теперь его намерение окончательно покинуть ферму и стать профессиональным ювелиром могло не реализоваться по причине серьезной болезни отца.
А тот меж тем, похоже, уже заснул, что происходило с ним довольно часто. Его сердце функционировало все хуже, и врачи ничего не могли с этим поделать. Точно так же ничего не мог поделать и Грег, кроме как отказаться от своей мечты и остаться на ферме. И это произойдет вовсе не из соображений сыновней любви. Если он и испытывал когда-либо подобную любовь, то она давно умерла под воздействием отцовской язвительности и презрения. Сюда не примешивалось чувство долга. Если у него и имелся какой-то долг, то он повелевал ему реализовать свою мечту. Вполне возможно, тут присутствовал некоторый страх. И тогда отец был прав, называя его трусом.
Стараясь не разбудить спящего родителя, Грег собрал рассыпавшиеся по постели бумаги, положил их обратно в портфель и тихо покинул палату. После чего быстро прошел по стерильным коридорам, минуя другие точно такие же помещения, и, распахнув больничные двери, со вздохом облегчения шагнул на залитую солнцем улицу. Дойдя до оставленной на стоянке машины, он открыл дверцу, бросил портфель на переднее сиденье и уселся за руль. И, прежде чем включить зажигание, достал из кармана амулет. Этот серебряный овал был достаточно миниатюрным, чтобы уместиться даже в женской ладошке. Грег повертел его в руке, ловя солнечные лучи, и изящная резьба, покрывающая полированную поверхность, тут же заиграла гранями. Это изделие не имело определенного функционального предназначения и было всего лишь красивой вещью. Грег до сих пор помнил то чудесное ощущение, которое испытывал, отливая и обрабатывая его. В тот самый день он, в общем-то, и почувствовал себя ювелиром.
Грег стиснул блестящий кусочек металла в ладони и поднес к губам. Он непременно найдет какой-нибудь выход. Он просто обязан это сделать.
Прибыв на ферму, Грег даже не взглянул в сторону темно-зеленых рядов тростника. А также пренебрег множеством мелких дел, возникающих в доме каждый день. Вместо этого прямиком отправился в свою мастерскую. Хотя слово «мастерская» было, конечно, слишком громким для маленького уголка в сарае, который отец выделил ему под то, что он сам называл «сентиментальным вздором». Но Грегу было наплевать на отцовское мнение относительно его увлечения — главное, что у него появилось место для работы. И с того дня, когда отец слег, он все больше времени проводил в этом закутке, потому что только здесь мог чувствовать себя по-настоящему счастливым.
Достав из кармана серебряный амулет, Грег положил его на привычное место на полке, после чего уселся за рабочий стол. Он никогда не хотел быть фермером, однако это не мешало ему черпать вдохновение от земли. И сейчас у него имелось несколько идей, навеянных видом горящего тростника. В его блокноте было полным-полно набросков, а первоначальные контуры вылепленных из воска форм казались весьма многообещающими. Скоро он доведет эти формы до ума и уже тогда зальет в них драгметалл, хранящийся пока дома.
Грег извлек из ящика стола необходимый инструмент и внимательно осмотрел кромку резца. Первым делом нужно было разогреть режущую часть…
Он настолько увлекся работой, что не услышал, как к дому подъехала машина. И только звук клаксона вернул его к реальности.
— Черт!..
Он терпеть не мог, когда его отвлекали отдела. Тем более если все шло как по маслу — именно так, как сейчас.
Аккуратно положив восковую форму и инструмент на кусок ткани, Грег загасил горелку и, вытерев руки, вышел во двор. Покрытый пылью красный почтовый фургон как раз остановился между сараем и домом.
— Привет, Грег, — помахал рукой водитель, направляясь к задней части машины.
— Привет, Том. Ты мне что-то привез?
На несколько секунд водитель скрылся за распахнутыми дверцами, после чего вынырнул обратно с картонной коробкой.
— За это тебе нужно расписаться.
— Ну конечно. — Грег взял протянутую ведомость.
В доставленной посылке содержались химикалии и дополнительный инструмент — все то, чего он не мог приобрести здесь. Ему не терпелось поскорее вернуться в мастерскую.
— Но это еще не все. — Почтальон снова нырнул в недра фургона и вытянул оттуда вторую коробку, но уже открытую. В ней находились белые холщовые мешки, наполненные, судя по всему, конвертами.
— А это… — забормотал Грег.
— А это тоже все для тебя, — засмеялся Том. — Должно быть, благодаря тому журналу.
— Так ты видел?..
Впрочем, чему тут было удивляться? Разве он не собирался выставить себя на всеобщее обозрение?
— А как же! Этот журнал выписывает моя жена. — Том поставил коробку на землю, и они оба устремили на нее взгляды.
— И сколько здесь? — поинтересовался несколько ошарашенный Грег.
— Почти сотня.
Грег даже не знал, что сказать.
— Похоже, все эти письма от девиц, которым хочется выйти за тебя замуж. — Обычно морщинистое лицо почтальона, которому было около шестидесяти, своим выражением словно говорило, что этот мир вряд ли способен его чем-то удивить. Однако сейчас, впервые за все то время, что Грег был знаком с Томок, он казался изумленным.
— Вероятно, так и есть, — согласился Грег.
Том хлопнул его по плечу.
— Ну что ж, удачи, — пожелал он и, снова усевшись за руль, тронулся с места.
Грег занес обе коробки в дом. И, как ни странно, уже не испытал желания немедленно вскрыть посылку с принадлежностями для ювелирного дела. Отставив ее в сторону, он сразу же принялся выкладывать на кухонный стол пачки писем. После чего, стягивая с них резинки, рассыпал конверты по поверхности столешницы. Все эти письма, присланные в журнал «Жизнь Австралии» и по большей части написанные от руки, были действительно адресованы именно ему. Грег пребывал в некотором замешательстве, не совсем представляя, что делать дальше.
— Ну что ж, для начала их нужно хотя бы распечатать, — сказал он самому себе.
Грег взял наугад один из конвертов, а когда вскрыл его, изнутри вместе с листком бумаги выскользнула фотография. Изображенная на ней брюнетка была абсолютно голой! Потрясенный, он даже выронил снимок. Тот упал лицевой стороной вверх, и обнаженная девушка продолжала взирать на него с призывной улыбкой. Чего-чего, а такого Грег не ожидал. Взяв фотографию и непрочитанное письмо, он сунул их обратно в конверт. Нет, он не был ни ханжой, ни девственником — ему просто не хотелось читать сообщение от девушки, способной послать свое интимное фото совершенно незнакомому человеку.
Следующий конверт Грег вскрывал с некоторой настороженностью.
Очередная претендентка оказалась, слава Богу, одетой, и это был несомненный плюс. Но, к сожалению, она была толстой. Не просто полной, а прямо-таки необъятной! Грег понимал, что поступает не совсем корректно, но это письмо он тоже не стал читать. И, отложив его в сторону, взялся за третье.
Запечатленная на фотографии девушка была примерно его же возраста — не красавица, но и не дурнушка. Грег почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, с первого взгляда это послание не отпугивало. Он развернул два листка рукописным текстом и принялся читать.
«Я хочу свалить из города, потому что меня сцапали за попытку кражи в магазине. А еще копы держат меня на крючке за курение травки. Быть может, если я уеду из города, я смогу начать жизнь заново…»
Покачав головой, Грег отложил и это письмо. Он, конечно, сочувствовал написавшей его девушке — ему лучше других было известно, как нелегко порой преодолеть жизненные обстоятельства. Однако у него хватало собственных проблем, чтобы взваливать на себя еще и чужие.
Испытывая разочарование, Грег принялся сгребать нераспечатанные конверты обратно в коробку. Пожалуй, отец был прав — он совершил глупость, послав письмо в редакцию «Жизни Австралии». Это «фермерское» сватовство — обыкновенная уловка ради повышения спроса на журнал, и он, конечно же, проявил наивность, понадеявшись на какой-то положительный результат. Эта затея никоим образом не поможет ему обрести личное счастье, и потому у него не было ни малейшего желания читать остальные письма, которые наверняка подобны трем предыдущим.
Когда все конверты очутились в коробке, Грег некоторое время взирал на них, понимая, что ведет себя неразумно.
— Ну ладно, — произнес он вслух. — Так уж и быть, еще одно посмотрю.
Очередная девушка оказалась довольно привлекательной — светлые волосы до плеч, голубые глаза. А написала она следующее:
«Здравствуй, Грег! По правде говоря, мне немного неловко от того, что я пишу письмо совершенно незнакомому человеку, о котором узнала через журнал. Полагаю, ты испытывал такие же чувства, отсылая в редакцию свою фотографию…»
Похоже, девушка была достаточно проницательной, и ему это начинало нравиться.
«…Меня зовут Джасмин Льюис, но для близких и друзей я просто Джасси. Мне двадцать два года, я живу в Мельбурне и работаю в художественном салоне, потому что очень люблю искусство, а особенно живопись. Вряд ли я когда-нибудь сама стану художницей, но, тем не менее, мне нравится быть причастной к этому изумительному миру…»
С каждой последующей строчкой это послание все больше внушало оптимизм. Если уж отец не понимал его потребности создавать изящные, красивые вещи, то, быть может, он найдет такое понимание у Джасси? Правда, Грега немного опечалил тот факт, что она проживала в Мельбурне. Путь оттуда был неблизкий, и билет на самолет обойдется довольно дорого.
«…Я не знаю, как у нас все сложится, и нам, конечно же, не следует давать друг другу какие-то обещания. Но как бы там ни было, мне все же хотелось бы с тобой встретиться».
Грег снова взял фотографию Джасси, чтобы получше ее рассмотреть, и заметил на шее девушки небольшой серебряный кулон. Что ж, наверное, это был знак, и ему нужно воспользоваться предоставляющимся шансом.
В письме Джасси не был указан номер телефона, что, конечно же, свидетельствовало о ее осторожности и благоразумии. Однако это означало, что ему придется ей писать. И поскольку до Мельбурна письмо будет идти дня два, тянуть с этим делом не стоило.
Использовать в данном случае компьютер было не совсем уместно, и потому Грег пошел искать бумагу и ручку. Найдя все это, он опять уселся за стол и несколько секунд взирал на чистый лист. Письмо нужно было написать правильно, подобрав такие слова, которые окончательно расположили бы к нему девушку. И, прокручивая в уме различные фразы, он стал машинально водить ручкой по бумаге, набрасывая замысловатые контуры, которые со временем могли бы обрести воплощение в благородном металле.
Металлический лязг прозвучал как-то неуместно среди объятых тишиной просторов. Но уже через несколько секунд лязгнуло второй раз, затем — третий, и по мере того как ветер раскручивал лопасти вертушки, этот звук стал повторяться все чаще и громче. Взяв начало глубоко под землей, по трубе прокатилось шипение и бульканье, после чего из нее вырвались первые брызги, которые, упав на раскаленный солнцем бетон, практически сразу испарились. Последовало еще несколько окрашенных ржавчиной капель, затем из отверстия заструился тоненький ручеек, и наконец, когда ветряк как следует раскрутился, из трубы хлынула полновесная струя животворной влаги, которая начала растекаться по дну бетонного резервуара.
Питер улыбнулся, сунул гаечный ключ в задний карман своих линялых джинсов и, сняв шляпу, отбросил ее в сторону. Шагнув вперед, он подставил под струю шею, чтобы смыть с нее пыль и пот, затем поплескал воду на лицо, вознаграждая себя за многочасовой труд, связанный с починкой ветряка. И наконец, наполнив сложенные ладони, сделал несколько глотков. Вода, выкачиваемая из подземного озера, была слегка тепловатой и имела земляной привкус, но, тем не менее, была вкуснее самого лучшего вина.
Распрямившись, Грег тряхнул головой, послав во все стороны мельчайшие брызги. Вода все шире растекалась по бетонной поверхности, хотя пока еще не успела полностью смочить дно резервуара, который имел несколько метров в диаметре и почти на метр возвышался над поверхностью земли. Для его наполнения потребуется пара дней, и эта вода была необходима для того, чтобы поить многочисленный скот во время предстоящего гуртования. Подняв голову, Питер взглянул на чистое безоблачное небо. Сезон дождей закончился, грунтовые дороги подсыхали, и скоро здесь появятся наемные гуртовщики, к прибытию которых почти все готово.
Питер свистнул, и через пару секунд к нему подбежал пес, спасавшийся от жары в тени деревьев. Уселся у ног хозяина, вопросительно поднял на него глаза и, свесив из пасти язык, стал учащенно дышать.
— Запрыгивай, — предложил ему Питер, указывая на резервуар.
Пес тотчас же перескочил через бетонный бортик и принялся хватать пастью льющуюся из трубы воду. Некоторое время Питер с улыбкой наблюдал за резвящимся питомцем, затем нагнулся и поднял с земли шляпу. Он даже не стал стряхивать с нее пыль — его широкополую акубру грязью не испугаешь. Истрепанная и покрытая пятнами, она стала почти что частью его самого.
Насвистывая незамысловатый мотив, Питер прошел к мотоциклу, оставленному в тени низкорослых деревьев, и принялся укладывать инструмент в короб багажника. После чего оседлал своего железного коня и резким движением ноги завел мотор. Рев двигателя выманил из резервуара пса, который подбежал к мотоциклу и, с ходу запрыгнув на заднее сиденье, прижался к хозяину, готовый отправиться в обратный путь. Питер ощутил, как его рубашка быстро пропитывается влагой от мокрой собачьей шкуры.
Дорога, ведущая от места сбора гуртов к дому, была еще грязноватой, но на ней четко выделялись две колеи, образовавшиеся за многие годы езды по этому пути. Когда дорога окончательно подсохнет, по ней будет нетрудно перегнать скот. Да и ездить на мотоцикле станет гораздо легче.
Питер ехал на скорости около тридцати километров в час, точно зная, что будет на ферме уже через двадцать минут. Его взгляд скользил по суровому ландшафту, отмечая давно знакомые скальные выступы и приземистые деревца. Прибыв на подворье со скоплением хозяйственных построек, он загнал мотоцикл в гараж, после чего направился к дому. На дороге медленно оседала поднятая им пыль.
Питер успел сделать лишь несколько шагов, когда заметил Дженни и Кена, которые сидели на скамейке под одной из акаций и, склонив друг к другу головы, о чем-то беседовали. Он находился слишком далеко, чтобы уловить их слова, однако прекрасно расслышал, как сестра засмеялась после какой-то шутки мужа. В ее смехе было столько радости и счастья… А затем Дженни и Кен обнялись, и их губы слились в долгом поцелуе.
Питер поспешил отвернуться. Вид подобной идиллии заставлял его еще сильнее страдать по поводу утраты собственной любви. Даже по прошествии семи лет боль, вызванная смертью Карен, по-прежнему оставалась в его сердце. Все эти годы Дженни и Кен были для него поддержкой и опорой, помогая отвлечься от тяжелых, горьких мыслей, однако в самом ближайшем времени они собирались его покинуть.
В детстве и юности младшая сестра всегда была чем-то вроде его тени. Выросшие в столь удаленном и уединенном месте, они были настолько близки друг другу, насколько это возможно между братом и сестрой. Она поддерживала и утешала его, когда он оплакивал умершую жену, а также взяла на себя заботу об оставшихся без матери близнецах. Однако с некоторых пор Дженни была не только его сестрой, но и женой Кена. Этот бывший наемный работник стал на их ферме практически незаменимым человеком. Он мог скакать на любой лошади, более или менее приученной к седлу, а также исправить возникшую в том или ином механизме неполадку. А еще он стал для Питера лучшим другом. В сущности, они трое вместе с близнецами были самой настоящей семьей, связанной к тому же общим бизнесом.
И вот теперь на ферме Ривер-Даунс ожидались перемены. Питер же вообще не очень-то приветствовал какие-либо изменения, а тем более такие, которые предстояли.
В скором времени Дженни с Кеном тоже станут родителями, и ему было понятно их желание перебраться на восточное побережье, чтобы зажить своей семьей. Хотя, конечно, это понимание не сделает разлуку с ними более легкой. Нужно будет нанимать нового работника, и совсем не важно, насколько толковым парнем тот окажется, — пройдет немало времени, прежде чем он сможет в полной мере заменить Кена в рабочей жизни фермы. А еще более сложная задача — отыскать няню для детей. Если им не удастся найти подходящую кандидатуру, то близнецам, вероятно, придется отправиться в школу-интернат, о чем Питеру не хотелось даже и думать.
Ну а помимо прочего, няня с новым работником все равно не смогут заменить ему сестру и друга.
Всю свою жизнь Питер провел на этих обширных безлюдных просторах, однако никогда не считал их скучными и унылыми. Но теперь перед ним реально вырисовывался призрак одиночества. Когда Дженни и Кен уедут, будет ли ему достаточно для душевного равновесия одной лишь любви к этим суровым краям?
Прервав невеселые размышления, Питер двинулся дальше. Дженни с Кеном меж тем уже успели зайти в дом. И когда он открывал противомоскитный экран, из распахнутого кухонного окна до него донеслись их голоса.
— …вряд ли такое понравится, — услышал он обрывок фразы Кена.
— Возможно, — согласилась Дженни. — Но я уверена, что так будет лучше всего.
— И когда ты скажешь об этом Питеру?
— О чем таком вы хотите мне поведать? — поинтересовался Питер, входя на кухню. Кен, как он и предполагал, сидел на скамье, Дженни накрывала стол для ужина.
— О няне для детей, — с некоторой поспешностью ответила сестра.
— Ты уже кого-то нашла? — оживился Питер.
— Кажется, да. — Дженни отвернулась, чтобы заглянуть в холодильник. — На наше объявление откликнулась еще одна женщина, и я уже пообщалась с ней по электронной почте. На мой взгляд, она подходит нам как нельзя лучше.
— Ну-ка, ну-ка… Расскажи поподробнее. — Наполнив стакан холодной водой, Питер опустился на табурет.
— В общем, зовут ее Донна Бойд, и по профессии она учительница, — сообщила Дженни. — А сейчас у нее что-то вроде каникул.
— Однако у нас тут не курорт, — напомнил Питер. — Не хотелось бы, чтобы она нас покинула, едва дети начнут к ней привыкать.
— Да нет, думаю, этого не произойдет.
— Откуда тебе знать?
— Она произвела на меня впечатление достаточно серьезного и искреннего человека, — ответила Дженни. — И вообще она родом из сельской местности, ее отец занимался овцеводством, поэтому она вполне представляет, чего ей следует ожидать.
Сидящий на скамье Кен внезапно закашлялся и, замотав головой, потянулся за стаканом с водой.
— Так что думаю, для тебя эта девушка будет наилучшим вариантом, — торопливо продолжила Дженни. — Ну, то есть для детей. Я уже договорилась с ней насчет прибытия к нам. Она сможет прилететь на почтовом самолете примерно через неделю. Но только уже завтра надо сообщить ей, что мы готовы ее принять, чтобы она могла завершить свои дела.
— Не слишком ли все это поспешно?
— Так, Питер Николе! — Дженни повернулась к нему и подбоченилась. — Не надо искать зацепки и пытаться оттянуть неизбежное. Нам уже давно пора кого-то найти. До того как я уеду, нужно дать девушке возможность освоиться и узнать, что здесь и как.
— Ну ладно, ладно… — усмехнулся Питер. — Ты меня убедила. Если ты уверена, что эта женщина нам подходит, делай как знаешь.
— То-то же. — Своим тоном сестра давала понять, что данная тема закрыта. — И советую тебе поговорить с детьми, чтобы они свыклись с тем обстоятельством, что у них будет няня.
Своих близнецов Питер обнаружил там, где и ожидал их найти. На просторном выгоне сразу за домом они возились со щенками, которых полтора месяца назад родила одна из его пастушьих собак. Дети с блаженными улыбками валялись прямо на земле, меж тем как по ним ползали пять пушистых комочков, которые, как бы ни было жалко, в скором времени будут отлучены от матери и отправятся в самые разные места. Пастушьи собаки Питера славились по всему краю, и эти щенки были распределены среди других фермеров еще до своего рождения. Так что каждому из них предстояло жить и служить в том или ином скотоводческом хозяйстве. Ну а пока они не подросли, им можно было беззаботно резвиться и играть с детьми.
— Привет, ребята, — окликнул близнецов Питер, остановившись возле калитки.
— Привет, папа, — в унисон отозвались дети. И, сняв с себя четвероногих друзей, стали подниматься. Щенки тотчас же поковыляли к лежащей поодаль матери, чтобы уткнуться носами в ее брюхо.
— Так мы всех щенков отдадим? — спросила Сара, устремив на Питера взгляд своих карих глаз, так похожих на материнские.
— Боюсь, что всех, — ответил он, открывая для детей калитку. — Ты же знаешь, на щенков Чиппер всегда большой спрос.
— Это потому, что она чемпионка, — заявил Крис.
— Совершенно верно, — улыбнулся Питер. — Чемпионка среди пастушьих собак. И ее щенки тоже станут пастушьими псами. Они не обретут своего счастья, если не смогут служить людям.
Близнецы согласно кивнули с весьма серьезным выражением на лицах.
— Я должен вам кое-что сообщить, — сказал Питер, уже направляясь вместе с детьми к дому.
Они втроем уселись на широкой затененной веранде, и дети с ожиданием воззрились на него.
— Вы ведь знаете, что через некоторое время тетя Дженни и дядя Кен переберутся жить на восточное побережье, — заговорил Питер.
Брат с сестрой кивнули, и их улыбки померкли. Они, конечно же, сильно будут скучать по своей тете, которая стала для них почти матерью.
— И вы в курсе, что нам нужно найти работника, который будет помогать мне управляться с хозяйством, когда дядя Кен уедет.
— Он все равно не сможет быть таким, как дядя Кен, — буркнул Крис.
— Кто знает?.. — пожал плечами Питер. — Поживем — увидим. — Тронутый подобной преданностью сына, он взъерошил ему волосы. — Но, кроме того, к нам приедет кое-кто еще… Няня, которая будет заботиться о вас.
— Няня?.. — чуть ли не ужаснулся Крис. — Мне уже почти девять лет! Не нужна мне никакая няня.
— А какая она? — заинтересовалась Сара.
— Ну… Зовут ее Донна, и она очень хорошая. Вообще она преподавала в школе, поэтому мы всегда можем сказать, что она ваша учительница, а не няня. Так для вас звучит лучше?
Обменявшись взглядами, брат с сестрой кивнули. Похоже, данный вопрос был улажен.
Уже ночью, лежа в постели, Питер подумал, что ему следовало бы поподробнее расспросить Дженни об этой Донне Бойд. Надо было выяснить, сколько ей лет, из каких она мест. Питер не мог не беспокоиться по поводу того, как примут ее дети. Они потеряли мать в столь малом возрасте, что знали ее только по фотографиям, а теперь их собиралась покинуть и любимая тетя. Ему не хотелось, чтобы жизнь нанесла близнецам еще одну душевную травму. Но вообще Питер вполне доверял проницательности своей сестры, которая любила его детей не меньше, чем он сам. И она, конечно, позаботится о том, чтобы эта няня — или, вернее, учительница — оказалась именно тем человеком, который им нужен. Впрочем, завтра он все же попросит сестру показать ему электронную переписку с той женщиной.
С этой мыслью Питер повернулся на бок, обратив спину к пустующей половине двуспальной кровати, и закрыл глаза.
Ли сидела в своем автомобиле, ощущая себя не очень-то уютно. Прошло уже минут двадцать, как она припарковалась на одной из оживленных улиц на окраине Сиднея. Вокруг нее сновали люди, которые заходили в магазины и выходили оттуда, нагруженные пакетами с покупками. Слонялись туда-сюда подростки, занятые какой-то своей непонятной суетой. Водители проезжающих мимо машин бросали в ее сторону недовольные взгляды, видимо, надеясь, что она отъедет и освободит парковочное место. Но Ли старалась не обращать внимания на окружающих и не спускала глаз с одного из магазинов, расположенного в нескольких метрах от нее. Туда тоже заходили люди и через какое-то время выходили обратно — иногда с пустыми руками, но чаще всего с пакетами, в которых теснились бутылки с вином. Что было совсем неудивительно, поскольку вывеска над дверью гласила: «Винная торговля Йена Радда».
Этот самый Йен Радд написал ей письмо, лежащее сейчас рядом на пассажирском сиденье. Ли протянула было руку, чтобы взять его и перечитать еще раз, но в следующую секунду передумала. Зачем? Она и так знает текст этого письма практически наизусть.
«Дорогая мисс Кеньон, я не сразу решился написать вам. Такой поступок не совсем в моей натуре, однако, ваша фотография и информация о вас в журнале „Жизнь Австралии“ не могли меня не тронуть. Работая в винной индустрии, я хорошо представляю, как трудно для женщины в одиночку заниматься выращиванием винограда, и поэтому заранее восхищаюсь вами…»
Первый раз эти слова Ли прочитала, сидя за кухонным столом. К тому моменту она уже успела распечатать около половины конвертов, доставленных ей почтальоном в тот день, и, дойдя до письма Йена Радда, решила, что вскрывать остальные смысла не имеет. Если она затеяла все это ради того, чтобы подыскать себе кавалера для торжественного ужина Клуба виноградарей, то такого человека она уже нашла. Виноторговец в их компании будет абсолютно своим. На вложенной в конверт фотографии был запечатлен мужчина лет тридцати с небольшим — хоть и не Брэд Питт, но вполне презентабельный. Он отлично подходил на роль сопровождающего, а именно это ей и было нужно. Что-то большее она даже не планировала.
И вот теперь, находясь возле магазина этого Иена Радда, она почему-то боялась зайти внутрь. Хотя, возможно, его и не было на месте.
В письме он сообщил, что проводит рабочий день не только в своем магазине, но и на складе, откуда осуществляются оптовые продажи. Так что могло оказаться, что сегодняшняя поездка — совершенно пустая трата времени. Но выяснить это можно, лишь зайдя в магазин. В конце концов, она не для того ехала сюда целых два часа, чтобы отправиться восвояси, так ничего и не предприняв.
С этой мыслью Ли открыла дверцу машины и выбралась наружу. Но прежде чем перейти дорогу, удостоверилась, что с ее внешностью все в порядке. Этим утром ей было не так-то легко решить, что именно надеть для предстоящей встречи. И она переодевалась три раза, пока не остановила свой выбор на джинсовой юбке до колен и зеленом джемпере. Подобный вариант, на ее взгляд, был достаточно элегантным и при этом не слишком деловым. А, кроме того, не создавалось впечатления, будто она стремится обратить на себя мужское внимание. И вместе с тем — Ли это чувствовала — выглядела она вполне привлекательно.
Магазинный зал оказался довольно узким, к тому же после залитой солнцем улицы здесь было темновато. Несмотря на свое волнение, Ли сразу же определила, что заведение было истинным раем для любителей и знатоков вина. Неяркое освещение помогало наилучшим образом сохранять благородный напиток, к тому же бутылки были аккуратно уложены на бок, чтобы пробки оставались влажными. Многие этикетки были Ли отлично знакомы. Судя по всему, на этих полках было представлено самое качественное вино.
В магазине находились лишь мужчина и женщина, являвшиеся, по всей видимости, супружеской парой. Они стояли у прилавка и листали выложенные там брошюры. Ни хозяина, ни какого-либо продавца заметно не было.
Ли прошла вдоль полок, касаясь пальцами бутылок и практически не видя их. Затем взглянула поверх плеча в сторону прилавка, сразу за которым находилась открытая дверь подсобного помещения. В какой-то момент ей показалось, что оттуда донесся чей-то голос. Вообще она нервничала, словно какая-нибудь школьница, у нее даже взмокли ладони.
«А ну возьми себя в руки!» — мысленно приказала самой себе Ли, однако это не очень-то помогло.
Стоящий возле прилавка мужчина посмотрел в ее сторону.
— Хозяин магазина ищет для нас кое-какую информацию, — сказал он. — Извините, если задерживаем вас.
— Да нет, все в порядке, — отозвалась Ли сдавленным и ставшим вдруг хриплым голосом.
«Ну, хватит!» — решила она. Стоит ли впадать в подобное состояние из-за мужчины, которого она и знать не знает? Лишь потому, что она уже три года ни с кем не встречалась. Зачем ей это нужно? Она ведь может заявиться на этот дурацкий ужин и в полном одиночестве. Она уже так делала — и ничего, сквозь землю не провалилась.
Так что лучше плюнуть на это журнальное знакомство и отправиться домой.
Между тем за прилавком появился не кто иной, как сам Йен Радд.
Да, он не был похож на Брэда Питта — он выглядел гораздо лучше. Как видно, объектив фотоаппарата проявил к нему некоторую несправедливость. У него были светлые волосы и голубые глаза, однако столь поверхностное описание не могло в полной мере выразить все его великолепие. Простая льняная рубашка и обыкновенные брюки сидели на нем идеально. Йен был не слишком высоким, но все же повыше, чем она. И когда он заговорил, его негромкий спокойный голос, казалось, специально долетел до нее, чтобы ласкать ей слух.
Ли не могла отвести от него взгляда. У нее внутри возникло ощущение, которое она сразу же определила как самое настоящее влечение. Ей хотелось прикоснуться к нему, провести ладонью по груди, почувствовать на щеке его дыхание. Ей хотелось…
Тем временем Ли невидящим взглядом уставилась на полки с бутылками. Ее лицо пылало, и на нем наверняка проступил румянец. Такого она не испытывала с тех пор, как ее покинул этот мерзавец по имени Джек Торн. Впрочем, она даже не припоминала, чтобы бывший жених вызывал у нее подобные ощущения.
Она была просто не в силах справиться с собой. И потому ей следовало как можно скорее уйти отсюда.
— Чем могу быть полезен? — ласково проник в ее уши раздавшийся за спиной голос.
Те двое покупателей покидали магазин, и Йен Радд переключил свое внимание на нее. Ли постаралась взять себя в руки. В конце концов, он ведь не знает, кто она такая. Она просто купит бутылку вина и уйдет.
Нацепив на лицо любезную улыбку, Ли обернулась.
— Да я тут смотрела… — Ее голос дрогнул, едва она заглянула в эти изумительные голубые глаза.
— Извините… — Йен слегка сдвинул брови. — Вы ведь Ли Кеньон?
Отрицать очевидное было бессмысленно. А спасаться бегством — поздно. И Ли кивнула.
— Я узнал вас по той фотографии в журнале. Очень приятно познакомиться. — Он протянул ей руку. — Так вы прочитали мое письмо?
— Да. — Она вложила свою кисть в его ладонь, и весь мир вокруг них словно исчез.
— Вы приехали, чтобы увидеть меня?
— Вообще-то у меня была назначена деловая встреча, — солгала Ли. — И я решила, что раз уж оказалась в Сиднее…
— Я очень рад, что вы заглянули ко мне.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ли осознала, что Йен по-прежнему удерживает ее руку. Она аккуратно высвободила ладонь.
— Во всяком случае, я… — Она не имела ни малейшего понятия, о чем говорить дальше.
— Вы уже обедали? — пришел ей на помощь Йен.
О чем он спрашивает? Как он в такой момент вообще может думать о еде?
Ли отрицательно мотнула головой.
— Тогда позвольте вас угостить. — Он приподнял руку, заранее пресекая слова протеста, готовые сорваться с ее языка. — Отказ не принимается. Вы не беспокойтесь, никаких изысков. Тут у нас за углом есть неплохое кафе.
— Ну что ж, согласна, — уступила Ли.
— Значит, договорились. Подождите немного, я лишь предупрежу своего помощника.
Йен улыбнулся и, зайдя за прилавок, исчез в подсобном помещении.
У Ли было такое ощущение, будто на ее глазах совершилось чудо. Она пребывала в некотором ошеломлении и в то же время чувствовала возбуждение, которого уже давно не испытывала.
Йен вернулся через пару минут.
— Сегодня мы ожидаем машину с товаром, так что слишком долго я отсутствовать не могу, — сказал он.
— Понятно, — вымолвила она.
Короткий путь до кафе они миновали в молчании. Ли впервые столь чутко ощущала тепло солнечных лучей на своем лице и дуновение бриза, шевелящего ее волосы. При кафе, куда они пришли, имелись столики, установленные снаружи под разноцветными зонтами и окруженные по периметру различными растениями в терракотовых вазонах. Кое-где уже сидели обедающие люди. Йен провел ее к одному из угловых столиков.
— Здесь очень мило, — проговорила Ли, уткнувшись взглядом в меню. Поднять глаза на Йена она опасалась, поскольку тот мог заметить ее волнение.
— Я захожу сюда время от времени, когда выдается свободная минута, — отозвался он.
К ним меж тем подошла официантка. Она была молодой и привлекательной, а выражение ее лица ясно свидетельствовало о том, что обслуживать Йена для нее скорее удовольствие, нежели обязанность. Ли даже почувствовала что-то вроде укола ревности.
— Итак, что вы предпочтете? — поинтересовался Йен.
«Тебя», — хотелось ответить ей. Однако вместо этого она снова устремила взгляд в меню, не находя каких-либо иных слов.
— Не знаю. — У нее не было абсолютно никаких соображений. — А что вы посоветуете? — почти в отчаянии спросила она.
— Здесь очень хорошие салаты, — ответил он.
В результате Ли выбрала фруктовый салат из манго и авокадо, Йен же заказал себе салат с курицей. После чего поинтересовался, заказать ли также и вино.
— Нет, спасибо, — отказалась Ли. — Мне ведь еще вести машину.
— А, ну да, — кивнул Йен. — В таком случае рекомендую свежевыжатые соки.
Себе он заказал смесь ананасового и апельсинового, и она попросила то же самое, поскольку была просто не в состоянии сделать собственный выбор. Официантка ушла, и Ли со всей остротой осознала, что теперь им с Йеном придется разговаривать друг с другом.
— Я чувствую себя несколько… — пробормотала она.
— Я хотел бы… — произнес он одновременно с ней.
И они оба замолчали.
— Говорите вы, — с улыбкой предложил Йен.
— Я просто хотела сказать, что чувствую себя как-то неловко из-за того, что написала в этот журнал, — призналась Ли. — Даже не понимаю, зачем я это затеяла. Раньше я ничего подобного не делала.
— А я хотел сказать, что тоже ничего такого раньше не совершал и потому тоже испытываю некоторую неловкость. — Йен улыбнулся. — Так, может, нам станет легче, если мы притворимся, будто встретились сегодня совершенно случайно, когда вы зашли в мой магазин?
— Давайте попробуем.
— Ну, тогда… Добрый день, меня зовут Йен Радд.
— Приятно познакомиться. А я Ли Кеньон. — И она протянула ему ладонь.
Он принял ее обеими руками и удерживал довольно долго, прежде чем отпустить.
— Ну что ж, Ли, чем вы занимаетесь в жизни?
— Ну, вообще-то, у меня имеется виноградник в долине Хантер-Вэлли. — Ли полностью включилась в предложенную игру.
— В самом деле?.. Подумать только, какое совпадение! А я, представьте себе, торгую вином из этого самого винограда.
Не в силах и далее сохранять серьезность, Ли рассмеялась. Йен к ней присоединился, и какая-либо напряженность между ними окончательно исчезла.
— Ну что ж, Ли, расскажите, пожалуйста, о своем хозяйстве, — попросил он.
К тому моменту, когда официантка принесла заказ, они уже с увлечением разговаривали о винограде и вырабатываемом из него вине. Тема представляла обоюдный интерес, тем более что они оба были хорошо информированы по данному вопросу. Ли больше не нервничала и получала удовольствие от еды, а их непринужденная беседа продолжилась и после того, как трапеза была закончена. Однако наступил момент, когда Йен взглянул на свои часы.
— Знаете, Ли, мне пора идти. Не хочется с вами расставаться, но дела есть дела. Товар, должно быть, прибыл еще полчаса назад.
— Мне тоже пора, — сказала она. — Хотелось бы вернуться на ферму засветло, чтобы успеть кое-что сделать.
Йен оплатил счет, и они той же дорогой отправились обратно. И когда завернули за угол, Ли увидела возле его магазина большой крытый грузовик, из которого выгружали коробки с вином, ставя их на широкую тележку.
— Ваш товар действительно прибыл, — заметила она.
— Вижу, однако, я все же могу проводить вас до вашего автомобиля.
Когда они подошли поближе, Ли присмотрелась к надписям на коробках и… слегка даже сбилась с шага. Как оказалось, Йен в немалом количестве закупал вино не у кого иного, как у Саймона Брэдфорда!
— Ли, что-то не так? — Йен взял ее за руку.
— Да нет, все в порядке, — ответила она, сбрасывая с себя оцепенение.
Ну, разумеется… Нет ничего удивительного в том, что ему поставляет вина Саймон, ведь он является одним из основных производителей в их долине. Йен был бы весьма странным бизнесменом, если бы не приобретал его продукцию. Так что нет никаких причин для беспокойства. Молния не бьет дважды в одно и то же место, и в данном случае Саймон не может представлять для нее какой-то опасности.
Взглянув на Йена, Ли улыбнулась. После чего они вместе перешли через дорогу и приблизились к ее автомобилю. Открыв дверцу, она повернулась к нему:
— Благодарю за чудесный обед.
— А я — за составленную компанию. Когда мы увидимся снова?
Его последние слова вызвали у нее некоторое замешательство. Смеет ли она надеяться, что его влечет к ней так же, как и ее к нему?
— Знаете что… — Ли решила не ходить вокруг да около. — Через две недели у нас состоится торжественный ужин Клуба виноградарей. Это очень значимое событие — черные смокинги, вечерние платья, бал… Так что если вы будете свободны…
— Я с большой радостью принимаю ваше приглашение.
Ли едва удержалась от облегченного вздоха.
— Однако две недели — слишком долгий срок, — продолжил меж тем Йен. — Быть может, мы встретимся уже в этот уик-энд?
Сердце Ли было готово выскочить из груди.
— Неплохая идея…
— Однако у меня нет номера вашего телефона.
— А справочник Федерации виноградарей имеется?
— Разумеется.
— Ну, тогда номер моего телефона у вас уже есть.
Преодолев секундное колебание, Ли поспешила усесться за руль, поскольку Йен, чего доброго, мог и поцеловать ее на прощание. А она сама могла не удержаться и ответить на этот поцелуй, что было бы, конечно, уже чересчур.
Йен отступил назад и, когда она тронулась с места, помахал ей рукой.
Ли сосредоточила все внимание на дороге и вскоре выехала на шоссе, ведущее на север. И уже тут дала волю своим мыслям, вспоминая улыбку Йена и те моменты, когда их взгляды пересекались. Можно было, конечно, вообразить, будто их совместная трапеза являлась всего лишь деловым ленчем двух коллег по бизнесу, но это, естественно, было не так, и она не могла этого не понимать. Новой встречи с Йеном Раддом жаждала отнюдь не фермерша, выращивающая виноград, а женщина, которая — чего уж тут скрывать! — вожделела его всей своей женской натурой.