Эти строки так и вертелись в голове Хелен, сидящей за своим столом. Справедливости ради следовало, конечно, признать, что ее кабинет никоим образом не походил на мрачную контору, упомянутую в стихотворении. А городской воздух не мог проникнуть внутрь, поскольку окна вообще не открывались. В нынешнее время атмосфера в офисах регулировалась кондиционерами, однако поэтические образы Патерсона все равно были созвучны ее внутреннему состоянию. Сегодня был понедельник, и в это утро ей совсем не хотелось торчать в редакции, занимаясь повседневной рутиной. Сейчас она предпочла бы слушать шум ветра, щебет птиц и журчание реки…

Что же касается самого «Кленси с Бурного Ручья», этого обитателя вольных просторов, то они с Мэттом Редмондом действительно походили друг на друга.

Хелен осторожно переместилась в кресле. В субботу они с Мэттом чуть ли не целый день ездили верхом, и теперь ей приходилось за это расплачиваться. У нее болели и ноги, и спина, а лицо под тщательно нанесенным макияжем было покрыто густым загаром. Но, несмотря на все это, чувствовала она себя гораздо лучше, чем когда-либо за весь год работы в редакции «Жизни Австралии». Единственным досадным моментом было то, что между ними так ничего и не произошло. Они скакали на лошадях, много смеялись, разговаривали о книгах, о поэзии, о музыке. Он познакомил ее с Грэнни и помог завоевать доверие этой норовистой кобылицы. Но при этом она так и не дождалась от него настоящего поцелуя.

Хелен не могла понять, в чем тут дело. У нее уже давно ничего такого не было, но ведь это почти то же самое, что езда на велосипеде — стоит раз научиться и уже не забудешь. Она вроде бы нравилась Мэтту, его влекло к ней. Быть может, она неправильно себя ведет? Или же он каким-то образом почувствовал, что она из другого мира? Да ну, какая чушь! Ведь у них так много общего! Одна единственная ошибка, совершенная много лет назад, никоим образом не определяет ее нынешней сущности. Она успешна, привлекательна внешне, и если Мэтт не способен этого разглядеть, то это его проблема!

— Хелен, — прервал ее размышления голос ассистента.

Она подняла голову: Ричард стоял у открытой двери кабинета, слегка нахмурившись.

— Слушаю тебя.

— Все уже собрались.

— Ах да, у нас же совещание!.. Сейчас иду.

На ее столе лежала стопка бумаг с материалами, предназначенными для опубликования в очередном номере журнала. А чуть в стороне — папка со скандальным эксклюзивом о двух голубых киноактерах, при взгляде на которую ее всякий раз одолевали сомнения. В конце концов, у каждого имеются свои секреты, в том числе и у нее. Каково было бы ей самой, если бы ту тайну, которую она скрывает все эти годы, вдруг разоблачили на страницах какого-нибудь издания?

Вздохнув, Хелен бросила пресловутую папку обратно в ящик стола.

За все то время, что она возглавляла журнал, ей впервые было трудно полностью сосредоточиться на проведении совещания. Материалы, намеченные к публикации в следующем выпуске, не производили на нее ни малейшего впечатления, поскольку не шли ни в какое сравнение с той «бомбой», что находилась сейчас в ящике ее стола. И что ей мешает дать ход столь сенсационной истории? Может, она стала слишком мягкотелой? Или же в ней просыпается совесть? А может, принятие и без того непростого решения затрудняют развивающиеся отношения с Мэттом? Или же теперь, после запуска «фермерского» проекта, она просто-напросто теряет интерес к журналу, который вряд ли бы стала читать, если бы сама здесь не работала? Черт знает, в чем тут причина, но она все равно не собирается предавать огласке эту пикантную историю. По крайней мере, в ближайшем номере… Который необходимо все же чем-то заполнять.

— У нас есть чем продолжить «фермерский» проект? — поинтересовалась Хелен.

— Я говорила по телефону с Грегом Андерсоном, тем фермером, что выращивает сахарный тростник, — ответила одна из журналисток. — Молли пока находится у него, но у нее уже есть отличные снимки, которые можно использовать. Правда, я пообещала Грегу немного подождать с написанием очерка о нем и его избраннице.

— Почему?

— Он намекнул, что между ним и той девушкой из Мельбурна намечается весьма стремительное развитие отношений. Вполне возможно, что дело закончится помолвкой. Если это случится, то история получится более интересной.

Хелен была несколько удивлена.

— Быстро это у них. Ну что ж, хорошо. Пусть тогда Молли задержится еще на пару дней, и посмотрим, что из этого выйдет. Какие-нибудь другие варианты есть?

В наличии имелась одна история, годившаяся для очередного номера, но Хелен она не показалась интересной.

— Обзвоните как можно большее количество наших подопечных. Нужно растянуть эту тему хотя бы еще на несколько номеров. Как, кстати, обстоят дела у той женщины, что выращивает виноград в долине Хантер-Вэлли? О ней надо дать продолжение. Пусть ей сегодня же кто-нибудь позвонит.

В свой кабинет Хелен вернулась далеко не в радужном настроении. Очередной номер был составлен, но его содержание оставляло, конечно, желать лучшего. Чтобы журнал и впредь хорошо раскупался, нужно регулярно публиковать по-настоящему волнующие истории. Под стать той, что была припрятана в верхнем ящике ее стола.

В дверном проеме снова появился Ричард.

— Хелен, звонит Мэтт Редмонд.

— Да, соединяй. И закрой, пожалуйста, дверь.

Ричард тотчас же исполнил ее просьбу, однако она успела заметить явную озадаченность на его лице. Вне всякого сомнения, он был бы еще более удивлен, если бы узнал о скандальном материале, который она ото всех скрывает.

Подойдя к телефону, Хелен сняла трубку.

— Привет, Мэтт.

— Здравствуй, Хелен.

Одного его голоса было достаточно, чтобы вернуть все обратно: тишину и покой не испорченной цивилизацией природы, радующие глаз пейзажи, но самое главное — образ этого неотразимого мужчины с его улыбкой, открытым взором и мягкой сдержанной силой.

— Я собиралась позвонить тебе вечером, — сказала она. — Чтобы поблагодарить за чудесный уик-энд. Я отлично провела время.

— Я тоже.

Хелен ничуть не усомнилась в его искренности, поскольку Мэтт был лишен какой-либо фальши. Она уже успела понять, что его словам можно полностью доверять.

— Надеюсь, ты не сердишься, что я позвонил прямо в редакцию? — продолжил он. — Дело в том, что у меня это единственный номер, по которому с тобой можно связаться.

— Все в порядке. Но ты приготовь ручку — я продиктую тебе другие мои номера.

— Я вообще позвонил вот чего… На этой неделе я снова собираюсь в Сидней, чтобы завезти Эли необходимые вещи. И подумал, что, может быть, нам удастся с тобой встретиться…

В груди Хелен возник легкий трепет.

— Буду очень рада тебя увидеть. Когда ты приезжаешь?

На несколько секунд повисло молчание.

— Алло, Мэтт?

— Ты меня подловила, — со смехом отозвался он. — Вообще я могу нагрянуть в любой момент. Я собирался сначала выяснить, какой у тебя график, и приехать в тот день, когда у тебя появится свободное время.

— Скорее всего, в пятницу, — поспешила сообщить Хелен, прежде чем здравый смысл возьмет в ней верх. — И на этот раз уже я могу приготовить для тебя ужин. Если, конечно, ты не будешь торопиться обратно, чтобы задать корм лошадям.

Снова последовало молчание, и на мгновение она испугалась, что ляпнула что-то не то.

— Ну, тогда я приеду в пятницу, — пообещал Мэтт.

В дверь кабинета постучали, и Хелен была вынуждена закончить разговор, продиктовав напоследок свои личные телефонные номера. После разрешения войти в дверях появилась одна из сотрудниц, явно чем-то огорченная.

— Я позвонила той женщине из Хантер-Вэлли, — сообщила она. — По всей видимости, тут совершенно бесперспективный вариант. Кажется, ее угораздило связаться с каким-то негодяем. Судя по голосу, она сильно расстроена, поэтому я не стала ей докучать.

— Ну что ж, ладно…

После того как журналистка вышла, Хелен достала файл с письмом и фотографией упомянутой фермерши. Звали эту женщину, занимающуюся виноградарством, Ли Кеньон. Она была довольно молодой и в какой-то мере уязвимой, как можно судить по фотографии. Хелен хотелось надеяться, что ничего страшного с ней не произошло. Затевая этот проект, она ни в коей мере не хотела кому-то навредить. Возможно, здесь не обошлось без влияния Мэтта, но она уже начинала переживать и за всех остальных, кто завязал знакомство через ее журнал. Ведь вполне вероятно, что и для кого-то еще «фермерский» проект оказался не столь безобидным, каким он представлялся вначале.

Дождь неустанно барабанил по стеклянным дверям, выходящим на двор. Приблизившись к ним, Саймон взглянул в сторону своей винодельни. Почва уже под завязку пропиталась влагой. Сегодня был понедельник, и хотя обычно в начале недели к его знаменитому погребку то и дело подъезжали все новые и новые посетители, в этот день автостоянка рядом с ним была практически пуста. Лишь один-единственный автобус, омываемый дождевыми струями, жался к самой стене. Разглядев логотип турагентства, Саймон усмехнулся: эти японские туристы не для того проделали неблизкий путь в Австралию, чтобы какой-то дождь помешал им насладиться местными винами.

Вообще ему тоже следовало бы сейчас находиться на винодельне, где его ожидало множество дел. Однако на это не осталось ни желания, ни энергии. И серое низкое небо в полной мере гармонировало с его настроением.

Было слышно, как в одной из комнат собирает свои вещи Таня. Изначально она собиралась погостить у него еще неделю, но решила все же уехать сегодня. Даже этот ливень не смог заставить ее повременить с возвращением в Сидней. Он не просил ее задержаться и не мог винить за то, что она его покидает. Потому что на торжественном ужине Клуба виноградарей он повел себя просто отвратительно. И даже не попытался потом загладить свою вину.

— Ну, я, пожалуй, поеду, — прервал его размышления голос Тани. — Хотелось бы заехать в агентство прямо сегодня.

Ей позвонили как раз этим утром с предложением поучаствовать в предстоящих показах моды в Милане, и она согласилась, поскольку имелась перспектива, что там ее приметят и другие европейские модельеры и пригласят работать с ними.

— Значит, полетишь все-таки в Италию?

— Было бы глупо отказываться.

Саймона ни в коей мере не огорчало отбытие Тани в Европу. Они встречались чуть больше года, познакомившись во время одной из винных выставок, где она также подвизалась в качестве модели. Их свидания были нерегулярными, и они оба не придавали своим отношениям большого значения, прекрасно понимая, что долго это не продлится. Таня ему, конечно, очень нравилась, его влекло к ней, но настоящей любви он не испытывал.

— Дождь довольно сильный, будь осторожна на дороге.

— Не волнуйся, со мной все будет в порядке. С тобой, надеюсь, тоже.

Взяв сумки, Саймон понес их к машине, пытаясь сообразить, что именно Таня хотела сказать своей последней фразой. Перед тем как сесть за руль, она чмокнула его в щеку.

— Пока, мой котик. Береги себя и разберись наконец в своих отношениях с Ли. Она значит для тебя гораздо больше, чем тебе кажется.

Как только автомобиль Тани отъехал, Саймон, задержавшись под навесом крыльца, устремил взгляд в ту сторону, где за серой пеленой дождя раскинулись виноградники Ли, а чуть далее виднелся ее дом.

Интересно, как она там?.. После субботнего вечера у нее наверняка еще более скверное моральное состояние, чем у него самого. Кто бы мог подумать, что все так обернется?

Как и большинство присутствующих в зале мужчин, он увидел Ли практически сразу, едва она вошла. Да и как можно было не заметить? Он и раньше считал ее весьма привлекательной, однако в тот момент Ли выглядела просто неземной красавицей. И дело было не столько в ее внешности, хотя в своем золотистом платье она действительно выглядела умопомрачительно. И не в том, как ступала по ковровой дорожке, почти не касаясь пола. Она улыбалась так, что даже свет люстр казался тусклым. От нее исходило такое сияние, такая жизненная энергия, что все вокруг моментально бледнело и переставало существовать. Именно о такой женщине он неосознанно мечтал, и в ту минуту она была для него единственной в мире.

Когда же он обратил внимание на шагающего рядом с Ли мужчину, его захлестнули самые противоречивые чувства. Вообще-то он мог только радоваться тому, что его замысел сработал. Предложить Йену откликнуться на письмо, которое Ли отослала в журнал, — это казалось просто блестящей идеей. Йен был отличным и вполне надежным парнем, подвизающимся, помимо прочего, в том же самом бизнесе. Чего Саймон не ожидал, так это того, что Ли… Наблюдая за девушкой, он видел, как она смотрит на своего спутника, как улыбается ему. Неужто она влюбилась в него и между ними возникли какие-то отношения?.. Может, он даже успел затащить ее в постель? От подобной мысли внутри у Саймона все переворачивалось.

В продолжение вечера он не мог отвести от нее глаз и каждую минуту точно знал, где она находится, с кем общается, кому улыбается. Сквозь звучание музыки и разговоры присутствующих он отчетливо слышал ее голос и смех, замечал каждое прикосновение к ней рук Йена Радда. И, в конце концов, потерял самообладание. Сильнейшая досада и что-то очень похожее на ревность вынудили его повести себя самым глупейшим образом.

Вернувшись в дом, Саймон снова встал перед застекленной дверью, прикрыл глаза, и теперь Ли, представшая перед его мысленным взором, уже не блистала неземной красотой. Ее лицо было искажено негодованием и внутренней болью. И все это по его вине. Слава Богу, она не видела того, что последовало после ее ухода. Рука, которой он нанес удар, ныла до сих пор. Наверное, следует позвонить Йену и извиниться, пока сюда не нагрянула полиция. А ведь у него никогда не было склонности пускать в ход кулаки… Так же как и напиваться. Однако именно это и произошло. Спасибо Тане, которая поспешила увезти его домой, пока он окончательно не потерял голову.

Таня… Перед ней он тоже виноват, но она вроде бы все понимает. Что она там сказала при прощании?.. Что Ли имеет для него большее значение, чем он думает?

Саймон проследил за крупной каплей, скатившейся по стеклу и перечеркнувшей отражение мужчины, который выглядел так же скверно, как и чувствовал себя. Волосы всклокочены, физиономия небрита… А ощущение душевной муки, засевшее внутри, было почти непереносимым. И дело тут вовсе не в дожде и не в тяжком похмелье после долгой ночи, когда он заливал в себя вино и тупо пялился в стену.

Мотнув головой, Саймон развернулся и прошел к столу, чтобы взять ключи от машины. Вряд ли его ждал радушный прием, однако ему было просто необходимо увидеть Ли. Он должен извиниться перед ней. А также выяснить, что, черт возьми, происходит!.. С ними обоими.

Саймон выскочил из дома, не накинув даже куртку, и часть недолгого пути до фермы Ли ему пришлось крутить головой, стряхивая с волос воду. Этот ливень и не думал заканчиваться. А скорее, наоборот, усиливался.

Подъехав к дому Ли, Саймон заглушил мотор, бегом промчался к крыльцу и, заскочив под навес, постучал в дверь. Никакого отклика не последовало. Он стукнул еще раз. Изнутри не доносилось ни единого звука. Машина Ли стояла на дворе, так что уехать она никуда не могла. И маловероятно, чтобы в такую погоду она работала где-то на винограднике.

Саймон рванул к винодельне, хотя в передвижении бегом особого смысла уже не было — он все равно успел основательно промокнуть. Заметив полосу света, пробивающуюся из-за приоткрытой двери пристройки, где прежний хозяин также когда-то занимался реализацией своего вина, Саймон устремился туда. И, нырнув внутрь, чуть ли не по-собачьи встряхнулся.

Было видно, что помещение не использовалось уже давно. Тусклый свет пасмурного дня, проникающий через два нешироких окна, слабо освещал просторный зал, заваленный старой мебелью, ящиками и прочими осколками нереализованных надежд. А единственная лампочка без какого-либо плафона выхватывала из полумрака небольшой стол в дальнем углу, где, не замечая постороннего присутствия, сидела Ли в окружении бумаг, пыльных коробок и бутылок, казавшаяся совсем маленькой в этом полупустом помещении. И прежде чем Саймон успел что-то сказать, она вдруг уткнулась лицом в ладони и заплакала.

Не произнеся ни слова, он прикрыл рот. Это ж надо — Ли плачет! Такого он, по правде говоря, не ожидал. Потому что она была наиболее сильной духом и жизнерадостной из всех женщин, которых он знал. Она была бойцом по натуре — стойким и решительным. И вот теперь эти слезы…

Саймон припомнил те слова, что бросила ему Ли, прежде чем покинуть банкетный зал отеля. Она, ни много ни мало, заявила, что именно он виноват в ее разрыве с Джеком Торном, и было совершенно непонятно, почему она так считает. В тот вечер, три года назад, не только она потеряла своего суженого. Он старался не вспоминать о случившемся, однако то ощущение, которое испытываешь, когда тебя предает любимая женщина, забыть было трудно. А ведь он мечтал о семье и даже успел приобрести кольцо. Однако Джек Торн проявил свою подлую сущность, и в результате его мечтания — так же как и надежды Ли — разбились вдребезги. Признаться, тогда он пролил пару скупых слез, скорбя по погибшей любви, и ничуть не стыдился этого. Несколько недель после того ужасного вечера он ходил словно оглушенный, пребывая в каком-то тумане, а вот Ли перенесла это гораздо легче. Она просто взяла себя в руки и продолжила жить дальше. В ее глазах он ни разу не видел ни единой слезинки. До сегодняшнего дня…

Саймон был благодарен барабанящему по крыше дождю, который заглушал всхлипы Ли. Потому что он вряд ли смог бы их спокойно слушать.

Не желая нарушать ее уединение, он тихо вышел за дверь и побрел к своей машине, не обращая внимания на ливень и осознавая лишь бремя вины, лежащее на его плечах. Он причинил Ли боль, заставил ее плакать…

И уже открывая дверцу автомобиля, Саймон поклялся самому себе, что впредь не доставит Ли даже малейшего огорчения.

Ли сунула руку в карман джинсов.

Черт!..

У нее никогда не оказывается носового платка, когда эта вещь ей просто необходима! Так что не оставалось ничего другого, как утереть глаза и нос рукавом рубашки. Уловив какой-то шорох, она бросила взгляд в сторону двери. Да нет, показалось… Что совсем неудивительно, поскольку она уже второй день пребывает далеко не в лучшей форме. А теперь еще и разревелась, словно какая-нибудь глупая девчонка.

И все из-за этих бокалов…

Еще раз проведя рукавом по хлюпающему носу, Ли снова открыла коробку и аккуратно извлекла из нее два винных бокала.

Они были высокими и изящными, с длинными ножками и грациозно изогнутыми боками. Россыпь красных и желтых крапинок создавала впечатление наполненности, и на обоих бокалах имелись логотипы со словами «Бангала вайнс».

Бангала… Это слово Ли выискала в словаре языка аборигенов, и переводилось оно как «сосуд для воды». Идея обзавестись подобными бокалами с бриллиантовыми блестками также принадлежала ей — хотелось войти в сферу «винного» туризма с чем-то необычным, своеобразным. И эти образцы были доставлены всего лишь за несколько дней до, того, как все ее планы рухнули.

Ли почувствовала, что снова вот-вот расплачется, если не поспешит взять себя в руки. Схватив один из бокалов, она размахнулась, чтобы грохнуть его об стену, давая, таким образом, выход своему негодованию. Гневу на Джека Торна, на Йена Радда, на Саймона Брэдфорда и вообще на всех мужчин! Но в последний момент все же остановилась и, опустив руку, аккуратно поставила бокал на стол.

Так или иначе, битье дорогостоящей посуды все равно ничего не изменит.

Снова взяв бокал, Ли повертела его в руках. Да, задумка была отличной. Впрочем, таковой она и остается. Причем это именно ее идея. Вообще все толковые мысли исходили исключительно от нее и никогда от Джека. Покинув ее, он прихватил большую часть их общих денег, но и только. Он не мог увезти какие-либо дельные идеи, поскольку таковых у него никогда не возникало. Он разбил ей сердце, но теперь она, конечно же, полностью оправилась после нанесенного удара, ведь иначе у нее не случилось бы этой связи с Йеном Раддом. Он дважды звонил ей в субботу, оставляя на автоответчике сообщения с просьбой простить его. А в воскресенье она все-таки решила с ним поговорить и, уже лично приняв от него извинения, окончательно распрощалась. Вообще она не так уж и сильно на него сердилась. Тем более что сама сделала первый шаг. Она сама выбрала его письмо из множества других, сама пригласила в свою постель.

Однако вся магия чувств, возникшая между ними, была безвозвратно поломана во время торжественного ужина Клуба виноградарей. Разрушена из-за того, что он оказался в сговоре с этим мерзавцем Саймоном Брэдфордом!

Оставив бокал в покое, Ли принялась рассеянно перебирать листы с неразрезанными этикетками, предназначенными для бутылок с вином марки «Бангала», которые так и не были использованы. Шум неутихающего дождя вполне соответствовал ее меланхолии, и это было в какой-то мере символично — затяжной дождь и эта коробка, содержащая несбывшуюся мечту.

Но вообще у нее не было особых причин печалиться. Зато имелись все основания негодовать на Саймона Брэдфорда. До чего же неприятный человек, несмотря на всю его обходительность и внешнюю привлекательность! Как он посмел так с ней поступить? Неужели ему недостаточно того, что он разрушил ей жизнь? Ли почувствовала, как у нее вновь наворачиваются слезы.

Усилием воли она постаралась не дать им воли.

Зачем себя накручивать?.. Ее жизнь вовсе не разрушена. Несмотря на все неприятности, доставленные Джеком Торном, у нее по-прежнему есть ферма, и она готова начать производство собственного вина. Как бы там ни было, она получила немалое удовольствие от общения с Йеном Раддом. Ей следовало бы даже поблагодарить его зато, что он помог ей окончательно преодолеть последствия разрыва с Джеком. Та сцена во время торжественного ужина была, конечно, неприглядной, но, если честно, она не меньше Йена виновата в случившемся. Вполне возможно, она слегка перегнула палку. Но виноват в этом, несомненно, Саймон Брэдфорд. Вообще при желании она могла обвинить его в чем угодно. По какому праву он все время вмешивается в ее жизнь? Только потому, что у него у самого все идеально? Ну конечно, успешный бизнес, неотразимая внешность, модель в качестве подружки…

Пора было прекращать жалеть себя. И эти бокалы — это тот толчок, который ей необходим. Она уже готова обратиться в банк за новым кредитом, и бокалы как раз и послужат дополнительным стимулом. В подсобном помещении имеется немалый запас фигурных бутылок, которые она собирает последние два года, и на них можно наклеить найденные этикетки. Подобный подарок наверняка поможет убедить менеджера банка выделить ей нужные средства. Что же касается Саймона… Ее успех был бы наилучшей местью ему. А еще можно было бы познакомиться с достойным мужчиной. Это наверняка заденет его за живое.

Поднявшись из-за стола, Ли взяла коробку. Перво-наперво нужно было очистить найденные бокалы от пыли.

Донна долго лежала в постели, прислушиваясь к тишине. Солнце только взошло над горизонтом, а жара становилась все более ощутимой. Над кроватью медленно вращался вентилятор, однако не приносил ни малейшего облегчения. Время от времени слышался едва уловимый звук — казалось, будто дом вздыхает по мере того, как солнце раскаляет крышу из гофрированного железа. Один раз на дворе пролаяла собака. Здесь не было слышно ни шума проезжающего транспорта, ни каких-либо иных проявлений человеческой деятельности. Доносилось лишь отдаленное карканье ворон, что еще сильнее подчеркивало, в какую глушь она забралась, покинув все то, к чему привыкла и была привязана.

Путешествие в глубь малообжитых территорий Австралии оказалось совсем не таким, каким ей представлялось. Фактически оно едва не обернулось для нее трагедией.

На следующее утро после весьма проблематичного прибытия на ферму со звучным названием Ривер-Даунс она проснулась довольно поздно. Но и после пробуждения не очень-то стремилась покинуть предоставленную комнату, испытывая смущение и даже некоторый страх. Ей было по-прежнему непонятно, почему Питер решил, будто она прилетела сюда, чтобы нянчиться с его детьми. Донна осознавала, что должна поговорить с ним и все прояснить, однако ее немного пугала необходимость предстать перед человеком, который пошел на ложь ради достижения своих целей.

Но, как оказалось, переживала она напрасно. Вскоре раздался тихий стук в дверь, и в спальню вошла сестра Питера, которая принесла ей чай и сообщила, что Питер на целый день забрал детей с собой, чтобы дать гостье возможность отдохнуть. Донна, впрочем, в большей степени нуждалась в разъяснениях, нежели в отдыхе. И пока она пила крепкий чай, Дженни во всем созналась.

Поначалу Донна испытала возмущение, однако быстро отошла. Сестра Питера объяснила, что это именно она отослала в журнал «Жизнь Австралии» то письмо с фотографией, а затем со слезами на глазах поведала о том, что брат уже много лет скорбит по погибшей жене. Донна чувствовала, что Дженни очень сильно его любит, и потому ничуть не усомнилась в том, что письмо отсылалось с самыми благими намерениями. К этой уловке, в общем-то, можно было отнестись снисходительно, чего не скажешь о последующей лжи. Впрочем, то, что она выдавала свои сообщения по электронной почте за послания брата, это еще пустяки. А вот то, что ввела в заблуждение и его самого, значительно усложняло ситуацию.

Несмотря на подобный обман, у Донны не возникло к Дженни какой-либо неприязни. Ведь было совершенно очевидно, что эта женщина, чья беременность, судя по всему, протекала не очень-то легко, всего лишь заботилась о брате и его детях. Хоть и не сразу, Донна все же согласилась ничего не говорить Питеру, позволив Дженни самой ему все объяснить. Что было, конечно же, проявлением некоторой трусости с ее стороны. Однако засевший в сознании достаточно четкий образ Питера был неразрывно связан с драматичной встречей у пересохшего русла и убийством смертельно опасной змеи, поэтому она была более чем рада, что Дженни без ее участия переговорит с этим суровым мужчиной.

В общем, Дженни бралась объяснить все, что нужно, за исключением, пожалуй, главного вопроса — останется ли сама Донна в Ривер-Даунсе?

Прошло, однако, два дня, но ничего так и не решилось. Питер по-прежнему пребывал в неведении. Прежде чем Дженни успела ему что-то сказать, он вместе с Кеном уле-тел в соседнее хозяйство, чтобы помочь доставить в больницу травмированного работника. Они должны были вернуться этим утром, и Донна надеялась, что истина наконец-то откроется.

Откинув одеяло, она поднялась с кровати. Предоставленная ей комната изначально была частью веранды — ее просто перегородили стеной, и таким образом получилась дополнительная спальня с небольшим туалетом. Помещение было длинным и узковатым, но зато одна из стен почти полностью состояла из окон, через которые открывался вид на выгоны с бурой почвой. Единственным сооружением человеческих рук, доступным взгляду, была протяженная ограда, теряющаяся в дальних кустах. Да, здешняя перспектива кардинальным образом отличалась от той, которой можно было полюбоваться из окна ее лондонской квартиры. Даже противомоскитные сетки, натянутые на рамах, лишний раз свидетельствовали о том, как далеко она сейчас от родных мест.

Уже по пути на кухню Донна услышала рокот самолета. Как видно, Питер с Кеном пролетели над самой фермой, чтобы известить домочадцев о своем прибытии. Поэтому она сразу же налила полный чайник, чтобы чая хватило на всех. Ей уже были известны некоторые правила жизни этой семьи.

Как ни странно, но Дженни до сих пор так и не встала. Накануне она чувствовала себя не совсем хорошо — может, следует проверить, все ли у нее в порядке? Однако после краткого размышления Донна решила дать Дженни и близнецам возможность еще немного поспать. Она сама встретит вернувшихся мужчин и позаботится о завтраке для них. А потом, когда появится Дженни, они все вместе разберутся в возникшем недоразумении.

Когда чай был уже заварен и Донна доставала из холодильника продукты, на кухню вошли Питер и Кен. Выглядели они довольно усталыми.

— С возвращением, — поприветствовала их Донна. — Чай уже готов.

Это было как-то необычно — в качестве хозяйки встречать тех, кто прожил в этом доме многие годы.

— А Дженни еще не вставала? — поинтересовался Кен.

Донна молча покачала головой.

— Тогда пойду отнесу ей чай, — сказал он и, взяв две кружки, вышел из кухни.

Донна присела у большого деревянного стола, не зная, о чем говорить. Сидящий напротив мужчина был для нее совершенно незнакомым человеком. Их единственная встреча была короткой и весьма драматичной — тут и ядовитая змея, и неожиданное появление героя, и выстрелы… В довершение ко всему само ее присутствие в этом доме было связано с обманом, который она не могла раскрыть, не нарушив слово, данное Дженни, единственному человеку на тысячи километров в округе, с которым она успела более или менее пообщаться. Поэтому, чуть помолчав, Донна решила затронуть отвлеченную тему.

— Как самочувствие того пострадавшего? — спросила она.

— Вполне сносное, — отозвался Питер. — Когда мы туда добрались, уже начинало темнеть, и снова взлетать в таких условиях было опасно. Так что прошедшая ночь для того парня была нелегкой. У него оказался серьезный перелом ноги. Мы постарались ему помочь, чем могли, а потом, едва рассвело, поднялись в воздух и взяли курс на Дарвин.

— Неужели ближайшая больница только там? Это довольно далеко.

— До Кэтрин, конечно, ближе, — слегка помрачнев, проговорил Питер. — Но Дарвин крупнее, и с серьезными случаями лучше лететь туда.

Донна была готова наградить саму себя подзатыльником. Ведь Дженни рассказала ей, что жена Питера умерла как раз из-за того, что ее не смогли вовремя доставить в Дарвин. Донна снова посмотрела на Питера — тот сидел с напряженным лицом, уставившись взглядом в свою кружку. Должно быть, этот полет с травмированным скотоводом разворошил в нем тяжелые воспоминания.

— Так эту ночь вы провели в Дарвине? — спросила она, чтобы отвлечь его от невеселых мыслей.

— Нет. Мы прихватили кое-какие припасы, раз уж оказались в городе, и полетели обратно. А заночевали уже в Ричмонде, то есть на ферме наших соседей.

— В Ричмонде? — улыбнулась Донна. — Точно так же называется город у нас в Йоркшире, неподалеку от того места, где я выросла.

— Думаю, эти два Ричмонда сильно отличаются друг от друга. Соседские владения охватывают около двух сотен квадратных километров. А ваш Ричмонд какой?

— Наш Ричмонд зеленый, — чуть ли не с нежностью произнесла Донна. — В нем есть старинный замок, которому почти тысяча лет. А еще — руины аббатства.

Питер взглянул на Донну и, встретившись с ней глазами, тоже улыбнулся, что сразу же придало ему моложавый вид.

— Так получилось, что мне пришлось вас покинуть, едва вы здесь появились, — словно извиняясь, проговорил он. — Но в наших краях иначе нельзя. Когда кто-то запрашивает помощь, нужно все бросать и лететь.

— Да, конечно, я понимаю, — заверила она.

— Буду с вами честен… — Улыбка Питера померкла. — Меня беспокоит, что вы не сможете долго выдержать в наших краях. Они сильно отличаются от Англии, и вам здесь, вероятно, не очень-то понравится.

Сейчас был как раз подходящий момент для того, чтобы все ему рассказать, и от этого удерживало лишь данное Дженни обещание. Однако Донна понимала, что с каждой минутой обман становился все более непростительным.

— Признаться, я был несколько удивлен, услышав ваш британский акцент, — продолжил Питер.

— Но ведь в своих посланиях по е-мейлу я упоминала, что прилетела в Австралию из Англии.

— Правда?.. Наверное, Дженни позабыла мне об этом сказать.

— Пока вас не было, она и дети провели тут для меня небольшую экскурсию, — проговорила Донна. — Вообще у вас очень красиво. Изумительные места!

Некоторое время Питер не сводил с нее задумчивого взгляда, но прежде чем успел что-то сказать, на кухне появился Кен.

— Дженни нездоровится, — сообщил он.

— Надеюсь, это не очень серьезно? — На лице Питера отразилась тревога.

— Да нет, думаю, скоро она будет в полном порядке, — успокоил Кен. — Но сегодня я хочу побыть рядом с ней.

— Правильно. У меня как раз есть одна идея. — Питер снова улыбнулся Донне. — Пусть Кен остается присматривать за Дженни и детьми, а я тем временем проведу для вас еще одну экскурсию. Если вы намерены у нас задержаться, то вам следует знать, как вести себя в наших краях.

Мелкие морщинки в уголках его карих глаз свидетельствовали о том, что он много времени проводит на солнце. А также о том, что часто улыбается. И они в какой-то мере служили противовесом тем морщинам, которые прочертила на его лбу многолетняя скорбь.

— Это было бы неплохо, — согласилась Донна.

Покончив с завтраком, они вдвоем вышли из дома. Однако успели сделать лишь несколько шагов по двору, когда Питер внезапно остановился.

— Но вы ведь без шляпы, — заметил он.

— Ну да. У меня ее просто нет.

— Подождите тут.

Вернувшись в дом, Питер зашел в помещение, приспособленное под прачечную. Здесь имелись кое-какие шляпы, из которых можно было выбрать что-то подходящее. И в одном из шкафов он обнаружил коричневую акубру женского фасона — по виду почти новую. Питер нахмурился: до этого он ее вроде бы не замечал. Вряд ли она могла принадлежать Дженни. И уж конечно, в доме давным-давно не было ни одной шляпы их матери. Может, она осталась после Карен? Однако, он не припоминал, чтобы покойная жена когда-либо носила подобную.

Он собрался уже положить шляпу на место, но в следующую секунду передумал. А в чем, собственно, проблема? Почему бы и в самом деле не дать ее прибывшей няне? Если он не помнит эту вещь, то дети и подавно не вспомнят. В конце концов, это всего-навсего шляпа, а девушке необходимо чем-то прикрыть голову.

Уже выйдя из дома, Питер невольно задержался на затененной веранде, чтобы понаблюдать за Донной. Приблизившись к Чиппер и ее резвящимся щенкам, она склонилась над ними, и те теперь подскакивали вверх, пытаясь лизнуть ей руки. До Питера доносился звонкий девичий смех, и этот звук, казалось, обволакивал его уставшее тело, снимая накопившееся напряжение.

Шляпа подошла как нельзя лучше — Питер сам аккуратно накрыл ею волнистые волосы Донны.

— Ну вот, в самый раз, — оценил он.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Они двинулись дальше, и Питеру пришлось укоротить свой шаг, чтобы Донна могла за ним поспеть. Вообще она была довольно миниатюрной, хрупкой. В тот вечер он с легкостью, словно ребенка, вытянул ее из оврага. А когда она заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь, ощутил вдруг нечто вроде готовности защищать ее от всех опасностей мира.

— И что мне предстоит увидеть во время этой экскурсии? — прервала его размышления Донна.

— А что вам уже показали мои ребята?

— В первую очередь, конечно же, щенят. Потом — своих пони. Ну и в заключение — свое «гнездо» под резервуаром с водой.

— Ясно, — улыбнулся Питер. — Ну, я, конечно, покажу вам не столь важные объекты. Сначала мы взглянем на электрогенератор, потом я объясню вам, как пользоваться спутниковым телефоном. И думаю, для вас будет нелишним узнать, как легче всего преодолеть путь между домом и взлетно-посадочной полосой.

Остановившись, Донна устремила на него взгляд из-под полей новообретенной шляпы.

— Я действительно очень сожалею о своей беспечности. Понимаю, что совершила большую глупость, решив пойти пешком, и теперь уже такого не сделаю.

Питер отметил, что ее лицо до сих пор было слегка красноватым от чрезмерного контакта с солнечными лучами в день прибытия. Да, она еще не скоро станет такой же коричневой, как он сам и его близнецы. Хотя, возможно, такого и не случится. Поскольку эта нежная английская кожа может попросту сгореть. Так что девушке следует быть осторожной. Не хотелось бы, чтобы это милое личико с очаровательными веснушками было испорчено безжалостным солнцем.

Милое?.. Очаровательные?..

Питер мысленно усмехнулся. Даже странно, что подобные слова сохранились в его памяти.

— К нам сюда не очень-то легко завлечь подходящую няню, — продолжил он, отмахнувшись от неуместных мыслей. — Мы искали довольно долго, прежде чем нашли вас. Поэтому мне совсем не хочется в ближайшем времени подыскивать вам замену.

Питер улыбнулся, давая понять, что шутит, однако лицо Донны осталось серьезным. Создавалось впечатление, будто его слова ее как-то задели. Хотя с чего бы?

Во время обхода фермы Питер показал Донне огромные аккумуляторы, заряжаемые от солнечных батарей, которые были установлены на крышах дома и сараев, научил заводить резервный дизель-генератор. Потом усадил ее за руль старого, видавшего виды пикапа, и они вместе отправились к взлетно-посадочной полосе, откуда вернулись с грузом доставленных из города припасов. Ну а затем к ним присоединились близнецы, и в экскурсию вновь было включено посещение щенков и пони.

Питер был приятно удивлен тем, как быстро Донна усваивает все, что он ей говорит и показывает. Девушка, несомненно, была весьма смышленой и, судя по всему, имела определенную тягу к земле. Что ж, совсем не плохо для начала.

Когда они вернулись в дом, выяснилось, что Дженни так и не вставала. Поэтому Донна сразу занялась приготовлением обеда. Питер же прошел к комнате сестры, но пока размышлял, стоит ли к ней заглянуть, зазвонил телефон.

Зайдя в кабинет, Питер снял трубку.

— Добрый день, мистер Николе, — услышал он женский голос. — Надеюсь, я не оторвала вас от дел? Это редакция журнала «Жизнь Австралии».

— Вы хотите предложить мне подписку на ваше издание?

— Да нет, что вы… Я звоню по поводу вашего участия в нашем проекте «Фермер ищет жену». На ваше имя пришло немало писем, и нам хотелось бы узнать: вы уже кому-то ответили? Или продолжаете выбирать?

— Вы меня извините, но я даже не понимаю, о чем вы говорите.

Сотрудница редакции пустилась в разъяснения, и, слушая ее, Питер все больше приходил в смятение.

— Похоже, это какое-то недоразумение, — сказал он. — Я и не думал принимать участие в вашем проекте.

— Но у нас имеется подробная информация о вас, ваша фотография…

— Вы наверняка ошиблись, — оборвал собеседницу Питер и повесил трубку.

Ему не хотелось быть столь невежливым, однако этот разговор нужно было заканчивать, поскольку в нем росло подозрение, что на самом деле женщина не ошибается и ничего не сочиняет. И удостовериться в этом можно было только одним способом.

Когда Питер вернулся на кухню, Донна, увидев выражение его лица, сразу же все поняла. Похоже, он узнал всю правду, и это ему совсем не понравилось.

Донна повернулась к близнецам.

— Мне нужны помидоры для салата. И несколько морковин. Вы не могли бы все это принести?

С радостными воплями Крис с Сарой тотчас же помчались на расположенные за домом грядки, заботливо обихаживаемые их тетей.

— У меня только что состоялся довольно странный разговор по телефону, — произнес Питер, едва дети покинули кухню. Его интонация была холодной и жесткой.

Донна молчала.

— Звонили из журнала, который называется «Жизнь Австралии».

Он не сводил с нее взгляда и, несомненно, видел по выражению ее лица, что она каким-то образом причастна к происходящему.

— Вы не няня. — Эта фраза прозвучала как утверждение.

— Питер… — Шагнув к нему, Донна дотронулась до его руки. — Я хотела вам все рассказать, но…

Он отвел ее ладонь.

— Так говорите сейчас. Пока дети не вернулись.

И Донна рассказала Питеру о намерении его сестры найти ему новую жену, о своем обещании молчать, пока та сама все не объяснит, и что объяснение не состоялось сначала из-за его отсутствия, а потом из-за недомогания Дженни. Рассказывая все это, Донна смотрела Питеру в лицо и видела, как оно каменеет.

— Значит, вы полагали, что просто-напросто заявитесь сюда и с легкостью займете место моей покойной жены? — Его голос был негромким, но в нем чувствовалось сдерживаемое негодование.

— Да нет, я… я только… — Донна вглядывалась в лицо Питера, ища на нем признаки хоть какого-то снисхождения, но не находила.

— Думаю, вам следует как можно скорее покинуть ферму, — проговорил он ледяным тоном, прежде чем она успела еще что-то сказать.

— Питер…

— Я договорюсь о месте для вас в почтовом самолете, и вы ближайшим же рейсом сможете улететь в Дарвин. Если вы хотите, чтобы я оплатил и дорогу в Сидней, я это сделаю. Если же вознамеритесь отправиться куда-то еще, то это уже ваше дело.

— Но я… — Донна не находила нужных слов и только осознавала, что не желает никуда улетать. Она всего два дня провела с близнецами, но уже успела к ним привязаться. И именно о такой жизни, как здесь, на этих не тронутых цивилизацией просторах, мечтала у себя на родине в холодной и сырой Англии. Что же касается Питера… Этот жесткий, охваченный негодованием мужчина был тем самым человеком, который совсем недавно спас ее от смертельной опасности и с легкостью простил ее оплошность. Он охотно знакомил ее со своей фермой, они непринужденно разговаривали, смеялись. Донна едва познакомилась с Питером и пока не разобралась в своих чувствах к нему, однако точно знала, что не для того проделала весь этот путь, чтобы так просто отправиться восвояси.

— Вы меня обманули, — продолжил меж тем Питер. — Поэтому я не могу вам доверять. Вы должны улететь отсюда.

— Она не может улететь, — донеслось в этот момент от двери.

На кухню, держась за руки, вошли Дженни и Кен. Сестра Питера сразу же опустилась на скамью, Кен подобно стражу встал рядом с ней.

— Донна не может улететь, — повторила Дженни. — Потому что улетаем мы.

— Почему? — удивился. Питер. — Вы ведь собирались задержаться еще на месяц.

— Нет, — покачала головой Дженни. — Нам придется покинуть ферму в самые ближайшие дни.

Подойдя к скамье, Донна присела рядом с беременной женщиной, уже успевшей стать для нее почти подругой.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Дженни, в глазах которой блестели слезы, лишь пожала плечами.

— Мы решили улететь пораньше, — заговорил Кен. — Дженни тревожится в связи с беременностью, и я хочу… мы хотим быть поближе к врачам. Не то чтобы есть какая-то опасность… Просто на всякий случай.

— Дженни, сестренка… — Лицо Питера выражало неподдельную обеспокоенность.

— Не переживай, я в полном порядке, — улыбнулась ему Дженни. — Честное слово. Ты уже давно готов к тому, что мы покинем ферму, просто это приходится сделать чуть раньше, чем планировалось, вот и все.

— Дети будут сильно по вас скучать, — вымолвил Питер. — Да и мне вас будет не хватать.

— Теперь у тебя есть Донна, — напомнила Дженни.

Донна взглянула на Питера. Его лицо было мрачным и недовольным. Он, конечно, позволит ей остаться, по крайней мере, на время, поскольку иного выхода просто не было. Но все это его явно не радовало.

Молли сидела за кухонным столом перед своим ноутбуком, когда снаружи донесся шум мотора подъехавшей машины.

Ну вот, Грег и Джасси вернулись обратно…

Молли снова воззрилась на дисплей. С помощью компьютера она обрабатывала фотографии, на которых Грег был запечатлен в своей мастерской, а также просматривала снимки изготовленных им серебряных украшений. Она собиралась предоставить их ему — при желании он может выложить их на своем веб-сайте или же использовать для рекламы.

На фотографии, выведенной на экран как раз сейчас, Грег был запечатлен в момент работы над тем самым «серебряным крылом». Он сидел, склонившись над изделием в предельной сосредоточенности, и основной свет падал как на его лицо, так и на раскаленный кусочек металла, обретавший изящную форму в его умелых, уверенных руках. Снимок получился весьма убедительным.

Услышав, как скрипнула входная дверь, Молли поспешила закрыть папку со снимками. А когда подняла голову, Грег с Джасси были уже в доме. Они вернулись с пляжа, куда ездили по настоянию Джасси, которая мило надула губки и пожаловалась, что до сих пор там не была и не имела возможности поплавать и позагорать, хотя это совсем близко. Впрочем, в том, что на ней сейчас надето, загореть и так не составит труда — синие шортики и миниатюрный топик, прикрывающий лишь грудь, оставляли очень мало простора для воображения.

Джасси меж тем повисла у Грега на шее, прижалась к нему и впилась губами в его губы. Молли тотчас же отвела взгляд, однако успела заметить, что Грег не выказал особого энтузиазма по поводу инициативы своей избранницы.

В надежде, что они ее не заметили, Молли поднялась, взяла ноутбук и тихо покинула кухню. Не то чтобы Джасси вызывала в ней неприязнь — она была вполне милой девушкой, хотя и не очень смышленой. Молли просто считала, что Джасси не пара Грегу. Тому была нужна подруга, способная понять и оценить его творческую натуру, которая способствовала бы развитию его талантов. Такая, как…

Молли поспешила пресечь дальнейшее направление мысли, но было уже поздно. Она, конечно же, имела в виду себя — Грегу необходима такая девушка, как она сама. Не то чтобы у нее имелась какая-то особая заинтересованность… На данный момент ее вообще не интересовала долгосрочная связь с каким-либо мужчиной, а уж тем более с фермером из Квинсленда, каким бы привлекательным он ни был. Потому что она определенно не намерена покидать Сидней — ни сейчас, ни в будущем. Поскольку обожала этот город, с которым к тому же связана ее карьера. Вот если бы Грег тоже обитал в Сиднее, это было бы совсем другое дело, тут еще можно подумать…

Вздохнув, Молли достала мобильный телефон. Нужно было позвонить в аэропорт, чтобы выяснить расписание рейсов и забронировать себе билет…

Несколько минут спустя она вернулась обратно на кухню, где находились Грег и Джасси.

— Ну и как там на пляже? — поинтересовалась Молли.

— Просто замечательно! — с восторгом отозвалась Джасси. — Я уже успела загореть. Посмотри!

И она медленно повернулась, представляя на обозрение свою покрасневшую кожу. У Молли возникло подозрение, что данная демонстрация предназначалась скорее для Грега, нежели для нее, и если это действительно было так, то уловка не сработала. Потому что Грег лишь на миг оторвал взгляд от разложенных перед ним бумаг.

— Неплохо, — похвалила Молли, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно. — А я вот возвращаюсь завтра в Сидней.

Последняя фраза сразу же привлекла внимание Грега.

— Я думал, ты погостишь еще несколько дней.

— Я собиралась, но появились кое-какие дела.

Ей не хотелось ему врать, однако это было простейшим выходом. Она и так задержалась на день дольше, чем договорилась с журналом «Жизнь Австралии». Несмотря на то, что редакция не станет оплачивать ей лишние дни, Молли решила побыть здесь еще немного, убеждая себя, что ей необходимо нащелкать как можно больше местных видов для своей собственной коллекции. Хотя в действительности ей просто не хотелось уезжать. Однако, увидев, как Грег и Джасси целовались у дверей, она поняла, что пора собирать чемодан.

— Мне предложили кое-какую работу, — добавила Молли. — И я уже заказала билет на завтрашний рейс, во второй половине дня.

— И куда ты отправишься на этот раз? — поинтересовалась Джасси. — В какое-нибудь увлекательное путешествие?

— Пока не знаю, — отозвалась Молли, не сводя глаз с Грега. — Вот вернусь в Сидней, и уже там мне скажут, что делать.

— Наверное, это ужасно интересно посещать всякие разные места, — продолжала Джасси. — Но только не для меня. Потому что я очень домашняя девочка.

Эти слова, безусловно, также предназначались для Грега, однако он их, казалось, не расслышал. Для Джасси известие об отбытии третьей лишней было, конечно, только в радость, поскольку для нее открывался неограниченный простор для развития дальнейших отношений со своим избранником. Грег же погрузился в молчание, снова уставившись в лежащие перед ним бумаги.

— Я отвезу тебя завтра в аэропорт, — вымолвил он, наконец.

— Спасибо.

На кухне вновь повисло несколько неловкое молчание.

— У меня есть кое-какие дела в городе, — нарушил его Грег, поднимаясь на ноги. — Так что мне все равно туда нужно.

— И я тоже поеду! — оживилась Джасси. — Мы могли бы покататься по городу, а потом бы где-нибудь поужинали.

— Извини, ничего не получится, — тотчас же возразил Грег. — У меня вряд ли найдется время на поездки по магазинам. Как-нибудь в другой раз. — И, не дожидаясь отклика Джасси, быстро покинул кухню.

Девушка как-то поникла, опустила плечи, и Молли стало ее немного жалко.

— Ничего, без меня у вас будет больше времени, чтобы получше узнать друг друга, — весело произнесла она, не испытывая, впрочем, особой радости.

— Надеюсь, — улыбнулась Джасси. — Мне кажется, у нас с Грегом все идет как надо. Несколько минут назад мы с ним целовались.

Молли лишь кивнула в ответ. Она вовсе не собиралась поощрять Джасси к тому, чтобы та делилась с ней сокровенным и рассказывала, что там у них с Грегом происходит.

— Ты знаешь, я ведь уволилась с работы, чтобы приехать сюда и быть рядом с ним.

Молли была несколько изумлена этим признанием.

— В самом деле?

— Да, я работала в магазине. Дело в том, что больше всего на свете мне хочется выйти замуж и иметь детей. Конечно, мы с Грегом знакомы всего несколько дней, но мне кажется, он именно тот парень, который мне нужен.

Молли впала в некоторую растерянность, даже не зная, что тут можно сказать. И потому, сославшись на необходимость укладывать вещи, поспешила укрыться в своей комнате.

Крепко сжимая руль, Грег гнал по шоссе свой старенький пикап, и стрелка спидометра мало-помалу все больше клонилась вправо.

Нынешняя встреча с отцом была еще более удручающей, чем прежние. Тому непременно хотелось знать, почему за прошедшую неделю он практически не видел сына. И ответа он, разумеется, требовал отнюдь не по причине огромной любви к своему отпрыску. Отец подозревал, что на ферме без его ведома творятся какие-то непонятные дела. В какой-то мере эти подозрения были, конечно, обоснованными, однако происходило вовсе не то, что он предполагал. Пока Грег сидел возле кровати, нащупывая в кармане свой серебряный амулет, отец с куда большим, чем обычно, пристрастием просматривал журналы с хозяйственной отчетностью. Очевидно, предполагая, что он, Грег, делает какие-то приписки или как-то иначе наносит ущерб его любимой ферме. То, что сын скрывает присутствие в доме женщины, — точнее, даже двух, — ему в голову не приходило.

Грег продолжал гнать машину.

Сразу две женщины — именно в этом заключалась проблема. Но уже завтра с ним останется только одна, причем совсем не та, которая ему по-настоящему нужна.

Да, он не хотел, чтобы Молли уезжала.

Наедине со своими мыслями Грег мог позволить себе абсолютную честность.

Джасси, конечно, была весьма привлекательной девушкой, и когда они стали целоваться, он не мог не почувствовать, что она его хочет. Тот поцелуй возле двери должен был бы и в нем возбудить желание, однако этого не случилось. У него не возникло никаких эмоций, кроме сожаления, что в его объятиях находилась не Молли. Из-за всего этого Грега не покидало ощущение вины. Ведь Джасси проделала немалый путь, чтобы быть вместе с ним, и была готова на самые серьезные отношения, чего нельзя было сказать о нем самом. Несмотря на все ее очарование, Джасси его даже слегка раздражала. Потому что была не очень-то умной и почти не интересовалась окружающим миром. Кроме того, она проявляла чрезмерную требовательность и совсем не понимала его интереса.

Хотя, возможно, он не слишком справедлив к Джасси и невольно сравнивает ее с Молли. Та, в свою очередь, была весьма содержательной личностью — умной, развитой, творческой. Пусть она и не казалась столь обворожительной, как Джасси, но зато у нее были чудесные зеленые глаза и открытая искренняя улыбка. А еще она была самодостаточной, свободной, независимой и… просто изумительной. И что удивительнее всего, между ними, похоже, возникло взаимопонимание.

Но проблема в том, что Молли никогда не согласится похоронить свое будущее здесь, на ферме, среди плантаций сахарного тростника. Все то, что привлекало его в ней, делало невозможным ее пребывание в сельской глуши. Джасси же, наоборот, ясно давала понять, что будет очень счастлива вести размеренную жизнь на ферме вместе с ним. Однако как он может предложить ей остаться, если в действительности его тянет к Молли? Это было бы нечестно по отношению к Джасси. И не только к ней.

В этот момент его обогнал какой-то автомобиль и, едва не подрезав, занял полосу прямо перед ним. Взглянув на спидометр, Грег тотчас же поспешил сбросить скорость. Ведь гибель в автоаварии — не лучшее решение имеющихся проблем.

Внимание Грега привлекли клубы темно-серого дыма, поднимающегося на некотором расстоянии от дороги. Кто-то уже убирал свой тростник, хотя по срокам вроде бы еще рановато. Но вскоре и ему предстоит заняться сбором урожая. Джасси это, конечно, вряд ли понравится, поскольку ей хочется, чтобы он постоянно находился рядом с ней. А ведь с момента ее прибытия он практически не заглядывал в свою мастерскую и лишь недолго там побыл, пока Молли делала снимки. Ну а когда начнется сбор урожая, у него будет совсем мало времени для Джасси, а уж тем более не останется ни единой минуты для любимого дела. Эта невеселая мысль подобно темно-серой пелене, стелющейся над горящим тростником, еще больше омрачила его сознание.

Грег снова взглянул в сторону поднимающегося дыма и подумал, что Молли, скорее всего, не откажется от возможности заснять этот грандиозный пожар. Горящий тростник представлял собой впечатляющее зрелище, особенно ночью. У Молли наверняка получатся отличные снимки, и, возможно, они станут для нее некоторым напоминанием о нем самом.

Когда Грег приехал домой, Молли сразу же ухватилась за предложенную идею. А вот Джасси не проявила ни малейшего энтузиазма, поскольку она уже приступила к приготовлению прощального ужина и, по ее словам, не могла все бросить ради того, чтобы отправиться глазеть на горящий тростник. Грег был только рад ее отказу ехать с ними. И чтобы не чувствовать себя слишком уж виноватым, пообещал, что они с Молли постараются поскорее вернуться к запланированной трапезе.

Пока Грег и Молли ехали к тому месту, где бушевал огонь, разговаривали они главным образом о тростнике — о том, как его выращивают, зачем поджигают, как собирают и обрабатывают. Точнее, Молли обо всем этом расспрашивала, а Грег отвечал.

— Но зачем ты этим занимаешься? — Этот вопрос прозвучал совершенно неожиданно.

— Что ты имеешь в виду? — Грег взглянул на сидящую рядом Молли.

— Почему ты продолжаешь здесь жить? — пояснила она. — Ведь совершенно ясно, что тебе совсем не хочется быть фермером и выращивать тростник. Потому что в душе ты художник, тебе нравится делать украшения из серебра, и у тебя это здорово получается. Ты настоящий мастер. Так стоит ли заниматься нелюбимым делом?

Не произнеся ни слова, Грег съехал на обочину, заглушил мотор и, обхватив руль, опустил голову на руки. Молли молчала, терпеливо ожидая, когда он заговорит.

— Все дело в моем отце, — вымолвил, наконец, Грег. — Именно из-за него я не могу отсюда уехать.

И он вкратце рассказал Молли об отцовской болезни и необходимости заниматься фермерским трудом, чтобы иметь возможность оплачивать лечение.

— Продать ферму он не согласится, об этом не может быть и речи, — сказал в заключение Грег. — Поэтому у меня просто нет иного выхода.

— Ты, должно быть, очень его любишь? — предположила Молли.

— В том-то и дело, что нет, — усмехнулся Грег. — Он довольно жесткий человек, и из него не получилось любящего отца. Возможно, он так и не отошел от горя после гибели матери, но это не давало ему права на суровое обращение со мной. Я пытался добиться его любви, но он, как видно, просто не способен на это чувство.

До сего момента он ни разу не произносил подобных слов — ни наедине с собой, ни тем более в чьем-либо присутствии. Но теперь у Грега было такое ощущение, будто внутри его наконец-то лопнули какие-то тугие путы. Почувствовав легкое прикосновение, он поднял голову и увидел, как ладонь Молли легла на его руку.

— Я очень тебе сочувствую, — проговорила она.

Грег на секунду накрыл ее ладонь своей ладонью, после чего вновь запустил мотор. Несколько минут они ехали в полном молчании.

— А Джасси об этом ты уже говорил? — тихо спросила Молли.

— Нет.

И они опять не проронили ни слова до тех пор, пока не свернули на грунтовку. Горящий тростник был уже совсем рядом, и густой темный дым клубился прямо перед ними.

— Ничего себе! — выдохнула Молли.

— Да, это впечатляет, когда видишь такое в первый раз, — отозвался Грег.

Подъехав на допустимое расстояние, они вышли из машины. Молли захватила с собой сразу два фотоаппарата — один висел у нее на шее, другой она держала на изготовку.

— От меня далеко не отходи, — предупредил Грег.

— Это опасно? — насторожилась Молли.

— Да нет, не очень. Но если ветер вдруг поменяет направление, а человек, как говорится, окажется не в том месте и не в то время…

Молли даже слегка передернуло от подобной перспективы.

— Тогда я от тебя ни на шаг.

Толстые стебли тростника с широкими темными листьями значительно превышали ее в росте, и казалось, что они окружают их совершенно непроницаемой стеной. Грег представил ее нескольким мужчинам, находившимся здесь же, — в руках у тех были подожженные факелы, которыми они и зажигали тростник.

Полыхал уже довольно большой участок, и устремляющийся в небо дым имел слегка сладковатый привкус. Отойдя чуть в сторону, Молли принялась щелкать фотоаппаратом, снимая работников. Неспешно продвигаясь вдоль земляной полосы, препятствующей бесконтрольному распространению огня, они подносили свои факелы к сухим листьям у основания стеблей, и при каждом таком тычке пламя с ужасающей быстротой взлетало вверх. Огонь охватывал все большую территорию, и вскоре его жар стал весьма ощутимым, он почти обжигал лицо. Треск горящих листьев становился все громче, сливаясь в практически непрерывный звук, и через несколько минут уже не было слышно ничего, кроме рёва бушующего пламени.

Молли отстранила фотоаппарат от лица.

Раскаляя окружающий воздух, огонь создавал немалую тягу, почти ветер, который, в свою очередь, гнал ненасытное пламя все дальше в глубь зарослей тростника. И оно продвигалось стремительнее, чем быстро шагающий человек. Ощутив некоторое беспокойство, Молли обернулась, чтобы посмотреть, где находится Грег. И обнаружила его прямо у себя за спиной.

— Именно так всегда и бывает? — спросила она.

Он кивнул.

Вдвоем они двинулись вдоль земляной полосы, время от времени останавливаясь, когда Молли нужно было сделать очередной снимок. Солнце спустилось почти к самому горизонту, и закатное зарево вместе с огненным, сливаясь, окрашивало небо в необычный золотисто-красный цвет. Ушедшие дальше работники с факелами черными силуэтами выделялись на фоне неистовствующего пламени, которое, танцуя в порывах им же созданного ветра, имело, казалось, собственную жизнь.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, Грег тронул Молли за плечо.

— Как только закончишь здесь, я хотел бы отвезти тебя еще в одно место.

Выехав с пылающих полей, Грег свернул на узкую грунтовку, которая, извиваясь, привела их на вершину крутого холма. Они остановились на небольшой, достаточно ровной площадке, откуда открывался вид на горящий тростник.

Выйдя из машины, Молли зачарованно воззрилась на открывшуюся картину. Отсюда, с высоты, тростниковая плантация казалась покрывалом, сшитым из темных и ярких лоскутов. Пока она любовалась горящим тростником, Грег не сводил взгляда с ее лица, с ее глаз, в которых сверкал отраженный огонь. Затем Молли снова схватилась, за фотоаппарат и продолжила делать снимки, в своей увлеченности совершенно забыв о присутствии Грега. И ему не оставалось ничего другого, как наблюдать за ней, сидя на капоте автомобиля.

Наконец Молли закончила и, опустив фотоаппарат, присела рядом с ним.

— Необыкновенное зрелище, — вымолвила она.

— Полностью с тобой согласен.

Они чуть помолчали, прислушиваясь к отдаленному реву бушующего внизу пламени.

— Молли, я хочу кое-что тебе подарить.

Запустив руку в карман джинсов, Грег достал свой амулет, который всегда держал при себе. И, взяв ладонь девушки, аккуратно вложил в нее этот серебряный диск. Молли поднесла его поближе к глазам и улыбнулась, глядя на блики пламени, играющие на гладкой поверхности.

— Нет, — покачала она головой, возвращая амулет. — Я не могу его принять. Он нужен тебе самому, чтобы постоянно напоминать о твоей творческой одаренности.

Грег ничего не ответил. И, взяв серебряный диск, положил его обратно в карман.

— Тебе следует уехать отсюда, — продолжила Молли. — Да ты это и сам прекрасно понимаешь. Ты должен сделать это ради себя самого.

Повернув голову, она посмотрела на него. Грег, заглянув в ее изумительные зеленые глаза, кивнул. После чего склонился и приник губами к ее губам.

Лицо Молли, слегка влажное от испарины, было покрыто копотью, губы имели привкус горелого тростника, но этот поцелуй показался ему самым сладостным из всех, что у него когда-либо были.

Оторвавшись друг от друга, они некоторое время сидели в полном молчании, переплетя пальцы рук и взирая на горящий тростник.

— Уже довольно поздно, — произнес, наконец, Грег. — Нам пора возвращаться.

— Да, конечно, — согласилась Молли. — А то Джасси будет сердиться.

Тяжело вздохнув, Грег выпустил ее ладонь и, открыв дверцу машины, уселся за руль.

Стоя в очереди к кассе, Хелен вдруг подумала, что она в первый раз собирается готовить сразу на двоих в своей нынешней квартире. Эта мысль заставила ее слегка нахмуриться. Неужели она до такой степени одинока?.. Да, именно так, похоже, и было. Но возможно, что отныне все будет иначе.

Стоявшая впереди покупательница, расплатившись, отошла, и Хелен принялась выкладывать из корзины набранные продукты. Этот специализированный магазин она замечала неоднократно, но делала покупки здесь впервые. Цены тут, конечно, были высокие, но ассортимент того стоил. На закуску она взяла копченую семгу, а для основного блюда — куриные грудки, которые подаст под соусом из эстрагона. А вот десерта, к сожалению, не будет, поскольку для его приготовления она не обладала достаточными кулинарными способностями, и подобные блюда у нее никогда толком не получались. Но взамен она предложит немалый выбор сыров, и Мэтт наверняка останется доволен. Расплатившись за покупки, Хелен вышла на улицу, где стоял ее служебный автомобиль. Она оставила пакеты на заднем сиденье и, попросив водителя подождать еще немного, отправилась в находившийся неподалеку винный магазин. И уже покидала его, когда заметила в потоке прохожих знакомое лицо. Поймав ее взгляд, этот мужчина тотчас же поспешил отвернуться — такое впечатление, будто он ощущал перед ней какую-то вину. Покопавшись в памяти, Хелен вспомнила, что это был фотограф, занимавшийся несанкционированными съемками различных знаменитостей. Время от времени она приобретала через агентство его снимки, но никогда не имела с ним дела напрямую. К тому моменту, когда в памяти всплыло его имя, мужчина уже скрылся из виду, и Хелен почти сразу же о нем забыла.

Оказавшись дома, она первым делом отправилась под душ и вышла из ванной минут через десять уже в длинной хлопковой юбке и легком топике, отороченном кружевной полоской. Сегодня ей хотелось надеть что-то кардинально отличающееся от сшитых на заказ костюмов, в которых она появлялась на работе. Ее влажные волосы были тщательно расчесаны, на лице — никакой косметики. Хелен чувствовала себя гораздо моложе и даже как-то легче, сбросив на время образ редактора крупного журнала.

Сигнал домофона раздался, когда она нарезала овощи для салата.

— Мэтт, это ты? — спросила Хелен, сняв трубку.

— Да, я. Привет. — Его голос был несколько изменен техническим устройством, но, тем не менее, вполне узнаваем.

Нажав на клавишу, она открыла дверь подъезда, благодарная домофону за то, что у нее есть время ополоснуть руки и привести в порядок волосы до того, как Мэтт окажется у двери квартиры.

И вот он перед ней — высокий, загорелый, мужественно-красивый. Хелен ощутила в груди легкий трепет. На плече у Мэтта висела небольшая спортивная сумка. Уж не значит ли это, что…

— Привет, — улыбнулась она и, привстав на цыпочки, чмокнула его в щеку.

Мэтт слегка склонился навстречу ее губам, и Хелен заметила некоторую озабоченность на его лице.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Да нет, ничего особенного. — Шагнув в прихожую, Мэтт опустил сумку на пол. — Просто возле твоего дома мне попался какой-то человек с фотоаппаратом. И, похоже, он меня щелкнул.

— Хм… Странно.

Пройдя через комнату, Хелен раздвинула застекленные дверии вышла на балкон. Мэтт проследовал за ней, и они вместе посмотрели поверх ограждения на крыльцо подъезда, расположенное двенадцатью этажами ниже.

— С такой высоты трудно что-либо разглядеть, — сказала Хелен.

— Неужели? — Мэтт указал на мост, занимающий центральное место в открывающейся перспективе. — Даже эту громадину?

Она засмеялась, позабыв об упомянутом человеке с фотоаппаратом.

— Да, данный объект действительно впечатляет.

— Однако оперного театра отсюда не видно, — посетовал он. — Думаю, для подобных апартаментов такое недопустимо.

— Ну, я собиралась потребовать, чтобы та опора, что его заслоняет, была снесена, — поддержала шутку Хелен. — Но потом передумала. Оперный театр здесь практически у всех маячит перед глазами, поэтому пускай из моих окон будет свой особый, нестандартный вид.

Засмеявшись, они вернулись в комнату.

— Я, кстати, кое-что тебе привез. — Присев у своей сумки, Мэтт извлек из нее большую обувную коробку коричневого цвета.

— Обычно мужчины преподносят женщинам цветы. Или же духи. А ты, значит, решил меня обуть? — Приняв коробку, Хелен стала ее открывать.

— Это специальные сапоги для верховой езды, — пояснил Мэтт. — Я не хочу, чтобы в следующий раз, приехав ко мне на ферму, ты испортила очередную пару своих изящных туфелек.

Губы Хелен изогнулись в печальной улыбке. Будучи в гостях у Мэтта, для катания на лошади она позаимствовала сапоги Эли, но те оказались ей не совсем впору. Поэтому в остальное время она так и носила собственные модельные туфли, которые теперь валялись в мусорном бачке, заляпанные грязью и конским навозом.

Хелен перевернула сапоги подошвами вверх.

— Но как ты догадался, какой размер мне нужен?

— Признаюсь честно: я исследовал твою обувь, когда ты была у меня. Может, примеришь?

— Прямо сейчас? — заколебалась она.

— А почему бы и нет?

Пожав плечами, Хелен направилась в спальню за носками.

Сапоги оказались ей в самый раз.

— Вообще они очень удобные, — сказала она Мэтту и, приподняв подол, выставила одну ногу вперед. — Но я думаю, они не совсем гармонируют с этой юбкой.

— Ну не знаю, — протянул он. — Для кого-то подобное сочетание может показаться очень сексуальным.

У нее даже перехватило дыхание. Подняв голову, Хелен заглянула в его глаза.

— В самом деле? — невинным тоном произнесла она.

— Конечно.

Мэтт одним шагом преодолел разделявшее их расстояние и, мягко взяв Хелен за плечи, приник к ее губам. И этот поцелуй длился, казалось, целую вечность.

Просыпалась Хелен постепенно. Сквозь опущенные веки чувствовалось, что в окна спальни вовсю струится солнечный свет. Потянувшись, она открыла глаза, и первое, что она увидела, — это коричневые сапоги для верховой езды, лежащие на ковре у самой двери. Мэтт отбросил их туда накануне вечером после того, как не спеша стянул с ее ног. Мэтт вообще все делал тщательно, уделяя немалое внимание деталям. Не этим ли объяснялось ее нынешнее состояние? Возможно, ее тело даже излучало сияние — настолько хорошо она себя чувствовала.

Вторая половина кровати пустовала, однако простыни еще хранили тепло, оставленное телом Мэтта, а от подушки исходил его запах — запах солнца, свежего воздуха и всей той силы и благости, что есть в земле.

Хелен нашла Мэтта на кухне, где он варил кофе. Услышав шаги, он обернулся, и его улыбка тотчас же окутала ее теплом, которого она никогда прежде не испытывала.

Она приняла из его рук протянутую кружку.

— Я тут подумал, — проговорил Мэтт, прихлебывая свой кофе, — как ты посмотришь на то, чтобы познакомиться сегодня с Эли?

— Разве тебе не нужно спешить обратно, чтобы задать корм лошадям? — спросила Хелен.

— Нет, я нанял помощника, — ответил он. — Но если тебе не хочется встречаться с моей дочерью, я это пойму.

— Я с радостью с ней познакомлюсь, — заверила она. — Но только ей сразу станет ясно, что ты провел ночь у меня.

— Эли весьма догадлива, — сказал Мэтт. — Она все поймает. Надеюсь, тебя это не очень беспокоит?

Любовь к дочери была буквально написана на лице Мэтта. Но в это утро Хелен видела в его глазах и кое-что еще. Вряд ли это было выражение любви к ней самой, но, тем не менее, похожее чувство в них присутствовало.

— Ну что ж, звони ей, а я пока пойду приму душ, — проговорила Хелен.

— Хорошо… А после звонка мне можно будет зайти и потереть тебе спинку?

Квартиру они покинули ближе к полудню и, войдя в лифт, как подростки взялись за руки. Это было так здорово!

Подозрительную группку из четырех человек Хелен заметила, едва они с Мэттом шагнули из лифта в вестибюль. Эти люди неспешно прогуливались по тротуару возле самого дома. Резко остановившись, она выпустила руку Мэтта.

— Черт!..

— Что такое? — не понял он.

— Видишь тех типов на улице? — спросила она. — Нет ли среди них того, кто сфотографировал тебя вчера?

— Да, вон тот, в синей рубашке. Ты его знаешь?

— Это папарацци, — объяснила Хелен и потянула Мэтта в дальний угол вестибюля, пока их не успели засечь снаружи.

— Он работает в твоем журнале? — На его лице отразилась некоторая озабоченность.

— Нет, он свободный охотник. Мы публиковали пару его снимков, но вообще он продает их всем желающим.

— И что он здесь делает?

— Вчера он видел, как я выходила из магазина, — ответила Хелен. — И, должно быть, сопроводил меня до дома в надежде на интересный снимок. Именно поэтому он и сегодня здесь ошивается.

— И кого он хочет заснять? Меня?

— Нас с тобой. Вместе. Потому что есть издания, готовые за это заплатить.

Мэтт удивленно покачал головой:

— Но почему? Какое им до нас дело?

— Это связано с моим положением, ведь я достаточно заметная персона. Случалось, и попадала уже в колонки с различными слухами, но еще ни разу… в подобном ракурсе.

— Ну, тогда давай вернемся обратно и подождем, пока он не исчезнет.

— Он никуда не уйдет, — возразила Хелен. — Скорее всего, дежурил тут всю ночь и теперь не уберется отсюда, пока не добьется желаемого. К тому же он уже не один. Его коллеги, как видно, пронюхали, что он за кем-то охотится, и тоже начали слетаться. Так что теперь они будут конкурировать — кто предоставит наилучший снимок, тот и получит наибольший куш.

— Но мы можем просто не обращать на них внимания, — предложил Мэтт. — Дать им понять, что нам все равно.

— Не сработает, — вздохнула Хелен. — Они будут следовать за нами повсюду.

— Как?.. И до общежития Эли?

Хелен кивнула.

— Да если они только приблизятся к моей дочери, я им… — Судя по голосу, теперь уже Мэтт был возмущен по-настоящему.

— Не сомневаюсь. — Хелен положила ладонь на его руку.

— Н-да… Ваше журналистское сообщество — довольно странный мир, — проговорил он. — И как ты можешь в нем существовать?

— Порой я сама задаю себе тот же вопрос, — ответила она.

После непродолжительного размышления Хелен остановилась на наиболее приемлемом варианте решения проблемы.

— Думаю, я смогу их отвлечь. — Впервые за всю свою карьеру она испытывала некоторый стыд за собственную профессию. — Тебе придется пока задержаться. Выйдешь чуть позже, и желательно, чтобы они тебя вообще не видели.

— Но что именно ты предлагаешь?

— Где сейчас твоя машина?

— За ближайшим углом. Припаркована у бордюра.

— Отлично. — К Хелен вернулась ее обычная деловитость. — В общем, так: я отвлеку их, уведу за собой, а ты, как только у подъезда будет чисто, выходи из дома и уезжай.

— А как же наши планы?

— Мэтт, они будут пасти меня все выходные, — мягко произнесла она. — Поэтому у нас вряд ли что-то получится.

Он согласно кивнул.

Хелен не знала, что тут еще можно сказать.

Они в молчании вернулись в квартиру, и Мэтт забрал свою сумку. Спускаясь в лифте, они опять держались за руки, только теперь все было иначе — они сжимали ладони друг друга скорее ради утешения.

— Ты вернешься домой сегодня вечером? — поинтересовалась Хелен, когда они вновь оказались в вестибюле.

— Да. И как только приеду, сразу же тебе позвоню. — Мэтт мягко стиснул ее ладонь и ободряюще улыбнулся. — Но ты уверена, что именно так и нужно поступить?

— Абсолютно.

— Ну что ж, будь осторожна.

— Непременно. — Приподнявшись на цыпочках, Хелен чмокнула Мэтта в щеку, после чего направилась к выходу.

Едва она миновала раздвинувшиеся перед ней прозрачные двери, стайка фотографов, слоняющихся по тротуару, тотчас же оживилась.

— Хелен, кто он? Это ваш близкий друг?

Прозвучавшие вопросы сопровождались щелканьем фотоаппаратов.

— Вы о ком? — Спускаясь по ступеням, Хелен заставила себя улыбнуться.

— Вы прекрасно знаете, кого мы имеем в виду, — отозвался один из репортеров.

— Это кто-то из ваших фермеров?! — выкрикнул другой.

— Ребята, — усмехнулась Хелен, начав переходить дорогу, — я понятия не имею, о чем вы говорите.

Папарацци устремились за ней, создавая помехи уличному движению.

Не переставая улыбаться, она подошла к киоску, расположенному у выхода на платформу электрички. На лице продавца застыло выражение явного изумления.

— Добрый день, — поприветствовала его Хелен.

— Э-э… Здравствуйте, — отозвался тот.

Она принялась перебирать выложенные на прилавке издания. А примерно через полминуты рискнула бросить взгляд в сторону своего подъезда. Мэтт уже покинул вестибюль и находился всего в нескольких шагах от спасительного угла.

— Я решила взять себе чего-нибудь почитать, — сообщила она своим преследователям. — Чтобы провести день в тихой домашней обстановке. — И, отобрав две газеты, она демонстративно накрыла их очередным номером «Жизни Австралии».

Фоторепортеры засмеялись. Хелен же расплатилась с газетчиком, у которого по-прежнему был слегка ошарашенный вид.

— Пока, — сказала она ему и подмигнула.

Шагая обратно к дому, Хелен все так же удерживала на лице улыбку. И только укрывшись от посторонних глаз в лифте, расслабилась, прислонилась к стене, и уголки ее губ опустились вниз.

Она сохраняла невозмутимый вид до тех пор, пока не очутилась у себя в квартире, которая вдруг показалась какой-то пустой. И уже здесь швырнула газеты и журнал на кофейный столик — в своем негодовании и разочаровании она, конечно же, была не в состоянии что-либо читать. Затем двинулась по комнате, решив навести порядок, в чем не было ни малейшей необходимости.

Когда же Хелен зашла в спальню и увидела подаренные Мэттом сапоги, так и валяющиеся на ковре, слезы сами брызнули из ее глаз.