Добрый рыцарь

Когда мои менеджер, Джон Рейнолдз, заявил:

— Крошка, теперь правила игры на ринге меняются, и мы постараемся сделать из тебя джентльмена! — Он был крайне удивлен моей реакцией на эти слова, потому что я заревел, как зверь, и запустил в него стулом!

Однако вскоре он понял причину моего возмущения, и надеюсь, поймете и вы. Видите этот шрам у меня на голове? Такова цена благородства — по крайней мере, в моем случае! А началось все с того, что Джек бросил меня в каком-то небольшом городке на Западном побережье, а сам отправился в Нью-Йорк: он намеревался устроить мне поединок в Гардене. Ему очень хотелось, чтобы я сразился с Лопесом, «Кубинской Тенью». Победа над этим исключительно сильным парнем существенно подняла бы мой престиж. Правда, я никогда не дрался на Востоке, и все сомневались в моих способностях. Джек оставил меня на попечение Эйба Гарфинкла, вероятно полагая, что этот ненормальный избавит меня от неприятностей! Перед отъездом менеджер наказал мне в его отсутствие ничего не предпринимать, не подписывать никаких бумаг, не встревать ни в какие потасовки. На прощание он с веселой улыбкой заявил, что не сомневается, вернувшись, найти меня в тюрьме! Непростительное поведение Джека меня взбесило: я полагал, что сам могу о себе позаботиться! После нескольких безуспешных попыток как-то развлечься, Эйб предложил заглянуть в публичную библиотеку и немного просветиться. Ладно! Я не из тех дураков, для которых книги существуют только затем, чтобы заполнять пустые полки. Но хитрый Эйб настоял на том, что сам подберет для меня необходимое чтение. Мне хотелось взять книжку о пиратах или индейцах, но он выбрал другую — по его мнению, она поможет мне приобрести более благородные манеры. Чтобы не ссориться с ним, я пролистал ее, и она меня заинтересовала. Там рассказывалось о рыцарях, людях, живших много столетий назад, еще до Гражданской войны! Эти парни носили бойцовские одежды, сплетенные из стальной проволоки, а на головах — тазы для мытья посуды! В основном им приходилось спасать лишившихся чувств девиц и перебрасывать через себя драконов и прочих гадов, расправляясь с ними мясницкими ножами!

Был среди них рыцарь по имени Галахад, настоящий чемпион! Он дрался с любыми противниками — от легковесов до тяжеловесов — и побеждал всех! Одолеть его не мог никто! Но больше всего меня заинтересовало вот что: он был любителем, то есть никогда не ограничивал себя правилами! И еще — –думаю, если бы кто-то предложил ему за деньги сняться в кино, он счел бы это страшным оскорблением! Ему было наплевать на деньги! Галахада интересовали девицы, то и дело попадавшие в разные скверные истории. Заслышав, как какая-нибудь красотка взывает о помощи, он устремлялся вперед и немедленно вмешивался в события! Бух! Бах! Тарарах! Один-другой нокаут, и сэр Галахад возвращал хрупкое создание ее родным, вежливо кланялся и быстро удалялся на белом жеребце навстречу новым героическим подвигам! Этот рыцарь просто потряс меня! Возвратив книгу, я глубоко вздохнул и вышел на улицу, чувствуя себя исполненным такого же благородства! Я тоже был борцом! И живи я в то время, держу пари, Галахаду пришлось бы побороться за титул чемпиона! Погруженный в размышления, я не заметил, как оказался неподалеку от спортивного клуба И вдруг из его дверей, плача и прижимая руку к глазу, выскочила девушка. Вот он — повод для подвига! Передо мной девушка, которую кто-то обидел! Галахад не упустил бы подобного случая, но, черт подери, Крошка Аллисон тоже не ударит лицом в грязь!

«Итак,— сказал я себе,— есть возможность доказать, что я — джентльмен! Джеку Рейнолдзу будет чем гордиться!»

Я снял шляпу и так стремительно бросился к девушке, что сбил при этом мусорную урну.

— Мисс, могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Она взглянула на меня одним глазом, а под другим я увидел отчетливый след мужского кулака. Девушка несколько раз всхлипнула и промокнула здоровый глаз крошечным носовым платочком. Должен заметить, что этот глаз был серым, а личико девушки обрамляли черные кудри, то есть выглядела она иполне привлекательной.

— Какую ошибку я совершила! — воскликнула она.

— Мисс,— произнес я, выпятив грудь,— покажите мне вонючего мерзавца, который совершил этот презренный поступок, и от него останется только мокрое место!

Девушка презрительно рассмеялась.

— Полегче на поворотах, мальчик! Тип, который ударил меня, не кто иной, как Бат Брелен!

Я не успел должным образом на это отреагировать, потому что она внимательно посмотрела на меня и произнесла:

— Эй! Да ты и сам не из слабаков! Уж не Крошка ли ты Аллисон?

При моем утвердительном ответе ее глаза загорелись опасным огнем.

— Я однажды видела тебя на ринге! Ты крепкий и увертливый малый! Если кто-то и может побить Бата, так это ты! Он, толстая задница, пригласил меня, а сам начал ухлестывать за какой-то блондинкой! Когда я выразила свое возмущение, он подбил мне глаз! Ну, я покажу ему, что Кэтрин Флинн голыми руками не возьмешь! Врежь ему как следует, а уж я в долгу не останусь!

— Деньги мне не нужны! — с достоинством ответил я.— Сознание, что я защищаю беспомощную женщину, для меня уже достаточная плата! Подождите здесь — и через пару минут у ваших ног будет валяться бездыханная туша этого подлеца!

— Нет! — Мисс Флинн схватила меня за руку.— Там с ним все его дружки. Если вы один пойдете туда, они просто выкинут вас в окошко!

— Тогда подождите, пока я приведу своих удальцов,— предложил я, но она опять запротестовала.

— Нет! Если его побьет шайка головорезов, его репутация ничуть не пострадает, а я хочу именно этого! Я хочу, чтобы он был опозорен перед болельщиками! Я хочу, чтобы рефери считал над ним, а толпа радостными криками награждала бы человека, который смог уложить Бата!

Черт возьми! В ее словах было столько злобы, что я мог только догадываться, до чего же крепко насолил ей этот Бат!

— А теперь слушай! — Кэтрин распалялась все больше и больше.— Сегодня вечером Бат дерется с Донованом в местном клубе… Ты действительно хочешь помочь мне или просто так сболтнул?

— Это чистая правда, мисс Флинн,-— поклялся я.— Помочь леди, попавшей в беду,— первый долг мужчины!

— Ладно! — решительно произнесла Кэтрин.— Сделаем все, чтобы Донован быстро вы-дохнулся и не смог сражаться с Батом, тогда ты заменишь его и вытряхнешь из этой скотины все потроха! Вперед!

Она схватила меня за руку и потащила под навес, где был припаркован небольшой родстер. Когда мы сели в машину, Кэтрин заметила, что Донован, наверное, уже в пути.

Должен признаться, автомобиль он водит лихо. Собравшись с мыслями, я спросил ее о Брелене.

— А! — беззаботно ответила она.— Просто огромный болван, он появился в прошлом месяце неизвестно откуда и выиграл несколько боев. Ему удалось победить многих местных знаменитостей, но для боксера с такой репутацией, как у тебя, это ровно ничего не значит!

— Ну, хорошо, а как мы заставим этого придурка Донована выдохнуться раньше времени?

— А вот это уже твоя забота!

Пока я обдумывал всякие способы и средства, мы выехали из города. Впереди нас по дороге шагал огромный человек — настоящая гора!

— Вот повезло! — воскликнула Кэтрин.— Донован собственной персоной, и он один!

Мы вихрем промчались мимо этого человека, но я все же успел заметить мощные бычьи плечи, квадратное лицо типичного ирландца, приплюснутый нос и злобно искривленный рот. За поворотом девушка остановила машину и скомандовала:

— Быстро! Вылезай и поговори с ним! Да смотри, будь дипломатом!

Я послушно покинул машину, пошел назад и уже почти у поворота нос к носу столкнулся с Донованом. Теперь я мог рассмотреть верзилу достаточно близко. От одной только мысли, что сейчас мне предстоит в чем-то убеждать этого буйвола с оттопыренными, как у слона, ушами, напоминавшими изгрызенные капустные листы, я слегка похолодел. Весь его вид говорил о невероятном упрямстве. Я глубоко вздохнул и приступил к дипломатическим переговорам:

— Эй, ты! Остановись-ка, парень! Мне нужно с тобой потолковать!

— Ладно, только в темпе,— проворчал он.— Мне некогда болтать со всякими проходимцами!

— Что же, ближе к делу! Мне нужно, чтобы ты закончил сегодняшний поединок…

— Сколько? — сердито прервал меня Донован.

— Плата умеренная, у меня всего пятнадцать баксов!

— Посторонись, парень! — огрызнулся он.— Я получаю за каждый бой сто пятьдесят!

— Ну, за такие деньги тебя, конечно, прилично вздуют, а тут есть возможность сделать доброе дело для одной леди!

— Ха, ха, ха! — заревел он.— Какая чепуха! Посторонись, пока я не вытер об тебя ноги!

Увидев, что тонкое, дипломатичное отношение на него совершенно не действует, я пришел в ярость и, потеряв над собой контроль, изо всей силы ударил его в мягкий живот. Донован взревел, как взбесившийся слон, и двинулся на меня всей своей тушей. Словом, танец начался!

На ринге я бы мог врезать ему по ребрам, оставшись сам невредимым, но здесь не было рефери, Донован решил, что имеет право пустить в ход все свои бесчисленные противозаконные приемчики. Впрочем, чего еще можно было ожидать от такого болвана! После правого хука, рассекшего ему ухо, он бросился на меня, и мы оба рухнули в пыль. Весовое преимущество почти в пятьдесят фунтов, конечно, помогало Доновану, и, пока я мешал ему отгрызть мое ухо, он основательно врезал мне в глаз. Я ответил ему апперкотом и дополнительно вонзил колено в живот, но он после отчаянно-кровожадного хука огромными, как окорока, руками схватил меня за горло, сжимая его, словно стальными тисками. Только я подумал, какой я все же дурак, как Донован отпустил мое горло и рухнул на спину с открытым ртом и закатившимися глазами. Оказывается, Кэтрин, наблюдавшая за нами, подкралась сзади и, оценив ситуацию, треснула его по голове своей увесистой сумочкой.

— Вечером ты должен действовать лучше,— предупредила она.

— Там будет рефери, который не позволит Брелену брыкаться и кусаться,— огрызнулся я и в последней степени раздражения изо всех сил ткнул лежащего Донована под ребро.

— Он уже приходит в себя, но, держу пари, сегодня вечером на ринг не выйдет! Кстати, а что у тебя в сумочке?

— Утюг! — объяснила она.— Идем! Я знакома с распорядителем боев и теперь с чистой совестью могу порекомендовать тебя!

Спустя некоторое время я уже выплясывал на тренировочном ринге, готовясь к схватке с Батом.— Как насчет душа? Хотелось бы освежиться после разминки! — крикнул я крутившемуся поблизости Эйбу.

— С какой стати ты разминаешься? Разве Рейнолдз не предупреждал тебя — ни в коем случае не усердствовать в его отсутствие? Ты же можешь перетренироваться!

— Чушь! — весело ответил я.— Сегодня вечером у меня бой!

— Идиот белобрысый! — выкрикнул Эйб.— Мало тебе сегодняшней стычки! А с кем вечером-то будешь драться?

— С местной знаменитостью по имени Брелен.— Я в очередной раз ударил по груше.— Приготовь мои «счастливые» красные трусы!

— Что за тип этот Брелен? — поинтересовался Эйб.

— Откуда я знаю? — несколько раздраженно ответил я.— У меня нет времени на изучение родословной всех ублюдков, которых я должен уложить. Я вообще не стал бы встревать в эту драку, если бы не принцип!

Эйб мрачно огляделся, что-то пробормотал, а я, не обращая на него внимания, продолжал тренироваться, так что ко времени начала схватки был во всеоружии.

Кэтрин, ожидавшая нас в зале, прошептала:

— Быстро прошмыгните к заднему выходу. Я уговорила менеджера выпустить тебя в последний момент! Бат все еще считает, что будет драться с Донованом, и уверен, что этого слюнтяя он уложит одной левой!

Мы с Эйбом, Рэд Дартс, Хейни Стейнман и остальная моя свита проскользнули в дальнюю раздевалку, где вскоре появился и менеджер. Он нервничал и буквально обливался потом.

— Ума не приложу, что со мной сделает Бат, когда узнает о моем участии в этой подлянке!

— Скажешь, что по состоянию здоровья Донован не может выйти на ринг и тебе пришлось произвести замену, вот и все! — утешала его Кэтрин.

— Да, но Бат рассердится, что я не предупредил его раньше!

— Да не волнуйся ты! Когда этот парень уложит Бата, ему будет не до того, чтобы кого-то бить! Пусть думает, что Донован отказался в последний момент! Не бойся, тебе же так повезло: большинство менеджеров отдали бы что угодно, лишь бы Крошка Аллисон хоть раз выступил на их ринге!

— Ну, ладно.— Менеджер вздохнул, утирая пот на лысине.— Бат уже на ринге! Вперед!

Мисс Флинн схватила меня за руку и прошептала:

— Я буду сидеть в первом ряду и болеть за тебя, Крошка! Всыпь Бату под первое число! Если ты победишь, я буду тебя ждать после поединка!

— Кэтрин! — Я чувствовал необычайный подъем.— Дух сэра Галахада не даст мне проиграть!

Когда мы шли за менеджером к рингу, Эйб шепнул мне на ухо:

— Послушай, что ты затеял? Как ей удалось уговорить тебя? Ты действительно собираешься драться с этим оболтусом за несчастные сто пятьдесят баксов?

— Замолчи, слабоумная крыса! Я делаю это не из-за денег! Есть вещи более существенные!

Эйб тихо застонал, как подбитый лось, и что-то горестно пробормотал себе под нос. Его слова потонули в восторженном реве болельщиков. Публика уже поняла, что это не Донован, а некоторые узнали меня. Юркнув под канат вслед за распорядителем, я бросил взгляд на парня, спокойно стоявшего в противоположном углу ринга. Я застыл как вкопанный, раскрыв от удивления рот, а Эйб Гарфинкл выронил губку и тихо взвыл.

— Ни одного шрама! И это местный? Господи, Крошка, во что ты вляпался?

— Да заткнись же ты! — огрызнулся я, ничуть не сомневаясь в своих силах.— Все равно я его одолею!

Человек, стоящий в углу ринга, был никакой не Бат Брелен. Нет, это был сам «Воинственный» Уэрли, первоклассный тяжеловес, нокаутировавший рекордное количество соперников на территории Большого Каньона. Я видел его в деле. На Восточном побережье его дисквалифицировали за нечестную борьбу. Западным любителям бокса он не был хорошо известен, поэтому, не опасаясь разоблачения, спокойно стоял в углу, похлопывая перчаткой по перчатке, пока распорядитель выполнял обычные формальности. Этот бой был для него пустячным развлечением! Легкие деньги и никакого риска! Уэрли сражался здесь под вымышленным именем, потому что Калифорнийская квалификационная комиссия работала рука об руку с Нью-Йоркской и, конечно, узнав его настоящее имя, немедленно отстранила бы его от участия в боях. Эти мысли мелькнули в моей голове, пока я смотрел на своего соперника, и я не сразу почувствовал, что Эйб тянет меня за руку, словно пытаясь оторвать ее.

— Бой надо отменить! — решительно произнес он.— Я не позволю тебе драться с этим убийцей! Он же оторвет тебе уши! Где репортеры? Я все расскажу! Я испорчу представление!

— Заткнись! — рявкнул я, приходя в себя.— У нас нет пути назад, а это, по крайней мере, шанс всей моей жизни! Джек месяцами пытался соблазнить некоторых первоклассных боксеров любых категорий сразиться со мной на ринге, а этот огромный бродяга сам идет мне в руки! Вот когда я разделаюсь с ним, мы и сообщим газетчикам, кто он такой. Для меня это будет неплохой рекламой!

— Он же дисквалифицирован! — простонал Эйб.— Участвуя в бою, ты обманываешь квалификационную комиссию!

— Я дерусь с Батом Бреленом,— возразил я,— и вовсе не обязан знать его в лицо! Комиссия ничего не сделает мне за поединок с каким-то Бреленом! А рассказывать его историю мы сами не будем, за нас это сделают репортеры. Наверняка отчет об этой схватке попадет в газеты!

— Но, если он побьет тебя, мы погибли! — причитал Эйб, хватаясь за волосы.— Наши спонсоры откажутся финансировать нас!

— У нас есть шанс, и мы должны им воспользоваться,— ворчал я, стараясь превозмочь свою неуверенность.— Во всяком случае, я дерусь не ради тебя или себя, и даже не ради Рейнолдза! Я дерусь из принципа, как и сэр Галахад!

Сквозь бессвязное бормотание Эйба до меня донеслось сердитое ворчание Бата:

— Что за черт? Это же не Донован, а Крошка Аллисон! Разве я с ним должен драться?

— Донован в последнюю минуту на тренировке повредил запястье, Бат.— Менеджер, обращаясь к нему, усердно вытирал лысину и лоб.— Крошка в это время разминался в зале и сразу согласился заменить его.

Уэрли тихо выругался, явно недовольный сложившейся ситуацией. Конечно, у него не было сомнений, что он одолеет меня, но за те же сто пятьдесят баксов ему придется потрудиться, а этого он не любил! Но мы оба уже были на ринге, толпа весело шумела, предвкушая удовольствие, и отступать уже было просто неприлично. Уэрли не только отличался упрямством и несговорчивостью, но и тщеславием, как все выскочки, и знал, что в случае отказа от боя будет осыпан градом насмешек и оскорблений болельщиков, а этого он не мог допустить! Поэтому, он лишь коротко кивнул, и распорядитель, повернувшись к зрителям, взмахом руки успокоил толпу и пронзительно заорал:

— Леди и джентльмены! С сожалением должен объявить вам, что Донован, который сегодня должен был сражаться в десяти раундах с Батом Бреленом, на тренировке получил травму и не смог выйти на ринг. Однако, чтобы не разочаровывать вас, мы произвели замену. Мы нашли достойного противника нашему парню. На ринге Крошка Аллисон, некоронованный король боксеров Юго-Запада, претендующий на звание лучшего боксера в средне-весовой категории.

Если что-то и может взбесить толпу, так это замена. Но я был достаточно знаменит, хотя никогда не выступал здесь, поэтому зрители отнеслись ко мне с симпатией. Будь присутствующие в курсе, кто такой на самом деле Бат, ставки распределились бы три к одному в его пользу. Но сейчас я был серьезным фаворитом в пари, которые заключились немедленно. И все же большая часть зрителей объединилась для поддержки местного любимца. «Местный любимец»! Тоже мне! Смешные люди эти болельщики: стоит кому-нибудь прожить в городе месяц и провести несколько встреч с заезжими боксерами, его уже считают своим, словно он родился и вырос среди них! Кэтрин не афишировала свое знакомство с нами, но я, увидев ее в первом ряду, украдкой подмигнул ей. Девушка слегка кивнула головой и ударила кулачком о кулачок — она болеет за меня! Рефери давал последние указания, на которые мы, естественно, не обращали внимания. Бат все время пристально сверлил меня свирепым взглядом, я же лишь усмехался, всем своим видом показывая, что на настоящего боксера вся эта гипнотическая чушь совершенно не действует.

— Бат Брелен,— заревел распорядитель,— вес —194, хорошо известный боксер, Крошка Аллисон, вес —179!

Печатая шаг, он удалился с ринга.

— Следи за левой рукой этого парня,— дрожащим голосом предупредил меня Эйб, прежде чем ударил гонг.— Он выше тебя на три дюйма, а может быть, и больше. Если ты выберешь дальний бой, он изуродует тебя до неузнаваемости!

— Тогда я навяжу ему ближний бой,— успокоил я Эйба, хотя сам сейчас нуждался в поддержке.

— О Господи, нет! — взревел Эйб.— Он же разорвет тебя в клочья!

Раздраженный до предела, я повернулся, да так неловко, что чуть было не совершил убийство: Эйб успел остановить мою руку буквально в доле дюйма от своего виска! Такое зрелище очень развеселило толпу — ив это время прозвучал гонг. Мы воинственно двинулись друг на друга, и, глядя на противника — подбородок уперт в широкую волосатую грудь, из-под кудлатых черных волос сверкают глаза,— я понял, что бой предстоит тяжелый и кровавый.

Этот грязный тип дрался неистово и нечестно. Будь его воля — он оставил бы меня калекой на всю жизнь. Слава Богу, таких боксеров немного! Делая обманные финты и демонстрируя неуверенность, мы медленно сошлись, и тут соперник взял меня в клинч.

— Вот как ты играешь,— прошипел он.— Где ты научился мошенничать?

— Там же, где и ты! — прорычал я.— Как это тебе удалось? Добыл фальшивую лицензию на имя Брелена?

— Слушай, ты, крыса,— прошипел он мне в ухо, в то же время стараясь вонзить свою пятку в подъем моей ноги.— Я проведу с тобой три раунда, чтобы толпа получила удовольствие за свои денежки, а в четвертом раунде тебе лучше откинуть копыта!

— Старо! — усмехнулся я.— Этот прием устарел еще во времена Святого Иоанна!

— Ну, так получи! — кровожадно огрызнулся он, стараясь выдавить мне глаз.— Я Бат Брелен, понятно? Если проболтаешься, мало тебе не покажется, ясно? Ты меня никогда не видел, усек?

— Болтать, кто ты есть на самом деле, мне вряд ли придется,— сказал я, выходя из клинча и случайно подняв при этом левую руку.— В первом ряду сидит газетчик, который тебя знает!

Бат вздрогнул.

— Где?

Он невольно стал водить головой в разные стороны, а я мгновенно нанес ему в челюсть сильный левый хук, от которого он рухнул навзничь. Публика обезумела, а дружки моего соперника завыли, как гиены. Я тотчас же отскочил в дальний угол ринга, следя за противником, как ястреб. Он поднялся на четвереньки, замотал головой и, покраснев от ярости, начал отчаянно сквернословить. Бросив беглый взгляд на Кэтрин, я увидел, что она посылает мне воздушный поцелуй и что-то кричит. Бат мог бы подняться и раньше, но он тянул время и выдержал счет до девяти. Когда же наконец, шатаясь, встал, публика завопила, требуя, чтобы я продолжил поединок и окончательно расправился с ним. Но меня голыми руками не возьмешь! Зная, что он хитрит, я не пошел ему навстречу, и через мгновение Бат, перестав притворяться, что нетвердо стоит на ногах, с безумным ревом пошел в атаку.

Он шел на меня быстро, но осторожно, все время делая отвлекающие маневры правой рукой. Зная, что он вовсе не так глуп, чтобы вести этой рукой, я высокомерно усмехнулся и нанес ему прямой удар левой по губам. Придя в ярость, он на несколько секунд потерял голову и рванулся, бешено и открыто, пытаясь подавить меня своим весом и неистовостью своей атаки. Но это было для меня легче легкого — его встретил ослепительный шквал ударов. Текущая по губам кровь, казалось, немного охладила его, и Бат, успокоившись, пошел на таран, осыпая меня серией молниеносных ударов. Из-за превосходства в росте он форсировал поединок, вплотную приблизившись ко мне и нанося удары по голове и по телу. Но я дрался осторожно, а не лез на рожон, потому что это не мой стиль; держа локти высоко, пропускал удар только тогда, когда был уверен, что поймаю его. Он все еще пытался загнать меня в угол, раздавить, но мне удавалось ловко увертываться. Я продолжал двигаться, не давая ему времени попасть в цель. Он вел нечестную игру, а я рисковать не хотел. К концу раунда противник нанес мне левый хук по голове, а правой по телу, но я отвел его голову назад сильным правым апперкотом и сцепился с ним в клинче. Мы блокировали друг друга, и Бат попытался внезапно прижать меня, но я был настороже и, находясь под его рукой, сначала погрузил обе руки в его диафрагму, а потом нанес тяжелый удар левой в голову, когда он пропустил бешеный удар правой. Однако, как раз перед тем, как ударил гонг, он скользнул мимо моей левой и свалил меня с ног обжигающим поперечным ударом правой.

Наступил второй раунд. Бат, надо отдать ему должное, действовал с умом. Он хотел ударить меня левой прямо в лицо, но удар пришелся по ребрам. Тогда, вскинув руку к челюсти, он нанес мне полуапперкот, который чуть было не прикончил меня. Я покачнулся, и его правая проскользнула было мимо меня, но я принял удар в плечо и заехал правой ему в диафрагму.

В следующий раз, когда он предпринял эту тройную комбинацию, я был настороже. Я позволил ему вести до лица, затем до тела, но вдруг вскинул левую прямо к его челюсти и заставил пойти на попятную. После того как я проделал это несколько раз, он оставил эту уловку и принялся отвлекающими маневрами провоцировать меня на сильный удар правой. Но лишь немногим под силу обмануть меня таким образом. Я опустил голову, а мое левое плечо сгибалось каждый раз, когда я наносил удар, и его правая рука проскальзывала мимо моего плеча. Он снова и снова пытался ударить меня в солнечное сплетение, но я держал локоть наготове. Бат также хорошо владел ударом «один-два»: прямой левой в лицо и прямой правой в корпус, но это навело меня на размышление. Я не обратил особого внимания на левую, зная, что силы в ней не так много; я просто немного отклонил голову в сторону и в тот же момент ударил левой ему в ребра, преградив путь его правой руке. Я проделал это два или три раза, когда — бах!— вместо того чтобы осыпать ударами мое тело, он нанес мне такой апперкот под руку, что у меня сцепились челюсти и я зашатался. В то же мгновение свистящий левый хук в висок отбросил меня к канату, и Бат набросился на меня, как кровожадная пума, а публика просто обезумела. Но я не из слабаков, и пострадал не так сильно, как он полагал; я успешно уклонялся от ударов, которыми он осыпал меня, и, несмотря на все свои усилия, противник не мог нанести сокрушительного удара, который закончил бы поединок в его пользу. Через минуту я воспользовался удобным случаем и со всей силы заехал Бату в нос правой, отчего он со стоном осел наземь. В этот момент прозвучал удар гонга.

— Преимущество во втором раунде было на стороне этого болвана,— ворчал Рэд Дартс.

— Ничего,— успокоил я его.— Никто из нас и не сомневался, что эта стычка перейдет все границы. Пусть себе потешится — скоро получит как следует!

Я многозначительно взглянул на мисс Флинн, которая энергично кивнула, сложив губы в твердую прямую линию.

* * * 

Когда начался третий раунд, Бат решил повторить прием с апперкотом. Он опять подбирался к моей голове, а я снова и снова отводил голову в сторону и пытался ударить левой в ребра. Но это был лишь отвлекающий маневр; я молниеносно остановил его, успев опустить руку, чтобы защититься от сокрушительного апперкота, и крепко припечатал своего противника превосходным встречным ударом правой в рот. Затем я пошел на него молча и угрожающе, как пантера, и в течение пяти секунд он получал основательные удары правой и левой, пока ему не удалось захватить меня в клинч. Бат нависал надо мной, как гризли, глядя на меня безжизненными глазами. Я ругался и боролся, пытаясь вырваться и покончить с ним, а стоящий рядом рефери лишь с любопытством наблюдал за происходящим. Наконец в голове у моего противника немного прояснилось. Он повернул голову, выплюнул кровь вместе с выбитым зубом и снова приступил к своей хитрой, бесчестной игре. Его большой палец убийственно целился мне в глаз, но вдруг, совершенно неожиданно, он вскинул колено и нанес мне удар в пах. Я обмяк от боли и согнулся, а Бат, почувствовав, что мои мускулы невольно расслабились, размахнулся и со всей силы ударил меня в челюсть. Я услышал, как Эйб, Рэд Дартс, Хейни и остальные мои секунданты закричали:

— Нечестно!

Сквозь красный туман нестерпимой боли я увидел, как Эйб вцепился в Рэда, который пытался прорваться на ринг с бритвой в руке. Публика неистово шумела — некоторые заметили нечестную игру Бата. Не знаю, видел это рефери или нет; не знаю, хотел ли он это видеть. Тем не менее он принялся считать надо мной. Может быть, он, как и большинство зрителей, подумал, что противник просто одолел меня мощным ударом в челюсть. Я настолько обезумел от боли и унижения, что начисто забыл и о Кэтрин, и о сэре Галахаде, и обо всех, кроме Бата — Уэрли. Только бы подняться и снести голову этому уроду! Я поднялся — уж не знаю, как мне это удалось,— как раз тогда, когда рефери открыл рот, чтобы сказать: «Десять!» Я не чувствовал под собой ног, шатался, меня тошнило, но я еще не сказал своего последнего слова, отнюдь нет. Противник надвигался на меня, а затем нанес короткий беспощадный хук левой, выбив мне при этом несколько зубов. Обезумев от зрелища крови, что текла по моему подбородку, Бат принялся молотить так сильно и так быстро, что, казалось, воздух полон летающих перчаток. И все же я нетвердым, но решительным рывком захватил противника в клинч. Рефери разнял нас, Бат нанес мне сокрушительный удар правой в ухо, и я снова разлегся на брезенте.

Несколько помутненное сознание все же не помешало мне заметить, как Бат перешагнул через меня и занял позицию прямо позади, чтобы иметь возможность сильно ударить меня за ухом, но я изловчился и развернулся к нему лицом. Пока рефери считал, я рванулся, схватил Бата за ноги и подмял его под себя. Он, придя в ярость, пожаловался рефери и сделал попытку сбросить меня, но я продолжал нависать над ним. Все происходило словно во сне. До меня едва доносился шум толпы, и все огни казались мне тусклыми. Наконец Б ату с помощью рефери удалось освободиться. Шатаясь, я поднялся на дрожащие ноги, а Бат взревел и пошел на меня, размахивая тяжелой, как молот, рукой. Я преградил ему путь, но поскользнулся в собственной крови и упал. Однако эта неприятность дала мне возможность получить передышку; счет был мне необходим. Вы даже не представляете себе, как могут помочь обессилевшему боксеру несколько секунд отдыха. Пока рефери считал, я чувствовал, как силы возвращаются ко мне, а туман, застилавший все перед моими глазами, постепенно рассеивался. Я снова был на ногах при счете «девять» и на этот раз захватил Бата в клинч прежде, чем он смог нанести мне удар, и ни ему, ни рефери не удалось нас разъединить. Бат ругался, бушевал и колотил меня, рефери угрожал мне, зрители ревели и ругались, но я в душе лишь насмехался над ними. Гори они все синим огнем! Удары принимаю я, а не они. Я пришел выиграть поединок, и мне нет дела, нравится толпе мой стиль или нет. Прозвучал удар гонга, и я издавая звуки, отдаленно напоминавшие смех, несколько неуверенно направился в свой угол. Мои помощники бросились ко мне, и

Эйб завопил:

— Надо признавать поражение: в этом раунде он убьет тебя!

— В этом раунде я прикончу его,— ответил я.

Хенни тем временем вытирал с меня кровь, а Рэд массировал мне затылок и оттягивал резинки трусов, чтобы я почувствовал себя немного свободнее. Эйб от удивления даже уронил губку.

— С ума сошел! Ты же едва стоишь на ногах!

— Я в порядке,— проворчал я.— Моей способности восстанавливаться изумлялись все спортивные журналисты, а моя выносливость поражала сердца и не таких, как Уэрли. Тебе тоже следовало бы знать, что я никогда не теряю силу удара, каким бы искалеченным и обессиленным я ни был. Разве эти писаки не сравнивали меня со старым Фитцем? Смотри же! Разве сэр Галахад покинул бы поле битвы оттого лишь, что какой-то рыцарь ударил его боевым топором ниже пояса? Ха!

— Он уже окончательно обалдел,— в отчаянии пробормотал Эйб.

— Убирайтесь! — огрызнулся я, вставая.— Сейчас ударит гонг— мне предоставляется великий шанс.

Гонг! Я медленно, шатающейся походкой вышел на ринг. Бат направился ко мне, как я и предполагал, горя желанием расправиться. Это было одной из его величайших ошибок. Почуяв, что дело пахнет нокаутом, он стал беспечным, излишне самоуверенным и, разумеется, перестал думать о защите. Мы встретились недалеко от моего угла, и я выслеживал его, как ястреб. В течение секунды мы делали ложные выпады, и он явно стремился наносить сильные удары. Сделав шаг вперед, Бат поднял левую руку и покачнулся вправо — отвлекающий маневр; я молниеносно выбросил правую руку, в считанные доли мгновения защитил себя от удара и сам свалил его с ног. Бат упал на брезент как подстреленный: я вложил в этот удар всю свою силу. Он так запутался, что вскочил на ноги, не дождавшись счета, в то время как помощники кричали ему, чтобы он подождал. Я набросился на него, как кровожадный дикий кот, и, когда Бат попытался захватить меня в клинч, выпрямил его горячим правым апперкотом и погнал назад по рингу целым ливнем обжигающих ударов левой и правых хуков по голове и корпусу. Я повалил его на пол почти под канатами, и он, совершенно растерянный, поднялся только по счету «девять»; кровь ручьями текла у него из носа, рта и глубокой раны на виске. Я, смерив его равнодушным взглядом, пригвоздил правой в челюсть. Он упал лицом вперед. Готов! Зрители мгновенно, все как один, вскочили с мест и подняли такой шум, что никто не слышал счета рефери, но тем не менее я без труда расслышал прорвавшийся сквозь этот шум женский крик, в котором узнал голос Кэтрин.

Спустя секунду Эйб Гарфинкл и мои помощники схватили меня и, обернув в халат, буквально уволокли с ринга, несмотря на мое сопротивление и богохульные выкрики.

— Приведи клубного врача, Рэд,— распорядился Эйб, когда мы оказались в раздевалке.— Надо выяснить, что с ним сделал этот мошенник.

— Пустите меня, болваны,— бушевал я.— Я должен идти и принять восторженные аплодисменты прекрасной розы, которая когда-либо расцветала на дереве красоты!

— Он совершенно невменяем,— констатировал Эйб.— Скорее, Рэд, надо его осмотреть. Боюсь, как бы в результате этой потасовки он не повредился умом!

Тут в комнату вошел посетитель.

— Билли Аш! — приветствовал его Эйб.— Что ты здесь делаешь? Тебя послала «Трибьюн» осветить поединок?

— Откуда им об этом знать? — отрезал Билли.— Меня послали посмотреть, как тренируется Крошка,— о поединке я, естественно, ничего не знал, пока не заскочил сюда сегодня. Но история будет! Крошка, ты с ума сошел — сражаться с Уэрли на третьеразрядном ринге — да еще и с дисквалифицированным?

— Я не знал, что на ринге встречусь с Уэрли, когда согласился на этот поединок,— нетерпеливо ответил я.— Ты же слышал, что его объявили как Бата Брелена. Кроме того, это было для меня делом чести.

— Ох-хо.— Билли одарил меня долгим взглядом.— Леди, да?

— Ну вот что,— взбесился я.— Не может, что ли, человек помочь девушке в беде без того, чтобы какой-нибудь скандалист из желтой прессы сделал это достоянием первой полосы? Я не пытался ухаживать за мисс Флинн — я лишь мстил за нее этому большому неотесанному чурбану, в которого она имела несчастье влюбиться. Если она обратилась ко мне, что же мне было делать? Поводов для сенсации тут нет. Бат сегодня получил то, что ему причиталось. Не надо разоблачать его публично.

— После того, что я увидел, я не поскуплюсь ни на какие средства, чтобы вывести этого подлеца на чистую воду,— произнес Билли.— Неужели ты думаешь, что я пропущу такую историю? Долг газетчика — защищать общественные интересы.

— Ладно! — заорал я в порыве страсти и раздражения.— Ладно! Пиши! Разоблачай Бата! Разоблачай нас всех! Расскажи своим читателям, что Брелен на самом деле Уэрли, Эйб Гарфинкл — Наполеон, а ты — Джон Л. Салливан. Скажи, что я совершил безрассудный поступок, связавшись с Кэтрин Флинн! Скажи, что я в сговоре с комиссией, Джоном Рейнолдзом, если хочешь, но от этой двери держись подальше! Я же приму слова благодарности от девушки, за которую только что отомстил!

— Я видел, как она входила в раздевалку Бата! —– раздался пронзительный голос служащего ринга.

* * *

Задаваясь вопросом, что я здесь вообще делаю, я помчался по коридору и ворвался в вышеупомянутую раздевалку, не обращая внимания на недобрые взгляды помощников и секундантов, пытавшихся привести в сознание все еще неподвижного воина. К моему удивлению, Кэтрин заботливо ухаживала за ним. Когда я вошел, она повернулась. На ее лице были заметны следы слез.

— Мисс Флинн,— заботливо произнес я,— не надо рыдать: ваш защитник отомстил за вас сполна…

К моему несказанному удивлению, она завопила, как ужаленная шершнем кровожадная тигрица.

— Самонадеянный шимпанзе! — орала она, топая по полу ногами, как по барабану.— Какая же я была дура, когда вовлекла Уэрли в эту аферу! Сначала я думала, что это доставит мне удовольствие, но когда увидела, как ты — хладнокровный убийца — не оставил на несчастном парне живого места и нокаутировал его, я поняла, какая же я была дура! Я никогда, никогда не прощу себя! Он всего лишь шлепнул меня — слегка! И в глубине души я всегда знала, что ему наплевать на эту крашеную блондинку!

— Послушайте…— неуверенно начал я, но она прервала меня пронзительным криком.

— Заткнись! Вон отсюда! Мне следовало бы пристрелить тебя, скотина! Уберите его, ребята!

Ребята заколебались, особенно когда увидели, как Эйб, Рэд и остальные члены моей команды появились в дверях; мисс Флинн чуть не задохнулась от гнева.

— Трусы! — вопила она, ища глазами, полагаю, свою сумочку с утюгом.— Вы его и пальцем не тронете! Позволите слабой, беззащитной девушке вести собственные поединки, не гак ли? Ага!

Последний возглас прозвучал как торжествующий крик: Кэтрин высмотрела и украдкой схватила обломок кирпича. Я стоял совершенно оцепеневший, а она изо всех сил швырнула в меня кирпичом! Бам! Я был слишком потрясен, чтобы увернуться. Шрам от этого броска до сих пор напоминает об этом необычном происшествии.

Очнулся я на кушетке в своем тренировочном зале с перевязанной головой. Первое, что я услышал,— это голос Эйба.

— Что ж,— с сарказмом произнес он.— Надеюсь, ты получил удовольствие. Из всех тупиц…

— Где мисс Флинн? — нетвердо спросил я.

— Удалилась со своим дружком в неизвестном направлении,— огрызнулся Эйб.— Последний раз их видели воркующими, как пара голубков. Из достоверных источников я слышал, что Уэрли направляется в Австралию, где его никто не знает. Когда Билли Аш и «Трибьюн» разделают его под орех, его уже не будет ни на Западе, ни на Востоке. И мисс Флинн тоже нигде не найдут. Да, мистер Аллисон, ваша прекрасная роза дала деру!

— Заткнись,— вскипел я.— Разве я никогда не говорил тебе, что мне наплевать на нее? Да один пальчик Фрэнки Джонс не стоит дюжины Кэтрин Флинн. Я побил Уэрли из принципа.

Впоследствии я получил телеграмму от Джона Рейнолдза. Вот она:

«Прочти в «Ассошиэйтед Пресс» отчет о твоем поединке с Уэрли в третьеразрядном клубе за сто пятьдесят точка Ты сумасшедший точка Я устроил тебе поединок в «Гарден» точка Ты сумасшедший точка Может быть это положит конец всей истории точка»

Пока Эйб ругался и кричал, я получил еще одну телеграмму от Джека Рейндолза:

«Билли Аш сослужил нам хорошую службу когда рассказал эту историю точка Во всех газетах читаешь о твоих сенсационных нокаутах точка Здравого смысла у тебя ни на грош но дуракам всегда везет точка В «Гардене» согласны устроить тебе поединок с Лопесом точка Думаю ты наполнишь зал своими болельщиками точка Не попади опять в какую-нибудь передрягу пока я не вернусь или получишь кирпичом точка»

Я немедленно продиктовал Эйбу Гарфинклу следующий ответ:

«Кирпичом уже получил точка Приезжай помоги мне объясниться с Фрэнки Джонс точка Если встретишь даму по имени Кэтрин Флинн беги от нее не останавливаясь точка»

 

 

Зловещий особняк

Стив Харрисон вынул из внутреннего кармана сложенный квадратный лист бумаги и в двадцать первый раз прочитал при свете вечернего солнца, озарявшего сосны, напечатанную на нем записку:

«Могу свести Вас с Ричардом Стантоном, человеком, который Вам нужен. Приезжайте к особняку Сторли, это недалеко от Крессентвиля. Ради Бога, приезжайте один, никому не рассказывайте о Ваших планах и никому не говорите, кто Вы такой, пока я сам Вам не откроюсь.

Одинокий Волк».

Загадочная подпись! Как и вся записка, она была напечатана на машинке. Невозможно даже определить, кто автор записки: мужчина или женщина. На конверте стоял штамп Крессентвиля. Пожав плечами, Харрисон сложил записку, спрятал ее в карман и направился по дороге, петлявшей между соснами. Может быть, он и рисковал, подчиняясь этому толчку, но великий детектив привык действовать решительно. По крайней мере, это была хоть какая-то зацепка — не исключая, разумеется, провокацию — единственная щель в глухой стене. В нависшей над сосняком тишине до него донесся слабый, отдаленный стук колес. Коляска, что привезла его к месту пересечения этой тропинки и основной дороги, возвращалась в Крессентвиль. Когда звук затих, он почувствовал себя в полной изоляции среди сосен, сквозь лабиринты ветвей которых свет проникал только на несколько ярдов. Скоро над лесом опустится ночь. Что-то просвистело мимо Харрисона и воткнулось в дерево. Детектив увидел в нескольких ярдах от себя дрожащие побеги молодого деревца.

— Пошел вон! — скомандовал он.

В ответ — мертвая тишина. От таинственного места отделяло несколько шагов. За деревом никого не было, а на густо покрытой опавшей хвоей земле он не заметил никаких следов. Но из крупной сосны, росшей возле тропинки, торчал нож. Осознав всю бесполезность слепого метания между соснами, среди которых, может быть, притаился убийца, Харрисон снова вернулся на тропинку и с профессиональным интересом осмотрел нож. Это был нож грубой кустарной работы с очень острым лезвием из заточенного напильника; деревянная ручка обмотана проволокой. Такие ножи часто встречались у жителей сельских районов Юга. Харрисон оставил нож торчать в дереве. Слишком большой и острый, спрятать его под одеждой практически невозможно. С трудом сдерживая дрожь, детектив отправился дальше. Попытка убийства говорила о том, что для кого-то не является тайной ни кто он такой, ни зачем он появился здесь. Человек, которого Харрисон разыскивал, не был убийцей, но ведь под влиянием страха люди часто становятся ими! На извилистой дорожке то и дело торчали старые пни, так что проехать по ней на машине было почти невозможно. Из сгущавшейся темноты между деревьями послышался шорох сосновых иголок — там притаился то ли зверь, то ли человек. С искренним облегчением детектив разглядел за деревьями очертания большого полуразвалившегося дома. Дорога обрывалась рядом с ним. Даже в сумерках возраст и состояние дома не вызывали сомнений. Неподалеку виднелись беспорядочные нагромождения таких же развалившихся хозяйственных построек. Молодая поросль вторглась в пределы старого двора и сада. В задней части большого дома мерцал единственный слабый огонек. Человек, который привез Харрисона из Крессентвиля, рассказал детективу, что особняк Сторли когда-то знавал лучшие времена. В сгущавшейся темноте все это выглядело довольно зловеще из-за заброшенности и опустошенности места. Поднявшись на широкое крыльцо с покосившимися колоннами, Харрисон постучал в дверь и невольно вздрогнул от собственного стука, который прозвучал в окружавшей его мертвой тишине оглушительно громко. Мгновение спустя за дверью послышались шаги, дверь распахнулась, и в полумраке показался неясный силуэт.

— Да, сэр?

— Меня зовут Бакнер,— представился Харрисон.— Я еду из Крессентвиля, но моя машина сломалась на главной дороге, неподалеку от поворота к вашей усадьбе. Вряд ли я успею вернуться в Крессентвиль пешком до наступления полной темноты, поэтому я пошел по этой дорожке в надежде найти дом, где смог бы переночевать. Если бы вы позволили мне остаться у вас на ночь…

— Конечно, конечно, сэр! Входите, мистер Бакнер!

Приглашение последовало без промедления, да и прозвучало оно вполне искренне.

Харрисон вошел в широкий мрачный холл, и хозяин крикнул:

— Рэйчел, принеси лампу! — тотчас объяснив Харрисону: — Мы так привыкли к этому старому дому, что легко ориентируемся в темноте, ведь мы живем слишком далеко от города — электричества у нас нет!

В дверях появилась молодая мулатка с керосиновой лампой в руке. Желтый свет лампы освещал ее смуглое лицо, копну черных волос и сверкающие белки глаз. Теперь Харрисон сумел более отчетливо разглядеть самого хозяина — высокого, стройного мужчину с чувственным, умным лицом, высоким лбом и седеющими волосами.

— Меня зовут Джон Сторли, сэр,— представился хозяин.— Добро пожаловать в Особняк Сторли или в то, что оставили от него время и безжалостные обстоятельства! Я как раз собрался поужинать, не присоединитесь ли ко мне?

Харрисон согласился, и его препроводили в просторную комнату, примыкавшую к кухне. На большом столе стоял лишь один прибор, хотя в углу в кресле сидел человек, казавшийся спящим. Черты его лица скрывала нечесаная седая борода и шапка таких же седых волос.

— Мой дядя, Уильям Блейн,— объяснил Сторли.— Он слеп, глух и нем.

Харрисон с любопытством посмотрел на старика: убогая, залатанная куртка, наброшенная на плечи, не скрывала мощной фигуры спящего человека.

— В прежние годы он был очень могучим человеком,— сказал Сторли, словно читая мысли Харрисона.— Болезнь, вызванная разгульным образом жизни, привела его в теперешнее состояние. Кроме меня, о нем некому заботиться.

Мулатка подала Харрисону прибор, и детектив сел за стол, воспользовавшись любезным приглашением хозяина. С удовольствием уплетая вареную кукурузу, жареную ветчину, яйца и кофе с кукурузными лепешками, он, как бы невзначай, поинтересовался:

— У вас нет семьи, мистер Сторли?

— Кроме тех, кого вы здесь видите, мистер Бакнер, в доме никто не живет,— ответил Сторли, указывая жестом на огромного негра, который появился в комнате с вязанкой дров.— Это Джоуаб, выполняющий здесь всю тяжелую работу. Рэйчел трудится по дому. Им живется достаточно легко, потому что обслуживать приходится только меня и дядю. Сорок лет назад этот старый дом действительно заслуживал титула Особняка Сторли. Он носит его и сейчас, несмотря на свое плачевное состояние.

«Значит, записку послал кто-то из этих четырех,— размышлял Харрисон.— Но кто?»

Он мельком взглянул на Сторли, который с аппетитом ужинал на другом конце большого стола, на Уильяма Блейна, неподвижно сидевшего в кресле — Рэйчел кормила его с ложечки,— и на великана Джоуаба, он на мгновение появится в дверях кухни. Увидев мрачный блеск в глазах негра, Харрисон окаменел. Однако, когда негр заметил, что гость наблюдает за ним, он склонил голову в гротесковом поклоне и неуклюже ретировался. Умеет ли он пользоваться старомодной пишущей машинкой, на которой было напечатано письмо? Может быть, и умеет, если учесть, какое внимание в то время уделялось образованию цветных. А что касается Рэйчел… Мулатка, казалось, обладала более чем средним умом, она и говорила лучше, чем обычно говорят женщины, занятые на кукурузных плантациях. Харрисон терпеть не мог работать втемную, поэтому твердо решил делать ни малейшего шага в расследовании, не выяснив автора этой загадочной записки. Подвергать этих людей испытанию, которое может дать неправильные результаты, он не желал, тем более что явно чувствовал зловещее внутреннее напряжение, витавшее в воздухе комнаты. В этом доме поселились страх, подозрительность и предательство. Записка недвусмысленно сообщала об этом. Харрисон продолжал разглядывать непроницаемое лицо глухонемого. Даже тот, кто слеп, глух и нем, в состоянии пользоваться пишущей машинкой!

Рэйчел вышла из кухни, взяла у Харрисона пустую чашку из-под кофе и вернулась в кухню. Вскоре она появилась с наполненной до краев чашкой дымящегося ароматного напитка и поставила его перед детективом. Тренированное внимание Харрисона отметило, что руки мулатки дрожали так, что ложечка в чашке звякала о край. Как бы невзначай взглянув на нее, он похолодел: лицо мулатки, оставаясь по-прежнему бесстрастным, приобрело серый цвет, на пепельных щеках сверкали бисеринки пота, а в глазах сверкал неподдельный страх. Она повернулась и поспешно вышла. Рассеянно покачивая чашечку и поддерживая беззаботную беседу с хозяином дома, Харрисон размышлял над поведением мулатки. Зачем нужно было носить его чашку на кухню? Она дважды наполняла чашку Сторли и каждый раз ставила кофейник на стол. Харрисон поднес чашку к губам и, подняв при этом глаза, увидел, что Рэйчел внимательно разглядывает его, стоя в дверях. Она прикусила губу, а в ее широко раскрытых глазах читались напряжение и ужас. Почувствовав на себе пристальный взгляд Харрисона, она мгновенно скрылась. Детектив поставил чашку на стол, даже не прикоснувшись к ней. Он ни на минуту не сомневался — наверняка его пытались отравить, как и в том, кому предназначался нож. Несомненно, человек, бросивший нож, мог добраться до Особняка раньше него; но едва ли женщина способна бросить тяжелое оружие с такой силой, чтобы оно глубоко застряло в дереве. Конечно, это был сильный мужчина. Но зачем? Единственное объяснение может заключаться в том, что кто-то его узнал и намерен помешать ему увести с собой Ричарда Стантона. Но если за этой попыткой убийства стоит сам Стантон?.. Он вовсе не пытался посадить этого человека в тюрьму, он просто хотел, чтобы тот дал показания в суде и тем самым помог отравить на виселицу беспощадного убийцу. Харрисон откинулся в кресле, твердо решив больше ничего не есть и не пить в этом доме, а хозяин, увидев, что гость, по всей видимости, утолил голод, также отставил тарелку.

— Я должен извиниться за столь скромный стол,— сказал он.— Лучшего мы не можем себе позволить. Вот в старые времена…

Харрисон терпеливо слушал рассказ о былом великолепии Особняка Сторли; сам южанин, он прекрасно понимал этого человека, живущего воспоминаниями о своем прошлом.

— …Одно только утешает,— говорил Сторли.— У меня нет сына, который бы унаследовал мою нищету. Я последний в роду.

Он помолчал, затем добавил чуть изменившимся голосом:

— Да, я действительно одинокий волк.

Харрисон невольно вздрогнул, хотя пытался держать себя в руках, и их глаза встретились. Затем Сторли бросил взгляд на фигуру в кресле; движение было почти незаметным, но в нем читалось предостережение, которое Харрисон не мог истолковать иначе как предупреждение об опасности. Детектив свернул сигарету и закурил. Одинокий волк; он предполагал, что это значит — если вообще что-либо значит, а именно: неизвестный автор записки живет один. Теперь надо принять к сведению следующее обстоятельство — автора записки окружают враги. Кого Сторли боится — Рэйчел или Джоуаба? Какую роль играет во всей этой истории человек, безмолвно застывший в углу? Харрисон не знал, простое это подозрение или инстинкт, но глухонемого он теперь воспринимал исключительно как зловещую фигуру.

— Вы устали, мистер Бакнер,— заметил Сторли.— Вам, наверное, хочется отдохнуть.

Это было скорее утверждение, нежели вопрос, и Харрисон машинально подчинился воле хозяина.

— Да, полагаю, вы правы,— ответил он.

— Я провожу вас в вашу комнату. Нет, нет, Рэйчел, дай мне лампу.

Сторли энергично встал и буквально выхватил лампу из рук женщины, намеревавшейся проводить гостя. Следуя за хозяином из комнаты, Харрисон чувствовал, как упорный взгляд сверлит его затылок. Он не осмелился повернуться и посмотреть, чьи это глаза — глаза слуг или мнимого слепого.

Сторли поднялся по широкой лестнице, прошел по длинному, тускло освещенному коридору и открыл дверь. В комнате, как и в коридоре, стоял затхлый запах. Сторли поставил лампу на небольшой столик и, повернувшись, крепко схватил Харрисона за лацканы пиджака. Глаза Сторли бешено сверкали, а на лбу выступил пот.

— Вы детектив Стивен Харрисон? — прошептал он.— Вы получили мою записку?

— Да, я…

— Тише: — повелительным тоном произнес Сторли.— В этом доме и стены имеют уши. Я должен вернуться, пока он ничего не заподозрил. Вы один? Никому не говорили о моей записке?

— Нет.

— Хорошо! — Сторли вздохнул с облегчением.— Это был единственный способ. Он каким-то сверхъестественным образом обо всем узнает. Вы хорошо сыграли свою роль, но любая оплошность может погубить нас обоих. Секретность была, есть и будет нашим единственным спасением. Давайте расставим все точки над «i». Вы ищете Ричарда Стантона, в результате показаний которого заключенного Эдуарда Старка могут обвинить в убийстве?

— Именно,— кивнул Харрисон.— Заседание суда назначено на следующую неделю. Но неделю назад С/гантон исчез. Мы не следили за ним слишком пристально, потому что у него нет причин скрываться от правосудия, но…

— Ричард Стантон прячется не более чем на расстоянии броска камня от этого дома,— перебил его Сторли.

— Тогда почему вы не…— начал было детектив, но собеседник больно стиснул его руку.

— Молчите!

Сторли бил озноб.

— Ради Бога, не так громко. Я должен как можно скорее вернуться назад, пока меня не заподозрили. Промедление может стоить мне жизни. Крепко заприте дверь, зажгите свет, но не спите. Не покидайте комнату до полуночи, пока в доме не погаснет свет. Тогда спуститесь по лестнице, выйдите в дверь, которую я оставлю незапертой, пройдите через холл и идите по тропинке к соснам за сараем. Вы увидите маленькую хижину, в которой когда-то находилась коптильня. Ждите меня там! Я приду через несколько минут и проведу туда, где прячется Ричард Стантон. А теперь мне пора.

— Кого вы так боитесь? — спросил Харрисон.

— Вы его видели,— содрогнулся Сторли.— Это Уильям Блейн, который ни слеп, ни глух, ни нем, а просто воплощение дьявола или даже сам дьявол, а может быть, сумасшедший!..

— Но зачем он прячет Стантона? — не унимался Харрисон.— Да и вообще, зачем Стантону прятаться?

— Мне некогда объяснять,— Сторли направился к двери,— я должен идти!

— Но имейте в виду,— Харрисон удержал его за рукав,— в этом доме кому-то известно, кто я на самом деле. Меня пытались…

— Мистах Сторлех! — раздался с лестницы музыкальный голос Рэйчел.— О, мистах Сторлех!

Сторли вздрогнул как ужаленный и вырвался из рук Харрисона.

— Я не могу оставаться здесь! Я должен идти! Поверьте мне! Выполняйте мои указания, и все будет в порядке!

С этими словами он выскользнул из комнаты и убежал, прежде чем Харрисон успел рассказать ему о двух покушениях на свою жизнь.

* * *

Беспомощно пожав плечами, Харрисон повернулся и оглядел комнату. Старомодная кровать, несколько стульев, стол — вот и вся обстановка. Незастекленное окно с деревянной решеткой выходило на темный сосновый бор. Замка не было, только крючок. Харрисон нахмурился. Дверь плотно не закрывалась, а приподнять ножом крючок — минутное дело. Увидев толстую дубину, подпиравшую раму окна, он немного приободрился. В темноте дубина, пожалуй, даже лучше, чем пистолет. Он положил ее рядом с собой на постель и погасил свет. До полуночи оставалось еще несколько часов. Харрисон лежал в темноте и размышлял о Ричарде Стантоне. Прежде всего, почему он исчез? Он же не был другом Эдуарда Старка. Казалось, он готов был охотно дать показания, которые отправили бы Старка на виселицу за жестокое убийство невесты. И вдруг Стантон без всякого предупреждения исчезает. Харрисон вынул из кармана записку с предостережением и еще один смятый клочок бумаги. Заслонив свет своего фонаря, он в который уже раз перечел:

«…приезжайте инкогнито. Здесь замешана такая большая сумма денег, что опасно…»

Вот и все. Этот клочок бумаги он нашел в комнате Стантона. Узнать содержание всей записки уже не представлялось возможным. Но она была напечатана на той же машинке, что и записка, которую получил Харрисон. В этом детектив нисколько не сомневался. Вдруг он быстро выключил свет, так как какой-то предмет со щелчком влетел сквозь решетки окна и хлопнулся об пол. Мгновение спустя Харрисон выглянул в окутанный тенью двор. Какая-то фигура мелькнула за углом, вне всякого сомнения женская. Харрисон сел на кровать, включил фонарь и увидел белый цилиндр, привязанный к ржавому болту. Цилиндр оказался сложенным листком бумаги, на котором было нацарапано карандашом:

«Пожалуйста, уезжайте, пока вас не убили».

Подписи не было. Ситуация становилась все более запутанной. Сначала мулатка Рэйчел пыталась отравить его, а теперь послала ему предостерегающую записку. Возможно, она теперь хочет напугать его до полусмерти, если уж не удалось убить. Сторли предостерегал его только относительно Блейна. И все лее женщина, безусловно, выполняла приказания старика; скорей всего, она получила их, когда делала вид, будто кормит его. Но это не объясняло ни самого предостережения, ни того, как Блейн догадался, кто он такой. Знает ли Блейн, что его племянник причастен к появлению здесь Харрисона? Нечего и говорить, что ждет Сторли, если мнимый немой действительно так опасен, как утверждает Сторли. Может быть, в эту самую минуту Сторли угрожает смерть; но спуститься вниз из-за одного только этого предположения значило свести на нет всю игру. Невнятно выругавшись, Харрисон растянулся на постели и стал машинально поглаживать лежавшую рядом с ним толстую палку. Детектив не был особенно терпелив. Он не любил находить вещи в темноте ощупью и мечтал хоть о каком-нибудь действии, чтобы разрядить атмосферу. Время шло медленно. Балки старого дома поскрипывали в тишине. Иногда раздавались писк и быстрое шмыганье мышей; из леса подавала свой призрачный голос сова да раздавалось кваканье лягушек. Харрисон подошел к окну. Луны не было, и при свете звезд сосны выглядели бесформенной черной массой, в которой невозможно было различить ни одного ствола; пейзаж соответствовал этому зловещему пристанищу подозрений. Харрисон все же задремал, но внезапно проснулся. В коридоре раздавались тихие, но тяжелые шаги босых ног. Кто-то остановился возле его двери, и Харрисон, услышав звук поднимаемого крючка, взял фонарь и пистолет. Он ничего не видел в темноте, но услышал, как дверь тихонько открывается. Затем, когда он решился действовать, дверь снова закрылась, крючок тихо вернулся на место, и шаги удалились. Харрисон сел на постели и попытался сообразить, что бы значило это вторжение. Размышляя, он услышал непонятный звук, на этот раз в комнате,— чуть заметное шуршание, происхождение которого он не мог определить, Одновременно он почувствовал специфический запах, очень слабый… И вдруг схватил фонарь, чувствуя, как весь обливается холодным потом. В ответ на щелчок фонаря послышалось леденящее кровь шипение. Луч света пробился сквозь темноту и высветил раскачивавшуюся клинообразную голову на толстом, тускло поблескивавшем пестром туловище. Раздвоенный язык то высовывался, то исчезал, а глаза блестели красным светом. Затем чудовище проскользнуло в сторону источника света, и толстое длинное тело водяного щитомордника быстро осело на пол. Харрисон не осмеливался выстрелом переполошить весь дом. Сцепив зубы, он схватил палку и подождал, пока змея не поднялась возле постели так, что ее ужасная голова оказалась на расстоянии вытянутой руки.

Затем метким ударом он размозжил смертоносную голову. Рептилия обмякла и кольцами свалилась на пол, а Харрисона чуть не стошнило от мысли, что его ожидало, если бы он вовремя не спохватился. Детектив осветил фонарем всю комнату и с облегчением вздохнул, увидев, что на него выпустили только одно чудовище. Он сел и надел ботинки. Полночь еще не наступила, но он не собирался беспомощно лежать в темноте и ждать, пока его враги не придумают ему какой-нибудь другой мученический конец. Харрисон в гневе спрашивал себя, почему с момента появления в Особняке Сторли он не предпринял никаких решительных действий. Нож, яд, змея… Чего еще можно ждать? Словом, Харрисон твердо решил форсировать расследование и позволить событиям развиваться так, как угодно судьбе. Правда, он не очень верил в судьбу, но не сомневался в силе своих железных мускулов. Осторожно открыв дверь, он осветил фонарем коридор. Ни в коридоре, ни на лестнице никого не было. Когда Харрисон спускался по лестнице, его преследовала напряженная тишина. Да и вся ночь, казалось, напряглась в ожидании. Похоже, среди этих декораций сейчас будет разыграна какая-то страшная драма. Пробираясь по нижнему коридору, Харрисон услышал ровное дыхание — кто-то спал или притворялся спящим. Он слегка дотронулся до двери, откуда доносился звук, и обнаружил, что она не заперта. Распахнув ее, детектив осветил фонарем всю комнату. На подушке он увидел волосатое, заросшее бородой лицо. Харрисон мрачно осмотрел лежащую фигуру.

— Просыпайтесь, Блейн,— приказал он.— Хватит притворяться. Я знаю все ваши грязные игры.

Ответа не последовало, но ритм дыхания изменился, и человек, пошевелившись, попытался перевернуться.

— Хватит ломать комедию, Блейн,— продолжил Харрисон.— Я знаю, что вы не тот, за кого себя выдаете. Полагаю, эта борода тоже фальшивая. Хотелось бы знать, уж не вы ли тот самый Дик Стантон…

Услышав, как за его спиной распахнулась дверь, Харрисон резко развернулся. Что-то прожужжало в воздухе и выбило фонарь из его руки; тяжелое тело ударилось о его грудь во внезапной темноте, свалив с ног. Он уронил пистолет — правда, совершенно бесполезный на столь тесном пространстве. Пытаясь высвободиться из сжимавших его тисков, он вскинул ногу, заехал каблуком в невидимый подбородок, после чего скинул с себя противника. Мгновение спустя они поменялись местами, и Харрисон оказался наверху. Человек под ним был так же велик, как и он сам, а его выпуклые мускулы на ощупь казались дубовыми. Он боролся отчаянно, а Харрисон не переставал спрашивать себя, когда же Блейн придет на помощь своему сообщнику. От безжалостного удара коленом в пах Харрисон громко охнул, но тем не менее противника не выпустил. В следующее мгновение он со всей силы ударил невидимку кулаком в живот, и тот издал тяжелый вздох, похожий на взрыв. Он осел на пол, и Харрисон принялся ощупью искать спичку. Ему не требовалось долго рассматривать соперника, чтобы понять, что тот действительно «вырубился-. При свете спички он заметил на столе керосиновую лампу. А когда зажег ее, то увидел распростертого на полу человека. Это был Джоуаб — скорчившись от боли, он пристально смотрел на своего победителя. Харрисон с трудом подавил порыв двинуть каблуком распростертую фигуру. Вместо этого он отыскал свой фонарь и поднял пистолет. Отстегивая от пояса наручники, он повернулся к постели, на которой лежал Уильям Блейн. Из груди старика торчал нож с такой знакомой рукояткой!.. Детектив с первого взгляда понял, что Блейн мертв. Харрисон, с пистолетом в руке, уставился на Джоуаба.

— Поднимайся,— приказал он, и негр с пепельным лицом быстро вскочил на ноги.

— Лицом к стене.

Джоуаб подчинился — встал лицом к большому старинному комоду у стены.

— Значит, это ты тогда кинул в меня нож…— сказал Харрисон.— Кто тебе приказал?

Джоуаб хранил молчание.

— Это он тебе приказал? — Харрисон указал на мертвого Блейна.

На мрачном лице негра удивление смешалось с упрямством.

— Он никому ничего не мог сказать,— наконец пробормотал Джоуаб.— Он вообще не мог говорить.

— Ты лжешь, или тебя он тоже обманул? — поинтересовался Харрисон.— Ты знаешь, кто я?

— Полицейский,— пролепетал Джоуаб.

— Как ты догадался?

— Я видел ваше имя в газетах, которые всегда читает мистах Сторлех! Я читал о вас. Мистах Сторлех не знает, что я умею читать. Однажды он написал письмо. Я его видел. Видел имя мистаха Стива Харрисона на конверте. Долгое время назад мистах Сторлех как-то говорил, что пришлет за мной полицейских. Я знал, что он пошлет за вами. Когда я видел, что вы идете между соснами, я понял, что вы идете за мной.

— А почему за тобой должен был прийти полицейский? — поинтересовался Харрисон.

Джоуаб не ответил; он опустил голову и исподлобья сверлил детектива мрачным взглядом.

— Где Ричард Стантон? — неожиданно выпалил Харрисон.

— Никогда не слыхал о нем,— пробормотал Джоуаб, и Харрисон, хорошо знавший нравы цветных, поверил ему.

— Ладно,— кивнул Харрисон,— не двигайся с места.— «Чем больше я вникаю в это дело, тем более запутанным оно мне кажется. Но я все равно надену на тебя наручники!» Джоуаб неподвижно стоял возле комода, держа руки за спиной. Вдруг Харрисон боковым зрением заметил, что глаза Джоуаба загорелись свирепым восторгом. Он со звериным рыком развернулся и сунул руку в ящик комода. Это было неистовое безумие первобытного человека, но Харрисон оказался на высоте: когда Джоуаб направил на него старинный револьвер, мгновенно выстрелил пистолет детектива. Джоуаба откинуло к стене, потом он рухнул на пол и неподвижно застыл в луже растекавшейся крови.

* * *

Харрисон замер, прислушиваясь. Ни один звук не нарушил тишины. Никто не прибежал на выстрел, оглушительно прокатившийся по дому. Где же Сторли и мулатка? Детективу не пришлось долго рассматривать негра, чтобы убедиться, что тот мертв. Повернувшись к человеку, лежавшему на постели, он рванул его за бороду и понял, что она настоящая. Приподняв веки мертвеца, детектив охнул от удивления: даже после смерти было видно, что это глаза слепого человека. Значит, Джон Сторли лгал. Но зачем?

Харрисон вернулся к мертвому негру, наклонился, чтобы поднять упавший револьвер и тут обратил внимание, что при падении тела ящик комода вывалился и на пол просыпалось все его содержимое. Детектива заинтересовала старомодная фотография. Он поднял ее, внимательно рассмотрел, положил в карман и сел на край постели, подперев подбородок массивным кулаком.

На улице в ветвях сосен стонал ветер, Харрисону стало не по себе. С пистолетом в руке он подошел к двери. Кроме Ричарда Стантона он, Стив Харрисон, единственный важный свидетель против Эдуарда Старка. Если ни он, ни Стантон не появятся в суде, суд фактически станет беспомощным.

Харрисон твердо и решительно поднял крючок, взглянул на часы и погасил свет. До полуночи оставалось всего несколько минут. Джон Сторли должен ждать его в бревенчатой хижине среди сосен. Некоторое время он стоял в темноте, прислушиваясь, но дом явно был пуст, если не считать его и двух мертвецов.

Харрисон вышел в холл, высветил фонарем путь к двери, как и обещал Сторли, оказавшейся незапертой, и вышел наружу. Он пригнулся к земле в тени дома, но, кроме свиста ветра, раскачивавшего верхушки сосен, не услышал ни звука. Он направился к сараям, обошел их и в темноте увидел слабый просвет среди деревьев. Затем вышел на тропинку, слабо освещенную звездами. Темнота была почти осязаемой, казалось, ее можно резать ножом.

Харрисон шел медленно, нащупывая дорогу ногами и вытянув вперед руки. Он опасался не пули или ножа… ведь ловушки не всегда отлиты из свинца или выкованы из стали! В конце концов он увидел небольшое бревенчатое строение, ту самую хижину, в которой когда-то размещалась коптильня. Припав к земле, он принялся внимательно разглядывать хижину, невольно сжимая пальцами фотографию в кармане.

Он не знал, что скрывается в черной хижине, но никакая сила в мире не заставит его войти в нее, пока не рассветет. Харрисон приготовился ждать долго, как вдруг услышал какой-то звук. Сначала он решил, что это в лесу кричит сова, но звук повторился, и волосы на голове детектива встали дыбом. Звук раздался снова.

Медленно поднявшись с земли, Харрисон начал ощупью протискиваться среди стволов, его ноги путались в густой траве. Он направился прямо туда, откуда доносился шум, и, наконец, споткнулся обо что-то мягкое, податливое. Фонарь высветил фигуру женщины. Это была Рзйчел. На ее густых волосах запеклась кровь. Ее глаза блестели, и она стонала, как раненое животное.

Выругавшись в замешательстве, Харрисон опустился на колени и ощупал тело мулатки. Рэйчел жестоко избили, тем не менее ни одного перелома он не обнаружил. Харрисон без колебаний поднял ее и направился прямо к дому. Вероятно, он подписывает себе смертный приговор, но не может же он позволить женщине умереть, не оказав ей необходимой помощи.

По телу поползли мурашки, когда перед ним возник мрачный безмолвный дом, но, собрав все свое мужество, он прошел к двери, даже не остановившись. Затем, уже на самом пороге, его остановил отчетливо прозвучавший далеко в лесу пистолетный выстрел. Харрисон внимательно прислушался, но звук не повторился. Он вошел в дом, зажег керосиновую лампу в столовой и, положив женщину на пол, отыскал в сундуке чистые тряпки, смочил их в воде и принялся обрабатывать ей голову. Раны не были такими опасными, как казалось на первый взгляд. Вероятно, удары нанесены прикладом пистолета. Найдя бутылку виски, Харрисон приложил ее к губам мулатки — в ее затуманенных глазах появилось нечто похожее на понимание.

— Кто это сделал? — спросил он.

— Мистах Сторлех,— запинаясь, ответила она.

— Зачем вы пытались отравить меня?

Рэйчел лишь застонала в ответ, и он предпринял еще одну попытку.

— Зачем вы бросили мне записку?

— Я не хотела, чтобы он убил вас,— с трудом произнесла она.— Стишком много убийств для одного человека.

— Кто хотел убить меня?

— Я не могу сказать,— стонала она.— Он убьет меня. Он говорил, что убьет.

— Кто? Мистер Сторли?

Она помотала головой.

— Так кто же, черт возьми? Если вы боитесь Блейна, то он мертв. Его убил Джоуаб, а я убил Джоуаба.

— Джоуаб мертв? — воскликнула мулатка.— О, слава Богу! Это Джоуаб хотел убить вас! Это он велел мне взять вашу чашку, положил туда крысиного яда и заставил подать вам. Он убил бы меня, если бы я этого не сделала, а я не хотела!

— Зачем Джоуабу понадобилось убивать меня? — спросил Харрисон.

— Много лет назад Джоуаб убил человека,—-продолжала она.— Он приехал и спрятался у мистаха Сторлеха. Мистах Сторлех знал, что он убил человека, и всегда угрожал Джоуабу-. если он не сделает так, как хочет мистах Сторлех, он пошлет за полицией и тот попадет на виселицу. Джоуаб думал, что вы полицейский. Если вы не из полиции, что вы здесь делаете?

— Значит, это Джоуаб подсунул мне в комнату змею,— пробормотал детектив.— Скажите мне только одно: мистер Блейн действительно был плохим человеком?

— О чем вы? Мистах Блейн был так слеп, глух и нем, что ничего не мог делать, только сидел.

— Я так и думал,— отозвался Харрисон.— А почему мистер Сторли избил вас?

— Он поймал меня, когда я несла еду молодому человеку, которого он убил,— прошептала она.

— О чем вы, черт возьми? — вспылил детектив.— Что еще за молодой человек?

— Не знаю,— захныкала она.— Где-то неделю назад утром мистах Сторлех приказать мне и Джоуабу убираться из дома и не возвращаться до следующего утра. Он не сказал зачем, а мы не спрашивали. Я не знаю, куда пошел Джоуаб, а я пошла к своей подружке Эллен Джексон, что живет на Крессентвильской дороге, но около полуночи ее мужчина пришел пьяный, они начали драться, и я вернулась домой. Я боялась пройти в дом, потому что мистах Сторлех приказал не приходить до утра. В доме горел огонь, я пробралась к окну и увидела, что мистах Сторлех говорит с молодым белым человеком. Я не поняла, о чем они говорили, но вдруг мистах Сторлех ударил его рукояткой топора, тот упал с кровью на голове, затем мистах Сторлех вытащил его из дома, положил на телегу и отвез в лес. Я пошла за ним и спряталась в тени. Мистах Сторлех отнес молодого человека в бухту и бросил там; вода там ужасно быстрая и впадает в большую дыру немного пониже. Никто никогда не возвращается, если попадает туда. Мистах Сторлех вернулся в дом, а я подкралась к краю дыры и увидела рукав молодого человека, взяла корягу и поймала его. Он не был мертв, потому что стонал и шевелился. Через некоторое время мне удалось вытащить его на берег. А потом я притащила его в старую покинутую хижину возле бухты и с тех пор никому о нем не говорила. Я носила ему еду ночью, когда все спали…

— Он назвал вам свое имя? — перебил мулатку Харрисон.

— Нет. Похоже, он не может вспомнить свое имя и вообще ничего, после того как мистах Сторлех сделал с ним так плохо!

— Он приблизительно моего роста, но стройнее? — допытывался Харрисон.— У него светлые волосы, карие глаза и шрам на ухе?

— Да, это он. Сегодня вечером, когда я уходила к нему, мистах Сторлех поймал меня и потащил в лес и там бил, пока я все ему не рассказала.— Она громко зарыдала.— Потом он ударил меня по голове и пошел убивать молодого человека снова!

— Черт возьми! — выругался Харрисон.— Стантон! Это же ясно как божий день! Вот уж не ожидал, что он жив, после того, как нашел эту фотографию! Теперь Сторли, наверное, его убил! Ну, где вы его спрятали? Быстро!

-— В хижине, у бухты. Идите по тропинке за сараями, она ведет к бухте. Пройдите мимо старой коптильни и там, где тропинка раздваивается, поверните налево и….

Но Харрисон, не дослушав, бросился бежать. Остановившись у коптильни, он резко повернул налево и направился вперед, открыто светя себе фонарем, но тем не менее чуть было не проскочил развилку. Повернув налево, он увидел впереди еще одну хижину. Он скользнул к ней, держа в одной руке фонарь, а в другой пистолет. Открытая дверь, осевшая на старых петлях, вызвала в нем дурные предчувствия. Он громко позвал:

— Стантон!

Только совы да лягушки ответили ему со стороны бухты, словно посмеиваясь над ним. Он направил луч фонаря прямо в дверь, осветив груду разноцветных лохмотьев, сломанный ящик и темный пиджак на полу.

* * *

Харрисон быстро погасил фонарь. Его охватило чувство отчаянной беспомощности. Он проиграл. Выстрел означал только одно: Ричард Стантон мертв, и теперь бухта снова приняла его тело, на этот раз окончательно. Детектив понимал, что ему самому грозит смертельная опасность. Он имел дело не с обычным преступником. Паутина лжи, которой тот опутал Харрисона, говорила о его недюжинном уме.

«И какая паутина! — мысленно сокрушался Харрисон.— А какой актер! Как он содрогался и задыхался от ненависти к своему дядюшке! Да, он мог бы провести и самого дьявола! Но к чему весь этот изощренный заговор? Почему он просто не застрелил меня, как застрелил Стантона?» Причина была очевидна. Сторли знал, что Харрисона не проведешь так просто, как несчастного Стантона. Он побоялся вступить в открытый бой с многоопытным противником, каким считал Харрисона. «Он хотел подстроить мне какую-то ловушку,— размышлял детектив.— Кто-то или что-то ожидало меня в хижине! Знай Сторли, что Джоуаб тоже пытался убить меня, это облегчило бы его задачу: он мог остаться в стороне, предоставив негру полную свободу действий!» Он вздрогнул от эха, разнесшегося между соснами. Опять выстрел! На этот раз недалеко от хижины. Вскочив, детектив побежал на звук. Споткнувшись о корни дерева, детектив решил было, что натолкнулся на какую-то преграду. Тропинка пропала — только сплошной лабиринт густо растущих сосен. Вдруг впереди Харрисон услышал тяжелое дыхание. Кто-то отскочил за дерево, пробормотав ругательство. Позади резко хрустнула сухая ветка. Детектив нащупал чье-то плечо, и тут же раздался пронзительный вопль. Вырвавшись из рук Харрисона, человек наткнулся на дерево, растянулся на земле — ив тот же миг ночную темноту разрезала оранжевая вспышка выстрела, а недалеко от уха Харрисона просвистела пуля. Детектив выстрелил в ответ и рухнул на землю, почти закрыв собой распростертую фигуру незнакомца.

— Стантон! Я думал, вы мертвы!

— Кто вы, черт побери? — прошипел в ответ тот.— Ваш голос знаком мне.

— Стив Харрисон! — ответил детектив, внимательно вслушиваясь в каждый звук леса.— Джон Сторли близко?

— Да. Я проснулся примерно час назад и услышал, как кто-то ощупью отыскивает дверь. Я выглянул в щель и увидел человека, он как раз в этот момент зажигал спичку. Я узнал Сторли и сразу все вспомнил. Это он меня ударил. Долгое время я стоял в оцепенении, и все же, когда он входил в дверь, я успел выскочить в окно. Но он услышал меня и погнался за мной. Боже мой, я весь последний час играл с ним в прятки! Всякий раз, когда я думал, что улизнул от него, раздавался выстрел. Вот и сейчас он где-то здесь, подкрадывается к нам!

Нервы Стантона были напряжены до предела. Он трясся, словно от озноба. Харрисон осторожно поднялся на колено. Он не услышал ни одного звука. Разумно было бы предположить, что его неожиданный выстрел удивил Сторли и заставил действовать более осторожно. Но величайшее преимущество этого человека заключалось в том, что лес был ему знаком.

— На расстоянии нескольких миль ни дома, ни телефона,— бормотал детектив.— Придется водить его за нос в одиночку. Правда, если бы нам удалось пробраться к особняку, мы могли бы продержаться там до рассвета, и тогда бы у нас были равные шансы.

— Но как? — спросил Стантон.— Я бегал в темноте, пытаясь найти, где бы спрятаться. Теперь я догадываюсь, что кружил на одном месте. Не представляю даже, где мы находимся.

— Зато я знаю,— проворчал детектив.— Следуйте за мной. Держитесь за мой пиджак и опустите голову.

Они стали двигаться в том направлении, где, как он знал, пролегает тропа, ведущая от бухты к особняку. Он не удивлялся тому, что Стантон не мог убежать от Сторли, несмотря на темноту. Он спотыкался и путался даже под руководством детектива, и Харрисон, постоянно ожидая пулю сзади, проклинал шум, который они создавали. Тем не менее они благополучно вышли на узкую тропинку.

— Куда теперь? — прошептал Стантон, все еще не отпуская пиджак Харрисона.

— Вверх по тропинке! Нет! Ложись!

Харрисон толкнул Стантона и упал на него как раз в тот момент, когда раздался пистолетный выстрел. Пуля прожужжала над их головами, и детектив в ответ тоже выстрелил. Он перекатился в более темное место возле тропинки, утащив за собой ничего не понимавшего Стантона.

— Следовало иметь в виду, что он вычислит, куца мы двинемся,— сердился он на себя.— Сторли знает, что с вами я, а не кто-либо другой. Поэтому он не стал преследовать нас, он пробрался на тропинку и устроил там ловушку. Сейчас он между нами и домом.

— А мы не можем пойти в другом направлении? — предложил дрожащий от страха Стантон.

— В том направлении бухта,— проворчал Харрисон.— Кроме того, я устал бежать. Мы спрячемся здесь. Он обязательно выйдет на нас, и тогда наши шансы будут равны. Лежите тихо и сохраняйте спокойствие.

Последовало напряженное ожидание. Харрисон, внимательно слушая, не подкрадется ли к ним Сторли, чувствовал, что у Стантона сейчас начнется нервный припадок, и, чтобы хоть чем-нибудь его отвлечь, тихо поинтересовался:

— Почему вы скрылись? Почему вы не хотели дать показания против Старка?

— Да никаких особенных причин тут не было,— ответил Стантон.— Старк здесь совершенно ни при чем.

— Тогда почему Сторли пытается вас убить? — нетерпеливо спросил Харрисон.

— Я вам расскажу.— Стантон плотно прижал губы к уху Харрисона, чтобы его шепот не был слышен.— Я получил письмо из Вендисона, подписанное Дж. Дж. Ашли. Автор письма сообщал, что он адвокат умершего хозяина большого поместья и пытается найти исчезнувших наследников. Писал, что видел мой портрет в газетах в связи с судом над Старком и полагает, что я состою в отдаленном родстве с семьей, которой принадлежит наследство. Он переслал некоторую сумму денег на расходы, чтобы я мог приехать в Вендисон для встречи с ним. Он обещал, что я вернусь задолго до начала суда, и попросил меня держать это в секрете, потому что, по его словам, некоторые из тех, кто пытается завладеть этим наследством, очень нечистоплотны.

— Клочок этого письма я нашел в вашей комнате,— отозвался Харрисон.

— Да? Знаете, когда человек так разорен, как я, он хватается за любую возможность. Мне казалось, что здесь нет никакого подвоха. Я приехал, и в Вендисоне меня встретил человек, который привез меня сюда. Он назвался Ашли. Мы вошли в большой дом — вот все, что я помню, пока не очнулся в этой хижине, а чернокожая женщина перевязывала мне голову. Топор лишь слегка задел мне голову. Она ухаживала за мной по доброте душевной. Я твердо решил удрать завтра ночью. Я боялся, что Ашли — вернее, Сторли — найдет меня и убьет. Я почувствовал, что вполне могу бежать. Женщина боялась пойти в полицию или послать кого-нибудь за мной, но она собиралась проводить меня к главной дороге. Слушайте!

— Ветер,— прошептал Харрисон.— Он не может подкрасться к нам так, чтобы мы его не услышали. Продолжайте.

— Это все. Конечно, Сторли — один из тех наследников, о которых меня предупреждал Ашли. Он намерен завладеть всем.

— Молчите! — напряженно зашипел Харрисон, услышав, как треснул прут.

— Мы что, так и будем лежать здесь до тех пор, пока он не подкрадется к нам и не выбьет из нас мозги? — прошептал Стантон.— Смотрите, уже светает!

Харрисон тихо выругался. Поднималась луна, тускло осветившая окрестности. Как Сторли вычислил их местонахождение и как он подкрался к ним так тихо, Харрисон так и не узнал,— разве что его привел инстинкт давнего жителя этой местности; но детектив повернулся, услышав внезапный дикий крик Стантона. Неясно очерченная фигура почти нависла над ними; пистолеты выстрелили одновременно. Пуля пролетела мимо уха Харрисона, а призрачная фигура, пошатнувшись, издала крик, полный боли и ярости. Затем фигура рванулась вперед, и Харрисон, заметив, что правая рука его противника бесполезно болтается, попытался воспользоваться ситуацией и схватить раненого. Слишком поздно он увидел, как в другой руке блеснуло стальное лезвие. Харрисон успел поймать кисть, опускавшую нож, и сцепился с задыхавшимся, бешено кричавшим человеком, которому боль от раны придала нечеловеческую силу. Сначала Харрисон пытался отвести от своего горла направленный на него нож и резко крикнул предостережение Стантону, тот бестолково сновал вокруг дерущихся и постоянно рисковал получить от кого-нибудь из них случайный удар. Глаза Сторли сверкали, как у бешеной собаки, а на губах выступила пена. Но даже его неистовое безумие не могло долго преобладать над гигантской силой Харрисона. Схватив левую руку Сторли, детектив резко повернул ее так, что плечо выскочило из сустава. Онемевшие пальцы разжали рукоятку, и оружие упало на землю.

— Спокойно, Сторли! — резко приказал Харрисон.— Большего вреда я вам не причиню!

— Вам никогда не взять меня живым! — пронзительно взвизгнул Сторли, изрядно ослабевший в железных объятиях противника.

Стантон, не поняв, что борьба окончена, все еще одержимый желанием помочь детективу, поднял пистолет Харрисона за ствол и изо всей силы размахнулся. Когда он нанес удар, Сторли сделал резкий рывок, и рукоятка пистолета просвистела, лишь задев по касательной череп Харрисона. Невольно отшатнувшись, детектив ослабил свою хватку, и Сторли, воспользовавшись этим, вырвался, нанес Харрисону мощный удар по лицу и бросился бежать по тропинке.

— Ах ты, дурак набитый! — застонал Харрисон, вырывая пистолет из рук ошеломленного Стантона, и, шатаясь, погнался за беглецом.

В свете нарождающегося дня он видел, как Сторли бежит по тропинке, а его вывихнутая рука болтается вдоль тела. Впереди уже показались очертания коптильни.

— Стойте, Сторли, или я стреляю! — орал Харрисон.

— Стреляйте, и будьте вы прокляты! — донесся до него дикий крик.— Живым вы меня все равно не возьмете!

— Я буду стрелять в ногу! — ревел детектив, проклиная свое головокружение и огоньки, пляшущие перед глазами.

Дрожащей рукой он прицелился и выстрелил — Сторли вильнул вбок, и пуля врезалась в землю возле его ноги. Он не побежал в лес, а бросился к хижине. Следующая пуля Харрисона попала ему в ногу, но он по инерции рванулся вперед, уткнулся вытянутой рукой в дверь хижины и упал. Дверь от толчка подалась внутрь, сосны покачнулись от оглушительного взрыва, а ослепительное пламя озарило человека, хижину и все вокруг. Харрисон успел упасть навзничь и теперь корчился от боли. Наконец он пришел в себя и в ужасе огляделся. От хижины не осталось и следа, только несколько покосившихся свай, да еще детектив заметил клочки одежды Сторли на них.

— Так вот какую ловушку он мне приготовил,— пробормотал Харрисон.— Динамит взорвался бы, едва только я переступил бы порог этой проклятой хижины! Боже правый, сколько же его здесь было? Я бы просто взлетел на воздух, как он! Полагаю, Сторли не посвятил в свои планы цветных, чтобы те не взяли над ним власть. И вечером он не отослал их потому, что хотел обеспечить себе алиби на случай, если кому-то захотелось бы выяснить причину моего исчезновения.

По тропинке к нему приближался Стантон.

— Ч-ч-что случилось? — заикаясь, проговорил он.— Э-т-тот взрыв…

— Он предназначался мне,— фыркнул Харрисон.

— Но он же хотел убить меня, а не вас! Наследство…

Харрисон смачно выругался.

— Я слышал, что некоторые болваны попадаются на подобные уловки, но никогда ни одного из них не видел. Зарубите себе на носу: нет никакого адвоката Ашли, письмо вам написал сам Сторли. Нет никакого поместья, нет никакого наследства, ожидающего пропавших наследников. Была лишь ловушка, с помощью которой вас заманили сюда, а потом использовали, чтобы заманить и меня. Сторли не хотел, чтобы кто-нибудь из нас дал в суде показания против Эдуарда Старка.

— Но почему? Я знаю, бандиты убивают лишних свидетелей, но Сторли не бандит, да и Старк тоже. Старк просто убил свою возлюбленную из ревности, так какая же связь между Старком и Джоном Сторли?

— Самая прямая,— ответил Харрисон, роясь в кармане.— Я тоже не знал, пока не нашел эту фотографию. Увидев ее, я понял, что Сторли лжет и что он заманил меня к себе, желая убить. Я давно, еще когда Сторли попросил меня прийти в хижину, заподозрил, что дело тут не чисто.

Харрисон вынул из кармана смятую фотографию. На ней были изображены два молодых человека, один — почти мальчик в коротких штанишках. Несмотря на юный возраст, их лица узнавались безошибочно. Старший был Джон Сторли, другое же лицо было знакомо каждому жителю Соединенных Штатов, читающему газеты. Человек, которого показания Ричарда Стантона могли послать на виселицу… На обратной стороне фотографии тонким, мягким почерком было написано: «Джон и Эдуард Сторли, 1916».

— Братья! — воскликнул Стантон,— но…

— Очевидно, Эдуард Сторли изменил имя, когда начал сколачивать свое состояние,— предположил Харрисон.— Он сделал это давно, ему не хотелось, чтобы в свете знали о его принадлежности к разорившейся семье. Но его брат, Джон Сторли, сохранил преданность семейным узам. Жаль, что такая верность послужила столь грязному делу!

 

 

Повеса из Найф-Ривер

Только я сел на скамью и приготовился снять ботинки, как из задней комнаты вышел отец, щуря глаза от света свечи, стоявшей на столе.

— Ну, Бакнер, что новенького в Найф-Ривер? — спросил он.

— Да ничего,— ответил я, позевывая.— В ресторане «Роял Гранд» появилась девчонка, но Билл Хопкинз уже обручен с ней и обещал застрелить любого, кто приблизится к ней. В «Золотом быке» играли по-крупному, и Тунк выиграл семьдесят баксов, но был разрезан на куски охотничьим ножом.

— Подумаешь,— недовольно проворчал отец, поворачиваясь, чтобы опять залечь в постель.— Вот когда я был молодым, всякий выход в город был волнующим событием, если, конечно, удавалось найти подходящий город!

— Да, еще вспомнил! Я застрелил одного парня в салуне «Бриллиантовый дворец»!

Отец почесал бороду.

— Становишься чуток рассеянным, да, Бакнер? А его опознали?

— Да я же не убил его! Я просто прострелил ему плечо, руку и ногу. Он был нездешний, и я подумал, что он, может быть, не все понимает!

— Не понимает чего? О чем был спор?

— Не помню,— пожал я плечами.— Кажется, о политике.

— А что ты сам-то понимаешь в политике?

— Ничего, поэтому я и прошил его, когда исчерпал все аргументы!

— К черту все это, Бакнер! Надо быть поосторожнее, когда стреляешь в людей в салунах. Эта страна становится цивилизованной, кругом дилижансы и все такое прочее! Я не одобряю эти нововведения, но многим это нравится, а власть принадлежит большинству, если ты не пошустрее их. Теперь твою семью снова ждут неприятности, а тебе достанется от Керби. Разве ты не знал, что он здесь? Керби грозился навести здесь закон и порядок, даже если для этого ему придется прикончить каждого жителя мужского пола в округе Найф-Ривер. Если кто-то и может это сделать, так только он, потому что на территории между Гваделупой и Рио-Гранде нет стрелка лучше его. Более того, он не одинок. За ним стоят все его рейнджеры. Семья Граймсов ведет родовую вражду такую же бурную, как и любая другая семья в штате Техас. Мы не против рейнджеров. А что мы будем делать, если Керби нападет на нас?

— Не думаю, что это случится в скором времени,-— ответил я.

— Когда я захочу узнать твое мнение, я его спрошу! — взревел отец.— А до тех пор молчи! Почему ты думаешь, что он не нападет?

— Потому что Керби и есть тот самый парень, которого я подстрелил,— объяснил я.

Отец некоторое время стоял неподвижно, поглаживая бакенбарды, и на лице его читалось крайнее любопытство; затем он схватил меня за воротник и пояс брюк и потащил к двери.

— Момент настал, Бакнер,— сказал он,— иди и переделывай мир по своему усмотрению. Ты вырос, хотя ума и не набрался, и, во всяком случае, как я заметил некоторое время назад, тебе уже надо думать о благополучии большинства. Семейство Граймсов известно своим умением принимать наказание, но всему есть предел. Когда я вспоминаю поединки с рейнджерами, в которые твоя умственная отсталость и полная необузданность ввергли нас с тех пор, как ты в состоянии держать пистолет, я без всякого энтузиазма смотрю на предстоящее столкновение с властями. Нет, Бакнер, лучше тебе куда-нибудь убраться.

— И куда ты хочешь, чтобы я убрался? — поинтересовался я.

— В Калифорнию.— Отец пинком открыл дверь.

— Почему в Калифорнию? — удивился я.

— Потому что это самое дальнее место, которое мне известно,— ответил он, выталкивая меня.— Вот тебе мое благословение!

Я высморкался и спросил отца через дверь, которую он запер изнутри:

— И надолго?

— Не очень,— отозвался отец.— Не забывай о своем бедном старом отце и других родственниках, которые будут тосковать о тебе. Возвращайся лет через сорок-пятьдесят!

— А где находится эта Калифорния? — осведомился я.

— Там, где добывают золото,— пояснил он.— Если будешь ехать и ехать прямо на запад, попадешь туда обязательно!

Я отправился в кораль и оседлал моего коня — или, вернее, коня моего брата Джима — ведь он на самом деле принадлежит ему. Мной владело странное чувство — ведь до сих пор мне не приходилось отлучаться за пределы Найф-Ривер. Я не мог следовать прямо на запад, потому что тогда не миновать ранчо старика Гордона. Он приказал своим ковбоям застрелить меня при первой же встрече: несколько месяцев назад я прикончил трех его парней. Поэтому я повернул на юг и ехал, пока не приблизился к ранчо Доннелли, чувствуя, что поступаю неправильно, потому что Джо Доннелли все еще хромал после нашего с ним спора в Найф-Ривер. Там я опять повернул на запад, в Брокен Роуп. Никто из девяти или десяти его жителей, которые за мной охотились, не проснулись, так что я спокойно проехал поселок и направился в незнакомые края, как раз когда взошло солнце.

После того как окрестности Найф-Ривер остались далеко позади, на протяжении долгого времени единственными людьми, которых я видел, были пастухи-мексиканцы. Мне было стыдно спрашивать их, где я нахожусь, тогда они сочли бы меня невеждой. Потом даже пастухи скрылись из вида, и я оказался в пустыне, но тем не менее помнил, что, если по-прежнему буду направляться на запад, то, в конце концов, попаду в Калифорнию. Так прошло много дней; пребывая в мрачном настроении, на свое будущее я не поставил бы и десяти центов. В один прекрасный день, примерно в середине утра, я оказался в местности, немного напоминавшей окрестности Найф-Ривер, только холмы там были повыше и окружали ее отвесные острые скалы.

«Надоела мне эта прогулка,— подумал я,— остановлюсь здесь и добуду себе немного золота».

Привязав коня моего брата Джима к дереву, я выбрал себе возле тропинки подходящий валун, величиной почти с сарай, и начал куском кремня высекать из него осколки.

— Какого черта ты тут делаешь? — услышал я спустя некоторое время незнакомый голос.

Я повернулся и увидел пятерых всадников с обветренными лицами; самый высокий, обладатель длиннющих бакенбард, выглядел как настоящий индеец. Он покрутил бакенбарды, нахмурился и спросил:

— Ты меня слышишь? Зачем ты бьешь по этой скале?

— Надеюсь найти золото,— ответил я.

Он побагровел так, что даже глаза у него налились кровью и произнес:

— Уж не пытаешься ли ты одурачить Уильяма Хайркимера Хокинза? Эти безграничные прерии усыпаны костями заблудившихся идиотов. Я тебя вежливо спрашиваю…

— Я тебе только что сказал,— вздохнул я.— Я пытаюсь добыть немного золота. Я слышал, здесь, в скалах, есть золото.

Мой собеседник буквально остолбенел, а его спутники дружно рассмеялись:

— Не убивай его, Билл, этот гробокопатель говорит правду.

— Черт с ним,— сказал он, покрутив ус.— Я ему верю. Только никакой он не гробокопатель. Кто ты, откуда и куда направляешься?

— Меня зовут Бакнер Джепарди Граймс,— представился я.— Иду из округа Найф-Ривер, штат Техас, к золотым полям Калифорнии.

— Тогда,— усмехнулся он,— тебе еще предстоит неблизкий путь.

— Разве это не Калифорния? — удивился я.

— Нет, это Ныо-Мехико,— ответил он.— Двигай дальше. Мы направляемся в Смоквиль. Давай-ка седлай коня и поехали с нами.

— Зачем тебе нужен этот длинноногий обалдуй? — поинтересовался один из его парней.

— Да так, для смеха,— ответил Хокинз.

— Тебе определенно хочется разбавить свой юмор пистолетным дымом,— высказался лысый малый, похожий на грустного волка.— Я видел немало техасцев, некоторые из них были смышлеными, некоторые — тупыми, но в одном отношении все они одинаковы: настоящие сволочи.

Хокинз фыркнул, я оседлал коня моего брата Джима, и мы направились к Смоквилю. Четверо дружков Хокинза обращались к друг другу «Косой», «Рыжий», «Курчавый» и «Аризона». После некоторых моих родственников из Найф-Ри-вер это была самая крепкая бавда головорезов, которую я когда-либо видел.

Через некоторое время показался Смоквиль. Он не был так же велик, как Найф-Ривер, но салунов в нем было примерно столько же. Пятеро стремительно ворвались в город, оглушительно крича и стреляя из пистолетов. Я действовал так же из вежливости, но вовсе не радовался: слишком далеко находился мой дом, да и расположение духа было не самое лучшее. Жители попрятались, завидев нас. Хокинз подъехал к крыльцу салуна. На двери был прибит клочок бумаги.

— Что там, Билл? Читай! — в один голос попросили его спутники.

Он выплюнул табачную жвачку и прочел:

«Мы, жители Смоквиля, издали следующие законы, за исполнением которых намерены следить со всей строгостью и которые предусматривают штрафы, заключение в тюрьму, вплоть до расстрела, за сопротивление аресту. Запрещается стрельба в пределах города, в салунах и ресторанах, въезд в салун верхом и отрывание пуговиц с пиджаков буфетчиков.

Подписано: Мы, жители Смоквиля, и Джо Клантон, шериф».

Хокинз взревел, как бык при виде красной тряпки.

— К чему мы пришли? — орал он.— При каком правительстве мы живем? Люди мы или ослы? Неужели у нас отнимают свободу?

— Не знаю,— ответил я.— В Техасе я никогда не слышал о подобных законах.

— Я не с тобой не разговариваю, длинноногий бродяга! — огрызнулся он, срывая бумагу со стены.— За мной, ребята! Не дадим им ущемлять права свободных белых людей!

И они въехали в салун прямо на своих лошадках! Хозяин выбежал из задней комнаты с криком:

— Бегите все! Хокинз снова в городе!

Малый, которого называли Косым, зашел за стойку бара и стал разливать напитки. Все спешились, а Хокинз приказал мне вывести лошадей и привязать к решетке. Когда я вернулся, то увидел, что они вытащили шерифа из-под стойки бара, куда тот с перепугу залез, и заставили его съесть бумагу, которую Хокинз сорвал со стены. Шериф, толстый мужчина с лысой головой и большим животом, вытащил пистолет и попытался им воспользоваться.

— Ну и тип же ты! — неистовствовал Хокинз, ткнув дулом пистолета в дрожащий живот шерифа.— Тебя надо бы пристрелить! Ты преследуешь честных людей! Ты давишь человеческую свободу!

Он сорвал с толстяка звезду и со всей силы пнул его в зад.

— Убирайся!

Клантон бросился к двери, словно ужаленный осой, а Хокинз напоследок выстрелом раздробил ему шпоры.

— Ну и нервы у этого койота! — фыркнул Хокинз, опрокинув кварту виски и бросив опустевшую бутылку в окно.— Шериф! Ха!

Он огляделся и остановил свой взгляд на мне.

— Иди сюда, ты! Назначаю тебя шерифом Смоквиля!

С этими словами он прикрепил звезду к моей рубахе.

Все засмеялись и дружно разрядили в потолок пистолеты.

— Я никогда не был шерифом. Что я должен делать?

— Прежде всего обеспечить нам выпивку! — захохотал Рыжий.

— Но у меня всего доллар!

— Не будь дураком! — помотал головой Хокинз.— Никто из моих людей никогда здесь ничего не платит. У меня сейчас полные карманы денег, но ты же не видишь, чтобы я протягивал их кому-нибудь из этих слюнтяев, правда?

— Что ж, тогда выпивка за мной! — согласился я.

Все заорали, начали стрелять в зеркало за стойкой бара и жадно пить виски. Через некоторое время участники попойки разбрелись кто куда. Я отвел лошадь брата Джима в конюшню и велел позаботиться о ней. Конюх пристально посмотрел на мою звезду, но сказал, что обязательно выполнит мое приказание.

— Насколько я понимаю, никто из людей мистера Хокинза в Смоквиле никогда ни за что не платит? Это правда? — поинтересовался я.

Он слегка поежился и дипломатично ответил, что мистер Хокинз столько сделал для этих мест, что никто не решается заставить его за что-либо платить, а кто решился, тех уже нет в живых! Все это показалось мне довольно странным, но отец как-то говорил мне, что, уехав из Техаса, я встречусь с другими обычаями. Я вышел на улицу. Банда Хокинза все еще бесчинствовала, и никого кругом не было видно. Впервые мне приходилось наблюдать, чтобы люди так испугались пятерых человек. На восточном конце улицы я заметил ресторан и, так как уже успел проголодаться, направился туда. В дверях меня встретила потрясающей красоты девушка. Мне захотелось ретироваться — я вообще очень застенчив и боюсь молодых женщин,— но она, немного побледнев, спросила:

— Что-что вам угодно?

— Если вас не очень затруднит, мэм, я бы хотел бифштекс, яичницу с картофелем и немного мелассы,— сказал я, сняв шляпу.

Я уселся за столик, а она принялась готовить. Через некоторое время, взглянув на меня с некоторой опаской, спросила:

— Как… как долго ваши люди еще собираются оставаться в Смоквиле?

Я ответил, что, по моему разумению, ребята останутся до тех пор, пока не исчезнет все виски, а судя по тому, с какой скоростью они его уничтожают, это долго не продлится. Немного помолчав, я добавил:

— Вы не здешняя, мисс?

— Почему вы так решили? — удивилась она.

— Никогда еще ни от кого не слышал такой речи,— объяснил я.

— Я из Нью-Йорка,— сказала она.

— А где это?

— Дальше к востоку,— ответила она.

— А,— кивнул я,— это, должно быть, где-то в стороне от Гваделупы.

Она вздохнула, словно сожалея, что находится вдали от родных мест, но тут вошел чудной старик с бакенбардами. Он тяжело опустился на стул, стряхнул пыль с ботинок и мрачно произнес:

— Ничего не выйдет, мисс Джоан. Я не могу заплатить больше. Эти негодяи обобрали меня до нитки. Вчера ночью они вообще забрали последнее. Этот Билл Хокинз…

Она испуганно прошептала:

— Ради Бога, осторожнее, мистер Гарфидд! Здесь сидит один из людей Хокинза!

Старик оглянулся, побледнел, но затем встал и направился ко мне. Потрясая перед моим лицом кулаком, он заорал:

— Ты слышал мои слова! Я не возьму их обратно! Билл Хокинз вор, и все его люди тоже воры. Здесь все знают, что они воры, только боятся об этом говорить! А теперь давай стреляй в меня! Ты и твоя банда обокрали меня и разрушили мою жизнь! Ну, так что же ты собираешься делать?

— Я собираюсь съесть вот эти персики, если ты перестанешь на меня орать,— сказал я. Удивленный, старик вернулся на место, что-то пробурчав себе в бороду.

— Сколько я вам должен, мисс? —– спросил я, наевшись.

У нее был такой вид, будто она увидела призрака.

— Что?— не поняла она.

— Скажите, пожалуйста, мисс, сколько я вам должен,— повторил я.

— Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь из людей Хокинза платил за что-либо, но если вы меня не обманываете, то доллар.

Я положил свой доллар, и как раз в этот момент снаружи раздался выстрел. Покачиваясь, вошел один из людей Хокинза, Курчавый. Выпустив несколько пуль в потолок, он заорал,-

— Дай мне жратвы, да поскорее!

Старик Гарфилд сжал кулаки, а мисс Джоан испуганно засуетилась.

Увидев меня, Курчавый расхохотался.

— Привет, шериф, длинноногий петух! Ха! Ха! Ха! Самая смешная находка Билла!

Он развалился на стуле, а когда мисс Джоан принесла ему еду, схватил ее за руку и, с вожделением посмотрев на нее, как кот на жирную мышь, сказал:

— Поцелуй меня, красотка!

— Пустите меня! Пожалуйста, пустите меня! — быстро и испуганно произнесла она.

Я не выдержал:

— Что это значит? Никогда еще ничего подобного не видел! А ну отпусти ее и извинись!

— Ах ты, долговязый техасский пройдоха! — взвизгнул он, пытаясь достать пистолет.— Сядь и заткнись, пока я тебе все мозги не выпустил!

Я стукнул его по голове прикладом пистолета. Курчавый упал на пол, несколько раз дернулся и затих. Я вышвырнул его через заднюю дверь, он пересчитал ступени, а затем угодил головой в ведро с помоями, все содержимое которого высыпалось на него. Курчавый лежал, как свинья в корыте,— вполне подходящее для него место.

— Отец предупреждал меня, что остальные места отличаются от Техаса,— с раздражением произнес я,— но я и понятия не имел, сколь велика разница.

— Я к этому уже привыкаю.— Девушка невесело усмехнулась.— Здесь люди неплохие, но когда в городе появляется Хокинз и его банда…

— Прежде всего, как вы вообще здесь оказались? — спросил я, потому что мне становилось ясно-, наверняка она из тех восточных новичков, о которых я столько слышал.

— Мне надоела каторжная работа в Нью-Йорке,— начала она.— Я скопила денег и приехала на запад, в Денвер. В газете мне попалось объявление, что один человек продает ресторан в Смоквиле, штат Нью-Мехико. Так я оказалась здесь. Все шло прекрасно, пока Хокинз и его банда не начали терроризировать город.

— Я поставил себе целью выкупить ресторан,— печально произнес старик Гарфилд.— Служил поваром, пока не совершил глупость и не занялся скотоводством. Ресторан в Смоквиле — моя голубая мечта — если бы не Хокинз и его банда. Но я не могу увеличить плату. Эти воры обобрали меня до нитки.

— Пятьсот долларов помогли бы мне выбраться из этих мест и вернуться в какое-нибудь цивилизованное место.— Мисс Джоан с трудом сдерживала рыдания.

Я пришел в замешательство — как всегда, когда вижу плачущую женщину. Чувствуешь себя подлецом, даже если ни в чем не виноват. Я опустил глаза, и взгляд невольно упал на звезду, которую Хокинз приколол к моей рубашке.

— Подождите здесь! — Я стремительно вскочил на ноги и, схватив старика Гарфилд а за шею, толкнул в кресло.— Оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Никуда не уходите. Я сейчас.

Когда я выбежал в переднюю дверь, Курчавый, шатаясь, приблизился ко мне — с яичными скорлупками на ушах, весь в картофельных очистках. Я нанес ему сильный удар под челюсть, и он улегся калачиком под лошадиной поилкой.

Проходя мимо салуна «Орел», который находился в квартале от ресторана, я услышал выстрел и завернул туда. Билл Хокинз расхаживал в гордом одиночестве, забавляясь тем, что стрелял в бутылки за стойкой бара.

— Где все остальные? — спросил я.

— В Испанском баре, в западной части города,— ответил он.— А что?

— Ничего,— пожал я плечами.

— Ладно,— сказал Хокинз,— пойду в ресторан, я проголодался.

— Сдается мне, что это портит тебе всю жизнь.— Я кивком указал на стойку бара.

Он дернулся, словно от удара.

— Что ты хочешь сказать? — взревел Хокинз.

— Ты промахнулся в три из этих бутылок. В Техасе…

— Заткнись! — рявкнул он.— Не хочу ничего слышать о Техасе. Только попробуй сказать «Техас» — и я размозжу тебе голову.

— Ладно,— согласился я,— но, держу пари, тебе не удастся написать свои инициалы на этом зеркале за стойкой бара своим кольтом.

— Ух ты,— фыркнул он и начал активно работать обеими руками.

— Что ты делаешь? — спросил я, когда выстрелы стихли.

— Мой пистолет пуст,— ответил он.— Я должен его перезарядить.

— Нет, не надо.— Я толкнул его в живот своим пистолетом.

Хокинз невероятно удивился, словно портрет сошел со стены и ударил его.

— Что это значит? — взревел он.— Это что, неудачная шутка?

— Брось оружие и подними руки,— скомандовал я.

Хокинз побагровел, но подчинился, потом нагнулся и выхватил из сапога длинный охотничий нож, но я выбил оружие у него из руки прежде, чем он успел выпрямиться.

— Я арестовываю тебя за нарушение порядка,— сказал я.

— Что такое, ты арестовываешь меня? Ты же не шериф!

— Да нет, я шериф,— возразил я.— Ты же сам дал мне эту звезду. Существует закон, предусматривающий наказание за стрельбу по зеркалам в салунах. Я допрошу тебя, предъявлю тебе обвинение и назначу штраф.

— Ну, и насколько же ты меня оштрафуешь? — полюбопытствовал он.

— А сколько у тебя есть?

— Не твое собачье дело! — огрызнулся он.

Я заставил его повернуться с поднятыми руками и вынул из его кармана толстую пачку банкнот.

— Это деньги,— сказал я,— которые ты получил от продажи бычков, украденных у старого Гарфилда. Я слышал об этом от твоих людей, пока мы ехали в Смоквиль. Не двигайся, пока я буду их пересчитывать, и не вздумай валять дурака.

Я держал его одной рукой, а другой пересчитывал деньги. Дело шло не так быстро, так как я никогда не видел такой крупной суммы. Наконец я сообщил:

— Штрафую тебя на пятьсот баксов. Вот остаток.

И вернул ему полтора доллара.

— Вор! — вопил он.— Бандит! Грабитель! Да я убью тебя за такие штучки!..

— Да заткнись ты,— прервал его я.— На ночь я помещу тебя в тюрьму. А уж потом, когда я уйду, дружки тебя освободят. Если я отпущу тебя сейчас, разве ты дашь мне спокойно выбраться из города?

— Уж конечно не дам! — кровожадно подтвердил он.

— Но я парень миролюбивый,— сказал я, толкая его дулом в спину,— и делаю это из чистой предосторожности. А теперь ступай, пока я не сделал из тебя отбивную.

Тюрьма находилась далеко от центра городка. Каждый шаг нашего пути был отмечен его ужасающими ругательствами. В конце концов мы добрались до тюрьмы — небольшого здания, в тени которого мирно спал большой толстый малый. Пнув ногой, я разбудил его. Прежде чем открыть глаза, он заорал:

— Не стреляйте! Ключ висит на гвозде возле двери!

Когда парень увидел меня и моего спутника, его челюсть опустилась примерно на фут.

— Вы тюремщик? — уточнил я.

— Я Рейнолдз, помощник Клантона,— тихо ответил он.

— Тогда откройте эту дверь,— велел я. — У нас заключенный.

— Это Билл Хокинз? — удивился он.

— Разумеется.— Я уже начинал терять терпение.— Поторапливайся, парень, слышишь?

— Ничего себе! Арестовать Билла Хокинза!

— Может быть, ты все-таки отопрешь дверь и перестанешь бубнить? — Я окончательно вышел из себя.— Или хочешь, чтобы я и тебя арестовал за сопротивление правосудию?

— Но это же ни в какие ворота не лезет.— Он покачал головой, но мое приказание выполнил.— Это будет всем нам стоить жизни.

— И это правда! — с ожесточением в голосе согласился Хокинз.

Но я пинком ноги направил его в камеру, не обращая ни малейшего внимания на его угрозы. Приказав Рейнолдзу охранять его и ни под каким видом не отпускать до завтрашнего утра, я вернулся в ресторан. Из Испанского бара раздавались веселые крики, наверняка там бесчинствовали храбрецы Хокинза.

Когда я вернулся в ресторан, мисс Джоан и старик Гарфилд все еще сидели там, где я их оставил, и вид у них был довольно жалкий. Я протянул Гарфилду пачку денег, которую отобрал у Хокинза, и сказал:

— Пересчитайте!

Он остолбенел, но денежки пересчитал, правда, очень медленно.

—– Ну, сколько здесь?

— Ровно пятьсот баксов,— заикаясь, ответил старик.

— Правильно,— подтвердил я, вырвав сверток из его рук и передавая его мисс Джоан.— Теперь старик Гарфилд — владелец этого ресторанчика, а у вас достаточно денег, чтобы вернуться на Восток!

— Но я ничего не понимаю! — воскликнула мисс Джоан.— Чьи это деньги?

— Ваши!

— Погодите,— произнес старик Гарфилд.— Разве этот пистолет с рукояткой из слоновой кости, что у вас за поясом, не принадлежит Биллу Хокинзу?

— Ну и что? — фыркнул я, кладя пистолет на стойку.

Старик побледнел, и даже его бакенбарды встали дыбом.

— Это деньги Хокинза? — прошептал он.— Вы его… того?

— Да нет же! — успокоил я Гарфилда.— Я его не убил. Он в тюрьме. И это не его деньги, просто он думает, что они его!

— Мне еще рано умирать! — дрожащим голосом воскликнул старик.— Я подозревал, что здесь дело не чисто! Неужели ты, щенок, не понимаешь, что когда Хокинз выйдет из тюрьмы и увидит меня хозяином этого ресторана, он решит, что это я подбил тебя ограбить его! Он же знает, что у меня нет денег. У тебя, конечно, были самые лучшие намерения, и я тебе бесконечно благодарен, но ты подставляешь мою старую шею под удар! Он разнесет ресторан, а меня продырявит насквозь!

— И меня тоже! — застонала мисс Джоан.— Боже! Что он со мной сделает!

Я призадумался, а затем с горечью произнес:

— Черт бы побрал все это! Отец был прав: что бы я ни делал, все никуда не годится! Даже не представлял, что все обернется вот так. Я просто хотел…

— Шериф! — раздался с улицы чей-то истошный вопль.— Шериф!

В ресторан, шатаясь, ввалился Рейнолдз с окровавленной головой.

— Бегите все! — орал он.— Хокинз бежал! Он выломал в окне решетку, ударил меня прутом по голове, взял мой пистолет и теперь идет сюда! Он совершенно взбесился — клянется, что перебьет всех жителей и сожжет город!

При этих словах старик Гарфилд издал вопль отчаяния, а мисс Джоан осела на пол.

— Бежим отсюда,— лепетал Рейнолдз.— Скорее…

— Заткнись! — прорычал я.— Все вы останетесь здесь! Я шериф этого города, и моя работа — защищать его жителей. Замолчите и сядьте!

Я выскочил на улицу. Огибая угол здания, заметил Курчавого, который по-прежнему лежал на том же самом месте, где я его припечатал ударом по голове. Парень уже подавал кое-какие признаки жизни. Очевидно, слухи о неминуемой расправе распространились по городу, потому что улицы были пустынны, и только из Испанского бара доносился какой-то шум. Наверное, там веселились наглые бандиты. Держа в каждой руке по пистолету, я ворвался в бар так стремительно, что они вначале ничего не поняли. Рыжий, Косой и Аризона изумленно уставились на меня, и только Хокинза не было среди них, но я уже слышал, как он что-то орет Курчавому на улице.

— Ни с места! — приказал я.

Эти слова оказались для них как запал для динамита — все, как по команде, завопили и полезли за пистолетами! Рыжего я уложил прежде, чем он успел выхватить оружие, Косой успел сделать один выстрел, отстрелив мне мочку уха, но я продырявил его тремя нулями, Аризона промахнулся, выстрелив левой рукой, а правой крепко ударил меня в бедро, прежде чем испустить дух,— все же горячий свинец оказался покрепче его черепушки.

Вся битва свершилась молниеносно, как налетевший циклон. В тот момент, когда свалился Аризона, в дверях я увидел Хокинза с пистолетом Рейнолдза в руке. Он и так был высок, как дом, а сейчас, в дыму, выглядел еще выше. Глаза сверкали, усы ощетинились, как у дикого кота, а ревел он подобно урагану над равниной. Выстрелы прозвучали одновременно. Его пуля попала мне в плечо, но удар рукояткой пистолета выбил оружие из его руки, по-моему вместе с пальцами. Хокинз все же нанес мне сокрушительный удар левой. А я, в свою очередь, всадил в него три пули из своего второго пистолета. Последняя вошла в живот с такого близкого расстояния, что на рубашке остались следы пороха. Другие люди, которых мне удавалось ранить подобным образом, обычно складывались пополам и падали, но этот гризли из Нью-Мехико лишь бешено завопил, вырвал у меня пистолет, навалился и начал колотить прикладом пистолета по моей голове, вышибая последние мозги. Своим «сорок пятым» он чуть не снял с меня скальп. Мы катались по залитому кровью полу, разбрасывая вокруг столы и стулья. Я щедро наносил удары длинным охотничьим ножом и в пах, и в грудь, и в живот! Хокинз получил шестнадцать ран, прежде чем обмяк и угомонился навек. Мне уже казалось, что его вообще невозможно убить! Пошатываясь, я встал, вытер с лица кровь и пот и, сдерживая тошноту, оглядел поле брани… Наконец из своих нор, перепуганные и бледные от ужаса, повыползали жители Смоквиля. Они смотрели на меня, сидевшего среди развалин и сжимавшего руками окровавленную голову. Кое-кто тихо рыдал.

— Боже правый! — воскликнул Клантон, выпучив глаза.— Что это значит?

— Вы, наверное, хотите получить обратно свою звезду? — печально спросил я, отстегивая ее от своей рубашки.

— Нет, нет! Она теперь по праву ваша! — замахал он руками.— Наконец-то Смоквиль обрел настоящего шерифа! Правильно я говорю, ребята?

— Правильно! — заорали все.— Держи свою звезду и будь нашим шерифом!

— Нет! — сглотнул я, вытирая слезы.— Это не по мне. Просто я хотел кое-кому помочь. Мисс Джоан! Деньги остаются вам, а ресторан— мистеру Гарфилду. Это были ваши трудовые деньги! А я не шериф. Мне дорого ваше доверие, но если бы вы помогли извлечь из меня' свинец и заштопать мне голову в девяти-десяти местах, я ушел бы с миром! Мне надо в Калифорнию! Таков наказ моего отца!

— Но о чем же вы плачете? — На лицах окружавших меня людей я видел искреннее недоумение.

— Да просто тоскую по родным местам,— рыдал я, глядя на забрызганные кровью руины.— Этот пейзаж так напоминает мне родной Найф-Ривер в Техасе!

 

 

Пушки Хартума

Эммет Коркоран вытер со лба пот и выругался, окинув взглядом грязные, безлюдные улицы. В висках у него бешено пульсировала кровь, но все заглушал сильный грохот пушек. Он слышал этот грохот так давно, что уже не мог вспомнить, когда была тишина. Он очень устал. Этот грохот доносился от стен обреченного Хартума. Уже десять месяцев дикие орды Махди окружали город, тщетно пытаясь овладеть им.

Улица пугала своей опустошенностью и безмолвием. Ни белые, ни черные жители города старались по возможности не выходить из домов; белые из страха, черные в зловещем ожидании. Лицо Коркорана почернело от порохового дыма, расстегнутая рубашка обнажала волосатую, мускулистую грудь. Он мрачно дотронулся до костяной рукоятки своей сабли. Внезапный крик, нарушивший тишину улицы, заставил его насторожиться. Коркоран как раз проходил мимо дома с плоской крышей и зарешеченными окнами. Голос явно женский, но местные женщины орут не так под ударами кнута господина, что было здесь не редкостью. Он подскочил к двери, и от его прикосновения она открылась. Он зашел в дом; из-за занавески доносились звуки борьбы, и он, одним прыжком преодолев пространство комнаты, отодвинул ее. Закатные лучи освещали комнату, выходившую во внутренний дворик, и двух сцепившихся в драке женщин. Одна из них была белой, с блестящими бронзовыми волосами — она и кричала. Вот и сейчас снова вскрикнула, когда на нее набросилась смуглая полукровка из Сомали и повалила на кушетку. Красивое лицо смуглой девушки искажала бешеная ярость. Опрокинув белую девушку на спину, она занесла над ней египетский кинжал. Одежда ее жертвы была разорвана, красивая грудь обнажена. Вот между этими двумя дрожащими холмиками, словно выточенными из слоновой кости, сомалийка и намеревалась воткнуть свой кинжал. Коркоран никогда не бил женщин, ни белых, ни черных. Но его кровь вскипела; за месяцы ожесточенной войны в его душе пробудилась расовая неприязнь, заставлявшая его ненавидеть любую кожу, кроме белой. Прежде чем опустился кинжал, он дернул смуглянку за руку с такой силой, что та вскрикнула от боли, и свалил кулаком в челюсть. Сомалийка растянулась на ковре, а изо рта у нее потекла струйка крови. Наклонившись, Коркоран схватил ее за длинные волосы, протащил через переднюю комнату и вышвырнул на улицу. Девушка шлепнулась лицом в пыль и жалобно захныкала. Коркоран захлопнул дверь и вернулся во внутреннюю комнату. Белая девушка уже поднялась и держалась за занавеску, пытаясь прикрыть порванным платьем обнаженную грудь. Он стоял молча, пожирая ее глазами. Белые женщины в Хартуме встречались довольно редко, а столь красивую блондинку он видел впервые! В нем пробуждалось желание, которое до сих пор подавлялось постоянным напряжением, не покидавшим его в долгой изнурительной осаде.

— Кто… кто вы? — удивленно спросила девушка, явно испуганная его молчанием, диким выражением лица и грозным видом.

— Коркоран,— представился он,— Эммет Коркоран. Я проходил мимо и услышал ваш крик. Мне следовало бы убить эту девицу!

Она покачала головой и вздрогнула.

— Моя служанка, Зельда, в последнее время стала совсем дерзкой. Не так давно она так оскорбила меня, что я пригрозила высечь ее. Здесь это, знаете ли, принято! Но она заявила, что Махди скоро перережет горло всем белым в Хартуме, и она начнет с меня! О, да вы ранены!

Он невольно потер ногу.

— Это не моя кровь. Мы делали вылазку за пределы укреплений…

— О, пожалуйста, простите мою глупость! — сокрушенно воскликнула она.— Сядьте, я принесу таз с водой и еду, у нас еще немного осталось…

Коркоран с удовольствием опустился на мягкую кушетку и только сейчас осознал степень своей усталости.

— Вы не солдат? — поинтересовалась она, глядя, как он погрузил руки и лицо в воду, которую она принесла.

— Нет, я американец. Я искал слоновую кость далеко в Судане, когда началось восстание Махди. По счастливой случайности мне удалось добраться до Хартума. Разумеется, я присоединился к защитникам города.

— Я слышала о вас! — Ее прекрасные глаза загорелись интересом, а он смотрел в них как завороженный, так отличались они от темных глаз, к которым он уже успел привыкнуть.— О вас говорят как о храбром воине! Вылазка была успешной?

— Они бежали от нас! Мы снесли несколько голов и отогнали их на несколько сотен ярдов, после чего вернулись, подгоняемые тысячей орущих дьяволов. Эти вылазки мы совершаем для того, чтобы держать их в напряжении и не позволять атаковать нас в полную силу. Но в стенах уже появились бреши, которые мы не можем заделать, и когда дервиши их обнаружат…

— Нам больше не продержаться, если не подойдет помощь из Египта,— пробормотала девушка, садясь рядом с ним; в глазах ее таился неподдельный страх.— Меня зовут Рут Брен-тон. Я приехала сюда год назад, навестить своего дядю, купца. Он был убит в первые же дни осады. Выбраться из Хартума мне, разумеется, не удалось. Мне страшно, не могу даже сказать, как мне страшно! И эта местность, и люди, и все вокруг так разительно отличается от Англии! А в армии Махди есть француз-перебежчик — Жерар Латур. Я познакомилась с ним в Каире, и с тех пор он преследует меня. Дядя выставил его из дома… Позже стало известно, что Латур уже тогда шпионил в пользу Махди. Он написал мне, что я все равно буду принадлежать ему, даже если для этого ему придется уничтожить весь город собственными руками!

Вдруг она кинулась на шею Коркорану, обвила ее прохладными руками, словно ища безопасности на груди этого сильного мужчины.

— Как мне страшно! О, как мне страшно!

Коркоран обнял ее. От ощущения тела белой женщины, первой белой женщины, до которой он дотронулся за последние три года, кровь бешено запульсировала в висках. Он забыл об угрозе, все больше сгущавшейся над Хартумом, забыл об обреченности осажденных, забыл об усталости, которая в течение последних тридцати шести часов совершенно выбила его из колеи. Увидев пламя в его глазах, девушка попыталась отстраниться от него, но его рука обвивала ее талию и крепко прижимала ее к себе. Второй рукой он шарил по ее изорванному платью, и, когда его пальцы обхватили упругую грудь, из ее губ вырвался глубокий вздох. Он почувствовал, как тает ее сопротивление, а мягкие руки, напряженно упиравшиеся в его грудь, снова обвили его шею. Коркоран с тяжелым вздохом погрузил пальцы в рыжевато-золотистые кудри и прижался ртом к ее розовым губам. Кончик ее языка облизал его губы, и, когда она загорелась от его пламенных поцелуев, ее объятия стали порывистыми, а из задыхающегося рта вырвался тихий стон восторга. Его рука скользнула ниже, прошлась по бархатистой коже бедра и подняла подол платья.

Солнце зашло; быстрые африканские сумерки перешли в ночь. Стояла полная тишина. Лишь изредка над плоскими крышами Хартума погрохатывали пушки. Эммет Коркоран внезапно проснулся от предчувствия неминуемой гибели, сжавшего горло. Он все еще лежал на кушетке в комнате, выходившей во внутренний дворик, где в застывшем теплом воздухе повисли листья пальм. Луны не было, но ноги девушки, что спала рядом с ним, освещались слабым светом звезд, пробивавшимся сквозь дверь и зарешеченные окна. Он быстро вскочил, потянулся к ремню кобуры и сабле, лежавшей на стуле рядом с кушеткой. Пушки зловеще молчали.

Проснулась Рут и сонным движением протянула к нему руки.

— Уже рассвело?

Он поцеловал ее, нежно коснувшись груди.

— Нет, но вставайте и одевайтесь! Мне не нравится эта тишина!

— Боже!

Рут вскрикнула и, вскочив с кушетки, вцепилась в него, но ее крик потонул в дьявольском шуме. В Хартуме словно разверзлись врата ада! В молчаливом городе началось настоящее неистовство: ужасающий диссонанс воплей, страшных проклятий и беспорядочных выстрелов. Над плоскими крышами разливалось красное зарево.

— Дервиши!

Коркоран застыл в изумлении.

— Как они оказались здесь?

Но девушка не ошиблась. Как потом стало известно Коркорану, пятьдесят тысяч человек пробрались под прикрытием темноты через щель в стене. Они вступили в город прежде, чем защитники осознали опасность. Началась настоящая резня.

В доме Рут Коркоран быстро натянул ботинки и обратился к насмерть перепутанной девушке:

— Нам надо найти лодку и попробовать улизнуть по Нилу. Дом не так далеко от берега…

Его слова потонули в грохоте сапог и громких ликующих воплях. Под напором сильных ударов винтовочных прикладов дверь начала трещать, а сквозь весь этот шум раздавался властный голос, явно принадлежавший европейцу.

— Латур! — вскричала побелевшая Рут.

— Во двор! Быстро! Некогда одеваться! Может быть, нам удастся выбраться через задний ход!

Они выбежали во двор как раз тогда, когда открылась маленькая дверь в стене и в нее ворвалась целая орда. Дикие черные лица; в свете мельтешащих факелов страшно сверкали белки глаз и обнаженные сабли. При виде белой девушки, одетой только в тонкую рубашонку с глубоким вырезом, нападавшие взвыли. Мягкий блеск белых ног и обнаженной груди окончательно вывел из себя этих зверей. Позади гогочущей толпы Коркоран заметил довольное лицо сомалийки Зельды. Так вот кто привел их сюда! Коркоран затаился в нише стены, предварительно затолкав туда обезумевшую от страха Рут. Один из дервишей вскинул старинный мушкет, и, когда он с грохотом выстрелил, ядро просвистело мимо уха Коркорана. Тот незамедлительно ответил, прострелив голову противнику, а потом градом выстрелов рассеял извивавшиеся фигуры по клумбам. Своим огнем он оттеснил толпу назад, к красным развалинам стены, но они снова вернулись, обезумевшие от вида полуобнаженной белой женщины, съежившейся за его спиной. Скоро в его кольте не осталось патронов. Тогда Коркоран пустил в ход саблю. Сверкающей голубой молнией она обрушилась на голову ближайшего противника, и тот свалился с разрубленным черепом. Снова и снова высокий американец наносил удары и каждый раз попадал в цель. Он метался среди дервишей, как призрак смерти, мощными ударами выбивая из их рук оружие и ослепляя их быстротой своих наскоков. Происходило невозможное: один человек преградил путь целой орде! Но тут во двор ворвалась еще одна банда, на сей раз со стороны улицы. Высокая фигура в арабском бурнусе разрядила пистолет над головами толпы, Коркоран покачнулся, и его сабля лязгнула о каменную плиту, которыми был вымощен дворик. Он упал, словно подрубленное дерево, а из его головы потекла кровь. Дюжина сабель взметнулись вверх, но прежде, чем они опустились, Рут с криком бросилась к Коркорану и закрыла его своим телом. Клинки застыли в воздухе, а затем вся толпа бросилась врассыпную от одного рывка человека в бурнусе. Он наклонился, схватил Рут за руку и поднял ее. При свете факела она узнала лицо под гладкой тканью головной повязки.

— Латур! — зарыдала она.

— Ваш верный поклонник, мадемуазель! — иронично ответил он.— Пришел заявить свои права на вас, как и обещал!

— Скотина! Вы же убили его!

— Я редко промахиваюсь,— спокойно согласился он.— Довольно! Я получу то, за чем пришел! К чему борьба, маленькая дурочка! Неужели быть моей рабыней хуже, чем быть рабыней одного из этих черных скотов? Хартум пал; Махди — хозяин Судана, и я у него в большом фаворе! Идем же! В моем шатре мы отпразднуем победу!

Смеясь над тщетным барахтаньем девушки, перебежчик поднял ее на руки и понес к открытым воротам. Она так отчаянно боролась, что вряд ли чувствовала его похотливые руки на своих обнаженных бедрах и груди. Через плечо своего победителя она широко открытыми, испуганными глазами смотрела на неподвижную фигуру Коркорана, лежавшую среди груды искромсанных черных тел.

Как только за перебежчиком с его ордой закрылись ворота, из тени выскользнула стройная, смуглая фигурка и, подняв тлеющий факел, прокралась к бесчувственному американцу. Он был достаточно тяжел, но тонкие руки женщины оказались на удивление сильными. Она проволокла его по двору и затащила в комнату. Там женщина задернула занавеску и зажгла светильник. Вероятно, свет, бьющий прямо в глаза, привел Коркорана в чувство. Он заморгал и сел, ощупывая пустой ремень от кобуры, потом поднял недоуменный взгляд на Зельду. Сомалийка стояла перед ним подбоченившись, с самым наглым видом.

— Где Рут? — спросил он.

Теперь, когда у него в голове прояснилось, он стал различать звуки, сопровождавшие разграбление Хартума: отдаленные крики, торжествующие вопли, выстрелы. Запекшаяся на голове кровь стягивала ее обручем.

— Ее захватил Латур,— спокойно ответила Зельда.— Пуля француза только зацепила вас. Они оба решили, что вы мертвы.

Коркоран выругался и, шатаясь от слабости, поднялся на ноги.

— Я убью его! Она ему не достанется!

— Она уже ему досталась! — Зельда бесстыдно вильнула бедрами, обтянутыми короткой юбкой с разрезами по бокам. Глаза женщины выражали скорее приглашение, чем просьбу.

— Не будьте дураком! Они отправились в лагерь Махди, что неподалеку от берега. Неужели вы надеетесь добраться туда и, тем более, спасти ее?

Отчаяние охватило его.

— К чему ты клонишь?

Сомалийка приблизилась к нему вызывающей походкой, позволив оценить все свои зрелые прелести. Затем обеими руками приподняла полные груди и спросила:

— Ну разве я не красива? Я люблю сильных мужчин, таких, как ты! Я не испытываю к тебе ненависти за то, что ты ударил меня! Я могла бы полюбить тебя, красавчик! Когда ты колол в саду дервишей, я сгорала от желания!

Коркоран знал, что есть женщины, которых привлекает животная сила, а изысканные манеры вызывают лишь презрение. Белое тело Рут все еще волновало его воображение. А что касается Зельды… Сомалийка вызывала у него отвращение, если вообще нормальному мужчине может быть отвратительна красивая женщина. А Зельда была на самом деле красива — дикой, дерзкой, чувственной красотой.

— Ты в моей власти,— насмешливо произнесла она,— Хартум пал, Гордон мертв: я видела его голову, надетую на копье. Махди — хозяин во всем Судане. Я спасла тебе жизнь, потому что люблю твою силу, но я могу закричать, и тогда придут люди и отрежут тебе голову! Выбирай!

Коркоран не испытывал страха перед смертью, но, мертвый, он не сможет вызволить Рут из рук Латура; в его душе все еще теплилась надежда спасти девушку. Он подавил желание схватить насмешницу и свернуть ей шею.

— Выбирать? — рявкнул он.— Так вот же мой ответ!

С этими словами он грубо схватил ее, сорвал юбку и швырнул сомалийку на кушетку. Когда же он исследовал руками ее грудь и все сокровенные тайники ее тела, ему не пришлось притворяться, чтобы изобразить страсть…

* * *

Рут Брентон устало смотрела сквозь позолоченную решетку маленького оконца. Над грязными, беспорядочно разбросанными крышами Омдурмана, этой варварской столицы Махди, садилось солнце. Прошло пять месяцев, как пал Хартум, пять месяцев ужаса и стыда для Рут Брентон. За занавешенной дверью комнаты, где она находилась, раздавались голоса других женщин — турчанок, арабок, египтянок, разделявших с ней ее рабство. Она была любимой, но не единственной женщиной Латура. Француз теперь мало отличался от любого дикого суданца, вставшего под знамена Махди. Дервиши богатели на грабежах; взамен крытых тростником хижин они строили себе дома из камня и глины, а невольничьи рынки пополняли их гаремы. Рут, как и все пленницы сераля, была одета в красные сандалии и легкий шелковый халат, стянутый широким бархатным кушаком, расшитым жемчугом. Сейчас она содрогалась от отвращения, глядя на варварскую сцену.

Аллея, на которую выходило ее оконце, заканчивалась рыночной площадью, где расхаживали, жестикулировали, ссорились и даже занимались любовью чернокожие мужчины и женщины. Одна одинокая мужская фигура в арабской одежде, прохаживающаяся по аллее почти под окнами сераля, привлекла внимание Рут. Было в его наружности что-то отдаленно знакомое, хотя, конечно, она его никогда не видела. Он ленивой походкой подошел к окну, и Рут уже было собралась отскочить вглубь комнаты, но он поднял складку своего бурнуса и открыто посмотрел на нее. Лучи солнца осветили его лицо, и она чуть не вскрикнула, вцепившись в оконную решетку, чтобы не упасть от внезапно охватившей ее слабости.

Это был человек, которого она давно оплакала,— Эммет Коркоран!

Мгновение спустя он закрыл лицо складкой бурнуса и, остановившись прямо под окном, поднял палку, что валялась на дороге. Небрежно наклонившись, он нацарапал палкой на песке: «Будьте готовы. Я приду за вами, как только стемнеет-. Затем он стер сандалией надпись и удалился к площади, где быстро смешался с толпой. Рут опустилась на кушетку, а сердце ее колотилось, как пойманная птица. Надежда на спасение затмевалась радостью от того, что он жив, и болезненным ужасом: ее возлюбленный может попасть в лапы врага! Одно неосторожное слово или жест обречет его на мучительную смерть… Она не раз видела, как на рыночной площади люди Махди сжигают заживо своих врагов или сдирают с них кожу.

Ее вдруг охватил страх, что она вьщаст свое возбуждение. Она должна тщательно скрыть его, особенно от Зельды. Та появилась в лагере и присоединилась к гарему Латура вскоре после разграбления Хартума. Сомалийка слишком боялась Латура, чтобы открыто мстить Рут, но при всяком удобном случае вымещала на ней свою злобу. Рут ненавидела и боялась ее, а в последнее время на лице Зельды стала появляться злобная ухмылка, наверняка предвещавшая очередную жестокость.

Когда вошел Латур, Рут вскочила. Француз окончательно деградировал. От постоянных дебошей лицо его погрубело и обрюзгло. Латур недолюбливал своего хозяина. Он жил в постоянном страхе, что Мухаммед проведает о Рут и отберет у него белую девушку. Поэтому француз держал ее в более строгом заточении, хотя у нее не было ни малейшего шанса одной удрать из города. Рут ненавидела Латура, но ее страх перед Махди был сродни кошмару. Она дрожала, когда видела, как он едет верхом по рыночной площади, огромный и бородатый. Но в последнее время Латур обращался с ней довольно жестоко. Рут доставалось даже кнутом из кожи носорога. Сейчас же он грубо стал целовать ее, затем посадил к себе на колени и принялся играть ее обнаженной грудью. Она покорно терпела, хотя все внутри кипело от отвращения. Латур догадался о ее чувствах и взбесился.

— Значит, тебя раздражают мои ласки! — рявкнул он.— Захотела хорошего кнута?

— Нет! — Она ужаснулась его угрозе и заставила себя обвить руками его шею.— Не бей меня, пожалуйста! Я же всегда подчиняюсь тебе!

— Да! — огрызнулся он,— но с неохотой! С явным отвращением! Ты меня ненавидишь, будь трижды проклята твоя британская душа! Не пытайся отрицать! Я…

Вдруг в коридоре раздались чьи-то тяжелые шаги, послышались пронзительные крики рабынь, покидавших смежную комнату. Занавеска была сорвана, и перед ними появилась целая банда воинов, которую возглавлял предводитель с мечом в руке. Латур в ярости вскочил.

— Что означает ваше появление в моем доме?

— Я не обязан объяснять свои поступки, я подчиняюсь нашему господину Махди! — надменно ответил предводитель.— Я получил приказ доставить эту английскую девушку в его дворец!

Латур задрожал; сначала казалось, что он выхватит меч и бросится на непрошеного гостя, с улыбкой ожидавшего, что будет дальше. Перебежчик и местные подданные Махди не особенно любили друг друга. Но страх в душе француза оказался сильнее ярости. Его смуглые щеки посерели, и он угрюмо произнес:

— Что ж, забирайте ее. Я подчиняюсь приказу Махди!

— И правильно делаешь, белый человек! — высокомерно произнес предводитель.— Ты же знаешь закон: все пленники должны доставляться в Беит-эль-Мааль, дворец нашего хозяина, и он сам решает: продать или подарить своим подданным или оставить себе! Ты нарушил этот закон, присвоив себе белую женщину. Махди великодушно сохраняет тебе жизнь, учитывая твои прежние заслуги, но берегись!

Грубо схватив Рут за плечо, он толкнул ее к двери.

— Латур! — неистово закричала Рут.— Пожалуйста, ради Бога, не позволяй ему вести меня к этому животному!

Француз угрюмо опустил глаза, чтобы не встречаться с безумным взглядом девушки. Предводитель презрительно шлепнул ее по мягким бедрам и толкнул впереди себя. Она понуро вышла из комнаты… Наконец, с громким стуком за ними захлопнулась дверь дома Латура.

Латур выругался. Вдруг он заметил, что гобелен на стене шевельнулся. Француз стремительно бросился к нему и вытащил из-за гобелена Зельду.

— Ты зачем здесь спряталась?

— Я испугалась солдат.

— С каких это пор ты стала бояться мужчин? Ты лжешь! Ты…

Вдруг, увидев на ее лице злобную усмешку, он все понял и разразился потоком брани:

— Так это твоих рук дело? Черт тебя подери, это ты привела сюда солдат? Ты сказала Махди, что в моем доме живет белая девушка! Ты ненавидишь ее и меня, сучка!

Она вскрикнула, увидев, что Латур выхватил саблю, но тут же затихла, когда он рывком всадил лезвие ей в грудь. Француз вырвал саблю из груди умирающей Зельды, оттолкнул ее и, шатаясь, направился к графину с вином. Внезапно дверь распахнулась, и перед ним выросла высокая фигура мужчины в арабском бурнусе и с пистолетом в руке.

— Где она, Латур? — резко спросил он по-английски.

— Кто?

— Рут Брентон.

— Ее забрал Махди! Но…— Латур прищурился.— Господи, Коркоран! А я думал, что убил вас!

— Другие тоже так думали. Эта девица, что лежит на полу, спасла меня — из своекорыстных побуждений. В конце концов, я покинул ее и попытался пробраться в Омдурман, где меня схватили работорговцы и увезли в Дарфур. Мне понадобилось немало времени, чтобы сбежать от них и вернуться сюда, и вот теперь…

— А теперь Махди весело проводит время с вашей дамой сердца! — злорадно рассмеялся француз в припадке ревнивой ненависти.— Он отобрал ее у меня, но пусть уж лучше она достанется ему, чем вам! Она любила вас! Поэтому ненавидела меня! За это я и возьму вашу голову! Вы же не осмелитесь стрелять! Явиться переодетым сюда было не так уж и сложно, но на выстрел сбегутся не менее сотни человек! Твою голову я пошлю Махди, собака!

Выхватив саблю, он с диким хохотом бросился на Коркорана. Тот не осмелился выстрелить, а лишь сделал шаг в сторону и выхватил саблю. Латур рассмеялся каким-то лающим смехом. Он брал уроки фехтования в лучших школах Парижа, Коркоран же учился в пустыне, где никто не повторяет своих ошибок!

Латур сделал отвлекающий маневр и бросился на противника. Коркоран согнулся и вонзил острие ему под руку.

Латур слишком поздно осознал свою ошибку. Крик, вырвавшийся из его груди, был прерван, так как сокрушительная сабля Коркорана разрубила его челюсть до самых зубов. Латур упал на тело Зельды и лежал, судорожно подергиваясь. Коркоран плюнул на тело и отвернулся.

Толстые ковры заглушали стук сандалий. Никто не слышал и не видел фигуру, что выскользнула в боковую дверь и растаяла в темной аллее.

Коркоран поспешил к определенному месту в городе возле рыночной площади. Там он должен был встретиться с коптом убежавшим от своего хозяина-дервиша. Копт знал, где можно украсть лодку для опасного путешествия по Нилу. Теперь он должен сказать копту, что им придется отложить побег до тех пор, пока ему, Коркорану, не удастся вызволить Рут из дворца Махди. Он уже разрабатывал план. За несколько дней, проведенных в Омдурмане в поисках Рут, ему удалось получить определенное представление о плане дворца Мухаммеда.

* * *

На рыночной площади горели огни, люди шатались и орали пьяными голосами. Еще несколько шагов, и он дойдет до аллеи, где встретится с коптом, и тот скажет ему, где спрятана лодка. Коркоран бросил рассеянный взгляд на отрубленные головы, выставленные на кольях. В этом адском городе свежие головы появлялись на остриях почти каждый день. Вдруг словно чья-то ледяная рука сжала ему сердце. При свете огней он узнал один из трофеев, гладящих на него пустыми глазницами. Это была голова того самого копта, который намеревался убежать вместе с ним. Беглого раба узнали, когда он шел на условленную встречу. Наказание не заставило себя ждать. Коркоран был словно парализован свалившейся на него бедой. Затем он повернулся к дворцу Махди. Судьба к нему не благоволила, но, по крайней мере, виновник его несчастий его не переживет. Он безжалостно убьет Махди, а потом будет уничтожать черные орды, пока не утолит жажду крови.

Десять минут спустя Коркоран скользнул в аллею, что протянулась вдоль дворца Мухаммеда. Несмотря на темноту, он, тем не менее, увидел человека, сидевшего на корточках, с кривой саблей в руках. Коркоран знал, что это эмир и что он, должно быть, во временной опале у Махди. Холуйское задание охранять заднюю аллею следовало понимать как наказание.

Махди поставил охрану, скорее, формально, нежели с какой-то другой целью, так как не верил, что враг может пробраться к нему. Коркоран, как тень, навис над спящим эмиром. Чтобы войти, он должен был переступить через эмира и тем самым, конечно, разбудить последнего. Он трижды поднял саблю и трижды опускал руку, проклиная свою щепетильность. Но Коркоран не мог заставить себя убить спящего человека, даже дервиша. Подняв саблю еще раз, он ударил эмира плашмя, лишь оглушив его.

Только одна дверь выходила на аллею. Она была заперта, но тонкое лезвие ножа, просунутое между дверью и косяком, приподняло перекладину. В следующее мгновение Коркоран уже был в коротком, увешанном коврами и гобеленами коридоре, освещаемом медными лампами. Через несколько футов коридор кончался занавешенной дверью, а за ней раздавались звуки, от которых красный туман закрыл все перед его глазами,— истерическое рыдание женщины и грубый гортанный смех мужчины. Он отдернул занавеску, и ему навстречу бросился огромный негр. Дервиши, привыкшие к лохмотьям, в которых Махди обычно появлялся на людях, едва бы узнали его в блестящей фигуре в шелке и золоте, представшей перед Коркораном. Рут, стоявшая за его спиной, уронила золотую вазу, с помощью которой она пыталась бороться, и, плача от облегчения, опустилась на пол.

Когда-то Махди был признанным борцом. Вот и сейчас его ловкости хватило на то, чтобы увернуться от Коркорана. В результате этого удара на толстой шее Махди выступила кровь, и, прежде чем Коркоран смог нанести второй удар, Махди сцепился с ним. Американец сжал толстую шею, пытаясь заглушить бешеный вопль Махди, и гигантская фигура согнулась. Находясь слишком близко, чтобы пустить в ход саблю, Коркоран нанес удар в челюсть рукояткой пистолета. Махди распростерся на полу, из раны на его шее текла кровь. Коркоран поднял меч, чтобы снести ему голову, но звук, раздавшийся позади, заставил его повернуться.

Эмир, которого он оглушил на аллее, стоял в дверях, его глаза были широко распахнуты от ужаса.

— Махди! — Он разинул рот от удивления.— Ты убил его! У него горло перерезано…

— Да, я его убил! — выпалил Коркоран, молниеносно сообразив, в чем дело.— А ты мне помог…

— Ты — ты сумасшедший! — У эмира глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

— Да? Кто тебе поверит, если ты будешь это отрицать? Ты попал в опалу, иначе тебя не поставили бы охранять эту аллею. Это холуйская работа. Как я мог пробраться сюда без твоей помощи?

— Ты не сможешь это доказать! Тебя разорвут на части!

— Разумеется! Но и тебя тоже. Мне не придется ничего объяснять. Я лишь скажу, что ты нам помог, и тебе не дадут возможность доказать свою невиновность.

Эмир упал на колени.

— Сжалься, ради Аллаха! Давай разойдемся с миром и будем молчать о случившемся!

— Этим не отделаешься! — отрезал Коркоран.— Ты должен помочь нам выбраться отсюда. Прежде чем станет известно, что Махди мертв, пройдет несколько часов. Его люди знают, что в гареме появились новые женщины, и не посмеют помешать ему, по крайней мере до зари. Как эмир, ты сможешь взять на площади все, что захочешь,— мы возьмем верблюдов, еду, воду, а также нескольких солдат для эскорта. Твоя известность поможет нам выбраться из города. Через час мы будем на пути в безопасное место.

— До Египта далеко,— содрогнулся эмир.

— Кто говорит о Египте? У меня друзья в Абиссинии. Мы переправимся через реку южнее города и проследуем к границе. Ехать придется очень быстро, опережая новости из Ом-дурмана. Я поручусь за тебя перед моими эфиопскими друзьями, и, если ты будешь среди них, месть дервишей тебя не настигнет.

— Идем! — Эмир вскочил, весь в напряжении от нестерпимого желания поскорее покинуть дворец.

Коркоран укутал Рут в плащ, поднятый с кушетки, и предупредил его:

— И не дури у меня! Если ты попытаешься предать меня, я крикну, что ты помог мне убить Махди. Идем!

Мгновение спустя они уже пробирались по аллее. Через пять минут эмир невнятным голосом раздавал приказания рабам — навьючить верблюдов мешками с провизией, позаботиться о запасах воды… Две укутанные в плащи фигуры стояли в тени за его спиной. Немного погодя дюжина скаковых верблюдов, раскачиваясь, быстро двигалась на юг.

Только когда огни Омдурмана уже поблескивали далеко позади, Рут осмелилась спросить:

— Махди действительно мертв?

Он приложился губами к ее уху.

— Нет. Просто оглушен. Но эмир ничего не узнает, потому что мы будем ехать очень быстро, опережая слухи из Омдурмана. Он обеспечит нам проход до границы, я же помогу ему проследовать дальше, так что, сам он не посмеет нас убить. Мы в безопасности, девочка! А Махди обречен. Я слышал, как его подлое сердце стучало, словно военный барабан. Он долго не протянет.

Пророчество Коркорана сбылось меньше чем через неделю… Но сейчас американца гораздо больше интересовала девушка, находившаяся в его объятиях, нежели что-либо еще. Он крепко прижал ее к себе, чувствуя, как тонкие руки обвились вокруг его шеи, и видя, как блестят ее глаза при свете звезд. Все ужасное осталось позади — а впереди их ждали безопасность и счастье, которое обещала любовь этой молодой девушки, чью грудь он нежно ласкал.

 

 

Истории о Стиве Аллисоне

 

 

1

Оглядев вестибюль отеля, Хелен Трантон приятно удивилась, узнав две знакомые фигуры.

— Стив Аллисон и Билли Бакнер! —– воскликнула она.— Интересно, какими судьбами они оказались в Берлине?

— Что, твои друзья? — поинтересовался ее спутник, молодой блондин с закрученными вверх усами.

— Разумеется! — Она быстро пошла по вестибюлю, сопровождаемая блондином, чье лицо выражало недоумение.

— Стив! Билли!

Оба молодых человека быстро повернулись в ее сторону.

— Мисс Хелен Трантон! — воскликнул Аллисон, пожимая протянутую руку.

— Какой приятный сюрприз! — произнес Бакнер, покраснев до корней волос.

— Я тоже очень рада видеть вас! — ответила Хелен и представила своего спутника, капитана Людвига фон Шлидера.

Капитан, приложив к глазу монокль, с едва уловимым презрением окинул взглядом двух американцев.

— Что вы делаете в Германии? — поинтересовалась Хелен.— Я думала, вы отправились в Мексику!

— Да, мы собирались в Мексику,— улыбнулся Аллисон,— но там сейчас для нас слишком жарко! Вот решили посетить страну Бронированного кулака как коллекционеры!

— Коллекционеры? — удивилась Хелен.— И что же вы коллекционируете?

— В основном драгоценности,— пояснил Аллисон.— Мы работаем на одну корпорацию, которая оплачивает нам расходы и выделяет наш пай драгоценностями!

— Замечательно! — воскликнула Хелен.— Я бы хотела еще повидаться с вами! Вы остановились в этом отеле?

Аллисон кивнул.

— А вы, полагаю, здесь на отдыхе?

— Да! — рассмеялась она.— Я все время отдыхаю! Порхаю, как бабочка, с места на место и живу в свое удовольствие! Вскоре я отправлюсь на один прием, и мне очень бы хотелось, чтобы вы оказались в числе приглашенных!

Тут в разговор вмешался капитан:

— От имени моего друга, Эриха Штайндорфа, возьму на себя смелость пригласить вас на этот прием, господа!

— О, как это мило с вашей стороны, капитан! — обрадовалась Хелен.

— Мы всегда рады видеть у себя друзей фройляйн Трантон! — любезно осклабился капитан.

— Вы обязательно должны пойти! — воодушевилась девушка.— Прием состоится в старом замке Шварцвальд! Только представьте себе, как это увлекательно и романтично!

— Разумеется,— согласился Аллисон.— Мы будем просто в восторге!

Позже, уже в номере, Бакнер дал волю своему недовольству.

— Что с тобой, Стив? Треплешься о драгоценностях да еще принимаешь приглашение на какой-то дурацкий прием! Тоже мне, замок Шварцвальд! Мы еще, между прочим, ничего не разведали в Берлине!

— Мне не хотелось лгать мисс Хелен! Мы же коллекционируем драгоценности, правда? — отозвался Стив Аллисон.

— Только совершенно необязательно сообщать об этом первому встречному! — вспылил Бакнер.— От такой откровенности мне становится не по себе! У меня возникло чувство, будто сам Мориарти схватил нас за шиворот! Как ты думаешь, почему этот пивной бочонок с моноклем так охотно пригласил нас на прием?

— Наверное, потому, что чудаки, коллекционирующие драгоценности, обычно имеют при себе кругленькие суммы наличными! Когда какой-нибудь промотавшийся герцог продает свои фамильные побрякушки, он предпочитает получить деньги сейчас же! Ты заметил, какие пальцы у этого фон Шпундера? Длинные, тонкие и ловкие. Держу пари, что они умеют лишь тасовать карты! Наверняка из племени настоящих игроков!

Бакнер кивнул. Кстати, у Стива Аллисона были точно такие же пальцы!

— Этот фон Швихтер задумал пригласить нас на дружескую игру и обобрать до нитки! Что ж, доставим ему такое удовольствие! Меня ведь голыми руками не возьмешь! Этих любителей пива я хорошо знаю! Зато в замке нам может представиться случай присмотреть кое-что для нашей коллекции! А Берлин от нас никуда не денется!

— Ты, кажется, был когда-то в Англии на подобном приеме под видом частного детектива? —– спросил Бакнер.

Стив недовольно поморщился:

— Да, был. Я пришел туда как частный детектив и обнаружил среди приглашенных свою сестру Мэрион. Один из гостей был найден в своей комнате мертвым. Я отыскал убийцу и расправился с ним. Это оказалась здоровенная змея. Питон. Он сбежал из цирка и пробрался в замковую башню.

Бакнер встал, подошел к широкому окну и долго смотрел на оживленную берлинскую улицу. Его внимание привлек шагавший вразвалочку офицер, от которого испуганно шарахались цивильные граждане.

— Стив,— произнес Бакнер,— кажется, я вижу змею побольше, чем питон, а именно прусского офицера! Придет день, и эти змеи попытаются опоясать собой весь мир!

— Вполне вероятно,— согласился Аллисон,— но тогда их разрубят на мелкие кусочки! Пойдем побродим по улицам, поглазеем на прохожих!

Несмотря на достаточно сердечное приглашение на прием, Стиву показалось, что во взглядах присутствующих проскальзывало тонко завуалированное презрение к двум американцам. Среди гостей преобладали молодые дамы и мужчины явно из высших слоев общества; было несколько британцев, один русский и единственная американка — Хелен Трантон.

Огромный старинный замок Шварцвальд окружал мрачный лес, подступавший к самым его стенам. Крепостной ров за ненадобностью давно превратили в плавательный бассейн. Со времен средневековья сохранились лишь подвесной мост и громадные чугунные ворота. Гости не скупились на восторги и комплименты хозяину, Эриху Штайндорфу, высокому, крепко сложенному мужчине со светлыми волосами и такими же усами, закрученными вверх — по моде, принятой у большинства прусских офицеров.

Несмотря на внешнюю грубоватость и резкость манер, он обладал незлобным, добродушным характером. Благодаря своему богатству и деятельной натуре, Штайндорф пользовался в берлинском обществе достаточной популярностью. Замок, конечно, внутри перестроили в соответствии с современными вкусами. Огромный зал, где в средние века пировали хозяева со своими многочисленными гостями, теперь был разделен на курительные, столовые, спальни для гостей… Однако сохранились длинные коридоры, винтовые лестницы и лабиринты мрачных подземелий.

— Выберите себе комнаты! — предлагал гостям Штайндорф, энергично размахивая руками.— Их у меня полно! Пройдите по замку и выберите по вкусу!

Гости последовали приглашению хозяина и, оживленно переговариваясь, разбрелись по замку. Слегка замешкавшаяся Хелен Трантон почувствовала, как кто-то осторожно коснулся ее плеча. Быстро обернувшись, она увидела Билли Бакнера.

— Мы заняли верхнюю комнату в восточной башне,— тихо произнес он.— Постарайтесь поселиться поближе к нам! — И с этими словами покинул озадаченную Хелен.

Через некоторое время гости снова собрались в большой столовой, где подали второй завтрак, состоявший, в основном, из легких закусок и прохладительных напитков. После завтрака кто-то предложил поиграть в прятки, для чего древний замок с его укромными уголками и темными нишами был приспособлен как нельзя лучше. Комнаты и коридоры замка наполнились смехом и веселым визгом. Девушки и молодые люди бросились врассыпную в разные стороны: они занялись поисками, внезапно выскакивали из всевозможных укрытий, пугая друг друга.

— Нет, ты только подумай! — заметил Бакнер.— Оказывается, и взрослые могут резвиться не хуже детей!

— Послушай, дурачок! — прошептал Аллисон,— пойдем лучше поиграем в карты!

Стив никогда не упускал удобного случая испытать судьбу. Бакнер последовал за ним в игровую комнату.

Хелен разыскивала укромное местечко, намереваясь спрятаться; она распахнула первую попавшуюся дверь и оказалась в комнате, в которой, похоже, никто не жил с тех самых пор, как перестроили замок. Пол был покрыт пылью, а всю обстановку составляли несколько сломанных стульев. В комнате находилась еще одна дверь. Открыв ее, девушка увидела винтовую лестницу — наверное, по ней можно было попасть в одну из башен. На ступеньках также лежал толстый слой пыли. На лестнице было темно, и Хелен расхотелось здесь прятаться. Она закрыла дверь и вернулась к двери, ведущей в коридор. Вдруг ее охватило жутковатое чувство, будто кто-то или что-то наблюдает за ней с лестницы. Возможно, там спрятался один из гостей? Хелен вновь подошла к двери на лестницу и позвала. Ответа не последовало, и вдруг девушку охватила странная, безотчетная паника, Она повернулась, опрометью выскочила в коридор, прислонилась к стене и почувствовала, как краска стыда залила ее щеки. «Какая же я дура! — подумала она.— Тишина этого старинного замка действует мне на нервы. Хорошо, еще никто не видел, что я здесь вытворяла!»

В конце концов гостям порядком надоело прятаться. Собравшись в большом зале, они, смеясь, обменивались впечатлениями о своих приключениях. Затем Эриха попросили рассказать историю замка, и он, с явным удовольствием, выполнил просьбу.

— Этот замок с самого начала принадлежал семье Штайндорфов,— начал он.— Им владели многие поколения баронов, которые фактически полновластно хозяйничали в Шварцвальде. Их власть была абсолютной, и никто, кроме самых могущественных особ, не решался оспаривать их решения или противоречить им. Лет шестьдесят назад, однако, Штайндорфы приобрели еще один замок на берегах Рейна. С тех пор здесь никто не живет. Но не так давно меня осенило: а не устроить ли в этом замке место увеселения для моих друзей?

— Здесь обитают призраки, не иначе! — воскликнула одна гостья, оживленная молодая англичанка, мисс Элинор Уиннистон.— В таком мрачном старинном замке их просто не может не быть!

— Я тоже подумала, что столкнулась с привидениями.— И Хелен поведала о своих приключениях в комнате с винтовой лестницей.

— Эта лестница ведет в западную башню,— пояснил Эрих.— В этой башне никто не живет, и говорят, там действительно обитают призраки.

— Как интересно! — оживился один из гостей.— Расскажите об этом поподробнее!

— В начале пятнадцатого века замок принадлежал барону Отто Штайндорфу, известному своей силой и влиянием, а также невероятной волосатостью — чем-то он, как утверждали, очень напоминал обезьяну,— начал Эрих.— Этот человек не терпел над собой никакой власти. Все даже и пикнуть не смели без его дозволения. На одну из красивых девушек поместья он положил глаз. Барон послал за ней своих солдат, но она успела скрыться с его молодым оруженосцем. Влюбленных тем не менее настигли — они еще не успели уйти далеко — и доставили барону. Все последующие события развивались как раз в этой западной башне. Отто собственноручно убил юношу, а девушке предложил свободу в обмен на определенные услуги. Девушка отказалась, и барон взял силой то, что ему не дали добровольно. Затем, придя в ярость от ее сопротивления, он сбросил ее с башни. На следующее утро оруженосцы нашли обезглавленного Отто на полу верхней комнаты, его грудь была буквально исполосована ножом. Кто его убил и как убийце удалось убежать из замка, до сих пор остается загадкой. Правда, обитатели замка утверждали, что ночью из западной башни доносились звуки ожесточенной борьбы. Как-то некий рыцарь отважился провести ночь в комнате — утром его нашли у подножия башни. В конце концов на дверь башни повесили огромный замок. Эти легенды бытуют и поныне, и один из моих слуг покинул замок, заявив, что недалеко от западной башни его схватила длинная волосатая рука, высунувшаяся из какого-то потайного места. Я попытался проникнуть в башню, но, чтобы взломать огромный замок, потребовался бы динамит, да и дверные петли настолько проржавели, что вряд ли дверь удалось бы открыть. Задача не из легких, тем более что она сделана из прочнейшего материала, то ли из стали, то ли из чугуна, и толщиной не менее фута! Западная башня отличается от остальных тем, что там только одна дверь, в верхнюю комнату. Нижняя комната, очевидно, соединяется с верхней с помощью люка и внутренней лестницы. Превосходное место для зловещих преступлений!

— Неужели здесь еще кого-то убили? — спросила одна из девушек, явно жаждавшая ужасающих подробностей.

— В средние века здесь было совершено несколько убийств,— ответил Эрих,— но, в основном, преступления были совсем другого рода. Среди стен старого замка чаще раздавались крики девушек. Мои предки,— продолжал он с многозначительной улыбкой,— были завзятыми дамскими угодниками. Их ухаживания неизменно увенчивались успехом, хотя иногда и сопровождались насилием. Женщины часто сопротивлялись, но им редко удавалось устоять перед страстными поклонниками. Если барон проявлял к девушке благосклонность, от ее желания уже ничего не зависело!

— Прямо как в каменном веке,— засмеялась одна из молодых женщин.

— Нелегко приходилось девушкам, а? — заметил англичанин.

— Да, наверное,— ответил Эрих.— Но, как бы то ни было, они безраздельно принадлежали своему господину. Он делал с ними все, что хотел.

— Сильные, мужественные, властные.— Хелен Трантон покачала головой.— Этот тип мужчин у меня восхищения не вызывает.

— Рассказывайте, рассказывайте,— засмеялся Эрих.— Все молодые женщины втайне мечтают о том, чтобы какой-нибудь мужчина увез их силой и безраздельно властвовал над ними. Такова уж девичья натура! Они любят сильных, властных мужчин!

— Встречались мне такие типы,— заметил Стив Аллисон.— Одним из них был великан-бур, которого я видел в Родезии. Он вел себя как пещерный человек с любой встречавшейся на его пути чернокожей женщиной. Но однажды испробовал свою тактику с молодой англичанкой… Мы повздорили, и я покинул Родезию.

— А бур? — поинтересовался британец.

— Он и по сей день там живет,— пожал плечами Стив.— Если, конечно, его не сожрали шакалы!

Одна из англичанок, шокированная, вскрикнула.

— Значит, таково ваше отношение к подобным мужчинам? — Эрих всем своим видом выражал несогласие с Аллисоном.

Стив ничего не ответил.

— Может быть, кто-нибудь хочет сыграть в карты? — вмешался капитан фон Шлидер.

Предложение было с удовольствием принято. Некоторые из гостей прошли в игорную комнату, и игра началась.

— Может быть, герр Аллисон предпочтет американский покер? — поинтересовался капитан.— Здесь эта игра знакома.

— Да, покер мне как-то ближе,— признался Стив.

В игре приняли участие шестеро: Аллисон, капитан, русский по фамилии Зуранов, два англичанина и дородный немец фон Сейгель. Ставки были невелики, и Аллисон старался не выходить за рамки обычной игры. А Бакнер, оказавшись в отведенной ему комнате в восточной башне, сел у окна и принялся любоваться лесом. Через некоторое время к нему присоединился Аллисон, с бокалом шампанского.

— Мне удалось мельком осмотреть все комнаты,— сообщил он,— и заглянуть в некоторые ниши. Если Штайндорф и прячет здесь драгоценности или крупную сумму денег, то делает это очень умело. У тебя нет никаких догадок, где может быть подобное барахло?

— Я не очень внимательно рассматривал замок.— Бакнер пожал плечами.— Я только поднялся по винтовой лестнице в верхнюю комнату. Налей мне шампанского.

Стив налил шампанского и Бакнеру, и себе.

— Я был в верхнем коридоре,— объяснил Бакнер,— где расположено большинство комнат для гостей. В некоторых из них кое-кто уже весело проводит время. Там есть еще одна винтовая лестница, я воспользовался ею и оказался в большой комнате. Похоже, в ней уже много лет никто не жил — настолько она грязная. Там валяются какие-то доспехи, наверное, их носили средневековые рыцари. В комнате несколько больших окон с чугунными решетками, выходят они во двор замка. Услышав шаги, я проскользнул в одну из ниш в стене коридора. Появились Эрих Штайндорф и Далия Синклер, ну, знаешь, эта англичанка, и зашли в комнату. Подняв доспехи, Эрих сказал:

«Когда мужчины носили это, они были настоящими мужчинами. И брали то, что хотели, не обращая внимания на девичьи капризы!»

Далия что-то ответила, но я не расслышал. Эрих продолжал:

«Почему ты сопротивляешься? Я достаточно богат. Чего большего ты можешь желать? Или у тебя есть другой мужчина? Неужели я хуже этих жеманных дураков — твоих соотечественников? Или тебя интересуют недоумки американцы? Ни за что не поверю! Настанет время, когда Германия будет владеть всем миром! Тогда никто не посмеет сказать „нет» немцу. Бароны, мои предки, не выносили никакого неповиновения, не потерплю и я!»

«Не глупи».— Далия пожала плечами. Они направились к выходу. У двери Эрих остановился и загородил девушке дорогу.

«Старинный немецкий обычай, дорогуша. Один поцелуй, и я тебя пропущу».

«Что-то вроде заставы? — засмеялась она.— Да, ты настойчив!»

Она подставила хорошенькие розовые губки, и Эрих несколько раз ее поцеловал.

«Немецкий обычай, модифицированный так, чтобы не шокировать современных скромниц,— заметил он, когда они уже были в коридоре.— Я расскажу тебе, в чем заключался этот обычай в старину». Англичанка снова рассмеялась.

Бакнер замолчал и налил себе еще бокал шампанского.

— Что же произошло дальше? — Аллисон сгорал от любопытства.

— Я прощелся по большей части верхних коридоров, но ничего интересного не обнаружил. В основном большие комнаты, грязные и пустые; две-три из них могли бы быть дамскими будуарами. Подозреваю, что в прежние времена Эрих развлекался там со своими посетительницами!

— Разумеется! В Берлине модно приобретать старинные замки и превращать их в места развлечений. Так поступают многие молодые богатые немцы, а тебе известно, как они любят женщин!

— Потом,— продолжал Бакнер,— я спустился по лестнице и прошел по нижнему этажу. В некоторых комнатах и коридорах потолки выше, чем в других, на этом же этаже. В одной из комнат я обнаружил настоящую картинную галерею: изображения людей в доспехах, старомодных одеждах, и у всех как на подбор высокомерные, властные, жестокие физиономии! Не хотел бы я иметь таких предков! Однако, кажется, Эрих ими гордится! Наверное, потому, что сам похож на них! Портрета Отто там нет. Сдается мне, художники боялись подойти к нему на пушечный выстрел! Да, кстати, видел я эту западную башню, о которой хозяин так много рассказывал. Такая же башня, как и остальные. Наверное, в ней тоже две комнаты, как и в этой, нижняя и верхняя. Я осмотрел всю башню — от основания до крыши — и не обнаружил ничего, кроме двери в верхнюю комнату, на которой висит здоровенный замок. В коридоре есть винтовая лестница, рядом с площадкой перед дверью, а с другой стороны площадки — точно такая же. На этой второй лестнице было довольно темно, я решил, что она ведет в другую часть замка. И самое любопытное, Стив, из этой комнаты до меня донеслись звуки! Может быть, это летучие мыши, но похоже, что там двигалось что-то большое и тяжелое!

— Чушь! — фыркнул Стив.— Наслушался историй о призраках, вот они тебе всюду и мерещатся!

— Ничего подобного,— не унимался Бакнер.— Россказни о призраках меня ничуть не беспокоят, да и услышал я эти звуки еще до разглагольствований Эриха. Держу пари, здесь дело нечисто! Ты не допускаешь мысли, что у Штайндорфа в этой башне заперта девушка? Или какой-нибудь узник?

— Все может быть,— подумав, ответил Аллисон.— А вдруг там некий изобретатель работает над новым оружием?

— А может быть, изобретатель — узник? — предположил Бакнер.

— Ладно,— кивнул Аллисон.— Попытаемся выяснить. Ну, что ты делал дальше?

— Некоторое время я подождал, но больше ничего не услышал и отправился к другой лестнице. Было довольно темно, а лестница оказалась извилистой и крутой. Не люблю такие лестницы! Тут кто-то открыл дверь, я быстро спрятался и стал наблюдать. Как ты думаешь, кого я увидел? Хелен! Она огляделась, не заметила меня и снова закрыла дверь. Я бросился вниз. В двери есть небольшое отверстие, которое вряд ли можно заметить изнутри. Я заглянул в него и увидел большую, пустую, грязную комнату. Хелен как раз отходила от двери, но потом вдруг испугалась и выбежала из комнаты. Не хотелось пугать ее, но еще меньше хотелось объяснять, каким ветром меня занесло в эту башню! Мне почему-то кажется, что Эрих предпочитает, чтобы гости не интересовались западной башней. Я спустился в большой зал, где вскоре собрались и все остальные.

— Ничего, мы постараемся разобраться,— рассеянно произнес Аллисон, он уже погрузился в размышления над тайной западной башни.— Тем не менее нас наверняка ждут в зале.— Он поднялся.-— Бак, под любым благовидным предлогом ты покинешь зал и отправишься на разведку, а я расскажу гостям какую-нибудь длинную историю, чтобы отвлечь их внимание. Только постарайся никому не попадаться на глаза!

Бакнер молчал. Не очень-то его увлекала перспектива прогулки по длинным коридорам!

— Я, конечно, могу и сам все разведать…— продолжил Аллисон, но Бакнер прервал его:

— Я все сделаю, как ты говоришь, но если на меня нападут или я встречу что-то непонятное, я буду стрелять первым!

— Хорошо, только не попади в кого-нибудь из гостей! Не хватает еще вляпаться в мокрое дело!

Бакнер кивнул.

В большом зале гости оживленно сражались за карточным столом, некоторые пары танцевали. Эрих, играя роль заботливого хозяина, переходил от одной группы к другой в самом добродушном и веселом настроении. Несколько молодых женщин, заинтригованных историями о призраках, окружили его. Вскоре к ним присоединилось большинство гостей, и снова в ход пошли длинные истории о замках, населенных призраками, и совершенных в старину преступлениях. Аллисон, протанцевав с Хелен Трантон, подошел к группе, увлеченной очередной историей, и как бы невзначай взглянул на Бакнера, занятого игрой в карты. Тем временем одна немочка закончила делиться впечатлениями об известных ей фактах непристойного поведения некой средневековой графини. Стив принялся за осуществление задуманного плана.

— Я американец, и наша семья живет в Америке на протяжении вот уже трех веков, но Аллисоны родом из Шотландии, и некоторые старинные легенды этой страны передаются из поколения в поколение. Я вам расскажу историю из времен войны на границе, когда правили первые шотландские короли. Мирное население подвергалось набегам разбойников с равнин, они мародерствовали, сжигали селения, расправлялись с теми, кто пытался оказывать им сопротивление. Руки разбойника Черного Ферпоса, моего старинного предка, обагрены кровью многочисленных жертв. Английский и шотландский короли обещали за его голову огромные деньги.

Пары перестали танцевать, игроки покинули столы, и все окружили Аллисона. Он был превосходным рассказчиком, гости слушали с неос-лабевавшим вниманием, и им казалось, что они сами являются свидетелями страшных битв. Это была не романтическая история о завоевании женских сердец, а повествование об отчаянной, неистовой борьбе мужчин против мужчин. Холодные дикие горы, бесплодные пустоши и люди, дикие и мрачные, как и земля, на которой они жили. Некоторые сцены описывали безграничную, дикую жестокость человека, от которой у бесшабашных любителей удовольствий волосы вставали дыбом. Аллисон заметил интерес гостей и старался вовсю, чтобы дать Бакне-ру достаточно времени обследовать западную башню. Наконец закончив рассказ, Аллисон встал:

— Прошу прощения за то, что утомил вас. С вашего позволения я удалюсь. Я привык рано ложиться спать!

Когда он пересекал зал, все гости смотрели ему вслед.

— Странный малый,— заметил один из англичан, а русский задумчиво улыбнулся.

— Наверное, он похож на своего древнего предка Фергюса,— заметила Далия Синклер.— Хелен, неужели все ваши соотечественники — убийцы?

— Разумеется, нет! — рассмеялась Хелен.

— Ну, кто еще знает увлекательную историю об убийстве? — легкомысленным тоном поинтересовался кто-то из гостей.

— Нет уж, довольно об убийствах!— воскликнула молодая немочка.— После рассказа герра Аллисона, я боюсь даже оглянуться!

— Тогда давайте без убийств! — предложил Эрих.— О каком-нибудь веселом бароне, вроде добродушного старого Людвига Штайндорфа, любимым развлечением которого было раздевать молодых женщин из окрестных деревень, надевать им на лица маски, а потом заставлять молодых людей искать среди них своих жен и возлюбленных!

— Редкий хам! — прокомментировал англичанин.

— Вовсе нет.— Эрих громогласно рассмеялся.— Женщинам не причиняли ни малейшего вреда, хотя, вероятно, им было немного стыдно. У вас, британцев, ложные представления о женской скромности!

Штайндорф отхлебнул вина. Зуранов, пристально взглянув на него, предложил возобновить танцы.

Стив Аллисон, в это время находившийся в своей комнате в восточной башне, услышал шаги, пружинисто, по-кошачьи, вскочил с кресла, выхватив пистолет, но тотчас же вложил его в кобуру, увидев Бакнера. Прежде чем заговорить, тот крепко запер дверь, а уж потом повернул к Стиву бледное лицо. Одежда его выглядела не лучшим образом. Налив в бокал вина, он сел.

— Тебя кто-нибудь видел? — спросил Аллисон.

— Никто, но самое странное заключается в том, что я тоже никого не видел!

Аллисон помалкивал, ожидая, когда Бакнер придет в себя и обо всем расскажет.

— Сначала я пошел к восточной башне, потом сделал круг и направился к западной,— начал Бакнер.— Я вошел в эту чертову комнату и увидел там винтовую лестницу. Не успел я подняться на несколько ступенек, как тут на меня сверху упало что-то тяжелое. Я не стал стрелять, решив, что это мог быть кто-нибудь из слуг или гостей. Сцепившись, мы покатались вниз по лестнице. Странное существо, кем бы оно ни было, не пыталось пустить в ход кулаки, но, похоже, старалось оторвать мне руки и ноги! Только когда мы ударились о подножие лестницы, оно ослабило хватку. Собрав все силы, развернувшись, я хотел врезать ему в челюсть, но его лица я не увидел! Это чудовище двигалось прямо на меня, и мне ничего не оставалось, как отскочить в сторону! Оно со всего маха врезалось в лестницу и поползло по ней, очевидно предположив, что я наверху! Я же, недолго думая, поскорее унес ноги из этой жуткой комнаты!

— Кто же это мог быть? — недоумевал Стив.

— Ума не приложу! — Бакнер заколебался и посмотрел на Аллисона.— Стив, помнишь, Штайндорф рассказывал, что барон Отто был весь покрыт волосами! Так вот, чудовище, с которым я сцепился, напоминало гориллу!

Стив пожал плечами:

— Ты хочешь, чтобы я поверил в существование Отто?

— Не знаю, но если это был человек, почему он не дрался кулаками или оружием? А если это было животное, почему оно не пустило в ход клыки и когти? Нет, Стив, это было не животное! У него были руки! Причем не то пять, не то шесть! И должен признаться, сильнее человека я еще не встречал!

 

 

2

Вечеринка в Пиретто-Плейс была в самом разгаре. Сочетание кабаре и игорного дома являлось сенсацией и весьма привлекало прожигателей жизни. Танцующие пары выделывали самые модные и замысловатые па, гремел джаз, вино текло рекой. В игорном зале наверху атмосфера была накалена до предела. Группа щегольски разодетых молодых людей и дам в мехах и драгоценностях, увлеченных рулеткой, фараоном и покером, расточали деньги с такой быстротой, что даже у бывалых картежников захватывало дух. За одним из столиков сражались в покер четверо молодых людей. Один из них, профессиональный игрок, состоявший в штате заведения, был спокоен и бледен. Двое других принадлежали к столь распространенному на Бродвее клану хорошо одетых, элегантных, всюду принимаемых молодых людей. Внимание привлекал четвертый — с тонкими чертами лица, узкими серыми глазами и черными волосами. На первый взгляд он был здесь совершенно не ко двору, однако вел себя легко и непринужденно. Юноша не имел ничего общего с молодыми завсегдатаями этого заведения, что-то в нем заинтриговывало, вызывало интерес. За столом он был самым молодым, но его ставки были самыми высокими. В его манерах чувствовалось уважение к игрокам, но иногда в этом уважении проскальзывала доля насмешки. Стив Аллисон недолюбливал молодых «белых воротничков», хотя они и принимали его за своего. Бросив взгляд на рулетку, он задержал его на маленькой, стройной красавице — брюнетке, швырявшей деньги горстями. Он пожал плечами и сделал ставку, по сумме эквивалентную той, которой она лишилась. Это не представляло собой большого риска, потому что Стив был профессиональным игроком, хотя его друзья и не догадывались об этом. Девушка наслаждалась жизнью, явно возбужденная игрой, а может быть, и шампанским. Не было никакого сомнения, что в обществе этих кутил она новичок. Щеки ее пылали, а звонкий, чистый смех заглушал шум в игорном зале. Она была совершенно бесшабашной: проигрывая деньги, весело смеялась и, откинув назад непослушные локоны, удваивала ставку. Так продолжалось снова и снова. Молодые женщины, как завороженные, не без ревности наблюдали за ней; мужчины, толпившиеся вокруг, бросали на нее такие взгляды, что Стив невольно выругался про себя. Находясь достаточно близко к рулетке, он мог слышать все разговоры, не боясь быть уличенным в подслушивании.

— Ну,— уговаривал девушку один из молодых людей,— крутаните рулетку еще разок, чтобы сделать ставку!

— Я разорена! — смеялась она.— Сначала мне надо взять немного денег у Стива!

— Не отвлекайте Стива, он выигрывает!

— Так что вы предлагаете? — поинтересовалась она.

— Сто долларов за один поцелуй!

— Идет! — засмеялась она.— Условия достаточно справедливые!

Стив, не произнеся ни слова, положил карты и встал. Он не был ханжой и вовсе не возражал против того, чтобы девушка приятно провела вечер, но у него имелись весьма старомодные взгляды на поцелуи: неужели его сестра настолько не ценит себя, что позволяет целовать себя всем без разбора! Особенно этому хлыщу! Стив был знаком с ним и знал, что один только его взгляд может запятнать репутацию девушки!

— Приготовьтесь к поцелую, Милли! — засмеялась одна из дам.— Курт всегда получает все, что хочет!

Курт Фаннер улыбнулся и поклонился, польщенный комплиментом. В эту минуту Стив подошел к рулетке, схватил деньги, выложенные

Фаннером, и всунул их в ладонь ошеломленного молодого человека.

— Ставка бита! — сообщил он.

— Но почему? — Курт запнулся и покраснел.— Что вы хотите этим сказать?

Стив шагнул вперед и уперся взглядом в лицо Фаннера.

— Вы хотите со мной поспорить по этому поводу? — тихо произнес он.

Фаннер был шире, выше и явно тяжелее Аллисона, но затевать с ним драку не имел ни малейшего желания. Внешность Стива была обманчива, и Курт знал это, потому что видел, как тот одолел в кровавом поединке чемпиона Нью-Йорка в легком весе. Сейчас Стив Аллисон напоминал пантеру, изготовившуюся к прыжку. Фаннер, вежливо поклонившись, отступил, всем своим видом показывая, что он не такой грубиян, как Аллисон, и тем самым намеревался поставить юношу в неловкое положение. Стив проигнорировал его маневр и повернулся к сестре:

— Пора домой, Мшщред!

Милдред вовсе не горела желанием покидать общество и очень рассердилась на Стива, но, встретившись взглядом с пылавшими гневом глазами брата, сочла за лучшее не спорить с ним. Она встала, извинилась перед играющими и вышла вместе с братом на улицу, где Стив попытался найти такси.

Наконец Милдред дала выход своему негодованию. Она яростно упрекала Стива, что тот не дал ей повеселиться.

— Ты настоящий тиран! — визжала она, топая ножками.— Не поеду я домой! Говорю тебе, не поеду!

Но все напрасно. Стив, способный справиться с тремя мужчинами, не собирался уступать девчонке ростом в пять футов и весом меньше ста фунтов! В этот момент к тротуару подрулила машина, и Стив, подняв сестру на руки, запихнул ее в такси и сел рядом.

— Милли, перестань капризничать! — увещевал он сестру, а та с трудом сдерживала себя. Такси подъехало к роскошному зданию, похожему на королевский дворец.

— Все уже, наверное, легли спать,— заметил Стив, направляясь к боковому входу.

— Ничего не легли! — возразила Милдред.— Мэдж на балу. У нее нет сумасшедшего старшего брата, который увозит ее отовсюду! — многозначительно добавила она.

— А следовало бы! — отрезал Стив.

Когда они поднялись на этаж, где у каждого из них была своя комната, Милдред решила вернуться к выяснению отношений.

— Судя по тому, как ты со мной обращаешься, люди подумают, что у меня несносный характер,— начала она.

— Я не хочу, чтобы тебя целовал Курт Фаннер или кто-либо другой,— проворчал Стив.

— Ты тиран!

— Я не тиран. Просто я знаю, что это за человек, а ты нет!

— Да что ты? — Она изобразила удивление.— И, конечно, он негодяй?

— Именно! — последовал невозмутимый ответ.— А еще он крадет младенцев, поэтому и выбрал тебя!

Милдред замолчала. Возраст доставлял ей немало неприятных минут. Она была младшей, и это давало право остальным воспитывать и вразумлять ее. Во всяком случае, ей так казалось. Замечание Стива совсем разъярило ее и придало больше смелости.

— Он джентльмен, а ты нет!

— А я на это и не претендую,— невозмутимо ответил брат.

Они вошли в просторную, изысканно обставленную и ярко освещенную гостиную, и здесь Стив заметил, как неестественно румяна его сестра. Он схватил ее за плечи, повернул к себе и почувствовал запах спиртного.

— Господи! — неприязненно произнес он,— да ты еще и пьяна!

— Ничего подобного! — запротестовала та, пытаясь освободиться.— Я выпила всего два бокала шампанского!

— Для такого ребенка хватит и одного!

— Что за пуританство! Я уже достаточно взрослая женщина и много повидала!

Стив схватился за спинку кресла, сделав вид, что сейчас упадет от смеха.

— Ты? Много повидала? Да ты просто дитя, которое воображает о себе невесть что!

— Неужели? — раздраженно проговорила она.— А как же пари, которое я заключила с Джеком Дурном?

— Что еще за пари?

— На скачках он поставил две тысячи долларов…

Стив бросил на нее взгляд, от которого ей стало не по себе, но она твердо решила не отступать.

— В случае победы лошади, на которую он поставил, он должен был сам снять с меня чулок!

— Ах ты, чертенок! — Одной рукой Стив схватил сестру, а другой шлепнул ее по мягкому месту.

— Но он проиграл! — завизжала Милдред, отчаянно пытаясь вырваться из рук брата.

Стив заколебался, затем все же положил ее на пол и прижал коленом. Все желание дразнить брата исчезло, как только она увидела в его руке ремень. Правда, в глубине души Милли не верила, что Стив может ее высечь, но…

— Ты прекратишь заключать подобные пари? — грозно спросил он.

— А если не прекращу? — с вызовом произнесла она, потихоньку обретая утраченное было мужество.

— Тогда я тебя хорошенько выпорю и отошлю домой! — мгновенно отрезал он.

— Не посмеешь!

— Это почему же?

— У тебя нет никакого права бить меня!

— Законного права нет,— мрачно ответил он,— но есть право сильнейшего. Сила еще не право, но попробуй ослушайся меня, и ты увидишь, что произойдет!

— Ты же говорил, что никогда не сможешь ударить женщину! — с упреком бросила она.

— А я и не собираюсь бить женщину! Я выпорю испорченную девчонку!

— Да ты…— От возмущения Милли потеряла дар речи.

— Я не хочу казаться тираном, Милли,— продолжил Стив уже мягче, пройдясь ремнем раза два-три.— Я хочу, чтобы ты весело проводила время, но не могу допустить, чтобы твое имя трепали на пьяных пирушках. Ты не знаешь людей, с которыми заключаешь эти дурацкие пари! Пойми, девушка не должна доверять даже самым лучшим мужчинам! Так что делай так, как я тебе говорю!

Ее ответ был мгновенным и неожиданным: извернувшись, она залепила Стиву громкую пощечину, затем вскочила и молниеносно скрылась в своей комнате. 

 

 

3

Семья Аллисонов, точнее, ее женская часть совершала тур по Египту. Сопровождавший их младший сын Стив покинул дам в Александрии, чтобы осмотреть Хартум. Неторопливое путешествие в окружении домочадцев оказалось для него слишком скучным. Стив должен был в назначенное время встретиться с ними в Асуане. Через несколько недель после того, как они покинули Александрию, Стив, похудевший и загоревший под африканским солнцем, въехал в Асуан. Его сестра Мэрион, позволив брату поцеловать себя, немедленно выложила новость, которая вывела Стива из обычного равновесия.

— Кто бы мог подумать, что Хелен так романтична, правда? — начала она.— Ты знаешь, что она сделала?

— Что же?

— Так вот, в Каире мы встретили очень красивого мужчину — он наполовину араб, наполовину француз, да еще и с примесью испанской крови. Похоже, он какой-то принц! А как он галантен, да к тому же и богат! Все женщины без ума от него! И представляешь — Хелен влюбилась в него! Каково?

— Продолжай,— сквозь зубы промолвил Стив.

— Он проводил с ней много времени и тоже влюбился! И вот вчера я увидела, как Хелен разговаривает через окно с двумя арабами. Она мне объяснила, что это люди принца, они должны проводить ее в оазис, где он живет. Хелен предупредила, что он хочет до свадьбы держать все в секрете, и я обещала ничего никому не рассказывать, но, думаю, она не будет возражать, если ты узнаешь об этом романе! Я хотела поехать с ней, но она запретила. Сегодня утром она тайно уехала с арабами. Ну разве это не романтично?

Стив горько рассмеялся.

— Как же зовут этого джентльмена?

— Он на самом деле джентльмен,— кивнула Мэрион.— Иначе мне не хотелось бы, чтобы Хелен мчалась к нему без оглядки… Сестра голову потеряла! Его зовут сэр Ахмед Нарруди.

Стив повернулся к двери.

— Ты куда, Стив? — удивилась Мэрион.

— За нашей дурочкой сестрой!

Мэрион вскочила, испуганная.

— Ты хочешь сказать… Не хочешь же ты сказать, что… что сэр Ахмед нехороший человек?

Стив саркастически усмехнулся:

— Если через неделю я не вернусь, можешь обратиться к консулу, а до тех пор никому ничего не рассказывай!

* * * 

Хелен сидела у входа в шатер и любовалась пустыней. Двое арабов увели верблюдов в вади и более не возвращались. Она была одна, поэтому могла предаваться мечтам. Ахмед ее не встретил, но наверняка вот-вот явится вместе со священником или министром. Скоро она окажется в его объятиях! Эта мысль не давала Хелен покоя. Он пылкий любовник, возможно, даже слишком пылкий! Иногда она с трудом сдерживалась, чтобы не уступить порыву его страсти… Одно лишь прикосновение этого мужчины заставляло ее трепетать! А его клятвы в вечной любви… Несмотря на имя, в нем, наверное, не так много арабской крови. Слишком уж он красив! Кроме того, Хелен не чувствовала к нему расовой неприязни, которую, наверное, испытывала бы к настоящему арабу. Для нее, как уроженки Юга, национальность не была пустым звуком! И все же: что скажут люди о ее скоропалительном замужестве? Вдруг Хелен вскочила. По пустыне стремительно несся всадник. Ахмед? Вполне в его духе! Она заслонила рукой глаза. Нет, это не Ахмед! Всадник приближался с той стороны, откуда прибыла она, а Нарруди должен приехать из Сиута. К тому же всадник один и для Ахмеда немного мелковат! Это… Нет, не может быть! Это ее брат Стив! Он как-то разузнал, что она уехала в оазис, но откуда ему стало известно именно про этот?

Стив мчался во весь опор, преодолев за день и ночь расстояние, которое сестра и ее спутники, не спеша, проехали за два дня и одну ночь. Родившийся и выросший в другой пустыне, Стив Аллисон, известный на мексиканской границе как «Дитя из Соноры», без особого труда сумел выдержать эту гонку на сильном и быстроногом бишарийском верблюде. Во время пути Стив обдумывал, как убедить сестру вернуться вместе с ним. Он был уверен, что добровольно Хелен это не сделает, но и помыслить не мог, чтобы применить к ней силу. Истинный рыцарь по натуре, Стив не только глубоко уважал сестру, но и испытывал по отношению к ней некоторое благоговение. Приблизившись к шатру, он увидел Хелен в одиночестве — значит, Ахмед еще не приехал. В его душе возникло смешанное чувство облегчения и разочарования оттого, что он не сможет убить араба. А Стив был готов расправиться с Нарруди без малейших угрызений совести! Увидев брата, Хелен ласково улыбнулась. Она любила Стива и нисколько его не боялась. Как раз наоборот — из всех возникавших между ними конфликтов она всегда выходила победительницей. Наверняка он будет умолять ее вернуться вместе с ним… Что ж, она рассмеется и пригласит его на свадьбу. Хелен даже не допускала возможности, что брат попытается увезти ее силой.

— Здравствуй, Стив! Ну, как тебе понравился Хартум?

В ней все дышало величием. Среднего роста, худенькая, Хелен тем не менее своим обликом напоминала истинную королеву. Из всех девушек семейства Аллисонов она — обладательница волнистых золотых волос и темно-фиолетовых глаз — была самой красивой.

— Хелен,— резко начал Стив,— Неужели ты намерена выйти замуж за этого араба?

— Он не араб! — легкомысленно отозвалась она.— Он, скорее, француз!

— Ты ответишь на мой вопрос?

Его тон напугал Хелен.

— Да, отвечу. Я выхожу за него замуж!

Стив скрипуче рассмеялся.

— Дурочка ты маленькая! Думаешь, твой Ахмед привезет с собой священника? Этот трюк он уже неоднократно проделывал!

Краска залила ее лицо, и она холодно отвернулась. Стив взял сестру за руку.

— Погоди! —умолял он.— Хелен, ради Бога, подумай, что ты делаешь!

— Отпусти, пожалуйста, мою руку,— только и услышал он в ответ.

Стив тотчас же выполнил ее просьбу.

— Хелен, поедем со мной! — взмолился он.

— Ты должен остаться на свадьбу, Стив,— улыбнулась она.

Стив почувствовал себя совершенно беспомощным, и на душе у него заскребли кошки.

— Мне некогда спорить с тобой, Хелен,— предупредил он.— Лучше сделай так, как я тебе

говорю. Не хотелось бы применять к тебе силу, но тебе придется вернуться вместе со мной!

— Силу! — засмеялась она.

Стройная, гибкая фигура Стива вводила окружающих в заблуждение. Хелен еще ни разу не видела, насколько силен ее брат.

— Ты не можешь увезти меня силой. У тебя ничего не получится, вряд ли ты справишься со мной!

Серые глаза Стива внезапно заблестели. Он сделал шаг вперед и обхватил сестру руками. Хелен попыталась вырваться, но брат, развернув ее к себе лицом, крепко прижал к своему телу. Девушка вскрикнула от боли и страха. Руки Стива стиснули ее подобно стальным обручам. Сопротивляться было совершенно бесполезно.

— Стив! — кричала она, извиваясь в его объятиях.— Ты убьешь меня!

Ответа не последовало.

— Сжалься же! — задыхалась она.— Ну пожалуйста, пожалуйста! Я подчинюсь тебе! Отпусти меня, пожалуйста!

Его хватка мгновенно ослабла, и Хелен, рыдая от страха, соскользнула на песок. Вдруг она почувствовала ужасную слабость — ноги отказывались держать ее. Стив склонился к ней, но она отпрянула, подняв руку, словно заслоняясь от удара. Девушка дрожала, ее бледное лицо было покрыто потом. Никогда в жизни с ней не обращались так грубо.

— Так ты едешь? — спросил он, чувствуя в душе ненависть к себе.

— Да, да! — рыдала она.— Я сделаю все, что ты хочешь. Пожалуйста, Стив, не делай мне больно!

Он бережно поднял ее, поцеловал, нежно коснулся волос.

— Мне очень неприятно причинять тебе боль или пугать тебя, детка,— виновато произнес он,— но я бы скорее убил тебя, чем отдал этому арабу! А теперь беги, переоденься в дорогу, пока я подготовлю верблюдов!

Некоторое время он держал сестру в объятиях, глядя в ее влажные от слез глаза, потом вдруг посадил возле шатра и зашагал по пустыне. Посмотрев ему вслед, Хелен увидела двух арабов, направлявшихся к шатру, и глаза ее округлились. Они двигались достаточно быстро, сжимая в руках длинные винтовки. Брат шел им навстречу. Наконец, один из арабов вскинул винтовку и выстрелил. Стив продолжал двигаться. Когда они оказались на расстоянии пистолетного выстрела друг от друга, Стив остановился. Арабы продолжали стрелять как бешеные. Стив протянул руку к бедру. В ответ на винтовочный огонь прозвучали два пистолетных выстрела. Один из арабов рухнул лицом в песок. Второй покачнулся, снова выстрелил, а потом, когда пистолет Стива снова заговорил, развернулся и упал. Хелен поспешила в шатер. Она и раньше, на границе, видела, как убивают людей, поэтому не потеряла сознание. Девушка медленно переоделась в костюм для верховой езды, с тоской погладывая на лежавшее радом красивое платье. Она надела его, надеясь понравиться Ахмеду! Затем начала собираться в путь и, когда Стив вернулся, была уже почти готова. Он выбрал самого быстрого верблюда, на котором Хелен добралась до оазиса, и разделил груз между ним и бишарийцем. Пока он нагружал верблюдов, девушка заметила, что его рубашка на правом плече окровавлена.

— Стив! — испуганно вскрикнула она.— Ты ранен?

— Простая царапина,— ответил брат.— Пуля только задела кожу. Арабы — очень плохие стрелки!

Однако Хелен настояла на том, чтобы перевязать ему плечо. Стив говорил правду, это действительно была простая царапина. Наконец закончив с погрузкой, он заставил верблюдов опуститься на колени и повернулся к сестре. Хелен задумчиво смотрела на него.

— Ты хочешь отвезти меня в Асуан?

— Да.

Вдруг она рухнула перед ним на колени.

— Стив, прошу тебя…

— Хелен! — в ужасе воскликнул он, поднимая ее на ноги. Девушка обняла его за шею, умоляюще глядя в глаза.

— Стив, пожалуйста, позволь мне остаться… Пожалуйста!

В ход пошли все женские чары. Она целовала брата, прижималась к нему, умоляя не забирать ее! Но Стив держал сестру в крепких объятиях, его лицо было бледным и утомленным. Наконец поднял рыдающую девушку и посадил ее на верблюда. На обратном пути он не произнес ни слова, но всячески старался сделать печальное путешествие как можно более комфортным.

 

 

4

Семья Аллисонов собралась за обедом. Да, вся семья, кроме старшего сына Фрэнка и младшей дочери Милдред. Фрэнк был в Аризоне, а Милдред… Она вошла и молча села, что для нее было довольно странно. Затем огляделась вокруг гораздо более робко, чем обычно. Это не ускользнуло от внимания членов семьи.

— Эдит Бертон остриглась,— бросила она как бы невзначай.

Все за столом восприняли столь потрясающую информацию довольно спокойно.

— Интересно…— промолвила Милдред, избегая встречаться взглядом с родственниками.

— Что тебе интересно? — повернулась к ней ее старшая сестра Хелен.

— Если… если… если я подстригусь…

Вся семья, кроме одного человека, тут же поднявшись из-за стола, обступила ее. Милдред была атакована и буквально взята в плен. Поток слов, обрушившийся на девушку, сломил все ее попытки к сопротивлению.

— Как только тебе могла прийти в голову подобная мысль? — возмущалась миссис Аллисон.

— Оставь свои волосы в покое, маленькая дурочка,— вторила матери Хелен.

— У тебя такие красивые волосы, Милли,— уговаривала сестру мягкосердечная Мэрион.

— Как же вы все мне надоели,— вскричала наконец девушка.— Черт возьми, все девчонки делают короткие стрижки! В конце концов, чьи это волосы? Какое вы имеете право приказывать мне, стричь мне волосы или нет?

— Что ж, попробуй, сама увидишь,— предупредила сестру Хелен.

Исключение составлял Стив, ее брат. Пока шли все эти споры, он не произнес ни слова, а только с аппетитом поглощал пищу. В конце концов женщины решили выслушать и его мнение по этому поводу.

— Неужели тебя совсем не ужасает, что Милдред собирается делать?

— А что? — равнодушно отозвался он.— Это ее волосы, к тому же все ее подружки давно ходят с короткими волосами.

Милдред благодарно посмотрела на брата.

Но Стив остался в меньшинстве. Даже мистер Аллисон, который почти всегда позволял дочерям делать все, что им захочется, запретил Милдред стричься.

Отдыхая после обеда в своем уютном кресле, Стив вдруг почувствовал, как чьи-то мягкие руки нежно обняли его за шею, и услышал тихий шепот.

— Старый, добрый Стив!

Милдред уселась к нему на колени «и поцеловала его. Эта сцена со стороны наверняка казалась бы истинным воплощением сестринской любви. Но Стив, хорошо знавший своих сестер, с подозрением посмотрел на Милдред.

— Что еще ты наделала? — спросил он.

— Ничего я не наделала.

— Так что же тебе надо? Я на мели.

— Мне ничего не надо.— Ее губки задрожали, а на темно-фиолетовые глаза стали наворачиваться слезы.— По-моему, с твоей стороны так гадко предполагать, что мне что-то нужно, когда я только приласкалась к тебе!

Она собралась было соскользнуть с его колен. Стив обнял сестру за тоненькую талию и удержал ее.

— Ну же, детка,— мягко успокаивал он девушку.— Не плачь, малышка. Я не хотел тебя обидеть!

— Но обидел,— возмущенно заметила Милдред.

— Не сердись,— виновато ответил он.

— Я не сержусь,— смягчилась она, уткнувшись личиком в плечо брата, чтобы скрыть улыбку. Милдред была разумной девочкой.— Так ты считаешь, что остричь мои волосы было бы большим грехом? — спросила она наконец.

В ее голосе чувствовалась такая тоска, что Стив с жалостью посмотрел на сестру.

— Разумеется, нет.

— Я просто в ярости,— Она села, и глаза ее засверкали.— Как только я заговариваю о том, что хочу сделать стрижку, вся семья бросается на меня, как стая ястребов на бедную маленькую голубку!

Стив нежно прижал ее к себе. Он ласкал ее прекрасные черные волосы, пробегая пальцами по блестящим локонам.

— У тебя такие прекрасные волосы. Остричь их действительно жалко!

— Ну вот и ты.— Милдред отпрянула, ее лицо пошло пятнами.

— Но, конечно, это твои волосы, и, может быть, тебе больше пойдет короткая стрижка!

— Жаль, что не все из нашей семьи так разумны, как ты. Они тираны и обращаются со мной просто отвратительно,— вздохнула Милдред.— А Хелен даже пообещала отшлепать меня, если я это сделаю,— возмущенно добавила она.

— С нее станет,— улыбнулся Стив.

— Вы все обращаетесь со мной, как с ребенком,— с негодованием воскликнула Милдред.

Стив с трудом подавил улыбку.

— Так что ты хочешь от меня?

— Ты бы мог убедить наших… позволить мне.— Она просительно взглянула на брата.

— Не мог бы,— вяло возразил он.

— Откуда ты знаешь?

— Я уже пытался это сделать.

Некоторое время Милдред молчала, сверкая глазами, потом соскользнула с колен Стива и гордо выпрямилась.

— Моей семье лучше поостеречься,— угрожающим тоном произнесла она.— Я отчаянная женщина, если меня вывести из себя!

Затем повернулась и с неприступным видом стала подниматься по лестнице.

«Бедное дитя,— подумал Стив.— Как жаль, что она не понимает, что ей идет, а что нет!»

Милдред появилась только вечером; она в ночной рубашечке подошла к Стиву, нарочито игнорируя остальных членов семьи, сонно поцеловала брата и столь же сонно попросила его отнести ее в постель.

Стив покачал головой.

— Пожалуйста,— пробормотала она,— ты единственный, кто в этой семье добр ко мне! Пожалуйста!

Тронутый просьбой, Стив поднял хрупкое, почти детское тельце и понес наверх. Милдред заснула у него на руках, и он нежно, как это сделала бы женщина, накрыл сестру одеялом. Мгновение Стив смотрел, как она лежит, откинув нежную худенькую руку, а несколько локонов покоится на ее розовой щечке. Затем коснулся губами ее лба и вышел из комнаты. «Интересно, что еще выкинет этот чертенок?» — думал он, спускаясь вниз.

Когда Стив вернулся в гостиную, вся семья оживленно дискуссировала по поводу Милдред.

— Бедное дитя полагает, что мы обращаемся с ней жестоко, не позволяя ей остричь волосы,— говорила миссис Аллисон.— Мне тоже очень не по душе ей в чем-то отказывать: она такая хорошенькая, такая трогательная!

— Да, очень,— согласился Стив и поспешил покинуть комнату.

Несколько минут спустя Милдред, соскользнув из окна по веревке, связанной из простыней, попала прямо в объятия брата. Стив заглушил рукой ее испуганный крик, отчаянное сопротивление было мгновенно сломлено.

— Ради Бога, тихо, маленькая дурочка: никто тебя не похищает!

— Отпусти меня,— приказала Милдред,— откуда мне было знать, что это ты?

— Куда ты собралась идти? — поинтересовался Стив, выполнив ее требование.

— Не твое дело,— надулась она.

— Успокойся, ради Бога. Подозреваю, ты собиралась отправиться на бал к ван Дорну?

— Да.

— Неплохо для девушки твоего возраста! И с кем же?

Она рассерженно топнула ножкой.

— Перестань напоминать мне о моем возрасте! — гневно зашипела она.— Я иду с Джеком.

— Ты собиралась идти с Джеком,— поправил Стив.

— Как ты обо всем догадался? — удивилась девушка.

— Не в твоих правилах спускаться вниз, чтобы поцеловать брата Стива и пожелать ему спокойной ночи,— ответил он.— Тебе нужно было алиби. Ты хотела, чтобы все в доме знали, что ты легла спать. Веревку из простыней ты наверняка заготовила заранее!

Милдред молчала.

— Хорошо же ты поступила с братом.— В голосе Стива звучали непривычные для него нотки обиды.— Заставила отнести себя наверх и уложить в постель, чтобы посмеяться надо мной. Так и хочется схватить тебя в охапку и запереть в комнате!

— Что ж, давай,— равнодушно произнесла девушка.— Мне все время все запрещают — не то что другим!

Он улыбнулся.

— Я сделал это только для того, чтобы ты поняла: брата Стива тебе не провести. Кстати, как ты собиралась возвращаться? Не по веревке же?

— Не знаю,— призналась Милдред.

— Можешь пройти через мою комнату,— предложил Стив.— Я оставлю окно открытым. Но оставайся с Джеком и ни в коем случае не позволяй целовать себя другим парням, а если к двенадцати ты не вернешься, мало тебе не покажется! А теперь ступай, и счастливо повеселиться!

Примерно в полночь в окно спальни Стива проскользнула маленькая девичья фигурка.

— Сними туфли,— тихо посоветовал Стив,— чтобы никого не разбудить.

Стив всегда вставал раньше остальных членов семьи; на следующее утро, одеваясь, размышлял:

«Лучше, наверное, разбудить Милдред, а то она проспит слишком долго, и все поймут, что она хорошо повеселилась вечером. Надеюсь, эта маленькая егоза поцеловала не более дюжины парней!»

Он приблизился к дверям спальни. Очевидно, сестра еще спала. Войдя в комнату, он остановился как вкопанный. На подушке покоилась копна темно-рыжих волос! Стив быстро подошел к постели и протер глаза. Что за волшебство? Под этими странными волосами он увидел личико сестры, но откуда взялись эти волосы? Мидцред открыла глаза и зевнула.

— С добрым утром, Стив.

Вдруг в его душу закралось подозрение. Он взял прядку и рванул. Парик! Под ними были настоящие волосы Мидцред — коротко остриженные!

— Вот как! — воскликнул он.— Так вот куца ты ходила! Но почему, черт возьми, ты не купила черный парик?

Милдред уставилась на парик.

— О, Господи! — вскричала она.— Он рыжий!

— Конечно, рыжий, а ты что думала?

— Я не пошла на бал,— призналась она,— а отправилась в салон красоты, остриглась и… и купила этот парик.

— Но почему…

— При электрическом свете он казался черным,— причитала Милдред.— И миссис Дьюпарс сказала, что он черный. А он такой красивый и кудрявый, совсем как мои волосы! Я собиралась носить его дома. Что же мне теперь делать? Что же делать?

Стив рассмеялся.

— Не знаю. Скандал будет как пить дать!

— А Хелен меня отшлепает, она же обещала,— вздохнула Милдред.— Ну как, вдет мне эта стрижка?

— Полагаю, да,— неуверенно заметил Стив,— но…

— Но что?

— Но остальные, может быть, сочтут иначе,— поспешно добавил он.

— Так что же мне делать? — вновь заныла Милдред.— Наши будут в восторге от такого удобного случая! Начнут читать лекции, бранить и, в конце концов, отшлепают — нет, надо отсюда убираться!

— Будь у меня время, я бы сбегал в салон красоты и купил тебе другой парик, но сейчас…

— А все ты.— Девушка мрачно посмотрела на брата.— Если бы ты меня не отпустил, я бы не остригла волосы!

— Ладно,, поговорим о благодарности потом,— с тяжелым вздохом произнес Стив, затем бросил взгляд на парик и широко улыбнулся.— Дай-ка мне этот парик,— велел он,— запрись изнутри и никого не впускай, пока я не вернусь!

Он взял парик и вышел из комнаты.

Вернулся он со свертком в руках. Милдред с подозрением наблюдала за братом, пока он не вынул парик. Тот же самый парик, но как он преобразился! Теперь он был черным, как воронье крыло, и, как прежде, блестящим и кудрявым.

— Как ты это сделал? — удивилась Милдред.

— Мое собственное изобретение,— с гордостью ответил Стив.— Я поэкспериментировал с красками у себя в лаборатории, окрасил парик и высушил, тоже по собственной технологии. А теперь тихо!

Он примерил парик сестре.

— Теперь ты такая хорошенькая.— Стив попытался поднять ей настроение.

За время отсутствия брата девушка успела одеться и теперь, подойдя к зеркалу, неуверенно посмотрела на себя.

— Он влажный,— пожаловалась она.

— Конечно. Я же не мог его высушить полностью.

— И слишком черный.

— Ради всего святого,— нетерпеливо воскликнул он,— перестань придираться к парику и спускайся вниз. По-моему, тебя зовет мама.

— Ладно.

Когда Стив повернулся к двери, какие-то не слишком отдаленные детские воспоминания заставили Милдред обратиться к нему:

— Стив!

— Что?

— Пока ты будешь в кухне, спрячь подальше палку для битья.

Несколько мгновений спустя Мидцред с застенчивым видом спустилась вниз. Завтракала она молча, что было не совсем в ее духе.

— У тебя мокрые волосы,— заметила Хелен.— Что ты с ними сделала?

— Мало того, что вы не позволяете мне остричь волосы, так я даже не имею права побрызгать их лаком без того, чтобы вы меня не бранили,— недовольно отозвалась Милдред.

Хелен стало жалко сестру — у нее был очень расстроенный вид. Она мягко произнесла:

— Я не браню тебя, детка.

Милдред молча продолжила завтракать. Она казалась такой покорной, и все члены семьи пожалели о том, что бранили ее, поэтому всячески старались возместить ей моральный ущерб. На все эти попытки Милдред только бросала укоризненные взгляды, которые, казалось, говорили: «Значит, вы раскаиваетесь в том, что обращались со мной, как тираны, да? Ничего, я привыкла к подобному обращению!»

Вдруг Мэрион раскрыла рот от удивления. Все взгляды сосредоточились на ней. Она откинулась на спинку стула, глядя на волосы Мидцред и указывая на них пальцем!

— Ради Бога! — не своим голосом вскричала миссис Аллисон.— Что ты сделала со своими волосами, Милдред?

Милдред побледнела и поднесла руки к волосам. Стив откинулся назад и истерически захохотал. Волосы Милдред с невероятной быстротой меняли свой цвет! На глазах у изумленных членов семьи из черных они стали рыжеватыми, затем темно-рыжими, но процесс на этом не закончился: волосы приобрели ярко-рыжий, огненно-рыжий цвет!

— Она горит! — истошно заорала миссис Аллисон, неистово вцепившись в волосы дочери. Она чуть не упала в обморок, когда они оказались у нее в руках. Затем на какое-то мгновение воцарилось полнейшее молчание. Все пристально смотрели на дрожавшую девочку, что сидела держась за голову.

— Ну и ну! — медленно произнесла Хелен. На хрупкие плечи маленькой растерянной преступницы обрушился целый шквал обвинений. Милдред отважно сопротивлялась, но безуспешно. Когда речь зашла о физической расправе, она бросилась к Стиву, ища защиты.

— Ты во всем виноват,— шепнула она на ухо брату.— Теперь ты должен за меня заступиться!

Стив засмеялся и прижал к себе сестру. Над ним пронесся целый словесный шторм. Милдред спрятала лицо у него на груди и молчала, веря, что он защитит ее от гнева семьи. Он не обманул ее ожиданий.

— Но Стив,— чуть не плакала миссис Аллисон,— остричь такие прекрасные волосы…

— После того, как мы ей недвусмысленно запретили это делать.— Хелен поигрывала ремешком.— Право, Стив, ты должен позволить нам примерно наказать ее!

Милдред повернулась, чтобы сказать в ответ что-нибудь резкое, но, увидев ремешок, вздрогнула и снова спрятала лицо.

— Я просто удивлен,— произнес Стив.— На самом деле удивлен. Вы хотите выпороть Милли, как будто она десятилетняя девочка, а не юная леди. То, что она самая младшая в семье, не значит, что с ней можно обращаться, как с ребенком. Неприлично пороть девушку ее возраста. Достаточно и того, что вы бранили ее, как ребенка. Так что хватит!

— Но…— начала было Хелен.

— Замолчи,— приказал Стив.

Хелен прикусила губу.

— Как я уже сказал, это волосы Милли, и она вольна делать с ними все, что хочет. Она не всегда будет юной, так пусть хоть сейчас порезвится. Я сам отвел ее в салон красоты. Так что оставьте ребенка в покое!

Все, кроме миссис Аллисон, в полном молчании покинули комнату, словно устыдившись своего поведения.

— Может быть, ты и прав, Стив,— задумчиво произнесла она.— Но у нее были такие красивые волосы!

Бросив короткий взгляд на дочь, она улыбнулась и тоже вышла.

Милдред подняла голову и огляделась.

— Никого нет? — спросила она.

— Да,— кивнул Стив.

— Слава Богу,— она выпрямилась.-— Стив, ты славный парень, дай я тебя поцелую.— И она звонко чмокнула его в щеку.— Но почему все-таки этот дурацкий парик сменил цвет?

Стив засмеялся и никак не мог остановиться.

Милдред с удивлением уставилась на брата.

— Краска подвела,— выдохнул он наконец.— Я покрасил его слишком поспешно. Высохнув, краски поблекли, и парик стал еще более рыжим, чем раньше. Да! Ну и лицо было у Мэрион, когда она увидела, как твои волосы меняют цвет! Ха! Ха! Ха! «Она горит!» О-хо-хо!

— Смейся, если хочешь,— высокомерно ответила Миддред,— но своим весельем ты меня провоцируешь. Моя рука так и тянется, чтобы залепить тебе пощечину, Стив.

— Лучше не надо,— покачал головой Стив.— Если бы не я, ты бы сейчас не вела себя столь самоуверенно.

Она покраснела.

— Спасибо, что защитил меня, Стив!

— Не за что, сестренка!

 

 

5

Огаллала Брент, старший на ранчо «Юго-Запад», был крайне раздражен: какой-то негодяй, обнаружив его личный запас ликера, воспользовался им по назначению. Поэтому он пребывал в довольно мрачном настроении, когда стройный, гибкий юноша подъехал, спешился и широкими шагами направился к крыльцу ранчо, где, поджидая хозяев, сидел Огаллала.

— Приветствую, красавчик,— легкомысленно произнес юноша.

Брент недружелюбно пробормотал нечто невразумительное себе под нос, с подозрением глядя на незваного гостя.

— Хочешь нанять хорошего человека? — невинно поинтересовался молодой человек.

— Хочу,— ответил ковбой.— Приведи его.

Юноша проигнорировал тяжеловесный сарказм.

— Тогда мы поладим,— весело заметил он.— У тебя есть работа — мне нужна работа; тебе же нужен хороший человек, так?

— Ну и что? — вспыхнул Огаллала.

— Да я же и есть тот самый хороший человек! — сообщил юноша, снимая сомбреро и садясь на ступеньку.

— Нет, я с тобой с ума сойду,— не выдержал ковбой.— Слушай, парень, что тебе надо, откуда ты, как тебя зовут да и вообще — что ты умеешь делать?

Молодой человек встал и посмотрел на Брента, положив руку на пистолет, висевший у него на ремне.

— Меня зовут Стив Аллисон,— доложил он.— Откуда я, тебя не касается, но родом я из штата Техас. Мне нужна работа. Я могу побить любого на этом ранчо, скакать на любом животном на четырех копытах, кого угодно перепить или обыграть в покер!

Ковбой оскалился.

— Вижу, малый ты не пустой. А может быть, ты забыл упомянуть еще о каких-нибудь своих достоинствах?

— Да, именно так,— согласился мистер Аллисон.— Еще два: во-первых, я очень скромен, а во-вторых, всегда знаю свое место!

Огаллала оглядел его с головы до ног.

— Поверю тебе на слово,— сообщил он и закричал: — Эй, Большеногий!

В ответ прозвучал бешеный рев, и, через некоторое время крыльцо окружила толпа ковбоев. Их возглавлял дородный, невероятно уродливый малый с резко выдающейся челюстью и маленькими свиными глазками. Он был среднего роста, но из-за крепкого сложения казался коротышкой.

— Ну чего тебе надо? — прогрохотал Большеногий — это был он.

— Да тут парень вообразил, что может побить любого на нашем ранчо,— объяснил Брент, указывая на Аллисона.

— Этот сопляк? — Большеногий раскрыл рот от удивления.— Ха! Ха!

— Ха! Ха! — эхом откликнулись ковбои.

— Я сказал ему, что он получит работу, если побьет тебя и прокатится на Циклоне, и он согласился,— невозмутимо продолжал Огаллала.

— Он?

Большеногий удивился весьма оправданно. Он был лет на десять старше, на восемь дюймов выше и на семьдесят пять фунтов тяжелее. Внимательно оглядев своего противника, мистер Аллисон пожалел, что столько наговорил о своих умениях. Работа явно начинала терять свою привлекательность. Но отступать уже казалось невозможным.

— Назови свое оружие,— предложил Аллисон.— Кулаки, нож или пистолет?

— С пистолетом я не в ладах,— покачал головой Большеногий,— мексиканского ножа поблизости нет. Кулаки — оружие джентльмена.

Став пожал плечами. Иного ответа он и не ожидал.

— Проедемте в заднюю часть кораля,— предложил один из ковбоев, известный под прозвищем Костлявый.— Здесь вы потопчете клумбы мисс Глэдис, а там тень, к тому же зрители могут сидеть на ограде.

Оказавшись на месте поединка, Большеногий не спеша снял рубашку, то же проделал и Аллисон, сначала сняв ремень с кольтом и протянув его Огаллале.

— Парень, мне стыдно от того, как я вынужден с тобой поступить.— Большеногий продемонстрировал огромный кулак.

— Слушай,— огрызнулся Стив, горячо надеясь, что никто не замечает, как обильно течет пот по его лицу.— Мне смерть как не хочется убивать тебя этими руками, но тут ты сам виноват!

— Условия этого поединка,— сообщил Брент со своего наблюдательного места на ограде,— полное отсутствие правил! Вы можете бить, толкать, идти напролом, словом, делать все, что хотите. Приступайте!

При этих словах Большеногий бросился вперед и нанес удар, уничтоживший бы мистера Аллисона, попади он в цель. Кулак Большеногого пронесся меньше чем в дюйме от лица молодого человека, который спасся благодаря своей ловкости. Последовавшая за этим схватка не имела ничего общего с классическим поединком. Профессиональный боксер ругался бы от души, но простые смертные, вроде наших ковбоев, забравшихся на ограду кораля, громко кричали, выражая свое одобрение. Аллисон действовал в пятьдесят раз быстрее Большеногого, и только это спасло его от поражения. Время от времени он наносил удары, свалившие бы с ног обычного человека, но которые, казалось, были Большеногому как слону дробина. Это напоминало поединок свирепого гризли с волком.

Наконец кулак Большеногого поверг противника на землю. Большеногий подпрыгнул с намерением приземлиться в футе от лица Аллисона. Стив подставил ему ногу, и тот упал на спину, перевернулся и схватил юношу. Затем подтащил Стива к себе, шатаясь, поднялся и, крепко стиснув руками, попытался прижать его к своей груди. Аллисон резким толчком поставил противника на колени и поднес пальцы к его глазам. Большеногому ничего не оставалось, как только отпустить Стива или потерять глаз. Он оттолкнул юношу. Аллисон сделал еще одну попытку нокаутировать противника, но только набил синяки на кулаках о небритую челюсть Большеногого. Затем, к бесконечному удивлению и неудовольствию зрителей, Стив повернулся и побежал. На пути у него стояло дерево, и все заметили, что Стив направляется прямо к нему. Большеногий бросился вслед за противником.

— Он собирается забраться на дерево! — возбужденно вопил Костлявый.— Ах ты жалкий трус!

Подбежав к дереву, Стив высоко подпрыгнул и обеими руками ухватился за нижнюю ветку. В момент прыжка ему удалось увернуться от крепких рук Большеногого. Затем, на глазах у изумленных ковбоев, Стив раскачался и всей силой своего гибкого тела нанес противнику сокрушительный удар. Пинок был такой сильный, что один из сапог Аллисона лишился каблука. Большеногий рухнул на землю. Стив тут же спрыгнул вниз и, оказавшись рядом с противником, осмотрел его.

— Челюсть у него не сломана,— сообщил он ковбоям.— С ним будет все в порядке, если вы обольете его водой! Он лишь нокаутирован.

— Боже правый! — изумился Огаллала.— Да ты же классный боксер, парень!

— Дайте мне мою рубашку,— потребовал Стив и, одевшись, приказал: — А теперь ведите меня к вашей бешеной скотине!

— Да эта скотина скинула всех на этом ранчо, кто осмелился на нее забраться,— предупредил один из ковбоев.

Циклон, флегматичный жеребец неопределенного цвета, мирно дремал. Однако Стив догадывался, что это впечатление обманчиво. Юноша с трудом залез на Циклона. Ковбои тут же побежали к ограде. Благородный жеребец по-прежнему пребывал в спячке.

— В путь,— скомандовал мистер Аллисон.

Циклон даже не думал подчиняться. Стив вонзил шпоры ему в бока. Изумленное животное повернуло голову, одарило Стива долгим взглядом, но с места не сдвинулось.

— Черт бы побрал этих лошадей! — с отвращением воскликнул Стив.— Я сейчас слезу, если…

Вдруг он осекся. Циклон снова повернул голову и бросил на всадника такой дьявольский взгляд, что у Стива волосы на голове встали дыбом. Вот тут-то и началось представление. Жеребец высоко подпрыгнул и понесся с головокружительной скоростью. Потом Циклон попытался встать на дыбы, высоко подпрыгнув. Мистер Аллисон с трудом удержался в седле. Сидевшие на ограде ковбои испускали восторженные вопли. Безуспешно испробовав обычные лошадиные уловки, Циклон начал действовать по-своему. Похоже, он решил оправдать свое имя!

Жеребец гарцевал. Он грациозно выделывал пируэты. С радостным ржанием он остановился на полном скаку, чтобы посмотреть, куда приземлится мистер Аллисон. К его неудовольствию, всадник по-прежнему оставался в седле. Отчаянно фыркая, Циклон отскочил назад, а потом стал кататься по земле. Стив вовремя спрыгнул, не выпуская из рук поводьев. Когда жеребец поднялся с земли, Аллисон вновь запрыгнул в седло. Циклон рассердился. После нескольких рывков и попыток сбросить седока — попыток, которые мистер Аллисон успешно подавил, он направился в центр загона и остановился. Стив спешился и, немного пошатываясь, подошел к ограде.

— Ну что, берешь меня на работу? — спросил он у Огаллалы.

— Беру! — ответил ковбой, изумленно глядя на юношу.

 

 

6

Над городом сгущались сумерки. По улице, распевая ковбойскую песню, ехал всадник. Оказавшись на городской окраине, он услышал, как кто-то позвал его по имени. На крыльце небольшого домика он увидел стройную девичью фигурку.

— Добрый вечер, мисс Мэрион,— поздоровался всадник, приподняв шляпу.

— Билли, вы не знаете, где сейчас Стив? — осведомилась девушка.

— Последний раз я его видел в Маунтен-Роз. Он, наверное, сейчас играет по-крупному. До того как я ушел, он, не моргнув глазом, отхватил две тысячи долларов!

— Спасибо, Билли.

Мэрион вернулась в дом.

— Хорошо бы Стиву держаться подальше от этих игорных домов. Вот и сейчас он там,— сказала она тетушке, готовившей ужин.

— Но он хоть выигрывает? — оживленно поинтересовалась пожилая женщина.

— Билли Бакнер сообщил, что брат только что выиграл две тысячи долларов.

— О, Боже мой! — воскликнула тетушка.— Так почему же ты ворчишь? Вот если бы он проиграл, тогда другое дело!

— Но я не хочу, чтобы он общался с завсегдатаями салуна! Они такие неотесанные!

Тетушка засмеялась.

— Стив и сам не ангел! Кроме того, уж кому-кому, а тебе не пристало ругать брата за то, что он играет: ведь большая часть этих денег обычно тратится на тебя!

Девушка не ответила. Она подошла к двери и выглянула на улицу. Когда она увидела человека, что шел по тротуару, позвякивая шпорами, глаза ее загорелись. Это был почти мальчик, стройный, среднего роста, с точеными чертами лица, одетый в традиционный наряд ковбоев и с тяжелым пистолетом на бедре. Взойдя на крыльцо, он весело поздоровался с девушкой.

— Кушать приготовила, сестренка?

— Приготовила,— быстро последовал ответ.— Где ты был?

— В Маунтен-Роз — помогал честным игрокам избавиться от честно заработанных денежек,— хихикнул юноша.— Как насчет нового шелкового платья, детка?

С этими словами он сунул в руку сестре банкноту.

Она поколебалась, но все же оттолкнула деньги.

— Я не могу их взять, Стив!

— Почему? — удивился брат.

— Не могу, и все! Это нечестно, это неправильно! Я хочу, чтобы ты перестал играть, Стив!

 

 

7

Сияющее солнце на сияющем небе… Два всадника медленно едут по пустыне; никаких признаков жизни, кроме идола Джилы. Сияющая жара, безжалостная жара, пустынная жара! Под обоими всадниками — выносливые, хорошо переносившие тяготы пустыни лошадки. Сами всадники, в одинаковых широкополых шляпах, простой, удобной одежде и сапогах со шпорами, выглядели почти мальчишками. Они ничем не отличались от привычных глазу ковбоев, разъезжавших по всей Аризоне, если не считать того, что помимо винтовок за плечами на бедре у каждого висел тяжелый «кольт» в тугой черной кобуре, а у одного из юношей даже два. Всадников — крепкого сложения юношей среднего роста с черными волосами и серыми глазами — можно было бы принять за братьев. Владелец двух пистолетов казался чуть выше своего спутника и немного стройнее. Его узкие глаза излучали стальной блеск. Вне всякого сомнения, юноши отличались решительностью и мужеством.

Всадник с двумя пистолетами поерзал в седле и бросил взгляд на горы, чьи зазубренные вершины величественно возвышались на горизонте.

— Ну вот, мы почти у цели,— заметил он.

— Да,— кивнул его спутник.— Еще каких-то сто миль по этой пустыне, и нам предстоит довольствие взобраться на эти горушки! Что за дурацкая идея пришла тебе в голову, Стив?

— Жажда новых знаний, Бак,— назидательно произнес Стив Аллисон,— которая постоянно ведет усталого путника к открытию новых миров! Вечное «почему», если ты понимаешь, о чем я толкую!

— Хорошо объяснил, яснее некуда! — с сарказмом ответил Бакнер.

Стив широко улыбнулся.

— Я же знаю, тебе не меньше моего хочется обследовать эти старые индейские деревеньки!

В ответ Билли Бакнер лишь проворчал что-то невнятное. С тех пор как Стив сообщил ему о покинутых деревеньках в горах, Билли горел желанием добраться до них и тщательно обследовать. Некоторое время они ехали в тишине, которую нарушали только скрип седел и лязг копыт о камни.

— Бьюсь об заклад, Мигель Гонсалес скрывается где-то в этих горах,— заявил Бакнер.— Держу пари, он увидит нас прежде, чем мы его, и нападет на нас из какой-нибудь засады.

— Может быть, и попытается, если захочет,— равнодушно ответил Стив.

— Он лучший стрелок во всей Мексике,— продолжил размышления Бакнер.— Те два игрока, которых он продырявил, между прочим, превосходно владели оружием!

— Сами виноваты. Нечего было подставлять его,— сказал Стив.— Дешевые плуты они, больше никто!

— Да, ты прав,— согласился его друг.

Не прошло и часа, как всадники подьехали к горам. Они принялись подниматься все выше и выше; наконец им пришлось спешиться и идти дальше пешком, предварительно стреножив лошадей и оставив их возле родника, вокруг которого росла густая трава.

— Хороший подарок для Гонсалеса,— заметил Бакнер.

— Они не подпустят к себе постороннего,— успокоил друга Стив.

Он не лгал, так как в свое время приложил немало стараний к тому, чтобы его лошади были воспитаны в соответствующем духе.Примерно через час они поднялись на уступ, с которого открывался вид на широкую долину, заросшую полынью.

С обеих сторон долины возвышались высокие крутые скалы.

— Зачем тебе понадобилось ехать сюда? — полюбопытствовал Бакнер.— Никаких индейских деревушек поблизости не видно:

— Деревушки находятся в этой долине,— упорствовал Стив.

— Что? В этой долине? Брось, Стив! В этой долине ничего нет!

— Ты что, уже спускался туда? — поинтересовался Стив.

— Нет.

— А кто-нибудь спускался до нас?

— Нет, да и зачем? Здесь сплошная пустыня, ни растительности, ни воды, даже нет приличного спуска! С этой скалы до земли не менее ста пятидесяти футов, а с других скал и того больше! И они настолько круты, что забраться на них невозможно!

— Мы спустимся в долину, чего бы нам это ни стоило,— упрямо произнес Аллисон.

— Но Стив,— возразил Бакнер,— с этого уступа мы видим почти всю долину, и, будь там деревушки, мы бы их заметили!

— Они там есть,— не сдавался Стив,— я сам спущусь в долину!

Бакнер пожал плечами.

— Ладно, будь по-твоему, идем.

Стив хихикнул и показал другу канат, лежавший радом с ним на скалах.

— В этой веревочке добрых сто футов,— сообщил он.— В аркане, который я заставил тебя взять с собой, футов сорок. Очень длинный аркан. Нам придется прыгнуть футов с десяти, а может быть, и меньше.

— Держу пари, мы обдерем руки, пока попадем в эту долину,— заметил Бакнер.— А как мы поднимемся обратно?

— Очень легко, с помощью узелков на канате,— пояснил Аллисон.

Он тщательно связал канат с арканом и привязал один конец к низкорослому дубу, росшему в нескольких футах от края скалы.

— Сначала я.— Стив, свободно обвязав канат вокруг пояса, стал спускаться по скале.

Путешествие вышло не из легких, несмотря на то что Стив ловкостью походил на акробата или рысь, а на канате были с определенными интервалами завязаны узелки. Скала в некоторых местах выдавалась вперед, и канат, не привязанный внизу, беспрестанно раскачивался из стороны в сторону. Стив часто останавливался, чтобы передохнуть, но все равно, спрыгнув на землю с высоты нескольких футов, он чувствовал себя совершенно вымотанным. Бакнер, пристально наблюдавший за этим героическим спуском и испытавший немалое облегчение, когда его друг благополучно приземлился, вытянул канат наверх, привязал к нему две винтовки и флягу и спустил их Стиву, который, встав на валун, поймал свое снаряжение. Затем Бакнер принялся спускаться по канату, а Стив удерживал нижний конец, чтобы канат не раскачивался.

Оказавшись внизу, он взял винтовку и флягу.

— Ну, показывай свои деревушки.— Билли насмешливо смотрел на своего спутника.

Стив бросил быстрый взгляд на верх скалы.

— В кусты, скорее! — воскликнул он, отскакивая в жидкий кустарник. Бакнер метнулся за ним, и тут же друзья услышали выстрел довольно мощной винтовки и свист пули, пролетевшей недалеко от Стива. Аллисон тоже выстрелил, уловив легкое движение в кустах на скале. Веревка стала соскальзывать вниз.

— Adios, senors! — раздался сверху насмешливый голос.

— Гонсалес, чтоб его.— Бакнер тут же отреагировал выстрелом на голос.

Аллисон осторожно поднялся.

— Эй! — воскликнул Бакнер.— Идиот! Хочешь, чтобы тебя продырявили?

— Гонсалес ушел,— ответил Стив и направился к подножию скалы.

Бакнер встал и подошел к другу. Стив поднял канат.

— Смотри, он даже не перерезал канат, а только развязал. Эта веревочка нам еще пригодится.

— Хорошо, что он не перерезал канат, когда я спускался сюда,— сказал Бакнер.

— Вот тебе и индейские деревушки,— разочарованно протянул Стив.

 

 

8

Горячее солнце Аризоны поднялось еще не достаточно высоко, чтобы нагреть чистый, холодный утренний воздух. Тень по-прежнему покрывала скалы, но пустыня уже начинала поблескивать под солнечными лучами. Вдоль скалы бежала тропинка, по одну сторону которой зиял крутой обрыв, а по другую возвышалась скала, становившаяся все ниже и ниже по мере того, как тропинка поднималась, пока наконец не выходила на высокое плато. По тропинке ехали двое всадников. Один из них совершенно не гармонировал с окружающей обстановкой. Это была стройная красивая девушка, а по ее розовому, незагорелому лицу легко угадывалось, что она не местная. Тем не менее она держалась в седле с легкостью, которая приходит только с опытом, и грацией, свойственной жителям Запада. Ее спутником был молодой человек среднего роста, легкий и гибкий, в традиционном ковбойском костюме, вооруженный двумя «кольтами». Его узкие, стального цвета глаза притягивали взгляд, как магнит притягивает металл. Они глядели совершенно равнодушно, но иногда загорались яростным пламенем или сверкали, как клинок кинжала. Девушка и юноша, почти мальчик, явно состояли друг с другом в родстве — стоило обратить внимание на нос и серые глаза девушки. Но на этом их сходство заканчивалось. Да и взгляд у девушки был мягче и нежнее. Но главное различие заключалось в волосах, потому что у юноши они были черные и прямые, а у девушки золотистые, вьющиеся, красиво отражавшие солнечные блики. Пара ехала по тропинке, пока не оказалась на вершине плато. Там путники остановились.

— Ну вот мы и приехали,— доложил юноша, сделав рукой широкий жест.— Ты хотела полюбоваться пейзажем, что ж, вот он!

У девушки перехватило дыхание, и она восторженно сцепила руки. На юг и на восток простиралась пустыня, исчезая в голубой дымке горизонта. На севере и на западе ее взор восхищенно скользил по нагромождению скал, утесов и вершин — словно некие титаны хаотично разбросали их по всему безграничному пространству. Казалось, человек не имеет никакого отношения к этому масштабному действу, но тем не менее повсюду виднелись следы его пребывания здесь. Правда, индейские деревушки превратились в безлюдные руины еще за бесчисленные столетия до того, как отважный генуэзец предавался мечтам о завоевании новых земель. Юноша видел это уже десятки раз, для девушки же все было в новинку.

— Какая прелесть! — воскликнула она.— Горы, пустыня, все! Здесь все так величественно, а я так долго сидела в четырех стенах!

Юноша улыбнулся, видя ее восхищение, и указал арапником на серебристую ленту, вьющуюся по опушке скудного лесочка.

— Рио-Гранде,— сообщил он.

— Кажется, совсем близко,— заметила девушка.

— Двадцать миль,— пробормотал юноша и почти про себя добавил: — Похоже на лезвие арабской сабли.

Это повернуло мысли юноши в другое русло, и он забыл о девушке. Он снова слышал крик «Эй, гей, Аллах иль Аллах! Аллах Акбар!» и снова видел убегавших людей, в руках которых то и дело посверкивали лезвия сабель. Стив Аллисон пожал плечами и повернулся к девушке.

— Когда ты сполна насладишься пейзажем, Хелен,— заметил он,— мы отправимся назад на ранчо, пока солнце не испортило твой цвет лица!

— Да ведь не хватит и целого дня, чтобы налюбоваться такой красотой,— вздохнула девушка, поворачивая коня к тропинке.

Они тронулись в обратный путь. Хелен поминутно оглядывалась назад и не заметила, как ее спутник рванулся вперед в седле и схватился за пистолет. Мгновение спустя он отдернул руку от кобуры, увидев появившегося из-за поворота высокого, широкоплечего молодого человека на великолепном черном жеребце. Поравнявшись с нашими путниками, он встретился глазами с Хелен и вежливо приподнял сомбреро. Едва понимая, что она делает, Хелен повернулась в седле и долго смотрела ему вслед, пока он не исчез за выступом скалы. На губах ее все еще играла довольная улыбка, когда брат положил руку ей на плечо и мягко потряс ее.

— Ну, ну,— проворчал он.— Неужели это в Восточном колледже тебя научили смотреть вслед незнакомым джентльменам?

— Но у него такая красивая лошадка! — с притворной застенчивостью ответила девушка, покраснев до корней волос.

— А ведь и правда,— не без сарказма произнес юноша.— Если хочешь, я верну его, и вы познакомитесь!

— С кем, с конем?

— Нет, с парнем.

— Ну как ты можешь! — воскликнула девушка.— По-моему, ты выходишь за границы дозволенного, Стив Аллисон!

 

 

9

Стив Аллисон удобно устроился в огромном кресле в библиотеке нью-йоркского дома Аллисонов. Он снял с полки массивный, обтянутый кожей том — «Древнее ассирийское искусство» — и приготовился приятно провести вечер. Бренное тело Стива Аллисона находилось в библиотеке его нью-йоркского дома, но душа блуждала по улочкам древней Ниневии. Появление младшей сестры вернуло его к реальности. Она направлялась к нему с явным намерением поговорить. Стив, с трудом оторвавшись от тихого созерцания искусства древней Ассирии, бросил рассеянный взгляд на стоявшую перед ним девушку.

«А она хорошенькая»,— невольно подумал он, глядя на ее стройную, грациозную фигурку, любуясь блеском розовых губ и щек, пышными черными волосами.

И все же юбочка на ней была коротковата, одежда слишком облегала ее изящные формы, а волосы подстрижены не лучшим образом. Стив знал, что его сестра — честная, порядочная девушка, и ее легкомысленное поведение можно истолковать или как протест бунтарской натуры против установленного порядка, или просто как проявление веселого, жизнерадостного характера. Но если такой образ жизни доставляет ей удовольствие, что ж, Стив Аллисон не будет ей мешать. Напротив, он всегда защищал ее от остальных членов семьи, если она из-за своих выходок попадала в трудное положение. Девушка села на подлокотник кресла и недовольно фыркнула.

— Экий ты, Стив. Ну зачем ты замуровал себя среди старых, пыльных книг, когда все самое интересное там, снаружи?

Стив хихикнул.

— То есть в парке, где можно покататься верхом, и на улицах, где и смотреть-то не на что, кроме вывесок?

— Вовсе нет,— возразила сестра,— но все равно снаружи лучше, чем здесь, особенно сейчас, летом!

— А ты и не сиди здесь,— пожал плечами он.— Развивай свое тело, детка, а ум твой и сам разовьется! Такой хорошенькой девушке, как ты, большого ума и не требуется!

— Ну, Стив! — воскликнула девушка.— Да ты просто чудовище, и я не собираюсь с тобой разговаривать!

Но не успела она соскользнуть с подлокотника, как Стив обнял ее за тонкую талию и удержал.

— Не улетай, моя птичка,— сказал он и посадил сестру на колени.

— Пусти,— велела она.

— Только когда я этого захочу,— ответил он, и девушка, положив голову брату на плечо, вполне довольная, уютно устроилась у него на коленях.

Стив слегка провел пальцами по ее мягким темным волосам и улыбнулся, припоминая, какой переполох поднялся в семье Аллисонов, когда Милдред остригла волосы.

— Стив,— начала Милдред,— ты знаешь смуглую женщину с черными глазами и черными волосами, гораздо темнее моих и даже твоих?

— Во время путешествий я встречал так много людей,— ответил Стив.— А что?

— Женщина с такой внешностью спрашивала о тебе,— продолжила Милдред.— Я ехала верхом по парку на встречу с друзьями, когда недалеко от меня остановился огромный лимузин, и женщина, сидевшая в нем, обратилась ко мне. Я подъехала, и она спросила, не сестра ли я Стива Аллисона, и, когда я ответила, что сестра, пригласила меня прокатиться в лимузине, но мне не с кем было оставить лошадь. Она поинтересовалась, в Нью-Йорке ли ты, Стив, и еще сказала, что она твой друг!

— Так как она выглядела? — спросил Стив.

— Смуглая, как я уже говорила,— ответила Милдред,— с очень большими, немного косящими, черными глазами. Она стройна и красива, но с довольно пышными формами.

Стив молчал, сохраняя бесстрастное выражение лица.

Милдред освободилась из объятий брата и уселась поудобнее.

— Стив,— укоризненно произнесла она,— ты где-то встречался с этой женщиной?

Другой пустился бы в бурные отрицания, но Стив просто помотал головой. Девушку это, похоже, удовлетворило.

— Она случайно не показалась тебе иностранкой? — неожиданно спросил он сестру.

— Да, она говорила с легким акцентом, которого я раньше ни у кого не слышала. И внешне она напоминала иностранку. Скорее всего, с Востока.

— Да, именно с Востока,— рассеянно согласился Стив.

Некоторое время он молчал. Потом тряхнул головой, словно изгоняя женщину из своих мыслей. Стив прижал к себе сестру, как ребенка, поцеловал и поднял со своих колен.

— А теперь — иди играй, хорошая девочка.

Мидцред, озадаченно взглянув на брата, вышла из комнаты.

Сначала Стив сидел спокойно, затем быстро встал и стремительно зашагал по комнате. Потом снова рухнул в огромное кресло и несколько минут был погружен в глубокие раздумья. Его лицо, как всегда, даже когда он оставался один, было спокойно и безмятежно; но вдруг он повернулся к двум кривым арабским саблям, висевшим на стене. Стив встал и подошел к большой карте, располагавшейся напротив изогнутых клинков. Внимательно оглядев всю карту, он задержал взгляд на Азии, а именно на небольшом местечке в Туркестане под названием Яркенд. Стив отошел от карты и несколько минут опять ходил по комнате. Потом быстро направился к двери, и в этот момент в широко распахнутое окно со свистом влетел какой-то блестящий предмет и ударился о стену. Стив отскочил в сторону, и тяжелый пистолет, словно по мановению волшебной палочки, оказался в его руке. Кнопка выключателя находилась вблизи от его руки. Он быстрым движением нажал на нее и застыл в темноте, держа наготове пистолет. Так он стоял несколько мгновений, потом снова включил свет и прижался к стене. Снаружи не доносилось ни звука, если не считать шума оживленного движения в деловой части Нью-Йорка. Стив осторожно прошел по комнате. Ничего не произошло. Тогда он взял в руки влетевший в комнату предмет. Это оказался нож какой-то странной формы, Стив внимательно его рассмотрел. Рукоятка, лезвие и стопор сделаны из одного куска металла. Лезвие было длинным, чуть изогнутым, из прекрасной стали и острым с обеих сторон. Рукоятка удивительно искусно инкрустирована золотом. Повертев нож в руке, Стив быстро принял решение, набрал телефонный номер и, наконец, услышал в трубке знакомый голос.

— Слушай, Бак,— поспешно произнес он.— Не задавай вопросов.

Продолжил он тихо, на диалекте индейского племени пима.

— Бак, давай как можно скорее встретимся у Дельмонико.

— Разумеется,— услышал он ответ на том же языке.

Стив повесил трубку и, спрятав нож под рубашку, вышел из комнаты. Через несколько мгновений он за рулем дорогого лимузина мчался к знаменитому нью-йоркскому кабаре.

 

 

10

Сейчас я расскажу вам, как Стив Аллисон, Тимолеон Ликург Казанова де Куин и я путешествовали по горам Тибета. Мы со Стивом приехали туда ради развлечения, да к тому же мой приятель прочел у какого-то ученого, что, согласно его вычислениям и исследованиям, недостающее звено находится где-то в Гималаях, в Тибете. Мне не очень в это верилось, но Стив сказал, что мы обязательно должны отправиться туда. Что же касается Тимми, он же Тимолеон и т. д. и т. п., то он поехал с нами отчасти потому, что изучал ботанику, а отчасти потому, что Стив надеялся: это путешествие наконец сделает из него человека. Как бы то ни было, Тим, обладая значительным состоянием, взял на себя большую часть расходов. Итак, мы брели по Гималаям в Тибет, пересекая северную Индию и Непал.

Нет смысла описывать все путешествие. Начну с того места, когда проводники удрали с большей частью нашего багажа, а мы остались на склоне одной из гор в центральном Тибете.

— Вот так номер! — заметал Стив, толкнув легкий складной стул, чтобы снять раздражение.— Зачем этим чертовым кули понадобилось удирать с нашими шмотками? Кто бы мне ответил на этот вопрос!

— Может быть, здесь неподалеку находится враждебное племя каннибалов или что-нибудь подобное,— предположил я.— Кули почувствовали их близость и смылись.

— Каннибалы? В Тибете? — удивился Стив.— Впрочем, такое тоже вполне возможно.

Он вынул пистолет и тщательно осмотрел его, потом проделал то же самое с винтовкой.

— Во всяком случае,— сказал он,— мы здесь, в Тибете, остались без средств к существованию и должны как-то выбраться из этих гор.

Он оглядел величественные, покрытые снегом вершины.

— Да, внушительная страна Тибет.

Он прав. Это, конечно, не горы. Это, скорее, высокое, обширное плато с разбросанными по нему вершинами. Пустынная, мрачная, голая местность… К счастью, мы оказались здесь летом, а это не так уж плохо. Но все равно было немного прохладно. Мы забрались достаточно высоко, чтобы предупредить попытку нападения на наш лагерь, хотя Стив уверял, что тибетцы, как правило, дружелюбные и мирные люди. Впрочем, он это говорил и о сиуксах, которые позже пытались снять с него скальп.

— Вот, смотрите.— Стив опустился на колени и начертил палкой на песке карту.— Это Тибет. Мы не так далеко ушли на север, чтобы находиться где-нибудь вблизи от Куэнлуна или каких-либо других гор. Более того, от границ Восточного Туркестана отсюда тоже путь неблизкий, потому что здесь не так много гор, да и ни одного таджика не видно. Восточную и южную части страны я знаю лучше. Если я не ошибаюсь, мы находимся на плато, населенном кочевыми племенами, где-нибудь к северу от Богтсангтсангпо.

— И что же из этого следует? — спросил я.

— Должна же у нас быть точка отсчета, разве нет? — ответил он.

— Ну и что? — не успокаивался я.— Да, мы находимся здесь. Что нам даст название места, если мы заблудились?

— Ты, дурень,— пожал плечами Стив,— как мы узнаем, откуда начинать путь, если неизвестно, где мы находимся?

Если подумать, то это рассуждение вполне логично. Только сейчас мы заметили, что Тимолеон Казанова исчез. Он всегда пропадал, когда больше всего требовалась его помощь. Оглядевшись, мы увидели, что он шарит по склону горы своей лупой. Мы окликнули его, и Тимолеон вернулся в лагерь.

— Ликург,— очень строго произнес Стив,— ты не должен уходить далеко от лагеря — и от нас. Мы в незнакомой стране.

— Да, конечно,—Тимолеон моргал, как кроткая черепаха.— Я исследовал экземпляр вида…

И он начал перечислять ботанические названия и термины, понятные Стиву, но совершенно незнакомые мне.

— Ладно,— смягчился Стив,— только впредь постарайся не отходить от лагеря дальше, чем, по твоему разумению, требует твое чувство долга.

Мы, конечно, знали, что Тимолеон как ни в чем не бывало улетучится в ту же минуту. Наш приятель специализировался на бабочках и знал о них больше, чем Стив Аллисон о пистолетах.

— О, я почти забыл,— вдруг воскликнул Тимолеон.— Я нашел это!

И он протянул Стиву желтый камень. Стив взял его.

— Нет, ты только взгляни! — изумился он.

Слиток золота величиной с гусиное яйцо!

— Боже мой…— охнул я.

Стив набросился на Тимолеона.

— Где ты это нашел?

— Да там, где-то на склоне. Я даже не помню точно. Я споткнулся о него, исследуя вид…

Мы со Стивом уже мчались вниз, соревнуясь друг с другом в скорости. Прочесав весь склон сверху донизу, золота мы так и не нашли.

— Странная история с этим самородком,— сказал я, когда мы сели отдохнуть.— Думаешь, его кто-то уронил?

— Если это и так, то я найду этих людей, и они уронят еще,— пообещал Стив.— Конечно, золото — это гадость. Но где-то в Тибете оно есть.

В эту самую минуту мы услышали шум и, оглянувшись, увидели десяток росных туземцев; они держали нас под прицелом винтовок. Такова жизнь. Гоняясь за золотом, человек ничего больше не видит и ни о чем не думает. Обычно никому не удавалось бесшумно подкрасться к Стиву или ко мне, но сейчас мы были так заняты поисками золота, что даже не заметили опасности.

— Ну что, будем драться, Стив? — спросил я, приготовившись вынуть из кобуры пистолет.

— Нет,— ответил он,— эти тибетцы — очень мирный народ!