Несмотря на почтенный возраст и духовное звание, брат Сав проламывался сквозь толпу так, как будто ему было наплевать на реакцию сбитых им с ног горожан. Что интересно, никто из тех, кого он бесцеремонно отталкивал в стороны, и не пытался возмущаться! Видимо, заглянув в глаза этого старика, каждый из них вдруг понимал, что делать это не стоит. И не удивительно: даже сам сотник Игел, один из лучших рубак империи, Правая Рука покойного Генора Жестокосердного, идущий следом за ним, иногда ловил себя на мысли, что побаивается крутого нрава своего советника. Казалось бы, что в нем могло пугать? Руки, давно забывшие вес топора? Фигура, начинающая горбиться под грузом прожитых лет? Голос, с трудом слышимый даже ближайшими собеседниками? Вроде ничего. Однако стоило вспомнить бешеный взгляд вечно чем-нибудь недовольного старика, как по спине начинали бегать мурашки, и во рту ощутимо пересыхало: силе духа, заключенного в этом тщедушном теле, мог бы позавидовать даже действующий император Маас, прошедший всю иерархическую лестницу Ордена от рядового воина и до владыки половины обитаемого мира.

Умеющий видеть даже кажущиеся несущественными мелочи, брат Сав не мог не знать, что ходит по грани, разговаривая с командиром Черной сотни в таком духе. И все равно всегда гнул свою линию, ничуть не стесняясь в выборе выражений, описывающих тупость будущего императора или его людей. Иногда, выслушивая очередную тираду, брат Гойден понимал, что готов схватить топор и зарубить обидчика на месте. Но трезвая мысль о том, что без его советов путь к трону может оказаться в несколько раз длиннее, заставляла вовремя разжимать стиснутые на топорище пальцы.

Каждый раз, удержавшись на самом краю подступающего к нему боевого безумия, брат Гойден пытался разглядеть в бесцветных глазах советника хоть тень страха смерти, и… не находил: старик его не боялся. Абсолютно.

Зато он никогда не показывает своего истинного нрава при посторонних… — «успокоив» себя набившей оскомину придуманной когда-то фразой, сотник задвигал в дальние углы памяти недавние оскорбления и переходил к обдумыванию очередных мыслей, пришедших в голову брата Сава.

Вот и сейчас, двигаясь за размашисто шагающим советником в направлении Квартала Ткачей, где располагался их постоялый двор, сотник думал не о сегодняшнем «чуде», разрушившим все их планы, а о том, что виновником происшествия, без всякого сомнения, будет назначен именно он. А, значит, в течение пары часов ему придется стискивать зубы и терпеть — только сорвавшись на ком-нибудь, советник обретал ту самую способность прозревать правильные решения, с помощью которой он и разработал план восшествия на престол нового Императора. Императора Гойдена Игела…

— Здорово, что ему не тридцать лет… — мысль, промелькнувшая на самом краю сознания, внезапно заставила Игела вспотеть. — Тогда у меня не было бы ни одного шанса. Императором бы стал он. И никто другой…

…Добравшись до «Нового Топорища», брат Сав молнией пронесся по ступенькам на третий этаж, первым вломился в их покои, и, добравшись до своей кровати, обессилено рухнул на покрывало:

— Принеси вина. Кувшин. Нет, два… И не экономь — пить всякую дрянь я не собираюсь… — даже не глядя на замершего в дверях сотника, приказал Сав, и, заметив, что воин не сдвинулся с места, грозно сдвинул брови: — Ну, что встал?

— Может быть, сразу и пообедаем?

— А о чем-нибудь, кроме жратвы, ты думать в состоянии? — прошипел советник. — Ты вообще понял, что произошло в Храме?

— Да. Маас уступил место Освободителю… — криво усмехнулся Гойден. — Тому, появление которого мы пытались предсказать…

— Он воспользовался нашим секретным оружием, тупица! — в глазах брата Сава засверкали молнии. — А оно ОДНОРАЗОВОЕ!!! То есть теперь мы им сыграть уже не сможем! Освободителей не может быть два! Или три!!! А, значит, о нем нам нужно забыть…

— Как это забыть? — опешил сотник. — Ведь до перев… до событий, которые мы планировали, осталось всего ничего…

— Угу… Только вот кого ты планируешь свернуть? Мааса или Хорма? Что замолк? Если первого, — не обращая внимания на то, что находится на постоялом дворе, а значит, у здешних стен могут быть уши, бесновался старик, — то в этом не будет никакого смысла. Народ, подготовленный нами, все равно пойдет за Освободителем, а не за тобой. Если Хорма, то люди тебя не примут — надежды на светлое будущее, появившиеся с первыми проповедями, уже въелись в плоть и кровь всех твоих будущих подданных, и теперь любая твоя ошибка станет фатальной. И ее тебе просто не простят. Ни народ, ни армия… А справиться со всеми сразу с твоими жалкими несколькими сотнями Черных, увы, не получится…

— Так… Это значит, что наши планы — корове под хвост? — побледнев, спросил Игел.

— Очень может быть, что да… Хотя… — внезапно замолчав, брат Сав задумчиво посмотрел в потолок и захрустел пальцами.

В это же мгновение сотник, заметивший знакомое состояние советника, запредельным усилием воли сдержал рвущуюся наружу брань, и, стиснув зубы, медленно опустился на пол. Там же, где стоял — прерывать размышления старика скрипом половиц было страшно. И уходить за вином — тоже: казалось, стоило отвести от брата Сава глаза, и мысль, посетившая советника, может исчезнуть так же быстро, как и появилась.

— А что… Может и получиться… — через некоторое время пробормотал старик. — Эй, Гойден, где ты есть?

— Я тут… — мгновенно оказавшись на ногах, выдохнул сотник. — Слушаю…

— Ну, если коротко, то сейчас, пока народ не успел УЗНАТЬ своего нового императора, у нас есть шанс наложить лапу на его сознание… Для этого надо не так много — захватить дворец, убрать Мааса и дать брату Гильену поработать с этим самым Хормом, или как его там… Тогда можно будет объявить, что Маас, как и обещал, отошел от дел и удалился в отдаленный монастырь доживать оставшуюся жизнь в молитвах и смирении…

— Он такого не обещал… — нахмурился сотник. — По крайней мере, я этого не помню…

— Никто не помнит. Пока… — отмахнулся от его слов брат Сав. — Зато то, что Маас отдал трон этому недоумку, когда-нибудь окажется лучшим доказательством нашей правоты: те, кому надо, сами дорисуют необходимые слова, а те, кому не надо — заткнутся. Или их заткнем мы…

— Но ведь в таком случае корона все равно достанется НЕ МНЕ? — угрюмо пробормотал Гойден.

— Ну, да… На время… На носу — война. Для всех подданных императора во главе войска будешь стоять не ты… И тяжесть ТВОИХ решений, озвученных через него, тоже будет ЕГО ответственностью! То есть при любом исходе войны ты ничего не теряешь. Зато когда мы решим, что эта фигура свое отыграла, он сам УСТУПИТ тебе место!

— То есть, в итоге, императором я все-таки буду? — на всякий случай снова поинтересовался сотник.

— Если, конечно, не передумаешь… — неприятно захихикал старик. — А вообще тупее вопроса я еще не слышал. Вместо того, чтобы срываться с места и бежать собирать ВСЕ силы, ты, как последний недоумок, изводишь меня всякой ерундой. Ты слышал, что я сказал? У нас почти нет времени!!! Если Хорм успеет объявить Мааса своим первым советником, командующим армией или кем-нибудь еще, боюсь, любая попытка его убрать не прибавит тебе популярности…

— У нас осталось не так много людей… — мрачно посмотрев на брата Сава, вздохнул сотник. — Большая часть из тех, кто завербовался в армию, сейчас плывут в сторону Эразма… В монастыре осталось восемь человек, из них четверо — калеки…

— А те, кто пришел с нами? Шесть десятков бездельников — это не шутка… И вообще, какая разница, когда начинать? Все равно ты собирался брать дворец штурмом!

— Собирался… Но только тогда, когда ВЕСЬ восьмой полк вернется в Корф. А в него, вместо планируемых восьмидесяти-девяноста, удалось устроить только двадцать семь наших воинов. То есть поднять бунт и вернуть подразделение в Корф им не удастся. А значит, собрать достаточно людей для штурма дворца сейчас просто нереально…

— …И в дворцовую стражу взяли почти двадцать… — словно не услышав возражения сотника, пробормотал брат Сав. — Зачем ломиться сквозь стены, если можно открыть дверь изнутри? Впрочем, если ты еще не решился, то отложим все до другого удобного момента…

— Нет уж… — возмущенно взвыл Гойден, сообразив, что именно предлагает старик. — Значит, новый император выступит перед народом завтра на рассвете?

— Угу…

— Значит, все решится сегодня ночью… Тогда, пожалуй, мне не до еды: надо собирать людей… Ах, да, чуть не забыл о твоей просьбе… Еду и вино тебе сейчас принесут…