А потом настал конец августа, настал сентябрь, и дача кончилась, и опять начался город. Словно долгий сон вдали от дома.

В городе всё было ненастоящее. Архивариус и Быстрая Нога окончательно превращались в Иринку и Витьку, и хотя жили они так же по соседству — этажом выше, и хотя бегали они друг к другу каждый день, и почту в коробочке пускали от балкона к балкону, и календариками менялись, и деловые бумаги вместе собирали — была у Иринки страсть к этим деловым бумагам, не зря ж она Архивариус. И всякое такое… Это было здорово, как отблеск дачи, но это всё-таки была не дача.

А в школе… А в школе, между прочим, учился Артём Непобедимый прямо за стенкой от Насти, в соседнем классе! Но только целый год от лета до лета они ни словечком не перебрасывались. И не вспоминали друг о друге, и даже сторонились. Чего там, в школе свои порядки! Там из своего-то класса нельзя с мальчиками дружить — засмеют, а уж о соседних и речи нет! И зачем пачкать жизнь этой глупостью? Доживём до лета, а там и поздороваемся… Только вот в этом-то году навряд ли уже поздороваемся…

А ночью снилась дача. Снилась и снилась. Как будто бежит Настя на дачу пешком, дороги не зная, зимою в шортах, и то учительница ругается, то родители, то хулиганы, то война, то землетрясение, а Настя все бежит на дачу, а как добежит, так сон и кончится, и плачь — не плачь, а придётся проснуться и в школу идти.

Но настал май, и настал июнь, и бабушка опять начала чемоданы укладывать. Настя с Серёжкой давай чунга-чангу от радости отплясывать. Осталась дача! Осталась! Да и могло ли иначе быть!

В первый день июня поехал на дачу первый автобус. Шуму, гаму! Дети скопились на заднем сиденье, подпрыгивают на каждой кочке, новостями делятся. Но, конечно, не все поехали, только немножко. Остальные кто вечером, кто завтра, а кто на машине.

Настя первым делом побежала всё осмотреть и поглядеть, кто приехал, а кто нет. И была точно в сказке, точно в раю: не верилось, что это не сон, что вот не растает это всё и не исчезнет… Понеслась по горе Уклонной, полетела кувырком, коленку в брызги разбила. Ну и что! А на болоте головастики плавают! А на пляже вода камешки обмывает, ещё кусок пляжа отхватила, пеньки под воду ушли… И понтон уже весь в воде — значит, будут мостик делать!

Как всё таинственно, необычно — понтон в воде! Надо же!

Настя пошлёпала по воде, на понтон вскарабкалась, ещё о какой-то крюк ободралась и в ржавчине выпачкалась. Вот так денёк!

Добежала до забора, который малую дачу отгораживает. Послала невидимый привет большому начальнику, который нелюдимый и загадочный лесник-бородач-медведь.

Потом через лес побежала по тропкам к Артёмовой даче. Пряталась эта дача в густых-густых зарослях, и надо наверх взобираться по очень узкой тропке. На велосипеде почти невозможно ни заехать, ни съехать — потому что вверх никак, а вниз слишком быстро, навряд ли свернёшь — так и упадёшь в кусты и крапиву! Но сейчас не на велосипеде…

Но Непобедимого не было. Зато Андрейка Длинный был, который тоже в окна пустые заглядывал. Андрейка — одноклассник Иринки Архивариуса, тоже долговязый, симпатичный такой. И побежали Настя с Андрейкой на самую главную дачу во много квартир, где всеобщие детские собрания проходили. И стали играть в казаки-разбойники. Девчонки были разбойники, а мальчишки казаки. И дважды раненый Холмс-Следопыт, конечно, главный, а Ватсон-Архивариус, конечно, его правая рука!

И это была настоящая игра! Не такая, когда одному лень, другому на обед охота, потому что ужасно все за лето стосковались по даче. Полдня они друг от друга убегали, несколько раз чуть не столкнулись, запыхались все, устали до изнеможения, но и от счастья тоже. И вот такой момент настал, когда их почти догнали казаки, и спрятаться было совсем некуда, а было это там, где шалаш их с Артёмом был; Настя сперва обрадовалась и в кусты:

— Я вам сейчас такое место покажу!

Полезла — и ужаснулась: а как же обещание? И что делать? Показать — Артёма предать, а не показать — получается, всю команду уже подставить… Но тут Сонька-плакса затянула: «Ой, кусты, тут клещи, а вдруг клещи, я не хочу», — ну, в общем, кое-как удалось обратно вылезти и от мальчишек убежать, а только сразу у Насти вместо счастья тяжесть страшная внутри. А перестала Настя погикивать — за ней и другие устали. Добрались все до качелей и стали качаться. И мальчишки их там и нашли.

Пока то да сё, Настя улизнула от всех, побежала шалаш проведать. Ведь не успела же до него добежать тогда, Андрейка отвлёк. И почти предала! Мысленно! Конечно, только мысленно, и тут же опомнилась, но ведь была же, была мысль, позором на всю жизнь! Тайны предавать! От такой мысли сколько ни плавай, не отмоешься… Да чего там, и в городе однажды мысль у неё промелькнула Иринке про шалаш рассказать, когда та выпытывала. Мысли! Мысли! Один раз подумаешь, и навсегда!

Размазывая слезы по щекам, пролезла в шалаш. И ужаснулась. Кто-то там уже побывал, и всё передвинул, и губную гармошку унёс, и погребок кухонный разломал и вообще там в туалет сходил. Какие-то злодеи, вообще! Ну, нашли чужой дом, ну, радуйтесь, а зачем же все портить и ломать?

А всё я! Всё я! Как я могла так подумать там, в городе? Я предала свою святыню, вот и наказание мне…

Бежали мимо Андрейка с Максом, её не видели. Но почему-то прямо сюда бежали. Так и есть! Полезли через кусты.

— От те на! А ты чего тут делаешь? — увидел её Андрейка.

— А ты чего делаешь в моём шалаше?

— А это не твой, это Тёмыча. Уходи давай отсюда!

— Это мой, — сказала она. — Его и мой. Когда он вам успел его показать? Куда губную гармошку мою утащили?

— А я думал, ничья, — ответил Макс. — На, забирай. А он сказал, это его шалаш. Ну и ладно, сиди в этой дыре! А мы вот нашли такое место около болота — целый лесоповал!

— Вот уж не ходи туда, если найдёшь, поняла? Это наше место! — отрезал Андрейка.

Выбрались из кустов прямо через кухонную стенку и убежали на свой лесоповал. Настя гармошку подобрала и домой пошла. А навстречу Артём радостный.

— Привет! Давно приехала? А я только что, на машине.

Потом посмотрел, губную гармошку увидал. Догадался, откуда она идёт.

— Ой, Настя… Слушай, я так виноват! Когда отец сказал, что дачи не будет, я уже в самом-самом августе пошёл и наш шалаш парням показал… Я подумал: какая разница, ведь всё равно он теперь уж не наш… Ты не очень сердишься? А? Да и правда, чего уж там, подумаешь, шалаш… А мне отец удочку купил складную. Длиннющая! Хочешь, дам порыбачить?

— Ну, как-нибудь дашь, — сказала Настя. — Сколько времени? Ты на ужин не идёшь? Мне сказали, столовая уже работает.

— В таком виде только в столовую ходить, — покачал головой Артём. — Ты меня извини, конечно, но ты на чучело похожа. Я таких девочек ещё в жизни не видал. Мальчиков видал, а девочек ни разу. А ты ведь наш шалаш тоже девчонкам показывала, да?

— Нет, — сказала она, а внутри все так и заполыхало: это только на деле нет, а в мыслях-то, в мыслях!

— Ну, в общем, извини. Ладно, я пошёл. Мне ещё раковые места проверить надо. Завтра поговорим. А может, мы ещё лучше место найдём…

Настя кивнула и пошла домой. При чём тут складная удочка? При чём тут место получше? Ну ладно даже, показал, но как он мог позволить всё сломать?

Молчи уж! Следопыт! «Я вам сейчас такое место покажу!» На себя посмотри…

Тут ей Николя повстречался — младший брат Элен. Николя за зиму вытянулся, длинноногий стал, всего на голову её ниже.

— Ничего ты вымахал! — сказала Настя. — Здорово!

Николя осмотрел её с некоторым презрением и говорит осуждающе, как недоразвитой:

— Слушай, Настя, ты вообще когда краситься начнёшь?

— А зачем? — с нарочным недоумением спросила у него Настя.

— Ну как-то вообще-то взрослым девушкам давно уже положено краситься, — надменно сообщил Николя. — А ты как-то уж совсем за собой не следишь. Хоть бы одевалась поприличнее. И водишься с малышнёй!

Экий Николя! Сам Иринки на год младше, а видишь какой: взрослый, надутый.

— Между прочим, краситься для кожи вредно, — заметила Настя.

— Я не понял, ты вообще, что ли, краситься не собираешься? — почти возмущённо спросил он.

— Так а зачем? — опять спросила она.

Николя понял, что разговаривает с диким неандертальцем, который и вправду не понимает, зачем надо краситься, и пошёл дальше. И Настя своей дорогой пошла. Почему-то расстроилась окончательно. Казалось бы, какая ерунда, мелкий Николя сморозил великую глупость. А ведь это не просто глупость, это тот, другой, школьный, недачный мир на дачу проник.

Бабушка увидела Настины коленки — запричитала, а Настя переоделась в старое. В то, которое здесь, на родине, целую зиму пролежало, в то, чего город не касался! — и пошла в столовую. Плохо, плохо началась жизнь в это лето. Чего дальше ждать?

А ничего не ждать! Вспомнить самое первое правило Следопыта: «Палица сия не токмо палица есмь». А это значит, что и Следопыт — это Следопыт, а не Настя поцарапанная-ненакрашенная! И что Следопыту самолично границы сказки от вторжений вражеских охранять, что бы там ни говорили всякие заезжие Николя!

Иринка вспомнилась: «А когда тебе будет двадцать лет? Тридцать? Ты тоже будешь бегать с луком и стрелять по банкам?»

Нет, стрелять по банкам в двадцать лет я не буду. И перья в волосы втыкать, и кольца в уши вешать, и краситься, и трубку курить — не буду! Не в этом смысл Следопыта. А в том, что разгадывает он во всём на свете следы волшебные — скрытые, другим невидимые. И не тем они волшебные, что их волшебник бородатый в плаще наколдовал, а тем, что больше всего на свете они правдивые и настоящие. Живут на свете сказки химические, физические, биологические, душевные, космические, всякие!

Много ещё чего на Земле нами не исследовано.