Полевая почта. — Значение ее и недостатки. — Военно-походный телеграф. — Практические указания. — Полевая касса. — Интендантство. — Остальные управления

В главных силах действующего корпуса, которые образовались по соединении под Карсом ахалцыхского и александропольского отрядов, помещались и все военно-полевые управления.

Прежде всего, заслуживает внимания полевая почта. Она занимает две киргизские войлочные палатки. Одна из них предназначается для денежной и страховой корреспонденции, а другая для простой. Чаще всего, конечно, приходилось посещать палатку, предназначенную для простой корреспонденции. Помнится мне хорошо стоявший поперек ее длинный, некрашеный стол и вечно занятый около этого стола молодой почтовый чиновник, всегда терпеливый, всегда вежливый и, главное, добрый. Исполняя эту обязанность, нетрудно сделаться злым, раздражительным. По целым дням вас спрашивают, вас тормошат; каждый день приходится разобрать сотни, если не тысячи писем, газет, прочесть бесчисленное число адресов. Письма, газеты, посылки раскладывались на столе пачками, по отдельным частям войск и управлениям; внизу, на войлоке, лежит в бесформенной куче еще не разобранная корреспонденция или назначенная к отправлению. Каждая часть присылает на почту, по мере возможности, своего доверенного и получает все ей адресованное. Отдельные лица, не принадлежащие ни к каким частям, должны были сами являться на почту и справляться, нет ли на их имя писем и газет. Около 12 часов, обыкновенно, раздавался колокольчик тройки, привезшей почту из Апександрополя. Этого колокольчика всегда с нетерпением ждали в лагере и, как только заслышится он, к почте спешат многие лица, чтоб присутствовать при вскрытии почтовой сумки и поскорее получить свежий номер газеты или справиться, нет ли давно жданного письма. Видя радостные лица получивших письма или разочарование других, услышавших печальное «нет», замечая, как жадно читаются газеты, можно наглядно убедиться в той неразрывной нравственной связи, какая существует между армией и народом, из которого она вышла. Кто сам не получил письмо, тот довольствуется, по крайней мере, если приятель его был счастливее. Сколько раз случалось мне отыскать на почте и принести знакомому только что пришедшее на его имя письмо, и сколько раз та же услуга оказывалась мне! Нередко приходится слышать подобные разговоры:

— Ну что? Получили?

— Нет... Не знаю, что и думать!...

— Да письма часто теряются... Завтра, верно, получите.

— Вам есть письмо! — слышится в другом месте.

— Не может быть!

— Право, NN взял вам передать.

В тот момент, когда в лагерь приходит почта, в заброшенной на чужбину армии чувствуется, что дорогая родина не забыла ее, что она мысленно живет ее жизнью, следит за каждым ее шагом, торжествует при ее успехах и соболезнует в неудачах. Благодаря телеграфу, газетам и письмам поддерживается в армии тот народный дух, без которого армия превращается в мертвый организм, в случайный сброд людей, не знающих, за что и зачем их ведут на бой. Мне случилось ознакомиться, конечно добросовестным путем, с содержанием нескольких писем, полученных солдатами от их родственников или сослуживцев. В каждом письме, вместе с благословением «на веки нерушимым» и с бесконечными поклонами, непременно содержится какая-нибудь гражданская, патриотическая нотка. Родители пишут, что они молят Бога о сохранении любезного сына и уверены, что он порадует царя и, послужив честно, вернется здрав и невредим. Сослуживец сожалеет, что он еще не в походе, когда приятель «доблестно сражается», и надеется, что и до них дойдет черед. Редко какое письмо на имя солдата не приходит без денег. Кто получит рубль, кто два, три, даже до десяти. Эти небольшие суммы, обыкновенно, составляются в складчину от всех родственников. «Родители ваши (говорится, например, в письме), Спиридон Кузьмич и Аграфена Ивановна шлют вам свое родительское благословение, усердный поклон и 25 копеек деньгами; супруга ваша Марья Петровна нижайший поклон и 50 копеек деньгами, братец ваш...» и т.д. Родители, обыкновенно, шлют большую сумму, нежели другие родственники, а жена — больше, нежели родители. Таким образом и составляется рубль, два и более. Солдаты, в свою очередь, почти всегда посылают домой подарки.

Полученные в лагере письма составляют достояние не только тех лиц, кому они адресованы, но и многих других. Интересные вести передаются друзьям, знакомым. Все это показывает, какое важное значение для армии имеет правильное устройство полевой почты.

К сожалению, нельзя не сказать, что в доставке писем, приходящих на имя солдат, происходят часто большие замедления. Вместо того, чтоб денежное письмо отправить прямо в полк или в ту часть, где служит получатель, полевая почта, точно так же, как и наша, мирная и туго реформируемая почта, посылает повестку и ждет, чтоб за письмом явилось доверенное от полка лицо. Обязанность эта лежит, обыкновенно, на казначее, который не может отлучаться часто за каждым рублем, тем более, если часть расположена за десять, иногда и более верст.... Поэтому иногда по месяцам и более солдатские письма валяются на почте и накопляется их такая масса, что и получить затруднительно. Все это усложняется еще бесконечными доверенностями, свидетельствами, расписками. Сколько раз случалось, что пролежавшее слишком долго письмо не заставало уже получателя в живых, или раненый, больной, он поступил в госпиталь и увезен куда-нибудь, где и отыскать его трудно. Очень вероятно, что полевая почта могла бы упростить те порядки в доставке денежной и страховой корреспонденции, которые и в мирное время всех стесняют без видимой надобности. Прямая обязанность придумать удобнейшие для этого способы лежит, конечно, на заведующем полевой почтой. Таким лицом на малоазиатском театре войны является статский советник Городенский; но он, к сожалению, более всего придумывал способы получения чина действительного статского советника и какого-нибудь ордена с мечами. Занятие, конечно, ничего худого не представляющее и, как видно, даже способствующее процветанию здоровья: г-н Городенский, как я имел удовольствие заметить, видимо растолстел к концу лета, точно так же, как и его белая лошадь; все это, без сомнения, благодаря «неусыпным заботам и неутомимым трудам». Отправляется почта из лагеря, за весьма редкими исключениями, также каждый день, обыкновенно в 9— 10 часов утра. Денежную или страховую корреспонденции нужно было сдавать накануне, часов до 2-х дня; простые же письма бросаются в большой почтовый ящик, поставленный у входа в палатку, или передаются почтовому чиновнику для наложения штемпеля «Полевая почта»; прием продолжался часов до 10—11 часов вечера. Возле почты я всегда замечал большие кожаные чемоданы, наполненные посылками. В известные часы дня чемоданы эти раскрывались, и получатели могли являться за своими посылками. Но, странное дело, число нерозданных посылок все увеличивалось и увеличивалось; вероятно, и тут какие-нибудь излишние формальности. Около почты всегда находился караул. Свои письма, обыкновенно, я отправлял простыми, и ни одного из них не пропало. Раз только бесследно исчезло письмо, отправленное на почту через нарочного с Саганлуга; но говорили потом, что нарочный этот был перехвачен турками. Зато в получении адресованной на мое имя корреспонденции случались неисправности: первое денежное письмо попало в мои руки только через месяц по отправлении его из Петербурга; посылаемую же на мое имя газету не удалось получить и вовсе.

Другое важное для армии и тесно связанное с почтой учреждение составляет телеграф. В настоящее время первым делом военного лагеря было озаботиться немедленным устройством телеграфной линии, которая связывала бы армию с телеграфной сетью не только своего государства, но и целого света. Глядя в лагере на телеграфные столбы, с протянутой на них проволокой, вы успокаиваетесь, зная, что эта проволока достигает самых отдаленных уголков вашей родины, что посредством ее вы в тот же день можете получить или передать важное для вас известие, что в случае нужды путем ее может скорее придти необходимая помощь, что армия в один день может поделиться с целым светом своими радостями и своим горем, а важные для армии распоряжения не засядут где-нибудь на почтовой станции, с ее вечно заспанным и сердитым смотрителем, не завязнут в невылазном болоте, а долетят куда следует быстрее птицы, без устали. Когда я приехал в Малую Азию, до Кюрюк-Дара был уже устроен негосударственный телеграф; но от Кюрюк-Дара (представлявшего нечто вроде военной станции для складов, запасов и лазаретов) до заимского лагеря протянута была линия военно-походного телеграфа. Впоследствии, когда мы перешли в Мацру, государственный телеграф доведен был до этого лагеря, а военно-походный устанавливался между нашими лагерями. При отступлении, конечно, все эти линии опять сняли. Устройство государственного телеграфа, без сомнения, требует более времени, нежели военно-походного; оно затрудняется особенно недостатком леса в этой части Армении. Зато передача телеграмм идет гораздо быстрее по государственному телеграфу, нежели по военно-походному. Когда в лагере был только один военно-походный телеграф, почти невозможно было отправлять частные депеши. Они накоплялись сотнями и задерживались иногда в течение нескольких дней. В Александрополь, в Тифлис выгоднее было послать письмо — почта доходила скорее электромагнитного тока. Часто случалось, что частные телеграммы и вовсе не принимались, ввиду накопления казенных. Для телеграмм корреспондентов, т.е. адресованных в редакции газет и предназначенных к опубликованию, делались, впрочем, исключения; подобные депеши отправлялись в первую очередь, после казенных. Как и следует, общественным интересам давалось первое место перед частными. Но, как сказано, и частные интересы имеют важное значение — они должны удовлетворяться, насколько это зависит от государства и его представителей; для частных же депеш телеграф первое время утрачивал всякое значение, точно его и совсем не существовало. Вскоре, однако, догадались принять следующую, оказавшуюся очень практичной, меру: все частные депеши два раза в день стали отправлять в Кюрюк-Дара с нарочным; отсюда по государственному телеграфу телеграммы шли уже без особых задержек. Депеши, поданные утром, посылались с нарочным в 12 часов дня; поступившие же после полудня отправлялись вечером. От лагеря до Кюрюк-Дара было верст 20—25, так что замедление сводилось всего к нескольким часам.

Основная причина не совсем удовлетворительного действия военно-походного телеграфа заключается в том, что вся цель этого учреждения приспособлена исключительно к военным потребностям, да притом потребностям, теоретически сознанным в мирное время или во время летних лагерных упражнений войск. Военно-походный телеграф имеет только одну проволоку и подвижные станции его, т.е. кареты, приспособлены только к действию одного аппарата, что чрезвычайно замедляет ход телеграфной корреспонденции. Наконец, военные телеграфисты менее образованы и имеют гораздо менее навыка, нежели гражданские их собратья по искусству. Офицерам военно-телеграфного ведомства приходится работать как волам и зорко следить, чтоб подчиненные им телеграфисты-солдаты не напутали чего, не переврали важную депешу при передаче или получении ее. Легко представить, какие прискорбные недоразумения могут выйти, если переданное по телеграфу распоряжение или донесение будет искажено телеграфистом! Телеграфными станциями в нашем лагере заведывали два саперных офицера, братья Калишевские, оба прекрасные, образованные молодые люди. Они из кожи лезли, и не из-за наград, а по чувству долга, по сердечному участию к интересам общего дела, — чтоб телеграфная служба исполнялась безупречно; но, тем не менее, бывали примеры искажения очень важных военных телеграмм. Избегнуть подобных случаев невозможно; для этого заведующему станцией нужно самому превратиться в телеграфиста и отказаться от малейшего отдыха, потому что телеграф работает день и ночь. Казалось бы, что военное ведомство должно бы было отречься от «своих» телеграфистов и на время войны брать из гражданского ведомства лучших и опытнейших телеграфистов, возвысив их права, вознаграждение и ответственность. Закон о всеобщей воинской повинности упрощает выполнение этой меры. Точно так же следовало бы придти к сознанию, что устройство военно-походного телеграфа не должно сообразоваться исключительно с потребностями чисто военного свойства. Военно-походный телеграф, как и полевая почта, должны одинаково служить всем интересам того живого организма, который представляется армией, начиная от общих и кончая частными. В Красном Селе или в другом лагере, где рядом с военно-походным телеграфом существует государственный, нет надобности обременять военно-походный телеграф частными депешами, но в военное время в армии, находящейся на неприятельской территории, военно-походный телеграф должен быть к услугам всех отдельных единиц, всех лиц, входящих в ее состав, или тем, или другим путем с ней связанных. К тем же легким, выполированным столбам военного телеграфа нетрудно привешивать вторую проволоку; в телеграфной карете можно иметь два аппарата вместо одного, для чего находящееся впереди кареты бюро, на котором записываются телеграммы, выдаются расписки и проч., можно уничтожить, как излишнюю роскошь: все эти манипуляции легко производить и в палатке, на простом складном, легко перевозимом столе.

В лагере при Кюрюк-Дара и потом на Караяле станция государственного телеграфа помещалась в войлочной киргизской палатке. Круглая, довольно обширная палатка эта представляла совершенно достаточно места для помещения двух аппаратов и довольно большого стола для приема и выдачи корреспонденции. Перевозка такой «станции», я думаю, более удобна, нежели передвижение увесистой телеграфной кареты. В этой станции принимались все депеши, как казенные, так и частные, предназначенные на Кавказ, в Россию и Европу. Военно-походный телеграф служил исключительно для передачи распоряжений и донесений военного свойства между различными частями нашего отряда. Полученные в лагере депеши обыкновенно довольно исправно разносились по назначению. Телеграфное агентство доставляло свои политические телеграммы, которые немедленно литографировались в Корпусном штабе и распространялись в лагере. Военно-походный телеграф устанавливается и снимается довольно скоро; можно сказать, что телеграфная линия в состоянии непрерывно следовать за движением войск, лишь бы телеграфных парков было достаточно. В Малой Азии их было на 75 верст. В один час телеграф устанавливается на протяжении трех-четырех верст, если передвижение обоза мыслимо с такой скоростью. Телеграфный парк состоит из дрог, на которые укладываются столбы и проволока, и карет с аппаратами. На конце телеграфных столбиков имеется металлическое острие, так что при установке их нет надобности копать землю. Сначала привешивается проволока, а потом уже столб втыкается в землю.

Важные услуги, приносимые армии полевой почтой и телеграфом, мыслимы, конечно, только во время более или менее продолжительных лагерных стоянок, так часто случающихся при осаде или блокаде неприятельских крепостей, укрепленных позиций, наконец, при сосредоточении войск или во время неизбежных перерывов между военными действиями. Главная квартира и главные силы всегда передвигаются медленно. Стоянка в один, два, три дня уже достаточна, чтобы телеграфная и почтовая служба могла отправляться; она обязана следовать за главными силами. Во время же быстрых или безостановочных передвижений и экспедиций отдельных отрядов приходится прощаться и с письмами, и с телеграммами, и с газетами. В таких случаях отдельные лица, иногда даже целые отряды отрезываются от всего мира; они предоставлены сами себе, живут только внутренней своей жизнью, видят и знают только то, что творится на пространстве доступного глазу горизонта. В таком изолированном положении мне приходилось бывать до 12 дней. Положение тягостное. Можно себе представить, что должны испытывать гарнизоны осажденных и блокированных со всех сторон крепостей или те армии и отряды, в которых пренебрегают устройством правильных почтовых и телеграфных сообщений! Не завидна участь и того народа, который обречен на неведение, что делается с родными и близкими в армии, что совершается на тех отдаленных полях, где на время войны поставлены на карту народная честь, слава, ближайшее будущее.

Обходя лагерь, нельзя не обратить внимание на две длинные, вроде санитарных, палатки, из которых каждая окружена десятком офицерских палаток. В одной из них помещается интендантское управление, в другой казначейская часть действующего корпуса. Офицерские палатки занимают интендантские и казначейские чиновники. Войдем в палатку, около которой стоить шест с флагом и надписью «Полевая касса». Вдоль палатки, обитой внутри серым солдатским сукном, стоят в два ряда небольшие деревянные складные столики и такие же табуретки. Столы завалены толстыми книгами, ассигновками, ведомостями, счетами. Около всего этого трудятся чиновники в вицмундирах министерства финансов; но и эти вицмундиры приняли воинственный вид: на плечах виднеются погоны с золотыми жгутами; высокие сапоги на ногах еще живее указывают, что вы не в казначейской комнате какого-нибудь уездного городишка, а в лагере, в походе. Полевой кассе работы много, она трудится с утра до ночи, экстренные выдачи случаются беспрерывно и не терпят отлагательства, а между тем все формальности счетоводства должны быть соблюдены. Полевая касса учреждение новое и очень полезное, в видах правильности расходования казенных сумм и бережливости. Прежде начальство армии требовало только денег от министерства финансов, расходовало их и отчитывалось после, часто по окончании войны, когда многое и проверить невозможно. Теперь в армии в военное время соблюдается, по возможности, та же система, которая принесла немало пользы и при выполнении государственных расходов в последние годы, со времени введения единства кассы и отделения казначейской части от распорядителей кредита. Учреждением полевых касс министерство финансов идет на встречу желанию добросовестных начальников армии, избавляя их от излишних хлопот по чуждой им специальности: полевая касса хранит казенные деньги, расходует их только на основании правильных документов, скрепленных компетентными подписями и ежеминутно может представить отчет по денежной части армии. Без сомнения, однако, немало и теперь проявляется попыток освободиться от услуг, оказываемых полевой кассой. При найме, например, подвод для передвижения воинских тяжестей, казалось бы, всего проще присылать самих подводчиков или их уполномоченных в полевую кассу за получением следуемых им денег; но, обыкновенно, лица, непосредственно распоряжающиеся подобным наймом, предпочитают брать авансом суммы и отчитываться в них огулом. В некоторых отрядах предпочитали вовсе обходиться без полевой кассы, как, например, в эриванском отряде генерала Тергукасова. Да и в нашем лагере, в главных силах действующего корпуса, нередко приходилось слышать мнения, что полевая касса представляет излишнее бремя для войск, что это одна из тех тяжестей, которая только стесняет быстроту движений отряда и т.п. Тем не менее, однако, генерал-адъютант Лорис-Меликов не захотел расстаться с этим полезным учреждением и не отослал полевую кассу в Александрополь, как многие советовали даже при нашем отступлении, когда действительно приходилось заботиться, чтоб отряд как можно менее был обременен обозами и «излишними тяжестями».

Полевая касса, без сомнения, также охраняется часовыми. Денежные сундуки помещаются и перевозятся в особом фургоне, который и разыгрывает роль казначейской кладовой. В эту кладовую проникают не иначе, как с «присяжными», которых полевая касса не забыла захватить с собой. В полевой кассе не было недостатка в мелких кредитных билетах и серебряной разменной монете; начальник полевой кассы, очень милый, любезный человек, никогда не отказывал в размене денег. Наоборот, некоторые встречали иногда затруднения в промене мелких кредитных билетов на сторублевые. Любители всевозможной статистики не раз даже советовали собрать в полевой почте небезынтересные сведения о том, кем и сколько таких сторублевых отправлено было из лагеря на Кавказ и в Россию. Понятно, однако, что подобная статистика обнаружила бы только лиц более откровенных и не могла бы дать понятие о количестве выменянных сторублевых бумажек, если они не отсылались по почте, а отвозились при оказии или хранились до поры до времени.

Полевое интендантство помещается так же, как и полевая касса. Здесь только вы встречаетесь уже со знаменитым интендантским писарем и известным мундиром интендантства. Мундир этот, однако, не внушал у нас в лагере того чувства брезгливости, какое ему свойственно возбуждать в нашем обществе, да и во многих других странах. Вероятно, это происходило от того, что интендантская часть в нашем отряде была в порядке. Не знаю, во что она обходилась казне, по крайней мере солдаты были одеты и сыты, что главное. Служащие в полевом интендантстве ничем не отличались от других штабных чиновников и под конец даже прославились в лагере своей предприимчивостью и распорядительностью: образовав из себя артель, они завели особого маркитанта, у которого можно было довольно сносно пообедать и поужинать и, притом, дешевле, нежели у корпусного и других маркитантов.

Остальные военные управления, как то: артиллерийское полевое, артиллерийское осадное, инженерное, медицинская и военно-топографическая части, размещались так, что по наружности присутствие их в лагере и заметить было трудно. Офицеры и чиновники, принадлежащие к этим управлениям, жили и «служили» в обыкновенных офицерских палатках. Даже штаб имел особую киргизскую палатку только для писарей. Полевой военный суд водрузил было заметное помещение, большой парусиновый намет, для храма военной Фемиды, но оставаться ему в лагере пришлось недолго, и пребывание его ознаменовалось только одним публичным заседанием, да необыкновенно грубой сценой между военным прокурором и одним из чиновников военно-судебного ведомства. Характерно, что этому чиновнику поручалась зашита подсудимых, и он творил ее без малейшего внимания к самому снисходительному терпению слушателей; в данном же случае ему пришлось еще плачевнее: защищать самого себя от «непечатных выражений» военного прокурора.