оафо и Агьяман так устали, что проспали рассвет. Они проснулись, когда солнце уже стояло в небе и весело заглядывало к ним сквозь листву дерева, на котором они устроились на ночлег. Боафо посмотрел вниз: хотел удостовериться, что Мпотсе вернулся.
Верный пес лежал под деревом и с наслаждением что-то грыз — трофей, принесенный с удачной ночной охоты.
Ребята спрыгнули на землю — сначала Агьяман, за ним Боафо. Они потянулись, стряхивая с себя последние остатки сна, и Мпотсе с удовольствием встряхнулся тоже.
Боафо надел на Мпотсе самодельный ошейник, поднял то, что грыз пес, и показал Агьяману.
— Смотри-ка, мышь, — засмеялся Агьяман. — Ну, Мпотсе, я вижу, ты поохотился славно…
Боафо бросил мышь в траву, Мпотсе ринулся было за ней, но сильная рука Боафо удержала его.
— Ну, пошли! — сказал Боафо Агьяману. — Путь до города не близок. Мы и так проспали рассвет. Кто знает, что может случиться с Опокувой.
Агьяман прекрасно понимал друга. До того, как стемнеет, они должны дойти до Манкесима, все рассказать Нане Оту. Он спасет, непременно спасет Опокуву!
…Они шли через подлесок быстро и молча, и Мпотсе так же молча и быстро бежал впереди. Довольно скоро они нашли вчерашнюю тропу и принялись спускаться с холма. Идти стало легче, к тому же был день, а не ночь. Скоро они выйдут на открытое место, и тогда им легче будет найти дорогу к городу.
Ребята шагали быстро, но осторожно: в любую минуту можно было нарваться на кого-нибудь из этих диких жрецов. Приходилось быть начеку.
Они внимательно смотрели под ноги, старались не шуметь, даже продираясь сквозь густые кусты. При каждом шорохе Боафо с Агьяманом останавливались, замирали на месте и стояли молча и тихо до тех пор, пока не убеждались, что опасности нет. А потом шагали еще быстрее, изо всех сил наверстывая упущенное. Они перешагивали через лежащие на земле гигантские стволы деревьев, перебирались через рытвины и колдобины, пускали в ход мачете. Голод терзал их все сильнее, и наконец Агьяман сказал:
— Надо найти что-то… Мы не дойдем…
Боафо вздохнул и признался, что голоден тоже: они же так ничего и не ели со вчерашнего дня, когда полакомились вместе с Опокувой ананасами.
— Давай искать что-нибудь, только не останавливаясь, не сходя с тропы. Просто будем смотреть направо, налево, себе под ноги, чтоб не пропустить то, что съедобно. Да и скоро город…
Агьяман не возражал: Боафо был главным, а долг подчиненного — слушаться, даже на пустой желудок.
Оба усердно всматривались в лесную чащу: теперь уже не от страха перед врагом, а в поисках пищи. Но как назло ничего съедобного не попадалось. Кружилась голова, тяжестью налились ноги, идти становилось все труднее. Спуск кончился.
— Не могу больше, — взмолился Агьяман. — Давай немного передохнем, совсем немного. Раз уж нет пищи, дадим хоть отдых ногам… А то тебе придется тащить меня на себе…
Он еще пытался шутить, но шутка не получалась; Агьяман остановился, и Боафо пришлось остановиться тоже. Он яростно повернулся к Агьяману.
— А если б Опокува была твоя сестра, твоя, а не моя, что тогда? — крикнул он, забыв об осторожности. — Тогда бы ты небось о еде не думал!
— Не ругай меня, — тихо попросил Агьяман. — Посидим чуть-чуть, ну самую капельку, и отправимся дальше — найдем мы еду или нет, а до города мы дойдем, обещаю…
Боафо сел на землю. Агьяман стоял, прислонившись спиной к могучему дереву, и устало смотрел перед собой. Оба молчали. И вдруг раздался радостный крик Агьямана:
— Смотри, смотри! Вон там… Похоже на папайю…
Крик Агьямана вывел Боафо из оцепенения. Он медленно поднялся, вгляделся в заросли. Правда, похоже…
— Пошли посмотрим, — сказал он и первым ринулся в чащу.
Это и в самом деле была папайя — одно-единственное засохшее деревцо. Наверху висели две круглые зрелые дыньки. Какое-то время ребята стояли в раздумье: как же до них добраться — они на самом верху? Боафо опять было приуныл, но он не успел расстроиться по-настоящему. Агьяман решительно вытащил ржавое свое мачете и пустил в ход. Несколько сильных ударов — и деревцо грохнулось наземь. Боафо не терял времени: бросился подбирать плоды папайи.
Они выгребали маленькие черные зернышки, а уж потом уплетали свежую желтую мякоть, упивались душистым прохладным соком. В этой сухой жаре, в зное нового утомительного дня папайя дала им не только пищу, она утолила жажду. Отдохнув и подкрепившись, друзья продолжали свой путь к городу.
Теперь они были уже в самом сердце леса, в его чащобе. Лес, как и вчера, скрыл от них палящее солнце, сумрак окутал стволы деревьев, гибкие, словно змеи, лианы сплетались над головой. Ребята притихли. Они шли, стараясь ступать легко и бесшумно.
— Тихо! Не двигайся, — шепнул вдруг Боафо и приложил палец к губам.
Агьяман замер на месте. Глубокая, мертвая тишина царила в лесу. Ни звука, ни шороха…
— Ты ничего не слышишь? — шепнул Боафо.
Казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки — так отчаянно вслушивался Агьяман в звенящую тишину. И вот в этой лесной тиши возникли едва слышные звуки — шаги, голоса…
— Да… слышу… — Голос Агьямана дрогнул, на лице был написан страх. — Кто-то приближается, идет прямо к нам. Что же делать? Что делать?
Он оцепенел от ужаса. Даже бежать уже не было сил.
— Это они, служители идола… Это они, жрецы…
Агьяман прижался к Боафо, заглянул ему в лицо. Но на этот раз он не нашел в нем поддержки: Боафо тоже насмерть перепугался. Сердце Агьямана замерло, потом покатилось куда-то вниз. Он схватил своего друга за руку, дернул: надо что-то делать! Боафо медленно повернулся к Агьяману, его неподвижный взгляд был устремлен вдаль.
— Быстро… туда, в кусты… — сказал он хрипло. Казалось, чья-то рука сдавила ему горло.
Боафо подхватил Мпотсе, сжал ему пасть, бросился в густые заросли и замер. Рядом с ним упал на землю Агьяман. Теперь их не было видно.
Голоса и звуки шагов звучали совсем рядом. Целый отряд жрецов подступал все ближе и ближе. Жрецы не пытались скрыть своего присутствия — они негромко переговаривались, окликая друг друга. Это был их лес, незачем было таиться.
Боафо с Агьяманом теснее прижались друг к другу. Оставалось только ждать, и они ждали. Казалось, прошло много-много времени. Наконец из чащи вышел человек, за ним еще и еще… Слезы радости брызнули из глаз Боафо.
— Посмотри! — почему-то шепотом сказал он. — Это же Нана Оту!
— Да, вижу… — так же шепотом откликнулся Боафо.
— Это они за нами! Они нас ищут!
Новые и новые люди появлялись на тропе, их Агьяман не знал, но того, первого, он узнал бы из тысячи… И он бросился к этому человеку, самому сильному, самому могучему из вождей племен, и обнял его колени. А Боафо стоял, окруженный спутниками Наны Оту, и переводил взгляд с одного на другого. Все были вооружены — мачете, копьями, топорами; у одного в руках была здоровенная дубинка, у другого — огромный кол. Горящие факелы в руках говорили о том, что люди готовы искать пропавших и днем и ночью, на открытом месте и в темном лесу. Да, это была настоящая экспедиция.
— О боги! — пришел наконец в себя Нана Оту. — Что вы здесь делаете? Где Опокува? Что случилось? Да знаете ли вы, что попали в запретный лес? Никому не позволено здесь бывать!
Он сыпал вопрос за вопросом, забыв о том, что он вождь и ему надлежит быть сдержанным. И ребята, перебивая друг друга, так же быстро ему отвечали:
— А мы шли к тебе, Нана Оту…
— Опокуву схватили жрецы…
— Они держат ее взаперти…
— Они живут там, в долине, за холмами, — мы их нашли… И Опокуву тоже…
— Значит, ее схватили? — переспросил Нана Оту, и мальчишки закивали изо всех сил.
— Но что случилось? — продолжал он. — Зачем вы вообще пришли сюда, мальчики?
И Боафо сказал:
— Мы искали твоего ягненка, Нана.
— Но я отдал его духам предков, — медленно произнес Нана Оту, и лицо его на миг затуманилось скрытой печалью. — Жрец сказал, ягненок, уже там, за гранью нашей жизни, на небесах…
— А мы не поверили! — горячо воскликнул Боафо. — И теперь не верим: они все обманщики! Они всех обманывают!
Люди ахнули: так говорить о служителях идола! Нана Оту протестующе поднял руку, но ребята, торопясь и перебивая друг друга, говорили и говорили обо всем, что с ними случилось, о чем рассказала им Опокува. Нана Оту и все, кто был с ним рядом, слушали молча, не зная, чему им верить. Может, ребята что-то напутали? Невозможно, чтобы все это было правдой! Разве может быть лживым Нананом, великий идол племен фанти?! Они сами, их отцы и отцы их отцов приходили к нему за советом, и он давал им эти советы. Нананом… Святыня… И вдруг — его жрецы лживы! Нет, невозможно!
— Хорошо, — прервал ребят Нана Оту. — Ведите нас к Опокуве. Там все станет ясно…
И они все вместе двинулись в путь — тот самый, что был пройден ребятами утром. Агьяман с Боафо шагали впереди процессии сворачивая на одни им ведомые, едва заметные тропки. За ними шел Нана Оту, а за вождем — все остальные. Теперь ребята шли не скрываясь. Треск веток, шум раздираемых сильными руками лиан сопровождал их, отдаваясь громким эхом. Только они ничего уже не боялись: ведь с ними шел целый отряд. Дважды они порывались снова рассказать обо всем Нане Оту, однако вождь останавливал их повелительным жестом — не мог он поверить в коварство служителей идола.
Но мужеством ребят и этой девочки вождь восхищался. Не испугаться жрецов! Да их он, Нана Оту, и то боится. Стоять на своем, как Опокува… Что и говорить, молодцы!.. Ну а вся эта история — с обманом, с тайным убежищем — преувеличение, детские фантазии. Впрочем, кое-кто из свиты вождя склонен был верить: слухи о жрецах Нананомпоу, неясные, темные, ходили уже давно. И этот лес… Он не мог не пугать… Надо скорее, скорее добраться до места, там все разъяснится.
Вот уже и холм перед ними. За тем холмом — долина Нананомпоу. Лес стал совсем густым, устрашающе темным. Но факелы освещали путь, и люди приготовились перевалить через холм — последнее препятствие нелегкого их пути.
И вдруг все вокруг пришло в движение. Затрещали и зашатались, словно от урагана, деревья, дикие крики, визг, вопли, летящие со всех сторон, оглушили людей, страх приковал их к месту. Лес ожил, он и впрямь заколдован! Надо бежать, спасаться!.. Но куда? Где найти спасение, когда кажется, что сама земля дрожит под ногами? Справа, слева, впереди, сзади — везде вопли, стоны и крик…
Но вот — разом — все смолкло, так же внезапно, как началось. Мертвая тишина рухнула на людей и тут же взорвалась новым приступом дикой ярости, удесятеренной неведомой силой. Кто знает, может, и повернули бы люди назад, даже сам Нана Оту, если бы не Агьяман: он-то знал, откуда весь этот шум, все эти крики. Он поднял голову и принялся лихорадочно всматриваться в густые кроны деревьев. Он искал на них служителей идола. Увидеть бы хоть одного, показать Нане Оту! Тогда все разрешится, тогда им с Боафо поверят…
Но Агьяман никого не смог разглядеть, а потом все замерло… Ничего, сейчас эти дикари завопят снова!.. И снова ожил заколдованный лес, и опять никого не увидел Агьяман. Он быстро перешел под большое и толстое дерево и, когда налетел третий шквал криков и стонов, высоко-высоко, ближе к вершине, разглядел наконец человека.
Человек сидел на ветке, зажав в руке конец веревки. Другой ее конец был закинут на крону соседнего дерева. Рывок — и крона начинала раскачиваться, как от сильного ветра, а человек визжал и выл во всю мощь своих легких.
— Глядите! — крикнул Агьяман. — Вон он, вон, сидит! Помните, я говорил!.. Это все жрецы, а вовсе не духи: они качают деревья, визжат и стонут…
Агьяман кричал что есть мочи, стараясь перекричать жрецов, он показывал на дерево пальцем. Люди взглянули наверх и тоже увидели человека.
— Смотрите, смотрите, вон он…
— Я вижу, вижу…
В диком шуме никто никого не слышал, но все было ясно и так: ребята не обманули, не преувеличили, ничего такого они и не думали сочинять. Они сказали правду.
И снова тишина пришла так же внезапно, как жуткие эти крики. И в этой тишине зазвенел ликующий крик Боафо:
— Ну что, теперь верите? Их там полно на деревьях, этих лжецов!
— Да… — тихо сказал Нана Оту, и короткое это слово прозвучало грозно и гневно. — Да, теперь мы знаем…
Сомнений не оставалось. Так вот как их, значит, дурачили! Довольно просто… Нананомпоу… Не убежище их богов, не святыня великих духов их предков, а банда дикарей, жуликов, банда лжецов! Разорвать их, мерзавцев, на части — вот чего больше всего хотелось сейчас Нане Оту…
— Схватить его! — крикнул он, но было уже поздно.
Человек на дереве мигом все понял, поймав обращенные на него гневные взоры. Громадными прыжками запрыгал он с ветки на ветку, с дерева на дерево и скрылся в мгновение ока. Только легкое движение веток подсказало Нане Оту, где, в какой стороне он спрыгнул на землю.
— Быстрее за ним, живо! — приказал Нана Оту.
Люди бросились вслед за беглецом, потрясая мачете и топорами, и теперь уже их грозные, воинственные крики будили вековой спящий лес. Но перепутанные лианы, коряги, колючие кустарники преграждали им путь. Тогда они пустили в ход свое оружие. Стук топоров рождал гулкое эхо, кусты валились под ударами мачете, освобождая дорогу. Даже копья были пущены в ход. Но разве могли воины, продвигаюсь с такими препятствиями, догнать негодяя? Он уйдет, убежит, он предупредит жрецов об опасности! Надо быстрей, быстрей!
И вот один из преследователей бросил в кусты факел. Мигом побежал огонь по холму, выжигая просеку, и люди ринулись к этой просеке, и топоры и мачете стали им не нужны. Второй воин последовал примеру первого и тоже швырнул свой факел, потом факелы полетели один за другим.
Их взяли с собой, потому что отряд вышел из Манкесима еще до рассвета. И еще — для защиты от змей и других тварей, тех, которыми кишит лес. Сейчас воины щедрой рукой швыряли факелы наземь, не думая о последствиях: азарт погони захватил их.
Так они достигли вершины. Оставалось спуститься в долину. Агьяман оглянулся и замер: холм за ним пылал, языки пламени взметались вверх, с легким треском сглатывая кустарник, добираясь до деревьев, — долгая засуха сделала свое дело. Агьяман вскрикнул, и Нана Оту обернулся тоже.
— Скорее! Там, в долине, Опокува! — отчаянно закричал Агьяман.
— Надо торопиться! Огонь идет в долину! — бросился к вождю Боафо.
— Да, — коротко сказал Нана Оту.
Отряд стал спускаться с холма, а пожар разгорался все ярче и ярче.