Время шло к полудню, и я внезапно поняла, что буквально умираю от голода. Оставив машину перед полицейским участком, прогулялась до забегаловки под названием "Яйцо и я". Заказала как обычно: яичницу с беконом, тосты, желе, апельсиновый сок и большую чашку кофе. Это единственная пища, которая мне не надоедает, потому что она содержит все необходимые мне элементы: кофеин, соль, сахар, холестерин и, наконец, жиры. Разве против этого можно устоять? В Калифорнии, где абсолютно все помешаны на здоровье, достаточно съесть такой завтрак, чтобы вас уличили в попытке самоубийства.

Я ела и читала газету – меня интересовали местные новости. Я как раз добралась до второго кусочка ржаного тоста, когда в бар вошла Пэм Шарки. С ней был Дэрил Хоббс, управляющий "Ламбет и Крик". Она заметила меня, и я беззаботно помахала ей рукой. Никакого надрыва, обычный знак вежливости – просто чтобы показать, что я хорошая девочка и не собираюсь задаваться после того, как обвела ее вокруг пальца. Пэм же вдруг смешалась и отвела взгляд, с непроницаемым выражением на лице прошествовав мимо моего столика. Со стороны это выглядело явно вызывающе – даже Дэрил, похоже, смутился. Я была заинтригована, впрочем, задеть меня за живое ей не удалось. Я привыкла относиться к подобным проявлениям философски – должно быть, инженер по аэронавтике оказался сволочью.

Покончив с завтраком, я заплатила по счету, села в машину и поехала в офис, чтобы оставить там документы, которые получила от Джоуна. Я открывала дверь, когда в коридоре появилась Вера Липтон.

– Нам надо поговорить, – сказала она.

– Разумеется. Заходи. – Я открыла дверь, и мы вошли в офис. – Как поживаешь? – спросила я, рассчитывая, что это не более чем визит вежливости.

Вера заправила за ухо выбившуюся золотисто-каштановую прядь и строго посмотрела на меня сквозь контактные линзы голубоватого оттенка, отчего глаза казались особенно большими, а взгляд – особенно серьезным.

– Слушай. Думаю, ты сразу все поймешь, – неуверенно произнесла она. – С этим Леонардо Грайсом вышла накладка.

Я непонимающе заморгала:

– А в чем дело?

– Должно быть, Пэм Шарки позвонила ему после того, как ты к ней приходила. Не знаю, что уж она наговорила, но старик просто рвет и мечет. Он нанял адвоката, тот направил в "Калифорния Фиделити" письмо, в котором угрожал предъявить нам нешуточный иск. Речь может идти о серьезных санкциях.

– За что?

– Они обвиняют нас в клевете, дискредитации личности, нарушении договора страхования, причинении беспокойства. Энди мрачнее тучи. Говорит, не понимает, какое отношение ты имеешь к этому делу. Говорит, тебя никто не уполномочивал выступать от лица "Калифорния Фиделити", что ты не имела права являться к ним и задавать вопросы и... бу-бу-бу. Ну, представляешь, какой он бывает, когда его несет. Хотел видеть тебя, как только ты появишься.

– Да в чем, собственно, дело? Леонард Грайс даже заявления не подавал!

– Это ты так думаешь. Утром в понедельник все сделал как надо, хочет получить свои денежки немедленно. А первым делом подал иск. Энди хочет как можно быстрее оформить его бумаги. Он в ярости. Сказал Маку, что мы должны прекратить с тобой все отношения после того, как ты нас подставила. Мы-то все считаем, что он просто задница, но я подумала: хорошо бы предупредить тебя о том, что здесь происходит.

– Какая страховка причитается Грайсу?

– Две с половиной тысячи в качестве возмещения ущерба. Это номинальная стоимость полиса. Он составил подробнейший список убытков – посчитал все до цента. О страховании жизни речи нет. Кажется, он уже получил какую-то мелочь за жену – две с половиной "косых". Судя по нашим записям, ему заплатили несколько месяцев назад. Кинси, ищут козла отпущения, и им можешь оказаться ты. Энди нужно ткнуть в кого-нибудь пальцем, чтобы Мак не ткнул в него.

– Дерьмо. – Ничего другого мне в голову не приходило. Только тяжбы с Энди Мотикой мне в тот момент и не хватало для полного счастья. Энди, менеджеру "Калифорния Фиделити" по страховым искам, за сорок; это консервативный, комплексующий малый, одержимый страстью грызть ногти и всеми силами избегающий поднимать волну.

– Хочешь, я скажу ему, что тебя еще нет? – спросила Вера.

– Да, пожалуйста, если не трудно. Только проверю автоответчик и исчезну. – Открыв шкафчик с папками, я извлекла оттуда дело Элейн Болдт и посмотрела на Веру. – Я тебе вот что скажу. Здесь дело нечисто. У Леонарда Грайса было шесть месяцев, чтобы подать страховой иск, но он и пальцем не пошевелил. Теперь же ни с того ни с сего начинает давить на страховую компанию. Хотелось бы знать, какая муха его укусила.

– Слушай, мне надо бежать, пока меня не хватились, – сказала Вера. – Только постарайся сегодня не попадаться Энди на глаза.

Я поблагодарила ее за предупреждение и пообещала позвонить. Вера выскользнула за дверь. Только теперь я почувствовала, что щеки горят, а сердце бешено колотится. Меня вызывали в кабинет директора один-единственный раз, когда я училась в первом классе, за то, что во время урока писала записочки. До сих пор я с содроганием вспоминаю тот ужас, который испытала в тот день. Меня признали виновной. Такого в моей короткой жизни еще не бывало. И вот я, тихая маленькая девочка, дрожа от страха всеми фибрами своего существа, выхожу из школы и в слезах бреду домой. Моя тетя берет меня за руку и снова ведет в школу, там я сижу в вестибюле на деревянной скамеечке и мечтаю умереть, пока она где-то в кабинете устраивает всем разнос. И сейчас еще мне порой трудно выдавать себя за взрослого человека, когда во мне сидит все та же шестилетняя девочка, которая целиком зависит от чьей-то милости или немилости.

Взглянув на автоответчик, я поняла, что никаких сообщений не было. Закрыв офис, я спустилась по главной лестнице, чтобы миновать стеклянные двери "Калифорния Фиделити". Села в машину и поехала к Тилли. Мне хотелось, чтобы она была в курсе дела. Поворачивая на Виа-Мадрина, я посмотрела в зеркальце заднего вида и обнаружила, что на хвосте у меня сидит какой-то тип на мотоцикле. Я сбавила скорость, чтобы пропустить его, и оглянулась. Тут он принялся отчаянно сигналить. В чем дело? – недоумевала я. Задавили его собаку? Я затормозила и съехала к обочине; он остановился за мной, ногой выбил стойку и слез с мотоцикла. Он был в черном блестящем комбинезоне, черных перчатках и сапогах и в черном же шлеме с матовым стеклом. Я вышла из машины и направилась к нему. Он снял шлем, и тут я увидела, что это Майк. Можно было и раньше догадаться. Мне показалось, его индейский гребень несколько поблек. Интересно, чем он пользовался: краской "Рит", пищевыми красителями или вареной свеклой? Майк был раздражен.

– Черт, я уже несколько кварталов за вами гоняюсь! Что же вы не позвонили? Я ведь оставил сообщение на автоответчике. В понедельник.

– Извини, – сказала я. – Не поняла, что это ты. По-моему, ты обещал сам перезвонить?

– Да я пробовал, но все время попадал на автоответчик и бросил. А где вы были?

– Уезжала. Вернулась только вчера вечером. А что случилось?

Он стащил с рук перчатки и швырнул их в шлем, который держал под мышкой.

– Мне кажется, у моего дяди Лео есть подружка. Я подумал, вам будет интересно узнать.

– Вот как? Откуда тебе это известно?

– Да я убирал... э-э... барахло из сарая и видел, как он вошел в соседний дом.

– Кондоминиум?

– Ну да. Многоквартирный дом.

– Когда это было?

– В воскресенье вечером. Поэтому я и позвонил так рано в понедельник. Я поначалу не был уверен, что это он. Вроде узнал его машину, но было уже почти совсем темно... плохо видно. Я-то подумал, он приехал к себе – что-нибудь забрать. В общем, я как сумасшедший принялся набивать сумку. Я испугался: что ему сказать, если он меня застукает? Словом, запаниковал. В конце концов влетел в сарай и захлопнул дверь и стал наблюдать через щель. Тут-то я и увидел, что он вошел в тот дом.

– И все же, с чего ты взял, что у него есть подружка?

– Да потому что я видел их вместе. Делать мне было больше нечего, я перешел на другую сторону улицы и спрятался за деревом. Потом они вышли. Он был там всего минут пять – десять. Потом свет погас – на втором этаже слева. Словом, они вышли, сунули что-то в багажник и сели в машину.

– Ты хорошо разглядел ее?

– Не очень. С того места, где я стоял, видно было неважно, а шли они довольно быстро. А в машине набросились друг на друга, как чокнутые. Прямо на переднем сиденье. Я думал, он ее раздавит. Страшное дело. То есть, я хочу сказать, нечасто видишь, чтобы люди в таком возрасте этим занимались, понимаете? Словом, мне бы и в голову не пришло, что он способен на такое. Я-то думал, он старпер, в котором чуть душа держится, а он туда же...

– Майк, он взрослый человек. Оставь эти разговорчики! Лучше скажи, как она выглядела. Ты встречал ее раньше?

Майк задумчиво почесал подбородок.

– Она была ему вот по сих пор, – показал он. – Это я заметил. Волосы зачесаны назад и такой платочек, старушечий или как там его? По-моему, я ее раньше не видел. То есть не то чтобы я подумал: "Да как же ее имя?" – или что-то в этом роде. Просто какая-то кукла.

– Слушай, окажи мне услугу. Возьми бумагу и ручку и подробно все опиши, пока не забыл. Не забудь указать дату, время, все, что удастся вспомнить. Можешь не объяснять, чем ты сам занимался там в такое время. Всегда можно сослаться на то, что хотел просто проверить дом, ну и все такое. Сделаешь?

– Ладно. А что вы намерены предпринять?

– Вот этого я еще не решила.

Я села в машину и через пять минут уже стояла в холле, держа палец на кнопке домофона Тилли.

Она впустила меня, и я прошла за ней в гостиную. На кончике носа у нее висели очки, и она поглядывала на меня поверх стекол. Сев в кресло-качалку, она взяла в руки какое-то рукоделие. Что-то вроде большого куска обивочной ткани, на котором изображены горы, лес, пасущиеся олени, стремительный горный поток. Тилли брала комочки ваты и крючком прикрепляла их к левой стороне ткани таким образом, что фигурки оленей получались выпуклые, как бы трехмерные.

– Что это вы делаете? – спросила я. – Фаршируете ткань?

Тилли улыбнулась. Она отказалась от борьбы с химической завивкой, и теперь на голове у нее были сплошные тугие – наподобие пружинок – завитки абрикосового цвета.

– Примерно. Это называется "трапунто", или итальянская подбивка ткани. Вот закончу, натяну на каркас и заберу в рамку. Я это делаю для осеннего благотворительного базара, который устраивает церковь. Вату собираю из пузырьков с лекарствами. Так что когда будете открывать какой-нибудь тайленол или таблетки от простуды, не выбрасывайте вату. Присаживайтесь. Давненько не виделись. Как ваши дела?

Я вкратце изложила Тилли ход событий, начиная с пятницы, когда мы виделись последний раз. Впрочем, кое о чем я умолчала. Рассказала, как нашла кота, но ничего не сказала о наркотиках, которые Майк хранил в сарайчике Грайса. Рассказала о визите Обри Дэнзигера и о последующей стычке с Беверли, о чемоданах, о поездке во Флориду, о том, что Лео намерен предъявить иск страховой компании, а также об истории, которую поведал мне Майк, – а именно, что у его дядюшки есть подружка, которая живет этажом выше. Услышав об этом, Тилли даже сняла очки.

– Не верю, – заявила она. – Майк, видно, накурился наркотиков.

– Тилли, очень может быть, но от сигареты с "травкой" не бывает галлюцинаций.

– Значит, он все выдумал.

– Тилли, я за что купила, за то и продаю.

– Хорошо, но кто это может быть? Готова поклясться, что Леонард не заводил интрижек ни с кем из жильцов нашего дома. А если верить Майку, она живет в квартире Элейн, что просто исключено.

– Полно, Тилли, не будьте так наивны. На мой взгляд, план безукоризненный. Да и почему, собственно, ему нельзя завести любовницу в вашем доме?

– Да потому, что, судя по описанию, таких здесь нет.

– А как насчет женщины из квартиры номер шесть? В тот день, когда у вас учинили погром, вы еще сказали, что она рано встает.

– Ей семьдесят пять лет.

– Ну, здесь живет много других людей.

– Да, молодые супружеские пары. Кинси, если брать местных обитателей, то какой-нибудь одинокий мужчина клюнул бы на Лео скорее, чем женщина.

– Я бы не исключила и такого. А что, если это Элейн? Почему бы нет?

Тилли упрямо затрясла головой.

– Тогда, может быть, вы сами?

Тилли расхохоталась:

– Вы мне льстите. Приятно сознавать, что еще способна вилять бедрами прямо на улице. Но Лео – не мой тип. Кроме того, Майк меня знает. Он узнал бы меня даже в темноте.

Я вынуждена была признать, что погорячилась. Действительно, трудно было вообразить себе Тилли в объятиях Лео Грайса. Как-то не укладывалось в голове.

– И все же вдруг это Элейн? – не унималась я. – А если у них с Леонардом что-то было и они решили убрать с дороги его жену? Скажем, она делает всю черновую работу, пока он у сестры. Через несколько дней улетает во Флориду и на шесть месяцев залегает на дно, поджидая, пока он уладит свои дела, чтобы потом бежать вместе с ним однажды на закате. Пронюхав, что я что-то замышляю, они форсируют события – и теперь способны на любую авантюру.

Тилли устремила на меня немигающий взгляд:

– А кто же такая Пэт Ашер?

Я пожала плечами:

– Может, они заручились ее помощью, и она их прикрывает.

– Но кто устроил погром в моей квартире? И для чего? Мне показалось, вы были уверены, что это сделала Пэт Ашер.

Я начинала терять терпение:

– Тилли, у меня пока нет ответов на все вопросы! Хочу сказать одно – вполне возможно, что у него действительно была здесь бабенка. Как знать, может, та же Пэт.

Тилли словно воды в рот набрала. Только снова нацепила очки и принялась подбивать ватой изображение горы, отчего та вспухла, словно вулкан Сент-Хеленс перед извержением.

– Вы дадите мне ключ от квартиры Элейн? – спросила я.

– Разумеется, – сказала она. – И сама схожу с вами.

Она отложила рукоделие, подошла к секретеру и достала из ящика ключи. Вместе с ними она протянула мне стопку счетов, которые я сунула в задний карман джинсов. У меня мелькнула какая-то смутная мысль, но так и не оформилась.

Тилли закрыла квартиру, и мы пошли к лифту.

– Вы не слышали наверху шагов? – спросила я.

Она удивленно вскинула брови:

– Нет, никаких шагов я не слышала. Впрочем, здесь хорошая звукоизоляция, и можно не услышать, даже если кто-то и приходит. Вы что же, всерьез полагаете, что Лео кого-то... держал в этой квартире?

– Я бы не удивилась, – ответила я. – Учитывая, что Элейн вышла из игры, это прекрасное место для обустройства любовного гнездышка. Возможно, Пэт Ашер удалось проникнуть в квартиру. Уверена, она где-то в городе. Если Пэт запросто жила во флоридской квартире Элейн, почему бы не предположить, что то же самое она могла провернуть и здесь? Кстати, вы были дома в воскресенье вечером?

Тилли покачала головой:

– Я была на собрании в церкви. Вернулась в начале одиннадцатого.

Лифт остановился, двери открылись, мы вышли в коридор и повернули налево к квартире Элейн. Вставляя ключ в замок, Тилли оглянулась и бросила через плечо:

– Не думаю, что кто-то здесь был.

Как и следовало ожидать, она ошибалась. В прихожей распростертое на полу лежало тело Уйма Гувера, из десятой квартиры; за правым ухом у него зияло пулевое отверстие. Помещение было прокурено. От тела исходил запах духов, тем более мерзкий, что к нему примешивалось трупное зловоние. С момента смерти прошло по меньшей мере трое суток.

Тилли, бледная как полотно, поспешила к себе – звонить в полицию.