Когда я добралась до той дальней части Пердидо, что граничит с пляжами и где расположены все местные мотели, океан начал уже накрываться легкой серовато-зеленой дымкой. Лучи заходящего солнца, отражаясь от поверхности воды, создавали странный мираж: над волнами будто парил остров, зыбкий и недосягаемый. В его мрачном мерцании было что-то потустороннее. Нечто подобное можно наблюдать, когда два стоящие напротив друг друга зеркала рождают иллюзию бесконечного коридора или тоннеля, от которого отходят в разные стороны погруженные в полумрак комнаты с искривляющимися, выгнутыми стенами. Мгновение спустя солнце опустилось чуть ниже, и мираж растаял без следа. Горячий, необычно влажный для калифорнийского побережья воздух стоял неподвижно. Местные жители наверняка примутся вечером перерывать свои гаражи в поисках заброшенных с прошлого лета и успевших густо покрыться пылью напольных вентиляторов с большими, широкими лопастями. Духота обещала ночь в поту и на смятых простынях, выспаться и отдохнуть сегодня явно никому не удастся.

Я припарковалась на одной из боковых улочек, едва свернув с магистрали. Наружные рекламные щиты-вывески мотелей были уже включены, и их мигающие зеленые и голубоватые неоновые огни, зазывающие путешественников, создавали некое подобие дневного освещения. Бесчисленные отдыхающие, все в шортах и майках с широкими вырезами, заполняли тротуары, надеясь найти на улице хоть какое-то облегчение от жары и духоты. У торговцев мороженым должна была быть сегодня рекордная выручка. По улице непрерывной чередой медленно двигались машины в поисках места для парковки. На тротуарах и проезжей части песка не было, но на губах и в воздухе явственно ощущалось его присутствие вместе с запахом морской соли и рыбацких сетей. Немногочисленные секс-бары были заполнены студентами, через распахнутые двери на улицу вырывалась громкая, усиленная басовыми тонами музыка.

Брайан Джаффе вырос в этом городе – вот о чем мне следовало помнить и из чего исходить. Его снимки только что появились в местных газетах, а значит, вряд ли он мог показываться на улице на сколько-нибудь продолжительное время: слишком велик был бы риск оказаться узнанным. Одним из признаков разыскиваемого мною мотеля, подумала я, должно быть наличие такой услуги для его постояльцев, как бесплатный показ программ кабельного телевидения. Не думаю, что отец Брайана поместил бы его в какую-нибудь дыру. Чем дешевле и примитивнее была бы гостиница, тем больше вероятности, что парень отправится искать развлечения на стороне.

Я начала с мотелей на главной улице, и принялась обходить их, постепенно продвигаясь по направлению к окраине. Не знаю, кто и как готовит строителей мотелей, но такое впечатление, что все они – выпускники одного и того же класса. Даже названия этих заведений в каждом прибрежном курортном городке непременно одни и те же: "Прибой", "Солнце и море", "Волнолом", "Риф", "Лагуна", "Яхтсмен", "Голубые пески", "Белые пески", "Чайка" или испанское "Каса-дель-Мар" ("Дом у моря"). Я заходила в очередной мотель, показывала карточку с ксерокопией моей лицензии частного детектива, потом доставала зернистую черно-белую газетную фотографию Брайана Джаффе. Я была абсолютно уверена, что он зарегистрировался в мотеле под каким угодно именем, только не под своим собственным, поэтому я называла различные близкие варианты: Брайан Джефферсон, Джефф О'Брайен, Брайан Хафф, Дин Хафф и даже Стэнли Лорд, коль скоро Венделл был неравнодушен к последнему. Я знала дату, когда Брайана по ошибке выпустили из тюрьмы, и полагала, что поселиться в мотеле он должен был в тот же самый день. Жил он, конечно же, один, а счет, скорее всего, был оплачен на несколько дней вперед. На мой взгляд, время он должен был проводить главным образом у себя в номере, а выходить из него крайне редко. Надеялась я только на то, что кто-нибудь из дежурных администраторов или работников мотелей сможет опознать его по фотографии и по моему устному описанию. Но всюду, куда я заходила, в ответ на мои расспросы служащие только отрицательно качали головой. Я везде оставляла визитку со своими координатами и заручалась твердым обещанием непременно дать мне знать, если среди их постояльцев объявится человек, похожий на Брайана Джаффе. Вся обслуга с готовностью отвечала мне: "Непременно позвоним". Но не успевала я дойти до двери, как моя визитка отправлялась в корзину для бумаг.

На двенадцатой попытке, в мотеле под названием "Маяк", рекламный щит которого обещал постояльцам автоматическую телефонную связь прямо из номера, цветной телевизор с бесплатными программами кабельного телевидения, скидки при поселении на неделю или месяц, плавательный бассейн с подогревом и бесплатно кофе по утрам – в ответ на мои расспросы вместо привычного уже отрицательного покачивания головой вдруг утвердительно кивнули. "Маяк" представлял собой трехэтажное шлакобетонное здание, выстроенное в форме квадратной коробки, в центре которой располагался плавательный бассейн. На фасаде дома, выкрашенного в небесно-голубой цвет, был закреплен тридцатифутовой высоты плакат со стилизованным изображением маяка. Дежурным администратором оказался пожилой уже человек, лет под семьдесят, совершенно лысый, с блестящей, как металлический шар, головой, однако бодрый и энергичный и, по-моему, еще со своими, а не искусственными зубами. Мужчина взял у меня вырезанную из газеты статью и постучал по помешенному рядом с ней снимку скрюченным от артрита указательным пальцем.

– Да, да, живет здесь такой. Майкл Брендан. В сто десятом номере. Я еще удивился, почему его лицо показалось мне вроде бы знакомым. Он приехал с мужчиной уже в возрасте, тот сам заполнил регистрационную карточку и заплатил за неделю вперед. Честно говоря, я еще засомневался, кем они друг другу приходятся.

– Отец и сын.

– Да, они тоже так утверждали, – ответил администратор, явно не избавившийся еще от своих сомнений. Он пробежал описание подробностей побега и убийства женщины, машина которой была потом угнана. – Помню, помню, я тогда читал об этом. Натворил парень дел, теперь ему не открутиться. Хотите, чтобы я позвонил в полицию?

– Лучше не в полицию, а в управление шерифа округа, но не сразу, дайте мне вначале минут десять с ним поговорить. И когда они приедут, попросите их действовать сдержаннее. Мне не хочется, чтобы они его тут пристрелили. Парню всего восемнадцать лет. Не очень-то красиво будет, если окажется, что он уже лег спать, а его застрелят прямо в постели, в пижаме.

Я вышла из вестибюля и по коридору прошла во внутренний двор. На улице к этому времени уже совсем стемнело, только подсвеченный плавательный бассейн мерцал насыщенным голубым цветом. Зайчики от колышущейся воды метались по стенам мотеля, и образуемые ими яркие и причудливые узоры ежесекундно менялись. Номер Брайана располагался на первом этаже, его раздвижные стеклянные двери выходили на маленькую лужайку, которая, в свою очередь, была обращена к бассейну. Низкие живые изгороди отделяли одну такую лужайку перед номером от соседних. Каждая из них была помечена соответствующим номером, так что найти нужную комнату не составляло труда. Занавески в номере Брайана оказались ячеистыми и были задернуты не до конца, поэтому я сразу же увидела его. Раздвижные двери, наоборот, были плотно закрыты, из чего я заключила, что, видимо, в номере на всю мощь запущен кондиционер.

Брайан смотрел телевизор, растянувшись в единственном в номере мягком кресле и положив ноги на кровать. Одет он был в майку с глубоким вырезом и серые спортивные шорты. Выглядел он бодрым и хорошо загоревшим. Я обошла мотель, снова вошла в тот же коридор и, идя по нему, заметила дверь с табличкой "Только для персонала". Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я покрутила ручку, и вдруг она поддалась. Я заглянула внутрь. Помещение напоминало громадный стенной шкаф, вдоль трех стенок которого тянулись полки с постельным бельем. На них аккуратными стопками были разложены простыни, пододеяльники, полотенца. В этой же комнате хранились швабры, пылесосы, гладильные доски, на полках стояли утюги и всевозможные средства для чистки и уборки. Взяв несколько полотенец, я перебросила их через руку и вышла в коридор.

Дойдя до номера, в котором жил Брайан, я постучала, встав так, чтобы меня нельзя было как следует рассмотреть через вставленный в дверь "глазок". Звук телевизора в номере стал несколько тише. Я стояла, глядя вдоль коридора, и ждала, пока Брайан подойдет и откроет дверь. По-видимому, он старался рассмотреть меня через "глазок". Наконец, я услышала приглушенное дверью: "Кто там?".

– Criada, – ответила я, что по-испански означает "горничная". Это слово я выучила в первую же неделю своих занятий на курсах, потому что в нашей группе было много женщин, надеявшихся, что знание испанского поможет им объясняться с домашней прислугой. В противном случае горничные делали по дому только то, что им самим заблагорассудится, а хозяйкам не оставалось ничего другого, как ходить за ними по пятам и пытаться показывать; как и что надо чистить и убирать. Горничные же притворялись, будто они всего этого "не понимают".

Брайан тоже явно не понял, кто я такая. Он приоткрыл дверь на ширину удерживавшей ее цепочки, выглянул в образовавшуюся щель и спросил:

– Что вам?

Я подняла руку, на которой висели полотенца, одновременно прикрывая ею лицо, и пропела по-испански:

– Towelettas.

– А-а. – Он прикрыл дверь и сбросил цепочку со щеколды. Потом распахнул дверь и, оставив ее так, сам направился вглубь номера.

Я вошла. Брайан не смотрел в мою сторону, его внимание уже снова переключилось на экран, он лишь кивнул влево, показывая мне, где ванная комната. По телевизору шел какой-то старый черно-белый фильм: мужчины сплошь широкоскулые, с напомаженными волнистыми прическами, а женщины – с бровями, выщипанными до толщины волоса. Выражение всех лиц было исключительно трагическое. Брайан вернулся на свое место перед телевизором и снова прибавил звук. Я зашла в ванную комнату и бегло оглядела ее. Какого-либо оружия, молотков-гвоздодеров или ножей-мачете видно не было. Крем от загара, шампунь и щетка для волос, фен, безопасная бритва. По-моему, парню и брить-то еще было нечего. Возможно, он просто учился ею пользоваться, как не достигшие зрелости девочки учатся носить бюстгальтеры.

Я положила полотенца на туалетный стол рядом с умывальником, вышла из ванной и уселась на постель. Мне показалось, что некоторое время Брайан даже не замечал моего присутствия. Из телевизора лилась музыка, такие мелодии обычно символизируют неизлечимую болезнь одного из героев. Влюбленные на экране не отрывали взглядов от идеально правильных лиц друг друга. Но его лицо было все-таки красивее. Когда Брайан наконец меня заметил, ему хватило хладнокровия ничем не выказать своего удивления. Он взял пульт дистанционного управления и опять приглушил звук. Дальше оживленное объяснение влюбленных продолжалось уже как немая сцена. Я пожалела, что не сбылась моя мечта, и я так и не научилась читать по губам. Влюбленные произносили что-то прямо в лицо друг другу, у меня даже возникла мысль, не пахнет ли у кого-нибудь из них изо рта.

– Как вы меня нашли? – спросил Брайан.

Я постучала себя по голове, стараясь не отрывать взгляда от экрана.

– А папа где?

– Пока неизвестно. Не исключено, что курсирует на яхте вдоль побережья, рассчитывая прихватить и тебя.

– Не мешало бы ему поторопиться. – Брайан вытянулся в кресле и откинулся назад, заложив руки за голову. От этого жеста бицепсы у него вздулись. Упершись ногой в край кровати, он стал раскачиваться на задних ножках кресла. Странно, но волосы под мышками придавали парню какую-то своеобразную сексуальность. Неужели я уже вступаю в тот возраст, когда любое юношеское тело с твердыми мускулами начинает казаться сексуальным? Нет, пожалуй, я всю жизнь пребываю в таком возрасте. Дотянувшись, Брайан взял свернутые мячиком носки и принялся бросать их об стену, ловя на лету, когда они возвращались обратно.

– Отец тебе не звонил?

– Нет, – ответил он, продолжая забавляться мячиком.

– Ты говорил, что позавчера виделся с ним. Он не намекал, что собирается исчезнуть? – спросила я.

– Нет. – Брайан то ловил свой импровизированный мяч рукой, то отбивал его локтем, внимательно следя за ним и не давая упасть на пол. Бросок. Удар. Мяч пойман. Еще бросок. Опять удар. Снова пойман.

– А что он говорил? – спросила я.

Брайан упустил мяч и бросил на меня раздраженный взгляд.

– Не помню. Нес какую-то чушь насчет того, что в нашей системе правосудия на справедливость рассчитывать нечего. Потом вдруг стал сам себе противоречить, принялся убеждать меня, будто мы должны сами явиться с повинной. Я ему говорю: "Нет уж, папочка. Я этого делать не собираюсь, можешь не стараться, все равно не уговоришь".

– А он что на это ответил?

– Ничего не ответил. – Брайан снова запустил мячиком в стенку и поймал его на лету.

– А ты не думаешь, что он мог взять и уехать без тебя?

– С чего бы ему это делать, если он собирался явиться с повинной?

– Он мог испугаться.

– И бросить меня здесь одного, расхлебывать все это дерьмо самому? – Брайан недоверчиво посмотрел на меня.

– Брайан, мне не очень приятно это говорить, но твой отец никогда не отличался надежностью. Стоит ему только начать нервничать, как он срывается.

– Он меня не бросит, – с упрямой убежденностью проговорил Брайан, снова подбросил свернутый из носков мячик, подался вперед и поймал его у себя за спиной. Я разглядела название валявшейся здесь же книги: "Сто один способ развлечься при помощи собственного белья. Фокусы с носками".

– Я считаю, что тебе нужно явиться с повинной.

– Обязательно, но после того, как придет отец.

– Что-то я не очень в это верю. Не хочу произносить высокопарных слов, Брайан, но в сложившихся обстоятельствах у меня есть определенные обязанности. Тебя разыскивает полиция. И, если я тебя ей не сдам, это будет называться "укрывательством и оказанием содействия преступнику". За это у меня могут отобрать лицензию.

В одно мгновение он оказался на ногах, подскочил ко мне, схватил за воротник и резким рывком поднял с кровати. Кулак его был угрожающе отведен назад, готовый вышибить мне все зубы. Мы вдруг оказались с ним лицом к лицу, нас разделяли считанные дюймы. Как тех влюбленных на экране. Все детское, мальчишеское, что еще оставалось в Брайане, моментально исчезало. На меня смотрел какой-то совершенно другой человек. И кто бы мог подумать, что такой может скрываться за внешностью голубоглазого калифорнийского красавчика? Изменился даже голос. Теперь Брайан говорил зловещим свистящим шепотом:

– Ах ты, сука! Я тебе покажу "укрывательство и оказание содействия"! Сдать меня хочешь, да? Только попробуй! Я из тебя дух вышибу прежде, чем ты успеешь пальцем шевельнуть, поняла?

Я боялась не только шевелиться, но даже дышать. Старалась стать невесомой и невидимой, бестелесной, мне хотелось улететь куда-нибудь в другое измерение. Лицо Брайана перекосилось от гнева, грудь тяжело и часто вздымалась, он явно готов был сорваться, и я понимала, что если продолжать жать на него, он меня изобьет. Именно он убил тогда эту женщину, когда они совершили побег вчетвером. Теперь я готова была заключить на этот счет любое пари. Дайте такому типу оружие, подставьте ему жертву, на которой он бы мог сорвать злость и ярость, и он убьет, как ни в чем не бывало, и даже не заметит этого.

– Ладно, ладно, – проговорила я. – Не бей меня. Не бей.

Я полагала, что подобная вспышка эмоций сделает его необычайно чувствительным и восприимчивым. Но похоже, произошло как раз обратное: его чувствительность и восприимчивость заметно притупились. Он немного отстранился от меня и нахмурился, будто силясь понять, кто перед ним находится.

– Что? – переспросил Брайан. Было такое впечатление, словно он пребывал в полубессознательном состоянии и не очень хорошо меня слышал.

Наконец какие-то не до конца отключившиеся клеточки его мозга, видимо, сработали и до него стали понемногу доходить мои слова.

– Я хочу, чтобы ты был в безопасности, когда приедет твой отец.

– В безопасности? – Сам смысл этой фразы был ему совершенно чужд и непонятен. Он передернулся, напряжение вроде бы спало с него, он немного расслабился. Потом отпустил меня, попятился назад и, тяжело дыша, опустился в кресло. – Боже! Что это со мной? Господи!

– Хочешь, я с тобой поеду? – В том месте, где он схватил меня за воротник, на блузке остались складки, которые теперь, похоже, уже ни один утюг не разгладит.

Брайан отрицательно покачал головой.

– Можно вызвать твою мать.

Он опустил голову и поерошил рукой волосы.

– Не хочу я ее. Хочу, чтобы приехал отец. – Теперь это был его голос, того Брайана Джаффе, которого я знала. Он вытер лицо рукавом. Мне казалось, что парень вот-вот расплачется, но глаза у него оставались сухими... пустыми... голубыми и холодными, как льдинки. Я сидела молча, выжидая, что еще он скажет. Постепенно дыхание у него выровнялось и он снова стал похож на самого себя.

– Если ты вернешься добровольно, – снова забросила я удочку, – суд это учтет.

– Чего ради я должен возвращаться? Меня освободили на законном основании. – Тон у него был дерзкий и одновременно раздраженный. Тот, другой Брайан исчез, опустился, подобно злому духу, в мрачные глубины своей внутренней преисподней. Этот Брайан снова был просто капризным мальчишкой, уверенным, что все должно делаться так, как ему хочется. Он наверняка принадлежал к типу ребят, которые, проигрывая, обязательно заявляют: "Ты нечестно играешь!", но на самом-то деле сами же всегда и нарушают правила честной игры.

– Перестань, Брайан! Ты сам все прекрасно понимаешь. Не знаю, кто исхитрился отдать распоряжение компьютеру, но поверь мне, по улице ты разгуливать не должен. На тебе ведь все-таки обвинение в убийстве.

– Не убивал я никого! – Возмущение его было неподдельным. По-видимому, он хотел сказать, что не собирался убивать ту женщину, когда направлял на нее револьвер. И почему он должен теперь чувствовать себя виноватым, если все произошло помимо его воли? Глупая дрянь. Нечего было орать, когда у нее всего лишь попросили ключи от машины. Зачем ей понадобилось с ним спорить? Вечно эти женщины обо всем спорят.

– Тем лучше для тебя, – ответила я. – Но между прочим, сюда уже едет шериф, чтобы тебя забрать.

Брайан был поражен таким предательством с моей стороны. Взгляд, которым он меня наградил, был преисполнен бешенства.

– Вы что, копов вызвали? Зачем вы это сделали?

– Потому что я не верю, что ты явишься в полицию сам.

– А почему я должен это делать?!

– Вот видишь! Такое вот у тебя отношение. Ты уверен, что законы на тебя не распространяются. И знаешь что еще?

– Не знаю и знать не хочу. Надоело мне тебя слушать. – Он вскочил с кресла, на ходу схватил лежавший на телевизоре бумажник, бросился к двери, распахнул ее. Прямо за дверью, на пороге стоял, подняв руку, чтобы постучать, полицейский, помощник шерифа. Брайан мгновенно развернулся и бросился к раздвижным стеклянным дверям. Но с той стороны появился второй полицейский. Брайан в отчаянии швырнул на пол бумажник с такой силой, что тот подскочил, будто футбольный мяч. Первый полицейский сделал движение, попытавшись схватить Брайана, но тот вырвал у него свою руку.

– Не трогай меня!

– Тихо, сынок, тихо, – проговорил полицейский. – Я тебе ничего плохого не сделаю.

Брайан попятился, тяжело дыша, взгляд его перебегал от меня на одного полицейского, потом на другого. Его перехитрили, и теперь он отступал, выставив перед собой руки, как будто собирался отбиваться от нападавших на него диких зверей. Оба полицейских были здоровыми, крепко сбитыми и немало повидавшими мужчинами, первому было лет под пятьдесят, второму около тридцати пяти. Мне бы не хотелось помериться силами ни с одним из них.

Второй полицейский держал руку на кобуре, но оружия пока не доставал. В наши дни конфронтация с законом может легко и просто закончиться смертью. Полицейские переглянулись. Сердце у меня екнуло и учащенно забилось при мысли о том, что может сейчас произойти. Мы, все трое, стояли и не двигались, выжидая, что предпримет Брайан.

– Спокойно, спокойно, – негромким голосом продолжал первый полицейский. – Не надо волноваться. И не надо никому делать глупости, тогда все закончится хорошо.

Во взгляде Брайана промелькнула растерянность. Дыхание его чуть успокоилось, он вроде бы начинал овладевать собой. Потом выпрямился, его напряжение спало, хотя у меня не было ощущения, что угроза миновала. Он попытался даже неодобрительно улыбнуться и уже без сопротивления позволил надеть на себя наручники. Брайан избегал встречаться со мной взглядом, и по правде говоря, меня это вполне устраивало. Было нечто унизительное в том, чтобы наблюдать, как он сдается.

– Идиоты, легавые, – буркнул он себе под нос, но полицейские никак не отреагировали на эти слова. Каждому приходится время от времени спасать свое лицо. Так что ничего обидного в его словах не было.

* * *

Дана появилась в тюрьме, когда еще продолжалось оформление поступления туда Брайана. Разодета она была хоть куда, в первый раз я увидела на ней не джинсы, а выдержанный в серых тонах строгий деловой костюм из смеси льна с синтетикой. Времени было уже одиннадцать вечера, я стояла в вестибюле с очередным стаканом скверного кофе, и тут услышала приближавшийся по коридору цокот ее высоких каблуков. Мне оказалось достаточно лишь мельком взглянуть на нее, чтобы понять, что она вне себя от злости, и причина тому не Брайан и даже не полицейские, а я. В тюрьму я приехала вслед за полицейскими, только они двинулись прямо во внутренний двор, а мне пришлось ставить машину на общую стоянку. Потом я сама позвонила Дане Джаффе, полагая необходимым сообщить ей о том, что ее младшего сыночка опять арестовали. Так что теперь я была вовсе не расположена что-либо от нее выслушивать. Она же, наоборот, кипела желанием высказать все, что у нее накипело.

– Стоило мне вас увидеть, я сразу же поняла, что кроме неприятностей ждать от вас нечего, – первым делом заявила она. Волосы у нее были стянуты в безукоризненный пучок, из которого не выбивалась ни одна прядь. Белоснежно-белая блузка, серебряные сережки, подведенные черным глаза.

– Хотите узнать, что произошло?

– Нет, не хочу. Я вам сама хочу кое-что сказать, – отрезала она. – На мой банковский счет наложен арест, черт вас побери. Я не могу воспользоваться своими собственными деньгами. У меня нет ни цента. Вы это понимаете? Ничего нет! Сын в беде, и чем, скажите на милость, я могу ему помочь?! Мне даже не на что дозвониться до его адвоката.

Костюм Даны был безупречен: ни одной морщинки, насколько я знаю, с льняными тканями такого эффекта крайне трудно добиться. Я молча смотрела на содержимое своего стакана. Кофе уже успел остыть, его поверхность подернулась мелкой сеткой порошкового молока. Я внимательно следила, не дрожит ли у меня рука, и при этом молила Бога, чтобы мне удалось удержаться и не выплеснуть этот мерзкий напиток ей в лицо. Пока что все обстояло благополучно.

Дана тем временем продолжала разглагольствовать, обвиняя меня Бог знает в каких прегрешениях. К счастью, мысленно я уже нажала на пульте управления собой кнопку выключения звука и теперь как будто видела одно только немое изображение. Конечно, какая-то частичка меня продолжала вслушиваться, но я не позволяла словам задевать себя, проникать глубоко в сознание. Однако желание выплеснуть кофе Дане в лицо все равно становилось все сильнее. В детском саду я была кусакой, и этот импульс остался во мне на всю жизнь. Когда я работала в полиции, мне пришлось однажды арестовывать женщину, плеснувшую что-то в лицо другой. Согласно статье двести сорок второй уголовного кодекса штата Калифорния, подобный поступок расценивается как нападение и оскорбление действием: "Оскорбление действием есть намеренное и противозаконное применение силы по отношению к другому лицу". Оскорбление действием предполагает, что имело место также и нападение, поэтому всякий раз, когда выдвигается обвинение в оскорблении действием, оно сопровождается также и обвинением в нападении. "Величина силы или насилия, используемых в процессе оскорбления действием, не обязательно должны быть значительными, причинять боль или телесные повреждения или же оставлять какие-либо следы", напомнила я себе. Разве что следы на ее костюме, добавила я, подумав. Оскорбление действием кофе.

У себя за спиной я услышала чьи-то приближающиеся шаги. Бросив взгляд через плечо, я увидела Тиллера, старшего помощника шерифа, который нес папку с каким-то делом. Он слегка кивнул мне и исчез за дверью.

– Тиллер, извините, можно вас на минутку?

Его голова высунулась в коридор.

– Вы меня звали?

– Простите, что вынуждена вас прервать, но мне нужно кое-что с ним обсудить, – обратилась я к Дане и вошла вслед за Тиллером в служебное помещение.

Взгляд, который Дана Джаффе бросила мне вслед, ясно говорил, что все выслушанное мною было лишь только самым началом.