На следующее утро, в понедельник, я начала утомительный процесс восстановления содержимого моей сумки. Прежде всего я занялась своим «Фольксвагеном», так как нужные мне учреждения открывались в 8 утра. Я сделала всю бумажную работу, необходимую для получения дубликата водительских прав, заплатив за него три доллара. Как только открылся банк, я закрыла мой текущий счет и открыла новый. Потом я заехала домой и позвонила в Сакраменто, в Бюро расследовательских служб, в Отдел пропаж, подав заявление на выдачу мне удостоверения частного детектива взамен украденного. Я вооружилась пачкой визитных карточек, запас которых имелся дома, откопала старую сумку, которой могла бы пользоваться, пока не куплю новую. Я заехала в аптеку и сделала некоторые покупки, чтобы возместить небольшие запасы лекарств, которые я всегда имела при себе как само собой разумеющееся, в том числе противозачаточные таблетки. Еще придется заменить и стекло в машине. Такая тоска.

Я приехала в офис только к полудню, лампочка на автоответчике настойчиво мерцала. Я отложила утреннюю корреспонденцию, проходя мимо стола, нажала кнопку обратной перемотки и, открыв жалюзи, чтобы впустить свежий воздух, прослушала запись.

«Мисс Миллхоун, это Феррин Уэстфолл, мой телефон 555 5790. Моя жена и я обсудили вашу просьбу о встрече с нашим племянником Тони, и если вы с нами свяжетесь, мы решим, что делать дальше. Пожалуйста, поймите, мы не хотим нервировать мальчика. Мы надеемся, что вы поведете разговор с ним благоразумно».

Раздался щелчок, свидетельствующий о конце записи. Тон мистера Уэстфолла был бесстрастным, идеально подходящим к его официальному, хорошо поставленному голосу. Ни вздохов, ни тени колебания. Я оценивающе подняла брови. Тони Гаэн в надежных руках. Бедный ребенок.

Я сварила себе кофе и выпила половину чашки, прежде чем решила перезвонить. В трубке раздались два гудка.

— Здравствуйте! ПФК,— сказала женщина.

ПФК оказалась «Перфорейтид Форманек Корпорейшн» — поставщик промышленных шлифовальных средств, шлифовальных станков, скоб, резцов, фрез и точных инструментов. Я знаю это, потому что задала женщине вопрос, и она продекламировала весь инвентарный список мелодичным голосом, думая, вероятно, что я торгую одним из перечисленных товаров. Я попросила к телефону Феррина Уэстфолла.

Раздался щелчок.

— Уэстфолл,— сказал он.

Я представилась. Последовало молчание, возможно, означавшее испуг. Я подавила желание обрушиться на него со всякой пустяковой болтовней, дав возможность продлиться паузе столько, сколько было нужно ему.

Наконец он сказал:

— Тони свободен сегодня вечером между семью и восьмью, если вам это подходит.

И дал мне адрес.

— Отлично,— сказала я.— Спасибо.

А про себя добавила: «Осел». И повесила трубку.

Я опустилась во вращающееся кресло и положила ноги на стол. Итак, отвратительный денек. Мне нужна была моя сумка. Мне нужно было мое оружие. Я хотела наслаждаться жизнью, а не тратить время на всю эту конторскую ерунду. Я выглянула с балкона. По крайней мере, не было дождя. Я придвинула корреспонденцию и начала просматривать ее. Большая часть ее была ненужным хламом.

Я начала снова испытывать беспокойство, думая о Джоне Даггетте и его поездке на лодке через гавань. Вчера, на пляже, намерение опросить соседей в качестве свидетелей казалось бессмысленным. Сегодня я не была так уверена. Кто-то, может быть, видел его. Пьяный в общественном месте обычно бросается в глаза, особенно в то время, когда на улице не так много людей. Гости, приезжающие на уик-энд в прибрежные мотели, к этому часу уже уехали, по всей видимости, но, тем не менее, нужно попробовать. Я схватила куртку, ключи от машины, закрыла офис и спустилась по задней лестнице.

Всякий раз, когда я вижу свой «Фольксваген», он выглядит все хуже и хуже. Ему четырнадцать лет, этому поржавевшему бежевому и помятому созданию. А теперь еще и разбито окно со стороны пассажирского сиденья. Всякий раз, когда я подумываю о новой машине, мой желудок начинает выделывать сальто-мортале. Мне не хочется обременять себя новыми расходами на машину, скачками в страховых премиях, крупными регистрационными взносами. Моя теперешняя регистрация обходится мне в двадцать пять долларов год, что вполне меня устривает.

Я повернула ключ и мотор моментально завелся. Я хлопнула по приборной доске и вырулила задним ходом, направляясь к побережью на юг по Стейт-Стрит.

Я припарковалась у Кабана, как раз напротив входа на пристань. Вдоль бульвара расположились восемь мотелей, ни в одном из них номера не были дешевле шестидесяти долларов за ночь. Был уже «мертвый» сезон, но свободных мест все еще не было. Я начала с первого мотеля «Бродяга», где представилась администратору и узнала, кто работал ночным портье в предыдущую пятницу, быстро записала имя и оставила свою визитную карточку с запиской на обороте. В отличие от многих других аспектов моей работы, опрос людей требует чрезвычайного терпения и пристрастия к повторению одного и того же, что нелегко. Тем не менее это приходится делать на всякий случай — вдруг кто-то и в чем-то дополнит какую-нибудь деталь, которая сможет помочь. Направляясь к последнему мотелю, я вернулась к машине и проехала вниз по бульвару с полмили.

На этот раз я припарковалась около военно-морского ведомства, на стоянке, примыкавшей к пристани. Народу здесь было немного. Небо по-прежнему было затянуто облаками, а воздух казался тяжелым от стойкого запаха свежей рыбы и дизельного топлива. Я направилась по тропинке, которая шла вдоль порта, все восемьдесят четыре акра которого были заняты стапелями для одиннадцати сотен лодок. Деревянный узкий пирс выдавался в залив и был увенчан краном и блоками для подъема лодок. Я могла видеть топливный док и док для приезжающих из города, где двое мужчин закрепляли снасти на большом моторном катере, на котором они, очевидно, только что прибыли.

Справа от меня виднелся ряд прибрежных предприятий — рыбный рынок с рыбным рестораном наверху, магазин, торгующий морскими и рыболовными снастями, коммерческий центр для прыжков в воду, две брокерские конторы по продаже яхт. Деревянные фасады зданий стали серыми, но их яркие голубые тенты перекликались с голубыми брезентовыми чехлами на лодках по всей пристани. На минуту я остановилась перед стеклянной витриной с фотографиями лодок, выставленных на продажу,— катамараны, яхты с шикарными каютами, парусные шлюпки, которые могли разместить шесть человек. В гавани было небольшое количество так называемых «живущих на борту» — людей, которые действительно использовали свои лодки как основное жилье. Идея не очень мне нравилась, хотя меня интересовала реальность химических уборных в глухие ночи и водные процедуры в туалетных комнатах на борту лодок. Я пересекла тропинку и наклонилась над железными перилами, глядя сквозь прозрачный лес голых лодочных мачт.

Вода была темно-зеленой. Большие утесы, погруженные в мрачную глубину, напоминали остатки затонувших кораблей. Я заметила нескольких рыб и двух маленьких крабов, ползавших среди валунов у края воды, но далее отмель казалась холодной и безжизненной. На мели из песка и грязи покоилась бутылка из-под пива. Невдалеке причалили две патрульные лодки.

Я увидела линию яликов, привязанных у одного из доков внизу, и это меня заинтересовало. Четыре пристани были заперты, и в них можно было попасть только имея кодовую карточку, выдаваемую Управлением гавани, но эта пристань была доступна. Я спустилась вниз по склону, чтобы рассмотреть все получше. Там находилось приблизительно двадцать пять небольших яликов, сделанных из дерева и стекловолокна, большинство из них от восьми до десяти футов в длину. Я не знала, есть ли среди них лодка, которую брал Даггетт, но это было вполне вероятно: если использовать одну из этих лодок, то пришлось бы грести вокруг края дока и через гавань. Здесь не было течения, и дрейфующая лодка просто бы билась о сваи безо всякого движения.

Я снова поднялась по склону и повернула налево по дорожке, ведущей к доку номер один. У подножия склона я увидела цепную ограду и запертые ворота. Я прошлась по тропинке, наблюдая за прохожими. Наконец подошел мужчина среднего возраста с кодовой карточкой в одной руке и с сумкой с продуктами в другой. Он был мускулист и с загаром до красноты. На нем были бермуды, топсайдеры, свободный хлопчатобумажный свитер, в вырезе которого был виден клок седых волос.

— Извините,— сказала я.— Вы живете здесь, внизу?

Он остановился, глядя на меня с удивлением.

— Да.

Его лицо было таким же помятым, как и хозяйственная сумка после многократного использования.

— Вы не возражаете, если я пройду с вами на эту пристань? Я собираю сведения о человеке, которого выбросило на берег в субботу.

— Конечно, пошли. Я слышал об этом. Ялик, который он украл, принадлежит моему другу. Между прочим, меня зовут Аарон. А вас?

— Кинзи Миллхоун,— ответила я, спускаясь вприпрыжку по склону за ним.— Как давно вы здесь живете?

— Шесть месяцев. Я развелся с женой, и ей достался дом. Прекрасная перемена, лодочная жизнь… Много хороших людей… Вы полицейский?

— Частный детектив,— сказала я.— А чем вы занимаетесь?

— Недвижимостью,— ответил он.— Как вы попали в это дело?

Он вставил свою карточку, толкнул ворота и придержал их, пока я пройду. Я подождала его с другой стороны ворот, чтобы пропустить его вперед.

— Меня наняла дочь умершего,— сказала я.

— Я имел в виду, как вы попали в сыскное дело?

— О, я привыкла быть полицейским, но мне не очень это нравилось. Что касается работы по соблюдению законности — это прекрасно, но вся эта бюрократия… Сейчас я независима и более счастлива.

Мы прошли мимо тучи морских чаек, быстро слетавшихся на какой-то предмет, качавшийся на воде. Крики птиц привлекали чаек, проносившихся, как ракеты, в радиусе четверти мили.

— Авокадо,— лениво сказал Аарон.— Чайки любят их. Вот и моя.— Он остановился около двухдизельного траулера, длиной тридцать семь футов, с перекидным мостиком.

— Боже, какая красивая лодка.

— Нравится? Она может разместить восьмерых,— сказал он удовлетворенно. Он спрыгнул в кубрик и протянул мне руку.— Сбрасывайте свою обувь, проходите на борт и осмотритесь. Хотите выпить?

— Спасибо, лучше не надо. У меня еще много работы. Не могли бы вы представить меня тому парню, у которого украли лодку?

Аарон пожал плечами.

— Не могу помочь вам в этом. Он отправился в море на рыболовной лодке на весь день, но я могу передать ему ваш номер телефона и имя, если не возражаете. Я думаю, что полиция конфисковала ялик, поэтому если вы хотите увидеть его, вам лучше поговорить с ними.

Я не ожидала, что из этого что-то выйдет, но подумала, что лучше не пренебрегать и такой возможностью. Я достала свою визитную карточку, записала на обратной стороне свой домашний телефон и протянула ее ему.

— Пусть он позвонит мне, если знает что-нибудь,— сказала я.

— Я скажу вам, с кем вы, может быть, захотите поговорить. Спуститесь вниз на шесть стапелей и в одном из них увидите парня. «Сискейп» — название лодки. А его зовут Филипп Розен. Он знает здесь все сплетни. Может, он поможет.

— Спасибо.

«Сискейп» был двадцатичетырехфутовой Флиской с двадцатифутовой мачтой и палубой из тикового дерева, с корпусом из стекловолокна, имитирующим дерево, оснащенной гафелем и шлюпкой.

Я постучала по крыше каюты и крикнула: «Привет!» в открытую дверь. Появился Филипп Розен. Выходя наверх, он пригнулся. Его появление было, как оптический обман: он был одним из самых высоких людей, которых я когда-либо видела, за исключением баскетболистов. Его рост был, видимо, шесть футов десять дюймов. Он был бос. Огромные руки и ноги, большая голова с копной рыжих волос, крупное лицо с рыжей бородой и усами, широкая голая грудь — если бы не потрепанные голубые джинсовые шорты, он был бы похож на викинга, попавшего на судно, недостойное его. Я представилась, сказав, что Аарон рекомендовал мне поговорить с ним, и вкратце рассказала ему, что мне нужно.

— Ну, я не видел их, их видела моя подруга. Она приходила сюда, чтобы встретиться со мной и видела их на стоянке. Мужчину и женщину. Она сказала, что старик был зверски пьян и выделывал зигзаги по всей стоянке. Его девушке приходилось очень стараться, чтобы удержать его в вертикальном положении.

— Вы знаете, как она выглядела?

— Нет, Дина не говорила. Я могу дать вам ее номер телефона, если вы хотите расспросите ее сами.

— С удовольствием,— сказала я.— В какое время это было?

— Я бы сказал, в два пятнадцать. Дина работает официанткой на пристани и заканчивает в два. Я знаю, что в эту ночь она не закрывала бар, и ей нужно было только пять минут, чтобы добраться сюда.

— Она случайно сейчас не на работе?

— Сегодня понедельник? Может быть. Я не знаю ее расписания на эту неделю, но вы можете попытаться. Она работает в коктейль-баре. Рыжеволосая. Вы ее сразу заметите, если она там.

Что оказалось действительно так. Я проехала полмили до пристани, оставила машину служащему на стоянке у ресторана. Затем поднялась по лестнице на деревянную палубу бара. Дина шла через бар от стойки к столику в углу, балансируя с подносом, уставленным коктейлями под названием «маргаритки». Ее волосы были скорее оранжевые, чем рыжие, слишком рыжие, чтобы быть натуральными. Ростом она была около шести футов — на каблуках,— на ней были черные колготки в сеточку, голубой матросский костюм и юбка, едва прикрывавшая промежность. У нее была маленькая матросская шапочка, приколотая к волосам, и такой вид, как будто она могла отличать правый борт от левого с тех пор, как достигла половой зрелости.

Я подождала, пока она подала напитки и вернулась к стойке.

— Дина?

Она посмотрела на меня насмешливо. Вблизи я могла видеть на ее лице бледные веснушки, покрытые гримом, и длинный узкий нос. У нее были наклеенные ресницы, которые, словно запятые, окружали ее невыразительные карие глаза и придавали ей испуганный вид. Я кратко изложила суть дела, терпеливо повторив все, что мне было известно.

— Я знаю, кем был старик,— сказала я.— Я пытаюсь собрать сведения о женщине, которая была с ним.

Дина пожала плечами.

— Ну, я много не смогу вам рассказать. Я только видела их, когда проходила мимо. Место было плохо освещено. К тому же лило как из ведра.

— Как вы думаете, сколько ей лет?

— Молодая. Может быть, двадцать. Блондинка… Не крупная — по крайней мере, по сравнению с ним.

— Волосы длинные? Короткие? Полная? Плоскогрудая?

— Насчет фигуры не знаю. Она была в плаще. Или каком-то пальто. Волосы, кажется, до плеч, но очень кудрявые. Густые.

— Красивая?

Она на минуту задумалась.

— Господи, единственное, что я помню: сразу еще подумала, что что-то здесь не так. От него разило за десять футов. Бурбоном. Фу! Я даже решила, что это, должно быть, проститутка, которая пытается его снять. Я чуть было не сказала ей что-то, но потом решила, что это не мое дело. Он хорошо повеселился — вы знаете, как это бывает. Он был таким пьяным, что она могла ободрать его дочиста.

— Да она это и сделала. Мертвый — почти то же, что и ободранный.