В баре все было, как всегда, как было и в ту ночь. Снова шел дождь. Крыша протекала в двух местах, и кто-то предусмотрительно поставил тазы, чтобы дождевая вода не растекалась по полу, один — в самом зале, другой — в женском туалете. Пивнушка, как обычно была заполнена местными пьянчугами: толстозадые старухи в тяжелых свитерах, начинавшие пить днем и успевавшие накачаться пивом до закрытия бара, громко хохочущие мужчины с простуженными голосами и раздутыми, красными от алкоголя носами. Молодые мексиканцы обычно играли в бильярд до умопомрачения и ссорились из-за пустяков, как щенки. В этот вечер бильярдная пустовала, и бильярдный стол, покрытый сукном, казалось, сиял, как будто подсвеченный изнутри. Я насчитала шестерых посетителей и еще одного, который спал, положив голову на руки. Автоматический проигрыватель страдал какой-то неисправностью, и музыка хрипела и плавала.

Я подошла к стойке бара, за которой на высоком стуле восседала Корал. На ней была западного покроя рубашка из коричневой шотландки с бегущей по ней серебристой нитью. Облегающие джинсы, завернутые на щиколотках, открывали ноги в туфлях и коротких белых носочках. Девушка, вероятно, узнала меня, запомнив на похоронах, потому что, когда я спросила, не могли бы мы поговорить, она молча слезла со стула, обошла стойку бара и подошла ко мне с этой стороны.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Спасибо, вина.

Корал налила мне вина, себе — пива. Мы сели в кабинке так, чтобы она могла видеть, что происходит в зале, на случай, если кого-то придется обслужить. Вблизи волосы Корал казались такими пушистыми и сухими, что я невольно забеспокоилась, а не смогут ли они неожиданно самовозгореться. Косметика была слишком броской для ее нежного, бледного лица, края зубов раскрошились, как будто Корал только и делала, что грызла ими орехи. Лоб весь в морщинах, а глаза косили, как на журнальной рекламе, демонстрирующей коррекцию этого недостатка. Простуда была в самом разгаре. Нос заложен так, что дышать приходилось через рот. Несмотря на это Корал тут же, как только мы сели, закурила виргинскую сигарету.

— Вам следовало бы полечиться дома,— сказала я, но потом представила себе эту картину: Корал возвращается домой, чтобы лечь в постель, а Билли и Ловелла все еще кувыркаются на полу, основательно сотрясая автоприцеп. Кто же сможет заснуть в такой круговерти?

Корал положила сигарету и вышла высморкаться. Я всегда удивлялась, где только люди постигают технику облегчения носа. Корал предпочитала двухпальцевый метод — зажав бумажный носовой платок в кулаке и придерживая ноздри суставами указательных пальцев, она энергично высморкалась, терзая нос после каждого продува. Я отвернулась, пока процедура не была завершена. Мои мысли занимал вопрос, знала ли Корал, где сейчас находится Ловелла.

— А что с Ловеллой? Она, кажется, потеряла рассудок на похоронах.

Корал оставила попытки высморкаться и взглянула на меня. С запозданием я обнаружила, что она не понимает, что я имею в виду. Я заметила, что она сосредоточенно задумалась.

— С ней все в порядке. Она не предполагала, что они не женаты официально, поэтому впала в истерику и распсиховалась.— Корал основательно вывернула нос и, чихая, снова принялась за сигарету.

— Ей, должно быть, стало легче,— сказала я.— Насколько мне известно, Джон превратил ее в дерьмо.

— Не сразу. Она начала сходить по нему с ума, когда Даггетт освободился еще в первый раз. И сходит до сих пор. Правда.

— Вероятно, именно поэтому Ловелла назвала его на похоронах отъявленным мерзавцем,— заметила я.

Корал взглянула на меня и пожала плечами. Она была симпатичней, чем Билли, но ненамного. Я чувствовала с ней то же самое, что и с ним — мне приходилось касаться вопроса, с которым, как они надеялись, уже покончено. Но я знала слишком мало, чтобы добраться до сути, поэтому задавала вопросы наугад, стараясь выудить хоть что-то.

— Мне казалось, у Ловеллы и Билли был роман.

— Очень давно. Когда ей было семнадцать. Об этом не стоит и вспоминать.

— Ловелла говорила мне, что Билли помог ей с Даггеттом.

— Да, более или менее. Он поговорил о ней с Джоном, после чего Даггетт написал Ловелле письмо, в котором поинтересовался, могут ли они быть друзьями.

— К сожалению, он никогда не упоминал о своей жене,— сказала я.— Мне очень нужно поговорить с Ло-веллой, если вы увидите ее, передайте, пожалуйста, чтобы она мне позвонила.

Я дала Корал визитку с номером рабочего телефона, которую она взяла, передернув плечами.

— Я не увижу Ловеллу,— ответила она.

— Вам так только кажется,— возразила я.

Внимание Корал привлек бармен, поманивший девушку пальцем. Она подошла к стойке, взяла пару коктейлей и отнесла их к одному из столиков. Я попыталась представить Корал, выталкивающей Даггетта из лодки, но что-то у меня не получалось. Все вроде бы складывалось, но что-то было пропущено.

Когда она вернулась в кабинку, туфли с высокими каблуками уже ждали ее.

— Это ваши?

— Я не ношу замши,— спокойно ответила Корал.

А мне замша нравилась, но я понимала, что она не подходила к стилю одежды Корал.

— А юбка?

Последняя затяжка сигареты, Корал потушила ее в пепельнице, выдохнув при этом полный рот дыма.

— Понятия не имею. Чья это?

— Я думаю, что ее носила та блондинка, что убила Даггетта в пятницу ночью. Билли сказал, что она Джона здесь подцепила.

Корал внимательно взглянула на юбку.

— Да, точно. Я видела эту женщину,— согласилась она.

— Эта юбка похожа на ту, что была на ней?

— Может быть.

— Вы знаете, кто она.

— Нет.

— Мне не хочется казаться слишком назойливой, но мне нужна помощь. Корал, ведь речь идет об убийстве.

— Мне все это изрядно наскучило,— сказала моя собеседница, зевая.

— Неужели вы ничего мне не расскажете?

— Вы как ребенок. Ну почему я должна переживать из-за этого Даггетта? Он был опустившимся человеком.

— А блондинка? Что вы о ней помните?

Корал вытащила из пачки еще одну сигарету.

— Чего вообще вы хотите? Вы не имеете права нас ни о чем расспрашивать. Вы же не полицейский.

— Я имею право задавать любые вопросы,— мягко ответила я.— Другое дело, что я не могу заставить вас на них отвечать, но спрашивать я могу.

Она заволновалась, ерзая на сиденьи.

— Знаете что? Вы мне не нравитесь,— заявила Корал.— От таких, как вы, меня тошнит.

— В самом деле? А кто еще на меня похож?

Корал занялась извлечением спички из коробка, и чиркала ею до тех пор, пока она не загорелась. Закурила. Спичка звякнула о пепельницу. Потом подперла подбородок ладонью и выдала мне отвратительную улыбку. Захотелось посоветовать ей не демонстрировать зубы — так она была хоть сколько-то симпатичней.

— Вам все слишком легко дается,— произнесла Корал полным сарказма голосом.

— Чрезвычайно легко.

— Белый воротничок. Достаток среднего уровня. Дом. Жизненный путь от маменьки к муженьку. Могу поспорить, что у вас есть маленькие братики и сестрички. Красивая маленькая пушистая собачка.

— Прекрасно,— сказала я.

— Две машины. Может быть, приходящая раз в неделю домработница. А я никогда не ходила в колледж. У меня не было отца, который бы меня баловал.

— Ну, вот это все и объясняет,— заметила я.— Вы знаете, я видела вашу мать. Такое впечатление, что она всю жизнь тяжко работала. А вы даже не цените ее усилий.

— Каких усилий? Она работает на контроле в супермаркете,— сказала Корал.

— Я знаю. А вам бы хотелось, чтобы она делала что-то особенное, как вы?

— Я не думаю, что буду заниматься этим всю жизнь, если вы имеете в виду именно это.

— А что случилось с вашим отцом? Где он был все это время?

— Кто знает? Он исчез много лет назад.

— Бросив женщину с детьми, которых она была вынуждена растить одна?

— Ладно уж… Я даже не знаю, почему заговорила об этом. Давайте закруглимся, позвольте мне вернуться к работе.

— Расскажите мне о Даг.

— Не ваше дело.— Она выскользнула из кабинки.— Время вышло,— завершила Корал наш разговор и ушла.

Я сложила юбку и туфли, выложила на стол пару долларов и двинулась к выходу, помедлив на пороге, прежде чем шагнуть в дождь. Было уже четверть одиннадцатого, движение в Милагро прекратилось. Улица блестела чернотой, и дождь шумел по тротуару, напоминая шипение бекона на сковороде. Туман поднимался от крышек водопроводных колодцев, усеивавших квартал. Сточные воды хлестали извивающимся потоком и бурлили у водостока.

Несмотря на то, что в последние сутки я не сомкнула глаз, я не могла и думать об отдыхе. Я размышляла о том, не остановиться ли у Рози, но атмосфера там была такая же, как в баре: накурено, душно, угнетающе. На улице, по крайней мере, был свежий воздух — было прохладно, пахло прибитой дождем пылью и мокрым асфальтом. Я завела машину и развернулась, направляясь в сторону пляжа. Дворники на ветровом стекле отчаянно работали, разгоняя потоки воды.

У приморской гостиницы я повернула направо и поехала вдоль бульвара. Слева от меня с убийственной монотонностью набегали скучные серые волны и пенился прибой. В океане я заметила маяк, проблескивавший сквозь дымку. Я остановилась у светофора и в тот же момент услышала сигнал автомобиля, явно адресованный мне. Взглянув в зеркало заднего вида, я заметила маленькую красную «Хонду», пристраивавшуюся справа. Это был Джон. Он, вероятно, как и я, направлялся домой. Он приветливо помахал мне. Я опустила стекло с его стороны.

— Можем ли мы посидеть вдвоем?

— Конечно. Где?

Он указал на стоящий справа ресторан «Воронье гнездо», призывно сверкавший огнями. Красный свет сменился на зеленый, Джон тронулся, я — за ним. Машины припарковали рядом. Мой попутчик вышел первым и, пригнувшись, открыл мне дверь. Спрятавшись вместе под зонт, мы прошли ко входу. Под ногами хлюпали лужи. Джон открыл дверь, я проскользнула внутрь и придержала дверь, пока Джон закрывал и встряхивал зонт.

Интерьер «Вороньего гнезда» был выполнен в скучной, безвкусной манере и состоял, главным образом, из рыбацких сетей и оснастки, украшавших стропила, и развешанных повсюду морских карт. Зал ресторана уже не работал, но в баре дела шли полным ходом. По крайней мере, с десяток столиков были заняты. Разговоры велись приглушенными голосами, освещение было весьма умеренным, вдобавок еще горели свечи, светившие сквозь оранжевые стекла широких круглых сосудов, в которых они были расставлены. Джон прошел мимо крохотного танцевального пятачка к стоявшему в углу столику. Аура волнения и недосказанности наполняла зал. Непогода свела нас случайно — так в ожидании полета встречаются два одиноких существа в толчее аэропорта.

Возле нашего столика возникла официантка, и Джон взглянул на меня.

— Закажи сам,— попросила я.

— Куэрво Гольд, Гранд Марниер, коктейль,— продиктовал мой спутник, официантка кивнула и удалилась.

— Очень впечатлительно,— заметила я.

— Я думаю, тебе понравится. Как тебя занесло сюда?

— Конечно, Даггетт,— призналась я Джону, сказав, что собралось столько сведений о Билли Поло и его семействе, что им можно заниматься всю ночь.

— Но сделав это признание, я сказала:

— Не будем о нем.

— Поделись проблемами.

— Ни за что. Здесь я расслабляюсь.

Официантка принесла наши бокалы и, расстелив салфетки, поставила коктейли. Мы терпеливо ожидали окончания этого священнодействия и ее ухода. Девушка была одета под боцмана, исключение составляли лишь короткие белые штанишки из спандекса, да торчавший сзади хвостик волос. Интересно, надолго ли хватило этой униформы, если б в нее всунуть волосатый зад их метрдотеля?

Когда официантка оставила нас одних, Джон звякнул своим бокалом о мой.

— За дождливую ночь.

Мы выпили. Коктейль обжег горло и взорвался внутри, мне пришлось похлопать себя по груди. Джон улыбнулся, наслаждаясь моим замешательством.

— А что тебя заставило выйти из дома так поздно? — задала я встречный вопрос.

— Проверка документов. И еще желание сбежать из дома. На неделю приехала сестра Камилы из Айдахо. Они пьют вино и перемывают мне косточки.

— Ее сестра не любит тебя, я знаю.

— Она считает меня неудачником, имея в виду зарплату. Ей хотелось бы, чтоб хоть одна из них вышла б замуж за состоятельного человека. А что возьмешь с полицейского? Я представляю, что они говорят сейчас обо мне. Мне остается только сетовать на жизнь. И вообще я начинаю ворчать, как Дэмси.

Последняя реплика вызвала у меня улыбку. Лейтенант Дэмси проработал в отделе по борьбе с наркотиками много лет. Он неудачно женился и беспрестанно жаловался на семейную жизнь. Первая его жена умерла. Оставшись один, он осмотрелся и женился еще раз точно на такой же. Дэмси рано вышел в отставку, и они с женой тут же уехали. Он прислал в отдел почтовую открытку довольно забавного содержания, но с подтекстом о расточительности супруги, которая, оставила у его коллег неприятное чувство, как неудачный комикс.

Разговор затих. Звучала тихая музыка в стиле старых мелодий Джонни Матиса, лирично напоминавшая о тех временах, когда влюбленность не отягчалась боязнью заболеть СПИДом, венерическими недугами, многочисленными разводами, супружеской неверностью, феминизацией, сексуальной революцией, атомной бомбой, противозачаточными таблетками и видениями многочисленного потомства в череде буден.

Джон выглядел превосходно. Сочетание бликов свечи и теней скрыло морщинки на лице и углубило синеву глаз. Дождь придал шелковистость его необычайно темным волосам. На нем была белая рубашка с расстегнутым воротником и закатанными рукавами, обнажающими мужественные волосатые руки. Между нами сложились особые отношения, они едва ощутимо присутствовали и сейчас, вызванные естественными человеческими желаниями. Но разум безоговорочно брал вверх, принимая как данность семейное положение Джона и невозможность что-либо изменить ни внутри себя, ни в складывающихся обстоятельствах — обе стороны признавали, что сложилось так, как было предначертано, и пути назад нет.

Мы заказали второй коктейль, потом третий. Ни единого слова не было произнесено во время медленного танца.

От чисто выбритого подбородка пахло кремом. Иногда Джон напевал, таких мурлыканий я не слышала со времен раннего детства, когда сидела на коленях у отца. Я вспомнила Билли Поло, увлекшего Ловеллу на пол автоприцепа. Это видение преследовало меня, поскольку красноречивые намерения Билли теперь полностью совпадали с моими. Боясь наделать ошибок, я всегда сохраняла самообладание. Правда, иногда меня начинал мучить вопрос: а есть ли разница между осторожным человеком и мертвым. Я подумала о дожде и о том, как сказочно было бы погрузиться в чистые, мягкие простыни. Я откинула голову, и Джон недоуменно взглянул на меня.

— Во всем виноват Билли Поло,— сказала я.

Джон улыбнулся.

— В чем именно?

Мгновение я изучающе смотрела на своего спутника.

— Что предпримет Камелия, если ты пропадешь на всю ночь?

Улыбка покинула лицо Джона, взгляд потух.

— Именно о свободе взаимоотношений она всегда мне и говорит,— сказал он.

Я засмеялась.

— И относится это больше к ней, чем к тебе, могу поспорить.

— Нет необходимости,— ответил Джон.

Его поцелуй был трепетным.

Мы вскоре ушли.