Музыкальный вечер подходил к концу. Салат с омарами и говяжье филе были съедены, две огромные чаши с пуншем опустели. В углу турецкого сине-красного ковра расплылось уродливое пятно. Рабы с распухшими от усталости веками принялись за уборку. Поднимаясь по лестнице, Бренна заметила, как Хетти, потирая глаза, поправляет диванные подушки.

Абьютес ждала ее на верхней ступеньке.

– Бренна! Ты едва ноги волочишь! Надеюсь, тебе было весело? Ты так чудесно пела! Видела, как Ульрик Ринн аплодировал Джессике? Я думала, у него руки отвалятся!

Кузина неудержимо болтала, словно под действием редкого возбуждающего средства. Бренна выдавила улыбку.

– А ты, Абьютес? Хорошо провела время?

– О да, очень! Монти рассказывал о своей плантации! Она называется Карлайл-оукс, и там так красиво. Знаешь, что Миссисипи каждый год заливает земли Монти? Он и другие плантаторы постоянно строят дамбы, но Монти говорит, река всегда пробивает себе путь!

– Монти? – На этот раз улыбка Бренны была искренней.

– Ну, мистер Карлайл, если хочешь. Он сказал, что чувствует себя со мной так, будто мы давно знакомы и вполне можем называть друг друга по имени. Я, конечно, согласилась. Еще он признался, что я во многом напоминаю ему первую жену… голосом и улыбкой… – Абьютес осеклась и потрясенно уставилась на Бренну. – Как, по-твоему, это хороший знак? Хотела бы ты чем-то напоминать мужчине о другой женщине, Бренна? О, пойдем, – попросила она, схватив кузину за руку. – Джессика уже давно в постели. Дескать, очень поздно и она устала. Но я просто не смогу заснуть сегодня, когда луна так ярко сияет и во дворе светло как днем!

Бренна последовала за Абьютес в маленькую белоснежную комнату с расшитым нарциссами покрывалом и неожиданно поняла, что не может успокоиться. Как посмел Кейн Фэрфилд так откровенно глазеть на нее, словно раздевая взглядом! И Тоби Ринн. Тоби с его неожиданным предложением!

«Ну что ж, рано или поздно все как-то уладится», – сказала Бренна себе, не слушая Абьютес, без умолку трещавшую о нарядах приглашенных дам. При следующей встрече она обязательно вежливо, но твердо объяснит Тоби, что не питает к нему никаких чувств. Пусть поймет – ему не на что рассчитывать!

Спальня Абьютес как нельзя лучше подходила своей владелице. Она была изящно обставлена и пахла сухой лавандой. На комоде сидели две куклы с фарфоровыми головками в свеженакрахмаленных платьях. Сама Бренна мало играла с куклами, ее любимыми игрушками были маленькие деревянные лошадки, вырезанные Пэдди.

– Бренна, знаешь, у Монти есть маленькая дочка, – объявила Абьютес. Она нашла вторую свечу и зажгла от той, что держала в руке. Отблески пламени плясали на ее лице.

– Дочка?

– Да, его жена умерла в прошлом году от лихорадки. Монике только год и три месяца. Монти рассказывал, что у нее черные волосики и ямочки на щеках…

«Еще одна кукла?» – невольно подумала Бренна, однако кивнула и попыталась улыбнуться, превозмогая неприятную сухость во рту и головокружение. Она никогда не видела кузину такой сияющей. У нее в груди стоял ком.

– Пока за Моникой присматривает няня, но через несколько лет ей наймут гувернантку.

– Или найдут вторую мать?

Абьютес зарделась.

– О, Бренна, ты считаешь… Да, я смеялась над мамой и ненавидела вечеринки, и столько раз хотела сбежать из дому или покончить с собой… потому что все издевались надо мной… моей ногой… До сегодняшнего вечера, Бренна. Теперь все изменилось.

Она поставила на комод оловянный подсвечник и, заковыляв к зеркалу, долго всматривалась в волнистое стекло.

– Как, по-твоему, Бренна, я ему нравлюсь? Конечно, я не так красива, как ты или другие девушки, но…

– Ты прелестна! – решительно перебила ее Бренна. – Просто не понимаю, почему мужчины так глупы? Тебя давно уже следовало похитить из родного дома!

– Ты, должно быть, слепа, кузина! А хромота? Нога так и не срослась правильно. Боже, страшно подумать, сколько раз мама напоминала мне о ней… и грозила, что я закончу жизнь старой девой! Она очень этого боится!

– Не слушай ее. Она не пророк и не может всего знать. Абьютес прикусила губу и, внезапно помрачнев, отвернулась от зеркала.

– А ты, Бренна? Я видела вас с Тоби Ринном. Он наклонился к тебе, а ты отпрянула. Едва заметно, правда, но так, словно у него в руке была змея.

– Верно, – рассмеялась Бренна. – Жаль только, что змеи не было – тогда я по крайней мере могла бы закричать во все горло и со спокойной совестью убежать.

– Разве он тебе не нравится?

– Нисколько! Бр-р-р! Он напоминает мне жабу, противную жабу, раздувшуюся и покрытую слизью. Я понимаю, он не виноват в том, что выглядит так, однако… мне все-таки хотелось бы быть подальше от него.

– Слава Богу, я не испытываю к Монти ничего подобного. Конечно, он не первый красавец в мире, слишком низенький и жилистый. Но все же у него приятное лицо, а глаза такие добрые, что, кажется, все время улыбаются именно тебе, словно больше в комнате никого нет.

– Но ты совсем на него не смотрела! – подтрунила Бренна. – Уставилась вниз и не подняла ресниц!

Разве? – захихикала девушка. – А мне казалось, что я не сводила с него глаз!

– Наверное, взгляд может длиться целую вечность, правда?

Вместо ответа Абьютес плюхнулась на кровать, увлекая за собой Бренну, и обе смеялись до тех пор, пока по щекам не потекли слезы. Наконец Бренна с трудом села, вытирая лицо.

– Ой, у меня в боку ко… – начала Абьютес.

Громкий стук в дверь оборвал ее на полуслове. Девушка поспешила открыть. В комнату вошла тетя Ровена; длинный белый ситцевый фартук был надет поверх платья из тафты. Она выглядела измученной и словно стала ниже ростом. Глаза покраснели.

– Девушки! Вы что, не понимаете, что уже за полночь и Джессика пытается уснуть? Вам тоже следовало давно быть в постели!

– Прости, мама, мы и вправду слишком расшумелись, – фыркнула Абьютес. – Видишь ли, Бренна сказала, что я не смотрела на Монти, а я…

– Это крайне интересно, но мы еще успеем услышать обо всем утром. Сейчас я тороплюсь покончить с уборкой. И кроме того… – Женщина поколебалась. – Бренна, пожалуйста, спустись в кабинет Эймоса. Он хочет кое-что обсудить с тобой.

– Со мной? – удивилась Бренна.

– Да. Несколько минут назад прибыл посыльный с письмом… Короче говоря, Эймос тебя ждет.

– Хорошо, тетя.

Теперь Бренне было не до смеха. Она задрожала от внезапного озноба, охваченная дурным предчувствием. Письмо в такой поздний час? Что все это означает?

Девушка подумала об отце. Как тяжела разлука, как далеко он сейчас!

Язык почему-то стал тяжелым и неповоротливым, горло сжала спазма.

– Бренна! Хочешь, я пойду с тобой? – спросила Абьютес, робко коснувшись ее руки.

– Это совершенно ни к чему, дочь, – сухо отчеканила тетка. – Ложись поскорее спать. Нечего бродить по дому и зря жечь свечи!

– Но, мама…

– Довольно, Абьютес! Спать! Завтра Бренна все тебе расскажет, если захочет, конечно!

Бренна последовала за тетей Ровеной. Руки так похолодели, что она спрятала их в складках платья. В этот час комнаты выглядели совсем незнакомыми; лепнина на потолках отбрасывала причудливые тени. Девушке показалось, что она услышала смех целой толпы, но это были лишь Хетти и Тайни, которые, перебрасываясь шутками, приводили в порядок столовую.

– Странно, что слуги еще на ногах, – невольно вырвалось у Бренны.

– Нужно вымыть посуду сегодня, а не то завтра нас одолеют насекомые и мыши, не говоря уж о плесени! В этом климате необходимо соблюдать чистоту, иначе недалеко до болезни! Вижу, Бренна, что я не удосужилась выполнить свой долг! Ты не имеешь никакого понятия о том, как вести хозяйство! Завтра или послезавтра мы начнем уроки домоводства! Уверена, твой отец хотел этого.

Бренна пошатнулась и стиснула руки, пытаясь сохранить самообладание и не упасть в обморок.

Дядя Эймос уже сидел в кабинете за большим письменным столом и что-то писал. Он был приземистым коренастым мужчиной с красным лицом, испещренным тонкими багровыми прожилками. Пышные каштановые усы почти закрывали маленький полный рот, седеющие волосы были тщательно зачесаны набок, чтобы скрыть лысину. Фрак безупречного покроя облегал грузное тело; крахмальная сорочка казалась такой же свежей, как в начале вечера. Однако в комнате сильно пахло виски, и Бренна заметила, что рука, держащая гусиное перо, сильно дрожит.

– А, вот и ты, Бренна, Присядь, пожалуйста.

Эймос закрыл чернильницу, отложил перо и, чуть причмокнув, вытянул губы. Ровена нерешительно замялась у порога, и Эймос жестом велел ей тоже садиться. Ровена вздохнула и нехотя опустилась в большое кожаное кресло. Бренна молча последовала ее примеру. Должно быть, новости плохие, недаром дядя не смотрит на нее.

– Бренна, – начал он, неловко откашлявшись, – несколько минут назад приезжал посыльный с известиями из Дублина. Ему велено вручить тебе письма как можно скорее.

– Письма? От моего отца? – охнула Бренна, приподнимаясь.

– Д-да. По крайней мере одно написано им.

– Могу я получить его? Вот уже месяц, как от отца ничего не было. Я… – Что-то во взгляде Эймоса заставило ее замолчать.

– Бренна, дорогая, твой отец скончался. Он умер три месяца назад, очевидно, по причине опухоли… о которой упоминал в адресованном нам письме.

– Но… опухоль…

Комната, отделанная кипарисовым деревом и уставленная книгами в кожаных переплетах, медленно закружилась. Бренна была вынуждена схватиться за спинку кресла, чтобы не упасть.

– Но он… он не…

Она проглотила конец фразы. Кровь бросилась ей в лицо, но тут же отхлынула, и стало нестерпимо холодно.

Отец умер.

Бренна тряхнула головой, пытаясь осознать случившееся. Так, значит, отец не придумал эту ужасную историю с опухолью! Его бледность, постоянная усталость, огромные черные круги под глазами – она видела все признаки смертельной болезни, но не хотела замечать. Отказывалась верить, что отец угасает.

Откуда-то издалека донесся голос дяди:

– Здесь два письма. Одно от сэра Уиткома Шонесси, друга вашей семьи. Он сообщает о кончине Брендана и спрашивает, известно ли вам с Квентином, в каком состоянии находились его финансовые дела? Второе письмо написано Бренданом и адресовано тебе.

– М-могу я получить его?

– Чуть погодя, – промямлил Эймос, настороженно оглядывал племянницу. – Как ты себя чувствуешь, Бренна? Если желаешь, мы отложим этот разговор до утра. Думаю, что после сна у тебя прибавится сил, верно, Ровена?

Тетя кивнула, и Бренна с трудом поднялась, двигаясь скованно и неловко, как марионетка. Сердце, казалось, вот-вот разорвется. Девушка задыхалась, но слез не было. Она не заплачет здесь, перед дядей Эймосом, деловито перебиравшим пачку с письмами.

– Я должна все услышать сейчас, – едва выговорила Бренна. – И… и не могу ждать.

– Прекрасно. В письме сэра Уиткома содержится несколько весьма неприятных фактов, дорогая. Дело в том, что Брендан еще до твоего отъезда из Дублина наделал множество долгов и был вынужден продать часть земли.

– Продать? Я не знала…

– Не важно, дорогая. Уверен, что он не хотел забивать твою прелестную головку столь печальными вещами. Тем не менее в последние месяцы его состояние продолжало уменьшаться. Затем одному из кредиторов удалось завладеть его поместьями. – Эймос вздохнул, рассеянно поглаживая усы. – Не знаю точно, как это случилось, но, по-видимому, после того, как все долги были выплачены, твой отец остался нищим, без единого пенни.

– Нищим? – охнула девушка, – Но у нас… всегда было много денег! Состояние мамы… И отец открыл доверительные фонды на нас с Квентином! По достижении двадцати одного года мы должны были получить кругленькую сумму!

– Всего этого больше нет. Вы совершенно разорены. Поместье твоего отца купил некий Нейл Эрхарт.

– Нейл Эрхарт?

– Да. Ты его знаешь? В любом случае, Бренна, ваше положение крайне серьезно. Вы больше ни на что не можете рассчитывать.

Бренна подошла к окну, под которым раскинулся огромный виргинский дуб, поросший испанским мхом. В лунном свете он отбрасывал причудливую тень, похожую на неведомое чудовище. Девушке казалось, что она видит дурной сон. Скоро она повернется на другой бок, увидит над собой знакомый белый полог и розы на обоях. Но в ушах неотступно звучали слова Эймоса:

– Твой отец скончался… от опухоли… куплено Нейлом Эрхартом…

Нет, этого не может быть!

Однако разум с холодной ясностью твердил, что все происходит наяву. Отец знал, что умирает, но тем не менее отослал дочь, желая избавить ее от Эрхартов. Вот почему в его письмах звучала такая неизбывная печаль! Он знал, что никогда больше не увидит Бренну.

Слезы щипали веки. Они с Квентином успели скрыться, но отец принял на себя жестокий удар. Нейл и его родственники намеренно разорили Брендана Лохлана. Теперь она отчетливо понимала – эта семейка сумела выведать все о делах отца и, должно быть, подкупила управляющих, чтобы уничтожить ненавистного врага. Почему она посчитала, что ее бегство останется без последствий, что Эрхарты не потребуют свой фунт плоти?

– Бренна, как ты себя чувствуешь?

Тетя Ровена подошла ближе, но не осмелилась взять племянницу под руку. Бренну снова поразил усталый голос тети.

– Вероятно, тебе лучше прилечь. Ты плохо выглядишь, и потрясение было слишком сильным, – заметила Ровена. – Утром придется многое решить, и тебе не помешает хорошенько отдохнуть.

– Решить?

– Да, конечно. Нужно определить, что теперь делать. Ты ведь должна как-то…

– Позже, Ровена, – вмешался Эймос. – У нас впереди достаточно времени.

Бренна гордо выпрямилась. Она сама хозяйка своей судьбы! Однако девушка не могла произнести этого вслух. Дядя смотрел на нее с легким пренебрежением. И тетя все время маячила за спиной, словно желая утешить племянницу, но не знала как.

Эймос снова откашлялся.

– Бренна, может, все-таки прочтешь письмо отца? Оно запечатано и предназначено только для твоих глаз.

Девушка жадно всматривалась в слова, выведенные нетвердой рукой.

«Дражайшая Бренна! Когда ты получишь это письмо, я уже покину земную юдоль. Я хотел бы, чтобы все было по-другому и вы с Квентином остались в Лохлане, в родном доме. Однако этому не суждено сбыться. Эрхарты…»

Здесь стояла большая клякса и ничего нельзя было разобрать.

«Как тебе, должно быть, уже известно, мне не удалось спасти поместье. Уверен, что после моей смерти оно перейдет к главному кредитору. Дорогая Бренна, прости за все, что случилось. Не поспеши я устроить твою судьбу, ты жила бы в Дублине и по-прежнему скакала на лошади по холмам и лугам.

Пожалуйста, позаботься о Квентине. Он хороший мальчик, но слишком слабовольный. Знаю, у тебя хватит сил помочь ему пережить все удары рока. Возможно, я тоже оказался чересчур слаб и немощен, иначе боролся бы до конца и смог бы предотвратить несчастье.

Единственное, чего мне удалось добиться, – признания твоего брака недействительным, хотя пришлось выплатить огромные деньги Эрхартам и некоторым членам парламента. Надеюсь, когда-нибудь развод будет легче получить, но я этого уже не увижу. В любом случае, теперь ты можешь со спокойным сердцем выйти замуж за кого пожелаешь.

Шлю тебе мою любовь и искренне скорблю лишь о том, что никогда больше не увижу твое лицо.

Твой любящий отец Брендан Лохлан».

Несколько долгих минут Бренна молча взирала на выцветшие чернильные строчки – все, что осталось от отца. Что теперь делать? Его больше нет, и Лохлана тоже… Тетя Ровена права, нужно решать, как быть, но ей вовсе не хотелось этого. Только бы добраться до спальни и уткнуться пылающим лицом в подушку!

Ей хотелось кричать, бить кулаками о стену и плакать, плакать, пока не покраснеют глаза.

– Бренна, поднимись к себе, – предложила тетя. – Я сделаю тебе успокоительный отвар…

– Не нужно. Я хочу остаться одна.

– Но твоего брата следует известить… – произнес Эймос.

– Я сама поеду к нему утром.

– Как его единственный родственник по мужской линии, я намеревался вызвать его сюда и сообщить, как полагается… – напыщенно начал Эймос.

– Это ни к чему. Отец просил меня позаботиться о Квентине. Я выполню его последнюю волю.

Девушка выбежала из кабинета и взлетела по ступенькам, прежде чем они смогли увидеть ее слезы.