Не отвечая на расспросы священника, Жанна вырулила на дорогу и повела машину в обратном направлении – в Зареченск. В городе они приехали к РУВД.

- Сейчас все узнаем, - пообещала девушка.

Она вынула из кармана Сашин пистолет. Проверила, заряжен ли он и решительно направилась вверх по ступеням. Илларион поспешил за ней.

Жанна вошла в дежурку с пистолетом в руке. Дежурка была пуста.

«И этот свалил…» – вспомнила она пухлого капитана.

Взгляд наткнулся на лежащую на столе связку ключей на кожаном ремешке.

«Отлично!»

Жанна схватила ключи и поспешила к КПЗ.

- Постой, да что ты задумала? – попытался остановить ее Илларион.

Девушка не отвечала. Она начала открывать камеры, одну за другой. Все, кроме одной, оказались пусты. Наконец, в последней, она нашла того, кого искала – на жестком, покрытом унылой темно-зеленой краской топчане сидел Кравчук.

Лёня улыбался. Он поднял на вошедших мутно-серые глаза. Большие квадратные линзы увеличили их втрое. Жанна заметила, как в глазах маньяка мелькнул испуг. Улыбка медленно, будто под воздействием растворителя, исчезла.

Жанна шагнула в камеру. Илларион остался в дверях.

- Ну, здравствуй, Лёня, - вкрадчиво проговорила девушка. – Как спалось? Никто не тревожил?

Елейный тон ее и, в особенности, зажатый в руке пистолет арестованному ничего хорошего не сулили.

- Что вам нужно? – хрипло спросил Кравчук. Голос отказался ему служить, Лёня поперхнулся: - В-вы… кха, кха. Вы кто?!

- Святая инквизиция! - тон девушки разительно переменился. Теперь Жанна говорила отрывисто и очень решительно: - Короче так: поможешь нам найти Черного графа – будешь жить. Нет – пытки инквизиции покажутся тебе детскими играми. Это я тебе обещаю.

- Не имеете права… - начал Кравчук и осекся.

Его взгляд встретился с темно-синими, потемневшими от горя и ненависти глазами Жанны. Лёня попятился на нарах. Глаза его вильнули из стороны в сторону, но он все-таки повторил, хоть и менее уверенно:

- Не имеете права.

Черный кожаный сапог со звоном врезался подъемом Кравчуку в ухо. Плешивая голова резко дернулась. Хрустнули и упали на нары очки. В переносицу Лёни, отклоняя голову назад, с силой уперся ствол. Кравчук отчетливо ощутил холод стали, позвоночник его сковал мороз.

- Говори, сука, где Черный граф, или прямо сейчас по тебе панихиду отслужат. За священником далеко бежать не придется, сам видишь.

- Я… я не знаю, - прохрипел Лёня.

- Ах, так?!

Жанна выстрелила. Кравчук прижал ладонь к тому месту, где секунду назад было его левое ухо. Меж пальцев обильно хлынула кровь. Лёня заскулил. Скулил он совсем негромко, видно боялся вызвать лишний гнев ворвавшейся в камеру фурии.

Жанна схватила Кравчука за подбородок, приподняла. Вселяющий ужас, разросшийся до размеров комнаты, могильно-черный зрачок пистолетного ствола смотрел Лене прямо в глаз.

- Ну?!

- Он… он или в де-деревне той… в деревне той, - заикаясь и задыхаясь заговорил Лёня, - в деревне, где це-церковь. Церковь, где де-девушку…

- Или?! – поторопила Жанна.

- Или в по-подвале своем. В подвале здесь в го-городе, - он всхлипнул.

- Где «в городе»?! говори, мразь, или мозги тебе вышибу!!

- Улица Ста-Станко… Станко. Но-номер… номер дома не помню. Бывший гра-графский… бывший графский. Самый ста-старый… самый старый на улице, а мо-может… может во всем го-городе…

- Я знаю где! – подал голос Илларион.

Жанна выпустила подбородок Кравчука, оглянулась. По-прежнему стоявший в дверном проеме священник кивнул:

- Знаю.

Девушка вновь повернулась к Лене, проговорила:

- Ну ладно… Если правду сказал – будешь жить. Нет – мы вернемся.

Она развернулась и направилась к выходу.

- Эй! А как же я?! – крикнул ей в спину Кравчук. – Я же истеку кровью и умру.

В голосе его сквозила такая паника, что Жанне стало одновременно противно и жалко. Она на долю секунды замешкалась, выручил Илларион. Он подошел к Кравчуку, сказал требовательно:

- А ну, покажите.

Кравчук сперва испуганно дернулся, потом руку от простреленного уха все же убрал. Илларион внимательно посмотрел, сказал со своей всегдашней улыбкой:

- В ушной раковине у человека крупных сосудов нет. Так что кровью вы не истечете.

Священник достал откуда-то из-под рясы белый носовой платок, обернул им оставшиеся от уха окровавленные ошметки.

- Прижмите ладонью, крепче, - советовал он Лене. – Кровотечение скоро остановится. Когда мы уничтожим Вампира, я вернусь с доктором. Если же мы его не найдем, я вернусь с ней, - он кивнул в сторону Жанны, девушка хмыкнула. – Поняли?

Кравчук угрюмо выдавил:

- Понял.

Они покинули неуютную камеру. Громко хлопнула дверь. Лязгнули, один за другим, замки. Жанна дернула за ручку, проверяя надежность запоров – дверь даже не шелохнулась.

- Порядок, - проговорила она.

Илларион спросил:

- Ты думаешь, он сказал правду?

- Не знаю, - честно ответила девушка. – Но если нет, то уж он-то до сегодняшнего заката точно не доживет.

Когда Жанна говорила эти слова, глаза ее были устремлены вдаль, далеко за стены РУВД и священнику почудилось, будто она думает совсем о другом.

* * *

Они снова сели в уазик, поехали по безлюдным, тихим, заботливо укутанным туманом улицам.

- Ни души. Они что, весь город сожрали, что ли? – вполголоса спросила Жанна.

Ответа она не ждала, но Илларион проговорил:

- Конечно нет. Люди затаились, как всегда ждут лучших времен. Но кое-кто действует, хотя бы как может – ты сама видела утром людей, что истребляют упыриные гнезда.

- Угу. Только где они сейчас?

Они проехали мимо Никольского собора. Жанна придавила педаль газа, двигатель послушно набрал обороты. Улица побежала навстречу все быстрее и быстрее.

- Не разгоняйся, - сказал Илларион. – Где-то здесь нам поворачивать.

И тут впереди, в тумане, Жанна разглядела переходящую через дорогу легко одетую девушку с коляской. Молодая мама шла, склоняясь головой к малышу, что-то ему приговаривала. Жанна, выдохнув «Ой!», резко ударила в тормоз и давила изо всех сил, пока заглохший уазик не замер. По ушам резанул отчаянный визг тормозных накладок и скрип резины по асфальту. Молодая мамаша в ступоре застыла посередь дороги. Глаза ее, распахнувшиеся до размеров вселенной, были прикованы к несущейся на них с ребенком машине. Глаза Жанны в тот миг были наверняка не меньше. Уазик остановился от коляски всего в двадцати сантиметрах. Жанна, не в силах вымолвить ни слова, сидела, вцепившись побелевшими пальцами в руль. Девушка перед машиной мешкала. Не потерял присутствия духа один лишь Илларион. Он вышел из машины и, помогая откатить коляску, спокойным, мягким тоном говорил:

- Все хорошо. Проходи, милая. Испугалась? Ничего, все будет хорошо. Мы тоже испугались.

Девушка нетвердой походкой отошла с дороги. Колени ее заметно дрожали. Илларион проводил ее взглядом и вернулся в машину. Жанна сидела белая, как снег. На лбу ее обильно выступил пот. Она распахнула дверцу, оттянула ворот свитера. Потом достала сигареты и закурила. Затягивалась Жанна жадно, нервно. Пальцы, сжимавшие сигарету, дрожали. После нескольких затяжек она сказала:

- Не могу! Я вообще боюсь за рулем ездить. Может, дальше пешком?

- Можно и пешком, - отозвался священник. – Только… машину здесь бросать все равно негоже. Да мы уж почти и доехали. Сотню-то метров еще уж проедешь? Ты покури, покури, успокойся.

- Может, поведешь ты?

- Да я бы с удовольствием. Только я вообще не представляю, как это делается. Ни разу за рулем не сидел, даже завести не умею, не то что…

Илларион помолчал, потом продолжил с улыбкой:

- Но, согласись, ты была не права, когда говорила, что ОНИ сожрали весь город.

В ту же минуту, словно подтверждая его слова, на звоннице Никольского храма зычно ударил колокол. Потом еще и еще. Вскоре к редким, ритмичным ударам главного колокола присоединились мелодичные голоса прочих. Илларион вслушивался, склонив голову набок. На широком лице его сияла улыбка. Жанна отшвырнула окурок, вздохнула полной грудью. Напряжение немного отпустило.

«В конце концов, повезло», - пришла в голову мысль. – «Я ведь могла их переехать»

- Ладно, поехали, - произнесла она вслух. – Пора с этим делом покончить.

Улица Станко, бывшая Панская. Тихая, тенистая… и безлюдная. Когда-то жизнь здесь била ключом. До революции семнадцатого на этой улице жили самые знатные и богатые люди города. Потом их особняки конфисковали. В некоторых поселилась новая элита – советские и партийные чиновники, так называемая номенклатура. Другие же дома передали под различные учреждения. Некоторые организации остались в старинных палатах и поныне, большинство же постепенно переселились на расположенный дальше, в новой части города, Центральный проспект.

Жанна и Илларион проехали улицу Станко почти до конца.

- Здесь, тормози, - скомандовал священник.

Жанна послушно прижала уазик к обочине. Вдоль обочины нестройной шеренгой щетинились колючками старые, непомерно разросшиеся кусты шиповника. За кустами прятался полуразрушенный каменный забор с фрагментами красивой и в то же время мощно-тяжелой кованой решетки.

Священник и Жанна выбрались из машины. Илларион пошагал вдоль кустов дальше по дороге, девушка направилась за ним. Скоро в строю шиповника обнаружилась широкая брешь, а в заборе старые железные ворота. Ворота были закрыты. Илларион миновал их и протиснулся в узкий проем меж каменных опор. Там когда-то находилась чугунная калитка – петли от нее до сих пор торчат из кладки. Жанна шагнула следом и попала в густо заросший кривыми деревьями и кустами двор.

Илларион оглянулся.

- Я сразу понял, о каком доме идет речь, - молодой священник говорил тихо, почти шепотом. – Вот он, самый старый дом в городе…

Жанна окинула взглядом двухэтажное строение. Ничем, на первый взгляд, не примечательный старый дом из красного кирпича. Заброшенный. С облезлой штукатуркой и остатками изящной лепнины над некоторыми из окон и на фронтоне. По центру - крыльцо с широкими мраморными ступенями. Жанна поднялась по ним к высокой двустворчатой двери. Потянула за ручку. Заперто.

- Сейчас он не используется, считается аварийным, - продолжал рассказывать Илларион. – Его вообще, говорят, собирались снести, да вмешался какой-то комитет. Ведь это как-никак памятник архитектуры. Раньше здесь была городская санэпидемстанция. Потом, лет пять назад, санэпидемстанция переехала в новое здание, а это так и осталось.

– Угу, - задумчиво пробормотала Жанна. - Пойдем, посмотрим там.

Они спустились, прошли за угол. Жанна обратила внимание, что на углу обвалилась не только штукатурка, частично рассыпались и некоторые кирпичи. Девушка прошла вглубь двора, осмотрела дом с этой стороны в целом. Здесь запущенность бросается в глаза сильнее. Кое-где выбиты стекла. В одном из окон первого этажа сломана рама. Ясно, что этим окошком пользуются как дверью – может подростки, может бомжи. А скорее всего, и те и другие. Взгляд девушки скользнул по фундаменту. Когда-то в нем были пробиты изрядные бреши. Это видно по новой кладке - кирпичи отличаются и размером и цветом. К тому же эти места так никто и не удосужился заштукатурить.

Потянул ветерок. Жанна сунула руки в карманы, зябко поежилась. Все-таки рядом с этим домом чувствуешь себя неуютно. Девушка вспомнила церковь в Дмитриевском. Чем-то ощущения похожи, хотя там было намного хуже. Она повернулась к Иллариону, сказала:

- А вон и вход в подвал.

Священник кивнул, он и сам видел: почти посередине стены из земли выступает невысокая Г-образная стенка. Она выложена явно не так давно – из силикатного кирпича. Они подошли. За стенкой, как и ожидалось, ведущая вниз бетонная лестница. Она привела к вмонтированной в фундамент железной двери. На мощных стальных петлях покоился внушительных размеров навесной замок. Петли были ржавыми, а замок сиял никелем.

- Вот так, - озадаченно проговорила Жанна.

Она взвесила замок на ладони. Он был тяжел и неприятно холодил руку. Вырезанная в стальном корпусе надпись гласила: «БУЛАТ». Девушка повернулась к священнику.

– Ну, и чего будем делать?

- Давай посмотрим, может где есть другой вход, а если нет – вернемся и будем ломать, - предложил Илларион.

- Ломать? Как ты себе представляешь ломать бронированную дверь? МЧС вызывать?

- Бог на деле разума приставит, - отозвался священник.

Они обошли дом по кругу. Потом через окно с выломанной рамой забрались внутрь. Изнутри дома вход в подвал когда-то был. Но теперь он оказался заложен. Ясно, что в санэпидемстанции подвал использовался под склад. И ясно также, что для учреждения вход в склад со двора намного удобнее.

- Слушай, время идет. Нужно что-то решать, - поставила вопрос ребром Жанна.

- Давай будем вскрывать тот замок, - предложил Илларион. – Нужно попробовать сбить его молотком… хотя лучше бы кувалдой. Можно посмотреть в машине.

- Ну пошли, посмотрим, - нехотя согласилась девушка.

Кое-какой инструмент в машине нашелся, но толку от него было мало. Вернее не было вовсе. Новенький замок оказался устроен хитро. Под дужку ничего подсунуть просто невозможно. Сбить его ударами молотка тоже не удалось – корпус столь ловко обтекает дужку, что зацепиться не за что. Из отчаянных же ударов Иллариона молотком по корпусу замка просто вдоль и поперек выходил лишь столь же отчаянный звон.

Наконец священник прекратил пустое занятие. Он опустил руку с молотком. Шумно дыша, проговорил:

- Ни фига! Ничего не получится.

- Ну-ка отойди.

- Чего ты хочешь?

- Отойди, тебе говорят.

Илларион шагнул в сторону. Жанна сказала:

- Выйди отсюда вообще. Давай, иди наверх.

- Что ты задумала?

- Увидишь.

Священник огорошено посмотрел на нее и стал подниматься по лестнице. Не дойдя до самого верха нескольких ступенек, он обернулся. И увидел, что девушка, распластавшись спиной по стене, прилаживает к повернутому боком замку ствол пистолета.

- Стой! Ты с ума сошла?!

- Отвали!

Грохнул выстрел. Не меньше секунды Илларион стоял в замешательстве.

- Ты жива?! – наконец крикнул он.

Его возглас утонул в грохоте нового выстрела.

- Да ты с ума сошла!!

Илларион бросился вниз.

- Порядок, - отозвалась Жанна.

Она высвободила из проушин раскрывшийся замок и бросила его под ноги.

- Цела?! – обшаривая девушку широко раскрывшимися глазами, вопросил священник. – Ты же могла рикошетом попасть в себя!

- Но не попала же, - железным аргументом парировала Жанна. – У тебя все с собой?

Илларион посмотрел на тяжелый молоток, до сих пор зажатый в руке, глянул в угол, где ждали своего часа осиновые колы и наполненные святой водой бутылки. Кивнул.

- Тогда пошли! – громко, решительно сказала девушка и распахнула дверь.

* * *

Воронов лежал на старом продавленном диване, оставшемся в переоборудованном под склад подвале от последнего кладовщика. Вампир лежал с закрытыми глазами, но не спал. Черного графа, полтора месяца назад в прямом смысле восставшего из гроба, мучили сомнения. Они пришли недавно, но, появившись однажды, уже не отпускали. Все шло не так. Едва схлынул девятый вал восторга, вызванный освобождением из ненавистного, за восемьдесят пять бесконечных лет миллиард миллиардов раз проклятого личного ада, Воронов ощутил смутную тревогу. Он не узнавал мира, в который пришел. И дело было не в великом множестве машин или обилии электрического света. Изменились люди. Изменились настолько, что Черный граф даже не мог понять их. С одной стороны они почти не верили в бога, и это было вампиру на руку – найти жертву стало очень легко. В то же время в людях стало слишком мало страха. И они слишком хорошо организованы. Сколько времени понадобилось людишкам, чтобы сколотить отряды истребителей? Верно - очень, очень мало. И эти… полицейские… в считанные дни схватили Кравчука – единственного поверенного из смертных. Вычислили логово его самого. Сколько времени пройдет, прежде чем они явятся сюда? Судя по всему – ничтожно мало. И уж на этот раз они явятся с попами, в этом можно не сомневаться.

«С попами. Что я смогу им противопоставить?»

Черный граф скрипнул зубами. Похоже, Сатана оставил его разбираться с проблемами одного – ожидаемого эффекта не приносили ни жертвоприношения, ни бесконечно повторяемые уродливые звуки перевернутой молитвы.

Перед закрытыми глазами вампира встало видение той девчонки, что вчера пятилась от него с сияющим крестиком в руке. Она ускользнула. И полагать, что не вернется, слишком наивно.

Размышления Черного графа оборвал звук гулких ударов по железной двери подвала.

«Уже пришли» – отчетливо осознал Вампир.

Крупные, лишенные белков черные глаза распахнулись. Скрежет зубов слился в единый звук с вырвавшимся из глотки рыком.

* * *

- Пошли! – решительно сказала Жанна и распахнула дверь.

- Подожди! – остановил ее Илларион. – Подожди, я кое-что придумал. Нужен только гвоздь.

Священник опустил голову, посмотрел под ногами. Еще раз повторил:

- Подожди.

И поднялся наверх. Скоро Жанна услышала его обрадованный голос:

- Нашел!

Илларион спустился к ней. Он принес небольшой ржавый гвоздь. Приговаривая:

- Смотри, что получится: «брызгалка», как в детстве, помнишь? Вы играли в такие игры? – пробил в крышке пластиковой бутылки со святой водой дырку.

Жанна смотрела на его приготовления молча. Девушка поняла задумку священника, в то же время ей было нестерпимо жаль терять драгоценное время. Наконец Илларион поднялся. Сказал:

- Значит так: я иду с крестом и святой водой, читаю молитву. Ты – бери кол и молоток…

- А фонарь?

- И фонарь. Будь готова к тому, что забить вампиру в сердце кол придется тебе.

Жанна сухо сказала:

- Вобью.

Священник внимательно всмотрелся девушке в лицо. Кивнул.

- Пошли.

Илларион шагнул во тьму первым. Когда освещенный прямоугольник у двери остался позади, священник попробовал свое изобретение – он широко, крест на крест брызнул из бутылки вперед, во тьму. Святая вода с легким шипением засветилась. Упавшие на землю искрящиеся капли были похожи на сияющие бело-голубым светом частички ртути.

- Смотри! – торжественным шепотом произнес Илларион.

- Вижу, - в тон ему ответила Жанна.

Девушка поводила фонарем из стороны в сторону. Желтый луч осветил уходящие в глубину пустые, частью поломанные стеллажи, проходы между ними, деревянную перегородку. В перегородке, совсем рядом, была дверь.

Они сделали к этой двери шаг, и крест в руке священника вспыхнул так, что электрический фонарь стал больше не нужен. Илларион остановился. Прошептал:

- Дай-ка сюда кол.

Когда Жанна протянула кол к священнику, он щедро полил на него из бутылки. Особо обильно Илларион смочил святой водой острие. Грубо заостренный конец осиновой палки воссиял мистическим, вызвавшим волну мурашек по спине, светом.

- Готова? – тихо спросил Илларион.

Жанна кивнула. Илларион, шепча слова молитвы, подошел к двери и раскрыл ее. В нос ударила волна смрада. Священник на секунду замер в проеме, отвернул от зловонного нутра кладовки лицо. Потом заставил себя шагнуть внутрь. Исходящий от распятья серебряный свет озарил небольшую комнату. Илларион внимательно осмотрел ее. Пристальный взгляд священника уперся в старый диван в углу. Вампира не было.

- Здесь вроде никого, - проговорил Илларион.

- Но был, и совсем недавно, - возразила Жанна. – Смотри, все кругом в пыли, а диван обтерт. На нем лежали. И эта вонь, я ее ни с чем теперь не перепутаю…

Жанна с секунду смотрела на диван, потом скользнула взглядом по стенам, по углам. Подняла голову вверх.

И обмерла.

На потолке, прижавшись спиной к перекрытию, висел Черный граф. Неестественная, мертвенная бледность похожего на маску лица оттенялась свивающими вокруг него длинными жирно-черными волосами и матово-черным плащом. Фалды плаща свисали возле обтянутых высокими хромовыми сапогами ног подобно двум полотнищам мрака.

Девушка застыла, не в силах ни оторвать взгляда от кошмарного создания над головой, ни вымолвить хоть слово. Илларион почувствовал неладное, оглянулся. Проследив за взглядом девушки, выдохнул:

- Господи боже мой!

В голосе священника было больше испуга, чем обращения к Богу. Из-под потолка раздался сатанинский, раздающийся непосредственно в головах хохот:

- Ха-ха-ха! Неужели ты, человечишка, и впрямь надеялся уничтожить МЕНЯ?! Владыку вампиров?! Ты? Да кем ты себя возомнил? Святым?!

Дьявольские слова взрывались прямо в головах, сопровождались сильнейшей болью. Заставляли почувствовать себя ничтожным, внушали желание повиноваться.

- А ну! Опусти крест!! – пронзила сознание громоподобная команда.

Жанна сквозь застившие глаза черные круги увидела, как Илларион медленно опускает руку. Одновременно с этим сияние распятья начало угасать.

- Нет! – Жанна собиралась выкрикнуть это, но на деле лишь простонала. – Нет!

Рука священника опускалась все ниже. Жанна выпустила из рук все что держала. Фонарь, кол и молоток с глухим стуком упали на пол, но звука никто не слышал. Девушка потянулась к бутылке со святой водой, зажатой в левой руке Иллариона. Движение ее было медленным и тягучим, словно в кошмарном сне. Когда она, наконец, ухватилась за пластиковую «полторашку» обеими руками и попыталась ее выхватить, Илларион неожиданно запротивился. Не понявший маневра девушки, священник вцепился в святую воду так, словно от этого зависело спасение его души.

- Отпусти! – сквозь зубы процедила Жанна. Потом с истеричным выкриком: - Да отпусти же!! – дернула, что было сил.

Начиненная святой водой детская игрушка, наконец, оказалась в ее руках. Вампир направил на незваных гостей еще один ментальный удар, но было поздно. Из последних сил, чувствуя, как подгибаются ноги, Жанна подняла брызгалку к потолку и сжала так сильно, как только смогла.

Вверх ударила тонкая, ослепительно вспыхнувшая струйка. Святая вода попала Вампиру в лицо. Он с нечеловеческим, переходящим в ультразвук визгом свалился на пол. В то же мгновение боль и дурнота отпустили. В голове стремительно прояснялось. Жанна, держа чудодейственную бутылку наготове, во все глаза смотрела на рухнувшее к ним под ноги существо.

Ошпаренную морду вампир зажал отвратительными, больше похожими на лапы летучей мыши, когтистыми руками. Из-под них клубами валил дым. Крик стал тише, перешел в яростное рычание. Жанна шестым чувством поняла – он сейчас бросится.

Но тут в действие вступил Илларион. Опомнившийся священник поднял крест и встал пред готовым к последнему броску вампиром. Утробное, звериное рычание заглушили раздавшиеся в подвале слова молитвы. Илларион читал «Отче наш». Читал так громко, как только мог. Интонации его голоса выдавали сильнейшие волнение и решимость. Иногда голос срывался, но тотчас вновь набирал силу. Свечение креста в руках священника усилилось до той яркости, что была перед метальной атакой вампира. Жанна увидела, что Черный граф оцепенел. Постепенно его напряженное, готовое к броску тело обмякло. Илларион придал голосу дополнительной мощи и начал совершать распятьем плавные крестообразные движения, одновременно медленно приближаясь к застывшему перед ним вурдалаку. Голова Черного графа медленно, повинуясь плавным движениям креста качнулась в одну сторону… в другую… Из глотки его вырвался дикий, полный боли и ненависти рев. Вырвался и заглох. Сразу после этого вампир медленно, тягуче распрямился, поднялся на ноги. Руки его с трудом, словно воздух вдруг превратился в прозрачный мед, разошлись в стороны. Тело бывшего помещика поднялось на четверть метра над полом и плавно поплыло, толкаемое силой креста, к стене. Вот спина вампира, коснулась деревянной перегородки. За ней плотно прижались – будто приклеились – ноги, руки, затылок.

Голос Иллариона стал срываться чаще. Жанна поняла, что силы священника на исходе, надолго его не хватит. Не теряя времени, девушка подобрала с пола кол и молоток, шагнула к распятому у стены вампиру. Светящееся, будто облитое фосфором, острие коснулось плаща Черного графа напротив солнечного сплетения. Вампир висел у стены выше девушки, поэтому кол был направлен под небольшим углом снизу вверх. Жанна поправила его так, чтобы острие вошло в левую половину груди, и посмотрела приговоренному существу в лицо.

Мертвая, похожая на прелый пергамент бело-серая кожа в тех местах, куда попали капли святой воды, разъедена, будто кислотой. Под ней черная, все еще слегка дымящаяся, трухлявая плоть. Вообще лицо вурдалака можно было бы назвать мертвой маской, если бы не глаза. О, эти глаза! Жанна потом очень, очень долго не могла забыть страшных ненависти, злобы и боли, что излучались, выплескивались из этих огромных, темных, напрочь лишенных белков глазищ.

Взгляды девушки и убийцы ее возлюбленного на мгновенье встретились. Жанна сразу же с силой надавила, навалилась всем телом на нацеленный в черное сердце кол. Треснула, прорываясь, ткань плаща.

Молоток не понадобился – осиновый кол пронзил мертвую плоть легко, с тихим хрустом. Фонтаном хлынула черная кровь. Густо повалил - от соприкосновения святой воды и прОклятой плоти - дым. Заверещал, забился в агонии Черный граф. Тело его, только что длинное, вытянутое, на глазах стало съеживаться. Минута, и труп скукожился, ссохся. Мумифицировался. Утонул в ставшем слишком большим теперь плаще. Один сапог с глухим стуком упал на пол. Жанна продолжала, стиснув зубы, давить на кол изо всех сил. Острие его давно уперлось в стену.

До тех пор, пока прОклятое существо сохраняло малую толику живости, его удерживала на весу чудесная, сверхъестественная сила. Теперь же труп всей тяжестью повис на колу. Жанна напряглась, но острие, съезжая, скользнуло по крашеным доскам. Слух царапнул противный скрежет. И тут девушка поняла, что вокруг установилась ТИШИНА.

Жанна ослабила давление на кол. То, что несколько минут назад было Черным графом, медленно съехало по стене. Девушка выпустила палку из рук и обернулась к Иллариону. Священник стоял белый, как полотно. Дышал тяжело, словно только что пробежал марш-бросок. На лбу и висках Иллариона обильно выступил пот. Жанна и сама выглядела не лучше, разве что дышала менее сипло.

Сияние креста ослабло, начало медленно угасать. Исходящий от него свет постепенно сравнялся по силе с тем, что давал валяющийся под ногами фонарь. Потом фонарю уступил. И, наконец, электрический прибор остался в подвале единственным источником света.

Жанна подошла к фонарю, подняла его. Направила луч на останки вампира. Не меньше минуты она и священник смотрели на них молча. Потом девушка проговорила:

- Ну. И чего с ним будем делать дальше?

- Не знаю… Пойдем подышим, а потом вытащим его на улицу, - предложил священник.

- Давай, - согласилась Жанна.

Когда они выбрались из подвала, тумана на улице уже не было. В высоком безбрежном лазурном небе ослепительно сияло майское солнце. Илларион и Жанна зажмурились, привыкая к яркому свету. Поднявшись во двор, долго стояли, вдыхали свежий воздух полной грудью. Ветви деревьев шевелил легкий ветерок. Он принес с собой легкий запах цветов, но во рту у Жанны по-прежнему стоял привкус ни с чем не сравнимой, отвратительной вони вурдалака. Девушка посмотрела на священника и сказала:

- Давай уже покончим со всем этим.

Илларион молча кивнул.

Они снова спустились в теперь уже не опасный подвал. Вытащили плащ с жутким содержимым наверх. Илларион поднял плащ за воротник. Ссохшийся, скукоженый труп вампира выпал. Едва на него попал солнечный свет, он вспыхнул. Вспыхнул так ярко, что было больно смотреть. От пламени исходил ощутимый жар. Жанна попятилась. Священник бросил плащ в огонь и тоже сделал шаг назад. Девушка вытащила сигареты, закурила. Когда от Черного графа остался лишь пепел, она сказала:

- Может зря? Может, следовало его в поликлинику сдать? Для опытов. В смысле: сохранить для науки.

Илларион уставился на нее округлившимися глазами. Что ответить он нашелся не сразу. Несколько секунд хлопал глазами, потом горячо воскликнул:

- Ты что?! Это же очень опасно! Если и можно было с этим… с этими… э-э… останками что-то делать, то только в рамках церковных канонов…

- А как же наука? – перебила Жанна.

Илларион вновь замолк, задумался.

- Ладно, не бери в голову, - Жанна швырнула окурок на горстку пепла. – Я пошутила.

* * *

Небывалый туман, уже объявленный областными синоптиками самым сильным за последние сто лет, сгинул. Уже на следующий день, в субботу, возобновилось движение через Волгу пароходиков и парома. А в воскресенье Жанна уезжала домой. На пристань проводить ее пришли бабушка Маша и Илларион. Воскресный денек был солнечным и теплым. Жанна была в той одежде, в которой приехала сюда из Вознесенска – короткая кожаная куртка, кожаная же юбка до колен и высокие сапоги на сплошной подошве. Та же, что неделю назад, была и прическа. Но выражение лишенного косметики лица и особенно взгляд девушки были совсем иными. Жанна за неделю не постарела конечно, нет. Она повзрослела.

Бабушка, несмотря на тепло, вышла на улицу в застегнутом на все пуговицы демисезонном пальто. Голову ее укрывал платок. Илларион же, как и всегда, был в своем неизменном облачении – черной рясе и такой же скуфье. На плече священника висела Жаннина большая зеленая спортивная сумка, с которой она приехала из Вознесенска.

Людей на пристани было мало. Мария Михайловна, Илларион и Жанна стояли втроем у невысокой ограды причала и смотрели на раскинувшийся перед ними простор. Величаво несла свои воды к Каспийскому морю древняя русская река. Так же чинно ползла по ее спине, в противоположную течению сторону, длинная сухогрузная баржа. По всей длине сухогруза высились большие бледно-желтые кучи. Что это было, удобрения или просто какие-то камни, с расстояния люди различить не могли. Да никто и не старался. Высоко над головами медленно плыли в ту же сторону, что и вода, белоснежные, невесомые облака. Теплый ветерок ласкал лица. Воздух был напоен влагой и свободой. Слух баюкал тихий плеск волн. Даже пронзительные крики чаек не нарушали гармонии, а дополняли ее. Окружающая идиллия заставила Жанну почувствовать потерю любимого особенно остро. На глазах девушки выступили и остались тихо подрагивать слезы.

- Ну, вот и отчалил вроде бы пароходик, - проговорила, всматриваясь в даль, бабушка Маша.

Жанна посмотрела в сторону речного вокзала на противоположном берегу. Белый кораблик, издалека кажущийся игрушечным, отделился от пристани и развернулся к ним носом.

- Вы так далеко видите? – удивился Илларион.

- Это что-о, - протянула Мария Михайловна. – Вот когда я молодая была, вот где зрение-то было. Я ж в Великую Отечественную наблюдателем служила. В зенитном полку.

- А мама говорила, что ты лично сбила четыре немецких самолета, - вспомнила Жанна.

- Ну да, было, - подтвердила бабушка. – Потом-то я наводчицей была.

Спешащий с кинешемского берега пароходик постепенно становился все больше. И все меньше походил на игрушку. Вот он достиг середины реки, резво скользит по блещущим серебром волнам уже совсем близко. Люди на пристани и возле нее зашевелились, стали подходить ближе к причалу. Жанна повернулась к провожающим ее прабабушке и священнику.

- Родителям привет передавай, - в десятый раз повторила Мария Михайловна, - пусть в гости приезжают. Уж лет восемь прошло, как я мать-то твою в последний раз видела. Только открытки и шлет.

- Обязательно приедем, баб. Уж я-то точно. Ты бы и сама хоть как-нибудь к нам собралась.

- Ну-у, куда уж мне.

Они обнялись, поцеловались. Высвободившись из бабушкиных объятий, Жанна шагнула к Иллариону.

- Ну, прощай… святой отец. Может, свидимся еще… - и чмокнула его в щеку.

Илларион густо покраснел. Потупив глаза, пробормотал:

- На все воля Господа.

Жанна взяла у него из рук свою сумку, сказала:

- Ну все, пока, - и присоединилась к жидкому потоку спешащих по сходням людей.

Жанна разместилась на открытой палубе второго этажа. Помахала бабушке и Иллариону рукой. Пароходик тронулся. Побежал, все быстрее и быстрее, навстречу ветру. Жанна, смотрела через борт на темную, чешуей переливающуюся на солнце воду и думала о том, как много тайн может скрываться за кажущейся обыденностью окружающего мира. И о том, как дорого приходится порой платить за неведение и неверие. Неожиданно ей вспомнился старик, с которым она беседовала тогда на паромной переправе. Когда пароходик уже походил к кинешемскому речному вокзалу, девушка оглянулась.

Зареченский берег весь, насколько хватало глаз, был залит солнечным светом.