На второй вечер пребывания в Зареченске, опергруппа в полном составе собралась в мужской половине приежки. Кукушкин и Жанна собирали на стол скромный ужин – холодные консервы; бутерброды с колбасой, сыром; быстрого приготовления вермишель. Борецкий кипятил воду. Он выстроил на тумбочке целый ряд разнокалиберной стеклянной посуды и, по очереди, опускал в емкости кипятильник.
Костя, усталый, чумазый, но довольный, рассказывал, как ему удалось отремонтировать машину.
- …нашли у них в гараже бэушный диск – нормальный, походит еще. Поставили. Один я, конечно, не справился бы – хорошо Андрюха помог.
- Андрюха? – переспросил Вадим, заливая кипятком вермишель.
- Механик местный. Нормальный мужик.
Кукушкин кивнул.
- Ладно, давайте за стол.
Несколько минут все жевали молча. Потом Вадим, возвращаясь к главной теме, проговорил:
- Ну ладно, этот… э-э… Кравчук – допустим действительно больной. Тогда второй, получается, его использовал?
- Вот и я думаю, - кивнул Борецкий. – Второй – главный. Кто бы он ни был.
Костя, которому было известно лишь, что сегодня взяли одного из двух разыскиваемых в городе маньяков, спросил:
- Второй-то, говорят, поп?
Борецкий с Кукушкиным переглянулись. Потом Александр, нехотя, проговорил:
- Поп или не поп мы не знаем… Свидетельница одна видела, как с места преступления уезжал человек в облачении священника. Кравчук же утверждает, что имел дело с кем-то из приближенных самого Сатаны.
Борецкий повернулся к водителю. Костя смотрел на него во все глаза, даже жевать перестал. Майор продолжил:
- Первое, что приходит в голову – это плод его больного воображения. Но мы знаем, что Кравчук действовал не один. А стало быть, он или намеренно вводит следствие в заблуждение, или верит в то, что говорит.
- Сам-то ты как думаешь, Васильич? – вставил Кукушкин. – По ощущениям?
- Верит – это однозначно, - твердо сказал Александр. – И, скорее всего, это внушил ему подельник.
- Прямо артист какой-то! – воскликнул Вадим. – То он священник, то сатана. Скорее всего, тоже – сдвиг по фазе.
Капитан постучал указательным пальцем себе по виску.
- Ладно, поживем – увидим, - произнес Александр, помешивая ложечкой чай. И добавил вполголоса: – В этом городе, похоже, у многих с головой непорядок.
Жанна, обычно избегающая смотреть на Александра прямо, задержала на нем взгляд. Кукушкин хмыкнул. Борецкий посмотрел на товарищей испытующе и спросил:
- Обратили внимание, как мало людей на улицах? А вечером – вообще все будто вымерло вокруг. И это в конце мая. В хорошую погоду. Это нормально?
- Так боятся же люди, - подал голос Костя. – Чего тут особенного?
- Странно, что боятся все от мала до велика. Даже матерые менты боятся, и люди, которые в одиночку пятерых маньяков скрутить могут, тоже… странно себя ведут.
Говоря последние слова, Александр отвернулся. Он вспомнил вчерашнее поведение Владимира Михайловича – тренера по дзю-до – и нахмурился.
Жанна неуверенно произнесла:
- Когда я была у бабушки, она тоже вела себя очень странно… Сперва я даже подумала, что она от старости умом тронулась. Но… В общем она рассказала мне, что подобные вещи здесь уже происходили. Очень давно, сразу после революции. Она еще спросила, сколько нас приехало в командировку. И, когда я ответила, что трое, удивилась. Она сказала: «Милицейское начальство не понимает, что делает, что ли? Неужели никто не помнит?» И еще она сказала: «Саша-то – знает».
Щеки девушки, против ее воли, порозовели.
- Это когда ты позвонил и сказал, чтобы я осталась ночевать. Я переспросила: «ЧТО он знает?», и она ответила: «Знает, что ночью на улицу выходить нельзя»
Борецкий слушал очень внимательно. Едва девушка замолчала, он быстро спросил:
- Так что происходило-то, конкретно? После революции, я имею в виду.
Жанна замялась, потом проговорила:
- Я так поняла, что город терроризировала какая-то банда. И заправлял всем бывший помещик, граф. Чекисты справились с ним с большим трудом… Кстати, баба Маша сказала, что его дом был в селе Дмитриевском! И что он пил человеческую кровь.
- Погоди! – перебил Александр. – В Дмитриевском?! Так это там, где девушку в церкви повесили! Мы там вчера были, правильно?
Кукушкин кивнул.
- Так что же ты молчала?! – накинулся на девушку майор. – Надо было сразу, утром, сказать.
- Дело в том, что баба Маша все твердила про упырей да про вампиров, как они по ночам в жилье просились, да как выли… - сделала попытку оправдаться Жанна. – Я почему и подумала, что она умом тронулась. Да и вообще… Это же не может быть правдой?
- Не может, - согласился Александр. – Но что-то в этом есть. Во-первых: это как раз подтверждает – жители города ведут себя странно. Во-вторых… что там она говорила про чекистов?
- Сказала, чтобы справиться с бандой, чекисты прислали сюда целый полк. Да не обычный, а карательный. То ли ЧОЛ, то ли ЧОП…
- ЧОН, - поправил Борецкий. ЧОНы – части особого назначения, были такие. Ну, и чем дело закончилось?
- Баба Маша сказала, что справиться с упырями удалось только с Божьей помощью. Якобы командир этого ЧОНа принял в свои отряды священников. А до этого, будто бы, коммунисты использовали вампиров в собственных целях. И еще… - девушка замялась.
- Ну, что? Говори.
- Да она сказала, короче, что в город вернулось зло…
- Нда… - буркнул Борецкий.
Последнюю фразу Жанны он оставил без внимания. Информация о проводимой когда-то здесь операции ЧК – вот что поглотило его мысли. Ведь о том же самом говорил накануне вечером и подвозивший его Владимир Михайлович.
«Посмотри в документах ЧК двадцатых годов», - сказал Михалыч и добавил: «если коммуняки не уничтожили»
«Архивы!» – осенило Александра. – «Нужно обязательно поднять архивы»
Вслух он сказал:
- Ладно. Допиваем чай, и спать. Все устали, а завтра много работы. Утро, как говорится, вечера мудренее…
* * *
Утро следующего дня было туманным. Такого тумана Жанне видеть раньше не приходилось – плотная белесая дымка заволокла буквально все. Когда, поднявшись с постели, девушка посмотрела в окно, с высоты второго этажа она даже не увидела земли.
- Вы хоть видели, какой сегодня туманище? – первым делом спросила она мужчин, когда все собрались за утренним чаем.
- Угу, - кивнул с набитым ртом Кукушкин.
- Ничего, сейчас солнышко выше поднимется – разгонит эту хмарь, - проговорил Борецкий.
Прогноз Александра не сбылся. День выдался пасмурным и безветренным, и туман стал лишь жиже, но совсем не исчез. Даже в полдень.
Активность местной милиции, особенно по сравнению с позавчерашним днем, резко снизилась. Здание РУВД было полупустым. И на лицах всех сотрудников ясно читалась одинаковая нервозность и тревога. Все Зареченские милиционеры (те, что присутствовали на работе, по крайней мере) выглядели одновременно взвинченными и растерянными. Борецкий прослужил в органах почти двадцать лет, но впервые видел, чтобы молодые и ветераны, начальники и подчиненные выглядели настолько одинаково. Будто за одну ночь кто-то шлепнул каждого по лбу одной печатью. И еще одно роднило их в этот день – плохо скрываемый индивидуализм. Теперь каждый за себя – об этом не говорилось вслух, но этим дышала сама атмосфера.
Первым делом Александр позвонил из дежурки в Вознесенск. Попросил поднять в архиве все сохранившиеся документы о преступлениях в Зареченске за период с тысяча девятьсот семнадцатого по двадцать пятый год.
Потом было совещание у Михайлова. На совещании Борецкий спросил у Зареченских оперов напрямик, что они думают по поводу происходящего в городе. Внятного ответа он так и не получил. Лишь высокий эксперт, заикаясь, что-то промямлил о разразившейся в городе эпидемии странной малоизученной болезни.
В конце совещания в кабинет заглянул дежурный – тот самый капитан, с которым Борецкий курил вечером в день приезда.
- Разрешите? Там из Вознесенска звонили. Просили майора Борецкого перезвонить майору Веретенникову.
- Хорошо, - кивнул Михайлов.
Веретенников разыскивал Александра для того, чтобы сообщить: до тысяча девятьсот двадцать девятого года Кинешемский уезд, в состав которого входил Зареченск с окрестностями, был в Костромской губернии. И, если и есть какие документы с тех времен, то все они в Костроме.
- Сделать запрос? – спросил Веретенников на том конце провода.
- Сделай, - ответил Александр.
Сам же подумал:
«Пока на ваш запрос ответ придет – поседеешь»
Он опустил трубку на рычаг. Кивнул дежурному. Вышел в коридор.
«А что, если…»
Борецкий вытянул из кармана мобильник. Открыл адресную книгу. Нужный телефон нашел сразу, хоть и не пользовался им очень давно.
- Алло, Борис? Привет! Узнал? Как жив здоров? Ну слава богу… Слушай, Борь, тут у меня такое дело. Короче, я сейчас в командировке, в Зареченске. Тут у нас серия убийств. Особо тяжких. И, похоже, след ведет в прошлое. Конкретно – в двадцатые годы. Со слов старожилов, здесь после революции нечто подобное уже творилось.
- Что конкретно творилось-то? – уточнил собеседник.
Александр чуть помедлил, потом проговорил:
- Похоже на каннибализм. Причем действует целая банда. Местные говорят, такое уже было в двадцатых годах, и сюда даже был для уничтожения банды направлен целый полк ЧОНовцев. А Зареченск в ту пору вместе со всем Кинешемским уездом входил в состав Костромской губернии. Наши, конечно, уже делают запрос, но, сам понимаешь, пока там разродятся. Я тебя попрошу: глянь, пожалуйста, в архивах своего ведомства, ты же можешь. И еще, Боря!
- Да.
Александр понизил голос.
- Я не могу сейчас все говорить, но особенно меня интересуют странности: мистическая, религиозная сторона дела. Любые детали в этом плане очень важны. И, Боря!
- Да-да.
- Если найдешь упоминание о вампирах или что-нибудь в этом роде, обрати внимание, ладно? И позвони мне на сотовый, если что. Алло… Алло! Боря!
«Черт!»
Александр снова набрал тот же номер, но услышал в трубке лишь шипение и хрипы.
«Хрен знает что такое! Аккумулятор, вроде, заряжен…»
- Кому звонил-то? – спросил подошедший Вадим.
- Знакомому одному. Из Костромского ФСБ.
Кукушкин кивнул.
В эти минуты прапорщик Николай Соколов – тот самый блондин, что приглашал Борецкого заходить на тренировку – патрулировал город. Напарником его был молодой, плохо знакомый сотрудник. Серега Баринов, друг и сослуживец, с которым Коля работал обычно и с кем должен был заступить на службу сегодня, на работу не вышел. И это Соколова беспокоило. Накануне Сергей явился на службу подвыпивши. Прикладывался к бутылке и во время дежурства. На попытки Николая его образумить, отмахивался. Потом разоткровенничался, стал жаловаться на жену: «Прихожу вчера, после ночного дежурства, а эта сука дрыхнет. Бледная, подглазины черные. Где, говорю, ночью терлась? А она мне: пошел на хер. Короче, разводиться надо, пока не прибил ее, тварь поганую…»
Зная вспыльчивый характер Сергея, предположить можно было все, что угодно. Николай снова, в который уж раз, набрал номер друга на сотовом. Телефон не работал.
- А ну! Дай еще раз с твоего попробую! – окликнул он нового напарника.
Его телефон отказался работать точно так же.
Николай вздохнул, протянул трубку владельцу и хмуро посмотрел в туманную даль. На границе видимости, поперек улицы, проехал человек на велосипеде. Что-то в этой фигуре показалось прапорщику неправильным. В следующую секунду он негромко воскликнул:
- Сука! Это же он!
И побежал за велосипедистом.
- Кто он?! – полюбопытствовал младший, пускаясь за Соколовым вслед.
- Кто-кто, поп тот, на велосипеде, которого ищем, - прошипел Николай. – Тихо.
Он припустил, стараясь по возможности не топать.
На велосипеде действительно ехал человек в облачении священника. Он был молод - лет двадцати пяти, не старше. Педали крутил не быстро, да в таком тумане и не разгонишься. Появление рядом с собой стражей порядка он заметил в последний момент. Первой реакцией на неожиданное появление из тумана стремительно набирающего скорость, молча, с хриплым дыханием несущегося верзилы в милицейской форме, была попытка увеличить скорость. Но не успел попик как следует надавить на педали, как Николай мощным толчком сбил его, вместе с велосипедом, на землю. Доля секунды, и придавленный к пыльному асфальту священник взвыл от боли в вывернутых руках.
- Что, сука, добегался?! – хрипло дыша, проговорил Николай.
Он защелкнул наручники и повернулся к напарнику:
- Вызывай базу. Скажи: поймали попа, пусть высылают машину.
Николай рывком перевернул задержанного на спину. Тот снова вскрикнул. Прапорщик грубо буркнул:
- Не притворяйся…
И, в поисках оружия, похлопал руками по рясе. Ряса была влажной и липкой. Николай посмотрел на ладони, они оказались перепачканы кровью.
* * *
Задержанный оказался настоящим священником. Допрашивали его, как и Кравчука, Михайлов и Борецкий. Вернее Михайлов. Александр в течение всего допроса задал лишь пару вопросов. В основном же сидел молча и внимательно наблюдал за арестованным.
Отец Илларион, или, в миру, Дмитрий Сергеевич Ерёменко, двадцати шести лет от роду, был невысок ростом, упитан. Круглое лицо с выпирающими в стороны розовыми щечками обрамляла короткая, русая с рыжиной бородка. Жидкие русые волосы спадали до плеч. Смотрел отец Илларион со странной смесью кротости и упрямства. Александр перевел взгляд с прозрачно-серых глаз подследственного на его руки. Пухлые, розовые ладошки были перепачканы засохшей кровью и землей.
- Итак, что совершили убийство шести человек, в том числе двух несовершеннолетних по адресу: улица Королева, двадцать восемь, Вы признаете?
- Это были вампиры.
Голос священника прозвучал слабо, даже жалко. Но он кашлянул и повторил, уже тверже:
- Это были вампиры.
Михайлов с Борецким переглянулись.
- Да неужели вы не видите?! – горячо воскликнул Илларион. – Неужели все кругом настолько слепы?!
- Тихо! – хлопнул ладонью по столу Михайлов. И продолжил вкрадчиво: - Ну, а сегодня ты хоть одного вампира… э-э… прикончил?
- Пожалуйста. Я от своих деяний не отрекаюсь, и скрывать ничего не стремлюсь. Сами же потом спасибо скажете. Когда прозреете. Прости Господи грехи мои тяжкие, - Илларион широко перекрестился.
Михайлов терпеливо дождался, когда он закончит. Спросил:
- Ну давай, расскажи: где, сколько? Чем убивал? Один или помогал кто?
Чем дальше раскручивались события того дня, тем более Александр чувствовал себя участником какого-то кошмара, жуткой фантасмагории. Илларион признался в убийстве еще двенадцати человек. Он ликвидировал сегодня после рассвета два «гнезда» – так он это называл. И два накануне. Из четырех мест преступлений органам пока было известно одно – на улице Королева. Остальные Илларион брался показать. Знакомство с Кравчуком священник отрицал. На всякий случай им устроили очную ставку. Опытным сыщикам достаточно было одного взгляда на реакцию подследственных, чтобы понять – они не знакомы.
Три часа Михайлов почти непрерывно записывал показания Иллариона. Потом они поехали по местам его «подвигов».
В одном месте, вновь в частном доме, было пять жертв. Еще в одном – в двухкомнатной квартире на втором этаже пятиэтажки – четыре. В последнем три. Дома были разные, а вот обстановка всюду одна – наглухо закрытые окна, пятна черной, свернувшейся крови. И невыносимая вонь.
Последняя троица оказалась самой интересной: все - молодые мужчины «кавказской национальности». Тоже в квартире, только на первом этаже. Два из трех паспортов, обнаруженных в комнате, оказались поддельными и лишь один настоящий. А еще у обладателя настоящего паспорта за поясом торчал пистолет - «ТТ» китайского производства.
- Исмаил Бароев, - вслух прочел Михайлов, сверяя фото в документе с бледным, заросшим черной щетиной оригиналом. - Хм, интересно… И это их ты?
Илларион скромно кивнул.
- Один?!
- С Божьей помощью, - с вызовом проговорил священник.
При обыске в квартире нашли еще один пистолет – самодельный револьвер, несколько явно не кухонных ножей, бейсбольную биту.
Михайлов уперся в Иллариона тяжелым взглядом.
- Ну, давай рассказывай, как это тебе удалось? С такими бандюгами одному справиться…
- Это они когда жили бандюгами были, а когда стали не живыми, так такие же, как и все. Днем они беспомощны.
Илларион наклонился к трупу Бароева, поднял верхнюю губу. Из плотного ряда крепких, белоснежных зубов на добрых полтора сантиметра выпирали клыки.
- Ну! Верите теперь?
Михайлов задержал на зубах мертвеца взгляд, проговорил упрямо, сквозь зубы:
- Ну, это еще ни о чем не говорит.
Борецкий промолчал. Он уже не знал, во что верить.
* * *
Туман в тот день не рассеялся до самого вечера. Телефоны по-прежнему не работали. Причем не только сотовые, но и городские. Александр слышал, как кто-то из местных говорил:
«Проклятый туман. Жена должна была сегодня приехать, а из-за него ни пароходики не ходят, ни паром. Что же ей теперь, в Кинешме придется ночевать? На вокзале?»
Борецкий еще спросил:
«А ближайший мост через Волгу где?»
Ему ответили:
«В Костроме. Да ладно бы еще до Костромы прямая дорога была, так ведь нет. Приходится через Островское ездить, а это крюк лишних километров сорок, если не все пятьдесят…»
В вознесенской опергруппе к произошедшим в тот день событиям отнеслись все по-разному.
Костя оставался таким, как всегда. Он, похоже, особо не заморачивался. Его дело шоферское – куда скажут, отвезет, а там уж пусть начальники головы ломают.
Жанна была, мягко говоря, шокирована. Девушка стала молчалива, печальна. Выглядела усталой.
Борецкий тоже разговаривал мало, много курил. От табака да бесконечных попыток выстроить логическую цепочку происходящих событий, у него, в конце концов, разболелась голова.
Кукушкин же, напротив, находился в приподнятом настроении. Едва они вернулись в приежку, он предложил:
- Надо бы это дело отметить!
- Какое дело? – устало спросил Борецкий. - Массовые убийства?
- Ну что ты! Что ты, в самом деле, Васильич? Ты же понял. Успех. Успех отметить! Мы же молодцом - не успели приехать, два маньяка у нас в руках! Вот как работать надо. Эти, здесь в Зареченске, сколько волынили? Больше месяца только, как резонанс уже пошел… А девчонка та – она и вовсе несколько лет у выродка этого, Кравчука, томилась. Так что, я считаю, отметить есть что и отметить надо как следует. Можно вообще уже дырки для орденов крутить, я считаю… - Кукушкин расплылся в улыбке. - Ну так что? Я сгоняю?
Борецкий пожал плечами, посмотрел в сторону.
- Ладно, давай…
- Вот и отлично! – Вадик оживился еще больше. – Давай прикинем, сколько денег надо. Я предлагаю уж как следует – с коньячком, закуски хорошей…
Александр согласился. Жанна и Костя тоже не возражали. За покупками отправились Кукушкин и Костя, на машине. Вернулись быстро. Когда накрывали на стол, Жанна спросила:
- А почему арестованных держат прямо в РУВД?
- В смысле? – поднял на нее глаза Вадик.
- Ну-у, не в СИЗО, а прямо здесь. В этом здании. Я такое в первый раз вижу.
- А-а. Так в Зареченске своего изолятора нет, - пояснил Кукушкин. – Ближайший в Кинешме, и до суда обычно держат там. Но на каждый допрос не навозишься. Тем более сама видишь, туманище какой. Через Волгу не перебраться… Ну что ж, приступим! Стулья у всех есть?
Вадик сноровисто наполнил пластиковые стаканчики на треть янтарно-золотистым содержимым бутылки. При этом приговаривал:
- Будем надеяться, завтра-послезавтра погода наладится, а то нам уж и домой пора… Верно, Васильич? Ну! – он поднял свой стакашек на уровень груди. – За профессионализм!
Все дружно чокнулись. Проглотив порцию, Борецкий задал вопрос:
- Ты собрался домой?
- Так как же? Считай главное сделано, теперь тут без нас обойдутся, - ответил Вадик.
Александр покачал головой.
- Нет. Я думаю, что все только еще начинается. Есть вот у меня такое нехорошее чувство.
После третьей Александр озвучил мучивший его вопрос:
- А если это, и правда, вампиры? Что тогда?
Кукушкин поперхнулся. Он вытаращил на майора глаза и несколько секунд смотрел не мигая. Потом произнес:
- Хорош прикалываться.
- А я как раз не прикалываюсь, - мрачно проговорил Александр. – Вы клыки у них видели? У тех, кого поп этот приговорил?
Жанна перестала жевать. Медленно кивнула.
- Да ладно, какие клыки… - сделал попытку отмахнуться Вадик.
- Самые настоящие. И не говори, что не видел – я все равно не поверю.
Теперь посерьезнел и Кукушкин. Он опустил глаза на стол, помолчал. Потом ответил:
- Видел. Видел, но в хрень эту: вампиры-швампиры – не верю. И вообще, наше дело убийц ловить, и мы их поймали. Пусть теперь умные головы разбираются.
- Да чего ты все: мы да мы! – не удержался Борецкий. – Попа-то - местные как раз взяли!
- Тем более, - насупился Вадик. – Вообще, конечно может нехорошо, но я считаю нам в это дело дальше лезть особо не надо. Пусть сами, а? Давай лучше выпьем…
Он взял в руки вторую бутылку. Хрустнула, отворачиваясь, крышка. Булькнуло, падая в емкости, содержимое.
- Давайте! Ну, чего раскисли?
Борецкий с Кукушкиным осушили по полной, Жанна же и водитель лишь пригубили.
- Ну-у, Жанночка, милая, так не пойдет, - придвинулся к девушке и принялся ворковать возле нее Кукушкин. – Что же это ты, зло оставила?
- Да мне уж, наверное, хватит. И потом, вон Костя, тоже не по-полной пьет…
- Костя правильно делает, ему завтра за руль.
Вадик одной рукой приобнял Жанну, другой взял бутылку. Подбавил коньяка в стаканчик девушки, наполнил свой.
- Давай мы с тобой выпьем за весну. Весна – пора любви… - ворковал он возле самого ушка. - На брудершафт?
Жанна глянула на Борецкого. Александр, встретившись с ней взглядом, отвернулся.
- Почему бы и нет? – улыбнулась Жанна. – За любовь.
Они скрестили руки, одновременно выпили и приникли губами друг к другу.
Борецкий встал и направился к выходу из комнаты.
- Вы куда, товарищ майор? – окликнул его Костя.
- Пойду, покурю, - мрачно буркнул Александр. Вадик и Жанна его ухода, казалось, не заметили.
Александр вышел на тесную лестничную площадку. С третьей попытки – две спички сломались – прикурил. Тускло освещенные, мрачные каменные стены угнетали. Хотелось глотнуть свежего воздуха, простора. Рванув воротник, майор направился вниз. Он вышел на крыльцо. На улице тьма – хоть глаз коли. Воздух до отказа напоен влагой – туман стал еще гуще. И было свежо, но стылый воздух охладить разгоряченного лица не мог. Александр сделал несколько глубоких вдохов - легче не стало. Сердце давила глухая тоска. Борецкий бросил сигарету, провел по груди ладонью. Он смотрел в темноту, но ничего не видел. Перед глазами навязчиво стояла картина целующихся Вадима и Жанны. Жанна…
«Как она на меня посмотрела…»
Хрустнули, сжимаясь в кулаки, пальцы. Александр спустился с крыльца, медленно пошел вперед. Ноги понесли его к входу в РУВД. Дышал он тяжело, шумно.
У входа никого не оказалось. Двери были плотно закрыты. Александр поднялся на крыльцо, дернул за ручку двери – заперто. Тогда майор достал новую сигарету.
«Что ни делается, все к лучшему», - успокаивал он сам себя, жадно и часто затягиваясь. – «Все равно ничего хорошего между нами быть не могло… Опять-таки Лена… Как бы я смог объяснить это Лене?»
На глазах навернулись слезы.
«Как же все-таки она меня зацепила. Дурак! Влюбился, как мальчишка! Вот уж воистину говорят, что любовь – это болезнь. Вот все понимаю, а поделать с собой ничего не могу. И не хочу. Жить не хочу без нее… Господи, да что же это со мной? За какие грехи?!»
* * *
Когда Борецкий вышел, ему показалось, что Вадим и Жанна его ухода не заметили. Это было не так. Вернее – не совсем так. Кукушкин действительно настолько увлекся обхаживанием девушки, что до других ему не было никакого дела. Жанна же, едва за Александром захлопнулась дверь, на несколько секунд окаменела. Не слушая больше воркования старшего оперуполномоченного, стряхнула с плеч его руку. Улыбка, появившаяся на лице девушки во время застолья, исчезла. К щекам густо прилила кровь. Жанна встала и, ничего не сказав, направилась в свою половину.
- Жан, ты куда? – с пьяным недоумением воскликнул Кукушкин. – Да что случилось то?!
Девушка не ответила. Вадик с минуту сидел, опершись локтями на стол. Потом выпил еще и посмотрел на водителя. Костя сидел с безразличным видом.
- Ла-адно, - проговорил капитан.
Он взял со стола недопитую бутылку, поднялся. Пошатнувшись, выбрался из-за стола и отправился вслед за девушкой.
Света в половине Жанны не было. Старший лейтенант стояла в комнате у открытой форточки и курила. Кукушкин плотно притворил за собой дверь, подошел к девушке. Он поставил бутылку на подоконник и сделал попытку обнять Жанну сзади.
- Отвали, - твердо сказала она.
- Ну что ты, Жанночка, - начал нашептывать ей на ухо Вадик. – Милая, я с ума по тебе схожу, ты же знаешь.
Он прижал девушку спиной к себе. Его ладони настойчиво шарили по груди. Жанна сделала попытку вырваться – не удалось.
- Тихо, тихо, хорошая, - с придыханием прошептал капитан. – Все будет хорошо.
Губы его лобызали шею девушки, ухо, щеку. Отчаянно дернувшись, Жанне все же удалось развернуться. Она уперлась ладонями Кукушкину в грудь.
- Отстань, Вадик… Нет…
- Ну переста-ань, все будет хорошо.
Кукушкин потащил её к кровати. Они вместе упали. Торопливо задирая юбку, Вадик почувствовал вдруг, как под подбородок ему с силой уперлось что-то твердое и холодное.
- Отвали, сволочь. Пристрелю, - прохрипела девушка.
Вадик замер. Ствол пистолета холодил ему шею. Голову пришлось вздернуть до отказа.
- Пристрелю, - повторила Жанна. – Встань, не доводи до греха.
Девушка говорила с такой решимостью, что до Кукушкина, уже практически потерявшего способность рассуждать здраво, дошло: пристрелит. Он медленно поднялся.
Встала с кровати и девушка. Она молча взяла с прикроватной тумбочки сумочку, убрала в нее пистолет. Поправила одежду и вышла из комнаты.
Сколько времени он провел один, у входа в РУВД, Александр не помнил. Из ступора его вывел тихий голос Жанны.
- Вот ты где, а я тебя ищу…
Александр повернулся. Девушка стояла рядом с ним, хрупкая и безумно красивая. Она, наверное, хотела сказать что-то еще, но никак не могла решиться. Смотрела вниз. Наконец она сумела поднять взгляд. Глаза Александра и Жанны встретились.
- Милая, - выдохнул он, сжимая ее в объятьях. – Милая. Девочка моя.
Александр целовал лицо девушки, глаза. Нашел губы. Жанна горячо отвечала ему тем же. Последней мыслью Александра, прежде чем он потерял способность что-либо соображать, была:
«Тону…»
И она наполнила его восторгом.
* * *
Знакомый Борецкого Костромской фээсбэшник Борис нашел время для того, чтобы заглянуть по просьбе старого товарища в архив лишь на следующий день. Худощавый мужчина в черном штатском костюме спустился в равнодушную тишину цокольного этажа старинного, еще царской постройки, здания главного корпуса управления ФСБ. Прошел слабо освещенным узким коридором. Вскоре путь преградила массивная, обитая сталью и выкрашенная в серый цвет дверь. На уровне глаз в двери круглое, размером с небольшое зеркальце, стеклянное окошечко. С противоположной стороны глазок закрыт такой же серой сталью. Над дверью к стене прикреплена видеокамера. Борис посмотрел в направленный на него объектив, надвил кнопку звонка. Через минуту за дверью послышались шаги. Задвижка, закрывающая забранное бронированным стеклом отверстие ушла в сторону. Сквозь стекло на посетителя строго глянул искаженно-увеличенный глаз. Борис поднял на уровень лица раскрытое удостоверение, улыбнулся. С секундной задержкой клацнул замок. Дверь приоткрылась. Борис толкнул ее дальше и предъявил загородившей дорогу невысокой пожилой архивистке особый пропуск.
- Здравствуйте. Капитан Растотуров, вы меня помните?
Женщина молча поправила очки. Сухо глянула на Бориса, потом в документ и шагнула в сторону.
- Заходите, здравствуйте.
Полная женщина говорила устало и тихо. Борис прошел в помещение архива. Все свободное пространство здесь заставлено стеллажами с залежами бумаг. Стеллажи возвышаются до потолка. Относительно новые, старые и очень старые документы спрессованы в папки, наводняют коробки и специальные ящички. Заполняют стоящие вдоль стен застекленные шкафы и открытые полки в проходах. Каждый раз, когда капитан видел это море документации, его посещала мысль, что разобраться в этих залежах забытой информации попросту невозможно. И каждый раз убеждался в обратном – служащие архива ориентируются здесь как рыба в воде.
Архивистка закрыла и заперла дверь, потом спросила:
– Что вы хотите?
- Я, м-м… - улыбка на лице капитана стала смущенной. – Мне нужна информация по преступлениям в городе Зареченске в двадцатые годы. Зареченск – это город в Вознесенской области, но тогда он входил в состав нашей губернии, - пояснил он и продолжил: - Да, преступления нужны те, в которых имеется какая-либо связь с религией, мистикой… Особо интересует каннибализм и… вампиры.
Чем полнее капитан излагал детали своего запроса, тем неуютнее себя чувствовал.
- Вампиры? – переспросила архивистка.
Тон ее стал заметно более заинтересованным. Борису показалось, что очки женщины чуть сместились на лоб.
- Хм, вампиры…
Женщина задумалась. Через минуту сказала, поведя рукой в направлении небольшого, заваленного бумагами стола:
- Присядьте пока.
И, переваливаясь будто утка, направилась в глубины бумажного лабиринта.
Капитан посмотрел ей вслед, вздохнул и шагнул к столу. На столе, за нагромождениями желтых от времени документов, он увидел сиротливо притулившиеся на краешке жидкокристаллический монитор и клавиатуру. По эту сторону древнего стола стоял новый офисный стул. Борис опустился на него и приготовился к долгому ожиданию.
«Вампиры… Надо же»
Борис качнул головой. Он сам удивлялся тому, что явился сюда с таким запросом.
«Блин. А что, если Сашка, и правда, пошутил? Разыграл меня, наверное… Только вот почему тогда телефон не берет?»
Капитан посмотрел на часы.
«Ладно, сейчас она скажет, что ничего такого у них нет, и я пойду. Времени потерянного только жалко. Куда хоть она пошла? Просидишь тут…»
Но долго ждать не пришлось, архивистка вскоре вернулась. Руками она прижимала к груди пухлую картонную папку желто-серого цвета, перетянутую крест-накрест алой бечевкой.
- Вот. Пока ознакомьтесь с этим, а я сейчас поставлю на поиск в базе данных. Может быть найду что-то еще…
Борис взял папку в руки с недоверием. Глянул. Шнурок, которым видавшая виды папка была перевязана, показался капитану ФСБ новым. На серовато-желтом картоне сохранилась надпись чернилами «Дело банды Черного графа. Зареченск». Слова «Черного графа» были зачеркнуты и над ними надписано: «графа Воронова». А поверх чернил крупно красным карандашом, наискось размашисто: «Бред! Никому не показывать».
Архивистка, видя, что надпись привлекла внимание, проинформировала:
- Эту резолюцию наложил сам Станкевич, тогдашний начальник Губчека.
Борис подумал, что такая резолюция сотрудникам архива, должно быть, просто вопиет: «Читать обязательно!», хмыкнул и потянул за бантик.