– Вы только представьте себе, любовь моя, что завтра вы уже будете обручены со мной, – говорил Годфри Джоанне, когда они сидели в беседке на каменной скамье и смотрели, как принцесса Элеонора играет в мяч с двухлетним принцем Альфонсо. С ними вместе следили за игрой королевских отпрысков леди Габриэла, две няньки принца и несколько десятков рыцарей, оруженосцев, фрейлин, наслаждавшихся теплым весенним вечером.

– Уже назначено? Так скоро? – удивленно спросила Джоанна, чувствуя себя немножко не в своей тарелке.

– Я человек действий, леди Джоанна, – усмехнулся Годфри, весьма довольный собой. – Я сказал королю, что пленен вашей красотой и хотел бы как можно скорее узаконить наш союз, чтобы не задерживаться с венчанием.

Джоанна не могла не улыбаться его восторженности, да и впервые появившимся собственническим ноткам в голосе тоже. Повторяя его последние слова, она вдруг испугалась.

– Но вы не забыли... Вы не забыли сказать ему о паломничестве?..

– Паломничестве? – повторил он, ласково похлопав ее по руке. – Не бойтесь! Если я вам разрешил, король с королевой тоже дадут вам свое благословение.

– Милорд, что с вашей рукой?

– Ничего, – беззаботно ответил он, однако поджал губы. – Пришлось наказать слугу, который не счел нужным позаботиться о моей лошади. Знаете, я очень забочусь о своих лошадях. Очень забочусь.

Он легонько пожал ей руку.

Многие рыцари, не задумываясь, наказывали таким образом своих слуг за малейшую провинность. В этом не было ничего необычного. Даже дамы иногда били служанок по самому пустячному поводу. Однако Джоанна никогда себе этого не позволяла. Не позволяли и ее отец, и барон Роджер Уиллоуби.

– Вам надо чем-нибудь смазать руку или наложить повязку, – говорила она, рассматривая синяки и ссадины.

– Ерунда. До завтра заживет. – Годфри нахмурился. – Разве вам неинтересно узнать, как будет проходить обручение?

Она кивнула.

– Завтра мы с вами подпишем контракт. Это будет утром, а сама церемония будет проходить в церкви короля Генриха вечером. Приглашайте, кого хотите, дорогая... Ну конечно же, король Эдуард и королева Элеонора будут присутствовать, – сообщил он так, словно встречаться с королевскими особами для него самое обычное дело.

– Это большая честь.

Ей-то уж было известно, какая она счастливица, что король и королева согласились принять участие в судьбе сироты. С благодарностью вспомнила она барона Роджера Уиллоуби, мужа своей сестры. Он был так убит горем и безразличием ко всему на свете, что вполне мог бы сбыть ее поскорее за какого-нибудь распутного старика, а он отослал ее ко двору, и теперь она даст слово красивому, как ангел, рыцарю. Почему же ей вдруг показалось, что она задыхается?

Ее волнение не укрылось от его синих глаз.

– Я знаю, все произошло так быстро, дорогая, – ласково сказал он. – Однако после обручения у вас будет несколько недель, чтобы привыкнуть к новому положению. Когда вы совершите паломничество, клянусь, вы будете с таким же нетерпением ждать венчания, как я. Вы будете счастливы, клянусь вам.

Широко открытыми зелеными глазами она смотрела в его синие глаза и верила ему.

Их беседа была прервана сэром Томасом, который пришел сообщить, что все должны играть в жмурки. Джоанна было заупрямилась, однако Годфри и слышать ничего не хотел об отказе.

– Это как раз то, чего нам сейчас не хватает, любовь моя. Вам надо немножко отвлечься от серьезных мыслей. Пойдемте! Не надо вам сидеть тут, словно вы старуха!

Он потащил ее за собой и с удовольствием отметил про себя, что аристократы, знакомые с Джоанной, охотно приняли его в свой круг.

– Ну же, смелее! – кричал сэр Томас. – Кто водит?

– Вы! Ведь это вы придумали! – радостно заявила принцесса Элеонора, передавая своего брата нянькам, чтобы играть со взрослыми.

Сэр Томас не возражал. Косынкой одной из дам, любезно одолженной ему, он завязал глаза, а остальные кавалеры и дамы сняли капюшоны и накидки, чтобы ударить ими водящего, пока он кого-нибудь не поймает. Были такие, что даже завязали узлы на капюшонах, чтобы удары были побольнее.

Несколько раз обернувшись вокруг себя, сэр Томас широко раскрыл руки и пошел вперед. В конце концов ему попалась леди Габриэла, которую он прижал к каменной стене и звучно поцеловал, прежде чем сбросить повязку. Кастилька хихикала, как молоденькая девушка.

Потом водила Габриэла, и ей пришлось долго побегать за более молодыми игроками, не желавшими попадать ей в руки, пока Джоанна не решила, что неплохо бы поводить ей. Она дала Габриэле поймать себя, вполне естественно завизжав, когда та схватила ее за рукав.

– Ах, это вы, Джоанна, – разочарованно воскликнула леди Габриэла. – А я-то рассчитывала, что это будет ваш будущий муж!

Раскрасневшаяся леди Габриэла уселась на скамейку, благодарная Джоанне за то, что может перевести дух.

Капюшон ударил ей в нос чужими духами, и Джоанна на мгновение даже испугалась, когда он закрыл ей лицо. Ей никогда не нравилась эта игра, даже когда она играла с Вильямом в Хокингеме, потому что он всегда был нежен с Алисией и груб с ней. Ей было неприятно, что она ничего не видит, а ее видят все и могут безнаказанно мучить.

Джоанна услышала, как кто-то шепчется. Наверняка ее решили пожалеть и подсунуть ей будущего жениха. Точно. Кто-то приблизился к ней, и, когда она схватила его, это оказался Годфри.

– Ну, дорогая, вот и наш первый поцелуй, а обручение только завтра! – ласково улыбнулся он и наклонился к ней под крики и смех дам и кавалеров.

Джоанне показалось, что архангел, которого напоминал Годфри, слетел со стены и коснулся ее холодными губами. Она ожидала большего. Ей хотелось, чтобы его поцелуй опалил ее огнем и перевернул в ней душу, но этого не случилось. Он уже отодвинулся от нее, а она все еще стояла, запрокинув голову.

Наверное, он прочитал смятение в ее больших зеленых глазах, потому что сказал, понизив голос:

– Мадемуазель, я не собираюсь перед всеми открывать свои чувства. Когда мы станем мужем и женой, я по целую вас как следует.

Ничего не изменилось в его голосе и взгляде, но Джоанне показалось, что в его словах есть упрек, словно она ведет себя не так, как положено добродетельной девице. Когда ее целовал Ричард, у нее сердце было готово выпрыгнуть из груди и все ее тело требовало... Чего требовало? Дева Мария, неужели я такая же, как моя сестра?

Тем временем остальные принялись нетерпеливо тормошить сэра Годфри, чтобы он надел капюшон.

– У вас еще вся жизнь впереди, успеете нацеловаться! – пошутил сэр Томас.

Глупая игра. Джоанна не хотела привлекать к себе внимание, однако решила, что с нее довольно. Годфри начал водить, а она отошла в сторонку, решив понаблюдать и заодно присмотреть, чтобы никто не обидел принцессу Элеонору. Скоро надо укладывать ее спать.

Солнце уже уходило за серые стены сада, окрашивая небо и игроков в красный цвет.

Она стояла возле ворот и сразу увидела, как в них образовалась щель, которая сделалась шире, а потом появилась голова сэра Ричарда. Увидев Джоанну, он поманил ее пальцем. Она не знала, на что решиться. Однако никто не обращал на нее внимания. Годфри изображал рыкающего дракона. Принцесса Элеонора смеялась и визжала вперемежку.

Тут Ричард схватил ее за руку и потащил за собой.

– Что вам нужно, милорд? – холодно спросила она. – Я не хочу с вами идти.

– Пойдемте.

– Но принцесса...

– Леди Габриэла присмотрит за ней, – когда же она попыталась вырваться, он посмотрел на нее искоса, словно имел право на подобное обращение с ней. – Пожалуйста, без истерик, леди Джоанна. Я всего-навсего хочу с вами поговорить несколько минут. Если же вы закричите, все сбегутся.

Испуганная и притихшая, она позволила завести себя в одну из северных башен. В пустом коридоре возле окна стояла скамейка.

Факелы еще не горели, но в сумерках можно было разглядеть его темное от загара лицо, когда он повернулся к ней. В таком освещении он казался еще темнее, чем был на самом деле, и страшнее.

– Что за вздор я слышал о вас, леди Джоанна?

Она тотчас сообразила, что он имеет в виду ее обручение с сэром Годфри. Вздернув подбородок, как она всегда делала, когда была чем-то рассержена, она сказала:

– Какое вам дело, за кого я выхожу замуж?.. Однако вы правы, обручение состоится завтра.

Он скривил губы.

– О нет, миледи. Я не об этой вашей глупости, о ней мы еще поговорим. Я насчет паломничества.

– Кто вам сказал? – растерявшись, спросила она, но тут же вспомнила, что за обедом Ричард сидел рядом с леди Габриэлой. «У нее язык как помело», – рассердилась Джоанна. – Что вас удивляет, милорд? Вы не верите в мое благочестие? – вспыхнула она, на мгновение забыв об истинной причине, подвигнувшей ее на паломничество. – Значит, вы и в рыцарство не верите по-настоящему? Разве рыцари не должны в первую очередь думать о вере?

Его глаза сверкали негодованием, и Джоанне почему-то не казалось, что ему все известно о ней.

– Мадемуазель, паломничества в Уолсингем совершают глупцы и ханжи. Тоже мне занятие для юной аристократки – путешествовать со всяким сбродом! А кто вас защитит в случае чего?

– Кто осмелится угрожать паломникам? Ведь за это отлучают от Церкви!

– Вы думаете, что разбойник посовестится убить кого-нибудь из-за нескольких монет только потому, что у него раковина на голове? Неужели они оставят без внимания такой лакомый кусочек? Я думал, вы умнее, леди Джоанна, – она еще ничего не успела сказать, а он уже поднял руку, призывая ее к молчанию. – Грабеж, изнасилование, убийство – это еще не все. Вы ведь не замужем. Что может помешать какому-нибудь нищему рыцарю похитить вас и уволочь под венец?

Я не богатая наследница, – напомнила она ему. – Король восстановил в стране порядок, и никто не посмеет его нарушить.

– Вы думаете, ваш брат выкупит вас, мадемуазель? – в его голосе ясно слышалось недоверие. – А куда вы пойдете, если вас обесчестят? Даже в монастыре будут воротить от вас нос.

– Что вы беспокоитесь о том, чего не случится? – не удержалась она от насмешки. Вам какое дело?

Он отвернулся, но она успела заметить растерянность в его глазах.

– Вы правы, леди Джоанна. Я сам не знаю. Интересно, почему бы вам не отправиться в паломничество вместе с вашим нареченным?

– Сэр Годфри предлагал мне, – в ее голосе прозвучали высокомерные ноты. – Однако я думаю, что его присутствие отвлекло бы меня от моей главной цели.

– В самом деле, – сухо кивнул он. – Если хочешь исполнить религиозный долг, сердце надо держать холодным. А этот Адонис в состоянии смутить любую девицу. Ну да, сэр Годфри Лингфилд, который приехал просить вашей руки. Что вы о нем знаете, мадемуазель? – неожиданно спросил он, беря ее за подбородок и поворачивая к себе.

– Мой брат хорошо пишет о нем в своем письме, – вопреки желанию голос у нее дрогнул. – Король Эдуард дал согласие. Он добрый, внимательный и, о да, очень красивый.

– Ну просто идеальный рыцарь, – сыронизировал Ричард. – А вы знаете, что он бьет своих слуг, леди Джоанна? Вы заметили, какие у него руки, когда сидели рядом с ним за ужином?

– Что?.. Что вы хотите сказать? – спросила она, зная, что ему известно и то, что она заметила ссадины, и то, что ей это не понравилось.

– Я случайно увидел сегодня, как он бьет конюха-саксонца, и он бы забил его до смерти всего-навсего за то, что тот испачкал ему платье. Он считает, что пятно – достаточная причина, чтобы убить человека, леди Джоанна.

– Вы преувеличиваете, – Джоанна не была уверена в своей правоте. – Может, там еще что-то было. Может, саксонец нагрубил кому, и сэр Годфри вышел из себя?

Он покачал головой.

– Мадемуазель, он бы его убил. И такому человеку вы доверяете свою жизнь, прочитав лишь всего одно письмо, которое он же и привез с собой? Напишите вашему брату... Пусть он вам скажет, почему хочет, чтобы вы стали его женой, когда сам ни разу не упомянул его за все эти годы. По крайней мере узнайте его получше, прежде чем...

Джоанна готова 6ьmа его возненавидеть за то, что он говорит, будто подслушав ее собственные мысли. Черт бы его побрал! Неожиданно ей пришло в голову нечто изумившее ее настолько, что она отступила на шаг и посмотрела прямо ему в глаза.

– Милорд, да вы в самом деле невзлюбили его, – улыбнулась из последних сил Джоанна. – Уж не ревнуете ли вы?

Ричард отшатнулся, словно она его ударила.

– Ревную, мадемуазель? При чем тут ревность? Я ведь рыцарь, и потому меня беспокоит ваша безопасность. Да черт с вами! Давайте, выходите за него... Только потом не жалуйтесь, если он будет лупить вас или запрет вас в четырех стенах!

Он выплеснул на нее всю свою ярость, в которой она чуть было не захлебнулась. На глаза ей навернулись слезы, мешавшие видеть его злое лицо.

Но он не смягчился при виде ее слез, даже, казалось, еще больше разозлился. Со стоном он ухватил ее за плечи и начал трясти, как куклу, потом положил ей руку на затылок и приблизил ее лицо совсем близко к своему.

– Да, леди Джоанна, я ревную! Вы довольны? Да, я злюсь оттого, что вы бросаетесь на первую же смазливую мордочку, пролепетавшую вам милые словечки! Или вам так уж не терпится порадовать своего себялюбца брата, что вы готовы выйти замуж за любого, кого только он подкинет вам?

Она еще не осознала, что делает, а его щека уже вспыхнула от удара. Ей стало страшно.

– Хорошо хотя бы, что на сей раз вы выбрали другую щеку, – сказал он, и голосу него дрогнул. – Два удара за два дня... с вами не соскучишься, это уж точно.

Джоанна отступила на шаг, но не убежала, потому что он вроде начал успокаиваться. Однако это спокойствие было обманчивым и скорее походило на затишье перед бурей.

Джоанна и не предполагала, что можно действовать с такой стремительностью. В мгновение ока ее ноги оторвались от земли, и вот он уже перебросил ее через плечо, как мешок с мукой.

– Что вы делаете? Отпустите меня, милорд! Да как вы смеете? – кричала она, колошматя его руками и ногами.

Пару раз стукнув ее от души по заду, хотя юбки и смягчили его удары, он заставил ее замолчать.

– Мадемуазель, теперь я хочу показать вам, на что я способен, – угрожающе произнес Ричард, волоча ее куда-то по коридору.

В конце концов он остановился у какой-то двери, отворил ее и плотно закрыл за собой.

Джоанна услышала стук двери и несколько мгновений, все еще вися вниз головой, рассматривала комнату, придя к выводу, что она небольшая, но вполне уютная, из тех, что король держит для своих гостей, которые приезжают в Виндзор. «Это его спальня», – пронеслось у нее в голове, когда он довольно бесцеремонно бросил ее на кровать.

Она еще не успела поправить задравшиеся юбки, как он уже лежал рядом с ней.

– Позвольте мне уйти, Ричард! – потребовала Джоанна. – Вы забыли, что я нахожусь под опекой короля, а сэр Годфри мой жених.

– Еще не жених, – заметил он, держа ее за руки и закидывая ногу ей на юбки.

– Я закричу, если вы сейчас же не отпустите меня, – пригрозила она, зная, что ее все равно никто не услышит. – Господи, неужели вы думаете, что можете вот так просто утащить меня и делать со мной что вам угодно, и сэр Годфри не отомстит вам?

Его, казалось, позабавили ее слова.

– Он ничего не сделает, потому что ничего не будет знать. Вы ему ничего не скажете, как не сказали о том, что целовались со мной вчера... Ведь не сказали же?

Она не стала отрицать, потому что он все равно прочитал бы правду в ее глазах. А в его глазах словно плясали чертенята, потому что он уже понял, что она не в силах сопротивляться ему. Во-первых, он все-таки сильнее, а во-вторых, ей уже не хотелось этого.

Комнату освещало лишь одно небольшое окно высоко под потолком, а так как она смотрела на него снизу вверх, то хорошо видела каждую черточку его загорелого до черноты лица. Она вдыхала чистый запах его волос, упавших ему на лоб и не завитых вопреки моде. Он рассмеялся, и она увидела, какие у него белые ровные зубы, и ощутила запах вина, выпитого им за ужином, смешавшегося со слабым ароматом гвоздичного масла.

Он же, не отрываясь, смотрел на ее губы. И собирался поцеловать их... В этом Джоанна была совершенно уверена. Он все еще улыбался, тем не менее в его глазах она увидела глубоко запрятанное отчаяние и испугалась.

– Ричард, зачем вы притащили меня сюда? Разве вам мало других женщин, что вы решили взять меня силой?

Джоанна не хотела, чтобы он видел ее страх.

– Ну вы же сами знаете, что не силой, ласково проговорил он, и в первый раз она заметила золотые искорки в его бездонных черных глазах. – Просто мне не хотелось, чтобы нам мешали, когда я буду объяснять вам, почему вы не можете стать женой сэра Годфри.

И тут случилось то, чего она больше всего страшилась и ждала. Он ее поцеловал.

Да, это не архангел с мраморными губами! Не боясь, что она станет сопротивляться, он отпустил ее руки и жадно приник к ее губам. Он провел по ним языком, зажигая в ней огонь желания, и прикоснулся к ее языку. Но и это не все. Оторвавшись от ее губ, он осыпал нежными поцелуями ее закрытые глаза, потом щеки и шею, исторгая из нее тихие стоны. Повозившись немного с платьем, он добрался до ее левой груди, и она затрепетала от доселе неведомого наслаждения. Ни о чем не думая, она выгнулась под ним, желая почувствовать его всем телом, и он доставил ей эту радость, подложив под нее руку и прижав ее к себе, тогда как другой рукой он продолжал гладить ее по голове.

Потом он приподнял юбку и, скользнув по ногам, прикоснулся рукой к тайному местечку между ног, все еще продолжая целовать ее, пока у нее не закружилась голова от мучительного блаженства...

– Ах, любовь моя, ты же хочешь меня, разве ты не чувствуешь? Разве ты не ждешь меня? – горячо зашептал он ей в шею. – Я люблю тебя... Я люблю тебя! Теперь ты не можешь принадлежать никому, кроме меня.

Джоанна потеряла всякое представление о чем бы то ни было, сгорая в жарком пламени страсти. Еще мгновение, и она будет принадлежать ему...

И тут она услышала, как смеется Алисия. Золотые колокольчики, притихшие за четыре года небытия, зазвенели насмешливо в ее ушах, и она вся сжалась.

– Нет, Ричард, я не могу! Не надо! – закричала она, стараясь скинуть его с себя.

Ричард ослабил объятия, но и не подумал встать, а посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

– Любимая, успокойся... не надо бояться. Ты будешь моей женой, клянусь тебе чем хочешь. Я просто хотел, чтобы ты поняла, как я люблю тебя... как ты любишь меня...

– Нет! Я не люблю вас! – Джоанна постаралась отодвинуться от него, что было совсем непросто на узкой кровати. – Я не могу! Выбыли любовником моей сестры!

– Мы уже говорили об этом, Джоанна, сказал он холодно. – Да, твоя сестра и я были любовниками, но ни она, ни я не любили друг друга. Неужели ты не понимаешь? Ведь я люблю тебя, а для нее я был просто еще одним петушком в коллекции. Я, если хочешь, ненавидел ее, хотя по юношеской неразборчивости брал то, что она мне давала.

– Если вы любите меня, милорд, скажите мне то, что не сказали вчера, – потребовала она, думая, что если он скажет, то тем докажет свою любовь, а если нет, то придется ей опять его возненавидеть.

Он опустил ноги на пол и закрыл ладонями лицо.

– Я не могу сказать, мадемуазель. Вы не представляете, чего требуете от меня.