Сегодня ровно год с того дня, когда я пришел в школу. Много это или мало? Командор Гарибян говорил: «Время измеряется не тем, сколько лет прожил человек, а как он их прожил». Гарибян прав. Главное знать: с толком жил или, наоборот, без толку мучил время. Радостно было с тобой людям или скучно? Если скучно, значит время пропало даром.

…Вот о чем думаю я сейчас, сидя на палубе большого черноморского сейнера в окружении моих мальчишек и девчонок. Вы спросите, откуда взялся сейнер, как мы на него попали? Да все очень просто.

Мы спросили Александра Игнатьевича, Аниного отца: «А возможно ли нам попасть на какой-нибудь корабль, чтобы попутешествовать, подышать соленым морским воздухом?»

Он ответил, что подумает и даже постарается кое с кем поговорить. За несколько дней до конца учебного года мы получили письмо от Александра Игнатьевича. Он писал, что нас могут определить на большой рыболовецкий сейнер. В письме Александр Игнатьевич предупредил, что сейнер не туристский пароход, а судно-труженик, что здесь нам придется не только отдыхать и наблюдать за синими волнами, игрой дельфинов да полетом чаек. Надо будет потрудиться, как он писал, всласть: драить палубу, стирать рыбацкие робы, готовить для себя и для рыбаков обеды и научиться делать еще многое другое.

Александр Игнатьевич не испугал нас этим. Мы ответили ему поговоркой из нашего сборника: «Не тот отдохнул, кто рукой не пошевельнул».

Еще мы пообещали, что команду сейнера не объедим, запасы продуктов захватим с собой. Обещали, что дисциплина будет только на пять с плюсом, что черноморским рыбакам с нами не будет скучно; в часы досуга мы покажем команде наши лучшие спектакли и устроим на сейнере выставку работ Буслаева-Костельского. Словом, постараемся рекомендацию Александра Игнатьевича не посрамить.

Были сборы недолги. Несколько ребят по разным причинам не смогли отправиться с нами к Черному морю. Мне было очень жаль, что не поехал Олег Баранов. «Но что поделаешь, — сокрушался он. — Две маленькие сестренки! Отец постоянно в командировках, а маме не справиться одной с Верушкой и Надюшкой». Не поехал с нами и Вячик Громов. В этом году его попугай все-таки прокричал: «Ура! У меня путевка в Артек!» Не поехал и Парамонов.

А мы все сидим сейчас на палубе сейнера. Вот сдадут рыбаки свой улов на базу, заправятся, и мы вместе с ними уйдем в плаванье. Мои следопыты, артисты, дендрологи и математики справедливо считают, что, кроме земли обетованной, есть еще небо, недры, вселенная, моря и океаны. Так чего же терять время? Мы знаем, что нам здорово повезло. Ведь, наверное, никогда еще не было пионерского лагеря в открытом море! Ведь ни одна еще ребячья палатка не стояла на палубе плывущего сейнера, когда над головой только небо да тучи, вокруг вода, впереди вечно убегающий горизонт, а под килем — бездонная глубина!

Да, действительно, такого еще не бывало. Это понимают и наши хозяева — рыбаки. Они знают, что идут на риск, связывая свою судьбу с совсем незнакомыми ребятами. И сейчас нет-нет да кто-нибудь из моряков посмотрит в нашу сторону: интересно, мол, чего можно ждать от этой компании, пока смирно сидящей на своих чемоданах?

…Спустился со своего мостика капитан. Он пожал каждому из нас руки и сказал:

— Доброго вам плаванья на нашем судне!

Моряки преподнесли на блюде большую жареную рыбу. В ответ на это Володя Крупенин передал капитану средних размеров коробку, на которой было написано: «Не кантовать!»

— Это вашей команде от нашей команды.

Капитан вскрыл коробку и некоторое время разглядывал голубой фибровый чемоданчик.

— Надо полагать, что это транзистор?

— Нет, — ответил Володя и помог капитану открыть крышку, на которой красовались три заглавные буквы:

ДДД

— Магнитофон? — удивился капитан. — А что за незнакомая марка — ДДД?

— Это наша марка, — ответил Володя. — Нажмите, пожалуйста, на эту кнопку.

Капитан нажал зеленую пластмассовую кнопку. Из динамика магнитофона послышались слова:

— Я Джинн Добрых Дел. Я невидимый, но я есть! Как бы далеко вы ни ушли в море, я всегда буду вместе с вами, потому что я Джинн Добрых Дел!

Отчаливай, «Отчаянный»! В тебе души не чаем мы, Уходим мы к далеким берегам. Пусть чайки с криком носятся, Пусть трус на берег просится, Девятый вал не страшен морякам!

— Спасибо, ребята, что познакомили нас со своим джинном, — сказал капитан.

Я обернулся и увидел: все мои ребята надели матросские бескозырки! Где они их достали? Может быть, их подарил Александр Игнатьевич Горизонтов? Ведь он тоже приходил нас провожать, и они о чем-то долго шептались с Аней и Буслаевым-Костельским. Я гляжу на бескозырки и вижу на ленточках надпись: «Отчаянный». Нет, не забыли ребята наш первый поход! Только тогда мы шли на самодельном плоту, а сейчас мы на борту самого настоящего рыболовецкого судна! И какими мы стали за этот год, покажет наш первый в жизни трудовой рейс.

Сзади нас море, а прямо перед нами узенькая полоска залива да высокий скалистый берег.

— А что, если вон там, чуть правее ущелья, где тропинка идет в горы — видите? — если на том самом месте Андрейка простился с механиком? — тихо сказал Слава Бойченко.

И, словно отвечая на его мысли, подошел к нам Буслаев-Костельский и показал свой рисунок. На узкой тропинке, уходящей в горы, стоял мальчишка и махал рюкзаком. Возможно, Кирилл нарисовал совсем не то место, возможно, и сам Андрейка был не такой, как на рисунке. Но глаза мальчика наверняка были такими, как у Андрейки, — смелыми, смышлеными и грустными.

— Ой, как замечательно! Как замечательно! — Зина Простоквашева от восторга всплескивала руками. — Это же Андрейка! Я его сразу узнала! Нет, это потрясающе! Ты, Кирилл, просто Пикассо! Нет, ты Айвазовский!

— Да. Монументальное произведение получилось, — изрек Борис Зубило. — Андрейка словно из скалы высечен.

— А что, ведь неплохо, если бы здесь, на самой вершине скалы, был бы высечен памятник Андрейке!

— Нет, ребята, — сказал Кирилл. — Вот кому бы я памятник поставил, так это Васе, или, вернее, им всем, мальчишкам из города N!

Эх, ребята, хоть мы и следопыты, а скольких героев еще не знаем! И книги о них не написаны и песни не сложены. Разве мало неизвестных мальчишек и девчонок, ничуть не менее храбрых, чем те, чьи фамилии и портреты в разное время помещались в газетах и журналах? Где они теперь?

— Живых разыщем! А погибшим поставим памятник, — твердо сказал Слава Бойченко.

Катя Самойлова вынула из рюкзака дневник, открыла первую страницу и ахнула.

— Ребята, а ведь сегодня у нас юбилей. Сегодня ровно год нам! Это значит, триста шестьдесят пять дней мы все вместе!

— Точно. Значит, и этот сбор у нас юбилейный!

— Значит, решения сегодня должны быть историческими!

— А ты не смейся, Зубило! — Аня Горизонтова подошла к Борису. — Я тоже считаю: должен, обязательно должен быть памятник пионеру-герою, так же как существует памятник Неизвестному солдату.

И пусть у этого памятника принимают ребят в пионеры. И пусть от Вечного огня, который будет гореть здесь, начинаются все походы по местам боевой славы.

Самые лучшие стихи, написанные ребятами, пусть звучат у этого памятника.

Пусть все лучшие цветы, выращенные пионерами, полыхают у его подножья, словно вечно живой венок!

А 19 мая каждого года, в день рождения пионерии, самый большой, самый многоголосый ребячий хор, выстроившись на гранитных ступенях, пусть поет здесь лучшие свои песни!..

Никто не возражал нашей Ане. И стали ребята думать, где его построить, этот памятник? В Москве или в Комсомольске? На Черном море, где жил маленький Андрейка, или на севере среди гранитных скал, там, где погиб юнга Саша Ковалев?

А может быть, построить его где-нибудь на приволье, среди широких русских равнин?.. Там, где в высокой некошеной траве еще остались следы войны — отстрелянные пулеметные гильзы да проржавевшие от времени осколки гранат…

Размечтались мои ребята, и кто-то даже сказал:

— И пусть те, которые станут пионерами после нас, берегут этот памятник! Пусть помнят, что его заложили мы, пионеры шестидесятых годов!

— Только одно… Только одно, — Катя Самойлова оглядела всю нашу немногочисленную компанию, сидящую на рюкзаках и чемоданах. — Нам такой памятник одним не под силу построить. Даже с помощью нашего джинна.

- Погодите, друзья! — сказал я. — Кто знает, в каких отрядах джинн еще побывал, куда еще заглянет. Помните, на одном из первых сборов мы договорились аккуратно записывать все, что у нас делается: все-все — и хорошее и плохое. Теперь эти наши дневники непременно прочтут ребята из других школ, из других городов. Давайте скажем им, всем, кому попадутся в руки эти наши записки, —

БУДЕМ СТРОИТЬ ПАМЯТНИК ВСЕ ВМЕСТЕ! СОГЛАСНЫ?

В море, в плаванье, мы непременно подумаем, какой он должен быть, наш памятник пионеру-герою и где его построим. Но думайте и вы тоже!

Давайте договоримся так:

Если все мы собираем металлолом — часть его пусть пойдет на памятник!

И если будем работать в колхозах или на заводах — часть заработанных средств — на памятник!

Среди миллионов пионеров есть тысячи юных художников и скульпторов. Каким должен быть памятник? Думайте! Спорьте! Рисуйте!

Какие слова надписать на его пьедестале? Какие стихи высечь на мраморных глыбах? Юные поэты! Думайте! Пишите!

На кого должен быть похож неизвестный герой-пионер? Может быть, на гайдаровского Мальчиша-Кибальчиша? Думайте! Спорьте!

Присылайте свои проекты, рисунки, стихи, макеты!

Главное, мы знаем: такой памятник должен быть.

ПУСТЬ БУДЕТ!

ПУСТЬ БУДЕТ!

ПУСТЬ БУДЕТ!