«Отчаянный», отчаливай!

Гребенников Сергей Тимофеевич

Добронравов Николай Николаевич

ПЕРВОЕ ПЛАВАНЬЕ

 

 

Сегодня день джинна-следопыта. Вот он стоит перед нами на листе ватмана, ростом в полстены. Рыжеволосый, могучий, он разглядывает солдатскую каску с красной звездочкой, пробитую осколком снаряда.

Задумался джинн-следопыт на рисунке.

Задумались и ребята: где искать партизанского казначея, записка которого была обнаружена в сейфе?

Кольчугинские леса простираются на несколько сот километров вокруг. Если верить Славиной карте, партизанские стоянки в большинстве своем находились невдалеке от берега реки. Да и я вспоминаю, что, когда я со своей драгоценной находкой проехал по лесу несколько километров, увидел с высокого обрыва, среди расступившихся деревьев, синюю полоску реки.

Ну что ж… Отправимся в первый поход по реке, сообща решили мы. Вдруг где-нибудь в прибрежных селах или маленьких городах проживает бывший партизанский казначей по фамилии Ястреб.

Плыть по реке решено было на плоту. Но каким он должен быть и как его строить — об этом я не имел ни малейшего представления. Ровно десять дней назад мы объявили конкурс под девизом «Разведка боем» на лучший проект плота. И вот сегодня вынули из железной пасти сейфа пять запечатанных конвертов с фамилиями авторов и пять миниатюрных макетов.

Очень оригинальны были все проекты!

Самый красивый и комфортабельный плот назывался «Жар-птица». Правда, вряд ли его можно было назвать плотом. Это скорее катамаран — две разрозненные площадки из сбитых бревен. А над ними — общая палуба с капитанским мостиком и каютой для комсостава. Макеты «Спартак» и «Бонивур» были похожи на макеты речных кораблей с тремя мачтами, высокими бортами и трубами. Плот «Буревестник» по форме напоминал плавающую тарелку.

Конечно, красивы были эти макеты, и все-таки победителем конкурса стал плот «Отчаянный». Он занял первое место за простоту сооружения. На «Отчаянном» бревна как бревна, сбиты скобами, чтобы не расползлись. Посредине брезентовая палатка. Справа и слева два сигнальных фонаря — вот и все. Красота! Вскрыли конверт и… кто бы мог подумать! Автором макета оказалась Аня Горизонтова! Она совсем недавно приехала к нам в город из Севастополя. Аню поздравляли, аплодировали ей, хотели даже качнуть, только она убежала.

Соорудить такой плот не представляло особого труда. И на седьмой день у берега, в заливе, качался на воде «Отчаянный».

В первый поход вызвалось идти несколько человек. Борька Зубило заявил, что «опасается морской болезни», и остался дома. Ну что ж… Мы не очень горевали, что он не захотел составить нам компанию.

…По древним обычаям мы разбили о плот «на счастье» бутылку лимонада, три раза прокричали «ура», обрубили канат и, упираясь в илистое дно баграми, вывели плот из залива на середину реки.

Вахтенный дежурный сделал первую запись в судовом журнале:

«9 часов московского времени. Полный вперед! Отчаливай! На плоту семь человек: пять мужчин и две девчонки — Аня Горизонтова, которую после победы в конкурсе плотов прозвали морячкой, и Катя Самойлова. Наш старший пионервожатый единогласно выбран Адмиралом Плота. Рост его 197 сантиметров, и с ним нам море по колено. Настроение и всех бодрое!»

…Целый день пекло солнце, к вечеру, с наступлением темноты, причалили к берегу. Зажгли на плоту сигнальные огни Развели на берегу костер, поужинали. Вахтенный Слава Бойченко ударил в колокол и объявил отбой. Девочки устроились спать в палатке на плоту, а мы, мужчины, заснули на берегу под стрекотание кузнечиков, под отдаленные гудки пароходов и барж. Ночь пролетела мгновенно. Нам казалось, что мы только на секунду забылись, а солнце уже гуляет по реке, слепит зеркальными отблесками.

Огляделись вокруг, заметили неподалеку колхозников, собирающих горох.

— Поможем? — спросил я свою команду.

— Поможем! — с радостью согласились все.

Колхозники угостили нас хлебом, молоком и творогом. А на дорогу дали целую корзину зеленого горошку в стручках. И снова — в путь!

Наш плот обгоняют катера на воздушных крыльях. Мимо плывут огромные наливные баржи, теплоходы и моторки. Их много, а «Отчаянный» всего один!

Ребята плавают в теплой воде, ныряя прямо с плота. Девчонки плавают, когда плот на стоянке.

А стоянок у нас все больше и больше. Ребята уходят на разведку, узнают у местных жителей, кому приходилось партизанить в наших лесах. Рассказы бывалых людей записывают в блокноты и обязательно спрашивают у каждого:

— Скажите, дядя, а нет ли среди ваших знакомых бывшего партизанского казначея Ястреба Валентина Архиповича?

…Но вот уже несколько дней «прочесываем» мы окрестные места, а Ястреб словно канул в воду. Ребята скисли и стали хандрить. Провиант наш уже на исходе, и девочки теперь говорят не «Кушать подано», а «Каша подана». На завтрак каша, в обед — каша, и на ужин тоже.

Фотограф Гена Пилипчук из кружка «Сделайте веселое лицо!» с такими словами больше уже ни к кому не обращается. Он щелкает на пленку пейзажи, пейзажи и только пейзажи.

Решили наловить рыбы для ухи, чтобы как-то «протянуть» еще один день, а назавтра отправиться обратно к «родным берегам». Но и здесь нас постигла неудача! Сидим мы, пучим глаза на поплавки, а рыба, как назло, не клюет. Вдруг, слышим, кричат нам с берега:

— Эй, там, на плоту! Ничего вы здесь не поймаете. — У самой воды стояли пятеро мальчишек. — Перебирайтесь в залив. Там рыбы видимо-невидимо!

— А почему здесь плохо ловится? — спросили мы.

— Не видите разве? — сказал черноволосый, похожий на цыганенка мальчишка. — Нефть кругом, и вон недалеко химзавод дымит. Он отходы вредные в воду спускает.

— Рыба отсюда на чистую воду ушла, — добавил, сердито сдвинув брови, белокурый, словно выгоревший на солнце, парнишка. — Ну, ничего, напишем куда следует, узнают, как речку губить!

— А вам не всыплют по первое число за вмешательство не в свое дело?

— Нас тут никто не тронет даже пальцем, особенно взрослые, — сказал парнишка, похожий на цыганенка.

— Боятся вас, что ли?

— Не боятся, а уважают, — с достоинством сказал белокурый. — Нас все тут знают, кого хочешь спроси…

Мимо проплывала лодка. На веслах сидел пожилой мужчина, вероятно бакенщик, и покуривал козью ножку.

— А вот сейчас мы проверим, не врете ли вы, что вас все знают, — сказал я.

— Пожалуйста, — подзадоривая меня, крикнул Цыганенок.

Когда лодка поравнялась с нашим плотом, Аня обратилась к бакенщику:

— Скажите, дядя, вы этих мальчишек знаете?

— Их-то? — кивнул он в сторону ребят на берегу. — Их все знают. Чернявый — Яшка, белобровый — Алешка, вон тот — Николка Сажин, тот — Петька, а карапуз в шляпе — это Семен. Парнишки хоть куда. Они у нас Малахитовую рощу спасли.

— От пожара спасли?

— Да нет. Было дело похуже пожара.

— А что такое? Расскажите!

— Эх, сейчас… — Человек в лодке полез в боковой карман и вынул из него газету. Развернул ее и с сожалением произнес: — Половину скурил. Жаль… Тут про них много понаписано было. Эй, Яшка, — обратился он к Цыганенку, — а ну сбегай домой, небось у тебя газетенка сохранилась. Принеси, пусть почитают, какие вы орлы.

И тут все ребята, как по команде, полезли в карманы и… каждый вытащил по газете! Пришлось направить плот к берегу. На прощанье мы все-таки спросили у бакенщика:

— Скажите, дядя, а вы о Ястребе Валентине Архиповиче не слыхали? Он партизанил в здешних лесах.

Бакенщик что-то долго вспоминал, даже чмокал губами (наверное, фамилию повторял), а потом говорит:

— Нет… Не припомню… Не слышал о таком.

— Стоп! — сказал я ребятам. — Гнезда Ястреба мы так и не нашли. Но кажется, мы нашли название нашего отряда. Повтори-ка, Аня, как ты сейчас обратилась к бакенщику?

Аня недоуменно посмотрела на меня и повторила:

— «Скажите, дядя…»

— А как же иначе обращаться к незнакомым людям? — удивился Слава Бойченко. — Мы всегда так: «Скажите, тетя», «Скажите, дядя».

— А что, если назвать отряд наш: «Скажи-ка, дядя!»

— А нам за это не попадет? — спросила Аня.

— За что, «за это»? — поинтересовался я.

— Ну как же! Везде все красные следопыты, а мы будем «Скажи-ка, дядя!».

— Ну и что же из этого? О нас будут судить не по названию кружка, а по делам. А мне нравится, — буркнул Слава Бойченко. — Не так, как у всех! Ведь тот, который допытывался:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? —

ведь он, может, тоже красным следопытом был!

Все рассмеялись, а плот уже тем временем причалил к берегу. Ребята отдали нам газету, мы хотели тут же прочесть рассказ, но они остановили нас:

— Да нет, вы только, пожалуйста, не при нас читайте… Лучше потом…

Ну, потом так потом, решили мы.

Когда они узнали, что мы уже собрались в обратный путь, белобровый спросил:

— А как вы собираетесь обратно, поездом или на попутной?

Мы сказали, что думаем ехать на поезде.

— Так отсюда до станции километров шестнадцать будет.

— Ничего, как-нибудь доберемся, — сказал я.

Ребят как ветром сдуло. Они скрылись за холмом, а минут через двадцать появились все снова, только теперь уже на велосипедах.

— Это для вас, — сказали они.

— А как же мы вам их вернем? — спросил я.

— Дежурному на станции отдадите, а он уж знает, как нам велосипеды переправить.

Еще ребята принесли нам вяленой рыбы, два арбуза, семечек, каравай домашнего хлеба. Чем мы могли отблагодарить их? Только разве оставить на память наш «„Отчаянный“, отчаливай»? Ведь не сможем же мы на нем идти вверх по реке! Жалко нам было расставаться с нашим первым в жизни настоящим судном… Но что поделаешь! Пересели мы на двухколесный транспорт, рюкзаки — на багажники, а часа через два, удобно разместившись в вагоне поезда, уже читали вслух рассказ о наших новых друзьях.

 

Малахитовая роща

Солнце перевалило зенит. Жарко. Парит. Летящий ветерок сух и горяч. Вороны, лениво махая крыльями, перелетают с противоположного берега реки, чтобы скрыться в тени Малахитовой рощи. По пыльной дороге шагают четверо ребят. Вот они миновали старое здание школы на окраине села и вышли на главную улицу. Проходя мимо здания правления, увидели в окне председателя колхоза Андрея Сергеевича Ступина.

Заметил и он их. Ткнув в сторону ребят пальцем, заулыбался.

— Вон они… наша смена, — сказал председатель кому-то находившемуся в комнате и, высунувшись из окна, крикнул — Вам, ребята, скоро подарочек будет!.. Вы что с ведрами? По ягоды ходили?

— Не-е, — протянул Яшка. — Мы непарного шелкопряда в роще морили!

Улыбку словно ветром сдуло с лица председателя.

— Пустая затея, — буркнул Андрей Сергеевич, вытер лицо влажным платком и отвернулся от окна.

— Что это он? — толкнул в бок Алешку Яшка. — Весной сам учил: «шелкопряда морить надо», а теперь…

— Это он от жары, наверное, не то говорит… Смотри, как вспотел, — и Сема показал на председателя.

Постояв с минуту у окна, ребята поняли, что председатель вспотел вовсе не от жары. В правлении было много народу, все о чем-то громко говорили и, судя по отдельным фразам, председателя колхоза за что-то ругали.

Мальчишки по очереди залезали на завалинку и, дотянувшись подбородком до подоконника, прислушивались к разговору.

— Новая школа не мне нужна, а вот им, детворе, — Андрей Сергеевич кивнул в сторону окна и тут же, не глядя, выплеснул из стакана остатки теплой воды.

Брызги угодили в лицо Алешке, и он даже скатился с завалинки, таща за собой Семку.

— У меня уже и с леспромхозом договоренность имеется, так что все, как говорится, в ажуре! — Председатель привычно сунул руку в ящик стола и вытащил оттуда какую-то бумажку.

Значит, как же это получается? — Ребята услышали голос Василия Михайловича Чистякова. — С леспромхозом ты договорился, а с народом не посоветовался? Скажи, ты помнишь, в прошлом году в доме у Трубниковых человек жил?

— Курортник, что ли? — не поднимая глаз, спросил председатель.

— Сталевар у них жил с Урала. Ему врачи предписали поселиться в наших местах. Только здешний воздух мог спасти его. Он прожил здесь восемь месяцев и поправился. Уехал отсюда здоровым человеком. Я с ним часто разговаривал. Умный он человек… Как-то он мне сказал: «Степан, много на свете красот разных и называются они красиво и по разному: Сочи, Крым, Байкал, Швейцария, Французская Ривьера, Карловы Вары! Да разве перечесть их все… И ведь все эти места человек знаменитыми сделал, это он сберег, да еще и улучшил природой подаренную красоту! Без человека погибнут и леса, и реки». Верно сказано, только я добавлю… извините меня, пожалуйста, Андрей Сергеевич, но от нерадивого человека и погибнуть все может.

— Довольно! — закричал Андрей Сергеевич, соскочив со стула. — Хватит! Завтра к нам из города приедут лесорубы. Деньги уже переведены. Это дело не остановить никому. Решено и подписано!

Слова председателя словно масла в огонь подлили. Ребята отошли от окна и сели под навес.

Не раз мальчишки слышали, как женские голоса зазывали то Алешу, то Яшу сначала обедать, а потом и ужинать. Но ребята не подавали никаких сигналов о себе. Они не расходились — очень им хотелось узнать, чем же закончится этот похожий на сражение спор колхозников с председателем.

…В доме Василия Михайловича Чистякова все уже давно спали. Он тоже было лег, но заснуть не смог. Приподнялся, спустил с кровати ноги на прохладный, крашеный пол. Вышел в сени. Открыл настежь дверь.

Вдруг ему показалось, что за забором кто-то шепотом разговаривает. Прислушался… Понял, что это в соседнем сарае. Подошел поближе. Отчетливо слышны были мальчишеские голоса:

— А на нас председатель пусть не сваливает, что школу новую строить хочет…

— Мы и в старой школе из класса в класс переходили, — добавил чей-то дискант, — а из-за этого рощу рубить мы не согласны, вот что!..

— Давайте в газету «Правду» письмо и еще карикатуру пошлем. Нарисуем председателя с крылышками шелкопряда и что он нашу рощу рубит под корень, а подпишем так: «Председатель колхоза „Красный вымпел“ страшнее непарного шелкопряда».

— А может быть, нам свой зеленый патруль выставить с настоящими ружьями и никого к роще не подпускать, а чуть что — прямо стрелять!

— За стрельбу еще арестуют.

— Не арестуют, мы государственное добро защищаем.

— Эй, ребята, слушайте меня! — Василий Михайлович узнал голос Алеши. — Знаете… когда я совсем маленьким был, мне отец книжку одну читал, так в ней было написано, что сам Владимир Ильич Ленин с Надеждой Константиновной Крупской в рощу ходили воздухом дышать, птиц слушать…

— Да в какую рощу-то? — зашумели ребята.

— А по-моему, в нашу… в Малахитовую…

Воцарилась мертвая тишина. Стоя за дверью сарая, Василий Михайлович слышал сейчас только биение своего сердца. После этой мертвой тишины в сарае началось что-то невообразимое: кричали все, перебивая друг друга. Каждый теперь вспоминал, что он тоже читал что-то подобное. А кому-то даже показалось, что Малахитовой рощу назвал сам Владимир Ильич.

— Ребята! Если это так, тогда нашу рощу никто не посмеет тронуть! — снова заговорили все разом, да так громко, что на насесте закудахтали куры.

— Можно мне, можно мне еще? — добивался слова Алеша. — Если нас будут спрашивать, то скажем, что в книжке написано так: «Владимир Ильич говорит Надежде Константиновне: „Ах, какая роща красивая, я никогда еще за всю жизнь такой не видел!“ А Надежда Константиновна отвечает: „Да, да, и я тоже. Вот какое богатство отобрано у помещиков и отдано под охрану рабочему классу“».

Снова загалдели ребята, и снова закудахтали на насесте куры.

— А если у нас честное пионерское спросят, говорил Владимир Ильич такие слова или нет, тогда что?

— А что? Дадим, и все тут!

— Значит, это будет вранье, ребята, и нам за это попадет.

— Пусть попадет, нам бы только спасти рощу! — горячился Яша. — Вот скажите: Иван Сусанин врал или не врал, когда врагов в лес заманивал?

— Это совсем другое дело… Там ведь война… А тут…

— Тут тоже война. За Малахитовую рощу, понял?

Василий Михайлович не расслышал, чем закончился спор, но по отдельным словам понял, что решили враньем не считать.

Стал накрапывать дождь, и Василий Михайлович вернулся в дом.

А между тем заседание заговорщиков продолжалось. Не один раз с насеста, кудахтая, слетали потревоженные хохлатки, а цветастый петух с перепугу даже сел на ящик, на котором стоял фонарь «летучая мышь», перевернул его, и дальше разговор шел в темноте.

Решено было следующее: Алеша с Яшкой должны будут сегодня на рассвете, до того, как станет ходить паром, вплавь добраться до противоположного берега, чтобы поспеть в город к открытию районной библиотеки, перерыть все книги и отыскать ту самую, в которой написано, что Владимир Ильич бывал в Малахитовой роще.

За это решение проголосовали. В темноте Николка на ощупь потрогал каждую поднятую руку, спрашивая: «Это кто голосует?» В сарае было семь человек, а поднятых рук Николка нащупал восемь. Одна рука была лишней. Об этом он объявил всем и тут же сознался:

— Это я сам два раза себя за руку поймал — в начале голосования и в конце. Ничего не поделаешь — темно…

К излучине реки, откуда намечено было начать заплыв, ребята пришли на рассвете часам к пяти. От сырости и близости воды стало прохладно. С реки дул порывистый ветер. Река была черной, страшной.

— Может, парома дождетесь? — спросил Сема.

— Нельзя парома ждать, опоздаем, — решительно заявил Алеша.

— А не потонете?

— Типун тебе на язык, Семка, — цыкнул на него Николай.

Яшка глядел своими печальными цыганскими глазами куда-то вдаль и о чем-то сосредоточенно думал. Леша тихонько ткнул его в плечо.

— Пора, — сказал он.

Все спустились с крутого берега к самой воде.

— Вы только почаще на спину ложитесь, чтобы не уставать, — посоветовал Николай.

— Если на спине лежать, нас до Астрахани унесет, — попробовал пошутить Алеша, хотя шутить ему сейчас совсем не хотелось.

— Ну, всего! — Яшка бросился в воду, за ним исчез в воде и Алеша.

Вот они оба вынырнули, и их понесло, понесло течением вниз. И скоро совсем скрылись из глаз две темные точки. Река словно поглотила их.

Мальчишек сносило вниз по реке. Они плыли на расстоянии нескольких метров друг от друга. Обжигающий холод прошел. Теперь вода уже не казалась такой ледяной.

…Алеша плывет на боку и от времени до времени поглядывает на Яшу. Боясь потерять его из виду, он нет-нет да спросит:

— Плывешь, Яшка?

— Плыву, — негромко отвечает Яшка.

— Устал, Яшка?

— Немного… Сносит очень…

Через некоторое время Яша еле слышно произнес:

— Не доплыву я, Леша…

Леша стал подгребать к Яше. Поравнялся. С трудом произнес:

— Крепись, Яшка, изо всех сил крепись… Второе дыхание придет. Обязательно придет!.. Крепись!..

Но Яшка снова пробормотал:

— Нет, не доплыву я. Не зря Семка говорил, «потонем».

Неизвестно, сумели бы ребята достичь того берега, если бы не бакенщик, выскочивший на своей лодке прямо из тумана.

— Эй, пловцы-храбрецы, зачем в такую рань плаваете? Закаляетесь, что ли?

Ребята продолжали плыть, не отвечая на вопрос, — не было сил отвечать. Лодка вплотную подошла к Яшке.

— Цыганенок, ты что молчишь?

— Не мешайте, — с трудом произнес Яша.

— Ну, тогда ты, белый, отвечай! — крикнул бакенщик Алеше.

Но Алеша молча плыл и плыл. Наверное, он еще верил, что у него вот-вот откроется «второе дыхание».

Заметив, что мальчишка теряет силы, бакенщик вытащил Яшку из воды. Мгновение… и в лодке очутился и Алеша.

Желтое солнце поднималось все выше и выше. Туман над рекой постепенно рассеивался.

На дебаркадере ребята отстучали зубами дробь, обсохли, и, хотя сидеть в теплой каюте на диване было приятно и очень клонило ко сну, они вышли и зашагали в город.

Ровно в восемь утра они уже рассказывали заведующей библиотекой, зачем прибыли к ней, зачем ночью переплывали реку.

— Но, мальчики, — выслушав ребят, заявила заведующая, — такой книжки у нас в библиотеке нет.

— Значит… значит… — дрожащим голосом заговорил Яшка, — значит, теперь все… Вырубят теперь нашу рощу… И реку мы переплывали напрасно, и я чуть было не утонул, тоже напрасно…

— Ребята, а может, вам пригодится другая книжка? — сказала заведующая. — В ней тоже говорится, как Ленин любил природу и как наказывал тех, кто на нее покушался.

— Дайте нам эту книжку, дайте! — выпалил Алеша. — Ох, как она нам нужна, если бы вы только знали…

— Мы вам вернем ее, честное пионерское, — пообещал Яшка.

А тем временем в правлении колхозники допытывались у зеленых патрулей, скоро ли вернутся из города Яшка и Алешка и в самом ли деле Ленин бывал в Малахитовой роще.

Николка Сажин, самый старший из ребят, клялся и божился, что Яшка и Лешка с минуты на минуту явятся и все смогут своими собственными глазами прочитать об этом в книжке, которую они привезут из библиотеки. Лесорубы приехали на автобусе и сидели с утра тут же, в правлении, и пили молоко. Бригадир лесорубов несколько раз подходил к председателю и напоминал: «Простаиваем, Сергеич!»

— А что я могу поделать, когда вас народ окружил? Подождем. Поглядим, какую там книжицу нам из города привезут. Только, сдается мне, что все это выдумка мальчишек да хитрость Чистякова, который тоже ни свет ни заря в город умчался.

— Привезут книжку, вот увидите, — уверял Николай.

Но время шло, а подкрепления не было. Что, если вдруг сейчас вот раздастся телефонный звонок и из города скажут — все это выдумки! Рубите! И загудят пилы, и полетят со стоном на землю красавицы березы. И хмурые ели опустятся на колени, и станет роща похожей на поле сраженья, и будут над погибшими деревьями кружить осиротевшие птицы…

Николка с Семой вышли из правления и вдруг увидели, что к деревне от реки бегут Яшка и Алеша. У самого правления колхоза их нагнал «газик» Василия Михайловича. Чистяков прошел вслед за ребятами в здание правления. Алеша, оглядев всех присутствующих, без всяких предварительных слов вытащил книгу и начал читать.

— «…По распоряжению заведующего санаторием тов. Вевера срублена 14 июня 1920 г. в парке санатория совершенно здоровая ель. За допущение такой порчи советского имущества предписываю подвергнуть т. Вевера, заведующего санаторием при советском имении Горки… аресту на один месяц. Приговор, — Алеша сделал многозначительную паузу и посмотрел на всех присутствующих, — приговор привести в исполнение Подольскому уездному исполкому…. Председатель Совета труда и обороны, — Алеша снова хотел сделать многозначительную паузу, но ребята не поняли его и хором выкрикнули:

— В. Ульянов (Ленин). 14 июня 1920 г.».

— Теперь я думаю, вопрос ясен, — улыбнулся Василий Михайлович. — Если Владимир Ильич так строго наказывал за порубку только одного дерева, то мы, колхозники, имеем право запретить порубку рощи… — Голос Чистякова вдруг стал резким, и слова зазвучали чеканно и отчетливо: — Запретить… именем Ильича!

И тут среди общего шума раздался неуверенный, но, как показалось ребятам, полный ехидства голос председателя:

— А где же та книга, в которой именно про нашу рощу написано?

Все замолчали. Наступила томительная пауза. И тогда Василий Михайлович сказал:

— Нет такой книги, но зато есть указание запретить порубку, — и Василий Михайлович протянул председателю маленький зеленый конвертик, на котором вверху было написано: «Райком партии».

А ребята все еще рассматривали книгу, и до них доносились слова:

— Молодцы, ребятишки! Задержали вырубку… Роща вам спасибо скажет, хлопчики! Ведь до приезда Чистякова они бы столько деревьев повалили. Пилы-то у лесорубов вон какие зубастые — так и оскалены на нашу рощу!

…Окутанный синим облаком дыма автобус, увозивший лесорубов, промчался по селу и скрылся в тени рощи.

После вчерашней грозы листва, омытая дождем, ожила, и вся роща была такой удивительно зеленой, что ребята подумали: не зря же кто-то очень верно назвал ее Малахитовой.