Паула тогда очень обрадовалась, когда наконец увидела перед собой желтый коттедж. До сих пор все вокруг плыло у нее перед глазами, и она шла на это ярко-желтое пятно, словно на маяк: теперь она понимала, почему дом выкрашен в такой цвет. После аварии на дороге зрение не вполне восстановилось: все было как в тумане, Паула видела ясно только самые яркие предметы. Новый знакомый вел ее по темным улицам, шел впереди, указывая дорогу, освещая ей путь своим нимбом.

Дверь открыла Стеф. Увидев слезы на глазах Паулы, она радостно вскрикнула и обняла ее.

— Наконец-то ты с нами, мы так долго этого ждали, — сказала она.

Потом Стеф тоже расплакалась.

— Прости меня, — обратилась к ней Паула. — Вы все меня простите, я понятия не имела…

Остальные обитательницы дома стали по одной подходить к ней, обнимать ее. Все они плакали. Только Мэрили не встала поприветствовать ее. Как и четыре месяца назад, она лежала на диване. Только на этот раз ее руки и ноги были крепко спеленуты, так что она напоминала какое-то умирающее насекомое. Паула присела перед ней, слегка коснулась своей щекой ее щеки и обратилась с традиционным приветствием: «Я тебя съем».

В тот день закончилась ее прежняя жизнь и началась жизнь новая.

Через некоторое время зрение восстановилось, но ее новообретенное божество не покинуло ее, наоборот, оно с каждым днем становилось все реальнее. В желтом коттедже Пауле объяснили, что отныне новый знакомый никогда ее не покинет. На следующий день она взяла больничный и почти целую неделю провела у соседок: то плакала, то смеялась, а иногда плакала и смеялась одновременно. Она без. конца рассказывала всем о том, что произошло с ней в тот вечер на дороге, о том, как ей явился он, и стоило ему только улыбнуться, как она тут же осознала всю тщетность и пустоту своей прежней жизни.

Та Паула осталась в прошлом. Как она могла проводить выходные, глотая виски и какие-то таблетки и постоянно ругаясь с Ричардом? Как ей пришло в голову сжечь его музыкальную коллекцию?

Она набрала номер мужа и начала с того, что просто сказала:

— Извини меня.

— Что тебе нужно, Паула? — спросил Ричард недоверчиво. Он точно знал, что его бывшая жена никогда не использует

фразу «извини меня» по назначению. Обычно извинение было лишь фигурой речи, при помощи которой Паула перебивала его в ежедневных ссорах, чтобы в очередной раз перейти в наступление.

— Со мной случилось чудо, — сообщила она.

Паула рассказала ему обо всем: о Стеф, об обитательницах желтого коттеджа, потом, опустив инцидент с первым причастием, перешла к описанию ночной аварии, ослепительного света и тех чувств, которые она испытала в тот момент. Она так тараторила, что иногда Ричард просил ее говорить помедленнее. Потом женщина рассказала ему про своего спасителя.

— Кто это был? — переспросил он, сперва решив, что Паула говорит о реальном человеке, ставшем свидетелем аварии.

Женщина опять принялась объяснять ему, кто ей явился в тот вечер.

В конце концов Ричард сделал собственный вывод из всего услышанного:

— Я думаю, будет лучше, если Клэр останется у меня еще на неделю.

— Что? Не-е-ет!

Пауле очень хотелось поскорее увидеть дочь, извиниться перед ней, пообещать исправиться. Она в отчаянии изо всех сил вцепилась в трубку. Ну почему Ричард ей не верит? Вечно он с ней спорит!

И в этот момент кто-то коснулся ее волос. Она обернулась. Его внимательные голубые глаза смотрели на нее. Под этим взглядом руки Паулы, бешено сжимавшие трубку, ослабили хватку.

Ее хранитель удивленно приподнял бровь. Он явно просил свою подопечную успокоиться.

Паула вздохнула. Потом еще раз. Обеспокоенный долгим молчанием в трубке, Ричард несколько раз назвал ее по имени.

— Я понимаю, что нам нужно многое исправить в наших отношениях, — сказала наконец Паула; нужные слова сами пришли ей в голову, ведь ее спаситель был с ней. — Я знаю, ты хочешь для Клэр только лучшего. Ты очень хороший отец.

И это была правда, хотя Пауле нелегко было ее признать. Она предпочитала считать Ричарда слабаком. Но даже если в этом ее убеждении была доля истины, с появлением Клэр Ричард понял, что должен стать сильным ради дочери, ведь она гораздо слабее его и о ней нужно заботиться. По мере того как Клэр взрослела, она все чаще принимала в спорах сторону отца. Супружеские ссоры становились все серьезнее, хотя Пауле казалось, что она неизменно одерживает в них победы. Ей и в голову не приходило, что размазня Ричард может уйти от нее да еще и попытаться забрать у нее Клэр.

— Если ты думаешь, что сейчас нашей дочери лучше пожить у тебя, пусть остается, — разрешила Паула.

Это оказалось самым действенным способом заслужить доверие Ричарда.

В течение нескольких следующих недель Клэр оставалась у отца, а Паула только и делала, что общалась с обитательницами желтого коттеджа. В больнице старшая медсестра объявила ей выговор за долгое отсутствие на работе, но Пауле было все равно. Теперь ее подлинная жизнь протекала в желтом коттедже, среди его чудесных обитательниц. Дом самой Паулы словно стал частью их дома.

— У нас же еще столько свободного места, — часто повторяла Паула. — Надо рассказать всем о том, что мы знаем. Несправедливо держать правду в секрете, ведь в этом мире еще столько страдальцев!

Жительницы желтого коттеджа молча кивали в ответ. Они не то были и впрямь согласны с ней, не то просто не хотели спорить. Все они были спасены, причем в обстоятельствах гораздо более сложных и трагических, чем Паула. Они-то должны были знать, как дальше развивать их учение.

— В этом деле нельзя торопиться, — сказала ей как-то Стеф. — Этот драгоценный дар передается от женщины к женщине, от бабушки Мэрили ко всем нам. Ведь нельзя даровать хранителя кому угодно. Так как дело это очень ответственное, нам приходится тщательно выбирать последователей. Мы не имеем права наделять даром всех подряд.

— Но почему? — возмутилась Паула. — Не будь, например, у меня этого дара, я бы точно погибла. А ведь вокруг полно таких, как я, — наша вера могла бы спасти мир.

— Мы его и спасаем. Просто нельзя сделать это сразу, нужно действовать постепенно.

— Но ведь промедление стоит многих человеческих жизней, — настаивала Паула. — Должен же быть какой-то способ сделать так, чтобы наш дар вышел за пределы этого дома?

— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — предложила в ответ Стеф.

Она подошла к книжному шкафу и достала с верхней полки огромную семейную Библию. Открыв ее на том развороте, где принято помещать генеалогическое древо, она дрожащей левой рукой протянула книгу Пауле.

— Имена, которые здесь перечислены, принадлежат твоим сестрам. Здесь записаны все, кого я знаю.

Разворот был заполнен именами. Список продолжался на нескольких последующих страницах. Всего там было более сотни имен.

— Как давно это продолжается? — спросила Паула, удивленно разглядывая Библию.

— Мать Мэрили приехала сюда в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Некоторые из перечисленных здесь женщин жили в этом доме какое-то время, а потом перебрались в другие места и основали собственные общины, вроде этой. Мы и сами уже не знаем, сколько наших последователей теперь в этой стране. Полный перечень их имен и точное количество никому неизвестны.

Стеф ободряюще улыбнулась.

— В общем, не думай, что нас так уж мало. Однако нам приходится быть осторожными. Мы встречаемся небольшими группами, совсем как первые христиане.

— Или как террористы, — горько усмехнулась Паула. Стеф посмотрела куда-то в сторону, видимо слушая, что ей

скажет ее божественный спутник. Потом она кивнула и, судя по всему, повторила его слова:

— Вот именно. Террор — это ужас, но нет большего ужаса, чем ужас смертного перед Господом.