На дворе был только октябрь, но в Вайоминге сильно похолодало и казалось, что пойдет снег. Было свежее, великолепное утро, когда Мора Лесситер родила своего первенца. Земля на ранчо пылала осенними красками. За окном пели птицы, когда Мору уложили в постель, а Куинна послали в город за доктором Перкинсом. Солнце вспыхивало в водах ручья, и чем больше разгорался день, тем холоднее становились его лучи.

Молва о предстоящем событии распространилась быстро, и к тому времени, когда схватки у Моры усилились и пот уже катился по ее бледному лицу, дом гудел от голосов друзей и соседей, которые приехали на ранчо, чтобы предложить свою помощь или просто полюбопытствовать, как выглядит легендарный Куинн Лесситер. А сам он расхаживал по комнатам в необычайной панике.

— Вот. Выпей! — Джим Тайлер протянул Куинну стакан с виски. Он развлекался, наблюдая, как великан одним духом осушил стакан, а потом рассеянно вытер губы рукавом.

Приглушенный крик, раздавшийся из-за закрытой двери спальни, заставил Куинна вздрогнуть. Он поспешил к двери, но Джим и Лаки Джонсон схватили его за руку и удержали от вторжения.

— Туда нельзя, — предупредил его Джим. — Женщины не в состоянии вести себя спокойно с мужьями в такие минуты, как эта. Поверь мне.

Куинн чувствовал, как пот течет по его лицу, прямо за ворот шерстяной ковбойки.

— Хорошо, а что, черт возьми, должен делать я?

— Заканчивай веранду. Ты ведь почти ее достроил? Совсем немного осталось, не так ли? — Джим посмотрел в дверной проем. Длинная, изящная веранда тянулась от одного угла дома до другого. Только перила еще не были доделаны. — Стук топора приглушит крики Моры. А к тому времени когда ты доделаешь перила, все закончится.

Закончится! Куинн потянулся еще за одним стаканчиком виски.

— Я не могу ждать, когда все это закончится, — пробормотал он. Присутствующие захихикали.

Он не видел в этом ничего забавного. Мора лежала там, в спальне, мучаясь от адской боли, и ничего с этой проклятой болью нельзя поделать. Он в ответе за то, что сейчас с ней творится, но ничем не может ей помочь, ничем, не говоря уж о том, чтобы положить конец ее мучениям.

Беспомощность тяготила Куинна Лесситера больше всего. Он не чувствовал себя таким беспомощным с самого детства, когда был мальчиком и…

Но он не позволил себе думать о прошлом, о том, как страдала его мать. Эти страдания ей доставил садист, и они закончились смертью. Куинн напомнил себе: то, что сейчас переживает Мора, — это естественно, это ради жизни, и в результате этих мучений явится на свет новая прекрасная жизнь.

Дитя. Невиданное дитя, рожденное от его и ее плоти, от его и ее крови. Дитя, которое будет жить с ними в этом доме, на этом ранчо, на обширной, великолепной земле; дитя, которое сделает их счастье полным, совершенным, абсолютным.

Он не мог дождаться, чтобы увидеть его или ее, увидеть Мору, узнать, что с ней все в полном порядке.

— Долго еще? — Он загородил дорогу Серине Уолш, когда та спешила в спальню с охапкой чистых полотенец.

— Доктор Перкинс думает, что, может быть, час или два. Он сказал…

Она не договорила, ошеломленная выражением лица Куинна, которое стало пепельно-серым.

— Ну, ну, Куинн, успокойся, — повторяла Серина. В ее глазах светилось изумление. — Я видела, как ты осаживаешь хладнокровных убийц и делаешь это с улыбкой. А сейчас готов упасть в обморок. Ты ведь ее любишь, Куинн, не так ли? — тихо спросила она.

— Она для меня все, — просто ответил Куинн Лесситер. Серина смотрела ему в глаза и понимала, что его чувства искренни. Этот человек много пережил в своей жизни, видел жестокость, насилие, уродство и, насколько она его знала, умел сдерживать свои чувства; он не позволял себе привязаться к другому человеку, иначе ему не удалось бы выжить. И она удивлялась, что Куинн, словно одетый в броню, может чувствовать так сильно и глубоко.

Легкая зависть уколола Серину. Может быть, однажды, если ей повезет, она тоже найдет то, что нашел Куинн… Она откашлялась и кивнула ему с полной уверенностью.

— С ней все будет прекрасно.

— Так говорит доктор?

Серина помрачнела. Она ответила, пытаясь говорить как можно спокойнее:

— Доктор немного беспокоится из-за того, что у нее очень узкий таз, но считает, что все пройдет замечательно. Она ведь крепкая и сильная, ты сам знаешь. У нее железная воля, — добавила Серина. — Она ведь приручила тебя, да, Куинн? Укротила?

— Я должен ее видеть. — С отчаянием в голосе он бросился к спальне, и никто из присутствующих не посмел встать у него на пути.

Мора кричала, зажмурившись и стиснув веки от боли, разрывавшей ее на части.

— Еще немного, милая, еще немного, — оживленно говорила Эдна Уивер, накладывая холодный компресс на лоб Моры.

Доктор Перкинс стоял в шаге от кровати и обернулся на стук открываемой двери.

— Мистер Лесситер, — начал он, — зря вы…

Но Куинн уже подошел к постели жены. Мора казалась крошечной и беззащитной, как ребенок, на широкой дубовой кровати, которую он привез из Сент-Луиса. Он коснулся ее щеки, Мора вздрогнула.

— Куинн, у тебя все хорошо? Ты ужасно выглядишь…

— А-а!..

— Мора! О Господи! — Грудь у Куинна разрывалась. Крик Моры пролетел через всю залитую солнцем спальню и отразился эхом от стен и воздушных белых занавесок. Ледяной пот выступил у него на лбу. — Вы можете как-то облегчить ее мучения? — спросил Куинн доктора Перкинса требовательным тоном. И толстяк-коротышка доктор Перкинс не знал, кто больше нуждается в помощи — его пациентка или ее муж с лицом серого цвета.

Но прежде чем доктор ответил, Эдна Уивер энергично взяла Куинна за плечо.

— Да, сэр, это возможно. Вот оно, это средство… — Эдна уверенно подтолкнула его к двери. — Оставить ее и уйти отсюда — самое лучшее в данном случае.

Элис Тайлер стояла у стола над горшком с горячей водой и спокойно разглаживала полотенца. Она сказала ровным голосом:

— Море незачем волноваться о вас в такое время, Куинн. — Ее голос звучал мягко и убедительно. — Если вы упадете в обморок — а именно это выкинул Джим во время появления на свет нашего первенца, — от вас не будет никакого проку.

— Это истинная правда. — Эдна открыла перед ним дверь. — Дайте бедной девочке сосредоточиться на своем деле. Идите и напейтесь, как это делал Сет, когда появлялись на свет наши трое детей. Ступайте!

— На своем деле? Что вы имеете в виду? Это и мое дело тоже! — отчаянно спорил Куинн, но, когда он оглянулся и увидел лицо Моры, искаженное болью, его храбрость улетучилась. — Я… мне надо достроить веранду, — стиснув зубы, произнес он.

Серина шла за ним по пятам, подталкивая к двери.

— Отличная мысль, дорогой. Пойди поработай на веранде.

— Я люблю тебя, Мора! — бросил он через плечо, но его жена уже стиснула зубы и крепко зажмурилась, готовая снова закричать, а Куинн Лесситер выбежал из спальни прежде, чем это мучительный вопль пронзил ему уши и сердце.

Однако он услышал его, когда дверь за ним со стуком закрылась. Куинн помчался на веранду, он хотел схватить молоток и колотить им, колотить, колотить…

Мора откинулась на подушки. Она слышала успокаивающий голос Элис Тайлер и ободряющие слова Серины и Эдны. Она приготовилась к следующей схватке, напоминая себе, что эту пытку она переносит во имя того, чтобы держать на руках свое дитя. Тот миг должен быть настоящим чудом, и она ждала его с нетерпением, цепляясь за свою цель с надеждой изо всех оставшихся сил.

Но она знала и еще кое-что, когда мучилась и прерывисто дышала: здесь, прямо в этой комнате, совершалось еще одно чудо в ее жизни, помимо рождения ребенка. Здесь завязывался узел дружбы, соединивший трех женщин — Серину, Эдну и Элис — с ней, с Морой, и это тоже было чудо из чудес.

Столько всего случилось в ее жизни начиная с тех ужасных весенних дней, когда насилие угрожало всем обитателям Хоупа. С тех пор как банда Кэмпбеллов исчезла, городок процветал, разрастался, дела в нем шли бойко. Несколько новых семейств, включая родственников и друзей здешних обитателей, переехали в Хоуп, устроились и открыли свое дело. Работала новая мельница, пекарня и компания грузовых перевозок; открылся тир, а у Серины при пансионе появилась чайная.

После того как Эдна и Элис узнали, что Серина отдала Море «дерринджер» для защиты от бандитов, они пересмотрели свое решение о ее участии в их кружке и пригласили Серину Уолш в свою компанию.

— Я знаю, это из-за того, что вы им сказали во время Майского бала у Тайлеров, — говорила Серина, когда она приехала на ранчо, чтобы вернуть Море ее шкатулку для украшений, которую Эллерс ей подарил. В полиции ей сообщили, что шкатулка была украдена у Моры Лесситер. — Я слышала, вы меня защищали от нападения тех трех ханжей. Я это ценю. Я могу вас назвать истинной леди. Куинн… — Она умолкла и пожала плечами. — Куинну чертовски повезло. Он везучий. И не думайте, Мора, что он этого не знает.

— Так вы намерены присоединиться к нашему кружку? — поинтересовалась Мора. — Я очень надеюсь, что вы согласитесь, Серина, — сказала она и на самом деле так думала.

— Может, да, а может, и нет. — Серина пожала плечами. — Но если они думают, что я собираюсь бросить курить сигары, то пусть еще раз хорошенько поразмыслят, приглашать меня или нет!

Она стала посещать занятия в кружке, правда, с сигарами не рассталась. Но никто не осуждал и не порицал ее за это; остальные женщины, казалось, совершенно не возмущались этим пристрастием Серины Уолш. Она часто говорила и делала такое, что они могли только представить себе, но не рискнули бы совершить. Во всяком случае, подобно Море, они принимали Серину такой, какая она есть: трудолюбивая женщина, которая сама прокладывала себе путь в этом меняющемся мире.

За несколько дней до того, как пробил ее час, Мора лихорадочно трудилась над распашонками и одеялом для младенца, а Куинн не только смастерил красивую колыбель, но и начал строить веранду, о которой она мечтала с самой первой минуты, как увидела этот домик у ручья. Казалось, энергия ее мужа была неиссякаемой, в то время как ее собственной становилось с каждым днем все меньше.

В ожидании родов они с Куинном смеялись, болтали, строили планы на будущее и занимались любовью. Аура счастья окружала все в доме, который совсем недавно казался таким холодным и унылым. Теперь каждый укромный уголок в нем дышал любовью к семье, обитающей в этих крепких стенах.

Внезапная боль, гораздо сильнее прежней, пронзила Мору, и она закричала звериным, душераздирающим голосом. Доктор Перкинс повернулся к женщинам, находившимся в комнате.

— Я полагаю, настало время родить, — объявил он.

— Не знаю, сколько я еще смогу… выдержать. — Мора задыхалась.

Элис стиснула ее руку.

— Все скоро закончится. И у тебя будет прелестное дитя. «Прелестное дитя». Мора мысленно повторяла эти два слова, корчась и задыхаясь от боли.

Скоро она возьмет на руки ребенка Куинна Лесситера.

— Ну поглядите-ка, — услышала она слова Серины, стоявшей у окна. — Эта Нелл Хикс говорила, что с радостью нам поможет. Я приставила ее к кофе и пирогу, чтобы она угостила каждого, кто томится в ожидании. И где она? Болтает с Лаки Джонсоном на берегу ручья!

Несмотря на ужасную боль, Мора слабо улыбнулась.

— Любовь важнее, чем кофе, Серина.

Эдна положила свежий холодный компресс на лоб Моры и состроила гримаску.

— Возможно. Но я уверена, что не важнее, чем пирог.

— Отпусти меня сейчас же, сию минуту! — Нелл было очень трудно увернуться от горячих и смущающих ее поцелуев Лаки, но она наконец уперлась руками ему в грудь и оттолкнула парня. — Я вернусь в дом — может, там нужна моя помощь.

— Сдается мне, миссис Лесситер родит своего ребенка и без твоей помощи, там и без тебя полно народу. — Лаки усмехнулся, схватил Нелл за запястье и притянул к себе. — Нам с тобой гораздо лучше остаться здесь и не болтаться под ногами у остальных.

— Но я обещала, что подам всем кофе с черничным пирогом, который испекла миссис Уивер. Так что перестань смотреть на меня коровьими глазами, Лаки Джонсон, и сейчас же отпусти!

— Я об этом подумаю, — многозначительно ответил Лаки. Потом его рот снова накрыл ее губы, а руки забродили по спине Нелл, устремляясь вниз, к бедрам.

— Даже не думай… ах… ах… делать это, — просила Нелл, но ее тон был неуверенным, она затаила дыхание, а ее руки теребили густые, освещенные солнцем волосы юноши.

— Делать… что?

Лаки целовал ее все крепче, и казалось, молния сверкнула в глазах влюбленных и опалила их юные тела. Когда наконец Лаки поднял голову, затуманенные зеленые глаза Нелл смотрели на него, а ее щеки нежно алели.

— Делать что… ты говоришь? — бормотал Лаки, глядя на Нелл с нежностью.

— П-позволь мне уйти… — опять прошептала Нелл, но ее руки обняли Лаки за шею, и слова прозвучали совсем неубедительно. — Ты на самом деле должен меня отпустить…

— Ты правда этого хочешь? — Он принялся осыпать ее лицо легкими поцелуями. Дрожь пробежала по телу Нелл.

— О-ох. Я думаю, да, — невнятно пробормотала Нелл и подставила Лаки свои губы. Он поцеловал ее особенным, ни на что не похожим, пьянящим поцелуем.

Ковбой был доволен собой. В минувшие несколько месяцев, начиная с той кровавой ночи на Скалл-Рок, он мог думать только о том, чтобы целоваться с Нелл Хикс.

— После того как мы поженимся, ты не станешь мне говорить ни слова против и я буду делать то, что хочу, — сказал он, поднимаясь вместе с ней с осенней травы и убирая прядь темных волос с ее лба.

— После того как мы… что?

— Ты слышала. После того как мы поженимся.

— Кто тебе сказал, что я собираюсь за тебя замуж, Лаки Джонсон? Я никогда не давала тебе даже самого малейшего повода так думать. Я… гм-ммм…

Она умолкла, потому что он опять толкнул ее на лужайку с отцветающими полевыми цветами и крепко прижал к земле. Они потерялись, утонули в тех чувствах, которые охватили обоих.

— Хорошо, надо об этом подумать, — прошептала Нелл в конце концов.

Мора беззвучно корчилась от боли. Солнце за окном сияло во всем своем великолепии, в комнате передвигались неясные фигуры, слышались тихие голоса. Но она отталкивала от себя все это, в ее мыслях было только одно: Куинн с ребенком на руках. Она удерживала перед собой это видение всеми силами, и наконец одним мучительным толчком это свершилось. Она услышала торжествующее фырканье доктора Перкинса и трубный голос Эдны, которая весело провозгласила на всю комнату:

— Девочка, Мора! И такая же красотка, как ты!

Крик младенца огласил комнату; он с негодованием расставался с уютным темным коконом, откуда его вытолкнули в яркий, светлый и абсолютно новый мир. Элис поспешно задернула занавески, когда доктор собрался перерезать пуповину.

— Пожалуйста, дайте мне ее подержать. — Мора протянула руки, не в силах унять волнение. Она не могла оторвать глаз от крошечного ребенка, пока Элис заворачивала дитя в пушистое желтое одеяло.

Когда Мора прижала драгоценный сверток к груди, она думала, что ее сердце вот-вот разорвется.

— О моя любимая, — бормотала она, уткнувшись губами в черный пушок на голове младенца. — Моя драгоценная, красивая, любимая. — Потом она подняла сияющие глаза. — Кто-нибудь скажет моему мужу, что его дочь хотела бы с ним познакомиться?

Тут дверь скрипнула, и в нее проскользнула раскрасневшаяся Нелл.

— Я только хотела посмотреть, как… О! Младенец! Вы уже разродились! — Девушка завизжала от радости.

Эдна строго сказала:

— Если ты хочешь сделать что-то полезное, найди нам ленту, прежде чем отец этой юной леди сюда войдет. Господи, да у этой крошки волос на голове больше, чем у иных годовалых детей. Разве Куинн не будет потрясен, увидев ее с лентами в волосах, когда его дочери всего одна минута от роду?

— О да, скорее! — радостно воскликнула Мора, прижимая ребенка еще крепче. Такая крошечная. Но какие большие, чудесные, удивленные глаза и маленькие цепкие пальцы. — Посмотри вон там, в корзинке для шитья, Нелл, — сказала Мора, а сама не могла отвести глаз от комочка, который она бережно держала перед собой, разглядывала крошечные пальцы на руках и ногах малютки. — Там есть где-то розовая лента, я помню…

— Я не вижу никакой ленты. — Нелл рылась в корзинке, перебирая обрезки тканей, вязальные спицы, катушки ниток и остро заточенные ножницы. — А вы уверены, что…

— Неси корзинку сюда, — нетерпеливо сказала Серина, не желая отойти от кровати ни на секунду. Как и другие женщины, она не могла насмотреться на прелестную крошку с черными волосиками на голове, взиравшую на мир удивленными глазами.

Нелл поставила корзинку у ножки кровати и вытряхнула все ее содержимое на покрывало.

— Здесь обрезки старой ленты, но, может, найдется какая-нибудь розовая или белая… А что это?

Она подцепила грязный коричневый мешочек из грубой ткани величиной с ее большой палец.

— Что это? — В удивлении Мора разглядывала мешочек. — Никогда его не видела, — сказала она, все еще не понимая, откуда он взялся и что в нем может быть.

Нелл отшвырнула свою находку.

— Не важно, это уж точно не розовая лента.

Когда она снова принялась рыться в корзинке, мешочек свалился с кровати на пол с глухим стуком, а потом раздался тонкий звон. Нелл и Мора наклонились и увидели шесть крошечных блестящих камушков, которые катились по полу. Только это были не камушки, а бриллианты. Мора ясно видела это, и ее глаза расширились от потрясения.

Нелл нагнулась и принялась их собирать.

— Бриллианты, — задыхалась она. — Их тут целых шесть. В комнате стало тихо-тихо.

— Я положила свою шкатулку для украшений в эту корзинку, когда шила себе платье для танцев, — медленно сказала Мора, в то время как младенец принялся с жадностью искать ее грудь. — И наверное, пропорола двойное дно ножницами или иголкой. — Никогда не видела этого мешочка, — бормотала Мора, все еще не до конца понимая, в чем дело.

— Это теперь не важно, — сказала Эдна. — Вы сможете себе сделать по-настоящему симпатичную безделушку, или заказать какую-нибудь необыкновенную одежду для этой крошки, или купить ей самого симпатичного в мире пони, если захотите.

Мора не хотела брать себе бриллианты, принадлежавшие убитой ее братьями женщине. Эти камни привели к смерти Джадда и Хоумера и едва не отправили на тот свет ее.

Мора вздрогнула и посмотрела на свою малютку дочь, чувствуя, как мир и покой снова возвращаются к ней.

— Кто-нибудь позовет Куинна? Пожалуйста, — тихо попросила Мора, когда Нелл снова опустила бриллианты в мешочек и положила его на стол.

Доктор Перкинс пошел к двери, но вдруг она сама распахнулась.

— Это ты, — улыбнулась Мора, увидев мужа. — Тебя-то мы как раз и ждали!

Куинн стоял бледный в тусклом свете спальни с занавешенными окнами. Его серебристо-серые глаза посмотрели на Мору, а потом на младенца, прижавшегося к ее груди. Он не мог ни говорить, ни двигаться. Он замер на месте, потом наконец к нему вернулся дар речи и он спросил нетвердым голосом:

— Как вы себя чувствуете? У вас обеих все хорошо?

— Лучше и быть не может. Подойди познакомься со своей дочерью. — Гордостью и любовью сияла улыбка Моры, когда муж осторожно, даже почтительно, подошел к кровати.

— Гм, я думаю, следует оставить гордых родителей одних. — Доктор Перкинс откашлялся. Женщины поддержали его и, не говоря ни слова, вышли за ним следом, плотно закрыв за собой дверь.

Ноги едва держали Куинна, они стали какими-то ватными, но он ухватился за спинку кровати и поцеловал Мору в потный лоб, потом пристально посмотрел на очаровательную малютку и ее сморщенное личико.

Страх сковал его сердце и душу. Он чувствовал радость и возбуждение куда более сильное, чем от дюжины бутылок крепкого дешевого виски.

— Она красивая, — хриплым голосом заявил Куинн. — И ты красивая.

— Ты, должно быть, выпил. — Нежный смех Моры казался похожим на прикосновение тончайшего шелка к его туго натянутым нервам.

— Выпил? Я вкалывал как черт на веранде, пока вы тут развлекались. — Усмехнувшись, Куинн опустился на колени возле кровати. Он осторожно погладил пальцем щечку новорожденной. — Перила закончены. Все готово для вас, миссис Лесситер, все так, как вы хотели. Теперь вы можете сидеть на своей веранде в кресле-качалке и смотреть на звезды. — Он засмеялся.

— Замечательно, приятно слышать. — Мора улыбнулась, глядя в глаза мужу. — Если еще и ты будешь наслаждаться этим вместе с нами…

— Только попробуй не пустить меня к вам!

Тронутая тем, что он вспомнил о ее давнем желании, которое она высказала, когда они только приехали сюда, на берег ручья, в этот дом, Мора пристально и с удивлением смотрела в глаза Куинна. Он запомнил, а ведь столько воды утекло с того времени… Она держала у груди свою новорожденную дочь, нежно прижимала ее к себе и видела, как неподдельная радость смягчает лицо мужа, каким теплым оно становится, лицо человека, которого она любит. А вокруг нее друзья и соседи, они собрались в ее собственном удобном доме, чтобы помочь ей при родах.

Это было все, о чем она мечтала и чего страстно желала всю свою жизнь.

— Я знаю, как мы должны ее назвать, — вдруг проговорил Куинн и потянулся к розочке из слоновой кости на шее Моры. — Роуз! Роуз Кэтрин Лесситер. Как это тебе?

— Звучит прекрасно, — прошептала Мора, когда Куинн наклонился и поцеловал ее.

Его губы прикоснулись к ней, такие теплые и сильные. Мора поняла, что теперь у нее есть абсолютно все, что может иметь для нее значение.

Позже она ему расскажет о бриллиантах, и они решат, как с ними поступить, а потом они будут думать о будущем. Сейчас же Мора хотела только одного — чтобы прекрасный поцелуй этого замечательного человека, эта потрясающая минута остались в ее сердце навсегда.