Кэтлин быстро прочитала текст, и сердце ее радостно забилось от вновь вспыхнувшей надежды. Закончив чтение, она оттолкнула стул и встала, а потом повернулась лицом к Уэйду Баркли.

— Как вы посмели утаить это от меня! — И, бросившись к нему, она помахала бумагой перед его носом.

— Это вас не касается, — нахмурился Уэйд. — Это предназначено для меня.

— Как это не касается? Здесь сказано, что вы — вы, мистер Уэйд Баркли, — можете по вашему усмотрению вычеркнуть пункт, требующий моего пребывания здесь в течение года. Если вы сочтете необходимым и приемлемым, то можете пренебречь этим и позволить мне продать мою долю вам в любое время!

— И что с того? — Он сжал челюсти. — Это ничего не значит, принцесса, потому что ваш отец упомянул об этом только на случай непредвиденных обстоятельств — какой-нибудь ситуации, которую не мог предвидеть, запасной вариант. Он не думал, что я этим воспользуюсь. Риз хотел, чтобы вы жили здесь, на ранчо, в течение года, и именно так и будет.

— Нет! Вы можете избавить меня от этого, и я требую, чтобы вы это сделали!

— Мисс Саммерз, — прервал их Эбнер Маккейн, осторожно положив руку ей на плечо. И вздрогнул, потому что она сбросила его руку, и глаза ее сверкнули.

— Никаких «мисс Саммерз»! Я спросила вас, нет ли какого-либо способа обойти завещание, и вы сказали, что нет. Вы мне солгали!

Он побледнел.

— Это не совсем ложь. Это был частный пункт, предназначенный только для мистера Баркли.

— Хорошо, теперь я узнала о нем, так что вы можете продолжать… начните оформлять документы о покупке. — Мысли Кэтлин понеслись галопом. Значит, она все же сможет уехать сегодня! — Мне нужно знать, какова реальная рыночная стоимость моих сорока процентов — то есть я надеюсь, что вы мне это скажете!

С уязвленным видом поверенный отступил на шаг, потом снова заговорил, пытаясь убедить ее в своей честности и неподкупности, но Уэйд прервал его:

— Маккейн, вы можете идти.

— Идти? Н-но я не кончил. Дело далеко не улажено…

— Нет, черт побери. Улажено. Она останется. На год. Именно так, как этого хотел Риз, хотя я, хоть убей, не понимаю, зачем ему это было нужно.

— Он хотел помучить меня! — воскликнула Кэтлин, охваченная злостью. — Это единственная возможная причина, по которой он вставил такое чудовищное условие…

— Нет-нет, мисс Саммерз. — Вид у Маккейна был потрясенный. — Ваш отец очень заботился о вас. Ему хотелось, чтобы вы устроили свой дом здесь, на ранчо «Синяя даль», и научились любить его так же, как любил он. Я это знаю наверняка, потому что именно так он мне сказал, когда я составлял завещание.

Кэтлин прекрасно знала, что отец ничуть о ней не беспокоился, — это доказывали его поступки в течение того времени, что она прожила на востоке.

— Поздновато для меня начинать чувствовать себя здесь как дома. — Голос Кэтлин дрогнул. Все эти годы, когда ей страшно хотелось побывать у отца, приехать на ранчо «Синяя даль», он не хотел предоставить ей такую возможность — и вот теперь, под конец своей жизни, пригласил ее и обозначил свою волю так, что ей придется против своего желания поселиться здесь, когда его уже нет на свете.

Но ему не удастся заставить ее. Не совсем, не полностью. Слава Богу, нашлась спасительная оговорка.

Стараясь говорить твердым голосом, она повернулась к Уэйду Баркли.

— Я знаю, что из этого ничего не получится. Если я поселюсь здесь, жизнь каждого из нас станет невыносимой. Почему бы вам не согласиться с этим пунктом насчет непредвиденной ситуации и не избавить нас обоих от множества неприятностей?

— Да никогда в жизни, золотце. Алмазно-синие глаза впились в ее лицо.

— Я уважал Риза, когда он был жив, и я, черт возьми, буду уважать его волю теперь, когда он… ушел. — Он словно не мог выговорить слово «умер». На щеках его заходили желваки. — Лично мне наплевать, что вы сделаете — останетесь или уедете. Но если вы хотите иметь либо ежемесячное пособие, либо деньги за вашу долю ранчо, которые получите через год, то должны остаться. Выбора у вас нет.

Ну уж нет, у нее есть выбор! Кэтлин на миг замерла, потому что в голове у нее мелькнула мысль, прекрасная, чудесная мысль. «Нет, мистер Уэйд Баркли, — подумала она победоносно, — у меня есть выбор». Внезапно у нее возник совершенно другой вариант — новый план, который не мог не сработать, но сообщать о нем Уэйду Баркли она не собиралась.

Он сам скоро все узнает.

Кэтлин отвернулась от Уэйда и обратилась к поверенному. На этот раз тон ее был бодрым и вежливым, но не более того.

— Благодарю вас за потраченное время и за то, что вы все так досконально мне объяснили, мистер Маккейн. Это все — пока что.

Вид у него был удрученный, но говорить больше было не о чем. Кэтлин проводила его и, вернувшись в гостиную, обнаружила, что Уэйд ушел в кабинет. Она тоже пошла туда и, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, увидела, что он раскрыл гроссбух в кожаном переплете.

— Что это такое?

— Счета ранчо, — холодно ответил он, не глядя на нее.

— Хм. — Она подошла к нему с неслышной грацией кошки. — Мне хотелось бы просмотреть их, когда вы закончите, — спокойно сказала она.

Он не взглянул на нее, но высоко вскинул брови. Эта чертова девица была такой красивой и невинной, но его ей не одурачить. Она явно что-то задумала.

— А что вы знаете о бухгалтерских книгах, мисс Саммерз?

— Дело в том, что в Филадельфии я посещала одну из лучших школ для молодых женщин, — весело сообщила она. — Я получила там превосходное образование и была особенно способна к арифметике. — Кэтлин подошла к столу, положила ладонь на середину бухгалтерской книги и немного наклонилась. — Я считаю, что поскольку я — совладелец этого ранчо, мне нужно всесторонне изучить скотоводство. Я решила начать с финансовой стороны дела. Потом, разумеется, я хочу опросить всех тех, кто работает здесь.

— Опросить всех? — Она чуть не усмехнулась, настолько испуганным стало выражение его лица. — Зачем?

— А что, если мы нанимаем больше людей, чем требуется? А что, если можно уволить нескольких человек и сэкономить деньги на жалованье? А что, если кое-кто плохо выполняет свои обязанности? — Она изящно пожала плечами. — Кто знает, что я могу обнаружить? Всегда есть место для усовершенствования — таков мой девиз.

— Черта с два, не всегда!

— Мистер Баркли, вы сомневаетесь в моих словах?

Уэйд резко захлопнул книгу и вскочил со стула, двигаясь с ловкостью и быстротой, удивительной для такого крупного человека.

— Не пройдет, — сказал он, приблизившись к ней вплотную.

— Что не пройдет? — Ей захотелось отпрянуть — таким он казался внушительным, но она подавила это желание.

— Что вы там задумали?

— Вы никогда не догадаетесь о том, что я задумала, — пробормотала она с лукавой усмешкой. Уэйд заметил в ее колдовских зеленых глазах решительный блеск еще до того, как она повернулась к двери, и его охватило ощущение надвигающихся неприятностей.

Он смотрел ей вслед, не в состоянии оторвать взгляд от соблазнительного изящного покачивания ее бедер.

Проклятие, она что-то задумала! Что-то такое, что ему не понравится. Но что?

Обойдя письменный стол, он снова взялся было за счета, но потом отшвырнул книгу, подошел к окну и уставился на долину, которую знал так же хорошо, как свое собственное имя.

Пейзаж, бескрайний и величественный, как-то успокоил его, вернув душевное равновесие. Это ранчо, место, которое он так любит, с его травами и закатами, горами, поросшими соснами, значили все для Риза и все — для Уэйда. Его брат Ник родился с жаждой странствий в крови и так и не смог осесть на одном месте, а Клинт стал юристом в городе, избрав свой путь таким образом. Ранчо «Синяя даль» всегда будет их домом, но не в том смысле, как для Уэйда, — для него ни одно место на земле не было так красиво, волнующе и исполнено значения, как эти необъятные просторы Вайоминга.

А теперь в его любимую долину вторглась эта избалованная женщина, слишком несерьезная, чтобы оценить, какое сокровище она получила. Особа, желающая только одного — продать свою часть и уехать.

«Зачем тебе так нужно было, чтобы она жила здесь, Риз? — размышлял Уэйд, глядя, как косуля с детенышем прыгают через ручей и исчезают в зарослях кустарника. — Ее матери не хотелось жить здесь, и она разбила тебе сердце, а дочка ничуть не лучше. Я должен отпустить ее. Пусть уезжает».

Поднялся ветер, ворвался в открытое окно и перевернул страницы счетной книги. Уэйд усмехнулся. «Не беспокойся, старина! Я этого не сделаю. Пусть плачет, умоляет, кричит, угрожает или пытается подкупить меня всеми деньгами, какие есть на свете, я не поддамся. Я дал тебе обещание присмотреть за ней, и я его сдержу».

Но это будет чертовски трудное дело — и чертовски долгий год.