Она сбилась с пути. Казалось, они бродят уже несколько бесконечных часов, умирая от жажды. Да, она заблудилась в этих холмах и в бизоньей траве среди техасского ада. Грудь Мэгги вздымалась от молчаливых сдерживаемых рыданий, пока она несла Абигейл в занемевших руках.
Услышав рядом с собой какой-то звук, она взглянула вниз. Регги со стоном опустилась на землю, шляпка упала ей на лицо.
– Регги! – с трудом прошептала она: губы слиплись и потрескались. – Мы должны идти, должны найти доктора.
Регина неподвижно лежала в траве, как брошенная кукла. Она безучастно отвернулась от Мэгги.
Мэгги посмотрела на Абигейл. Девочка уже давно потеряла сознание. Ее спутанные черные волосы свисали, как шелковые кисти, обрамляя блестящее от пота лицо. Кровь пропитала повязку на голове.
Она умирает!
Мысль явилась как призрак, холодный и страшный. На мгновение Мэгги представила себе Сойера: вот он возвращается домой, чтобы похоронить жену и дочерей. Они никогда не доберутся до ранчо Бенсонов, теперь она знала, что не доберутся. Она ошиблась и пошла не в ту сторону, скоро она тоже упадет, и они втроем останутся лежать под топазовым солнцем.
«И тогда, – подумала Мэгги с содроганием, – тогда прилетят грифы». Она уже видела их тени на траве – танцующие тени, исполняющие гротескный танец смерти. Они кружились в небе, издавая зловещие крики, наблюдали за ними и ждали. Они спустятся и сожрут их. Мэгги закрыла глаза и покачала головой. Нет, она этого не допустит!
Регина слишком измождена, чтобы сделать еще хоть один шаг, однако она умрет от солнечного удара, если останется на солнцепеке. Есть единственный способ спасти ребенка! С большим трудом Мэгги опустилась на колени.
– Регги… Регги, забирайся ко мне на спину. Я понесу тебя.
Она не чувствовала под собой ног. Наконец, когда маленькие ручонки Регги обхватили ее шею и она почувствовала вес ребенка на своей спине, она распрямилась, держа Абигейл на руках. Она пыталась забыть о жажде, которая мучила ее, о невыносимой жаре. Устало оглядываясь вокруг, она видела только пустынную золотисто-зеленую равнину, над которой висело марево. Никаких признаков жизни.
– Думаю, сюда, – прошептала она больше для себя, чем для девочек, которые уже не слышали ее, и пошла вперед, согнувшись под бременем двойной ноши.
Она все шла и шла, мимо мескитовых деревьев и зарослей дельфиниума по потрескавшейся земле, твердой и сухой от солнца. Все расплывалось перед глазами. Веки, ноги и руки стали будто свинцовыми. Она думала о Джоне, спящем в своей колыбельке на ранчо. Он скоро проснется и потребует материнского молока. Думала об Эбби и Регине – ведь у них впереди должна быть целая жизнь. Думала и о грифах, и о белых костях, блестевших под безоблачным небом. Она дрожала от усталости и страха.
Один раз она чуть не упала, но сумела удержаться на ногах и продолжала идти, считая шаги. Она придумала для себя что-то вроде безумной игры. Вот еще двадцать шагов, и она увидит впереди ранчо Бенсонов. Когда через двадцать шагов она ничего не увидела, кроме травы, деревьев и поднимавшихся вверх холмов, то поборола отчаяние и начала сначала. Еще двадцать шагов, она поднимется на холм и увидит вдали развилку. Через двадцать шагов она снова сказала себе, что уж теперь точно осталось двадцать шагов. Так она шла, с трудом переставляя ноги, задыхаясь, пока не поняла, что не может сделать больше ни единого шага. Тогда она взглянула на окровавленную повязку на голове ребенка, которого держала на руках.
– Еще двадцать шагов, – хрипло прошептала она. И пошла дальше под палящим солнцем.
Хэтти Бенсон вдохнула аппетитный запах яблочного пирога. В такую жару лучше всего съесть яблочный пирог. Как только он немного остынет, она выйдет на веранду и будет наслаждаться. Она смочила водой салфетку и протерла свое полное потное лицо и шею. Было около полудня – самое жаркое время дня, и делать ничего не хотелось, разве что посидеть немного на веранде, обмахиваясь веером. В доме стояла непривычная тишина – мужчины должны вернуться после продажи скота не раньше чем через месяц. Она очень скучала по Биллу и сыновьям, но, как убеждала себя Хэтти, направляясь к двери на веранду с салфеткой в руках, она и отдыхала – ведь готовки, стирки и уборки стало значительно меньше. Когда она открыла дверь, ее охватил поток раскаленного воздуха. Застонав, она опустилась в кресло в углу веранды. С приятным чувством она снова протерла прохладной влажной салфеткой шею, промокнула щеки и виски и выжала последние капли воды в вырез платья. Как хорошо сидеть здесь в тени и не двигаться. Она пожалела, что не догадалась взять с собой ведро воды, чтобы опустить в него ноги, но теперь ей было лень встать и пойти за ним. Удовлетворившись тем, что у нее есть влажная салфетка и кресло-качалка, она прикрыла глаза от слепящего, жестокого техасского солнца.
Она уже почти уснула, когда до ее слуха донесся странный шелестящий звук. Она выпрямилась и тревожно осмотрела двор, пытаясь разглядеть, что нарушило сонную полуденную тишину. Она козырьком приложила руку к глазам и прищурилась, увидев странную фигуру, приближавшуюся к колодцу.
– Что за… – пробормотала она, приподнявшись с кресла, и тут ее пронзил ужас. В тот же миг она сбежала с веранды и помчалась через двор, забыв про усталость и палящий зной.
Мэгги брела вперед, наполовину ослепшая от солнца и усталости. Мышцы на спине и в руках болели так, что от этой боли на глазах выступили бы слезы, если бы в ее теле осталась хоть капелька влаги. Она в отчаянии чувствовала, что уже падает на землю, падает… Но стоит ей опуститься, она больше не поднимется. А ей нужно… во имя Эбби, Регины, Джоны… не останавливаться! Еще двадцать шагов…
– Мэгги Блейк? О Боже!
Мэгги упала на колени, кто-то взял Эбби из ее рук, Регина сползла с ее спины на землю. С губ ребенка сорвался тихий стон.
– Амелия? – Мэгги с умилением смотрела на женщину, стоявшую перед ней и прижимавшую к груди Эбби. Ее охватила такая радость, такая благодарность, что она чуть не задохнулась. Затуманенным взором она рассматривала Амелию: любимое морщинистое лицо, белый узел волос. – О, Амелия, слава Богу, что ты здесь. Помоги Регги. Она хочет пить. И Эбби тоже. Она выпала из коляски и ударилась головой. И мне кажется, у нее сломана рука.
– Я унесу Эбби в дом, а потом вернусь за Региной. И за вами, – отчетливо произнесла Амелия, унося Эбби.
– Не беспокойся обо мне, я могу идти, – прошептала Мэгги в пустое пространство. Она хотела посмотреть, куда идет Амелия, но не могла поднять голову. Тут она снова услышала стон Регины.
– Все хорошо, дорогая. Амелия нам теперь поможет. – Она произносила слова, но с ее губ не сорвалось ни звука. Трава ласкала ее щеку, солнце припекало затылок. Мэгги хотела сесть, но когда пошевелила головой, весь мир вокруг вдруг закружился, превращая траву, деревья и солнце в ошеломляющий калейдоскоп оранжево-золотисто-черного цвета. А когда все вокруг стало черным, она погрузилась в эту тьму, в холодную пучину и больше не чувствовала ни ветра, ни травы, ни солнца.
* * *
– Выпейте, но немного. Вы заболеете, если не будете сдерживаться некоторое время. – Хэтти Бенсон наблюдала за тем, как Мэгги жадно пила воду из тонкого кувшина. – Достаточно, – резко сказала она, забрав кувшин.
Мэгги лежала на высоких вышитых подушках на диване, набитом конским волосом, в доме Бенсонов. К ее лбу кто-то прижимал мокрую салфетку.
– Где Эбби и Регина? – По мере того как к ней возвращалась память, ее начала охватывать тревога. Она попыталась подняться, но, почувствовав неожиданную слабость, снова откинулась на подушки. Она все еще смертельно хотела пить, кожа горела и казалась покрытой волдырями, а руки болели так, как будто их жгли огнем. Она посмотрела на круглое, спокойное лицо Хэтти, разглядывающей ее из кресла. – Вы послали за доктором? Рука Эбби…
– Вам не стоит беспокоиться. Я наложила хорошую шину. И рана на голове перестала кровоточить, порез оказался не таким уж глубоким. Бедная девочка сейчас спит – если говорить точнее, они обе спят в кроватях моих сыновей. Но скажите, Мэгги Блейк, как вы попали в прерию с этими двумя девочками в такой денек? Вам троим очень повезло, что вы остались живы.
– Знаю. – Мэгги убрала с глаз упавшую прядь волос и потянулась за кувшином с водой. – Мне нужно еще немного.
Хэтти молча подала ей кувшин.
Мэгги пила медленно, вспомнив о последствиях, которые ждут человека, выпившего слишком много воды после дня, проведенного в жаркой пустыне. Но вода была такой вкусной, холодной и сладкой, чистой, как снег… Она с усилием оторвала кувшин от губ и встретилась со строгим взглядом Хэтти. Потом рассказала, что случилось с ними по пути в город.
– Разумеется, было глупо с моей стороны ехать в такую жару, – закончила она. – Как подумаю о том, что могло случиться…
– Девочки заслуживают хорошей порки за то, что начали драться за фляжку, как глупые щенки койота, – заметила Хэтти. – Но полагаю, они и так достаточно наказаны, – снисходительно согласилась она, когда Мэгги попыталась ей возразить. Хэтти некоторое время молча рассматривала ее, изучая растрепанные рыжеватые волосы, из которых выпали все шпильки, обожженные солнцем щеки и потрескавшиеся губы. Глаза Мэгги покраснели и воспалились.
– Вы сделали доброе дело, Мэгги Блейк, – сказала наконец Хэтти и кивнула. – По-настоящему доброе, – повторила она. – Не знаю, как вам, такой хрупкой женщине, удалось пронести их такое расстояние и в такую жару! Это настоящее чудо, но я видела его своими глазами!
– Я сделала то, что должна была сделать.
– Однажды я проехала двадцать миль в метель, чтобы отвезти моего Джо к доктору. – Хэтти покачала головой. – Мы оба чуть не замерзли в пути, но мы сделали это! – Ее глаза встретились с глазами Мэгги, и впервые с того дня, как Мэгги познакомилась с ней, лицо Хэтти смягчилось и на нем появилось некоторое подобие искренней улыбки.
– Вы должны остаться здесь и отдохнуть, а я позабочусь о ваших малышках. Они молоды и полны сил. Они без труда выкарабкаются.
– Миссис Бенсон. – Мэгги села, почувствовав, как у нее засосало под ложечкой, когда она увидела, как далеко продвинулось солнце на запад. – Уже поздно, мне нужно домой. Мой сын уже должен проснуться, и его надо покормить.
Хэтти Бенсон уже направлялась к лестнице, ведущей на второй этаж. Она обернулась и кивнула Мэгги:
– Не беспокойтесь, дорогая. Я отвезу вас домой. Мы устроим удобную постель для Эбби в моем фургоне, и я дам ей несколько капель виски, чтобы она спала и не чувствовала боли в руке от тряски. Положитесь на меня, и я мигом доставлю вас обратно в Тэнглвуд.
Когда на небе появились первые отблески заката, Мэгги подумала о том, что ей самой пригодилось бы немного виски. Она закрыла глаза от боли, пронизывающей ее уставшее тело. И все-таки она радовалась. Все могло быть гораздо хуже.
Жаркая черная ночь окутала Тэнглвуд, когда Мэгги проснулась и решила взглянуть на детей. Она зажгла свечу и в ночной рубашке, раздувавшейся от душистого летнего ветерка, направилась в детскую. Джона крепко спал. Личико его сияло спокойствием в свете звезд, проникавшем в комнату через окно. Он похож на херувима! Мэгги залюбовалась сыном; ее наполнил трепет оттого, что человеческое существо может быть таким маленьким и уязвимым. Сердце защемило от любви к нему. Регина сбросила одеяло, ее ночная рубашка сбилась. Мэгги решила, что Абигейл будет лучше, если она останется одна в большой кровати, в которой девочки обычно спали вместе, ведь Регина могла во сне навалиться на сестру и придавить ей больную руку. Она наклонилась и поцеловала Регги, которая тут же заерзала, причмокнула во сне и снова затихла.
В спальне с розовыми занавесками Абигейл лежала на спине на широкой кровати под пологом. Ее худенькое серьезное личико дышало безмятежностью, длинные черные ресницы казались шелковой бахромой. Чистая белая повязка на голове составляла странный контраст с ее обожженным на солнце лицом и густыми, черными как смоль волосами.
– Я едва не потеряла тебя сегодня. Боже, как я испугалась! – прошептала Мэгги, на миг вспомнив, как Эбби безжизненно висела в ее руках, истекающая кровью. Маленькое стройное тело девочки напряглось, ресницы затрепетали, и Мэгги поняла, что Эбби не спит, а только притворяется, причем довольно успешно.
– Эбби. – Она поставила свечу на ночной столик и опустилась перед кроватью на колени, ожидая, когда девочка откроет глаза. – Эбби, я знаю, что ты не спишь. Почему? Может, тебе мешает шина? Что для тебя сделать?
Эбби открыла глаза и робко посмотрела на Мэгги.
– Хочешь пить? – Мэгги потянулась за кружкой и кувшином, которые стояли на подставке, но Абигейл остановила ее:
– Я ничего не хочу.
«От тебя». Мэгги угадала невысказанные слова. Она поставила кувшин и кружку обратно на столик и пристально посмотрела на девочку.
– Наверное, ты думаешь, что теперь, когда ты спасла меня, я обязана быть хорошей и… любить тебя, – прошептала Эбби.
– Нет, – мягким голосом возразила Мэгги, не отрывая зеленых глаз от неприязненного личика с дрожащими губами. – Я совсем так не думаю. Я лишь благодарна судьбе, что с тобой все в порядке.
– Потому что мой папа очень рассердился бы, если бы он вернулся и узнал, что я умерла.
– А как ты думаешь, твой папа обрадуется, когда увидит, что за то время, которое мы провели вместе, мы так и не сделали ни шагу, чтобы стать друзьями?
Эбби отвернулась, но Мэгги видела, что она закусила губу.
– Мне все равно.
– А мне кажется, тебе не все равно, Абигейл. Мне кажется, ты хочешь быть счастливой, хочешь, чтобы Тэнглвуд был настоящим домом для всех нас. И так может быть! Все зависит от тебя. Если бы ты только попыталась!
– Ты мне не мать! – Эбби резко села в постели, невзирая на боль, ее лицо исказилось от злости. – Регги забыла нашу маму, потому что она маленькая и глупая, но я не забыла, и мне нужна она! Ты мне не нужна! Ты никогда не станешь моей мамой!
Она вдруг заплакала, всхлипывая от отчаянной душевной боли, которую может испытывать только ребенок, лишившийся матери. Мэгги поднялась с колен, осторожно села на край постели и, обняв девочку, прижала к себе.
– Я знаю, Эбби, знаю, – шептала она снова и снова, покачиваясь вместе с ней, следя за тем, чтобы не задеть больную руку, но пытаясь утешить и согреть своей любовью маленькую дрожащую Эбби. – Я не хочу занять в твоем сердце место мамы, Эбби. Я ведь знаю, этого никогда не случится, да и не надо. Просто позволь мне быть твоим другом и помочь тебе. Ну пожалуйста, – говорила она Эбби, прижавшейся к ней и спрятавшей личико у нее на плече, так что вся ее ночная рубашка промокла от слез, – пожалуйста, дай мне шанс стать твоим другом. Это все, чего я прошу.
Прошло немало времени, прежде чем судорожные рыдания Эбби стихли и поток слез иссяк. Мэгги ласково гладила ее по спине.
– Тебе нужно поспать, – сказала она, опуская девочку на подушку. Эбби выглядела больной и изможденной. Но когда Мэгги протянула руку к свече, стоявшей на ночном столике, девочка с удивительной силой схватила ее за запястье.
– Не уходи! – воскликнула она. – Останься со мной… пожалуйста! – В покрасневших глазах Эбби застыла мольба.
В сердце Мэгги зародилась ответная нежность. Она чувствовала, какое отчаяние владеет этим одиноким, несчастным существом. К тому же не в ее характере было держать зло на Эбби, из-за которой чуть не произошло несчастье. Она пододвинула стул и села рядом. Взяв девочку за руку, она сквозь слезы улыбнулась ей:
– Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь.
В этот миг, словно искра, между женщиной и девочкой зародилась надежда. Для них начиналась новая жизнь.