В следующий раз он навестил Фергюсонов в пятницу. Не очень-то осторожный шаг с его стороны, но он не мог выбросить Корделию из головы.

Дверь открыла горничная, а не дворецкий с бакенбардами, и сразу пошла посмотреть, дома ли миссис Фергюсон, а он остался в холле, смущенно теребя шляпу. В гостиной послышались голоса; Стивен через весь холл бросился туда и чуть не налетел на горничную, которая, стоя к нему спиной, докладывала хозяйке о его приезде.

– Прошу прощения, – пробормотал он, глядя поверх ее головы на Корделию. – Виноват, миссис Фергюсон, но мне послышалось, будто ваша горничная предложила мне следовать за ней.

– Ах вот что, – щеки молодой женщины покрылись легким румянцем. – Ничего, мистер Кроссли. Патти, можете идти.

Девушка подавила в себе раздражение и вышла. Стивен тотчас заговорил:

– Клянусь, я не собирался быть назойливым, но мне подумалось: ваш муж плохо себя почувствовал после сеанса, вот я и решил заехать, справиться, все ли в порядке.

В глубине души он злился, что непосредственность влюбленного делает его грубияном в ее глазах. Так ему никогда не завоевать ее дружбу.

Стивен обратил внимание на то, что на столе поверх бархатной скатерти постелена клеенка, а на ней рассыпаны какие-то медные и бронзовые колесики, шестеренки и перевернутый вверх дном деревянный футляр. Сама Корделия надела поверх кашемирового платья черный шелковый фартук с оборками.

– Спасибо, не беспокойтесь, – она хотела сказать, что у Брука болит горло, но ее что-то удержало. – Садитесь, пожалуйста, мистер Кроссли.

– Мне очень неловко: я помешал…

– Это всего лишь часы.

– Да, вижу. Что вы с ними делаете?

– Чищу.

– Странное занятие. Я бы сказал, оригинальное.

– Ну что вы… Кажется, пошел дождь?

– Так, слегка покапало. Должен признаться, я не разбираюсь в механике.

– Дядя Прайди пошел без пальто, – задумчиво произнесла Корделия и подошла к окну. В глазах сверкали затаенные огоньки.

– Боюсь, миссис Фергюсон, что, если вы не продолжите свою работу, мне придется откланяться, чтобы не мешать.

Она взяла в руки одно зубчатое колесико, радуясь предлогу не смотреть на гостя. Ей было ясно – с того самого вечера, – что этот красивый, много повидавший и на редкость энергичный молодой человек влюбился в нее – или вбил себе в голову, что влюбился. Надо быть слепой, чтобы не заметить. Корделия была в одно и то же время польщена, взволнована и не слишком уверена в себе.

– Я искала поломку, – объяснила она, – а когда нашла, то решила заодно и почистить. Нельзя держать хорошие старинные часы в таком состоянии.

– И в чем же оказалось дело? – он наклонился над столом и принялся рассматривать корпус из дуба и то, что казалось ему нагромождением колесиков, винтиков и шестеренок.

– В анкере. Он сильно изношен; от зубчиков образовались вмятины на кулачках, и он стал неправильно регулировать ход.

– Да? – удивился Стивен. – Ну, знаете, для меня это – китайская грамота. Покажите, пожалуйста, где это.

Корделия показала. Гость нагнулся над столом; их головы почти соприкоснулись. Он глубоко вздохнул.

– Надо же, какие крохотные зубчики! И вы утверждаете, будто от них-то и зависит ход часов?

– Да. Нужно завести.

– Какая малюсенькая!

– И тем не менее от нее зависит амплитуда маятника.

– А эти маленькие штучки?

Корделия начала объяснять, но вдруг заподозрила, что он не слушает, и смолкла. Их взгляды встретились.

– Миссис Фергюсон… Откуда вы все это знаете?

– От отца. Он охотно мастерит и ремонтирует часы.

– Это его хобби?

– А также источник средств к существованию.

– Должно быть, он удивительный человек.

– Вы правы.

– Он живет далеко?

– Нет, всего в миле отсюда.

– Вы его часто навещаете?

– Довольно часто, а что?

– Мне бы хотелось с ним познакомиться. Может, возьмете меня как-нибудь с собой?

– С удовольствием, – и это было правдой. Корделия еще не встречала никого, похожего на Стивена Кроссли. А он все с тем же неотразимым обаянием продолжал атаку.

– Ваш муж дома?

– Нет, он редко возвращается раньше шести.

– Извините. Я не знал, что он каждый день ездит на работу. Надеюсь, мы увидимся в понедельник, – Стивен медленно отошел к окну. – Как, должно быть, хорош этот сад летом. Правда, миссис Фергюсон?

– Могу я предложить вам чаю, мистер Кроссли?

Ему не хотелось тратить время на чай.

– Нет, благодарю вас. Может быть, как-нибудь потом, когда вы не будете заняты и я смогу быть уверенным, что не оторвал вас от работы… Как вам понравился мсье Густав?

– Он произвел на меня сильное впечатление.

("Это был не ее голос, – твердил Брук. – И слова не ее. Даже если бы она могла воскреснуть, она не говорила бы так. Клянусь тебе, Делия!")

– Хотите еще раз побывать на спиритическом сеансе?

– Нет, не думаю.

– Мсье Густав покинул наши края. Но, может быть, ваши родные захотят устроить такой сеанс без его участия?

– Поговорите с Бруком. Я сильно нервничала. Такие вещи не для меня.

Стивен кивнул.

– Со мной вначале было же самое. Мсье Густав от вас в восторге.

– От меня? Но я с ним и двух слов не сказала.

– Дело не в словах. Просто он хорошо разбирается в людях. У него сложилось мнение, будто вас здесь недооценивают. Вы созданы для чего-то большего. Он ничего не имеет против вашей семьи, но утверждает, что ваши исключительные способности требуют, чтобы их развивали.

– Он действительно так сказал?

– Конечно – и не только это. Он превознес до небес вашу красоту – что не удивительно…

– Я вполне довольна своей жизнью, мистер Кроссли.

– Не сомневаюсь в этом. Действительно – почему бы и нет?

– И потом, – добавила Корделия, – у меня нет никаких выдающихся способностей.

– Вы их просто не осознали.

– Даже если бы они и были, я бы ни за что не захотела развивать их за счет… других людей. – Она улыбнулась. – Спасибо за ваш интерес ко мне. Увидимся в понедельник, да?

– Конечно, – серьезно сказал Стивен и взял ее руку. – Спасибо, что не прогнали меня, миссис Фергюсон. До свидания. Буду с нетерпением ждать понедельника.

И ушел, чуточку обиженный, прежде чем она успела вызвать горничную.

* * *

"Целых полтора года я прилагала усилия, чтобы стать одной из Фергюсонов. Верной женой. Почтительной невесткой. Старалась быть доброй и уравновешенной. Обуздывать свой нрав. Беспрекословно слушаться. Я приспособилась ко вкусам и привычкам мистера Фергюсона. Поездки в церковь – трижды по субботам и один раз в среду. Молитва в кругу семьи и моя собственная тайная молитва… Но до чего же странное чувство – когда на тебя вот так смотрят! Он ушел – осталась сухость во рту и слабость в коленях. Если существует спиритизм, то и магнетизм тоже. Пока я объясняла ему устройство часов, в меня словно проникла некая инфекция. А, чепуха, должно быть, заразилась от Брука… Сегодня утром холодная ванна мистера Фергюсона не была готова к сроку, и все чувствовали себя преступниками. Можно подумать, что мы только ради него живем и дышим! Ну почему он требует готовить ее в столь раннее время, в подвале, причиняя всем неудобства? Но ведь я давно, по собственной воле, смирилась со всеми его чудачествами – откуда же это возмущение? Нужно ли рассказывать о посещении мистера Кроссли – его никто не видел, кроме Патти? Нет, разумеется, нужно сказать, иначе возникнут подозрения…"

– Дорогой, – сказала она Бруку, – раз у тебя так сильно болит горло, тебе следовало бы съездить в Полигон. – В Гроув-Холле было не принято вызывать врача на дом: обычно больного везли на двуколке в Полигон, резиденцию доктора Берча. – Роберт пропишет тебе полоскание и микстуру.

– Само пройдет, – еле слышно возразил Брук. Несмотря на постоянные недомогания, он испытывал суеверный страх перед медиками, даже если врач был его школьным товарищем.

– Тогда ложись. Утром тебе станет легче. – И она вернулась к своим мыслям.

"Я не плохая дочь. Мама получила уйму красивых вещей для детворы. Тедди больше не работает помощником торговца тканями, а служит в страховой компании. Эстер помолвлена с Хью Скоттом. Папа… Пускай он не любит здесь бывать, зато я сама их часто навещаю и забочусь о них с мамой. Что же касается меня… Я сказала Стивену, будто довольна жизнью. Так оно и есть. Может быть, несчастлива, но довольна. Пусть даже я не испытываю радостного волнения… как сейчас… Может быть, это и есть счастье?"

– Мистер Фергюсон, – обратилась она к свекру, – я убедила Брука лечь в постель. После ужина отнесу ему немного овсянки.

– Вы правильно поступили, дорогая. "Отче наш…"

"Кажется, под конец я чем-то обидела Стивена. Он ушел такой грустный. Вдруг я его больше не увижу – после понедельника? Стану ли я жалеть об этом?"

– Аминь, – произнесла тетя Тиш. – Ах, Фредерик, тебе следовало бы меньше нагружать мальчика работой. Я знаю его лучше, чем ты.

– Он просто неженка, вот и все. Мне неприятно говорить такое о собственном сыне, но если бы он занимался физическими упражнениями, как я, это пошло бы ему на пользу.

В последнее время старик говорил о Бруке с неизменным кисловатым выражением. Похоже, он стал относиться к невестке лучше, чем к своей крови и плоти.

Тетя Летиция не отличалась особым тактом.

– Мальчику хуже с понедельника, с тех самых пор, когда затеяли эту дурацкую игру. Не надо было этого делать. Он такой впечатлительный! Помни об этом, Фредерик.

– На месте Маргарет, – вступил в разговор дядя Прайди, дожевывая пищу, – если бы мне удалось на минуту-другую вернуться с того света, я не стал бы даром терять время, сообщая то, что и так всем известно. Но она всегда отличалась своеволием. Опять же, равнодушие к музыке… – Он помахал в воздухе ножом и повернулся к Корделии. – Верный признак ущербности. Атрофия чего-то очень важного. Существенный изъян – как глазок в деревянной доске, только что не бросается в глаза. А посему…

– Я считаю, Том, – перебил его мистер Фергюсон, – что Корделии это нисколько не интересно.

– Совсем забыла, – сказала Корделия. – Здесь был мистер Кроссли.

– Вы с ним разговаривали?

– Несколько минут. Он заезжал узнать, как мы себя чувствуем после понедельника.

– Очень любезно с его стороны, – с какой-то двусмысленной интонацией произнес мистер Фергюсон.

– Он настаивает, чтобы мы ехали на концерт в его экипаже. По-моему, это ни к чему.

– Некоторые обожают носиться со своей услужливостью. Жалко, что я не могу поехать с вами. С утра придется отправиться в Олдхэм, а возможно, и заночевать там. Брук говорил?

– Нет. У него сильно болит горло. – Корделия посмотрела на свекра, пытаясь определить, не есть ли это одна из его дипломатических отлучек.

– Я полагаю, дядя Прайди будет рад меня заменить. Да, Том?

– Уже бегу, – откликнулся тот. – Тиш, передай мне кусок пирога.

Мистер Фергюсон никогда раньше не ездил на концерты и начал только когда понадобилось сопровождать Корделию с Бруком.

"Вот и хорошо, – подумала она. – Дядя Прайди непредсказуем, зато способен существовать сам по себе. Мы сможем забыть о его присутствии и наслаждаться музыкой. Неужели мистер Фергюсон невзлюбил Стивена? Такое уже бывало – когда кто-либо из его знакомых становился и нашим другом…" Чтобы проверить свои подозрения, после ужина она спросила:

– Мистер Фергюсон, это что – неожиданный вызов в Олдхэм?

Он отложил газету и посмотрел на нее поверх очков.

– Какие-то неприятности с профсоюзами. Работодатели угрожают уволить зачинщиков, если они будут и дальше мутить воду. Съезжу, посмотрю, нельзя ли найти выход из тупика.

– Что вы думаете делать?

– Может, удастся убедить нанимателей. Возможно, когда-нибудь нам и придется стоять насмерть, но мы, как добрые христиане, должны быть уверены в своей правоте. Не думаю, что это время уже пришло.

– Вы надеетесь, что другие станут думать, как вы?

Он снисходительно улыбнулся, с полным сознанием своего могущества и морального превосходства. Советник Фергюсон!

Корделия собралась было уходить, но свекор остановил ее:

– А почему вы спрашиваете?

– Мне просто интересно.

– Верю. – Мистер Фергюсон снял очки и стал протирать их. – Какая чудовищная несправедливость – до такой степени ограничивать женщин в правах! В какой школе вы учились?

– У мисс Гриффит.

– Не самая лучшая школа.

– Лучшая из тех, какие папа мог себе позволить.

– Разумеется. Но все дело во врожденных способностях. Никакой педагог не научит рачительно вести хозяйство.

Корделия улыбнулась.

– Это нетрудно. Просто я делаю то, что мне нравится.

Фредерик кивнул. Корделия смутилась: ее и радовала похвала свекра, и тяготило его присутствие.

– Вы видели наши красильни?

– Нет.

– А хотели бы?

– Да, конечно.

– Надо будет как-нибудь взять вас с собой. Скажите, Корделия, как вы находите молодого Кроссли?

– Он… довольно приятный молодой человек.

– Даже очень. Лично мне он нравится. По-моему, у него только один недостаток – принадлежность к миру искусства.

– Да…

– Такие люди не особенно надежны – при всей пылкости. Дружба для них не имеет такой цены, как для нас. Как вы считаете?

– Я никогда не имела дела с людьми театра.

– Вот именно. Уверен, наши отношения будут и дальше оставаться дружескими. Просто мы существуем в разных мирах. Наш мир – реальный, прочный, хотя, может быть, несколько приземленный. Его мир – ярче, привлекательнее, однако фальшивее. Понимаете, что я хочу сказать?