Корделия сидела за фортепьяно и наигрывала кое-какие несложные пьески из собрания нот своего мужа.

Сквозь распахнутые окна виднелась лужайка, залитые солнцем кусты.

Дядя Прайди, сидя в гостиной на коврике, строил рожицы внучатому племяннику.

Сие занятие было ему в новинку и все чаще отвлекало от мышей. В нем неожиданно проснулись разнообразные таланты по части развлечения маленького мальчика, которому только что исполнилось два года. В настоящий момент дядя Прайди таким образом сложил свой костлявый кулак, что он казался лицом старой женщины, с пуговками вместо глаз и носовым платком вместо шали.

Кончик большого пальца высовывался наподобие маленького красного язычка. Корделия прекратила играть, слушая веселый смех сына.

В комнату вошла Бетти – та, что сменила Веру, которая, в свою очередь, пришла на смену Патти, вышедшей замуж за водителя омнибуса.

– Прошу прощения, мэм, двое джентльменов хотят видеть мистера Томаса Фергюсона.

Дядя Прайди взял свободной рукой визитную карточку и впился в нее взглядом.

– Саймон? Саймон? Никогда о таком не слышал. Должно быть, это ошибка. Ведите их сюда. Нет-нет, юная леди, оставайтесь у фортепьяно.

Он все еще сидел на корточках перед Яном, когда вошли двое мужчин в сюртуках и шелковых шляпах. Солидные люди. Тот, что постарше и повыше ростом, заморгал, оглядел гостиную и обратился к Корделии:

– Нам нужен мистер Томас Прайд Фергюсон. Кажется, мы не туда попали?

– Это я, – подал голос дядя Прайди с коврика. – Меня так назвали в честь дяди, у которого была ферма и чьи овцы погибли во время бурана. Он застрелился – правда, значительно позднее.

– Мистер Томас Прайд Фергюсон? Автор книги "Наследственные и благоприобретенные навыки поведения у мышей"? Дорогой сэр, позвольте представиться. Моя фамилия Саймон, профессор Саймон, директор Лондонской Школы Биологических Исследований. А это мистер Грабтри Пирсон, чьи статьи, как вам, должно быть, известно, частенько публикуются в научных журналах.

Поскольку правая рука Прайди, обернутая платком, все еще изображала старушку, он протянул гостям левую. Ее почтительно пожали.

– Исё, – потребовал малыш. – Сделай так исё.

– Рассаживайтесь, где понравится, – сказал дядя Прайди. – Я куда-то дел одну пуговицу. Это мой внучатый племянник. Тиш будет недовольна, если пуговица потеряется.

– Давайте я возьму его, дядя Прайди, – предложила Корделия.

– Нет-нет. Он первым попросил. Они могут подождать.

– Позвольте поздравить вас, мадам, – сияя, произнес профессор Саймон, – с таким замечательным дядей. Его книга произвела настоящий фурор. Осмелюсь назвать ее научной сенсацией.

– Сенсацией, – проворчал дядя Прайди, когда Ян вдоволь насмеялся. – Она вышла полтора года назад, и никто не обратил на нее внимания.

– Это, я бы сказал, досадное недоразумение. Теперь все изменится. Мистер Грабтри Пирсон посвятил вашей работе две хвалебные статьи.

– Одну статью, – уточнил дядя Прайди, прилаживая пенсне, – только такую длинную, что ее пришлось печатать в два приема.

– Мы надеемся уговорить вас прочитать лекцию на ежеквартальной конференции.

– Лекцию, – повторил дядя Прайди, выколупывая у старушки глаза. – Смотри, не бери этого в ротик. Бяка! Застрянет в горлышке!

– Дядя Прайди, давайте его мне.

Старик поднялся на ноги; хрустнули суставы.

– Это исключительно опасно, – продолжал он. – Во всяком случае, для большинства людей. Но у меня есть приятель по фамилии Корнелиус, который в молодости регулярно глотал булавки на спор. Помню, он страшно разозлился, когда кто-то предположил, что это одна и та же булавка. – Дядя Прайди исподлобья поглядел на посетителей. – Это не розыгрыш?

– Неужели мы похожи на шутников? По моему глубокому убеждению, главы из вашей книги, посвященные анатомии землероек, будут сочтены классическим вкладом в современную биологию.

– Гм.

– Должен заметить, ваш издатель не пользуется особой популярностью, поэтому книга разошлась далеко не так, как заслуживала; по счастливой случайности, один экземпляр…

– Стало быть, землеройки. А что вы скажете о наследственных признаках у мышей?

– Весьма интересный и полезный очерк, заслуживающий самого пристального внимания. Но главы о землеройках позволяют провести аналогию с человеком.

– Это неоценимый вклад в новейшую теорию эволюции, – перебил мистер Пирсон, доставая пенсне. – Я взял на себя смелость послать экземпляр вашей книги мистеру Гексли, с которым меня связывает нечто большее, нежели шапочное знакомство.

– Ах, мистер Гексли, – сказал дядя Прайди, то хмуря, то разглаживая брови. – Это в высшей степени странно. Нет, юная леди, не уходите, пожалуйста. Куда это запропастился мой кулек с конфетами? Ах, вот он. Должен ли я понимать это так, что вы говорите серьезно? Будьте добры, повторите еще раз. Угощайтесь. Что-то я вас не совсем понимаю.

Они повторили, а дядя Прайди меж тем пощипывал свою эспаньолку и шуршал кульком. Время от времени он бросал взгляды на Корделию: верит ли она?

– Если позволите, сэр, – сказал мистер Грабтри Пирсон, надевая пенсне, – мне хотелось бы записать кое-какие биографические сведения, чтобы я мог упомянуть о них в своих статьях. Я бы также почел за величайшую честь побывать в вашей лаборатории, чтобы описать ее…

– У меня нет никакой лаборатории, – заявил дядя Прайди.

– Ну, может быть, вы ее как-то иначе называете… В общем, то помещение, где вы работаете. Как вы начинаете процедуру вивисекции?

Прайди вытащил огромный складной нож.

– Я точу его при помощи обыкновенного корунда. Удобная вещь, знаете ли: напильник, штопор, буравчик, отвертка. Единственное, для чего он не годится, это для гравировки надписей на камине. У моей племянницы есть для этого специальные инструменты.

– Вы работаете дома, сэр?

– В спальне. Это очень удобно. Когда один из моих маленьких друзей умирает, я кладу его на умывальник и препарирую. Видели когда-нибудь чучело крысы? Я учился на дохлой серой крысе по имени Лорд Палмерстон. По окончании работы она выглядела как живая. Я поставил ее на комод, однако очень скоро она начала вонять. Пришлось выбросить. До сих пор не понимаю, что я сделал не так. Так вы приехали из Лондона?

– Да, сэр, сегодня утром. Мы узнали ваш адрес у издателя. Переночуем в вашем городе, а завтра вернемся в столицу. Мистер Фергюсон, нет ли у вас подходящего фотопортрета?

– Однажды в молодости – мне было двадцать с чем-то – я провел несколько дней в Лондоне. Ничего особенного. Все жители имели такой важный вид, будто они сказочно богаты, – страшно подступиться.

– Фотография, дядя Прайди. У вас есть фотография?

– Нет, юная леди, иначе я бы так и сказал. Но зачем им мой фотопортрет? Дело ведь не во мне, а в мышах.

Корделия попросила принести чай, и все уселись за стол.

Профессор Саймон и мистер Пирсон вели себя все так же почтительно, а дядя Прайди отрешенно, но с огромной скоростью поглощал пирожные, время от времени бросая косые взгляды на Корделию.

Пришла тетя Тиш и была страшно недовольна, что ей не сказали о посетителях, иначе она бы переодела блузу.

Корделии пришлось уговаривать гостей остаться поужинать: она не желала слушать никаких отказов. Ей очень хотелось, чтобы с ними познакомились мистер Фергюсон и Брук. К тому же сегодня четверг – в этот день их обычно навещал мистер Слейни-Смит.

* * *

Вернувшись домой, мистер Фергюсон с Бруком обнаружили, что двери гостиной распахнуты настежь и у них гости. Мистер Фергюсон отдал шляпу поспешившему навстречу Холлоузу и размашистым шагом вошел в гостиную.

– Это мой брат, – представил его Прайди. – Профессор Саймон из Лондонского чего-то биологического. Мистер Пирсон Грабтри. Они…

– Профессор Саймон, – задумчиво произнес мистер Фергюсон. – Кажется, я слышал это имя… – они обменялись рукопожатием. – Мистер…

– Грабтри Пирсон.

– Да, разумеется. Слышал, слышал. Как это любезно с вашей стороны. Вас прислала мадам Вогэн? Кажется, вы мне не писали?

– Нет, это был душевный порыв.

– Корделия, надеюсь, вы оказали джентльменам подобающий прием? К сожалению, я сам задержался: дела, дела. Давно вы здесь?

– Около двух часов. Ваша невестка – не так ли? – пригласила нас к ужину, и…

– Замечательно. Надолго в наш город?

– Всего на одни сутки.

– Весьма польщен визитом. Мой сын, мистер Брук Фергюсон. Поэт. Я счастлив, что вы решили провести вечер с нами… Это тем более удачно, что сегодня четверг и мы ждем в гости моего ближайшего друга, выдающегося биолога…

– Вы тоже биолог, мистер Фергюсон? Неизвестные таланты…

– Лишь в той мере, в какой таковым является всякий здравомыслящий современник, - мистер Фергюсон смахнул с сюртука пылинку. – Мы внимательно следим за всеми открытиями и выводами ученых. Сам же я, как вы могли слышать, занимаюсь крашением тканей. А также являюсь акционером текстильных фабрик Уоверли.

– Да? – вежливо произнес профессор Саймон и повернулся к дяде Прайди. – По-видимому, скромность – ваша фамильная черта. Мы получили огромное удовольствие…

– А вот и мистер Слейни-Смит, – сказал мистер Фергюсон. – Тот самый биолог, о котором я говорил.

– Не припоминаю. Он…

– Блестящий ученый, хотя и убежденный атеист.

– Боюсь, что сейчас многие из нас загнаны в угол, – сказал мистер Грабтри Пирсон, протирая пенсне. – Агностицизм – естественная реакция ученого. В своей статье от двадцатого июня я…

В это время в гостиную вошел мистер Слейни-Смит – подтянутый, готовый к бою, с квадратными плечами. Его познакомили с гостями, и скоро его немного гнусавый голос заглушил все остальные. Пробыв в доме два часа, ученые, очевидно, заключили, что вновь прибывшим известна цель их посещения, а мистер Слейни-Смит настолько привык встречать в Гроув-Холле незнакомцев, что принял ситуацию как должное. Дядя Прайди, в свою очередь, говорил больше, чем мог одобрить мистер Фергюсон, но последний воздержался от упрека.

Через несколько минут все двинулись в холл произнести вечернюю молитву, а потом вернулись к ужину. Дядя Прайди, как всегда, занял место между Корделией и тетей Тиш, а мистер Фергюсон усадил гостей по обе стороны от себя.

– Мой друг, мистер Слейни-Смит…

– Ах, да, вы же биолог, сэр. Вы выполняете задания местного университета или ведете самостоятельные исследования?

– Самостоятельные, – сказал в нос мистер Слейни-Смит. – Дважды в неделю я читаю лекции в Карпентер-Холле. Через месяц начну читать по вторникам курс лекций "Происхождение человека", а по четвергам – "Естественный отбор и свободная мысль". В последнем будет затронута главная тема моих новейших исследований.

– Вот как, – протянул профессор Саймон. – А что, мистер Фергюсон вам помогает или вы советуетесь с ним по практическим вопросам?

– Мистер Фергюсон? Ну, я бы не сказал…

– Я полагаю, – не без удовлетворения перебил его мистер Фергюсон, – что вы оказываете мне слишком большую честь. Конечно, частые дискуссии могут оказывать стимулирующее действие…

– Нет-нет, прошу прощения, я имел в виду другого мистера Фергюсона, мистера Томаса Прайда Фергюсона.

Воцарилось тягостное молчание. Мистер Фергюсон и мистер Слейни-Смит подозрительно уставились на дядю Прайди, всецело поглощенного жареным морским языком.

– Боюсь, что исследования мистера Томаса Фергюсона слишком глубоки, – молвил мистер Слейни-Смит, – чтобы я мог с ним сотрудничать, – и продолжал болтать, настолько довольный своей шуткой, что ему даже не пришло в голову, что гости приняли его слова за чистую монету. А мистер Фергюсон решил, что, должно быть, дядя Прайди расхвастался в их отсутствие и ему не помешает небольшой урок.

– Атеизм, – разглагольствовал мистер Слейни-Смит, – естественное состояние ума цивилизованного человека. Пока наш мозг не очищен от религиозного дурмана… На прошлой сессии один студент спросил меня: "Сэр, неужели вы не верите в существование души?" – а я ответил: "Сэр, я поверю в существование души, когда вы покажете мне ее на операционном столе". По-видимому, ему не приходило в голову посмотреть на вещи с этой точки зрения.

– Если говорить об операционном, точнее, прозекторском столе, – сказал дядя Прайди с набитым ртом, – припоминаю, как одна землеройка…

– Ваши доводы представляются мне небесспорными, – снисходительно произнес мистер Фергюсон, совершенно игнорируя брата. – Если руководствоваться только тем, что можно воспринять визуально, придется исключить половину атрибутов цивилизации: совесть, чувство юмора, память…

Они еще немного поспорили, а затем, заметив пассивное поведение гостей, мистер Фергюсон перевел разговор на более знакомый ему предмет. Однако ученые продолжали вести себя весьма сдержанно, и нить разговора вновь перехватил мистер Слейни-Смит. На него абсолютно не действовало безучастное отношение публики.

Наконец мистер Фергюсон обратился к одному из гостей:

– Но, возможно, вы с нами не согласны, профессор Саймон?

– Вы оба весьма подкованы в теории современной биологии, – ответил тот. – Но, конечно, теория – еще не все. Мне кажется, мистер Томас Фергюсон хотел что-то сказать?

– По-моему, – проговорил Прайди, – все довольно просто. Все мы агностики, не правда ли? Вы стыдитесь этого, стыдитесь смирения. Вы не можете верить, потому что тогда вам придется признать, что вы почти ничего не знаете. Но атеизм – даже не один из шагов на пути к познанию, он – шаг в сторону. Ибо атеизм есть интеллектуальная гордыня, несовместимая со смирением. Это диаметрально противоположные вещи. Вот принципиальное различие, все же остальное – производные. Передай мне, пожалуйста, хлеб, Тиш.

– Вы не станете возражать, – спросил Грабтри Пирсон, водружая на переносицу пенсне, – если я запишу ваши слова, пока они свежи в моей памяти? Я буду вам чрезвычайно признателен. Сейчас, только достану блокнот.

Мистер Фергюсон и мистер Слейни-Смит тупо уставились на конспектирующего гостя. Мистер Слейни-Смит достал из кармана белоснежный шелковый носовой платок и вытер усы.

– Мне бы очень хотелось, – обратился профессор Саймон к дяде Прайди, – познакомить вас с мистером Гексли. Если будете в Лондоне…

– Мистер Гексли? – изумился мистер Слейни-Смит. – Вы его знаете?

– Да, мы вместе учились в школе. Так если будете в столице, мистер Фергюсон, я мог бы организовать встречу.

– Не знаю, – ответил Прайди. – Может быть, да, а может быть, и нет. Нужно подумать.

– Вряд ли, – в своей обычной манере олимпийца сказал мистер Фергюсон, – мой брат когда-либо поедет в Лондон. Зато я осенью собираюсь туда и с удовольствием познакомлюсь с мистером Гексли.

Профессор Саймон не очень-то любезно посмотрел на него.

– Не думаю, что это возможно.

– Естественно, я не собирался навязываться. Вы сами предложили…

– Я предложил вашему брату, сэр. Простите, если я задену ваши чувства, но мистер Гексли не располагает временем, чтобы принимать простых смертных.

Убийственная пауза. Атмосфера в комнате сгустилась до взрывоопасной.

Мистер Фергюсон жаждал выяснить все до конца.

– Что же позволяет вам предположить, будто моего брата ожидает более любезный прием в столь избранном кругу?

– Мне кажется, это очень просто. Если бы вы написали ученый труд такого же масштаба…

Опять наступило молчание. Корделия сидела с опущенной головой, обвиняя себя в том, что не предвидела подобного развития событий.

– Труд? – недоверчиво переспросил Слейни-Смит. – Вы имеете в виду его книгу?

Мистер Фергюсон никак не мог уразуметь.

– Но мы обязаны вашим визитом моей приятельнице миссис Вогэн?

– Мы приехали встретиться с вашим братом. Я думал это ясно.

Брук в первый раз за весь вечер открыл рот.

– Ничего себе!

– Здесь, должно быть, какое-то недоразумение, – пришепетывая от волнения, сказал мистер Фергюсон. – Почему вас заинтересовала книга моего брата?

– Мы считаем ее наиболее значительным вкладом в развитие биологии за последние годы. Скоро о вашем брате узнают повсюду.

Мистер Слейни-Смит обратился в камень.

– Если бы кто-нибудь, – начал мистер Фергюсон, – потрудился предупредить меня, просто нашел бы несколько минут времени, чтобы объяснить… Естественно, у себя дома ожидаешь, что тебя поставят в известность о том, что произошло до твоего прихода. Кажется, я не слишком многого требую.

Все молчали. Корделия поняла, что необходимо что-то сказать.

– Мне очень жаль. Мне следовало…

Мистер Грабтри Пирсон взглянул в лицо мистера Фергюсона и очень спокойно произнес:

– Должно быть, это недоразумение возникло отчасти по нашей вине. Иногда люди не понимают друг друга. Просим прощения. Возможно, нам удастся организовать для мистера Фергюсона встречу, о которой он мечтает. Как вы думаете, профессор Саймон? Возможно, мистер Гексли не откажется познакомиться с мистером Фергюсоном, если он приедет вместе со своим братом?

Эта уступка возымела обратный эффект.

– Я вовсе не собираюсь причинять вам лишнее беспокойство, – ледяным тоном заявил хозяин дома.

Дядя Прайди в это время доедал сочную баранью котлету. Через минуту он положил нож и вилку и сказал:

– Насчет мистера Гексли. Я высоко ценю ваше предложение. Несомненно, это великая честь. Но он на неверном пути. Как вы думаете, ему понравится, если я так и скажу? И еще кое-какие неприятные вещи?