Джексон крепко держал ее за руку, когда они пересекли двор и постучали в квартиру Остина. Эмили подбежала к двери и закричала:

– Папа, вот и они! Заходите. Джексон, ты знаешь, что ты мой брат? – Девочка схватила его за руку и потянула за собой.

Остин прислонился к дверному косяку между спальней и гостиной.

– Хэлло. Присаживайтесь. Я заварил кофе. Дети, хотите сока?

– Да, сэр. – Джексон остановился посередине гостиной и пристально осмотрел Остина снизу вверх – от пальцев босых ног до самого лица. – Ты – мой папа. Думаю, я похож на тебя, – самым серьезным образом подытожил он.

– Да, я твой папа, и я тоже думаю, что ты похож на меня. – Остин присел на корточки, так что его лицо оказалось на одном уровне с лицом Джексона. – Тебе это нравится?

Тот энергично закивал.

– Как я должен тебя называть? – спросил он.

– Не будь глупым. – Эмили снова схватила его за руку. – Зови его папой. Я тоже так его зову.

Он еще раз посмотрел на Остина.

– А как я должен называть Эмили?

– Ой, Джексон, это просто смешно, – захихикала она. – Ты можешь называть меня Эмили, как и всегда. Давай возьмем сок и пойдем в мою комнату играть в «память». Спорим, в этот раз я выиграю. – Она настойчиво тянула его за руку, но Джексон продолжал стоять.

– Хочешь еще что-нибудь спросить? – сказал Остин.

– Я могу тебя обнять? – спросил Джексон.

Слезы выступили на глазах Остина, когда он в первый раз обнял своего сына.

– Еще как можешь, – хрипло ответил он. – Я очень люблю обниматься. – В доказательство он обнял Эмили.

Она взвизгнула и выскользнула из отцовских рук намного раньше Джексона.

– Пойдем играть. – Она снова потянула его за руку.

– Ты обнимаешься, совсем как мама, – сказал Джексон и наконец улыбнулся. – Думаю, мне нравится, что ты – мой папа. Мы когда-нибудь будем жить вместе, как настоящая семья?

– Нам надо будет подумать об этом. Сейчас нам с тобой сначала надо привыкнуть быть папой и сыном, правильно? – осторожно ответил ему Остин.

– О'кей! Эмили, пойдем играть. – И он побежал в спальню за сестрой.

Трейси уселась на софу в гостиной: она знала, что если сейчас не сядет, то наверняка упадет. Каждый нерв ее тела вибрировал от возбуждения, а она даже не осознавала, в каком напряжении находится, пока Джексон не задал свой последний вопрос.

Остин опустился рядом с ней на подушки, взял ее руки в свои и глубоко вздохнул, так же как она всего несколько мгновений назад. Одно это прикосновение дало им обоим достаточно сил, чтобы продолжать дышать.

– Круто, да? – сказала она.

– Всю эту неделю я хотел схватить его и обнять. Хотел держать его и никогда не отпускать. Я боялся, что может случиться что-нибудь ужасное, прежде чем я успею назвать его своим, – прошептал Остин.

– Эй, папа! – Джексон выбежал из комнаты Эмили. – А можно, мы с Эмили будем вместе праздновать дни рождения?

– Подумаем, – ответил Остин.

Трейси почувствовала, как задрожала его рука, и крепко сжала ее.

– Ты почти как мама, – сказал Джексон. – Она тоже всегда так говорит. – Он побежал обратно в спальню и закричал в холле: – Эмили! Они будут думать об этом.

– Ты скоро привыкнешь к тому, что он называет тебя папой, – сказала она.

– Ты даже не представляешь, сколько счастья это мне доставляет, – мягко проговорил он. – Спасибо тебе.

Она похлопала его по руке – сейчас ей не хотелось говорить больше ни о чем.

– Он хочет остаться здесь. Ты можешь привести его домой через полчаса? Ему надо принять ванну и немного успокоиться перед сном.

Остин улыбнулся:

– Да, дорогая. Ты понимаешь, что мы разговариваем, как давно женатые люди?

Он перегнулся через подлокотник софы, быстро выглянул в холл, потом обнял ее одной рукой и притянул к себе, чтобы поцеловать. Он пил перед этим черный кофе, без сахара и сливок, и его рот сохранил кофейный аромат. Трейси целовала его дольше, чем советовал разум, но ей почему-то было все равно.

– Ну, что мы теперь собираемся делать? – спросил он, оторвавшись от нее.

– Мы подумаем об этом потом. – Она отодвинулась от него. – Увидимся через полчаса.

Ровно тридцать минут спустя зазвонил дверной звонок, но прежде чем она дошла до двери от спальни, где гладила. Джексону джинсы, он ворвался в квартиру, таща за собой Эмили. Остин следовал за ними.

– Папа, ты должен войти. – Он тянул Остина за руку. – Эмили уже приходила ко мне играть, а ты еще никогда не видел мою комнату. Мам, я дома! – закричал он. Потом поднял глаза и увидел ее на пороге спальни. – О, мам, привет. Папа пришел посмотреть мою комнату! – Он повторял слово «папа» каждую минуту, и она была уверена, что у Остина уже должны были заболеть уши, но тот лишь улыбался, с гордым и довольным видом глядя на сына.

– Что ж, лучше отведи его туда поскорее, пока все твои игрушки не разбежались. Пока тебя не было, они мне сказали, что собираются сбежать из дома и никогда не возвращаться, – поддразнила она его.

– Ну да, скажешь тоже, – захихикал он.

– А после того, как посмотришь его комнату, тебе надо увидеть комнату его мамы, – присоединилась к разговору Эмили. – Джексон однажды позволил мне заглянуть через дверь – там так здорово! Когда я вырасту, я тоже хочу такую комнату, пап!

– Это мой ящик для игрушек, а это моя кровать. На второй спит мама, когда я болею. На прошлой неделе здесь на кровати был паук. Мама ненавидит пауков, поэтому посадила его в пакет и отнесла во двор, потому что я не люблю, чтобы она их убивала, – продолжал весело трещать Джексон. – Папа, вот мой шкаф, а здесь – все мои игры. Эмили любит играть со мной в Кэндиленд, когда приходит сюда.

– Мы можем теперь посмотреть вашу комнату? – спросила Эмили у Трейси.

– Возможно, Трейси не нравится, что мы везде тут суем нос, – быстро вмешался Остин, стараясь избежать неловкости. Им еще далеко было до настоящей семьи…

– Я не возражаю, – тепло откликнулась Трейси. – Если Эмили хочет такую же комнату, как у меня, то тебе лучше взглянуть. Тогда будешь знать, что ей купить.

– Смотри, пап. – Эмили первая вбежала через открытые двери. – Посмотри на эту желтую кровать и па это зеркало – оно похоже на окно, и можно видеть свое отражение целых шесть раз. Разве здорово?

– Разве не здорово, – поправил ее Остин. – Да, конечно, и на полу ничего не валяется. Как люди меняются, – сказал он и подмигнул Трейси.

Она ничего не ответила и отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

Остин оглядел уютную комнату и тоже улыбнулся. Он заметил кольцо в хрустальном блюде на туалетном столике и пригляделся повнимательнее. Очень похоже на его кольцо, что он когда-то подарил ей. Неужели она хранила его все это время?

Джексон помешал его мыслям, пытаясь вырвать у матери еще одну уступку.

– А можем мы с Эмили еще немножко поиграть, перед тем как идти в ванную? – спросил он, но было видно, что мальчик устал.

Остин переглянулся с Трейси.

– Нет, – твердо сказал он. – Эмили тоже пора купаться. И у вас обоих завтра утром занятия, так что нам пора возвращаться домой. Симпатичное кольцо, Трейс, – кивнул он в сторону блюда с кольцом. – Похоже на то, что было когда-то у меня.

Трейси поняла, о чем он говорит, и слегка покраснела.

– Какое совпадение, – сладко, но с достаточной степенью твердости ответила она, чтобы дать ему понять, что не намеревается упасть в его объятия и, замирая от восторга, пуститься в воспоминания о минувшей любви.

Остин только ухмыльнулся. – О'кей. Я официально заявляю, что всем пора купаться, – твердо сказала Трейси.

– Чем-нибудь занята позднее? – шутливо спросил Остин. – Мы можем попросить Твилу посидеть с детьми и пойти куда-нибудь отпраздновать.

– Извини. У меня уже назначена встреча, – отказалась Трейси.

Разочарование Остина было очевидно.

– С кем? Не возражаешь, что я спрашиваю?

– С доктором Сэсом и Джексоном. Мы в миллион первый раз читаем «Зеленые яйца с ветчиной».

– О… Понимаю. Хорошо. Джексон, иди сюда и хорошенько обними перед сном папу. – Он наклонился и поднял своего маленького сына на руки. Они так естественно смотрелись вместе, а Джексон смеялся так счастливо, что она поняла: наконец-то она поступила правильно.

– Хорошо, папа. Увидимся завтра. Эмили, пока. Ребята в саду не поверят, что ты моя сестра. Спорим, они скажут, что я придумываю.

– Я тоже так думаю. – Эмили крепко держалась за руку Остина, когда Трейси и Джексон провожали их вниз.

– Спокойной ночи, Трейс, – мягко сказал Остин. Он нежно поцеловал ее в щеку, и Трейси почувствовала, как покраснела. Слава Богу, было слишком темно, и дети не могли этого увидеть.

– Спокойной ночи, Остин, – ответила она и повернулась, чтобы идти.

Джексон с радостными воплями носился по двору. Если он сможет сегодня уснуть, это будет просто чудом. И то же самое можно сказать о ней.

Телефон зазвонил вскоре после того, как Джексон наконец уснул, и Трейси бегом кинулась отвечать. Тягучий голос Остина снова заставил ее покраснеть:

– Завтра вечером я хотел бы сходить с тобой куда-нибудь. Ты не можешь отказаться.

– Нет, – твердо ответила она. – Я не готова к тому, чтобы видели, что я с тобой встречаюсь. Знаешь, как люди сплетничают…

– Тогда приходи ко мне. Я уже спросил Твилу, сможет ли она посидеть с детьми. Она будет рада присмотреть за обоими в ее общежитии. Она с подругами завтра вечером начинает готовить декорации к предстоящей вечеринке на Хэллоуин. Джексон и Эмили смогут делать бумажных призраков и кукурузных поросят.

– Это среди недели? Утром им нужно идти в сад.

– Она уложит их спать, если они устанут. С ними все будет в порядке. Так как, Трейс? Я правда думаю, что нам есть что отпраздновать.

Трейси заколебалась. Она думала, что же именно стоит праздновать. Но ответила сама себе, что ничего плохого нет в том, чтобы пообедать с ним, а если Остин слишком уж воодушевится, она всегда может вернуться через двор к себе домой.

– Скажи «да».

– Да, – медленно произнесла она, приведя его в восхищение, и с изумлением подумала, во что это она ввязывается.

Стол Остина уже был накрыт на двоих, когда Трейси наконец пришла и принесла с собой кастрюльку. Ничего особенного, просто чили и кукурузный хлеб, запеченные вместе, но это было любимое блюдо Остина. Тогда, давно. Она заметила бутылку шампанского в жестяном ведерке с колотым льдом и посмотрела на этикетку. Дорогая марка, та, которую она предпочитала. Тогда, давно.

Трейси улыбнулась. Значит, он помнит, что она любит. Хороший знак. Она оглянулась в поисках хозяина, услышала звук льющейся воды в ванной, и на нее повеяло знакомым сосновым ароматом крема для бритья.

Остин вышел из ванной с наполовину выбритым, наполовину покрытым мыльной пеной лицом и висящим на плече маленьким белым полотенцем. Он был обнажен до пояса, и Трейси не знала, куда деть глаза.

– Привет! Я не слышал, как ты стучала.

– Я вошла сама. Дверь не была заперта.

– Ты немного рано. – Он усмехнулся сквозь мыльную пену на лице, вызвав у нее улыбку.

– Да? Я тянула, сколько могла. Красила ресницы каждую по отдельности. Гладила джинсы.

Остин понимающе кивнул:

– Я знаю, как это бывает. Кажется, что времени просто бездна, когда дети не болтаются под ногами.

Последовала короткая и неловкая пауза. Близость Остина, его полуобнаженное тело волновали Трейси больше, чем она готова была признать. Он раздался в груди и плечах. Коврик темных кудрявых волос широко покрывал его грудь и сужался в тонкую полоску, исчезающую в джинсах.

Трейси заставила себя посмотреть ему в лицо, Там снова была та же ухмылка. Она отвернулась и засуетилась у стола, чтобы не смотреть на него. Подвинула вилки на четверть дюйма влево, а ножи на четверть дюйма вправо.

– Вот так. Так лучше.

Остин указал бритвой на кастрюльку:

– Что там?

– Чили и кукурузный хлеб.

– Черт! Ты помнишь! Благодарю, мэм.

– Не называй меня мэм. Из-за этого я чувствую себя столетней старухой.

– Извини, Трейс. Спасибо, что приготовила еду. Но тебе не надо было беспокоиться. Я достал гигантских креветок, которые приползли сюда прямо из Мексиканского залива.

– Они, наверное, устали.

– Ничего, скоро они превратятся в креветочный скэмпи.

Пришла очередь Трейси удивиться:

– Не знала, что ты стал шеф-поваром по деликатесам.

Он подмигнул:

– Креветочный скэмпи? Да пустяки. Простое и быстрое блюдо, которое я делаю лучше всего. Чистишь креветки, рубишь немного чеснока, добавляешь растопленное масло, все это как следует перемешиваешь. Потом несколько секунд под грилем, и можно подавать с салатом и рисом.

– И дорогим шампанским. – Она кивнула в сторону замороженной бутылки с французской этикеткой.

– Да. Для специального случая. Давай откроем прямо сейчас. – Он взял бутылку, шикарным жестом официанта обернул ее полотенцем и содрал блестящую фольгу.

Трейси усмехнулась.

– Ты не добрился, Остин. Как ты собираешься пробовать шампанское с сосновым кремом на губах?

– Ты права. Позволь, я пойду доскребу остатки. Побудь здесь.

Он вернулся в ванную, и Трейси услышала, как он напевает, заканчивая бритье. Она поборола искушение пойти и посмотреть. Кривые рожи, которые он корчил, исполняя этот ежедневный мужской ритуал, всегда смешили ее. Но он выглядел слишком восхитительным без рубашки, а великое искушение неизбежно приведет к неприятностям. Трейси выдвинула стул и чопорно уселась около кастрюли.

Остин вернулся, натянув, к великому ее облегчению, рубашку.

– О'кей, – протянул он. Снова взял бутылку шампанского, уперся большими пальцами в пробку. – Раз. Два. Три!

Пробка взлетела к потолку, срикошетила вниз, и он ловко поймал ее, не выпуская из рук пенящейся бутылки. Он церемонно передал пробку Трейси, которая положила ее около тарелки, и налил в бокалы пенящуюся жидкость. Один он передал Трейси, второй взял сам.

– У меня есть тост. За Джексона и Эмили, которые сейчас проводят лучшее в своей жизни время в женском студенческом общежитии.

– Я с удовольствием выпью за это. – Трейси легко прикоснулась своим бокалом к его. Теплый взгляд Остина задержался на ней и Трейси ощутила легкое головокружение, совсем как маленькая школьница.

– Тост номер два. За нас. Трейси опустила свой бокал.

– За нас? – обеспокоенно переспросила она.

– За нас.

– Я не знаю, Остин.

Она встала и отошла от стола, но Остин мягко одной рукой поймал ее за талию. Она повернулась в кругу его рук и оказалась лицом к лицу с ним. В его темных глазах тлел огонек. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, только один раз, очень нежно. Губы ее приоткрылись, и он воспользовался этим, прижался своим ртом к ее и поцеловал уже по-настоящему.

Трейси уступила его объятию, позволила крепко прижать себя, слившись с телом, которое помнила так хорошо и любила так сильно. Руки Остина двинулись вниз, нежно поглаживая ее бедра, потом скользнули вверх.

Кончики пальцев нежно потерли соски сквозь тонкий шелк блузки, как тогда, в офисе, когда он целовал ее. Трейси чувствовала, как ее сила воли растворяется от каждого его прикосновения, и знала, что должна остановить его. Но не могла.

Остин бессвязно шептал слова любви, покрывая поцелуями ее волосы, лицо, шею. Он крепко притянул ее бедра к своим, не в силах скрыть возбуждение.

Трейси призвала на помощь жалкие остатки самообладания и чуть отодвинулась от него. Он, однако, не хотел отпускать ее и еще теснее прижал к себе. Трейси положила руки ему на грудь, стараясь выиграть хоть немного свободного пространства, чтобы дышать.

– Трейс… – Голос его был низким и хриплым от желания.

– Я не могу… – Но ты хочешь. Ты знаешь это, и я тоже.

– Остин, если что-нибудь когда-нибудь и случится между нами – а я даже не знаю, случится ли вообще… – Она остановилась, не уверенная в собственных чувствах, не зная, что сказать. – Сначала мы должны стать друзьями. Потом родителями. Потом… я не знаю.

– О'кей. – Он отпустил ее.

– Я знаю, что это не о'кей для тебя, Остин. Но так должно быть.

– Навсегда?

– Я не знаю, просто не знаю.

Трейси проснулась от внутреннего толчка и поняла, что звонит телефон. Открыв один глаз, посмотрела на часы. Три утра. Кто может звонить ей в такое время? Она сняла трубку и повалилась обратно на подушку.

– Хэлло? – нетвердо проговорила она.

– Трейс. – Голос Остина был скрипучим, дыхание прерывалось.

– Остин, что случилось? – Она сразу проснулась.

– Ненавижу будить тебя, но мне нужна помощь. – Он задыхался. – Звонил в госпиталь, они сказали, что нужно сейчас же приезжать. Не уверен, что смогу вести машину.

– Дай мне минуту, чтобы разбудить Джексона. Бери Эмили и встречай меня у двери твоей квартиры. Я подгоню машину. – Она схватила джинсы, в которых была на рыбалке, и быстро натянула их.

Она не разбудила Джексона, а сгребла его в охапку и отнесла вниз, в машину, посадила на заднее сиденье и пристегнула. Объехав квартал, она припарковалась рядом со знакомым черным пикапом. Остин стоял со спящей Эмили на руках. Трейси выскочила из машины, забрала девочку и устроила ее на заднем сиденье рядом с Джексоном. Потом обняла Остина и поддерживала его, пока он со стоном не повалился на переднее сиденье.

Его лицо, исказившееся от боли, стало бесцветным.

– Плохо себя чувствовал весь день, – едва выговорил он. – Думал, что подхватил грипп, которым уже почти все перезаразились на нашем факультете. – Он застонал от боли.

– Остин, с тобой что-то по-настоящему серьезное. Это не грипп! – Она говорила тихо, чтобы не разбудить детей. – Я отвезу тебя в госпиталь и хочу, чтобы ты дышал, когда мы доедем.

– Я еще могу дышать, – прошептал он в ответ. – Я не собираюсь умирать. Боже, так больно, Трейс. Доктор сказал, что это, возможно, острый аппендицит. Если это так и меня положат на операцию, позвони моей матери. Скажи, чтобы не беспокоилась.

Трейси подогнала машину прямо к приемному покою. Два санитара в зеленой форме вывезли каталку и переложили на нее Остина. Когда они повезли его сквозь большие больничные двери, Эмили проснулась и заплакала.

– Ты оставайся с Трейси, – прошептал он дочери. – Она о тебе позаботится. Со мной все будет в порядке.

К тому времени Джексон тоже проснулся и требовал, чтобы хоть кто-нибудь объяснил ему, почему он спит в машине и почему эти люди увозят его папу. Трейси быстро проехала на парковку и вместе с детьми бросилась в комнату ожидания. Они являли собой весьма жалкое зрелище: она в линялых джинсах, с жутко растрепанными волосами, дети – в пижамах.

– Вы – миссис Миллер? – спросила приемная сестра.

– Нет, просто друг, – ответила она, еле сдерживая слезы. – Я могу его увидеть?

– О'кей, но только на несколько минут. Обычно это позволяется только родственникам. Но детям туда нельзя, – мягко сказала она. – Я пока присмотрю за ними. Сегодня ночью довольно тихо, благодарение Господу.

– Спасибо, – сказала Трейси.

Она объяснила детям, что вернется через нескольку– ко минут, и усадила их рядом с сестрой. Дружелюбная дама дала им по книжке с картинками, а Трейси помчалась к смотровой.

– Трейс. – Остин сумел протянуть к ней руку, когда она появилась из-за занавесок.

– Ты уже видел доктора? Он кивнул:

– Да, а сестра-вампир со странными синими глазами уже выкачала у меня море крови.

– У тебя галлюцинации.

– Она вернется. Ты сама увидишь. Во всяком случае, мои лейкоциты чуть ли не вдвое превышают норму, а я сгибаюсь пополам от жуткой боли. Доктор почти уверен, что это аппендицит. Они уже готовятся к аппендектомии. Он боится, что может начаться перитонит. Чертовски болит, – бормотал он, крепко держа ее руку.

Из-за занавески появилась сестра и подошла к кровати.

– Док прав. У вас серьезные неприятности. – Она мило улыбалась ему, пока не увидела Трейси. Ей смутно припомнилось, что она видела эту женщину на школьном празднике после театрального дебюта Джексона. Она была одной из дам, флиртовавших, вернее, пытавшихся флиртовать с Остином. Невысокая, с роскошными черными волосами и такими странными ясными синими глазами, будто носила цветные контактные линзы. – Ваша операция начнется через десять минут. Я должна вас подготовить. – Она одарила Трейси косым взглядом. – Это ваша сестра?

– Нет, моя невеста, – ответил Остин почти неслышно. Он не отпускал руку Трейси.

Она изумленно смотрела на него. Если он просто не хотел, чтобы она уходила, ему не следовало заходить так далеко. Сестра же казалась заметно разочарованной.

– О! Я не знала, что вы помолвлены, доктор Миллер. Высокий худой доктор в белом халате заглянул за занавеску.

– Вы завтра еще не пойдете домой, приятель. С возможным разрывом это исключено. – Он с любопытством посмотрел на Трейси. – А вы, должно быть, та самая Трейси, про которую он все время говорит?

– Да, это я, – сказала Трейси и подумала: интересно, что именно Остин говорил?

– Позвони матери. Она заберет Эмили, – сказал он, когда его уже вывозили в коридор.

– Эмили побудет со мной. Ты только обещай, что проснешься, когда все это закончится. Анестезия пугает меня до чертиков. Я завтра приду навестить тебя, приведу детей, если позволят. Не волнуйся. – Она держала его руку в своей, пока его не подвезли к последним двойным дверям. Перед тем как отпустить его ладонь, она наклонилась и нежно поцеловала его в губы, в основном ради сестры, которая так настойчиво готовила его к операции. Остин, стонавший от боли, несмотря на введенные ему обезболивающие средства, уже не соображал, флиртует ли с ним кто-нибудь или нет.

Она вернулась в комнату ожидания и нашла детей сидящими на полу с разложенными вокруг них книгами. Сестра кивнула и прошептала, что они были занятыми, как пчелки, и тихими, как мышки.

– Ну, что тут происходит? Вечеринка в пижамах? – приветливо спросила Трейси.

– Трейси, где папа? Он заболел? – Эмили начала всхлипывать, как только увидела Трейси.

– Да. – Трейси села на пол рядом с детьми, взяла девочку на руки, вытерла ей слезы. – У него сильно болит живот, но доктор сейчас будет его лечить. Ты сегодня останешься со мной и Джексоном, а завтра мы навестим его.

– Мой папа поправится? – Джексон нахмурил брови, и казалось, у него тоже сейчас в любой момент могут потечь слезы.

Трейси вздохнула. Она не была готова объяснять двум обеспокоенным дошколятам, что такое аппендектомия.

Обьяснит завтра, когда они все смогут полюбоваться швами Остина.

– Конечно, поправится, – уверила их Трейси. – А сейчас мы отправимся домой, и вы еще поспите. Потом оба пойдете в детский сад, а в конце дня мы заберем вашего папу и отвезем его домой.

– Но, мама, – Джексон вернулся к ее старому титулу, – я не хочу, чтобы мой папа болел.

Сестра казалась озадаченной, но у Трейси не было сил объяснять ей ситуацию. Она была мамой одного ребенка, но не второго, оба они называли Остина папой, но она не была миссис Миллер. Пусть-ка она вычислит, кто есть кто, и если ей это удастся меньше чем за пять минут, значит, у нее высокий IQ.