Бросив раненого Алека и его отца одних, я со всех ног помчалась по коридору. С каждым вдохом в боку кололо, и теперь стюарды точно решили, что я сумасшедшая, но мне было плевать.

Дверь в каюту Лайлов оказалась закрыта, но не заперта. Я влетела внутрь и увидела хаос. Красивый диван и кресла перевернуты, стеклянный кувшин с водой разбит на множество блестящих осколков. Одна штора разорвана, а в комнате леди Регины завывает малышка Беатрис.

Когда я ворвалась в комнату, Лейтон лежал, распростершись на диване. Из ран у него на руках и лице текла кровь, разбитый нос распух. Миссис Хорн стояла рядом, держа в руках бинты, но не перевязывала Лейтона. Она находилась в каком-то оцепенении. Не знаю, что ей пришлось увидеть или чем Михаил ей угрожал. Всеми заброшенная, Беатрис в кроватке отчаянно вопила.

Я направилась прямо к малышке. Лейтон попытался повернуться ко мне, голова его перекатилась набок. Один глаз уже полностью заплыл.

— Ты, — неразборчиво сказал он. — Граф Калашников сказал, это ты.

— Вам нужен доктор, — ответила я, пытаясь пристроить ребенка на бедро и успокоить.

— Нед решил оказаться полезным и пошел за врачом! — огрызнулся Лейтон и поморщился, — видимо, болела разбитая губа. — Ты тоже оказалась полезной, да? Воровать из семейных сундуков!

Сердце мое упало. Отрицание готово было сорваться с губ, но это уж настолько наглая ложь, что я не смогла ее произнести.

— Он бы заплатил нам сто фунтов за никудышный старый нож. — Лейтон приподнялся на локтях и снова поморщился. — Больше денег, чем ты увидишь за всю жизнь, разве что снова украдешь где-нибудь. Ты сделала это, чтобы отомстить мне за Дейзи? Потому что она столько не стоит. Вы с ней вместе и половины этого не стоите.

Оскорбления в адрес моей сестры столкнули меня с края пропасти.

— Ты врал Дейзи! Заставил ее думать, что позаботишься о ней, а когда она в тебе особенно нуждалась, бросил ее на произвол судьбы! Не смей ее оскорблять! Она стоит сотни таких, как ты!

Лейтон рявкнул:

— Да я гроша медного не дам за твою никчемную сестру! Меня волнует только благосостояние семьи!

Лицемер паршивый! Ни капли не беспокоится за другую семью, которую бросил, — мою сестру и своего сына, а половиной долгов Лайлы обязаны его страсти к азартным играм. Но он продолжил, и моя самоуверенность поколебалась.

— Ты нас обокрала. И если думаешь, что хоть кто-то из нашей семьи тебя простит, значит ты просто рехнулась. Я велю Неду позвать стюарда. Будешь сидеть под замком, пока мы не доберемся до Нью-Йорка. А если не расскажешь мне, куда спрятала кинжал и остальные безделушки, которые украла, я посажу тебя в тюрьму!

В тюрьму. Все, что угодно, только не это! От одной мысли мне стало дурно. Что за жизнь у меня будет после этого? И все-таки Лейтон меня поймал. Я не могу вернуть ему кинжал, хотя знаю, что Алек отдаст мне его по первому слову; вернуть кинжал Лейтону — все равно что вручить его Михаилу. Клинок даст Михаилу еще большую власть над Алеком, чем он имеет сейчас.

Избитый, окровавленный Лейтон — это символ того, что может произойти, если ослушаешься Братства. Михаил поступит точно так же с Алеком и еще хуже со мной.

— Что он такое говорит? — произнесла Хорн непонимающим, удивленным тоном, каким часто разговаривают с детьми. Избиение, случившееся у нее на глазах, чего-то ее лишило — трудно представить себе резкую и грубую старуху Хорн полностью сломленной. — Ты… ты взяла что-то у семьи? Ты уволена прямо сейчас. И немедленно верни взятое.

В эту минуту увольнение волновало меня меньше всего.

— Униформу вы получите в конце дня, а кинжала у меня нет, клянусь. Можете обыскать мою каюту, если не верите.

— Да кто еще мог его взять? — Лейтон мучительно закашлялся, и, к моему ужасу, кровь из его рта брызнула на подушку. Может быть, дело только в разбитых губах, но не исключено, что у него сломаны ребра и началось внутреннее кровотечение; такое в прошлом году случилось с одним из грумов. И тот до сих пор не поправился. — Мы уговорили персонал дать вам все ключи, чтобы вы могли разгуливать по пароходу, как вам заблагорассудится. Похоже, Тесс злоупотребила своими привилегиями.

— Если бы нож оказался у Михаила, он запросто воткнул бы его в вас! — От моего крика Беатрис снова завыла, и я прижала малышку крепче к себе, пытаясь успокоить. — Сэр, вы должны меня выслушать. Михаил — я имею в виду графа Калашникова — опасный человек. Как вы этого не понимаете после того, что он с вами сделал?

Лейтон замолчал. И хотя он ничего не говорил, я видела, что скрывается за его упорством. Конечно, он понимает, какой граф на самом деле злобный, — синяки и кровоточащие раны говорили сами за себя. Но Михаил пугал его ужасно, может быть, даже сильнее, чем меня. И накинулся Лейтон на меня только потому, что слишком слаб и не может противостоять настоящему врагу.

— Подумайте, — еще настойчивее сказала я. — Сообщите об этом капитану. Он ни за что не сможет от этого отмахнуться.

Наверное, Братство сумеет сделать так, что в конце концов Михаил выйдет из этой истории незапятнанным, но по крайней мере Лейтона будут охранять до конца путешествия. Жалоба от английского аристократа кое-что значит.

— У вас есть возможность уберечь всех нас, сэр. В том числе и себя самого.

И только я поверила, что смогу достучаться до Лейтона, как нам помешали. В комнату ворвался Нед и проехался по ковру, не сумев вовремя остановиться.

— Доктор занят с какой-то больной, сэр, но он обещает прийти сразу же, как только сможет.

В нескольких шагах за ним шла Ирен, волосы ее были по-прежнему уложены только наполовину. Она выскочила из каюты, толком не одевшись, так спешила помочь брату, а может быть, побыть рядом с Недом.

— Да будь они прокляты, эти доктора! Никогда не понимают, что важнее. Ты предложил ему денег, чтобы он пришел немедленно? — спросил Лейтон.

Нед нахмурился:

— Э-э-э… нет, сэр. Простите, сэр, но мне это даже в голову не пришло. Мне показалось, что той леди в самом деле очень плохо и…

— Иди обратно и предложи ему столько, сколько он потребует, — приказал Лейтон. — А потом приведешь судового офицера, пусть арестует Тесс за кражу.

Черт побери! Он слишком испуган, чтобы нормально соображать. Вместо того чтобы нанести ответный удар, он виляет хвостом и делает все, чего пожелает Михаил.

— Арестовать Тесс? — Нед озадаченно переводил взгляд с Лейтона на меня и обратно. — Но это какая-то ошибка, правда, сэр? Вас слишком сильно ударили по голове. Может быть, вы не очень ясно мыслите.

Лейтон выпрямился настолько царственно, насколько смог с учетом порванной одежды и кровавого блина вместо лица.

— Она украла кинжал и пойдет за это в тюрьму. А если не вернет его сию секунду, я позабочусь, чтобы она просидела в тюрьме следующие несколько лет.

Ирен шагнула вперед и сказала:

— Тесс не трогала кинжал. Это я его взяла.

Все уставились на нее. Меня настолько поразила ее ложь, что я чуть не уронила Беатрис. Руками, словно превратившимися в желе, я все же сумела уложить притихшего ребенка в кроватку.

— Ты? — Лейтон упал обратно на подушки. — Да зачем тебе потребовался этот старый ножик?

— Мне нужны были деньги. Мама и папа мне их не дают, и ты об этом знаешь.

— Михаил… Михаил сказал, что Тесс…

— Должно быть, он что-то узнал об этом. — Ирен сочиняла так гладко, что ее можно было принять за опытную преступницу и не поверить, что это первая ложь за всю ее жизнь. Но такая уж она есть, правда? Защищает других, если может. — Понимаешь, я велела ей заложить кинжал в Саутгемптоне вечером перед отплытием. Так что она действительно держала его в руках — и спасибо, Тесс, что ты никому об этом не рассказала. Но больше можешь не притворяться, меня не нужно оберегать.

— Да, мисс. — Я присела перед ней в реверансе, как делала несколько раз на дню все прошедшие годы, но сейчас впервые это был знак искреннего уважения.

Лейтон в бессильной ярости что-то забормотал, разбрызгивая слюну:

— Ну, это уж и вовсе постыдно, Ирен. Постыдно! Мать и отец не дают тебе денег, потому что ты безответственная, и не спрашивай меня, откуда я это знаю.

Значит, они рассказали ему про выкидыш. Ирен вспыхнула, и я с неловкостью сообразила, что рядом с ней стоит ничего не знающий Нед. Но она не отступила:

— Они не дают мне денег, потому что у нас их совсем мало. Семья осталась буквально без гроша.

Теперь Лейтон выглядел еще подавленнее, чем когда я вошла в комнату, а мы, слуги, только и могли, что молча смотреть. И дело не в том, что мы не знали. Мы шутили, что скоро Лайлы присоединятся к нам внизу и будут сами мыть посуду, — ну, всякое такое. Но услышать, как Ирен говорит об этом вслух, причем сознается, что они «без гроша», — все равно что увидеть, как рушится собор. Знаменитое древнее семейство Лайл превратилось в бедняков. Мир, в котором я выросла, перевернулся вверх ногами. Даже малышка Беатрис изумленно на всех смотрела.

— Вам всем нужно как можно быстрее найти себе новое место. — Вроде бы Ирен обращалась ко всем троим слугам в комнате, но не отрывала взгляда от Неда. Она гораздо сильнее хотела, чтобы уволился он, чем мы, лишь бы избавить его от необходимости видеть, как она выходит замуж за мужчину, которого не любит, — Вполне возможно, что в течение года нам придется продать дом, если, конечно, кто-нибудь захочет купить такой старый, продуваемый всеми сквозняками особняк. Когда мама и папа думают, что я не слышу, они разговаривают о переезде в городской лондонский дом.

— Заткнись! — Лейтон снова закашлялся, лицо его исказилось от боли, но стыд обнищания перевесил даже полученную им взбучку. — Ирен, не смей говорить о вещах, которых не понимаешь. А вы не слушайте ее.

— Вы должны найти хорошие места, пока это еще возможно. Пока наши рекомендации еще хоть что-то значат, — повторила Ирен.

Нед замотал головой, молча говоря «нет», и я поняла, что для него нет другого места, если там не будет ее.

Все это время миссис Хорн раскачивалась взад и вперед, как брошенная детская игрушка. Все тем же надтреснутым голосом она сказала:

— Леди Регина очень рассердится, когда вернется после утреннего чаепития.

Я не выдержала:

— Ну, пожалуй, я просто пойду. Насколько я понимаю, никакого выходного пособия мне не выплатят. Форму пришлю ближе к вечеру.

Нед схватил меня за руку:

— Ты вот так просто уйдешь? Да брось. День, конечно, выдался странным, и мы все немного не в себе.

— Я ухожу. — Горло перехватило. Забавно, я все время думала о больших возможностях, которые откроются передо мной, когда я оставлю службу у Лайлов, но мне даже в голову не приходило, что будет так больно покидать одного из своих немногих друзей. Я сжала его руку. — Будь счастлив, Нед. Делай то, что считаешь правильным, и не позволяй ничему встать у тебя на пути. — А потом повернулась и сказала только для Ирен: — Спасибо вам. За все.

И все кончилось. Я вышла из каюты Лайлов, как мне думалось, в самый последний раз. Когда я грезила об этом, мне представлялось, что это будет похоже на победу. Оказалось, что это очень страшно. Но у меня не было другого пути — только двигаться дальше.

— Тесс! — Я оглянулась и увидела спешившую за мной Ирен. Она догнала меня, и я подумала, что ее поведение изменилось. Мы больше не были госпожой и служанкой; мы шли бок о бок, как две подруги. — Возьми вот это.

Она втиснула что-то мне в руку. Я посмотрела и, к собственному изумлению, увидела две десятифунтовые банкноты. Больше денег, чем я в своей жизни видела зараз, и куда больше, чем я накопила для начала новой жизни в Нью-Йорке.

— Я этого не заслуживаю.

Я не собиралась признаваться в том, что украла Клинок Инициации, но Ирен и сама это знала.

— Мы вам должны — тебе и твоей семье. Если посчитаешь нужным, отправь их Дейзи. Я посылала ей понемногу, когда могла.

Ирен всегда знала о малыше Мэттью! Это не должно было так сильно меня удивить, и все-таки… мы внизу знали о хозяевах так много, однако всегда считали, что к нам они безразличны. Но Ирен никогда не была такой же безразличной, как остальные, верно? Я могла бы и сама догадаться, что вовсе не Лейтон помогал заботиться о Дейзи в те первые ужасные месяцы.

— Хорошо, мисс.

— Зови меня Ирен, — сказала она. — Куда ты отправишься?

— Нью-Йорк кажется мне таким же хорошим местом, как любое другое. — Мы остановились в коридоре и посмотрели друг на друга. — Думаю, я быстро найду там работу.

— Я почти готова присоединиться к тебе. — Глаза ее оставались печальными. — Но я бы поехала на запад. Туда, где ковбои. Как ты думаешь, леди может стать ковбоем? Я больше ничего не умею, только ездить верхом.

Мы улыбнулись сквозь слезы над ее незатейливой шуткой.

— То еще будет зрелище — вы в одной из этих широченных ковбойских шляп.

— Это точно. — Ирен протянула мне руку, и я ее пожала.

Может быть, это выглядело до странного формальным, с учетом того, как близки мы были последние несколько лет, но мне было приятно попрощаться по-дружески. Она повернулась и пошла назад в свою разгромленную каюту, в свою разрушенную жизнь.

Первым моим порывом было найти Алека и упасть ему в объятия, но я понимала, что это неправильно. Вчера ночью и сегодня утром ему пришлось через многое пройти. Он измучен и удручен, сейчас нельзя просить у него поддержки. И сама я его поддержать не могу. Бесконечные ночи почти без сна берут свое, и, хотя еще рано, прошедшее утро уже доказало мне, что это один из самых беспокойных дней в моей жизни.

Я вернулась в третий класс, в свою каюту. Там сидела только Мириам. Она подняла глаза от книги, глянула на меня и сказала:

— Боже милостивый, неужели могло стать еще хуже?

— Я уволилась. Или они меня уволили, не знаю точно. Так или иначе, на Лайлов я больше не работаю.

Она спрыгнула с койки и внимательно на меня посмотрела:

— И это все?

— Нет. Но это все, что я могу рассказать. — Открыть Мириам еще что-то о Братстве — значит поставить ее под угрозу. — Я так устала!

Мириам поколебалась. Я видела, как ей хочется подробно расспросить меня о том, что случилось этим утром. Но она только взяла меня под руку, отвела ко второй койке и помогла в нее забраться. Я вытащила шпильки, распустила волосы и швырнула подальше свой льняной чепец, который надела сегодня в последний раз. Десятифунтовые банкноты Ирен я зажала в кулаке. Теперь они — единственная реальная часть моего неопределенного будущего.

Сквозь дымку изнеможения я чувствовала, как Мириам укрывает меня одеялом. Я хотела сказать ей спасибо, но провалилась в сон раньше, чем успела открыть рот.

Когда я проснулась, освещение в комнате изменилось. Я села, одурманенная и толком не понимающая, сколько времени. Мириам все еще была здесь, она свернулась в клубок на своей койке, прочитав чуть не половину книги.

— Я уж думала, ты будешь спать сразу до утра, — сказала она.

— А сколько времени? — хрипло спросила я, расчесывая пальцами волосы; золотистые кудряшки разлетались в разные стороны. Теперь придется уделять больше внимания прическе, раз я не буду прятать волосы под чепец.

— Почти вечер. Я принесла тебе немного еды с обеда. — Она показала на маленький столик. На нем на салфетке лежали булочки и сыр, а рядом — сложенный лист бумаги. Мириам, заметив мой взгляд, добавила: — Это тебе письмо.

Оно могло быть от леди Регины, требующей вернуться на работу или немедленно возвратить форму. Но я знала, что это не от нее. Спустившись вниз, все еще сонно моргая, я подошла к столику и взяла записку.

Тесс,

леди Регина пришла на ланч и объявила, что Лейтон заболел. Судя по лицу Ирен, там что-то большее, но он определенно жив; Михаил все же не сделал самого худшего. Я рад этому, хотя бы ради семьи.

Еще она объявила, что тебя рассчитали. Представляю себе, что это была за сцена! Она изо всех сил старалась дать мне понять, что это штраф за мое сопротивление ее попыткам сватовства. Но я надеюсь, что тебе понравился этот день свободы, первый из многих после того, как ты выбрала в жизни свой путь.

Если на закате у тебя будет немного времени, не заглянешь ли ты в мою каюту? Я знаю, ты поймешь — ты понимаешь больше любого другого. Нам многое нужно друг другу сказать.

Алек.

— Алек хочет, чтобы перед закатом я пришла к нему в каюту.

Мириам нахмурилась:

— Мне кажется, это не самое лучшее время для визита к оборотню.

— Сегодня ночью он не превратится. Во всяком случае, мы думаем, что не превратится. — Мириам посмотрела на меня, и я вздохнула. — Поверь, лучше тебе этого не знать.

— И ты к нему пойдешь? — Она стала очень серьезной и говорила гораздо добрее, чем раньше. — Я знаю, он тебе нравится, но… ты же знаешь, что он такое. Что надежды нет. И находиться рядом с Алеком Марлоу — только мучить себя.

— Я знаю. И он тоже.

Записка дрожала в моих пальцах. Пусть она была короткой и дружелюбной, я прекрасно понимала, почему он просит меня прийти к нему в каюту. Мы почти попрощались навеки, прежде чем появился Михаил и началась церемония посвящения. Но расстаться еще не могли. Не сейчас, если можно украсть еще одну ночь.