Я метнулась к небольшой группе, окружившей Лукаса. Он неподвижно лежал на снегу, из глубоких ран на груди и на лбу струилась кровь. Дана положила его голову себе на колени, Балтазар провел пальцем по краю раны на груди и поморщился. Вик и Макси, все еще обнимавшие друг друга, стояли рядом, Ранульф прижимал к груди свой топор, как ребенок, прячущийся под такое надежное одеяло. Лукас был без сознания.

— Что происходит? — Я опустилась рядом с Лукасом на колени. — Он ранен?

— И очень тяжело, — ответил Балтазар, и в его голосе прозвучал настоящий ужас.

— Ну конечно, — сказала я, — выглядит это ужасно, и ему наверняка больно, но ведь он поправится? — (Все молчали.) — Поправится?

Балтазар повернулся ко мне, его лицо ничего не выражало:

— Тот вампир сбрызнул свое оружие святой водой. Для нас это очень опасная тактика, но…

Я вскинула вверх руку, не в силах слышать, что он скажет дальше. Кроме того, я и так знала. Технику открыл Черный Крест, и Эрик нашептал это Лукасу в его снах. Он утверждал, что колья, смоченные в святой воде, навсегда парализуют вампира и обрекают его на вечные муки.

Он все равно что сгорает заживо, только изнутри.

Никто не знал этого точно — может быть, это и не так, но Лукас не шевелился. Он горел в этом ужасном бесконечном пламени.

Я взяла его за руку. Она была холоднее, чем обычно, наверное, сильно замерзла на снегу. Пальцы тяжелые, онемевшие.

— Лукас? — шепнула я, уже понимая, что он не слышит.

Единственное спасение от вечной муки — обезглавить его. Потерять навсегда. В те долгие часы после нападения Черити я уже стояла перед выбором — убить Лукаса или нет. Теперь этот выбор снова передо мной. Но я не могла. Просто не могла.

Я крепче сжала его пальцы. Дана, начавшая всхлипывать, высвободила одну руку, чтобы вытереть мокрые щеки. Голова Лукаса перекатилась на бок. Кровь из раны на лбу потекла по горлу, собралась лужицей под адамовым яблоком, и это напомнило мне, как он выглядел, когда я его в первый раз укусила.

«Кровь вампира», — подумала я. Во время ритуала она сильно притягивала меня. Настолько сильно, будто эта кровь и есть сама жизнь.

И внезапно все стало мне понятным.

Как я пила кровь Лукаса, и это поддерживало мое вампирское существование, и я чувствовала себя тогда более живой, чем в остальное время.

Как призраки объединяются с вампирами, чтобы создавать детей-вампиров вроде меня, потому что вампиры и призраки — это две половины жизни и вместе они могут разжечь пламя.

Как ритуал воскрешения миссис Бетани должен был уничтожить меня и втянуть в тело вампира, чтобы сплавить нас в одно целое.

Как кровь призрака ядовита для вампиров, но их кровь для нас — это жизнь.

Как мы с Лукасом стали частью друг друга с самого первого раза, когда я поддалась своему желанию и вонзила клыки ему в горло. Я была Лукасом, а он был мной.

И я знала, что делать.

— Отойдите, — велела я.

Все удивленно посмотрели на меня, но послушались, отодвинувшись от распростертого тела Лукаса. Дана осторожно положила его голову на снег, поднялась на ноги, и Ракель крепко обняла ее сзади. Ранульф склонил голову, а Вик, держа Макси за руку, шмыгал носом, словно готов был вот-вот заплакать. Мои родители стояли чуть в стороне от остальных, но я видела, что тревога за Лукаса на их лицах была искренней. Подошли еще несколько человек — горстка учеников, как людей, так и вампиров. Они не знали, что думать. В нашу сторону, спотыкаясь, брела Скай, оглушенная, ослабевшая после пережитых ею испытаний, но она не хотела бросать Лукаса в беде. Скай покачнулась, Балтазар быстро вскочил и подставил ей плечо.

Снег, на котором лежал Лукас, был алым от его крови. Снова начался снегопад, порывами дул сильный холодный ветер, ерошил ему волосы. Я протянула руку к Макси. После короткого замешательства она поняла и отдала мне брошь, чтобы я опять смогла стать материальной. Сейчас это было мне необходимо. Острые края лепестков врезались в мою ладонь.

Я думала о том, как сильно его люблю, как хочу, чтобы он стал частью меня. Мечтала о насыщенном вкусе его крови, о том, как она снова заставит меня почувствовать себя живой. Я вспоминала, как была вампиром, и почувствовала, что у меня опять вылезли клыки, оцарапав губы и язык. Несмотря на смерть, мое вампирское «я», осталось частью меня.

И тогда я низко наклонилась и впилась Лукасу в шею.

Кровь. Холодная, но все равно его кровь, все равно это он. Кровь вампира содержит в себе знание, так что я чувствовала все, что чувствовал Лукас, знала все, что знает он. Я чувствовала его любовь ко мне и его страх, когда он стоял в той башне, пытаясь меня спасти. Я видела сражение его глазами — вихрь клинков, ударов и летящего снега. Я глотнула больше, стараясь выпить столько его крови, сколько смогу, даже больше, чем выпивала, когда была вампиром. Мне смутно слышались протесты остальных, но они были слишком далеко, и я не принимала их во внимание. И наконец я почувствовала, что Лукас — его дух, его душа — здесь, в самом центре его сущности.

«Бьянка. Где мы?»

«Вместе».

«Что происходит?»

«Я пью твою кровь. Делаю ее своей. Лукас, выпей моей крови».

Я прижала ладонь к его рту так, чтобы нежная плоть между большим и указательным пальцами оказалась у изгиба губ.

«Доверься мне. Пей».

Он был парализован и не мог укусить, поэтому я прижимала тонкую кожу к его зубам до тех пор, пока она не порвалась. Боль была острее, чем я когда-либо испытывала в прежней жизни, но я даже не поморщилась.

Кровь потекла ему в горло. То, что обожгло бы его раньше, никак не подействовало сейчас, потому что моя и его кровь смешались и теперь, разъедающая сила призрачной крови была ему не страшна. Он мог свободно пить ее. Свободно, чтобы в него вливалась жизнь.

Связь между нами усиливалась, и у меня начала кружиться голова. Теперь мы стали одной системой, одним существом, перетекая друг в друга. Отдавшись этому течению, я ощущала тело Лукаса так же, как собственное: раны на лбу и груди жгло, снег под спиной был очень холодным. И еще я чувствовала его изумление, когда он ощутил, что такое быть мной — мягкость моих конечностей, вкус его крови, близость моего духа.

Кровь, которую я пила, потеплела.

«Это и значит умереть? — подумал Лукас. — Потому что я больше не боюсь смерти, если она означает, что я наконец-то могу быть так близко к тебе».

Я сосредоточила на нем всю свою энергию, направила себя в самую его суть, в красную глубину его сердца.

«Это не смерть. Это жизнь».

Лукас судорожно вдохнул, и я села. На губах ощущался вкус его крови, и сам он был весь окровавленный, но глаза его широко открылись. Он вдохнул еще раз, потом еще.

— Что ты сделала? — спросил Балтазар.

Ракель, выглянув из-за Даны, добавила:

— Да, это что, такая вампирская реанимация в полевых условиях?

Я не отводила взгляда от Лукаса. Раны на лице затягивались гораздо быстрее, чем при вампирском исцелении. Он уставился на меня, наверняка еще ощущая слабость, но по его лицу уже расплывалась недоверчивая улыбка.

— Это невозможно.

— Возможно, — Я радостно рассмеялась, — Это правда.

— Ты чертовски быстро выздоравливаешь, старик, но кровь еще идет. — Вик протянул ему какой-то лоскут.

— Кровь, — сказал Балтазар резко. Он уже увидел, хотя остальные еще нет. — Бьянка, ты это сделала.

— Сделала что? — спросила Дана.

Я крепко обняла Лукаса. И на этот раз его ответное объятие было теплым.

— Я жив, — прошептал Лукас. — Бьянка вернула меня к жизни.

Все вокруг заговорили одновременно — изумленно, растерянно, ликующе. Дана высоко подпрыгнула, вскинув руки над головой.

Я не обращала на них никакого внимания. Все объяснения и празднования потом. А пока я хотела только одного — лежать в объятиях Лукаса, положив голову ему на грудь и слушая, как бьется его сердце.

Примерно через час начали подъезжать полицейские автомобили, машины «скорой помощи», прибыло даже несколько пожарных машин, хотя от жилища миссис Бетани в каретном сарае остались только тлеющие угли. Мои родители нашли телефон, который работал даже после грандиозного замораживания и оттаивания, и позвонили в службу спасения.

— Школа погибла, — объясняла мама чуть раньше, пока Ранульф волок несколько вампирских трупов к огню, чтобы свести к минимуму неловкость ситуации, когда подъедут представители закона. — Без миссис Бетани нет никакой академии «Вечная ночь». Ученикам нужно возвращаться домой, к семьям.

— А что будет здесь? — полюбопытствовала я, глядя на массивные каменные башни, силуэтом вырисовывающиеся на фоне зимнего неба.

— Может быть, особняк какого-нибудь миллионера. Или штат здесь что-нибудь устроит — убежище для попавших в беду людей. Другую школу. — Мама нежно улыбнулась папе. — Хорошо, что мы не продали дом в Эрроувуде, да?

— Мы не можем туда вернуться, — возразил он. — Те, кто нас там помнит, заметят, что мы выглядим слишком молодо.

— Я знаю, дорогой. Мне уже тоже некоторое время пришлось это скрывать, не забыл? — Поддразнивая, она легонько ткнула его в бок. — Но теперь мы можем его продать и уехать куда-нибудь в другое место.

Он обнял ее за плечи.

— Соскучилась по Англии?

Мама просияла, и я подумала, что их новый дом будет где-нибудь рядом с ее обожаемым Лондоном. Но она смотрела на меня.

— А ты, Бьянка?

— Я остаюсь с Лукасом, но теперь не имеет никакого значения, где я буду, потому что могу оказаться рядом с вами в мгновение ока. Так что мы будем навещать вас так часто, как нам захочется. Больше не существует такой вещи, как далекое расстояние.

Мама слегка опечалилась.

— Это так несправедливо! То, что ты можешь подарить жизнь кому-то другому, но сама навсегда останешься призраком.

— Мама, все хорошо. — Я уже несколько дней обдумывала это и после сегодняшних ошеломительных событий точно знала, что ей сказать. — Перестань считать, что со мной случилось нечто ужасное, ладно? Уж вы-то, ребята, должны понимать, что смерть — это вовсе не конец. Кроме того, я должна была стать призраком, теперь я это знаю. Это могущество, эти способности — теперь я даже не представляю, как без них обходиться. Это моя судьба. То, что мне предназначалось. — Помолчав немного, я добавила: — И это весело.

Родители засмеялись и долго обнимали меня.

Копы выслушивали исключительно сбивчивые объяснения разных учеников, очень осторожный рассказ Лукаса, а красные и синие мигалки на их машинах вспыхивали, окрашивая снег в разные цвета. Вик и Ранульф помогли Скай спуститься по парадным ступеням «Вечной ночи». Она все еще дрожала и неуклюже тащила огромную сумку в половину своего роста. Когда они проходили мимо нас, я услышала, как она спрашивает:

— Вампиры, охотники на вампиров и привидения — и все они воюют между собой?

— За исключением присутствующей компании, — ответил Вик, улыбнулся и оглянулся. Макси парила рядом с ним. — Видишь ли, если ты спросишь меня, то я скажу, что они воевать не должны, а наоборот — нормальные классные люди должны выступать против чокнутых ненормальных. Куча людей, вампиров и привидений находятся по обе стороны этого уравнения, понимаешь?

— Вот мы на стороне классных, — серьезно произнес Ранульф.

— Как скажешь.

Судя по ее виду, Скай хотела только одного — убраться к чертовой-бабушке подальше от всего сверхъестественного и как следует выспаться. Я не могла ее за это винить, но и отпустить, не поблагодарив, не могла.

— Скай, — окликнула я, подходя к ней. Она устало посмотрела на меня. — То, что ты сделала там, наверху… я всегда буду тебе благодарна. Я и Лукас.

— Лукас спас мне жизнь, — напомнила Скай. — Я хотела ему помочь, а значит, помочь тебе. И, как я уже сказала, я бы обрадовалась, если бы кто-то сделал то же самое для меня.

Ее голос звучал измученно, а взгляд все еще был затравленным. Тщательно подбирая слова, я произнесла:

— Я оставалась в тебе довольно долго, и произошло много сверхъестественного. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Лицо Скай напряглось.

— Чем скорее я отсюда уберусь, тем скорее все будет в порядке. — Она глубоко вздохнула. — Скажи Лукасу, я счастлива за вас. И… скажи ему «до свидания».

Не оборачиваясь больше, она зашагала но снегу к полицейской машине.

Вдалеке, отдельно от всех, стоял Балтазар. Я подошла к нему. Папино пальто, в которое он меня укутал, было таким огромным, что мне казалось, будто на мне средневековая накидка. Когда я приблизилась, Балтазар не обернулся, только сказал:

— Кому-то нужно позаботиться о конюшне.

Я проследила за его взглядом — в школьной конюшне некоторые ученики держали породистых жеребцов.

Я об этом даже не подумала.

— Сегодня я пойду туда сам, накормлю и напою лошадей, — негромко произнес он. — Думаю, хозяева скоро их заберут, но я буду проверять. О, кстати, пока мы тебя сегодня разыскивали, я захватил вот это. — Балтазар вытащил из кармана мой коралловый браслет с серебром и уронил его в мою руку. — Он лежал под надувным креслом. Наверное, миссис Бетани бросила его туда, когда заменила на ловушку.

— Спасибо, — сказала я, но этого было недостаточно. Между нами висели непроизнесенные слова, и я понимала, что выяснить все нужно немедленно. — Я пила и твою кровь тоже, — начала я. — И то, что я сделала для Лукаса… ну, вернула его к жизни… может получиться и с тобой. Если хочешь.

Пить чью-нибудь кровь — слишком интимное действие, и я не предложила бы этого ни по какой другой причине; это все равно что обманывать Лукаса. Но я знала, что Лукас не будет возражать, если я верну жизнь Балтазару.

К моему удивлению, Балтазар покачал головой:

— Нет никаких гарантий, что это получится, а если не получится, то ты меня отравишь.

— Попытка того стоит.

— Ничего не выйдет. — Он посмотрел на горизонт и прищурился, как будто снег, сверкавший в лунном свете, слепил его. — То, что случилось сегодня… Дело не в крови, а в узах между вами. Вы двое — часть одного целого, а мы с тобой единым целым никогда не были.

Я положила руку ему на плечо:

— Балтазар, мне жаль.

Он пожал плечами:

— Мне не хуже, чем раньше. И… я счастлив за Лукаса. Честно.

Я быстро приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Балтазар улыбнулся, но я чувствовала, что он хочет остаться один. Так что я пошла назад, надеясь, что полиция поверила в нашу версию событий.

Разумеется, они поверили. Им было куда проще решить, что в школе прорвало трубу и ее затопило, вода на морозе замерзла, в каретном сарае произошло короткое замыкание и начался пожар. Неужели они будут верить перепуганным подросткам, бормочущим какую-то чушь о привидениях?

Не знаю точно, что напишут в официальных отчетах, но заканчиваться все они будут одинаково: академии «Вечная ночь» больше не существует.

Ближе к рассвету Ракель с Даной отвезли всех нас в город, где они сейчас жили. Их мотель не отличался изысканностью, но был чистым и безопасным, с кучей свободных номеров. Если усталая супружеская пара, управлявшая мотелем, и удивилась семерым гостям в два часа ночи, они ничего не сказали.

Родители тоже ничего не сказали, когда я пошла в номер к Лукасу. Мама даже проверила его повязки и велела утром намазать раны неоспорином. Он с трудом сглотнул и кивнул, и я поняла, что он скучает по своей матери и по ее заботе.

Наверное, мама с папой думали, что мы немедленно бросимся друг к другу в объятия. Мне нравилась эта идея, но нам с Лукасом требовалось принять этой ночью множество решений — решений, определяющих всю нашу дальнейшую судьбу.

Когда мы остались в комнате вдвоем, я помогла ему снять куртку и рубашку. Каждое движение заставляло его морщиться. Я сказала:

— Знаешь, теперь, раз ты снова стал человеком… если хочешь позвонить Кейт…

— Не хочу. — Он посмотрел мне в глаза, и, хотя взгляд его был печальным, я поняла, что он говорит это искренне. — Я все еще люблю маму и всегда буду любить. Но теперь я понимаю, что она… ограниченна. Не в состоянии видеть дальше собственного страха. Может быть, когда-нибудь я смогу… сообщить ей, что произошло. И с ее души упадет огромная тяжесть, если она узнает, что я снова человек. Но видеть ее я больше не хочу. Никогда.

Я села на кровать рядом с ним.

— Тебе грустно?

— Нет. Я уже довольно давно понял, что мы с ней никогда больше не будем вместе. — Он коснулся моей щеки и улыбнулся. — И разве я могу сегодня грустить? Господи, Бьянка, ты… чудо.

Я поймала его руки.

— Ты снова жив, — голос мой дрожал, — и можешь выбрать себе любую жизнь, какую захочешь. Поэтому я просто хочу тебе сказать, что ты свободен. Волен принимать собственные решения. Даже если… даже если это значит… оставить меня.

— Что? — Лукас уставился на меня, словно не мог поверить ни единому слову. — С какой стати я вдруг оставлю тебя?

— Ты больше не обязан сражаться с вампирами или призраками. И сам мне говорил, как сильно хочешь жить нормальной жизнью, а теперь она перед тобой. Лукас, ты можешь пойти учиться в колледж, как мечтал когда-то. Встретить обычную живую девушку и никогда, никогда больше ни на кого не нападать и не учиться убивать. — Я больше не могла смотреть ему в глаза. — Однажды ты женишься. У тебя будут дети. Этого я тебе никогда не смогу дать.

Лукас потрясенно смотрел на меня и молчал. Конечно, ему нужно взвесить все, что я сказала. Я и не ожидала, что он согласится сразу, но ему придется признать, что все это правда. Со временем он сможет осуществить свою давнюю мечту: жить, как все остальные люди. Иметь дом, работу, семью. Навсегда забыть о прежних битвах.

И тут он спросил:

— Откуда ты знаешь?

— Откуда я знаю что?

— Что у нас не может быть детей.

Он застал меня врасплох. Честно говоря, я никогда не думала, что у меня когда-нибудь будут дети; у большинства вампиров их не бывает, мои мама с папой — редчайшее исключение. А теперь я стала привидением, чем окончательно подтвердила эту невозможность.

— Лукас, я умерла!

— И твои родители тоже.

— У меня нет тела.

Он взял мое лицо в свои ладони так нежно, что я задрожала.

— А мне кажется, что есть.

Если я хотела, то могла обрести тело, так? И вроде бы не существует никаких ограничений по времени.

— Мы не знаем, возможно ли это, — возразила я. — И не можем быть в этом уверены.

— Это значит, мы не можем быть уверены, что это невозможно. — Лукас улыбнулся, его темно-зеленые глаза сияли. — Бьянка, до сегодняшней ночи никто и не мечтал, что ты сможешь вот так вернуть меня к жизни, а ты это сделала. И мы найдем способ. Я не говорю о детях, точнее, не только о детях. Я хочу сказать — не важно, что нас ждет впереди. Мы сможем с этим справиться. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы дать тебе уйти.

Меня охватила радость.

— Ты уверен?

— А ты? — На его лице промелькнуло сомнение. — Ты самое поразительное сверхъестественное существо на свете, а я просто парень, который в конце концов состарится.

— Я сделаю так, чтобы мои волосы тоже поседели, — пообещала я. — И добавлю себе морщин, когда они появятся у тебя. — Я и не думала, что можно одновременно смеяться и плакать. — Но, Лукас, а как же нормальная жизнь?

— Забудь про все нормальное. — Он усмехнулся. — Мы будем исключительно необычными.

Мы поцеловались, и в первый раз после того, как он превратился, между нами не осталось ни преград, ни сомнений.

Стоило немного сосредоточиться, и оказалось, что мне не нужно снимать с себя одежду. Я захотела, чтобы она исчезла, и на мне остался только коралловый браслет с серебром.

Теперь, когда Лукас был живым, а я нет, все происходило по-другому, намного лучше. Когда мы были вместе, я чувствовала все то, что чувствовал он, ощущала его наслаждение вместе со своим. И его прикосновения больше не были просто соединением нервов и нейронов и вызывали не просто физический отклик. Теперь его прикосновения стали тем, чем они были на самом деле, — выражением нашей любви, и это возбуждало меня так, как не смогло бы ничто другое.

— Бьянка, — прошептал Лукас мне в шею. Его дыхание снова было теплым, и аромат его кожи плыл вокруг меня. — Ты моя жизнь.

— А ты моя.

Это было правдой. Его сердцебиение, его мышцы, все, что делало его человеком, находило во мне такой сильный отклик, какой не находила моя собственная жизнь. Во мне сливалось все то чудесное, чем одаривало меня сверхъестественное, и то чудесное, что давала жизнь. Вот что означает быть закрепленным на якоре — быть любимым.

Потом мы лежали, переплетясь руками и ногами, и Лукас гладил мои волосы. Глядя в потолок, он произнес:

— Меня беспокоит только одно.

— Что?

— Единственное, что мне не нравится в том, чтобы быть смертным, — мне придется оставить тебя. Конечно, не раньше, чем кончится моя жизнь, и заверяю тебя, я намерен прожить долгую хорошую жизнь, но тем не менее. Однажды это все равно произойдет.

Острый укол боли заставил меня крепче обнять его.

— Я подумаю об этом, когда настанет время. И если следующие пятьдесят или шестьдесят лет я смогу провести с тобой, если мы сможем быть вместе и счастливы всю твою жизнь — это то, чего я хочу. Лучше я буду скорбеть по тебе, когда ты покинешь меня, чем вообще не буду с тобой.

Лукас крепко поцеловал меня и притянул к себе.

— Значит, так и поступим.

— А как же ты? — прошептала я. — Я знаю, как ты счастлив, что снова жив, но… ведь ты должен был жить вечно, а теперь этого не будет. Ты лишился бессмертия. Разве это не странно?

— Я никогда не умру, — ответил Лукас и, прежде чем я успела возразить, прижал два пальца к моим губам. Его нежная улыбка словно наполнила комнату светом, и я поняла, что он говорит правду, искреннее которой я никогда не знала. — Ты будешь жить вечно, и твоя память обо мне — единственное бессмертие, о каком я могу мечтать. Если я буду жить как часть тебя… Бьянка, так я представляю себе рай.