Леди-судьба

Грейс Сьюзен

Виконт Майлс Грейсон захватывает в плен напавший на них пиратский корабль. К его удивлению, капитаном пиратов оказывается знаменитая леди Кэт, как две капли воды похожая на его исчезнувшую невесту Викторию. Уверенный, что Виктория убита, Майлс решает использовать красавицу Кэт в качестве приманки, чтобы отомстить убийце...

 

ПРОЛОГ

Феллсмор Мэнор,

Ирландия

18 октября 1783 года

– Брось нож, женщина! Сейчас же брось, черт побери, или я всажу его в тебя! – крикнул Джеффри Карлайл, с ужасом обнаружив, что повитуха острым лезвием надрезает кожу на крохотной ручке его новорожденной дочери.

– Но, ваша милость, – нерешительно откликнулась женщина, – что же мне делать? Ваши дочери похожи как две капли воды. Нужно же как-то отличать ту из них, что родилась первой. Ведь если у вас никогда не будет сына, именно она должна унаследовать ваш титул.

Одним из предков Джеффри был Джонатан Карлайл, третий герцог Четэм. Он оказался таким верным и преданным слугой Елизаветы Тюдор, что юная королева позволила ему однажды просить у нее все, чего он ни пожелает.

Герцог Джонатан был несметно богат и беспредельно несчастен. У него было шестеро дочерей, но, увы, ни одного сына, который мог бы унаследовать отцовское достояние вместе с его титулом. А это, в свою очередь, означало, что после смерти Джонатана все его земли должны будут отойти в королевскую казну. По просьбе Джонатана Елизавета издала специальный указ, гласивший, что если в семействе Карлайл не будут рождаться сыновья, герцогский титул переходит старшей дочери. Она же, выйдя замуж и родив сына, передаст свой титул ему. По своей милости королева утвердила свой вердикт на вечные времена, гарантировав тем самым, что род Карлайлов отныне никогда не прервется.

– Крошка не почувствует боли, ваша милость, и ранка вскоре заживет.

Повитуха продолжала говорить, но Джеффри уже не слушал ее. Он стоял возле кровати, не сводя повлажневших глаз от лежащих перед ним младенцев. «Мои дочери», – думал он с умилением. Малышки и впрямь были совершенно одинаковыми, вплоть до фамильного родимого пятна, похожего на крест, расположенного над сердцем. С таким пятном рождалось уже десятое поколение Карлайлов.

Герцог наклонился к кровати и нежно поцеловал порезанную ручку старшей дочери, мысленно прося у нее прощения за пролитую кровь и сожалея о том, что ему пришлось пометить свою наследницу таким варварским способом. Но выделить с самого начала ту из сестер, к которой со временем перейдет его титул, было прямой обязанностью Джеффри.

О том, что такое ответственность, он знал с ранней юности. Ему было всего восемнадцать, когда умер его отец, Малкольм Карлайл, не оставив Джеффри практически ничего, кроме своего титула. Мать Джеффри умерла при родах. Герцог так и не смог пережить эту утрату. Поручив воспитание собственного сына слугам и наставникам, Малкольм провел остаток своих дней за бутылкой вина и картами, успев пустить по ветру почти все несметное состояние Карлайлов.

Вступив в права наследства и обнаружив бедственное состояние дел, Джеффри дал себе клятву восстановить пошатнувшееся финансовое положение семьи и вернуть утраченное. На ближайшие годы это стало его главной целью, и он сумел добиться успеха, превратившись за какие-то девять лет в одного из богатейших людей во всей Европе. За изрядное умение приумножать свои доходы он даже получил прозвище – Лорд Мидас, в честь мифического царя, превращавшего в золото все, к чему прикасались его руки. Но прошло еще какое-то время, и погоня за богатством отошла у Джеффри на второй план. Он влюбился.

– Джеффри! Как там наши малютки? С ними все в порядке? Для новорожденных они ведут себя слишком тихо.

Голос жены вывел Джеффри из задумчивости. Он осторожно завернул дочерей в одеяльца и понес показать их своей обожаемой Евангелине.

– Они чувствуют себя прекрасно, любовь моя, – сказал он, счастливо улыбаясь жене. – А ты поторопись насладиться тишиной, потому что, как мне кажется, эта прелестная парочка еще задаст тебе жару.

Тут одна из новорожденных тоненько заплакала – возможно, от боли в руке, порезанной острым лезвием, – и ее никак не могли успокоить нежные уговоры отца. Тогда Евангелина осторожно приняла плачущую дочку на руки.

– Джеффри, мы условились с тобой назвать нашу первую дочь Кэтрин Элизабет, в честь твоей матери, – сказала она. – Но раз уж господь одарил нас сразу двумя, я хотела бы назвать вторую Викторией Роксанной, в честь своей матери. Ты не станешь возражать?

Герцог посмотрел на жену счастливыми глазами, наклонился и сказал, поправив золотистый локон, упавший ей на лоб:

– Это чудесные имена, любовь моя. Но только как нам теперь разобрать, кто из них Кэтрин, а кто Виктория?

Евангелина посмотрела на прижатую к груди дочурку. Та, продолжая тянуть сосок своим крошечным беззубым ротиком, раскрыла ладошку с подсыхающей ранкой.

– Кэтрин – это она, – ответила Евангелина, грустно глядя на порез.

Джеффри разделял печаль жены и решил, что впредь будет различать своих дочерей иначе.

На следующий день он заказал у местного ювелира золотые кулоны и вскоре своими руками надел на дочерей тонкие цепочки с полированными сердечками, на которых были тонко выгравированы их инициалы.

После этого Джеффри распорядился, чтобы снимать эти кулоны с его дочерей не смел никто и никогда.

А для себя он твердо решил, что никогда больше не взглянет на этот проклятый шрам, оставшийся на руке Кэтрин.

 

ГЛАВА 1

Феллсмор Мэнор,

Ирландия

Декабрь, 1784 год

– Ты, конечно, чудесная девочка, Кэтрин Элизабет, – добродушно ворчала старая няня, заворачивая ребенка в розовое одеяльце, – но почему ты до сих пор не спишь? Время уже за полночь. Все давно уснули – и папа, и мама, и твоя сестричка. Не стыдно тебе?

Старой Элле Маккей из Дублина было восемьдесят лет, и она успела вынянчить на своих руках три поколения Карлайлов. Разумеется, за столько лет она стала в этом доме скорее членом семьи, чем служанкой. Ей предлагали уйти на покой, но Элла, невзирая на свои годы, взялась поднять на ноги и маленьких близнецов Кэтрин и Викторию.

От своей матери девочки унаследовали золотистый цвет волос и тонкие черты лица, однако глаза их, бывшие поначалу голубыми, как у всех новорожденных, вскоре приобрели новый оттенок и стали изумрудно-зелеными, как у отца. Элла любила их обеих, не уставая удивляться резвости малышек. Особенно неугомонной была Кэтрин, которая в свой год с небольшим уже вовсю забиралась куда угодно и пыталась ползать по всему дому. Она отличалась не только своим любопытством, но и сильным голосом, целыми днями звеневшим под сводами Феллсмор Мэнора.

Не желая разбудить кого-нибудь, Элла унесла девочку в темную кладовую, примыкавшую к кухне, надеясь наконец убаюкать непоседу, предварительно напоив ее теплым молоком.

Возясь с чашкой, Элла вдруг услышала приближающиеся мужские голоса. Она узнала Дики и Биллетса, новых рабочих, которых наняли совсем недавно. Не желая, чтобы ее увидели в ночной рубашке, Элла прикрыла за собой дверь кладовой.

– Почему именно этой ночью, Дики? Гроза приближается.

– Именно поэтому, осел! В такую ночь никто сюда не сунется, а значит, и свидетелей не будет!

– Не понимаю, что он имеет против этих людей, Дики. Мне самому они кажутся такими добрыми.

– Возможно, но его светлость желает видеть их мертвыми. Иначе он не сможет получить наследство.

Элла приникла к двери и обратилась в слух. Дики и Биллетс торопились, проглатывали слова, и Элла не все разобрала, но и того, что ей удалось расслышать, было достаточно, чтобы умереть со страху на месте.

– Биллетс, не забудь прихватить свечу и масло для лампы. После того, как дело будет сделано, мы должны будем подпалить это гнездо.

– Ох, Дики, но ведь убивать детей – это смертный грех, – захныкал Биллетс. – За это наши души будут вечно гореть в аду, так говорит наш священник. А если нас поймают, то наша с тобой жизнь и ломаного гроша стоить не будет.

– Раньше нужно было думать об этом, болван. А теперь ослушаться Эдварда Демьена – это все равно что самому себе затянуть веревку на шее. Шевелись! И помни, что, если кто-нибудь станет сопротивляться, ты должен будешь его пристрелить. Ну, давай, зажигай свечу, и пошли.

– Ах, Эдвард, Эдвард, – чуть слышно прошептала Элла побелевшими от ужаса губами. – Как далеко завела тебя твоя зависть. Как же ты мог замыслить такое после всего, что сделал для тебя твой брат?

Элла осторожно приоткрыла дверь и выглянула в кухню.

«Господи, что же делать? – подумала она. – Эти двое уже подходят к лестнице. Мне теперь не опередить их и не поднять тревоги».

Почувствовав, что ее тянут за волосы, Элла опустила взгляд и увидела, что Кэтрин молча смотрит на нее своими внимательными глазенками.

– Боже милостивый! – воскликнула Элла. – Я унесу тебя из дома, Кэтрин, только молчи. Тсс! Старая Элла спасет тебя, вот увидишь.

Она осторожно вышла из кладовой, тут же почувствовала запах гари и снова услышала приближающиеся голоса Дики и Биллетса. Не теряя ни секунды, Элла завернула в одеяло Кэтрин, схватила свою шерстяную накидку, набросила ее на плечи и выскочила через заднюю дверь в ночную тьму.

Отбежав подальше и оглянувшись, она увидела яркое пламя, бушующее в окнах нижнего этажа. Со звоном лопнуло оконное стекло, и огромный столб огня выплеснулся наружу, освещая все вокруг зловещим алым светом, в котором Элла сумела рассмотреть убегавших от дома Дики и Биллетса. Она прикрыла девочку краем накидки, и ноги сами понесли ее в сторону моря.

С неба хлынули ледяные струи дождя, застучали горошины града. Тонкие туфли Эллы немедленно промокли, но она продолжала свой отчаянный бег, прижимая к груди крохотное детское тельце, и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на краю бухты, окруженной скалами.

Ливень утих. Из-за туч показалась полная луна. Впереди Элла увидела горящие факелы и, не задумываясь, бросилась туда.

Капитан Шон О'Бэньон был контрабандистом. Он подошел в эту ночь к побережью Ирландии для того, чтобы переправить на сушу свой груз. Наверное, был промысел божий в том, что он, несмотря на темень, сумел разглядеть в ночи фигуру бегущей женщины. Шон кликнул своего первого помощника, Пэдрика, и вместе с ним поспешил навстречу. Они подбежали как раз в ту минуту, когда пожилая женщина обессилела и упала на землю. Шон наклонился, желая помочь ей подняться.

– Все в порядке, матушка, не беспокойтесь, – сказал он. – Мы отнесем вас к себе, и вы сможете отогреться.

– Для меня все кончено, – с трудом промолвила старая Элла, медленно покачав головой. – Возьмите девочку… Всю ее семью убили… Ее тоже хотели убить, но… Я сумела обмануть их… Расскажите ей потом, что это я спасла ее от смерти.

Элла говорила так тихо, что Шону пришлось наклониться, чуть ли не приложив ухо прямо к ее губам.

– О ком вы говорите, матушка? – спросил он. – И кому, кроме вас, еще нужна наша помощь?

Прежде чем старая женщина успела ответить, он сам заметил детскую головку с золотистыми волосами, торчавшую из складок промокшей одежды.

Крошка посмотрела на него и улыбнулась, потянувшись ручонками к заросшим щекам Шона. Он не успел и глазом моргнуть, как тонкие сильные пальчики впились в его рыжую бороду.

– Эй, эй, мне больно, – сказал капитан, осторожно освобождаясь от ее руки. Девочка не испугалась, не закричала, она лишь весело рассмеялась, и Шон не мог не улыбнуться в ответ.

– Ее зовут Кэтрин, – прошептала Элла, умоляюще глядя в лицо капитану. – Прошу вас, не обижайте ее.

– Но чья она, эта крошка? – спросил Шон. – И остались ли у нее родственники, которым можно было бы ее передать?

– Никого, – покачала головой няня. – Она теперь совершенно одна. Обещайте, что будете заботиться о ней и отдадите ее в хорошие добрые руки.

– Клянусь, – заверил старую женщину капитан. – Не беспокойтесь за нее, почтенная леди. Шон О'Бэньон по прозвищу Ирландский Ястреб умеет держать свое слово.

– Не обмани меня, О'Бэньон, иначе я вернусь с того света и задушу тебя своими руками. – Элла нежно прикоснулась к щеке девочки дрожащими пальцами и поморщилась от боли, разрывавшей ее старое, уставшее жить сердце. – Будь счастлива, Кэтрин, и помни, что старая Элла никогда не оставит тебя.

С этими словами она закрыла глаза и тихо умерла.

Шон медленно поднялся, держа ребенка в больших заскорузлых ладонях. Он укутал девочку своим плащом, приказал Пэдрику позвать матросов, чтобы похоронить старую Эллу, а затем повернулся и медленно зашагал к своему судну, стоявшему на якоре возле самой кромки прибоя.

Кэтрин положила головку на плечо капитана и снова принялась играть его бакенбардами. Шон увидел в лунном свете доверчивую улыбку девочки и понял, что отныне он уже никогда не расстанется с этим очаровательным созданием.

– Ну что же, милая леди, – сказал Шон. – Как видно, сама судьба свела нас с тобой навеки. Отныне ты будешь моей дочерью. Я познакомлю тебя с моей женой, Эрин. Она всегда говорила мне, что хотела бы иметь много детей, так что лишней в нашей семье ты не станешь.

Пэдрик провожал своего капитана долгим взглядом, и ветер доносил до него слова Шона.

– …И с твоими новыми братиками, Колином и Родериком. Только не вздумай называть его этим именем, он все равно не отзовется. Хотя ему всего пять лет, он уже не желает, чтобы его называли иначе как Рори. Ох и упрямый малец, скажу я тебе! Сам не могу понять, и в кого только он таким уродился…

 

ГЛАВА 2

Карлайл-Хаус,

Лондон

10 декабря 1784 года

– Будь ты проклят! – выкрикнул Эдвард Демьен, подняв голову к портрету брата, висевшему над камином.

Душа Эдварда была окутана таким мраком, что, если бы ее можно было увидеть, она оказалась бы под стать его темным волосам и блестящим черным глазам. Впрочем, Эдварду было от чего прийти в отчаяние – вся его жизнь катилась в бездонную пропасть, и виноват в этом, конечно же, старший брат, Джеффри.

– Будь ты проклят, Джеффри, – повторил Эдвард, не сводя глаз с портрета. – Наш покойный отец, Малкольм, был, конечно, никудышным папашей, но тебе-то он, по крайней мере, хоть что-то оставил: свой титул и свою фамилию. А я? Я вообще рос в приюте, пока ты не вытащил меня оттуда двенадцать лет тому назад.

Эдвард провел дрожащими пальцами по своим спутанным волосам, нервно прошелся по кабинету и снова заговорил, обращаясь к воображаемому брату:

– Да, Джеффри, ты всегда был баловнем судьбы. Тебе досталось все – и титул, и деньги, и даже женщина, которую я люблю. Проклятье! Ведь Евангелина должна была стать моей женой, а не твоей, ты слышишь? Моей!

Евангелина была единственной дочерью сэра Томаса Уэстлейка, одного из деловых партнеров Джеффри. Два года тому назад сэр Томас умер, и тогда Джеффри решил стать опекуном его дочери – разумеется, оговорив это предварительно с Эдвардом. Так в их доме появилась Евангелина.

В то время Евангелине исполнилось девятнадцать лет, и она вступила в пору расцвета, когда бутон, заключенный в девушке, начинает раскрываться, являя удивленному взору юную, прелестную женщину ослепительной красоты и грации.

Впервые увидев Евангелину в доме брата, Эдвард влюбился в нее – безумно и безрассудно. Он стал пользоваться каждой отлучкой Джеффри из дома для того, чтобы оказаться рядом с Евангелиной. Эдвард водил ее в церковь, на прогулки, в магазины и чувствовал себя счастливым, как каждый влюбленный человек. Будущее начинало казаться ему все более и более прекрасным. Эдвард мечтал о том, что закончит последний семестр в Оксфорде, затем вернется, сделает Евангелине официальное предложение и…

– Ты обокрал меня, Джеффри! – гневно выкрикнул Эдвард, грозя портрету вытянутым пальцем. – Пока я заканчивал университет, ты увел у меня из-под носа девушку, о которой я мечтал всю жизнь! Когда я узнал об этом и примчался домой, чтобы просить Евангелину изменить свое решение и выйти замуж не за тебя, а за меня, было уже поздно. Она сказала, что любит тебя, а мне… Ты знаешь, что она предложила мне? Дружбу!

Эдвард истерично воскликнул, упал в кресло и сделал большой глоток из стоявшего на столе бокала с бренди. Он снова испытывал сейчас ту боль, которой отозвался в его душе отказ Евангелины. Тогда он смертельно обиделся на них обоих. На Джеффри – за то, что он украл у него невесту, а на Евангелину – за то, что та не оправдала его надежд. Ну конечно, что же удивительного в том, что Евангелина выбрала не его, а старшего брата! Ведь у того есть все – и деньги, и титул, а у него, у Эдварда, ровным счетом ничего.

Так Эдвард потерял и старшего брата, и свою несостоявшуюся невесту. Впрочем, свой университетский диплом он тоже потерял, решив не возвращаться в Оксфорд. Вместо этого он остался в Лондоне и принялся просиживать целыми днями в доме брата, преследуя Евангелину взглядом везде, где только было возможно, – за столом, в гостиной, при любой случайной встрече. При этом в отсутствие Джеффри он никогда не заводил с ней разговор, просто молчал и сверлил «изменницу» взглядом, желая тем самым добиться ее раскаяния.

У Джеффри тоже были проблемы, связанные с Евангелиной, но совсем иного порядка. Ему пришлось пересмотреть свои планы относительно представления своей будущей жены высшему лондонскому свету. Евангелина, выросшая в отцовском поместье в Эссексе и привыкшая к простой деревенской жизни, была не готова к этому. Поведение Джеффри тогда повергло Эдварда в изумление.

Во-первых, Джеффри отменил пышные торжества, связанные со свадьбой. Вместо этого они с Евангелиной обвенчались в маленькой церкви в присутствии всего лишь нескольких самых близких друзей. А после свадьбы Джеффри увез свою молодую жену в Ирландию, в поместье, принадлежавшее его матери и затерянное на морском побережье посреди дикой природы.

Однако больше всего Эдварда поразило последнее из решений, принятых старшим братом. Уезжая в Ирландию, он предложил Эдварду взять на время своего отсутствия управление всеми делами дома Карлайлов. Эдвард стал отказываться, ссылаясь на свою полную неподготовленность и неопытность, но герцог сумел настоять на своем. «Все мы – одна семья, – убеждал он тогда Эдварда, – и я хочу, чтобы ты, мой брат, тоже принимал участие в семейном бизнесе».

В конце концов Эдвард принял предложение Джеффри. Он даже надеялся в глубине души, что напряженная работа поможет ему поскорее забыть об утерянной им навек Евангелине.

Оставляя Эдварда управлять семейными делами, Джеффри дал ему все полномочия и назначил очень высокое жалованье, а также процент от прибыли. В первый год все шло хорошо. Ежемесячно братья обменивались письмами – теплыми по форме, но деловыми по существу.

Но в прошлом октябре Эдвард получил от брата письмо, резко отличавшееся от всех предыдущих. В нем Джеффри не спрашивал ни о том, как идут дела, ни о положении на рынке ценных бумаг, но писал о счастливом событии: Евангелина родила пару прелестных девочек-близнецов. Герцог писал о дочерях с восторгом, больно ранившим сердце Эдварда.

– Будь ты проклят, Джеффри, будь ты проклят! – выкрикнул тогда Эдвард. – Эти девочки должны были быть моими дочерьми, а не твоими! А теперь ты наслаждаешься своим счастьем, а я должен работать за тебя день и ночь!

Он смял и отбросил в сторону письмо, обжигавшее ему пальцы.

– Нет, епископ прав, – продолжил он, – и начиная с сегодняшнего дня я должен жить только ради себя самого!

Епископ Чемберлен стал духовником Эдварда два года тому назад, вскоре после того, как они познакомились в Оксфорде. Старый, опытный, все еще имеющий большую власть, священник хорошо знал покойного Малкольма Карлайла и всем сердцем презирал его. Именно от епископа Чемберлена Эдвард узнал всю правду о том, как Малкольм заставил его мать отказаться от сына. Уже тогда епископ пытался посеять вражду между братьями, призывал Эдварда отомстить Джеффри за свою искалеченную жизнь, но Эдвард оставался глух к его словам – во всяком случае, до этого дня.

Вскоре после получения письма, сыгравшего роковую роль в его судьбе, Эдвард возобновил утраченные было знакомства со своими старыми друзьями и быстро влился в их круг. Стал сначала завсегдатаем закрытых лондонских клубов, а затем пристрастился к карточной игре и начал вовсю просаживать деньги. Игроком Эдвард оказался никудышным и слишком азартным. Поначалу он проигрывал собственные деньги, а когда они кончились, залез в семейную кассу, подделав подпись Джеффри на чеках. Эдвард проматывал не только деньги Карлайлов, но и наследство Евангелины, чье состояние вошло в их единый семейный фонд.

Вскоре пришло еще одно письмо, окончательно поставившее Эдварда на грань катастрофы. Джеффри писал, что к Рождеству собирается вернуться в Лондон со всей своей семьей.

Теперь раскрытие преступлений, совершенных Эдвардом, стало лишь вопросом времени. Ему уже мерещились суд и тюрьма, и эти мысли приводили Эдварда в ярость. Проклятый Джеффри! У него-то есть в жизни все – и титул, и деньги, и женщина, которую Эдвард продолжал страстно желать. Гнев подтолкнул запутавшегося, озлобленного Эдварда к мести. Он решил, что Джеффри и Евангелина должны умереть. Эдвард нанял двоих убийц и отправил их в Ирландию, в Феллсмор. Эдвард знал, что после смерти брата и его семьи он унаследует все, кроме титула, поскольку незаконнорожденный не может стать герцогом. В остальном же это был прекрасный план.

Во всяком случае, Эдвард сумел убедить себя в этом.

И вот сегодня пришло новое письмо из Ирландии, но на этот раз не от Джеффри, а из местной полиции. Эдварда извещали о том, что в доме его брата был сильный пожар, но по счастливой случайности направление ветра спасло семью герцога. Дотла выгорели лишь помещения для прислуги, кухня и детская. В огне погибли экономка и одна из дочерей Джеффри, причем пламя было настолько сильным, что полиции не удалось обнаружить никаких останков. Сам герцог, его жена и одна из дочерей, Виктория, остались живы. Джеффри и Виктория не пострадали совершенно, что же касается Евангелины, то она получила сильные ожоги, пытаясь найти в огне свою вторую дочь. Как только герцогиня будет способна перенести дорогу, вся семья отправится в Лондон. По мнению местного доктора, это может произойти не ранее чем через шесть недель. Впрочем, более подробно обо всем Эдварду сообщит сам Джеффри, как только немного оправится от потрясения.

Эдвард допил бренди, резко поднялся на ноги и принялся кружить по кабинету, бормоча себе под нос:

– Шесть недель, шесть месяцев… Да хоть шесть лет! Где мне, черт побери, взять эти проклятые тридцать тысяч фунтов? Мои дорогие приятели отвернулись от меня, как только стало известно о том, что я проигрался и залез в долги. Об этом знают и в клубах, так что теперь меня там и на порог не пустят. Проклятье! Епископ? Нет, эта старая развалина в митре мне не поможет… Где же мне взять эти проклятые деньги? В какую дверь толкнуться?.. Пожалуй, у меня остался только один выход – ехать в Седвик Мэнор…

Эдвард усмехнулся, несмотря на свое безвыходное положение. Впрочем, с этой минуты оно не казалось ему таким уж безнадежным. Лорелея Сент-Джеймс, графиня Седвик… Одна из богатейших вдовушек во всей Англии и к тому же прелестная. Только она не отвернулась от Эдварда, когда тот попал в трудное положение. Напротив, она всячески подчеркивала свое расположение к нему и не раз приглашала навестить ее в Седвик Мэноре. Нужно не откладывая черкнуть графине несколько слов и отправляться на свидание с ней, причем сегодня же, немедленно. Лорелея – единственный человек на свете, который может ему помочь.

Лорелея Сент-Джеймс приподняла край своего шелкового бледно-зеленого платья и поудобнее уселась перед большим зеркалом.

– Как ты думаешь, Розали, понравится мое платье Эдварду? – спросила она.

– Как всякий настоящий мужчина, миледи, – фамильярно хихикнула служанка, – он непременно оценит ваше платье. Ведь оно так выгодно подчеркивает вашу фигуру, так идет к цвету глаз… Я уверена, что Эдвард будет просто ослеплен.

Лорелея взяла с туалетного столика гребень, провела им по своим густым иссиня-черным волосам.

– Ослеплен… Неплохо для начала, Розали, но этого мне мало.

– Ну, я не сомневаюсь, что такой пылкий кавалер сумеет согреть вам постель.

– В этом я тоже не сомневаюсь, Розали, но мне нужно большего. Я хочу, чтобы Эдвард стал моим мужем, – сказала Лорелея и повела рукой в сторону служанки. – Но если ты сейчас скажешь мне хоть слово о том, что Эдвард намного моложе меня, я собственными руками сброшу тебя с балкона, так и знай.

Розали еще раз хихикнула и взяла гребень из руки своей хозяйки.

– Напрасно вы так говорите, миледи. Ведь я помню вас с юности, когда вы были еще совсем молоденькой девушкой. Я знаю вас так, как не знает, наверное, никто на целом свете. Если вы считаете, что брак с этим парнем может сделать вас счастливой, – в добрый час. Можете не сомневаться, я помогу вам всем, чем только смогу. А теперь сядьте прямо, чтобы я могла закончить к его приезду вашу прическу.

Лорелея задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале.

– Как правило, все бывает иначе, и мужчины берут себе в жены девушек намного моложе себя. Да мне самой было всего семнадцать лет, когда я выходила за Винсента, а ведь ему тогда уже исполнилось сорок девять.

– Да, я помню, какой тогда разгорелся скандал вокруг вашей свадьбы, – кивнула головой Розали. – Впрочем, я никогда не осуждала вас за то, что вы решили связать свою судьбу с симпатичным вдовцом – богатым, как король, и к тому же совершенно одиноким. Сэр Винсент любил вас.

– К сожалению, Винсент Сент-Джеймс оказался слабаком, – жестко заметила Лорелея. – Когда вся эта титулованная свора отвернулась от него после нашей свадьбы, считая, что он запятнал свой графский титул, женившись на дочери простого торговца, он не нашел в себе сил ответить как подобает настоящему мужчине. Конечно, он изо всех сил пытался сохранить независимый вид, но я-то знала, как сильно ранило его душу такое отношение к нему в высшем свете, будь он проклят. И тогда бедный Винсент не нашел ничего лучше, чем запить. И он запил, да так крепко, что всего через два года сошел в могилу.

– Зато вы сумели за него отомстить всем им, миледи.

Лорелея невольно улыбнулась, вспомнив те веселые деньки, когда она, богатая и свободная, объявила настоящую войну лондонскому свету. Для этого она сначала завязала знакомство с такими же, как она сама, изгоями, которых свет не желал впускать в свой тесный круг, а затем стала настоящей королевой повес и бунтарей, устраивая для них роскошные приемы в своем городском доме. Здесь не только танцевали и пили тонкие вина, но еще и играли – азартно, по-крупному.

Шли годы, но вечера в доме графини Седвик не теряли своей популярности. Как раз на одном из таких вечеров Лорелея и познакомилась с Эдвардом Демьеном. С первого взгляда она была очарована молодым красавцем, а узнав о бедственном его положении, принялась строить собственные планы.

Несмотря ни на что, Эдвард был Карлайлом, пускай и незаконнорожденным. Получить в мужья сводного брата могущественного герцога казалось Лорелее весьма соблазнительным, ведь, несмотря на восемнадцать лет, прошедшие со дня смерти Винсента, ей так и не удалось преодолеть порог лондонского света. Что ж, пускай они попробуют не принять ее, когда она станет женой Эдварда!

Узнав о карточных долгах Эдварда, Лорелея приказала своим поверенным начать скупать его векселя, а заодно и долговые расписки на собственность в Сассексе. На сегодняшний день Эдвард уже был ее личным должником, и это значительно упрощало дело.

В дверь, предварительно постучав, заглянул дворецкий и почтительно доложил о том, что визитер прибыл и препровожден в гостиную. Лорелея бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале, встала и направилась к выходу.

– Счастливой охоты, миледи, – улыбнулась ей вслед Розали.

– Счастливой? Не знаю, – рассмеялась Лорелея, – но в том, что охота будет удачной, не сомневаюсь ни на миг.

– Эдвард, дорогой, я так рада видеть вас, – улыбнулась Лорелея, пока Эдвард почтительно целовал ей руку. – Не хотите ли чаю? Мой шеф-повар Анри испек сегодня какое-то невероятное печенье. Приказать принести?

– Нет, благодарю вас, миледи, – отрицательно покачал головой Эдвард. – Я высоко ценю талант Анри, но сегодня у меня, к сожалению, совершенно нет аппетита.

– Бедняжка, – проворковала Лорелея, – вы чем-то сильно расстроены? Присядьте и расскажите мне все.

С видом сердечного участия Лорелея положила ладонь на руку Эдварда, и тот честно и откровенно признался в том, что хотел бы занять у графини денег. Лорелея внимательно выслушала его и ответила со вздохом:

– Мы с вами добрые друзья, Эдвард, и если бы речь шла о сотне-другой фунтов, я дала бы их вам, не раздумывая. Но тридцать тысяч… Какие гарантии у вас под такую крупную сумму?

– Только слово джентльмена.

– Я, разумеется, верю в вашу искренность, Эдвард, но тридцать тысяч фунтов… Нет, я не смогу их одолжить вам.

Убитый, нет, просто раздавленный отказом, Эдвард встал и направился к двери.

– Благодарю вас хотя бы за то, что вы согласились выслушать меня, графиня.

– Одну минутку, Эдвард. Я не могу одолжить вам эти деньги, но я могу их вам дать.

– Каким образом, графиня?

– В качестве свадебного подарка, дорогой. Все, чего я хочу, – это видеть вас своим мужем. Помимо денег и дома, вы можете получить графский титул. Женитесь на мне, и вы станете новым графом Седвиком.

– Я, графом? Нет, это невозможно!

– Отчего же? – улыбнулась Лорелея. – С моими деньгами и связями для вас не станет ничего невозможного. Ведь мне обязаны многие люди, включая кронпринца. Ведь это именно я, и никто другой, познакомила принца с его возлюбленной, миссис Фитцгерберт. Принцу не составит труда моментально подписать все необходимые бумаги, которые сделают вас графом. Вам нужно только сказать для этого «да».

– Хорошо, – не раздумывая, кивнул головой Эдвард. – Хорошо, Лорелея, я женюсь на вас. Но деньги нужны мне как можно скорее, чтобы успеть выкупить закладные на имущество в Сассексе.

– Не беспокойся об этом, дорогой. Мой стряпчий позаботится об этом, как только будет подписан наш брачный контракт. Он же проследит за тем, чтобы были погашены и все остальные твои долги. Кроме того, ты станешь получать достаточно денег на расходы. У тебя будет титул, будут дома и поместья и все прочее, что подобает иметь графу Седвику, хотя распоряжаться основным капиталом буду я сама. Ну как, можно считать, что мы договорились?

– Да, миледи, – улыбнулся Эдвард. – Можно так считать.

Он обнял Лорелею и скрепил договор долгим поцелуем.

 

ГЛАВА 3

На следующее после смерти Эллы утро Шон О'Бэньон пришвартовал свое судно в родной гавани, в бухте Корбен. Он сошел на берег, осторожно неся в руках завернутую в одеяло девочку. Поднимаясь со своей драгоценной ношей по склону холма к дому, Шон пытался угадать, что же скажет его жена, когда увидит ребенка.

Они с Эрин были женаты уже десять лет, и их брак можно было бы назвать счастливым, если бы не одно обстоятельство, омрачавшее их жизнь. Шон и Эрин мечтали иметь большую семью, но, увы, господь одарил их всего двумя сыновьями. Старший, Рори, пошел в отца – такой же живой, подвижный, такой же огненно-рыжий. Младший, Колин, которому только что исполнилось два года, удался в мать – такой же, как она, темноволосый и светлоглазый и такой же спокойный и мягкий.

Шон переступил порог своего дома и увидел Эрин, склонившуюся над большой кастрюлей, из которой валил пар. Хотя Шон вошел почти беззвучно, Эрин почувствовала его присутствие и с улыбкой оглянулась. Увидев сверток в руках мужа, Эрин отложила в сторону суповую ложку и сказала нарочито строгим голосом:

– Шон О'Бэньон! Ты опять притащил в дом щенка? Или это на сей раз котенок? А вам известно, сэр, что в нашем доме уже живут две собаки и три кошки – и все они появились здесь по вашей милости!

Эрин остановилась, вздохнула и продолжила совсем другим, домашним тоном:

– Ну ладно, Ястреб, давай, показывай, что за щенка ты подобрал на этот раз.

– Это не щенок, моя милая, и не котенок. Видишь ли…

В этот момент Кэтрин откинула с головы одеяло, моргнула, увидела Эрин, широко улыбнулась и протянула к ней свою ладошку.

Эрин осторожно взяла девочку на руки и нежно заворковала:

– Малышка ты моя, бедненькая. Где это, интересно, наш Ястреб нашел тебя, а? Славная, сладкая девочка.

Эрин пересела поближе к горящему камину и стала развертывать одеяло. Рубашечка, надетая на девочке, была грязной, но сшитой из тонкого дорогого полотна. На шее малышки поблескивала золотая цепочка с сердечком.

– Ну, говори, Шон О'Бэньон, где ты взял ребенка. Сказать по правде, мне вовсе не хотелось бы видеть в своем доме ее богатых родственников, пришедших, чтобы забрать девочку назад. Кто она и почему ты принес ее к нам?

Шон опустился на пол рядом с Эрин и рассказал ей все с самого начала.

– Я обещал той старой леди, что не дам в обиду ее девочку, – закончил он свой рассказ. – Наверное, сама Судьба посылает нам дочь, о которой мы с тобой столько мечтали. Я надеюсь, ты не станешь возражать против этого?

Глаза Эрин наполнились слезами, и она ответила, нежно прикоснувшись губами к щеке ребенка:

– Шон, разве найдется на свете человек, который не захочет, чтобы в его доме поселился ангел? Всю следующую службу в церкви я отстою на коленях, чтобы возблагодарить господа за его великий дар. Несомненно, он услышал наши молитвы и послал нам это дитя. Мы правда можем оставить у себя малышку?

– Да, – кивнул головой Шон. – Та старая леди сказала, что вся ее семья погибла. А девочку зовут Кэтрин. С сегодняшнего дня она будет Кэтрин О'Бэньон. Неплохо звучит, как ты считаешь, Эрин?

– Да, Шон, звучит просто великолепно. А теперь шевелись, ступай в нашу комнату и поищи для Кэтрин О'Бэньон чистую одежду. Можешь принести что-нибудь из вещей Колина.

Так появилась на свет Кэтрин О'Бэньон. Рори и Колин были еще слишком малы, чтобы задавать вопросы. Они просто приняли ее как свою сестру. Шон не знал точной даты рождения Кэтрин. На вид девочке было около года, и они с Эрин решили, что днем рождения Кэтрин будет тот день, когда она появилась у них в доме, – первое декабря.

Следующие годы были для О'Бэньонов тихими и счастливыми. Шон успешно промышлял в море, Эрин смотрела за домом, а трое малышей дружно подрастали.

Кэтрин оказалась на редкость смышленой девочкой. Ей едва исполнилось пять, когда она попросила мать, чтобы та разрешила ходить ей в приходскую школу вместе с братьями. Отец Уильям, честно говоря, не был сторонником женского образования и полагал, что женщина должна блистать не умом, а добродетелью, однако просьбу Ястреба он уважил. Кэтрин начала учиться.

Вскоре ей удалось посрамить почтенного пастора и стать первой ученицей в классе. Кэтрин на пару с Колином с удовольствием училась читать, писать, считать, интересовалась даже скучной сухой латынью. Рори, в отличие от них, учился спустя рукава и если изучал что-нибудь с интересом, так только историю. Кэтрин разделяла и увлечение старшего брата, с удовольствием слушая рассказы пастора о воинах и первопроходцах, о далеких странах и исчезнувших во тьме времен цивилизациях. Но больше всего ее занимали викинги, сумевшие покорить полмира, отважно пересекая на своих острогрудых длинных ладьях моря и океаны.

– Викинги были свирепыми, бесстрашными бойцами, – рассказывал притихшим ученикам пастор Уильям. – Они считали, что только одна смерть почетна – это смерть на поле брани. Они верили в то, что за погибшим в бою викингом спускаются служанки бога Одина, которых зовут валькириями, и уносят его на небеса, в райскую страну Валгаллу.

– А эти валькирии, они были похожи на ангелов? – спросила Кэтрин.

Старый пастор невольно улыбнулся наивному любопытству одиннадцатилетнего ребенка.

– Нет, скорее они были похожи на воинов, – ответил он, раскрывая толстую книгу в твердом переплете. – Вот посмотри.

На гравюре была изображена прекрасная молодая женщина с распущенными светлыми волосами, в доспехах, с мечом в одной руке и круглым щитом в другой.

Колин, сидевший за партой рядом с Кэтрин, протянул руку, коснулся кончиков ее волос и прошептал:

– У этой валькирии точь-в-точь такие же волосы, как у тебя, сестренка.

Кэтрин не ответила. Она была потрясена сделанным ею открытием: женщина, оказывается, может быть не только матерью, женой и хозяйкой, но и воином!

О, если бы только старый пастор знал, какой след оставит сегодняшний урок в душе Кэтрин и какой плод принесут посеянные им сегодня семена!

Оказываясь на берегу в перерыве между плаваниями, Шон почти все свободное время проводил с детьми. Эрин следила за их образованием, Шон же решил научить их тому, как постоять за себя. Разумеется, искусству сабельного боя и стрельбе он обучал только сыновей – ведь именно они должны будут встать на защиту семьи, если вдруг разразится война, предчувствием которой пропитан воздух Ирландии.

– Па, а почему ты меня не учишь, как обращаться с пистолетом и шпагой? – спросила однажды Кэтрин, встретив Шона выходящим вместе с сыновьями из сарая, где у них проходили тренировки.

– Потому, моя хорошая, – с улыбкой ответил Шон, – что сражаться – это мужская работа, а не женская, понимаешь?

Кэтрин не стала возражать. Как всегда, она решила добиться своего – если не впрямую, так окольными путями.

Однажды Шон вместе с Колином ушел домой, оставив Рори одного отрабатывать в сарае новый прием со шпагой, а Кэтрин тут как тут.

– Ты здорово управляешься со шпагой, Рори, – начала она издалека. – Наверное, скоро ты станешь таким же бойцом, как наш па. Колин и в подметки тебе не годится. Ты так много умеешь, Рори, что, наверное, мог бы сам уже кого-нибудь учить.

– Если ты набиваешься ко мне в ученицы, то можешь не стараться, не стану я на девчонку время терять. И вообще, как говорит па, сражаться – это дело не женское, – пробурчал Рори и направился к выходу из сарая.

– А ты не струсил, Родерик? – крикнула Кэтрин, умышленно называя брата полным именем, которого тот терпеть не мог. – Боишься оказаться никудышным учителем? Ты слышишь меня, Родерик? Наш Родерик – трусишка, Родерик – трусишка, – запела она противным голоском.

Рори вспыхнул, остановился и угрюмо посмотрел на сестру.

– Прекрати сейчас же называть меня этим дурацким именем, – сказал он. – Ты же знаешь, что я его слышать не могу. И скажи спасибо за то, что ты девчонка. Будь ты парнем, я бы тебя так взгрел за это!

Кэтрин перестала улыбаться и нахмурила брови.

– Ну прости, Рори. Это я так, от обиды. Уж очень мне хочется научиться фехтовать. Что, если все мужчины уйдут в плавание, а на нас именно в это время и нападут враги? Кто тогда будет защищать наш дом, об этом ты не подумал? Так-то, Рори. А вообще, честно говоря, я надеялась, что мой старший брат мне всегда поможет. Увы, я, кажется, ошиблась в тебе.

И на глазах Кэтрин блеснули самые настоящие слезы. Разумеется, ее усилия были вознаграждены сполна.

– Ладно, Кэт, – буркнул Рори. – Так и быть, я научу тебя. Только учти, шпага, она с виду легкая, а на самом деле попробуй помаши ею целый день! Впрочем, ты сама этого хотела. Пойдем, я дам тебе первый урок.

К великому удивлению Рори, Кэтрин оказалась способной и упорной ученицей. Теперь она по целым дням не вылезала из сарая, тщательно отрабатывая каждый новый прием. Прошло немного времени, и Рори перестал подсмеиваться над сестрой. Сначала он удивлялся, а потом научился уважать Кэтрин, признав ее за серьезного, а может быть, и более искусного, чем он сам, бойца.

Однажды они тренировались вдвоем в сарае и настолько увлеклись боем, что не заметили вошедшего отца. Шон поначалу не поверил своим глазам: его золотоволосый ангел отважно сражался с братом, умело выбирая позицию и искусно орудуя шпагой. Поначалу Шон собирался прекратить этот бой, но невольно залюбовался Кэтрин. Она была удивительно хороша – и в обороне, и особенно в атаке. Она легко просчитывала наперед каждое следующее движение Рори и не оставляла ему никаких шансов. Наконец Кэтрин ловким пируэтом закрутила лезвие рапиры Рори и выбила оружие из рук брата. Бой был окончен.

Рори вовсе не выглядел удрученным, проиграв поединок. Напротив, он радостно закружил сестру на руках, и оба они с веселым визгом повалились в сено.

Шон подошел вплотную к бойцам, те, заметив его, тут же перестали смеяться. Рори поспешил вскочить на ноги, Кэтрин же поднялась медленно, отряхивая прилипшие к одежде сухие травинки. Потом она улыбнулась и посмотрела Ястребу прямо в глаза.

– В чем дело, па? Ты что, никогда не слышал о боевых подругах викингов, которых звали валькириями? – спросила Кэтрин. – Они умели обращаться с мечом и шпагой, и я тоже хочу научиться.

– Кэт, не время сейчас приставать к па со всякими древними историями, – пробурчал Рори.

Шон рассмеялся и обнял своих детей за плечи.

– Никогда не верил в эти сказки, но сегодня благодаря Рори убедился в том, что и женщина может стать воином. Хорошо, Кэт, с сегодняшнего дня я буду заниматься с тобой. Наша ма, разумеется, будет против, но ты не волнуйся, ее я беру на себя.

Однако сопротивление Эрин оказалось сильнее, чем мог предполагать Шон. Он просил, умолял свою жену позволить ему заниматься с Кэт фехтованием, он стоял на коленях, он пытался угрожать – но ничто не помогало. Уговорить Эрин сумела только сама Кэтрин.

– Ма, ты помнишь, как отец Уильям говорил, будто учить девочек в школе – это пустая трата времени? Однако теперь наш пастор считает меня первой ученицей. Так почему бы тебе не дать мне попробовать себя и в фехтовании тоже? Если у меня ничего не получится, я сама брошу эти занятия, обещаю тебе.

И Эрин сдалась.

Разумеется, Кэтрин пришлось выдержать еще не одно сражение, отстаивая свое право на то, чтобы надевать во время тренировок мужские бриджи, иметь собственную шпагу, скакать верхом… Но самое сильное сопротивление со стороны родителей встретило намерение Кэтрин отправиться в плавание вместе с отцом и старшими братьями.

Ей исполнилось всего четырнадцать, но она уже умела ездить верхом быстрее любого взрослого мужчины в поселке, да и стреляла без промаха. А в бою на шпагах ее вообще мог победить только один-единственный человек, ее отец. Вот уже несколько лет Шон брал сыновей вместе с собой в плавание, и теперь Кэтрин решила, что пришел и ее черед выйти в море.

Однако ей никак не удавалось убедить Шона и Эрин в том, что она может стать членом экипажа «Колыбели Кэт», как называлось судно отца. Но с другой стороны, Кэтрин была не из тех, кто так легко отказывается от своих желаний. И она сказала самой себе, что во время следующего плавания она непременно окажется на борту. Как? Вот над этим следовало хорошенько подумать.

Во-первых, Кэтрин сделала вид, что покорилась родительской воле. Она с головой ушла в чтение, хотя тот, кто присмотрелся бы повнимательнее к книгам, которые читала юная леди, мог бы обнаружить, что все они посвящены устройству судов, управлению парусами и навигации.

Затем она «позволила» Колину устроить ей экскурсию на отцовское судно. Брат с упоением рассказывал ей о том, как устроена «Колыбель Кэт» и как она управляется, а Кэтрин тем временем искала место, где она могла бы спрятаться до поры до времени, пока судно не окажется далеко в открытом море.

Наконец Кэтрин принялась тайно снаряжаться в путь, отбирая все самое необходимое. В ящик для парусов она постепенно стащила и спрятала гребень, чистую рубаху, бриджи, кое-что из нижнего белья и полотенце. Ближе к дате выхода в море она пополнила свои запасы небольшим кругом сыра, вяленым мясом, нарезанным тонкими полосками, принесла на борт яблок и флягу родниковой воды. Если быть экономной, то этого, как она полагала, должно было хватить ей на несколько дней.

Все сборы Кэтрин закончила к вечеру того дня, на который был намечен выход в море. По традиции вся семья собиралась в такие вечера за ужином, на который непременно приглашали Пэдрика Флинна – старинного друга и помощника Шона.

Пэдрик был уже немолод. Его лицо навсегда покраснело от морских ветров и покрылось густой сетью глубоких морщин, а пышные усы серебрились, словно были посыпаны солью. Но, разумеется, это была всего лишь седина. Пронзительный взгляд серых глаз Пэдрика мог бы остановить самого дьявола, но только не Кэтрин. Для нее он всегда был старым добрым дядюшкой Пэдди, любимым, любящим и понимающим все на свете.

Ужин был хорош, но все собравшиеся за столом выглядели задумчивыми и немного грустными, как это всегда бывает перед дальней дорогой. Кэтрин тоже была задумчива и грустна, может быть, даже больше обычного, но это легко можно было понять – ведь ее надежды оказаться на борту оказались напрасными, не так ли?

– Я надеюсь, что ты не сердишься на меня, Кэт, – сказал Шон и погладил дочь по плечу. – Пойми, я на самом деле не имею права взять тебя в плавание. В море нас могут подстерегать любые неожиданности, и я не могу допустить, чтобы ты оказалась в опасности.

– Я все это понимаю, па. Надеюсь, что когда-нибудь и ты сможешь меня понять. А сейчас я пойду к себе. Не хочу завтра утром плакать на пристани, когда вы будете отчаливать. Давай лучше попрощаемся прямо сейчас.

Кэтрин поцеловала родителей и братьев. И дядюшку Пэдди тоже не забыла, чмокнув его в багровую небритую щеку. Потом она выбежала из столовой – правда, не настолько быстро, чтобы никто не успел заметить блеснувшие на ее глазах слезы.

Вскоре разошлись по спальням и Эрин с сыновьями, и на какое-то время Шон и Пэдрик остались вдвоем.

– Насколько я знаю Кэт, она никогда не отказывается от того, что задумала, – сказал Пэдрик своему старинному другу. – Сказать по правде, мне кажется, что ты напрасно решил не брать ее с собой.

Ястреб только грустно покачал головой.

– Кэтрин на борт своего судна я пущу только тогда, когда стану слишком стар и слаб, чтобы ее остановить. Женщине нечего делать среди пиратов, и ты сам это знаешь.

– Сказать проще, чем сделать, дружище, – хмыкнул Пэдрик в свои усы. – У меня есть предчувствие, что Кэт выйдет в море гораздо раньше, чем ты думаешь.

Когда все в доме стихло, Кэтрин начала одеваться в дорогу. Она надела черные бриджи и черную рубашку с длинными рукавами, которые позаимствовала из гардероба Колина. Взглянула на свое отражение в зеркале и обомлела от неожиданности.

Только теперь Кэтрин поняла, как же она выросла. Давно ли эти бриджи и рубашка висели на ней, словно на вешалке? А сейчас бриджи ладно и плотно обхватили ее раздавшиеся бедра, и рубашка туго натянулась на высокой, упругой, округлившейся груди.

Не сводя глаз со своего отражения, Кэтрин расчесала гребнем пышные светлые волосы. Они свободно падали ей на плечи. Она разделила волосы на три пучка и туго переплела тонким кожаным ремешком. Надела носки и высокие, до колен, ботинки. Затянула потуже пояс и приладила на боку шпагу. Затем засунула в правое голенище украшенный драгоценными камнями кинжал – подарок Рори на прошлое Рождество.

Натянула на голову темно-синий берет, лихо заломила его набок, прихватила дорожный мешок и осторожно вылезла в окно. Дверь спальни она оставила просто прикрытой. Ведь ма знает о том, что Кэтрин не придет рано утром на пристань, а значит, и не станет искать ее по крайней мере до завтрака, а в это время судно уже будет в море. Когда же Эрин хватится дочери и зайдет в спальню, то сразу же увидит письмо, которое Кэтрин оставила на подушке.

В письме Кэтрин просила у матери прощения за свой поступок.

Выбравшись наружу, Кэтрин вдруг поняла, что перешла какой-то невидимый, но очень важный в жизни рубеж. Ее охватило острое чувство потери. Ну что ж, остается надеяться, что морской ветер поможет прогнать прочь грустные мысли.

Кэтрин осторожно прошла к пристани по улочкам родного поселка, держась на всякий случай в тени и стараясь ступать как можно тише. Она знала, что «Колыбель Кэт», стоящая на якоре возле причала, никем не охраняется. Да и зачем ее охранять, если в этом поселке все свои и никому даже в голову не придет стащить хотя бы медный гвоздь с судна уважаемого всеми Ястреба.

Оказавшись на борту, Кэтрин сразу же прошла в пустой трюм. Груза на судне не было, и потому можно было не бояться, что в ближайшие несколько дней кому-нибудь придет в голову заявиться сюда и нарушить покой беглянки. А через два-три дня она выйдет из своего укрытия сама, – ведь тогда поздно уже будет ложиться на обратный курс.

Этот пустой отсек она присмотрела еще во время «экскурсии» с Колином. Самым большим его достоинством Кэтрин считала массивную дверь с квадратным окошечком наверху, сквозь которое мог проникать свежий воздух. Положив на пол свой дорожный мешок, Кэтрин пробежалась по пустынному судну и вскоре вернулась с богатой добычей. Ей удалось разыскать несколько одеял, старую подушку, кремень с кресалом, дюжину свечей, пару книг и бочонок с водой, который она стащила из неприкосновенного запаса в шлюпке. Кэтрин расстелила на полу одеяла, заперла дверь отсека на засов и вскоре уснула, погрузившись в пестрый мир своих сновидений.

Надо заметить, что сны Кэтрин почти всегда были необычными, странными. В них она видела себя одетой в прекрасные платья, сшитые из шелка и кружева. Во сне она могла танцевать или сидеть за изысканно сервированным столом, уставленным хрусталем и китайским фарфором. Однажды ей приснилось, что она сидит в уютном кабинете. С многочисленных полок на нее смотрели ряды книг в кожаных с золотым тиснением переплетах. А еще был сон, в котором она говорила на каком-то незнакомом языке – да так легко и свободно, словно знала его с детства.

И был еще один сон, напугавший Кэтрин не на шутку. Ей приснилось, что она несется галопом верхом на прекрасном угольно-черном скакуне, конь попадает копытом в яму, и Кэтрин падает на землю, чувствуя острую боль в ноге и просыпаясь от собственного крика.

Но самое удивительное началось на следующее утро, когда Кэтрин, поднявшись с постели, вдруг обнаружила, что не может ступить на ту самую ногу, которой ударилась во сне. Кэтрин рассказала обо всем Колину, зная, что он – единственный человек на свете, который не примет ее за сумасшедшую и не станет насмехаться. Брат подивился ее рассказу, но объяснить случившееся не смог. Кэтрин еще несколько дней хромала.

Первыми звуками, которые Кэтрин услышала, проснувшись на следующее утро, были мерные тяжелые удары морских волн о борт судна и громкий голос отца, доносившийся с палубы. Шон отдавал команды своему экипажу. Кэтрин прислушалась внимательнее, постепенно различая тонкое пение ветра в снастях, хлопанье парусов, и счастливо рассмеялась своей удаче. Она все-таки вышла в море!

– Получилось! – воскликнула Кэтрин. – Я – на борту. Еще два-три дня, покуда мы не отплывем подальше от берега, и можно будет больше не прятаться. Ох, скорее бы! Господи, дай мне сил и терпения дождаться наконец этой минуты!

Следующие два дня Кэтрин провела в своем убежище. Чтобы не скучать, она часами отрабатывала фехтовальные приемы, ловко и стремительно рассекая воздух шпагой, которую отец специально подогнал ей по руке.

На третий день Кэтрин сидела на одеялах и медленно расчесывала свои локоны, когда судно вдруг резко легло на борт, круто меняя курс. Потом с палубы донеслась команда: «Орудия к бою!» – и Кэтрин поняла, что сейчас начнется сражение. Грянул пушечный выстрел, судно снова качнуло, и в трюме остро запахло пороховой гарью.

– Там сейчас начнется бой, – сказала Кэтрин самой себе, – а я буду отсиживаться в трюме? Нет и еще раз нет.

Она прицепила к поясу свою шпагу, поправила заткнутый за голенище кинжал и тихонько выскользнула в пустынный проход между отсеками трюма. К тому времени, когда Кэтрин выбралась на палубу, «Колыбель Кэт» уже вступила в бой с английским торговым бригом.

Суда качались на волнах борт к борту, и уже сыпались на палубу захваченного корабля лихие матросы Ирландского Ястреба. Английский экипаж не спешил сдаваться, и в воздухе зазвенели шпаги. С того места, где стояла Кэтрин – у открытого люка в трюм, – было видно почти все поле боя. Она разыскала глазами Рори, легко теснившего какого-то худого высокого англичанина на борту чужого судна. В эту минуту ее и заметил один из англичан, спрыгнувших на палубу «Колыбели Кэт».

– Эй, кто это здесь? – противно пропищал уродливый верзила, указывая на Кэтрин пальцем. – Кис-кис-кис, иди сюда, крошка! Хочешь, я сделаю тебе пиф-паф?

Кэтрин не шелохнулась. Она подождала, пока англичанин не оказался в каких-нибудь двух шагах от нее, и обнажила свою шпагу. Верзила, увидев это, расхохотался.

– Брось скорей свою игрушку, а то пальчики порежешь! Разве ты не знаешь, что острое детям брать нельзя?

– Не знаю, – парировала Кэтрин. – А мою игрушку… Ну что ж, попробуй отбери, если такой храбрый!

– Ну, погоди, гадючка! – прорычал англичанин, багровея от гнева. – Сейчас ты у меня получишь!

Он выхватил свою шпагу и ринулся вперед.

Кэтрин наблюдала за врагом со странным, удивлявшим ее саму спокойствием. Англичанин казался ей медлительным и неуклюжим. Она могла читать его мысли, предугадывая все на два хода вперед. Прежде чем ее противник успел взмахнуть шпагой, Кэтрин сделала молниеносный выпад и рассекла кончиком лезвия щеку верзилы. Тот испуганно отпрянул, запутался в собственных ногах и зашатался. Кэтрин не стала медлить и завершила первую в своей жизни дуэль коротким точным ударом в грудь. Англичанин кулем свалился к ее ногам, и Кэтрин хладнокровно вытащила свою шпагу из мертвого тела, подняла голову и осмотрелась.

Отец и Колин дрались на капитанском мостике сразу с шестью англичанами. Несмотря на то что нападавших было больше, они только мешали друг другу на тесном пространстве, в то время как Ястреб, никогда не терявший самообладания, разил их точными ударами своей шпаги. Слева от себя Кэтрин услышала шум и поняла, что на нее снова нападают. Следующий бой занял у нее не более минуты. Еще двое англичан, осмелившихся бросить ей вызов, легли бездыханными у ее ног.

Кэтрин не могла видеть себя со стороны, и ей трудно было представить, какое впечатление она производит на сражающихся – и своих, и чужих. А посмотреть, право, было на что. Гибкая, стройная, с распущенными светлыми волосами, развевающимися на ветру, со сверкающей в руке шпагой, Кэтрин была воплощением опасности и красоты. Ведь и в самом деле, порой красота бывает опасной, а опасность – красивой, не так ли? Кэтрин носилась по палубе, вступая в бесконечные стычки с англичанами, неизменно одерживая легкие победы. Так в этот день на борту «Колыбели Кэт» родилась настоящая дочь Ирландского Ястреба.

По счастью, ни отец, ни братья до сих пор не заметили Кэтрин. Пожалуй, это могло бы стоить им жизни. Ну а сама она, пройдя через дюжину стычек, решила, что для первого раза с нее хватит, и вернулась вниз, в трюм.

Тем временем сражение подходило к концу. Экипажу торгового судна было предложено сдаться. Капитан «Колыбели Кэт» гарантировал жизнь и безопасность любому, кто добровольно сложит оружие. На море знали, что Ирландский Ястреб всегда держит слово. Англичане один за другим бросали пистолеты и шпаги и собирались на палубе «Колыбели Кэт» позади капитанского мостика, где за ними присматривали матросы из экипажа Шона. Остальной экипаж Ястреба тем временем переносил захваченный груз с борта английского торговца в свои трюмы.

Кэтрин знала, что многие из экипажа Шона видели ее на палубе во время боя, и решила, что правильнее всего будет явиться на глаза отцу.

Когда Кэтрин подошла к капитанскому мостику, отец стоял к ней спиной и не видел, как она поднимается по трапу. Зато ее увидели матросы, и на палубе «Колыбели Кэт» установилась мертвая тишина. Старый Пэдрик загадочно усмехнулся в седые усы, предвкушая реакцию своего капитана.

Шон продолжал говорить о чем-то с сыном. Кэтрин тихонько подошла к Шону сзади и дотронулась до плеча. Он обернулся. Удивление, радость, испуг сменяли друг друга на его лице, пока наконец гамма эмоций не завершилась совершенно естественной нотой – гневом. Шон не произнес ни слова, но как много при этом было сказано!

И Кэтрин вдруг стало стыдно – так стыдно, как не было никогда прежде. Она смущенно отвернулась и в это мгновение уловила краем глаза какое-то странное движение в толпе пленных англичан, стоявших у борта позади капитанского мостика. Ее острый взгляд сразу же наткнулся на ствол пистолета, направленный прямо в грудь ее отца.

Кэтрин молниеносным движением выхватила из-за голенища кинжал и метнула в англичанина. Лезвие воткнулось ему в руку в ту самую секунду, когда прозвучал выстрел. Своим броском Кэтрин удалось сбить прицел, но пуля все же задела отца. Она попала ему в плечо, но было понятно, что Ястреб серьезно ранен.

Пока матросы под командой Пэдрика связывали стрелявшего, Кэтрин опустилась перед отцом на колени и прошептала:

– Па, миленький, прости меня. Прости меня, па. Это я во всем виновата. Пожалуйста, не сердись.

Шон глухо застонал от боли, и Кэтрин крикнула Колину:

– Ну что ты стоишь? Зови скорее судового лекаря!

– Прости, Кэт, – ответил вместо Колина поднявшийся на мостик Рори. – Наш лекарь убит в перестрелке. Нужно отнести па вниз и самим попробовать вытащить у него из плеча эту проклятую пулю.

– Но, Рори, рана серьезная, – заволновалась Кэтрин. – Боюсь, что отец может потерять руку.

– Прошу прощения, мисс. Могу я поговорить с вами?

Кэтрин повернула голову и увидела рядом с собой одного из пленных англичан.

– Что вам нужно? – недовольно спросила она.

– Меня зовут Джастин Прескотт. Я врач и буду рад помочь вашему капитану.

Кэтрин медленно выпрямилась, вытащила из-за пояса шпагу и приставила кончик лезвия к горлу Прескотта.

– Интересно, – процедила она сквозь зубы, – с какой это стати я буду доверять жизнь своего отца какому-то паршивому англичанину? Вы – наш враг.

– Ошибаетесь, мисс. Я – американец. Я был на том судне просто пассажиром. Кроме того, как любой врач я вне политики. Вам нужна моя помощь. Скажу сразу: промедление смерти подобно. Ваш отец может истечь кровью.

Кэтрин по достоинству оценила отвагу незнакомца. Кроме того, интуиция подсказывала ей, что этому человеку можно верить.

Кэтрин опустила шпагу и повела незнакомца в капитанскую каюту.

В течение нескольких часов доктор Прескотт занимался раной Шона, и Кэтрин помогала ему. Наконец пуля была вытащена, плечо туго забинтовано. Вскоре Шон уснул.

Кэтрин зачаровало не только искусство доктора-американца, но и он сам – высокий, ладный, с открытым лицом, обрамленным каштановыми волосами, слегка выгоревшими на солнце. Джастин был красив, но сильнее всего Кэтрин притягивали его глаза – золотистые, словно топазы.

Джастин поправил одеяло на груди уснувшего Шона и сказал, обернувшись к Кэтрин:

– С вашим отцом все будет в порядке, мисс Кэтрин. Спасибо за то, что помогли мне.

– За что вы благодарите меня, доктор Прескотт? За то, что я приставила шпагу к вашему горлу? Вы должны простить меня, если сможете. Я ваша вечная должница за все, что вы сделали для моего отца. Как я могу отблагодарить вас?

– Я был бы рад, если вы стали бы называть меня просто по имени.

– Конечно, – покраснела Кэтрин. – Спасибо вам… Джастин.

Джастин улыбнулся, и на щеках его обозначились ямочки.

– Вы невероятная девушка, Леди Кошка.

– Леди Кошка? – переспросила она.

– После того, как я увидел вас сегодня в деле, это имя кажется мне весьма подходящим для вас, – снова улыбнулся Джастин. – Как легко вы расправились с двумя англичанами, каждый из которых был выше вас на целую голову! Где вы научились так ловко владеть шпагой?

Кэтрин кивком головы показала на спящего Шона.

– Сначала меня учил брат, Рори, а потом отец. Мы, ирландцы, постоянно живем на грани войны с англичанами. Умение защитить себя жизненно важно для каждого из нас. А сегодня я поняла, что такое умение может обернуться смертельной опасностью для самого родного тебе человека, – закончила Кэтрин, и на глазах у нее заблестели слезы.

– Не надо плакать, Кэтрин, – ответил Джастин, прикасаясь ладонью к ее щеке. – Тот человек сделал это, обезумев от страха за свою собственную жизнь. Благодарите бога за то, что вам удалось остановить его, и не забывайте о том, что в опасности была и ваша жизнь тоже. Если бы он попал в вас, это обернулось бы трагедией.

– Но, Джастин, я никогда…

Кэтрин не смогла договорить, потому что в каюту вошли ее братья. Они принесли флягу свежей воды и поднос, уставленный едой. Кэтрин отпрянула подальше от Джастина, а Рори тем временем поставил поднос на стол и подошел к постели Шона.

– Как дела у нашего отца, доктор? – спросил он.

– Я надеюсь, что все обойдется. Только бы не началась лихорадка. Если он начнет метаться в жару, все швы, которые я наложил, могут разойтись, и тогда его рука не срастется как следует. Хорошо, если кто-то будет дежурить возле него всю ночь.

– Не беспокойтесь, доктор, – заверил Колин, кладя руку на плечо Кэтрин, – мы присмотрим за ним.

Рори протянул Кэтрин ее кинжал и сказал:

– Возьми. Мы вытащили его из плеча того негодяя. Мне кажется, он тебе еще пригодится.

– Тому человеку нужна моя помощь? – спросил Джастин.

– Нет, – отрицательно покачал головой Колин. – Мы перевязали ему руку и отвели в трюм, подальше от его дружков.

– Вы очень мягко обошлись с этим мерзавцем, – сердито заметила Кэтрин. – Ну ладно, буду надеяться, что рука у него загноится и отсохнет.

– Я знаю, что отец поступил бы так же, – строго ответил Колин. – Если этого человека оставить с остальными, они могут убить его за то, что он подверг опасности их жизни.

Потом он наклонился и добавил, целуя лоб Кэтрин:

– Пойдем, сестренка. Переночуешь в моей каюте, а я помогу здесь доктору.

– Доброй ночи, доктор Прескотт, – кивнула Кэтрин Джастину. – Утром я вас подменю и буду сидеть с па.

И она вышла из каюты в окружении братьев.

«Да, уж эти-то сумеют защитить свою сестру, – подумал доктор, глядя вслед уходящей Леди Кошке. – Впрочем, как же иначе? Разве можно оставлять такую красивую девушку без охраны?»

За несколько дней, проведенных рядом с Джастином, Кэтрин стала настоящей медсестрой. Она как губка впитывала буквально все, что он ей говорил или показывал. Впрочем, Кэтрин всегда и во всем отличалась быстрым умом. Когда Джастин в одно из их дежурств у постели Шона принес шахматы, в которые Кэтрин до того не играла, она не только моментально усвоила правила игры, но уже в третьей партии сумела поставить мат своему учителю. Говорила Кэтрин, как и все окружавшие ее, с сильным ирландским акцентом, но писала совершенно грамотно, и если делала порой ошибки, то лишь от рассеянности или от дурного настроения.

Шон немного оправился от раны, и у Джастина с Кэтрин появилось свободное время. Они часто проводили его, гуляя вместе по палубе. Как правило, во время таких прогулок Джастин задавал Кэтрин вопросы, и та отвечала на них – как всегда, бесхитростно и откровенно. Но однажды, когда они стояли у перил и любовались восходом луны, вопросы начала задавать сама Кэтрин.

– Джастин, – сказала она. – Вы сейчас знаете почти все обо мне и моей семье, а я – совсем ничего о вас. Расскажите о себе.

Джастин немного помолчал, перегнувшись через перила и глядя на морские волны, бегущие вдоль бортов, а затем заговорил:

– У моего отца самая крупная во всем штате плантация и знаменитая племенная ферма. Я – его старший сын и вместе с этим – самое большое отцовское разочарование. Он был уверен, что со временем все это перейдет ко мне, но я отказался стать продолжателем его дела и вместо семейного бизнеса выбрал медицину.

– Почему вы так поступили?

– Для начала я написал письмо своей английской бабушке, объяснил ей все как есть и попросил помочь. Бабушка хорошо знала упрямый характер своего сына и потому прислала мне денег на учебу. Она одобрила мой выбор. Ее собственный отец тоже был врачом, так что я собирался пойти по стопам своего прадеда. Я собирался плыть в Англию сразу же после окончания практики, но три месяца тому назад пришло известие о том, что моя бабушка умерла. – Джастин говорил спокойным, ровным, лишенным интонаций голосом. – Она всегда говорила, что я похож на ее отца. Надеюсь, что мне удастся не обмануть ее надежд.

– Вы – прекрасный врач, и ваша бабушка гордилась бы вами, – сказала Кэтрин. – Так что же, на этом и заканчивается ваша история?

– Нет. Бабушка завещала мне все свои деньги и недвижимость, но с условием, что ближайшие пять лет я буду исполнять обязанности врача в ее родном городке, Уинделле. Там я могу располагаться в ее роскошном поместье и получать при этом огромное жалованье – десять тысяч фунтов в год. Если же я сочту условия завещания неприемлемыми, то в поместье будет открыта клиника для жителей городка. Вместе с копией завещания я получил чек на пять тысяч фунтов и записку. Бабушка писала, что эти деньги я могу либо потратить на дорогу в Англию, либо это единственное мое наследство. Скажу честно, я не раздумывал ни минуты. Через неделю я свернул все свои дела в Америке, передал другим врачам своих пациентов и принялся паковать чемоданы. А еще через пару недель оказался на борту торгового судна, направлявшегося в Англию. – Джастин с улыбкой посмотрел на Кэтрин и закончил: – И во время этого путешествия был захвачен в плен самой очаровательной на свете леди-пираткой.

– Неправда, сэр, я вас в плен не брала, – возразила Кэтрин. – Я сама оказалась на борту «Колыбели», можно сказать, случайно. Па никогда не хотел, чтобы я принимала участие в нашем семейном, как вы говорите, бизнесе.

– Пусть так. В таком случае ваши родственники взяли в плен мое тело, а вы, Леди Кошка, похитили мое сердце, – и Джастин склонился к Кэтрин.

Сначала она рассмеялась, но выражение лица Джастина заставило ее умолкнуть.

Джастин осторожно, но крепко обнял Кэтрин, закрыл глаза и нежно прикоснулся к ее рту губами. Это было так сладко, так сказочно, что он не раздумывая повторил поцелуй и на этот раз не отрывался от ее губ до тех пор, пока Кэтрин, задохнувшись, сама не отпрянула назад. Джастин открыл глаза и удивился тому, что Кэтрин смотрит прямо на него.

Джастин спросил, продолжая обнимать Кэтрин за плечи:

– Скажи, ты всегда целуешься с мужчинами, не закрывая глаз?

– Не знаю, – честно призналась Кэтрин и добавила простодушно: – Я еще ни с кем не целовалась.

– Не может быть! – удивился Джастин. – Впрочем, может быть, братья отпугивают твоих поклонников?

– Да не было у меня никогда никаких поклонников.

Она отвечала так легко и просто, что Джастин строго посмотрел Кэтрин в глаза, желая убедиться в ее искренности, а затем спросил, чувствуя себя совершенно растерянным:

– Неужели тебе не нравятся мужчины, Кэтрин? Очень жаль, если так. Красивые девушки вроде тебя должны выходить замуж, рожать детей, заниматься своей семьей, своим домом… Может быть, ты боишься мужчин?

– Никого я не боюсь. Просто не собираюсь выходить замуж в ближайшие годы.

– Годы? – переспросил Джастин. – А не боишься, что скоро тебя начнут называть старой девой?

– Забавно! Рановато об этом думать, когда тебе только что исполнилось четырнадцать…

Джастин приоткрыл рот и вытаращил глаза.

– К-как ты сказала? Четырнадцать? Нет, не может быть. Скажи, что ты пошутила.

– Какие шутки? – покачала головой Кэтрин. – Это правда, мне четырнадцать лет и шесть месяцев. И, пожалуйста, не сердитесь на меня.

– Что ты, что ты! – поспешил ответить Джастин, поднимая раскрытые ладони вверх. – Я вовсе не сержусь. Просто очень удивлен. – Он наклонился и поцеловал Кэтрин в кончик носа. – Впрочем, может быть, когда ты подрастешь, тебе захочется съездить в Англию, чтобы повидаться с одним стариком…

– Вы вовсе не старик! – перебила его Кэтрин.

– Сейчас я чувствую на своих плечах груз каждого из моих двадцати шести лет.

– Что за ерунда, Джастин Прескотт! Конечно, когда одному четырнадцать, а второму двадцать шесть, разница заметнее, но когда жене девятнадцать, а мужу тридцать один – это вполне нормально. Вы будете ждать меня? Обещаю, я буду расти как можно быстрей!

Лицо Кэтрин, посеребренное лунным светом, было таким прекрасным, что Джастин забыл обо всех своих огорчениях. Он взял в ладонь руку Кэтрин и сказал, учтиво склоняясь, чтобы поцеловать ее:

– Моя драгоценная Леди Кошка, если спустя пять лет вас все еще будут интересовать старики, знайте, что один из них будет ждать вас всегда.

– Какой вы милый, Джастин! Не сомневайтесь, я разыщу вас.

Копируя интонацию Кэтрин, Джастин сказал ей в ответ:

– А вы, дорогая Леди Кошка, такая мудрая – совершенно не по годам.

 

ГЛАВА 4

– Ну, наконец-то вы вернулись, – недовольно проворчал Шон, увидев входящих в его каюту Кэтрин и Джастина. – Так и помереть можно от тоски, и никто не заметит.

– Перестань ворчать, па, – сказала Кэтрин, подходя ближе и наклоняясь, чтобы поцеловать отца в небритую щеку. – Когда мы уходили, ты, между прочим, дремал.

– Кто бы знал, как мне надоело дремать, лежать, – снова заворчал Шон, – с ума сойти можно!

– Завтра утром вы можете попытаться выйти на палубу, – порадовал его Джастин. – Но плечо у вас повреждено очень сильно. Я уже показал Леди Кошке упражнения, которые помогут вернуть руке подвижность и силу.

Шон посмотрел на дочь и скептически поднял бровь.

– Леди Кошка, вот как? Интересно, когда это ты успела обзавестись таким звучным именем, дитя мое?

– Так меня назвал Джастин, и мне сразу понравилось. Если ты у нас – Ирландский Ястреб, то почему мне не быть Леди Кошкой? – И Кэтрин с улыбкой посмотрела на Джастина.

Шон усмехнулся.

– Да, кстати, Прескотт, – сказал он, – я распорядился о том, чтобы вас высадили на берег. Если не ошибаюсь, вы собирались в Бристоль. Разумеется, в силу моей репутации «Колыбель Кэт» не сможет войти в бристольскую гавань, как и в любой другой английский порт. Мы высадим вас вместе со всеми вашими пожитками в маленькой бухте возле Бристоля. Оттуда вы без труда доберетесь до места.

– Отлично, капитан, благодарю вас, – ответил Джастин и пожал левую, здоровую руку Шона.

– За что? Это я благодарен вам за все, что вы для меня сделали, доктор Прескотт. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, дайте мне знать через Хэла, хозяина таверны «Смеющийся пес» в Бристоле. Он знает, как связаться со мной. – Шон усмехнулся, взглянув на напряженное лицо Кэтрин, и добавил: – Через Хэла при желании вы можете послать нам письмо. Мне кажется, что Кэтрин будет очень интересно узнать о том, как вы устроились в своем новом доме.

– Да, сэр, – Джастин отвечал Шону, не сводя при этом глаз с Кэтрин. – Я обязательно напишу.

Ястреб внимательно посмотрел на стоящую перед ним парочку и произнес, почесывая заросший жесткой щетиной подбородок:

– Пэдрик сказал, что в той бухте мы будем на заре, так что советую вам, доктор, пойти собрать вещи и поспать немного. Завтра у вас будет трудный день. Доброй ночи, Прескотт.

– Доброй ночи и вам, сэр, – ответил Джастин, направляясь к двери в сопровождении Кэтрин, – и еще раз спасибо вам за все.

– Одну минутку, – окликнул их Шон. – Кэт, мне нужно кое-что сказать тебе.

Кэтрин остановилась, растерянно глядя вслед уходящему Джастину.

– Но, па, может быть, нам лучше поговорить утром?

– Кэтрин О'Бэньон, подойди ко мне сию же минуту.

Шон, не отрываясь, следил за тем, как Кэтрин возвращается к постели, как вскидывает подбородок, садясь на стул, и как грациозно выпрямляет спину.

«Моя дочь выросла, – думал, глядя на нее, Шон. – Она выросла, а я даже не заметил, когда это случилось. Теперь она уже не ребенок. Теперь она очень юная, но женщина, и прехорошенькая, надо сказать!»

Кэтрин и впрямь была удивительно хороша – светловолосая, гибкая, со стройной, но уже округлившейся по-женски фигурой.

«Слепой осел! – мысленно обругал себя Шон. – Как же я мог всего этого не заметить?»

– Ты даже представить себе не можешь, как я сердит на тебя, девочка, – начал Шон. – Мало того, что ты пробралась на борт «зайцем», мало того, что ты лгала всем нам, ты еще и подвергала свою жизнь опасности. Ты – упрямая, взбалмошная и неуправляемая девчонка. Впрочем, во многом я сам виноват. Это я всегда баловал тебя, шел у тебя на поводу. Даже когда я собирался сказать «нет», ты вынуждала меня ответить «да».

Шон откинулся назад, на высоко взбитые подушки, и продолжил:

– Я никогда не забуду тот день, когда увидел тебя фехтующей в сарае. Ты была тогда так хороша в бою, что я решил дать тебе шанс – и совершил очередную глупость. Мне кажется, что с меня довольно. Да и простишь ли ты меня, если я ошибусь в следующий раз?

– Что ты там говорил о своей неправоте, па? – недоверчиво переспросила отца Кэтрин.

– Да, я был не прав, и готов признать это. Когда тебе захотелось пойти в плавание, мне нужно было разрешить тебе это. Если я не хотел брать тебя на борт, то только из-за страха за тебя. Здесь, в море, каждого из нас подстерегает столько опасностей… Мне не хотелось впутывать тебя в это дело.

– Однако пиратство – это наш семейный бизнес, – спокойно напомнила ему Кэтрин, – а я – такой же член нашей семьи, как Рори или Колин, разве не так?

– Ну-у… В общем-то, конечно, да, – замялся Шон, – однако все-таки этот бизнес, он, как бы это сказать… для мужчин.

– С каких это пор я не могу заниматься любимым делом только потому, что я – девочка? – фыркнула Кэтрин. – Да, я еще молода и многого не знаю, но я готова учиться. И потом, разве во время боя я не доказала, что чего-то стою?

– Доказала, конечно же, доказала, Кэт. Если бы не ты, я был бы сейчас мертв. Кстати говоря, это и стало главной причиной, по которой я решил оставить тебя на судне. Но прежде мне нужно получить от тебя обещание выполнять все мои условия, ты согласна?

– Прежде чем я дам согласие, я должна услышать твои условия, – осторожно ответила Кэтрин.

– Во-первых, леди Кошка, ты отправишься в соседнюю каюту, к Пэдрику, и начнешь изучать все, что связано с этим судном. Я не хочу, чтобы ты пострадала из-за своего неведения. В ближайшие недели ты должна стать моей тенью и не отходить от меня ни на шаг. А если мы снова попадем в перестрелку, ты должна во время боя быть у меня за спиной.

– Ты напрасно так беспокоишься за меня, па, я вполне способна постоять за себя.

– Это я знаю, – с улыбкой ответил Шон, – но речь не о тебе, а обо мне. Я хочу, чтобы ты прикрывала меня сзади.

И оба они рассмеялись. Кэтрин пересела на постель к отцу и сказала, осторожно обнимая его за плечи:

– Обещаю и клянусь делать все, как ты велишь, па. Я хочу, чтобы ты мог мной гордиться. Если же у меня ничего не получится, обещаю тебе больше никогда не заикаться о том, чтобы выйти в море.

Шон погладил дочь по спине и поцеловал в лоб. Он знал, что Кэтрин сдержит все свои обещания, – разумеется, кроме самого последнего, которому Шон не поверил ни на секунду.

Утренняя заря еще только разгоралась на небе, когда «Колыбель Кэт» вошла в пустынную бухту неподалеку от Бристоля. Перед тем как покинуть судно, Джастин постучался в дверь каюты Кэтрин и подарил ей на прощанье свои шахматы.

– Хочу, чтобы ты вспоминала обо мне всякий раз, когда будешь играть, леди Кошка.

– Но, Джастин, у меня нет ничего тебе в подарок, – всполошилась Кэтрин.

– С меня достаточно будет прощального поцелуя, память о котором я пронесу в своем сердце сквозь годы, – ответил Джастин и припал к губам Кэтрин.

Поцелуй оказался таким долгим, что Кэтрин едва не задохнулась. Когда Джастин наконец оторвался от ее губ, она негромко рассмеялась и сказала ему:

– Обещаю, что мы расстаемся не навсегда, Джастин. Всего лишь на каких-то пять лет.

Они прошли по палубе рука в руке. Джастин спустился по веревочному трапу в лодку, качавшуюся на легкой волне возле борта. Ястреб вышел из своей каюты и стоял рядом с дочерью до тех пор, пока не убедился в том, что доктор благополучно добрался до берега.

Кэтрин вдруг резко повернулась к отцу и сказала, сверкая своими ярко-зелеными глазами:

– А теперь, капитан, поскорее учи меня, как управлять этим судном. У меня не так много времени в запасе – всего пять лет!

Шон О'Бэньон не понял истинного смысла ее слов, да он и не стал долго раздумывать над ними. Он обещал научить Кэтрин управлять судном, и он, как всегда, сдержит свое слово.

Началась учеба. Кэтрин не боялась ни долгих вахт, ни мозолей на ладонях, остающихся после работы с толстыми, неподатливыми корабельными снастями.

Вскоре Кэтрин знала свое судно от киля до клотика, научилась понимать смысл каждой команды и обязанности любого члена экипажа. По счастью, она совершенно не боялась высоты и порхала по снастям так легко, словно за спиной у нее росли крылья.

Пэдрик обучил ее всем премудростям навигации. Теперь Кэтрин могла ориентироваться и по карте, и по звездам. Морскому делу она училась не просто охотно, но с какой-то неудержимой жадностью, впитывая, как губка, любую новую информацию буквально обо всем. Прошло совсем немного времени, и судно стало для нее вторым домом, а может быть, и первым.

И пираткой, к великому удивлению Шона, она оказалась просто прирожденной, научившись захватывать богатую добычу, а при необходимости – ловко избегать встречи с английскими военными судами, заставляя при этом «Колыбель Кэт» побивать все рекорды скорости.

Вскоре по северным морям разнеслась весть о появлении прекрасной ирландской флибустьерки леди Кошки. О ней рассказывали легенды и сочиняли песни, в которых сравнивали ее с белокурым ангелом со сверкающей шпагой в руке.

Спустя год Шон сделал Рори капитаном. Судно Рори назвали «Гордость Эрин». Некоторые матросы из экипажа Шона ушли вместе с Рори на новое судно, но Пэдрик остался, говоря, что он слишком стар для таких перемен. На самом деле за этим скрывалось желание Пэдрика всегда быть рядом с Кэтрин, которую он любил как свою дочь.

Впрочем, опасения старика были напрасными. Кэтрин обладала невероятной интуицией и не раз избегала опасностей, поджидавших ее в открытом море. Она умела предугадывать и появление английских военных судов, и приближение шторма. Экипаж «Колыбели Кэт» чувствовал себя за своей леди Кошкой как за каменной стеной.

Шон мало-помалу стал отходить от дел. Рори прекрасно справлялся со своим судном, а Колина, по всей видимости, карьера капитана совсем не привлекала. Сам же Ястреб устал. Его правое плечо откликалось болью на любую перемену погоды, особенно в зимнюю пору, и ныло по утрам.

В тот день, когда Кэтрин исполнилось семнадцать, Шон официально передал ей управление «Колыбелью Кэт». Первым помощником остался Пэдрик, а Ястреб окончательно ушел на покой, чтобы наслаждаться тихой семейной жизнью на берегу.

Быстро пролетели еще два года. Неуловимая леди Кошка одерживала на море одну победу за другой. Цена, объявленная за ее голову английскими властями, постепенно росла, достигнув наконец астрономических высот. Англичане проклинали ее, а у себя на родине, в Ирландии, Кэтрин превратилась в народную героиню. Помимо всего прочего, она занималась поставками оружия для армии повстанцев, и, когда ей пришлось для этого съездить в Париж, Шон решил тряхнуть стариной и сопровождал свою дочь в этом путешествии.

Возвращаясь из Франции на борту «Колыбели Кэт», Шон часами наблюдал, как Кэтрин командует судном, которое когда-то принадлежало ему. Дочь стояла на мостике в облегающих черных бриджах и белой шерстяной рубашке. На ногах у нее были высокие сапоги. Поверх рубашки надет кожаный черный жилет, на руках – тоже черные кожаные перчатки. Яркое солнце играло в распущенных белокурых локонах. Шон любовался Кэтрин, прислушиваясь к командам, которые она отдавала молоденькому матросу:

– Ну, шевелись же, Эммет! Я вовсе не желаю, чтобы этот топсель рухнул всем нам на голову. Ты можешь затянуть этот узел покрепче или мне самой к тебе вскарабкаться, чтобы показать, как это делается? Слышишь, что я тебе говорю, Эммет?

– Да, мэм… Простите, я хотел сказать, да, капитан. Не беспокойтесь, я затяну этот узел как надо, я сумею. – И юнга начал карабкаться по вантам еще выше.

– Славный мальчик, – подбодрила юнгу Кэтрин и спросила, оборачиваясь к стоявшему позади нее Пэдрику: – Вы проверяли сегодня утром наш курс?

– Да, капитан. Мы должны быть дома к завтрашнему вечеру.

– Мы уже три месяца в плавании, – улыбнулась Кэтрин, – и я думаю, что мама волнуется, успеем ли мы вернуться к моему дню рождения. Впрочем, до первого декабря у нас еще в запасе целая неделя.

Она снова посмотрела вперед и нахмурилась.

– Эммет, ты что, никак не можешь справиться с этим узлом? Нельзя быть таким невнимательным. И осторожнее там, на вантах. Мне не хочется отвечать за тебя, если ты вдруг упадешь в море.

Наконец парус был закреплен как следует.

– Отличная работа, Эммет. Ведь умеешь, когда захочешь! – крикнула Кэтрин.

Эммет покраснел до кончиков своих рыжих волос.

– Благодарю за доверие, капитан. В следующий раз буду стараться еще больше.

– Замечательно, Эммет. А теперь можешь вернуться на свое место.

Шон невольно улыбнулся, глядя на дочь. Да, из Кэтрин получился превосходный капитан. Она умела управлять не только судном, но и экипажем. Такой дочерью можно только гордиться.

«Дочерью? – подумалось вдруг Шону, и он задумчиво перевел взгляд на бескрайнюю морскую гладь. – Но ведь это сама судьба свела нас, и трудно сейчас представить, что было бы с тобой, девочка, не окажись мы оба в ту ночь на одном и том же берегу. Я без тебя был бы гораздо несчастнее, это я знаю точно. Но кто ты на самом деле, моя дорогая девочка?»

Шон обернулся и увидел, что Кэтрин стоит рядом с ним.

– Прошу прощения, сэр, – задорно улыбнулась она, – не хотите ли вы обнять своего капитана, поцеловать и пожелать нам обоим доброго утра?

– С превеликим удовольствием, капитан, если только это не проявление жалости к вышедшему в отставку старому морскому волку.

– Ну что ты, па, – покачала головой Кэтрин. – У меня и в мыслях ничего подобного не было!

Ее улыбка пробудила в груди Шона воспоминания о давней декабрьской ночи на пустынном берегу. Тогда Кэтрин точно так же одарила его своей улыбкой – впервые в жизни. Шон нежно поцеловал дочь и крепко прижал ее к своей груди.

«Кэт может быть кем угодно – пираткой, преступницей перед лицом закона, но все равно она останется для меня маленькой любимой девочкой. И я всегда буду благодарен всемогущему господу за его бесценный дар, за свою дочь», – подумал он.

 

ГЛАВА 5

После пожара Джеффри вместе с семьей вернулся в Англию. Для того чтобы Евангелина смогла поскорее оправиться от травм, семья обосновалась в родовом поместье, в Четэме.

По молчаливому соглашению они никогда не говорили о Кэтрин, смирившись с тем, что ее не стало. Судьба сохранила жизнь Виктории, и за одно это следовало благодарить бога. Разумеется, Виктория ничего не знала о случившемся, даже о самом существовании Кэтрин.

Виктория росла красивой, очень способной девочкой и отличалась при этом ангельским характером. Когда ей было всего четыре года, она начала учить буквы и вскоре уже умела немного читать, писать и считать.

Заметив тягу дочери к учебе, Джеффри нанял для нее самых лучших преподавателей. Вскоре проявился самый большой дар Виктории – способность к иностранным языкам. Уже к десяти годам она бегло говорила на французском, итальянском, немецком и испанском.

Однако Виктория вовсе не была из тех, кого принято называть «синим чулком». Напротив, она живо интересовалась всем, что происходит вокруг. От матери ей передалась любовь к природе, животным, и прежде всего – к лошадям. Виктория так лихо управлялась с лошадьми, что к десятилетию дочери Джеффри решил сделать ей подарок. Он повез Викторию на племенные конюшни в Уэстлейке и предложил выбрать для себя любую лошадь.

– Ну, Виктория, кого же ты выбрала? – спросил Джеффри после того, как дочь внимательно рассмотрела всех лошадей, стоявших в стойлах. – Наверное, вот эту кобылку – смотри, какая она грациозная! Или твое сердце сумел покорить вот этот арабский красавчик?

– Нет, папа, – покачала головой Виктория. – Я хочу его.

И она указала отцу на гордость племенной фермы, огромного вороного жеребца. Звали этого двухметрового красавца Найтшедоу.

– Но, дорогая моя, ты еще мала для того, чтобы управляться с таким гигантом. Найтшедоу велик для тебя.

– Папа, Найтшедоу – самый красивый конь, которого я когда-либо видела. Нет, я хочу его и только его одного. И ты, и мама много раз говорили о том, что я – хорошая наездница. Поверь, я справлюсь! И еще, если ты купишь для меня Найтшедоу, я обещаю тебе всегда быть осторожной в седле.

Виктория крайне редко просила о чем-либо, и Джеффри, видя упорство дочери, понял, как сильно понравился ей Найтшедоу. Естественно, Джеффри не мог устоять, и Найтшедоу отправился на конюшни в Четэм.

С тех пор Виктория ежедневно, в любую погоду, стала совершать длинные верховые прогулки по живописным окрестностям Четэма. Во время одной из таких прогулок она о чем-то задумалась и не заметила колдобину на дороге. Жеребец споткнулся и едва не упал. Виктория не удержала равновесия и упала, да так неудачно, что повредила ногу. Боль была ужасна. Найтшедоу проскочил вперед, но немедленно вернулся, как только Виктория позвала его. Собрав в кулак всю свою волю, Виктория поднялась с земли, цепляясь при этом за ногу Найтшедоу как за ствол дерева, а затем, вскрикивая от боли, сумела кое-как вскарабкаться в седло.

Джеффри первым увидел Викторию из окна библиотеки. Он сразу же догадался о том, что с дочерью что-то стряслось, и выскочил во двор навстречу медленно ступающему жеребцу, на спине которого едва держалась его дочь с побелевшим, перекошенным от боли лицом. Джеффри послал подвернувшегося под руку слугу за доктором, а сам осторожно принял на руки обессилевшую Викторию.

– Папа, – прошептала она, когда Джеффри нес ее к дому, – пожалуйста, не ругай Найтшедоу. Он ни при чем. Я сама во всем виновата.

– Нет, милая, – покачал головой Джеффри, – это я во всем виноват. Ведь это я разрешил тебе взять этого жеребца. Бедная моя, ведь ты могла убиться до смерти!

– Прошу тебя, папа, поверь, я просто отвлеклась и не удержалась в седле. Он не…

– Поговорим об этом позже, Виктория, но одно я уже решил твердо: этот черный дьявол отправится назад, в Сассекс.

Пришедший вскоре врач осторожно наложил на сломанную ногу Виктории тугие лубки и велел оставаться в постели. Три дня боль была нестерпимой, но потом стало полегче, и уже на четвертое утро после падения Виктория уговорила отца отнести ее на веранду подышать свежим воздухом.

На самом же деле ей не терпелось взглянуть на Найтшедоу.

Ни о чем не подозревавший Джеффри поудобнее устроил Викторию на подушках и вернулся в библиотеку, где его ждала неразобранная кипа писем и газет.

Оставшись одна, Виктория осмотрелась по сторонам и окликнула Лайма, сына дворника, копавшегося в это время в саду:

– Эй, Лайм, ты не мог бы помочь мне?

Улыбающийся парнишка взбежал на веранду, скинул шапку с головы и заявил, потирая грязным пальцем свой щедро усыпанный веснушками нос:

– Конечно, миледи. Что прикажете?

В считанные секунды Виктория не только объяснила, чего хочет, но и успела сломить сопротивление Лайма. Он умчался и во мгновение ока вернулся назад с садовой тележкой, одноколесной и чудовищно грязной. На дно тележки была положена большая подушка, а поверх нее Лайм усадил молодую хозяйку, после чего осторожно покатил тележку к конюшням.

Надо ли говорить о том, как рассержен и удивлен был Джеффри, разыскавший через некоторое время свою дочь сидящей в грязной садовой тележке возле стойла Найтшедоу. Вид дочери, убитой горем, немного смягчил гнев Джеффри, а то, что он услышал, пока Виктория еще не заметила его появления, растрогало Джеффри до слез.

– Папа хочет отослать тебя обратно, Найтшедоу, – грустно говорила Виктория, поглаживая протянутой рукой просунутую сквозь перекладины стойла морду жеребца. – Но ведь это была моя вина, ведь это я не рассмотрела яму, и ты споткнулся. Вот так, зазевалась я, а отвечать придется тебе. Я пыталась все объяснить папе, но он меня и слушать не хочет.

Тут Виктория вскрикнула от удивления, увидев отца. Джеффри быстро подошел к тележке и присел на нее рядом с дочерью.

– Я не стану отсылать Найтшедоу назад, в Уэстлейк, – просто сказал он. – И обещаю впредь очень внимательно относиться к твоим словам.

Потом они продолжали сидеть и разговаривать – до тех пор, пока на конюшню не зашла Евангелина. Она широко раскрыла глаза, увидев мужа и дочь сидящими в обнимку на грязной садовой тачке. Они, заметив ее приход, весело заулыбались, приглашая жестами присоединиться к их теплой компании.

– Знаешь, Евангелина, я только что рассказывал Виктории о том, как мы с тобой познакомились, – воскликнул Джеффри. – Иди, подсаживайся к нам и проверь, не упустил ли я чего-нибудь.

Евангелина подошла, но сесть на грязную тележку все-таки не решилась, осторожно пристроившись на тюке прессованного сена.

– На чем я остановился? – спросил Джеффри. – Ах, да… адвокат сообщил мне о том, что я назначен опекуном дочери моего покойного партнера, сэра Томаса, – продолжал Джеффри. – Я переговорил с твоим дядей Эдвардом и отправился в Сассекс, ожидая найти там маленькую девочку. Однако, к своему изумлению, я увидел перед собой самую красивую девушку на всем белом свете…

При упоминании имени Эдварда сердце Евангелины вдруг кольнуло – то ли от воспоминаний, то ли от тревожных предчувствий. Надо сказать, что Евангелина, вернувшись вместе с семьей в Англию после пожара, так и не смогла заставить себя поверить в непричастность Эдварда к их несчастьям. Впрочем, тогда она постаралась как можно скорее отбросить свои глупые, как ей казалось, подозрения.

Здесь, в Четэме, семья Карлайл была далека от лихорадочного ритма лондонской жизни, но при этом оставалась открытой для общения и не могла пожаловаться на недостаток друзей или просто гостей, то и дело наезжавших сюда, в этот прелестный тихий сельский уголок. Деловые партнеры Джеффри зачастую оставались в Четэме на весь уик-энд, но самыми любимыми гостями в семье Карлайл были, без сомнения, Грейсоны – Марк, Ванесса и двое их сыновей.

Старшего сына Грейсонов звали Адам. Он от рождения носил титул виконта Райленда. Это был спокойный, серьезный юноша, рано осознавший всю важность своего будущего служения в качестве нового графа Фоксвуда. С самой первой встречи с Викторией Адам относился к ней как к малышке, и дружбы между ними не возникло. Впрочем, это вполне естественно, если юноша старше девочки на целых двенадцать лет.

То ли дело младший брат Адама, Майлс. Хотя и он был старше Виктории – на восемь лет, – дружба между ними завязалась прочная и взаимная. Майлс и Виктория могли часами просиживать вдвоем в библиотеке Четэм-Холла. Они не могли наговориться, наперебой делясь своими мечтами и планами на будущее. Планы эти, особенно у Майлса, отличались не только величием, но и были продуманы до последних мелочей.

– И тогда, Тори, я отправлюсь на своем собственном судне вокруг всего земного шара, – говорил Майлс, и глаза его горели от возбуждения. – Побываю в самых далеких уголках Земли, о которых мы с тобой читали в книгах. Но я не стану плавать просто так, я буду перевозить грузы, я буду трудиться как вол, и тогда через несколько лет смогу купить себе второе судно, затем третье, четвертое и наконец создам свою собственную судоходную компанию.

Виктория слушала, приоткрыв рот, не сводя восхищенного взгляда с темноволосого кареглазого друга.

– Я верю, что ты добьешься всего, чего хочешь, Майлс, – выдохнула она наконец. – Ведь ты не боишься работы, и трудности тебя тоже не пугают. Как жаль, что я не смогу плавать по морям и океанам, видеть над головой незнакомые звезды, заходить в шумные порты… Знаешь, ты хотя бы письма мне пиши – обо всем, что увидишь.

Незаметно пробежало время, и вот, когда Майлсу пошел двадцать первый год, он неожиданно получил наследство от далекой родственницы по материнской линии. Для того чтобы составить основу будущего состояния, этих денег было недостаточно, но на то, чтобы купить судно и нанять экипаж, – в самый раз.

Прежде чем поднять паруса на своем судне, Майлс навестил Викторию в Четэм-Холле.

– Я думаю, что сейчас ты самый счастливый человек на свете, Майлс, – сказала она своему другу. – Ведь наконец твои мечты начинают становиться явью!

– Ну, до судоходной компании пока очень далеко, Тори, – рассмеялся Майлс. – Нужно время. Нужно много работать. Да и удача нужна, если честно говорить. Но клянусь, я сделаю все, что в моих силах.

– У тебя получится, Майлс, я верю. Вот увидишь, пройдет всего несколько лет, и ты станешь владельцем крупнейшей судоходной компании во всей Англии.

– Спасибо за то, что ты так в меня веришь, Тори, – серьезно сказал Майлс, обнимая Викторию и целуя ее в лоб. – А теперь прости, нужно ехать. Я напишу тебе обо всем, обещаю!

Майлс уехал, и Виктории вдруг стало одиноко и грустно. Нет, она не сердилась на Майлса, желая ему только удачи. Она прекрасно понимала, что судоходная компания для него – это не просто дань морской романтике, но и возможность восполнить то, чего недоставало в его жизни, – солидного положения, респектабельности.

Впрочем, чего-то недоставало и в жизни самой Виктории, хотя она никак не могла понять, чего же. Именно это заставляло ее постоянно занимать себя каким-нибудь делом – учебой, музыкой, лошадьми, домашними делами, наконец. Со своей обычной кротостью она продолжала терпеливо ждать, что придет день, когда недостающая часть головоломки вдруг отыщется, и тогда вся картинка сложится легко и быстро. Евангелина очень остро ощущала одиночество дочери. Однажды ночью, когда они с Джеффри были наедине, она сказала мужу:

– Мне кажется, что Виктории не хватает брата или сестры. Может быть, нам с тобой пришла пора подумать об этом?

– Я думаю, что твои тревоги напрасны, дорогая, – ответил Джеффри. – Посмотри, ведь мы с тобой оба выросли в одиночестве, и ничего плохого с нами от этого не случилось. Виктория осталась у нас единственным ребенком, и она, естественно, стала тебе особенно дорога. Закрой глаза, любимая, засыпай и ни о чем не тревожься.

Он нежно поцеловал жену и не выпускал ее из своих объятий, пока та не уснула.

Джеффри знал, как страдает Евангелина от того, что не может больше рожать. Когда-то, вскоре после рождения девочек-близнецов, они мечтали о сыне, но раны, полученные Евангелиной во время той страшной ночи в Феллсморе, положили конец их надеждам. Переломы таза и внутренние повреждения не позволили бы ей выносить ребенка. Если бы Евангелина забеременела вновь, это оказалось бы смертельно опасным – и для нее, и для неродившегося младенца.

Джеффри слишком сильно любил жену, чтобы так рисковать ее жизнью. У них, слава богу, есть Виктория, и надо благодарить небеса за этот дар. С тех пор, как между ними стала снова возможна близость, Джеффри предпринимал все меры, чтобы уберечь жену от нежелательной и опасной беременности. Джеффри смирился с тем, что у них с Евангелиной никогда не будет ни сына, ни второй дочери.

Смирилась ли с этим Евангелина? Трудно сказать. Во всяком случае, она никогда не забывала о Кэтрин, более того, устроила в своей спальне нечто вроде тайника, в котором собирала все, что напоминало об их потерянной дочери. Вход в это святилище она закрыла для всех раз и навсегда.

Тот пожар в Феллсморе поглотил не все. В числе уцелевших комнат оказался кабинет Джеффри. Там на стене висела картина, которую он заказал к первой годовщине рождения дочерей.

Писать этот семейный портрет приезжал художник из самого Дублина. На картине была изображена счастливая, сидящая в густой траве Евангелина в красивом голубом платье, и на коленях у нее – две девочки, два очаровательных ангелочка в одинаковых голубых – в тон материнскому – платьицах, с золотыми цепочками, на которых виднелись тщательно выписанные кулончики-сердечки с выгравированными инициалами малышек. Увидев завершенный портрет, Джеффри немедленно дал картине название – «Алмазная россыпь Карлайлов». Самого Джеффри на этой картине не было, но он повесил ее в своем кабинете и не уставал любоваться ею, говоря, что она – одно из самых великих его сокровищ.

Теперь «Алмазная россыпь Карлайлов» перекочевала в тайник Евангелины вместе со шкатулкой, в которой бережно хранилось церковное свидетельство о рождении Кэтрин. Каждый год Евангелина и Джеффри отмечали восемнадцатое октября и первое декабря как дни рождения и смерти Кэтрин. Евангелина могла сидеть перед этим портретом часами в кресле-качалке, уносясь в воспоминаниях сквозь времена и расстояния. Воспоминания перемежались с молитвами, выстраиваясь в своеобразную заупокойную мессу.

Джеффри знал о существовании тайного святилища, но никогда не заводил о нем разговор, щадя чувства своей жены.

В этом ноябре исполнялось пятнадцать лет со дня свадьбы Джеффри и Евангелины, и они решили отметить это событие, пригласив на праздник всех своих друзей. Собственно говоря, идея принадлежала Джеффри, которому хотелось хотя бы ненадолго оторвать жену от невеселых мыслей. Предполагался праздничный обед и настоящий бал на всю ночь, с танцами и фейерверком.

Разумеется, Эдвард и Лорелея также получили приглашения. Графиню не слишком прельщало трехчасовое путешествие до Четэма, но поначалу она согласилась приехать.

В свои пятьдесят Лорелея все еще была хороша, хотя и смертельно боялась, взглянув однажды утром в зеркало, увидеть на своем лице признаки приближающейся старости. Она тщательно следила за собой и никогда не выходила из спальни, не убрав волосы в красивую прическу и не нанеся на лицо грим, делать который она была большая мастерица. Пробивавшуюся в волосах седину она регулярно подкрашивала, отчего ей казалось, что время не властно над ее молодостью и красотой.

Однако, когда пришло утро их отъезда в Четэм, Лорелея неожиданно заявила Эдварду, что у нее сильнейшая мигрень и поехать она не сможет.

– Поздравь их от нас обоих, любимый, – слабым голосом попросила она Эдварда, – а назавтра я, быть может, смогу присоединиться к вам.

Эдвард согласился и поехал в Четэм в одиночестве – если не считать, разумеется, слуги и кучера. Примерно через час пути Эдвард вдруг вспомнил о том, что забыл дома подарок, приготовленный для Евангелины и Джеффри, – редкостную старинную вазу из китайского фарфора. Он приказал кучеру развернуться и поехал обратно, к дому.

Старший дворецкий, Вильсон, увидев хозяина, заметно смутился и произнес, запинаясь на каждом слове:

– О… это вы… Вы вернулись, милорд? Что-то… Что-то случилось?

– Забыл подарок для брата и его жены, – ответил Эдвард.

Он взял со стола упакованную вазу и добавил, протягивая пакет Вильсону:

– Отнесите это в мою карету, а я схожу проведаю жену.

Вильсон взял пакет дрожащими руками, едва не выронив вазу на пол, и испуганно прошептал:

– Но, милорд, графиня просила… Просила ее не беспокоить.

Эдвард развернул старого дворецкого лицом к двери и сказал, направляясь к лестнице, что вела на второй этаж:

– Успокойтесь, Вильсон. Я знаю привычки своей жены, особенно когда ей нездоровится. Обещаю не будить ее, если она спит.

Подойдя к спальне жены, Эдвард услышал доносящийся из-за двери смех Лорелеи. Ей вторил низкий, явно мужской голос. Эдвард поспешил укрыться в оконной нише за портьерой, чтобы посмотреть на того, кто появится из спальни его жены.

Это оказался молодой человек со встрепанными волосами. В дверном проеме появилась и сама Лорелея в прозрачном розовом пеньюаре. Она страстно поцеловала юношу на прощание и закрыла за ним дверь. Молодой человек поправил прическу и направился к лестнице, насвистывая на ходу что-то веселенькое.

Когда шаги незнакомца стихли, Эдвард покинул свое убежище и решительно распахнул дверь спальни. Лорелея сидела перед зеркалом и причесывалась.

– Бездушная тварь! – накинулся на нее Эдвард. – От меня ты требуешь преданности, а сама ведешь себя как портовая проститутка!

– А я и не обещала быть верной тебе до могилы, – спокойно ответила Лорелея. – Это ты обещал. Хочешь подать на развод? Пожалуйста. Только помни, что в соответствии с нашим брачным контрактом ты не получаешь при этом ничего. И вообще я не понимаю, на что ты жалуешься? Я дала тебе все: деньги, дом, графский титул, наконец. Забыл, кем ты был, пока не женился на мне? Никем! А сейчас отправляйся к своему брату. У тебя есть несколько дней на то, чтобы успокоиться и хорошенько обо всем подумать.

Лорелея провела пару раз по волосам деревянным гребнем и добавила:

– Если ты хочешь остаться моим мужем, ты должен будешь навсегда забыть о том, что сегодня случилось. Станешь изводить меня упреками – я тебя брошу. А теперь убирайся прочь. Ванна стынет. Ты меня задерживаешь.

Эдвард продолжал стоять неподвижно, словно статуя. Лорелея отвернулась к зеркалу и снова принялась расчесывать свои локоны. Эдвард смотрел на нее остановившимся взглядом, борясь с подступающей тошнотой, и, только услышав в коридоре приближающиеся голоса горничных, сумел перебороть себя и выбежал из спальни.

Дрожа всем телом, вне себя от гнева, он прыгнул в карету и отправился в Четэм-Холл – второй раз за это злосчастное утро.

 

ГЛАВА 6

К тому времени, когда Эдвард добрался наконец до Четэм-Холла, все гости уже ожидали в гостиной приглашения к праздничному столу. Войдя в комнату, Эдвард раскланялся со всеми, кто был ему знаком, и взял с подноса бокал вина. В дальнем конце гостиной он увидел Евангелину и Джеффри, которые были поглощены разговором с Грейсонами.

«Как же она прекрасна, – невольно подумал Эдвард, – и насколько иначе могла бы сложиться моя жизнь, выйди она тогда замуж за меня, а не за Джеффри».

Кто-то тронул его за рукав, Эдвард обернулся и утонул в сиянии огромных изумрудных глаз.

– Добрый вечер, дядюшка Эдвард. А где тетушка Лорелея?

В присутствии Виктории Эдвард всегда чувствовал себя неуютно. Она была прелестной девушкой, но порой Эдварду казалось, что племянница умеет читать его мысли.

– Добрый вечер, Виктория, – ответил Эдвард, целуя ее в щеку. – Тетушке Лорелее нездоровится, так что мне пришлось приехать одному. Ты не откажешься сесть за столом рядом со мной?

Как раз в эту минуту всех пригласили обедать, и Эдвард, не дожидаясь ответа, подхватил Викторию под локоток и повел в столовую. Вместе с ними туда потянулись и остальные. Наблюдая краешком глаза за шагавшей рядом с ним Викторией, Эдвард мысленно повторил себе:

«Будь осторожнее с этой малышкой, приятель. Проявляй к ней больше интереса, и тогда ей вскоре наскучит твоя игра и она, быть может, оставит тебя в покое».

Прежде чем они уселись за стол, к ним подошел Джеффри, крепко пожал Эдварду руку и сказал:

– Добро пожаловать, Эдвард. А где Лорелея?

– Жена захворала и, к сожалению, приехать не смогла. Но я не унываю, потому что Виктория любезно согласилась составить мне пару на сегодняшний вечер, за что я ей премного благодарен.

И Эдвард с улыбкой повел племянницу на ее место.

Евангелина сидела на другом конце длинного стола. Она смотрела на мирно беседующих друг с другом братьев, в который раз упрекая себя в подозрительности, с которой она всегда относилась к Эдварду.

– Ты побледнела, Евангелина. Плохо себя чувствуешь? – спросил Марк, удивленный изменившимся выражением ее лица.

Евангелина через силу улыбнулась и ответила, покачав головой:

– Простите меня, Марк. Подготовка к сегодняшнему вечеру отняла у меня больше сил, чем я ожидала. Наверное, я сегодня лягу спать пораньше.

Обед шел своим чередом, а Евангелина тем временем не переставала мысленно спорить сама с собой.

«Столько времени прошло, но мне до сих пор неприятно присутствие Эдварда. А почему, собственно? Нет, если я не заставлю себя отбросить глупые подозрения, это испортит мне весь праздник».

Она улыбнулась и включилась в общую застольную беседу.

После обеда леди удалились в гостиную, где подали чай, а мужчины остались за столом – выкурить сигару и выпить портвейна. В гостиной Виктория и Евангелина оказались на одном диване.

– Я обратила внимание на то, что твой дядюшка Эдвард приехал один. Лорелея приедет сюда завтра? – негромко спросила Евангелина.

– Не знаю, мама, – пожала плечами Виктория. – Он только сказал мне, что ей нездоровится. Сказал еще, что сам себя чувствовал отвратительно перед отъездом, но Лорелея настояла на том, чтобы он ехал.

– Спасибо тебе за то, что составила Эдварду компанию за столом. Мне было не до этого. Впрочем, сама видишь, сколько у нас сегодня гостей. Устала я, – добавила Евангелина, невольно зевнула и смущенно прикрыла рот ладонью.

– Мама, а почему бы тебе не отправиться спать прямо сейчас? – спросила Виктория. – Я помогу развлекать гостей. Завтра нас ждет трудный день. Тебе необходимо как следует отдохнуть.

Евангелина с благодарностью взглянула на дочь и, извинившись перед гостями, ушла в свою спальню.

Вскоре в гостиной появились мужчины, и Виктория перехватила разочарованный взгляд Эдварда, обнаружившего отсутствие хозяйки. Секундой позже его лицо приняло свое прежнее выражение, и он направился к Виктории.

– Виктория, дорогая, твой папа говорил мне, что ты стала неплохо петь. Не уважишь ли своего старого дядюшку и не споешь ли пару песенок для него?

Весь остаток вечера Виктория трудилась в поте лица, исполняя вместо матери обязанности хозяйки, а дядюшка Эдвард все время крутился возле нее и без конца предлагал свою помощь. При этом с его губ не сходила сердечная, мягкая, но словно приклеенная улыбка.

Когда наконец все было закончено, Эдвард проводил Викторию до двери ее спальни, поцеловал в лоб и пожелал племяннице доброй ночи. Затем он направился в отведенную ему комнату, а Виктория, глядя ему вслед, покачала головой и чуть слышно прошептала:

– Интересно, что в самом деле у тебя на уме, дорогой дядюшка Эдвард?

На следующее утро гости собрались к раннему завтраку, чтобы после отправиться на верховую прогулку по живописным осенним полям. Во время прогулки Эдвард вдруг объявил, что в одной деревушке неподалеку отсюда есть церковь с удивительными старинными витражами. Группа всадников разделилась на две части. Одни решили скакать вместе с герцогом и Эдвардом осматривать церковь, остальные во главе с Викторией предпочли продолжать прогулку по полям и перелескам.

Еще когда они собирались выезжать из Четэм-Холла, Эдвард заметил, что среди всадников нет Евангелины. Он страстно желал поговорить с ней с глазу на глаз и теперь понял, что ему представляется великолепная, единственная в своем роде возможность. Он принялся незаметно развязывать подпругу.

Вскоре Эдвард остановился и сказал брату, что у него лопнула подпруга и он вынужден вернуться в Четэм-Холл. Впрочем, он обещал догнать всех, пока они будут осматривать церковные витражи.

Эдвард вернулся в дом.

– Где герцогиня? Да, и есть ли в доме кто-нибудь из приглашенных? – резко спросил он экономку, миссис Оливер.

– Ее светлость в своем салоне, а гостей в доме сейчас нет.

– Очевидно, моя золовка отдыхает после вчерашнего вечера. Распорядитесь, чтобы ее никто не беспокоил.

– Слушаюсь, милорд, – кивнула миссис Оливер.

Ни одна ступенька не скрипнула под ногой, когда Эдвард спускался по лестнице вниз. Подойдя к комнате Евангелины, он приложил ухо к замочной скважине, услышал быстрые шаги с той стороны двери и поспешно выпрямился. Дверь открылась.

На секунду Эдвард лишился дара речи, увидев в дверном проеме фигуру Евангелины, подсвеченную сзади солнечными лучами. Ее волосы, пронизанные светом, походили на золотистый нимб.

– Прошу прощения, если напугал тебя, Евангелина, – натянуто улыбнулся Эдвард. – Мне нужно поговорить с тобой, удели мне несколько минут. Можно войти?

Евангелина нерешительно отступила в сторону, пропуская Эдварда внутрь.

Все в этой комнате, выдержанной в бело-розовых тонах, говорило о том, что ее хозяйка – женщина. Небольшой диван и кресло были обиты палевым узорчатым шелком, а перед белым мраморным камином уютно пристроилось кресло-качалка с бархатными подушками. На столе рядом с креслом стояла маленькая деревянная шкатулка. Пол комнаты покрывал толстый персидский ковер, по краям которого виднелся светлый полированный паркет. Единственной вещью, нарушавшей гармонию, царившую в этой комнате, была картина в деревянной раме, прислоненная к стене возле камина и закрытая куском полотна.

Эдвард направился к картине, но Евангелина заперла дверь и быстро произнесла, заставив его остановиться:

– Может быть, ты лучше присядешь? Хочешь, я прикажу принести чай?

– Нет, нет, прошу тебя, не беспокойся. Мне действительно нужно только поговорить с тобой.

Эдвард устроился на диване, ожидая, что Евангелина сядет рядом, но она села на стул напротив. Эдвард издал сдавленный, странный звук, похожий на стон.

– С тобой все в порядке, Эдвард? – спросила Евангелина, взяв его за руку.

– Я не знаю, как мне быть, – начал он. – И с Джеффри стыжусь поделиться.

– Поделись со мной. Может быть, я смогу тебе помочь.

– Лорелея… – начал Эдвард голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций. – Я всегда старался быть ей хорошим мужем. Она была для меня всем… Но вчера я сделал ужасное открытие. Дело в том, что она… она…

Он прикрыл глаза и в отчаянии покачал головой.

– Продолжай, я слушаю тебя, – сказала Евангелина.

– Даже не знаю, как бы это поделикатнее сказать. Одним словом, жена изменила мне. Я застал ее с любовником.

И Эдвард закрыл лицо ладонями.

Евангелина погладила Эдварда по голове, словно ребенка, и негромко сказала:

– Не надо, Эдвард, успокойся. У вас все еще может наладиться. Лорелея очень красивая женщина, и ей хочется быть уверенной в том, что она по-прежнему может нравиться мужчинам. Это просто способ самоутвердиться, тебе не в чем упрекнуть себя.

– Но, может быть, это все же моя вина? Все эти годы я заботился о Лорелее, но никогда не любил ее по-настоящему, и она чувствовала это.

Эдвард выпрямился и добавил, глядя Евангелине прямо в глаза:

– Единственная женщина, которую я любил всю свою жизнь, это ты. И никто никогда не мог занять твое место в моем сердце. Прошу, не прогоняй меня. Я не вынесу этого.

Он крепко обнял Евангелину и страстно припал губами к ее рту. Евангелина хотела закричать, но Эдвард не дал ей издать ни звука. Как безумный, Эдвард продолжал неистово целовать ее. Она изо всех сил толкнула Эдварда, и только так ей удалось прервать этот безумный поцелуй.

– Ты что, с ума сошел? Отпусти меня немедленно! – гневно закричала она.

– Нет, дорогая, нет. Я не могу отпустить тебя. Я люблю тебя, и ничто теперь не сможет меня удержать.

Он крепко прижал Евангелину к себе, и только теперь она поняла весь ужас своего положения. Эдвард закрыл ей рот новым поцелуем. Евангелина пустила в ход кулаки, но она была лишь слабой женщиной, и ему не составило труда остановить ее. Когда же Эдвард оторвался от ее губ, Евангелина сделала последнюю попытку остановить его словами, привести в чувство этого безумца.

– Эдвард, не делай этого. Если я закричу и сюда явятся слуги, это обернется для тебя большими неприятностями.

– Нет, – яростно прохрипел Эдвард. – Я не могу остановиться. А если сюда кто-нибудь посмеет войти, я убью его. Ты должна была стать моей давным-давно, много лет тому назад, и теперь я либо получу тебя, либо умру.

Он выдернул заколки из волос Евангелины, и они пышной волной упали ей на плечи. Речь Эдварда становилась все более бессвязной.

– Я никогда не хотел причинить тебе вреда, но это все Джеффри. Это он написал мне тогда о том, как вы с ним счастливы. Вы были счастливы, а я несчастен, вы вместе, а я один, вы – все, а я – никто. Я сходил с ума. Мне казалось, что я должен так поступить во имя справедливости. Слава богу, что ты осталась жива.

Многое в словах Эдварда показалось Евангелине странным. Что значит – «не хотел причинить вреда»? И что означают его слова о какой-то «справедливости»? Что вообще все это означает?

Евангелина продолжала сопротивляться, но силы были явно неравны. Поняв это, Евангелина решила, что последнее средство – это попытаться выиграть время. Может быть, тогда ей удастся сбежать от Эдварда.

– Ну, хорошо, Эдвард, – сказала она. – Если ты так сгораешь от страсти, я буду твоей, но только не здесь. Сюда в любую минуту может прийти Джеффри. Если это случится, он убьет тебя на месте.

Эдвард злобно сверкнул глазами и ответил:

– Это ему надо бояться, а не мне. Но я больше не повторю своей ошибки.

Безумный взгляд Эдварда придал Евангелине сил, и она невероятным рывком сумела вырваться из его рук и вцепилась ему в лицо, раздирая кожу острыми ногтями, оставляя на его щеках кровавые полосы. Эдвард от неожиданности отпрянул назад, и Евангелина стремглав бросилась к двери.

Он догнал ее прежде, чем ей удалось справиться с замком. Крепко схватив Евангелину за руки, Эдвард швырнул ее на пол, задыхаясь от страсти и гнева.

– Ты тоже солгала мне, – прохрипел он. – Ты такая же шлюха, как и моя жена. Ну что ж, тем лучше!

С этими словами он резким рывком сдернул платье Евангелины вниз, обнажая розовый шелковый корсет.

Евангелина как-то странно всхлипнула и сильно ударила Эдварда по щеке. Тот, совершенно обезумев, толкнул Евангелину так, что она повалилась навзничь.

Эдвард стал лихорадочно расшнуровывать корсет, ломая ногти, обрывая шелковые ленты. Увидев грудь Евангелины, он припал к ней губами, пальцы жадно скользили по ее телу, по гладкой матовой коже. Эдвард вздернул кверху нижние юбки Евангелины, коленом расталкивая ее бедра в стороны. Прижимая Евангелину одной рукой к полу, другой он расстегнул бриджи и вытащил на свет божий свой багровый от прилившей крови мужской корень.

Евангелина извивалась всем телом, но ничего не могла поделать с сильным, обезумевшим от страсти мужчиной. Эдвард резко вошел в ее лоно, по щекам Евангелины хлынули обильные слезы, и она воскликнула в безнадежном отчаянии:

– Не делай этого, Эдвард! Прошу тебя. Ты даже не понимаешь, чем все это может обернуться!

Она повторяла эти слова снова и снова, словно молитву, словно заклинание, но Эдвард сейчас не видел и не слышал ничего вокруг, продолжая свои толчки, уткнувшись лицом в обнаженную грудь Евангелины. Затем он содрогнулся всем телом, застонал и разом обмяк.

В комнате стало тихо, лишь за окном раздавался негромкий птичий щебет. Эдвард тяжело перекатился на пол, вытянулся и закрыл глаза.

В эту секунду, очевидно, до него наконец дошло, что он на самом деле только что сотворил. Глаза Эдварда вдруг широко раскрылись. Он вскочил и стал приводить в порядок свою одежду, выжидательно глядя при этом на Евангелину.

Она лежала на ковре молча, уставившись в потолок невидящим взором. Ее одежда была разорвана, волосы спутаны. Щеки Евангелины были мокрыми от слез, глаза покраснели, а губы припухли.

– Любимая, не сердись. Прости меня, Евангелина. Ты должна меня простить. Я люблю тебя так давно и так сильно, что не смог сдержаться, – заговорил Эдвард, суетливо пытаясь в то же время зашнуровать корсет Евангелины. – Ну, скажи же хоть что-нибудь! Ударь, плюнь мне в лицо, скажи, что ненавидишь меня, все, что угодно, только не молчи! Твое молчание пугает меня.

Спустя несколько секунд Евангелина заговорила – низким, спокойным тоном:

– Что ты хочешь услышать от меня? И что могут изменить мои слова теперь, после того, как ты меня изнасиловал? Ты обвинял Лорелею в похоти, но сам-то ты куда хуже, чем она.

– Чем мне искупить свою вину? Как доказать, что я искренне раскаиваюсь в том, что я сделал? – спросил Эдвард.

Евангелина медленно поднялась на ноги, окинула Эдварда равнодушным холодным взглядом, заставившим его вздрогнуть.

– Ты немедленно должен покинуть мой дом и никогда больше в нем не появляться, – заговорила Евангелина, глядя мимо Эдварда. – Я не желаю, чтобы ты отравлял воздух своим ядовитым дыханием. И если то, что случилось, и есть «любовь» в твоем понимании, то мне остается лишь презирать тебя. Если ты еще раз переступишь порог моего дома, я убью тебя. Ты все понял?

Она повернулась к Эдварду спиной, и ему не оставалось ничего иного, как направиться к двери. Закрыв дверь за собой, он постоял, прислонившись к косяку, чувствуя, как катятся слезы по его щекам, слыша, как рыдает Евангелина по ту сторону двери.

Шло время. Евангелина старалась сохранять внешнее спокойствие, пряча за улыбкой ту правду, которая открылась перед ней во всей своей неотвратимости. То, что представлялось ей ночным кошмаром, стало явью.

Она была беременна, и беременна от Эдварда.

Самое ужасное состояло в том, что ей даже не с кем было поделиться. Ванесса слишком мало знала Эдварда и понятия не имела о том, какую роль сыграл этот человек в судьбе Евангелины. Виктория была еще слишком молода для того, чтобы понять весь ужас создавшейся ситуации.

Но продолжать хранить тайну было невыносимо, и тогда Евангелина решила поделиться ею с… Кэтрин. Это решение пришло к ней в один из вечеров, который она проводила, сидя перед тем самым портретом – «Алмазной россыпью Карлайлов».

Взяв перо и бумагу, Евангелина написала Кэтрин длинное письмо, в котором излила всю свою душу, откровенно описав все, что произошло между ней и Эдвардом. В нем она разделила с покойной дочерью все страхи, которые испытывала в связи со своей очень опасной беременностью.

Она написала и о своем нежелании говорить Джеффри о том, что сделал с нею Эдвард. Ей не хотелось разрушать узы родства, связывающие братьев, но еще больше она боялась, что Джеффри может осудить ее, решив, что она сама во всем виновата. Она всегда знала, что Эдвард неравнодушен к ней, но не предполагала, что тот может продолжать желать ее с такой силой спустя столько лет. А может быть, он принял ее дружеское отношение к себе за проявление любви? А вдруг она и впрямь сама ввела его в заблуждение и, значит, действительно виновата? Все эти вопросы она записала в письме, оставив их без ответа.

Облегчив немного свою исстрадавшуюся душу, Евангелина написала и о том, как сильно любит Джеффри и Викторию и как беспокоится о том, что с ними будет, если она умрет.

Написала она и о том, как сильно продолжает любить свою несчастную Кэтрин, об ужасном пожаре, о том, как все эти годы она отмечала дни рождения и смерти Кэтрин, продолжающей жить в ее сердце.

В конце она написала и о том, как мечтает, чтобы господь послал Кэтрин новую жизнь, которую она могла бы прожить на земле долго и счастливо. Евангелина подписала письмо и положила его в шкатулку вместе с церковным свидетельством о рождении Кэтрин.

После того, как письмо было написано, Евангелина стала ощущать каждый новый день как последний в своей жизни и старалась, чтобы он был наполненным до предела. Если ей вскоре придется сойти в могилу, она должна остаться в памяти Джеффри и Виктории веселой и счастливой.

Она старалась, чтобы все свободное время они проводили теперь втроем. И они каждый вечер собирались вместе, чтобы разговаривать друг с другом, читать вслух или петь под рояль в музыкальной гостиной.

Свою беременность Евангелина тщательно скрывала, но во время одной из отлучек Джеффри навестила доктора, жившего в соседней деревне. Увы, прогноз доктора Лоудена оказался мрачным, как, впрочем, она и предполагала. Тот сказал, что если и есть шанс на то, чтобы Евангелина или ребенок сумели выжить, то этот шанс минимален. Она обещала доктору соблюдать осторожность и немедленно дать ему знать, если почувствует резкое ухудшение своего здоровья.

В марте у нее начались боли. Она была всего на четвертом месяце, но ее тело уже не справлялось с той нагрузкой, что связана с беременностью. И все же Евангелина из последних сил старалась скрыть свое состояние от родных и друзей.

В конце марта они с Джеффри пригласили Марка и Ванессу, чтобы вместе с ними отметить годовщину своей помолвки. У Евангелины начались схватки, но заиграл оркестр, и она не смогла отказать мужу, пригласившему ее на тур вальса.

– Ты помнишь, как мы с тобой танцевали в день нашей помолвки? – спросила она. – Ах, Джеффри, все тогда было как в сказке. Я была принцессой, заточенной в башне, а ты был прекрасным принцем, пришедшим, чтобы вызволить меня.

– Нет, дорогая, – покачал головой Джеффри, – это ты спасла меня тогда. Без тебя моя жизнь была пустыней. Я жил словно в раковине, не зная в жизни ничего, кроме работы. До встречи с тобой я не знал, как прекрасна жизнь на самом деле.

Он почувствовал дрожь, охватившую тело жены, и спросил участливо:

– Ты устала, моя любимая? Давай присядем.

– Нет, нет, Джеффри. Мы так редко танцуем с тобой, а я хотела бы кружить в этом вальсе всю жизнь. Как ты думаешь, наши друзья не обидятся на нас, если мы с тобой поцелуемся – прямо здесь и сейчас?

– Пусть только попробуют, – азартно возразил Джеффри и поцеловал жену нежно и страстно. Он взглянул в лицо Евангелины и увидел, что оно искажено гримасой боли. Колени ее подогнулись, и она беззвучно начала оседать на пол.

Джеффри подхватил жену на руки, крикнул на ходу миссис Оливер, чтобы та бежала за доктором, и понес Евангелину наверх, в спальню. Марк и Ванесса устремились следом за ним.

В спальне Ванесса принялась расшнуровывать корсет Евангелины и удивленно заметила:

– Боже, как он туго затянут! И как только она в нем дышала?

Джеффри был слишком озабочен, чтобы вникнуть в смысл слов, сказанных Ванессой. За его спиной распахнулась дверь, и послышался тревожный голос Виктории:

– Что с мамой? Она заболела? Чем я могу ей помочь?

Голос дочери вернул Джеффри на землю.

– Да, моя хорошая. Она заболела. Чем ты можешь помочь? Иди и займись гостями. Как только станет понятно, что случилось с мамой, я немедленно спущусь и расскажу тебе.

Он поцеловал дочь в щеку, и та ушла назад, в залитый огнями зал.

Евангелина тем временем металась на постели, и Джеффри осторожно присел рядом с нею.

– Евангелина, родная, что с тобой? – негромко спросил он. – Почему все произошло? Едва я поцеловал тебя, как ты вдруг потеряла сознание и стала падать на пол.

– Твои поцелуи всегда были такими сильными, Джеффри, – слабо улыбнулась она. – От них нетрудно упасть в обморок.

Лицо Евангелины застыло, и все ее тело напряглось от разрывающей его боли.

– Пошли за доктором Лоуденом, Джеффри. Мне кажется, что у меня началось раньше времени, – срывающимся шепотом сказала она.

– Что началось, Евангелина? – не понял Джеффри. – Милая, прошу, скажи, что с тобой?

Евангелина печально посмотрела на мужа и тихо покачала головой.

– Как быстро… Я так надеялась на то, что у меня еще есть время. Хотя бы немного времени.

И она снова застонала от боли.

– Боже всемогущий, да что же с ней такое? – закричал Джеффри. – Евангелина, ответь, что у тебя болит? Чем я могу помочь тебе? Скажи, ответь, прошу тебя!

Марк подошел к Джеффри и попытался увести его, но тот яростно отмахнулся:

– Отстань, Марк. Я не могу этого видеть. У меня сердце разрывается при виде ее мучений.

Через несколько минут в спальне появился доктор Лоуден и приказал мужчинам выйти за дверь, чтобы он мог осмотреть больную. Марку с большим трудом удалось уговорить Джеффри выйти и не мешать доктору. Ванесса осталась помогать мистеру Лоудену.

Джеффри метался по коридору, словно раненый зверь, беспрестанно взывая к господу, умолял спасти жену и избавить ее от нечеловеческих страданий. Казалось, прошла целая вечность. Наконец дверь спальни открылась вновь, и в коридоре появилась бледная как мел Ванесса. Увидев своего мужа, она упала в его объятия и безудержно зарыдала.

Неожиданная смерть леди Евангелины Карлайл, герцогини Четэм, потрясла многих, но больше всего – Эдварда Демьена.

На следующее утро после смерти Евангелины он получил от брата известие об этом трагическом событии и приглашение приехать в Четэм-Холл, чтобы попрощаться с покойной. Читая короткие строки записки, Эдвард чувствовал, как леденеет его сердце. Боль становилась невыносимой, и он невольно схватился рукой за грудь, повторяя побледневшими губами:

– Этого не может быть. Кто-то придумал эту чудовищную нелепицу, чтобы лишить меня рассудка. Я не поверю этому до тех пор, пока не увижу все своими глазами.

Через несколько минут Эдвард уже мчался в направлении Четэма, торопя кучера. Первым, что он увидел, подъехав к Четэм-Холлу, были черные полотнища, окутывавшие фасад, – предупреждение о том, что дом погружен в траур.

Эдвард попросил встретившую его миссис Оливер не докладывать о его приезде и прошел в большую гостиную. Теперь он начинал понимать, что все происходящее – явь, а не дурной сон. Окна и зеркала в гостиной были затянуты черным крепом. Повсюду горели свечи, ярко освещая стоящий посреди комнаты гроб.

Евангелина казалась спящей. Руки ее были сложены на груди поверх изумрудно-голубого платья, волосы распущены по плечам.

«Спящая красавица», – подумал Эдвард.

Да, но только этой красавице уже не дано было очнуться от своего вечного сна.

Эдвард подошел к гробу, тронул пальцами волосы покойницы.

– Евангелина, моя Евангелина, – прошептал он. – Теперь я потерял тебя уже навсегда. Как ты была права, ненавидя меня. Мое единственное оправдание перед тобой – это моя любовь. Ведь я всегда, всю жизнь так любил тебя.

Он склонился над гробом и осторожно поцеловал ледяные губы покойной.

Эдвард не помнил, сколько времени он просидел возле гроба до той минуты, когда к нему подошел Джеффри и тронул за плечо.

– Разум отказывается понимать, что ее больше нет, – негромко сказал герцог. – Почти шестнадцать лет Евангелина была самым дорогим, что есть у меня в жизни. Я не представляю, как буду жить без нее.

– Как это случилось? – хрипло спросил Эдвард.

Джеффри присел на стул рядом с братом и рассказал ему все – о травмах, полученных Евангелиной во время пожара в Ирландии, о том, что ей нельзя было впредь иметь детей, и о том, как он старался уберечь жену от нежелательной беременности.

– И теперь, Эдвард, я виню во всем только себя. Ведь это я был причиной того, что она забеременела вновь. Если бы не я, она была бы жива.

Не сводя глаз с фарфорово-бледного лица Евангелины, Эдвард спросил онемевшими губами:

– На каком месяце она была?

– На пятом. И все это время она скрывала от меня свою беременность. Не хотела волновать меня раньше времени. Вместе с ней я потерял своего сына.

День клонился к закату, а братья все продолжали сидеть в гостиной, и каждый из них оплакивал в душе любимую женщину и своего нерожденного сына.

 

ГЛАВА 7

После похорон Евангелины прошел месяц.

Виктория видела, как тяжело переносит эту потерю отец. Он часами неподвижно просиживал в кресле, не говоря ни слова, уставившись на горящее в камине пламя. Он забросил дела, и нераспечатанные конверты высились бумажным айсбергом на его рабочем столе. Он навсегда замкнул двери гостиной своей жены и запретил кому бы то ни было заходить внутрь. Несмотря на то что поступки отца были понятны Виктории, они начинали ее пугать. Тогда Виктория решила, что отцу необходимо помочь, нужно вернуть его к жизни.

Прежде всего она решила, что им с отцом лучше уехать из Четэм-Холла. Этот дом был наполнен не только тенями прекрасных воспоминаний, но и тяжелой памятью горьких утрат.

– Папа, – сказала она однажды утром, – почему бы нам не переехать в Лондон? Будем ходить с тобой в оперу, по выставкам, галереям.

– В Лондон? – безвольно пожал плечами герцог. – По-моему, это не самая лучшая мысль, Виктория. Карлайл-Хаус хорош для коротких визитов, но жить там постоянно… Очень уж неуютно в этом доме.

– Дом всегда такой, каким ты сам его сделаешь, – продолжала настаивать Виктория. – Мы вместе выберем новую мебель, драпировку, прикажем наново обтянуть шелком стены. Знаешь, мне нравятся желтые стены…

– Ну уж нет, Виктория, в желтом доме я жить не стану.

– Папа, я же не про весь дом, а только про свою комнату, – рассмеялась Виктория. – А твою мы сделаем совсем другой. Тебе какой цвет нравится?

Переезд прошел как-то тихо и незаметно, и вскоре Джеффри и Виктория уже обживались в своем лондонском доме. Выбрали новую мебель, приказали перекрасить стены и потолки, сменили драпировку, вазы, статуэтки, картины, и постепенно Карлайл-Хаус превратился в дом, где можно было не только принимать гостей, но и жить самим в покое и уюте.

После этого Виктория принялась настаивать, чтобы отец вернулся к своим заброшенным делам. Однажды за завтраком она попросила отца рассказать ей о его компании.

– Я хочу знать все о твоей работе, папа. Ты ведь владелец одной из крупнейших в Англии инвестиционных компаний. Мне бы очень хотелось побывать в твоем офисе.

– Не думаю, что там тебе понравится, солнышко, – накрыл ладонью руку дочери Джеффри. – Работа с бумагами со стороны может показаться простой, а по сути, это монотонный кропотливый труд. Нет, деловой офис – это явно не самое интересное место для большинства юных леди.

– Я не принадлежу к «большинству юных леди», – нахмурилась Виктория, – и, хотя мне всего четырнадцать, я свободно владею пятью языками. Пишу грамотно и аккуратно, отлично считаю. Из-за того, что я девочка, меня не возьмут ни в Оксфорд, ни в другой крупный университет. Так чем же мне заняться, как не работой в офисе, папа?

– Хорошо. Я возьму тебя в «Карлайл Энтерпрайсез» и покажу, чем мы там занимаемся. Если тебе не понравится у нас, тогда подумаем, где можно будет применить твои таланты.

Виктория и представить себе не могла, что помещение может быть таким огромным и многолюдным. В его чреве разместились целые роты клерков, взводы бухгалтеров и адвокатов, над которыми, словно полковник, возвышался главный управляющий, занимавшийся делами в отсутствие отца, но не имевший права заключать сделки без согласия и подписи хозяина.

Виктория с первого взгляда влюбилась в контору отца и поняла, что нашла свое место в жизни. Она решила, что должна досконально изучить весь этот сложный механизм, и поставила себе срок – четыре года.

Впрочем, столько времени ей не потребовалось. Не прошло и двух лет, как она вошла в курс всех дел и стала правой рукой отца.

Вскоре в ней проявилась отцовская хватка, и если друзья в шутку называли Джеффри Царем Мидасом, то Викторию с полным основанием можно было теперь именовать Принцессой Мидас, потому что все, к чему прикасались ее руки, превращалось в золото.

Приближался день рождения Виктории, ей должно было исполниться восемнадцать. Ванесса Грейсон убедила Джеффри в том, что ему пора вывести свою дочь в свет. Не сидеть же такой красавице всю жизнь за конторским столом, в самом деле? Ведь многие ее ровесницы уже были помолвлены или даже замужем, а у Виктории, с головой ушедшей в деловые бумаги, до сих пор не было ни одного кавалера.

Чем больше Джеффри присматривался к своей дочери, тем более поражался, как сильно Виктория напоминает ему самого себя – таким, каким он был до встречи с Евангелиной. Он невольно испытывал чувство вины перед дочерью и потому довольно легко согласился на предложение Ванессы устроить бал в честь Виктории, на котором она впервые предстанет перед лондонским высшим светом. Ему хотелось надеяться, что Виктории понравится эта идея. Однако на деле все получилось иначе.

– Зачем это, папа? Меня вовсе не интересуют балы, и я не собираюсь покорять этот так называемый свет, – заявила Виктория, узнав о планах Джеффри и Ванессы.

Джеффри был озадачен такой реакцией дочери.

– Но, Виктория, это всего лишь бал.

– Я не желаю выступать в роли дебютантки, папа, – вздохнула Виктория. – К тому же светское общество, насколько я знаю, предписывает юным леди, желающим войти в него, весь первый сезон носить только белое, а в белом я выгляжу просто кошмарно и ни за что не надену белого платья. Кроме того, вся эта суета означает, что я ищу себе жениха, но мне жених не нужен! Ведь мужчины всегда подыскивают себе жен для того, чтобы те круглыми сутками занимались домом, хозяйством, детьми, наконец. Они ищут себе красивых глупеньких куколок, а я не желаю становиться пустоголовой игрушкой!

– Прекрати, Виктория. Ты никогда не будешь фарфоровой куклой, ты для этого слишком умна и образованна. Мужчина, который полюбит тебя, должен будет принять тебя такой, какая ты есть. И тебе не нужно меняться, солнышко. Оставайся всегда самой собой.

– Ну хорошо, папа, – сдалась наконец Виктория. – Я согласна дебютировать в свете, но при одном условии: я буду носить только то, что мне к лицу. Надеюсь, на этом балу будет не так скучно, как на моем последнем дне рождения, и мне не придется удалиться куда-нибудь с книжкой.

Бал состоялся в назначенный срок, и на нем собрался весь лондонский высший свет. Даже Адам, старший сын Грейсонов, решил почтить его своим присутствием.

– Мама, – сказал он Ванессе, – я полагаю, что с моей стороны было бы неучтиво не прийти на этот вечер, но только заранее прошу простить, если я уйду оттуда пораньше. У меня назначена деловая встреча с Дрю.

– Конечно, если ты только не отменишь ее, когда увидишь Викторию, – улыбнулась Ванесса. – Между прочим, она не только удивительно хороша собой, но и очень умна и начитанна. По-моему, лучшей кандидатуры на роль будущей виконтессы тебе просто не найти, сынок.

– Прошу тебя, мама, не нужно меня сватать. Мне всего тридцать, и я не собираюсь в ближайшем будущем обзаводиться семьей. На самом деле…

Адам не договорил, увидев появившуюся на верхних ступенях лестницы ослепительно красивую девушку в золотистом шелковом платье. Ее белокурые волосы, собранные наверху, спадали к плечам волнистыми локонами, обрамляя прекрасное тонкое лицо.

– Боже всемогущий, – прошептал Адам. – Кто это?

– Виктория Карлайл, – ответила Ванесса, с улыбкой следя за сыном. – Так что ты там говорил? Тебе, кажется, нужно сегодня уйти пораньше?

Адам не мог отвести восхищенного взгляда от юной стройной леди, спускавшейся в зал под руку со своим отцом. Когда они подошли, Адам склонился к руке Виктории и сказал, прикасаясь губами к тонким пальцам:

– Как давно мы с вами не виделись, леди Виктория.

– Добро пожаловать, милорд. Надеюсь, вам было не слишком трудно заставить себя посетить наш вечер?

Адам с улыбкой прислушался к мелодичному звучанию голоса Виктории и ответил с поклоном:

– Сказать по правде, я крайне редко бываю на балах, не люблю их, но я очень рад, что пришел на ваш вечер. – Он снова поднес к губам руку Виктории. – Могу я просить вас оставить за мной первый танец?

Танец еще не закончился, но Адам уже решил, что Виктория должна стать его женой.

Дебют Виктории прошел с оглушительным успехом. Свет немедленно дал ей свое имя – Золотая Девушка, и начиная с этого дня Викторию наперебой стали приглашать на всевозможные балы, вечера и праздники. И везде, где бы она ни появлялась, ее сопровождал Адам.

По Лондону поползли слухи о том, что виконт Райленд готов биться насмерть с любым, кто посмеет приблизиться к Виктории Карлайл, и, надо сказать, эти слухи были небезосновательны. Всем стало известно о дуэли между Адамом и молодым повесой Робином Грили, посмевшим отпустить в адрес Виктории какое-то нелестное замечание. Адам прострелил Грили руку, и тот вынужден был уехать из Лондона в свой родной Суррей.

Известие о помолвке между Адамом и Викторией ни для кого не стало неожиданностью. День венчания они назначили на первое февраля. Родители жениха и невесты отметили их помолвку грандиозным балом.

– Адам, не сделать ли нам перерыв? Я уже устала танцевать, – взмолилась Виктория после очередного вальса. – Мне нужно отдышаться.

– Я тоже устал, но стеснялся тебе об этом сказать, – признался Адам. – Давай сбежим отсюда, моя богиня, пока нас никто не видит!

Он схватил невесту за руку, и они, смеясь, выскользнули через боковую дверь, выходящую в сад.

– Как глупо, что приходится убегать от родных и друзей для того, чтобы хоть немного побыть вдвоем, – заметила Виктория, направляясь вместе с Адамом к беседке, притаившейся в дальнем уголке сада.

Вечерняя прохлада не могла остудить разгоряченных после танцев жениха и невесту, и Виктория, усевшись на скамью, раскрыла черный кружевной веер.

– Где ты купила эту прелестную вещицу? – удивился Адам.

– А я получила его на прошлой неделе в подарок от Майлса вместе с его письмом.

– Мы скоро поженимся, – с трудом сдерживая гнев, заявил Адам. – Как ты смеешь принимать подарки от других мужчин?

– Но, Адам, ведь он твой брат. Пока Майлс в плавании, мы каждый месяц обмениваемся с ним письмами. Я пишу ему обо всех лондонских новостях, а он пишет мне о дальних городах и странах, в которых ему доводится побывать. Вместе с письмами он частенько присылает мне местные сувениры. Вот этот веер, например, он прислал мне из Испании.

– Я не думаю, что тебе следует продолжать свою переписку с Майлсом, – нахмурился Адам. – Могут поползти разные слухи, вплоть до того, что ты собираешься покинуть меня и сбежать на судне Майлса в открытое море.

– Для воспитанного человека вы ведете себя очень глупо, Адам Грейсон, – заметила Виктория, погладив жениха по щеке. – Так вот, я хочу, чтобы вы усвоили несколько простых истин, милорд. Во-первых, я очень вас люблю. Во-вторых, я никогда не сбегу от вас – ни с Майлсом, ни с кем-нибудь еще. И в-третьих, я не выношу качки. Однажды папа брал меня с собой во Францию, и всю дорогу я провела, перегнувшись через борт.

Тут они оба расхохотались. Увидев, что Адам успокоился, Виктория продолжила:

– Может быть, тебе это покажется забавным, но сны про море я вижу очень часто, и, надо сказать, сны очень странные. Понимаешь, я как будто капитан большого судна. Я стою в мужских облегающих бриджах возле рулевого колеса и отдаю команды матросам на палубе. Впрочем, когда я была маленькой, мои сны были еще более странными: мне снилось, что я фехтую, ловко управляясь со шпагой и красивым, украшенным изумрудами кинжалом.

Адам нежно поцеловал Викторию и взял ее руки в свои ладони.

– Может быть, твое тайное призвание – быть леди-пираткой, моя богиня. И если бы ты была ею, ради тебя я готов был бы забраться на самую высокую мачту.

Уткнувшись лбом в плечо Адама, Виктория вспомнила еще один свой сон, но о нем она ни за что не стала бы рассказывать ревнивому жениху. Дело в том, что ей не раз снилось, будто она целуется с высоким красивым мужчиной с мерцающими золотистыми глазами.

В начале декабря Виктория получила очередное послание от Майлса. Он писал, что получил груз, адресованный в Англию, и должен прийти с ним в Лондон сразу после Нового года. Первого января Виктория наняла посыльного, велела ему отправиться в гавань и узнать, когда прибывает «Фоксфайр», судно, которым командовал Майлс. Через два дня посыльный сообщил, что судно прибывает сегодня около полудня. Виктория немедленно отослала записку Грейсонам и вместе с отцом поспешила на пристань.

«Фоксфайр» пришвартовался к пирсу около двух часов дня. Причал был полон встречающих. Майлс, приказав спустить трап, никак не мог рассмотреть в толпе знакомые лица. Внезапно с берега долетел женский голос, окликнувший его по имени. Майлс повернул голову и увидел прелестную молодую женщину, одетую в зеленый плащ. Она приветственно взмахнула рукой, капюшон плаща откинулся, взорам открылись золотистые пышные локоны. Рядом с юной леди Майлс рассмотрел фигуру Джеффри, и теперь ему не нужно было гадать, кто эта прекрасная незнакомка.

– Тори! – радостно закричал он и, расталкивая локтями матросов, стоявших на трапе, ринулся на причал. Подбежав к Виктории, он закружил ее на руках и пылко поцеловал в мягкие нежные губы.

– Кх-м, Майлс, – деликатно кашлянул Джеффри, – не хотелось бы вам мешать, но сюда приближаются твои родители вместе с Адамом.

Майлс отпустил Викторию и повернулся к своим.

– С возвращением, Майлс! – воскликнул Адам, пожимая руку брата. – Старина, ты отлично выглядишь! Должен сказать, что кругосветные плавания пошли тебе на пользу.

Ванесса обняла сына, провела ладонью по его плечам и улыбнулась.

– Где ты накачал такие мускулы, сынок? Неужели таскал на руках свое судно? – Она немного отстранилась, окинула Майлса быстрым взглядом и заметила: – Ты должен немедленно повидаться с отцовским портным, иначе тот не успеет сшить тебе новый костюм к свадьбе.

– К свадьбе? – переспросил Майлс. – К чьей свадьбе?

– Мы с Викторией должны через месяц обвенчаться, – улыбнулся Адам, – а тебя мы хотели бы видеть шафером.

– Ну пожалуйста, скажи, что ты согласен, Майлс, – умоляюще посмотрела на него Виктория.

Разумеется, Майлс всегда знал о том, что Виктория не будет его женой. Такие девушки, как она, должны выходить замуж за богатых, знатных людей, герцогов, например, или графов. Но чтобы ее мужем стал Адам? Этот самовлюбленный сухарь?

Майлс, как мог, постарался скрыть свое разочарование, изобразил на лице широкую улыбку и поздравил жениха и невесту.

Следующие недели были заполнены лихорадочными приготовлениями к свадьбе. Майлс все это время неизменно был рядом с братом и его невестой. Виктория искренне наслаждалась обществом братьев, а Адам тщательно скрывал недовольство и в глубине души молился о том, чтобы и Майлс как можно скорее встретил девушку своей мечты.

За два дня до свадьбы, вечером, Адам оказался по своим делам в клубе и уже направлялся к выходу, когда путь ему загородил какой-то незнакомец.

– Добрый вечер, Грейсон, – сказал он. – Меня зовут Ричард Грили. Мы с вами не знакомы, но вы должны хорошо помнить моего младшего брата, Робина.

– Робина Грили из Суррея? Разумеется, помню, – кивнул Адам. – Как чувствует себя ваш брат? Он оправился от раны?

– Не совсем. Рана загноилась, и доктор был вынужден отрезать ему руку.

– Сожалею, что так вышло, но ваш брат сам был во всем виноват. Он распространял клевету относительно одной леди, а затем, будучи уличенным, не пожелал перед ней извиниться. Вызов был сделан официально, и дуэль состоялась по всем правилам. У меня есть свидетели, которые могут это подтвердить.

Грили только пожал плечами.

– Я слышал, что вас можно поздравить, милорд. Это правда, что леди Виктория будет вашей женой?

– Да, венчание в субботу.

– Не могу понять только одного: почему вы позволяете своему брату все время увиваться вокруг вашей невесты? Мне кажется, что между ними нечто большее, чем просто дружба. А может быть, ваш брат посильнее вас как мужчина и леди невеста сумела оценить это по достоинству?

Кровь прилила к лицу Адама, и он, не раздумывая, ударил Грили в челюсть. Тот упал, и Адам, наклонившись над ним, процедил сквозь зубы:

– Завтра на заре у Белмор Гринз. Не забудьте привести своего секунданта, Грили. Выбор оружия за вами.

Грили отер кровь с разбитой губы и ответил, поднимаясь с пола:

– Пистолеты, на двадцати шагах, милорд. Те же условия, на которых вы стрелялись с Робином, но на этот раз перед вами будет мужчина, а не желторотый юнец!

Вечер Карлайлы и Грейсоны провели в опере. Никому из сидящих в ложе Адам не обмолвился о завтрашней дуэли – ведь он уже не раз участвовал в поединках и всегда выходил победителем. Так зачем же волновать по пустякам Викторию или своих родных?

В пятницу утро выдалось тихим и солнечным, и Виктория, спускаясь вниз по лестнице, с наслаждением прислушивалась к птичьему щебету за окнами Карлайл-Холла. Она едва успела спуститься с последней ступеньки, как раздался громкий стук во входную дверь, и слуга отворил ее, впуская в дом Майлса.

– Доброе утро, Майлс, – улыбнулась Виктория. – Честно говоря, не рассчитывала, что ты сегодня придешь.

– Виктория, где твой отец? Мне нужно видеть вас обоих.

– Папа разговаривает со своим управляющим. Но что случилось, Майлс? Я же вижу по твоему лицу, что произошло что-то ужасное.

Майлс прошел следом за Викторией в нижнюю гостиную и усадил девушку в кресло. Сел напротив, взял в ладони ее руки. Было видно, как тяжело ему даются слова, которые он должен будет сейчас произнести.

И тут Виктория догадалась.

– Что-то с Адамом, да? – тревожно спросила она. – Скажи скорее, что с ним?

Майлс хмуро кивнул и стал рассказывать о том, что произошло вчера вечером между Адамом и Ричардом Грили.

– Я не знаю, что сказал Адаму Грили, – сказал он в конце, – но брат вызвал его на дуэль, и сегодня на заре они стрелялись. Секундантом Адама был Дрю Харпер. Он передал мне все, что произошло во время поединка. Они уже стояли спиной друг к другу с заряженными пистолетами в руках, и тут Грили начал насмехаться над братом, утверждая, что тот обязательно промажет. Затем был отсчет, они повернулись, выстрелили, и пуля попала Адаму в грудь. Сам он действительно промазал – очевидно, его вывели из равновесия насмешки Грили. Во всяком случае, тот отделался легкой царапиной.

– Бог с ним, с Грили. Что с Адамом? Где он сейчас? – нетерпеливо спросила Виктория.

– Дрю и доктор привезли его домой. Пуля перебила артерию. Доктор сделал все, чтобы остановить кровотечение, но было поздно. Спустя несколько минут Адам скончался. Прости, Виктория, мне так жаль, что именно на мою долю выпало рассказать тебе об этом.

Бледный, с мокрыми от слез глазами, он обнял Викторию за плечи.

– Поддержи меня, Майлс. Поддержи, иначе я… – И Виктория уткнулась ему в плечо, захлебываясь слезами.

Спустя две недели после похорон Адама Виктория вернулась к работе в «Карлайл Энтерпрайсез». Первое утро в конторе она решила провести за бумагами и сейчас разбиралась в книге поступлений, водя по графам тонко заточенным карандашом. В дверь заглянул клерк, недавно принятый сюда на работу, и сообщил, что ее хочет видеть джентльмен, назвавшийся Грейсоном.

– Это, очевидно, дядя Марк, – кивнула Виктория. – Проводи его сюда.

Спустя несколько секунд в комнату неслышно вошел Майлс. Виктория сидела за столом красного дерева, низко опустив голову над раскрытой конторской книгой, быстро сверяя колонки цифр.

– Присаживайтесь, дядя Марк, я сейчас закончу, – сказала она, не поднимая головы.

Майлс невольно усмехнулся, присел в кресло для посетителей и стал рассматривать Викторию. На ней было скромное серое платье с воротничком-стойкой. Волосы собраны в пучок, но непослушные локоны все равно свисают вниз, обрамляя лицо волнистой светлой рамкой. Из украшений на Виктории были только золотые сережки и цепочка с кулоном в виде сердечка.

– Ну, что же, дядя Марк, должна вас обрадовать… – начала Виктория, подняла голову и увидела перед собой улыбающееся лицо Майлса. – Это ты, Майлс? Прости, клерк сказал «Грейсон», и я решила, что это пришел твой отец.

– Не извиняйся, Тори. Лучше меня прости за то, что я пришел без предупреждения. Видишь ли, мне нужен деловой совет. Но если ты занята, я могу прийти в другой раз.

– Перестань, Майлс. Для тебя у меня всегда есть время. Рассказывай, с чем пришел.

– Все последние шесть лет мои дела с морскими перевозками шли так успешно, что у меня скопились деньги на покупку еще двух судов. Первое, «Сокровище Тори», уже построено и на следующей неделе выйдет в свой первый рейс.

– Ты назвал судно в честь меня?

– Разумеется, – просто ответил Майлс. – Ведь ты была единственной, кто верил в меня. Ты всегда была для меня счастливым талисманом.

– Приятно это слышать, – зарделась Виктория, – но, по сути дела, ты всего добился своим трудом.

– Однако жизнь повернулась так, что теперь я стал вместо Адама виконтом Райлендом и единственным наследником своего отца, – продолжил Майлс, – а значит, я навряд ли смогу теперь выходить в море. Вот и понадобился человек, который поможет мне так спланировать дело, чтобы я мог и выполнять обязательства перед своей семьей, и в то же время не расставаться с мечтой о собственной судоходной компании.

И Майлс принялся объяснять, каким образом он хотел бы перевести все основные торговые операции в Лондон, чтобы, оставаясь на берегу, тем не менее, управлять своим делом. Но прежде всего он хотел бы подыскать помещение для своего офиса.

– Ну, это совсем не трудно, – улыбнулась Виктория. – Прямо в этом доме есть незанятые комнаты. Расположен он очень удобно, неподалеку и от делового центра, и от гавани.

– А самое главное, совсем неподалеку от моего делового партнера и советника, – мягко произнес Майлс, наклонившись вперед и коснувшись руки Виктории. – Ты поможешь мне? Сделаться из морского капитана солидным бизнесменом – задача не из простых. Боюсь, что без тебя мне с этим не справиться.

– Знаешь, Майлс, мне нравится возможность создать судоходную компанию на паях с тобой. Я готова вложить в нее часть своего капитала. Ну, как, ты согласен? Двадцать пять процентов прибыли меня вполне устроили бы.

Майлс с восторгом принял предложение Виктории. В течение полугода они вдвоем увлеченно работали над созданием компании, которую назвали «Райленд Шиппинг». Они прекрасно дополняли друг друга: Майлс отлично разбирался в судах, знал почти все морские порты, а Виктория была искушенным человеком во всем, что касалось вложений, ставок и контрактов.

Однажды вечером Майлс приехал в Карлайл-Холл к обеду. Отца дома не было, и Виктория приказала накрыть им в утренней гостиной. Когда обед подходил к концу, Виктория слегка наклонилась вперед и протянула через стол раскрытую ладонь, на которой искрилось золотое кольцо с квадратным изумрудом, обрамленным мелкими бриллиантами.

– Это кольцо Райлендов, – сказала она. – Адам надел мне его на палец в день нашей помолвки. В день его смерти я сняла кольцо и спрятала подальше. Теперь, мне кажется, пришла пора вернуть его новому владельцу. Возьми, оно твое.

Майлс только молча покачал головой.

– Ты отдашь это кольцо той девушке, на которой захочешь жениться.

Он взял ладонь Виктории и сложил ее в кулак.

– Оно уже у этой девушки, – сказал он.

Виктория удивленно посмотрела на свой сжатый кулак, а затем подняла глаза на спокойное лицо Майлса.

– Не понимаю, – прошептала она.

– Странно, что мне приходится растолковывать свои слова женщине, которая владеет пятью языками, – улыбнулся Майлс. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Тори.

– Ты всегда был моим лучшим другом, Майлс, – медленно заговорила Виктория, тщательно подбирая слова. – Ты мне очень нравишься, но я… Я не люблю тебя. Я до сих пор безуспешно пытаюсь забыть Адама. И потом, скажи, разве дружба может перерасти в любовь?

– Я знаю, что нам с тобой будет хорошо идти по жизни вместе. Ты говоришь – дружба? А я уверен в том, что со временем ты научишься любить меня.

– А как тогда быть с нашей компанией? Разве могут муж и жена работать вместе? А наши родители? Ах, Майлс, я в таком замешательстве. Я не знаю, как мне поступить.

– Как поступить? – мягко переспросил Майлс, целуя сжатую в кулак руку Виктории. – Очень просто: быть моим другом, быть моим партнером – и быть моей женой.

– Это означает, что тебе придется терпеть меня рядом с собой все двадцать четыре часа в сутки.

Майлс вскочил на ноги, обежал стол, крепко обнял Викторию и сказал, целуя:

– Я мечтаю о том, чтобы ты была рядом со мной весь день, всю ночь и всю мою жизнь.

– Если ты дашь мне немного времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, я стану твоей женой, Майлс, – вздохнула Виктория. – Не будем пока объявлять о нашей помолвке, но родителям нужно сказать. И нужно хорошенько подумать о том, как нам с тобой теперь держаться на людях. Я не хочу, чтобы по Лондону поползли слухи. Эй, Майлс, ты слышал, что я сказала?

– Да, – совершенно счастливый, он кивнул головой. – Да. Ты сказала, что будешь моей женой.

– Но тебе придется подождать. Я не хочу никаких слухов, сплетен, ничего, что могло бы бросить тень на нас или на наших родителей. Если уж я стану твоей женой, то я хочу быть самой лучшей женой на свете.

– Хорошо, Тори, – согласился Майлс и поцеловал Викторию в лоб. – Я ждал тебя столько лет, подожду еще немного. Терпения мне не занимать.

 

ГЛАВА 8

– И не возражай, папа. Доктор сказал, что тебе нужен отдых, и я отвезу тебя в Четэм.

– Но это же смешно, Виктория, – недовольным тоном откликнулся Джеффри. – Мне всего сорок семь, я никогда не курил и не увлекался бренди. Я выгляжу лучше многих тридцатилетних.

Виктория положила руку на отцовское плечо и заставила Джеффри опуститься на подушки, с которых тот порывался подняться.

– Внешний вид бывает обманчив, папа. Я знаю, что в последнее время у тебя болит грудь и тебе тяжело дышать. А сегодня утром ты упал прямо на свой рабочий стол. Нет, ты должен выполнять все предписания доктора. – Предписания доктора! – с сарказмом повторил Джеффри. – Сплошные «нельзя»! Нельзя работать, нельзя волноваться, нельзя есть жирного, нельзя… Да ничего нельзя! У меня есть дела, которыми я должен заниматься, какого черта я должен следовать каким-то дурацким предписаниям?

– Ты сейчас не можешь работать. Я справлюсь сама. Твой главный управляющий ежедневно будет присылать мне туда отчет о состоянии дел в «Карлайл Энтерпрайсез». То же самое будут делать управляющие имениями. И, кстати, я уже предупредила миссис Оливер, чтобы она приготовила дом к нашему приезду.

– А как быть с «Райленд Шиппинг»? Разве Майлсу не нужна твоя помощь?

– Какое-то время Майлс обойдется без меня, – покачала головой Виктория. – Сейчас моя главная забота – это ты.

На следующий день они вернулись в Четэм. Джеффри заметно успокоился. Его даже радовало то, что он получил возможность хоть какое-то время провести вместе с Викторией перед тем, как она навсегда покинет их дом. Их брак с Майлсом был делом решенным, и, хотя о своей помолвке они решили сообщить лишь накануне Нового года, был уже назначен и день венчания – четырнадцатое февраля. У Джеффри оставалось около полугода на то, чтобы подготовиться к одинокой жизни. Что ж, хотя бы сейчас они немного побудут вдвоем.

В Четэме они были неразлучны – вместе читали, играли в карты и шахматы, выезжали на прогулки в карете. За эти дни Джеффри рассказал своей дочери о себе больше, чем за всю жизнь. Теперь она знала и о детстве отца, и о своем покойном деде. Рассказал ей Джеффри и о том, как в его жизнь вошел Эдвард.

О своем брате герцог всегда говорил с большой теплотой и любовью, но образ темноволосого оборванца в дырявых башмаках никак не вязался у Виктории с ее дядей Эдвардом – холеным и лощеным.

Эдварду она не доверяла никогда, но сейчас задумалась над тем, что, по сути, она совсем его не знает. Виктория решила сделать отцу подарок – втайне от него разыскать Эдварда и пригласить его в Четэм.

Эдвард с женой в последние годы постоянно колесили по Европе, редко бывали дома. Время от времени братья обменивались письмами, но в Четэме Эдвард не был со дня похорон Евангелины.

Виктория написала письма своим друзьям и деловым партнерам с просьбой сообщить ей, если им известно местонахождение дяди. Через две недели Виктория узнала, что Эдвард с Лорелеей находятся сейчас в Уэльсе. Она написала Эдварду, сообщила о том, что отец нездоров, и пригласила навестить их в Четэме.

Спустя десять дней к их дому подкатила большая дорожная карета с золоченым гербом Седвиков на дверце. Миссис Оливер поспешила встретить приехавших. В холл спустилась Виктория.

– Дядя Эдвард, неужели это вы?

Он обернулся и пораженно замер. У него перехватило дыхание и едва не остановилось сердце.

Виктория подбежала к нему и сказала, целуя его в щеку:

– Как я рада, что вы приехали, дядя Эдвард. А уж папа-то как будет рад!

Небольшая пауза помогла Эдварду прийти в себя.

– Виктория, до чего же ты похожа на свою мать! – восхищенно выдохнул он. – Просто поразительно! Но как же мало в тебе от Карлайлов!

– Папа говорит, что от него я унаследовала только рост, зеленые глаза и родимое пятно.

– Да, да, оно у всех у нас имеется, – рассмеялся Эдвард. – У леди такое пятно, вероятно, выглядит весьма соблазнительно, но на мужской груди, на мой взгляд, – просто ужасно. В школе приятели дразнили меня…

– Виктория, чья это карета? – раздался голос Джеффри, выходящего из библиотеки. – О, боже, вот так сюрприз! Эдвард! Как я рад, что ты приехал! Давненько ты здесь не бывал!

– Целую вечность, – кивнул головой Эдвард. – Ну, что, потерпишь мое присутствие несколько дней?

– Почему дней? Недель! Я так соскучился по тебе, брат! Пойдем в библиотеку, и ты расскажешь мне о своих приключениях.

Прежде чем последовать за Джеффри, Эдвард поцеловал Викторию в щеку и сказал:

– Не беспокойся, дорогая. Я пробуду у вас столько, сколько будет нужно.

Виктория осталась одна и задумалась. Эдвард не сильно изменился за промелькнувшие годы, разве что седина заблестела в его по-прежнему пышных волосах и на висках, но это, пожалуй, делало его еще привлекательнее.

За обедом Эдвард сказал, что Лорелея проехала прямиком в Лондон. Они очень долго не были в своем доме, и она решила в отсутствие мужа привести жилье в порядок. О своей жене Эдвард говорил с такой любовью, что Виктория невольно позавидовала ей в своем сердце. Как ей хотелось бы видеть свой брак таким же прочным и счастливым, как союз дяди Эдварда с тетушкой Лорелеей!

Спустя неделю после приезда Эдварда Виктория получила письмо из Лондона. В «Райленд Шиппинг» возникли большие затруднения, и Майлс просил ее приехать, чтобы разобраться во всем на месте. На следующее утро она укатила, пообещав вернуться спустя несколько дней.

Эдвард наблюдал за отъездом из галереи на втором этаже дома. «Замечательно! – думал он. – Лучше и придумать было нельзя. Теперь несколько последних штрихов, и я буду готов к встрече с Лорелеей. Скоро, очень скоро я стану наконец свободен!»

С годами Лорелея все больше погружалась в погоню за ускользающей молодостью. Она носилась по всей Европе, отправляясь то на минеральные воды в Баварию, то к французским врачам, изобретавшим омолаживающие средства, то на грязевые ванны в Италию. Она не оставляла надежды найти где-нибудь источник вечной молодости и красоты.

С каждой новой неудачей она становилась все более злой и жестокой. Обычные любовные приключения перестали удовлетворять ее, и она пустилась в рискованные эксперименты. Теперь она считала, что наслаждение может приходить только через боль, и обзавелась плетками, хлыстами и веревками для связывания рук и ног. Она постоянно меняла любовников, и Эдвард, наотрез отказавшийся участвовать в ее гнусных забавах, стал смотреть на это сквозь пальцы. Постепенно Лорелея превратилась в самое настоящее животное – похотливое и опасное, словно бешеная собака.

А разве можно вылечить бешеную собаку? Ее можно только убить.

Что ж, скоро он вылечит Лорелею, пусть и этим единственным способом.

Приглашение Виктории давало Эдварду превосходный шанс для этого. Разве можно найти лучшее прикрытие, чем любящий старший брат и племянница?

Весь план окончательно сложился, когда в день отъезда Виктории Джеффри повел Эдварда на конюшню, чтобы похвастаться лошадьми, прибывшими недавно с племенной фермы в Уэстлейке.

– Вот этого молодого жеребца зовут Черный Маг. Он – сын знаменитого Найтшедоу, но гораздо резвее отца. И, кроме того, он невероятно вынослив, не правда ли – красавец? – И Джеффри потрепал Черного Мага по узкой темной морде.

– Великолепный жеребец, – согласился Эдвард, запоминая стойло, в котором стоял Черный Маг, и добавил про себя: «Я сделаю это сегодня ночью, пока нет Виктории. Теперь уже ничто не должно помешать».

Вечером, когда братья сидели за шахматами, миссис Оливер принесла в библиотеку чай. Увидев, что она собирается разливать его, Эдвард сказал:

– Не беспокойтесь, миссис Оливер. Мы все сделаем сами, только сначала доиграем партию. Доброй ночи.

Миссис Оливер вышла из библиотеки и прикрыла за собой дверь. Вскоре игра закончилась победой Джеффри, и Эдвард весело воскликнул, поднимаясь со стула:

– Проигравший разливает! Придется мне побыть немного твоей горничной, Джеффри, – и продолжил, изображая прислугу: – Сливки и одна ложечка сахара, милорд.

Он с поклоном протянул брату чашку горячего чая, и тот ответил, подхватив игру:

– Когда мне придется нанимать новую горничную, я первым делом подумаю о тебе, парень.

– Принято! – ответил Эдвард, салютуя своей чашкой.

Джеффри отпил глоток из своей чашки и недовольно поморщился.

– У этого чая какой-то непривычный вкус – или мне по нездоровью так кажется?

– Может быть, миссис Оливер решила попробовать новый сорт, – предположил Эдвард, внимательно следя за тем, как пьет его брат. – Что, он тебе не нравится?

– Нет, чай неплох, но я все-таки привык к другому. Этот, мне кажется, немного горчит, – ответил Джеффри и невольно зевнул. – Прости. Вероятно, я устал за сегодняшний день гораздо сильнее, чем мне казалось.

Он допил чашку, уронил голову на грудь и крепко заснул.

Эдвард осторожно взял пустую чашку из рук Джеффри и поставил ее на стол. Взглянув на часы, стоявшие на камине, он увидел, что стрелки приближаются к одиннадцати. Не теряя ни минуты, Эдвард поднялся в свою спальню, переоделся во все черное и осторожно вышел из дома, отправившись на конюшню.

Оседлав в несколько минут Черного Мага, он вскочил в седло и помчался в Седвик Мэнор, расположенный на окраине Лондона. Если бы он ехал в карете, эта дорога заняла бы у него не менее трех часов. Верхом на Черном Маге она заняла чуть больше часа.

Все огни в доме были погашены. Пройдя внутрь через свой кабинет, от которого у него был ключ, Эдвард поднялся по лестнице и вошел в спальню жены. На столе в старинном бронзовом канделябре горели три свечи, освещая золотистым светом спящую Лорелею. Возле канделябра стоял стакан с остатками красной жидкости – Лорелея в последние годы не могла заснуть без снотворного, растворенного в вине.

Она спала на животе, раскинув руки и ноги. Розовая шелковая ночная рубашка задралась, обнажая бледные бедра Лорелеи. Одеяла валялись на полу. Эдвард взял со стола несколько шелковых лент и подошел к большой квадратной кровати, занимавшей всю середину комнаты. Эдвард ловко привязал один конец ленты к столбику кровати, а вторым обхватил запястье Лорелеи. Повторил то же самое со вторым запястьем и обеими лодыжками. Теперь его жена была крепко привязана к кровати.

Эдвард присел на край и потрепал ее за плечо:

– Проснись, Лорелея. Посмотри, какой сюрприз я тебе приготовил.

Она вздрогнула и открыла глаза.

– Эдвард? Почему ты здесь? Я думала, что ты в Четэме. Хорошо, уходи, я хочу спать.

Она снова закрыла глаза, но Эдвард заставил ее проснуться, воскликнув:

– Да проснись же, посмотри, что я для тебя приготовил!

Он сильно дернул жену за волосы, та вскрикнула от боли, и Эдвард немедленно заткнул ей рот кляпом, свернутым из шелковой ленты. Лорелея сердито сверкнула глазами, пошевелилась, и тут ленты начали впиваться ей в запястья.

– Морской узел, – рассмеялся Эдвард. – Его меня научили вязать еще в детстве. Чем сильнее ты будешь его тянуть, тем туже он затянется.

Эдвард встал и направился к платяному шкафу.

– В последние пять лет ты пристрастилась к грязным играм, Лорелея. Сам я не хотел принимать в них участие, и ты заменила меня многочисленными любовниками. Но сегодня я решил нарушить свои правила и сыграю с тобой в эту игру! Правда, водить на этот раз будешь не ты, а я.

Он открыл верхний ящик и вытащил оттуда «игрушки» Лорелеи – кинжал и «девятихвостку», плеть, сделанную из девяти кожаных ремешков, прикрепленных к деревянной рукоятке. Он, пробуя, хлестнул ею по краю постели, и глаза Лорелеи остекленели от страха.

– Что такое, киска? Разве тебе не нравится игра? – Эдвард распорол кинжалом ночную рубашку, обнажив тело Лорелеи. – Прости, твоей ночной рубашке пришел конец, но я не хочу, чтобы даже она разделяла нас. Это помешает получать наслаждение тебе и… мне тоже.

Эдвард отложил кинжал и плеть и быстро разделся. Ничуть не смущаясь своей наготы, он снова взял в руки плеть. Лорелея испуганно следила за каждым его движением и вздрогнула, когда ремни хлестнули по постели перед самым ее лицом.

– Не пойму, что написано на твоем лице, дорогая, – хищно улыбнулся Эдвард, – страх или предвкушение радости? Ты так всегда любила наказывать. Может быть, оказаться наказанной тебе понравится еще больше?

И Эдвард хладнокровно принялся осыпать ударами обнаженную спину Лорелеи. Она пыталась визжать, но изо рта, плотно заткнутого кляпом, не прорывалось ни единого звука, лишь струйка слюны поползла по подбородку. Все ее тело извивалось и вздрагивало при каждом новом ударе, но Эдвард не останавливался, методично занося вверх руку с зажатой в ней плетью.

– Я вижу, тебе это очень нравится, Лорелея. Наслаждайся, дорогая, наслаждайся! – Он отбросил плеть, снова запустил пальцы в волосы жены и резко запрокинул ей голову. – Я хочу тебя, киска, так хочу, как никогда прежде, и ты дашь мне, верно? Конечно, дашь, сучка поганая!

Он взгромоздился на кровать между раздвинутых бедер Лорелеи и грубо, безо всяких предисловий погрузил на всю глубину ее лона свое мужское орудие. Лорелея пыталась извернуться, но Эдвард не отпускал ее и продолжал брать жену с какой-то звериной жестокостью. Лорелея больше не сопротивлялась. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку.

Разрядка, которую получил Эдвард, потрясла его своей интенсивностью – такого он не испытывал уже много лет. Содрогнувшись в последний раз в сладкой конвульсии, он слез с кровати и пересел на скамеечку, стоявшую возле туалетного столика.

– Ты сама во всем виновата, Лорелея, – сказал он, покачивая головой и рассматривая тело жены, покрытое кровоподтеками. – Я же предупреждал: меня трогать нельзя. Еще ни один из тех, кто становился мне поперек дороги, не остался в живых, чтобы рассказать об этом. Господь всю жизнь наказывал меня за мои грехи, и это было справедливо. Ты мучила меня для того, чтобы самой получить наслаждение. Однажды я сказал, что когда-нибудь отомщу тебе за все, но ты только рассмеялась мне в лицо. Час расплаты настал, моя дорогая! Я выиграл!

Лорелея отодвинула языком промокший, слипшийся кляп, и с кровати донесся ее глухой голос.

– Ты дурак, Эдвард. Ничего ты не выиграл. Последнее слово все равно останется за мной.

– Проваливай в ад, Лорелея! – воскликнул Эдвард и бросился к кровати.

Жена подняла голову и с презрением посмотрела на мужа.

– Мы встретимся там с тобой, и очень скоро, милый.

Эдвард схватил со стола кинжал и принялся полосовать им тело Лорелеи. Когда все было кончено, он проговорил, выронив из рук окровавленное оружие:

– Ты всегда была исчадием ада, Лорелея. И сам Сатана не мог бы принести столько зла.

Эдвард быстро оделся и вышел из дома. Вскоре он снова оказался в Четэм-Холле.

Отведя жеребца в конюшню, Эдвард поднялся к себе и переоделся в то же платье, в котором был вечером. Спустившись вниз, он перевел стрелки часов, стоявших в холле, с четырех на половину второго. Вновь поднялся наверх, в библиотеку, и проделал то же самое с каминными часами. Затем уселся в кресло напротив спящего Джеффри, прикинулся спящим и уронил на пол свою чашку. Звон разбитого стекла разбудил Джеффри, и он сказал, протирая глаза и глядя на часы:

– Просыпайся, Эдвард, уже половина второго. Должно быть, мы с тобой стареем, – смотри-ка, оба заснули за чаем. Пойдем по постелям.

Он встал и слегка покачнулся на ногах.

– О, боже, что-то я на ногах не держусь, – удивился Джеффри. – Пожалуй, я так и свою спальню не найду.

Эдвард делано зевнул, потянулся и ответил, обнимая Джеффри за плечи:

– Не бойся, брат, я тебя доведу, я-то дорогу знаю. Уложу тебя как маленького в постельку.

Братья рассмеялись, вышли из библиотеки и стали подниматься по лестнице.

 

ГЛАВА 9

Приехав в «Райленд Шиппинг», Виктория обнаружила, что офис похож на пчелиный улей или на армию, готовящуюся к сражению. По стенам были развешаны карты, и кипы бумаг устилали все столы, как толстый слой снега. Возле одной из карт спиной к Виктории стоял Майлс и о чем-то оживленно спорил с двумя незнакомыми ей джентльменами.

– Я сам отправлюсь на поиски этого проклятого О'Бэньона и заставлю его заплатить за все! – воскликнул Майлс, ударяя ладонью по столу.

– А кто это такой – О'Бэньон? – не удержалась Виктория.

Мужчины обернулись и увидели ее, стоящую в дверном проеме. Раздражение сменилось на лице Майлса лучезарной улыбкой, и он поспешил навстречу Виктории.

– Друзья мои, – сказал он, целуя Викторию в щеку и обнимая за плечи. – Позвольте представить вам мою невесту и делового партнера, Викторию Карлайл. Тори, познакомься, это Джейми Кемпбелл, капитан «Фоксфайра», а вот этот длинный мошенник – капитан Гаррет Морган с «Сокровища Тори».

Гаррет был на добрых десять сантиметров выше Майлса – тридцатилетний красавец с влажными темными глазами, черноволосый, с маленькой элегантной бородкой и усами. Джейми Кемпбелл, хотя и был по рождению шотландцем, больше походил на скандинава – мускулистый, с льняными волосами и прозрачными голубыми глазами.

Гаррет сделал шаг вперед, взял руку Виктории и сказал, целуя:

– Счастлив от того, что вижу вас, миледи, и несчастен от того, что вижу вас впервые. Если бы наша встреча произошла раньше, этому плуту не видать бы вас как собственных ушей. – Он весело подмигнул Майлсу и добавил с улыбкой: – Поздравляю, старина. Наилучшие пожелания.

Джейми тоже взял Викторию за руку и сказал:

– Я не такой соловей, как наш красавчик Гаррет, но примите и мои искренние поздравления, миледи.

– Рада познакомиться с вами обоими, – ответила Виктория. – Майлс много говорил мне о вас. Мне кажется, что я знаю вас уже много лет. А теперь расскажите мне, кто такой этот О'Бэньон, о котором вы говорили, когда я вошла сюда.

– Рори О'Бэньон, – нахмурился Майлс, – это тот самый ирландский пират, что напал на «Сокровище Тори», когда судно возвращалось из Америки. Только благодаря мастерству Гаррета да еще тому обстоятельству, что к месту схватки подошли английские военные корабли, наши потери, можно сказать, оказались минимальными. – Тут Майлс потерял хладнокровие и пылко закончил: – Я не намерен ждать, пока Адмиралтейство раскачается, чтобы поймать его! Я сам за ним отправлюсь!

– Но, Майлс, как же можешь ты, виконт Райленд, представитель одной из самых уважаемых и старинных семей во всей Англии, гоняться по морям за каким-то ирландским оборванцем по имени О'Бэньон? – спросила Виктория.

Майлс хитро улыбнулся и ответил:

– На этот случай существует Майлс Трелен, по прозвищу Лис. Я был им до того, как стал виконтом. Шесть лет я командовал «Фоксфайром» и повидал многое. Случались и схватки с пиратами. На время я снова стану Лисом и под этим именем сумею поймать О'Бэньона и доставлю его в Англию, в Королевский суд.

– Майлс, это может оказаться очень опасным делом, – тревожно сказала Виктория. – Ты не должен заниматься поимкой О'Бэньона в одиночку.

– Он и не будет заниматься этим в одиночку, – сказал Гаррет. – Я тоже пойду в море. С тех пор, как мы встретились с О'Бэньоном, я успел отрастить бороду и волосы, и он меня не должен узнать. Кроме того, он запомнил меня капитаном, теперь же я им не буду. Итак, другая одежда, волосы, борода – и из меня получится первоклассный пират.

– То, что нам предстоит, будет совсем не похоже на театральную постановку, – осадил его Майлс. – Малейшая неосторожность, и эти пираты свернут нам шеи. Ты остаешься на берегу, Гаррет.

– Но Гаррет знает О'Бэньона в лицо, а ты нет, – перебил их Джейми.

– Кроме того, я все равно должен буду ждать по крайней мере восемь недель, пока мое судно починят и оно сможет выйти в море, – добавил Гаррет. – Если вы не возьмете меня с собой, я здесь умру от тоски.

– Хорошо, мы идем вместе, – сказал Майлс, протягивая руки своим товарищам.

– Вы позволите мне высказать несколько мыслей, джентльмены? – спросила Виктория. – Я, конечно, всего лишь женщина, но это дело, как вы понимаете, мне не безразлично.

Виктория подошла к карте Ирландии, разложенной на столе.

– Откуда вы начнете искать О'Бэньона? На побережье полно маленьких портов и гаваней. Большие порты и города я отметаю сразу – в них пираты не заходят.

Она задумчиво прошлась по комнате и продолжила:

– Итак, вы отправляетесь втроем. В общении никаких фамилий, только имена. Поработайте над произношением, вы должны будете говорить как простолюдины. Ирландский акцент. Для судна, на котором вы пойдете в Ирландию, должен быть смешанный экипаж – из матросов с «Сокровища» и «Фоксфайра». Отберите самых лучших. А также…

Виктория обернулась и увидела, что Гаррет и Джейми слушают ее, приоткрыв от удивления рты, а Майлс улыбается – хитро и весело.

– Ну, что, теперь вы понимаете, почему я так дорожу этой леди? Красота и ум – что еще нужно от женщины настоящему мужчине?

Остаток дня они провели, обсуждая все детали своего плана. Сошлись на том, что «Фоксфайр» между рейсами в Ирландию зайдет в Бристоль. Здесь, неподалеку от порта, находится поместье родителей Гаррета. Оно станет базой, где будут собраны все необходимые припасы. Сюда каждую неделю будет посылаться курьер с отчетом о состоянии дел в Лондоне и последними новостями.

Виктория останется в Лондоне, взяв на себя управление «Райленд Шиппинг». О том, где находится Майлс, не должен знать никто, за исключением одного человека – Марка Грейсона. Всем прочим скажут, что Майлс отъехал по своим делам в поместье возле Шерингема.

Было уже за полночь, когда Майлс проводил Викторию до Карлайл-Холла.

– Я хотел бы, чтобы ты передумала и осталась у моих родителей на то время, пока меня не будет.

– Я привыкла жить здесь, Майлс. Со своей работой я целыми днями не бываю одна. Дома я отдыхаю, а в воскресные дни езжу к отцу, в Четэм.

– Ты будешь скучать по мне, Виктория? – спросил Майлс, обнимая невесту.

– Еще бы, – ответила она. – Будь осторожен и возвращайся скорее. Если с тобой что-нибудь случится, Майлс, я не переживу.

– Не волнуйся, Тори. Я вернусь назад скорее, чем ты думаешь, и больше мы не расстанемся с тобой никогда.

Следующим утром, когда Виктория работала в своем кабинете, раздался стук в дверь, и к ней вошел полицейский инспектор, назвавшийся сэром Найджелом Бредфордом. Оказалось, что он разыскивает Эдварда Демьена.

– Могу я узнать, почему вы ищете моего дядю? – спросила Виктория, привстав со стула.

Бредфорд был маленьким суетливым человечком с серыми волосами. Пенсне его смешно съехало на кончик носа.

– Миледи, с прискорбием должен сообщить вам о том, что Лорелея Демьен, графиня Седвик, убита. Мы обязаны расспросить графа в связи с этим убийством.

Известие потрясло Викторию, и она вновь опустилась на стул.

– Он оставался с моим отцом в Четэме. Герцог нездоров, и дядя Эдвард любезно согласился побыть с ним в то время, когда дела требуют моего присутствия в Лондоне. Смерть жены станет для него тяжелым ударом. Я немедленно отправляюсь в Четэм. Если хотите, можете следовать за мной в своей коляске.

– Как прикажете, миледи, – вежливо поклонился инспектор.

Спустя три часа они были уже в Четэме. Встретившая их миссис Оливер сообщила Виктории, что герцог и Эдвард пьют чай в библиотеке.

– Виктория, это ты? Вот это сюрприз! – радостно воскликнул Джеффри, увидев входящую в дверь Викторию. – Взгляни, Эдвард, она приехала. Значит, ей плохо без нас, стариков!

Он заметил за спиной Виктории тщедушную фигурку в пенсне и спросил:

– А кто этот джентльмен, дорогая?

– Папа, дядя Эдвард, позвольте вам представить сэра Найджела Бредфорда. Сэр Найджел, позвольте представить вам моего отца, его светлость Джеффри Карлайла, герцога Четэма, и моего дядю, Эдварда Демьена, графа Седвика.

Закончив официальные представления, Виктория жестом пригласила мужчин сесть. Бредфорд и Джеффри расположились в кожаных креслах, а сама Виктория устроилась вместе с Эдвардом на небольшом диване.

– Сэр Найджел – полицейский инспектор, – пояснила Виктория, – и он привез плохие новости.

Бредфорд повернул голову к Эдварду и сказал:

– Милорд, на мою долю выпал печальный долг сообщить вам о том, что ваша жена умерла прошлой ночью в Седвик-Хаус.

Глаза Эдварда наполнились слезами, и он спросил срывающимся голосом:

– Как это произошло? Несчастный случай?

Маленький инспектор отрицательно покачал своей серой головой.

– Нет, милорд. Ее убили. Если леди Виктория позволит нам остаться наедине, я расскажу вам…

– Не предлагайте мне уйти, – перебила их Виктория и накрыла ладонью руку Эдварда. – Я не могу оставить своего дядю в таком состоянии. Продолжайте, сэр. Расскажите без утайки, что на самом деле произошло с его бедной женой.

После того, как Бредфорд описал чудовищное по своей жестокости преступление, наступила тишина, а затем раздался дрожащий голос Эдварда:

– Каким нужно быть чудовищем, чтобы поднять руку на Лорелею. Ведь она была такой нежной, любящей женщиной. Бедная моя Лорелея, через какие муки тебе пришлось пройти! – Он повернул голову к Виктории и спросил растерянно: – Как я буду жить без нее?

Виктория принялась успокаивать Эдварда. Он рыдал, уткнувшись головой в ее плечо. Джеффри сделал знак Бредфорду, и они оба тихонько вышли из библиотеки.

– Я так одинок, Виктория, – тихо стонал Эдвард.

– Нет, дядя Эдвард, ты не одинок. У тебя есть мы, – успокаивала его Виктория, – и мы никогда тебя не оставим.

Рыдания стали тише, и Виктория отошла к шкафу, чтобы налить стакан бренди. Она подала его Эдварду и заставила выпить до дна.

Эдвард допил бренди и уставился на пустой стакан.

– Не представляю, как я смогу после этого снова войти в Седвик Мэнор. Зная, что там случилось с Лорелеей…

Голос Эдварда угас до едва различимого шепота.

– Ты можешь оставаться у нас сколько угодно, дядя Эдвард, – сказала Виктория и погладила его по руке. – А если тебе захочется пожить в Лондоне, ты можешь поселиться в Карлайл-Хаус. Папа подарил его мне на прошлый день рождения, но я там редко бываю. В этом доме тебе будет тихо и спокойно.

Эдвард медленно поднялся и прошел на подгибающихся ногах к окну. Немного постоял, глядя на садовую зелень.

– Боже мой, утром я еще был счастливым человеком, – заговорил он наконец. – И вот я уже одинок, и со мною рядом нет моей любимой Лорелеи. Спасибо тебе, Виктория, твоя любовь и забота дают мне надежду на будущее.

Виктория подошла к окну.

– Спасибо тебе за все, – продолжал Эдвард замогильным голосом. – Ведь у меня не было своих детей, и потому я часто завидовал твоему папе. Ведь даже тогда, когда не стало вашей мамы, у него оставалась ты.

– Можешь рассчитывать на меня, дядя Эдвард.

Голова Виктории лежала на плече Эдварда, и потому она не могла видеть жестокой и торжествующей улыбки, появившейся на губах ее дяди.

Поздно вечером после того, как сэр Найджел вернулся в Лондон, а Эдвард ушел в спальню, Джеффри и Виктория сидели плечом к плечу на диване, глядя на пляшущие в камине язычки пламени.

– А ты знаешь о том, что Бредфорд подозревал Эдварда в причастности к убийству? – сказал Джеффри. – Но, ради всего святого, как можно его подозревать? Ведь он всей душой был привязан к Лорелее, всей душой! Надеюсь, что показания, которые я дал инспектору, полностью избавят Эдварда от нелепых подозрений.

– А что ты сказал ему, папа?

– Ничего особенного. В тот вечером мы с Эдвардом допоздна засиделись в библиотеке за шахматами. Пили чай, разговаривали, все было тихо и мирно. Забавно, но мы оба задремали тогда прямо в креслах перед камином. Затем проснулись и разошлись по своим спальням. Было около половины второго ночи.

– А что говорил тебе сэр Найджел? У него есть какие-нибудь зацепки в этом деле?

– Он говорил, что экономка Эдварда поднялась в ту ночь, чтобы выпить стакан воды. Было около двух. Стоя со стаканом возле окна в неосвещенной кухне, она заметила темную фигуру. Человек прокрадывался к дому, стараясь держаться в тени деревьев. Экономка решила, что это бродяга, и, уходя, внимательно проверила все запоры на окнах и дверях. Спустя несколько часов горничная нашла Лорелею мертвой. Бредфорд полагает, что тот человек в черном и есть убийца.

– Не могу понять, кому надо было так жестоко расправиться с Лорелеей?

Джеффри нежно поцеловал Викторию в лоб и сказал негромко:

– Не изводи себя мыслями об этом ужасном происшествии. Пусть с этим разбираются Бредфорд и его люди. Нам же с тобой следует помочь сейчас Эдварду. А теперь пойдем ложиться, милая, поздно уже.

На вечный покой Лорелею Демьен, графиню Седвик, проводили ясным солнечным октябрьским днем. Родные и друзья оплакивали ее уход и утешали друг друга. Было пролито немало слез и сказано немало теплых слов в адрес незабвенной Лорелеи. Однако прошла неделя, и все забыли и о похоронах, и о покойной, и жизнь пошла своим чередом. Джеффри и Виктория вернулись в Четэм; Эдвард переехал в Карлайл-Хаус.

Седвик Мэнор не нравился Эдварду никогда, с самого начала. Это был старинный дом, сложенный из выветрившихся известковых плит, – неуютный и холодный. Все стены в нем были увешаны портретами, с которых смотрели лица бесчисленных Сент-Джеймсов, начиная с самого первого, жившего бог весть когда. Глядя на них, Эдвард невольно чувствовал себя каждый раз чужаком, незваным гостем, самозванцем. Наконец-то он сможет продать этот ненавистный ему дом и на вырученные деньги купить новый, свой собственный, никак не связанный с памятью о Лорелее и ее бесчисленных предках. Для этого ему вполне подошел бы, например, Четэм-Холл.

Он знал, что Джеффри включил его в свое завещание. Вскоре после смерти Евангелины Эдварду удалось за огромную взятку получить копию нового завещания Джеффри, и теперь он знал, что после смерти брата ему отойдут сорок процентов акций «Карлайл Энтерпрайсез» и большая сумма в банке. Остальные акции компании и все имения отходят к Виктории, и, в соответствии с Королевским эдиктом, к ней же переходит отцовский титул.

Адвокат Лорелеи, мистер Фарнсуорт, назначил чтение завещания на первое ноября. Эдвард пришел вместе с остальными приглашенными и занял место возле круглого массивного орехового стола. Комната быстро заполнилась людьми. Мистер Фарнсуорт после соблюдения всех необходимых формальностей приступил к оглашению последней воли усопшей. Поначалу Эдвард всего лишь делал вид, что прислушивается к монотонному голосу адвоката. На самом деле он прикидывал про себя, на что ему потратить те деньги, которые ему сейчас упадут в руки. Тем временем чтение продолжалось, и Эдвард отмечал краем уха, что кому-то назначена пенсия, а кому-то – золотая цепочка или кольцо с изумрудом.

Но вот адвокат приступил к перечислению денежных сумм, и с этого момента Эдвард начал прислушиваться внимательнее. Он и не знал, что Лорелея была такой набожной. Она завещала солидные суммы детским домам, школам и шести различным храмам. С каждым новым пунктом Эдвард с сожалением думал о том, что вот еще какая-то часть денег уплыла у него из рук.

Наконец Эдвард услышал собственное имя и целиком обратился в слух.

– «И, наконец, моему мужу, Эдварду Демьену, я завещаю сумму в двадцать пять тысяч фунтов, которая должна выдаваться равными частями на протяжении пяти лет. Завещать ему большую сумму было бы оскорбительно, учитывая опыт нашей семейной жизни. Муж приучил меня к тому, что отдавать всегда приятнее, чем получать, и мое завещание построено именно по этому принципу».

Прежде чем Эдвард сумел что-то вымолвить, мистер Фарнсуорт протянул ему запечатанный конверт:

– Это графиня просила вручить лично вам.

Спустя несколько минут кабинет адвоката опустел. Эдвард, оставшись в одиночестве, сломал сургучную печать, вытащил из конверта лист бумаги, осторожно развернул его и стал читать:

«Эдвард!

Вернувшись с похорон Евангелины, ты заперся у себя в кабинете и на протяжении нескольких дней беспробудно пьянствовал. Я попыталась остановить тебя. Вне себя от выпитого, ты принялся умолять, чтобы я простила тебя. Я была приятно удивлена, обнаружив в тебе такие чувства, а затем неприятно поражена, узнав, что эти чувства предназначены не мне. Обнимая, ты называл меня Евангелиной и просил простить за то, что ты изнасиловал ее и она умерла, не сумев выносить и родить твоего сына.

Я поклялась с этой минуты превратить твою жизнь в ад. Я сделала все, что было в моих силах, для того, чтобы отомстить тебе. Главной проблемой было лишить тебя Седвик Мэнора, который, как известно, переходит вместе с титулом. Так вот, я заложила этот дом. Закладную необходимо выкупить не позже чем через год после моей смерти, иначе дом будет потерян навсегда. Стоимость закладной – ОДИН МИЛЛИОН ФУНТОВ.

Не желая, чтобы ты умер с голоду, я оставила тебе денежную подачку. На нее ты сможешь не только сводить концы с концами, но, возможно, даже купить себе новый галстук. Желаю тебе на нем удавиться.

Лорелея,

графиня Седвик»

Вне себя от ярости, униженный, растоптанный, Эдвард долго не мог прийти в себя, комкая в руках исписанный лист и повторяя:

– Тварь проклятая! Нет, ты все равно не добьешься своего, гадюка!

В ту ночь Эдвард допоздна ходил взад и вперед по своей спальне в Карлайл-Хаус и вспоминал всю свою жизнь, ища в ней ту роковую развилку, на которой она свернула в пропасть.

Если бы он не залез много лет назад в карточные долги, то мог бы продолжать свою работу в компании старшего брата. Тогда ему не пришлось бы жениться на Лорелее. Как интересно было работать в «Карлайл Энтерпрайсез»! Быть может, он сумеет еще туда вернуться?

«Завтра же нужно повидаться с Джеффри и попросить место в его компании, – подумал Эдвард. – Надеюсь, Виктория тоже сумеет мне помочь, а помощь, видит бог, нужна мне сейчас больше, чем когда бы то ни было».

Эдвард улегся в постель, подумал о том, что, как всегда, принял самое лучшее решение, и уснул со счастливой улыбкой на губах.

 

ГЛАВА 10

Так случилось, что письма от своих покойных жен получили в один и тот же день оба брата, с той лишь разницей, что Эдвард Демьен получил свое из рук адвоката, а Джеффри Карлайл обнаружил свое совершенно случайно.

Джеффри и Виктория вернулись в Четэм с тихих похорон Лорелеи под вечер, уставшие и печальные. Дома Викторию уже ожидало письмо из Лондона. Для ремонта «Сокровища Тори» потребовались дополнительные расходы, и для того, чтобы их утвердить, необходимо было ее присутствие. На следующий день, рано утром, Виктория вернулась в город.

Проводив дочь, Джеффри бесцельно побродил по комнатам, вышел во двор, навестил конюшню, прошелся по саду и, наконец, вернулся назад, в библиотеку. В глаза ему бросилась дата, обозначенная на календаре, – первое ноября.

В этот самый день, ровно двадцать лет тому назад, они с Евангелиной были обвенчаны и стали мужем и женой.

Слезы навернулись на глаза Джеффри, и острая боль утраты вновь сжала сердце. «Как бы я хотел сейчас быть вместе с тобой», – прошептал герцог, вытаскивая из стола спрятанный под кипой бумаг круглый латунный ключ.

С ключом в руке Джеффри молча прошел к гостиной Евангелины и остановился перед дверью, которая не отпиралась со дня смерти его жены. Он открыл ее и решительно вошел внутрь.

В гостиной было темно и душно. Спертый воздух пропах пылью, серым налетом покрывавшей все. Джеффри прошел к окну, отодвинул шторы, поднял жалюзи, и комнату заполнил яркий солнечный свет. Герцог снял с мебели пыльные чехлы, выбросил их в коридор, а затем запер за собой двери гостиной, оглядел все углы и улыбнулся.

– Евангелина, любимая, как сильно чувствуется здесь твое присутствие, даже спустя столько лет!

Он поднял с пола прислоненную к стене картину, откинул закрывавший ее холст и поставил на каминную полку. Желая лучше рассмотреть любимое полотно, Джеффри отступил назад, споткнулся о стоявшее за спиной кресло-качалку и едва не упал на стол, возле которого оно притулилось. С покачнувшегося стола свалилась на пол шкатулка.

Джеффри нагнулся, чтобы поставить вещицу на место, и обнаружил, что крышка открылась. Внутри шкатулки виднелся лист плотной бумаги. Джеффри вынул его, осторожно развернул дрожащими пальцами и принялся медленно читать вслух:

– «Моей любимой дочери Кэтрин…»

Когда на следующее утро в Четэм приехал его младший брат, Джеффри все еще сидел в розовой гостиной Евангелины. Встретила Эдварда новая горничная, которую звали Люси Харпер.

– Простите, милорд, но его светлость еще не спускались сегодня вниз, – начала она, качая светлыми кудряшками, выбивающимися из-под наколки. – Может быть, вы оставите свою визитную карточку и приедете позже или в другой день?

– В этом нет необходимости, дитя мое. Меня зовут Эдвард Демьен, граф Седвик. Я – младший брат герцога, – с улыбкой представился он Люси. – Так что поднимитесь и скажите, что я хочу его видеть.

В свои двадцать восемь Люси вовсе не была глупышкой, как подумал о ней Эдвард. Напротив, она, старшая дочь деревенского учителя, не только умела писать, считать и читать, но и получила хорошее воспитание. Она отлично уловила перемену, произошедшую с ее хозяином в последние два дня, хотя и не могла объяснить странности в его поведении. Но ей, во всяком случае, было хорошо известно, где искать герцога, и потому она прямиком направилась в розовую гостиную.

Джеффри смотрел в окно, когда Люси заглянула в гостиную. Он сказал, не поворачивая головы:

– Приведите его сюда, Люси, и прошу вас, проследите лично, чтобы нас здесь не беспокоили. Да, и пусть никто не болтается около дверей.

– Слушаюсь, милорд, – ответила Люси и отправилась за графом.

Приведя его, она оставила братьев в гостиной, плотно закрыла за собой дверь и принялась натирать пол в дальнем конце коридора, присматривая, чтобы никто из посторонних не потревожил господ.

Сердце Эдварда сжалось от боли, когда он снова оказался в комнате, с которой у него было связано столько воспоминаний. За прошедшие пять лет гостиная ничуть не изменилась, все в ней осталось точно таким же, как и в тот роковой день, не хватало лишь Евангелины.

– Это была любимая комната моей жены, – пояснил Джеффри. Он все еще стоял у окна спиной к Эдварду. – Вчера была двадцатая годовщина нашей свадьбы, и я решил провести весь день здесь, погрузившись в воспоминания о том счастливом времени. И знаешь, я вдруг поймал себя на том, что разговариваю с Евангелиной так, как если бы она была жива.

– Ничего удивительного, Джеффри, – откликнулся Эдвард, присаживаясь на диван. – Иногда живым бывает очень полезно поговорить с мертвыми.

– Да, я разговаривал с Евангелиной, – продолжил Джеффри, по-прежнему глядя в окно, – и она ответила мне. Нет, это был не потусторонний голос и не призрачная тень. Это была она сама. Видишь ли, со дня ее смерти в этой комнате не был никто, даже я сам не мог заставить себя зайти сюда – мое сердце разорвалось бы от боли. Но вчера меня повлекла сюда какая-то неведомая сила. И, представь, я обнаружил в шкатулке письмо, написанное Евангелиной незадолго до ее смерти.

Эдвард сжался от ужаса. Ему хотелось убежать, но еще сильнее хотелось узнать, что же было написано в том письме.

– Обнаружив, что она беременна, Евангелина написала длинное письмо, – продолжал Джеффри. – Она всегда была добра к своим близким и не хотела огорчать их раньше времени. Однако ей было необходимо поделиться своим несчастьем хотя бы с кем-нибудь. Поэтому, я думаю, она и взялась за перо.

Он немного помолчал, поглаживая кончиками пальцев оконный переплет.

– Евангелина вспоминала дочь, погибшую в пламени пожара в ту страшную ночь в Феллсморе. Жена так и не оправилась от той потери. Она приходила в эту гостиную и сидела здесь часами. Знаешь, на что она смотрела? Я покажу тебе.

Джеффри поднял с пола картину, прислоненную к стене, поставил на каминную полку и откинул закрывающий изображение холст.

– Вот, – сказал он. – Я называл эту картину «Алмазной россыпью Карлайлов». Прекрасная картина, согласен?

Эдвард не мог отвести глаз от улыбающегося ему с картины лица Евангелины. Он даже не заметил, что брат подошел и встал рядом.

– Евангелина была не только красива, но и добра, – продолжил Джеффри своим низким, слегка рокочущим голосом. – Она ни за что не согласилась бы причинить боль тем, кого она любит. Вот поэтому она ничего и не рассказала мне. Она умерла в страшных муках, так и не поведав о том, что ты сделал с нею!

К концу фразы голос Джеффри набрал силу и зазвенел от прорывающегося наружу гнева. Эдвард сидел не шелохнувшись, боясь даже дышать.

– Ты лжец, Эдвард! Ты говорил, что любишь ее, но ты ее изнасиловал! От этого она забеременела. Ты виновен в смерти моей жены не меньше, чем если бы своими руками задушил ее или нажал курок пистолета, приставленного к ее виску. Как ты можешь жить на свете, зная, что ты – убийца?

Джеффри резким движением сбросил Эдварда с дивана, и тот свернулся на полу, прикрывая лицо руками.

– Ты спрашиваешь, как я могу с этим жить? – заговорил он. – А я и не живу. Моя душа давно уже мучается в адском пламени. Да, мне жаль, что я погубил ее, но мною владела давняя страсть, которая оправдывает все. С той минуты, когда я впервые увидел Евангелину, я полюбил ее на всю жизнь, и никто не мог занять ее места в моем сердце. Когда она умерла, большая часть моей души умерла вместе с нею. Можешь ли ты это понять?

Джеффри схватил Эдварда за лацканы сюртука и рывком поставил на ноги.

– Я понимаю, что ты все время хотел присвоить то, что тебе не принадлежало, и наконец украл то, что задумал, – заговорил герцог. – Ты оказался гнусным похотливым животным, тварью, которую я не желаю больше видеть. Но прежде чем я вышвырну тебя вон, ты должен будешь пояснить свои слова, которые ты сказал в тот день Евангелине. Ты сказал, что я впредь должен бояться тебя и что ты не допускаешь одной и той же ошибки дважды. В чем состояла твоя первая ошибка? Говори! Живо, пока я не выкинул тебя в окно вниз головой!

Эдвард забился в руках Джеффри:

– Не стану ничего говорить. Зачем расстраивать тебя еще сильнее, братец? И вообще, иди ты к черту, дорогой! Отпусти меня, я ухожу.

Эдвард вырвался и пошел к двери, но Джеффри одним прыжком догнал его, круто развернул и изо всей силы ударил кулаком в лицо. Эдвард охнул и осел на пол. Джеффри осыпал его новыми ударами.

– Это был Феллсмор, не так ли? Ты пытался убить меня, но вместо этого погубил мою дочь. Из-за тебя пострадала тогда моя жена. В ту ночь ты погубил все, что было мне дорого, будь ты проклят! Ну, признавайся: тот пожар в Феллсморе – твоих рук дело?

– Да!!! – бешено закричал Эдвард. – У тебя было все, о чем я мечтал, а у меня не было ничего! Я ненавидел тебя за это! Ты должен был поплатиться, это справедливо!

Джеффри молча разжал пальцы, и Эдвард отлетел в сторону, ударившись боком о камин.

– Убирайся из этого дома, мерзавец. Если я еще хоть раз увижу тебя рядом со своей дочерью или со своим домом, я сверну тебе шею.

Эдвард вышел за дверь и тихо прикрыл ее за собой.

Джеффри снял с каминной полки портрет, наклонился, чтобы поставить его к стене, но тут острая боль пронзила его сердце, ударила в голову. Мир померк вокруг него, и Джеффри бездыханным свалился на пол.

 

ГЛАВА 11

– О, господи! Сегодня уже второе ноября. Если дело и дальше так пойдет, то мы вообще не дождемся возвращения Майлса, – попеняла Виктория Марку Грейсону, когда тот сложил прочитанное письмо и бросил его на стол. – Значит, Рори О'Бэньона они так до сих пор и не нашли, и ваш сын намерен по-прежнему изображать из себя пирата, а я должна крутиться здесь одна.

Марк наклонился вперед и ласково потрепал Викторию по руке.

– Я уверен, что Майлс скоро вернется, – сказал он. – Знаешь, Виктория, хотя у меня никогда не было своей судоходной компании, но делами я занимался всю жизнь. Если позволишь, буду рад помочь тебе.

– Спасибо, Марк, – вздохнула Виктория. – Ваша помощь будет сейчас как никогда кстати. Ведь мне нужно присматривать и за папой в Четэме, и за «Карлайл Энтерпрайсез» здесь, в Лондоне. Хорошо еще, что папа не знает об отъезде Майлса – уж тогда-то мне точно не удалось бы удержать его в постели.

– Итак, тебе нужен помощник, который занимался бы делами компании твоего отца и отвечал при этом непосредственно перед тобой, я правильно понял?

– Да, – кивнула Виктория и неожиданно улыбнулась. – Дядя Эдвард, вот к кому я могу обратиться! Ведь когда-то он уже работал у отца. Я положу ему хорошее жалованье и снова привлеку к работе в компании. Сегодня утром дядя выехал из города, но, как только он вернется, я переговорю с ним.

– Хорошая идея, моя дорогая, – одобрил Марк, вставая из-за стола и направляясь к двери. – Налаживай дела здесь, а я проверю, в каком состоянии сейчас «Сокровище Тори». Тем самым и ты сэкономишь на поездке в док, и у меня будет хоть какое-то занятие. Утром я доложу тебе обо всем, что происходит на судне.

Домой, в Карлайл-Хаус, Виктория вернулась в тот вечер уставшей, но не успела даже пообедать, как в столовую вошел ее дворецкий, Коусгров. Из-за его спины выглядывало грубоватое, покрасневшее от ветра лицо Билли Флетчера, слуги из Четэм-Холла.

– Прошу прощения, миледи, – начал дворецкий, – но этот парень…

– Миледи, вы должны ехать немедленно, – перебил его слуга. – Герцог очень плох, и доктор послал за вами. Как только сменят лошадей, мы можем отправляться.

Виктория встревожилась, но приложила все усилия для того, чтобы сохранить внешнее спокойствие.

– Спасибо, Билли, – ровным тоном сказала она. – Пока я собираюсь, Коусгров накормит и тебя, и кучера. Подкрепитесь перед обратной дорогой.

Время шло уже к полуночи, когда Виктория, проделав долгий путь, вошла в спальню своего отца. Джеффри лежал совершенно неподвижно. Рядом сидел доктор Лоуден.

– Как состояние моего отца, доктор? – с порога спросила Виктория. – Что с ним случилось?

– Его светлость перенес мозговой удар, – ответил, поворачиваясь, доктор Лоуден. – Его нашли лежащим без сознания на полу в соседней комнате.

– Странно, – нахмурилась Виктория. – В ту комнату папа не заходил с тех пор, как умерла моя мать. Почему он оказался в ней сегодня?

– Не знаю, не выяснял. Мне кажется, у всех у нас есть дело поважнее – неотлучно находиться рядом с больным.

– Разумеется, доктор Лоуден, – согласилась Виктория. – Знайте, что я не пожалею любых денег ради того, чтобы помочь отцу снова встать на ноги. Кроме того, я желаю, чтобы его болезнь оставалась для всех тайной. Известие о ней может отрицательно сказаться на делах его лондонской компании. Вы поняли меня?

– Как прикажете, миледи, – кивнул головой доктор Лоуден. – А теперь, если позволите, я хотел бы послать за женщиной, которая всегда помогает мне ухаживать за тяжелыми больными. У мисс Фостер богатый опыт по этой части.

Оставшись в спальне наедине с отцом, Виктория присела на край кровати. Накрыла ладонью отцовскую руку, смахнула с глаз набежавшие слезы. Губы ее неслышно шевелились, творя молитву.

– Господь милосердный, почему ты заставляешь меня терять тех, кого я больше всего люблю? Сначала мама, затем Адам… Что за злой рок ты насылаешь на меня? Господи, не отбирай у меня отца, молю тебя! Я не переживу этого, господи! Я не переживу…

На следующее утро Виктория собрала всех слуг и расспросила каждого о том, что происходило в доме накануне. Видел ли кто-нибудь, как заболел герцог? Были ли вчера в доме посетители?

Увы, ничего существенного Виктории узнать не удалось. Все слуги, как один, отвечали, что ничего не слышали и никого не видели. Этот опрос проходил под пристальным присмотром миссис Оливер. Только новая горничная, Люси Харпер, проявила некоторое замешательство, не оставшееся незамеченным.

Отпустив всех остальных, Виктория приказала Люси следовать за собой и привела девушку в розовую гостиную. Войдя внутрь, Виктория заперла дверь и жестом пригласила Люси присесть на диван рядом с собой.

– Люси, ведь ты знаешь, что случилось с моим отцом, не так ли?

– Но миссис Оливер сказала, чтобы я не смела… – И Люси опустила глаза, стыдясь смотреть в лицо Виктории.

– Мне нет дела до того, что говорит миссис Оливер. Хозяйка в этом доме я. Если она пыталась тебя запугать, я разберусь с этим сама. А теперь не бойся ничего и рассказывай.

Люси согласно кивнула головой и начала:

– После того, как вы уехали, его светлость целыми днями ходили грустный по дому, по двору и саду. Спустя два дня я чистила светильники наверху, и тут он прошел мимо меня и вошел сюда, в эту самую комнату. Спустя минуту он выкинул в коридор пыльные чехлы с мебели и снова закрылся внутри. Я подошла, чтобы собрать чехлы, и слышала сквозь дверь, как он разговаривает сам с собой. Я почти ничего не разобрала, так, лишь отдельные слова – «счастье», «любовь» да еще «годовщина».

– Боже мой, как же я могла забыть? – вздохнула Виктория. – Позавчера была годовщина свадьбы моих родителей. Продолжай, Люси. Что было потом?

– Я отнесла чехлы в прачечную. Потом вернулась и принялась натирать полы в коридоре, но тут герцог выглянул из двери и попросил, чтобы я вошла. – Здесь Люси невольно улыбнулась. – Я сначала испугалась, подумала, что сделала что-нибудь не так, но он говорил со мной очень ласково, спросил, как меня зовут. Потом дал мне ключ и послал в библиотеку, чтобы я принесла ему оттуда перо, чернильницу и бумагу. Когда я вернулась, он снова отослал меня – на этот раз принести в гостиную обед и чай на двоих. Я все принесла, как он велел, и увидела, что герцог подставил к столу кресло-качалку и стул с прямой спинкой. Увидев меня, ваш отец отложил в сторону исписанные бумаги и приказал поставить поднос на стол, а затем предложил мне сесть рядом и пообедать вместе с ним.

Люси снова улыбнулась, вспоминая тот обед, и щеки ее заметно порозовели.

– Я поняла, как ему одиноко, и согласилась. Его светлость много говорили за обедом о себе и о своей покойной жене, и меня он тоже расспрашивал о моей семье. Услышав, что нас в семье десятеро – сестер и братьев, – он сказал, что я счастливая девушка, если живу в доме, который переполнен любовью. Я ответила ему, что наш дом переполнен людьми, а не любовью, и тогда ваш отец расхохотался. Мы очень хорошо провели с ним время. Когда я принялась собирать со стола тарелки, он приказал, чтобы я нашла еще одного грамотного слугу, умеющего подписываться, и вместе с ним вернулась в гостиную.

Люси привела с собой Билли Флетчера, и герцог попросил их обоих расписаться на тех бумагах, которые лежали на столе. Люси и Билли расписались там, где указал им герцог. Затем хозяин отослал Билли, а Люси приказал остаться. Она ждала, пока хозяин разложит бумаги в два конверта.

– Один конверт его светлость положили к себе в карман, а второй надписали на имя Марка Грейсона, графа Фоксвуда. Это письмо ваш отец приказал мне отнести и положить в его стол. Он велел хорошенько запереть дверь библиотеки, когда я стану уходить. Дал мне конверт и ключ от библиотеки и пожелал мне доброй ночи. Я сделала все, что он приказал, и отправилась спать.

Люси немного помолчала, вздохнула и продолжила свой рассказ:

– На следующее утро я понесла вашему отцу завтрак и обнаружила, что он провел всю ночь в этой гостиной. Его светлость опять предложили мне присесть с ним за стол, и я поняла, что он не может завтракать в одиночестве. После завтрака я собрала на поднос посуду, отнесла ее на кухню и вернулась к своим обязанностями по дому. – Здесь лицо Люси стало совсем грустным. – А ближе к полудню приехал граф и сказал, что хочет видеть герцога.

– Что еще за граф? – перебила ее Виктория. – Как он назвался?

– Я не могу вспомнить его имя, он сказал, что он брат герцога, такой красивый, смуглый, с сединой в волосах.

– Это мой дядя, Эдвард Демьен, граф Седвик. Но погоди. Почему, интересно, его никто не видел, кроме тебя?

– Швейцары получали в это время новые ливреи, а миссис Оливер была занята на кухне, поэтому я и была внизу одна, – пожала плечами Люси. – Я позволила графу войти, доложила о нем герцогу, и он велел проводить его в гостиную, приказав мне наблюдать за тем, чтобы их никто не беспокоил. Я, как всегда, натирала паркет, потом драила медяшки на лестнице, а через несколько минут все и началось, и шум, и драка.

– Кто кричал? – быстро спросила Виктория.

– Сначала ваш отец, да так сердито. А потом граф закричал во весь голос: «Да, это сделал я, потому что ненавидел тебя». Потом герцог приказал графу убираться прочь и больше никогда не появляться в этом доме. Он обещал убить графа своими руками, если тот его не послушает. Я стояла в это время в стенной нише. Граф не видел меня, когда вылетел из гостиной и помчался вниз по лестнице. Выбежал из дома, прыгнул в свою карету и в ту же секунду укатил. – Люси стиснула кулаки так, что костяшки на них побелели. – Я несколько раз постучала в дверь, но его светлость мне не отвечали. Тогда я вошла без спроса и увидела, что ваш отец лежит в углу комнаты прямо на полу. Я перевернула его, поняла, что он без сознания, и выбежала, чтобы послать за помощью. Затем вернулась, укрыла герцога одеялом и сидела рядом с ним до тех пор, пока не пришел доктор.

К концу рассказа все подозрения относительно дяди, дремавшие в глубине ее души, вспыхнули с новой силой. «Я обязана докопаться до истины», – решила про себя Виктория.

Тут до ее сознания долетел голос Люси, завершавшей свою печальную историю.

– Простите, что не рассказала вам всего этого раньше, но, как только я сообщила миссис Оливер о визите графа и обо всем, что случилось дальше, она сказала, что я все не так поняла и пригрозила уволить меня, если я проболтаюсь. Скажите, а вы меня не прогоните?

– Я ценю твою честность, преданность и храбрость, – ответила Виктория, кладя руку на плечо девушки. – У меня и мысли нет о том, чтобы уволить тебя. Напротив, я намерена повысить тебя в должности. Ты будешь ухаживать за моим отцом. Доктор Лоуден и сиделка будут заниматься его лечением, люди, которых я привезу из Лондона, – его охраной, а ты будешь присматривать за всеми. Мне нужно повидаться с моим дядей. Пока меня не будет в доме, ты будешь отвечать за то, чтобы никто, кроме вас, не смел появляться на хозяйской половине дома, даже отцовский камердинер Квигли. Ты меня поняла?

– Даже миссис Оливер не пускать?

– Особенно миссис Оливер! До тех пор, пока я не пойму, почему она хотела оставить в тайне от меня визит дяди Эдварда, я не могу доверять ей. Отныне я – единственный человек, которому ты подчиняешься, Люси.

– Когда мне нужно будет приступить к своим новым обязанностям? – с нетерпением спросила Люси.

– Лучше всего прямо сейчас, – улыбнулась Виктория. – Или это слишком скоро?

– О, нет, что вы, миледи. Служить его светлости – большая честь для меня. Обещаю, что не подведу вас.

С этими словами Люси быстро поклонилась и поспешила к двери.

Оставшись в гостиной одна, Виктория еще раз повторила вопросы, которые требовали скорейшего разрешения. Почему миссис Оливер запретила Люси рассказывать о визите Эдварда? О чем так сильно спорили между собой отец и дядя? И, наконец, самое главное – какой поступок Эдварда вызвал такой сильный гнев его брата?

Час спустя Виктория зашла в отцовскую спальню и увидела, что Люси сидит возле его постели и что-то негромко говорит ему, несмотря на то что герцог по-прежнему оставался без сознания. Сиделка с книгой в руках пристроилась в углу.

– Я знаю, это может показаться глупым, то, что я разговариваю с человеком, который не может ответить, – сказала Люси, привставая с места, чтобы приветствовать Викторию, – но я почему-то уверена в том, что он все слышит и понимает. Рада, что вы зашли, миледи. Вот тот самый конверт, который герцог положил тогда в свой карман. Как видите, он адресован вам. Второй такой же конверт лежит в рабочем столе вашего отца в библиотеке.

Открыв библиотеку своим ключом, Виктория сразу же направилась к рабочему столу отца. Перерыла все ящики в поисках конверта, адресованного Марку Грейсону, и не удивилась, не обнаружив его. Сев в кресло, она распечатала конверт, на котором было написано ее имя.

Это оказался документ, изменяющий некоторые пункты отцовского завещания. Отныне Эдвард Демьен лишался всего, что было завещано ему прежде. В случае смерти брата он не должен был получить ничего. Отныне он был просто вычеркнут из числа наследников достояния Карлайлов.

Виктория знала о том, что отец предполагал оставить Эдварду часть своей компании и солидную денежную сумму. Она снова задумалась над тем, что могло заставить ее отца так резко и жестко поменять свое завещание. С этим ей еще предстояло разобраться, но прежде всего ей хотелось увидеть миссис Оливер, и она пригласила экономку прийти в библиотеку.

Джессика Оливер, стоящая перед Викторией в скромном сером платье, с тщательно уложенными в виде короны волосами, была еще достаточно привлекательна и в свои пятьдесят.

– Миссис Оливер, прежде чем вернуться в город, я хотела сообщить вам о некоторых изменениях. Во-первых, Люси Харпер назначена мной на новую должность. Отныне все общение между прислугой и теми, кто оказывает герцогу медицинскую помощь, будет осуществляться только через нее. Никому постороннему заходить в спальню моего отца не разрешается. Так будет вплоть до его выздоровления. Любой, нарушивший этот мой приказ, будет немедленно уволен. Прошу вас довести мое распоряжение до всей прислуги.

– Слушаюсь, миледи, – кивнула головой миссис Оливер, – но мне кажется, что и я могла бы оказаться полезной вашему отцу.

– Благодарю за предложение, но вам лучше сейчас заняться хозяйством, – любезно улыбнулась Виктория и добавила: – Скажите, сегодня утром кто-нибудь заходил в библиотеку?

– Нет, миледи. Горничная должна убирать здесь только завтра. Я, как вы знаете, сама слежу за всеми работами в доме и могу заверить, что все это время дверь библиотеки была заперта в соответствии с распоряжениями его светлости.

– Отлично, миссис Оливер. Я хочу, чтобы так же продолжалось и впредь, – откликнулась Виктория, замечая, как начинают розоветь щеки экономки. – И еще. Я не хочу, чтобы слухи о болезни отца выходили за пределы этого дома. Об этом не должны знать ни Грейсоны, ни мой дядя Эдвард. Это может слишком встревожить их. Если я решу что-то рассказать им, то сделаю это только сама.

– Да, миледи, – снова кивнула экономка. – Будут еще какие-нибудь распоряжения?

– Я хочу лично поблагодарить Билли за то, что он так быстро довез меня сюда прошлой ночью. Будьте добры, пришлите его ко мне.

– Но, э-э-э… Я… Я отослала его с поручением. Но он вскоре должен вернуться, – замялась миссис Оливер, и глаза ее предательски забегали. – Если позволите, я сама передам ему вашу благодарность, миледи.

– Хорошо. Тогда все, миссис Оливер.

После того, как экономка ушла, Виктория вернулась в свою комнату, переоделась в зеленое дорожное платье, собрала волосы в тугой пучок и зашла в отцовскую спальню.

– Люси, я сейчас уезжаю в Лондон, но рассчитываю вернуться не позже чем завтра вечером. Миссис Оливер уже известно о твоем новом назначении и о том, что она не имеет права вмешиваться в твои дела.

– Не волнуйтесь, леди Виктория. Я выполню все ваши поручения. Можете на меня положиться.

Виктория порывисто обняла Люси, отчего девушка смущенно покраснела.

– Спасибо. Я никогда не забуду твоей преданности.

– Доброго пути, миледи, и будьте осторожны.

Виктория направилась на конюшню и приказала оседлать Черного Мага. Зная, что не может сейчас ни на кого положиться, она решила отправиться в Лондон одна верхом. Виктория засунула под плащ пару заряженных пистолетов, вскочила в седло и ринулась на поиски истины.

…Эдварду не оставалось ничего, кроме как вернуться в Седвик Мэнор. Всю ночь он пьянствовал в своем кабинете, где и заснул под утро прямо в кресле возле потухшего камина. Однако долго спать ему не пришлось. Вскоре его разбудил дворецкий, сообщивший о том, что прибыло послание, адресованное графу. В кабинет провели Билли Флетчера, и тот передал Эдварду кожаную сумку с бумагами, сказав, что будет ожидать ответа в фойе.

Потирая больную голову, Эдвард прочитал бумаги. Среди них была записка, извещавшая его о том, что сразу после его отъезда у Джеффри случился удар и теперь он в коме. Прогнозы доктора неутешительны. Есть все основания полагать, что герцог уже не поправится. Виктория вернулась домой, но пока ей ничего не известно ни об обстоятельствах, вызвавших этот удар, ни о том, что Эдвард в тот день находился в Четэм-Холле.

Вторым документом были изменения, которые Джеффри хотел внести в свое завещание, лишив Эдварда всех прав на наследство. Прочитав этот лист, Эдвард моментально забыл про свою больную голову и торжествующе рассмеялся.

Что ж, все складывалось пока как нельзя лучше. Послание, адресованное Марку Грейсону, не дошло до адресата, а значит, никто не знает о намерениях Джеффри изменить свое завещание. Если брат в самом деле при смерти, Эдварду остается совсем недолго ждать той минуты, когда все богатство Карлайлов упадет к нему в руки.

Правда, возбуждение Эдварда быстро улеглось и сменилось новыми тревогами. Он вспомнил о письме Евангелины, которое может сыграть в его судьбе роковую роль. Проклятье! Это письмо необходимо найти и уничтожить прежде, чем на него натолкнется Виктория.

Он написал короткую записку, передал ее Билли и отослал его в Чэтем-Холл. В ней он спрашивал об изменениях в состоянии герцога и приказывал обыскать гостиную Евангелины с тем, чтобы найти ее письмо.

Настроен Эдвард был предельно решительно. Он понимал, что игра вступила в решающую стадию, и готов был на все ради того, чтобы завладеть вожделенным наследством.

…Прискакав в Лондон, Виктория обнаружила, что Эдвард приказал перевезти свои вещи в Седвик Мэнор. Рассказав Коусгрову о состоянии отца, она распорядилась приготовить ужин на троих и немедленно подать к подъезду свою карету. Но прежде чем отправиться к Эдварду, она написала энергичную записку, приложила ее к конверту с новым завещанием отца и приказала Коусгрову немедленно доставить бумаги Марку Грейсону.

Виктория догадывалась о том, что миссис Оливер пошлет предупреждение Эдварду, и намеревалась перехватить ее послание до того, как оно попадет по назначению. Она приказала кучеру остановиться возле ворот усадьбы Эдварда и ждать. Спустя короткое время на дороге появился всадник. Виктория высунулась из окна кареты и окликнула его:

– Это ты, Билли Флетчер? С тобой все в порядке?

Слуга, зевавший в седле от усталости, удивленно улыбнулся, подъехал к карете и снял с головы шапку.

– Со мной все в порядке, миледи, просто устал немного. Две поездки туда и обратно за день – это довольно утомительно. – Он заметно смутился и добавил: – Нет, вы не думайте, миледи, я вовсе не жалуюсь. Миссис Оливер сказала, что вы велели передать графу еще одно письмо, и я, разумеется, с радостью выполняю ваше поручение.

– Я ценю твое усердие, Билли, но сразу после твоего отъезда я передумала и решила навестить графа Седвика.

– И при этом успели опередить меня, – нахмурился Билли. – Неужели я заснул в седле? Миссис Оливер свернет мне шею, если узнает об этом.

– Не волнуйся, Билли, ты в самом деле очень устал. Отдай мне мое письмо и поезжай в Карлайл-Хаус. Там и переночуешь. Вернешься в Четэм завтра утром, а миссис Оливер скажешь, что доставил письмо и переночевал в городе, потому что твоя лошадь выбилась из сил.

Обрадованный Билли вытащил из-за обшлага письмо и отдал его Виктории.

– Благодарю вас, миледи. Обещаю, что подобное впредь со мной не повторится.

Он низко поклонился, развернул свою лошадь и направился в сторону Карлайл-Хаус.

Сидя в карете, Виктория распечатала сургуч. Письмо не было подписано, но она сразу узнала почерк миссис Оливер. В своем послании она предупреждала Эдварда о том, что болезнь герцога сохраняется в тайне, а вход в его спальню позволен только нескольким людям, назначенным Викторией. В конце была короткая приписка:

«Я не хочу снова лишиться всего, Эдвард, и потому прошу соблюдать предельную осторожность».

Виктория разорвала письмо в мелкие клочья, спрятала их в своей сумке и, вытащив шпильки, растрепала себе волосы. Теперь она стала похожа на испуганную женщину, убитую свалившимся на нее несчастьем.

– Милорд, в гостиной вас ожидает посетитель, – почтительно сказал Вильсон, появившись в дверях кабинета Эдварда.

– Кто это может быть? Никто не знает о том, что я в Седвик Мэноре, – недовольно поморщился Эдвард.

Не дожидаясь ответа, он ринулся мимо дворецкого в гостиную. Там, у камина, он увидел маленькую женщину с растрепанными волосами, стоявшую к нему спиной. Она обернулась, и Эдвард негромко ахнул от удивления:

– Это ты, Виктория? Что случилось? Почему ты здесь?

Не вытирая слез, градом катившихся по ее щекам, Виктория упала в объятия Эдварда и сказала срывающимся голосом:

– Дядя Эдвард, я так боюсь, что папа умрет.

– Успокойся, дорогая, – ласково проговорил Эдвард, усаживая Викторию на диван рядом с собой. – Расскажи, что случилось?

– Прошлой ночью меня вызвали в Четэм, – заговорила Виктория, нервно теребя пальцами золотую цепочку на шее. – У папы случился удар, и доктор Лоуден говорит, что он может умереть. Я не знаю, что мне теперь делать. У меня остался один родной человек – это ты. Я приказала оседлать Черного Мага и помчалась в город.

– Господи, Виктория, но это же так опасно! Юная леди, одна на дороге… Ты могла попасть в руки разбойников… Да тебя же убить могли!

Виктория кивнула и посмотрела Эдварду прямо в глаза.

– Я знаю, дядя Эдвард. Не волнуйся, я больше не буду так делать. Сюда я приехала уже в карете, и она стоит у подъезда. Не согласишься ли ты поехать вместе со мной в Карлайл-Хаус? Мы поужинаем и поговорим обо всем?

Эдвард невольно улыбнулся. «Похоже, все идет отлично», – подумал он и ответил вслух:

– Разумеется, дорогая, я поеду. Нельзя же отпускать тебя одну в такую ночь.

– Спасибо, дядя Эдвард, – ответила Виктория, пожимая ему руку. – Я знала, что могу положиться на тебя.

Спустя короткое время они прибыли в Карлайл-Хаус. Пока Эдвард отдавал в руки Коусгрова свое дорожное пальто, Виктория обнаружила на столе адресованное ей письмо и успела спрятать его в карман прежде, чем его заметил дядя.

– У тебя был тяжелый день, девочка, – сказал Эдвард, кладя руку на плечо Виктории. – Что скажешь насчет того, чтобы принять перед ужином горячую ванну?

– Прекрасная мысль! Если, конечно, ты согласишься меня немного подождать.

Вскоре ванна была наполнена горячей водой. Горничные поставили вокруг нее ширму, принесли мыло и чистые полотенца, и Виктория отпустила их. Наконец-то ей можно было скинуть с себя все маски, которые она носила в течение всего сегодняшнего дня, и немного расслабиться.

И все же мысли о человеке, ожидавшем ее внизу, не оставляли Викторию. Кто же он на самом деле, ее дядюшка Эдвард?

В последнее время отец много рассказывал ей о своем младшем брате и о его несчастной судьбе. Виктория старалась отогнать прочь свои подозрения, заставляла себя верить Эдварду. Однако теперь с этим покончено. Между отцом и дядей произошел какой-то страшный скандал. В ее доме обнаружился предатель и шпион. Жизнь отца в большой опасности, и нужно предпринимать решительные действия, пока время не упущено безвозвратно.

Виктория вылезла из ванны, насухо вытерлась и переоделась к ужину. То письмо, которое она обнаружила на столе, вернувшись домой, было от Марка. Он прочитал ее записку и согласился помочь. Они сговорились между собой о том, что будут всячески занимать делами Эдварда до тех пор, пока здоровье Джеффри не пойдет на поправку. За это время Виктория надеялась узнать о своем дяде всю правду, какой бы она ни была.

Спускаясь вниз, она услышала голоса Марка и Эдварда, доносившиеся из гостиной.

– Я очень озабочен состоянием Виктории, Эдвард, – говорил Марк Грейсон. – К тому же она слишком молода, чтобы держать в своих руках весь огромный штат компании. Кроме того, как ты знаешь, у Джеффри сейчас большие проблемы со здоровьем, и ей просто необходим человек, который помог бы управлять всеми делами.

Виктория улыбнулась. Их с Марком план начинал действовать. Она вбежала в гостиную и воскликнула:

– Прошу прощения за то, что заставила вас ждать! Я устала гораздо больше, чем мне казалось, я едва не заснула в горячей воде!

Марк подошел к ней, поцеловал в щеку и сказал:

– Не надо извинений, дорогая. Мы все понимаем, не так ли, Эдвард?

– Разумеется. Мы с Марком тут поговорили. Возможно, я смогу помочь тебе. А теперь пойдемте ужинать и обсудим все подробности за столом. – И Эдвард поднял согнутую в локте руку, предлагая ее Виктории.

На ходу она успела оглянуться, и Марк за спиной Эдварда коротко улыбнулся ей и подмигнул.

На следующий день около полудня Виктория уже была на пути в Четэм. Вместе с ней в карете находились новая сиделка для отца и двое крепких загорелых молодых людей, нанятых ею в охранники.

Сиделка была старой знакомой доктора Лоудена. Он дал этой седовласой женщине самые лучшие рекомендации. В охранники Виктория взяла Тома Уайта и Джона Секстона, матросов с «Фоксфайра». Свою верность и преданность они не раз подтвердили в боях. Стоило Виктории только попросить их взять на себя заботу о безопасности отца, как они немедленно дали согласие. Она знала, что может положиться на этих парней.

Виктория с удовлетворением думала о том, что все части головоломки постепенно встают на свои места, складываясь в стройную картину. Вчера за ужином они договорились о том, что Виктория возвращается в Четэм, к отцу, Марк берет на себя управление компанией «Райленд Шиппинг», а Эдвард – делами «Карлайл Энтерпрайсез».

Прежде чем уехать из Лондона, Виктория встретилась со своим управляющим мистером Лоуренсом и разъяснила ему положение Эдварда, возвращающегося в компанию. Он должен стать подставным лицом, не имеющим настоящих полномочий. Ежедневно ему должно выплачиваться большое пособие, но при этом Эдвард не имеет права заключать или отменять сделки, и его подпись не имеет юридической силы. Правда, сам Эдвард не должен об этом знать.

Марк будет навещать компанию ежедневно и поддерживать с Эдвардом самые теплые отношения. Пригласит его в свой клуб, поможет Эдварду завязать новые знакомства и деловые связи.

Да, на ближайшее время Эдвард Демьен должен стать очень занятым человеком!

Когда Виктория в сопровождении своих новых служащих вошла в дом, в холле их встретила миссис Оливер.

– Могу я что-то сделать для наших новых… э-э… людей, миледи? – спросила она, косясь на плечистых матросов, которые, отказавшись от услуг швейцаров, сами несли в руках свои пожитки.

Не останавливаясь, на ходу, Виктория отрицательно покачала головой.

– Нет необходимости, миссис Оливер. Я сама присмотрю за их расселением. Скажите повару, чтобы через час подавал обед.

Люси, услышав голос Виктории, отперла дверь спальни, и Виктория сразу же направилась к постели, на которой лежал ее отец.

– Как папа? – спросила она. – Есть какие-нибудь перемены?

– Доктор Лоуден ушел около часа тому назад, – ответила Люси. – Он сказал, что у герцога улучшился цвет лица и нет никаких признаков лихорадки. Однако он по-прежнему нуждается в неусыпном наблюдении и уходе.

– Да, я знаю, – Виктория наклонилась и поцеловала отца в щеку, после чего представила друг другу Люси и прибывших с нею людей. – Итак, никто, кроме вас и доктора Лоудена, не имеет права заходить в эту комнату. Один из охранников должен находиться здесь круглосуточно. Никому не верьте и подозревайте каждого. Помните о том, что жизнь герцога находится сейчас в ваших руках. Кроме того, жить вы все будете в этом крыле здания. Джон и Том займут комнату напротив, а сиделки – спальню, которая находится здесь рядом, за стеной. Ты, Люси, будешь жить вместе со мной. Еду будут подавать прямо сюда.

Виктория обвела всех, стоявших вокруг нее, твердым взглядом.

– И еще. Состояние моего отца должно оставаться тайной для всех, и ни одно слово не должно упорхнуть за стены этой спальни. Даже если ему станет гораздо лучше и он будет танцевать джигу. Повторяю: о его состоянии, кроме вас, никто не должен знать.

Она еще раз поблагодарила их всех и направилась к двери, когда ее заставил задержаться голос за спиной:

– Леди Виктория, я могу остаться в своей комнате в мансарде, и вам не придется делить со мной вашу спальню.

– Нет, будет так, как я сказала, Люси. Папа болен, и мне не с кем даже поговорить. Я думаю, что мы могли бы с тобой подружиться.

– Как? – ахнула Люси. – Я же простая горничная! Разве я могу стать вашей подругой?

– Я не думала, что ты такая гордая, Люси Харпер!

– Я вовсе не гордая, – ответила та.

– Тогда докажи это! – улыбнулась Виктория. – Во-первых, называй меня просто по имени. Я терпеть не могу титулы. Ну, что, трудно тебе будет стать моей подругой?

– Н-нет, не думаю, миле… – смутилась Люси. – То есть я хотела сказать… Виктория.

– Вот и отлично! – взяла ее за руку Виктория. – Пойдем, подруга, я покажу тебе нашу комнату.

Вечером, перед сном, Виктория рассказала Люси обо всем, что она решила в отношении своего дяди.

Люси задумчиво наблюдала за тем, как Виктория меряет шагами спальню, а затем произнесла:

– Хорошо, о безопасности своего отца вы позаботились, нашли способ отвлечь графа, – что дальше?

– Утром я просмотрю в библиотеке все бумаги отца. Буду искать то, что привело к его разрыву с Эдвардом. До ссоры в гостиной они были очень близки. Поскольку в предыдущие дни никто не посещал отца, я думаю, что это должно быть письмо, обличающее Эдварда. Ключ спрятан где-то здесь, в доме, и я должна отыскать его.

– Что вы станете делать, если сумеете найти доказательство вины Эдварда?

– Отдам его в руки правосудия и позабочусь о том, чтобы Эдвард никогда не смог получить ни пенни из отцовских денег. И о том, чтобы этот человек никогда больше не смог никому причинить вреда.

Шорох, раздавшийся в коридоре, заставил Викторию метнуться к двери. Она быстро распахнула ее, но никого не увидела и вернулась в спальню, покачивая головой.

– Мне уже начинает мерещиться, – сказала она.

Люси откинула голову на подушку и сказала, натягивая на себя одеяло:

– Вы просто устали. Ложитесь и постарайтесь хорошенько выспаться. Завтра у нас трудный день.

– Ты, наверное, права. Я словно неделю не спала, – согласилась Виктория, задула свечу и улеглась в свою постель. – Доброй ночи, Люси.

– Приятных снов, Виктория.

По ту сторону двери, из темной стенной ниши, выступила женская фигура и неслышно, осторожно двинулась в сторону лестницы.

– Эдвард должен узнать обо всем этом немедленно, – чуть слышно шепнул удаляющийся голос.

 

ГЛАВА 12

Проклятье! Эта гнусная девчонка решила обвести его вокруг пальца! Нужно срочно что-то придумать!

Эдвард был вне себя от ярости. Сидя за своим столом в «Карлайл Энтерпрайсез», он еще раз пробежал глазами строчки лежащего перед ним письма, полученного утром.

Благодаря усилиям Виктории Джеффри надежно защищен. Никто, кроме выбранных ею людей, не имеет права входить в его спальню. Розовая гостиная и библиотека на замке. Виктория отобрала у экономки ключи от этих и еще нескольких комнат.

Из того, что удалось вчера подслушать миссис Оливер, вытекает, что Виктории известно о ссоре, которая произошла между отцом и дядей. Она считает Эдварда виновным в болезни отца. Сейчас она ищет доказательства вины своего дяди, и если сумеет их найти, то он погиб.

Да, если девчонка разыщет письмо Евангелины, жизнь Эдварда и ломаного гроша стоить не будет. Даже если Виктория не сумеет связать Эдварда с тем пожаром в Феллсморе, его причастность к смерти матери будет достаточной причиной, чтобы стереть его в пыль. А там, при ее связях и знакомствах, девчонка может, чего доброго, докопаться и до убийства Лорелеи. Заново откроют следствие, и конец.

Эдвард скомкал письмо, швырнул его в горящий камин и принял решение.

«Я не дам Виктории погубить себя», – подумал он.

Эдвард предупредил клерка о своем уходе и отправился в портовые таверны. Здесь оседали все человеческие отбросы большого города. Эдвард знал, что именно в этих местах он сумеет найти человека, готового за деньги на все, что угодно. Довольно скоро он и впрямь отыскал подходящего мерзавца, с помощью которого мог покончить со своей дорогой племянницей.

Проходимца звали Клайвом Уолтерсом. Это был опустившийся бродяга, занимавшийся похищением людей, – грязный, уродливый, с гнилыми зубами и рассеченной нижней губой.

– Я все устрою как надо, милорд, – сказал Клайв, допивая кружку эля и вытирая рот засаленным рукавом. – Покажите мне свою птичку, и я посажу ее в клетку. Потом принесу вам что-нибудь, чтобы доказать, что дело сделано. Тогда вы и отдадите мне вторую часть денег, но задаток – вперед.

Эдвард пристально посмотрел на своего нового компаньона.

– Я хочу, чтобы все было сделано как можно скорее, Уолтерс, и не вздумайте водить меня за нос. Другие уже пытались и жестоко поплатились за это.

– Подумайте сами, милорд, зачем мне вас обманывать? Кто знает, может, вам и впредь понадобятся мои услуги. У меня есть кузен, Энди, вот на пару с ним мы все и обтяпаем. Будьте уверены, птичка будет в клетке еще до конца этой недели. – И Клайв криво улыбнулся беззубым ртом.

– Отлично, – сказал Эдвард, кидая на стол кожаный мешочек. – Здесь пять сотен и карта Четэм-Холла. Викторию Карлайл я вам уже описал. После того, как сделаете дело, привезете доказательства мне в Седвик Мэнор. Там и получите остальное.

С этими словами Эдвард покинул таверну. Клайв удовлетворенно хихикнул. Он похищал людей уже не раз, но не ради выкупа, нет. В Бристоле у него был знакомый капитан, который промышлял тем, что продавал красивых молодых женщин на невольничьи рынки, чаще всего в Стамбул.

«Если эта птичка в самом деле так хороша, как говорит его сиятельство, можно получить за эту работенку двойную плату, – думал Клайв. – Ее можно будет продать, и не без выгоды».

Виктория провела целый день в библиотеке, Люси не выходила из спальни герцога. Обе они искали письмо с доказательствами вины Эдварда. Была перелистана каждая книга, перевернуты все ящики, осмотрены примыкающие к библиотеке и спальне комнаты. Даже мебель и ту они прощупали и простукали, ища в ней тайники, но, увы, так ничего и не обнаружили.

Несмотря на кажущуюся неудачу, Виктория не пала духом и, более того, только укрепилась в решении любой ценой найти заветное письмо.

На следующее утро, во время раннего завтрака, в Четэм прибыл с пакетом посыльный из Лондона. Решив, что ей представился удобный случай, Виктория написала длинное письмо Майлсу, сообщая обо всех событиях минувшей недели.

Курьер отбыл сразу же после того, как Виктория вручила ему запечатанный конверт. Разбирая привезенную почту, Виктория нашла в ней письмо от Ванессы Грейсон, обещавшей вместе с Марком навестить Четэм на следующей неделе.

Отложив бумаги в сторону, Виктория поднялась в спальню к отцу. Присела на постель рядом с ним и заговорила – так же, как в свое время Люси. Она не знала, слышит ли ее отец, но она говорила с ним, и это доставляло ей радость.

– Я хочу стать такой же сильной, как ты, папа, но ты все равно очень нужен мне. Ты обязательно должен поправиться.

Она поцеловала отца в щеку и посмотрела ему в глаза.

Глаза отца – яркие, пронзительно-зеленые – неожиданно раскрылись, и их взгляд показался ей осмысленным. И Виктория воскликнула.

– Папа, ты смотришь на меня! Ты открыл глаза! Люси, иди скорее, папа пришел в сознание!

Обеих охватило радостное возбуждение. Виктория немедленно послала за доктором Лоуденом. Тот прибыл через час.

– Папе стало лучше, правда, доктор Лоуден? – нетерпеливо спросила Виктория.

Пожилой доктор улыбнулся и утвердительно кивнул.

– Точно так, миледи. Ваш отец пришел в себя. Он по-прежнему не может двигаться и говорить, но теперь есть определенная надежда на то, что его светлость вскоре вернется в свое обычное состояние. – Он ласково потрепал Викторию по руке и добавил: – Пойду отдам новые распоряжения сиделкам и снова навещу вас завтра утром. Доброй ночи, миледи.

Виктория снова присела возле отца, посмотрела ему в глаза.

– Ты слышишь меня, папа? Правда, слышишь?

Он медленно моргнул.

– Тебе больно?

На этот раз он моргнул дважды. Связь была установлена, и Виктория радостно улыбнулась.

– Если ты моргаешь один раз, это означает «да», а когда дважды – «нет», я угадала?

Он моргнул один раз.

– Как я рада, что тебе стало лучше, – прошептала Виктория, на секунду прижимаясь к отцовской груди. – Не хочу тебя утомлять, но мне необходимо знать, что произошло между тобой и Эдвардом. Скажи, ты получил какое-нибудь письмо?

Джеффри моргнул один раз.

– Когда ты говорил в тот день с Эдвардом, он отрицал свою вину?

Ответом было «нет».

– Он должен был совершить что-то ужасное, чтобы так рассердить тебя. Я уже перерыла всю библиотеку в поисках того письма, но не нашла его. Где оно? Я хочу его видеть.

Джеффри моргнул дважды.

– Но почему? Разве я не могу узнать о том, что натворил Эдвард?

«Нет».

Люси осторожно прикоснулась к плечу Виктории.

– Я думаю, ваш отец просто не хочет причинить вам боль. Я права, милорд?

Джеффри посмотрел на Люси, на дочь и моргнул один раз.

Сердце Виктории наполнилось жалостью и раскаянием.

– Прости меня, папа, – сказала она. – Я не хотела тебя расстраивать. Мы поговорим обо всем, когда ты поправишься. Мне нужно разобрать почту, которую только что привезли. Я навещу тебя позже.

Она поцеловала его в щеку и вышла из комнаты.

Идя по коридору, Виктория перебирала пальцами висевшую у нее на шее золотую цепочку, что всегда делала в минуты трудных раздумий. Она ценила стремление отца уберечь ее от неприятностей, но он не знает того, что знает она. Ему неизвестно, что под боком у них появился шпион Эдварда – миссис Оливер. «Что же делать? Что же мне делать?» – думала Виктория.

Ноги сами привели ее к запертой двери розовой гостиной. Когда-то она часами просиживала в этой комнате вместе с матерью. Они вместе читали, вышивали или вели долгие разговоры за чашкой чая. С этой гостиной у Виктории было связано столько приятных воспоминаний!

Она решительно вынула из кармана связку ключей, отперла дверь и вошла.

Виктория огляделась, и ей показалось, что время вернулось вспять, а сама она снова стала ребенком.

– Мама, – прошептала она, – когда я была маленькой, я задавала тебе сотни вопросов, и ты всегда отвечала мне. Прошу, ответь мне и на этот раз. Скажи, чем провинился Эдвард перед папой?

Глаза Виктории повлажнели от слез.

Вытирая их платком, она подошла к прислоненной к стене картине, прикрытой холстом.

– А это откуда?

Она откинула холст и увидела перед собой написанный маслом групповой портрет. С него смотрела мать – молодая, в красивом голубом платье, сидящая в траве с двумя прелестными девочками. С первого взгляда было понятно, что это близнецы – у малышек были одинаковые светлые локоны и пронзительные зеленые глаза. И одеты они были тоже одинаково, в голубые платьица. На шее у близнецов поблескивали тонкие золотые цепочки с кулонами, на которых были выгравированы буквы.

Виктория села на пол, желая лучше рассмотреть золотые сердечки. На кулоне девочки, сидевшей справа, читалась буква В, на той, что была изображена слева, – К.

– Этот кулон – мой, – тихо заговорила сама с собой Виктория. – Значит, это – я? Тогда кто же эта, вторая девочка? У меня есть или была сестра-близнец?

Виктория долго сидела на полу, не в силах стронуться с места. В голове ее роились сотни вопросов. Если у нее была сестра, то почему родители никогда ничего не говорили ей об этом? И что с ней случилось, с той К? Она умерла? И что значит это К – Кристина? Кэсси? Каролина? И как могли отец с матерью столько лет скрывать от нее такое?

Так и не найдя ответа ни на один из вопросов, она вышла из розовой гостиной, заперла за собой дверь и поспешила в отцовскую спальню. Но Люси сказала, что герцог заснул, и Виктория немедленно приняла новое решение.

– Люси, пожалуйста, прикажи приготовить карету. Я хочу выехать еще до темноты.

– Вы нашли то, что искали? – спросила Люси.

– Что? А, ты о моем дяде. Нет, но я обнаружила кое-что совершенно другое. Такое, что я теперь не успокоюсь, пока не переговорю с Марком Грейсоном. Он – старинный и ближайший друг моего отца. Я уверена, что он ответит на вопросы, которые мучают меня.

Виктория вложила в руку Люси свою связку ключей и добавила:

– Пока меня нет, никто не должен входить в розовую гостиную. И всегда держи дверь отцовской спальни запертой.

– В розовую гостиную никто не войдет, Виктория, обещаю вам. А вы, пожалуйста, будьте осторожны и возвращайтесь скорей.

Виктория обняла свою новую подругу.

– Не беспокойся, Люси. Я вернусь, как только все узнаю.

Спустя полчаса Виктория вышла к подъезду Чэтем-Холла и остановилась, ожидая карету. Она не подозревала, что за ней сейчас пристально следят две пары недобрых глаз.

– Видишь, Энди, чутье меня никогда не подводит, – подтолкнул локтем своего кузена Клайв Уолтерс. – Я знал, что рано или поздно птичка вылетит наружу.

Энди, прячась за высоким кустарником, криво ухмыльнулся в ответ:

– Она хорошенькая, верно? Никогда в жизни такой красотки не встречал.

Клайв ничего не ответил и удовлетворенно кивнул только тогда, когда увидел, что к дому подают карету.

– Всего один кучер, плевое дело, – процедил он и потянул Энди за рукав. – Пойдем. Нужно поторопиться, чтобы перехватить их еще до выезда на почтовый тракт.

– Прошу прощения, что заставил вас ждать, леди Виктория, – виновато сказал Билли, снимая одной рукой шапку, а другой открывая дверцу кареты. – Ваш кучер, Джеральд, неожиданно заболел, и мне пришлось запрягать самому. Куда мы едем, в Карлайл-Хаус?

– Нет. К городскому дому Грейсонов.

В эту секунду сверкнула молния, и спустя короткое время издалека докатился раскат грома. Пошел мелкий дождик, словно ждавший этого сигнала. Низкие тяжелые тучи закрыли небо до самого горизонта.

– Мне жаль вытаскивать тебя из дома в такую погоду, Билли, – нахмурилась Виктория, – но мне в самом деле необходимо как можно скорее попасть в Лондон.

– Не беспокойтесь обо мне, миледи. У меня на этот случай есть дождевик, не промокну, – отозвался Билли, помогая Виктории усесться в карету. – Мигом домчу вас до города.

Покачиваясь на подушках в такт движению кареты, Виктория задумалась над тем, что хотела спросить у Марка. Дождь разошелся вовсю, и было особенно уютно думать под шорох его струй, падавших на покрытую кожей крышу кареты. Однако спустя несколько минут карета резко затормозила и остановилась.

– Дерево упало и перегородило дорогу, – сообщил Билли, приоткрыв дверь. – Не беспокойтесь, сейчас поедем, миледи.

Он улыбнулся, кивнул и исчез.

А еще спустя мгновение шум дождя разорвал громкий пистолетный выстрел.

Виктория не раздумывая открыла дверцу и выскочила наружу, прямо в грязь.

– Билли, с тобой все в порядке? – крикнула она. – Мне показалось, что я слышала выстрел.

– Со слухом у тебя все в порядке, курочка, – раздался в ответ незнакомый грубый голос.

Виктория обернулась на этот звук и при следующей вспышке молнии рассмотрела перед собой большого, уродливого разбойника и два пистолета в его руках, направленные ей прямо в грудь. Она повернулась, чтобы убежать, но за спиной у нее стоял еще один злодей.

– Прошу прощения, миледи, – пропищал он, – но деваться вам некуда.

Она невольно вскрикнула, когда первый разбойник – большой и уродливый – обхватил ее сзади своей мускулистой лапой. Виктория попыталась сопротивляться, отчаянно забила ногами, но сильные руки просто оторвали ее от земли, понесли и бросили назад, в карету.

– Перестань брыкаться, или я пристрелю тебя, – прорычал разбойник. Он связал Виктории руки кожаным ремешком. Она кричала не переставая. Разбойник ударил ее несколько раз по лицу тыльной стороной руки. – Сказал же, заткни пасть.

Затем он откинул Викторию на спинку сиденья и запихал ей в рот кляп. Сорвав с ее шеи золотую цепочку с кулоном, он пробормотал:

– Так, так, так. Вот и доказательство. Теперь-то уж его сиятельство точно мне поверит. Эту безделушку он не сможет не признать.

Он повернул голову и крикнул в темноту:

– Энди, тащи сюда кучера и привяжи наших лошадей к задку кареты. Поедем с шиком, как знатные господа! Правда, я внутри, а тебе править!

При виде окровавленного бездыханного тела Билли Виктория потеряла контроль над собой, и слезы градом хлынули по ее щекам. Как бы ей хотелось проснуться и узнать, что все это – лишь ночной кошмар. Разве реальная жизнь может быть такой безжалостно-жестокой?

 

ГЛАВА 13

За окнами завывал холодный ноябрьский ветер, но здесь, внутри, было тепло и уютно. Майлс, коротавший с друзьями вечер за бутылкой вина, поднялся из-за стола и принялся расхаживать по каюте.

– Наконец-то мы добрались до него, – сказал он. – Не пройдет и недели, как О'Бэньон займет свое место в тюрьме, а я смогу вернуться домой, к Виктории. Ее отец очень болен, а дядя, граф Седвик, кажется, замешан в какой-то неприглядной семейной истории. Боюсь, как бы Виктория не занялась расследованием в одиночку – это может оказаться опасным.

– Да, она писала про это четыре недели тому назад, – заметил Джейми, ставя на стол свою глиняную кружку. – Насколько мне помнится, она упоминала о твоем отце, Майлс, о том, что он ей помогает. Уж он-то не даст Виктории рисковать понапрасну.

– Перестаньте гадать, – вздохнул Гаррет. – Вот вернемся в Лондон и поможем Виктории. – Он посмотрел на Майлса, и неожиданно расхохотался – Только не забудь привести себя в порядок, если не хочешь напугать свою невесту до полусмерти, дружище!

Майлс подошел к зеркалу, чтобы взглянуть на свое отражение. Из глубины стекла на него смотрел Лис Трелен – в бороде и усах, с длинными темными волосами, собранными на затылке в пучок и перехваченными тонким кожаным ремешком. Фиолетовая свободная рубашка в тон бриджам, заправленным в высокие сапоги. На груди – массивная цепь с золотым медальоном в виде лисицы. Сквозь правое ухо продета большая круглая золотая серьга. – Ты прав, приятель. В таком виде лучше ей не показываться, – согласился Майлс и добавил, почесывая бороду: – Жду не дождусь от нее избавиться. И как ты можешь все время носить бороду, Гаррет, ума не приложу!

– Свою бороду я люблю. Она придает мне изысканный вид и помогает добиваться успеха у женщин, – самодовольно откликнулся Гаррет. – Представляешь, начинает какая-нибудь молоденькая леди интересоваться, не мешает ли моя борода целоваться, не колется ли она? Ну, я, разумеется, тут же предлагаю проверить, не щекочет ли она личико милой дамы, ее шейку, ее…

– Лучше не заводи такие разговоры на ночь глядя, – не дал договорить ему Майлс, снова присаживаясь за стол напротив Джейми. – Скажи, Макнаб и его экипаж привезли из города еще какие-нибудь вести?

– Если человек, сообщивший это, не обманул Макнаба, то нам нужно перебираться в Югал Бей. Когда Рори О'Бэньон не в море, он там – все пытается окрутить хозяйскую дочку из таверны «Овечья голова». Сегодня вечером он тоже собирался приехать туда, но не приедет, потому что должен быть на каком-то семейном торжестве.

– Как жаль, что мы так и не узнали, где его гнездо, – сокрушенно вздохнул Гаррет. – Ведь туда в течение двадцати лет стаскивал свою добычу еще отец Рори, Ирландский Ястреб. Вот бы заполучить их обоих!

– Вот с Ястребом я связываться не стал бы, – покачал головой Майлс. – Пусть пробует его поймать какой-нибудь другой герой, не я. А я хочу рассчитаться с его сыном. Ведь это Рори напал на мое судно, и пусть его за это вздернут на виселицу. Ради этого мы и торчим здесь.

А в это время совсем неподалеку, в бухте Корбен, молодая прелестная женщина сердито выговаривала своему отражению в зеркале:

– Кэтрин О'Бэньон, ты же счастливая женщина! У тебя прекрасная дружная семья, масса верных друзей, самый лучший экипаж и самое быстрое судно на всех морях и океанах. Так почему же ты раскисла, моя дорогая?

За последние четыре с половиной года Кэтрин стала легендарной личностью. Под именем Леди Кошки она прочно вошла в ирландский фольклор, да и не только ирландский: имя ее гремело и в Англии. Всем было известно про ее кураж и везение, но вот уже полтора года, как знаменитая Леди Кошка перестала нападать на торговые суда и занялась контрабандой оружия.

Париж охотно поддерживал ирландских повстанцев в их борьбе против старинного, заклятого врага Франции – англичан. Французы помогали Ирландии оружием, амуницией, боеприпасами. Разумеется, главари ирландских повстанцев знали о том, что Наполеон помогает им исключительно ради собственной выгоды, но предпочитали не придавать этому особого значения.

Теперь доходы Кэтрин и ее экипажа были уже не те, что раньше, но потеря в деньгах с лихвой компенсировалась сознанием того, что они вносят свой вклад в великое дело освобождения Ирландии от английского гнета. У себя на родине О'Бэньоны стали национальными героями. Они помогали повстанцам не только контрабандным оружием, но и едой и медикаментами, которые покупали на собственные деньги.

– Наверное, я просто устала, – со вздохом заключила она.

Вот уже несколько недель Кэтрин преследовали ночные кошмары. Ей снилось, что она сидит в заточении в грязной холодной комнате со связанными руками, под присмотром уродливого бандита, который постоянно издевается над ней. Наутро после этих кошмаров у нее ломило запястья – так, словно они и в самом деле были туго стянуты веревками. Кэтрин потеряла покой и сон.

Сегодня был ее девятнадцатый день рождения, и на это торжество собралась вся семья. Даже Рори и Колин оставили все свои дела, чтобы быть рядом с ней в этот праздничный вечер. Мама хлопотала на кухне, готовя роскошный ужин. Так почему же у нее так тяжело на душе?

– Ну, подумай сама, Кэтрин О'Бэньон, – продолжала разговаривать она со своим отражением, – ведь у тебя есть все, о чем только может мечтать человек, – семья, друзья, дело, которому ты служишь. Почему же тогда тебе так одиноко? Чего не хватает тебе? Быть может, любимого человека? Например, Джастина Прескотта?

Несмотря на то что они с симпатичным доктором так и не виделись ни разу за все последние четыре года, они почти каждый месяц обменивались письмами. Кэтрин всегда с нетерпением ждала весточек от Джастина и с интересом читала о том, как он лечит своих пациентов в маленьком городке под названием Уинделл. Еще он писал о том, что во всех английских пивных распевают песни, сложенные про легендарную Леди Кошку, и в конце каждого письма – обязательно о том, что по-прежнему любит ее и с нетерпением ждет, когда же закончатся обещанные пять лет и Кэтрин приедет к нему.

Все это напоминало игру. Ведь, когда они познакомились, Кэтрин была четырнадцатилетней девочкой, впервые в жизни влюбившейся в красивого мужчину. Но прошли годы, и она изменилась – не могла не измениться. Интересно, сможет ли она быть счастлива с Джастином теперь?

– А почему бы и нет? – вслух ответила Кэтрин самой себе. – Разве я не могу быть настоящей леди? Глупости, конечно же, могу. Кроме того, разве я не была прилежной ученицей, обучаясь хорошим манерам у Невилла?

Окончательно осев на берегу, ее отец занялся домом и перестроил свой коттедж в большой двухэтажный особняк, как и подобает такому богатому и знаменитому человеку, каким являлся Ирландский Ястреб. При этом он не только сменил стены и мебель, но, невзирая на сопротивление жены, нанял в услужение семейную английскую пару, Невилла и Шарон Стимпсон.

Невилл был потомственным – в шестом поколении – дворецким, и это, по мнению Шона, должно было придать дому особый шик. Кроме того, он рассчитывал – и не без основания – на то, что из Невилла получится прекрасный наставник, который поможет Кэтрин усвоить правила хорошего тона. Спустя короткое время произношение Кэтрин и впрямь стало аристократическим. Порой у нее прорывался ирландский акцент, но только в минуты сильного гнева или возбуждения. Впрочем, уроки Невилла не ограничивались только языком.

Несмотря на то что Кэтрин срослась на своем капитанском мостике с мужскими бриджами и свободными матросскими блузами, усилиями матери и Шарон она постепенно привыкла и к женской одежде. Теперь в гардеробе Кэтрин появились и красивые платья, и кружевные сорочки, и прочие прелестные вещицы.

Поглаживая пальцами золотой кулон, висевший у нее на шее, Кэтрин продолжала разговор со своим отражением в зеркале.

– Но что, если я не понравлюсь Джастину такой, какой я стала теперь? – задумчиво спросила она саму себя. – Не знаю, насколько он изменился за эти годы, но я-то изменилась очень сильно.

Она встала и подошла к большому зеркалу, стоявшему в углу комнаты, чтобы рассмотреть себя в полный рост. Подросла она за четыре года совсем немного, но фигура ее округлилась и налилась женской спелостью.

– Ничего не поделаешь, – вздохнула Кэтрин. – Прежними у меня остались только волосы, и изменить что-нибудь в себе я не в силах. Даже для Джастина Прескотта.

Кэтрин терпеть не могла модных мелких локонов и колечек и продолжала носить прямые волосы, закалывая их шпильками, когда оставалась на берегу, и сплетая в толстую, до пояса косу, когда выходила в море.

Она вплетала в волосы шелковую ленту, когда послышался стук в дверь. Кэтрин открыла ее и улыбнулась, увидев на пороге отца.

– С днем рождения, девочка, – сказал он. – Не хочешь поцеловать своего старого па?

– Еще как хочу, – ответила Кэтрин, нежно целуя его в щеку. – Ведь ты для меня – самый главный человек на всем белом свете.

– Ты у меня просто красавица, доченька, – сказал Шон. – Одного не понимаю: почему наш порог до сих пор не осаждают толпы твоих кавалеров?

– Боятся, я полагаю, – приподняла густую бровь Кэтрин. – Попробуй подойди ко мне, если рядом со мной всегда мои братья, мой ангел-хранитель по имени Пэдрик да еще такой строгий отец!

– Строгий? – удивился Шон. – Ну что ты… Я никогда не думал…

– Я пошутила, па, – рассмеялась Кэтрин. – И, кстати говоря, у меня уже есть кавалер, правда, живет он далеко – в Англии.

– По-прежнему думаешь о своем Прескотте, девочка? Что ж, мне кажется, он мог бы стать тебе хорошим мужем.

– Не торопись, па. Я еще не говорила, что собираюсь выйти за него замуж. Вот съезжу после Рождества на несколько дней в Англию, тогда и увидим. Ведь мы не встречались с Джастином четыре года, и за это время я сильно изменилась. Кто знает, понравлюсь ли я ему теперь?

– Понравишься, дочка, не сомневайся, – хихикнул Шон. – Обещай мне только, что, если решишь выйти за Прескотта, венчаться вы будете здесь, дома. Ведь наша мама не переносит качки. Ей будет трудно добраться до Англии.

– Разумеется, я буду венчаться здесь, па. Мне хочется, чтобы на мое торжество собрались все мои друзья и знакомые, – кивнула Кэтрин и неожиданно расхохоталась. – Нет, только послушать нас с тобой со стороны! Я четыре года человека в глаза не видела, а мы тут обсуждаем нашу свадьбу!

– Пойдем, дочка, – сказал Шон, обнимая Кэтрин за плечи. – Мама и Шарон так старались сегодня весь день на кухне, что мы с тобой просто не имеем права опаздывать. – Он склонился в шутливом поклоне и сказал, предлагая дочери согнутую в локте руку: – Могу я сопроводить вас, Леди Кошка?

– Окажите мне честь, Ястреб, – ответила Кэтрин и негромко добавила, выходя из спальни: – Я люблю тебя, па.

– Я знаю, – так же тихо ответил Шон, – и тоже очень тебя люблю.

На ужин были приготовлены любимые блюда Кэтрин – ростбиф, зеленый горошек, молодая картошка, хрустящие булочки и большой трехслойный торт, посыпанный ванилью. Все это запивалось сладким вином, а на десерт подали бренди.

– Кэт, это вино я привез специально для тебя, – сказал Колин, глядя на сестру поверх своего бокала. – Скажи, почему ты не пьешь? Оно тебе не понравилось?

– Вино прекрасное, Колин, но ты же знаешь, я редко пью его. А если мне бывает грустно, то предпочитаю стаканчик uisge beatha, как наш па.

Невилл, разливавший кофе, удивленно поднял бровь и позволил себе спросить:

– Мистрисс Кэтрин, а что это такое – uisge beatha?

– Uisge beatha по-кельтски означает «Дыхание жизни». Это наше ирландское виски. Оно согревает тебя изнутри и примиряет с тем, что ты видишь вокруг себя, – ответила Кэтрин.

– А я думал, что вы все на свете знаете, Невилл, – угрюмо пробурчал Рори.

– Братец, дорогой, что за пчела тебя ужалила? – спросила его Кэтрин. – Ты весь вечер сам не свой. Что случилось?

Рори ничего не ответил и молча допил свой бокал.

– Ходят слухи, – заметил Колин, – что мистрисс О'Хара из таверны «Овечья голова» снова отвергла нашего Рори.

Рори вскочил как бешеный, протянул руки через стол и схватил брата за плечи. – Не суй свой нос, куда тебя не просят, если не хочешь, чтобы его прищемили, братец.

Эрин хлопнула по столу фартуком и сердито воскликнула:

– Родрик О'Бэньон, немедленно опустите руки и ведите себя прилично, когда сидите за моим столом! Если вы будете вести себя как дикий зверь…

– То я буду питаться в сарае вместе с овцами, – закончил за нее Рори. – Прости, мама, я больше не буду.

– Это не единственная твоя проблема, парень, – заметил Пэдрик, откидываясь на спинку стула. – Говорят еще, что ты перебежал дорогу какому-то английскому лорду. Оказывается, то судно, на которое ты напал два месяца тому назад, принадлежит одному виконту, и тот обещал свести с тобой счеты.

– Пусть сначала попробует меня найти! – запальчиво возразил Рори. – Тоже мне какой-то там аристократишко!

– Найти тебя не составит ему большого труда, – продолжал Пэдрик. – Насколько мне известно, этот виконт знает твое имя, и он готов хорошо заплатить тому, кто сумеет тебя поймать.

– Какого черта ты назвал ему свое имя, Рори? – воскликнул Шон, пристально глядя на сына. – Почему ты говорил по-английски, а не по-кельтски? Я провел на море двадцать лет, прежде чем кому-нибудь стало известно мое имя! Господи, разве можно быть таким неосторожным?

– Осторожность здесь ни при чем, – язвительно вставил Колин. – Рори сам представился тому англичанину по всей форме. Думаю, что, если бы не подошли военные суда, тот виконт получил бы от него приглашение на чай.

– Ты с ума сошел, Рори? – закричал Шон. – Ты что, не знаешь, что никому нельзя называть свое имя?

– А как же наша Кэтрин, па? Ее-то имя хорошо известно. Во всех английских кабаках распевают песни о легендарной Леди Кэт, – сварливо возразил Рори и добавил, поморщившись: – Меня от этих песен уже тошнит.

– От зависти тебя тошнит, Рори, – сердито ответил Шон. – Что же касается твоей сестры, то она известна под именем Леди Кэт, а не как Кэтрин О'Бэньон. Никто не может связать ее имя с нашей семьей или нашей деревушкой. Обещай не допускать впредь подобных ошибок, сынок. Ведь если Пэдрик прав, тому, как ты выразился, аристократишке и впрямь не составит труда отыскать тебя.

– Обещаю, па, – кивнул Рори, усмиряя свой гнев. – Прости, я вел себя как последний дурак. Но пойми, так тяжело быть братом легендарной личности. Прости, Кэт, – подмигнул он сестре.

– А теперь прекращайте споры и пойдемте в зал, – сказала, поднимаясь со своего стула, Эрин. – Сейчас придут музыканты и гости, не нужно заставлять их ждать. В конце концов, сегодня у нас в доме праздник, и я никому не дам его испортить! – Она обвела взглядом всех сидящих за столом и добавила: – Сегодня мы будем веселиться. Это приказ!

– Па, мне кажется, что наша ма упустила свое призвание, – заметил Колин. – Жаль, что ее мутит от качки. Какой капитан из нее мог бы получиться – загляденье!

Все рассмеялись и дружно направились в зал.

…На следующий вечер Майлс со своим экипажем разместился внутри и снаружи таверны «Овечья голова». Поимка Рори О'Бэньона должна была пройти без лишнего шума. Экипаж «Фоксфайра» изображал контрабандистов, торгующих оружием. Все они знали, что, если обман раскроется, живыми им отсюда не уйти.

Несколько матросов из экипажа «Фоксфайра» заняли места за столиками таверны, а Джейми с тремя людьми остался сторожить снаружи, укрывшись за высоким кустарником. Майлс выбрал для себя место за столиком, с которого хорошо просматривалась входная дверь таверны, не поддавшись на уговоры Гаррета, предлагавшего самому пойти вместо него.

– Тебе опасно находиться там, Майлс, – сказал перед выходом Гаррет.

– Нет. Рори может узнать тебя, и тогда все сорвется, – возразил Майлс. – Возвращайся на судно и будь готов поднять паруса в ту самую минуту, когда я приведу О'Бэньона на борт «Фоксфайра». Только укажи мне на него, когда он появится, и можешь уходить, остальное предоставь мне. Я сумею скрутить его.

– В этом я не сомневаюсь, – рассмеялся Гаррет. – С таким хлыстом, как у тебя…

– Этот хлыст не раз сослужил мне добрую службу. Он позволяет мне держать дистанцию между собой и нападающим. Обращаться с ним я научился у одного турка. – Майлс погладил висевший на поясе кожаный хлыст. – Мой Малыш всегда при мне.

– «Малыш»! – фыркнул Гаррет. – Довольно странное имя для такого оружия. Мне кажется, ему больше подошло бы называться…

В дверях таверны послышался шум, и Гаррет оборвал фразу.

На пороге возникла темноволосая красотка и крикнула кому-то, остававшемуся снаружи:

– Ты будешь носиться по морям, а я должна буду сидеть и ждать тебя? Хорошенькое дело!

– Но, Мег, дорогая, – отвечал ей из-за двери мужской голос, – мы с твоим отцом уже обо всем договорились. О'Хара знает, что я бросаю свое ремесло, так что ничто не мешает нам с тобой пожениться.

Красотка яростно покачала головой и сказала, завязывая белый фартук на своей осиной талии:

– Я не верю твоим клятвам и не желаю выходить за тебя замуж, Рори О'Бэньон!

Услышав имя, Майлс едва заметно кивнул Гаррету, и тот поспешил выйти из таверны через боковую дверь. После его ухода Майлс облегченно вздохнул и стал наблюдать за тем, что будет происходить дальше.

Рори О'Бэньон оказался мускулистым рыжим молодым человеком в короткой свободной морской робе и с растерянными глазами. Он вошел в таверну и, смущенно улыбаясь, двинулся следом за своей красоткой.

– Не говори так, Мег. Ты же хочешь выйти за меня, я знаю. Мне нужно сходить в море только еще раз – один раз, чтобы заработать нам с тобой на славный домик.

– Я это слышу уже не в первый раз, довольно, – сердито ответила Мег, беря со стойки поднос с кружками. – И не мешай мне, у нас посетители.

Майлс не поверил своему счастью, когда Мег О'Хара отвернулась от Рори и направилась прямиком к его столику. Теперь он знал, что противнику не уйти.

– Добрый вечер, сэр, – сказала Мег. – Принести вам еще кружку эля?

– Только если вы составите мне компанию, – улыбнулся Майлс, подмигивая красотке.

Щеки Мег вспыхнули, но она сдержалась и ответила, беря со стола Майлса пустую кружку:

– Я бы с удовольствием, сэр, но… я должна обслуживать посетителей.

Майлс притронулся к ее руке и слегка погладил кончиками пальцев гладкую кожу Мег.

– Но я ведь тоже посетитель. К тому же мне просто не с кем здесь даже словом перемолвиться. Ваша красота могла бы скрасить мое одиночество. Неужели в вашем сердце не найдется хотя бы маленького уголка для уставшего путника, прелестная овечка?

Рори молча подошел сзади и грубо оттолкнул Мег подальше от Майлса.

– Моим людям нужно выпить эля. Обслужи их, пока они не заснули.

– Как ты надоел мне со своей ревностью, парень, – сказала Мег, выскальзывая из рук Рори. – Катился бы ты лучше ко всем чертям!

Она отошла, сердито гремя пустыми кружками, и теперь все внимание Рори переключилось на Майлса. Он придвинул свободный стул, уселся на него верхом и уставился на виконта.

– Меня зовут Рори О'Бэньон, – заговорил он. – Я – капитан «Гордости Эрин». С кем имею честь?

– Капитан Трелен с «Фоксфайра», – ответил Майлс, глядя Рори прямо в глаза.

– В таком роскошном платье, да еще с этим хлыстом на боку вы выглядите здесь белой вороной, Трелен. Могу я спросить, что занесло вас сюда, на ирландский берег?

– Я – торговец, – уклончиво ответил Майлс.

– Торговец, вы сказали? Но что тогда вы делаете в этой богом забытой деревне? Чем собираетесь торговать? Или ваш промысел скорее можно назвать контрабандой?

– Отвечать на такие вопросы весьма опасно, О'Бэньон, – ответил Майлс, приподнимая бровь. – Да и задавать их – тоже.

– Ну, меня-то вам бояться нечего, Трелен, – усмехнулся Рори. – Вот я сам торгую оружием и не боюсь в том признаться. Если у вас на борту что-нибудь в том же роде, я, возможно, помогу вам сбыть свой товар.

– Чтобы самому на этом подзаработать? – подмигнул Майлс. – Понимаю. Слышал ваш разговор с этой красоткой и понял, что вам нужны деньги. Должен предупредить, мой груз имеет большую ценность не только для меня, но и для некоторых ваших сограждан.

– Понятное дело, оружие, – кивнул Рори и продолжил, наклонясь поближе, чуть слышным шепотом: – Сколько его у вас на борту?

– Хватит на целую армию.

– Я могу помочь вам продать всю партию за неделю, – оживился Рори. – Ну как, согласны?

– Почему я должен верить вам, О'Бэньон? А вдруг это ловушка?

– Я готов предложить в заложники самого себя. Отведите меня на свое судно и покажите груз. Я пойду с вами один, мои люди останутся здесь. На борту обо всем и договоримся. Что на это скажете, Трелен?

Майлс кивнул и ответил, поднимаясь:

– Тогда вперед, О'Бэньон. Покажу вам свой груз, а заодно пропустим стаканчик-другой в моей каюте. Там и поговорим.

Вслед за Майлсом и Рори из таверны потянулись матросы из экипажа «Фоксфайра». За ними, пропустив их вперед, двинулся и Джейми со своими людьми. Они шли не оглядываясь и потому не заметили одинокую тень, кравшуюся за ними по пятам.

Старый Пэдрик понимал, что Рори сильно рискует, и он осторожно последовал за процессией, тянувшейся к «Фоксфайру».

Пэдрик видел, как Рори в сопровождении незнакомцев поднимался по трапу большого судна. Старик подобрался ближе и теперь слышал голоса, разносившиеся в тишине ночной гавани.

– Отличное судно, Трелен, – сказал Рори. – Сколько у вас пушек на борту?

– Достаточно, – со смехом ответил Майлс. – Вы скупой на слова человек, Трелен, а значит, точно не ирландец, – заметил Рори и сам расхохотался над своей шуткой.

Как только они поднялись на палубу, рядом с ними вырос Гаррет и сказал, протягивая Майлсу взведенный пистолет:

– Добрый вечер, капитан. Все готово по вашему приказу.

Рори всмотрелся в лицо Гаррета и нахмурился.

– Ваше лицо кажется мне знакомым, – сказал он. – Где мы могли встречаться? – Тут Рори вспомнил и удивленно воскликнул: – Да вы же тот самый капитан! Аристократишко! Какого черта он делает у вас на борту, Трелен?

– Меня зовут Майлс Трелен Грейсон, виконт Райленд, – сказал Майлс, целясь в грудь Рори. – Вы напали на один из моих кораблей и теперь ответите за это.

Рори рванулся в сторону, надеясь сбежать, но его остановил щелчок взводимого курка и голос Майлса:

– Еще один шаг, О'Бэньон, и я сам выполню работу палача.

Пэдрик услышал достаточно для того, чтобы понять, что Рори попал в западню. Он видел, как снимается с якоря «Фоксфайр», слышал голос капитана, приказавшего взять курс на Бристоль, и лишь после этого кинулся назад, к «Овечьей голове». Там Пэдрик вскочил в седло и сломя голову поскакал в направлении бухты Корбен.

Через час он уже входил на знакомый порог, и первой его встретила Кэтрин. Она обняла старого друга и упрекнула его с улыбкой:

– Мы уже поужинали, дядя Пэдрик, но, если вы голодны, я прикажу принести для вас что-нибудь с кухни. А потом сыграем в шахматы, хорошо? Я только что выиграла у па, а Колин просто боится садиться со мной… – Она отступила назад и внимательно посмотрела в лицо старого Пэдрика. – Что-то случилось?

– Рори схватили. Этот проклятый англичанин все-таки выследил его и повез в Бристоль. Они вышли из Югал Бей час тому назад. Название судна – «Фоксфайр».

План был выработан в считанные минуты. К исполнению приступили немедленно. «Колыбель Кэт» должна была выйти в море не позже чем через полчаса. На ней в погоню отправятся Кэтрин и Пэдрик. Шон и Колин должны будут как можно скорее собрать экипаж «Гордости Эрин» и выходить следом.

Когда Кэтрин была уже на пороге, Шон вдруг попросил ее взять с собой Колина. Когда дочь спросила почему, он ответил, пожав плечами:

– Не знаю, но что-то мне подсказывает, что брат должен на этот раз быть рядом с тобой. В конце концов, ведь вам первыми придется вступить в бой с тем англичанином. Впрочем, я тоже постараюсь не опоздать. – Он крепко обнял дочь за плечи. – Будь осторожна, девочка, и помни: я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, па, – ответила Кэтрин и поцеловала отца в щеку.

Ее тонкая золотая цепочка зацепилась за воротник Шона и порвалась. Золотое сердечко с мелодичным звоном упало на пол.

– Ну вот, порвала, – с досадой сказала Кэтрин.

Шон наклонился и сказал, поднимая упавший кулон:

– Завтра утром мама отнесет все это к ювелиру. Не волнуйся, к твоему возвращению оно будет как новенькое.

Кэтрин поцеловала мать, подошла к двери, и сердце Шона вдруг сжалось от боли. Он не раз провожал Кэтрин в море, но такого чувства утраты не испытывал еще никогда. Ему почему-то подумалось, что сейчас он видится со своей дочерью в последний раз.

– Постой, дочка, – окликнул Шон. – Может быть, мне лучше самому пойти вместе с тобой?

– А если мое судно захватят? – нахмурилась Кэтрин. – Нет, нельзя всем О'Бэньонам находиться на одной палубе. Собирай скорее экипаж и спеши вдогонку. Я буду ждать тебя, па.

Шон вышел за дверь и, перебирая в пальцах золотое сердечко, с тоской наблюдал за тем, как Кэтрин и Колин садятся на лошадей и отъезжают в гавань. Ему очень хотелось верить в то, что удача и на этот раз не отвернется от его девочки, но интуиция, увы, подсказывала ему иное.

 

ГЛАВА 14

Спустя два дня «Фоксфайр» причалил в бристольской гавани. Всю дорогу корабль сопровождали попутные ветры, и переход прошел быстро и спокойно. Разумеется, никто – ни капитан, ни его экипаж – и не подозревал, что «Колыбель Кэт» следует за ними по пятам.

Кэтрин привела свое судно к английскому берегу сразу вслед за «Фоксфайром». Напасть на английское судно с моря не было никакой возможности. Поэтому Кэтрин, ее брат Колин и матрос Эммет покинули корабль. Кэтрин приказала Пэдрику отвести судно в ближайшую пустынную бухту и там ожидать их возвращения. Она надеялась, что они прибудут к месту встречи вместе с Рори.

Одетые во все черное, Кэтрин и ее спутники осторожно прокрались к таверне «Смеющийся пес». Донован, содержатель таверны, провел своих ночных гостей в боковую комнату, где они могли поговорить без свидетелей.

– «Фоксфайр» часто заходит сюда между рейсами, – сказал Донован, почесывая свою лохматую голову, – но его экипаж всегда держится особняком. Бог их знает, что они там замышляют.

Кэтрин раздраженно хлопнула ладонью по столу.

– Не увиливай, Донован. Тебе наверняка многое известно.

– Ну, если так, – сразу изменил тон хозяин таверны. – Сюда раз в неделю приезжает курьер из Лондона, чтобы дождаться возвращения «Фоксфайра». Он всегда сидит у меня, а как только судно заходит в гавань, передает на борт кожаную сумку с документами. Как-то раз мне удалось разговорить его, и за кружкой эля он рассказал, что в семье у хозяина судна какие-то неприятности, и потому ему нужно будет как можно скорее вернуться в Лондон.

Кэтрин моментально оценила всю важность сказанного.

– Эммет, возьми лошадь и скачи в бухту. Расскажи все Пэдрику. Рори нужно освобождать немедленно, пока его не переправили в Лондон.

– Привести с собой еще кого-нибудь на помощь?

– Нет. Мы с Колином проберемся на борт и освободим Рори сами. Чем больше людей, тем больше риска. Скажи Пэдрику, пусть хорошенько укроет судно в бухте и будет готов поднять якоря в любую минуту. Мы с братьями должны вернуться к утру.

– Что же, черт побери, случилось с Тори?

Час тому назад Майлсу передали письмо, которое он сейчас пересказывал Гаррету и Джейми.

– Как пишет мой отец, Виктория исчезла шестого ноября. Четыре недели тому назад. Полиция ищет ее, но пока не обнаружила никаких следов.

– Погоди, помнишь, Виктория писала тебе, что подозревает своего дядю в преступлении? – нахмурился Гаррет. – Может быть, это он похитил ее?

– Да, то же самое подумал и мой отец. Но по иронии судьбы именно в тот вечер они ужинали вместе с Эдвардом Демьеном. Когда сообщили об исчезновении Виктории, ее дядя был просто раздавлен горем. Назначил щедрое вознаграждение любому, кто может сообщить хотя бы что-нибудь о том, что с ней произошло. – Майлс запустил пальцы в свою шевелюру. – Тори сказала мне однажды, что ее дядя – человек яркий, но предельно лживый. Мне кажется теперь, что он не только лжец, но и мерзавец.

– Какую выгоду принесет ему исчезновение Виктории? – спросил Джейми. – Ведь компанией владеет ее отец.

– В настоящее время герцог совершенно недееспособен. Тори предоставила Эдварду должность в компании – важную по форме, но фиктивную по сути. Никакой реальной властью в компании Эдвард не располагает, однако приглашен, как один из управляющих, на ежегодное собрание акционеров, которое назначено на пятнадцатое января. Вне всякого сомнения, он потребует на собрании, чтобы его утвердили в должности управляющего всей компанией, поскольку его брат тяжело болен, а племянница бесследно пропала, и неизвестно, жива она или нет.

Майлс заглянул в стенной шкаф, вынул оттуда новую бутылку виски, налил свой стакан до половины и осушил его одним глотком.

– Я знаю, что этот негодяй приложил руку к исчезновению Тори, – сказал он, швыряя пустой стакан в стену, – но как доказать это! Проклятье! Клянусь, я сверну ему шею собственными руками!

Гаррет подошел к Майлсу и обнял друга за плечи.

– Этим Викторию не вернешь, – негромко сказал он. – Кроме того, если ты свернешь Эдварду шею, тебя повесят. Нет, если уж мстить ему, то как-то иначе.

– А есть надежда на то, что герцог оправится от болезни до собрания? – спросил Джейми, подбирая с пола осколки стакана.

– Трудно сказать. Перед исчезновением Тори ее отец начал было поправляться. Он пришел в себя и даже мог глазами отвечать на вопросы. Доктор дал довольно оптимистичный прогноз. Но теперь, хотя от герцога и скрывают исчезновение Тори, до бесконечности так продолжаться не может. Невозможно предсказать, что будет с Джеффри, когда он узнает о случившемся.

– Выходит, Эдвард выигрывает в любом случае, – вздохнул Гаррет. – Если исчезновение дочери убьет герцога, Эдварду достанется все.

– Нет, ты ошибаешься, мой друг, – со злорадной усмешкой ответил Майлс. – Накануне того дня, когда его хватил удар, Джеффри сделал письменные распоряжения об изменении условий своего завещания. Документ был составлен в двух экземплярах, и оба были подписаны и заверены свидетелями. Один экземпляр попал к Тори. Второй – исчез, очевидно, похищен экономкой, которая оказалась пособницей Эдварда. Свой экземпляр Тори передала моему отцу сразу после того, как обнаружила измену. Согласно этому документу все наследство достается Тори. А поскольку мы с ней официально обручены, я становлюсь сонаследником. Иными словами, все переходит ко мне.

– Если Эдвард узнает о том, что такой документ существует, он начнет охотиться за тобой, – насторожился Джейми.

– Пусть попробует! Я от драки уклоняться не стану! – Майлс ударил себя кулаком по раскрытой ладони. – Пусть Эдвард только даст мне повод, и я с ним рассчитаюсь!

– Жаль, что у нас нет парочки знакомых привидений, чтобы подсылать их к Эдварду потрепать ему нервы, – улыбнулся Гаррет, поднимаясь на ноги. – Завтра у нас тяжелый день. Почти весь экипаж отдыхает на берегу, пора и нам поспать немного. Пойду лягу. Увидимся утром.

– Я верю, ты сумеешь покончить с негодяем, Майлс, – добавил Джейми, кладя руку Майлсу на плечо. – Не знаю, сколько тебе для этого потребуется времени, но победа будет за тобой. Доброй ночи, Майлс.

– Буду молиться о том, чтобы ты оказался прав, Джейми.

– Это наш последний шанс, Колин. Экипаж на берегу, огни на борту погашены, ни одного часового на трапе.

Колин схватил Кэтрин за руку, притянул к себе и прошептал:

– Это слишком опасно. Ведь мы даже не знаем, где нам искать Рори. Судно такое большое.

– Что ж, давай думать. Эти люди не станут держать Рори в каюте – слишком роскошно для преступника. Таким образом, каюты отпадают. В трюме каждого судна имеется карцер – там я и рассчитываю найти брата.

– Думаешь, я позволю тебе пойти одной? С ума сошла!

Кэтрин улыбнулась и ответила Колину, опуская на лицо шелковую маску:

– Спасибо за заботу, но я уже не маленькая девочка. У меня есть кинжал и шпага, и я умею пустить их в дело. Я одна поднимусь на борт, а ты будешь подстраховывать меня здесь. Если со мной что-то случится, будет кому сообщить на «Колыбель», чтобы судно возвращалось в Ирландию.

– Но, Кэтрин, если с тобой что-нибудь…

Слова Колина упали в пустоту, потому что Кэтрин уже успела перебежать погруженный в темноту причал и теперь осторожно поднималась по пустынному трапу.

Майлсу не спалось, хотя уже давно перевалило за полночь. Устав ворочаться с боку на бок, он поднялся с постели, натянул бриджи и сапоги и решил выйти на палубу. Едва Майлс шагнул за порог каюты, как заметил краем глаза неясную тень, промелькнувшую в дальнем конце коридора. Он прихватил висевший на гвозде возле двери хлыст и осторожно двинулся вслед за непрошеным гостем.

Он успел спуститься в трюм именно в ту минуту, когда незнакомец, подкравшись со спины к часовому, стоявшему возле двери карцера, ударил его по голове рукояткой своей шпаги. Часовой упал, не проронив ни звука. Незнакомец, одетый в черное, обшарил карманы часового и вытащил ключ от карцера.

Затем разбойник приник к решетчатой двери, и Майлс поразился, услышав мелодичный женский голос:

– Рори, ты здесь? Рори О'Бэньон, отвечай, будь ты проклят!

– Кэт… Кэт, это ты? – послышалось из карцера.

В тот момент, когда незнакомка принялась вставлять ключ в замочную скважину, Майлс взмахнул хлыстом. Хлыст обвился вокруг талии незнакомки, которая от неожиданности выронила из рук и ключи, и свою шпагу. Затягивая хлыст, Майлс подтянул незнакомку к себе. Когда он схватил ее руками за плечи, она громко закричала:

– А ну пусти! Я тебе не мешок с углем, чтобы лапать меня! Прочь! – В ее голосе явно сквозил ирландский акцент.

– Эй, Трелен, или как там тебя, только попробуй тронуть ее, и ты не раз об этом пожалеешь, – раздался голос Рори из-за двери карцера. – Если он что-то сделает с тобой, Кэт, я заставлю его умыться кровавыми слезами.

Майлс шлепнул незнакомку по круглому, туго обтянутому мужскими бриджами заду и сказал:

– Перестань вопить, кошка драная! Поговорим в каюте.

Он отвел странную незнакомку наверх, положил ее на пол и закрыл дверь. Стоило ему только ослабить хлыст, стягивавший ее руки, как она вскочила на ноги и полезла в драку. Майлс, не сдержавшись, ударил незнакомку в подбородок раскрытой ладонью и повалил на постель.

– Майлс, что происходит? – раздался голос Джейми. Дверь распахнулась, и он появился на пороге. – Мне показалось, что я слышу женский крик.

– И будь я проклят, если тоже не слышал его, – добавил Гаррет, высовываясь из-за плеча Джейми.

– Сейчас не время думать о каких-то женских криках, – ответил им Майлс. – Только что кто-то пытался освободить О'Бэньона. Немедленно поднимайте экипаж и осмотрите весь корабль.

Джейми и Гаррет убежали выполнять приказ, а Майлс запер за ними дверь на ключ и положил его к себе в карман. Затем присел на постель рядом с притихшей незнакомкой и стянул шелковую маску, закрывавшую ее лицо.

– Не может быть, – потрясенно прошептал Майлс, увидев перед собой знакомые родные черты. – Виктория, это ты?

Он приподнял девушку за плечи и повторил, не веря своим глазам:

– Боже мой, Тори, но ведь это невозможно!

В эту минуту девушка открыла изумрудные глаза, посмотрела, приходя в себя, на Майлса и резко оттолкнула от себя его руки.

– Не прикасайся ко мне, ты, аристократишко поганый. Меня зовут Кэтрин, а кличут Кошкой, и я докажу тебе, что это имя дали мне не зря!

Майлс не мог поверить в то, что видит перед собой другую девушку, не Викторию. Те же тонкие черты лица, те же неповторимые глаза, тот же голос. Правда, этот ирландский акцент…

Майлс сдернул черный шелк с головы девушки, желая увидеть ее волосы. Они упали на плечи прямыми золотистыми волнами – длинные, почти до пояса, и оказались такими же мягкими и шелковистыми, как и короткие завитые локоны Виктории.

Несмотря на то что он не видел Викторию уже несколько месяцев, Майлс не мог поверить, чтобы за это время ее волосы могли вырасти настолько. Но с другой стороны, разве могут две девушки быть так похожи друг на друга?

Кэтрин прекратила сопротивляться и с удивлением разглядывала молодого мужчину, с такой нежностью прикасающегося к ее волосам. «Если бы не эта дурацкая борода, он был бы просто красавец, – подумала она. – Голубоглазый, черноволосый, широкоплечий». Кэтрин тряхнула головой. И как только ей в голову могли прийти подобные мысли? Ведь перед нею враг!

Кэтрин яростно стряхнула руку Майлса и вскочила на ноги. Ей почти удалось добежать до двери, но в воздухе просвистел хлыст, обхватил ее за талию и вернул на прежнее место.

– Никуда ты не сбежишь, – улыбнулся англичанин. – Сядь. Нам надо поговорить.

– С какой стати я стану с тобой разговаривать? – огрызнулась Кэтрин. – Говори сам с собой, если тебе так хочется поболтать. От меня ты ничего не услышишь.

Она покачнулась, потеряла равновесие и упала в кресло, стоявшее рядом со столом.

– Итак, мисс, – невозмутимо спросил Майлс, – сколько человек было с вами? Не могли же вы в одиночку пытаться освободить Рори.

Он присел на край стола, и Кэтрин демонстративно отвернулась в сторону.

– И кому только могло прийти в дурную голову послать на такое рискованное дело молоденькую девчонку – одну, без поддержки? – продолжил Майлс. – Ведь всем известно, что в таких делах на женщин полагаться нельзя.

Кэтрин скрестила руки на груди и промолчала.

– А может быть, тебя никто и не посылал? Наверное, ты – любовница Рори, вот и решилась на этот безумный шаг от отчаяния. Подумала, что не переживешь, если его отвезут в ньюгейтскую тюрьму. О, боже, я все понял! Ты беременна от него!

Кэтрин резко повернула голову, пронзила Майлса ненавидящим взглядом и прошипела:

– Много я встречала в своей жизни идиотов, но такого, как ты, вижу впервые. Как тебе такое только в голову могло прийти? Любовница, ребенок! Рори – мой брат, понятно? А насчет того, что я слабая женщина, – верни мне мою шпагу, и я покажу, на что я способна!

– Ты правда умеешь держать в руках шпагу?

– Да, черт побери! Меня зовут Леди Кошка! Должно быть, слышал? Я за свою жизнь отправила на дно не один десяток судов, и они были не чета твоему расписному корыту.

Кэтрин встала на ноги и принялась расхаживать по каюте.

– А ты – трус! Даже драться по-честному не умеешь! Придумал себе какой-то хлыст вместо нормальной шпаги! Но знай, я тебя не боюсь. Я вообще никого не боюсь. Если желаешь выйти против меня на дуэль – всегда к твоим услугам! Но, пожалуй, ты и впрямь трусоват для этого.

Наблюдая за тем, как она мечется по каюте, Майлс старался припомнить все, что ему доводилось слышать про знаменитую леди-пиратку. Разумеется, он не раз слышал об ирландской Леди Кошке – красивой, удачливой и смелой. Но если эта девчонка – действительно Леди Кошка, то она, должно быть, сошла с ума: разве можно называть свое имя, зная, что за ее голову назначено огромное вознаграждение?

Однако девушка не выглядела ни сумасшедшей, ни беспомощной и смотрела на Майлса с поистине мужским высокомерием и презрением. Неожиданно Майлс понял, что эта девушка говорит чистую правду и он видит перед собой ту самую, настоящую и легендарную Леди Кэт.

И в то же время перед ним сидела точная копия Виктории Карлайл. В голове у Майлса молнией промелькнула мысль о возмездии, и он понял, что эта девушка послана ему самим Провидением.

Кэтрин не унималась, осыпая Майлса угрозами:

– Когда Ястреб узнает о том, что меня схватили, он разыщет тебя и разорвет на мелкие клочки! О'Бэньоны всегда умели постоять за своих. Мой отец не успокоится, пока не увидит тебя мертвым.

– Рад слышать о том, что у тебя такая дружная семья, Кэт. Теперь мне понятно, почему ты бросилась выручать из беды брата. Или ты все же была не одна? А теперь присядь и помолчи.

Кэтрин не двинулась с места, продолжая стоять, положив ладони на бедра.

– Если еще раз попробуешь сбежать, за это будет расплачиваться твой брат, – предупредил ее Майлс. – Можешь орать как резаная, но я заставлю тебя делать то, что я приказал, слышала, кошка ирландская? Сядь немедленно, или я привяжу тебя к стулу!

Кэтрин медленно, неохотно села туда, куда было приказано.

В дверь каюты постучали, и Джейми из-за двери доложил, что никого из посторонних на борту не обнаружено. Кэтрин облегченно вздохнула, но Майлс не услышал этого, потому что в голову ему пришла очередная идея.

– Джейми, – сказал он, – найди Гаррета и через пять минут приходи с ним сюда. У меня есть для вас сюрприз.

– Хорошо, – откликнулся Джейми.

Майлс вернулся к столу, присел на его край и заговорил спокойным тоном:

– Ты производишь впечатление воспитанной девушки, Леди Кэт, и, как я убедился, очень любишь своего брата. Не сомневаюсь, что ты готова на все, лишь бы спасти его от тюрьмы и виселицы. Я хочу заключить с тобой сделку. Если мы договоримся, вы с братом получите свободу.

– Что у тебя на уме, англичанин? – покосилась на него Кэтрин.

– Пропала моя невеста, на которую ты похожа как две капли воды, – ответил Майлс. – Я хочу, чтобы ты на время заменила ее. Научу тебя ходить, одеваться и говорить, как она. Для всех ты станешь леди Викторией Карлайл, дочерью герцога Четэма.

Кэтрин подняла бровь, не удержалась и громко расхохоталась прямо в лицо Майлсу.

– Ты, наверное, сошел с ума, англичанин! Ничего не выйдет. Может быть, я и похожа на ту девушку, о которой ты говоришь, но не настолько же!

– Настолько, – ответил Майлс, продолжая изучать лицо Кэтрин. – Когда я снял с тебя маску, то в первую минуту был уверен в том, что вижу именно свою невесту. Немного подучить тебя, и ты станешь неотличимой от настоящей Виктории Карлайл.

– Мне годами снилось, что я – дочь знатных родителей, – с внезапной грустью сказала Кэтрин. – Снилось, что я одета в красивое платье, живу в большом доме, бываю на балах. Однако на самом деле я – простая ирландская девушка, без титулов и образования. Я не справлюсь с той ролью, которую ты мне предлагаешь.

– Мне кажется, что ты ошибаешься, Кэт. Стоит тебе успокоиться, как речь твоя становится правильной и плавной и весь твой ирландский акцент бесследно исчезает. Если ты поможешь мне разоблачить одного человека, обещаю вернуть тебя вместе с Рори в Ирландию и заплачу сверх того пять тысяч фунтов.

– А что будет, если мне не удастся обмануть того человека? – спросила Кэтрин, приподняв бровь. – Отвезешь нас обоих в ньюгейтскую тюрьму?

– Нет. Если ты будешь стараться, но не справишься, я даю тебе честное слово джентльмена, что и в этом случае отпущу тебя домой вместе с братом. А чтобы ваши родные не беспокоились, разрешу тебе послать им письмо. Решай, Леди Кошка.

Кэтрин сжала ладони и глубоко задумалась. Если она скажет «нет», их с Рори отдадут в руки правосудия. В том, каким окажется приговор, можно не сомневаться. Если она скажет «да», у нее, по крайней мере, будет какое-то время на то, чтобы как следует обдумать побег.

– Что бы ты ни говорил, англичанин, – повернулась она к Майлсу, – я не верю в то, что мне удастся выдать себя за леди Викторию. Не имеет значения, как я буду ходить или говорить, ведь все равно я останусь собой.

– Если я докажу, что тебя нельзя отличить от Виктории, ты согласишься?

– Полагаю, что да. Но только как ты мне это докажешь?

– Сейчас сюда придут мои друзья. Блондина зовут Джейми Кемпбелл, а высокого – Гаррет Морган. Когда они войдут, не говори ни слова и послушай, что они скажут, когда увидят тебя.

Кэтрин повела плечами, села на стул и стала молча ожидать прихода Джейми и Гаррета. Спустя пару минут в дверь каюты постучали. Майлс повернул ключ в замке и впустил своих друзей.

– Заходите, парни! Господь услышал мои молитвы, и смотрите, кого он нам прислал!

Майлс отступил в сторону, чтобы они увидели сидевшую у него за спиной Кэтрин.

Гаррет бросился к Кэтрин и закричал:

– Виктория, как же ты нас напугала! Майлс уже готов был придушить твоего дядю. Где ты была?

– Что за манеры, Гаррет, – оборвал его Джейми. – Разве можно спрашивать у леди, где она была и что делала?

Он поклонился Кэтрин и добавил:

– Очень рад снова видеть вас, миледи.

– Простите меня, Виктория, – виновато сказал Гаррет. – Просто все мы так волновались за вас…

Кэтрин улыбнулась Гаррету и сказала как можно мягче:

– Благодарю вас, Гаррет. Я очень ценю то участие, которое принимаете во мне вы и Джейми, и полагаю себя вашей должницей.

– Разве вы что-нибудь должны нам, леди Виктория? – покачал головой простоватый Джейми. – Мы очень рады снова видеть вас, вот и все.

Кэтрин посмотрела на Майлса и улыбнулась:

– Можешь считать, что мы с тобой договорились, англичанин. Послушай, не выпить ли нам по такому случаю?

– Как прикажешь, Кэт, – ухмыльнулся Майлс.

– Меня зовут леди Виктория Карлайл, не забывай об этом, англичанин, – надменно поправила его Кэтрин.

И они оба громко расхохотались, глядя на изумленные лица Джейми и Гаррета.

– Англичанин? – растерянно повторил Гаррет. – Кэт? Эй, да что вы смеетесь? Терпеть не могу, когда не понимаю, что происходит. Майлс, в чем дело? Тори, может быть, вы объясните мне? И перестаньте же хихикать, прошу вас!

Майлс потрепал Гаррета по плечу и сказал сквозь выступившие от смеха слезы:

– Успокойся, Гаррет. Мы смеялись не над тобой или Джейми. Сейчас я вам все расскажу, и мы все вместе посмеемся над Эдвардом Демьеном. Присаживайтесь, наливайте виски и послушайте мою сказочку про глупого людоеда, умную лисицу и прекрасную ирландскую кошку…

 

ГЛАВА 15

Заброшенный одноэтажный дом находился в часе езды от Бристоля. В гостиной, кроме треснувшего камина, были лишь старый стол да один колченогий стул. Спальня, примыкавшая к гостиной, была едва ли больше стенного шкафа. Здесь нашлось место только для кровати – рассохшейся, с продавленным матрацем, от которого пахло кошачьей мочой. Окошко, и без того маленькое, было густо опутано паутиной. На самой кровати не было ни простыней, ни подушек – только одно тонкое, прогрызенное мышами одеяло.

И в этой лачуге леди Виктория Карлайл провела уже почти целый месяц.

Похитители привезли ее прямо сюда. По дороге остановились всего один раз – закопать несчастного Билли. Виктория сидела связанная в карете, и из разговоров разбойников ей удалось кое-что узнать.

– Я спрячу тебя и эту крошку в надежном месте, – говорил Клайв, подбрасывая хворост в костер, – потом отправлюсь повидаться с его светлостью. Покажу ему это сердечко, и граф немедленно отвалит мне оставшиеся пять тысяч. И вот тогда мы с тобой займемся настоящим бизнесом, Энди!

Энди перестал копать и оперся на свою лопату.

– Тот твой приятель, он возвращается через месяц, да?

– Точно. Повидаюсь с Шарки и послушаю, что он предложит за эту крошку. Думаю, что и он отвалит нам кучу денег, Энди. Светлые волосы, белая кожа, да к тому же наверняка девственница – на такую любой шейх позарится!

Клайв вытащил из кармана плоскую фляжку и воскликнул:

– За удачу!

Сделав несколько глотков из фляжки, он отер губы и заворчал:

– Давай, шевелись, Энди! Я не собираюсь торчать здесь до утра!

Виктория ни минуты не сомневалась в том, что за ее похищением стоит Эдвард Демьен. Она знала, как он хочет ее смерти, и знала почему. Ее согрела только одна мысль: интересно, каким станет лицо ее дяди, когда тот узнает о существовании копии документа, который лишает его всех прав на наследство.

Ее оставили в этом холодном грязном домишке под охраной Энди.

Все последующие дни Клайв пропадал по местным кабакам. Виктория вовсю старалась завоевать доверие Энди. В этом она видела свою последнюю надежду на спасение.

Высокий и тощий на вид, Энди обладал завидной силой, но при этом был недоразвитым умственно. Ему не довелось ходить в школу, потому что с раннего детства он оказался на улице и наверняка пропал бы на грязных лондонских окраинах, если бы его не подобрал Клайв, за что Энди был благодарен ему до гроба и предан, словно пес. Виктория все это знала и учитывала, задумывая свой план освобождения.

Первого декабря Клайв вернулся, как всегда, пьяный и сказал Энди, что судно Шарки прибывает в Бристоль через два дня. Виктория поняла, что ее время пришло. На следующий день, как только Клайв уехал из дома, она привела свой план в действие.

Энди вошел в спальню со старым пустым ведром, которое предназначалось Виктории вместо туалета.

– Я вымыл его, как обещал, – сказал Энди. – А теперь можно поставить чаю.

– Отлично, Энди, спасибо. Скажи, ты не мог бы ненадолго развязать мне руки? Они просто заледенели. Обещаю, что не натворю никаких глупостей. Ведь ты и раньше развязывал мне иногда руки – разве я тебя хоть раз обманула?

– Нет, вы никогда не обманывали меня, леди Тория. – Энди присел на край кровати и принялся распутывать веревочные узлы на запястьях Виктории. – Я сто раз говорил Клайву, чтобы он не затягивал веревки так сильно, но разве он станет меня слушать? Но вы не думайте, он не такой плохой, просто пьет сильно.

Виктория едва сдержала горький смех.

«Не такой плохой, – подумала она. – Да твой кузен – просто дикий зверь, Энди. Жестокий, кровожадный зверь. Если я не сумею освободиться, он не моргнув глазом продаст меня в рабство, и я стану наложницей в гареме какого-нибудь поганого турецкого шейха!»

Она со вздохом пошевелила пальцами.

– Так намного лучше. Спасибо, Энди. Можно мне пересесть к огню? Я замерзла.

– Хорошо. Только не забудьте о том, что вы мне обещали, леди Тория. – Энди помог Виктории перебраться к камину и подал ей чашку с горячим чаем. – Выпейте. Это поможет вам согреться, леди Тория.

Виктория пила чай и посматривала на Энди поверх щербатого края чашки.

– Ты очень добрый, Энди. Спасибо тебе. Скажи, ты ведь и о Клайве тоже заботишься?

– Клайв спас меня от смерти, когда я остался один, – ответил Энди, наклоняясь, чтобы поправить дрова, горевшие в камине. – Если с Клайвом что-нибудь случится, я пропаду.

Виктория осторожно коснулась руки Энди.

– Мне очень жаль, Энди, но, когда полицейские схватят Клайва, они повесят его за то, что он похитил меня. И тогда ты останешься совсем один на целом свете.

– Клайв всегда осторожен, – нахмурился Энди. – Он еще ни разу не попадался.

– Боюсь, что на этот раз все будет иначе. Мой отец – герцог Четэм. Он не успокоится, пока не разыщет меня. Он очень важный человек и друг самого короля. Я уверена, что полиция сейчас обыскивает все суда, выходящие из английских портов. Когда меня найдут на судне Шарки, тот испугается и, чтобы спастись самому, выдаст полицейским твоего кузена. Ты понимаешь, в какой опасности сейчас Клайв?

Энди прикусил губу и уставился на огоньки пламени в камине. Виктория продолжала:

– Человек, который нанял Клайва, чтобы похитить меня, – мой дядя, Эдвард Демьен. Отец раскусит его, и очень скоро. Тогда, чтобы спастись, Эдвард покажет ему мой кулон и скажет, что Клайв выкрал меня ради выкупа. Эдвард – граф. Подумай, кому полицейские скорее поверят – ему или твоему кузену?

Энди яростно затряс головой и вцепился себе в волосы.

– О, боже, Клайва точно вздернут! Я должен что-то сделать, чтобы спасти его. Только, боюсь, Клайв меня и слушать не захочет.

– Попробуем помочь по-другому твоему кузену, – сказала Виктория, кладя руку на плечо Энди. – Если ты поможешь мне вернуться к отцу, Клайв будет вне опасности. Я-то знаю, что истинный виновник – Эдвард. Папа не станет преследовать вас с Клайвом и даже щедро вознаградит, не сомневайся. А граф будет посрамлен, и его осудят. Боже мой, Энди, да вы же с Клайвом станете настоящими героями!

Энди вытер глаза грязным рукавом и переспросил с растерянной улыбкой:

– Клайв и я станем героями? И получим щедрое вознаграждение? Я правильно понял вас, леди Тория?

– Могу поклясться, Энди. Скажи, разве я хоть раз обманула тебя? – Энди покачал головой, и Виктория добавила, улыбнувшись: – Если хочешь, я попрошу папу дать тебе работу в его компании или в одном из наших поместий. У тебя будет настоящая работа, и тебе не придется больше бродяжничать.

– Хорошо, я сделаю это, – вздохнул Энди. – Клайв собирался отвезти вас утром в Бристоль, так что бежать нужно сегодня ночью. Он, конечно, взбесится от злости, когда увидит, что нас нет, но я сделаю это – ради него самого.

Только теперь Виктория позволила себе облегченно вздохнуть. Она замерзла, она была голодна, она чувствовала себя предельно уставшей, но, несмотря на это, она была почти счастлива. Во всяком случае, у нее появилась надежда на скорое освобождение. Если все сложится благополучно, через день, максимум через два, она будет дома. Виктория прикрыла глаза и стала молча молиться.

«Великий боже, дай мне сил справиться со всем, что мне предначертано. Спаси моего папу и пошли ему здоровья. Дай ему знать о том, что скоро его дочь вернется в родной дом, и…»

В тот вечер Клайв вернулся, едва держась на ногах. Он пил сегодня за удачу, за попутный ветер, за будущее богатство и прочие радости жизни. Судно Шарки должно было войти в бристольскую гавань всего через несколько часов. Виктория встретила приход Клайва, сидя на продавленной кровати, молча выслушав в очередной раз, сколько Клайв получит за свою невольницу, когда продаст ее завтра работорговцу Шарки.

– А ты что молчишь, Энди? – переключился Клайв на своего кузена. – Воды в рот набрал? Или заболел, может быть?

– Нет, Клайв, – спокойно ответил Энди, покачав головой. – Просто устал немного.

– Потерпи, Энди, скоро все это кончится. Завтра вечером мы будем с тобой пировать в самой лучшей таверне, которая только найдется на пути между Бристолем и Лондоном! – Клайв поднес к губам принесенную с собой бутыль рома, сделал большой глоток и заявил: – Я уже соскучился по нашему городу, а ты?

– Да, Клайв, – безучастно откликнулся Энди. – Я тоже соскучился. Здесь мне было очень одиноко.

– Выше нос, парень. К тому же ты все это время был в приятной компании, – хмыкнул Клайв. Он допил бутылку, швырнул ее в угол и сказал, направляясь к брошенному на грязный пол тюфяку: – Мне надо поспать. Доброй ночи, Энди.

– Доброй ночи, Клайв.

Спустя несколько минут весь дом заполнил громкий храп Клайва. Энди проскользнул в соседнюю комнату и шепнул Виктории:

– Пора. Нужно успеть, пока он не проснулся.

Он быстро развязал веревки на руках Виктории и потащил девушку за собой. Энди попытался оседлать огромного серого жеребца. Тот нервно переступал с ноги на ногу и тревожно поводил ноздрями.

– Только бы он не разбудил Клайва, – послышался тихий шепот Энди.

И тут же за спиной Виктории послышался сердитый хриплый голос:

– Эй, Энди, ты что, собираешься украсть мою лошадь?

С этими словами Клайв бросился на своего кузена.

– Я хотел сделать это ради тебя, Клайв, – испуганно крикнул Энди, с трудом уворачиваясь от тяжелых кулаков своего кузена. – Тория сказала, что тебе грозит опасность и тебя могут даже повесить. Прошу тебя, не надо…

Клайв еще несколько раз ударил Энди кулаками по лицу, а когда тот вскочил на ноги, крикнул ему, задыхаясь от гнева:

– Я еще найду тебя в Лондоне, идиот! А теперь садись на свою проклятую лошадь и проваливай прочь с глаз моих, чтоб я тебя больше не видел!

Энди вскочил в седло и пришпорил свою лошадь. Как только он скрылся за углом, Клайв грубо втащил Викторию в дом.

– А теперь я разберусь с тобой, сучка проклятая! Я покажу тебе, что значит иметь дело с Клайвом Уолтерсом! – С этими словами он ударил девушку по лицу с такой силой, что Виктория свалилась на пол.

Клайв грубо схватил Викторию за волосы. Она вскрикнула от боли. Заломив ей руки за спину, он приблизил к ней свое лицо и прорычал, обдавая девушку зловонным дыханием:

– Все это время я держался, чтобы не тронуть тебя. Девственницы всегда в большой цене, и я хотел сорвать за тебя куш пожирнее. Но теперь мне плевать на это, миледи. Я заставлю тебя заплатить за все. Ты считала меня грязным животным – теперь я тебя изваляю в грязи. Я сделаю тебя грязнее последней бездомной суки.

Виктория пыталась вырваться из цепких рук Клайва, но силы были неравны. Он рванул лиф ее платья, Виктория снова вскрикнула и что было сил пнула Клайва ногой. Клайв только рассмеялся и поцеловал Викторию в губы. Когда он попытался просунуть в рот Виктории свой язык, она стиснула зубы, едва не откусив его. Клайв с бешеным рыком отпрянул назад и несколько раз ударил девушку кулаком по лицу.

– Ах, ты так? – крикнул он. – Ну, сейчас ты у меня получишь!

Он опрокинул Викторию спиной на стол и силой раздвинул ее колени, встав между них. Сорвав с ее груди остатки платья, он стал терзать зубами нежную кожу на ее груди. Виктория снова закричала. Клайв хохоча задрал подол ее юбки. На пол с грохотом полетели грязные тарелки. В пылу борьбы Клайв не заметил, что веревки на запястьях Виктории ослабли и соскочили.

Виктория бешено извивалась, пытаясь вырваться. Клайв, удерживая ее, расстегивал свои панталоны. Тогда-то Виктория и почувствовала под своей спиной какой-то острый продолговатый предмет.

– Ну, как вам понравится моя игрушка, миледи? – злорадно ухмыльнулся Клайв, вытаскивая свою багровую «игрушку». – Сейчас я познакомлю вас с ней поближе.

Пока он был занят всей этой возней, Виктория нашарила свободной от веревок рукой предмет, упиравшийся ей в спину. Ее пальцы крепко ухватили рукоятку кухонного ножа.

Приняв молчание Виктории за знак капитуляции, Клайв самодовольно ухмыльнулся:

– Так-то лучше, милашка. И не вздумай снова закричать. Просто лежи и получай удовольствие. Уж я-то знаю, как его доставить женщине.

Клайв наклонился вперед, уже превкушая, как он овладеет Викторией, но в этот момент она резко рванулась вперед, выбросила руку с зажатым в ней ножом и погрузила его в грудь негодяя по самую рукоятку. Клайв вздрогнул, непонимающе уставился на Викторию, а она все била и била его ножом, до тех пор, пока бездыханное тело не рухнуло на пол окровавленной кучей грязного тряпья.

Виктория соскочила со стола. Она была близка к помешательству, но слава богу – Клайв мертв. Накинув плащ поверх растерзанного платья, Виктория метнулась к двери и выскочила за порог.

Серый жеребец Клайва стоял оседланным возле крыльца. Виктория вскочила на него и только теперь заметила в своей руке окровавленный нож. Она уронила его на землю, рванула поводья и понеслась, не разбирая дороги, вдоль пустынной улицы. Виктория жадно вдыхала воздух свободы и не обратила никакого внимания на неприметную коляску, катившую у нее за спиной.

В этой коляске возвращался домой Джастин Прескотт. Всю ночь он провел у постели роженицы на ферме Россов и чувствовал себя сейчас вымотанным до предела, но вместе с тем счастливым. Роды были тяжелыми, но теперь, после многих лет бездетного брака, в семье Джо и Мэй Росс появился наследник – здоровый прелестный мальчик, и у Джастина были все основания гордиться собой.

Внезапно с облучка раздался испуганный крик кучера, лошадиный храп, и коляску занесло в сторону. Выглянув в окно, Джастин увидел, как падает со спины огромного серого жеребца всадник, и конь, освободившись от наездника, быстро исчезает за поворотом.

Выскочив из коляски, Джастин бросился к человеку, лежащему в грязи. Осторожно перевернув безжизненное тело, он обнаружил, что это женщина. Черты ее лица, покрытого коркой грязи и засохшей крови, были совершенно неразличимыми в бледном свете разгорающейся зари. Джастин приподнял со лба незнакомки локон. Под ним скрывалась глубокая рана. Джастин осторожно взял женщину на руки и отнес ее в свою коляску.

– А теперь гони, Сэм! – крикнул он кучеру. – Гони, не жалей лошадей!

Когда Джастин переносил женщину из коляски в дом, она все еще была без сознания.

– Миссис Макуортер, мне нужна ваша помощь! – крикнул Джастин. – Миссис Макуортер, да где же вы?

– Не кричите, доктор. Я вас слышу, – откликнулась высокая рыжеволосая женщина, выбегая из кухни и вытирая на ходу руки своим белым фартуком.

– Принесите скорее горячей воды, мыло и полотенца, – распорядился Джастин, укладывая незнакомку на кровать. – Для начала нужно смыть с нее грязь.

Он раскрыл плащ, в который было обернуто тело несчастной всадницы, и ахнул.

Миссис Макуортер глянула на пострадавшую через плечо доктора и тревожно спросила, прежде чем выбежать из комнаты:

– Как вы думаете, в когтях какого волка побывала эта несчастная овечка?

– Волка? – переспросил сквозь зубы Джастин. – Я скорее сказал бы – дьявола.

Он осторожно снял с пострадавшей остатки красивого дорогого платья, изодранного теперь в клочья. На нежной палевой груди незнакомки темнели синяки и ссадины. Вся кисть правой руки была покрыта коркой засохшей крови. Правая щека женщины заметно припухла, а волосы на ее голове так спутались и выпачкались в грязи, что было невозможно определить их цвет.

Джастин приподнял веко лежавшей без сознания женщины. Глаза у нее были изумрудно-зелеными.

Раны и ссадины на бедрах незнакомки навели Джастина на мысль, что ее зверски изнасиловали, но, присмотревшись внимательнее, он понял, что это не так.

Вернувшаяся с тазом в руках миссис Макуортер подошла к кровати и сказала, подбирая с пола остатки платья:

– На кухне остатки ужина, пойдите поешьте, доктор. Вы почти сутки не ели. А девушку доверьте мне, я все сделаю сама.

Наскоро перекусив, Джастин вернулся в спальню. Миссис Макуортер расчесывала незнакомке волосы.

– Знаете, доктор, – улыбнулась экономка, – эта девушка просто красавица. А уж грязи на ней было – просто ужас! Зато какие у нее волосы оказались, просто загляденье! Я думаю, что, когда они просохнут, это будет чистое золото.

Джастин принес из кабинета свои инструменты и принялся раскладывать их на подносе.

– Спасибо вам за помощь, миссис Макуортер, – сказал он. – А теперь, если вы закончили, позвольте мне. Нужно осмотреть рану у нее на лбу. А вы ложитесь-ка спать. Наверняка мне утром понадобится ваша помощь.

– Разумеется, сэр. Всего доброго.

Джастин проводил свою верную помощницу взглядом и улыбнулся. Найти такого человека, как миссис Макуортер, было для него большой удачей. Прекрасная экономка и отличная медицинская сестра в одном лице, в чем Джастин не раз мог убедиться за те четыре года, что они провели вместе.

Джастин придвинул ближе к кровати поднос с инструментами и склонился над пострадавшей, негромко бормоча себе под нос:

– Миссис Мак сказала, что вы очень красивы, моя юная леди. Ну что ж, посмотрим.

Он повернул фитиль, прибавляя света в лампе, которую держал в руке, взглянул в лицо лежащей перед ним девушки и едва не выронил лампу из рук от неожиданности.

– Кэтрин, как тебя занесло в Англию? – воскликнул Джастин. – Я был уверен в том, что ты сейчас у себя дома.

Вспомнив про рану на лбу, он откинул светлые пряди со лба девушки. Рана оказалась неглубокой, и кость была не задета. Джастину даже не пришлось накладывать швы. Кожа Виктория была сухой и горячей.

– О, господи, да у тебя же горячка, Кэт.

Джастин намочил в холодной воде полотенца, приложил их ко лбу и груди девушки, а затем осторожно влил немного воды в сухие, потрескавшиеся губы.

Она закашлялась под одеялом, затем резко приподнялась и стала испуганно осматриваться. Затем, несмотря на слабость и жар, она нашла силы заговорить.

– Прошу вас, помогите, – прошептала Виктория, глядя в незнакомое мужское лицо. – Он застрелил Билли… И меня тоже хотел убить… Помогите, мне так страшно…

– Не бойся, я рядом, Кэт, – сказал Джастин, обнимая девушку за плечи.

– Нет… – простонала она. – Не давайте ему прикасаться ко мне… Он меня убьет, остановите его…

«Она думает, что на нее опять напали», – подумал Джастин, убирая руки, а девушка между тем продолжала бессвязно шептать:

– Клайв меня ударил… Я нашла нож под… под собой… Он хотел меня… нет… Я должна была его остановить! Нож… Я ударила его… Он мертв…

От сознания собственной беспомощности на глаза Джастина навернулись слезы. Он нежно поцеловал Викторию в лоб и негромко сказал.

– Успокойся, моя дорогая. Он больше не посмеет тронуть тебя. Его больше нет. Клянусь, я никому никогда не дам тронуть тебя.

После этих слов Виктория как-то сразу притихла, уткнулась головой в грудь Джастина и провалилась в сон.

Джастин переложил ее на подушки и долго сидел рядом. Виктория даже во сне не желала выпускать его рукав из своих стиснутых пальцев.

Несколько часов Джастин продремал, сидя возле Виктории, проснулся с затекшей спиной и шеей, но чувствовал себя совершенно счастливым. Солнце уже перевалило за полдень и теперь золотило своими лучами волосы спящей девушки, пробиваясь в окно спальни. Она спала спокойно. Джастин приложил ладонь к ее щеке и убедился, что жар прошел. Джастин решил, что немедленно попросит ее выйти за него замуж. Он наклонился и нежно поцеловал Кэтрин. Она распахнула свои изумрудные глаза и спросила, уставившись в лицо Джастина:

– Кто вы?

– Перестань, Кэт, – нахмурился Джастин. – Зачем ты меня разыгрываешь?

– Мы с вами знакомы?

– Разумеется. Я – Джастин Прескотт, тот самый мужчина, что поклялся ждать твоего возвращения целых пять лет. Возьми себя в руки и прекрати свои шутки, – улыбнулся он.

– Взять себя в руки я вам обещаю, но только скажите мне одну вещь.

Джастин молча кивнул, с улыбкой глядя в знакомое до последней черточки лицо. И тогда она спросила ровным спокойным голосом:

– Кто я?

 

ГЛАВА 16

Сразу после разговора в капитанской каюте события начали разворачиваться так стремительно, что Кэтрин едва успевала следить за ними. Майлс приказал Джейми немедленно сниматься с якоря и вести «Фоксфайр» к побережью Шерингема, где находилось поместье Райлендов.

– Когда прибудешь в Шерингем, помести Рори О'Бэньона в доме под присмотром нескольких матросов. Я дам тебе письмо к управляющему поместьем, он все устроит. Не выпускайте О'Бэньона из-под замка. Никто не должен знать, где он находится.

– Что, англичанин, стыдишься держать в своем доме ирландца? – ехидно спросила Кэтрин.

– Обычная осторожность. Не хочу, чтобы еще какие-нибудь твои родственнички нагрянули ко мне в поместье, – спокойно ответил Майлс и снова повернулся к Джейми.

«Эгоист, – неприязненно подумала Кэтрин. – Впрочем, все эти английские лорды одинаковы!» Она заходила по каюте, с бешеной скоростью обдумывая возможные пути для побега, и тут ее взгляд натолкнулся на лицо Гаррета, который не сводил с нее восхищенных глаз.

В голове Кэтрин немедленно сложился план.

«Нужно вскружить голову этому красивому болвану, – подумала она. – Возможно, это самый надежный для меня способ выбраться на свободу».

– С тобой все в порядке, Гаррет? – раздался в ту же секунду голос Майлса, который внимательно наблюдал за своим другом. – Ты куда уставился?

– Прости, Майлс. Я слегка задумался. Так о чем ты?

– Джейми отведет судно в Шерингем, а мне нужно подготовить Кэт к ее появлению в Лондоне. Нельзя ли нам на какое-то время остановиться в твоем поместье?

– Ты хочешь, чтобы я помог леди Кэт? – улыбнулся Гаррет.

– Разумеется. Я буду учить ее быть Викторией, а ты будешь учить ее быть настоящей леди. Ей же нужно будет объяснить все детали этикета, научить ее танцевать, вести себя за столом и так далее.

– Я не всю жизнь провела на палубе, – презрительно фыркнула Кэтрин. – У моего отца большой дом с садом и много слуг. Я умею вести себя как настоящая леди.

– По вашему наряду этого не скажешь, миледи, – иронично заметил Майлс. – Одни ваши мужские бриджи чего стоят!

– Бриджи я ношу для удобства. Ты сам моряк, англичанин, и должен понимать, каково было бы мне лазить по вантам или ходить в шторм по лееру в юбке!

– По вантам лазить? – удивленно переспросил Майлс. – А это еще зачем? Я готов согласиться с тем, что ты была неплохим капитаном, Кэт, но никогда не поверю, что женщина может что-то делать на судне своими руками. Не знаю, кто тебе присвоил звание капитана, но сомневаюсь, чтобы ты знала что-нибудь о парусах, оснастке, такелаже…

Кэтрин сердито обернулась, подошла вплотную к Майлсу и процедила сквозь зубы:

– Мне никто не присваивал звание капитана. Я его заслужила сама, англичанин. Я начинала с юнги и знаю обязанности каждого матроса на судне и само судно – до последнего гвоздя! Я сама, своими руками, драила палубу, заряжала и чистила пушки, шила паруса и помогала чинить сломанные мачты. Кроме того, я училась навигации и могу водить судно по карте, по звездам, по секстанту, как угодно. Так что прикуси себе язык и не берись судить о том, чего не знаешь, англичанин!

– Хорошо, допустим, – не отступался Майлс. – Но навигация ничем не поможет тебе, когда ты окажешься в дамской гостиной. Там водятся такие акулы – не морским чета! И лавировать в обществе гораздо труднее, чем вести судно по звездам. Тори была леди до мозга костей, и тебе придется немало попотеть, чтобы стать похожей на нее.

Прежде чем Кэтрин успела ответить, в разговор вступил Гаррет:

– Моя дорогая леди, прошу вас, не принимайте слова моего друга слишком близко к сердцу и не делайте скоропалительных выводов. Увы, люди английского света в самом деле придают чрезвычайное значение любым мелочам. Хуже нет, чем допустить какую-нибудь оплошность, – ведь потом слухи о ней будут ходить по всему Лондону! Ваше перевоплощение в Викторию должно быть безукоризненным. Если вы позволите, я с радостью помогу вам добиться этого, помогу всем, чем могу. – Он поднес к губам руку Кэтрин, нежно поцеловал и повторил: – Всем, чем могу.

Кэтрин, казалось, потеряла от неожиданности дар речи. Она молчала даже тогда, когда Гаррет подхватил ее под руку и повел к выходу.

– Мы будем ждать тебя в карете, Майлс! – крикнул он через плечо. – Счастливого плавания, Джейми!

Затем он повернул голову к Кэтрин и широко улыбнулся:

– Я надеюсь, вам понравится мой дом. Родителей сейчас нет, они путешествуют по Европе, так что никто не будет мешать… нашим занятиям.

Майлс нахмурился, слушая удаляющийся по коридору голос Гаррета, и спросил:

– Джейми, что только что произошло? Я ничего не понимаю.

– Гаррет только что спас твою шею. Если бы ты успел сказать еще хоть слово, она послала бы тебя ко всем чертям. И где бы тогда ты был сейчас вместе со своим планом?

– Да, ты, наверное, прав. Эта женщина знает, как довести меня до белого каления, – Майлс схватил дорожный мешок и принялся засовывать в него свои пожитки. Закончив сборы, он повернулся к Джейми и горячо пожал ему руку. – Будь осторожен. Держи О'Бэньона под замком, а после Нового года приезжай к нам в Лондон. Я позволил Кэт попрощаться с братом, так что он теперь знает все и не должен доставить тебе неприятностей. Ну а если он вдруг надумает бунтовать, напомни, что от его поведения зависит безопасность Кэтрин.

Он закинул мешок за плечи, снял со стены хлыст и шпагу. Уже подойдя к самой двери, заметил лежащую на постели черную шелковую маску.

– Прихвачу, а то еще простудится наша леди, – пробурчал он, засовывая маску к себе в карман. – Счастливо оставаться, Джейми. Спину свою береги.

– Я-то свою спину сберегу, – хмыкнул Джейми, глядя вслед уходящему Майлсу. – Ты бы лучше свое сердце поберег, приятель.

Переезд до поместья Морганов занял не более часа. Всю дорогу Гаррет продолжал весело болтать с Кэтрин, а Майлс лишь хмурился, слушая их щебетание, и молча смотрел в окно.

– Кэт, это от какого имени? – допытывался Гаррет. – Может быть, от Кэтлин?

– А может быть, от Кошки? Дикой, – угрюмо заметил Майлс, не поворачивая головы.

Кэтрин посмотрела в затылок Майлсу, сделала гримаску и лишь после этого ответила, оборачиваясь к Гаррету:

– Мое полное имя – Кэтрин. Имя Кэт дал мне отец – давно, еще в детстве. А позже один джентльмен, мой друг, добавил к этому имени еще «Леди». Для нежности.

– Очень нежный друг этот джентльмен, – безразличным тоном откликнулся Майлс, по-прежнему глядя в окно.

Гаррет поспешил схватить руку Кэтрин и заговорил так, словно их только что познакомили друг с другом.

– Мистрисс Кэтрин О'Бэньон, позвольте представиться. Перед вами лорд Гаррет Кристофер Морган, третий сын герцога Чесвика и белая ворона в своей родне. Правда, несмотря ни на что, я остаюсь членом семейства Морган, надеюсь, это не настроит вас против меня, миледи?

– Нет, если вы, в свою очередь, ничего не имеете против пиратов, – рассмеялась Кэтрин. – А если честно, то я надеюсь на то, что мы подружимся с вами, сэр Гаррет Морган.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил Гаррет и снова поцеловал ручку Кэтрин.

Майлс сердито вздохнул, но так и не повернул головы, продолжая смотреть в окно кареты.

Сразу после приезда Гаррет отвел Кэтрин в прелестную комнату на втором этаже. Здесь стояла изящная кровать, накрытая белым кружевным покрывалом, у камина – уютная софа, на окнах висели красивые шелковые голубые шторы, а пол комнаты был покрыт толстым персидским ковром, вытканным цветами.

– Это была комната моей сестры, Сюзанны, – пояснил Гаррет. – Прошлой весной она вышла замуж и переехала в Девоншир. Ее муж, Фредди, полностью обновил ей гардероб, поэтому все, что вы здесь обнаружите, можете считать своим. Доброй ночи, Кэтрин.

Он поцеловал – в который уже раз за сегодняшний день! – руку Кэтрин и покинул комнату.

Кэтрин была слегка подавлена окружавшей ее роскошью и поначалу вела себя робко, но постепенно любопытство взяло верх. Чего только она не обнаружила! И кружевные ночные рубашки, и белье, и тонкие, всех цветов радуги, чулки. Целые ящики гардероба были доверху забиты носовыми платками, лентами и заколками для волос, перчатками и тому подобными мелочами, столь любезными сердцу каждой молодой девушки.

Именно в ту минуту, когда слуга принес ей кувшин с горячей водой и принялся разводить в камине огонь, Кэтрин заметила в дальней стене комнаты неприметную дверцу. За ней в свете зажженной свечи Кэтрин обнаружила большую туалетную комнату и еще одну, поменьше, со шкафами, ломившимися от платьев, юбок, блузок, плащей и накидок. Длинными рядами здесь стояли туфли всех цветов, на любое время года, а по стенам были развешаны бесконечные шляпы, зонтики, сумки…

Кэтрин быстро прикинула на себя одно платье, другое и с восторгом обнаружила, что они с Сюзанной примерно одного размера. Даже туфли и те подошли ей точно по ноге. Конечно, Кэтрин хотелось немедленно начать примерять на себя все это богатство, но она сдержалась и решила отложить праздник до утра.

Она вернулась в комнату, подождала, когда уйдет слуга, а затем скинула с себя одежду и с наслаждением вымылась горячей водой и душистым мылом. Затем она накинула на себя кружевную ночную рубашку, которую заранее присмотрела в гардеробе, и улеглась в чистую, пахнущую лавандой постель.

Она очень устала, но сон не шел. Кэтрин ворочалась с бока на бок, пока не вспомнила про кинжал, оставшийся за отворотом ее сапога. Встала, нашла его и положила себе под подушку.

И сразу стало спокойнее. Через минуту она спала крепким спокойным сном.

Назавтра Кэтрин проснулась поздно, когда уже вся ее комната была пронизана яркими солнечными лучами, пробивавшимися сквозь легкие голубые шторы. Ей потребовалось несколько секунд для того, чтобы понять, где же она находится. Когда она все вспомнила и собралась уже вставать, в дверь постучали. Кэтрин разрешила войти, и в спальню заглянула молодая горничная.

– Прошу прощения, миледи. Я не разбудила вас? – нерешительно спросила горничная. – Лорд Гаррет приказал мне прислуживать вам, но я не знаю… То есть… Одним словом, простите меня…

– Я уже проснулась, – ответила Кэтрин. – Входи и закрой за собой дверь.

Молодая горничная нерешительно приблизилась к кровати Кэтрин, настороженно нахмуря густые каштановые брови, ярко выделявшиеся на ее бледном лице.

– Как тебя зовут? – спросила Кэтрин, надеясь этим простым вопросом снять напряжение, которое читалось на лице молодой женщины.

– Дарси, – чуть слышно прошептала та в ответ.

– Ты что, боишься меня, Дарси?

Дарси так энергично тряхнула головой, что с нее едва не свалился крахмальный чепец.

– Нет, миледи. Я боюсь, что могу не справиться со своими обязанностями. Мне никогда прежде не доводилось прислуживать знатным леди.

– Поделюсь с тобой одной своей тайной, – подмигнула в ответ Кэтрин. – У меня никогда не было служанки. Так что давай учиться всему вместе. Согласна?

Дарси кивнула и улыбнулась. Слова неудержимо хлынули с ее языка, будто открылись сдерживавшие поток ее речи.

– Сейчас я приготовлю для вас ванну, – затараторила Дарси, – и, хотя время уже к полудню, прикажу подать для вас чаю и бутербродов, а то до обеда еще далеко. Пока вы будете принимать ванну, я еще успею погладить для вас платье, а потом займусь вашей прической. У вас прекрасные волосы, миледи, просто дивные. Мне кажется, что если зачесать их наверх…

«Ну-ну, – подумала Кэтрин. – Разговорить-то я ее разговорила. А вот как мне теперь заткнуть этот фонтан?»

Спустя два часа Кэтрин вошла в большую гостиную и застала там Майлса и Гаррета, которые что-то обсуждали, склонившись над столом, заваленным бумагами. Увидев ее, они разом замолчали.

Кэтрин была в прелестном платье цвета аквамарина с глубоким декольте. Волосы она просто распустила по плечам золотистыми волнами.

Гаррет поспешил навстречу Кэтрин, расточая на ходу комплименты. Майлс остался молча стоять возле стола, хотя и в его глазах читалось искреннее восхищение.

На Кэтрин не было никаких украшений, но выглядела она просто по-королевски. Величественно и плавно она пересекла гостиную и, поддерживаемая под руку Гарретом, направилась к дивану. От сияния ее волос, от блеска ее улыбки в комнате, казалось, сделалось светлее. Глаза Кэтрин светились изумрудами, а губы ее – о, эти губы! Нежные, зовущие к поцелуям…

«Какого черта? – оборвал себя на этом месте Майлс. – Как я могу так думать об этой женщине? Она же только часть моего плана, мое орудие в борьбе против Эдварда. Она должна помочь мне найти Викторию, а не заменить ее!»

– Доброе утро, милорд, – сказала Кэтрин, с улыбкой наклоняя голову. – Прошу простить меня за опоздание. Гаррет уже успел сказать мне, что вы оба на ногах с самого утра.

– Мне не терпелось поскорее начать работу, поэтому я принялся составлять список друзей и знакомых Виктории, – ответил Майлс, беря со стола исписанные листы бумаги. – Здесь я также описываю их внешние приметы, привычки, прозвища и тому подобные мелочи. После того, как вы со всем этим познакомитесь, я могу рассказать о каждом из этих людей подробнее. Вам не трудно будет разбирать мой почерк?

Кэтрин бегло взглянула на протянутые ей листы и утвердительно кивнула.

– У вас вполне приличный почерк, сэр, хотя… Скажите, что это за имя? Не могу понять.

Майлс наклонился над листом, но прежде, чем увидеть строчку, на которую указывал палец Кэтрин, он успел вдохнуть запах ее волос, смешанный с тонким ароматом духов, и у него на мгновение закружилась голова. Майлс нашел в себе силы немного отодвинуться от Кэтрин и ответил слегка охрипшим голосом:

– Люси Харпер. Буква Х немного смазалась при письме. Должно быть, волосок к перу прилип. – Он отчего-то смутился, развернулся на каблуках и быстрыми шагами пошел к двери, заканчивая уже на ходу: – Мы с вами будем встречаться каждое утро. Я расскажу вам все, что знаю о Виктории. А днем Гаррет будет учить вас этикету, моде и танцам. Таким образом, он сделает вас похожей на Викторию снаружи, а я – изнутри. У вас есть ко мне вопросы?

– Да, милорд. Сколько времени займет мое обучение? Два месяца? Три? Полгода?

Майлс остановился возле двери и обернулся назад.

– Ваш дебют должен состояться на новогоднем балу у моих родителей.

– Вы с ума сошли? – ахнула Кэтрин. – Сегодня уже шестое декабря! Всего двадцать пять дней осталось!

– Я знаю. Дел много. Кроме того, вам нужно будет изучить внутреннее устройство Четэм-Холла и Карлайл-Хаус по чертежам, которые я для вас составлю. Вам положено знать эти дома как свои пять пальцев. Обедать я буду здесь, а с вами увижусь позже. До вечера. – И с этими словами Майлс покинул гостиную.

Кэтрин поначалу бросилась было ему вслед, но после того, как дверь захлопнулась перед ее носом, остановилась.

Со вчерашнего вечера Майлс сильно изменился. Он сбрил свою бородку, отчего его лицо сразу стало мужественнее и привлекательнее. Кэтрин и не подозревала, насколько в самом деле красив ее «англичанин».

«Разумеется, рядом с таким мужчиной должна быть красивая женщина», – подумала Кэтрин, и эта мысль подстегнула ее честолюбие. Кроме того, ее задело то, что Майлс сегодня утром не сказал ни слова о том, как она выглядит.

И, что самое страшное, Кэтрин не могла просто так отмахнуться от этого красавца, с которым заключила договор, и это просто бесило ее.

– Думаю, что, если бы проводились соревнования на звание самого высокомерного и самовлюбленного аристократа, ваш друг непременно взял бы первый приз! – сердито заметила Кэтрин и в ярости притопнула ногой.

Нога подвернулась, и лодыжку молнией пронзила острая боль.

– Ай! – закричала Кэтрин. – Ну вот, смотрите, что со мной из-за него случилось. Я ногу подвернула.

– Позвольте, я помогу вам, Кэтрин, – засуетился Гаррет. Он быстро подошел к девушке и поднял ее на руки. – Надеюсь, ничего страшного. Как вы думаете, это не помешает нашим занятиям?

– Надеюсь, что не помешает, – вздохнула Кэтрин, обнимая Гаррета за шею обеими руками. – Разве что вальс я сегодня танцевать не смогу.

– А если попробовать? – улыбнулся Гаррет.

Он начал напевать мелодию вальса, кружась по гостиной с Кэтрин на руках. Спустя несколько минут он устал, подрулил к дивану и сел, не выпуская девушку из своих объятий. Кэтрин оказалась у него на коленях. Оба они раскраснелись от танца и слегка запыхались.

– Ах, Гаррет, вы такой забавный, – воскликнула Кэтрин, поцеловала своего кавалера в щеку и рассмеялась еще громче. – Даже целовать вас забавно и щекотно!

– Нет, нет, – запротестовал Гаррет. – Целоваться со мной вовсе не щекотно, и я вам сейчас докажу это.

– Что тут у вас происходит? – раздался в этот момент голос Майлса, стоящего, подбоченившись, в дверях гостиной. – Это что, тоже входит в программу твоих уроков, Гаррет?

Гаррет поспешил пересадить Кэтрин на диван и незаметно подмигнул, призывая сохранять спокойствие.

– Прости меня, Майлс, – сказал он. – Кэтрин подвернула ногу, и я хотел ее успокоить. В дальнейшем обещаю тебе строго-настрого придерживаться точного плана занятий.

В дверях гостиной появилась горничная и пригласила всех к обеду. Гаррет поднялся с дивана и сказал, предлагая Кэтрин свою руку:

– Прошу, миледи. Позвольте мне сопроводить вас к столу. Возможно, что за обедом мы с вами успеем научиться чему-нибудь полезному. Надеюсь, мой повар сегодня приготовил что-нибудь необычное, эскаргот, например, или омаров. – Он повернул голову, проходя мимо Майлса, и сочувственно заметил: – Да, я совсем забыл, ты же будешь обедать здесь в одиночестве. Увидимся позже, Майлс!

Они вышли за дверь, но их голоса и смех продолжали доноситься из коридора, и Майлс сначала рванулся вслед, но, остановившись на пороге, заставил себя вернуться в гостиную.

Она выглядела такой веселой, такой счастливой, когда сидела вот здесь, на этом диване, вместе с Гарретом! Майлс увидел их, стоя в дверях, и на секунду представил самого себя на месте друга. Гаррет собирался поцеловать Кэтрин, а он, Майлс, спугнул их. Почему, зачем, он и сам не знал.

«Что это со мной? Неужели я ревную Гаррета к Кэтрин? – спросил он самого себя. – Но какое мне дело до Кэт, если я ищу Викторию? Наверное, на меня так странно подействовало их сходство, только и всего. Возьми себя в руки, Майлс, выбрось из головы все ненужные мысли и никогда больше к ним не возвращайся».

Прошло две недели, и с каждым днем Кэтрин все больше и больше становилась похожей на Викторию Карлайл. Она знала теперь все, или почти все, о друзьях Виктории и о ее семье; знала расположение каждой комнаты в домах, где она никогда не бывала, и количество ступеней на каждой лестнице, и цвет оконных штор.

Под руководством Гаррета Кэтрин научилась всем модным танцам и салонным играм, с его же помощью она сумела научиться по-другому ездить верхом и теперь сидела в седле «по-дамски», свесив обе ноги в одну сторону. Гаррет посвятил Кэтрин во все тайны лондонского высшего света, и теперь она могла бы узнать каждого мало-мальски значительного в обществе человека, назвать его имя, рассказать историю его рода и даже назвать приблизительную сумму его состояния.

Гаррет помог ей и одеться по моде. Он выписал для этого из Франции портниху, и та принялась шить для Кэтрин платья, за которые щедро платил Майлс.

Оставалась лишь одна, но очень серьезная проблема – волосы Кэтрин, с которыми она ни в какую не желала расстаться.

– Нет, Гаррет. Когда мы заключали договор, никто не говорил о том, что я при этом должна отрезать волосы. Я на это не согласна.

Она сердито направилась в гостиную, и Гаррет, подавив вздох, поспешил за нею.

– Но речь идет не о том, чтобы полностью отрезать волосы, нет. Их нужно просто подровнять и сделать прическу похожей на ту, что носит Виктория. Такие мелкие короткие кудряшки вокруг лица. Вам очень пойдет, дорогая.

– Перестаньте, Гаррет. Я никогда не позволяю ножницам касаться моих волос. – Она нервно взглянула на себя в зеркало, задержалась, о чем-то подумала и переспросила: – Короткие кудряшки? Вокруг лица?

– Для этого достаточно будет подрезать ваши волосы со спины… э-э… сантиметров на десять.

– Что?! – резко повернулась Кэтрин. – Ну уж нет! Сегодня вам длина моих волос не нравится, завтра скажете, что у них цвет не тот… Все! Можете сказать англичанину, что наша сделка расторгнута.

С этими словами Кэтрин разъяренной кошкой вылетела из гостиной и взлетела по лестнице наверх, в свою спальню.

Гаррет повздыхал, покачал головой и отправился со своей печальной новостью к Майлсу.

– Я не знаю, что с ней делать, – сказал он. – Мы были так близки к цели, но, боюсь, все наши усилия оказались напрасны.

– Хватит ходить вокруг да около, Гаррет, – нахмурился Майлс. – Ну, что там еще у вас случилось?

Гаррет подошел к столу, налил себе вина из высокого узкогорлого хрустального графина и пояснил:

– Кэт оказалась блестящей ученицей, и можно было бы праздновать успех, если бы не одно обстоятельство: она ни в какую не желает остричь волосы. Если бы не это, она была бы точной копией Виктории Карлайл – такой совершенной, что никто во всем Лондоне не смог бы обнаружить подмену.

– Не понимаю, с чего это она так упрямится? Отрастут ее волосы, – с досадой сказал Майлс и ударил по столу сжатым кулаком. – Нет, дело зашло так далеко, что бросить все это уже невозможно. Я не позволю ей развалить весь мой план.

Он поднялся и направился к двери.

– Майлс, дай ей немного побыть одной, – сказал ему в спину Гаррет, прихлебывая вино. – Она вылетела из гостиной словно дикая кошка.

– Мы не можем терять ни минуты! Ведь я уже написал своим родителям о том, что Виктория нашлась, и…

– О чем ты написал своим родителям? – поперхнулся от неожиданности Гаррет.

– Не смотри на меня как на сумасшедшего, Гаррет. Да, я написал родителям о том, что Виктория уезжала для того, чтобы привести в порядок свои нервы, расстроенные под влиянием навалившихся на нее событий. Теперь она вернулась, и мы вместе с ней приедем на новогодний бал, но об этом я попросил их не говорить пока никому. Сразу после Рождества отец пошлет за нами свою карету.

– Ты собираешься обмануть собственных родителей?

– Для начала я собираюсь привезти ее домой и посмотреть на реакцию отца и матери. Если они примут ее за Викторию, я расскажу им правду и смогу быть уверенным в том, что Кэтрин можно будет показать и Эдварду Демьену.

– Да, но волосы… – вернулся к прерванному разговору Гаррет. – Может быть, ты и сумеешь ее переубедить, но заставить Кэтрин сделать что-то против ее воли невозможно, имей это в виду. Кроме того, мне кажется, что она боится отрезать волосы. Почему? Не знаю.

Он поставил свой опустевший бокал на стол и добавил, покачав головой:

– Что ж, попытайся, а мне нужно съездить в город. Должен быть готов подарок для Кэтрин.

– Собираешься подарки ей дарить? – неприязненно спросил Майлс. – С какой, интересно, стати?

– Ты что, Майлс! Через пять дней Рождество. Я заказал рождественский подарок для Кэтрин, и он должен быть готов уже сегодня. Все, я поехал, увидимся вечером.

Гаррет еще раз покачал головой и вышел из комнаты.

Если Майлс и пытался скрыть от Гаррета свои чувства, то самому себе он лгать не мог и должен был честно признаться, что с каждым днем его все сильнее и сильнее влечет к прекрасной пиратке Кэтрин О'Бэньон. Она оказалась не только изумительно красива, но и на редкость умна и воспитанна. Майлса поражала та скорость, с которой Кэтрин заучивала имена, даты и события – память ее оказалась просто феноменальной. Она могла поговорить на любую тему, будь то политика, религия, история или мода. Кроме того, умела не теряться в любых ситуациях и была совершенно непобедима в шахматах.

Эта прелестная живая женщина с каждым днем все сильнее теснила образ Виктории, и все чаще Майлс думал о Кэтрин, а не о своей невесте. Втянувшись в борьбу с самим собой, он совершенно забыл про близкое Рождество.

После ухода Гаррета Майлс присел к столу и задумался, что же ему подарить на Рождество прекрасной Кэтрин. Идея родилась у него в голове в тот момент, когда к нему прибыл курьер из «Райленд Шиппинг» и вручил запечатанный пакет. Майлс немедленно написал короткую записку отцу и отправил ее в Лондон все с тем же курьером.

Зная, что неприятный разговор больше откладывать нельзя, Майлс поднялся наверх. Он несколько раз постучал в дверь спальни Кэтрин, но так и не дождался ответа.

– Ну, если она сбежала… – пробормотал он, входя в комнату без приглашения.

Она не сбежала. Она спала на диване, откинув в сторону руку с зажатым в ней гребнем и разметав по подушке свои роскошные длинные волосы.

Майлс подошел ближе. Волосы Кэтрин были нежными и легкими, словно шелк. Майлс коснулся их рукой, и Кэтрин проснулась, выронила на пол гребень, а в следующую секунду у нее в руке уже блеснул кинжал.

– Убирайся прочь, англичанин. Я не дам тебе отрезать мои волосы.

Майлс поднял вверх раскрытые ладони.

– Я пришел сюда не затем, чтобы отрезать тебе волосы, Кэт. Просто мне непонятно твое упорство. Почему ты не хочешь их обрезать? Они же отрастут снова.

Кэтрин провела рукой по волосам и отрицательно покачала головой.

– Нет, тебе этого не понять. Ты же ничего обо мне не знаешь. Ты настолько занят своей Викторией, что тебе совершенно не до меня.

И она внезапно заплакала, смахивая кулачком текущие по щекам слезы.

– Когда я была маленькой, – снова заговорила Кэтрин, – я увлекалась сказками и мифами. Тогда я и узнала о скандинавских девушках-бойцах, которых называли валькириями. В одной книжке я увидела изображение валькирии – она была высокой, стройной, с мечом в руке и длинными распущенными светлыми волосами. – Она грустно улыбнулась и продолжила: – Мой брат Колин сказал, что я похожа на нее. В тот день я и решила, что стану валькирией. Я научилась владеть любым оружием, научилась никогда ничего не бояться. У меня не было таких доспехов, как у той валькирии из книжки, и тогда я решила, что моя защита – это мои волосы.

– Значит, волосы для тебя нечто вроде талисмана? – спросил Майлс.

– Можешь назвать их талисманом, если тебе так хочется, можешь назвать все это глупой женской фантазией, мне все равно. Мне очень жаль, Майлс, но я не могу отрезать волосы. Это меня убьет.

Она сделала шаг, наступила ногой на гребень, потеряла равновесие и стала падать прямо в горящий камин. Майлс рванулся вперед и успел подхватить Кэтрин – буквально в последнюю секунду. Она выронила на пол кинжал и обвила шею Майлса обеими руками.

Майлс не выпускал Кэтрин, продолжая шептать что-то утешительное ей на ухо, вдыхая запах ее волос и бешено борясь с противоречивыми чувствами, бушевавшими в его сердце.

Он не мог не чувствовать своей грудью ее упругую грудь, не мог не вдыхать запах духов Кэтрин, не слышать ее легкого дыхания. Волна желания медленно нарастала в теле Майлса, заставляя его затвердеть и наполниться мужской силой. Он не хотел, не мог выпустить Кэтрин из своих объятий.

Кэтрин, словно почувствовав страсть, охватившую Майлса, подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза. Их взгляды встретились, и в эту секунду Майлс капитулировал. Он нежно припал губами ко рту Кэтрин.

Не думая больше о своей погибшей душе, он все крепче целовал Кэтрин, прижимая девушку к себе. Не отрываясь от ее губ, он подхватил Кэтрин на руки и отнес ее на постель.

Майлс лег рядом с Кэтрин, ни на секунду не прерывая страстного поцелуя. Его рука скользнула вверх, и дрожащие пальцы прикоснулись к нежной упругой груди.

Теперь он покрывал поцелуями шею Кэтрин, продолжая расстегивать негнущимися пальцами пуговицы на ее платье. Наконец Майлсу удалось расстегнуть платье, развязать шелковые ленты, стягивающие корсет, и тогда обнажились восхитительные, палевые полушария, увенчанные розовыми сосками.

Майлс осторожно припал к одному из них губами, и Кэтрин застонала в ответ. Майлс заставил себя оторваться и посмотреть ей в лицо.

Слезы на глазах Кэтрин давно высохли, и теперь в глубине зрачков мерцали огоньки страсти. Губы Кэтрин, слегка припухшие, словно просили о новых поцелуях. Майлс взглянул на обнаженную грудь Кэтрин. На одном из прелестных полушарий было родимое пятно в виде лунного серпа. Майлс нежно поцеловал его.

Они целовались, и с каждой секундой Кэтрин все теснее прижималась к Майлсу. Казалось, что нет уже такой силы, которая не даст им слиться воедино, как…

Как вдруг в дверь спальни постучали и раздался знакомый голос:

– Кэтрин, вы у себя? Это я, Гаррет. Вы все еще сердитесь на меня, Кэтрин? – не дождавшись ответа, он постучал еще раз и спросил: – С вами все в порядке, Кэтрин?

– Да, благодарю вас, Гаррет, – откликнулась наконец Кэтрин. – Со мной все в порядке, просто я немного устала и легла отдохнуть. Встретимся за обедом.

Гаррет ушел, и стало ясно, что вместе с ним ушел и безумный порыв страсти. Кэтрин прикрыла глаза и отвернулась от Майлса. Она чувствовала себя настолько смущенной, что не могла взглянуть ему в лицо. Ей нужно было время, чтобы успокоиться и прийти в себя.

– Простите меня, милорд, – прошептала она. – Мне очень стыдно за себя. А теперь прошу вас, уйдите и оставьте меня одну.

Если бы Кэтрин посмотрела сейчас на Майлса, то увидела бы, что тот смущен ничуть не меньше ее. Ведь Майлс всегда гордился умением контролировать свои чувства и поступки и теперь никак не мог понять, как же мог один-единственный поцелуй проделать такую брешь в броне, которую он считал непробиваемой. Да, женские чары Кэтрин оказались гораздо сильнее, чем он мог предположить. Майлс знал, что сейчас ему нужно уйти, но, как истинный джентльмен, он не мог уйти, не извинившись перед дамой.

– Я сейчас уйду, Кэтрин, но сначала выслушай меня. Ты не сделала ничего такого, за что можно было бы просить прощения. Во всем виноват только я. И не только в том, что сейчас случилось. Это я втянул тебя в свой план, в сущности, принудил тебя принять в нем участие. Прости. Если хочешь, можешь выйти из игры в любую минуту. Я не стану отдавать Рори под суд. Одно только слово, и я дам вам обоим возможность немедленно вернуться домой, в Ирландию. – Кэтрин по-прежнему лежала, отвернувшись к стене. Майлсу ничего не оставалось, как говорить, глядя в спину девушки. – Но прежде чем ты примешь окончательное решение, выслушай еще одно мое признание. Виктория была для меня всем – самым надежным помощником, самым верным другом, моей невестой, наконец. Теперь она пропала, и я виню в этом только себя. Я был нужен Тори здесь, а я покинул ее ради охоты за твоим братом. Останься я тогда в Англии, и, глядишь, ничего бы не случилось. Но теперь, с твоей помощью или без, но я добьюсь того, чтобы отдать Эдварда под суд за то, что он сделал с Тори. Я знаю, что это он стоит за ее похищением, и не успокоюсь до тех пор, пока не сумею доказать это.

Майлс поднялся и закончил, поправляя на себе одежду:

– Спасибо тебе за все, Кэтрин. Спасибо за то, что хотела мне помочь. Я никогда тебя не забуду. Мне жаль расставаться с тобой, но еще сильнее я жалею о том, что никогда не смогу рассказать тебе, что ты значишь для меня на самом деле.

С этими словами он вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь.

Кэтрин еще какое-то время лежала неподвижно, погрузившись в свои мысли. Наконец она приняла решение, заявив вслух:

– Хорошо. Я ему покажу.

– Ты с ума сошел, – покачал головой Гаррет, сидя вечером в кабинете вместе с Майлсом. – Если ты сказал Кэтрин, что она может быть свободна, она с первым же судном отплывет в Ирландию!

Стоявший возле камина Майлс только повел плечами и ответил, не отводя глаз от пляшущих огоньков пламени:

– Наша леди может принять и другое решение.

– Да, и ты молишься, чтобы так оно и случилось. Напрасно, дружище. Не думаю, чтобы эта твоя молитва дошла по назначению. – Гаррет наполнил вином два бокала и протянул один из них Майлсу. – Лучше выпей, старина. Это поможет тебе легче пережить ту минуту, когда… Что за черт?

Майлс поставил свой бокал на каминную полку и обернулся, чтобы посмотреть, чему это так удивился Гаррет.

В дверях кабинета стояла Кэтрин – в красивом голубом платье с пышными рукавами, сшитом по последней моде.

А ее лицо – прекрасное лицо – светилось в рамке коротко остриженных завитых локонов!

Майлс был настолько потрясен, что его хватило всего на одно слово:

– Кэтрин?

– Разумеется, Кэтрин, кто же еще, – ответил за девушку Гаррет и поспешил к двери. – Вы выглядите просто безукоризненно, миледи.

– Я безукоризненна сама по себе или как двойник Виктории? – спросила Кэтрин, приподнимая бровь.

– В обоих смыслах, моя дорогая, – улыбнулся Гаррет, поднося к губам ее руку.

– Ну, вы-то известный дипломат, Гаррет, – заметила Кэтрин, переводя взгляд на Майлса и направляясь к камину. – А что скажете вы, милорд? Смогу я одурачить Эдварда Демьена?

Майлс почувствовал, что у него от счастья закружилась голова.

– Так, значит, ты решила остаться с нами? А я думал, что после сегодняшнего… э-э… разговора…

Кэтрин приложила палец к его губам.

– Это мы обсудим позже. А пока давайте займемся лучше тем негодяем, которого вы с моей помощью намерены затащить в мышеловку.

Майлс взял ладонь Кэтрин, поднес ее к губам и только теперь заметил на руке девушки глубокий, давно затянувшийся порез.

– Откуда у тебя этот шрам, Кэт? Память о каком-нибудь сражении?

– Нет, – покачала она головой и отняла свою ладонь. – Как ни странно, но ни в одном бою я не получила ни единой царапины. А это… – Она провела по шраму указательным пальцем. – Па сказал, что это у меня с раннего детства. Если верить его рассказам, я всегда была ужасной непоседой.

Часы на камине пробили половину девятого, и Гаррет заметил недовольным тоном:

– Это в городе привыкли обедать поздно, но здесь, на свежем воздухе, терпеть так долго просто невозможно. Если позволите, я схожу узнать, скоро ли подадут на стол.

Гаррет вышел из кабинета, и теперь Майлс мог наконец спросить о самом главном, что заботило его в эту минуту. Он посмотрел в глаза Кэтрин и негромко сказал:

– Я предложил тебе свободу, но ты предпочла остаться рядом со мной. Почему?

Кэтрин поспешно отвела взгляд в сторону, пожала плечами и ответила, присаживаясь на диван:

– Глупый вопрос. Потому, что я нужна тебе.

– И ради того, чтобы поймать Эдварда Демьена, ты решилась отрезать свои волосы? – продолжил Майлс, садясь рядом с Кэтрин.

– Не будь наивным, англичанин, – нахмурилась Кэтрин. – Разумеется, поначалу я согласилась принять твое предложение только для того, чтобы выиграть время. Я надеялась тогда сбежать при первой же возможности. Но теперь я хочу остаться, и не ради Эдварда, но ради тебя и Виктории.

– Но вы с Викторией даже не знакомы, – возразил Майлс, с трудом скрывая свое разочарование.

– Отчего же? Благодаря тебе я знаю Викторию очень даже хорошо. Знаю ее и восхищаюсь ею. Я не могу позволить человеку, виновному в исчезновении Виктории Карлайл, избежать наказания.

– Эдвард, Виктория, это я понимаю, – сказал Майлс, беря в ладонь руку Кэтрин. – Ну а я? Что ты думаешь обо мне, Кэтрин?

Она опустила глаза, немного подумала, а затем заговорила:

– Вы благородный человек, Майлс Грейсон. Вы очень высоко цените честь, но преданность – еще выше. Несмотря на свой титул, вы сумели сохранить любовь к свободе. Думаю, что счастливее всего вы в открытом море. Однако чувство долга перед своей семьей заставляет вас сидеть на берегу, и вы идете на это ради них. Молюсь о том, чтобы вы никогда не принесли свою душу в жертву чьим-то мечтам.

– Откуда тебе все это известно? – поразился Майлс. – Об этом я не говорил никогда ни одной живой душе. Неужели я настолько не умею контролировать себя, что все мои мысли и чувства можно прочитать, словно в раскрытой книге?

– Нет, – улыбнулась Кэтрин. – Все эти две недели ты старался сохранить между нами дистанцию, но сегодня все преграды рухнули. Ты приоткрыл передо мной свое сердце и позволил заглянуть тебе в душу. Ты предложил мне свободу, несмотря на то что не хотел отпускать меня. Ты хотел дать мне шанс. Я тоже.

– Но твои волосы? Как ты не побоялась отрезать их и остаться беззащитной? – спросил Майлс, стараясь повернуть ставший слишком серьезным разговор в более шутливое русло.

– Один симпатичный джентльмен обещал, что они у меня опять отрастут, – улыбнулась Кэтрин, глядя в глаза Майлсу. – Кроме того, каждый из нас сам кует свое счастье, англичанин.

– Самым счастливым в моей жизни стал день, когда я встретил тебя, – сказал Майлс, наклоняясь к губам Кэтрин, но его остановил голос Гаррета, донесшийся из коридора. Майлс и Кэтрин стремительно отпрянули друг от друга, и, когда Гаррет вошел в кабинет, они сидели уже на разных концах дивана.

– Кэтрин, Майлс, обед подан. Сегодня будет седло барашка.

Гаррет подошел к дивану и сказал, предлагая Кэтрин свою руку:

– Позвольте сопроводить вас к столу, миледи?

Майлс поплелся сзади, думая о том, что Леди Кошка одержала сегодня очередную победу. Ей удалось взять на абордаж его сердце.

Спустя несколько часов Кэтрин лежала в своей постели, но никак не могла уснуть. В последние дни она перестала видеть сны; вместо них она погружалась в какой-то серый туман.

Кэтрин постоянно думала о том, что через десять дней – всего через десять! – ей предстоит появиться в образе Виктории Карлайл. Слава богу, с помощью Гаррета она научилась говорить, ходить, танцевать и даже ездить верхом точно так же, как пропавшая Виктория. Благодаря стараниям Гаррета у нее теперь были платья, сшитые по последней парижской моде. В тот миг, когда она отрезала свои длинные волосы, метаморфоза совершилась, и теперь Кэтрин сама не понимала порой, кто она – ирландская пиратка Леди Кошка или светская англичанка леди Виктория.

Быть Викторией ее научил Майлс. Он так много рассказал о самой Виктории и ее друзьях, что Кэтрин не только вжилась в предложенный ей образ, но даже ловила себя порой на том, что может назвать то или иное имя или дату еще до того, как прочитает его на листе бумаги, исписанном почерком Майлса.

Единственное, чего Кэтрин не умела в отличие от Виктории, так это свободно говорить и писать на пяти языках. Сама Кэтрин знала только английский, кельтский да еще могла кое-как разобрать латынь, которой ее учили в школе. Впрочем, зачем ей нужна была сейчас эта латынь? Порешили на том, что Майлс или Гаррет будут постоянно находиться рядом с Кэтрин и придут на помощь, как только у нее могут возникнуть затруднения, связанные с французским или итальянским.

«Я должна помочь Майлсу разоблачить этого негодяя, Эдварда Демьена», – думала Кэтрин, продолжая ворочаться на кровати. Поправила под головой подушку и задумалась о человеке, который с самого первого дня их не совсем обычного знакомства занимал ее воображение, – о Майлсе Грейсоне.

Поначалу он раздражал ее, казался Кэтрин холодным и бесчувственным, но после того, что случилось сегодня… Теперь она знала, что в груди Майлса бьется горячее сердце, знающее, что такое страсть и что такое боль. Майлс Грейсон оказался мужчиной, в которого ей вдруг захотелось влюбиться.

Беда, обрушившаяся на Майлса, могла сломить и более крепкого мужчину. Ведь он потерял свою невесту и теперь…

Кэтрин резко приподнялась и яростно ударила кулаком по кровати. «Проклятье! – подумала она. – Ведь Майлс целовал сегодня не меня, он целовал свою Тори, на которую я так похожа! Ну что ж, как бы ни были мы похожи с оригиналом, но место Виктории в постели Майлса я не займу! Мне чужой любви не нужно. Я хочу, чтобы любили меня саму, а не какую-то тень!»

Она скрипнула зубами, снова откинулась на подушки, но долго еще не могла успокоиться.

«Майлс никогда не любил меня, – размышляла Кэтрин. – Кого он видит во мне? Преступницу, за голову которой назначено вознаграждение. Пиратку, по странной случайности как две капли воды похожую на его пропавшую невесту. Как только все это закончится, Майлс вернется к Виктории и заживет с нею спокойно и счастливо, а я…»

Кэтрин сильно тряхнула головой и со вздохом сказала самой себе:

– Что – я? Предположим, я могу остаться в Англии, разыскать Джастина. Быть может, он по-прежнему ждет меня. А если нет, то, возможно, я встречу какого-нибудь другого достойного человека…

Перед мысленным взором Кэтрин промелькнуло улыбающееся лицо Гаррета, и она тихонько рассмеялась.

«А что? – подумала она. – Гаррет – красивый мужчина. И я ему нравлюсь, я знаю. Завтра он обещал отвезти меня в деревню, у него приготовлен для меня какой-то рождественский подарок. Не дать ли в сердце уголок бедному сэру Гаррету?»

С мыслями о Гаррете она и уснула в ту ночь, тайно надеясь забыть человека по имени Майлс Грейсон.

 

ГЛАВА 17

Рождество пришло в Морган Мэнор. Венки из сосны и остролиста, перевязанные яркими лентами, украсили стены, столы и каминные полки, наполняя весь дом своим ароматом. В большой камин в гостиной слуги уже положили огромное бревно, которое будет гореть весь рождественский вечер, а на кухне приготовили огромный медный котел для праздничного пудинга.

Майлс и Кэтрин сидели в большой гостиной, когда туда вошел Гаррет с длинной, выше его, елкой. Гаррет торжественно установил елку в углу гостиной и сказал:

– В Баварии принято ставить на Рождество елку и украшать ее орехами, лентами, конфетами, ангелочками, звездочками и фигурками зверей. Странный обычай, но мне он нравится.

– Еще бы он вам не нравился, Гаррет, – откликнулась Кэтрин. – Вы сами обожаете красиво одеваться, так почему бы вам не приодеть и свой дом?

– Этот обычай уходит корнями в глубокую древность, – пояснил Майлс. – Когда-то украшенное рождественское дерево называлось эдемским и должно было напоминать христианам о потерянном рае. Правда, лично мне рождественская елка кажется прежде всего символом надежды и возрождения, она напоминает нам среди зимы о зелени будущего лета.

Кэтрин поразилась искренности и глубине слов Майлса.

– Я и не знала о том, что ты такой философ, Майлс, – сказала она. – Просто настоящий ирландец. Скажи, у тебя в роду не было ирландцев?

– Представь себе, были. Моя бабушка, Мэри Маргарет О'Мэлли, считалась первой красавицей в своем Кинсайле – это маленький городок на восточном побережье Ирландии. У нее были черные волосы, молочно-белая кожа и глаза цвета лазури, – задумчиво улыбнулся Майлс. – Дома ее называли «кайлин». Я спросил ее, что это означает, и она объяснила мне, что так в Ирландии называют хорошеньких темноволосых девушек. С того дня я заинтересовался Ирландией и вскоре с помощью бабушки не только узнал историю этой страны, но и выучил ее язык.

– И… И хорошо ты знаешь наш язык? – удивленно спросила Кэтрин.

– Достаточно, чтобы читать, писать и понимать, что говорят, – ответил Майлс и усмехнулся: – Во всяком случае, я хорошо разобрал все ругательства, которыми ты осыпала меня в ту ночь, когда я захватил тебя в плен.

– Но тогда ты должен был понять и то, что я сказала Рори перед тем, как ты увел меня, – нахмурилась Кэтрин. – Значит, ты подслушивал, не выдам ли я план похищения брата или побега?

– Говоря по совести, я допускал и это, Кэт. Но услышал, как ты успокаиваешь брата, и понял, что мои опасения были напрасны. Ну а то, что я понимаю ваш язык, я побаивался раскрывать раньше времени. Простишь меня за это?

Прежде чем Кэтрин успела что-либо ответить, в разговор вступил Гаррет.

– Пойдемте украшать елку, друзья, – сказал он.

В гостиной появилась Дарси и еще несколько слуг. Они стали развешивать на елке золоченые орехи, яркие ленты и вырезанные из разноцветной бумаги фигурки.

Когда все было закончено, Гаррет отступил назад, любуясь украшенным деревом.

– Хорошо бы прикрепить к ветвям еще и зажженные свечи, – мечтательно заметил он.

– Нет! Не нужно огня! – немедленно воскликнула Кэтрин. – Огонь – это опасно!

– Ты вся дрожишь, – сказал Майлс, обнимая девушку за плечи. – Что с тобой?

– Я ужасно боюсь огня. Ничего больше не боюсь, ни воды, ни высоты, но огонь всегда смертельно меня пугает.

– В Индии есть поверье, что души людей много раз приходят в различных обличьях на землю перед тем, как навсегда уйти на небо. Возможно, в одной из твоих прежних жизней было какое-то сильное потрясение, связанное с огнем, – сказал Майлс, гладя Кэтрин по плечу.

– Ну, теперь-то я точно знаю, что ты ирландец, – улыбнулась она в ответ. – Кто, кроме ирландца, может так сильно верить в старинные предания.

– Продолжай, пожалуйста, – воскликнул Майлс.

– Продолжать? – озадаченно переспросила Кэтрин. – Что продолжать?

– Продолжай улыбаться. От твоей улыбки становится так светло, что Гаррету не понадобятся никакие свечи.

Майлс отошел к елке, и Кэтрин проводила его долгим взглядом. В последние дни она старалась держаться подальше от него. Ее обуревали противоречивые желания – с одной стороны, Кэтрин не собиралась врачевать душевные раны Майлса, но в то же время ей так хотелось снова очутиться в его объятиях!

Стремясь выбросить из головы мысли о Майлсе, она пыталась переключить свое внимание на Гаррета. Тот не скрывал своей привязанности к Кэтрин, обращался с ней словно с принцессой и старался не отходить ни на шаг. Он даже целовал ее, но поцелуи Гаррета казались Кэтрин только лишь приятными, но холодными, а память хранила воспоминания о поцелуях Майлса, пронизанных огнем страсти. И тогда Кэтрин невольно вздыхала, понимая, что Гаррет, несмотря на свою красоту и обаяние, не в силах завоевать ее сердце. Оно уже безраздельно принадлежало Майлсу.

Наступающее Рождество дарило ей грусть. Впервые в жизни Кэтрин должна была встретить его вдали от дома, без родителей, без братьев, без старого верного Пэдрика. Можно представить, как все они волнуются сейчас за нее и за Рори!

Кэтрин смахнула набежавшую слезинку и тихонько вышла за дверь. Гаррет в это время стоял к ней спиной, прилаживая на самую верхушку ели золотую бумажную звезду, и уход Кэтрин заметил только Майлс.

Он вышел вслед за нею. Кэтрин плакала возле холодного камина. Майлс быстро подошел сзади, обнял девушку за плечи. Кэтрин повернулась и уткнулась лицом ему в грудь.

– Почему ты плачешь, Кэтрин? В Рождество принято веселиться, а не плакать.

Кэтрин подняла голову. На кончиках ее ресниц блестели слезинки.

– Я подумала о том, как встречают это Рождество в моем доме. Там тоже, наверное, плачут, а не веселятся. И все по моей вине.

Майлс склонил голову и нежно поцеловал губы Кэтрин.

– Нет, дорогая. Твоей вины в том нет. Если кто и виноват во всем, так только я один. Прости меня за то, что я принес всем вам столько горя.

В этот миг раздался стук в дверь, и из коридора послышался голос Дарси: – Вы здесь, миледи? Лорд Гаррет послал меня найти вас и виконта Райленда.

Кэтрин подошла к двери и открыла ее со словами:

– Мы оба здесь, Дарси. Входи и рассказывай, что случилось.

– На самом деле ничего не случилось, миледи, – ответила Дарси, входя в комнату и приседая. – Просто лорд Гаррет распорядился принести и положить под елку ваши рождественские подарки.

– Гаррет положил мои подарки под елку?

– Да, – кивнула Дарси. – Не беспокойтесь, я все перенесла очень аккуратно и ничего не забыла, даже ту коробочку с туалетного столика.

– Но я не хочу, чтобы та коробочка… – Кэтрин увидела, что Майлс смотрит на нее, и не стала договаривать. – Хорошо, отлично, Дарси. А теперь давайте вернемся в гостиную и поможем Гаррету. Ты идешь? – спросила она, оборачиваясь к Майлсу.

– Я присоединюсь к вам через несколько минут, – ответил тот. – Мне нужно сходить и за своими подарками.

– Лорд Гаррет положил под елку и ваши подарки, милорд, – заметила Дарси.

– Что? Но как он… – Майлс перехватил вопросительный взгляд Кэтрин и добавил: – Ну что ж, отлично. А теперь пойдемте посмотрим, какие еще сюрпризы приготовил для нас наш милый хозяин.

Когда они вернулись в гостиную, Гаррет был там один.

– У нас в доме всего несколько слуг, – сказал он, увидев вошедших, – поэтому я пригласил их встретить Рождество вместе с нами. Сейчас мы закусим, а потом отправимся в музыкальный салон и будем петь рождественские песни. Совсем недавно отец привез из Вены прекрасное пианино, и мне не терпится его обновить. Будем веселиться! Кстати, наша экономка, миссис Кокс, прекрасно играет на фортепьяно. Потом вернемся сюда, поднимем тост за Рождество и примемся за подарки!

– Нет! – в один голос воскликнули Майлс и Кэтрин.

Кэтрин покосилась на Майлса и сказала, обращаясь к Гаррету:

– Если вы не против, мы подарим подарки слугам, а со своими подождем до утра. У нас в семье было так принято.

– Да, да, – поспешил добавить Майлс. – У нас в семье тоже так было принято – получать и дарить свои подарки именно рождественским утром.

– Традиции – дело святое, – развел руками Гаррет. – Пусть будет так. А теперь – праздник!

Все прошло, как задумал Гаррет. Сначала был ужин с жареной индейкой, пудингом, овощами, свежим горячим хлебом и шестью видами десерта, а затем – музыка. Дружные веселые голоса заполнили дом Морганов, славя рождение Христа. Уступив просьбам Гаррета, Кэтрин спела старинную ирландскую рождественскую песню, аккомпанируя себе на арфе. Со второго куплета к ней присоединился Майлс, и их голоса сплелись воедино. Они допели, глядя друг другу в глаза.

Наконец все вернулись в гостиную, и Гаррет стал одаривать слуг. Майлс и Кэтрин тем временем наполнили бокалы крепким элем. Затем были тосты, и поздравления, и пожелания счастья и любви.

Когда все уже начали расходиться, Дарси подошла к Кэтрин и смущенно сказала:

– Миледи, я хочу поблагодарить вас за прекрасные подарки. У меня никогда в жизни не было еще таких красивых туфель и такого прелестного гребня для волос.

– Я очень благодарна тебе, Дарси, – ответила Кэтрин. – Ты так помогла мне. Я высоко ценю твою преданность и деликатность.

Дарси вытащила из-под передника маленький сверток и протянула его Кэтрин.

– Мой подарок не может сравниться с вашим, миледи, но я приготовила его для вас от всего сердца.

Кэтрин развернула бумагу и увидела тонкий шарф, связанный из белой шерсти, с красивыми узорами по краям.

– Я сама связала его для вас, миледи.

– Спасибо, Дарси. Я с удовольствием буду носить этот шарф. А на следующее Рождество ты, может быть, свяжешь мне шаль.

– С удовольствием, миледи… – начала было Дарси и вдруг осеклась: – На следующее Рождество? Я не ослышалась, миледи, вы в самом деле так и сказали – на следующее?

– Да, – улыбнулась Кэтрин. – Если ты, конечно, не имеешь ничего против путешествий. Тебе доводилось плавать на судне, Дарси?

– Нет, но я всегда мечтала об этом, миледи, – раскраснелась Дарси. – Обещаю вам, что буду работать не покладая рук и буду вам верной помощницей всегда и во всем.

– А теперь иди спать, Дарси, – улыбнулась Кэтрин. – Сегодня ты мне больше не понадобишься. Счастливого Рождества.

– Благодарю вас, миледи, – низко поклонилась Дарси. – Доброй ночи.

Кэтрин стояла и смотрела вслед Дарси. Вдруг кто-то осторожно прикоснулся к ее плечу.

– Простите, Кэт, но должен вам заметить, что вы стоите прямо под венком из омелы. По традиции с вас положен штраф, – сказал Гаррет.

Кэтрин подняла глаза, увидела над своей головой тонкие зеленые веточки омелы, перевязанные красной лентой, и спросила, притворно вздохнув:

– И к чему же вы хотите приговорить меня, добрый господин?

– К поцелую, если, конечно, такая плата не покажется вам чрезмерной, миледи, – ответил вместо Гаррета Майлс.

– И кого же я должна буду поцеловать? – с улыбкой спросила Кэтрин.

– Меня! – в один голос ответили Гаррет и Майлс.

Первым она поцеловала Гаррета. Их поцелуй был нежным, легким и коротким, после чего Гаррет сказал, смущенно опустив глаза:

– Счастливого Рождества, Кэтрин. Увидимся утром, когда станем распаковывать наши подарки. А теперь, если вы с Майлсом позволите, я удалюсь – мне нужно сделать распоряжения миссис Кокс относительно завтрака.

Он прикоснулся губами ко лбу Кэтрин и поспешно вышел из гостиной.

– А теперь заплати штраф мне, Кэт.

Кэтрин обернулась и тут же оказалась в объятиях Майлса. На этот раз поцелуй оказался обжигающим и долгим – он тянулся до тех пор, пока в гостиной не появились слуги, пришедшие убирать со стола.

– Доброй ночи, Майлс.

– Доброй ночи, миледи.

Кэтрин подобрала юбки и ринулась прочь. Она одним духом домчалась до своей спальни и захлопнула за собою дверь. Сердце ее бешено колотилось, а в мозгу билось птицей, попавшей в силки, одно только имя – Майлс.

– Господи, какая же я дура! – прикрикнула на саму себя Кэтрин. – Он же хочет не меня! Просто я похожа на девушку, в которую он влюблен, и больше ничего!

Она походила по спальне и наконец решила, что Майлс не должен увидеть подарок, который она для него приготовила. Слава богу, что все подарки остались под елкой до утра!

Свой подарок Кэтрин приготовила сегодня утром. Она взяла свой локон, отрезанный в тот день, когда ей впервые раскрылась душа Майлса. Золотистые длинные пряди она свила венком, связала концы желтой лентой и уложила в коробочку. Собираясь подарить их на Рождество Майлсу, она приложила к венку записку, в конце которой добавила несколько слов по-кельтски. Кэтрин решила, что, когда Майлс спросит ее о том, что здесь написано, она ответит, что это старинное ирландское пожелание счастья.

Вечером ей стало ясно, какую ошибку она допустила, но было уже поздно – бархатная коробочка легла под елку вместе с грудой остальных подарков.

– Ты – непроходимая дура, Кэтрин О'Бэньон, – сердито сказала она своему отражению в зеркале. – А теперь спускайся поскорее вниз и забери свою записку до того, как она попадет в руки Майлса!

Кэтрин накинула халат поверх ночной сорочки и уже через минуту входила в гостиную с зажженной свечой в руке. Села на пол возле елки, поставила рядом с собой подсвечник, нашла свою коробочку и вдруг услышала за спиной знакомый голос:

– Не можешь утерпеть до утра, Кэт?

От неожиданности она выронила коробочку. Майлс подошел, поднял ее и присел на пол рядом с Кэтрин. Увидев на коробочке свое имя, он удивленно поднял бровь и спросил:

– Решила, что я недостоин этого подарка? А я пришел добавить к твоим подаркам еще один.

Майлс положил коробочку на пол и протянул Кэтрин сверток, который держал в другой руке.

– Я хочу подарить тебе эту вещь, Кэт. Она принадлежала моей бабушке, Мэри Маргарет. Разверни, пожалуйста.

Дрожащими пальцами Кэтрин развернула хрустящую яркую бумагу и увидела древнюю книгу, написанную по-кельтски. На обложке золотыми буквами было вытиснено: «Tain Bo Cuailgne». – Что это, Майлс? Старинная поваренная книга?

– Нет. Это древняя легенда об ирландском герое по имени Кухуллин и его битве с великой королевой Медб из Коннахта. Это была красивая и отважная женщина, пришедшая в Ольстер, чтобы завладеть священным Коричневым Быком из Кули.

– Она добилась своего? – живо поинтересовалась Кэтрин.

– Не сразу. Кухуллин договорился с королевой Медб, что они не станут устраивать большую битву и будут вместо этого выставлять каждое утро по одному бойцу друг против друга. Каждый раз на поединок выходил сам Кухуллин и убил одного за другим всех воинов Медб.

– Это было глупо с ее стороны – начинать битву на таких условиях, – фыркнула Кэтрин.

– Не торопись осуждать Медб, – предупредил ее Майлс. – Пока продолжались поединки, она сумела настроить против Кухуллина весь народ и тогда вывела свою армию на решительный бой. Кухуллин был тяжело ранен и тогда приказал привязать себя к столбу, чтобы встретить свою смерть на ногах. Так он и стоял перед врагами с мечом в руке, и никто не решался приблизиться к столбу, к которому он был привязан, – даже сама королева Медб. Он умер, и о смерти Кухуллина все догадались лишь тогда, когда на его плечо сел ворон, прилетевший выклевать глаза бесстрашного воина. Так великий Кухуллин пал жертвой женщины. Мне кажется, Кэт, что ты – не валькирия. Ты – сошедшая во второй раз на землю королева Медб из Коннахта. Такая же прекрасная, отважная, умная и такая же опасная для любого мужчины.

– Я польщена тем, что ты сравниваешь меня с королевой Медб, – сказала Кэтрин, прижимая к груди старинную книгу. – Мне нравится, что ты готов принять меня такой, какая я есть, и не заставляешь меня стать, как все. Ты ни в чем не обвиняешь меня. Я очень благодарна тебе за это, Майлс.

Она протянула ему свою коробочку и тихо сказала:

– Надеюсь, ты не станешь смеяться надо мной.

Майлс развязал ленточку и поднял крышку. Вытащил венок, сплетенный из золотых локонов, заметил под ним записку, вынул ее, развернул сложенный лист бумаги и прочитал при свете свечи:

«Когда я обрезала свои волосы, я решила не расставаться со своим талисманом, но поделиться им с тобой. Быть может, эти локоны помогут тебе одержать немало побед и уберегут от напасти.

Tha gaol agam ort, Майлс.

Всегда твоя Кэтрин».

Майлс посмотрел на Кэтрин, а затем указал кивком головы на книгу, которую та держала в руках.

– Прочитай надпись на титульном листе, – сказал он.

Кэтрин раскрыла книгу и прочла вслух:

– «Моей дорогой и единственной Кэт. Tha gaol agam ort.

Навеки твой Майлс».

– Майлс, ты написал по-кельтски: «Я тебя люблю», – прошептала Кэтрин, глядя на Майлса.

– Да, я знаю. И ты написала то же самое.

– Но ты же любишь не меня, – покачала головой Кэтрин. – Ты любишь Викторию.

– Неправда. Я люблю именно тебя, – возразил Майлс, беря в ладони руки Кэтрин. – Когда-то ты сказала, что я поступился своей свободой ради семьи. Это случилось после смерти Адама, когда я неожиданно остался единственным наследником и ко мне перешел родовой титул. Я счел необходимым исполнять свой долг перед семьей, и мое обручение с Викторией стало частью моих новых обязанностей. Мы с ней дружили с детства. Когда я узнал о том, что она обручена с Адамом, мне стало больно от того, что старшему брату должно было достаться все, включая Викторию. Я хотел отговорить ее от этого брака, но потом увидел, как она счастлива рядом с Адамом, и отступился. Смерть Адама была для Виктории тяжелым ударом. Чтобы забыться, она обратилась ко мне. Сначала мы на паях организовали судоходную компанию, а спустя несколько месяцев я попросил ее стать моей женой. Я знал, что Тори не любит меня, но полагал, что теперь ко мне должно перейти все, чем владел Адам, включая его невесту.

– Но ведь ты любил ее? – спросила Кэтрин, сжимая руку Майлса.

– Разумеется, я ее любил, но скорее как верного друга, а не как женщину, по которой сходил бы с ума. Собственно говоря, ничего, кроме нескольких поцелуев и объятий, между нами не было. Я говорил тогда себе, что не хочу торопить Викторию, что хочу дать ей время опомниться после смерти Адама. На самом деле я искал отсрочку для самого себя.

– Я не очень хорошо понимаю, что ты хочешь этим сказать, – нахмурилась Кэтрин.

– Мужчина может испытывать к женщине страсть, влечение, но мне хотелось большего: настоящего чувства, настоящей любви, а ее-то во мне и не было. Я так и не научился видеть в Тори желанную женщину, она всегда оставалась для меня верным другом – и больше ничего.

– А ко мне ты пылаешь страстью?

– Да, я страстно люблю тебя, Кэт, – пылко заговорил Майлс, прижимая к груди ее руку. – Я чувствую в тебе родную душу, я знаю, что мы созданы с тобой друг для друга. Ты для меня дороже всего на свете, Кэт, и я… Я люблю тебя.

Слезы подкатили к глазам Кэтрин, мешая ей говорить. Она смахнула их и тихо прошептала:

– Я тоже люблю тебя, Майлс. Только этого, увы, недостаточно для того, чтобы мы с тобой могли быть счастливы.

– Ты сказала, что любишь меня. Чего же еще? И почему мы с тобой не можем быть счастливы вместе?

– Глупый вопрос. Ты – титулованный лорд. Я – преступница, за голову которой назначена награда. Если станет известно, кто я такая на самом деле, тебя посадят в тюрьму, а меня вздернут на виселице.

– Не будем гадать о том, что с нами может случиться, – покачал головой Майлс. – Ответь мне лучше на простой вопрос: ты любишь меня?

– Люблю всем сердцем, всей душой, но…

– Никаких «но». Ты любишь меня, и весь остальной мир может катиться к черту. С этой минуты я буду жить только ради нас с тобой, и никто не посмеет запретить мне любить тебя, Кэтрин. Никто и никогда.

Майлс крепко обнял Кэтрин и поцеловал ее в губы. Она тихо застонала, и тогда он подхватил ее на руки и понес наверх по широкой мраморной лестнице.

Когда они оказались в спальне Кэтрин, Майлс запер дверь на ключ и сел на кровати рядом со своей золотоволосой богиней. Зыбкий свет свечи освещал прекрасное лицо Кэтрин, отбрасывал на потолок странные качающиеся тени. Волнение Кэтрин отражалось в ее глазах, которые выглядели сейчас необычайно глубокими и испуганными.

– Что с тобой, Кэт? – спросил Майлс, проводя кончиками пальцев по ее щеке. – Ты не хочешь заниматься со мной любовью?

– Хочу, конечно, хочу, очень, – чуть слышно ответила Кэтрин. – Но дело в том, что я… Я никогда прежде не занималась этим ни с одним мужчиной…

Майлс был потрясен. Он был уверен в том, что Кэтрин успела в своей жизни пройти все огни и воды. Как же ей это удалось – сохранить невинность, живя посреди разбойников и пиратов, проводя долгие месяцы на судне, – одна хрупкая девушка против тридцати матросов? Невероятно!

– Ты никогда прежде не была с мужчиной? – с улыбкой переспросил он.

– Когда рядом такие бойцы, как мой па, братья и дядя Пэдди, немного найдется смельчаков, которые рискнули бы подойти ко мне поближе. И смотри, англичанин, если ты вздумаешь смеяться над моей неопытностью, я тебе этого вовек не прощу!

– Любовь моя, – покачал головой Майлс, – твоя невинность – это самый драгоценный подарок изо всех, что я когда-либо получал. Если ты не готова отдать свой дар сейчас, я могу подождать. Такие подарки нельзя отбирать силой, ты меня понимаешь?

– Я хочу тебя, Майлс, до смерти, до безумия. Прошу тебя, возьми меня прямо сейчас. Сделай меня своей женщиной, Майлс.

Ей не пришлось повторять свои слова дважды. Майлс развязал пояс на халате Кэтрин, расстегнул пуговицы на ее ночной сорочке и медленно обнажил ее плечи. Сбросив одежду девушки на пол, он залюбовался ее наготой.

Фигура Кэтрин была прекрасна, словно античная статуя, такой красоты Майлс не видел еще никогда в жизни. Он протянул руки, сгорая от желания поскорее прикоснуться к этой нежной коже, к этим восхитительным округлостям, но сдержал свой порыв, помня о том, что должен быть терпеливым и осторожным – ведь все это происходит в ее жизни впервые, и он не вправе торопиться.

– Ты никогда не видела обнаженного мужчину? – спросил он, целуя ладони Кэт.

– На судне я видела матросов без рубашек, но того, что ниже, не видела никогда. Даже дома мои братья никогда не показывались мне на глаза неодетыми. Правда, ма рассказала мне о том, как устроены мужчины, но видеть их обнаженными… Пожалуй, все мои познания ограничиваются лишь статуями, которые я видела в музее.

– Статуи сделаны из холодного мрамора, Кэт, – рассмеялся Майлс. – Настоящие мужчины совсем другие. Раздень меня сама, Кэт.

Дрожащими руками Кэтрин расстегнула рубашку Майлса и стянула, обнажая его поросшую темными волосами грудь. Прикоснулась пальцами к его горячей коже, дотронулась до плоских сосков, спрятанных под курчавыми завитками, и Майлс застонал от острого желания.

Кэтрин решила, что сделала Майлсу больно, и отпрянула, но тот перехватил ее ладони и вернул на место, а затем медленно опустил вниз, к поясу брюк. Еще минута, и Майлс остался совершенно обнаженным.

Теперь пришла очередь Кэтрин полюбоваться мужским телом. Майлс был отлично сложен. Упругие мускулы натягивали кожу на его руках, плечи были широкими и мощными, а на животе не было заметно ни капельки лишнего жира. Сильные бедра плавно переходили в длинные, стройные ноги, а между ними торчал предмет, до сих пор остававшийся для Кэтрин непостижимым и загадочным.

Он выступал из поросли темных волос и казался на вид огромным и жестким. Она протянула руку, провела по нему пальцами и поразилась, ощутив под ними нежную шелковистую кожу.

– Как он может сразу быть таким жестким и таким мягким? – удивилась она.

Майлс едва не задохнулся от возбуждения и сказал, осторожно укладывая Кэтрин на белоснежные простыни:

– Ничего не бойся, Кэт. Я буду очень осторожен. Верь мне.

Он припал к губам Кэтрин и принялся ласкать своим языком ее губы, ее язык, чувствуя, как нарастает в них обоих неудержимая, рвущаяся наружу страсть. Вскоре Кэтрин негромко застонала. Майлс осыпал поцелуями ее шею и восхитительную высокую грудь с напрягшимися тугими сосками.

Нежно охватив грудь Кэтрин ладонями, он целовал ее все сильнее и сильнее. Кэтрин содрогнулась всем телом. Она стонала и сама удивлялась своим протяжным стонам, раздававшимся в тишине спальни.

Рука Майлса двинулась ниже, к бедрам Кэтрин, и она испуганно вздрогнула, когда его пальцы осторожно легли поверх поросшего светлым пухом бугорка.

– Не бойся, Кэт. Не нужно. Лучше поцелуй меня, – прошептал Майлс. – Все будет хорошо, вот увидишь.

Кэтрин расслабилась, слегка раздвинула бедра, и рука Майлса тут же проскользнула между ними, касаясь самых потаенных уголков, заставляя Кэт стонать все громче и громче.

– Не сдерживай себя, Кэт. Дай волю своим чувствам, – шептал ей Майлс, сильнее прижимая пальцы ко входу в заветное отверстие. – Тебе хорошо, не правда ли? Конечно, хорошо, я же вижу. Не бойся ничего.

Кэтрин чувствовала нестерпимый жар, подступавший к ней изнутри, и страстно простонала:

– Помоги мне, Майлс… Я хочу… Я хочу… – Она остановилась, не зная, какими словами передать свое желание.

Майлс осторожно погрузил палец в ее тугое влажное лоно, и с губ Кэтрин сорвался новый стон. Майлс погрузился еще глубже. Бедра Кэтрин пришли в движение, то устремляясь навстречу руке Майлса, то словно убегая от нее, и движения эти становились все чаще, все сильнее.

Майлс снова стал целовать Кэтрин, и она отвечала ему, двигая языком в такт движениям его пальцев. Ее тело содрогалось словно в лихорадке.

– Да, любовь моя, – хрипло прошептал Майлс. – Теперь пора. Иди ко мне. Иди ко мне, любимая.

Кэтрин уже не стонала. Она все громче выкрикивала имя Майлса, потом забилась, закатила глаза и ненадолго расслабилась.

Увидев, что Кэтрин вновь открыла глаза, Майлс сказал ей с улыбкой:

– С возвращением, любимая.

– Ах, Майлс, со мной такого еще не бывало. Мне казалось, что я лечу.

– Ты долетела в этот раз только до неба, любимая. Вдвоем с тобой мы долетим до самого рая.

– Делай со мной что хочешь, Майлс, но только не заставляй меня ждать. Я не могу больше терпеть. Если ты не возьмешь меня прямо сейчас, я умру. – Кэтрин приподняла с подушки голову, поцеловала Майлса в губы и решительно добавила: – Я хочу, чтобы это было. Прямо сейчас.

Майлс осторожно лег сверху и развел в стороны ее бедра. Не переставая целовать ее губы, плечи и шею, он осторожно вошел в ее лоно и замер. Опершись на локти, он взял в ладони лицо Кэтрин и заглянул ей в глаза.

– Знай, что ты для меня – единственная и самая любимая женщина на свете, – шепнул он. – Я люблю тебя, Кэтрин.

Майлс закрыл поцелуем рот Кэтрин за мгновение до того, как сломать разделявшую их преграду и погрузиться в ее лоно до самого дна. Кэтрин негромко вскрикнула – не столько от боли, сколько от неожиданности. Майлс немного подождал, потом задвигался внутри ее, сначала едва заметно, а затем все быстрее и сильнее. Кэтрин мгновенно откликнулась на его ритм и включилась в него, движимая древним инстинктом, присущим всему живому на этой земле.

Вершины блаженства она достигла немного раньше, чем Майлс, и он с восторгом догнал ее, содрогающуюся и ликующую. Спустя минуту он осторожно перекатился на бок и лег рядом, жарко шепча:

– Кэт, родная. Как я люблю тебя!

Кэтрин с трудом приоткрыла веки и прошептала в ответ:

– Я тоже люблю тебя, Майлс.

– В таком случае забудь о том, что я всего-навсего какой-то аристократишко, и выходи за меня замуж.

Кэтрин неожиданно резко приподнялась на локте и спросила, наклоняясь к лицу Майлса:

– А как же твоя семья, твои друзья? Что они скажут, если ты приведешь в дом преступницу, пиратку?

– Никто не должен и не будет знать о том, что ты – это знаменитая Леди Кошка. Ну а если случится так, что твое настоящее имя станет кому-то известно, я с радостью увезу тебя из Англии, и мы с тобой снова выйдем в открытое море, – сказал Майлс, нежно гладя щеку Кэтрин. – На свете так много прекрасных уголков, любовь моя! Неужели мы не найдем себе пристанища? Ну, скажи, что выйдешь за меня.

– Я очень люблю тебя, Майлс. Ты готов пожертвовать ради меня всем – я этого никогда не забуду. Надеюсь, тебе не придется жалеть о своем выборе. – Улыбка тронула уголки ее губ, и Кэтрин сказала, словно бросаясь в прорубь: – Да, Майлс, я согласна стать твоей женой.

Майлс крепко обнял ее и сказал, целуя:

– Tha gaol agam ort, Кэтрин, – и добавил, гладя ее волосы: – Мы поженимся, как только я получу разрешение на брак.

Кэтрин вдруг уперлась локтями в грудь Майлса и озабоченно спросила:

– А как же моя семья? Я хочу, чтобы они все были на нашей свадьбе. Ма не простит мне, если я обвенчаюсь без нее. Так что в любом случае мы поженимся только после того, как покончим с Эдвардом. А потом ты заберешь меня и Рори, и мы отправимся к нам, в Ирландию.

– А твоя мама не смогла бы приехать на венчание сюда, в Англию? – спросил Майлс. – Или она настолько ненавидит англичан, что…

– Моя ма не умеет ненавидеть. Просто она не переносит качку. Если она не может добраться куда-нибудь на лошадях, она просто остается дома.

– Хорошо, любовь моя, – рассмеялся Майлс. – Тогда мы закончим здесь с делами, заберем Рори и отправимся в Ирландию. Я надеюсь, твой отец не убьет меня при первой же встрече?

– Ничего не бойся, англичанин, – с преувеличенным ирландским акцентом ответила Кэтрин. – Рядом со мной ты будешь в полной безопасности, Рыжий Лис.

– Прекрасно звучит – Леди Кошка и Рыжий Лис. Мы с тобой самим небом предназначены друг для друга!

Майлс задул свечу на ночном столике, и через несколько минут они с Кэтрин, не разжимая объятий, погрузились в глубокий спокойный сон.

 

ГЛАВА 18

Ожидая к рождественскому ужину свою гостью, Джастин Прескотт прошелся по гостиной, остановился, чтобы поправить розы, стоявшие в вазе посередине небольшого стола, и снова отошел к камину. В гостиной появилась миссис Макуортер с огромным подносом в руках. Она стала расставлять на столе принесенные блюда, приговаривая при этом:

– Все готово, доктор. Фазан в винном соусе с грибами – вот в этом большом серебряном блюде. В тех, что поменьше, – рис, горошек и тушеные овощи. Яблочный пирог, к которому так неравнодушна ваша леди, на кухне.

– Моя леди, – задумчиво улыбнулся Джастин. – Неплохо звучит, вы не находите, миссис Мак? Что ж, если все сегодня пройдет так, как я задумал, то вполне возможно, что так оно и будет.

Старая экономка поправила на тарелках аккуратно свернутые белоснежные салфетки и вздохнула.

– Она заметно поправилась за последнее время, даже царапин почти не осталось. Жаль только, что с памятью у нее по-прежнему не в порядке. Скажите, доктор, вы в самом деле ничего не можете с этим поделать?

– Что ж я могу поделать? – покачал головой Джастин. – Одно дело – залечить голову снаружи, и совсем другое – сделать это изнутри. Нет, вернуть ей память не в моих силах. Я предполагаю, что потеря памяти связана с шоком, который Кэтрин пережила при нападении. А если это так, то потеря памяти может быть необратимой.

– Ох, горе-то какое. И от ее родных ничего нет.

– Три недели тому назад я послал ее отцу письмо с оказией, написал обо всем, что случилось, и попросил как можно скорее приехать. – Джастин отодвинул стул и сел. – Сказать по правде, меня волнует встреча Кэтрин с ее семьей. Невозможно предсказать, чем это может обернуться.

Миссис Макуортер участливо погладила Джастина по плечу и сказала:

– Вы сделали для бедняжки все, что могли, доктор. Вылечили, купили для нее новые платья, да такие красивые! Кэтрин даже улыбаться заново научилась. – Она смахнула со стола воображаемые крошки и добавила, вздохнув: – Пойду-ка я лучше посмотрю, не нужно ли ей помочь одеться.

Оставшись один, Джастин снова обратился мыслями к тому утру. Вспомнил странный взгляд Кэтрин и ее невероятный вопрос: «Кто я?»

Она не притворялась, это Джастин понял сразу же, как только заглянул в глаза Кэтрин и прочитал в них боль, недоумение, смущение и страх. Девушка, вместе с которой Джастин мечтал провести остаток своих дней, в самом деле не узнала его! Хуже того, она не помнила даже собственного имени.

– Вас зовут Кэтрин О'Бэньон, – начал втолковывать ей тогда Джастин. – Вы упали с лошади и ударились головой о камень. Вы помните что-нибудь об этом? Или о своей прошлой жизни?

Она дотронулась до своей забинтованной головы и нахмурилась.

– Нет. В моей голове не сохранилось никаких воспоминаний или имен. Я не помню ничего, даже кто я и откуда. Скажите, доктор, так всегда бывает, если человек ударяется головой о камень?

– Медицине известны подобные случаи. Иногда после длительного лечения память удается вернуть.

– А что, если со мной этого не случится и память не вернется ко мне никогда?

Джастин взял в ладони ее руки и сказал, поглаживая их:

– Доверьтесь мне, и я постараюсь вам помочь. Ведь я не только врач, я еще и ваш старый друг. Мы с вами знакомы уже пять лет. Как только ваши раны немного подживут, я расскажу вам про вас все, что знаю, Кэтрин.

– Вы говорите, что мы с вами давно знакомы, доктор… э-э… – Она прикусила губу, немного подумала и наконец просияла: – Доктор Прескотт. Да, вы сказали, что ваше имя – доктор Джастин Прескотт. Вот видите, я вспомнила! Может быть, мне удастся со временем вспомнить и все остальное, как вы думаете, доктор Прескотт?

– Думаю, что для начала вам лучше будет называть меня так, как вы называли меня все эти годы – просто по имени.

Он не смог сдержать себя и мягко прикоснулся губами к ее рту. Кэтрин задумчиво протянула руку, провела ею по щеке Джастина и сказала со странным выражением на лице:

– Вы однажды уже целовали меня. Это было на палубе какого-то судна. Ваше лицо, залитое лунным светом, казалось мне таким прекрасным. И глаза… Я еще подумала тогда, что они напоминают мне своим цветом топазы.

– Слава богу! – воскликнул Джастин. – Память начинает понемногу возвращаться к вам, Кэтрин! Ну, скажите, что вы еще можете вспомнить?

– Пожалуй, ничего, – покачала она головой. – Воспоминания о том поцелуе какие-то размытые, словно все тогда происходило со мной во сне. Кстати, а что это было за судно?

– Поначалу оно принадлежало вашему отцу, но затем он подарил «Колыбель Кэт» вам.

– У меня было свое судно? Как вы сказали – «Колыбель Кэт»?

– Да, – кивнул Джастин. – И вы были на нем капитаном.

– Как? – удивилась она. – Ведь я – женщина. Разве женщина может быть капитаном?

– Боюсь, что, если начну рассказывать, каким вы были капитаном, вы мне просто не поверите, Кэтрин. Но у меня есть более полусотни ваших писем, так что вы можете узнать об этом из них. Кстати, вы много писали о своей семье, друзьях, о своих приключениях и планах на будущее. Почитайте свои собственные письма, Кэтрин, и они наверняка помогут вам вспомнить если не все, то, по крайней мере, очень многое.

Но, несмотря ни на прочитанные письма, ни на подробные рассказы Джастина, память никак не желала возвращаться к Кэтрин. И тогда Джастин решил начать все сначала – так, как если бы они познакомились только сейчас.

Кэтрин оказалась именно такой, какой она запомнилась ему при их первой встрече, – упорной и неутомимой. Едва начав оправляться от ран, она настояла на том, чтобы Джастин разрешил ей помогать в его работе. Прошло совсем немного времени, и Кэтрин блестяще освоила новую профессию медсестры. Теперь Джастин все чаще доверял ей самостоятельно навещать пациентов на дому и проделывать необходимые процедуры. Вскоре благодаря своему отзывчивому характеру Кэтрин стала любимицей всего Уинделла.

Джастин вздохнул, возвращаясь из страны воспоминаний, и перевел взгляд на пляшущие в камине язычки пламени. Отважная, неудержимая, горячая Кэт, с которой он познакомился пять лет тому назад на борту пиратского судна, очень нравилась ему. Нынешняя Кэт – тонкая, мягкая, умная женщина – казалась ему просто сокровищем, и Джастин не хотел упускать этот клад из рук. Он решил, что, несмотря ни на что, Кэтрин должна стать его женой.

– Как вам идет это новое платье! – с улыбкой воскликнула миссис Макуортер.

Виктория нервно одернула юбку и застенчиво спросила:

– Как вы думаете, оно понравится Джастину?

– Конечно, понравится, не сомневайтесь. Он же не слепой! Вы такая красивая. – Старая экономка нахмурилась и сурово добавила: – Пусть он только попробует не сказать вам об этом! Тогда ему придется иметь дело со мной!

– Будет вам, Эмма. Я же знаю, как вы относитесь к Джастину. Разве вы сможете отругать его?

– Не смогу, – со вздохом согласилась миссис Макуортер. – Знаете, Кэтрин, я всегда ненавидела свое имя – Эмма, но вы так ласково произнесли его…

– Эмма – чудесное имя. Оно пришло к нам из древнегерманского языка. Этим именем называли хранительниц очага и целительниц. Мне кажется, это имя очень вам подходит.

– Вот как? Тогда, пожалуй, я буду теперь настаивать на том, чтобы все называли меня Эммой. Но откуда вы все это знаете?

Виктория задумалась, вздохнула и ответила, покачав головой:

– Не знаю. Просто вспомнила.

– Просто вспомнили! Это великолепно. Бог даст, вы вскоре вспомните и все остальное. Ну а теперь пора к столу. – Миссис Макуотер нежно погладила Викторию по щеке. – Не задерживайтесь. Джастин уже ожидает вас в гостиной.

Эмма вышла из спальни, а Виктория посмотрела на свое отражение в зеркале и улыбнулась. «Как хорошо, что все это время рядом со мной был Джастин, – подумала она. – Что бы я без него делала? Ведь я не помню ровным счетом ничего – ни себя, ни своих родных, ни того, что со мной было в прежней жизни. Джастин – удивительный человек».

Да, Джастин оказался удивительным человеком, и потому вовсе не удивительно, что Виктория успела всем сердцем влюбиться в него.

Виктория поправила челку, скрывавшую шрам на лбу, и сказала своему отражению в зеркале:

– Наверное, я просто глупая девчонка. Джастин жалеет меня, а мне кажется, что он в меня влюблен.

Спустя несколько минут она вошла в гостиную и увидела Джастина, в одиночестве стоявшего перед камином.

– А где же Эмма и ваш новый помощник? – спросила она.

Джастин ответил, усаживая девушку за стол:

– Эмма и Саймон отправились встречать Рождество к викарию. Они вернутся только утром. Слуг я тоже отпустил по домам. Это Рождество мы будем встречать только вдвоем.

Виктория смущенно улыбнулась, вынула одну розу из букета, стоявшего на столе, и спросила, вдыхая ее тонкий аромат:

– Розы в декабре? Я очень люблю эти цветы, но они же, наверное, обошлись вам в целое состояние, Джастин.

– Сказать по правде, они обошлись мне не так уж дорого, миссис Макуортер выращивает их сама, в оранжерее. Прошу к столу, дорогая. Посмотрим, что приготовила для нас наша добрая старая Эмма.

Они приступили к ужину, а затем Джастин наполнил вином два высоких бокала, отставил бутылку на край стола и произнес тост:

– За вас, дорогая. И за то, чтобы мы с вами справляли Рождество вместе еще много-много лет.

– Много лет? – переспросила Виктория, чувствуя, как забилось в груди ее сердце.

– Лично я согласился бы, пожалуй, еще лет на пятьдесят, – улыбнулся Джастин, накрывая руку Виктории своей ладонью. – Я люблю вас, Кэтрин. Люблю и хочу, чтобы вы стали моей женой.

Щеки Виктории запылали, и она ответила слегка охрипшим от волнения голосом:

– Но… Но ведь я – совсем не та девушка, с которой вы познакомились пять лет тому назад на борту «Колыбели», Джастин. Я сама не знаю, кто я. Может быть, вас смущает то, что я потеряла память, или, может быть…

Джастин вскочил с места, обежал стол и заключил Викторию в свои объятия.

– Меня ничто не смущает. Я люблю вас, Кэтрин. Люблю даже сильнее, чем ту девушку, которую знал пять лет тому назад и о которой потом ходили легенды.

Он быстро поцеловал Викторию в губы и повел к дивану. Усадив ее рядом с собой, Джастин вынул из кармана заранее приготовленное кольцо и надел его на безымянный палец Виктории.

– Ты выйдешь за меня? – выдохнул он.

Виктория какое-то время сидела неподвижно, ошеломленная его неожиданным натиском. Потом она прикоснулась к кольцу, полюбовалась, как отражаются огни свечей на острых гранях бриллианта, вставленного в золотую оправу, и чуть слышно ответила:

– Я тоже люблю тебя, Джастин. Я очень хотела бы сказать тебе «да», но я боюсь, потому что ничего не помню.

Джастин прикоснулся рукой к подбородку Виктории, поднял ее лицо и сказал, глядя прямо в глаза девушке:

– Мы заполним твою память новыми воспоминаниями. Прошу, скажи, что ты станешь моей женой.

Взгляд Джастина светился огнем любви, и этот огонь растопил последние сомнения Виктории. Она опустила ресницы и ответила:

– Да, Джастин. Я стану твоей женой.

Затем она обвила руками шею Джастина, и они поцеловались. Это был нескончаемый, нежный и страстный поцелуй, в котором наконец-то соединились родственные и такие одинокие до этого души.

Неизвестно, как долго мог бы продолжаться их поцелуй, если бы с порога не послышался сердитый мужской голос:

– А ну-ка, руки прочь от моей дочери, Прескотт!

Джастин оторвался от губ Виктории, оглянулся и выдохнул с улыбкой, увидев стоящего в дверном проеме Ястреба:

– Шон О'Бэньон! Наконец-то!

Виктория испугалась, увидев огромного рыжебородого мужчину со шпагой на поясе, решительно направлявшегося прямо к ней. Да, Шон О'Бэньон действительно был настоящим пиратом, именно таким, каким она себе его и представляла.

– Мой отец? – растерянно спросила Виктория, поворачиваясь к Джастину. – Этот мужчина – мой отец?

Шон замер на месте, услышав слова Виктории.

– О, боже, значит, это правда! – воскликнул он. – Она не узнала своего па! Бедная моя Кэт!

Он опустился на колени перед Викторией и сказал, гладя ее по щеке:

– Это я во всем виноват, девочка. Я не должен был отпускать тебя одну.

При этих словах Виктория немного успокоилась.

– Если все было так, как рассказывал мне Джастин, ты все равно не смог бы удержать меня. Он говорил, что я всегда была ужасно упрямой.

– Ужасно упрямой? – хмыкнул Шон. – Слишком мягко сказано. Это все равно что назвать море обыкновенной лужей.

Виктория, нервно улыбаясь, провела пальцами по заросшей щеке Шона и сказала:

– Я не помню тебя, но я тебя люблю. Тебя это не слишком огорчает?

– Девочка моя, я вижу тебя живой и невредимой, что же мне еще нужно? – ответил Шон, присаживаясь рядом с Викторией. Он поцеловал ее в лоб и продолжил, обращаясь на сей раз к Джастину: – Прескотт, похоже, я снова оказался вашим должником. Скажите, чем я могу отплатить за вашу помощь.

– Благословите нас, Шон. Я люблю вашу дочь. Сегодня она оказала мне честь, согласившись выйти за меня замуж.

– Вот оно как? – почесал в затылке Шон. – Скажи, Кэт, ты любишь его?

– Да, – решительно кивнула Виктория. – Я люблю его всем сердцем. Даже если я никогда не смогу вспомнить о своем прошлом, Джастин – это мое будущее.

– Значит, так тому и быть, – сказал Шон, поднимаясь на ноги. – Но с одним условием: свадьбу будем играть у нас, в Корбене, чтобы на ней была и твоя ма, и все наши близкие. Тогда давайте складывать вещи, и поскорее. Отплываем с утренним отливом.

– Так скоро? – удивился Джастин.

– А чего тянуть? – ответил Шон. – Все решено. Кэт заждались дома. Впрочем, если у вас есть дела, вы можете приехать позже, Прескотт. Через месяц я пришлю за вами судно, и…

– Через месяц? Ну, уж нет, О'Бэньон! Если Кэт уезжает, я еду вместе с ней, – быстро возразил Джастин, целуя Викторию в щеку и поднимаясь с дивана. – Мне нужен один час на то, чтобы сложить вещи и написать записки Эмме и Саймону. В мое отсутствие они возьмут на себя наших пациентов. А ты пока займись своими пожитками, дорогая. И проследи за тем, чтобы твой па не забыл меня дождаться!

Джастин убежал собирать свои вещи, а Шон тем временем заметил с улыбкой:

– Не очень-то мне нравятся ученые люди, дочка, но что касается Джастина, то поверь, он будет тебе хорошим мужем. Ну, что, начнем собираться, малышка?

– Да, сэр, – ответила Виктория, смутилась и тихонько поправилась: – Да… папа.

Спустя несколько часов Виктория вошла в капитанскую каюту на борту «Колыбели Кэт», сопровождаемая Джастином и Шоном. Когда вещи Виктории были внесены и расставлены по местам, Ястреб нежно поцеловал Викторию в щеку и сказал:

– С возвращением, девочка, и доброй тебе ночи. Если что-нибудь понадобится, мы с Джастином будем в соседней каюте.

Шон вышел, и Виктория, оставшись в каюте вдвоем с Джастином, стала с интересом осматриваться на новом месте. К стене на распорках была подвешена широкая кровать, накрытая красным, в тон оконным занавескам, покрывалом. На противоположной стене висели полки, тесно заставленные книгами. В углу – привинченный стол и четыре стула. В другом углу, за плотной шторой, – умывальник и туалет.

– Не смущайся, если все здесь кажется тебе незнакомым, – сказал Джастин, обнимая Викторию за плечи. – Со временем это пройдет.

Виктория повернулась и уткнулась лицом в плечо Джастина.

– Я не смогла вспомнить родного отца, как же мне тогда вспомнить эту каюту? Ах, Джастин, сколько же времени должно пройти для того, чтобы я смогла вспомнить все?

– Не думай об этом, любимая. Всему свой срок на этой земле.

Джастин поцеловал Викторию в щеку, пожелал ей спокойной ночи и вышел. Он ничуть не удивился, обнаружив, что возле каюты его дожидаются Шон и Колин.

– Прескотт, мы хотим знать, как вы нашли Кэтрин, – сказал Шон. – Если верить письму, которое мы получили через Донована, они с Рори были вместе, и у них все было в порядке. Они собирались вернуться в Ирландию через месяц или около того. А потом вы вдруг находите Кэтрин одну посреди улицы.

Джастин подробно рассказал им о том, что случилось в ту ночь, когда Кэтрин упала с лошади посреди каменистой дороги. Описал все ее раны, и Шон пришел в ярость, услышав о том, что кто-то пытался изнасиловать его дочь.

– Клянусь, я разыщу этого негодяя и своими руками разорву ему глотку! – проревел он.

– Боюсь, что вы опоздали, Шон, – ответил Джастин. – Мне кажется, что Кэтрин сама успела отправить его в преисподнюю. У нее оказался под рукой нож. Впрочем, могу вас успокоить, негодяю не удалось довести до конца свое черное дело.

– Итак, она сумела освободиться и бежать, – нахмурился Колин. – А что же случилось с ее памятью? Она вернется к Кэт?

– Человеческий мозг – материя загадочная, – уклончиво ответил Джастин. – Известны случаи, когда удар по голове приводил к полной потере памяти. Однако это не должно сказаться на остальных функциях организма Кэтрин.

– Так что, это, выходит, непоправимо?

– Кто знает. Я полагаю, что потеря памяти у Кэт связана с психическим шоком. Это в медицине называется амнезией. Некоторые после такого шока не только теряют память, но и дар речи, а то и слепнут. Еще раз говорю, человеческий мозг – вещь загадочная.

– Чем ей можно помочь? – спросил Колин.

– Трудно сказать. Память может вернуться к Кэт совершенно неожиданно, но может и никогда не вернуться.

– Значит, Кэт ничего не помнит, – вздохнул Колин.

– Не совсем так. Она, например, припомнила наш с нею разговор на палубе этого самого судна пять лет тому назад. Правда, она сказала, что эти воспоминания больше похожи на сон, но все-таки она припомнила хоть что-то!

– Слава богу! – облегченно улыбнулся Шон. – Значит, не все потеряно. Вспомнила одно, припомнит и остальное. Моя дочка поправится, вот увидите!

– Будем надеяться. Только нужно быть предельно осторожными. Не следует заставлять ее вспоминать о том, как на нее напали, или о том, откуда взялся тот негодяй. Если будет нужно, она вспомнит об этом сама, когда придет время.

– Хорошо, Джастин, – кивнул головой Колин. – Пусть будет по-вашему. В конце концов, во всем, что с ней случилось, виноват прежде всего я сам. Мы сделаем все, как вы говорите.

– Навестите ее утром, Колин. Ваша любовь и забота будут для нее лучшим лекарством.

Виктория проснулась поздно и решила полежать еще немного, наслаждаясь мягким покачиванием судна на морской волне, но в это время в дверь каюты постучали, и Виктория разрешила стучавшему войти.

Дверь открылась, и на пороге появился красивый молодой человек с подносом в руках. Он был темноволос, с яркими синими глазами, светившимися из-под пушистых бровей. Незнакомец улыбнулся и сказал, ставя поднос с едой на край стола:

– Доброе утро, мисс Соня! Я принес тебе завтрак.

Виктория с улыбкой прислушалась к ирландскому акценту, сквозившему в голосе незнакомца, и решительно заявила:

– Ты – мой брат Колин, я угадала?

Лицо Колина на секунду напряглось, но потом на него вернулась широкая улыбка.

– Кто же еще, сестренка? Конечно, это я, Колин Пэдрик Шон О'Бэньон, собственной персоной. Всегда к вашим услугам, Леди Кошка! – ответил он, отвешивая шутовской поклон.

Виктория весело рассмеялась, а Колин тем временем присел на краешек ее постели.

– Это хорошо, что ты смеешься. Давно я не слышал твоего смеха, Кэт. – Он коснулся рукой ее волос и сказал: – А знаешь, мне нравится твоя новая прическа.

– Мне сказали, что мои волосы пострадали во время того несчастного случая, и их пришлось отрезать. А челка – это для того, чтобы прикрыть ссадину на лбу.

Колин осторожно приподнял челку Виктории и увидел проходящую под ней красную полосу.

– Как же это тебя угораздило?

– Упала с лошади и ударилась головой о камень. – Как это – упала с лошади? – удивился Колин. – Это ты, Кэтрин О'Бэньон, лучшая наездница во всей округе? Я помню, когда Рори был еще маленьким, он в голос рыдал от того, что никогда не научится ездить верхом так же хорошо, как ты. Кстати, я так и не понял до сих пор, как это тебе удалось тогда уговорить его, чтобы он учил тебя фехтованию.

Перед глазами Виктории проплыло смутное видение, и она заговорила ровным спокойным голосом:

– Я его упрашивала, но он и слушать меня не желал. Тогда я назвала его Родериком, и он очень обиделся, но зато начал ко мне прислушиваться. Вот так я его тогда и уговорила.

– Оказывается, ты все можешь вспомнить, Кэт, – обрадованно рассмеялся Колин. – Рори всегда ненавидел свое имя – Родерик, это точно!

– Может быть, я действительно смогу постепенно вспомнить все, что было, – сказала Виктория, откидываясь на подушки. – Хочу на это надеяться.

Тут у нее неожиданно заурчало в животе, и она сказала, смеясь:

– Господи, как же я проголодалась! Давай завтракать скорее. А потом я пойду повидаться с Джастином и па.

Пока Виктория завтракала, Колин вынул из гардероба старую морскую одежду Кэтрин, разложил ее на стуле и опять присел возле Виктории.

– Пока ты завтракаешь, я хочу с тобой посоветоваться, – сказал он. – Знаешь, мне кажется, что пиратству приходит конец, да и контрабанда – дело ненадежное. А что ты скажешь насчет того, чтобы нам с тобой заняться законным делом? Например, организовать свою судоходную компанию.

В течение следующего часа Виктория с Колином живо обсуждали перспективы такой компании, и Колин был буквально потрясен ее познаниями в этом деле.

– Я всегда знал, что ты умна, Кэт, но чтобы настолько!..

– Чувство меры и интуиция – вот и все, что нужно для успеха, – ответила Виктория. – Не знаю, что скажут тебе остальные члены нашей семьи, но на мою поддержку ты можешь рассчитывать.

– Спасибо, – сказал Колин, забрал пустой поднос и направился к двери. – Я тут достал твою старую одежду, может быть, ты захочешь надеть ее. Увидимся на палубе, сестренка!

Виктория осмотрела вещи, разложенные Колином, и стала одеваться. Натянула черные тугие бриджи, белую шерстяную рубаху с длинными рукавами, поправила зюйдвестку, затянула потуже пояс и подтянула до колен высокие мягкие сапоги. Затем посмотрелась в зеркало и сказала самой себе:

– Ну, что ж, Леди Кошка, вот и пришло твое время, чтобы восстать из пепла, словно легендарная птица Феникс. Не знаю, долго ли ты будешь парить в небе, но – взлетай!

Виктория вышла из каюты и решительным шагом направилась на палубу. Первым, кого она здесь увидела, был Колин, который оживленно разговаривал о чем-то с высоким мускулистым пожилым человеком. Колин заметил направлявшуюся к ним Викторию и радостно воскликнул:

– Наконец-то я вижу перед собой настоящую Леди Кошку! С возвращением, Кэт!

– Не торопись, Колин, – ответила она. – Мне кажется, что я напрочь забыла о том, как управлять судном. Одно могу сказать – это замечательное судно. – Она задрала голову, чтобы посмотреть на верхушки белых парусов, и добавила: – Удивительно! Декабрь, а так солнечно. И совсем не холодно.

– Ты права, тепло, – согласился Колин. – Вот и Пэдрик только что сказал…

– Пэдрик! – перебила его Виктория, поворачиваясь к старому моряку. – Конечно, вы – Пэдрик! Я много писала о вас Джастину. Мой первый помощник и старинный друг!

– Точно так, Кэт, и всегда им останусь. Однажды я уже научил тебя управлять этим судном. Если будет нужно, научу еще раз.

Виктория радостно улыбнулась и немедленно согласилась на предложение Пэдрика.

Когда немного спустя на палубу вышли Джастин и Шон, они увидели картину, которая заставила их замереть на месте.

Виктория стояла у рулевого колеса в своем старом морском наряде и о чем-то беседовала с Пэдриком. Пышные волосы, просвеченные солнцем, окружали ее голову словно золотой нимб.

Шон почувствовал, как его глаза застилают слезы, и сказал, обнимая Джастина за плечи:

– Только полюбуйся на нее, Прескотт. Разве есть на свете что-нибудь прекраснее, чем моя дочь? Слава богу, наконец-то наша Леди Кошка опять с нами!

 

ГЛАВА 19

На следующий день после Рождества Гаррет уехал в Лондон. Его ожидали бесконечные приемы и вечера, где он, помимо всего прочего, собирался послушать, что говорят в свете о неожиданном исчезновении леди Виктории, и узнать, что поделывает Эдвард Демьен.

Спустя еще два дня к подъезду была подана дорожная карета графа Фоксвуда, запряженная четверкой лошадей, и в нее вместе со всем багажом поместились Майлс, Кэтрин и Дарси. Кони тронули с места, к карете пристроилось шестеро вооруженных всадников, и началось трехдневное путешествие в столицу.

Дарси сидела напротив Кэтрин и выглядела очень напряженной. Заметив это, Кэтрин слегка наклонилась вперед и сказала:

– Успокойся, Дарси. Не забывай называть меня леди Викторией, и все будет хорошо.

– Нас всех ждут большие испытания, Дарси, – добавил Майлс, беря под локоть сидящую рядом с ним Кэтрин. – А когда все закончится, мы все вместе отправимся в Ирландию.

– Не волнуйтесь за меня, милорд, – ответила Дарси. – Я не подведу вас.

Она раскрыла свою дорожную сумку и вытащила из нее спицы и несколько клубков белой шерстяной пряжи.

– Начну вязать для вас шаль, миледи. Я вижу, вам понравился шарф, который я подарила вам на Рождество.

– Сегодня я надела сразу несколько подарков, – улыбнулась Кэтрин. – И твой шарф, и жемчужное ожерелье, которое подарил мне Гаррет, и это прекрасное соболье манто от Майлса. В жизни не видела такого изумительного меха.

Она погладила меховой рукав, а Дарси заметила со вздохом:

– В этом манто вы смотритесь словно королева, миледи.

– Так оно и есть, – сказал Майлс, наклоняясь и целуя щеку Кэтрин. – Это манто я заказал у мастера, который шьет для ее величества. Моя леди должна выглядеть как королева, и на меньшее я не соглашусь.

– Ты балуешь меня, англичанин, – улыбнулась Кэтрин, глядя на Майлса влюбленными глазами.

– Тебе пора привыкать к этому, любовь моя. Вот доведем дело до конца, поженимся, и тогда я буду баловать тебя всю оставшуюся жизнь.

– Надеюсь, что так оно и будет, англичанин, – задумчиво кивнула головой Кэтрин.

– Я тоже, – прошептал Майлс. – Я тоже.

* * *

В Лондон они приехали тридцать первого декабря, сразу после полудня. Майлс заранее послал через Гаррета записку в Карлайл-Хаус, главному дворецкому Коусгрову, в которой приказал подготовить дом к их приезду и сохранять при этом полное молчание. Майлс знал, что на Коусгрова можно положиться.

Как только карета с гербом Фоксвудов на дверце подкатила к парадному подъезду, высокие стрельчатые двери Карлайл-Хаус приветственно распахнулись.

Майлс вышел из кареты первым, протянул руку Кэтрин и увидел, что та не сводит с дома изумленных глаз.

– Все будет хорошо, любимая, – сказал Майлс. – А если вдруг у тебя возникнут затруднения, спроси меня по-кельтски. Нас никто не поймет. И помни, tha gaol agam ort!

Кэтрин улыбнулась. Слова Майлса вернули ей спокойствие. Она больше не боялась того, что он будет сравнивать ее со своей бывшей невестой. Впрочем, в этом она не раз сумела убедиться за последние дни и особенно ночи, проведенные в жарких объятиях Майлса.

Майлс поправил капюшон на голове Кэтрин и помог девушке сойти на землю. Взяв Кэтрин под руку, он повел ее к двери. На пороге ожидал величественный Коусгров.

– Добрый день, лорд Райленд, – с поклоном сказал старый дворецкий. – С благополучным прибытием. Милости прошу в Карлайл-Хаус вас и вашу гостью.

– Благодарю вас, Коусгров, – ответила Кэтрин, откидывая с головы капюшон. – Тем более, это ведь и мой дом, не правда ли?

– Леди Виктория, это вы! Слава богу! Мы все так волновались за вас… – Лицо старого дворецкого покраснело от смущения, и он торопливо сказал, опуская глаза: – Прошу прощения, миледи. Не слушайте мою болтовню.

– Не стоит извинений, Коусгров, – ласково потрепала его по руке Кэтрин. – Мне очень неприятно, что я заставила вас волноваться.

– Леди Виктория только что вернулась после продолжительного отдыха, – громко объявил Майлс, адресуясь к слугам, сбежавшимся в холл. – Ее возвращение должно пока оставаться в тайне. Любой, кто скажет о ее приезде хоть слово за стенами этого дома, будет уволен немедленно и безо всяких рекомендаций.

Майлс протянул слуге свою накидку и соболье манто Кэтрин, прислушиваясь, как та отдает распоряжения Коусгрову:

– Немедленно разгрузите вещи – мои и лорда Райленда. Мою новую горничную, Дарси, поселите в маленькой розовой спальне. Завтрак для нас с лордом накроете в библиотеке, и поторопитесь.

– Как прикажете, леди Виктория, – поклонился Коусгров.

Держа в памяти план дома, Кэтрин уверенно направилась в библиотеку. Когда за ними закрылась дверь, она крепко обняла Майлса и поцеловала его в губы.

– Они в самом деле приняли меня за Викторию! Мне просто не верится, Майлс!

– Я же говорил, что твое сходство с Тори просто удивительно. Впрочем, ты можешь убедиться в этом сама. Обернись.

Кэтрин обернулась и увидела на стене библиотеки большой портрет Виктории, написанный маслом. Она подошла ближе и притронулась к холсту кончиками пальцев.

– О, боже! Его словно писали с меня! Скажи, на этом портрете она очень похожа на себя?

– Очень, – подтвердил Майлс, подходя сзади и обнимая Кэтрин за талию. – Герцог заказывал этот портрет у одного из лучших художников во всей Европе.

– Майлс, а ты вполне уверен в своих чувствах? – неожиданно спросила Кэтрин. – Не может ли быть так, что ты по-прежнему влюблен в…

– Нет, – перебил ее Майлс. – Я люблю именно тебя, мою прекрасную ирландскую разбойницу, и никого другого. Вы с Тори похожи только внешне, и полюбил я тебя вовсе не за это сходство.

Он страстно поцеловал губы Кэтрин. Поцелуй был жарким, долгим, и прервал его только стук в дверь.

Майлс оторвался от губ Кэтрин и сказал с сожалением:

– Наверное, это Коусгров с завтраком. Что касается меня, то я не прочь был бы перейти сразу к десерту, но боюсь, что слуги могут меня неправильно понять. – Он еще раз быстро поцеловал Кэтрин и позволил Коусгрову войти в библиотеку, что тот и не замедлил сделать, неся в руках большой, уставленный блюдами серебряный поднос. – После завтрака я должен встретиться с Гарретом в своем офисе. Пока меня не будет, ты сможешь отдохнуть.

Кэтрин недовольно поджала губы и прошептала, не смущаясь присутствием слуг:

– А я думала, что после завтрака мы побудем с тобой наедине. Я так соскучилась по тебе за эти дни, что мы провели в карете втроем – ты, я и Дарси. Я очень проголодалась.

– Прости, любовь моя, – ответил Майлс, гладя Кэтрин по руке. – Я тоже проголодался, но дело не ждет. Кроме встречи с Гарретом, нужно распорядиться по поводу сегодняшнего вечера. Не грусти. Когда все это закончится, мы не будем расставаться с тобой никогда, ни на минуту.

Спустя еще час Кэтрин пожелала Майлсу счастливого пути, отпустила Дарси устраиваться на новом месте и поднялась в свою спальню. Оказавшись в просторной комнате, выкрашенной в желтый цвет, она испытала странное чувство. Ей показалось, что она знает эту комнату и уже не раз бывала здесь.

Кэтрин переходила с места на место и не переставала удивляться тому, что она, оказывается, помнит каждую щербинку на каждом стуле, столе или подоконнике. Ее не покидало ощущение, что она вернулась в свой дом. Не задумываясь, Кэтрин выдвинула верхний ящик комода, точно зная, что именно здесь сложены носовые платки, и почти не удивилась тому, что так оно и оказалось. Она вынула сложенный вчетверо шелковый платок и приложила его к пылающей от возбуждения щеке.

– Неужели я настолько привыкла быть Викторией, что и в самом деле стала ею? – задумчиво прошептала Кэтрин.

Она вдруг почувствовала себя уставшей, быстро скинула дорожное платье и улеглась на прохладные, пахнущие лавандой простыни. Натянула одеяло и прикрыла глаза.

– Надо быть осторожнее, так можно потерять саму себя, – пробормотала она, задремывая. – Этого еще мне не хватало.

…Увидев вошедшего в кабинет Гаррета, Майлс оторвался от бумаг, которые просматривал, и откинулся на спинку стула. Гаррет уселся напротив и сразу же заговорил:

– Я буквально валюсь с ног, Майлс. За эти дни мне пришлось побывать на сорока вечерах, приемах, обедах, – просто голова кругом идет!

– Тебе удалось что-нибудь узнать об Эдварде Демьене?

– Удалось, – кивнул Гаррет. – Наш Эдвард, как и положено вдовцу, пользуется сочувствием у светских дам, хотя довольно редко появляется вне дома. За все это время я видел его всего пару раз. Он постоянно высказывает опасения относительно судьбы своей любимой племянницы, Виктории, и назначил огромное вознаграждение тому, кто сможет сообщить о ее местонахождении. Великодушный, щедрый Эдвард, не правда ли?

– Просто герой, – с отвращением поморщился Майлс. – А что говорят наши славные сыщики?

– А что они могут сказать? Наверняка они знают только то, что она выехала из Четэма в сопровождении Билли Флетчера, своего слуги, на коляске, запряженной двумя лошадьми. Ни коляску, ни лошадей, ни людей с тех пор никто не видел.

Гаррет вынул из кармана массивные серебряные часы, открыл крышку, посмотрел на стрелки и поднялся из-за стола.

– Мне нужно еще заехать к моему портному. Может быть, от него что-нибудь услышу. Увидимся позже.

После ухода Гаррета Майлс закончил с бумагами, потом открыл сейф и вынул маленькую коробочку с обручальным кольцом Райлендов. Виктория отказалась до поры носить это кольцо, и оно оставалось у Майлса. Он положил его в карман, а затем вынул со дна сейфа большой продолговатый предмет в кожаном мешке.

В Карлайл-Хаус он вернулся около семи часов вечера и сразу же поднялся в спальню Кэтрин. В коридоре его встретила Дарси и предупредила, что миледи спит. Майлс приказал горничной принести в спальню воды для умывания и распорядиться, чтобы для них с Кэтрин приготовили легкий ужин. Дарси убежала выполнять его распоряжения, а Майлс осторожно вошел в спальню и прикрыл за собой дверь.

Кэтрин проснулась, как только он присел на краешек постели, и удивленно посмотрела на Майлса, когда тот взял ее руку и сказал:

– Я пришел к тебе с подарком, любимая. Надеюсь, он тебе понравится.

Кэтрин ахнула от неожиданности, не сводя глаз с кольца, украшенного бриллиантами и изумрудами, которое Майлс надел ей на безымянный палец правой руки.

– Святые небеса, никогда в жизни не видела ничего подобного! Чье это?

– Это обручальное кольцо подарил мой дед своей невесте, той самой прелестной «каллин» из Ирландии. Теперь оно твое, Кэт. – Он наклонился и нежно поцеловал ее. – А теперь мне нужно идти. Сейчас вернется Дарси. Я не хочу, чтобы она меня здесь застала.

Майлс был уже у самой двери, когда вспомнил вдруг про то, что он вынул со дна сейфа. Он вернулся, положил на туалетный столик тяжелый кожаный мешок и сказал:

– То, что находится здесь, тоже принадлежало моей бабушке. Я знаю, будь она жива, ей было бы приятно, что эти вещи перешли к тебе. А теперь всего доброго, любовь моя. Увидимся внизу в половине одиннадцатого.

Как только за Майлсом закрылась дверь, Кэтрин вскочила с постели и подбежала к туалетному столику. Развязала мешок, вынула из него длинный ящик, повозилась дрожащими пальцами со старинным замочком, подняла крышку и застыла от изумления.

Внутри ящика, обитого темным бархатом, переливалось огнями золотое ожерелье, украшенное крупными бриллиантами и изумрудами. Рядом с ним лежали серьги, браслет и тонкой работы шпильки для волос, также украшенные драгоценными камнями. Камни были разными по размеру, но необычайно гармонично дополняли друг друга.

– Миледи, я принесла для вас легкий ужин, а потом буду к вашим услугам, чтобы помочь вам одеться к вечеру, – раздался в спальне голос Дарси.

– Поставь поднос куда-нибудь в угол, Дарси, – ответила Кэтрин, закрывая ящик, – и давай займемся приготовлениями к балу. Сегодня я должна быть самой красивой и хочу, чтобы Майлс мог гордиться мною.

…Ровно в половине одиннадцатого Майлс был уже внизу и нервно расхаживал по фойе. Ему не давала покоя мысль о том, что скажет Кэтрин, увидев драгоценности, уложенные в ящик.

«Только бы она не решила, что я хочу пустить ей пыль в глаза, кичась своим богатством, – думал он. – Ведь не прошло и месяца с тех пор, как она стояла на палубе в мужских бриджах и сапогах. Интересно, как она будет выглядеть в золоте и бриллиантах?»

В этот момент на площадке лестницы показалась Кэтрин, и сердце Майлса замерло от восторга. Вчерашняя пиратка превратилась в настоящую королеву. На Кэтрин было блестящее, словно расплавленное золото, шелковое облегающее платье с низким вырезом и пышными рукавами. В руках, обтянутых белыми лайковыми перчатками, она сжимала маленькую дамскую сумочку.

Драгоценные камни, оправленные в золото, переливались, играли всеми цветами радуги на обнаженной шее Кэтрин, на ее руках, сияли из нимба тщательно уложенных белокурых локонов.

– Я вам нравлюсь, милорд? – с улыбкой спросила Кэтрин, спустившись по ступеням и делая реверанс перед Майлсом.

Он поднес к губам ее руку и нежно поцеловал.

– Ты – настоящая богиня, Тори. Сегодня мне будет завидовать весь Лондон.

Майлс протянул руку, взял протянутую горничной накидку и осторожно прикрыл ею обнаженные плечи Кэтрин. Ведя девушку к выходу, он наклонился к ее уху и чуть слышно прошептал на ходу:

– Прости меня за то, что называю тебя чужим именем, но я боюсь, что и в моем доме могут оказаться шпионы Эдварда.

– Не извиняйтесь, сэр, – ответила Кэтрин, шутливо ударяя Майлса по руке. – Сейчас не время для таких мелочей.

Кэтрин осторожно огляделась. Возле двери застыли фигуры швейцара и Коусгрова, а рядом с Майлсом стояла горничная по имени Тереза, державшая в руках плащ Майлса.

– Нам пора, – сказала Кэтрин. – С нашей стороны было бы невежливо опаздывать на бал к твоим родителям.

Майлс взял из рук Терезы плащ и ответил на ходу:

– Ты, как всегда, права, Виктория. Карета ждет, пойдем.

Подъезжая к дому Грейсонов, Кэтрин высунулась из окна и нервно вздохнула.

– Мне помнится, ты говорил, что это малый дом твоих родителей. Каким же тогда должен быть большой? Или, может быть, они живут в замке?

– Пусть размеры дома тебя не пугают, – ответил Майлс, сжимая руку Кэтрин. – Главное не дом, а его хозяева. Мои родители – очень милые люди, надеюсь, ты сама в этом скоро убедишься. Они сумеют понять и простить наш розыгрыш, когда узнают о нем, и, уверен, полюбят тебя всей душой, так же, как я.

Кэтрин ответила, не сводя глаз с освещенного огнями дома, у подъезда которого сгрудились кареты и сновали бесчисленные слуги:

– Здесь сегодня собрались самые знатные и богатые люди Англии. Скажи, ты по-прежнему веришь в то, что какой-то ирландской девчонке удастся обмануть их всех и заставить поверить в то, что она – настоящая леди?

Майлс взял в ладони лицо Кэтрин и сказал, глядя ей прямо в глаза:

– Неважно, где ты родилась и где ты выросла. Ты – настоящая леди, Кэт, и никогда не забывай об этом. Высоко держи голову, улыбайся и помни о том, что ни один из этих аристократов не стоит даже твоего мизинца.

* * *

Спустя несколько минут они подошли ко входу в бальный зал. Оркестр играл вальс, но не от этих звуков было тревожно на душе Кэтрин, не они заставляли учащенно биться ее сердце.

Возле самой двери Майлс остановился и поцеловал Кэтрин в щеку.

– Итак, любовь моя, наша игра начинается, – шепнул он.

– Виконт Райленд и леди Виктория Карлайл! – громко провозгласил мажордом.

Они вошли и ненадолго задержались наверху лестницы, спускавшейся в зал. Разговоры, витавшие в воздухе, стихли, и неожиданно наступила полная тишина. Замерли и остановились скользившие по паркету пары. Кэтрин и Майлс медленно спустились вниз. Здесь, у подножия лестницы, их уже встречали Марк и Ванесса. Граф махнул оркестру, и музыка смолкла.

– Дорогие друзья, прошу внимания, – заговорил Марк. – Мой сын собирается сделать важное сообщение.

И он сделал шаг в сторону, уступая дорогу Майлсу.

– Многим из вас известно о том, что около двух месяцев тому назад леди Виктория покинула Лондон, – заговорил Майлс, выступая вперед. – После тяжелых переживаний, выпавших ей за последний год, она нуждалась в отдыхе. Мы хранили в тайне место ее пребывания и надеемся на то, что вы поймете и простите нас за это. Кроме того, должен сообщить вам, что леди Виктория оказала мне честь, согласившись стать моей женой.

Под гром аплодисментов, раздавшихся в ответ на это сообщение, Майлс поцеловал Кэтрин. Оживший оркестр вновь грянул вальс, и будущие новобрачные заскользили по паркету. Вращаясь в такт музыке, Кэтрин шепнула на ухо своему жениху:

– Они на самом деле думают, что я Виктория. Знаешь, теперь у меня появилась уверенность в том, что мы в самом деле справимся с тем, что задумали.

– Конечно, справимся, – так же тихо ответил Майлс. – Лично я ни минуты в этом не сомневался.

– Даже когда я отказалась отрезать волосы? – лукаво усмехнулась Кэтрин.

– Ну, может быть, только тогда, – ответил Майлс. – Но, слава богу, женщина, в которую я влюбился, оказалась отзывчивой и благоразумной.

– Отзывчивой и благоразумной? – переспросила Кэтрин, продолжая следить взглядом за Ванессой и Марком. – Возможно, возможно. Но кто бы знал, как мне не хочется лгать твоим милым родителям.

– К сожалению, это необходимо, любовь моя. Пока, во всяком случае. Нам нужна полная уверенность в том, что ты неотличима от Виктории, прежде чем состоится твоя первая встреча с Эдвардом. Если мать и отец примут тебя за Викторию, можно быть спокойным. Тогда тебя любой будет принимать за Викторию.

Вальс закончился, оркестр замолчал, и Майлс вместе с Кэтрин вернулся к своим родителям.

– Как я рада, что ты вернулась, Виктория, – сказала Ванесса, обнимая Кэтрин. – Мы с Марком прыгали от счастья как дети, когда Майлс написал нам, что с тобой все в порядке.

Кэтрин потупилась и сказала с виноватой улыбкой:

– Простите меня за то, что я заставила вас так волноваться. Мне казалось, что я рухну под грузом забот, свалившихся на мои плечи, и потому решила, что единственный способ спастись – это обратиться за помощью к Майлсу.

– Ты жива и невредима, и это главное, – потрепал ее по руке Марк и повернулся к Майлсу. – Правда, я не понимаю, почему ты столько времени молчал. Мы все изрядно перенервничали.

– Я знаю это и прошу прощения. Давайте завтра соберемся вместе за завтраком, и я все объясню и тебе, и маме. Мне кажется, нам будет о чем поговорить.

– Наш сын прав, – согласилась Ванесса. – Сегодня праздник, так давайте веселиться. А дела? Они вполне могут подождать до завтра.

Она посмотрела на Марка и добавила с улыбкой:

– Следующий танец – гавот. Мы будем танцевать его с вами, милорд?

– Послушай Майлс, почему бы тебе не потанцевать с матерью? – быстро спросил Марк.

Майлс бросил быстрый взгляд на Кэтрин и отрицательно покачал головой:

– Тори не была на людях несколько месяцев. Я боюсь ее покидать даже ненадолго.

– Ерунда. Рядом со мной Виктория будет в полной безопасности. Иди потанцуй с матерью. Оркестр вот-вот заиграет, и она, как мне кажется, не захочет пропустить ни такта, – сказал Марк.

Майлс предложил Ванессе руку и повел ее на середину бального зала, а Марк заметил с улыбкой, глядя им вслед:

– После того как Майлс обнаружил, что может неожиданно потерять тебя, он, на мой взгляд, стал излишне осторожен. Впрочем, не спеши осуждать его, Виктория. Многие влюбленные мужчины ведут себя точно так же.

От этих слов Кэтрин вдруг стало легко и спокойно, и она охотно и весело ответила графу Фоксвуду:

– Я знаю. Мне очень повезло, что я встретила на своем пути такого замечательного мужчину, как Майлс.

– Мне очень хочется, чтобы вы с Майлсом были так же счастливы, как и мы с Ванессой.

– Мы будем только рады последовать вашему прекрасному примеру, милорд.

В этот момент к их слаженному дуэту присоединился еще один, до боли знакомый Кэтрин голос:

– Прошу прощения, милорд. Вы позволите нарушить вашу беседу?

– А, Гаррет Морган! Где это вы прячетесь весь вечер? Вы знакомы с невестой Майлса, Викторией, не так ли?

– Да, милорд, – коротко поклонился Гаррет и подошел ближе. – Мы знакомы с леди Викторией.

Он поцеловал руку девушки и вежливо добавил:

– Добрый вечер, миледи.

– Рада снова видеть вас, милорд, – ответила она.

Марк тем временем обвел взглядом зал, полный гостей, и недовольно покачал головой:

– Очень много опоздавших. Если вы позволите, я пойду поздороваться с гостями.

Марк отошел, и с его уходом Гаррет заметно расслабился.

– Пока что все идет отлично, – заметил он. – После такого впечатляющего появления о вас с Майлсом теперь будет говорить весь Лондон, обсуждая неожиданное возвращение Золотой Девушки.

– Надеюсь, эти слухи дойдут и до Эдварда Демьена, – вздохнула Кэтрин. – Сказать по правде, мне не терпится поскорее разделаться с ним и снова стать самой собой. Боюсь, я могу настолько сжиться с образом Виктории, что забуду, кто я есть на самом деле. Не смейтесь, не смейтесь, Гаррет! У меня уже был повод задуматься над этим!

Гаррет с загадочным видом покрутил по сторонам головой и спросил заговорщицким шепотом:

– Что, неужели вы видели призрак?

– Хуже, – в тон ему откликнулась Кэтрин. – Когда я была маленькой, мне часто снились сны, в которых я носила красивые платья и жила в большом доме. Несколько лет тому назад мне приснилась прелестная спальня – желтая с белым. Гаррет, я сегодня была в этой спальне. Она точно такая же, как виделась мне во сне, и это – спальня Виктории в Карлайл-Хаус!

– Вы рассказали об этом Майлсу?

– Нет, конечно. У него и без этих глупостей забот хватает, – насупилась Кэтрин. – И вы Майлсу об этом ничего не говорите, прошу вас.

– Не скажу, если вам так этого хочется, – согласился Гаррет и, предложив Кэтрин свою руку, повел ее вдоль бального зала. – Да выбросьте вы все из головы. Пойдемте лучше найдем Майлса и выпьем вместе.

– И за что же мы будем пить, Гаррет? – задорно спросила Кэтрин.

– За Новый год и новое счастье, разумеется. За возвращение Виктории Карлайл, за Майлса Грейсона, нашедшего свою любовь, и за неприкаянного Гаррета Моргана, которому теперь остается лишь одно – искать новую девушку, чье сердце ему наконец удастся покорить.

 

ГЛАВА 20

В то время как одна из сестер дебютировала в лондонском свете, вторая готовилась к собственной свадьбе.

– Прошло уже двадцать восемь лет с той поры, как мы обвенчались с твоим отцом, с ума можно сойти, – вздохнула Эрин О'Бэньон, застегивая последнюю пуговицу на желтом платье Виктории. – Надеюсь, что твой брак окажется таким же счастливым, дочка.

– Джастин любит меня, и, несмотря на то что память до сих пор не хочет возвращаться ко мне, я чувствую, что нам с ним будет хорошо, – ответила Виктория, гладя Эрин по плечу. – А там, кто знает, может быть, в один прекрасный день я все вспомню и снова стану самой собой?

– Если и не вспомнишь, ничего страшного не случится. Самое главное – ты жива и здорова и вернулась домой. У тебя есть замечательный мужчина, за которого ты выходишь замуж. Знаешь, я за последний месяц молилась больше, чем, наверное, за всю жизнь. И господь услышал мои молитвы, по крайней мере, часть из них.

От этих слов на глазах Виктории заблестели слезы.

– Прости, ма, но я в самом деле не помню, где сейчас Рори и что с ним. Сказать по правде, мне прежде всего хотелось бы вернуть память именно ради того, чтобы вспомнить, где нам искать брата.

– Перестань плакать, слышишь? – мягко упрекнула свою дочь Эрин. – Если бы Рори не был таким сорвиголовой, он никогда не попался бы в лапы англичанам. Нет, Колин прав, старый промысел изжил себя. Пора нам перестраиваться на законный бизнес.

Эрин приколола к волосам Виктории букетик полевых цветов.

– Прости, что твой кулон не поспел к свадьбе. Я отнесла его старому Майку, а тот возьми и сломай себе на следующий день руку! Но Майк клянется и божится, что починит кулон до твоего отъезда в Англию.

Раздался сильный стук в дверь, и громкий мужской голос спросил:

– Можно войти отцу счастливой невесты? Если нет, то я выломаю эту дверь ко всем…

Эрин открыла дверь и махнула рукой.

– Хватит кричать, Шон. Иди лучше и посмотри. Вот такой твоя дочь пойдет под венец.

Шон посмотрел на Викторию, и лицо его расплылось в широкой улыбке.

– Эрин, любовь моя, как она напоминает мне тебя в день нашей свадьбы! И это платье… Да, когда-то и ты могла пролезть в это платье, а, Эрин?

– Перестань, Шон. Скажи лучше, в церкви все готово?

– Да. Коляска ожидает у порога.

Эрин поцеловала заросшую щеку мужа.

– Я знаю, вам надо переговорить наедине. Я подожду вас обоих внизу, – сказала она.

Виктория посмотрела вслед матери, а затем с улыбкой повернулась к отцу.

– Как хорошо она тебя понимает. Я хочу, чтобы у нас с Джастином все было так же, как у вас с ма.

– Если ты любишь Джастина, считай, что битва наполовину выиграна. И кроме того, всегда помни, что я в любую минуту готов прийти тебе на помощь. Джастин Джастином, но я-то всегда останусь твоим отцом.

Виктория благодарно погладила Шона по щеке, с горечью думая при этом, что, несмотря ни на что, она совершенно не помнит и не знает этого мужчину.

– Спасибо, па. Ты – самый лучший отец на свете.

Шон поцеловал ее в лоб, прихватил с кровати накидку и повел Викторию к двери.

– Пора, Кэт. Сама знаешь, что может случиться, если мы заставим нашу маму слишком долго ждать.

Храм Святого Амброзия был переполнен. Здесь толпились друзья О'Бэньонов, матросы, их жены, дети и родственники. Казалось, весь городок собрался, чтобы посмотреть на то, как выходит замуж единственная дочь великого Ирландского Ястреба. Было душно и тихо, только негромко потрескивали сотни свечей, зажженных в медных светильниках.

Проходя по узкому проходу под руку с Шоном, Виктория смотрела на Джастина, стоявшего рядом со священником возле алтаря. «Как я люблю его! – думала на ходу Виктория. – И не только за красоту, но и за ту силу, которую он дает мне. Если бы не он, я, наверное, не справилась бы».

Когда они подошли к алтарю, Шон передал руку Виктории Джастину и сказал:

– Будь ей хорошим и добрым мужем, Прескотт.

– Конечно, Ястреб, – кивнул головой Джастин. – Клянусь.

Церемония венчания была короткой, и очень скоро священник объявил Джастина и Викторию мужем и женой. Джастин поцеловал свою новобрачную. Из толпы раздались одобрительные возгласы.

В тот вечер спиртное в доме О'Бэньонов текло рекой: вино, виски, эль – чего душа пожелает. Разумеется, был приготовлен роскошный ужин и приглашены музыканты со своими флейтами, скрипками и барабанами. Веселились бурно и долго, и первые гости начали покидать свадьбу далеко за полночь.

Наконец пришло время отправляться в свою комнату и новобрачным. Сначала в спальню удалились Эрин и Виктория. Таков обычай: мать сама должна готовить дочь к приходу новобрачного и дать ей последние наставления. Впрочем, они у Эрин получились очень краткими.

– Ты знаешь о том, что должно случиться сегодня ночью, – просто сказала она, поправляя на плече Виктории бретельку ее кружевной белой ночной сорочки. – Не нужно бояться. Джастин любит тебя. Доверься ему во всем и будь счастлива.

Эрин поцеловала Викторию в щеку и вышла за дверь.

После ухода матери Виктория присела к туалетному столику и попыталась причесаться, но руки у нее дрожали от волнения, и гребень упал на пол.

«Господи, что со мной? – подумала Виктория. – Отчего меня так колотит?»

Она нервничала, сама не зная почему. Ведь Джастин был таким внимательным, таким любящим. Одна половина Виктории хотела большего, чем только поцелуи и объятия. Вторая половина дрожала от страха и отчаянно сопротивлялась.

В спальню вошел Джастин в коричневом шерстяном халате. Он подошел к Виктории сзади, положил ей руки на плечи и заглянул в зеркало. Их глаза встретились.

– Чтобы не смущать тебя, я переоделся в комнате Колина, – сказал Джастин, нежно касаясь волос Виктории. – До чего же ты красива. До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что ты – в самом деле моя жена.

Виктория поднялась и повернулась лицом к мужу. Джастин хотел обнять ее, но она вздрогнула и отпрянула.

Джастин понимающе улыбнулся. Усадил жену на стул перед камином и опустился перед Викторией на пол, взяв ее руку.

– Скажи, что пугает тебя?

– Сама не знаю, – покачала головой Виктория. – Я хочу, очень хочу быть твоей женой… во всем… но стоит мне подумать о…

Она оглянулась на постель и нервно сглотнула.

– Джастин, я, наверное, сошла с ума. Ну почему я так боюсь?

Он нежно поцеловал ее.

– Послушай, дорогая, что я тебе скажу. Не расстраивайся и никого не бойся. Я всегда буду рядом с тобой, и никто никогда не посмеет обидеть тебя. Ты поняла?

Виктория кивнула и прижалась к груди Джастина. Он стал рассказывать о той ночи, когда подобрал ее на пустынной рассветной улице.

– У тебя была горячка, и ты в бреду говорила мне о человеке, который бил и обижал тебя. Он хотел тебя изнасиловать, но ты сумела вырваться и убежать. Ты ускакала на той самой лошади, с которой чуть позже упала прямо у меня на глазах. Упала, ударилась головой о камень… Впрочем, остальное ты знаешь.

– Знаю, но совершенно ничего не помню, – вздохнула Виктория.

– Все это хранится в закрытых пока уголках твоей памяти, – сказал Джастин и погладил Викторию по плечу. – И именно от этого ты так нервничаешь. Ведь ты не меня боишься. Ты боишься того, другого человека, который тебя обижал.

– Я не помню подробностей той ночи, но снова хочу бежать, – подняла голову Виктория. – Тень того человека не должна больше разделять нас.

Она обвила шею Джастина руками и поцеловала его в губы.

Он ответил ей нежным долгим поцелуем и осторожно положил ладонь на грудь Виктории. Она не вздрогнула и не отшатнулась. Джастин спустил бретельки с плеч Виктории, обнажил ее грудь и припал губами к тугому розовому соску.

Виктория запустила пальцы в волосы Джастина и запрокинула голову, ощущая непривычное тепло, разгорающееся в теле. Рука Джастина коснулась ее бедра, и вдруг Виктория забыла все свои страхи, отдавшись той восхитительной игре, которая называется любовью.

Чувствуя нарастающее возбуждение, она сама нашла губы Джастина и пылко поцеловала его. Джастин, не прерывая поцелуя, положил ладонь между разведенных бедер Виктории и коснулся заветной впадины. Он погрузил палец в узкое, тугое отверстие. Виктория не смогла сдержать стон.

Дыхание Виктории становилось все тяжелее, все чаще, и наконец она задрожала в руках Джастина, но уже не от страха, а от сжигающей изнутри страсти.

– Ты больше не боишься, любовь моя? – тихо спросил Джастин, целуя Викторию.

– Нет, совсем не боюсь, – счастливо всхлипнула Виктория. – Мне еще никогда не было так… хорошо. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Прямо сейчас.

– Любовью, милая, мы с тобой будем заниматься вместе, – улыбнулся Джастин.

– А ты не боишься, что я окажусь слегка распутной, Джастин? – спросила Виктория и поцеловала Джастина так страстно, что у того перехватило дыхание.

– Не боюсь, скорее надеюсь на это, любовь моя, – ответил Джастин, подхватил Викторию на руки и понес к постели.

 

ГЛАВА 21

Первый день нового года начался для Кэтрин с вопросительного взгляда Дарси. Поэтому, поглощая завтрак, Кэтрин одновременно рассказывала ей о вчерашнем бале. Дарси жадно впитывала в себя малейшие подробности, а дослушав, сказала со вздохом:

– Это просто волшебная сказка. Как я завидую вам, миледи!

– А как ты провела вчерашний вечер, Дарси? – спросила Кэтрин, отставляя на поднос пустую чашку. – Никто из слуг не расспрашивал тебя обо мне или о его светлости?

– Пожалуй, никто. Они меня приняли очень хорошо, но… – Дарси запнулась и все же сказала, поднимая со стола поднос: – Эта горничная снизу, Тереза, она была со мной уж слишком сладкой, вы понимаете, что я имею в виду? Когда закончился наш вечер, она отозвала меня в сторону и стала расспрашивать, как это мне удалось получить такое завидное место. Разумеется, я отвечала ей так, как вы приказали, миледи.

Кэтрин вспомнила слова Майлса о том, что в доме могут быть шпионы Эдварда, и сказала:

– Передай слово в слово, что ты ей говорила.

Дарси опять поставила поднос на стол.

– Я сказала ей, что меня нанял лорд Райленд, когда гостил вместе с вами в поместье своих друзей, у которых я до этого служила.

– Где сейчас Тереза? – внезапно перебила ее Кэтрин.

– У нее сегодня выходной, миледи. Около часа тому назад я видела, как она выходила из дома, – ответила Дарси. Она снова взяла поднос и сказала – Я только отнесу его на кухню и сразу же вернусь.

Оставшись наедине со своими мыслями, Кэтрин откинулась на подушки и стала припоминать подробности вчерашнего вечера. Точнее, не вечера, а ночи, когда они с Майлсом вернулись в Карлайл-Хаус.

Майлс не стал будить Дарси и сам помог Кэтрин раздеться и распустить волосы. Потом в памяти Кэтрин возникал небольшой пробел, после которого она осталась почему-то в одних серьгах и ожерелье и в таком виде бурно и долго занималась любовью с Майлсом.

Кэтрин посмотрела на маленькие медные часы, стоявшие на подставке возле стола, и нахмурилась.

– Майлс с утра поехал повидаться с родителями и вернется только к вечеру. Ну а я что буду делать целый день?

В эту минуту в спальню впорхнула Дарси и весело сообщила:

– Миледи, приехал лорд Гаррет и желает вас видеть. Только он не один, с ним какой-то огромный человек с лохматыми волосами.

– Это Джейми. Наверное, привез новости о Рори. Помоги мне одеться, Дарси. Не хочу заставлять их ждать.

Платье было надето, волосы заколоты, и Кэтрин уже собиралась выходить из спальни, как вдруг ей в голову пришла одна мысль, и она сказала, обращаясь к Дарси:

– Пока я буду с гостями в библиотеке, присмотри за моей спальней. Возьми вязанье, сядь в холле, в уголке, и посматривай, не попытается ли кто-нибудь заглянуть в мою комнату без приглашения. Если что, немедленно сообщи мне.

Спустя пять минут Кэтрин уже была в библиотеке. Гаррет поведал ей, как обстоят дела у него дома, а Джейми рассказал о Рори.

– Ваш брат – неплохой парень, миледи. Как только он узнал, что с вами все в порядке, тут же успокоился.

– Я рада, что Рори не натворил глупостей, – заметила Кэтрин, – но весьма удивлена тем, что он даже не попытался сбежать.

– А зачем? – удивился Джейми. – Если бы вы видели его сейчас, то и спрашивать не стали бы. Живет, как лорд, – одет с иголочки, ест-пьет что ни пожелает. С охранниками он давно подружился. Вместе в карты играют, вместе на лошадях катаются. Кроме того, у Рори и сердечная зазноба там появилась – дочка управляющего, Луиза.

– А я-то волнуюсь за него! – воскликнула Кэтрин, качая головой. – Да у Рори не жизнь, а сплошной праздник! Все, больше о нем и думать не стану.

– Он свое дело уже сделал, – мягко заметил Гаррет, обнимая Кэтрин за плечи. – Если бы не он, мы с вами никогда не познакомились бы, а значит, Майлсу не удалось бы разоблачить Эдварда!

– Пока Эдвард не сделает свой первый ход, мы не можем с уверенностью сказать, сработал наш план или нет, – вздохнула Кэтрин. – Ожидание начинает действовать мне на нервы, но одному только богу известно, сколько это еще продлится.

– Не нужно волноваться, Кэт, – сказал Гаррет. – Наслаждайтесь лучше передышкой. С той минуты, когда Эдвард узнает о возвращении Виктории, ни у кого из нас покоя не будет.

* * *

Вскоре после полудня графу Седвику доложили, что к нему явилась посетительница. Получив разрешение, дворецкий впустил женщину в комнату графа и прикрыл за собою дверь. Оставшись наедине с Эдвардом, женщина прошла к камину и откинула капюшон, скрывавший ее лицо.

– Наконец-то ты явилась, – насмешливо произнес Эдвард, лениво развалившись в кожаном кресле. – Прибежала, чтобы сообщить мне о том, что моя ненаглядная племянница возвратилась домой? А почему ты не сделала этого раньше? Или решила дождаться, пока она выйдет замуж за этого треклятого Грейсона?

Тереза подошла к креслу, в котором сидел Эдвард, и опустилась перед ним на колени. Приложила щеку к его ладони.

– Ах, Эдвард, я прибежала как только смогла. Коусгров следит за нами, словно коршун за курами. До сегодняшнего утра у меня не было никакой возможности выйти из дома.

Эдвард равнодушно оттолкнул Терезу от себя. Он сидел, уставившись в камин, и молчал. Потом вдруг крикнул:

– Убирайся прочь! Я больше тебе не верю.

– Прошу тебя, Эдвард! – зарыдала Тереза, осыпая его руку поцелуями. – Не прогоняй меня! Без тебя я ничто.

Эдвард брезгливо покосился на молодую женщину, лежащую у его ног. Терезе, смазливой шатеночке с хорошей фигурой, недавно исполнилось двадцать. Эдвард соблазнил ее, когда жил в Карлайл-Хаус, сразу после смерти Лорелеи. С той поры она стала его наложницей и шпионкой. Два-три раза в неделю она появлялась в Седвик Мэноре, чтобы переспать со своим господином, а заодно сообщить ему последние новости из лагеря его противников.

– Это все слова. Видишь, я обо всем уже знаю и без тебя. Ты спросишь, откуда? От верных людей, вот откуда! Кучер Грейсонов – кузен моего дворецкого, Вильсона, ясно? Мне было очень неприятно получить это известие от него, а не от тебя, живущей с Викторией под одной проклятой крышей!

– Виконт Райленд приказал сохранять возвращение леди Виктории в строжайшей тайне. Вчера, когда они приехали, их карету сопровождало шестеро вооруженных всадников. Они потом всю ночь охраняли дом. Не было никакой возможности выйти, – умоляющим тоном сказала Тереза. Она взяла Эдварда за руку и приложила ладонь к своему бедру. – Прошу тебя, не сердись. Ты же знаешь, что ради тебя я на все готова.

Эдвард схватил руку Терезы и безжалостно вывернул ее. Женщина закричала от боли, а Эдвард произнес нравоучительным тоном:

– Никогда не смей прикасаться ко мне без моего разрешения. Если я этого захочу, я прикажу тебе. Ты все поняла или объяснить тебе еще раз?

– Простите меня, милорд! – залилась слезами Тереза. – Я сделаю все, что вы скажете, только не прогоняйте меня!

Эдвард отпустил руку Терезы и взлохматил ее волосы.

– Так-то лучше, крошка. А теперь поднимайся в мою спальню и приготовься любить меня. День я проведу с тобой, а вечером отправлюсь в Карлайл-Хаус, повидаться с Викторией. А пока заодно подумаю над тем, как ты могла бы вернуть мое утраченное доверие.

Он насмешливо посмотрел на Терезу. Та мигом вскочила на ноги и выбежала из гостиной.

Эдвард не спеша вытащил из кармана золотое сердечко на тонкой цепочке и принялся раскачивать его на пальце.

– Клайв клялся и божился мне, что Виктория мертва, – задумчиво произнес он. – Неужели эта девка обманула его и сумела вырваться на волю? Но если бы она в самом деле была жива, она бы уже явилась по мою душу.

Эдвард подошел к письменному столу и выдвинул нижний ящик. Вынул бумаги из потайного отделения, взял один лист, внимательно перечитал.

«Есть еще копия этого проклятого завещания или нет? – назойливо крутилось в его мозгу. – Знает ли Грейсон о том, что в случае смерти Джеффри и Виктории все должно достаться ему?»

Он сложил завещание, положил поверх него золотую цепочку с кулоном и запер потайной ящик.

– Будь ты проклят, Джеффри, – пробормотал Эдвард сквозь зубы.

Уже более двух месяцев никто не видел герцога. Возможно, он уже умер, а если нет, то вот-вот должен умереть. Эдвард собирался дождаться этого радостного события, с тем чтобы потом собрать деловых партнеров брата и объявить себя новым управляющим компании, а также всех поместий Карлайлов. Однако теперь ему придется изменить свои планы.

Эдвард положил ключ от потайного ящика в карман и твердо решил сегодня же вечером отправиться в Карлайл-Хаус, чтобы своими глазами убедиться в том, кто же вернулся туда – чудом спасшаяся от смерти Виктория или хорошо подобранная на эту роль женщина-двойник.

Выходя из комнаты, Эдвард задержался, чтобы взглянуть на свое отражение в большом зеркале. Посеребренные сединой волосы в сочетании с яркими, почти черными глазами придавали ему демонический вид, и это очень нравилось Эдварду.

– Ничего, скоро они поймут, что им со мной не справиться, – проговорил он, и на губах его заиграла дьявольская улыбка. – Я уберу любого, кто посмеет встать у меня на пути. Все равно победа будет за мной.

– Нет, Майлс, я не могу! – крикнула Кэтрин, пробегая мимо Джейми и Гаррета и усаживаясь на диван. – Водить за нос дядю Виктории – это одно, но явиться к герцогу под видом его дочери – никогда!

Майлс присел рядом с Кэтрин.

– Да, это не входило в наши планы, – сказал он, – но, Кэт, тебе придется еще раз помочь нам. От этого может зависеть жизнь Джеффри.

– Нет. Не требуй от меня слишком многого, Майлс.

– А что, собственно говоря, случилось? – подал голос Джейми.

– Сегодня утром я встречался с моими родителями, – пояснил Майлс. – Рассказал им о нашем плане и раскрыл, кто такая Кэтрин на самом деле. Думаю, не стоит говорить о том, как они были потрясены. Ведь им и в голову не пришло, что перед ними не Виктория.

– Каков учитель, такова и ученица, – горделиво вставил Гаррет, выпячивая грудь. – Значит, мои уроки пошли ей впрок.

– Это так, – вздохнул Майлс, – но, если бы я рассказал им обо всем раньше, у нас не возникли бы трудности.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Гаррет.

– Когда родители получили от меня известие о том, что Виктория нашлась, они согласились держать это в тайне, но буквально на следующий день получили письмо от Люси Харпер. Она ухаживает за герцогом. Она писала о том, что здоровье Джеффри резко ухудшилось, и просила родителей как можно скорее приехать в Четэм.

– У него случился еще один удар? – быстро спросил Джейми.

– Нет, – покачал головой Майлс. – Очевидно, герцог понял, что с Викторией что-то произошло, и просто потерял интерес к жизни. Он стал отказываться от еды и от врача, быстро ослаб и стал угасать буквально на глазах. Доктор Лоуден сказал Люси, что, если дело так пойдет и дальше, герцог не доживет до Нового года. Тогда-то она и позвала на помощь моих родителей. Они приехали в Четэм и поняли, что их друг при смерти. Он уже ни на что не реагировал и, казалось, перестал что-либо замечать вокруг себя. Мой отец пришел в отчаяние, вынул мое письмо, прочитал его вслух и поднес к глазам герцога, чтобы тот убедился в том, что его не обманывают. Спустя несколько минут на глазах Джеффри показались слезы. Тогда родители заверили его, что не позже Нового года Виктория вернется домой.

Майлс откинул упавшие на глаза волосы, вздохнул и закончил:

– С того дня здоровье герцога немного улучшилось, хотя прогнозы по-прежнему неутешительны. У него может появиться шанс на выздоровление только в том случае, если он сегодня же своими глазами увидит Викторию. Если этого не случится, Джеффри наверняка умрет.

– Но как я могу обманывать смертельно больного человека, Майлс? – с упреком воскликнула Кэтрин. – И неужели ты думаешь, что даже он не догадается о подмене? А если догадается? Это сразу же его убьет!

– Он не должен ни о чем догадаться, любовь моя, – ответил ей Майлс. – Разумеется, мы откроем герцогу всю правду, но только после того, как его жизнь будет вне опасности. Я прошу тебя, Кэтрин, я тебя умоляю. Ведь Джеффри Карлайл для меня – второй отец. Я не могу допустить, чтобы он умер.

Кэтрин помолчала, глядя в сторону, и, приняв наконец решение, поднялась с дивана и решительно направилась к двери.

– Пойду скажу Дарси, что мы выезжаем немедленно. Тебя, Майлс, я тоже прошу быть готовым не позже чем через час.

– Кэт, дорогая, ты опять спасаешь нас, – счастливо улыбнулся Майлс.

– Но это резко меняет все наши планы, – заметил Гаррет, вставая рядом с Майлсом. – Чем будем заниматься мы с Джейми, пока вы будете в Четэме?

– Будете собирать улики против Эдварда Демьена. Ищите письма, расписки, банковские счета, одним словом, любые бумаги, в которых упоминается его имя. Проверьте все, что связано с убийством его жены. Эдвард заявляет, что у него на ту ночь есть неопровержимое алиби, но я в это не верю. Я думаю, что он приложил свою руку и к тому преступлению тоже.

Джейми, сидя за столом, прилежно записывал на листе бумаги все распоряжения Майлса. Неожиданно ему в голову пришла одна идея, и он тут же поделился ею с товарищами:

– Я подумал о том, что в своем последнем письме Виктория упоминала о странном поведении экономки, как бишь ее…

– Ты прав, – подхватил Майлс. – Она подозревала миссис Оливер в том, что она шпионит в пользу Эдварда. Кажется, ее зовут Джессика. Она вдова и много лет служит у Карлайлов.

– Тогда вот что, найди в церковных книгах записи о ее венчании, достань свидетельство о смерти ее мужа, вообще собери сведения о семье, связях и знакомствах, – сказал Гаррет.

– Кроме того, мне хотелось бы, чтобы вы оба оставались в этом доме, – добавил Майлс. – Я уверен, здесь у Эдварда есть свой информатор, которого нужно обезвредить. Обратитесь к Коусгрову, ему вполне можно доверять, а помощь его может оказаться просто неоценимой.

– А почему бы нам не использовать наших матросов, чтобы установить наблюдение за слугами в обоих домах? – спросил Джейми. – Все равно они сейчас сидят на берегу без дела. А отчеты они могут присылать прямо в контору Райлендов, твоему отцу.

– Отличная мысль! – загорелся Майлс. – Но я тоже хочу быть в курсе всех событий… Решено! Вы будете каждый день посылать курьера с отчетом в Четэм!

Карета графа Фоксвуда подкатила к Четэм-Холлу в восьмом часу вечера, и Майлс в глубине души радовался сгустившимся сумеркам, мешающим Кэтрин рассмотреть старинный дом во всем его великолепии, намного превосходившем роскошь городского особняка Карлайлов.

Раскрылись массивные, окованные медью створки дверей, и Майлс вошел внутрь, ведя Кэтрин под руку. Холл, в котором они оказались, был огромным, с уходящим ввысь потолком. Пол был выложен мраморной плиткой. В глубине холла начинались две лестницы, ведущие на верхний этаж. В больших хрустальных канделябрах потрескивали бесчисленные свечи, заливая помещение теплым светом.

Кэтрин была потрясена увиденным и очнулась только тогда, когда услышала голос Майлса:

– Надеюсь, миссис Оливер, вы все успели приготовить к приезду леди Виктории?

– Да, милорд. Я выполнила все указания, которые вы дали мне в письме. Позвольте мне поздравить вас с возвращением домой, миледи.

Кэтрин повернула голову и увидела перед собой строгое лицо миссис Оливер, не лишенное, впрочем, привлекательности. На экономке было скромное серое платье с глухим воротничком и пышными рукавами. Волосы ее, темные, совершенно не тронутые сединой, несмотря на возраст, собраны в аккуратный пучок, а глаза смотрели спокойно и пристально.

– Благодарю вас, миссис Оливер, – сказала Кэтрин. – Прошу вас и впредь точно выполнять все распоряжения виконта Райленда, поскольку передаю управление домом в его опытные руки.

Экономка кивнула и повернула голову к Майлсу.

– Миссис Оливер, я остановлюсь в зеленой спальне, напротив комнаты леди Виктории, – сказал Майлс. – С нами прибыла Дарси, новая горничная миледи, а также несколько человек охраны. Их вы разместите в крыле дома, отведенном для гостей.

– Как прикажете, милорд, – ответила миссис Оливер. – Что-нибудь еще?

– Да. Ужин для нас с леди Викторией накроете в гостиной, через тридцать минут.

Майлс повел Кэтрин к лестнице, оставив миссис Оливер выполнять его распоряжения. Когда они шли по коридору второго этажа, раскрылась дверь, и из нее навстречу приехавшим бросилась Люси.

– Виктория, как я рада, что вы вернулись! Я сказала герцогу, что господь внял нашим молитвам!

Кэтрин сразу же догадалась, что эта юная светловолосая женщина – Люси Харпер, и улыбнулась ей, не забыв перед этим бросить быстрый взгляд на Майлса.

– Прости, что заставила вас так волноваться, Люси. Мне, право, очень стыдно. Но мне так нужно было…

– Ей очень нужно было повидаться со мной, – перебил ее Майлс. – Здравствуйте, Люси. Я – Майлс Грейсон, жених Виктории.

– Виктория много рассказывала мне о том, какой вы надежный друг, но никогда не говорила, что вы еще и красавец, – улыбнулась Люси.

Майлс весело рассмеялся в ответ.

– О, боже, – спохватилась Люси. – Я, наверное, опять сболтнула что-то лишнее? Не сердитесь, не думайте, что Виктория никогда не говорила о том, что вы красивы, просто… я хотела сказать…

Люси окончательно сбилась, покраснела и закончила чуть слышно:

– Я очень рада видеть вас, милорд.

Майлс взял руку Люси, поцеловал ее и ответил, широко улыбаясь:

– Зовите меня просто по имени – Майлс. Я знаю, что вы дружите с Тори, поэтому оставьте пустые формальности. И знаете что, расскажите нам лучше о том, как обстоят дела у Джеффри.

– Может быть, нам лучше пройти в гостиную? – покосилась по сторонам Люси. – Там нас никто не побеспокоит. После вашего отъезда, Виктория, туда никто еще не заходил, только сегодня там были горничные – наводили блеск перед вашим возвращением.

Маленькая гостиная, примыкавшая к спальне Виктории, была выдержана в кремовых тонах. В ней стояло несколько мягких стульев и диван, развернутый к камину, перед которым лежал красивый персидский ковер.

Когда все уселись, Люси подтвердила все, что Майлсу довелось услышать о состоянии герцога.

– Его светлость просто стал другим человеком после того, как увидел ваше письмо. С того дня у него не только появился аппетит, но даже стали понемногу двигаться руки и пальцы. Правда, доктор говорит, что улучшение пока незначительное, но после вашего приезда, Виктория, он быстро пойдет на поправку, я в этом уверена.

– Мы можем увидеть Джеффри? – спросил Майлс.

– Сейчас он спит. Отдохните немного и вы, обождите, пока герцог проснется, – ответила Люси, поцеловала Викторию в щеку и направилась к двери, повторив на ходу: – Как я рада, что вы снова дома, Виктория!

За Люси закрылась дверь, и Майлс нежно обнял Кэтрин. Она с тревогой сказала, теснее прижимаясь к его груди:

– Как я взгляну ему в глаза? Мне так стыдно – и перед ним, и перед Люси. Терпеть не могу ложь.

– Что поделаешь, так надо, – ответил Майлс. – Люси должна думать, что ты – Виктория, так нам будет легче убедить Джеффри. Все будет хорошо, любимая, вот увидишь.

И он нежно поцеловал губы Кэтрин.

– Я сделаю все, что в моих силах, Майлс, – вздохнула Кэтрин. – Я сделаю все, чего бы мне это ни стоило.

Спустя несколько минут принесли ужин, и они оба на время забыли о делах, об Эдварде и о необходимости лгать, наслаждаясь короткими минутами отдыха, когда им можно было побыть наедине.

Когда слуги вернулись, чтобы прибрать со стола, Майлс вышел посмотреть, как разместились приехавшие вместе с ним матросы, а Кэтрин решила осмотреть спальню Виктории, но не успела. В дверях показалась Люси и выпалила с порога:

– Виктория, ваш отец проснулся. Я сказала ему, что вы здесь, и он улыбнулся – впервые за долгое время! Пойдемте скорее, он ждет!

Не давая Кэтрин времени на раздумья, Люси подхватила ее под руку и повела в спальню герцога. Подойдя к двери, Кэтрин наскоро поправила волосы, глубоко вдохнула и шагнула через порог.

Джеффри Карлайл сидел в постели, откинувшись на подушки и не сводя глаз с двери. Лицо его было красивым, хотя и несколько изможденным. Герцог был чисто выбрит и облачен в белоснежную сорочку. На ногах у него лежало мягкое атласное одеяло.

Их взгляды встретились, и первое, о чем подумала Кэтрин, было: «Боже, какие у него необыкновенные глаза! Изумрудно-зеленые и бездонные!» Она осторожно приблизилась, и с каждым ее шагом губы герцога улыбались все шире. Кэтрин присела на край кровати, и тут Джеффри слабо шевельнул правой рукой, словно желая обнять свою дочь. Кэтрин сама взяла его за руку, и в этот момент между ней и герцогом пробежала какая-то искра, и мгновенно растаял лед, сковывавший сердце Кэтрин.

Она припала к груди Джеффри и тихо прошептала:

– Прости меня, папа. Тебе так долго пришлось ждать меня.

Глаза герцога наполнились слезами, а Кэтрин наклонилась вперед и нежно поцеловала его в щеку, а затем уткнулась головой в худое острое плечо.

– Я люблю тебя, папа.

Слабая рука прикоснулась сзади к ее спине, и Кэтрин не смогла больше сдержать слезы, хлынувшие из ее глаз.

Весь мир перестал существовать в эту минуту для них двоих. Но никто и не подозревал, что старшая дочь Джеффри Карлайла наконец-то вернулась домой.

 

ГЛАВА 22

С того дня Кэтрин проводила в спальне отца все свое свободное время, говорила с ним и не могла наговориться. За неделю Джеффри явно пошел на поправку. Он мог теперь самостоятельно пользоваться ложкой и вилкой, хотя нож и перо были ему еще недоступны. Герцог окреп физически, хотя было видно, как он переживает оттого, что по-прежнему лишен дара речи.

Кэтрин помогала ему разрабатывать руки и даже заказала у местного мастера кресло на колесиках, в котором Джеффри мог теперь передвигаться. Он очень полюбил этот подарок дочери и часто пользовался им.

Однажды поздно вечером Майлс и Кэтрин остались наедине в гостиной и сидели перед камином. Оба они страдали оттого, что вынуждены спать порознь, поскольку Кэтрин по-прежнему делила свою спальню с Люси. Такая возможность, как сейчас, побыть наедине выпадала на их долю не часто.

Майлс нежно поцеловал Кэтрин, крепче прижал ее к себе и сказал:

– То, что происходит с герцогом, – это просто чудо, Кэт. И это чудо совершила ты. Но если бы ты только знала, как я соскучился по тебе!

– Не горюй, англичанин. Воздержание еще никому не повредило.

– La belle dame sans merci! – ответил он.

– Так нечестно, – нахмурилась Кэтрин. – Ты же знаешь, что я не говорю по-французски. Что ты мне только что сказал, Майлс Грейсон?

– Что красивые женщины всегда бессердечны. Почему ты не хочешь пожалеть одинокого влюбленного мужчину, любовь моя?

– Omnia vincit amor. Fata vivam invenient, – ответила она.

– Вот как? Это месть? Я никогда не учил латынь. Признавайся, ты обругала меня?

– Вовсе нет. Просто сказала, что любовь преодолевает все преграды, а против судьбы не пойдешь. Почему ты вдруг решил, что я стану тебя оскорблять?

Майлс поцеловал губы Кэтрин и нежно прошептал: – Je regret, ma cherie. Tu es ma cоеur, ma vie. Je t'aime.

Кэтрин не поняла ни слова, но сумела почувствовать их смысл.

– Господи, как бы мне хотелось понимать французский, – вздохнула она.

Майлс погладил Кэтрин по щеке и сказал, глядя ей прямо в глаза:

– Я сказал, что мне очень жаль, дорогая. Ты – мое сердце, моя жизнь, и я люблю тебя.

И он снова приник губами к ее рту. Их поцелуй длился и длился, дыхание стало учащенным, Майлс сжал сквозь платье грудь Кэтрин.

Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы не Люси. Она ударилась обо что-то в соседней комнате, вскрикнула от боли, и этот звук вернул влюбленных к действительности.

Майлс недовольно вздохнул, отпрянул от Кэтрин и упал на ковер у ее ног.

– Господи, дай мне сил, – взмолился он. – Когда же наконец мы покончим со всеми делами?

Кэтрин потянулась, чтобы помочь ему подняться с ковра, но Майлс отрицательно покачал головой и сказал:

– Лучше не трогай меня, если не хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью прямо здесь, на полу. – Он прикрыл глаза и добавил: – Поговори со мной о чем-нибудь хорошем. Например, расскажи, о ком ты сейчас думаешь.

– Об Эдварде, – тут же отозвалась Кэтрин. – Он назначил на пятнадцатое встречу с компаньонами «Карлайл Энтерпрайсез». Герцог пока не может доехать до Лондона, так почему бы нам не собрать всех здесь, в Четэм-Холле?

Майлс промолчал, и тогда Кэтрин продолжила:

– Эдвард ничего не знает о состоянии брата. Вероятно, полагает, что он при смерти. Собрав в Четэме компаньонов Джеффри, мы отрежем Эдварду пути к управлению «Карлайл Энтерпрайсез». Собрание удобно провести в библиотеке, тогда герцог будет сидеть вместе со всеми за столом, как почетный председатель. Я от имени Виктории заверю компаньонов в том, что Джеффри вскоре сможет вернуться к работе. Ты сделаешь доклад.

– Нет, докладом должна тоже заниматься Виктория, – прервал ее Майлс, садясь на ковре. – Господи, да это же может снять все вопросы! Согласно последнему сообщению Джейми, Эдвард вне себя от того, что его племянница цела и невредима, и в то же время сгорает от желания поскорее увидеть ее. Будет очень хорошо, если эта трогательная встреча произойдет на глазах у тридцати свидетелей. – Он крепко обнял Кэтрин. – Кэт, ты просто умница!

И Майлс потянулся к Кэтрин с поцелуем.

Она шутливо ударила его по щеке и отвернулась.

– Милорд, – усмехнулась она, – мне очень жаль, но подготовка этого собрания потребует большой сосредоточенности.

Майлс сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться, а затем признал с большой неохотой:

– Разумеется, ты права. Но как только мы покончим наконец с этим проклятым Эдвардом, я от тебя ни на шаг не отойду. И если нам опять негде будет заняться любовью, мне останется похитить тебя и увезти с собой на необитаемый остров, ты так и знай. – Он поднялся на ноги. – Хорошо, давай займемся делом, Кэт. Пойдем в библиотеку и начнем готовить твое выступление. В конце концов, чем скорее мы это сделаем, тем скорее я опять заполучу тебя в свою постель. И навсегда забуду даже имя Эдварда Демьена – вот будет счастье!

Утром того дня, на который была назначено собрание, Кэтрин проснулась до восхода солнца. Впрочем, это только для непосвященных сегодня будет собрание акционеров, а на самом деле это будет настоящее сражение. И она должна, просто обязана выиграть эту битву.

Заранее было разослано тридцать одно приглашение, в котором джентльмена, получившего его, просили найти возможность провести два дня в загородном поместье Карлайлов. Свою готовность приехать подтвердили все – одни из любви к герцогу, другие из простого любопытства.

В своих отчетах Джейми писал о том, что весь Лондон гудит от слухов. Кто-то утверждал, что герцог Четэм при смерти и собирается в последний раз увидеться со своими компаньонами. Другие клялись и божились, что Виктория убита, но их опровергали третьи, видевшие ее на новогоднем балу у Грейсонов. Одним словом, всем было интересно узнать, что же на самом деле происходит в семействе Карлайл и займет ли Виктория место своего отца.

Перед приездом гостей Майлс отослал своих охранников в загородное имение отца и рассчитал сиделок, выплатив им щедрое вознаграждение и снабдив самыми лучшими рекомендациями. Теперь рядом с Джеффри остались только Люси да старый слуга герцога по имени Квигли.

В доме сразу же освободилось много комнат, в которых можно было разместить всех приглашенных, а также Джейми, Гаррета и Марка Грейсона, которые тоже должны были приехать на эти дни в Четэм, чтобы помочь Майлсу и Кэтрин принять и развлекать гостей. Кроме того, все они, смешавшись с гостями, должны были внимательно следить за их реакцией на появление Кэт, а в случае необходимости – прийти ей на помощь.

Рано утром Кэтрин и Майлс встретились в спальне Марка, который собирался в последний раз проверить знания Кэтрин. Он задавал ей вопросы о каждом госте. Кэтрин поражала его своей феноменальной памятью.

Наконец Марк сдался и сказал, отдуваясь:

– Это просто невероятно. Кэтрин, ты можешь рассказать о каждом из этих людей так много, словно знаешь их всю жизнь. – Он повернулся к сыну и спросил: – Где ты нашел такое чудо?

– Хотя у меня всегда была хорошая память, – ответила вместо Майлса Кэтрин, – но на этот раз со мной происходит что-то странное. Мне в самом деле кажется, что всех этих людей я знала раньше. Да, Четэм-Холл мне кажется знакомым, словно я выросла в его стенах.

Майлс успокаивающе погладил ее по плечу.

– В конце концов, неважно, как ты это делаешь, – сказал он. – Важно то, что у тебя все отлично получается.

Повинуясь неожиданному порыву, Кэтрин подбежала к окну. Увидела подъезжающую к подъезду черную карету с серым верхом и невольно вздрогнула. Она знала, кто приехал в этой карете.

– Эдвард Демьен, – прошептала она. – Наконец-то мы встретились с тобой.

Марк тоже подошел к окну, посмотрел и согласно кивнул головой.

– Да, ты права, дорогая. Но как ты догадалась о том, что это Демьен? Ведь на его карете нет герба Седвиков.

Кэтрин не ответила. Она не сводила глаз с человека, вышедшего из кареты. Эдвард оказался на удивление красив и респектабелен. Он был во всем черном, без шляпы. Легкий ветерок перебирал его пышные, красиво поседевшие волосы.

Внезапно Эдвард поднял голову и уставился прямо на то окно, за которым стояла Кэтрин. Его глаза, казалось, выискивали ее, словно две борзые. Солнце светило в лицо Эдварду, и Кэтрин понимала, что он не может видеть ее сквозь стекло, и все же ей стало не по себе.

– Это просто демон какой-то, – поежилась она.

Майлс подошел к Кэтрин и обнял ее. Он тоже выглянул в окно, но было уже поздно: Эдвард Демьен скрылся в дверях.

– Ну что же, – нарушил тишину уверенный и спокойный голос Марка Грейсона. – Все в сборе.

– Тогда мы начинаем, – сказал Майлс, целуя щеку Кэтрин. – Приготовься, любимая. Когда все будет готово, я приду за тобой. Отец, через тридцать минут Гаррет и Джейми помогут Джеффри перебраться в библиотеку. Я хочу, чтобы ты на это время спустился к гостям, которых проводили в золотую гостиную, и поговорил с ними, чтобы почувствовать их настроение. Сам я буду в библиотеке. Мне кажется, что Эдвард будет искать меня. Не хочу уклоняться от встречи.

Кэтрин ушла в спальню Виктории, чтобы сосредоточиться и в последний раз перед выходом посмотреть на себя в зеркало. Сегодня она надела шелковое платье цвета морской волны, зеленый, в тон платью, жакет, а из украшений оставила только обручальное кольцо Майлса и жемчужное ожерелье, которое подарил ей на Рождество Гаррет. Кэтрин окинула свое отражение пристальным взглядом и осталась довольна собой – в этом наряде она выглядела просто и элегантно.

Даже новая прическа, которую сделала ей сегодня Дарси – гладкие, собранные в пучок волосы, – понравилась ей.

Кэтрин отпустила Дарси, потом еще немного посидела перед зеркалом и наконец сказала.

– Ну что же, ваш выход, леди Виктория. Теперь осталось только одно: победа или смерть. Третьего не дано.

Придя в библиотеку, Майлс недолго оставался в одиночестве. Вскоре, как он и предполагал, к нему присоединился Эдвард Демьен. Майлс жестом пригласил его садиться и непринужденно сказал:

– Доброе утро, милорд. Добро пожаловать в Четэм-Холл. Надеюсь, вас хорошо разместили?

– Это довольно неучтиво с вашей стороны, Грейсон, спрашивать о том, как меня разместили, – фыркнул Эдвард. – Не забывайте, что Четэм-Холл – мой родной дом.

– Ну что вы, милорд, – весело улыбнулся Майлс. – Я все отлично помню. И как же я могу быть неучтивым с вами, помилуйте. Ведь вы вскоре станете моим родственником!

Эдвард поджал губы и обвел взглядом библиотеку, приготовленную для собрания. Для того чтобы усадить всех гостей, сюда пришлось принести три дюжины мягких стульев из бального зала, и теперь все они были расставлены вокруг большого круглого стола.

– Вы будете делать доклад, виконт Райленд? – неожиданно спросил Эдвард, резко переводя взгляд на Майлса.

– С какой стати, мой дорогой граф? Компания принадлежит Джеффри и Виктории. Нет, вести собрание будет она сама.

Бровь Эдварда непроизвольно взметнулась вверх, и он поспешил отвести взгляд в сторону, сделав вид, что снова рассматривает мебель.

– Если позволите, я хотел бы немного прогуляться по саду, – сказал он, стараясь скрыть охватившее его смятение.

– Разумеется, граф, разумеется. Постарайтесь не опоздать к началу и не пропустите выступление Тори. Могу сказать заранее, что в нем будет много неожиданного для вас.

Эдвард стремглав выскочил из библиотеки и не увидел усмешку, которой проводил его Майлс.

* * *

Быстро шагая по дорожке сада, Эдвард лихорадочно размышлял обо всем только что услышанном от Майлса.

«Нет, этот Грейсон, очевидно, держит меня за круглого дурака. Если бы эта девка в самом деле была Викторией, он бросился бы на меня с кулаками. Собрание придумано только для того, чтобы при всех утвердить на месте Виктории самозванку. Зачем это нужно Грейсону, понятно и так – если все примут эту девку за Викторию, он женится на ней и отхватит изрядную часть наследства».

Тут Эдвард остановился так резко, словно налетел на невидимую преграду.

«Но если Грейсон задумал все это, значит, ему ничего не известно о новом завещании Джеффри! Следовательно, если мне удастся разоблачить этого шарлатана, то после смерти Джеффри все перейдет ко мне. Ну что же, интересная игра предстоит, интересная! Мне будет очень приятно раздавить эту гадину».

Эдвард направился к дому и, уже подходя ко входу, воскликнул негромко:

– А ведь ты прав, Грейсон! Сегодня мне никак нельзя опоздать к началу!

Когда он вошел в библиотеку, та уже была переполнена акционерами «Карлайл Энтерпрайсез». Марк сделал приветственный жест рукой и сказал:

– Эдвард, ваше место впереди, справа от Виктории. Оно принадлежит вам по праву, как члену семьи и одному из руководителей компании.

Пока Марк усаживал его, Эдвард успел обежать глазами собравшихся, и ему сразу стало тревожно.

Прямо напротив себя Эдвард увидел разместившегося в большом кожаном кресле Джеффри. Он был элегантно одет, тщательно выбрит и производил впечатление вполне здорового человека. Заметив, что Джеффри не отрываясь смотрит на него, Эдвард поспешил отвести глаза в сторону и внутренне содрогнулся от ужаса.

Первым его побуждением было бежать, но он понимал, что не сможет выбраться из переполненной библиотеки. В эту минуту по комнате пронесся негромкий гул, похожий на порыв ветра, и все головы повернулись к двери, чтобы рассмотреть того, кто вошел. Эдвард тоже перевел взгляд к двери и обомлел.

Она была удивительно хороша в золотом и зеленом. Эдвард увидел перед собой знакомое лицо, услышал мелодичный голос, и на какое-то мгновение у него остановилось сердце.

«Евангелина? – смятенно метались мысли в голове Эдварда. – Нет, она умерла. Виктория? Это тоже невозможно. Но тогда кто она?»

Вошедшая посмотрела прямо в лицо Эдварду и улыбнулась:

– Вот вы где, дядя Эдвард.

Он застыл как вкопанный, а юная женщина бросилась через всю комнату и впорхнула в его объятия. Щеки Эдварда коснулись теплые мягкие губы. Затем она заглянула Эдварду в глаза и улыбнулась:

– Я напугала вас, дядя Эдвард? Простите. Ну скажите, что вы прощаете меня.

Эдвард посмотрел на красавицу, которую держал в объятьях, сначала недоуменно, потом с восхищением, и наконец его губы медленно раздвинулись в улыбке.

– Прекрасно, – сказала она, снова целуя Эдварда в щеку. – Вы больше не хмуритесь, вы улыбаетесь, и это означает, что я прощена. Спасибо, дядя Эдвард.

Услышав слово «дядя», Эдвард сумел вернуться на твердую землю. Он взял себя в руки и нежно поцеловал юную женщину в щеку, сказав с улыбкой:

– Добро пожаловать домой, Виктория.

– Благодарю вас, дядя Эдвард. Я очень рада, что наконец вернулась.

Эдвард опустился на стул, а юная леди тем временем пробралась к своему месту.

«С ней нужно быть начеку», – подумал Эдвард, провожая Кэтрин пристальным взглядом.

Кэтрин обвела взглядом собравшихся, примечая, кто где расположился. Джейми она увидела стоящим у окна, а Гаррета – сидящим возле двери. Марк устроился в центре первого ряда, а Майлс стоял напротив нее, прислонившись к стене. Такое размещение тоже было составной частью их плана. Теперь, куда бы Кэтрин ни повернула во время речи голову, она всегда могла увидеть знакомое лицо и обращаться непосредственно к своему другу.

Кэтрин наклонилась к Джеффри, сидящему слева от нее, и шепнула ему на ухо:

– Все, что я собираюсь сделать, я буду делать только для тебя, папа. Пожелай мне удачи.

Она поцеловала его в щеку, и на душе у нее стало легко, когда он улыбнулся ей в ответ и даже слегка подмигнул. Эта секунда придала Кэтрин уверенности в себе, и она решительно выпрямилась, отставив к стене свой стул.

– Надеюсь, джентльмены простят меня за то, что я буду говорить стоя. Я знаю, что это противоречит правилам этикета, но кто из вас не знает о том, что Виктория Карлайл никогда не жила с оглядкой.

По комнате пролетел смешок, и Кэтрин поняла, что начало прошло удачно.

Когда в библиотеке снова установилась тишина, Кэтрин продолжила:

– Мы с отцом рады приветствовать вас в Четэм-Холле. Мы просили вас приехать сюда по целому ряду причин. Во-первых, нам хотелось, чтобы вы все увидели своими глазами и убедились в том, что слухи о кончине семьи Карлайл были несколько… э-э… преждевременными. Как видите, все мы живы и здоровы. – Она указала кивком головы на Джеффри и продолжила: – Мой отец действительно перенес удар, причем такой сильный, что большинство мужчин на его месте отправились бы в могилу, однако всем известно, что Джеффри Карлайл умеет держать любые удары. Несмотря на то что отец на время оказался отлученным от управления компанией, дела ее шли вполне успешно, и мы получили прибыль по всем позициям. Сама я на два месяца отбыла из Лондона по своим делам, однако ручаюсь за точность полученной мною информации. Итак, дела идут отлично, все Карлайлы снова в сборе, и горе тому, кто вздумает перейти нам дорогу!

После этих слов Кэтрин раздались громкие аплодисменты. Она переждала их и продолжила своим мелодичным голосом:

– Пользуясь случаем, я хочу искренне поблагодарить своего дядю, Эдварда Демьена, за ту помощь, которую он оказал нашей компании в последние месяцы. Я обещаю, что он будет щедро вознагражден за свои труды. Он это заслужил.

Кэтрин повернулась к сидящему справа от нее Эдварду и одарила его приветливой улыбкой. Он, в свою очередь, поцеловал ей руку, и Кэтрин сумела сдержать себя и не отдернуть ее от губ Эдварда. Ей был неприятен его взгляд – пристальный, изучающий, – но и здесь Кэтрин не дрогнула, не отвела своих глаз.

– Итак, коль скоро вы собрались здесь, джентльмены, – продолжила она, – мы приглашаем вас на славу отдохнуть и повеселиться в нашем гостеприимном доме. Сразу после собрания вы сможете перекусить у буфетной стойки в столовой, а затем все желающие смогут отправиться на верховую прогулку. Вечером, после обеда, в музыкальной гостиной состоится концерт. На завтрашнее утро у нас запланированы охота на фазанов и рыбалка – каждый может выбрать занятие по своему вкусу. Итак, отдыхайте и веселитесь, дорогие сэры! На то и даны нам суббота с воскресеньем, чтобы хоть на время забыть о понедельнике, который все равно когда-нибудь настанет!

Речь Кэтрин была встречена с большим энтузиазмом. Все собравшиеся дружно поднялись на ноги, чтобы стоя аплодировать прекрасной ораторше. Кэтрин принимала поздравления, положив руку на плечо Джеффри.

– Дядя Эдвард, – повернулась она вправо, – будьте так любезны, покажите нашим гостям, как пройти в столовую. Я присоединюсь к вам буквально через несколько минут.

Эдвард молча кивнул и повел гостей из библиотеки. Когда в комнате остались только свои, Гаррет быстро закрыл дверь и повернул в замке ключ. Марк и Джейми восторженно хлопали друг друга по плечам, а Майлс подошел к Кэтрин и пылко поцеловал.

Раскрасневшаяся, возбужденная, Кэтрин выскользнула из объятий Майлса и опустилась на колени перед Джеффри.

– Я понимаю, из того, что сегодня произошло, многое кажется тебе странным, – заговорила она. – Но мы делаем все это с единственной целью – связать руки Эдварду, сделать так, чтобы он не смог причинить вреда ни тебе, ни твоей компании. После того, как гости разъедутся, мы обстоятельно поговорим с тобой обо всем, обещаю тебе, папа.

Джеффри улыбнулся и слабо пожал руку Кэтрин.

– Теперь мы поможем вам вернуться в свою комнату, мой друг, – сказал подошедший Гаррет, обращаясь к Джеффри. – Иначе Люси свернет всем нам шею за то, что мы переутомили вас. Сказать по правде, я этой женщины слегка побаиваюсь.

Через пять минут Джеффри был благополучно переправлен в свою спальню. Марк, Гаррет и Джейми отправились в столовую, к гостям, и на короткое время Майлс и Кэтрин остались наедине.

Майлс привалился спиной к двери библиотеки и крепко обнял Кэтрин.

– Я скоро сойду с ума без тебя, – жарко проговорил Майлс, целуя шею Кэтрин. – Скажи, неужели нельзя куда-нибудь переселить Люси, ну хотя бы на одну ночь?

Кэтрин томно запрокинула голову и тихо прошептала в ответ:

– В этом нет никакой необходимости.

Майлс резко опустил руки и раздосадованно спросил:

– Ты хочешь сказать, что не… Но почему?..

Кэтрин закрыла поцелуем губы Майлса, не дав ему договорить. Потом откинула голову и загадочно улыбнулась.

– Потому что ты не дослушал меня до конца. В этом нет никакой необходимости потому, что после отъезда сиделок освободилась комната, прилегающая к спальне Джеффри. Люси сама попросила разрешения перебраться туда, ей хочется всегда быть рядом с герцогом. Так что моя спальня теперь свободна.

– Это самая радостная новость за все последнее время, – счастливо улыбнулся Майлс.

После завтрака все приглашенные перебрались в гостиную, куда были поданы кофе и десерт. Именно здесь к ним вновь присоединились Майлс и Кэтрин. Начиналась вторая часть тщательно разработанного плана.

Войдя в гостиную, Кэтрин прямиком направилась к Эдварду, а Майлс сделал вид, что оживленно беседует с Джейми. Оба они пристально наблюдали за тем, как разворачиваются события. Эдвард разговаривал о чем-то с графом Жан-Клодом Бешамом, бывшим французским послом, который после ухода со службы осел в Лондоне. Жан-Клод с герцогом были не только близкими друзьями, но и совладельцами нескольких компаний.

– Дядя Эдвард, спасибо вам за то, что вы сумели занять гостей в мое отсутствие! – воскликнула Кэтрин и добавила, обращаясь к Жан-Клоду: – Очень рада снова видеть вас, monsieur.

– Ах, это вы, ma petitе belle! Да, давненько мы с вами не виделись. Скажите, как здоровье вашего cher papa, Виктория?

Кэтрин заметила, как загорелись глаза Эдварда, внимательно следившего за их разговором.

– Гораздо лучше, хотя до полного выздоровления еще далеко. Если не случится ничего непредвиденного, он сможет полностью поправиться только через несколько месяцев.

Француз ободряюще улыбнулся и сказал:

– Сегодня Джеффри выглядел очень неплохо, только показался мне немного бледным. Надеюсь, что увижусь еще с ним сегодня.

– Папа будет очень рад видеть вас, но прежде я должна вам кое-что рассказать, – Кэтрин наклонилась к Жан-Клоду и заметила, что Эдвард также непроизвольно склонил свою голову вперед. – Отец пока что не может ни говорить, ни писать. Но пусть это останется между нами. Вы же знаете, какой гордый человек мой отец. Ему непереносима мысль о собственной слабости.

– Вы – очень хорошая дочь, Виктория, – сказал Жан-Клод, легонько погладив Кэтрин по плечу. – Я даже немного завидую Джеффри.

Он повернул голову к Эдварду и продолжил:

– А вы знаете о том, что Виктория благодаря своему уму и находчивости однажды в буквальном смысле спасла вашего брата?

– Ничего не знаю об этом случае, – покачал головой Эдвард.

Кэтрин смущенно потупилась, а Жан-Клод приступил к рассказу:

– Несколько лет тому назад Джеффри оказался на деловой встрече, на которую съехались люди из разных концов Европы. Так вот, двое испанцев затеяли обмануть вашего брата и принялись обсуждать между собой детали этой фальшивой сделки – по-испански, разумеется. Потом они увидели сидящую рядом с ними Викторию, подумали, что она может понимать по-испански, и перешли на итальянский. Виктория, разумеется, понимала каждое слово, но и глазом не моргнула. Но когда эти мошенники подступили к Джеффри, она предупредила его – на немецком, которого испанцы не понимали. Джеффри тоже бровью не повел, поблагодарил испанцев за предложение, но вежливо отклонил его. Честное слово, я ими обоими восхищаюсь, и вашим братом, и вашей племянницей. Джеффри – за его тактичность, Викторией – за ее знание стольких языков.

Эдвард повернулся к Кэтрин, и в глазах у него полыхнул злобный огонек.

– Ma Victoria, – сказал он, – est une dame belle et savante! La femme ne craignant rien, n`est pas?

Несколько секунд Кэтрин молчала, а затем спокойно ответила:

– Ce que je crains ce sont mes pretendus amis, mon oncle.

– C`est ne pas moi; je suis votre ami le plus fidele.

Кэтрин подняла бровь и сказала, улыбнувшись:

– Gardez-vous. Qui s'exuse, s'accuse.

Прежде чем Эдвард успел ответить, Кэтрин обернулась к Жан-Клоду:

– Почему бы нам с вами не навестить папу прямо сейчас? Он будет очень рад.

И она вышла из гостиной под руку с французом.

Во время своей словесной перепалки с Эдвардом Кэтрин не заметила Гаррета, который стоял совсем неподалеку и слышал каждое слово. Как только Кэтрин и Жан-Клод вышли за дверь, Майлс кивнул Гаррету, и они оба вышли, чтобы уединиться в библиотеке.

– Что там произошло, Гаррет? Эдвард сумел на чем-то подловить Кэтрин?

– Скорее напротив. Эта леди не перестает поражать меня. Я начинаю подозревать, что ее ум ни в чем не уступит ее красоте.

– Рассказывай же скорее, – нетерпеливо воскликнул Майлс.

– Хорошо, – вздохнул Гаррет. – Слушай. Сначала тот пожилой джентльмен рассказал историю о том, как благодаря знанию языков Виктория спасла своему отцу кучу денег.

– И что на это ответил Эдвард?

– Начал говорить с Кэтрин по-французски. Он сказал…

– Плевать мне на то, что он сказал! – вскипел Майлс, хватая Гаррета за лацканы сюртука. – Проклятье! Ах, не надо было оставлять ее одну! Почему ты не вмешался?

Гаррет осторожно освободился от рук Майлса.

– Я собирался это сделать, – пробурчал он, – но Кэтрин прекрасно справилась и без моей помощи. Она ответила Демьену.

– Как? Ну-ка, расскажи поподробнее.

Гаррет оперся руками на стол и стал воспроизводить тот удивительный разговор слово в слово.

– Демьен сказал по-французски: «Моя племянница Виктория – прелестная и ученая леди, которая ничего не боится. Не так ли?» А она ответила, и тоже по-французски: «Неправда, боюсь людей, которые прикидываются друзьями». Эдвард сказал: «Ну, это не про меня. Я твой верный друг». Тогда Кэтрин улыбнулась и ответила: «Будь осторожен, дядя. Кто оправдывает себя, тот себя и осуждает». А потом она ушла под руку с французом.

– От этих слов Эдвард и стал таким задумчивым? – спросил Майлс.

– Может быть, от слов, а может быть, от того, как они были сказаны. Ведь Кэтрин говорила как настоящая парижанка.

– Этого не может быть, – покачал головой Майлс. – Она же ни слова не знает по-французски.

– Возможно, у нее прорезался скрытый талант или это было вмешательство свыше, – ответил Гаррет. – Я же передаю тебе только то, что слышал собственными ушами. И Эдвард тоже это слышал, между прочим. Теперь ему будет о чем призадуматься.

– Мне тоже есть теперь о чем призадуматься, – мрачно сказал Майлс и отвернулся в сторону.

В эту самую минуту Кэтрин вернулась в гостиную в поисках Майлса. Нервы ее были напряжены, словно гитарные струны. Ей не терпелось рассказать Майлсу о странных вещах, которые происходили с ней, когда она разговаривала с Эдвардом. Может быть, Майлс сможет как-то объяснить все это, и…

– Виктория, дорогая, как чувствует себя мой брат?

Кэтрин резко обернулась, обнаружила стоящего рядом с ней Эдварда Демьена, и ей стоило немалых усилий не показать, насколько неприятна для нее эта встреча.

– Папа чувствует себя хорошо. Жан-Клод составит ему приятную компанию, чтобы скоротать вечер. – И, желая поскорее избавиться от Эдварда, она задала ему убийственный вопрос: – А вы не хотите навестить папу, дядя Эдвард?

Тот отрицательно покачал головой.

– У нас с Джеффри еще будет возможность посидеть не торопясь вдвоем, когда все гости разъедутся, – на губах у него зазмеилась улыбка, и он сказал, глядя на жемчужное ожерелье Кэтрин: – Прелестная вещица. А где тот золотой кулон-сердечко, который ты никогда не снимала? Там еще были выгравированы твои инициалы.

Кэтрин была потрясена тем, как точно Эдвард описал ее собственный кулон, который остался в Корбене. И она, как и Виктория, носила тот кулон всю жизнь и никогда его не снимала.

«Наваждение какое-то!» – подумала Кэтрин и только теперь обратила внимание на то, что Эдвард по-прежнему ожидает ее ответа. Кэтрин улыбнулась, втайне надеясь на то, что ее улыбка не будет слишком натянутой, и сказала:

– Я потеряла его во время последнего путешествия. Наверное, цепочка оборвалась. Если не найду, придется заказать новый. – В этот момент она наконец увидела Майлса и заторопилась. – Вы простите меня, дядя Эдвард? Мне нужно срочно переговорить с Майлсом.

Глядя ей вслед, Эдвард мрачно усмехнулся.

«У тебя были хорошие учителя, девочка, но все же они не сумели сделать тебя настоящей Викторией, – подумал он. – И никогда тебе не найти свое золотое сердечко. Оно теперь мое, и ты тоже будешь моей, моя маленькая лицедейка. Да, дорогая, ты будешь моей».

 

ГЛАВА 23

Давно перевалило за полночь, а Кэтрин все стояла в одиночестве на балконе своей спальни, снова и снова перебирая в памяти день, который должен был стать ее триумфом.

Как хорошо все начиналось! После того, как Кэтрин выступила со своей речью, не осталось никаких сомнений в том, что для всех она – настоящая, подлинная Виктория Карлайл. Какой счастливой чувствовала себя Кэтрин в те минуты! А потом все пошло вкривь и вкось, и началось это с того момента, когда Эдвард Демьен заговорил с ней по-французски. Кэтрин слушала его и с ужасом сознавала, что понимает каждое его слово. Более того, она с легкостью принялась отвечать ему на этом, совершенно неизвестном ей языке. Как это могло получиться, какая тайна стоит за ее неожиданно открывшимся даром? Кэтрин подумала о том, что Майлс сможет если не объяснить это чудо, то, по крайней мере, успокоить ее смятенные чувства, и она бросилась в гостиную.

Майлс не дал сказать ей ни слова и сразу же потащил ее за собой в библиотеку. Запер дверь и, схватив Кэтрин за плечи, прижал ее спиной к стене.

– Я был уверен в том, что ты не знаешь французского, – сказал он.

– Я его в самом деле не знаю.

– Тогда объясни мне, пожалуйста, почему ты говорила с Эдвардом, словно настоящая парижанка. Как это понимать?

– Я сама не знаю, как это понимать, Майлс, – покачала головой Кэтрин. – Сначала я не понимала ни слова из того, что мне начал говорить Эдвард. А потом я вдруг неожиданно заговорила на чужом языке – так, словно кто-то говорил за меня. С этой секунды я начала отлично понимать то, что он говорит мне, и то, что я ему отвечаю. Не знаю, как это случилось. Прошу тебя, Майлс, поверь мне.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Это я уже сделал. Поверил в то, что ты действительно хочешь помочь мне отомстить за гибель Виктории. Поверил в твои чувства к Джеффри. И что самое обидное – поверил в то, что ты в самом деле любишь меня.

– Я в самом деле люблю тебя, – она протянула руку к Майлсу, но тот уклонился в сторону. – Майлс, прошу, выслушай меня. Я в самом деле не знаю ни слова по-французски, и я в самом деле люблю тебя.

– Не стану упрекать тебя во лжи, – холодно ответил Майлс, – ведь все, что ты делала, было подчинено только одной цели – спастись самой и спасти жизнь брата. Увы, я оказался слишком доверчивым. Скажите, Леди Кэт, а что бы вы стали делать, если бы вам не удалось одурачить меня? Соблазнили бы Гаррета, чтобы расчистить себе путь к свободе? Ведь вы с самого первого дня проявляли к нему повышенный интерес, разве не так?

Кэтрин побледнела и влепила Майлсу пощечину.

– Как ты смеешь так говорить, Майлс? Я полюбила тебя, но моя любовь, как видно, тебе наскучила, и теперь ты ищешь повод, чтобы сбежать. Понимаю, это слишком большой риск для вашей светлости – взять в жены преступницу-ирландку, и потому вы решили от меня избавиться. Я больше не задерживаю тебя. Ты свободен, англичанин. Прощай.

Кэтрин повернула в замке ключ и собиралась отворить дверь, когда Майлс окликнул ее:

– А вы не забыли о Рори, леди Кэт? Если вы посмеете выйти из игры, вам больше не видать своего брата, я немедленно отправлю его в тюрьму. Вместе с вами.

Кэтрин медленно обернулась, посмотрела в ледяные глаза Майлса.

– А если я помогу вам разоблачить Эдварда, вы сдержите свое слово, виконт, или снова возьмете его обратно?

– Я – джентльмен и человек чести.

– Отлично. Значит, наш договор остается в силе. – Она сглотнула комок, подкативший к горлу, и постаралась скрыть боль за деланой улыбкой. – Для меня безразлично, верите вы мне или нет, хотя я никогда не лгала вам, Майлс. Я в самом деле не понимаю, что произошло во время моего разговора с Эдвардом. Есть и другие вещи, которых я не могу ни понять, ни объяснить, – например, почему я чувствую такую близость к Джеффри или почему все в этом доме мне кажется знакомым и привычным. У меня такое ощущение, словно моими мыслями, чувствами и поступками руководит кто-то извне.

– Тайны, чудеса, привидения – хватит этих сказок. Простите, Кэт, но я, очевидно, недостаточно ирландец, чтобы верить во всю эту чепуху.

Кэтрин открыла дверь и сказала, выходя:

– Tha gaol agam ort. Попробуйте для начала поверить хотя бы в это, Майлс Грейсон.

На лестнице она столкнулась с Гарретом, и тот побежал следом за Кэтрин, добежал до самой ее спальни и успел протиснуться внутрь, прежде чем захлопнулась дверь.

– Что за дьявол за тобой гонится, Кэт? Ты бежала словно сумасшедшая. Кэтрин, ответь мне!

Она промолчала, и тогда Гаррет насильно приподнял ее голову за подбородок.

– Боже праведный, ты плачешь! Клянусь, я убью того, кто тебя обидел, кем бы он ни был.

– Я не позволю тебе убить этого человека, – покачала головой Кэтрин. – Дай слово, что не станешь вмешиваться в это дело.

– Слово я дам, но только после того, как услышу правду, – нахмурился Гаррет. – Пойдем присядем, и ты все мне расскажешь.

Кэтрин промокнула глаза носовым платочком и села на диван рядом с Гарретом. Она рассказала ему все о своей ссоре с Майлсом, умолчав только об одном – о том, что тот подозревает ее в намерении соблазнить его друга.

Гаррет внимательно выслушал рассказ Кэтрин, затем ласково обнял ее за плечи и сказал:

– Все утрясется. Ведь ты любишь Майлса, а он – тебя.

– Майлс меня больше не любит. Он считает меня лгуньей и предательницей.

– Вы просто не поняли друг друга. Майлс опомнится, и вы с ним снова будете вместе.

– Ты так говоришь, потому что не видел его, – покачала головой Кэтрин. – Майлс вне себя от ярости, а глаза у него стали холоднее льда. Он обвинил меня в том, что я сыграла на его чувствах. Он даже обвинил меня в том, что я…

Она замолчала и опустила голову.

– В чем еще он обвинил тебя, Кэтрин? Говори!

– Майлс сказал, что я, вероятно, соблазнила бы и тебя, если бы мне это понадобилось, – прошептала Кэтрин, и слезы снова хлынули у нее из глаз. – Сказал, что я с самого первого дня присматривалась к тебе. О, господи, ведь я люблю Майлса всем сердцем, как он может так плохо думать обо мне?

– Да-а-а, – поморщился Гаррет. – Таких дураков, как мой друг, по всей земле поискать. Придется мне поговорить с Майлсом по-мужски, может быть, тогда у него мозги встанут на место.

– Напрасный труд, Гаррет. Наша с Майлсом любовь была обречена с самого начала. Мы с ним – люди из разных миров, и миры наши не пересекаются. Такое бывает только в сказках, но в них Майлс не верит. И возможно, что он прав.

Гаррет помог Кэтрин подняться, обнял за плечи и повел к выходу. Открыв дверь, они увидели на пороге Майлса с поднятой рукой – очевидно, он только что собирался постучать.

– Простите, если помешал вашей беседе, – язвительно проговорил он, – но мне хотелось напомнить мисс О'Бэньон о том, что в восемь часов я должен сопровождать ее к обеду. Да, кстати, Гаррет, хочу предупредить тебя, что играть с кошками опасно. У них острые когти.

– Ну, ты, поганый… – Гаррет, не договорив, ударил Майлса в челюсть, и тот свалился на пол. – Таких ослов, как ты, я еще не встречал. Если бы ты не был таким тупицей, я бы научил тебя понимать, что означает слово «верить». Как я понимаю, в твоем словаре оно отсутствует.

Он отвернулся от Майлса, потиравшего челюсть, сидя на полу в коридоре, и сказал, обращаясь к Кэтрин:

– До вечера, миледи.

Затем вежливо поклонился и вышел.

Кэтрин закрыла за Гарретом дверь, чтобы не видеть Майлса – хотя бы до восьми часов вечера.

Настроение, в котором пребывал Майлс за обедом, было под стать его костюму: черному, строгому и очень официальному. Весь вечер он старательно разыгрывал роль гостеприимного хозяина и пытался вести вежливые разговоры со своими гостями, однако улыбка его оставалась при этом натянутой, а взгляд – холодным и безразличным. Во время концерта Майлс сел рядом с Кэтрин, но ни разу не взглянул в ее сторону – словно там никого не было.

Впрочем, и сама Кэтрин была настолько погружена в свои мрачные мысли, что не замечала никого вокруг, и очнулась только тогда, когда послышался голос Эдварда:

– Многие из вас уже бывали в этом доме и имели счастье слышать пение моей прелестной племянницы Виктории. Я полагаю, господа, что, если мы ее хорошенько попросим, она не откажется спеть для нас и сегодня.

Он первым начал аплодировать, и все собравшиеся последовали его примеру.

Кэтрин подняла голову и увидела, что взгляды всего зала обращены на нее. «Нет, дядя Эдвард, у тебя и на сей раз ничего не выйдет», – подумала Кэтрин и улыбнулась графу:

– Разве я могу отказать вам в этом удовольствии, дорогой дядюшка!

Майлс удивленно наблюдал за тем, как Кэтрин подходит к музыкантам, берет у них лютню и начинает ее подстраивать. Потом она поднялась на подмостки, села на стул, взяла несколько аккордов и запела старинную песню «Зеленые рукава».:

Увы, ты оставил, любимый, меня И бросил в пучину отчаяния, А я так любила тебя, Так счастлива рядом с тобою была.

В зале воцарилась напряженная тишина. В исполнении Кэтрин эта простая народная песня становилась подлинным гимном любви – несчастной и бессмертной, и никому было невдомек, что это сама душа певицы рвется и вибрирует в каждом звуке.

Когда отзвенел последний печальный аккорд, все как один вскочили со своих мест и принялись аплодировать, но перед этим был тот самый момент мертвой тишины между исполнением и овацией, который, собственно, и есть высочайшая награда для любого артиста.

Кэтрин с надеждой посмотрела в ту сторону, где сидел Майлс.

Его кресло было пустым.

Около одиннадцати часов Кэтрин пожелала гостям доброй ночи и отправилась в спальню. Отпустила Дарси и облегченно вздохнула, когда та вышла за дверь, оставив Кэтрин в полном одиночестве. Затем, зная, что сегодня ей все равно не уснуть, она открыла балконную дверь, вышла наружу, облокотилась на перила и стала вспоминать прошедший день во всех подробностях.

Она простояла так довольно долго, больше часа, не замечая ночной прохлады. Лицо ее пылало, и слезы, обильно лившиеся из глаз, высыхали на горящих щеках прежде, чем успевали скатиться на землю. Обессилев от своих горьких мыслей, она подняла глаза к ночному небу, усыпанному крупными звездами и подсвеченному серебристым диском полной луны.

– Если хочешь загадать на звездах желание, загадай одно и для меня.

Услышав звучный голос Майлса, Кэтрин решила, что он ей просто почудился, и зажмурила глаза.

«Пусть это окажется правдой», – мысленно взмолилась она, и в это время ее талию обвили знакомые сильные руки.

– Кэтрин, любимая, прости меня. Я оказался таким дураком! Гаррет ударил меня поделом, я заслужил это. Боюсь, что за все, что я натворил сегодня, мне придется гореть в аду до скончания века. – Майлс осторожно поцеловал растрепавшиеся на ночном ветру локоны Кэтрин и крепче прижал ее к себе. – Умоляю, прости.

Ей хотелось простить его сию же секунду, но память цепко хранила все слова, которые сказал Майлс за сегодняшний день, и потому Кэтрин не торопилась с ответом.

Тогда Майлс заговорил сам:

– Когда ты пела сегодня вечером, мое сердце готово было разорваться от горя и тоски. Мне хотелось взбежать на подмостки и броситься перед тобой на колени. Увы, я не мог позволить себе этого. Обидев тебя так жестоко, мог ли я просить о прощении? И тогда я сбежал в сад и побрел по дорожкам, размышляя о том, что мне делать дальше. А за ближайшим поворотом я наткнулся на Джейми и Гаррета. Я рассказал им все. Признался в том, какого свалял дурака. Гаррет рассказал мне о твоих снах, о том, какой неожиданно знакомой оказалась для тебя спальня Виктории, и прочих странных событиях в твоей жизни. А еще он сказал, что перестанет подавать мне руку, если только я не упаду перед тобой на колени и не попрошу у тебя прощения. – Губы Майлса нежно коснулись шеи Кэтрин. – То же самое сказал мне и Джейми, добавив, что лишь немногим на свете выпадает такая удача – найти настоящую любовь. Он сказал, что я осел, слабак и недостоин тебя. И вот я перед тобой, Кэтрин, и мое сердце лежит на протянутой ладони. Прошу, возьми его, оно принадлежит тебе. Прости меня, если можешь.

Кэтрин медленно повернулась к Майлсу. В лунном свете его глаза казались бездонными и печальными.

– Если ты в самом деле любишь меня, Майлс, тогда ты должен верить мне, – заговорила Кэтрин. – Без веры нет любви. Жизнь – это не только розы, но и шипы, колючки, царапины, удары судьбы, наконец. Жизнь – это подъемы и падения. Я не приму твоей любви, если ты не будешь верить мне.

Майлс осторожно поправил локон, упавший на лоб Кэтрин, и сказал:

– Недостаток уверенности в себе самом – вот что заставило меня сомневаться в тебе, Кэт. Я всегда восхищался твоей отвагой, твоими способностями, твоей любовью к жизни. Восхищался и в то же время часто думал о том, что моей любви может оказаться недостаточно для того, чтобы удержать тебя. Потому я и подумал, что ты обманываешь меня. Прости, я был не прав. Я люблю тебя всем сердцем и не хочу, не могу потерять тебя.

Он припал к губам Кэтрин и нетерпеливо, страстно поцеловал их. Нежно провел руками по ее телу, но неожиданно прервал поцелуй и откинулся назад.

– Бог мой, Кэтрин, ты же совсем замерзла! Сколько времени ты здесь простояла?

Он подхватил ее на руки и внес в спальню. Прикрыв ногой балконную дверь, он уложил Кэтрин на кровать и осторожно присел рядом, на краешек. Потом медленно расстегнул ночную рубашку Кэтрин и принялся нежно растирать ее плечи. Когда его руки опустились ниже, к груди, Кэтрин перехватила их и сказала:

– Майлс, я знаю другой способ согреться. Он будет гораздо приятнее для нас обоих.

Она расстегнула рубашку Майлса и обняла его за шею. Нежно поцеловала в губы и потянула к себе.

Майлс застонал от наслаждения и ответил ей жадным поцелуем. Его обнаженной груди коснулась обнаженная грудь Кэтрин с тугими, напрягшимися от холода и страстного желания сосками. Майлс нежно обхватил ее грудь ладонями, склонил голову и припал к соскам Кэтрин, словно изголодавшийся младенец.

Руки Майлса заскользили ниже, снимая ночную рубашку, обнажая прекрасное тело Кэтрин. Губы Майлса опускались вместе с руками, задержавшись на нежном, покрытом золотистым пухом бугорке. Его язык искал и наконец нашел ту волшебную точку, от прикосновения к которой все тело Кэтрин содрогнулось, словно от удара электрическим током.

Она попыталась сжать бедра, но Майлс, напротив, развел еще шире и сказал, посмотрев Кэтрин в лицо:

– Не прогоняй меня, любимая. Позволь мне любить тебя так, как мне хочется. Дай мне ощутить твой вкус, твой запах. Я голоден – накорми меня собой.

– Но, Майлс… Разве так можно?

– А почему нет, любовь моя? – улыбнулся Майлс. – В любви не бывает ничего запретного. – Он провел языком между ног Кэтрин и зажмурился от наслаждения. – Ты здесь такая теплая, такая нежная, такая сладкая. Я люблю тебя, Кэтрин, и на вкус – тоже. Не лишай меня этой радости.

Он взял подушку и подложил под поясницу Кэтрин. Ее бедра медленно разошлись, открывая взгляду Майлса все сокровенные уголки. Он снова припал губами к бугорку, самой природой предназначенному для наслаждений, а затем, когда дыхание Кэтрин стало тяжелым и глубоким, погрузил язык в глубину ее узкого лона.

Кэтрин выгнула спину, шире раскрываясь навстречу его губам. Вскоре голова ее закружилась, и Кэтрин взлетела на волне страсти к самой сверкающей вершине.

Майлс замер, стараясь не помешать ее восторгу, и оставался неподвижным до тех пор, пока ее тело не содрогнулось в последний раз перед тем, как расслабиться.

Когда Кэтрин пришла в себя и открыла глаза, она встретила восхищенный взгляд Майлса. Майлс медленно накрыл собой тело Кэтрин и со стоном погрузил в ее лоно свое мужское естество. Тугая, влажная, горячая плоть Кэтрин обхватила его, и Майлс погружался все глубже, достигая самого дна, потом почти выскальзывал и снова – все глубже, все чаще.

Кэтрин энергично отвечала на каждое движение Майлса, подгоняя его, делая его желание нестерпимым, неудержимым. Схватив Кэтрин за плечи, Майлс двигался все быстрее, все сильнее и, услышав стон наслаждения, слетевший с ее губ, едва не потерял сознание, когда горячая струя излилась из него в лоно Кэтрин.

Придя в себя и немного отдышавшись, Майлс перевернулся на спину и спросил, обнимая Кэтрин за плечи:

– Кэт, ты еще не решила, прощать тебе меня или нет?

– Мне кажется, ты уже получил прощение, – хрипло ответила она. – Жаль только, что так и не сумел согреть мне ноги.

И она провела своей холодной пяткой по ноге Майлса. Тот вздрогнул, и оба они весело расхохотались.

– Ну а если серьезно, Кэтрин? Мне нужно знать, что ты по-прежнему веришь в меня. Поверь, я искренне раскаиваюсь во всем, что…

Она прикрыла ему рот ладонью.

– Майлс Грейсон, по-моему, сейчас не время для таких разговоров, – Кэтрин нежно поцеловала Майлса. – Ну, хорошо, я скажу, чтобы ты смог успокоиться. Да, я люблю тебя и хочу стать твоей женой. Да, я верю тебе и знаю, что ты веришь в меня.

Вскоре они уснули в объятиях друг друга, и им не страшен был холодный ветер, всю ночь завывавший за окном.

Но не всем спокойно спалось в Четэм-Холле в ту ветреную ночь. Эдвард ходил по своей спальне почти до утра, снова и снова думая о том, как ему завладеть всем достоянием своего брата, а заодно и прелестной юной женщиной, претендующей на роль Виктории.

Свою роль она вела превосходно, практически без ошибок, и все же Эдвард знал, что это – не Виктория. Да, эта женщина была похожа на нее и лицом, и голосом, и поведением, но Эдвард постоянно чувствовал напряжение и внутренний жар, исходивший от нее. Казалось, она постоянно должна сдерживать свои чувства, не давая им излиться наружу.

«Интересно будет посмотреть, какова она окажется в постели», – подумал Эдвард и плотоядно ухмыльнулся.

После смерти Евангелины он не любил никого. Разумеется, у него были женщины, и немало, но он лишь пользовался их телами, не затрачивая ни чувств, ни душевных сил, и забывал очередную любовницу, прежде чем та успевала выйти из его спальни. Но эта женщина – двойник Виктории… О, здесь совсем другое дело. С одной стороны, она неотличимо похожа на Евангелину, с другой же – она чужая, и, овладев ею, он не совершит кровосмешения, как было бы в том случае, если бы он уложил в свою постель настоящую Викторию.

Это просто замечательно – не состоять в родстве с прелестной юной женщиной, двойником Евангелины и Виктории.

«Я обязательно добьюсь ее, – подумал Эдвард, – но при этом постараюсь избежать тех ошибок, которые совершал в прошлом. На этот раз все должно быть сделано чисто, чтобы комар носа не подточил».

Эдвард прилег, не раздеваясь, на постель и продолжал негромко говорить с собой вслух:

– Я не знаю ее настоящего имени. Как же мне назвать ее – для самого себя? Эти шелковые волосы, эти яркие зеленые глаза… Пожалуй, она напоминает мне ласковую кошечку. Решено, – улыбнулся он, – она будет для меня Золотой Кошечкой. Так я и стану ее называть до тех пор, пока не узнаю ее настоящего имени.

Он прикрыл глаза и предался мечтам, в которых Золотая Кошечка уже принадлежала ему. Он видел ее прирученной, покорной, навсегда лишившейся острых когтей. Да, приручить такую кошечку будет нелегко. Это займет немало времени, но на сей раз он не станет спешить, ведь главный приз в этой игре стоит того, не так ли?

Завтра он начнет свою игру. Разумеется, он никому не скажет о том, что эта женщина – самозванка. Нет, он вернется в Лондон и потихоньку начнет готовить капкан для кошечки. А потом, поймав, приручив и сделав ее своей союзницей, он приступит к последнему акту драмы, которая должна завершиться полным его триумфом. Тогда-то он и сведет окончательные счеты с Джеффри.

Эдвард Демьен уснул на заре со счастливой улыбкой на губах, предвкушая наслаждения, которые ожидают его в самом скором будущем.

 

ГЛАВА 24

Полдень следующего дня застал Кэтрин в полном замешательстве.

– Я ничего не понимаю, Майлс, – призналась она. – Что бы я ни говорила Эдварду, ничем не могу расшевелить его. Вчера он постоянно пытался подловить меня, очевидно, хотел проверить, кто я – Виктория или ее двойник. А сегодня он вдруг стал вежливым, спокойным и… непробиваемым.

– Для того чтобы перейти в открытую атаку, ему пришлось бы признаться в том, что он причастен к исчезновению Виктории, но на это он, разумеется, не пойдет… – задумчиво произнес Майлс, но Кэтрин перебила его:

– А может быть, мое сходство оказалось настолько полным, что он поверил в то, что я и есть Виктория? – Она прошла к дивану и присела на него. – Скажи, мы не можем ошибаться? А вдруг Эдвард непричастен к исчезновению Виктории?

– Нет, он приложил к этому руку, не сомневайся. Подтверждением тому служит не только новое завещание Джеффри, но и те сведения, которые нам удалось найти в последнее время.

Майлс подсел к Кэтрин и рассказал ей о странном завещании Лорелеи, в котором она фактически вычеркивала своего мужа из числа наследников.

– Кроме того, представь удивление и гнев Эдварда, когда тот узнал о том, что Седвик Мэнор заложен. Для того, чтобы выкупить его, у Эдварда есть всего год и ни гроша за душой. В этой ситуации от него можно ожидать всего, чего угодно.

– Почему она столь жестоко поступила со своим мужем?

– По всей видимости, их брак на самом деле был вовсе не таким, каким казался. С одной стороны, Эдвард всегда распинался в своей любви к Лорелее, с другой стороны – всем было известно, что она постоянно меняет любовников. Джейми сумел переговорить с одним таким молодым человеком, и тот признался, что Лорелея давала ему деньги. Очевидно, она содержала своих любовников – точно так же, как многие джентльмены содержат своих любовниц.

– Не мог ли убить Лорелею один из них? – спросила Кэтрин.

– Как знать. Во всяком случае, от властей моим агентам не удалось добиться никакой информации. Придется съездить в Лондон и повидаться кое с кем из правительства, чтобы получить доступ к обстоятельствам того убийства.

– До чего же подлой женщиной оказалась эта Лорелея, – вздохнула Кэтрин, прислоняясь к плечу Майлса. – Бедный Эдвард.

– Да уж, действительно, бедный Эдвард! – фыркнул Майлс. – Я уверен в том, что он все прекрасно знал, когда решил жениться на Лорелее восемнадцать лет тому назад. Моим людям удалось раздобыть копию их брачного контракта. Эдвард получил титул покойного мужа Лорелеи, поместье и тридцать тысяч фунтов стерлингов в придачу.

– Возможно, Лорелея таким образом расплатилась за то, чтобы получить мужа – молодого, красивого и умного.

– Позволь мне напомнить тебе, какими словами описывает дядю в своем последнем письме Виктория: лживый, жестокий и бесчестный. Не обманывайся его внешним видом, любовь моя, под этой овечьей шкурой прячется кровожадный волк. Помни: Эдвард Демьен – очень опасный человек.

– Да, – согласилась Кэтрин, вспоминая ту минуту, когда она впервые увидела Эдварда. – С первого взгляда он показался мне именно таким.

– Первое впечатление всегда самое правильное, – заметил Майлс. – Так что никогда не забывай об осторожности.

Кэтрин сердито покосилась на него, и Майлс рассмеялся:

– Да, я знаю, что ты можешь постоять за себя, но не станешь же ты расхаживать по дому, прицепив шпагу к поясу модного шелкового платья!

– Как же ты плохо знаешь меня, англичанин! Мое оружие всегда при мне. – Она поднялась с дивана и задрала юбки, показав Майлсу кинжал, привязанный к ноге. – Я хорошо владею не только шпагой.

Майлс взял кинжал за украшенную драгоценными камнями рукоятку и вытащил его из ножен. Лезвие показалось ему очень коротким, не более пятнадцати сантиметров, и он спросил, с сомнением покачав головой:

– И этой игрушкой ты хотела проткнуть меня, когда заподозрила, что я собираюсь остричь тебе волосы? Кстати, откуда у тебя этот перочинный ножичек – еще один подарок Гаррета?

– Этот, как ты сказал, перочинный ножичек подарил мне Рори, и было это несколько лет тому назад. Брат сказал тогда, что этот кинжал напоминает ему меня – такой же маленький, красивый и смертельно опасный. И в самом деле, он уже трижды спасал мне жизнь.

– Но постой, как же тебе удалось его пронести с собой? Твоя шпага осталась на борту «Фоксфайра», а другого оружия я у тебя тогда не нашел.

Кэтрин вернула кинжал в ножны, поправила юбки и улыбнулась:

– Когда ты в следующий раз поймаешь пиратку, англичанин, не забудь заглянуть за голенище ее сапога. Тебя настолько заворожили мои бриджи, что про все остальное ты и думать забыл.

Майлс потянул Кэтрин за руки, усадил себе на колени и сказал:

– А разве может что-нибудь оторвать взгляд нормального мужчины от таких бриджей, что были на тебе? – Он легонько прикусил мочку ее уха. – Правда, еще в одно место я тогда заглянул и знаю, что под рубахой у тебя не было ничего, кроме…

Кэтрин откинулась назад и легонько, шутя, ударила Майлса по щеке.

– Так, значит, ты тогда подсматривал! – воскликнула она с улыбкой. – Вот уж никогда не думала, что за тобой такие грешки водятся.

– Но должен же я был осмотреть пойманную мной преступницу, тем более ирландку, – заметил Майлс, нежно целуя Кэтрин. Спустя несколько минут он оторвался от ее губ и закончил со вздохом: – Не мог же я тогда знать, что ты поразишь меня другим, самым сильным на свете оружием – любовью!

Ближе к вечеру гости начали покидать Четэм-Холл, и Кэтрин решила в последний раз попытаться спровоцировать Эдварда. Он уже вышел за порог и поджидал свою карету, когда Кэтрин подошла и заговорила с ним: – Миссис Оливер сказала, что вы возвращаетесь в Лондон, а я надеялась, что вы пробудете у нас еще несколько дней. Папа будет огорчен тем, что вы так и не повидались с ним.

Кэтрин внутренне содрогнулась, когда Эдвард обнял ее за плечи.

– Прости, дорогая. Я собирался это сделать, но у меня в Лондоне появились совершенно неотложные дела. Передай Джеффри мои извинения и скажи, что вскоре я непременно вернусь, чтобы повидаться с ним.

Она осторожно высвободилась из объятий Эдварда и сказала, глядя ему прямо в глаза:

– Если это связано с делами компании, я буду рада вам помочь.

– О, нет, нет, благодарю. Это совершенно личное.

– Хорошо. А как вы посмотрите на то, чтобы я вернулась к работе в «Карлайл Энтерпрайсез»? Не подумайте, что я сомневаюсь в ваших способностях, дядя Эдвард, просто папе стало лучше, и мое постоянное присутствие ему уже не требуется. А без работы я не могу.

– Конечно, возвращайся в компанию, – улыбнулся Эдвард. – Разве можно закапывать в глуши такой талант, как у тебя.

В это время к крыльцу подкатила его карета, выскочивший слуга раскрыл перед Эдвардом дверцу, и тот, быстро и неожиданно поцеловав Кэтрин в губы, забрался внутрь.

– Adieu, моя дорогая, – сказал он, высовываясь из окошка. – Мы скоро увидимся.

Он улыбнулся на прощанье, и лошади тронулись с места.

Кэтрин провожала карету Эдварда долгим взглядом и стояла возле крыльца до тех пор, пока подошедший Майлс не обнял ее за талию.

– Что случилось, Кэт? Чем сумел расстроить тебя на прощание Эдвард?

– Я надеялась вывести его из себя своим заявлением о том, что собираюсь вернуться к работе в компании, но ничего не вышло. Он просто сказал, что будет рад этому, – вздохнула Кэтрин. – Что нам делать дальше, Майлс? Сидеть сложа руки и ждать, что теперь предпримет Эдвард?

– Нет, разумеется. Джейми и Гаррет возвращаются в Лондон. Мои люди будут неотрывно следить за Эдвардом, его домом и за Карлайл-Хаус. Мы должны пока оставаться здесь.

Кэтрин прислонилась к плечу Майлса, и они в обнимку пошли к дому.

– Пора рассказать герцогу всю правду, – сказала она. – Я не могу ему больше лгать.

– Я надеялся за это время хоть что-то узнать о Виктории, но, к сожалению, ничего. А ведь я нанял лучших сыщиков. Конечно, Джеффри должен узнать о том, что случилось с его дочерью.

Голос его звучал так печально, что Кэтрин остановилась и поцеловала Майлса в щеку.

– Тогда давай поднимемся к герцогу прямо сейчас, я по нему соскучилась. А заодно дадим передохнуть Люси.

Всю следующую неделю Майлс ежедневно получал из Лондона отчеты от своих людей. Как правило, в них не было ничего особенного, но вот однажды в руках Майлса оказалось сообщение, которое заставило его отложить в сторону остальные бумаги и задуматься.

Тереза, горничная из Карлайл-Хаус, навестила Седвик Мэнор. Приехала на лошади днем, а покинула дом Эдварда только на следующее утро. По возвращении все заметили на лице Терезы синяки и ссадины.

Джейми поговорил с Коусгровом, и тот рассказал, что Тереза регулярно отлучается, чтобы навестить своих родственников, и почти всегда возвращается назад побитая. Он предполагал, что синяки и ссадины – дело рук отца Терезы, который, по всей видимости, был пьяницей.

Коусгров не знал о том, что Тереза была круглой сиротой и воспитывалась в приюте.

У нее не было ни пьяницы-отца, ни семьи, ни своего дома. В таком случае кого она могла навещать в Седвик Мэноре? Майлс знал наперечет всех обитателей дома, где жил Эдвард. Дворецкий Батлер и его жена Сэди, работавшая в Седвик Мэноре экономкой? Отпадает. Кучер и слуга? Они оба уже в годах, а значит, отпадают тоже, тем более что оба они проработали в доме много лет. В таком случае остается только сам Эдвард.

Но зачем ему было нужно избивать Терезу? Или издеваться над женщинами – свойство его характера?

Неожиданная догадка молнией промелькнула в голове Майлса, и он выронил послание на стол.

– Если Эдвард любит мучить женщин, это может стать ключом к тайне, связанной с убийством его жены, – негромко заговорил он сам с собой. – В таком случае расправа с Лорелеей только доставила бы ему удовольствие, тем более если он предполагал, что ее смерть принесет ему большую выгоду.

Он быстро перечитал все, что ему удалось собрать о гибели Лорелеи. Увы, в его распоряжении был только полицейский отчет об осмотре места происшествия, и ничего больше. Все попытки Джейми и Гаррета разговорить Найджела Бредфорда ни к чему не привели. Инспектор хранил молчание.

– Но со мной ему придется разговориться, – негромко сказал Майлс. – А это значит, что нужно ехать в Лондон.

* * *

Войдя в спальню герцога, Майлс застал Джеффри и Кэтрин играющими в шахматы. Очевидно, партия только что закончилась, потому что герцог с довольным видом откинулся на спинку своего кресла на колесиках и улыбнулся, увидев Майлса, а сидевшая спиной к двери Кэтрин продолжала сокрушаться:

– Ну вот, ты снова выиграл, папа! Так нечестно! В следующий раз ты должен дать мне фору – хотя бы две пешки. В конце концов, мы, женщины, – слабый пол.

Герцог посмотрел на Кэтрин и рассмеялся.

– Папа, ты смеешься! – радостно воскликнула Кэтрин, бросаясь Джеффри на грудь. – Господи, до чего же это приятно!

– Что за шум? – спросила Люси, заглядывая в дверь.

– Джеффри рассмеялся, когда Виктория назвала себя слабой женщиной, – пояснил Майлс.

– Ничего смешного, – надулась Люси и тут же перебила саму себя: – Как вы сказали? Его светлость засмеялись?

Она бросилась к креслу Джеффри и опустилась на колени рядом с герцогом.

– Я знала, что вы теперь быстро поправитесь. Ничего, скоро вы не только будете смеяться, но еще и запоете и запляшете! Вот увидите!

Майлс сделал Кэтрин знак и вместе с нею вышел за дверь, а Люси, оставшись наедине с Джеффри, продолжала восторженно приговаривать:

– Сколько раз я пыталась развеселить вас, но вы ни разу даже не улыбнулись. Попробуем теперь еще разок. Так вот, послушайте…

Придя вместе с Кэтрин в маленькую гостиную, Майлс рассказал о полученном сегодня известии.

– Теперь ты видишь, что мне нужно не откладывая ехать в Лондон. Если мои подозрения подтвердятся, Эдвард окажется замешанным еще в одном преступлении – убийстве собственной жены. Если мне удастся доказать это, властям не останется ничего иного, как возобновить поиски Виктории.

– Конечно, ты должен ехать, – согласилась Кэтрин. – И чем скорее, тем лучше. Я останусь здесь, с Джеффри.

– Но все мои люди вернулись в Лондон, – нахмурился Майлс. – Случись что, и вас с герцогом некому будет защитить. Нет, это слишком рискованно. Пожалуй, мне лучше подождать, пока Гаррет не вернет в Четэм часть своих матросов.

– Англичанин, ты что, забыл, с кем имеешь дело? – шутливо ткнула его под ребра Кэтрин. – За всю жизнь меня смог одолеть только один-единственный мужчина, некий Трелен по прозвищу Лис. Но и у него во второй раз ничего не вышло бы.

Майлс не улыбнулся ее шутке, но взял Кэтрин за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Все это очень серьезно, Кэт. Если Эдварду станет известно, что вы с Джеффри остались здесь в одиночестве, он может пойти на что угодно.

– Ты напрасно так волнуешься, – покачала головой Кэтрин. – За несколько дней с нами ничего не случится. Ты успеешь прислать сюда охрану. Ну а если Эдвард появится раньше, я сама сумею с ним справиться. Я сумею превратить наш дом в неприступную крепость.

– А ты не забыла про миссис Оливер? Виктория писала о том, что ее экономка в сговоре с Эдвардом.

– О, боже, неужели ты думаешь, что я испугаюсь какой-то миссис Оливер? Один неверный шаг, и я вздерну ее на перекладине!

Майлс немного подумал, вздохнул и принял окончательное решение.

– Хорошо, Кэт, пусть будет по-твоему. В оружейной есть пистолеты. Кроме того, принеси в спальню Джеффри шпагу и обещай ни под каким предлогом не покидать дом в мое отсутствие.

– О, господи, – вздохнула Кэтрин, закатывая глаза. – Ты говоришь так, словно мы с тобой на войне.

– Хуже. На войне ты всегда знаешь, кто твой друг и кто твой враг. Здесь же не знаешь, кому и верить-то. – Он поцеловал Кэтрин и добавил: – Будь осторожна, любимая.

– Обещаю сделать все, как ты сказал, любимый.

Через час Майлс был уже на пути к Лондону.

В тот же вечер Кэтрин сказала Люси, что останется с Джеффри на всю ночь, и отослала ее отдыхать. Со шпагой, висящей возле запертой двери, и с тремя заряженными пистолетами на полке Кэтрин чувствовала себя в полной безопасности и готова была дать отпор любому безумцу, который захотел бы проникнуть в комнаты герцога.

После ужина она уселась в кресле напротив Джеффри и принялась ему читать из шекспировского «Сна в летнюю ночь». Когда она стала говорить за героев пьесы разными голосами, Джеффри развеселился и долго смеялся. Кэтрин, закончив второй акт, стала прохаживаться по комнате.

– Но еще больше мне нравится у Шекспира «Комедия ошибок», – сказала Кэтрин. – Это история о мальчиках-близнецах, которых разлучили в детстве. Если хочешь, я почитаю ее тебе завтра, папа.

Джеффри покачал головой и поморщился.

– А, понимаю, – улыбнулась Кэтрин. – Две комедии подряд – это действительно неправильно. Хорошо, тогда попробуем «Юлия Цезаря», но мне будет чертовски трудно говорить на разные лады мужскими голосами.

Герцог счастливо улыбнулся.

Послышался стук в дверь – это оказалась Люси.

– Виктория, если ты решила остаться на всю ночь возле отца, почему бы тебе не лечь в гостиной? – сказала она. – Ты можешь постелить себе на диване и оставить дверь открытой. Вот ключ. Туда никто не заходил с тех пор, как ты уехала из дома – тогда, в ноябре.

Люси протянула Кэтрин ключ и улыбнулась Джеффри:

– Доброй ночи, ваша светлость. Доброй ночи, Виктория.

Она помахала рукой и скрылась.

Кэтрин заперла дверь на ключ и посмотрела на дверь, ведущую из спальни в примыкающую к ней гостиную. Затем пожала плечами и снова села напротив Джеффри. Взяла в правую руку томик Шекспира, продолжая держать в левой ключ, который дала ей Люси.

– Папа, – сказала она, – ты не мог бы положить куда-нибудь к себе этот ключ? У меня на платье нет карманов.

И она протянула герцогу раскрытую левую руку с лежащим на ней ключом.

Джеффри взял ключ и увидел шрам на ладони Кэтрин. Пристально всмотревшись, он поднял взгляд к лицу Кэтрин. Глаза его наполнились слезами, и Кэтрин увидела, как складываются губы Джеффри, пытаясь произнести какое-то слово. Затем послышался его низкий надтреснутый голос:

– Кэт-трин.

Ей показалось, что она ослышалась.

– Что ты сказал? – переспросила Кэтрин.

Джеффри повторил, на этот раз уже более уверенно и ровно:

– Кэтрин.

– Кто тебе сказал, что меня зовут Кэтрин? – настороженно спросила она.

Джеффри повторил, не сводя глаз со шрама на ее ладони:

– Кэтрин. Моя Кэтрин.

– Твоя Кэтрин? – недоуменно переспросила она. – Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.

Джеффри протянул ей ключ и указал на дверь, ведущую в гостиную

– Гостиная? Ты хочешь, чтобы я прошла в гостиную? – спросила Кэтрин. Он потряс головой, указал на Кэтрин, на себя и на дверь. – А, ты хочешь, чтобы я пошла туда вместе с тобой.

– Д-да, – кивнул Джеффри.

– Ничего не понимаю, но если тебе так хочется…

Кэтрин вручила Джеффри зажженный канделябр и покатила его кресло к двери гостиной. Когда она отперла и открыла дверь гостиной, из нее дохнуло холодом нежилого помещения.

– Как бы нам здесь не замерзнуть, – сказала Кэтрин. – Может быть, вернемся назад?

Взгляд Джеффри стал таким умоляющим, что Кэтрин сдалась и вкатила кресло в темную комнату. Она взяла из рук Джеффри канделябр и от него зажгла все свечи.

Она подкатила кресло к дивану, и вдруг раздался голос Джеффри:

– Т-там. С-смотри там, – он указал рукой на большую, прикрытую холстом картину, прислоненную к стене.

Кэтрин взяла в руку канделябр, откинула холст и присела, чтобы лучше рассмотреть картину. На ней была изображена молодая женщина с двумя девочками-близнецами на руках.

– Если бы ее глаза были не голубыми, а зелеными, мы были бы похожи с ней как две капли воды. Это твоя жена, Евангелина?

Джеффри кивнул, поднял руку, указывая на картину, и сказал:

– Моя Кэтрин.

Она поднесла канделябр ближе к холсту и принялась рассматривать прелестных зеленоглазых девочек с льняными волосами. Потом Кэтрин увидела нарисованные на их тонких шейках золотые цепочки с золотым кулоном-сердечком и едва не выронила канделябр.

– У меня есть точно такой же кулон, – сказала она, обращаясь к Джеффри, а затем присмотрелась к буквам, видневшимся на кулонах, и на одном из них увидела К, а на втором В и спросила: – Это Виктория?

– Да, – ответил Джеффри.

Кэтрин поставила канделябр на пол, обернулась к Джеффри и беспомощно сказала сквозь застилавшие глаза слезы:

– Я ничего не понимаю.

– Моя Кэтрин, – снова повторил Джеффри, притрагиваясь пальцами к ее щеке. – Ты – моя Кэтрин.

– Папа? – напряженным шепотом спросила она. – Ты – мой папа?

Джеффри кивнул, и слезы хлынули по его лицу. Она припала головой к его груди и тоже разрыдалась.

Внезапно Кэтрин поняла, что все происходящее – правда, и что Джеффри – ее настоящий отец, и что сама она после долгих лет скитаний наконец оказалась в родном доме.

Кэтрин поцеловала Джеффри и сказала:

– Я люблю тебя, папа.

– И я люблю тебя, – более уверенным, чем прежде, голосом сказал Джеффри, целуя Кэтрин в лоб. – Добро пожаловать домой, моя девочка.

После того как схлынула первая волна возбуждения и высохли первые слезы, Кэтрин спросила, не сводя глаз с улыбающегося лица Джеффри:

– Но если я – твоя дочь, то почему я оказалась в Ирландии?

Джеффри взял со стола, возле которого стояло его кресло, изящную деревянную шкатулку и протянул ее Кэтрин.

– Это мне, папа? – спросила она, приподняв крышку и увидев под ней сложенный лист бумаги.

– Да, – кивнул он. – От м-мамы.

Кэтрин осторожно развернула дрожащими пальцами хрупкий бумажный лист и прочитала верхнюю строчку – «Дорогая Кэтрин…».

Джеффри прижал ее к себе и не отпускал до тех пор, пока она вслух не дочитала письмо матери до самого конца. Потом они оба надолго замолчали, и наконец Кэтрин заговорила:

– Я всегда чувствовала, что в моей жизни что-то потеряно, что-то не так. Вокруг меня были любящие, заботливые люди, но мне все равно чего-то не хватало. Я искала утешение в учебе и тренировках, но мир в моей душе так и не воцарился. Теперь я знаю, чего не хватало мне все эти годы – мамы, Виктории и тебя, папа. – Джеффри внимательно слушал и все гладил ее по волосам. – С самого раннего детства я видела странные сны. В них я жила в большом красивом доме, и у меня были изумительные платья и великолепный жеребец… Скажи, папа, Виктория никогда не падала с огромного черного жеребца и не ломала себе ногу?

Джеффри утвердительно кивнул, и Кэтрин пришла в восторг.

– Папа, все это я видела во сне! Я словно сама была Викторией! А наутро я не могла ступить на ту ногу, которую повредила во сне. Она сильно болела, все прошло только через пару недель. И позже я часто видела сны про свою сестру. Потому-то мне все так знакомо в этом доме, особенно комната Виктории. Ведь все эти годы у нас с Викторией сохранялась таинственная связь друг с другом, несмотря на то что мы жили врозь. Скажи, Виктория знает что-нибудь обо мне?

Лицо Джеффри сделалось печальным, и Кэтрин с пониманием кивнула головой.

– Ты никогда не говорил ей обо мне, папа. Очевидно, вы с мамой решили, что для нее будет слишком сильным ударом, если она узнает о том, что у нее была сестра-близнец, которая потеряна навсегда. Я угадала, папа?

– Да, – вздохнул Джеффри. – Это очень больно.

– Вы никогда не говорили Виктории обо мне, но она нашла эту картину и сумела сделать собственные выводы. Вот почему она закрыла дверь гостиной на ключ и уехала в ту же ночь из дома.

Тогда Джеффри задал вопрос, которого Кэтрин боялась больше всего:

– Где Виктория?

– Не знаю, папа. Майлс полагает, что ее похитил Эдвард. Он боялся, что Виктория узнала нечто такое, что способно уничтожить его самого. В последнем письме, которое Майлс получил от Виктории, она писала, что продолжает собирать улики против своего дяди.

Кэтрин заметила, что Джеффри не сводит глаз с письма, зажатого в ее руке.

– Эдвард знает о мамином письме? – догадалась Кэтрин. – И вы именно из-за него и поссорились в тот злополучный день?

Она прочитала боль в глазах отца и сказала:

– Ты ни в чем не виноват, папа. Эдвард – жестокая, злобная бестия. Он уничтожает всех, кто встречается ему на пути: и правых, и виноватых, и тех, кто его ненавидит, и тех, кто любит его. Но я не дам ему убить тебя, папа.

– А ч-что, если Виктория м-мертва? – с усилием проговорил Джеффри.

– Сыщики, которых нанял Майлс, не смогли разыскать никаких ее следов и вот уже несколько месяцев считают ее умершей. Однако, исходя из того, что я узнала о Виктории сегодняшним вечером, я полагаю, что они ошибаются.

– Ты думаешь, что Виктория жива?

– Да, – кивнула Кэтрин. – Она исчезла в начале ноября, верно? В таком случае с этого времени должны были прекратиться и мои сны. Однако они мне снились, и хотя видения были нечеткими, я хорошо помню ощущения холода, боли и голода. Самым сильным было именно ощущение голода. Это было послание от Виктории, а значит, тогда она была жива. Ну а после того, как Майлс захватил меня в плен…

– Что? – ахнул Джеффри. – Майлс захватил тебя в плен?

Кэтрин прикусила нижнюю губу и осторожно сказала:

– Э-э… Знаешь, папа, это я объясню тебе немного позже, а пока давай лучше про Викторию. В начале декабря я перестала видеть сны про Викторию, но буквально два дня тому назад у меня опять промелькнуло видение. Оно было коротким, всего несколько мгновений, но я успела рассмотреть, что Виктория не одна. Рядом с ней был какой-то мужчина. Я не рассмотрела его лица, но поняла, что с ним она чувствует себя в полной безопасности и они любят друг друга.

– А вдруг это был твой сон, а не ее? – вздохнул Джеффри.

– Я никогда не вижу своих снов, как все люди, – пояснила Кэтрин. – Только чужие. И теперь я знаю, что это всегда были сны Виктории.

Часы в коридоре пробили два раза.

– Боже мой, папа, уже два часа ночи! – спохватилась Кэтрин. – Пора ложиться.

Джеффри с поразившей Кэтрин силой прижал ее к себе, не желая отпускать, и сказал:

– Нет. Я слишком долго ждал тебя, Кэтрин, и не успокоюсь, пока не узнаю о твоей жизни все, до мельчайших подробностей. Рассказывай.

– Но так мы можем проговорить с тобой до самого утра, – попыталась возразить Кэтрин.

– Отлично, – ответил Джеффри. – Будем говорить до утра. Я готов. А теперь расскажи мне о моей Кэтрин.

– Ну, если ты так настаиваешь, – сдалась Кэтрин. – Правда, я боюсь, что кое-что в моем рассказе может показаться тебе неправдоподобным, особенно когда речь пойдет о Леди Кошке.

– О Леди Кошке, этой знаменитой пиратке? Ты что, знаешь ее?

– Да, я знаю ее, – вздохнула Кэтрин. – И ты тоже, папа.

 

ГЛАВА 25

В девять часов утра, как всегда, Люси принесла в спальню герцога завтрак. Она открыла дверь своим ключом, поставила поднос на стол и раздвинула шторы. Увидела нетронутую постель Джеффри и встревожилась. В комнате не было ни герцога, ни Виктории.

Люси увидела раскрытую дверь гостиной и вошла. Картина, которую она увидела, запечатлелась в ее памяти на всю жизнь.

Джеффри сидел в своем кресле, а на коленях у него свернулась клубочком дочь, положив голову на грудь отца. Ее длинные светлые локоны разметались по темно-красному бархату сюртука герцога, перепутавшись с русыми волосами Джеффри.

Оба они крепко спали.

Люси подошла ближе, и Джеффри, открыв глаза, улыбнулся ей.

– Моя дочь просто прекрасна, не правда ли, Люси?

Услышав глубокий звучный голос герцога, Люси обомлела и, не в силах вымолвить ни слова, молча кивнула головой.

– Наконец-то моя Кэтрин вернулась домой. Теперь мы с ней не расстанемся никогда.

– Кэтрин? О ком вы говорите, Джеффри? – спросила Люси. Она была потрясена настолько, что назвала герцога просто по имени.

Джеффри скосил глаза на спящую.

– Это моя дочь, Кэтрин, – сказал он. – Мы думали, что она погибла много лет тому назад. Виктория исчезла, но зато я нашел Кэтрин. Теперь мы вместе с ней наверняка сумеем разыскать и Викторию.

Он заглянул в глаза Люси, понял ее недоумение и кивнул на скамеечку, стоявшую возле его кресла: – Присядь, Люси, и я расскажу тебе волшебную сказку с хорошим концом.

Затем почти час Люси слушала рассказ герцога о судьбе Кэтрин. Когда он закончил, все лицо девушки было залито слезами.

– О, боже, это просто невероятно, что вы в конце концов нашли друг друга, – охрипшим от волнения голосом произнесла Люси.

Джеффри наклонился вперед, смахнул слезинку со щеки девушки и сказал:

– Не надо плакать, Люси. Лучше порадуйся за всех за нас.

У Люси задрожала нижняя губа.

– Ничего не могу с собой поделать. Простите, ваша светлость.

– Послушай, – покачал он головой. – Минуту тому назад ты назвала меня по имени, и мне это очень понравилось. Меня зовут не ваша светлость, а Джеффри. Ты можешь повторить это, Люси?

– Р-разумеется… Джеффри, – запинаясь, ответила она.

– Ну-ка, еще раз, – попросил он, не сводя глаз с ее губ.

– Джеффри.

Он провел рукой по ее каштановым локонам и мягко притянул к себе.

– Сколько месяцев я мечтал об этом, – прошептал он. – Надеюсь, ты не рассердишься на меня, дорогая?

Люси не успела и глазом моргнуть, как Джеффри приник к ее губам и нежно поцеловал.

– Я знал, что ты очень сладкая, – улыбнулся он.

Кэтрин зашевелилась у него на коленях, и Люси поспешно отпрянула. Кэтрин открыла глаза.

– Доброе утро, папа. Доброе утро, Люси, – сказала она. – Простите, мне нужно ненадолго покинуть вас.

Она соскочила с колен Джеффри, поцеловала его в щеку и проворно вышла из гостиной.

– Счастья тебе, папа, – прошептала она, прикрыв за собой дверь. – Люси – прекрасная девушка, и она сумеет позаботиться о тебе. Вы оба заслужили право на счастье и теперь нашли друг друга – что может быть прекрасней?

Вернувшись к себе в спальню, Кэтрин рассказала Дарси обо всех событиях минувшей ночи. Та выслушала ее с широко раскрытыми глазами и под конец разрыдалась.

– Как я рада, что нам не нужно больше притворяться, миледи, – сказала она.

– Не торопись, Дарси, – предупредила ее Кэтрин. – Не забывай, что для всех я по-прежнему Виктория.

Потом они устроили в комнатах герцога праздник и расположились прямо на ковре возле камина, будто на пикнике. У них было копченое мясо, овощи, фрукты и бутылка вина, которую Дарси выкрала из кладовой.

Джеффри с улыбкой оглядел троих женщин, собравшихся вокруг его кресла, и сказал:

– Я очень счастливый человек. Мне удалось найти свою дочь Кэтрин, и теперь я не сомневаюсь в том, что вслед за ней ко мне вернется и Виктория. Я сижу в окружении прекрасных леди, пью хорошее вино и смотрю в будущее с уверенностью и надеждой. Мне даже начинает казаться, что я не слишком стар и бесполезен и для меня самого не все еще потеряно в этой жизни.

– Это ты-то стар и бесполезен? – нахмурилась Кэтрин. – Эти слова никак к тебе не идут, папа. Я бы описала тебя совсем иначе – решительный, красивый и удивительный.

– Удивительный? – в свою очередь нахмурился Джеффри. – Нет, я обыкновенный человек, Кэтрин. Ничего удивительного или особенного во мне нет.

Она шутливо погрозила ему пальцем:

– Не возражай, папа. Мне лучше знать. Когда я приехала сюда, ты был совершенно беспомощным, но буквально за считанные недели сумел превозмочь болезнь, стал радоваться жизни. Это потрясающе. Нужно ли напоминать о том, что до вчерашней ночи ты даже говорить не мог?

– А может быть, мне до вчерашней ночи просто нечего было сказать? – лукаво улыбнулся Джеффри. Затем он посерьезнел, взял руку Кэтрин и нежно поцеловал шрам на ее ладони. – Этот шрам – вот настоящее чудо. Подумать только, я едва не убил повитуху, когда увидел, что она собирается сделать надрез на твоей руке! Слава богу, что у меня хватило ума согласиться на это!

Он еще раз поцеловал ладонь Кэтрин.

– До сих пор не могу поверить, что вы – это Леди Кошка, – покачала головой Люси. – Неужели вам в самом деле приходилось командовать судном и сражаться на палубе со шпагой в руке?

Кэтрин стала рассказывать Люси и Дарси о своих морских приключениях. Джеффри вдруг расхохотался.

– Что тебя так позабавило, папа? – спросила Кэтрин.

– Представил себе наших великосветских ворон, скачущих по палубе со шпагами в руках. Если станет известно, что этим занималась будущая герцогиня Четэм, все захотят последовать ее примеру. Ты дашь начало новой моде, дочка!

– Папа, неужели этих людей так легко повернуть в любую сторону?

– Конечно. Ведь ими всегда движут зависть и дух соперничества. Эти люди живут скандалами и закулисными сплетнями, – сказал Джеффри, гладя Кэтрин по щеке. – Но не тревожься об этом, девочка. Никто из них не посмеет осудить тебя. Ведь я – очень могущественный человек, и в моей власти уничтожить любого из них одним росчерком пера.

Упоминание о силе отца навело Кэтрин на новую мысль, и она опасливо спросила:

– Скажи, папа, а ты не станешь мстить О'Бэньонам?

– О чем ты, Кэтрин! Совсем наоборот. Я хочу встретиться с твоей бывшей семьей. Не знаю, как ты попала к ним, но эти люди вырастили тебя, заботились о тебе, они любят тебя, и я отплачу им добром за их доброту. Поскольку им нельзя появляться в Англии, я сам, как только поправлюсь, поплыву в Ирландию, чтобы лично пожать руку Шону О'Бэньону.

Дарси и Люси отправились относить на кухню грязную посуду, и Кэтрин, оставшись наедине с отцом, сказала ему:

– Папа, мне нужно рассказать тебе еще кое о чем. Это связано с Майлсом. Я хочу, чтобы ты знал, что я… что мы с ним… – Она опустила голову, пытаясь найти нужные слова. – Ты хочешь сказать, что вы с Майлсом любите друг друга? – спросил Джеффри, накрывая руку Кэтрин своей ладонью. – И чувствуешь себя виноватой перед Викторией?

Кэтрин молча кивнула, и Джеффри продолжил:

– Майлс и Виктория всегда были лучшими друзьями, но они никогда по-настоящему не любили друг друга. Когда ты приехала сюда под именем Виктории, меня сразу же смутили перемены, которые я заметил в отношениях своей дочери с Майлсом. Дружба уступила место страсти, которой до того не было и в помине. Теперь, узнав всю правду, могу признаться тебе, что я счастлив. За Майлса Грейсона выйдет именно та из моих дочерей, что предназначена ему в жены самой судьбой.

Кэтрин посмотрела на отца с робкой улыбкой.

– А ты говоришь все это не просто для того, чтобы меня успокоить?

– Нет, – покачал головой Джеффри. – Вы с Майлсом будете счастливой парой. Если бы Виктория была здесь, она тоже с этим согласилась бы, я уверен в этом.

Глаза герцога стали печальными, и Кэтрин поняла причину его грусти.

– Не волнуйся, папа. Виктория жива и здорова. Если мои предчувствия меня не обманывают, очень скоро мы увидим ее.

После обеда Джеффри уснул, и Люси настояла на том, чтобы Кэтрин тоже отправилась отдохнуть в свою спальню.

Дарси хлопотала, наводя в комнате порядок, а Кэтрин присела к туалетному столику, сняла с пальца кольцо, подаренное Майлсом, убрала его в шкатулку. Только сейчас она поняла, как соскучилась. Посыльный, который должен был привезти письмо от Майлса, до сих пор не объявился и, по всей видимости, мог приехать теперь не раньше завтрашнего утра. Кэтрин немного подумала и решила написать Майлсу сама, чтобы сразу, когда прибудет курьер, передать свое послание.

Ей хотелось написать Майлсу обо всем, что случилось за время его отсутствия, и особенно – о странном предчувствии, не покидавшем ее в последние часы. Ей хорошо было знакомо это ощущение надвигающейся опасности. Оно не раз возникало у нее перед появлением в море судна противника.

Но письмо не ладилось, Кэтрин смяла и отбросила один лист, начала и скомкала второй, третий…

– Может быть, вы хотите написать слишком о многом, миледи? – сказала Дарси, заметив ее мучения. – А почему бы просто не написать, что вам необходимо увидеть его? Разговаривать с глазу на глаз всегда легче.

– Знаешь, Дарси, я думаю, что ты права, – вздохнула Кэтрин. – Для того, чтобы рассказать Майлсу все, мне нужно было бы написать целый роман. А если писать не обо всем, то он только запутается.

– Пока вы пишете, миледи, я схожу за чаем и имбирным печеньем – вашим любимым.

– Выпить чаю – это прекрасная мысль, Дарси. Спасибо.

Горничная была уже возле двери, когда Кэтрин окликнула ее:

– Не забудь захватить вторую чашку, Дарси. Не стану же я пить чай одна, без тебя!

Дарси была растрогана приглашением Кэтрин выпить чаю вместе с ней и решила расстараться для своей хозяйки. Войдя на кухню, она заметила миссис Оливер, которая, стоя в дверях, ведущих в сад, с кем-то разговаривала. Дарси поставила на стол пустой поднос и занялась чаем. Спустя минуту миссис Оливер присоединилась к ней.

– Если ты собираешься приготовить чай для леди Виктории, кипяток на плите, Дарси.

– Благодарю вас, миссис Оливер, – откликнулась Дарси, осторожно засыпая чай в заварной чайник. – Хочу угодить своей хозяйке. Вы не скажете, у нас в кладовой осталось имбирное печенье?

– И не только печенье, – кивнула миссис Оливер. – Там в фаянсовой миске найдутся еще и свежие пирожные с яблоками, ее любимые.

Дарси прошла в кладовую и положила на блюдо имбирное печенье, четыре пирожных и шоколадные кексы и отправилась обратно в кухню, но с полдороги вернулась, хлопнув себя по плечу и сказав:

– Забыла! Ведь миледи не любит шоколад.

Она выложила кексы и вернулась с блюдом на кухню в ту самую минуту, когда миссис Оливер заливала кипяток в заварной чайник.

– Готово, Дарси. Сливки и сахар уже на подносе. Больше ничего не нужно?

Дарси посмотрела на поднос. На нем, разумеется, стояла всего одна чашка и лежала одна салфетка.

– Дайте, пожалуйста, еще одну салфетку, – сказала Дарси. – Пирожные жирные, а миледи пишет сейчас письмо. Как бы ей его не замаслить.

Пока миссис Оливер ходила за второй салфеткой, Дарси взяла со стойки еще одну чашку и спрятала ее в карман фартука.

«То, что миледи решила выпить чаю вместе со мной, миссис Оливер не касается», – подумала она.

Спустя пару минут Дарси уже стояла в спальне Кэтрин.

– А у меня для вас сюрприз, миледи! – сказала она весело.

Кэтрин посмотрела на яблочные пирожные, затем на Дарси и улыбнулась.

– Мне казалось, что я совсем не голодна, но эти пирожные выглядят слишком соблазнительно, чтобы не попробовать хотя бы половинку.

– Ох, миледи, – спохватилась Дарси. – Я же не принесла нож. Сейчас сбегаю.

– Не нужно никуда бежать, Дарси. У меня найдется, чем разрезать пирожное. – И Кэтрин вытащила из-под юбок свой кинжал.

Дарси с опаской покосилась на лезвие и осторожно спросила:

– Вы всегда носите его при себе, миледи?

– Всегда, – кивнула Кэтрин, разрезая пирожное. – Он не раз спасал мне жизнь.

Она вытерла о салфетку испачканное кремом лезвие и спрятала кинжал на место.

Дарси разлила чай в две чашки и сказала:

– Я вижу, вы еще не закончили письмо. Пишите, а я пока посижу с чашкой в соседней комнате, чтобы вам не мешать.

Дарси ушла в маленькую гостиную, примыкающую к спальне, и закрыла за собой дверь. Кэтрин тяжело вздохнула и вернулась к письму. Она задумалась над тем, как, помимо всего прочего, предупредить Майлса об опасности, приближение которой она с каждой минутой чувствовала все острее. И тогда ее осенила идея – написать письмо по-кельтски. Тогда вряд ли кто-нибудь сможет прочитать послание, даже если оно и попадет в чужие руки.

Вот теперь дело пошло, Кэтрин писала, прерываясь, быстренько глотала чай, не замечая при этом, что тот горчит. Не отрываясь от письма, она налила себе вторую чашку, положила больше сахара, добавила сливок и выпила.

Спустя несколько минут она начала зевать и тереть глаза, пытаясь рассмотреть расплывающиеся буквы.

«Как сильно я, оказывается, устала», – успела подумать Кэтрин перед тем, как уронить голову на стол. Она уже не слышала, как открылась дверь, не видела высокого мужчину, вошедшего в ее спальню. Он подхватил спящую на руки и вынес через заднее крыльцо в сад, где за конюшней дожидалась большая черная карета.

Уложив Кэтрин на кожаное сиденье, он прикрыл ее меховой накидкой и прошептал:

– Не надо ничего бояться, моя дорогая. Я сумею о тебе позаботиться. Много лет я ждал тебя, и наконец ты – моя и никуда не сбежишь от меня. Приятных сновидений тебе, Золотая Кошка!

Эдвард наклонился, поцеловал Кэтрин в сомкнутые веки и криво усмехнулся. Потом откинулся на мягкие подушки, крикнул кучеру, и карета сорвалась с места, уносясь в ночной мрак.

 

ГЛАВА 26

Ранним утром следующего дня Майлс вернулся в Четэм с дюжиной вооруженных матросов. Он не видел Кэтрин всего два дня, но соскучился по ней так, словно провел в разлуке по меньшей мере два года.

Эдвард Демьен исчез, испарился, растворился, как утренний туман. Никто из наблюдателей не видел, чтобы тот выезжал из дома, никто не видел его в эти дни и в «Карлайл Энтерпрайсез». Тогда в Седвик Мэнор отправился Марк, но дворецкий сообщил ему, что граф отъехал по своим делам, а куда и надолго ли – неизвестно.

Вскоре Майлсу удалось выяснить, что Эдвард, намереваясь бежать, поменял свою прежнюю карету с гербом на неприметную, черную. Поменял он и лошадей. Теперь вместо изящных серых жеребцов у него появилась пара гнедых, менее красивых, но очень выносливых.

Майлс вернулся бы еще вчера, но случилась новая напасть – пропала Тереза, горничная Виктории. Сначала Майлс решил, что та сбежала вместе с Эдвардом, но, осмотрев ее комнату, убедился, что все вещи Терезы на месте.

Гаррет и Джейми остались пока в Лондоне, для того чтобы продолжить поиски пропавшей горничной и Эдварда Демьена.

Майлс со своими людьми приехал в Четэм рано, около восьми часов утра. Пройдя мимо слуг, занятых своими повседневными делами, он сразу же направился в спальню Кэтрин, втайне надеясь застать ее еще лежащей в постели.

В спальне было холодно и темно, камин давно погас, а может быть, его вообще не разжигали со вчерашнего дня. Раздвинув шторы, Майлс обнаружил постель Кэтрин несмятой и ринулся в гостиную, примыкавшую к спальне.

Здесь он увидел лежащую на полу Дарси, поднял ее и перенес на кровать.

– Дарси, очнись! Где твоя хозяйка? – закричал Майлс, растирая закоченевшие руки девушки. – Отвечай, Дарси!

Горничная попыталась открыть глаза, потом еле слышно произнесла:

– Пишет письмо… Спать…

– Проснись, Дарси! – еще громче крикнул Майлс. – Мне нужно знать, где Кэтрин. Просыпайся!

– Майлс, я услышала, как вы кричите, – сказала вбежавшая в комнату Люси. – Что случилось?

– Пропала Кэтрин. Я хотел сказать, Виктория…

– Я знаю, что ее зовут Кэтрин, – махнула рукой Люси. – Можете больше не притворяться.

– От кого ты узнала? Кэтрин сама сказала тебе?

– Да. Джеффри тоже знает. Но сейчас не в этом дело. Мы должны найти ее. Я принесу холодной воды, чтобы привести Дарси в чувство.

Вскоре Дарси очнулась, но продолжала оставаться сонной и заторможенной.

– Миледи писала вчера письмо, а я пошла на кухню приготовить чай, – медленно принялась рассказывать Дарси. – Когда я вернулась, она еще не закончила. Было уже поздно. Мы собирались вместе выпить чаю и немного поболтать. Плохой вчера был чай, горький какой-то. Похож на…

– Ты сказала, что чай был горьким, Дарси? – перебила ее Люси. – Где чайник?

– Он стоял на столе, рядом с леди Кэтрин, – нахмурилась Дарси.

Майлс сбегал в спальню и тут же вернулся назад.

– Чайник пуст, и чашка Кэтрин тоже. А где твоя чашка, Дарси? Ты выпила ее до конца?

– Нет, – покачала головой Дарси. – Отпила немного, а затем отставила чашку на стол и решила сначала закончить дела.

Люси быстро отыскала на столе чашку Дарси и понюхала ее содержимое. Затем, обмакнув палец в чай, лизнула его кончиком языка.

– Лауданум, снотворное, – решительно заявила она. – Мне не раз приходилось иметь с ним дело, когда я ухаживала за больными, и я прекрасно помню этот вкус и запах. Действительно, мои пациенты всегда жаловались, что он сильно горчит. Но кто мог это сделать?

– Тот, кто решил похитить кошку спящей, пока она не выпустит когти, – сказал Майлс. – Люси, я хочу, чтобы вы вместе с Дарси проверили обе эти комнаты. Посмотрите, не пропало ли что-нибудь из вещей Кэтрин. А я со слугами поищу в доме и в саду.

В течение следующего часа они перевернули вверх дном все комнаты, амбары и пристройки, но так ничего и не обнаружили. Майлс приказал своим людям седлать лошадей и отправляться прочесывать окрестности и сам направился к конюшне, где стоял его жеребец.

В траве что-то сверкнуло, Майлс подошел ближе, поднял с земли украшенный драгоценными камнями кинжал Кэтрин и понял все. Ее усыпили и увезли, и при этом она осталась совершенно безоружной.

Склонившись ниже, он увидел примятую траву и догадался, что здесь проезжала карета. О, он отлично знал, кто именно был в той карете вместе с потерявшей сознание Кэтрин!

– Будь ты проклят, Эдвард Демьен! Дай мне только добраться до тебя, и я тут же отправлю твою душу туда, где ее давно поджидают, – в самое пекло!

Майлс вернулся в дом и нашел герцога в розовой гостиной. Несмотря на то что он уже знал, что Джеффри все известно о нем и о Кэтрин, ему тяжело было взглянуть в глаза герцога, и он не знал, с чего начать. Джеффри пришел ему на помощь и заговорил первым:

– Не нужно ничего объяснять, Майлс. Скажи лучше, что случилось. Ведь это написано у тебя на лице. Наверняка это связано с моей дочерью.

– Она не ваша дочь, – покачал головой Майлс.

– Подожди, – прервал его Джеффри. – Взгляни сначала вон на ту картину. А потом я расскажу тебе невероятную историю.

Майлс послушно снял холст, прикрывавший картину, и застыл от удивления, увидев на ней портрет Евангелины с двумя девочками-близнецами. Он не сводил глаз с портрета все время, пока Джеффри рассказывал ему о своей семье и о той роли, которую сыграл в их судьбах Эдвард.

– О, боже, Джеффри, это просто невероятно, – вздохнул Майлс. – Кэтрин – ваша родная, пропавшая дочь. Они с Викторией – близнецы. Более того, между ними все эти годы существовала сверхъестественная мысленная связь… Неужели все это – правда?

– Подобные вещи опровергают логику и находятся за пределами человеческого разума, но мне доводилось слышать о таком и раньше. Моя нянька, Элла Маккей, рассказывала, что моя бабушка, Уна, тоже имела сестру-близнеца по имени Бриджит. Их мысленная связь друг с другом тоже была невероятной. Они прекрасно могли общаться, не произнося при этом ни слова, просто читая мысли. Если одна из них ушибалась, вторая чувствовала боль. Эти истории Эллы казались мне сильно приукрашенными, но, выслушав Кэтрин, я понял, что такое в самом деле возможно.

– Жаль только, что это не поможет нам найти Кэтрин, – сказал Майлс и зашагал по гостиной из угла в угол. – Ее усыпили и увезли. Куда? Об этом знает только Эдвард.

– Но как он мог попасть в мой дом? Не иначе как ему помогал кто-то из слуг.

– Точно, – кивнул Майлс. – Виктория писала мне, что она подозревает миссис Оливер в предательстве. Это она выкрала из вашего стола копию нового завещания. Более того, Виктории удалось перехватить письмо миссис Оливер, адресованное Эдварду. Мои люди покопались в прошлом этой женщины, но не нашли ничего, объясняющего ее поступки.

– Миссис Оливер проработала в моем доме много лет. А если точнее – восемнадцать. Мой управляющий нанял ее, когда я с семьей находился в Ирландии. Трудно поверить, что она могла пойти на такое.

– По словам Дарси, миссис Оливер была вчера вечером на кухне, а значит, у нее была отличная возможность подсыпать лауданум в чай, предназначенный для Кэтрин. По счастью, сама Дарси не допила свою чашку, иначе мы не узнали бы о том, что Кэтрин отравили. Удивляюсь, как это ваша дочь не заметила, что чай горчит.

– Вы говорите, чай был горьким, Майлс? – живо переспросил Джеффри.

– Да. Лауданум всегда горчит, и его вкус ничем не скроешь. Правда, заметив горький привкус чая, Кэт могла просто добавить в него больше сахара.

Герцог яростно ударил себя кулаками по коленям и воскликнул:

– Черт побери, теперь я все понял! Как же это я раньше не догадался?

– О чем вы, Джеффри?

– Теперь я уверен, что братец Эдвард проделал однажды то же самое и со мной. И если это так, тогда он причастен к смерти своей жены. Меня Эдвард обвел вокруг пальца, чтобы обеспечить себе алиби.

– Мы предположили, что Эдвард виноват, – сказал Майлс, присаживаясь рядом с герцогом. – Расскажите, что тогда произошло.

– Вечером того дня, когда произошло убийство Лорелеи, часов в одиннадцать, Эдвард был у меня. Он проиграл мне партию в шахматы и в качестве штрафа за это взялся разливать чай. Я сразу заметил, что он горчит, но Эдвард сказал, что это, вероятно, новый сорт чая. Потом я уснул в своем кресле. Позже что-то заставило меня проснуться, и я увидел, что на часах половина второго ночи. Тогда я разбудил Эдварда, спавшего в кресле напротив меня, и мы пошли досыпать по своим спальням.

– Если прошло всего около трех часов, он никак не мог успеть расправиться с Лорелеей и вернуться в Четэм, – с сожалением сказал Майлс.

– Видишь ли, во-первых, он мог перевести часы. Во-вторых, мог отправиться в Седвик Мэнор не в карете, а верхом – так намного быстрее. – Джеффри наморщил лоб, подумал и воскликнул: – Конечно! Черный Маг, жеребец Виктории! Я же, дурак, сам показывал его в тот день Эдварду, когда мы заходили с ним на конюшню!

– Не казните себя, – мягко сказал Майлс, похлопав Джеффри по руке. – Может быть, вам будет интересно узнать, что самым большим дураком во всей этой истории оказался именно Эдвард.

Майлс рассказал Джеффри о завещании, оставленном Лорелеей, унизительном для Эдварда и лишающем его всех прав. Узнал герцог и об их брачном контракте, и о тридцати тысячах фунтов, выплаченных при этом Лорелеей, и о прочих любопытных деталях, связанных с браком Эдварда.

– Состояние Лорелеи было огромным, не менее миллиона, – недоуменно покачал головой герцог. – Неужели она все раздала?

– Очевидно. При этом она заложила все свои имения, включая Седвик Мэнор, и теперь, для того чтобы выкупить его, Эдвард должен не позже чем через год раздобыть огромные деньги. Все, что у него осталось, – это жалкое пособие и графский титул. Судя по всему, Лорелея крепко ненавидела вашего брата.

– Полагаю, они стоили друг друга, – заметил Джеффри. – Я думаю…

Он замолчал, увидев вошедшую Люси.

– Я понимаю, как вы оба озабочены судьбой Кэтрин, – сказала она, – но все равно вам нужно подкрепиться. Если хотите, я накрою прямо здесь.

Она подошла ближе, тронула рукой щеку герцога и заметила:

– Вы сегодня немного бледны. Надеюсь, вы не слишком переутомляете себя?

– Я чувствую себя прекрасно, Люси, и, признаюсь, умираю от голода. Надеюсь, ты не собираешься уморить меня? – подмигнул Джеффри.

Люси погрозила герцогу пальцем:

– В том, что вы голодны, Джеффри Карлайл, моей вины нет и в помине. Кто сегодня отказался завтракать?

Джеффри ухватил Люси за вытянутый палец и нежно поцеловал его.

– Так меня отчитывала мама, когда я был совсем маленьким мальчиком, – сказал он.

– И я буду отчитывать вас до тех пор, пока вы не перестанете вести себя словно школьник, – строго ответила Люси, с трудом сдерживая улыбку и направляясь к двери.

– Я расцениваю это как обещание, дорогая Люси, – сказал ей вслед Джеффри.

Люси обернулась через плечо и ответила на ходу:

– Можете ставить на мое обещание все свои деньги до последней монеты, ваша светлость. Гарантирую, что не проиграете!

Любовная перепалка между герцогом и Люси живо напомнила Майлсу о Кэтрин, которая за короткое время стала для него смыслом всей жизни. Оставаться в неведении относительно ее судьбы было просто невыносимо. Майлс, извинившись перед герцогом, вышел.

Он открыл дверь гостиной, примыкающей к спальне Кэтрин, и вошел в комнату, где им посчастливилось провести наедине столько быстротечных часов. В комнате был разожжен камин, а в канделябрах горели свечи – Дарси вела себя так, словно ее хозяйка в любую минуту могла вернуться к себе домой. Майлс присел в кресло возле письменного стола.

В воздухе еще витал тонкий аромат духов Кэтрин. Майлс с тоской втянул его ноздрями, печально опустил голову и тут же наткнулся глазами на лист исписанной бумаги, лежащий под столом.

Он поднял его, узнал почерк Кэтрин и принялся читать письмо, которое она так и не успела ему отправить.

Поначалу он очень удивился, обнаружив, что письмо написано по-кельтски, однако вскоре догадался, что этот язык обеспечивал письму дополнительную защиту. Майлс читал и словно слышал голос Кэтрин, шепчущий ему признания в любви. Сердце его разрывалось от боли. Он читал и перечитывал строчки, вновь и вновь поражаясь тому, насколько одинаково они с Кэтрин думают, чувствуют и переживают.

Кроме признаний в любви, Кэтрин кратко описывала все события последних двух дней, а затем перешла к ощущению надвигающейся на нее опасности. Она предчувствовала, что беда с ней приключится очень скоро.

С этого момента стало заметно влияние лауданума на мозг Кэтрин – строчки становились все более неровными, буквы разъезжались в разные стороны, и было все труднее разбирать ее почерк. Кроме того, она перешла с кельтского на английский. Что же касается самого последнего предложения, то оно показалось Майлсу совершенно непонятным.

«Страж богатства уже при дверях», – вот что успела написать Кэтрин, уже теряя сознание.

За обедом Майлс рассказал Джеффри и Люси о найденном письме. Зачитал его вслух, опуская лишь те места, которые касались их с Кэтрин отношений. Прочитал он и последнюю строчку, признавшись при этом, что совершенно не понимает ее смысла.

– Как я понимаю, она предчувствовала опасность, но не знала, что или кто именно ей грозит, – заключил Майлс.

– А мне кажется, что она как раз знала это, – возразила Люси. – Вы не повторите для меня еще раз эту строчку?

– «Страж богатства уже при дверях»,– повторил Майлс, тряхнул головой и повернулся к Люси: – Может быть, у Кэтрин к этому времени уже все мысли в голове перепутались от лауданума? Ведь эта строчка никак не вяжется со всем остальным текстом письма.

– Все вяжется, – возразила Люси. – А ответ, я думаю, нужно искать в книге, куда Виктория выписывала имена. Сейчас я принесу ее.

Ожидая возвращения Люси с загадочной книгой, Майлс продолжал недоумевать вслух:

– Книга с именами. Что это за чертовщина такая, вы не знаете, Джеффри?

– Отчего же, – усмехнулся Джеффри. – Знаю. Виктория давно уже интересовалась значением имен и выписывала их в особую книгу. Так, например, имя, под которым меня крестили, – Джеффри Дерек, в переводе означает «Мирный пастырь, данный людям богом». В прошлом году она перевела мне и ваше имя – Майлс Трелен, что означает «Солдат вечерней звезды». А Грейсон, между прочим, это «Сын судьи». Ее собственное имя, Виктория Роксанна, переводится как «Победа на заре». Очень любопытно, не правда ли?

– Зная любопытство Виктории и ее страсть все раскладывать по полочкам, вполне понимаю это ее увлечение, – улыбнулся Майлс. – Здесь есть над чем подумать.

В это время в гостиную вернулась слегка запыхавшаяся Люси с толстой книгой в руках.

– Я точно помню, что уже слышала это выражение, – сказала она, быстро листая страницы. – Ага, вот! «Страж богатства» – это перевод имени Эдвард.

– Значит, Кэтрин действительно знала, от кого ей ждать напасти, – поразился Джеффри. – Она предчувствовала, что именно Эдвард должен явиться за ней в эту ночь!

– Она заранее почувствовала приближение Эдварда уже не впервые, – заметил Майлс. – В тот день, когда у нас было собрание акционеров, она узнала о приезде Эдварда прежде, чем тот вышел из кареты.

– Чем лучше я понимаю свою дочь Кэтрин, тем сильнее верю в то, что вскоре домой вернется и Виктория, – с надеждой в голосе сказал Джеффри. – Но просто сидеть и ждать сложа руки мы не должны. Надо продолжить поиски обеих моих дочерей, а заодно и моего братца Эдварда. Я очень рассчитываю на вашу помощь, Майлс.

В глазах Джеффри Майлс прочитал такую боль и такую надежду, что сердце его едва не разорвалось от боли.

– Разумеется, – кивнул он. – Поскольку местный поиск не дал никаких результатов, я возвращаюсь в Лондон, и немедленно. Оттуда я натравлю на Эдварда самых лучших ищеек. Ведь этот негодяй похитил у меня самых дорогих женщин – ту, что всегда была мне лучшим другом, и ту, которую я люблю больше самой жизни.

Майлс поднялся и добавил, пожимая руку герцога:

– Клянусь вам, сэр, что я заставлю Эдварда сполна заплатить по счету и не успокоюсь, пока не сдержу свое слово.

 

ГЛАВА 27

Джастин Прескотт чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Несмотря на то что со дня свадьбы прошел всего месяц, он не представлял жизни без своей прелестной жены. С мыслью о ней он вставал по утрам, с мыслью о ней он проводил все дни, с нетерпением ожидая приближения ночи. Пять лет Джастин мечтал о своем маленьком земном счастье, и вот наконец он его получил.

Плавное течение мыслей Джастина нарушила Эрин. Она присела на диван рядом с зятем и поставила к себе на колени корзинку с вязаньем.

– Посижу немного рядом с тобой, – сказала она. – Нитки буду разматывать. Надо чем-то отвлечь себя от грустных мыслей. А то как подумаю о том, что завтра вы с моей дочкой уезжаете в Англию, так грустно становится. А что, Джастин, вам никак нельзя задержаться еще?

– Меня не было дома пять недель. Мой ассистент, Саймон, хороший доктор, но тем не менее… К тому же Саймон может подумать, что я бросил его.

Из угла гостиной долетел взрыв густого смеха – там Шон О'Бэньон играл в шахматы со своей дочерью. Возле стола, внимательно наблюдая за игрой, стояли Колин и Пэдрик.

Кэтрин выглядела веселой и беззаботной, но Джастин знал, как она мучается от того, что к ней никак не желает возвращаться память, а значит, ей нечего сказать о том, где можно и нужно искать Рори.

Было решено, что Шон О'Бэньон отвезет свою дочь вместе с ее мужем в Англию, а затем приступит к поискам Рори. Разумеется, Ястреб сильно рисковал своей жизнью – ведь щедрое вознаграждение за его голову пока что никто не отменял.

– Ага! – снова раздался громкий смех Шона. – Попалась, Кэт! Шах! И твоему королю деваться некуда!

– Спокойно, па, – ответила Виктория, пристально глядя на доску и потирая правой рукой подбородок. – Шах – это еще не мат. От любого шаха есть спасение, нужно лишь его найти.

– Да, кстати, сегодня, пока вы с Джастином гуляли, заходил старый Майк, принес твой кулон. Он сделал новую цепочку. Говорит, что она прочнее прежней и теперь уж не порвется. – Шон вытащил из кармана новенькую золотую цепочку с подвешенным на ней золотым кулоном и протянул дочери: – Майк, конечно, долго возился с этим, но все сделал на славу. Ведь он неплохой ювелир.

– Не отвлекай, не отвлекай меня, па. Давай кулон, я его потом посмотрю, когда выиграю эту партию.

Не отрывая глаз от доски, Виктория протянула Шону раскрытую левую ладонь. Внезапно Шон схватил руку дочери и всмотрелся в нее.

– Где он? – зарычал Шон. – Где этот проклятый шрам?

Виктория испуганно отдернула руку, поднесла свою ладонь к глазам, а затем уставилась на золотую цепочку с кулоном. Спустя секунду негромко сказала:

– Это не мой кулон.

– Это не твой кулон, а ты – не моя дочь! – прогремел Шон. – Но тогда кто ты и где в таком случае моя дочь Кэтрин?

Джастин бросился к ним.

– Перестаньте кричать на нее, О'Бэньон, – воскликнул он, опускаясь на колени перед Викторией и с тревогой вглядываясь в ее побледневшее лицо. – О, боже, у нее шок! Что вы сделали с моей женой?

– Это не Кэтрин, – пояснил Шон, указывая пальцем на Викторию. – У моей Кэт всегда был шрам на левой ладони, где он? И потом, когда я отдал ей кулон, она сказала, что это не ее вещь. Где моя дочь? Где моя дочь, я вас спрашиваю?!

– Криком делу не поможешь, – сказал Джастин. – Успокойтесь. А еще лучше, выйдите из комнаты.

Подошедшая Эрин взяла мужа под руку и хотела увести его из гостиной, но Шон яростно сопротивлялся.

– Я не уйду отсюда, пока не получу ответ! – продолжал шуметь он.

– Хорошо, – сдалась Эрин. – Тогда сядь на диван и замолчи. До смерти напугал бедную девочку своим ревом.

Шон, продолжая ворчать, уселся.

Джастин подвинул стул, сел напротив Виктории и спокойным, тихим голосом спросил:

– К тебе вернулась память, верно? – и, увидев, что Виктория утвердительно кивнула, добавил: – Скажи, ты – Кэтрин О'Бэньон?

Она отрицательно покачала головой, продолжая смотреть на кулон, и ответила:

– Нет. Я – леди Виктория Роксанна Карлайл. Мой отец, Джеффри Карлайл, – герцог Четэм.

– Четэм находится очень далеко от того места, где я тебя подобрал. Как ты могла очутиться так далеко от дома?

– Мой отец смертельно рассорился со своим братом, Эдвардом. Дядя совершил что-то ужасное, и отец разоблачил его. Но прежде чем я успела узнать, что именно натворил Эдвард, отца хватил удар, и он едва не умер.

Она замолчала. Джастин схватил ее правую руку и спросил:

– Что было дальше?

– Я обнаружила, что Эдвард продолжает кружить возле отца, и приняла меры к тому, чтобы защитить его. Тогда мне и в голову не приходило, что дядя может поднять руку и на меня.

Виктория закрыла глаза, и слезы покатились по ее лицу.

– Однажды ночью на карету, в которой я ехала, напали двое. Они убили кучера и схватили меня. Они сорвали мой кулон, чтобы предъявить его Эдварду как доказательство моей смерти. Но на самом деле у них были свои планы. Они хотели продать меня в рабство, на Восток, и получить таким образом двойную плату. – Она сильно сжала пальцами руку Джастина. – Они держали меня в какой-то развалюхе неподалеку от Бристоля. Главным был Клайв, грубая и неотесанная скотина. Он мучил меня, бил и морил голодом. Второй, Энди, был гораздо мягче, и мне удалось убедить его, что выгоднее будет вернуть меня отцу и получить от него щедрое вознаграждение. Мы собирались бежать вдвоем с Энди, но Клайв раскрыл наш замысел и едва не убил Энди, а потом прогнал его прочь.

Она сглотнула, и Джастин понял, как трудно ей говорить. Он нежно погладил Викторию по руке и попросил:.

– Рассказывай дальше. Я слушаю. Что было потом?

– Клайв стал избивать меня. Разорвал мое платье… Было так больно… Потом он повалил меня на стол и хотел… – Она опустила голову и тихо продолжила: – Я должна была остановить его. Под собой я нащупала нож и ударила им Клайва в грудь. Потом еще и еще раз, пока тот не свалился на пол. Там все было залито кровью. И я тоже…

Джастин обнял Викторию и прижал к себе. Поверх ее головы он увидел, как Шон утешает свою рыдающую жену.

– Теперь тебе некого бояться, дорогая, – сказал Джастин. – Я с тобой, и никто больше тебя не тронет. Никогда.

– Но я же убила человека, – покачала головой Виктория. – Я за всю свою жизнь никого ни разу не ударила, а тут – убила.

– Мерзавец заслуживал смерти. Очень жаль, что не я сам свернул ему шею. – Джастин повернул к себе голову Виктории и нежно поцеловал ее дрожащие губы. – После того как мы вернемся в Уинделл, нам нужно будет отправиться к твоему отцу. Но первое, что мы сделаем, – это напишем ему письмо. Скажи, может быть, нам нужно еще кого-нибудь известить?

Внезапно Виктория ахнула и отпрянула от Джастина.

– Майлс наверняка тревожится обо мне!

– Майлс? Кто такой этот Майлс? – спросил Джастин. – Твой брат?

– Нет, – ответила Виктория, опустив голову в пол. – Майлс Трелен Грейсон, виконт Райленд, – это мой жених. Вскоре мы должны были пожениться.

– Пожениться? – обомлел Джастин.

– Трелен? – возопил Пэдрик. – Да ведь это владелец «Фоксфайра»! Уж он-то знает, где нам искать Кэтрин и Рори!

Шон, Пэдрик и Колин окружили Викторию и наперебой принялись засыпать ее вопросами. Она рассказала им все, что знала.

– Мы с Майлсом – совладельцы судоходной компании. Наша контора находится в Лондоне. Несколько месяцев тому назад Рори напал на одно из наших судов. Майлс снарядил «Фоксфайр» и отправился в Ирландию на поиски Рори. Больше я об этом ничего не знаю и не смогу вам помочь отыскать Кэтрин и Рори прежде, чем вернусь в Четэм.

– Завтра мы выходим в море, как и договаривались, – решительно сказал Шон, – но меняем курс на Четэм. Пэдрик, отправляйся на судно и займись прокладкой курса. Колин, отправляйся вместе с ним и готовься к отплытию. Я займусь экипажем.

Трое мужчин дружно поднялись и направились к выходу.

Проводив мужа долгим взглядом, Эрин участливо погладила Викторию по плечу и сказала:

– Я чувствовала, что господь неспроста послал тебя в наш дом. Знай, что тебя здесь всегда встретят с радостью и любовью.

– Не похоже, чтобы ваш муж думал так же. По-моему, он очень зол на меня, – грустно заметила Виктория.

– Зол? – улыбнулась Эрин и покачала головой. – Нет, что ты. Шон сердит не на тебя, а на то, что не знает, где ему искать нашу дочь. Впрочем, твои па и ма наверняка сейчас так же сердиты и озабочены.

– Моя мать умерла пять лет тому назад, а жив ли мой отец – неизвестно. Может, вернувшись домой, я узнаю, что осталась круглой сиротой.

Эрин обняла Викторию за плечи и сказала:

– Ты не останешься сиротой, пока мы живы, дорогая. И в пути я тебя одну не оставлю. Я отправлюсь в Англию вместе с вами. Мне кажется, что такова воля божья. Когда пропала наша дочь, он послал нам тебя. Теперь я тебя одну не оставлю.

– А где Джастин? – спросила Виктория, обводя взглядом пустую гостиную. – Не сошел ли он теперь с ума?

– С ума, я думаю, он не сошел. Просто у него шок. И то сказать, не каждый день обнаруживается, что твоя жена, оказывается, помолвлена с другим.

– Или что твоя жена оказалась совсем не той женщиной, за которую ты ее принимал, – вздохнула Виктория.

Спустя несколько минут Виктория вошла в спальню и застала Джастина сидящим в кресле перед камином. Она тихо подошла и встала рядом с мужем.

– Нам нужно поговорить, Джастин.

– Я знаю. Вот видишь, сижу здесь и пытаюсь найти нужные слова. Не представляю, как нам выбраться из создавшегося положения. Ведь я привык всегда держать свое слово.

Виктория вздрогнула и сказала, стараясь сохранять спокойствие:

– Прости, Джастин. Когда ты найдешь свою Кэтрин, я не буду становиться вам поперек дороги. Поскольку я была в беспамятстве, наш брак легко может быть расторгнут. Тогда ты женишься на ней.

Джастин резко вскочил и обнял Викторию за плечи.

– Мне плевать на то, какие титулы носит твой отец или этот Майлс. Ты – моя жена, Виктория, и я не хочу тебя терять!

Он прижал к себе Викторию и крепко поцеловал ее.

Она посмотрела ему в лицо и тихо сказала:

– Я тоже не хочу терять тебя, Джастин. Просто я подумала о том, что ты и Кэтрин…

Джастин закрыл ей рот поцелуем, нежно погладил Викторию по щеке.

– Ты – моя жена, и я очень люблю тебя.

– Ах, Джастин, я тоже тебя люблю. Я просто боялась, что ты больше не захочешь оставаться со мной. – Виктория обняла Джастина и положила голову ему на плечо. – Мы с Майлсом с детства были друзьями, однако настоящей любви, такой, как у нас с тобой, между нами никогда не было. Я приняла его предложение потому, что это показалось мне правильным. Наши семьи были бы рады этому браку.

– И только поэтому ты хотела выйти за него замуж?

– Да, – просто кивнула она. – Долгое время мне казалось, что я приношу несчастье. Господь забирал у меня всех, кого я любила. Сначала я потеряла свою мать. Затем полюбила Адама, старшего брата Майлса, и он погиб на дуэли за два дня до нашей свадьбы. Моя любовь едва не погубила моего отца. Но на Майлса, как мне казалось, проклятье не действовало. Сейчас, если хорошенько подумать, все это кажется такой глупостью.

– Потеря тех, кого ты любила, породила в твоей душе страх, но наша с тобой любовь сильнее любых напастей. – Джастин обнял Викторию за талию, подвел к кровати, усадил и сам присел рядом. – Мне очень жаль, что ты вспомнила тот страшный случай, связанный с похищением. Скажи, а что помогло вернуться твоей памяти?

Виктория раскрыла ладонь, на которой блеснуло золотое сердечко.

– Этот кулон. Я всю жизнь носила такой же, только на нем была выгравирована буква В. Мой отец заказал его для меня, когда я была еще младенцем, и я была уверена в том, что второго такого же нет на всем белом свете. Но в тот день, когда меня похитили, я сделала удивительное открытие, и этот кулон – его часть.

Виктория рассказала Джастину о том, как ей удалось найти портрет матери с девочками-близнецами на коленях. Виктория догадалась, что у нее была сестра, о которой ей никогда не говорили.

– Папа был слишком болен, чтобы ответить на мои вопросы, и я решила поехать к родителям Майлса, ведь они были старинными друзьями нашей семьи. Я хотела узнать все о своей сестре, если она у меня была. У меня не было сил дожидаться утра, и я уехала в ночь. По дороге в Лондон на мою карету напали, ну а дальше ты все и сам знаешь.

– Если Кэтрин – твоя сестра, – сказал Джастин, обнимая Викторию за плечи, – то каким образом она могла попасть в дом О'Бэньонов? Кем бы ни был Шон, но уж в чем его нельзя заподозрить, так это в похищении детей. К тому же Кэтрин всегда была его любимицей.

– Я тоже уверена в том, что Ястреб не похищал мою сестру, – согласилась Виктория. – Моя интуиция подсказывает мне, что он человек добрый и заботливый. Поэтому я и согласилась помогать ему. Как только мы прибудем в Четэм, нам удастся узнать о судьбе Кэтрин и Рори, я уверена.

– Хочу надеяться, что твой дружок Майлс будет осторожен с Кэтрин, – хохотнул Джастин. – Ведь эта девушка не задумываясь может проткнуть шпагой любого, кто рискнет притронуться к ней.

– Не волнуйся за Майлса. Насколько я его знаю, он сумеет найти подход к Кэтрин, а может быть, и очаровать ее.

– Хотелось бы надеяться, что ты права, Виктория. Твоя сестра и твой лучший друг… И все-таки что же нам делать, если вы с Кэтрин и в самом деле сестры?

– Это единственное объяснение всему, – ответила Виктория, пожимая плечами. – Тогда становится понятно, почему и ты, и О'Бэньоны приняли меня за Кэтрин – настолько похожими могут быть только сестры-близнецы. Впрочем… – губы Виктории сложились в усмешке, – есть еще одно доказательство. Родимое пятно. За последнюю сотню лет все дети в семействе Карлайлов рождаются с одинаковым родимым пятном. Если оно обнаружится у Кэтрин, это будет решающим доказательством.

– Боюсь, что нам придется обождать до утра, – с сожалением сказал Джастин. – Час поздний, и мне кажется, что неудобно беспокоить Ястреба прямо сейчас.

– Шон отправился готовить судно к отплытию в Четэм, а у Эрин своих хлопот полон рот, – согласилась Виктория. – Знаешь, она очень не хочет отпускать меня одну.

– Пока я жив, ты никогда не останешься одна, Виктория. А вместе мы справимся со всеми невзгодами, – сказал Джастин.

В это время к ним в комнату постучали. Открыв дверь, они увидели на пороге Шона.

– Виктория, – сказал он, – ты не могла бы спуститься со мной в гостиную? Мне нужно поговорить с тобой. Разговор недолгий, но ждать нельзя.

Виктория, сказав, что скоро вернется, ушла вместе с Шоном. Они спустились в гостиную, уселись на те же кресла, в которых играли в шахматы, и внимательно посмотрели друг на друга.

Шон откашлялся и заговорил первым:

– Во-первых, Виктория, я хочу извиниться перед тобой. Сегодня я был очень несдержан и сильно обидел тебя. Сам не понимаю, что со мной случилось.

– К чему эти извинения, Шон. Вы любите Кэтрин, и когда обнаружилось, что я – это не она, вы просто обезумели. Лучше вы простите меня, ведь это я причинила вам боль.

Шон протянул руку и нежно погладил Викторию по щеке.

– Не надо, девочка. Не извиняйся передо мной. Ведь ты даже не помнила, кто ты и откуда. Это мы сказали тебе, что ты – Кэт, так что это наша вина. Правда, кое-что в тебе показалось мне странным, но я думал, это оттого, что ты лишилась памяти.

Он взялся мозолистой рукой за подбородок Виктории, повернул ее лицо к свету, падавшему из горящего камина, и задумчиво проговорил:

– У вас одно и то же лицо. Я смотрю на тебя и вижу перед собой Кэтрин. Те же черты, те же губы, те же удивительные зеленые глаза.

– У Кэтрин есть родимое пятно? – выпалила Виктория.

– Есть, – улыбнулся Шон. – На левой стороне груди, похожее на лунный серп.

Виктория оттянула вниз лиф и отогнула кружевной край, обнажая верхнюю часть своей левой груди.

– Такое же? – спросила она.

Шон молча, удивленно кивнул головой.

– Я родилась с этим пятном – так же, как и моя сестра-близнец, Кэтрин, – сказала Виктория.

Потом она рассказала Шону про найденный ею портрет, про кулоны и спросила Ястреба:

– Каким образом Кэтрин попала в ваш дом? Ведь вы не похожи на человека, который может украсть ребенка. Скорее вы похожи на того, кто может его спасти. Расскажите, как все случилось?

– Хорошо, – согласился Шон, откидываясь на спинку кресла. – Все началось в одну штормовую ночь. Мы причалили тогда к пустынной бухте неподалеку от Феллсмора, чтобы разгрузить трюмы, набитые контрабандой. Здесь мы и нашли эту женщину с крошечной девочкой на руках. Она сказала, что вся семья девочки погибла во время пожара. Женщина знала, что умирает, но все ее мысли были только о девочке, которую она называла Кэтрин. Прежде чем пожилая леди скончалась, я заверил ее в том, что позабочусь о ребенке. Так Кэт вошла в нашу семью, и я растил ее как родную дочь. Колин и Рори никогда и не подозревали, что она им не родная.

Затем Шон еще целый час рассказывал Виктории о ее сестре. Слушая его, она вновь и вновь убеждалась в том, как сильно привязан Шон к Кэтрин, как он любит ее. Она была неотъемлемой частью этой семьи, и под конец Виктория начала даже завидовать Кэтрин.

За разговором они не замечали, что не одни в гостиной. Подошедший Джастин молча стоял и слушал. Эрин наконец решительно прервала мужа, когда тот начал было очередную историю, и сказала:

– Ястреб, так вы до утра не закончите. Мы выходим в море на ранней заре, и лучше отложить все разговоры на завтра.

– Но, Эрин, я хотел только… – начал было Шон, но тут его брови взметнулись вверх, и он переспросил: – Мы? Я не ослышался? Вы сказали «мы», мадам?

– Я сказала то, что ты слышал, Ястреб. Я не могу сидеть дома, когда вся моя семья разбросана бог знает по каким углам.

– Но, Эрин, ты же не знаешь, что Кэтрин…

– Я все знаю. Джастин рассказал мне. И пусть не я родила этих девочек, обе они для меня все равно родные. Я не оставлю их. – Эрин шутливо дернула Шона за бороду. – А теперь отправляйся в постель, Шон. Я впервые за двадцать пять лет решила выйти в море, и мне не улыбается застать на мостике капитана, который клюет носом!

Она повернулась к Виктории и поцеловала ее в лоб.

– Ничего не бойся, дорогая. Если рядом с тобой О'Бэньоны, волноваться не о чем. – И она пошла к выходу, пожелав Виктории и Джастину доброй ночи и сердито прикрикнув на мужа: – Шон Майкл О'Бэньон, у вас есть две минуты на то, чтобы закончить здесь все дела и явиться в свою спальню!

– Слушаюсь, сэр! – шутливо откликнулся Шон и добавил негромко: – Это не женщина. Это адмирал в юбке.

Затем он обнял Викторию и сказал:

– Я сделаю все для того, чтобы вы с сестрой снова были вместе. Ну а если я не сразу отвыкну называть тебя дочерью, заранее прошу простить меня, старика.

Она поцеловала его небритую щеку.

– Хотя моя сестра и была отлучена от своей семьи, я очень рада, что она нашла вашу, Шон. Уверена, что и мой отец будет признателен вам за все. Доброй ночи, Ястреб.

– Счастливых снов, девочка, – ответил Шон, целуя Викторию в лоб. – Увидимся утром, Прескотт. Доброй ночи.

Джастин обнял Викторию, и они вместе пошли в свою спальню.

– Ты утомилась, дорогая. Давай я помогу тебе раздеться и уложу в постель.

Виктория, зевая, молча кивнула. Завязывая ленты на ее ночной рубашке, Джастин улыбнулся, глядя в сонное лицо Виктории, и сказал:

– Ну, что же, женушка, должен признаться, что с того дня, как я подобрал тебя на дороге, мою жизнь никак не назовешь скучной! И знаешь, я, пожалуй, никогда в жизни не был еще так счастлив.

С трудом удерживая раскрытыми отяжелевшие веки, Виктория погладила его по руке.

– Как хорошо ты это сказал, Джастин. Осталось теперь решить вопрос с нашим браком. Ведь в церковных книгах я записана под именем Кэтрин. Боюсь, тебе придется вновь жениться на мне. Ты не будешь против?

И она снова зевнула.

– Против? Я готов жениться на тебе еще хоть десять раз, особенно если каждая наша брачная ночь будет такой же, как первая. – Джастин нежно поцеловал жену и укрыл одеялом. – Засыпай, а завтра утром я, возможно, предложу тебе свою руку и сердце.

Когда спустя несколько минут Джастин разделся сам и лег рядом с Викторией, она прижалась к нему и сказала сквозь сон:

– Не забудь, Джастин, завтра утром ты делаешь мне предложение.

– Непременно, дорогая, непременно, – ответил Джастин, погружаясь вслед за женой в глубокий крепкий сон.

За то время, что «Колыбель Кэт» добиралась до восточного побережья Англии, Виктория успела перенять некоторые из привычек своей сестры. Она, как и Кэтрин, полюбила бриджи и свободную матросскую рубаху, полюбила палубу и шум морской волны за бортом. Но что самое удивительное, она, похоже, навсегда избавилась от морской болезни. Успела она за эти дни оценить по достоинству деликатность и преданность Колина.

Узнав правду о Кэтрин, тот поначалу был ошеломлен, но затем поклялся в том, что его любовь к сестре останется неизменной. С не меньшей любовью и вниманием относился он и к Виктории, покоряя ее своим дружелюбием и открытостью. Под вечер третьего дня пути, когда пылающий солнечный диск уже клонился к горизонту, они стояли на палубе, и Виктория решила завязать с Колином серьезный разговор.

– Однажды мы уже говорили с тобой, что вашей семье пора заняться законным бизнесом, – напомнила она. – Но пока не согласишься ли ты поработать у меня? Ты сможешь узнать много полезного о торговых судах, портах и грузах.

– Я бы с радостью согласился работать вместе с тобой, Виктория. Скажи только одно: мне для этого придется переехать в Англию?

– Думаю, что не дольше чем на год, а может быть, и того меньше. Видишь ли, я думаю о том, чтобы открыть несколько филиалов своей компании, и в том числе в Ирландии. Здесь мне понадобится свой представитель, человек, на которого я могла бы полностью положиться. Что ты скажешь на это?

– Конечно, я согласен, – широко улыбнулся Колин. – Спасибо за предложение. Клянусь, ты не пожалеешь.

Затем Колин побежал к родителям, чтобы обрадовать их, а к Виктории подошел Джастин.

– По радостному лицу Колина я понял, что он не только получил твое предложение, но и принял его, – улыбнулся Джастин, облокачиваясь на поручни. – Я был уверен, что так и будет. Ведь еще Кэтрин писала мне о том, что Колин не хочет больше оставаться пиратом.

– Колин – очень умный парень, – ответила Виктория, обнимая мужа и прижимаясь головой к его плечу. – Ему нужно лишь слегка подучиться, и он, я уверена, добьется больших успехов в морской торговле.

– Вот черт, никак не могу привыкнуть к тому, что моя жена – важная деловая женщина, – усмехнулся Джастин. – И все же это, наверное, легче, чем быть женатым на пиратке.

– Скажи спасибо, что я последовала по стопам отца и не поддалась зову своих снов, – улыбнулась Виктория и легонько ткнула мужа кончиками пальцев под ребра. – А ведь мне столько раз снилось, что я командую судном, сражаюсь на шпагах, скачу верхом…

Внезапно она замолчала и застыла как вкопанная. Джастин заглянул в ее остановившиеся глаза и с тревогой спросил:

– Что случилось, дорогая? Опять провал в памяти?

Она растерянно посмотрела на Джастина и сказала:

– Джастин, я же видела тебя во сне. Помнишь, я рассказывала тебе, что помню, как ты поцеловал меня много лет тому назад. Ты тогда еще спросил, всегда ли я целуюсь с открытыми глазами. Но ты же тогда целовал не меня, а Кэтрин. И все сны, что я видела, были снами о ней. Я видела в них жизнь своей сестры. – Виктория зябко повела плечами и продолжила со вздохом: – Прошлой ночью я видела кошмарный сон. Теперь я понимаю, что этот сон был связан с Кэтрин. О, господи, неужели это правда?

И она закрыла лицо ладонями.

– Что тебе приснилось, Виктория?

Она покачала головой.

– Мы опоздали. Эдвард похитил Кэтрин. Я видела, как мой дядя держит ее на руках и говорит, что они теперь всегда будут вместе. Кэт хотела бы сбежать, но у нее нет сил сопротивляться Эдварду. Она почему-то даже крикнуть не может.

– Может быть, это просто сон и он никак не связан с Кэтрин, – попытался успокоить ее Джастин. – Ты очень устала за последние дни, дорогая.

– Мне никогда не снятся сны про мою жизнь, – возразила Виктория. – Всю жизнь я видела море, бои, скачки – это была жизнь Кэтрин, а не моя собственная. Что же нам делать, Джастин?

Он погладил ее по спине и сказал:

– Мне кажется, не нужно пока никому ничего говорить. Если это случилось, то отсюда дела не поправить. Если же с Кэтрин все в порядке, тогда тем более не следует никого тревожить понапрасну. Давай доберемся до Четэма и на месте все решим. Но я просил бы тебя записывать все свои сны, ведь они могут помочь нам в поисках Кэтрин.

Виктория уткнулась в грудь Джастина и разрыдалась. Он гладил ее по спине, наблюдая через ее плечо за тем, как погружается в темные волны багровое вечернее солнце.

 

ГЛАВА 28

– Джеффри, я не хочу, чтобы вы оставались наедине с этой страшной женщиной, – решительно воспротивилась Люси. – Вы не хуже меня знаете, что миссис Оливер ни в чем нельзя доверять.

Герцог положил на стол письмо Майлса и откинулся на спинку кресла.

– Тебе не о чем беспокоиться, Люси. Здесь, в моей собственной библиотеке, она ничего не посмеет сделать. В коридоре всегда есть кто-то из слуг, а кроме того, Майлс прислал мне из Лондона личную охрану – Джона и Тома.

Люси скрестила руки на груди, присела напротив герцога и тяжело вздохнула.

– Я вижу, все мои уговоры напрасны. Ну почему мне есть дело до вашей безопасности, а вам самому – нет?

– Не кипятись, Люси. Я чувствую себя прекрасно, гораздо лучше, чем прежде. Да, кстати, у меня есть для тебя небольшой сюрприз.

Джеффри откатился в своем кресле от стола, спустил ноги на пол, уперся руками в подлокотники кресла и поднялся. С видимым усилием он сделал несколько шагов на негнущихся, непослушных ногах по направлению к Люси. Она заметила, как задрожали его колени, вскочила и поспешила подхватить Джеффри.

Теперь она стояла, прижавшись грудью к груди Джеффри, обхватив руками его шею и слегка расставив для устойчивости свои ноги.

– Замечательный сюрприз, Джеффри, – сказала она, – только надо быть осторожнее. Вы можете упасть.

И тут Люси поняла, что Джеффри вовсе не дрожит от слабости, но стоит на ногах крепко и уверенно. Она посмотрела снизу вверх в его улыбающееся лицо, и Джеффри крепче прижал Люси к себе, воскликнув:

– Сладкая моя Люси, маленькая моя наивная девочка! Я столько времени ждал этой минуты, когда смогу наконец прижать тебя к груди. – Он запрокинул голову Люси и нежно поцеловал ее в губы. – Красавица моя.

– Как вам не стыдно, Джеффри Карлайл! Напугали меня до полусмерти. Я думала, что вы вот-вот упадете и разобьетесь.

– Так оно и случилось, Люси. У меня разбито сердце, я влюблен в тебя.

Он снова припал к губам Люси, но все же пошатнулся – на сей раз по-настоящему, – и Люси отвела его к креслу.

– Обещайте мне, что не будете ходить в одиночку, – потребовала она, усаживая Джеффри. – Не следует торопиться. Сначала надо окрепнуть, а для этого следует набраться терпения… Чему вы улыбаетесь, Джеффри? Я говорю совершенно серьезно.

– Люси, ты просто чудо! Только можешь ругать меня, можешь не ругать, но не позже чем через неделю я намерен навсегда оставить это кресло.

Люси поправила упавшую на лоб Джеффри рыжеватую прядь и вздохнула.

– Зная ваш решительный характер, Джеффри, я не сомневаюсь, что именно так оно и будет. – Она поцеловала герцога в щеку. – Ну, хорошо, я должна прислать сюда миссис Оливер, сказав, что вы хотите отдать ей какие-то распоряжения. Так?

– Я буду всячески затягивать разговор, – подхватил Джеффри, – чтобы дать вам с Томом возможность обыскать ее комнату. Джон останется на страже у входа в библиотеку. Если вам удастся что-нибудь найти, вы должны дать мне знать об этом, и я отошлю куда-нибудь миссис Оливер, чтобы вы могли показать мне свою находку.

Как только миссис Оливер вошла в библиотеку, Люси вместе с Томом помчались в ее комнату и приступили к поискам. Они осмотрели все шкафы, все ящики и столы, но так ничего и не обнаружили. Том заглянул даже под кровать и перевернул матрас. Люси еще раз окинула взглядом комнату. Она была просторной. Несколько окон выходило в сад. Мебель здесь стояла темная, полированная, солидная.

Что-то в этой комнате было не так, и внезапно Люси поняла, что именно.

Здесь не было ни зеркал, ни сувениров, ни прочих мелочей, сопровождающих жизнь каждого человека, ни клочка бумаги на письменном столе – комната казалась необитаемой. Нигде не видно было даже Библии, которую миссис Оливер брала с собой в церковь каждое воскресенье.

Люси отодвинула шторы и уселась на подоконник, болтая ногами и размышляя над тем, где же может быть тайник миссис Оливер.

Удар каблуком о панель, расположенную ниже подоконника, вызвал неожиданно гулкий звук, эхо которого долго еще затихало в уголках комнаты.

Том спросил:

– Что это было?

– Это я задумалась и ударила каблуком о… – Люси соскочила с подоконника и закричала: – Здесь, под панелью, пустота! Я думаю, что мы нашли тайник миссис Оливер! Ну-ка, давай посмотрим, Том.

Спустя минуту им удалось открыть тайник, в котором обнаружилась масса любопытных вещей. Первой на свет показалась знаменитая Библия миссис Оливер в старинном красном кожаном переплете. За ней – две деревянные шкатулки. Одна из них была полна писем и других бумаг, вторая же набита гребенками, шпильками и прочей мелочью, но именно в этой шкатулке Люси и Том нашли два очень любопытных предмета: бутылочку с темной жидкостью и старинное ручное зеркало в дорогой золотой оправе.

Дальше все шло по плану. Получив условный сигнал, Джеффри отослал свою экономку с каким-то поручением на кухню; Том и Джек встали на страже, и герцог стал перебирать лежавшие в шкатулке бумаги миссис Оливер.

– Вот несколько официальных документов, – сказал он, не поднимая головы. – Брачное свидетельство и две купчие на собственность в Дорсете и Суррее. Вот свидетельство о рождении, из которого следует, что миссис Оливер сорок семь лет, и ее полное имя – Джессика Кристина Чемберлен.

– Сорок семь? – переспросила Люси. – Но у нее почти нет седых волос. Я думала, что она моложе.

– А вот еще один любопытный документ, – сказал Джеффри, поднося ближе к глазам очередной лист бумаги. – Так-так, миссис Оливер вышла замуж в тридцать лет, а еще через год ее муж умер. Печальная история. Столько лет ждать замужества и так быстро потерять супруга!

Люси тем временем изучала содержимое второй шкатулки.

– Почему она прятала все эти мелочи? – пробормотала она, изучая темные пятна на зубцах вынутого из шкатулки гребня. – Похоже на какую-то мазь.

Люси провела пальцем по зубцам.

– Джеффри, взгляните, что случилось с моими пальцами! Они стали коричневыми и липкими, словно от сладкого чая. Нет, скорее всего это уксус. Я думаю, что таким образом миссис Оливер закрашивает седину. Но, впрочем, это довольно странно. Ведь кокетливой ее никак не назовешь. И при этом она не пользуется пудрой и губ не красит, да и прически носит старомодные, пучком.

– Чем больше я узнаю о миссис Оливер, тем непонятнее она для меня становится, – покачал головой Джеффри. – Это не женщина, это головоломка какая-то!

– И как может женщина, которой небезразличен цвет ее волос, жить в комнате, в которой нет ни одного зеркала? – подхватила Люси. – Единственное зеркало – ручное – и то было спрятано в тайнике. Вот оно, взгляните.

Люси протянула герцогу зеркало в золотой оправе.

Тот взял зеркало, перевернул его и принялся внимательно изучать орнамент, выгравированный на золотой оправе.

– Не может быть, – ахнул он. – Это же то самое зеркало, которое я в последний раз видел еще ребенком. Оно было частью туалетного набора, подаренного моим отцом матери к их свадьбе. Взгляни сама, Люси. Орнамент точно такой же, что и на гребне, щетке и подносе из спальни Виктории.

– Может быть, миссис Оливер нашла это зеркало где-нибудь в доме?

– Нет. Я потерял его, когда ездил в Лондон навестить отца. Туалетный набор – это то немногое, что осталось на память о моей покойной матери. Я всегда клал в карман какую-нибудь вещицу из него, когда покидал этот дом. На счастье, что ли, или для большей уверенности. Я ведь очень боялся своего отца и благодарил господа за то, что наши встречи в Лондоне были короткими и нечастыми.

– Сколько вам было лет, когда пропало это зеркало? – спросила Люси.

Джеффри положил зеркало на стол и ненадолго задумался.

– Семь. Точно, семь. Элла повезла меня тогда в Лондон накануне моего дня рождения. Мы провели в доме отца неделю, но он, как мне помнится, так ни разу и не поговорил со мной. Мне было обидно, а Элла утешала меня. Говорила, что мой отец человек одинокий и замкнутый, что он тяжело переживает потерю своей жены. Но однажды ночью меня разбудил громкий пьяный смех. Я подкрался к спальне отца, заглянул в щель и увидел, как он занимается любовью с незнакомой мне женщиной.

– Выходит, вашему отцу было не так уж одиноко, – заметила Люси.

– Да уж, – вздохнул Джеффри. – На следующее утро я упросил Эллу отвезти меня обратно, домой. Мне было стыдно за отца, за ту женщину, за тот его пьяный смех.

Печальные воспоминания прервал условный стук в дверь. Люси проворно сложила все вещи в шкатулки и поставила их на пол, позади стола. Почти сразу после этого в дверь библиотеки вошла миссис Оливер с листом бумаги в руках.

– Вот список, который вы просили сделать, – сказала она, подходя к Джеффри. – У вас будут ко мне еще поручения, ваша светлость?

Тот кивком головы указал на стул и ответил:

– Присядьте, миссис Оливер. Нам нужно с вами кое о чем поговорить.

– А нельзя ли отложить разговор, ваша светлость? Ну хотя бы до обеда? У повара на кухне какие-то сложности, мне надо…

Джеффри убрал руки со стола, открывая спрятанное зеркало. Увидев его, миссис Оливер немедленно замолчала, застыв на месте словно статуя. Лист бумаги вылетел у нее из пальцев и мягко спланировал на пол.

Джеффри взял зеркало и указал им на стул напротив себя:

– Присядьте, мадам. Как я уже сказал, нам с вами нужно кое-что выяснить.

Миссис Оливер села на стул и холодно уставилась на Джеффри. Голову она держала как-то особенно высоко. Выражение лица было надменным.

– Почему вы помогали моему брату, Эдварду? – спросил Джеффри. – Что вас заставило стать его шпионкой в моем доме? Я знаю, это вы похитили для Эдварда мое новое завещание. Это вы послали ему предупреждения о визите Виктории, о случившемся со мной ударе. Я уверен также, что несколько дней тому назад именно вы отравили мою дочь.

Экономка сидела неподвижно, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. Не дождавшись никакого ответа, Джеффри решил продолжить сам:

– Давно ли вы переметнулись к моему брату? Сколько он вам за это платил? И вообще – как вы могли служить человеку, который повинен в смерти моей жены и похищении двух моих дочерей?

– У вас только одна дочь, ваша светлость, – поспешно и зло ответила миссис Оливер, сразу вдруг потерявшая безразличный вид, как только Джеффри упомянул о дочерях.

– Ошибаетесь, миссис Оливер, их у меня двое. Правда, одна из них была оторвана от родного дома много лет тому назад. Тогда Эдвард впервые попытался покончить с моей семьей. Когда в ноябре прошлого года исчезла Виктория, одному человеку удалось разыскать мою вторую дочь и вернуть ее домой. Кэтрин и Виктория – близнецы, и различить их практически невозможно. Именно Кэтрин и была недавно похищена Эдвардом из этого дома – и при этом с вашей помощью, миссис Оливер!

– Он не знал, что это ваша дочь. Эдвард думал… – Миссис Оливер поняла, что проговорилась, и замолчала.

– Что думал Эдвард? Почему вы молчите? – Джеффри с силой ударил кулаком по столу. – Черт вас побери, мадам, говорите же, или я выбью из вас признание силой! Зачем этот кровавый подонок похитил Кэтрин?

– Он полагал, что это актриса, нанятая Грейсоном на роль Виктории, – ответила миссис Оливер, еще выше задирая подбородок. – Эдвард не сделает с ней ничего плохого. Он говорит, что влюблен в нее.

– Да, точно так же он был влюблен в мою жену. Он изнасиловал ее, она забеременела и умерла от родов. Проклятый убийца! – Джеффри вскочил на ноги и прогремел во весь голос: – Кэтрин – его племянница. Родная племянница! Отвечай немедленно, женщина, куда он ее увез? Ну же, разрази тебя гром!

Миссис Оливер отвернулась в сторону и ответила безразличным тоном:

– Можете делать со мной, что вам угодно, но я вам ничего не скажу.

– Прошу вас, Джеффри, успокойтесь, – сказала Люси, касаясь руки герцога. – Она уже приговорила себя, сознавшись в пособничестве Эдварду.

Джеффри тяжело вздохнул и сказал, возвращаясь на свое место:

– Сейчас вы отправитесь в свою комнату, миссис Оливер. Вас будут сторожить. Сбежать не пытайтесь, подумайте лучше о том, что вас ожидает впереди. Ведь когда мы схватим Эдварда и отправим его в ньюгейтскую тюрьму, вы последуете за ним. Молите бога, чтобы с моей дочерью ничего не случилось, иначе вы можете и не дожить до путешествия в Ньюгейт.

Люси позвала Тома и Джона и попросила их отвести экономку в ее комнату. Когда миссис Оливер была уже возле самой двери, Джеффри окликнул ее:

– Неважно, с вашей помощью, мадам, или без нее, но мы все равно найдем Эдварда. Я не знаю, что связывает вас с моим братом, но можете не сомневаться, мы и до этого сумеем докопаться.

Миссис Оливер вышла, так и не проронив ни слова.

Закрыв за ней дверь, Люси вернулась к столу, за которым сидел Джеффри.

– Не знаю, в чем здесь дело, но влияние Эдварда на эту женщину, без сомнения, очень велико. Вымогательство, шантаж или необъяснимая привязанность – не знаю. Понимаю лишь одно: из миссис Оливер нам больше не выжать ни слова.

– Собери все документы и составь список всего, что удалось обнаружить в комнате миссис Оливер, – распорядился Джеффри. – Сегодня Майлс пришлет курьера из Лондона. К его приезду пакет должен быть готов и запечатан. А пока ты этим занимаешься, я немного попрактикуюсь в ходьбе.

– Нет, Джеффри, это невозможно. Вы можете упасть.

– Ах, сладкая моя Люси, – улыбнулся герцог. – Неужели ты еще не поняла, что перед тобой мужчина, привыкший совершать именно невозможные вещи? Когда мои дочери вернутся домой, я хочу встретить их на своих ногах. Разумеется, я предпочел бы учиться ходить с твоей помощью. Могу я на нее рассчитывать?

– Когда угодно и сколько угодно, Джеффри, – кивнула Люси.

– Отлично. Тогда – отныне и навсегда.

Майлс Грейсон действовал энергично и целеустремленно. Устроив штаб в библиотеке Карлайл-Хаус, он готов был принять там каждого, кто располагал хоть какими-то сведениями об Эдварде и пропавших сестрах-близнецах в любое время дня или ночи.

Несколько дней тому назад были отпечатаны листовки, обещавшие щедрое вознаграждение тому, кто укажет место пребывания Эдварда и его племянницы. В листовках были даны подробные и точные описания и графа Седвика, и Кэтрин. Тысячи таких листовок разошлись по Лондону. Еще несколько тысяч были разосланы во все ближайшие города, поселки и морские порты.

В тот вечер Майлс сидел за столом, разбираясь с содержимым пакета, полученного от Джеффри. В библиотеку ворвался Гаррет.

– Я заезжал в «Райленд Шиппинг Компани» и услышал там, что ты собираешься послать Джейми в Шерингем, чтобы привезти оттуда Рори О'Бэньона. Это правда?

– Да, – утвердительно кивнул Майлс. – Я не собирался ставить Рори в известность ни о том, что Кэтрин не родная его сестра, ни о том, что ее похитили, но, подумав, решил, что он имеет право знать все это. Если Рори согласится помочь нам в поисках – хорошо, нет – отправлю его в Ирландию.

Гаррет подошел к камину и протянул руки к огню.

– Твой отец сказал, что ты готовишь мое судно к немедленному выходу в море. Есть какие-нибудь новости?

– Пока нет, но, как только нам станет известно, что Эдвард собирается покинуть страну, мы должны быть готовы незамедлительно выйти наперехват.

– А это что? Получил пакет от герцога?

– Да, вчера вечером, – кивнул Майлс. – Это бумаги миссис Оливер. Я уже послал письма в Дорсет и Суррей с просьбой ответить, каким образом она стала владелицей поместий в этих графствах. Джеффри настоял, чтобы под всеми письмами стояло его имя.

– Очень мудро, – согласился Гаррет, отходя от камина и усаживаясь в кресло перед Майлсом. – Если запрос поступает от герцога Четэма, на него просто нельзя не ответить.

– Письма я отправил сегодня утром, с нарочными, и приказал им обязательно дождаться ответа.

– За этими разговорами я совершенно забыл, с чем пришел к тебе, – сказал Гаррет, резко встав из-за стола. – Мне удалось узнать, что все записи о рождении Эдварда и его отправке в приют, в котором позже его разыскал Джеффри, подделаны, причем много лет тому назад. Никто не смог объяснить мне, кто, когда и зачем это сделал.

– Действительно, кому это могло понадобиться? – покачал головой Майлс.

В это время в дверь постучали, и появившийся Коусгров доложил, что какой-то незнакомец спрашивает герцога.

– Он похож на бродягу, милорд, – добавил дворецкий. – Весь грязный и оборванный. Я не стал бы вас беспокоить, но у него в руках ваша листовка.

– Приведите его сюда, Коусгров, – распорядился Майлс и заметил, глядя на закрывшуюся за дворецким дверь: – Хотелось бы надеяться, что на этот раз мы хоть что-нибудь сумеем узнать. Мне кажется, что за одно слово о Кэтрин я отдал бы все сокровища мира.

– Не теряй надежду, Майлс. Мы обязательно разыщем их.

– Завидую тебе, Гаррет. Ты оптимист. Боже, сделай так, чтобы мои надежды оправдались!

Коусгров вернулся в сопровождении тощего длинного молодого человека. С первого взгляда было понятно, что тот беден, очень беден. В его руке была зажата смятая листовка.

Майлс предложил незнакомцу присесть и спросил, не хочет ли тот подкрепиться.

– Премного благодарен, ваша милость, – покачал головой незнакомец, – но я лучше сразу перейду к делу, пока у меня храбрости хватает. Меня зовут Энди. Скажите, вы – герцог? Пожалуй, вы выглядите слишком молодо, чтобы быть ее отцом. Она много рассказывала мне про своего отца. Говорила, что он богатый и знатный.

– Она говорила, – повторил Майлс. – Кто она?

– Леди Тория, кто же еще. Перед тем, как мы собирались с ней бежать.

Майлс одним прыжком выскочил из-за стола.

– Бежать? О чем вы толкуете, Энди?

Гаррет, заметив перепуганный вид Энди, бросил сердитый взгляд на Майлса и стал успокаивать молодого человека.

– Энди, расскажите нам подробнее все, что вам известно о леди Виктории. Не бойтесь, никто вас не обидит. Мы просто разволновались, услышав ее имя.

Энди рассказал Майлсу и Гаррету о том, что несколько месяцев тому назад некто нанял его кузена Клайва, чтобы тот похитил Викторию. Самого нанимателя Энди никогда не видел, но Клайв описал его во всех деталях.

– Клайв сказал, что его светлость, этот граф, был похож на самого дьявола – высокий, темноглазый, с седыми прядями, красивый, но опасный.

По телу Майлса пробежал холодок. Он вспомнил, что свое первое впечатление от Эдварда Кэтрин передала словом «Демон». Он вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев, и продолжал жадно ловить каждое слово, сказанное Энди.

А тот бесхитростно рассказывал о том, как они с Клайвом устроили засаду на лесной дороге, как убили и закопали кучера, а Викторию увезли в заброшенный дом неподалеку от Бристоля. Там она и находилась в течение целого месяца. Упомянул он и о том, что граф, прежде чем выплатить оставшиеся деньги, потребовал у Клайва доказательств.

– И что же Клайв? – спросил Гаррет.

– Он взял золотую цепочку с сердечком, которую леди Тория носила на шее, – ответил Энди. – Увидев ее, граф поверил в то, что леди Тория мертва, и выплатил все деньги.

– А зачем вашему кузену потребовалось так долго держать ее в том доме? – снова задал вопрос Гаррет. – Он что, собирался вернуть ее отцу?

– Нет, – покачал головой Энди. – Клайв сказал, что его дружок, Шарки, может продать леди Торию в Стамбуле и получить за нее кучу денег. Я просил его не делать этого, но разве он когда-нибудь слушал меня? Однажды мы с леди Торией сидели возле камина, и она рассказала мне про своего отца. Говорила, что тот даст много денег, если мы вернем ее домой целой и невредимой.

– Потому вы и решили помочь ей бежать – из-за денег?

– Деньги, конечно, хорошо, но это еще не все. Леди Тория знала того человека, который нанял Клайва. Она сказала, что все равно найдет способ доказать его вину, и тогда тот все свалит на Клайва. – Энди раскачивался на стуле, потирая ладони. – Клайв был моим единственным родственником на всем белом свете. Леди Тория обещала, что, если я помогу ей вернуться домой, она не отдаст Клайва в руки полиции. Она даже хотела дать мне постоянную работу. Клайв уснул, и мы попытались бежать, но он проснулся и застукал нас. Избил меня в кровь, потом прогнал, велел возвращаться в Лондон. Он следил за мной до тех пор, пока я не ускакал прочь.

– И вы оставили ее одну с этим чудовищем! – вспыхнул Майлс. – Да как вы смели…

– Неправда, я быстро вернулся, – воскликнул Энди, прижимаясь к спинке стула, – но леди Тории уже не было.

Гаррет жестом приказал Майлсу успокоиться и спросил:

– Значит, Клайв увез ее в какое-то другое место?

– Нет. – Губы Энди дрогнули, а на глазах заблестели слезы. – Когда я вернулся, то нашел Клайва мертвым, в луже крови. Вся грудь его была исколота ножом, а леди Тории и след простыл.

Он всхлипнул, вытер нос грязным рукавом и продолжил:

– Я похоронил Клайва во дворе того дома, а потом отправился искать леди Торию, но в ту ночь так и не нашел ее. Увидел я ее только спустя много времени, в Уинделле. Она выглядела такой хорошенькой – на ней было новое платье и все такое.

– Значит, Виктория жива? – облегченно вздохнул Майлс. – Она там одна, в этом Уинделле?

Энди покачал головой, но тут же спохватился и быстро закивал.

– Нет, она была не одна. Хозяин таверны сказал, что мужчина, с которым она была, – местный доктор. Симпатичный такой парень с желтыми волосами. Леди Виктория смеялась и шутила с ним. Я увидел, что с ней все в порядке, и вернулся в Лондон.

Майлс сразу же вспомнил, как Кэтрин рассказывала ему свой сон, в котором она видела Викторию вместе со светловолосым мужчиной. Да, она так и сказала тогда: «Виктория была счастлива, и рядом с ней был высокий блондин».

Гаррет встал, подошел к Энди и крепко пожал ему руку.

– Мы благодарны вам за то, что вы пришли, Энди. Но скажите, почему вы пришли только сейчас, а не раньше?

Энди потупился и опустил плечи.

– Я до этого не видел вашей листовки, да и читать я не умею. На прошлой неделе мне удалось найти работу в типографии, где они печатались. Там осталось несколько штук, и Пит прочитал мне, что здесь написано. Когда я узнал, как выглядел тот граф, и услышал имя леди Тории, то подумал, нельзя допустить, чтобы он опять держал ее в плену. А что, – повернулся он к Майлсу, – тот граф опять ее похитил?

– Не совсем так, Энди, – ответил Майлс. – Леди Викторию граф не похищал. Теперь я знаю, что она в безопасности.

Он подошел к столу, открыл ящик и, вынув оттуда мешочек с золотыми монетами, протянул его Энди.

– Спасибо за то, что вы пришли. Надеюсь, вы сумеете с умом потратить эти деньги. Ну а если вам не захочется оставаться в типографии, я всегда смогу предложить работу у себя. Просто приходите сюда и скажите Коусгрову, что желаете меня видеть.

Энди рассыпался в благодарностях и осторожно принял мешочек с монетами. Возле двери он остановился и обратился к Майлсу:

– Когда вы увидите леди Торию, скажите, Энди очень сожалеет о том, что все так сложилось. Передайте, что я желаю ей счастья.

– Обязательно, Энди. Я все ей передам.

После того, как за Энди закрылась дверь, Майлс откинулся на спинку кресла и сказал:

– Завтра утром я отправляюсь в Четэм. Джеффри должен узнать обо всем не из письма, а непосредственно от меня.

– А я отправлюсь в Уинделл на поиски Виктории.

– Нет, Гаррет. Пошли туда двоих надежных людей. А ты мне будешь нужен здесь.

– Хорошо, я останусь в Лондоне, – согласился Гаррет. – Но сегодня ночью меня не будет. Я намерен нанести визит в Седвик Мэнор.

Майлс недоверчиво покосился на друга и заметил:

– Дворецкий Эдварда не впустит тебя.

– А кто его спросит? Или ты уже успел забыть, что, помимо парадного входа, в каждом доме есть еще и черный? Вспомни-ка тот случай в Испании, когда хитрый Перес хотел надуть нас с грузом. Или ночь в Марселе и того французского капитана…

– Я все понял, Гаррет! И хватит воспоминаний. Допивай бренди, пора в путь. Я поеду вместе с тобой.

Спустя час они уже стояли в кабинете Эдварда.

– Очень рад, что ты не забыл, как пользоваться отмычкой, приятель, – удовлетворенно потирал руки Гаррет. – Жаль, что твои великосветские друзья ничего не знают о твоих скрытых талантах.

Майлс посмотрел на Гаррета поверх зажженной свечи и хмыкнул в ответ:

– Однако тебе, как я вижу, доставляет удовольствие взламывать чужие замки. А теперь к делу. Посмотри на полках, а я покопаюсь в столе.

Майлс уселся в кресло Эдварда и стал изучать содержимое письменного стола. Дойдя до нижнего ящика, он обнаружил, что тот открывается с большим трудом. Подцепив край лезвием ножа, Майлс приподнял ящик и обнаружил под ним тайник. Он взял то, что лежало на самом верху, и позвал Гаррета.

– Есть, – сказал он, – я нашел его.

И он показал другу золотое сердечко на тонкой цепочке.

– Еще что-нибудь там найдется? – спросил Гаррет и азартно сунул в отверстие руку, ведя себя, словно терьер, лезущий в барсучью нору.

На свет появились сложенные листы бумаги. Гаррет быстро развернул их.

– Это завещание Джеффри, – сказал он, просмотрев первый лист и передав его Майлсу. – А это…

Он пробежал глазами следующий документ и присвистнул.

– А вот это надо будет обязательно показать герцогу. Хотел бы я при этом присутствовать, чтобы увидеть выражение его лица!

Майлс поднес бумажный лист к свече, прочитал его и хлопнул себя ладонью по лбу.

– Господи, каким же надо было быть слепцом, чтобы не понять этого с самого начала!

– Иногда самый очевидный ответ оказывается самым невероятным, – пожал плечами Гаррет.

Майлс положил бумаги вместе с золотым кулоном в карман и пошел к двери.

– Ну, вот, теперь мы нашли все, что искали. Возвращаемся в Карлайл-Хаус. Надо подумать, что делать дальше.

 

ГЛАВА 29

Когда на следующее утро Майлс приехал в Четэм, он застал Джеффри и Люси в библиотеке. После обмена приветствиями он уселся в кресло и рассказал о вчерашнем визите Энди.

– Моя Кэтрин оказалась права! – воскликнул Джеффри. – Виктория жива, несмотря на все происки Эдварда! Сколько нам потребуется времени, чтобы добыть официальные доказательства его вины?

– Сегодня утром я послал двоих людей в Уинделл, – ответил Майлс, – но доказательство уже у нас в руках.

И он вытащил из пакета золотой кулон Виктории и копию завещания Джеффри.

Лицо герцога побледнело.

– Я всегда догадывался о том, что Эдвард приложил к этому руку, – сказал он. – Непонятно мне теперь только одно: почему он имел такое влияние на мою экономку?

– Могу вам ответить и на этот вопрос, – кивнул Майлс, доставая пожелтевший от времени лист бумаги и протягивал я его герцогу.

Люси подошла сзади и стала читать через плечо Джеффри.

– Невероятно, – воскликнул герцог. – И как только им удалось скрывать от меня все это столько лет! Ничего подобного я и предположить не мог.

Спустя несколько минут двое охранников привели в библиотеку миссис Оливер. Ее распущенные волосы резко контрастировали с опрятным платьем. Майлс указал экономке на стул, стоявший напротив герцога, а Люси подошла ближе к Джеффри, словно беря его под свою защиту.

Майлс хмуро посмотрел на экономку и сказал:

– Впервые вижу вас непричесанной, миссис Оливер, и должен заметить, что так ваша седина становится гораздо заметнее, особенно на висках. Вы никогда не были кокеткой, но всегда красили волосы. Зачем?

Она ничего не ответила, лишь сцепила сложенные на коленях руки.

– Для простой служанки вы ведете себя слишком высокомерно, – продолжал Майлс. – Но это легко понять, ведь вы происходите из знатной семьи. Ваш отец был видным епископом англиканской церкви. И, насколько мне известно, преподобный епископ Чемберлен отличался не только религиозным фанатизмом, но и скупостью.

Миссис Оливер промолчала и сейчас, опустив глаза.

– Прелестная юная девушка, вынужденная жить в такой обстановке, естественно, должна стремиться к независимости и свободе, – продолжил Майлс, присаживаясь на край стола. – Скажите, именно поэтому очаровательная Джессика Чемберлен бросилась в объятия человека, который был ненавистен ее отцу? Или у нее были другие причины гоняться за одним из самых отъявленных плутов во всем Лондоне?

Ледяная маска слетела с лица миссис Оливер, и она яростно закричала:

– Я любила его, будьте вы прокляты! – Ее стиснутые пальцы побелели. – Да, вам легко упрекать меня. Ведь вы не жили под одной крышей с моим отцом. А он нещадно бил меня за каждый проступок, даже за то, что я посмотрелась в зеркало. Этакая малость считалась у него тяжким грехом, а греху не было места в его доме! Я впервые смогла вздохнуть полной грудью только тогда, когда встретила Малкольма. Он сделал меня свободной и счастливой. Я любила его, – ее глаза наполнились слезами. – Я отдалась ему, когда мне не было и шестнадцати, вот как я его любила. Я молила господа, чтобы тот вдохнул в душу Малкольма хотя бы капельку любви ко мне. Но когда я сказала ему о том…

Она замолчала и уронила голову на грудь.

– Когда вы сказали ему, что у вас будет ребенок, – продолжил за нее Джеффри, – Малкольм отказался жениться на вас. Да, мой отец был холодным и грубым человеком. Представляю, как вы должны были его ненавидеть. Но почему вы мне не сказали о том, что Эдвард – ваш сын? Я с радостью принял бы вас в свою семью. Зачем столько двуличия и лжи, миссис Оливер? И что плохого сделал вам лично я?

Миссис Оливер подняла на Джеффри свои безумные глаза.

– Вы были сыном Кэти! Малкольм отказался жениться на мне и признавать моего сына только потому, что был предан памяти вашей матери и заботился о вашем будущем. Вы всегда были для него единственным ребенком, а моего он признать не пожелал. Эдварда объявили незаконнорожденным и отослали в приют.

Джеффри гневно поднялся на ноги.

– Адвокаты Малкольма сообщили, что на воспитание Эдварда пересылались достойные деньги. А в приют он попал после того, как от него отказались вы. Вы бросили своего сына. Когда же Эдварду исполнилось десять лет, я разыскал его и привел сюда, в свой дом.

– Адвокаты! – презрительно фыркнула миссис Оливер. – Они вам расскажут, вы только слушайте! Первое время Малкольм присылал деньги – ведь на груди у Эдварда было знаменитое родимое пятно Карлайлов! Но деньги-то получал мой отец, у которого мы жили. Нам с Эдвардом из них не перепадало ни гроша.

– Но, по крайней мере, ваш отец позаботился о том, чтобы у вас с сыном был свой дом.

– Да, он выдал меня за пятидесятилетнего вдовца, которого я в глаза не видела до свадьбы. Мой муж, Натан Грэхем, был богатым, но необыкновенно жестоким человеком. До меня ему не было никакого дела, а до Эдварда и подавно. Я в его доме была служанкой, кухаркой и наложницей, бесправнее собаки. – Миссис Оливер снова опустила глаза к полу и продолжила: – Натан грозился расправиться с моим сыном, если я не буду делать все, что он прикажет, при этом быстро и с радостным лицом. Пять лет я сносила его побои. Он бил меня кулаками, плетью, палкой – всем, что подворачивалось ему под руку. Однажды он поднял плеть на Эдварда, и я, обезумев, попыталась броситься на мужа с ножом. Он отнял нож, загнал меня на кухню, избил, сорвал всю одежду и хотел изнасиловать прямо на полу. Я кричала и сопротивлялась. Натан схватил меня за горло и стал душить. Я решила, что настал мой конец, но неожиданно пальцы Натана разжались, и он рухнул на пол рядом со мной. Я увидела Эдварда. Мой мальчик был в крови, но я знала, что это кровь Натана. Эдвард улыбнулся мне своей ангельской улыбкой и сказал: «Он больше не тронет тебя, мама». Я села, прижала Эдварда к груди. Потом, набравшись смелости, посмотрела на Натана. Он лежал мертвый в луже крови, а из спины у него торчал нож – тот самый, с которым я пыталась броситься на своего мучителя. И надо же такому случиться – именно в эту минуту приехал кто-то из друзей моего отца и увидел всю эту картину!

Миссис Оливер откашлялась и рассказала о том, сколько сил пришлось потратить епископу Чемберлену на то, чтобы замять скандал. Кроме того, свидетель шантажировал Малкольма, вымогая деньги и угрожая в противном случае объявить его незаконнорожденного сына убийцей.

Впрочем, Малкольм решил все по-своему. Он увез Эдварда в приют, поменяв ему документы и заменив в них имя и фамилию матери, с тем чтобы мальчика невозможно было найти. Потом выплатил епископу в последний раз деньги в обмен на обещание держать свою дочь подальше от Лондона и особенно – от семьи Карлайл.

– После смерти Натана я находилась в шоке, – продолжала миссис Оливер, – а когда оправилась, то оказалась у своей тетки в Йоркшире. Я спросила у отца, где мой Эдвард, и отец мне ответил, что Малкольм услал мальчика неизвестно куда и не велел его искать, угрожая отдать Эдварда под суд, если я не послушаюсь. Что мне оставалось делать? Только принять эти условия.

– Если то, что вы рассказали нам, – правда, то каким образом мой брат получил вот это? – спросил Джеффри, показывая свидетельство о рождении Эдварда. – Здесь в графе «мать» указано ваше имя.

– От моего отца. Он встретил Эдварда в Оксфорде и понял, что вот этот образованный, красивый молодой человек – его внук, причем единственный.

– Как он мог узнать Эдварда? – перебил ее Джеффри.

– Эдвард очень походил на моего отца в молодости. Даже волосы с седой прядью у него были, как у всех Чемберленов. Мой отец сошелся с Эдвардом поближе и убедил его мстить Карлайлам.

– А заодно рассказал ему и о вас.

– Да, – кивнула миссис Оливер. – Когда вы жили в Ирландии, мой отец заболел. Перед смертью он признался в том, что приходится Эдварду родным дедом, и рассказал, как ему найти свою мать. Годом раньше от воспаления легких умер мой муж, Брэм, и я жила совершенно одна в Уитли. Когда Эдвард разыскал меня, наша встреча оказалась для меня не только радостной, но и печальной. Ведь вся жизнь моего сына была исковеркана. Я поклялась тогда сделать для него все, что в моих силах.

– Но, мадам, то, что вы сделали, называется преступлением! – гневно воскликнул Джеффри. – Восемнадцать лет вы шпионили в моем доме. Ради призрачного счастья Эдварда вы пытались разрушить мою семью.

Майлс не мог больше молчать.

– Если вы, миссис Оливер, не скажете нам, куда Эдвард увез Кэтрин, я заставлю вас заплатить и за это преступление, – заявил он.

Миссис Оливер встала, посмотрела Майлсу в глаза и произнесла:

– Я ничего вам не скажу. Мой сын наконец получил то, что принадлежит ему по праву, то, чего жаждала его душа, и я готова заплатить жизнью за его счастье.

– Но Кэтрин – его родная племянница, – напомнил Майлс. – Я боюсь, что, когда Эдвард обнаружит свою ошибку, он убьет ее. Вы должны сказать, где он.

– Проваливайте к черту, милорд, – поморщилась миссис Оливер. – Я никогда не предам своего сына.

Майлс, вне себя от гнева, уже занес кулак, но в этот момент его окликнул с порога знакомый, родной голос:

– Не бей ее, Майлс. Я знаю, где искать Кэтрин.

Майлс обернулся и увидел стоящую в дверях Викторию. Он смотрел и не узнавал свою лучшую подругу. На Виктории были мужские бриджи, свободная матросская рубаха и высокие, до колен, сапоги.

– Тори? – изумился он.

Джеффри вышел из-за стола, и Виктория упала в его объятия. Он поцеловал дочь и радостно воскликнул:

– Вот ты и вернулась, Виктория! Кэтрин сказала, что ты вернешься, и ты в самом деле вернулась!

– Ах, папа, как же я соскучилась по тебе! Ты прекрасно выглядишь. Когда я уезжала, то боялась… Нет, не будем сейчас об этом. Знаешь, мне так много нужно рассказать тебе, что я теряюсь и не знаю, с чего начать.

– Начнем с того, что уберем эту женщину с глаз долой, – сказал Джеффри. – Люси, попроси Тома и Джона отвести миссис Оливер в ее комнату. А ты, Виктория, объясни хоть что-нибудь Майлсу. Он, по-моему, дара речи лишился.

Виктория посмотрела на Майлса, улыбнулась и сказала:

– Эй, Майлс, это не привидение. Это в самом деле я.

Майлс произнес, с трудом выговаривая слова:

– Я знаю. Очень рад видеть тебя. Добро пожаловать домой, – наконец он крепко обнял Викторию. – Я почти уже потерял надежду найти тебя, но Кэтрин сказала, что ты вернешься, и вот ты здесь – живая и невредимая.

Вдруг Майлс замолчал, и лицо его окаменело. Виктория увидела стоящего на пороге Джастина.

– Входи, Джастин, – пригласила Виктория и добавила: – Папа, Майлс, хочу представить вам моего мужа, доктора Джастина Прескотта. Джастин, это мой отец, Джеффри Карлайл, герцог Четэм, а этот молодой человек – мой старинный друг Майлс Грейсон, о котором я тебе рассказывала.

Улыбка на лице Джеффри погасла, он нахмурился и сказал:

– Виктория, прости меня за то, что я никогда не рассказывал тебе о Кэтрин. Ты очень сердишься на меня?

– Ты не сделал ничего, за что должен был бы просить прощения.

– Ты сказала, что знаешь, где нам искать Кэтрин, – напомнил Джеффри, глядя прямо в глаза Виктории. – Ты видела ее во сне? Где она?

– Да, во сне, – кивнула Виктория. – Она с Эдвардом. Кэтрин плохо себя чувствует. Эдвард дает ей какие-то лекарства.

Джастин вмешался в разговор.

– Из того, что рассказала мне Виктория, я сделал вывод, что Эдвард усыпил Кэтрин при помощи лауданума. Иначе ему не удалось бы захватить ее. Она не из тех, кто сдается без боя.

– Что еще вам известно о Кэт? – спросил Майлс, поворачиваясь к Джастину.

– Мы познакомились пять лет назад. Переписывались. Когда я нашел Викторию, она не знала даже своего имени, полная потеря памяти. Я решил, что передо мной Кэт, и сказал, что ее зовут этим именем. Потом написал ее родным о том, что нашел их дочь.

– Чуть не забыла сказать тебе, папа, – перебила мужа Виктория. – Я приехала не только с Джастином. Там, внизу, дожидаются…

– …О'Бэньоны, и, разумеется, боятся, что их арестуют на месте, – усмехнулся Джеффри. – Поскорее приведи их сюда, Виктория.

– Но, папа, откуда ты знаешь О'Бэньонов?

– Мне о них рассказывала Кэтрин. Они – прекрасные люди, вырастившие мою дочь и любящие ее как родную. А значит, теперь они и мои родственники. Зови их скорее, Виктория. Мне не терпится увидеть их.

Эрин какое-то время смотрела, как ее муж нервно расхаживает по просторному холлу, а затем рассмеялась.

– Ястреб, если ты сейчас же не остановишься, то протрешь дыру в этом красивом ковре. Да что с тобой, в конце концов?

Шон остановился, глядя на жену.

– И ты еще спрашиваешь! Ведь нам предстоит сейчас увидеться с одним из самых знатных и могущественных людей во всей Англии. Добавь к этому, что мы восемнадцать лет воспитывали его дочь. Герцог может подумать, будто мы украли ее тогда.

– Па, не волнуйся. Ты расскажешь его светлости, как Кэтрин попала в наш дом, – вздохнул Колин, стоявший рядом с матерью. – Будем надеяться, что он тебе поверит.

– Молюсь всем святым, чтобы ты оказался прав, Колин, иначе мне придется до конца дней своих остаться гостем его величества короля Англии – в одной из его тюрем.

– О какой тюрьме тут идет речь? – раздался от дверей голос Джеффри. – Разве кому-то неизвестно, что ястреб должен жить только на свободе, особенно Ирландский Ястреб?

Камень свалился с души Шона, и он сразу повеселел.

Джеффри подошел к нему, крепко пожал руку и сказал:

– Я – ваш должник до самой смерти, капитан О'Бэньон. Боюсь, мне никогда не расплатиться с вами и вашей семьей за все, что вы сделали для моей дочери.

Он улыбнулся, и загорелое лицо Шона расплылось в ответной улыбке.

– Мы думали, что Кэтрин сирота, и потому взяли ее к себе и воспитали как родную. Она всегда была любимицей нашей семьи. А теперь, ваша светлость, позвольте вам представить: моя жена Эрин. Наш сын Колин.

Джеффри поцеловал Эрин руку.

– Благодарю вас, дорогая миссис О'Бэньон. Вы были для моей дочери прекрасной заботливой матерью. Ведь именно благодаря вам Кэтрин научилась не только носить мужские бриджи, фехтовать и командовать судном, но и выросла настоящей леди. Еще раз благодарю вас.

Эрин смутилась. В холле появились Виктория, Джастин и Майлс. Джеффри тем временем уже обратился к Колину.

– Кэтрин много рассказывала мне о вас, Колин, – сказал герцог. – Говорила, что у вас светлая голова. Вы не передумали заняться морской торговлей? Ваша сестра полагает, что, сидя за рабочим столом, вы добьетесь большего, чем стоя возле штурвала.

– Нет, я не передумал… – начал было Колин, но резко замолчал и удивленно посмотрел на Джеффри. – Вы назвали Кэтрин моей сестрой, ваша светлость?

– Разумеется, – утвердительно кивнул Джеффри. – Кэтрин прожила в вашей семье почти всю свою жизнь. Она была и всегда останется вашей сестрой и дочерью ваших родителей. Неужели вы полагаете, я так жесток, что смог бы разлучить вас с ней, а ее – с вами?

В холл заглянула Люси и объявила о том, что завтрак подан. Джеффри тут же представил ее О'Бэньонам, после чего сказал:

– А теперь прошу всех в столовую. Там, за завтраком, и обсудим, как нам найти и освободить Кэтрин.

Он предложил Люси руку и вместе с ней первым направился к выходу.

Майлс заметил удивленную улыбку на лице Виктории и тихонько шепнул ей:

– Стоит только на минутку отойти, как обязательно что-то случается, верно, Виктория?

– Ты прав, Майлс. У меня такое чувство, словно я не была дома десять лет. После завтрака нам нужно будет поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Согласен. Есть несколько проблем, которые нам просто необходимо решить. – И он осторожно покосился в сторону Джастина.

Виктория незаметно толкнула Майлса локтем в бок и добавила:

– Я должна буду рассказать тебе кое-что о Кэтрин. После этого, как мне думается, тебе уже не будет дела ни до меня, ни до Джастина, ни до кого-либо еще.

Она подмигнула Майлсу, взяла под руку своего мужа и вместе с ним направилась в столовую.

Во время завтрака говорили в основном о Кэтрин. Шон рассказал, как она попала к ним в дом, перейдя в руки Ястреба из рук умирающей Эллы. Он вспоминал о детских проделках Кэтрин, и наконец разговор плавно перешел к последним событиям, которые, собственно говоря, и собрали сегодня их всех вместе под одной крышей. В разговор вступила Виктория и рассказала о своих снах, связанных с Кэтрин.

В одном из снов, неделю тому назад, она видела сестру в карете вместе с Эдвардом. Прошлой ночью у нее было новое видение.

– Эдвард держит Кэтрин в большом доме, – заговорила Виктория. – Этот дом находится за городом. Я видела Кэтрин стоящей у окна. За окном виднелись развалины какого-то замка. Сзади к ней подошел Эдвард и сказал, что этот замок когда-то принадлежал королю-мальчику Этельреду Слабому. Я надеялась услышать еще что-нибудь, но сон неожиданно оборвался. Таким образом, у меня в руках оказался единственный ключ – старинное имя и глупое прозвище давно забытого всеми мальчика-короля.

– В 1978 году королева Эльфрида отравила своего пасынка, чтобы расчистить путь к трону для своего родного сына, Этельреда, – заявил вдруг Колин. – Когда мальчика возвели на трон, ему было всего десять лет, и потому он получил свое прозвище – Слабый. Его замок назывался Корф.

– Ну и где же находится этот проклятый замок Корф? – громко перебил его Майлс, вскакивая из-за стола.

– На острове Парбек в Дорсетшире, – моментально ответил Колин.

Люси, Джеффри и Майлс удивленно переглянулись. Люси бегом бросилась в библиотеку и вернулась с документами миссис Оливер.

Джеффри взял у Люси бумаги, быстро нашел нужную и облегченно вздохнул.

– Эдвард отвез Кэтрин в Дорсет, в дом своей матери. Согласно этому документу, он расположен между городком Корф и мысом Головы Святого Альдхельма на острове Парбек. Погода стоит сухая, так что дороги должны быть хорошими. Мы можем быть там через неделю.

– Гораздо раньше, – улыбнулся Шон. – По морю весь путь займет не больше трех дней. «Колыбель Кэт» стоит под парусами в ближайшей бухте. Что может быть приятнее, чем вернуться домой на судне, которое носит твое имя, согласитесь, ваша светлость. Ну, как, принимается мое предложение?

– Я готов плыть морем хоть в Китай, лишь бы найти и освободить нашу с вами дочь, капитан О'Бэньон, – ответил Джеффри.

Шон невольно улыбнулся, услышав от герцога слово «нашу».

– Мне очень приятно быть отцом Кэтрин на пару с таким человеком, как вы, ваша светлость.

Герцог поблагодарил Шона кивком головы, встал и распорядился:

– Мы с вами, капитан, отправимся отбирать лошадей, которых возьмем с собой. Колин и Майлс, на вас подготовка судна. Все необходимое должно быть загружено с таким расчетом, чтобы мы могли сняться с якоря на рассвете. Люси, помоги нашим гостям разместиться. Ты будешь у нас за хозяйку. Виктория и Джастин, позаботьтесь, чтобы на судне была аптечка.

– Из вас вышел бы отличный капитан, ваша светлость, – рассмеялся Шон, дружески хлопая Джеффри по спине. – Вы командуете прямо как Кэт. Я всегда считал ее самым лучшим капитаном после… э-э… извините, после себя.

– Я думаю, что капитан на судне сродни управляющему компанией на берегу. Им обоим нужно отдавать четкие распоряжения, принимать решения и отвечать за все, – сказал Джеффри.

– Точно! – кивнул головой Шон. – Правда, есть маленькая деталь. Если ты совершаешь ошибку, работая в компании, тебя выкинут на улицу. Если совершишь ошибку, стоя на палубе, очутишься за бортом.

Оба двинулись к выходу, но под сводами Четэм-Холла долго еще звучал удаляющийся голос Шона, рассказывающего очередную историю про Кэтрин.

– Я понимаю, что все ваши мысли сейчас о Кэт, – сказала Эрин, обращаясь к Майлсу, – но позвольте все же спросить вас: а что с Рори?

– С ним все в порядке, миссис О'Бэньон. Он живет в моем поместье в Шерингеме, а дня через два будет здесь. Насколько мне известно, Рори чувствует себя прекрасно, ни в чем не имеет нужды и, помимо всего прочего, влюблен в дочку моего управляющего.

– Помоги, господи, моему сыну! – вздохнула Эрин. – Сколько раз я слышала от Рори, что он влюбился. Хоть бы на этот раз все у него случилось по-настоящему! Ведь ни один из моих сыновей до сих пор не женат. Если так и дальше пойдет, то с ними никогда бабушкой не станешь!

– Мама, – взял ее под локоть Колин, – мисс Люси готова показать нам наши комнаты. А об остальном можно поговорить позже.

– Нет уж, дай мне закончить, Колин О'Бэньон! Когда твоему па было столько же лет, сколько тебе сейчас, он был уже женат на мне. А у тебя до сих пор никогда и девушки-то не было. Того и гляди состарюсь, так и не потанцевав на твоей свадьбе!

Колин обнял мать за плечи и повел из столовой, приговаривая:

– Между прочим, ты сама виновата. Ведь мне нужно найти такую же чудесную женщину, как ты, но разве это легко сделать?

Майлс смотрел им вслед. Сзади подошла Виктория и тронула его за плечо.

– Джастин в библиотеке составляет список необходимых в путешествии вещей. У меня есть время, чтобы поговорить с тобой. Пойдем в гостиную.

Спустя несколько минут старинные друзья уселись напротив друг друга. Виктория начала первой:

– Буквально за считанные месяцы в моей жизни произошли большие перемены. Я на время потеряла память, влюбилась в Джастина, вышла за него замуж. Тогда я не знала даже своего настоящего имени. Позже память вернулась ко мне, и я вспомнила, что у меня есть жених. Сначала я мучилась, но потом решила, что ты не только сумеешь понять и простить меня, но будешь даже рад тому, что я счастлива.

Майлс кивнул:

– Я действительно рад, Тори. Правда, некоторую неловкость все же ощущаю.

– Если ты чувствуешь себя виноватым, то ты не прав, – сказала Виктория, дружески кладя свою ладонь на руку Майлса. – Ты думал, что я погибла, и решил устроить свою жизнь, – что в этом странного? Ты встретил Кэтрин и влюбился в нее, верно?

– Верно, – с небольшим запозданием согласился Майлс. – Я люблю Кэт всем сердцем. Утром ты говорила, что собираешься что-то рассказать мне о ней. Что именно?

– Когда я рассказывала о своих снах, связанных с Кэтрин, я опускала одну деталь. О ней известно только Джастину. Это касается состояния Кэт.

– Что с ней? – всполошился Майлс. – Эдвард бьет ее?

– Нет, Эдвард пока что и пальцем ее не тронул. Тут проблема совсем иная…

– Не тяни же, Тори, говори! – начал терять терпение Майлс. – Что же с ней случилось?

– Последние дни Кэтрин тошнит от запаха еды, – слегка покраснев, ответила Виктория. – Теперь ты понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что Кэтрин беременна?

Майлс сидел, словно громом пораженный.

– Понимаю, как ты потрясен, Майлс, – произнесла Виктория. – Надеюсь, что от радости, а не от досады.

– Досада! – воскликнул Майлс, стискивая кулаки. – У меня досада только на то, что мне придется подождать еще несколько дней, покуда Эдвард не окажется у меня в руках! Как же я его ненавижу!

– Я все понимаю и разделяю твои чувства к Эдварду, – сказала Виктория. – Но вместе с этим и жалею его. Ведь Эдвард Демьен, в сущности, очень несчастный человек.

– Ты готова простить его? Дело твое. Я его прощать не намерен.

– Я не говорила о том, что готова простить Эдварда, – покачала головой Виктория. – Мне его просто жаль. И вообще, хватит говорить о нем.

Она встала и протянула Майлсу руку:

– Пойдем. Пора в дорогу. Моя сестра и твой ребенок заждались нас.

 

ГЛАВА 30

В то время как обитатели Четэм-Холла собирались на поиски, женщина, которую они искали, стояла возле окна, рассматривая развалины замка Корф и вспоминая события двух последних недель.

Кэтрин хорошо помнила о том, как она пила чай в своей спальне и писала Майлсу письмо. Потом ее накрыла темнота. В себя Кэтрин пришла уже в карете, которая тряслась по ухабам. В открытое окно задувал ветер, но Кэтрин не чувствовала холода: она была заботливо укрыта меховой накидкой, и, кроме того, чья-то сильная рука обнимала ее за плечи.

Затем Кэтрин почувствовала прикосновение чьих-то мягких губ и, по-прежнему не открывая глаз, подумала:

«Как хорошо. Майлс успел меня спасти».

Она уже снова задремывала, но услышала вдруг:

– Спи, моя красавица. Я сумею о тебе позаботиться, моя Золотая Кошечка.

Кэтрин узнала голос Эдварда и все поняла, а слово «кошка» встревожило ее не на шутку.

«Эдварду известно мое прозвище, а значит, известно и то, кто я на самом деле, – подумала Кэтрин. – Не иначе как он похитил меня для того, чтобы убить».

От страха она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело ее казалось непривычно расслабленным и вялым. Кэтрин успела удивиться тому, что у нее совершенно не осталось сил, и снова провалилась в глубокий сон.

Во второй раз она проснулась уже днем, ощутила на лице солнечное тепло и почувствовала, как замедляет свой ход карета. Лошади остановились, послышался стук открываемой дверцы и сразу же – недовольный голос Эдварда:

– Надеюсь, ты все сделала, как я приказал?

Молодой женский голос ответил:

– Да, милорд. Комнаты для вас приготовлены на втором этаже. Вам помочь нести ее?

– Не надо. Лучше покажи дорогу. А свою племянницу я сам отнесу.

Кэтрин не стала открывать глаза. По шуму голосов и запахам она догадалась, что это гостиница. Эдвард внес Кэтрин в комнату и уложил на кровать, продолжая одновременно разговаривать со своей служанкой:

– Моя племянница совсем разболелась. Не разговаривай с ней, просто ухаживай и ничему не удивляйся, даже если она поведет себя странным образом. Доктор сказал, что у нее могут быть видения и галлюцинации. Не стоит везти ее домой в таком состоянии, ведь ее отец очень болен.

– Я сделаю все, что в моих силах. Как вы приказали, я захватила из Карлайл-Хаус ее вещи.

– Отлично. Присмотри за Викторией, пока я завтракаю. Отдохнем здесь немного и отправимся дальше. Я вернусь через полчаса.

Кэтрин услышала, как негромко хлопнула дверь, и сразу же открыла глаза. Она увидела перед собой лицо Терезы, горничной из Карлайл-Хаус. Кэтрин хотела заговорить с ней, но подступившие слезы помешали ей сделать это.

Тереза заговорила сама, проворно переодевая Кэтрин:

– Бедняжка, Эдвард так беспокоится о вас. Но вы не волнуйтесь, мы не оставим вас одну, миледи.

Горничная сняла с Кэтрин платье и помогла ей сесть на кровати. Кэтрин чувствовала, как понемногу начинают возвращаться к ней силы. И все же она была еще очень слаба и потому, позволив Терезе надеть на себя ночную рубашку, снова откинулась на подушки.

– Пожалуйста… помоги… мне… – с трудом выдохнула Кэтрин.

– Конечно, миледи, – откликнулась Тереза. – Я сделаю все, что вы прикажете.

В эту минуту открылась дверь и послышался сердитый голос Эдварда:

– Я же запретил тебе разговаривать с ней, Тереза! Почему ты нарушила мой приказ? – Он влепил горничной крепкую пощечину. – А теперь убирайся и принеси наш завтрак.

Тереза всхлипнула и выбежала за дверь.

Эдвард подошел к кровати, взглянул на Кэтрин и улыбнулся.

– Дорогая моя, я читаю в твоих глазах сострадание. Не беспокойся о Терезе понапрасну. За свое непослушание она заслуживает гораздо большего наказания. Я терпеть не могу, когда мои приказы не выполняются быстро, точно и с радостью. – Он склонился над Кэтрин и погладил ее по щеке. – Ты очень нужна мне, дорогая, и никто теперь не встанет между нами – никто и никогда.

В руках Эдварда появился гребень, которым тот стал расчесывать волосы Кэтрин, приговаривая при этом:

– Они похожи на шелк, золотистый шелк. Я думаю, что прежде всего в Евангелине мне полюбились ее волосы. Они были у нее точно такими же. Когда-нибудь я все расскажу тебе, моя дорогая, все-все.

Кэтрин внимательно прислушивалась к бормотанию Эдварда, надеясь выхватить из потока его слов что-нибудь полезное для себя. Может быть, ей удастся выяснить его дальнейшие планы.

– Я с самого начала знал, что ты не Виктория, – продолжал Эдвард. – Хотя ты очень похожа на нее, но у Виктории никогда не было такого огненного темперамента, как у тебя, моя Золотая Кошечка. Мой брат настроил Викторию против меня, и они были заодно. Задумали лишить меня того, что должно принадлежать мне по праву.

Эдвард отложил гребень, приподнял Кэтрин, просунув руку за подушку, и сказал, гладя свою пленницу свободной рукой:

– Ты станешь для меня спасением. В прошлом я наделал немало ошибок, за которые мне пришлось расплачиваться своим одиночеством. Но я не допущу этого впредь.

И он поцеловал Кэтрин в лоб.

Вернулась Тереза и принесла поднос с завтраком. Эдвард приказал ей поставить поднос на стол и уйти. Затем сам налил чашку чая, добавил меда в горячую овсянку. Присел на край кровати и подвязал Кэтрин чистую салфетку.

– Я знаю, что ты еще очень слаба, – сказал он, поднося ко рту Кэтрин полную ложку, – но надеюсь, что ты поправишься к концу нашего путешествия. Это позволит нам передвигаться быстрее и поможет мне перехитрить Грейсона. Тебе не нужно ничего бояться. Я освободил тебя от необходимости участвовать в его фарсе. Теперь ты только моя, Золотая Кошечка.

Пока Эдвард кормил ее овсянкой, Кэтрин прислушивалась и присматривалась. Она заметила сумасшедший блеск в его глазах и задумалась. Она привыкла к честному, открытому бою, но понятия не имела, как вести себя с душевнобольным человеком.

Эдвард поднес к ее губам чашку с чаем, и Кэтрин яростно покачала головой. Он все понял, отхлебнул из чашки сам и сказал с улыбкой:

– Видишь, радость моя? Это просто чай, хороший чай.

Кэтрин вдруг почувствовала себя уставшей. Она молча откинулась на подушку и снова провалилась в сон.

Они ехали еще довольно долго, каждый день меняя гостиницы, отсыпаясь днем и передвигаясь ночью.

Эдвард не отходил от Кэтрин ни на шаг, почти никогда не оставляя ее один на один с Терезой. Он не уходил из комнаты даже тогда, когда Кэтрин нужно было переодеться. Тереза больше не заговаривала с Кэтрин и старалась даже не смотреть на нее.

«Когда же Эдвард спит?» – удивлялась Кэтрин. Когда бы она ни проснулась, она первым делом видела склонившееся над нею лицо своего тюремщика. Эдвард постоянно наблюдал за Кэтрин, а она, в свою очередь, все чаще прикидывалась спящей, чтобы он не догадался, что на нее не действуют больше наркотики, которые он ежедневно подмешивал ей в пищу.

Кэтрин всегда отличалась невосприимчивостью к распространенным наркотикам, таким, например, как алкоголь. Она могла в случае необходимости выпить огромное количество виски или эля, оставаясь при этом совершенно трезвой, в то время как ее собутыльники один за другим оказывались под столом. К счастью, оказалось, что подобная невосприимчивость распространялась у нее и на лауданум.

Они с Эдвардом и Терезой провели в пути целую неделю и наконец прибыли к месту назначения. Красивый белый дом стоял в окружении пышных кустарников и ярких цветочных клумб. Климат здесь казался заметно мягче и влажнее, чем в Четэме.

Кэтрин еще не знала, где они теперь, но, выйдя из кареты, она успела уловить знакомый горьковатый запах водорослей и поняла, что находится неподалеку от моря. Ей стало вдруг спокойнее от того, что где-то рядом, быть может, совсем близко – ее родная стихия.

Эдвард с великими предосторожностями отнес Кэтрин в спальню, расположенную в дальнем крыле дома, и не отпускал до тех пор, пока Тереза не зажгла все свечи, стоявшие в медных канделябрах. Затем он послал служанку за дровами для камина и лишь после этого уложил Кэтрин на большую высокую кровать.

– Это была комната моей матери, – пояснил Эдвард. – Много счастливых часов я провел здесь, когда был еще мальчишкой. Мама часто садилась вот в это кресло-качалку, а я забирался ей на колени, и она рассказывала мне разные занимательные истории.

Кэтрин незаметно оглядывала помещение. Комната оказалась просторной и светлой, уставленной деревянной, полированной под орех мебелью. Покрывало на постели было тонким, кружевным, и такая же кружевная накидка белела на обитом зеленым бархатом кресле-качалке, стоявшем перед не разожженным пока камином.

Неожиданно Кэтрин подумалось о том, что в доме царит удивительная чистота.

– Когда я решил привезти тебя сюда, то приказал приготовить дом к нашему приезду, – сказал Эдвард, словно прочитав мысли Кэтрин. – Все вымыто и вычищено, кладовые ломятся от запасов, дрова заготовлены, и даже вода в кухонном котле уже успела закипеть. Надеюсь, тебе понравится твой новый дом, дорогая.

Он поцеловал Кэтрин в щеку и вышел за дверь.

«Мой новый дом? – с тревогой подумала Кэтрин. – Нет, вряд ли мне здесь придется по вкусу. Единственное, что нужно сделать не откладывая, так это уточнить, где же я нахожусь».

Спустя минуту в комнате появилась Тереза и стала разводить огонь в камине. Потом, так и не сказав ни единого слова, она распаковала вещи Кэтрин и помогла ей переодеться на ночь. Тереза как раз заканчивала завязывать ленты ночной рубашки Кэтрин, когда в дверях показался Эдвард. Он поставил на стол принесенный с кухни поднос и немедленно отослал служанку прочь.

Кэтрин без зазрения совести позволила Эдварду поухаживать за собой, словно за ребенком. Когда тот расчесывал ей волосы, она вспомнила Энди и подумала о том, что, возможно, ей удастся и на сей раз приручить своего тюремщика.

Накормив Кэтрин отбивной и яблочным компотом, Эдвард поцеловал ее в лоб и оставил одну. Она собралась получше осмотреть комнату, но почувствовала действие лауданума и, вместо того чтобы сопротивляться ему, решила на этот раз хорошенько выспаться.

Следующее утро у Кэтрин началось с тошноты и головной боли.

– Простите меня, миледи, – воскликнула помогавшая ей Тереза в промежутке между приступами рвоты у Кэтрин. – Я знала, что вы постоянно получаете наркотики, а это вредно для здоровья. Сегодня утром я вылила из бутылочки почти весь лауданум и разбавила его остатки подкрашенной водой. Теперь он не подействует.

Кэтрин утерла рот ладонью и спросила, глядя в грустное лицо Терезы:

– Почему ты это сделала? Если Эдвард обнаружит, что лауданум разведен, он сурово накажет тебя.

– Пускай. Но я-то знаю, что способен сотворить с человеком лауданум. Видела своими глазами. Он может сделать человека рабом, а может и убить. Не хочу, чтобы то же самое случилось и с вами. Только не говорите ничего Эдварду.

– Ни слова не скажу, обещаю, – ответила Кэтрин. – Пусть это останется нашей с тобой тайной.

Неожиданно послышался голос Эдварда:

– О чем вы там болтаете? Тереза, я вижу, ты опять нарушила мой приказ?

Кэтрин проворно зажала рот Терезы ладонью и чуть слышно произнесла:

– Ах, Эдвард, помоги мне. Мне так плохо. Помоги.

Она еще не успела договорить, как Эдвард, войдя в комнату, подхватил Кэтрин на руки и отнес в постель. Тереза была послана за теплой водой и чистыми полотенцами, а затем за горячим крепким чаем. Эдвард намочил полотенце и стал обтирать им лицо Кэтрин.

– Дорогая, дорогая моя, что с тобой? – заботливо ворковал Эдвард. – Ты такая бледная. Тебе больно?

Кэтрин решила воспользоваться случаем.

– У меня боли в желудке, Эдвард. Точно такие же, как после той чашки горького чая, что я выпила в Четэме перед твоим приездом. Только на этот раз еще сильнее болит. Прошу тебя, Эдвард, помоги.

Она протянула дрожащую руку и прикоснулась кончиками пальцев к щеке Эдварда, после чего картинно уронила руку на постель, изображая крайнюю степень слабости.

Эдвард испуганно подхватил руку Кэтрин, поднес ее к губам и промолвил:

– Прости меня, котеночек. Я не хотел сделать тебе больно. Я давал тебе наркотик только для того, чтобы ты от меня не сбежала.

Кэтрин посмотрела на него полными слез глазами.

– Ты перестал надеяться на свое обаяние? Неужели ты полагаешь, что наркотик – это единственный способ удержать меня?

– Больше не дам тебе ни капли, клянусь, – энергично затряс он головой. – Нельзя подвергать опасности твою драгоценную жизнь, моя Золотая Кошечка!

Вернулась Тереза, принесла поднос и умело приготовила для Кэтрин чашку чая со сливками и сахаром. Затем протянула эту чашку Эдварду, сидевшему на краю постели, и вышла из спальни.

Тот сделал из чашки глоток, давая понять, что чай без наркотиков, и поднес ее к губам Кэтрин.

– Очень часто подобные боли излечиваются крепким чаем, – заметил он. – Выпей, а потом я накормлю тебя завтраком. Что ты выберешь – овсянку или вареные яйца? А может быть, рулет?

При мысли о еде желудок Кэтрин снова свело. Она с трудом сглотнула и простонала:

– Никакой еды. Только чаю.

– Как скажешь, котеночек, – улыбнулся Эдвард.

Она не смогла перебороть свое любопытство и спросила.

– Кто тебе сказал, что я – Кэт?

– Я назвал тебя так потому, что своими зелеными глазами и плавными движениями ты в самом деле напоминаешь кошку, – ответил Эдвард, удивленно поднимая бровь. – Выходит, я угадал и тебя действительно зовут Кэт? От какого это имени?

– Мое полное имя – Кэт… – она быстро одернула себя и закончила: – Кэтлин Мэри О'Хара. У нас в Дублине имя Кэтлин обычно дают мальчикам, поэтому я предпочитаю, чтобы меня называли коротко – Кэт.

– Так ты ирландка. Ну что ж, там много талантливых людей, я знаю. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о себе, Кэт.

Кэтрин застенчиво улыбнулась.

– У меня болит горло, и мне трудно сейчас говорить. Может быть, лучше ты начнешь первым рассказывать о своей жизни?

– Но, Кэт, я не думаю, что…

– Прошу тебя, Эдвард. Если ты хочешь, чтобы мы стали друзьями, тебе нужно рассказать о себе. Ведь мы должны как можно лучше узнать друг друга.

Он начал говорить – сначала неохотно, но потом все легче и легче.

– Мой приемный отец, Натан Грэхем, постоянно колотил мою мать, да и мне самому от него частенько доставалось. Он говорил, сам бог велел мне терпеть, потому что я согрешил перед ним уже тем, что посмел появиться на свет. Когда мне было пять лет, отчим впервые замахнулся на меня кнутом. Мама схватила нож и бросилась мне на помощь, но он обезоружил ее, повалил на пол и принялся душить. Я вонзил нож отчиму в спину. Кровь хлынула потоком, и он свалился на пол. Я дрожал от страха, но мама открыла глаза, прижала меня к себе, и я успокоился. Я понял, что мама жива и что Натан никогда больше не посмеет ее обидеть.

Эдвард неожиданно вскочил и выбежал из спальни. Кэтрин услышала, как повернулся в замке ключ. Она бросилась к двери и стала стучать в нее кулаком, громко крича:

– Почему ты меня здесь запер?

– Боюсь, что теперь ты будешь бояться меня и попытаешься сбежать. И учти, что впредь я отчитываться перед тобой не намерен.

– Прошу тебя, Эдвард, не оставляй меня под замком. Я не сбегу, обещаю. И я совсем не боюсь тебя. – Кэтрин прижала ухо к замочной скважине, ожидая услышать ответ.

– Мне нужно немного побыть одному, – послышался наконец виноватый голос Эдварда.

Затем послышались его удаляющиеся шаги.

Кэтрин вздохнула и отошла от двери. Раздвинула тяжелые шторы и выглянула в окно. Сквозь паутину листьев, которые не облетели, несмотря на зиму, были видны развалины старинного замка, расположившегося на склоне далекого холма.

С внешней стороны окна оказались забраны железными решетками. От сознания того, что она оказалась в ловушке, у Кэтрин снова заныл желудок. Она решила прилечь.

Когда Кэтрин проснулась, день уже клонился к вечеру. Чувствуя себя немного лучше, она встала с постели и пошла умыться, чтобы быть готовой к новому визиту Эдварда.

Она надела бархатное золотистое платье, села в кресло-качалку и стала расчесывать гребнем волосы. В комнате горели всего две свечи, а от камина на Кэтрин накатывали волны приятного тепла.

Наконец в замке повернулся ключ, и она обернулась, чтобы увидеть входящего в комнату Эдварда.

– Ах, Эдвард, я рада, что ты вернулся. Мне было так одиноко, – проговорила Кэтрин, внимательно следя за тем, как он приближается к ее креслу. – С тобой все в порядке, Эдвард?

Он опустился перед ней на колено и провел кончиками пальцев по ее щеке.

– Со мной все в порядке. Знаешь, я никогда никому не рассказывал о том дне. Было так тяжело снова вспоминать все это… Я не хотел напугать тебя, Кэт. Прошу тебя, скажи, что ты меня не ненавидишь.

– У меня нет к тебе ненависти, Эдвард. Прости, что из-за меня тебе пришлось вспомнить о том страшном дне. Прости меня.

– Давай оба забудем обо всем, что сегодня было, – улыбнулся Эдвард. – На вечер я заказал праздничный обед. Ты проголодалась?

Кэтрин кивнула:

– Умираю от голода. Боюсь, что просто не доживу до обеда.

– Как ты посмотришь на то, чтобы мы с тобой обедали здесь, в этой комнате? Для меня это самое уютное место во всем доме. Если ты не против, я прикажу принести сюда стол и стулья, и мы будем обедать прямо у камина. А весь дом я обязательно покажу тебе, но только чуть позже. А теперь нужно принести немного дров, чтобы добавить в камин. Я не хочу, чтобы ты замерзла и простудилась.

Он вышел из спальни, и Кэтрин отметила, что на сей раз дверь осталась незапертой. Она заставила себя остаться в кресле, решив, что прежде, чем бежать, ей нужно, во-первых, выяснить план дома, а во-вторых, завоевать полное доверие Эдварда.

Обед оказался в самом деле праздничным, с обилием тонких блюд, и завершался яблочным пирогом со взбитыми сливками. За столом Эдвард много и красиво говорил, оказавшись остроумным и очаровательным собеседником. После обеда они играли в карты, еще немного поболтали. Уходя, Эдвард поцеловал Кэтрин руку, пожелал ей доброй ночи и запер за собой дверь. Кэтрин услышала щелчок замка, и лицо ее сделалось задумчивым.

Она поняла, что Эдвард подвержен приступам гнева, в которых он страшен и неудержим. О том, как это выглядит, она могла судить по обращению Эдварда с Терезой. Рано или поздно его натура проявится и в отношениях с Кэтрин, и это только вопрос времени.

На следующее утро тошнота возобновилась.

– О, миледи, вам опять плохо! – воскликнула Тереза. – Эдвард сказал, что никогда больше не станет давать вам наркотики.

Вытянувшись под одеялом, Кэтрин ответила слабым голосом:

– Вчера вечером он ничего мне не давал. Я едва смогла уснуть.

– Моя бабка была знахаркой и повитухой, – сказала Тереза, задумчиво покусывая верхнюю губу. – Я много лет помогала ей и кое-чему научилась. Если хотите, я могу составить лечебный настой по ее рецепту. Скажите, кроме болей в желудке и тошноты, вы еще что-нибудь испытываете?

– Пожалуй, нет, – ответила Кэтрин. – Только грудь стала почему-то больше и побаливает. Что бы это могло означать, Тереза?

– Прошу простить меня за нескромность, миледи, но постарайтесь вспомнить, когда у вас в последний раз было женское расстройство? – Тереза покраснела и отвела в сторону глаза. – Это, конечно, не мое дело, простите… Хотите, я принесу вам чаю с гренками?

Оставшись одна, Кэтрин попыталась вспомнить, когда же, в самом деле, у нее в последний раз были «женские» дни. Да, в начале декабря, когда она еще жила в загородном поместье родителей Гаррета.

«Три месяца тому назад, – подумала она, и ответ, который тут же пришел ей в голову, был простым и очевидным. – Ребенок? Да, у меня будет ребенок».

Она прикрыла глаза, вспоминая ночи любви с Майлсом. Именно в одну из них это и случилось.

Чувства, нахлынувшие на Кэтрин, были достаточно сложными. Конечно, она очень любила Майлса и хотела иметь ребенка от него. Но ведь ее мать и бабушка умерли при родах. Правда, сама Кэтрин была молода и здорова, но…

«Эрин говорила еще о том, что иногда ребенок рождается мертвым, – подумала она. – Какой ужас! Говорят, что так случается, если у женщины недостаточно широкие бедра. Но я же не знаю, какие именно они должны быть, чтобы все кончилось хорошо».

Кэтрин никогда раньше не задумывалась о своем будущем ребенке. С этой минуты она думала только о нем.

«У нас с тобой будет ребенок, Майлс, – мысленно обратилась она к возлюбленному. – Надеюсь, что мальчик. Все мужчины хотят, чтобы у них родился мальчик. Но разве девочка – это плохо? Спроси моего отца, если не веришь».

Кэтрин улыбнулась, потом внезапно вспомнила о том, где она находится, и испуганно огляделась по сторонам.

Пока что Эдвард ведет себя предельно учтиво и вежливо. Пока. До тех пор, пока не узнает, что Кэтрин – его родная племянница. Тогда он почувствует себя в очередной раз обделенным и обиженным, и тогда… Одному богу известно, что он тогда натворит, учитывая его ревность к Джеффри и ненависть к Майлсу. И не дай господь, поймет, что Кэтрин беременна от Майлса!

«Я не позволю ему догадаться, не дам ему причинить вреда моему малышу», – мысленно поклялась она, прикрыла глаза и тихонько заплакала.

В этот момент в спальню вернулась Тереза. Она посмотрела на плачущую Кэт, подошла и тихо протянула ей носовой платок.

– Не надо плакать, миледи. Ребенок – это большое счастье. Вскоре вы вернетесь домой и выйдете замуж за того красивого мужчину, с которым вы обручены.

– Ты не понимаешь, Тереза, – с отчаянием воскликнула Кэтрин. – Эдвард никогда не позволит мне вернуться к Майлсу.

– Как это не позволит? Он сказал, что продержит вас здесь только до того, как вы поправитесь. По его словам, вы надорвались на работе, леди Виктория. Ну а когда Эдвард узнает о том, что вы ждете ребенка, он, разумеется, тут же отвезет вас домой.

– Эдвард обманул тебя, Тереза. Я не Виктория, и он знает об этом. Я слышала, как он говорил тебе о том, что я сумасшедшая, но это не так. Сумасшедший – это он!

– Не может быть, – покачала головой Тереза. – Эдвард сказал, что подержит вас у себя, чтобы не огорчать вашего больного отца.

– Слушай меня внимательно, Тереза. Эдвард не знает главного. Я – Кэтрин Карлайл, родная сестра-двойник Виктории. Он думает, что я погибла во время пожара, который он устроил в нашем доме восемнадцать лет тому назад, желая расправиться со всей моей семьей. Кому-то удалось вынести меня из горящего дома. Отец, мать и сестра каким-то чудом спаслись от огня. Несколько месяцев тому назад моему отцу стало известно об этом преступлении Эдварда, и не только о нем. Мой дядя, например, приложил руку к похищению Виктории. Теперь ты понимаешь, какой это опасный человек – Эдвард Демьен?

Тереза разрыдалась и проговорила сквозь слезы:

– Эдвард любит меня. Он не стал бы меня так обманывать.

Она повернулась, чтобы убежать, но Кэтрин успела схватить горничную за руку, и Тереза вскрикнула от боли.

Кэтрин отвернула обшлаг рукава и увидела на руке Терезы синяки, царапины и красные полосы вокруг запястий, говорившие о том, что их связывали веревками.

– О, боже! Это работа Эдварда? Значит, так он тебя любит? Но любовь и жестокость – несовместимые вещи.

– Поначалу Эдвард был очарователен, – сказала Тереза, и подбородок ее вновь задрожал, – и я влюбилась в него до беспамятства. А потом он начал говорить, что если я люблю его, то должна делать то, что ему нравится. Еще он сказал, что получает настоящее наслаждение только тогда, когда причиняет кому-нибудь боль, и стал истязать меня. Но я все равно люблю его, миледи.

– Я знаю, что ты любишь Эдварда, – сказала Кэтрин, обнимая Терезу, – но поверь, у него не все в порядке с головой. Вот здесь, в этом самом доме, он жил, когда был мальчишкой. Его нещадно бил отчим и напугал Эдварда на всю жизнь. Что касается моего отца, то Эдвард винит его буквально во всем. Ведь Эдвард – незаконнорожденный, и потому ему никогда не стать герцогом Четэмом, как бы ему того ни хотелось.

– Я знаю, – кивнула Тереза, промокая глаза платком. – Эдвард рассказал мне. Он всегда приходит в ярость, когда говорит об этом. Мне становится так страшно. А на следующий день он снова может стать нежным и внимательным, и я тут же забываю все страхи и обиды. Стараюсь не обращать внимания даже на то, что он зовет меня в постели не моим именем.

– Как же он зовет тебя?

– Евангелиной. Эдвард объяснил мне, что она была первой женщиной, которую он полюбил, а потом она умерла. Вам что-нибудь известно об этой женщине?

– Да, – вздохнула Кэтрин. – Евангелина – это моя мать. Она умерла пять лет тому назад. Мы с сестрой очень на нее похожи. Из-за этого сходства Эдвард и похитил меня. Он знает, что я – не Виктория, но при этом я похожа на Евангелину, словно ее отражение в зеркале. Эдвард хочет, чтобы я заняла в его жизни место моей матери.

– Но если все так, как вы говорите, значит, Эдвард ваш дядя, а…

– А я – его племянница, – закончила Кэтрин. – Он не должен этого знать. Если обнаружится, что я – дочь Джеффри, Эдвард меня убьет, а ты, Тереза, станешь ненужной свидетельницей и следующей его жертвой. Поверь мне, Тереза, прошу тебя. Поверь и помоги мне выбраться отсюда.

Тереза осторожно выскользнула из объятий Кэтрин и присела рядом.

– Я верю вам, миледи. Только как и чем я могу помочь вам? Ведь я даже не знаю, где мы сейчас находимся.

– Это предоставь мне, – дружески похлопала ее по руке Кэтрин. – Договоримся так. Позволим Эдварду поверить в то, что ему удалось одурачить нас обеих. Только будь очень осторожна, Тереза. Эдвард – человек подозрительный. Кстати, чем он занят сегодня с утра?

– Уехал в деревню, а присматривать за всем оставил Кертиса, своего нового кучера. Этого громилу Эдвард нанял еще в Лондоне. Я стараюсь держаться от него подальше. – Тереза повела плечами и добавила: – Я его боюсь.

– Ну что же, тогда начнем, – Кэтрин села на кровати и спустила ноги на пол. – Насколько я знаю Эдварда, он не станет уезжать надолго. Помоги мне одеться, Тереза. Эдвард не должен догадаться, что меня сегодня опять тошнило. Это может зародить в нем ненужные подозрения. Вечером я попрошу приготовить мне ванну, и тогда у нас с тобой будет возможность снова поговорить.

К тому моменту, когда вернулся Эдвард, Кэтрин была уже одета и Тереза заканчивала трудиться над ее прической. Войдя в спальню, он бросил пронзительный взгляд на Терезу, и Кэтрин тут же затараторила:

– Эдвард! Очень рада, что ты вернулся. Тереза хорошая помощница, но мне с ней скучно – ведь она не говорит ни слова. Составь мне компанию, пока она заканчивает причесывать меня.

– Не надо закалывать волосы, – сказал Эдвард. – Пусть они лежат на плечах. Мне так больше нравится. Ты можешь идти, Тереза.

Та вышла, а Эдвард, взяв в руки гребень, подошел к Кэтрин и принялся сам расчесывать ее волосы.

– Я могу часами ласкать твои волосы, и это никогда мне не надоест, – сказал он. – Они у тебя солнечные – светлые и мягкие.

– Я долго их отращивала, но, когда они стали до самых бедер, я вдруг надумала сменить прическу, подрезать их и завить в локоны.

– Не подрезай их больше, Кэт, – попросил Эдвард, проводя пальцами по ее волосам. – Пусть отрастут.

– Мне бы хотелось иметь зеркало. Скажи, Эдвард, почему в этой комнате нет зеркал?

– Моя мать всегда боялась их, – пояснил Эдвард, кладя гребень и поворачивая Кэтрин лицом к себе. – Но если тебе нужно зеркало, моя дорогая, ты его сегодня же получишь. Я понимаю, для такой прелестной девушки, как ты, зеркало просто необходимо.

Кэтрин заметила в глазах Эдварда огонек страсти и поспешила переменить тему:

– Эдвард, за окном я видела развалины старинного замка. Тебе что-нибудь известно о нем? – Она поднялась и подошла к окну. – Наверняка с этим замком связана какая-нибудь легенда.

Эдвард подошел сзади, положил руки на плечи Кэтрин и стал рассказывать:

– Это развалины замка Корф, одного из тех, что принадлежали когда-то королю Этельреду по прозвищу Слабый. Когда ему было десять лет, любящая мать убила старшего сводного брата Этельреда, чтобы возвести на трон своего сына. Везет же некоторым с матерями! Вот моя собственная мать не сделала для меня ничего подобного.

Кэтрин уже не слушала его.

Только что Эдвард вскользь проговорился о возможном убийстве ее отца и сделал это так, словно речь шла о чем-то обыденном и само собой разумеющемся. Кэтрин стоило больших усилий не проявить своих чувств, скрыв их под маской безразличия.

Рассказ Эдварда прервался с приходом Терезы, которая принесла завтрак. За едой Кэтрин расспрашивала Эдварда о том, где он учился и чем увлекался с детства, всячески стараясь заставить его говорить о самом себе.

– Сегодня утром я ездил в деревню и купил там шахматы, – сказал Эдвард. – Ты играешь в шахматы, Кэт?

– Нет, – покачала головой Кэтрин. – Но всегда хотела научиться. Поучишь меня?

– С огромным удовольствием, моя дорогая, – улыбнулся Эдвард. – Начнем сегодня же.

Затем он потратил несколько часов на то, чтобы объяснить Кэтрин то, что она знала с детства, – значение фигур, их расстановку, ходы и правила игры. Кэтрин тем временем мысленно заставляла себя забыть все свои прежние навыки и не поддаваться желанию победить Эдварда за шахматной доской. Наконец он закончил свою лекцию, сложил шахматы и спросил, не хочет ли Кэтрин сразиться сразу после обеда.

– А может быть, лучше завтра с утра? – попросила Кэтрин. – Сегодня я хотела бы принять ванну. Это возможно?

– Разумеется, милая. Знаешь, я словно чувствовал, что ты сегодня захочешь принять ванну, и потому купил в деревне отличного мыла и розового масла. Надеюсь, тебе понравится.

– Заранее благодарю, – ответила Кэтрин, всматриваясь в красивое лицо Эдварда и доверчиво улыбаясь.

Вечером, к удивлению Кэтрин, Эдвард повел ее обедать в столовую. Она оказалась не так велика и роскошна, как столовая в Карлайл-Хаус, но была хорошо обставлена и по-своему элегантна. Стены были покрашены темной золотой краской, мебель же стояла старинная, из темного полированного дерева. Свечи, горевшие в канделябрах, ярко освещали стол, сервированный на двоих.

После того, как подали десерт, в столовой появился огромный человек с угрюмым небритым лицом. Он подошел к столу и не сводил глаз с Кэтрин.

– Все сделано так, как я приказал, Кертис? – спросил его Эдвард.

Кэтрин присмотрелась к кучеру Эдварда и поняла, почему Тереза так боялась его. Кертис был высоким, широкоплечим, со спутанными волосами, в которых поблескивала первая седина. Лицо его, изуродованное косым шрамом, казалось угрюмым и жестоким, а пронзительные глаза словно стремились прожечь Кэтрин насквозь.

– Точно так, милорд, – с поклоном ответил Кертис.

– Отлично. А теперь ступай. Когда ты мне понадобишься, я за тобой пришлю.

Кертис еще раз поклонился и вышел.

Эдвард отвел Кэтрин назад в ее спальню и сказал на прощанье:

– Надеюсь, тебе понравится то, что ты увидишь.

Он открыл дверь, и Кэтрин сразу же увидела огромное зеркало, стоящее в углу комнаты возле камина.

– Эдвард, это просто чудесно. Спасибо тебе.

Он потянулся, чтобы обнять ее, но Кэтрин ускользнула, подбежала к уже приготовленной ванне и потрогала рукой воду. Эдвард натянуто улыбнулся и сказал, отступая назад:

– Наслаждайся ванной, Кэт. Сейчас я пришлю к тебе Терезу.

Спустя несколько минут появилась Тереза, заперла дверь изнутри и заговорила шепотом:

– Не знаю, что у вас произошло в столовой, но Эдвард предупредил Кертиса, чтобы он держался подальше от вас, миледи. Сказал, что убьет его, если тот будет снова на вас пялиться.

Пока Тереза помогала ей раздеться, Кэтрин спросила о том, что ей известно о Кертисе.

– Не так уж много, миледи. Знаю только, что Кертис раньше был матросом. Потом что-то произошло, и с тех пор он стал кучером и охранником.

Кэтрин с наслаждением погрузилась в горячую душистую воду и вытянулась в ванне.

– Мне кажется, что я уже встречала прежде этого человека, не могу только припомнить, где и когда. Может быть, со временем мне удастся это вспомнить, а пока я постараюсь держаться от него подальше.

Тереза намылила голову Кэтрин, продолжая говорить заговорщицким шепотом. Она рассказала о том, что видела в кабинете Эдварда целый арсенал – пистолеты и ружья. Кэтрин попросила Терезу принести тайком в спальню пистолет, порох и пули. Кроме того, Терезе удалось выяснить, где находится деревня, в которую сегодня утром ездил Эдвард, – неподалеку, к западу от дома.

– Тереза, поищи для меня еще и рапиру, – попросила Кэтрин и, увидев недоумение на лице Терезы, пояснила: – Это такая железная штука вроде шпаги.

– Я знаю, что такое рапира. Просто не понимаю, зачем она вам. Леди не умеют фехтовать.

– Ты слышала когда-нибудь о Леди Кэт? Она фехтовала лучше любого мужчины.

– Разумеется, я о ней слышала, но ведь все это только легенды. Любому известно, что на самом деле никакой Леди Кэт не существует.

Кэтрин иронично приподняла бровь и посмотрела на Терезу. Та удивленно округлила глаза, и Кэтрин утвердительно кивнула.

– Нет… Не может быть… Вы – та самая знаменитая ирландская пиратка? – Тереза была потрясена.

Кэтрин улыбнулась и заговорила с ирландским акцентом:

– Не думаешь ли ты, милая, что я стану дурачить тебя? У меня нет такой привычки. Приведи ко мне любого, и я покажу тебе, как нужно ставить мужчин на колени.

Тереза негромко ахнула и бессвязно пробормотала:

– О, боже, так это вы!.. Прошу вас, простите меня, миле… То есть Леди Кэт… Мне и в голову не могло прийти…

– Только не надо меня бояться, – успокоила ее Кэтрин. – Я рассказала тебе об этом только для того, чтобы ты поняла, я сумею постоять за нас обеих. Так ты поможешь мне?

– Конечно, я сделаю все, как вы скажете, Леди Кэт.

– Для начала навсегда забудь о том, что я Леди Кэт, и никогда не называй меня этим именем. Когда-нибудь я расскажу тебе обо всем, что мне довелось пережить в этой жизни. Но пока наша главная забота – это Эдвард. Помни, одна ошибка, одно неверное слово, и мы с тобой никогда не сможем выбраться из западни.

Тереза поспешно кивнула.

– А теперь возьми кувшин свежей воды и помоги мне прополоскать волосы, а потом я обсушу их возле камина. Иначе, боюсь, Эдвард начнет терять терпение.

Наконец Кэтрин уселась на скамеечку возле огня и отпустила Терезу. Вскоре появился Эдвард, присел рядом и провел пальцами по еще влажным волосам Кэтрин.

– Надеюсь, ты получила удовольствие от ванны.

– Да, спасибо, Эдвард. Горячая ванна помогает расслабиться. Наверное, сегодня я буду крепко спать.

Эдвард взял в ладони ее лицо, повернул к себе и поцеловал в щеку, следя за Кэтрин немигающим взглядом.

– В таком случае, я распоряжусь, чтобы ванну для тебя готовили каждый вечер, дорогая.

Он снова склонился к лицу Кэтрин, но в этот момент в дверь постучали и послышался голос Кертиса, спрашивающего разрешения войти.

Пользуясь приходом кучера, Кэтрин отошла подальше от Эдварда, встала у зеркала и, делая вид, что возится с поясом халата, принялась рассматривать в нем отражение двух мужчин.

Кертис стал наливать в ведра воду из ванны и выносить из комнаты. Когда он ушел, осушив ванну до дна, Эдвард закрыл за ним дверь и сказал:

– Сегодня я намерен запереть тебя. Не сердись, просто я не доверяю этому человеку. Доброй ночи, моя дорогая.

Кэтрин услышала звук запирающегося замка и почувствовала странное облегчение. Скинув халат, она быстро забралась в постель.

Сон пришел к ней не сразу. Перед тем, как уснуть, Кэтрин долго думала о странном кучере и о том недобром огоньке разгорающейся страсти, который она заметила сегодня во взгляде Эдварда.

Да, похоть скоро возьмет над ним верх, и трудно даже представить, во что это все может вылиться.

«Ну что ж, утро вечера мудренее», – решила Кэтрин и повернулась на бок.

На следующее утро она долго стояла у окна. Долгожданное решение так и не осенило ее во сне, но зато случилось нечто не менее важное.

Она видела Викторию.

Кэтрин удалось запомнить лишь маленький отрывок сна, но и этого было достаточно для того, чтобы в ее сердце затеплилась надежда. Виктория была жива и возвращалась домой, в Четэм.

«Если Виктория уцелела, несмотря на все попытки Эдварда уничтожить ее, то и со мной все будет в порядке», – сказала Кэтрин самой себе.

Нужно лишь набраться терпения.

 

ГЛАВА 31

В течение нескольких следующих дней жизнь в Корфе текла размеренно и спокойно. После завтрака Эдвард и Кэтрин разговаривали об истории, литературе, вместе читали или играли в шахматы. После позднего обеда Кэтрин по установившейся традиции принимала ванну, после чего Эдвард всегда сам расчесывал ей волосы.

Утренние недомогания Кэтрин продолжались с пугающим постоянством, и потому Тереза будила ее на заре, принося приготовленную чашку крепкого горячего чая. Это помогало Кэтрин справиться с тошнотой.

И это утро начиналось так же, как все предыдущие. Тереза принесла чай, Кэтрин лениво спустила на пол ноги, но, взглянув на служанку, мигом забыла о своем недомогании. Тереза передвигалась с трудом, приволакивая ногу.

– Боже, Эдвард снова поднял на тебя руку?

– Нет, миледи. Просто мне мешает вот это, – Тереза задрала юбку, показывая спрятанную под ней рапиру.

Отвязав оружие, прилаженное к ноге, она спрятала ее под кровать.

– И это еще не все, – загадочно улыбнулась Тереза.

Она полезла в карман фартука и вытащила из него маленький пистолет.

– Порох и пули принесу позже, но мне кажется, что он уже заряжен.

Кэтрин осмотрела затвор и спрятала пистолет под подушку.

– Ты на славу потрудилась, Тереза. Теперь можно подумать и о побеге. – Желудок вновь свело, и Кэтрин болезненно поморщилась. – Единственная трудность заключается в том, что мы пока не можем планировать его на раннее утро.

Тереза поспешила принести тазик, и Кэтрин склонилась над ним. Когда ей стало легче, она поинтересовалась тем, где сейчас находится Эдвард.

– Трудно сказать. В последние дни он совсем со мной не разговаривает. Должно быть, сидит один в своей комнате. Знаете, миледи, ведь он теперь пьет все ночи напролет.

– А что слышно о Кертисе?

– Пожалуй, ничего, – пожала плечами Тереза. – Его почти не видно. Приходит в дом только для того, чтобы принести воды.

Одеваясь, Кэтрин приняла решение.

– Сегодня мы с тобой должны покинуть этот дом. Поведение Эдварда – это затишье перед бурей, и медлить дальше становится опасно. У Эдварда остался лауданум?

– Целых три пузырька. В его комнате. Но зачем он вам?

– Сегодня днем я постараюсь задержать Эдварда, а ты тем временем отлей лауданум из одного пузырька и замени его подкрашенной водой. Лауданум нужно будет подмешать Эдварду в вино.

– Отплатить Эдварду его же монетой? Прекрасная мысль, миледи, – хихикнула Тереза.

– Позаботься, чтобы это был сладкий портвейн, который так любит Эдвард. После того, как Кертис нальет вечером ванну, мы уходим. Скажешь Кертису, что ванна останется наполненной до утра. – Кэтрин покачала головой и поправила себя: – Нет, пожалуй, мы угостим его остатками того же портвейна.

Тереза отправилась готовить завтрак, оставив Кэтрин наедине со своими мыслями. Расчесывая волосы у зеркала, она вдруг ощутила знакомый холодок, всегда предупреждавший ее о надвигающейся опасности.

В это время в комнату заглянул Эдвард.

– В чем дело, моя дорогая? Ты опять плохо чувствуешь себя?

Кэтрин притворно улыбнулась и ответила:

– Как тебе сказать. Мне не то чтобы плохо, но как-то не по себе. Скажи, мы не могли бы прогуляться после завтрака? Немного свежего воздуха пошло бы мне на пользу.

Эдвард внимательно посмотрел на нее, словно прикидывал что-то в уме, а затем кивнул:

– Хорошо, моя дорогая. Если тебе так хочется, мы сходим на прогулку. Я надеюсь, что вскоре ты сумеешь отблагодарить меня за заботу. – Он пылко поцеловал руку Кэтрин и добавил, глядя ей прямо в глаза: – Скоро, моя любимая. Очень скоро.

Кэтрин еще удержалась, чтобы не отдернуть руку. Она прекрасно поняла, о чем говорит Эдвард, и с надеждой подумала, что успеет сбежать, пока не станет слишком поздно.

После завтрака Эдвард сам подал Кэтрин накидку и повел девушку на прогулку. Она держала его под руку, а Эдвард без устали рассказывал ей о тех местах, в которых они оказались.

Ее радовало, что Эдвард, стараясь поразить ее своей осведомленностью, раскрывает ей все, что она надеялась узнать. Подтвердилось, что они находятся на острове Парбек, который только назывался островом, но на самом деле был соединен с материком. На севере находился залив Пул, а с востока и юга – открытое море. Кэтрин слушала очень внимательно, одновременно следя за тем, чтобы не проявлять излишнего интереса к рассказу Эдварда.

– Твои познания просто поразительны, Эдвард, – сказала она. – А вот я никогда не была сильна в географии.

Он опять забубнил, а Кэтрин тем временем мысленно представила себе карту с очертаниями береговой линии этой части Англии. «Рядом с морем я не пропаду, оно меня не подведет», – подумала она.

Она широко улыбнулась, не замечая при этом пары темных глаз, пристально следивших за ней из-за дальнего кустарника.

До обеда ей не удалось переговорить с Терезой, и Кэтрин не знала, сумела ли та подмешать лауданум в вино Эдварда. Только когда стол был сервирован, она заметила легкий кивок Терезы. Все в порядке.

Взяв инициативу в свои руки, Кэтрин приказала принести вина, но тут пришла очередь Эдварда удивить ее. Он наклонился к Кэтрин и сказал:

– Нет, сегодня я пить не буду. Я вчера слегка перебрал и потому с утра мучаюсь головной болью.

– Ну, один стакан тебе не повредит, Эдвард. Смотри, это же твой любимый портвейн.

Он отрицательно покачал головой. Кэтрин подняла голову и увидела странную улыбку на лице Терезы.

«Неужели я совершила ошибку, доверившись ей? – подумала Кэтрин. – Она предала меня! Ах, Тереза, Тереза!»

Тереза поставила перед ними поднос, и Эдвард с удовольствием потянул ноздрями:

– Как вкусно пахнет! Мой любимый крем!

– Я старалась угодить вам, милорд.

– Дорогая, ты должна обязательно попробовать его с шоколадным соусом. Превосходно! – сказал Эдвард, щедро накладывая десерт на свою тарелку и погружая в него серебряную ложку.

– Я не хочу, – покачала головой Кэтрин. – С детства не люблю шоколад. От него у меня сыпь.

Тереза виновато улыбнулась и сказала, обращаясь к Кэтрин:

– Прошу прощения, миледи, я совсем забыла, что вы не едите шоколад. – И незаметно подмигнула.

Кэтрин улыбнулась в ответ и сказала, с трудом скрывая торжество:

– Не стоит огорчаться, Тереза. Я попробую его без соуса.

Спустя несколько минут Эдвард широко зевнул.

– Прости меня, дорогая. Я что-то устал. Наверное, мы слишком долго гуляли.

Тереза, стоявшая позади Эдварда, снова едва заметно кивнула головой, и Кэтрин подхватила ее игру.

– Так почему бы тебе не прилечь, Эдвард? Я тем временем приму ванну, а потом мы опять увидимся.

Он встал из-за стола и слегка покачнулся.

– Отличная мысль. Увидимся позже.

Он поцеловал Кэтрин в щеку и направился в свою спальню.

Когда он ушел, Кэтрин потащила Терезу к себе. Они закрыли за собой дверь и весело закружились в танце.

– Как ты угадала, что он откажется выпить? – спросила Кэтрин, когда первая волна восторга схлынула и стих последний взрыв смеха.

– Сегодня утром Эдвард жаловался на головную боль и сказал, что это у него от вина. Тогда я вспомнила, что он обожает шоколад, и напихала лауданум в соус. Сахар и шоколад надежно отбивают его привкус. Я правильно поступила, Леди Кэт?

– И ты еще спрашиваешь, дорогая Тереза! Если бы я по-прежнему командовала судном, я бы немедленно предложила тебе стать членом моего экипажа!

Лицо Терезы внезапно сделалось печальным.

– Тогда у меня была бы работа, – сказала она. – А уйдя отсюда, я останусь на улице.

– Не останешься, Тереза. Ведь ты оказалась жертвой Эдварда, так же как моя мать, как Виктория, как я сама, наконец. Скажи, ты любишь ухаживать за младенцами? Через несколько месяцев мне потребуется няня. Не хочешь поработать у меня?

– Еще бы! – воскликнула Тереза. – Буду счастлива. Я всегда любила возиться с малышами. Я ведь уже говорила, моя бабка была повитухой, а я перенянчила, наверное, всех ребятишек в нашей деревне. Обещаю, вы не пожалеете, я буду стараться, так стараться…

– Решено, – сказала Кэтрин. – А теперь к делу. Отнеси Кертису вина и скажи, что его помощь не потребуется до самого утра. Я же тем временем посмотрю, как там Эдвард.

Она тихо вошла в спальню. Эдвард спал. В комнате царил полумрак, горела лишь одна свеча, освещая запрокинутое лицо Эдварда со сбившейся на лоб седой прядью. Во сне он был похож на невинного ребенка, на ангелочка, и Кэтрин не удержалась от того, чтобы не сказать:

– Буду молить бога, чтобы он когда-нибудь сумел посеять зерна добра в твоей душе. Правда, боюсь, что небеса не примут мои молитвы. Ведь ты не знаешь, что такое любовь, бедный мой дядя Эдвард!

Кэтрин закрыла за собой дверь, так и не услышав за своей спиной шепот Эдварда:

– Виктория?

Когда Кэтрин вернулась к себе, Тереза уже поджидала ее.

– Нигде не могу найти Кертиса, миледи. Оставила вино в его комнате. Быть может, он выпьет его, когда вернется.

Кэтрин вытащила из-под кровати рапиру и положила ее на покрывало.

– Пока я собираюсь, оденься и ты. Подбери что-нибудь потеплее. На улице холодно, и одному богу известно, сколько нам придется идти. Возвращайся скорей.

Тереза вышла, и Кэтрин только теперь заметила наполненную водой ванну, стоявшую возле камина. Она была еще горячей, а это означало, что Кертис был здесь совсем недавно. В ту же секунду раздался его голос:

– Собираетесь куда-то, Леди Кэт?

Кэтрин обернулась и увидела перед собой Кертиса с рапирой в руке. Она стала осторожно приближаться к кровати, надеясь успеть схватить свое оружие.

– Откуда вам известно мое имя? Мы где-то уже встречались?

– Можно сказать и так, миледи, – криво усмехнулся Кертис. – Правда, нас друг другу никто не представлял, но я думаю, что вы должны меня помнить. Дьявол, встреча с вами пять лет тому назад перевернула всю мою жизнь.

– Пять лет тому назад? Но я тогда была еще совсем девчонкой. Что такого могла я сделать, чтобы изменить всю вашу жизнь? – Она еще немного приблизилась к кровати. – Так кто же вы?

– Я служил боцманом на большом торговом судне. Мы шли тогда из Индии. После встречи с вами я навсегда потерял свою работу.

Кертис подходил все ближе, выставив перед собой лезвие рапиры.

– Если вы хотите, чтобы я вас вспомнила, Кертис, говорите точнее. Что тогда произошло между нами?

Она уже добралась до кровати и быстро опустила руку, желая схватить свою рапиру.

– Во-первых, вы тогда очаровали меня, Леди Кэт. Я впервые увидел на палубе такую женщину – прекрасную, золотоволосую, юную. Но вы были не только красивы. Вы были очень опасны. У меня на память о той встрече остался шрам на плече. Скажите, вы еще не потеряли свой кинжал?

Кэтрин вспомнила.

– Так вы тот человек, который пытался застрелить моего па. Нарушили приказ своего капитана и хотели убить Ястреба.

– И убил бы, если бы вы не вмешались. После того случая рука перестала мне служить, а какой же из меня боцман без руки? Сами знаете, боцману на судне все время приходится иметь дело с канатами и цепями.

Пальцы Кэтрин сомкнулись на рукояти рапиры.

– Не трудитесь рассказывать мне об обязанностях боцмана, Кертис. Я их прекрасно знаю. И, между прочим, хороший боцман никогда ничего не делает сам, он только командует матросами.

– Вы правы. Я ушел не из-за раны. Меня затравили насмешками. Еще бы, какая-то девчонка едва не отправила меня на тот свет! Так закончилось то счастливое время, когда я бороздил моря и океаны, – благодаря вам, миледи. – Он слегка поклонился и заметил: – А вы подросли, Леди Кэт. У вас теперь острые когти, и его светлость правы, что наняли меня охранять его от вас.

Кровь прилила к лицу Кэтрин, и она резко выбросила вперед руку с зажатой в ней рапирой.

– Тогда тебе придется отведать вот это, Кертис.

Вернувшаяся Тереза застала бой в полном разгаре. Она забилась за кровать и испуганно следила за происходящим. Даже ее неопытному глазу было заметно, что Кэтрин фехтует гораздо лучше. Лезвия рапир в очередной раз зазвенели, скрещиваясь в воздухе, и Кертис выдохнул:

– Отлично, Леди Кэт. Для беременной женщины вы фехтуете просто превосходно. Вы совсем не боитесь за своего ребенка.

Кэтрин продолжала нападать, не вслушиваясь в слова Кертиса.

– И то сказать, – покачал головой Кертис. – Все равно ваш ребеночек будет незаконнорожденным.

Эти слова смутили Кэтрин. Сражение продолжалось, но она невольно задумалась над тем, что сказал Кертис. А не рискованно ли ей, в самом деле, сражаться на рапирах в ее положении? Не лучше ли попытаться вытащить пистолет, припрятанный под подушкой? Тогда все произойдет быстрее и проще. И как она сразу об этом не подумала?

Кэтрин совершенно забыла про ведро с водой, стоявшее у нее за спиной, опрокинула его и тут же, поскользнувшись на мокром, упала. В следующую секунду ее груди коснулась ледяная сталь, и на Кэтрин обрушилась тьма.

Пистолет из-под подушки сумела вытащить Тереза. Увидев, что Кэтрин упала и Кертис уже погружает свою рапиру ей в грудь, Тереза, не задумываясь, взвела курок и выстрелила. Раздался грохот, и тяжелое тело Кертиса безжизненно свалилось на пол.

Тереза склонилась над Кэтрин, и тут за ее спиной раздался голос Эдварда:

– Что, черт побери, здесь происходит?

Он оглядел комнату и ахнул.

Кертис лежал с простреленной головой возле ванны, а на полу рядом с ним распласталась Кэтрин. Желтое платье было залито кровью. Тереза стояла на коленях, пытаясь привести ее в чувство.

Эдвард бросился к Кэтрин, подхватил на руки и осторожно перенес раненую на кровать. Глаза у него наполнились слезами.

– Любовь моя, что с тобой сделал этот зверь?

Он дрожащими пальцами прикоснулся к ране на груди Кэтрин.

Тереза набралась храбрости и сказала, подойдя к кровати:

– Я умею ухаживать за больными и ранеными, милорд. Вы позволите?

Он кивнул и спросил, что нужно сделать. Тереза попросила принести теплой воды и полотенец, а когда он принес все это, отослала его за чистыми простынями и бутылкой бренди. Пока он ходил, Тереза сняла с Кэтрин одежду, прикрыла ей грудь чистым полотенцем, а ноги – шерстяным одеялом. Потом она попыталась остановить кровь. Справившись с этим, она решила зашить рану и снова отослала Эдварда – на этот раз за ниткой и иглой. Потом он держал Кэтрин за плечи, а Тереза насильно влила ей в рот стакан бренди и быстро стянула нитью края раны. Кэтрин лежала бледная и неподвижная.

– Это моя вина, – сказал Эдвард, поправляя на лбу Кэтрин выбившуюся прядь. – Я знал, что эта скотина Кертис только и ждет случая, чтобы броситься на Кэт. Теперь расскажи, как это все случилось.

– Кертис прятался здесь, в спальне, – ответила Тереза. – Миледи собиралась принять ванну, когда он выскочил из своего укрытия и бросился на нее. Увидев это, я побежала в оружейную и принесла пистолет. Когда я вернулась, то увидела, что Кертис повалил миледи на пол и вонзает в ее грудь лезвие. И я выстрелила.

– Я навек буду благодарен тебе за этот выстрел. Ты спасла жизнь Кэт, и я этого не забуду. Оставайся здесь, а я тем временем выкину эту падаль из своего дома. – И Эдвард кивнул в сторону Кертиса.

Спустя короткое время Эдвард вернулся в спальню и присел на кровать рядом с Кэтрин.

– Иди к себе, Тереза. Я буду сидеть здесь до утра.

Тереза боялась оставлять Эдварда наедине с Кэтрин, но делать было нечего.

– Если у нее начнется лихорадка, разбудите меня, милорд.

– Конечно. Иди отдыхать.

После того, как за Терезой закрылась дверь, Эдвард склонился над Кэтрин и застыл в скорбной позе.

– Господи, – чуть слышно взмолился он, – не дай моей любимой умереть, не забирай у меня мою Кэт. Если кто-то из нас двоих должен умереть, возьми лучше мою жизнь, но сохрани ее. Мне легче будет гореть в аду, чем оставаться одному на этой земле. Господи, будь милостив ко мне на этот раз. Не дай Кэт умереть.

Кэтрин тихо спала. Она не знала, что ее недавние мольбы услышаны и Эдвард узнал наконец, что такое настоящая любовь.

Виктория, спавшая в каюте «Колыбели Кэт», бороздившей море в нескольких милях от берега, внезапно вскрикнула во сне:

– О, боже, нет! – И, не открывая глаз, схватилась за грудь и застонала от боли.

Джастин моментально проснулся и обнял Викторию за плечи.

– Виктория, что тебе приснилось?

Майлс ворвался в каюту, застегивая на ходу бриджи и рубашку.

– Что случилось, Джастин? Я слышал крик Тори.

Прежде чем Джастин успел ответить, заговорила Виктория:

– Он ранил Кэтрин. Рапирой, в грудь. Только теперь Виктория открыла глаза и увидела склонившихся над ней Майлса и Джастина. Ее била сильная дрожь.

– Кэтрин хотела бежать, но она не знала, что он спрятался за ширмой.

– Кто спрятался – Эдвард? – спросил ее Майлс. – Это он ее ударил?

– Нет, это был не Эдвард, – покачала головой Виктория. – Какой-то огромный человек по имени Кертис. Он сказал, что Кэт разрушила его жизнь, и бросился на нее с рапирой. Кэтрин сражалась с ним на равных, но потом Кертис стал отвлекать ее разговорами о ее будущем ребенке.

– Откуда он узнал, что Кэтрин беременна? – спросил Джастин.

– Кертис подслушал разговор между моей сестрой и Терезой. Кэтрин отвлеклась, поскользнулась на мокром полу, и тогда Кертис ее… он ее… – Виктория с трудом сглотнула подкативший к горлу комок.

– Покажи, куда он ударил ее, – попросил Джастин, слегка отодвигаясь от Виктории. – Куда вошло лезвие?

Дрожащей рукой она показала точку на своей груди.

– Здесь. Я до сих пор чувствую боль в этом месте.

– Чувствуешь боль? – переспросил Майлс. – Это значит, что Кэт еще жива?

– Да, она жива, Майлс, – кивнула Виктория, – но находится в очень тяжелом состоянии.

Она решила не рассказывать о пистолетном выстреле, который также слышала во сне. Достаточно будет и того, что они уже узнали.

Джастин подумал немного и принялся успокаивать Майлса:

– Если лезвие вошло именно туда, куда указала Виктория, рана не должна быть слишком серьезной. Главное, чтобы в нее не попала грязь, иначе может начаться воспаление.

– Давайте не будем никому рассказывать о моем сне, – попросила Виктория, кладя руку на плечо своего старинного друга. – Обещайте сохранить все в тайне.

– Считай, что я дал тебе слово молчать, – сказал Майлс, обхватив ладонями свою голову. – Но та минута, когда я встречу твоего дядюшку, станет для него последней.

И с этими словами Майлс вышел из каюты.

– Джастин, меня очень беспокоит Майлс, – сказала Виктория после его ухода. – Таким я его никогда еще не видела.

– Значит, ты никогда не видела его по-настоящему влюбленным, – ответил Джастин, обнимая жену. – Если бы на месте Кэт была ты, я вел бы себя точно так же.

– Боюсь, что Майлс недооценивает моего дядю. Эдвард великолепно владеет любым оружием, и у него отличная реакция. Кроме того, он не в своем уме. Его преследует навязчивая мысль. Он считает, что Кэтрин должна занять место моей матери, которую он любил. Он будет драться за нее до последнего.

– Но Кэт – его родная племянница. Быть может, он образумится, когда обнаружит это.

– Не приведи господь, – с ужасом сказала Виктория. – Если Эдвард узнает, что Кэтрин его племянница, он убьет ее. Ведь он мечтает стереть всех Карлайлов с лица земли.

– Постарайся снова уснуть, Виктория, – сказал Джастин, целуя ее в лоб. – Всего через несколько часов мы подойдем к острову Парбек и освободим твою сестру.

Свернувшись клубком в объятиях мужа, Виктория снова задумалась о пистолетном выстреле, который прогремел в ее сне. В руках Кертиса этого оружия не было, значит, стрелял кто-то другой. Но кто? И удалось ли этому человеку убить Кертиса прежде, чем он добил Кэтрин? Жива ее сестра или уже нет?

Она вздрогнула от острой боли, пронзившей ее грудь как раз в том месте, куда была ранена Кэтрин. Виктория улыбнулась:

– Ты жива, Кэтрин, слава богу! Пока я чувствую твою боль, ты жива. Крепись, мы скоро придем тебе на подмогу. Очень скоро.

На заре Тереза пришла в спальню Кэтрин с зажженной свечой в одной руке и с кувшином горячей воды в другой. Эдвард сидел на кровати – на том же самом месте и в той же самой позе, что и много часов тому назад. Он молча наблюдал за лицом спящей Кэтрин и даже не взглянул на Терезу, хотя не мог не слышать ее прихода. Затем он тихо сказал:

– Смотри, Тереза, никаких признаков лихорадки. Моя прекрасная Кэт спит тихо, словно ребенок или ангел. Когда она поправится, я попрошу ее стать моей женой. Я никогда и никому ее не отдам.

Тереза выслушала его, чувствуя, как холодеет все у нее внутри. Поначалу Тереза решила, что видит влюбленного человека, но, заглянув Эдварду в глаза, поняла, что перед ней – сумасшедший.

– Это дар божий, посланный мне за все мои страдания, – продолжал Эдвард. – Господь смилостивился и вернул мне мою Евангелину. На этот раз она будет только моей. – Он нежно погладил спящую Кэтрин по щеке и повторил: – Да, моя драгоценная Евангелина, теперь ты будешь только моей.

Тереза испугалась. Она решила во что бы то ни стало прогнать Эдварда из спальни до тех пор, пока Кэтрин не очнулась и не услышала, как он называет ее именем покойной матери.

– Не пора ли вам отдохнуть немного, милорд? – сказала Тереза.

– Нет, – покачал головой Эдвард. – Когда она проснется, я должен быть рядом.

– Но, милорд, она может проспать еще несколько часов, а вы так устали. Пока вы будете отдыхать, я умою ее и переодену.

– Хорошо, я пойду к себе. Но как только она проснется, позови меня. Слышишь? Немедленно! – Он наклонился и осторожно поцеловал губы Кэтрин. – Причеши ее и наряди в голубое платье. Моя Евангелина всегда ходила в голубом.

Он встал и вышел из спальни.

Тереза налила в тазик горячей воды, собираясь умыть Кэтрин. Осторожно сняла повязку, чтобы осмотреть рану. Только теперь она заметила странное родимое пятно над левой грудью Кэтрин.

– Какое знакомое пятно, – негромко сказала Тереза и неожиданно ахнула: – Да ведь на груди Эдварда точно такое же! Он говорил, что это знаменитое родимое пятно Карлайлов. Если Эдвард увидит его, он сразу догадается, что Кэт – его родная племянница.

Тереза быстро сменила повязки, надела на Кэтрин голубую ночную рубашку и застегнула на все пуговицы высокий воротничок.

– Просыпайтесь, миледи. Эдвард ведет себя очень странно. Я не знаю, чего от него ожидать. – Тереза поправила одеяло и присела на кровать рядом с Кэтрин. – Вы должны поправляться как можно скорее, пока Эдвард не понял, кто вы на самом деле. Прошу вас, Леди Кэт, просыпайтесь.

Но все ее уговоры ни к чему не привели. Кэтрин продолжала дышать ровно, глаза ее были закрыты. Она и вправду была похожа на спящего ангела.

 

ГЛАВА 32

Ровно в полдень «Колыбель Кэт» причалила к берегу возле мыса Головы Святого Альдхельма. Пока разгружали судно, выводили и седлали лошадей, Майлс отправился в город в надежде что-нибудь узнать, а Джеффри – в контору договариваться с начальником гавани о месте для стоянки корабля. Сбор для всех назначили через час, возле пивной.

Точно в назначенное время сошлись все семеро. Они заняли в пивной отдельный зал, чтобы слегка перекусить и в последний раз обсудить план действий.

– Мы пришли под английским флагом, но начальник гавани не сразу поверил, что мы не собираемся грабить город, – заметил Джеффри. – Мне еще пришлось доказывать ему, что я – действительно герцог Четэм. Похоже на то, что здесь хорошо помнят и «Колыбель Кэт», и саму Леди Кэт, да и тебя, Шон. Думаю, что в этом городе вообще недолюбливают ирландцев, а потому, чтобы не было ненужных инцидентов, я предлагаю вернуть весь экипаж на судно.

– Согласен, – откликнулся Шон. – Что же касается меня, Колина и Пэдрика, то мы постараемся держать языки за зубами и не разговаривать с местными, чтобы не смутить их своим ирландским акцентом. Надеюсь, что это будет самым трудным в предстоящем нам деле. Кстати, что вам удалось узнать у местных властей, Майлс?

Тот вытащил из кармана лист пергамента, оказавшийся нарисованной от руки картой Корфа, и разложил его на столе.

– Развалины замка здесь, – показал он на карте. – Вокруг них – девять домов. Из окна одного из них Кэтрин видела замок. Вопрос только один: из какого именно дома долетело до Виктории то видение? Я предлагаю использовать руины в качестве центральной точки, затем разбиться на маленькие группы и прочесывать округу – дом за домом. Как только кому-нибудь удастся разыскать дом Эдварда, он должен будет вернуться к руинам, дать условный сигнал и собрать всех остальных. После этого мы пойдем освобождать Кэт. Прошу всех избегать ненужного риска и не вступать в сражение с Эдвардом в одиночку.

– Я предлагаю оставить одного человека на развалинах, – предложил Джастин. – Увидев, что кто-то возвращается к замку, а значит, дом Эдварда обнаружен, он сам подаст сигнал к сбору, и мы сэкономим какое-то время.

Джастин посмотрел на Викторию.

Та энергично покачала головой и ответила:

– Ваш номер не пройдет, доктор Прескотт! Пусть я женщина, но скачу на своем Черном Маге быстрее любого из вас. На развалинах должен остаться мой отец. Остальные составят три пары – Майлс и Шон, Джастин и Пэдрик, Колин и я. В таком случае, если придется заговорить с кем-нибудь из местных, никто не догадается, что один из каждой пары – ирландец.

Предложение Виктории было принято единогласно, и спустя несколько минут вся группа уже двигалась в направлении замка Корф.

Эдвард вернулся в спальню и отослал Терезу готовить завтрак. Затем он сел на привычное место рядом с Кэтрин и заботливо потрогал ее лоб.

– Тереза хорошо ухаживает за тобой, мой ангел. Лихорадки у тебя нет, хотя ты до сих пор не хочешь проснуться. Но, может быть, так даже лучше. Спи, мой ангел, а я буду охранять твой сон. Не бойся, никогда я тебя не покину.

Тереза, задержавшаяся за дверью, слышала эти слова, и от них ей сделалось еще тревожнее. Она готовила завтрак, и руки ее дрожали.

«Что мне делать? – размышляла она за работой. – Если Эдвард все время будет находиться в спальне, я не сумею предупредить Кэт, когда она проснется. С другой стороны, кто может знать, когда она проснется? О, господи, что же делать-то?»

В эту секунду она все же порезала палец, поморщилась от боли и вдруг подумала, что на крайний случай и кухонный нож может стать оружием против Эдварда.

Тереза вздрогнула, испугавшись собственных мыслей. Да, конечно, она уже убила одного человека – Кертиса, но тогда было совсем другое дело. Ведь она любила Эдварда. Как же ей в голову могла прийти мысль об убийстве?

Противоположные чувства рождались сейчас в душе Терезы, накатывали друг на друга, сталкивались, словно морские волны. Но она сумела успокоиться и принять окончательное решение – ни во что не вмешиваться до тех пор, пока Эдвард не станет угрожать жизни Кэт. В противном случае ей придется любым способом остановить его.

Тереза опустила нож в глубокий боковой карман юбки, поправила, чтобы ничего нельзя было заметить, взяла поднос и пошла к спальне Кэтрин, мысленно молясь о том, чтобы господь помог ей, если настанет время остановить Эдварда.

Ориентируясь по карте, раздобытой Майлсом у местного констебля, семеро всадников достигли развалин замка Корф. Отсюда, с высокого склона, им хорошо были видны все девять домов, стоящих у подножия холма. В одном из них находилась Кэтрин.

– Колин и я берем три дома с восточной стороны, – сказала Виктория.

Никому и в голову не пришло, что Виктория выбрала это направление неспроста. Она знала, что ее сестра находится именно в той стороне. Более того, она была почти уверена, что Кэтрин нужно искать в большом белом доме, что стоит прямо напротив, на другой стороне ложбины.

Перед уходом ее задержал Джеффри. Похоже, он что-то подозревает.

– Ничего не предпринимай в одиночку, Виктория. Если вы их найдете, оставь возле дома Колина, а сама возвращайся сюда, собирать остальных. Ты поняла меня?

Виктория молча кивнула, накинула на голову капюшон, вскочила в седло и вместе с Колином помчалась прямо к тому белому дому. Спустя всего несколько минут они уже были на месте и для начала решили осмотреть амбар и конюшню. Колин привязал лошадей в ближайшем перелеске и вместе с Викторией двинулся вперед, держась под прикрытием густого кустарника.

Амбар оказался пуст. На конюшне стояли четыре лошади и большая черная дорожная карета. Колин машинально заглянул в дальнее пустое стойло и сделал ошеломляющее открытие.

– Здесь мертвец, Виктория! У него голова прострелена!

Виктория подошла и с первого взгляда узнала того самого человека, который пронзал во сне рапирой грудь Кэтрин.

– Пойдем, Колин. Надо осмотреть дальнее крыло дома. Может быть, нам удастся найти незапертое окно.

Они осторожно приблизились к дому и принялись осматривать окна. Первое оказалось плотно запертым, второе тоже, а третье, помимо всего прочего, было еще забрано снаружи железной решеткой. Едва увидев это окно, Виктория догадалась, кто именно находится сейчас по другую его сторону.

Она подтянулась на прутьях решетки и осторожно заглянула внутрь.

На краю кровати сидел Эдвард и держал за руку женщину, лежащую с закрытыми глазами. Всмотревшись, Виктория узнала в спящей саму себя и воскликнула, соскочив на землю:

– Колин, посмотри! Это Кэтрин!

Колин заглянул в окно вслед за Викторией и заметил, покачав головой:

– Она неважно выглядит. А кто это рядом с ней – твой дядя?

– Да, – кивнула Виктория. – Эдвард Демьен собственной персоной.

– Скачи предупредить всех наших. Я останусь здесь и прослежу за Эдвардом.

– Езжай ты, Колин. Я слишком долго ждала той минуты, когда увижу свою сестру. Возьми Черного Мага и поспеши.

– Не думаю, что это правильно, – покачал головой Колин. – А вдруг…

– Не возражай, Колин, – перебила Виктория. – Не теряй времени, скачи!

– Ты с каждым днем становишься все более похожей на Леди Кэт. Тот же самый характер. Я – скоро. Только обещай, что обойдешься без лишнего геройства.

И, не дожидаясь очевидного ответа Виктории, он помчался к перелеску, в котором были спрятаны их лошади.

Виктория вновь повернулась к окну, подтянулась, привстав на носки сапог, и зашептала:

– Кэтрин, я хочу, чтобы ты знала: мы уже здесь. Мы очень скоро заберем тебя отсюда и увезем домой.

Кэтрин заворочалась в постели. Виктория увидела, как зашевелились губы сестры и как быстро стало меняться выражение лица Эдварда, который внимательно вслушивался в шепот Кэтрин. В ту же секунду за спиной Эдварда выросла фигура Терезы.

Виктория, сама о том не подозревая, разбудила Кэтрин – ведь сестры всегда слышали друг друга сердцем, а не ушами.

– Виктория, – прошептала Кэтрин. – Это ты, Виктория?

Эдвард не разобрал этих слов, но зато их отлично поняла Тереза. Она опустила руку в карман юбки и стала подходить ближе, держась за спиной Эдварда. Кэтрин зашептала снова:

– Майлс… А где Майлс? Скажи им…

Эдвард схватил Кэтрин за плечи и закричал:

– Зачем ты его зовешь? Не смей! Ты теперь только моя, Евангелина, только моя, слышишь? Ты моя, будь ты проклята!

Тереза сделала попытку успокоить Эдварда.

– Она же не в себе, милорд, а люди в беспамятстве говорят иногда очень странные вещи.

– Знай свое место и проваливай отсюда ко всем чертям, – огрызнулся на нее Эдвард. – Ты мне больше не нужна. Вылей воду из ванны и убирайся на кухню!

– Но, милорд, мне кажется, что я буду полезнее здесь. Позвольте мне ухаживать за ней, – умоляюще посмотрела на него Тереза.

– От тебя нет никакого проку, Тереза. Я же приказал одеть Евангелину в голубое платье, но ты даже этого не сумела сделать. Нет, на тебя нельзя положиться. Лучше я все буду делать сам. Принеси голубое платье и проваливай отсюда!

Кэтрин попыталась приподнять голову, но Эдвард осторожно уложил ее назад и стал расстегивать перламутровые пуговицы на высоком воротничке ее ночной рубашки.

– Я сам позабочусь о тебе, Евангелина. Ведь ты всегда носишь только голубое. Оно так идет к твоим глазам. К твоим чудесным голубым глазам.

В этот момент Кэтрин открыла глаза и взглянула на Эдварда. Он недоуменно спросил.

– Зеленые? Почему они зеленые? У Евангелины должны быть голубые.

Пользуясь замешательством Эдварда, вернувшаяся Тереза сделала еще одну попытку зайти к нему со спины. Голубое платье она перекинула через левую руку, а правой стала медленно заносить лезвие, забыв про горящую позади свечу. Тень Терезы отчетливо выделялась на стене.

Эдвард увидел тень, заносящую над ним нож, стремительно повернулся и перехватил правую руку Терезы. Ему не составило труда обезоружить ее. Он стал избивать Терезу, крича и брызгая слюной:

– Сука! Глупая корова! Приревновала меня настолько, что решила броситься на мою любимую с ножом? Гадюка!

Тереза сначала опешила, но потом принялась сопротивляться, и ей удалось вырваться из рук Эдварда. Она из всей силы ударила его по лицу кулаком, вцепилась ногтями в лицо, оставляя на щеках Эдварда кровавые полосы. Эдвард завопил и сбил Терезу с ног.

Виктория с ужасом смотрела на эту картину, а когда Эдвард наклонился за оброненным на пол ножом, она не выдержала и бросилась к входной двери.

Вбежав в дом, она сразу же услышала безумный смех Эдварда и его слова:

– Ты – дура, Тереза! Тупица! У тебя мозгов меньше, чем у курицы. Правда, мне будет недоставать тех вечеров, когда мы делили с тобой боль и наслаждение. И мне всегда доставалось наслаждение, а тебе – боль. Но ничего, теперь ты уже никогда не будешь чувствовать боли, прелесть моя.

Виктория вбежала в спальню и крикнула с порога:

– Не трогайте ее, дядя Эдвард. Поверьте, это может стать для вас роковой ошибкой.

Эдвард моментально забыл про Терезу, обернулся и увидел в руках Виктории взведенный пистолет.

– Виктория? Я думал, что ты мертва. Клайв клялся и божился, что убил тебя.

– Наоборот. Это он мертв. Мне удалось убить Клайва. Я вижу, вы мне не верите? Напрасно. Пора бы понять, что вы – не единственный в нашей семье, кто способен на все. Конечно, мотивы у нас с вами были разными, но это уже тонкости. Я сражалась за свою жизнь, вы совершали свои преступления из жадности и зависти. Бог вам судья.

– Как легко обвинить меня во всех смертных грехах, – прорычал в ответ Эдвард. – Ведь сама-то ты получила от своего отца все на свете – деньги, имения, компанию, титул. А я? Что оставил мне мой добрый папаша? Ничего! Он даже лишил меня матери. У него был только один сын, только один свет в окошке – это Джеффри. Все – для Джеффри, все – только ему одному!

– У моего отца жизнь не была безоблачной, – возразила Виктория. – Жена Малкольма умерла при родах, и он всегда винил Джеффри в ее смерти. А после смерти самого Малкольма оказалось, что все семейные дела находятся в полном беспорядке. Он успел пропить, прокутить, заложить или проиграть почти все состояние Карлайлов. А вы, дядя, очень похожи на своего отца. Скажите-ка, на уплату каких долгов вам потребовались тридцать тысяч фунтов, которые вы получили в качестве свадебного подарка от Лорелеи?

Пока Виктория отвлекала Эдварда разговором, Тереза осторожно прокралась к выходу. Виктория сказала, продолжая держать под прицелом своего дядю:

– Не волнуйся, Тереза, очень скоро прибудет подмога. Иди во двор и встречай. Скажешь им, где меня искать.

Тереза проскользнула в коридор и бегом бросилась к парадному входу.

– Прошлой ночью мне приснилось, будто ты стоишь у моей постели и говоришь со мной, – сказал Эдвард своей племяннице. – Не помню твоих слов, но помню голос – теплый, заботливый. Ты называла меня «дорогой дядюшка» и о чем-то расспрашивала меня, да с таким участием! Сон был настолько ярким, что, казалось, стоит мне только протянуть руку, и я смогу дотронуться до тебя.

– Это я с вами говорила, – ответил с постели слабый голос.

Эдвард обернулся и увидел, что Кэтрин проснулась.

– Но почему ты это говорила, ангел мой? Роль, в которой тебе пришлось выдавать себя за мою племянницу, давно доиграна. Зачем же ты разрываешь мое сердце, продолжая называть меня своим дядей?

– Потому что вы и есть ее дядя, – пояснила Виктория. – Позвольте представить вам мою сестру, Кэтрин Элизабет Карлайл. Мы с ней близнецы.

Эдвард недоверчиво покачал головой и двинулся к кровати.

– Не может быть. Ты лжешь, Виктория. Твоя сестра сгорела во время пожара. А это – мой ангел, моя любовь, моя…

– Эдвард, советую вам держаться подальше от Кэтрин, иначе я размозжу вам голову. Без предупреждения.

Эдвард проследил безумным взглядом, как Виктория проделала путь от двери до кровати. Она ни разу не свела с Эдварда глаз, пистолетный ствол не дрогнул. Наконец она смогла подойти к Кэтрин совсем близко и протянуть ей руку. Та в ответ протянула свою, и сестры наконец прикоснулись друг к другу – впервые за восемнадцать долгих лет.

– Жаль, что нам пришлось встретиться при таких обстоятельствах, – слабым голосом сказала Кэтрин.

– Не волнуйся, сестра. Обстоятельства скоро изменятся, а впереди у нас с тобой – вся жизнь.

Эдвард все видел, все слышал – и не верил ничему.

«Это, должно быть, новая игра, – думал он. – Они задумали снова разлучить меня с моей возлюбленной, снова хотят отобрать ее у меня. Но что бы они там ни говорили, я-то знаю, что это Евангелина. Моя дорогая Евангелина. Только моя».

Майлс и Шон направлялись уже к третьему дому на выбранном ими участке, когда из перелеска выскочил Колин верхом на Черном Маге. Майлс сразу понял, что если Виктория отдала Колину своего любимого жеребца, значит, она нашла Кэтрин и у нее не хватило сил расстаться с сестрой.

В последнее время Виктория с каждым днем становилась все больше похожа на Кэтрин, и это озадачивало Майлса. Он начал бояться, что перенятая от сестры храбрость и решительность могут однажды сослужить плохую службу Виктории и ввергнуть ее в серьезную опасность. Ведь Кэтрин, в отличие от Виктории, обладала не только смелостью, но и умением постоять за себя, чего, к сожалению, была лишена ее сестра.

Держа все это в уме, он поспешил к белому дому.

Сестры продолжали разговаривать, а Эдвард, все сильнее возбуждаясь, соображал, как ему обезоружить Викторию. Он заметил валяющуюся на полу голубую ночную рубашку Кэтрин. Эдвард осторожно наклонился и поднял ее. Рука Виктории, уставшая держать оружие, с каждой минутой дрожала все заметнее и заметнее. Эдвард резко швырнул ночную рубашку прямо в лицо Виктории.

Не ожидавшая этого Виктория вздрогнула и непроизвольно нажала на курок. Грохот выстрела прозвучал в ушах Эдварда небесной музыкой. Он не мешкая бросился к кровати и оттолкнул Викторию прочь.

Виктория устояла на ногах и яростно накинулась на Эдварда. Ей пыталась помочь и Кэтрин, но у нее было слишком мало сил. Обхватив Викторию за талию, Эдвард свободной рукой сильно ударил Кэтрин по лицу, и она откинулась на подушки. И тут Эдвард испугался, ему показалось, что он если не убил Кэтрин, то сильно ее ранил.

– Это ты виновата! – яростно закричал Эдвард на Викторию. – Ты заставила меня ударить ее! Зачем ты явилась? Что тебе здесь нужно?

И он стал выталкивать Викторию из спальни.

Та сумела извернуться и изо всех сил ударить Эдварда кулаком по носу. Эдвард покачнулся и, пытаясь сохранить равновесие, опрокинул стол вместе с зажженной свечой, которая откатилась под тяжелые оконные шторы.

Эдвард все-таки выволок Викторию в коридор и выскочил вслед за ней, захлопнув за собою дверь. Он как безумный тащил на себе сопротивлявшуюся Викторию, захлебываясь кровью, хлеставшей из разбитого носа. Добравшись до гостиной, он повалил Викторию на диван и сильно ударил кулаком в челюсть.

– Ты решила погубить меня на пару с моим проклятым братцем, но я не дам тебе этого сделать! Теперь-то я от тебя избавлюсь навсегда! – прорычал он, вцепившись в шею Виктории. Он намеревался задушить ее.

В это время в дом ворвался Майлс и крикнул:

– Отпусти ее, мерзавец! Если хочешь свести счеты, сведи их со мной!

Эдвард отпустил Викторию, обернулся, и тогда Майлс бросился на него. А у Виктории не осталось сил даже на то, чтобы подняться с дивана.

Вскоре вся мебель в гостиной оказалась перевернутой, а лицо Эдварда – совершенно разбитым. Левый глаз совершенно заплыл, было видно, что выбиты зубы, но Майлс, не останавливаясь, продолжал наносить удары – один за другим, и каждый последующий – тяжелее предыдущего. Кулаки его были в крови, но это была кровь Эдварда.

– Предатель! Змея! Подлец! – выкрикивал Майлс, не переставая наносить удары. – Ты убил свою жену и пытался убить Викторию. Ты похитил Кэтрин! Что ты заслужил за это? Только смерть!

Эдвард присел, прикрывая голову руками, и хрипло выкрикнул:

– Ведь ты помолвлен с Викторией, Грейсон! Какое тебе может быть дело до Кэт?

– Мы с Кэтрин любим друг друга, а ты подвергал опасности ее жизнь и жизнь нашего будущего ребенка!

– Ребенка? – ахнул Эдвард, невольно опуская руки. – О каком ребенке ты говоришь, Грейсон?

Прежде чем Майлс успел ответить, в гостиную ворвался клуб дыма и донесся женский крик.

– Боже мой, это Кэтрин!

Майлс ринулся вон из гостиной, но Эдвард схватил стул, ударил им Майлса, сбил его с ног и яростно крикнул:

– Ты не получишь ее, Грейсон! Она моя! Не подходи к ней!

И, забыв про свои увечья, Эдвард бросился спасать Кэтрин.

Виктория попыталась встать, но, едва приподнявшись, рухнула на пол. Теперь и она почувствовала едкий запах дыма.

К дому подскакали остальные. Тереза сказала им, что Майлс, Эдвард и сестры Карлайл находятся в доме. Не теряя ни секунды, Шон, Пэдрик и Джастин ринулись в горящий дом. Джеффри и Колин остались держать лошадей.

В густых клубах дыма Шону удалось рассмотреть высокую фигуру Майлса. Шон подбежал к Майлсу, чтобы помочь выбраться, но тот оттолкнул Шона с криком:

– Оставь меня! Там Эдвард и Кэтрин!

– Давай попробуем снаружи, через окно или заднюю дверь, – сказал Шон.

Пока Шон и Майлс пробирались сквозь дым к выходу, Пэдрик отыскал Викторию, лежащую на полу гостиной. Он подхватил ее на руки, вынес наружу и передал ожидавшему возле дверей Джастину.

Пробившись сквозь дым и языки пламени, заполнившие коридор, Эдвард ворвался в комнату Кэтрин. Она стояла, прижавшись спиной к стене, с ужасом глядя на языки пламени. Увидев Эдварда, Кэтрин сползла на пол и сказала дрожащим голосом:

– Я боюсь огня. Помогите.

Эдвард упал перед ней на колени, обнял руками за плечи.

– Все будет хорошо. Все будет хорошо, ангел мой, клянусь.

– Там все пылает, – сказала Кэтрин, указывая за спину Эдварда. – Нам отсюда не выбраться.

Эдвард сорвал с постели покрывало и погрузил его в ведро с остатками воды. Потом обернул им Кэтрин и отнес к окну. Усадив ее здесь на пол, он сорвал шторы и отбросил их в сторону, схватил туалетный столик и швырнул его в окно.

Звон разбитого стекла заставил Майлса и Шона ринуться к окну спальни. Путь к бегству оставался отрезанным – ведь снаружи окно было оковано прочной железной решеткой. Было ясно, что им не справиться с толстыми прутьями.

– Принесите веревку и пригоните сюда лошадей, – крикнул Эдвард. – Быть может, им удастся выдернуть решетку.

Шон убежал и спустя несколько секунд вернулся с Джеффри и Черным Магом. Моментально была привязана веревка. Черный Маг рванул, и после нескольких попыток могучему животному удалось выдернуть железные прутья.

Эдвард поднял Кэтрин на руки.

– Я сказал, что все будет хорошо, мой ангел. Обещал, что скорее умру, чем дам тебе погибнуть. Я сдержу свое слово. Я люблю тебя, Кэт.

Он отогнул край влажного покрывала и нежно поцеловал Кэтрин в губы.

Кэтрин смотрела в лицо Эдварда и с трудом узнавала его – исцарапанное, опухшее от побоев, с покрасневшими от едкого дыма глазами. Волосы Эдварда опалило пламя и осыпал пепел пожарища. Эдвард передал ее за окно с рук на руки Майлсу и Джеффри. Едва он успел сделать это, как у него за спиной с грохотом начали рушиться горящие балки. Одна из них придавила его к полу.

– Помогите ему! – крикнула Кэтрин. – Ведь он только что спас мне жизнь. Я не хочу, чтобы он сгорел.

Оставив Кэтрин под присмотром Джеффри, Майлс и Шон скинули сюртуки и вскарабкались в оконный проем. Им удалось приподнять балку и освободить Эдварда. Шон перекинул через плечо его безжизненное тело и отнес к окну, где его принял Пэдрик. Он отнес Эдварда на конюшню, где уже был развернут походный лазарет.

Кэтрин оставалась с Джеффри и с замиранием сердца следила за тем, как выбираются из пылающего дома такие дорогие для нее люди – Майлс и Шон, и, только убедившись в том, что они целы и невредимы, она позволила себе закрыть глаза и потерять сознание. Майлс успел подбежать к ней и подхватить на руки.

– Бедная моя, ты же вся заледенела. – Он взял из рук Джеффри свой сюртук и заботливо укутал Кэтрин. Она открыла глаза, и Майлс нежно поцеловал ее. – Я люблю тебя, Кэтрин. Я едва не потерял тебя, но впредь не отойду от тебя ни на шаг.

И он еще раз поцеловал ее.

Глядя на них, Джеффри обнял за плечи Шона и сказал ему:

– Ястреб, мне кажется, что мы с тобой не нужны больше нашей дочери. Теперь есть другой человек, который сможет о ней позаботиться.

– А мне кажется, что, как бы она ни любила молодого Грейсона, наша помощь ей еще понадобится, – улыбнулся Шон. – Со своим характером Кэт не сможет долго усидеть на месте, а ведь рано или поздно у них будут дети. Не думаю, что у нее хватит терпения на то, чтобы самой воспитывать их.

– Мы с тобой еще слишком молоды, чтобы стать дедушками, – потрепал по спине своего нового друга Джеффри.

К ним подбежал запыхавшийся Пэдрик.

– Док просит вас прийти как можно скорее. Эдвард может умереть с минуты на минуту.

Вскоре все они собрались на конюшне. Джастин объяснил, что тяжелая балка раздробила грудную клетку Эдварда и смерть его неотвратима.

Когда Джеффри опустился на колени рядом с братом, тот открыл глаза, полные страдания, и чуть слышно спросил:

– С Кэт все в порядке, Джеффри?

– Да, Эдвард, – кивнул герцог. – Спасибо за то, что ты ее спас.

– Я могу видеть ее?

– Я здесь, Эдвард, – откликнулась Кэтрин, подходя ближе и беря Эдварда за руку.

Он посмотрел на ее спутанные волосы, на перепачканное сажей лицо и слабо улыбнулся.

– Я обещал хранить тебя, мой ангел, и я сдержал свое слово. Ты ошибалась во мне.

– В чем я ошибалась? – спросила Кэтрин.

Эдвард с трудом набрал воздуха в раздробленную грудь и пояснил:

– Прошлой ночью ты говорила о том, что мне неизвестно, что такое любовь. Это неправда. Я любил Евангелину. Любил, но наделал слишком много ошибок и в результате погубил ее. Потом я встретил тебя и поклялся, что на этот раз не повторю их. Когда ты была ранена, я молил господа, чтобы он взял мою жизнь вместо твоей. Разве это не любовь?

– Да, Эдвард, это любовь, – кивнула Кэтрин. – Настоящая любовь. А теперь тебе нужно немного отдохнуть.

– Погоди, я хочу еще кое-что сказать тебе, – удержал ее Эдвард. – Не надеюсь, что ты простишь меня. Прошу только об одном – попытайся когда-нибудь понять меня.

Кэтрин снова кивнула, чувствуя, как ее глаза застилают слезы.

– Кэт, на прощание… – прошептал Эдвард, морщась от боли, – …поцелуй меня в последний раз перед смертью. Мне легче будет умереть, зная, что я теперь не один на целом свете.

– Я не оставлю тебя, Эдвард, – ответила Кэтрин, наклоняясь и целуя его. – Я буду рядом с тобой столько, сколько потребуется, клянусь.

– Благодарю тебя, Кэтрин, – улыбнулся Эдвард немеющими губами. – Теперь я точно знаю, что ты – дочь Евангелины. У вас одинаковый свет в глазах, и я счастлив, что умираю, спасая ее ребенка. Как ты думаешь, она знает об этом там, на небесах?

– Да, дядя Эдвард. Я уверена, что мама все знает.

– Как хорошо, Кэтрин. – Он прикрыл глаза, слабо пожал руку Кэтрин и вздохнул: – Как хорошо, что я никогда больше не буду один.

Виктория, плакавшая в стороне, уткнув голову в плечо Джастина, вдруг почувствовала острую боль в груди и обернулась к сестре. Кэтрин склонилась над умирающим, стараясь успокоить его и преодолевая собственную боль. Боль была настолько сильной, что Виктории пришлось прикусить губу, чтобы не закричать в голос. Ведь они с сестрой чувствовали одинаково.

Спустя несколько мгновений душа Эдварда отлетела. Лицо его разгладилось и стало спокойным. На губах появилась последняя, прощальная улыбка. Наконец-то он избавился от всех мучений.

– Буду молиться о том, чтобы господь принял твою душу, Эдвард, – сказала Кэтрин, целуя мертвую руку. – Ведь милость его неисчислима.

Джастин подошел, чтобы укрыть покойника. Взглянув в пепельно-серое лицо Кэтрин, он озабоченно спросил:

– Кэт, с тобой все в порядке?

Вместо ответа она бесчувственно привалилась к его плечу.

Поздним вечером того же дня Виктория сидела в капитанской каюте. Джастин заново обрабатывал открывшуюся рану Кэтрин. Вместо обессилевшей за день Виктории ему помогала Тереза.

Когда все было закончено, Виктория отпустила Терезу, настояв на том, чтобы самой остаться на ночь у постели Кэтрин – ей не хотелось покидать сестру, в чье существование она только начинала по-настоящему верить.

Однако побыть с Кэтрин наедине ей так и не удалось. Сначала в каюту зашел Майлс, чтобы тоже побыть возле Кэтрин. Позже, когда все паруса уже были подняты и судно вышло в открытое море, к ним присоединился Колин. Затем пришли Джеффри с Шоном, а вслед за ними и старый Пэдрик.

Сидя на постели возле Кэтрин, Виктория держала сестру за руку и тихонько говорила с ней:

– Поправляйся скорее, милая. Смотри, сколько собралось здесь людей, и все они любят тебя всем сердцем. Если правду говорят, что любовь – это лучшее лекарство, у тебя никогда не будет в нем недостатка.

Майлс подошел к Виктории и положил руку на ее плечо. В ту же секунду веки Кэтрин затрепетали, и она открыла глаза. Увидев склоненные к ней родные лица, она слабо улыбнулась.

– Значит, это не сон. Значит, вы в самом деле рядом, – прошептала она и, вспомнив все, что с ней случилось за два последних дня, помрачнела. – Но тогда и Кертис, и пожар, и смерть Эдварда, спасшего меня, – все это тоже было?

– Думай сейчас только о хорошем, Кэт, – сказала Виктория. – Ты жива, ты с нами, и мы все вместе. Давай благодарить господа за это счастье. Вскоре ты поправишься, и мы сможем с тобой наговориться вдосталь – впервые за долгих восемнадцать лет. Но это потом.

Кэтрин вновь обвела взглядом всех, кто стоял вокруг ее кровати, посмотрела на Майлса и подумала, как бы это сделать так, чтобы они остались вдвоем. Виктория поняла ее и пришла сестре на помощь.

Она повернулась к Шону, Колину и Пэдрику.

– Прошу прощения, джентльмены, но не скажет ли мне кто-нибудь из вас, кто в данную минуту управляет нашим судном? Эммет? Не спорю, он очень способный помощник капитана, но у него маловато опыта. Вряд ли стоит оставлять его одного у штурвала. К тому же у него неважно с географией. Ведь однажды он сказал мне, что Франция находится к западу от Ирландии!

Все рассмеялись, после чего Пэдрик и О'Бэньоны пожелали Кэтрин доброй ночи и ушли.

Виктория обратилась к отцу:

– Папа, иди отдыхать. Если Люси узнает о том, что ты не спал всю ночь, она устроит выволочку нам обоим. Поцелуй меня и Кэтрин и пожелай нам доброй ночи.

Джеффри поцеловал дочерей, понимающе усмехнулся и вышел за дверь.

– Джастин, ты не собираешься помочь своей жене добраться до постели? Боюсь, что самой мне будет не под силу. – Виктория потянулась и нарочито зевнула. – Доброй ночи, Майлс. Приятных снов, Кэтрин.

Джастин взял жену под руку, и они покинули каюту.

Когда дверь закрылась и они остались наедине, Майлс пересел на постель и сжал руки Кэтрин в своих ладонях.

– Спасибо Виктории. Она так ловко оставила нас одних. И никого не обидела. Сколько, оказывается, у тебя родственников!

Он наклонился и поцеловал Кэтрин.

– Я не хрустальная, Майлс, – сказала Кэтрин, ласково проводя рукой по его щеке. – Приляг рядом и обними меня. Так я скорее поправлюсь.

– Я боюсь.

– А ты осторожно.

– Но что могут подумать остальные?

– Неважно. За то время, что мы были порознь, я поняла, как сильно люблю тебя. Я хочу быть с тобой в эту ночь, Майлс, и не говори мне «нет».

– Не скажу, любовь моя, – ответил Майлс, быстро разделся и привернул фитили в горящих лампах. Пристроившись на постели рядом с Кэтрин, он осторожно обнял ее и прошептал: – Довольно разговаривать, любимая. Тебе нужно отдохнуть.

Кэтрин уткнулась в плечо Майлса и вздохнула.

– Майлс, мне нужно рассказать тебе кое-что, только не знаю, понравится ли тебе это. Я… э-э… понимаешь, у нас будет ребенок.

Майлс поднялся на локте и взглянул в глаза Кэтрин.

– Как ты могла подумать, что я не буду счастлив узнать об этом? Ребенок! Ведь это плод нашей с тобой любви! И вообще, должен сказать тебе, что мне хотелось бы иметь много детей, так что приготовься, любимая.

– Но что скажут наши родители? Ведь мы с тобой не женаты и…

Майлс закрыл рот Кэтрин нежным поцелуем и ответил:

– Мы поженимся с тобой так скоро, как это будет возможно. Кстати говоря, у нас будет двойная свадьба – ведь Джастину и Кэтрин придется заново регистрировать свой брак. Мы как раз говорили обо всем этом, пока ты спала. Джеффри уже предвкушает тот шум, который поднимется в свете вокруг наших свадеб! Он хочет сделать все как можно скорее, чтобы ни у кого не осталось времени на то, чтобы спросить: а откуда у Джеффри Карлайла появилась вторая дочь? Конечно, решать тебе, и, если ты не захочешь этой двойной свадьбы, мне придется похитить тебя, увезти куда-нибудь подальше и там обвенчаться.

– Двойная свадьба? Это замечательно, – улыбнулась Кэтрин. – Мы с сестрой столько лет жили врозь, но самое главное событие в жизни у нас с ней произойдет в один и тот же день, в одном и том же месте. Это будет грандиозно. Бедному папе придется раскошелиться на приданое.

– Он уже все решил. Джастин и Виктория получат поместье Уэстлейк в Сассексе, а мы с тобой – Феллсмор Мэнор в Ирландии. Да, кстати, чуть не забыл. Джеффри сказал еще кое-что, только я ничего не понял.

– Что же он сказал?

– Что две свадьбы – это великолепно, но если их будет три, то такое событие войдет в историю. Кто может быть этой третьей парой?

– Папа и Люси, – улыбнулась Кэтрин и зевнула. – Они очень любят друг друга. Я так рада за него. Он выстрадал свое право быть счастливым.

– У тебя глаза слипаются, милая, – сказал Майлс, целуя Кэтрин. – Давай спать. Тебе нужно скорее поправляться, ведь наша свадьба не за горами.

– Хорошо, – согласилась Кэтрин, погладила Майлса по щеке и добавила, закрывая глаза: – Папа говорил, что у нас в семье очень часто рождались близнецы. Как ты думаешь, у нас с тобой…

Голос ее перешел в чуть слышный шепот, и Майлс понял, что Кэтрин уснула, не закончив фразу.

Он осторожно прижал ее к себе и впервые за много недель погрузился в спокойный крепкий сон. Они были вместе, отныне и навсегда.

Ссылки

[1] Уменьшенное имя Кэт созвучно английскому «cat» – кошка. (Прим. пер.)