Карета отъехала от особняка герцога.

– А теперь, милая, я жду объяснений столь экстраординарного...

Пруденс молча указала глазами на Лили, застывшую рядом с ней с каменным лицом.

Но дядя Освальд был натурой решительной. Люди его поколения слуг в расчет не принимали.

– Ну?

– Я все объясню дома, дорогой дядя Освальд, – пробормотала Пруденс. – Я все еще не очень хорошо себя чувствую. – Ее голос сорвался, и она поднесла к носу флакон с нюхательной солью, напоминая о своем недавнем недомогании.

Освальд Мерридью хмыкнул и умолк.

Получив временную передышку, Пруденс прикрыла глаза. Нужно найти выход из этой запутанной ситуации, причем быстро. Ее маленькая хитрость обернулась большими неприятностями.

Кроме того, ее недомогание было не совсем притворным. Сейчас она едва ли могла рассуждать здраво. Ее тело сотрясала дрожь. От негодования, твердила себе Пруденс. Конечно, она расстроена. А какая женщина не огорчилась бы, если бы с ней так неучтиво обошелся... прекрасный незнакомец... идеальный повеса.

Хотя «идеальный» – неподходящее слово. В нем нет ничего идеального!

У нее все еще дрожали ноги. Тряслись руки. Даже внутренности, казалось, содрогались.

Неудивительно, твердо сказала она себе. Ей пришлось воспользоваться сумкой, чтобы защитить свою честь. Любую леди из приличной семьи подобные переживания выбили бы из колеи.

Но ее это не расстроило, а... воодушевило. Взволновало. Восхитительные ощущения волнами расходились по ней.

– Тебя лихорадит? – спросил дядя Освальд. – Без сомнения, ты заболела...

Пруденс резко открыла глаза и почувствовала, что заливается краской.

– Не всякий день девушке выпадают такие испытания, поэтому я не удивлюсь, что у тебя сердцебиение. – Дядя Освальд наклонился к Пруденс и внимательно посмотрел на нее. – Да, на щеках лихорадочный румянец. А всему виной проклятая ветчина, которую ты ела за завтраком. Красное мясо совершенно не подходит юным девицам. Оно разжигает страсть. Думаю, тебе нужно промыть желудок.

Отказываясь от комментариев, Пруденс откинула голову на кожаную подушку и закрыла глаза. Это не кусочек ветчины разжег ее страсти, это...

Нет! Нельзя думать о лорде Каррадайсе. Ее сжигает негодование, а не страсть! Ей нужно решительно выбросить его из головы. Кроме того, нужно придумать, как выпутаться из создавшегося положения. От этого зависит судьба ее сестер.

Но стоило ей закрыть глаза, она могла думать только о том, как потемнели его глаза, когда его губы коснулись ее рта...

Когда они приехали домой, дядя Освальд объявил, что у нее лихорадка, и велел немедленно отправляться в спальню. Несколько минут спустя он принес Пруденс чашку отвратительно пахнущего травяного отвара, сказав, что это прекрасное слабительное, и велел выпить все до последней капли. Пруденс не оставалось ничего другого, как подчиниться. Она покорно осушила чашку и легла в постель обдумать возникшие проблемы.

Мысли вихрем кружились в ее голове, Пруденс не находила выхода. Но ведь должен же быть какой-то способ поддержать сестер. Она обдумывала все возможные варианты. Наверное, можно устроиться экономкой или гувернанткой... но даже если ей станут хорошо платить, что сомнительно, вряд ли на эти деньги она сумеет содержать четырех сестер. Как ни крути, горькая правда заключалась в следующем: одна из сестер должна выйти замуж. Так или иначе, она должна заставить дядю Освальда изменить свое решение.

Наконец Пруденс занялась тем, что делала всякий раз, когда требовалось найти решение, – начала писать письмо Филиппу. Его долгое молчание могло иметь какое-то значение. С одной стороны, письма из Индии иногда идут годами, а то и вовсе теряются. Но с другой... Что это? Умышленное молчание или случайная задержка? Ей нужно знать свое положение, и все, что она могла сделать, – написать и спросить.

Она закончила письмо как раз перед тем, как к ней в спальню вошла служанка. Увидев, что Пруденс совершенно пришла в себя и встала, девушка присела в реверансе и сказала:

– Мисс, сэр Освальд просил сказать, что, если вы поправились, он будет рад видеть вас в Желтом салоне в четыре часа.

У Пруденс сердце упало.

– Спасибо, Лили. Пожалуйста, передай сэру Освальду, что я приду.

Лили повернулась к двери, но Пруденс остановила ее:

– Лили, у тебя не было неприятностей? Я имею в виду из-за того, что ты меня сопровождала. Ты должна мне сказать, чтобы я могла возместить убытки.

– Нет, мисс. Правду говоря, сэр Освальд поворчал немного, но он знает, что я всего лишь подчинилась вашему приказу.

– Так, значит, никаких неприятностей?

– Нет, мисс. Правда, старик Ниблетт отчитал меня, но это меня не волнует.

– Дворецкий? О Господи! Я с ним поговорю. Мне очень жаль, что я впутала тебя в эту историю, Лили.

– Мисс, не расстраивайтесь из-за старого Ниблетта, – улыбнулась Лили и с притворной скромностью расправила передник. – Он ворчал от ревности. Он никогда не бывал в доме настоящего герцога, а я, невежественная деревенская девушка, была! И разговаривала с герцогом! И его красавец кузен, лорд, назвал меня маленькой и хрупкой! Так что, слово даю, старик Ниблетт ревнует. – Лили подмигнула хозяйке и выбежала из комнаты.

Ровно в четыре часа Пруденс подошла к Желтому салону, сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

– Простите, дядя Освальд, – поспешила она объясниться. – Надеюсь, вы не слишком расстроились. Я понимаю, что все произошло по моей вине. Я много думала о том, как могла совершить такую оплошность, и пришла к выводу, что лорд Каррадайс подкупил меня комплиментами, а я приняла их за нечто большее – как говорится, выстроила замок на песке. Девушки в юном возрасте всегда очень романтичны.

Лицо сэра Освальда смягчилось.

– Да, не сомневаюсь, ты к комплиментам не привыкла. Неудивительно, что этот прожигатель жизни так легко вскружил тебе голову.

Смирив гордость, Пруденс кивнула.

– Во всяком случае, я не видела его больше четырех лет, так что беспокоиться не о чем.

– Ты уверена, милая?

– Уверяю вас. Мы впервые встретились сегодня утром. По крайней мере это была правда.

– Что ж, не могу сказать, что мне это нравится. И не могу понять, почему он назвался герцогом Динзтей...

– Это тоже моя вина, – перебила его Пруденс. – Я ошиблась, а он меня не поправил.

– Но позволить тебе четыре с половиной года называть его чужим именем. – Сэр Освальд покачал головой.

Пруденс чувствовала, что краска заливает ей лицо. Доброту дяди тяжелее вынести, чем любые выговоры и окрики.

– Не нужно краснеть, моя дорогая, – хрипло сказал пожилой человек. – Думаю, дело совсем не в именах и титулах, а в любовной чепухе. Я прав?

Пруденс кивнула, ее щеки горели огнем.

– Так я и думал. У этого шалопая весьма свободные манеры! А теперь, прежде чем оставить эту тему, я спрошу тебя еще раз – возможно, в присутствии сестер ты не хотела в этом признаться – этот мошенник неучтиво с тобой обошелся? Ты понимаешь, что я имею в виду, милая?

Пруденс вспоминала, как губы «мошенника» накрыли ее рот. Как его длинные пальцы ласкали ее грудь, и от этого сладостная дрожь охватывала все ее тело, мгновенно воскресая при малейшем воспоминании. Да, она прекрасно понимала, что имеет в виду сэр Освальд. Став совершенно пунцовой, Пруденс понурила голову и тихо сказала:

– Нет, дядя Освальд, лорд Каррадайс меня и пальцем не тронул.

– Хм! Вот уж не ожидал. Такие повесы, как лорд Каррадайс, даром времени не теряют, – угрюмо сказал сэр Освальд. – Жаль.

Пруденс изумленно уставилась на него. Сэр Освальд заметил ее взгляд.

– Этот Каррадайс – лакомый кусочек. Пруденс все еще ничего не понимала.

– Я вовсе этого не одобряю, но если были бы какие-нибудь проделки, то для тебя это было бы неплохо, – объяснил дядя Освальд. – Ты устроилась бы должным образом.

– Но пожелал бы этого лорд Каррадайс? – срывающимся голосом сказала Пруденс. – С его репутацией повесы... не могу себе этого представить.

– Супружество придает повесе респектабельности. Пруденс этого не понимала. Ей казалось, что, если мужчина вступит в брак под давлением обстоятельств, у него не будет ни малейшего желания изменить свои беспутные привычки. Она считала, что в этом случае повеса будет продолжать повесничать. Она жалела женщину, которая станет женой этого повесы, поскольку та наверняка будет несчастной.

Наверняка.

Хотя будут некоторые компенсации, с легкой завистью подумала Пруденс, вспомнив восхитительные мгновения на ладье Клеопатры.

– Но поскольку он не делал попыток затеять какие-нибудь плутни, мы не можем заставить его жениться.

Пруденс возмущенно выпрямилась в кресле.

– Я никогда не позволю заставлять человека жениться на мне, флиртовал он со мной или нет. Сама мысль об этом отвратительна. Это будет просто унизительно.

– Хм! Не стоит называть такую выгодную партию унизительной, дитя мое. Не важно, как до этого дошло, но хорошая партия есть хорошая партия. И не могу отрицать: лорд Каррадайс лучше, чем я мог мечтать.

– Думаю, это было бы ужасно, – горячо возразила Пруденс. – Выйти замуж за мужчину, который не испытывает к тебе никаких чувств, только для того чтобы предотвратить маленький скандал!

– Ты вела уединенную жизнь, – просто сказал сэр Освальд, – и не понимаешь этих вещей. – Он вздохнул. – Но вопрос чисто теоретический, поскольку этот шалопай тебя и пальцем не коснулся и ничего письменно не обещал. Какая удача, что в Норфолке он не столкнулся с твоими прелестными сестрами, – фыркнул сэр Мерридью, – хотя в то время они были совсем детьми. Не могу представить ни одну из этих нежных красавиц в объятиях знаменитого повесы. Хорошо, что это оказалась ты, Пруденс, правда?

Пруденс только посмотрела на него. Даже ради того, чтобы выпутаться из затруднительного положения, она бы не призналась, что слишком невзрачна.

– Да что я говорю! – извиняющимся тоном произнес дядя Освальд. – Я совсем не хотел сказать, что это удача. Ведь он разбил твое нежное сердце. Не привыкшая к восхищению мужчин, ты встретила на своем пути лондонского повесу. Ведь твое сердечко таяло, словно воск, бедная девочка? – Дядя наклонился вперед и неуклюже похлопал Пруденс по колену. – Несколько случайных комплиментов, и ты поверила его пустым словам. Он заморочил твою юную головку.

Пруденс, стиснув зубы, помертвела от обиды. Оттого, что картина была ненастоящей, ей не легче. Лорд Каррадайс вскружил ей голову не в шестнадцать лет, а сегодня утром, когда ей вот-вот исполнится двадцать один. А она действовала не лучше своей доверчивой служанки и позволила... вольности по отношению к себе. Хуже того, она расцветала от его прикосновений.

Она не привыкла к мужским комплиментам. Дедушка относился к ним враждебно, да и Филипп был не склонен к цветистым речам. Дядя Освальд, наоборот, щедро осыпал ее комплиментами, хваля ее благородную душу, но поскольку они переплетались с комментариями по поводу ее скромной внешности, они не могли вскружить ей голову.

Наверное, обманчивые комплименты повесы подействовали на нее. Она действительно таяла как воск в его руках, мягкий податливый воск... за исключением нескольких последних минут, с горечью подумала она.

У скромной Пруденс Мерридью хватило самоуважения, чтобы в конце воспротивиться неотразимому лорду Каррадайсу.

Пруденс вздохнула, когда ее неумолимая врожденная честность напомнила о себе. Не самоуважение заставило Пруденс сопротивляться. Не благоприличие и не добродетель. Только страх, что их застанут, вернул ей здравый смысл. Не будь этого страха, она, вероятно, позволила бы ему все. И наслаждалась бы каждой минутой.

«...раба своих низменных инстинктов...»

Должно быть, это инстинкт, решила Пруденс, вспомнив, как ее тело стремилось к Гидеону помимо ее воли. Восхитительные ощущения, которые она испытала в его объятиях, не имели ничего общего ни с разумом, ни с логикой, ни с принципами, столь важными для просвещенного человечества.

– Полно, Пруденс. – Дядя Освальд снова похлопал ее по колену. – Все мы порой совершаем глупости. – Он добродушно посмотрел на нее.

Пруденс чувствовала, как в глазах закипают слезы. Сэр Освальд внешне так похож на дедушку, но между ними нет ничего общего. За шумными манерами пожилого тщеславного щеголя скрывалось доброе сердце. Почти всю свою сознательную жизнь Пруденс провела в атмосфере враждебной суровости и, как могла, сопротивлялась ей. Против доброты у нее не было защиты.

– Герцог, кажется, славный малый? – спросил сэр Освальд с налетом беспокойства в голосе. – Мне следовало быть с ним повежливее. Я не прочь отбрить такого повесу, как Каррадайс, но не думаю, что надо было дерзить герцогу.

Пруденс неопределенно кивнула. Герцоги ее не интересовали. Ее мгновенно ослепил повеса, у которого морали не больше, чем у кота, и такая улыбка, которую надо запретить законом. Она внезапно почувствовала приступ боли в животе. Дядюшкин слабительный отвар напоминал о себе. Скривив губы, Пруденс быстро поднялась, подумав о том, что хорошо, если бы существовало какое-нибудь средство против повес. Но у нее было подозрение, что лорд Каррадайс в отличие от злосчастного завтрака вряд ли покорится лекарству.

Как только она встала, дворецкий Ниблетт распахнул двери и торжественно провозгласил:

– Герцог Динзтейбл.

Пруденс в ужасе посмотрела на дядю. Почему герцог столь поспешно нанес им визит? Что он скажет? Он потребует объяснений? Что ей ответить? Сопровождает ли его кузен? Затаив дыхание она смотрела на дверь.

Герцог Динзтейбл, одетый в безукоризненный синий сюртук, желтоватые бриджи и сверкающие гессенские сапоги, неторопливо вошел в комнату.

– Добрый день, сэр Освальд. Здравствуйте, мисс Мерридью, – сказал он, учтиво поклонившись.

Слегка озадаченный неожиданным визитом, сэр Освальд, ответив на приветствие, пригласил герцога сесть. Пруденс пришлось снова занять свое место. Никто не бросается вон из комнаты, когда туда только что вошел герцог, а ее проблема не того сорта, что обсуждают в светской беседе.

– Я приехал справиться о здоровье мисс Мерридью, – сказал герцог. – Мисс Мерридью, вы уже оправились от недомогания?

Пруденс, чувствуя, что проклятый отвар дяди Освальда настойчиво напоминает о себе, торопливо заверила гостя, что совершенно поправилась.

Герцог сказал, что ему приятно это слышать. Он завел разговор о погоде и поинтересовался мнением Пруденс.

Пруденс ответила, что для этого времени года погода восхитительная. Такое яркое солнце, такой нежный ветерок, говорила она, лихорадочно соображая, как выйти из комнаты, не нанеся никому обид. Она больше никогда в рот не возьмет дядюшкиных травяных отваров.

Сэр Освальд дернул шнурок колокольчика и велел подать чай. Чай из перечной мяты и простое овсяное печенье. Герцог удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Травяной отвар, выпитый Пруденс, снова потребовал к себе внимания, и она резко поднялась. Джентльмены, соблюдая правила этикета, мгновенно встали следом за ней.

Она в отчаянии посмотрела на них.

– Я... мне нужно...

В эту минуту дверь отворилась, вошла Чарити, а следом за ней, оживленно болтая, появились Хоуп, Фейт и Грейс.

– Пруденс, милая, ты здесь, – сказала Чарити. – Мы хотели погулять в парке и искали тебя, чтобы узнать, пойдешь ли ты... ой! – Она умолкла, ошеломленно глядя на гостя.

Герцог Динзтейбл смотрел на нее с не меньшим изумлением. Остальные девушки, перестав болтать, торопливо присели в реверансе.

– О Господи, – пробормотала Хоуп, осторожно выпрямляясь. – Мы не знали, что у вас гость, дядя Освальд.

– Да, мы думали, что Пруденс одна, – добавила Фейт. – Простите, что мы вам помешали.

– Ничего страшного, дорогие мои. Позвольте представить вас нашему знатному гостю, герцогу Динзтейблу.

Девушки, приоткрыв от изумления рты, снова присели в реверансе и испуганно посмотрели на Пруденс.

Пруденс не интересовал их испуг, она была полностью поглощена эффектом, который произвел на ее организм дядюшкин отвар.

– Я... я прослежу, чтобы подали чай. Извините меня, дядя, и вы, ваша светлость, – пролепетала она и пулей вылетела из комнаты.

Сэр Освальд нахмурился.

– Не понимаю, что на нее нашло. За этим мог проследить дворецкий. Для чего тогда, по ее мнению, существуют повара, горничные и лакеи? Не понимаю! – Покачав головой, он продолжил: – Ваша светлость, позвольте представить вам остальных моих внучатых племянниц. Это мисс Чарити Мерридью, вторая по старшинству.

Герцог склонился к руке вновь присевшей в реверансе Чарити.

– М-мисс Чарити.

– А это близнецы, мисс Хоуп и мисс Фейт.

Герцог не шелохнулся. Он держал Чарити за руку, ошеломленно глядя на нее. Чарити, прелестно зарумянившись, осторожно попыталась высвободить руку.

– Мисс Хоуп и мисс Фейт, – громко повторил сэр Освальд.

Герцог вздрогнул, посмотрел на сэра Освальда, отпустил руку Чарити и пробормотал вежливое приветствие близнецам.

– А это самая маленькая, мисс Грейс Мерридью.

– Очень приятно, мисс Грейс, – невнятно произнес герцог. – Мм... Кажется, вы собирались погулять в парке? Все вместе? – Его глаза оживленно блеснули.

– Да, в Гайд-парке. В это время дня там столько важных персон, – бесхитростно ответила Грейс. – Так интересно посмотреть на нарядно одетых людей.

– Да-да, возможно, мы когда-нибудь там встретимся, – сказал герцог, ни на кого не глядя.

Была уже вторая половина дня, когда Гидеон наконец проснулся. Ему нужно было выспаться. Он устал. Ночь напролет он играл в пикет. К тому же довольно много выпил, а от этого его всегда клонило в сон. Но что-то – вернее, кто-то – не давал ему уснуть.

Прелестное создание с огромными серыми глазами и копной медно-рыжих кудрей, чей маленький ротик на несколько незабываемых минут заставил его забыть, кто он... Гидеон улыбнулся собственному каламбуру.

Этому маленькому неукротимому вихрю совершенно не подходило имя Пруденс – Благоразумие. Он снова улыбнулся и сладко потянулся в своей большой широкой постели. Тот, кто назвал ее Пруденс, очень ошибся. Импруденс – Неблагоразумие – ей больше подходит. Он рассмеялся. Мисс Импруденс Мерридью. Ему это нравится. Посмотрим, что она скажет на это, когда они снова встретятся.

Гидеон снова потянулся, радуясь наполнявшей его энергии, и подумал о следующей встрече. Потому что она обязательно будет. И скоро.

Он не мог выбросить из головы эти поцелуи. В те несколько минут с Пруденс он забыл, кто он и где находится. Для него существовала только она...

Он не мог припомнить, когда подобное случалось в последний раз. И случалось ли вообще.

Он увидится с ней снова. В этом нет никакой опасности. Гидеон посмотрел на солнечные блики, скользившие по натертому полу, схватил с прикроватного столика часы и открыл их. Почти четыре. Вполне подходящее время, чтобы нанести визит мисс Импруденс Мерридью и ее дядюшке. Он словно пружина сорвался с кровати, вызвал камердинера, потребовал горячей воды и бритву. И приказал подать фаэтон в половине пятого.

Сегодня утром мисс Пруденс познакомилась с небритым шалопаем, но днем ей предстоит встретиться с безукоризненно светским человеком.

У него нет ни малейшего намерения преследовать ее. Он не тратит время на невинных девушек, а супружество не входит в его планы. Но... ему нужно понять, был ли этот поцелуй счастливой случайностью или нет, узнать, сможет ли он снова забыться от новых ощущений.

Кроме того, ради Эдуарда он должен выяснить, что за игру она ведет.

Его первой мыслью при встрече с ней – на самом деле второй, первой мыслью было «какое прелестное лицо» – было, что это какой-то заговор, чтобы поймать в ловушку его кузена. Он ожидал чего-то подобного после того, как о его кузене упомянули в газете. Молодой, богатый, холостой герцог, недавно приехавший в Лондон, был соблазном не только для мамаш, у которых дочки на выданье, или амбициозных дядюшек.

Но Пруденс несколько раз повторила, что разрывает помолвку. Даже когда легкомысленность Гидеона грозила его собственной голове петлей брака, она отвела эту опасность.

Почему он это сделал? Он тщательно все продумал и не нашел ответа. Должно быть, это от выпитого бренди. Он не мог найти другой причины для своей вспышки безумия. Бренди никогда прежде не доводило его до флирта, грозящего браком.

Слава Богу, Пруденс решительно отвергла его.

Хотя, когда он целовал ее, это была совершенно другая история... Ее нерешительный, удивленный инстинктивный ответ подействовал не только возбуждающе, но и задел какую-то струну в глубине его души.

Ее реакция была так непосредственна, что поразила его. Пруденс была в его власти. Его! Но он никогда не был собственником.

Как это случилось? Как он мог это допустить? Его брови сошлись на переносице. Нужно предупредить Эдуарда относительно бренди. Оно явно производит странный эффект.

Он должен быть благодарен мисс Пруденс Мерридью.

Гидеон не мог представить, чтобы кто-нибудь из его знакомых незамужних леди упустил возможность поймать в ловушку если не его самого, то его состояние. Во всяком случае, число отвергших его женщин было поразительно мало, и это было приятно. Хотя мисс Пруденс Мерридью безоговорочно отвергла его. Несколько раз. Размахивая этим чертовым ридикюлем, как маленькая амазонка, чтобы подтвердить свою точку зрения.

Теперь ему пришло в голову, что ее сумка была чем-то вроде брошенной перчатки. Каррадайсы никогда не уклонялись от вызова.

Гидеон ждал в холле, когда подадут фаэтон. Дворецкий осторожно тронул его за локоть:

– Простите, милорд. На конюшне сказали, что у вашего фаэтона треснуло колесо, так что его придется чинить.

– Черт возьми!

В этот момент в дверях появился герцог. На его лице блуждало странное выражение.

– Эдуард, у моего фаэтона треснуло колесо, а я как раз собирался выехать. Можно взять твою коляску?

Герцог не ответил. С задумчивым видом он позволил Бартлетту снять с себя сюртук.

– Очнись, кузен! Я задал тебе вопрос. – Гидеон критически осмотрел себя в зеркале. – Думаю, тебе сегодня коляска не понадобится. Можно взять ее?

– Хм... конечно, – кивнул Эдуард. – Но коляску перекрашивают. Я пользуюсь ландо моей матери. Скажите Хокинсу, Бартлетт.

Дворецкий, поклонившись, отправил с поручением лакея.

– Ландо! Эта тяжеловесная колымага! Нет, я неблагодарный. Пусть будет ландо. – Гидеон критически взглянул на свое отражение. – Что с тобой, Эдуард? У тебя такой странный вид, – заботливо сказал он, поправляя уголки туго накрахмаленного воротничка. – Где ты был?

– Э-э... ездил с визитом.

– Да? – весело сказал Гидеон, расправляя галстук. – Храбрый мальчик. А я думал, ты боишься. – Он резко повернулся и, прищурившись, посмотрел на кузена. – К кому ты ездил? – спросил он другим тоном.

Эдуард немного смутился.

– Я спешу, Гидеон. Мне нужно снова уехать.

– К кому?

Эдуард вдруг обнаружил на своем сюртуке пушинку и принялся тщательно снимать ее. Когда он снова поднял глаза, его лицо залила краска.

Гидеон нахмурился, его терзали самые мрачные подозрения.

– Ты ездил с визитом к мисс Пруденс Мерридью, так? Эдуард надменно поднял брови.

– Если девушке стало дурно в моем доме, вежливость требует поинтересоваться ее здоровьем.

– Не демонстрируй мне фамильную надменность, Эдуард. На меня это не действует. А что до ее недомогания, ты прекрасно знаешь, что оно было притворным. Не говори мне чепухи. Ты решил тайно опередить меня!

– Тайно опередил? – пожал плечами герцог. – Как вульгарно. Скажи еще – украл. Мы, Пентейты, никогда этого не делаем. Нам это не нужно. Это Каррадайсы известны – какой бы подобрать эвфемизм? – нарушением границ. Разве не так?

– Не подменяй тему. Герцог улыбнулся.

– Милый кузен, ты заявлял, что мисс Мерридью тебя совершенно не интересует, и, естественно, как джентльмен, я поверил твоему слову. А теперь мне действительно пора идти.

– Но ты только что приехал! – Гидеон хмуро смотрел, как кузен надвинул касторовую шляпу с круто загнутыми полями на свеженапомаженные локоны. – Для отшельника ты вдруг стал очень общительным. И куда ты отправляешься? Тебе понадобится ландо?

– Нет, можешь его взять. Я отправляюсь на прогулку в Гайд-парк.

– На прогулку?! Ты никогда не гуляешь! – Гидеон взглянул на висящие в холле часы. – В это время в Гайд-парке толпы народу. Весь свет будет там. Тебе это не понравится, Эдуард.

– Правда? – с отсутствующим видом сказал герцог. – Посмотрим.

Гидеон пожал плечами.

– Потом не говори, что я тебя не предупредил.

Правду сказать, его мало интересовало, куда отправляется кузен. Его больше интересовало, где он был и с кем говорил. И произвел ли на нее впечатление его – черт бы его побрал! – титул.

Он не мог забыть, что Пруденс появилась, объявив о помолвке с герцогом.

Пятнадцать минут спустя Хокинс, кучер герцога, второй раз за этот день отправился на Провиденс-Корт. Ландо остановилось у номера 12. Гидеон быстро оглядел себя, чтобы убедиться, что ничем не похож на шалопая, сделал глубокий вдох, взялся за дверной молоток и тихо постучал.

И стал ждать.

Он вдруг почему-то разнервничался. Для человека с его репутацией и опытом это просто смешно, сказал себе Гидеон. Он нанес сотни утренних визитов. Ну, может быть, немного меньше. Как правило, повесам это несвойственно. Обычно они навещают любовниц, заезжают к друзьям, в клуб, в магазин за парой перчаток. Они оставляют утренние визиты вежливости другим. Хотя смешно называть утренним визит после полудня.

Оказалось, что он слишком туго завязал галстук. Какой идиот так туго накрахмалил воротничок сорочки? Уголки ножами впиваются в кожу, стоит только немного опустить подбородок. Это так, к слову, он не намерен опускать голову. Гидеон с трудом сопротивлялся желанию ослабить тугой воротник.

В конце концов, он взрослый мужчина! Он может выпить с ними чаю. Возможно, ему даже предложат бокал вина.

«Дядя Освальд питает отвращение к алкоголю».

Нет, это будет чай. Он вздохнул. Или... Гидеон почувствовал, что бледнеет. Они не ждут его? Он проглотил ком в горле и почувствовал, что уголки воротничка сильнее впились в кожу.

Какого дьявола так долго не открывают? Он снова потянулся к молотку, как дверь отворилась. Старый дворецкий выжидательно смотрел на него.

– Сэр?

Его рука на мгновение нелепо застыла в воздухе, потом Гидеон справился с собой.

– Лорд Каррадайс к сэру Освальду Мерридью. – Он вручил дворецкому карточку и уже собрался переступить через порог.

– Я должен узнать, милорд, – торжественно провозгласил старик, взяв карточку, и захлопнул дверь.

Гидеон от неожиданности заморгал. Никогда в жизни не захлопывали дверь у него перед носом. Ну, может быть, однажды. Но это была разгневанная женщина, а не старик дворецкий.

– Старый болван, – пробормотал он. Почувствовав себя глупо, словно торговец, поджидавший под дверью, Гидеон принялся, тихо насвистывая, разглядывать свои ногти.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь снова открылась.

– Сэр Освальд дома и ждет вас в Желтом салоне. Гидеон прошел в дом вслед за дворецким и на минуту остановил его.

– А юная леди, то есть юные леди? – поправился он, вспомнив про сестер Пруденс. – Кто-нибудь из них дома? – Гидеон заговорщицки улыбнулся дворецкому.

Дворецкий недовольно посмотрел на него.

– Послушайте, – начал Гидеон доверительным тоном, который смягчил сердце не одного дворецкого. – Я пришел повидать мисс Пруденс Мерридью. Поднимитесь к ней и скажите ей, что я у сэра Освальда. – Он сунул сложенную банкноту в протянутую с готовностью руку дворецкого.

Дворецкий с надменным видом, будто не спрятал только что в карман деньги, распахнул двери, которые явно вели в Желтый салон.

– Должен признаться, что не ожидал вашего визита, – прямодушно приветствовал гостя сэр Освальд.

– Добрый день, – поклонился Гидеон.

– Что? Ах да, добрый день, Каррадайс. Садитесь, садитесь. Я как раз пью оздоровительный чай. – Он вручил Гидеону чашку. – Как я понимаю, вы приехали объяснить неприятную утреннюю сцену. Не говоря уж о ваших взаимоотношениях с моей внучатой племянницей.

– Да, – сказал Гидеон, обдумывая ответ, отхлебнул чай и чуть не подавился. Какой отвратительный напиток этот оздоровительный чай! – Вы уже говорили с мисс Мерридью?

– Да, – мрачно нахмурился сэр Освальд.

Гидеон снова глотнул травяной отвар, задумавшись, какую историю на этот раз рассказала мисс Импруденс. Он очень надеялся, что она не упомянула о ладье Клеопатры.

– Вам должно быть стыдно!

– Да-да, – поспешил заверить сэра Освальда Гидеон. Судя по выражению лица пожилого джентльмена, диван в египетском стиле был упомянут.

– Мужчина с вашим опытом флиртует с невинной девочкой! Вы должны были знать, что Пруденс, бедное дитя, неверно истолкует ваши намерения.

Ах, вот оно что! Его обвиняют во флирте. Никаких упоминаний о поцелуях на кушетке. Гидеону стало легче дышать, даже галстук, казалось, вдруг ослаб и не сдавливал шею.

– Я понимаю, – сказал он скучающим тоном светского человека и поставил чашку на стол.

Сэр Освальд тут же наполнил ее.

– Вам, человеку, столь опытному в отношениях с женщинами, непростительно флиртовать с юными девушками...

Сэр Освальд продолжал витиеватую тираду, Гидеон смотрел на дверь.

– ...живущая в уединении юная мисс не понимает... записной повеса... – доносились до Гидеона обрывки фраз.

Сколько этот чертов дворецкий будет карабкаться по лестнице?! Пруденс уже должна быть здесь!

Не обращая внимания на разглагольствования сэра Освальда, Гидеон прислушивался, не раздадутся ли за дверью легкие женские шаги. Взглянув на собеседника, он понял по его лицу, что сэр Освальд ждет ответа. Он с трудом вспомнил последние слова хозяина дома. Кажется, что-то о Пруденс.

– Да, сэр, я совершенно согласен.

– Согласны? – Сэра Освальда, казалось, ошеломил этот ответ.

Гидеон победно улыбнулся:

– Конечно.

– Так вот почему вы здесь? Из-за Пруденс?

– Да, именно поэтому я здесь. – Гидеон снова улыбнулся.

Неужели старый осел думает, что Гидеон пришел побеседовать с ним? Конечно, он пришел повидать Пруденс.

– Боже мой! Что творится! – Сорвавшись с кресла, сэр Освальд энергично тряс Гидеону руку. – Отлично сделано, Каррадайс. Я знал, что у вас благородное сердце!

– Что? – Чувствуя, что пропустил в разговоре что-то существенное, Гидеон не отнимал руки.

– А я еще сомневался, когда вы прибыли в праздничном наряде.

– Что?

Гидеон в ужасе осмотрел свой безукоризненный костюм. Праздничный наряд? Он открыл было рот, чтобы объясниться.

Сэр Освальд весело подмигнул ему:

– Старика не проведешь, Каррадайс. Когда мужчина за несколько часов превращается из растрепанного шалопая в элегантного молодого человека, в воздухе пахнет сватовством. Вы не пожалеете. Моя милая малышка Пруденс! Она станет вам хорошей женой! Замечательной женой!

Чтобы отпраздновать это событие, сэр Освальд велел подать вино из одуванчиков.

Гидеон молчал. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Каким образом невинная болтовня с этим старым щеголем привела к тому, что он выразил желание жениться на Пруденс Мерридью? На девушке, с которой он познакомился только сегодня утром и с которой провел меньше часа. Как это произошло? Он мысленно повторял беседу. В его памяти был огорчительный провал. Вот к чему приводит невнимательность.

Ему великодушно позволили ухаживать за Пруденс Мерридью, или, сам того не сознавая, он согласился на большее? У него было большое подозрение, что верно последнее предположение. Уж слишком часто старый джентльмен произносит слово «жена». Гидеон подавил дрожь. Нужно сейчас же это прекратить. Поставить все на свои места. Разъяснить недоразумение.

Но он не мог заставить себя спросить, что они празднуют, чтобы отказаться.

Он сделает это позже, когда восторги сэра Освальда стихнут. Потом он подумал, что не стоит этого делать – Пруденс справится с этим гораздо лучше. Она, как и раньше, отвергнет его, и он снова будет в безопасности. Какое облегчение!

Они успели выпить несколько бокалов самого странного вина, которое ему только доводилось пить. Прошло добрых четверть часа, прежде чем восторги сэра Освальда стихли. Старый дворецкий проводил Гидеона к двери.

Гидеон ступил за порог и вдруг что-то вспомнил. Он потянул дворецкого за рукав.

– Где, черт возьми, мисс Пруденс? Вы передали ей мои слова?

Дворецкий обернулся. На его губах змеилась мстительная улыбка.

– Ее нет. Ни одной из мисс Мерридью нет дома. Они ушли за десять минут до вашего появления.

Улыбка дворецкого стала самодовольной. Он захлопнул дверь перед носом Гидеона. Второй раз за этот день.

– Черт бы тебя побрал! – бормотал Гидеон, направляясь к ландо.

Нет дома! Куда она пошла в час его испытаний? В магазины? В парк? Сейчас, черт возьми, самое подходящее время для прогулок!

Вдруг странное желание Эдуарда прогуляться стало кристально ясным. Гидеон вскочил в ландо:

– В Гайд-парк, Хокинс. И побыстрее!

Хокинса, питающего уважение к карете, на дверцах которой красовался герцогский герб, и знающего герцога и лорда Каррадайса больше двадцати лет, с тех пор, когда они еще детьми катались на пони, можно было склонить к чему угодно. Но только не мчаться рысью в Гайд-парк.