Аиша решительно подошла к поручням и с силой стукнула по ним. Глупый, тупоголовый идиот! Ну почему он не понимает? Она оглядела палубу. Ей хотелось ударить что-то — кого-то, только вот он всё ещё был в каюте.
Урон нанесён — вот уж верно!
Вы хотели как лучше. Как лучше? В его устах это звучало, как будто она была назойливой мухой. Неужели он не понимал, болван эдакий, что последние трое суток она день и ночь боролась за его жизнь?
Последнее о чём она думала, были правила приличия. И ему следовало бы поблагодарить её за это вместо того, чтобы говорить, что она хотела как лучше.
Все эти часы, что она тряслась над ним, заставляя его дышать, дышать, дышать. Бессонные ночи, страх, беспокойство, забота о нём, отпаивание его хинной и ивовой корой и обтирание, поддержание его в прохладе, поддержание его в тепле, поддержание в нём жизни.
Глазами, полными слёз, она пристально вглядывалась в море.
Кем, он считает, она была? Неужели он не мог понять, почему она сделала то, что сделала? Почему, по его мнению, она так отчаянно боролась за его жизнь — угрожая пристрелить двух неповинных мужчин, чтобы те не высадили его на берег. Мужчин, у которых есть жёны — и этих жён они, наверно, любят — и дети. Почему, как он думает, она сделала это? Чтобы поймать в свои сети мужа?
Вы хотели, как лучше.
Почему он не может понять, как отчаянно она его любит? Чурбан.
Она даже выразить не могла, какую боль причинили его слова. Слова, о которых мечтает каждая девушка, в которых будущий жених описывает будущую совместную жизнь.
Урон нанесён, но всё не так плохо.
Я думаю, мы прекрасно поладим.
«Может, следовало позволить выкинуть его за борт?», — думала она в ярости. Это избавило бы её — всех — от многих проблем.
Аиша прохаживалась вдоль перил взад и вперёд. Нужно было выпихнуть его через иллюминатор. Можно и сейчас спуститься и так поступить, посмотреть, как ему это понравится.
Она не выйдет замуж, чтобы пресечь слухи.
Она не будет ладить.
Она собиралась испробовать сладкий апельсиновый сок жизни, а не сухие бобы компромиссов и договорённостей. Для Аишы либо всё, либо ничего, и если он слишком глуп, и бестолков, и слеп, чтобы увидеть, что она предлагает, она выбирает ничего.
Нет, неправильно: она не выбирает ничего.
Он предложил ей ничего, и она отказалась принять это. Вот так.
Так, как же теперь пережить следующие десять дней в каюте с человеком, которого ей хочется удавить? Или вытолкать в иллюминатор.
Час спустя к ней пришёл Хиггинс сообщить, что пришло время возвращаться в каюту.
— С вами всё в порядке, мисс? — спросил он, и на его добродушном лице отражалось волнение.
— Да, Хиггинс, — ответила она тихо. Аиша сделала свой выбор и была спокойна и решительна. — Я просто немного устала, и всё. Вы нашли для меня гамак?
Он отвёл взгляд.
— Нет, мисс, — ответил он.
— Тогда дополнительный матрас?
— Сожалею, мисс.
Она пожала плечами.
— Не важно, я лягу на полу. И, пожалуйста, не могли бы вы попросить преподобного и миссис Пэйн вернуть мне утром котёнка?
— Конечно, мисс, я поговорю с ними.
Он поклонился и поспешил обратно. Аиша вернулась к каюте и тихо в неё вошла.
К её огромному облегчению Рейф крепко спал на кровати. Конечно, он же наверняка утомился. Она знала, он будет много спать в течение следующих нескольких дней. И это поможет.
Аиша выскользнула из туфель, стянула чулки и на цыпочках подошла к кровати. Он выглядел красивым и спокойным, но она пощупала его лоб, просто чтобы убедиться.
Кожа прохладная, сухая, нормальная. Дыхание тоже было глубоким и ровным.
На матросском сундуке, накрытом скатертью, стоял поднос. Ознакомившись с его содержимым, Аиша обнаружила холодный суп и яйцо-пашот. Она была настолько голодна, что так и съела их — холодными. Хотя более не в её привычках было подбирать объедки.
Рейф, ровно дыша, продолжал спать.
Она налила чистой, прохладной воды в чашу и умыла лицо, затем оглянулась в поисках лишнего одеяла. Ни одного. Аиша вздохнула. Пол окажется, наверно, жёстким. Просто удивительно, как быстро привыкаешь спать в кровати с мягким шерстяным матрасом. Но если человек довольно сильно устал, то уснёт где угодно, а она очень устала.
Аиша сняла платье, повесила на крючок, затем расстелила на полу свою шаль и легла.
— Забирайся в постель, Аиша, — прогремел глубокий голос, заставив её подскочить.
— Я в постели, — ответила она. — Спокойной ночи!
— Я сказал, иди в постель. Ты не будешь спать на полу.
— Я буду спать, где захочу. — Она прикрыла глаза.
— Кровать достаточно велика, чтобы мы уместились вдвоём.
— Для нас и каюта недостаточно велика.
Она зажмурила глаза и сосредоточилась на глубоком и ровном дыхании. Невозможный человек. Только она успокоилась, как ему обязательно надо начать спорить и всё перебаламутить.
Рейф вздохнул.
— Очень хорошо. Если ты продолжаешь упрямиться… — Аиша услышала, как зашуршало постельное бельё и голые ноги прошлепали к ней по полу.
— Что вы делаете?
— Я не могу позволить женщине спать на полу.
— Не будьте глупцом. Я к этому привыкла, а вы нет.
— Я — солдат. Я спал на земле сотни раз.
— Вы больше не солдат, земля намного мягче любого деревянного пола, а вы только после болезни. Возвращайтесь в постель.
Он опустился около неё на колени.
— Уходите, я не сдвинусь с места, — прошипела она.
Он лёг рядом с ней на полу.
— Спокойной ночи, маленькая кошечка!
Она лежала, кипя от злости.
— Это нелепо. Я не буду спать рядом с вами.
— Тогда воспользуйся кроватью, — сказал он и прижался к ней поближе.
Она отодвинулась. Он снова придвинулся.
— Перестаньте!
— Мне холодно.
— Так идите в кровать. — Он не двинулся, так что она толкнула его. — Давайте же. Вы болели. Вам нужно бережнее к себе относиться.
— Не могу оставить леди на полу.
— О, ради Бога!
Аиша поднялась, схватила одеяло с кровати и швырнула ему. Она стояла, глядя на него сверху вниз и заметила слабую вспышку белозубой улыбки в лунном свете. Возмутительный, невозможный человек. Если она останется на полу, он продолжит раздражать её и никто из них не заснёт.
— Очень хорошо. Раз уж вы настроены быть абсолютно невозможным, я буду спать в кровати.
— Отлично, сделай это наконец и перестань мешать мне спать.
Аиша стиснула зубы и забралась в кровать. Такую мягкую, и тёплую, и удобную. Она подождала, но он ничего не сказал и спустя несколько минут она расслабилась. Кровать была действительно очень удобной, а она так устала…
Большое, тёплое тело скользнуло около неё, придвигаясь поближе.
Аиша напряглась и раскрыла глаза.
— Что, по-вашему, вы делаете?
— Забираюсь в кровать. Ты же сама мне сказала, помнишь? По крайней мере, дважды. Терпеть не могу не считаться с мнением леди.
— Тогда отпустите меня.
— Нет. Нам обоим лучше спать здесь.
— Я не могу спать с вами в одной кровати.
— Почему нет? Ты делала это последние три ночи.
— Это другое. Вы были без сознания.
— Значит, теперь будет даже веселее. Уф!
Мгновение спустя:
— Я позабыл о твоих локтях.
Она обдумала это замечание и с подозрением поинтересовалась:
— А что с моими локтями?
— Просто то, что они у тебя есть. И их много.
— Смех, да и только! У меня только два. А теперь отпустите меня.
Аиша почувствовала признаки подступающего отчаяния. Ей не хотелось спать здесь, так близко к нему. Она на него злилась. Она не хотела иметь с ним ничего общего.
Но Рейф поймал её в ловушку, зажав между своим телом и стеной. Единственной возможностью выбраться было перелезть через него, и она ничуть не сомневалась, что он с удовольствием не даст ей этого сделать.
— Перестань ругаться, будь хорошей девочкой. Мы оба устали, так что давай просто объявим перемирие и согласимся, что ты спишь тут, со мной.
Она раздумывала. Кровать была очень удобна. Ей лучше спать тут. И не похоже, чтобы он оставил ей выбор.
— Хорошо, — согласилась она. — Тут два сшитых матраса, так что вы остаётесь на своём, а я на своём, договорились?
— Как скажешь, дорогая.
Она попыталась расслабиться и весьма преуспела в этом, пока из темноты не прозвучало:
— Не то чтобы это что-то значило. Всё равно мы поженимся. Уф!
Рейф всегда чутко спал. Посреди ночи его что-то разбудило, и он попытался разобраться, что б. И тут он понял.
Аиша вытянулась вдоль него, повторяя своим телом контуры его тела, на его половине кровати, удерживая его: одна рука обнимала его лицо, другая прижималась ладонью, кожа к коже, под его рубашкой прямо против его сердца.
Он осторожно повернул голову, чтобы посмотреть на неё. Девушка крепко спала, но шептала что-то, повторяя одно и то же слово, снова и снова, согревая его своим дыханием. Он наклонился поближе, чтобы расслышать.
— Дыши… Дыши… Дыши…
На мгновение у Рейфа перехватило дыхание, пока до его сознания медленно доходило, что она делала. Защищала его, заботилась о нём, поддерживала в нём жизнь, даже когда спала.
— Дыши… Дыши… Дыши…
Тугой комок сжался в груди. Его рука поднялась и накрыла её ручку, лежащую на его сердце.
Ему было всё равно, как сильно она возражает против брака и отвергает его притязания: она принадлежала ему.
На следующее утро Хиггинс разбудил их стуком в дверь. Аиша, зевая, села в постели. Она взглянула в иллюминатор — стоял ясный день.
— Мы проспали, — её голос прозвучал удивлённо.
Рейф натянул бриджи:
— Мы оба сильно устали.
Он подошёл к двери в рубашке и бриджах.
— Доброе утро, сэр. Мисс Аиша. Как вы себя чувствуете, сэр?
— Лучше. Спасибо, Хиггинс, — ответил ему Рейф. — Почти человеком. Что это?
Хиггинс передал ему таз и аккуратную стопку.
— Тазик с горячей водой для умывания, сэр. А также кусок старой парусины и веревка. Я подумал, вы захотите соорудить уголок для уединения.
Хиггинс ушёл, пообещав вернуться с завтраком через полчаса. Рейф растянул парусину, чтобы получился занавешенный уголок, затем сел и снял сапоги.
Он повернулся к Аише, которая всё ещё была в постели, прижав простыню у горла, будто бы он собирался наброситься на неё. Он улыбнулся. Если бы она только знала, как держала его во время сна. Он проснулся первым и неохотно отодвинулся от девушки, зная, что она очень расстроится, если проснётся и увидит их почти переплетёнными друг с другом.
Рейф проснулся с возрождённой надеждой. Она обнимала его, пока спала — это что-то да значило.
Он махнул в сторону, где была горячая вода и импровизированная ниша.
— Сначала леди. Я поднимусь на палубу и немного пройдусь. Пятнадцать минут? — и надев cюртук, вышел.
После его возвращения на палубу поднялась Аиша, между тем как он принялся тщательно бриться. Раздеваясь, чтобы вымыть всё тело, Рейф думал, что его обескуражило то, как сильно он устал от короткой прогулки по палубе. Он должен восстановить свои силы.
Когда Аиша вернулась, Хиггинс уже ожидал их с завтраком. У его ног стояла корзина с сидящей в ней слегка обиженной Клео. Аиша радостно бросилась к котёнку и выпустила его из корзинки, прижимая к себе и что-то мурлыча малышке.
Пока Рейф с Аишей нарушали свой пост горячим чаем, овсянкой, свежеиспеченным хлебом и мёдом (никакой ветчины или бекона, к огромному недовольству Рейфа), Клео бродила по каюте, всё вокруг обнюхивая, изучая свою новую территорию.
Рейф смог проглотить лишь несколько ложек овсянки и немного хлеба с мёдом, но Аиша деловито расправлялась со всем, что перед ней стояло. Она явно была очень голодна. Рэмси почувствовал угрызения совести, когда вспомнил, что из-за него она пропустила ужин.
Он опустил тарелку с овсянкой перед котёнком, и тот исследовал тарелку со всех сторон, прежде чем принялся удовлетворенно лакать. Рейф вытянулся на боку на кровати, подперев голову рукой, и наблюдал за Аишей.
Она одарила его взглядом, как бы вопрошающим, чем он занимается, но продолжала свой завтрак, не произнося ни слова.
— Мне нравится смотреть, как вы едите, — сказал он ей.
— Почему? — она нахмурилась и опустила кусок хрустящего хлеба с мёдом. — Я делаю что-то неправильно? Не так, как принято в Англии? Мне следовало порезать это на маленькие кусочки или что-то ещё?
— Нет, нет, не волнуйтесь. Просто потому, что вы действительно наслаждаетесь едой.
Она пожала плечами:
— А почему нет? Я проголодалась, а хлеб и мёд очень вкусные. Я уже забыла, насколько вкусен свежий европейский хлеб. — Она прикончила последний кусочек и облизала пальцы. — И мне нравится этот мёд из Греции, ммм.
— От меня вы возражений не получите, — сказал Рейф, наблюдая, как её язык извивался вокруг липких пальчиков. От такого зрелища зашевелилось свидетельство его мужественности. Он осторожно перекатился и лёг на живот.
— Вы сможете есть мёд каждый день, когда мы поженимся.
— Не начинайте снова, — потребовала она. — Я отказываюсь проводить следующие десять дней взаперти с вами и спорить из-за этой бессмыслицы. Вы высказали своё мнение. Я вам ответила, и это моё последнее слово.
— Очень хорошо, я не буду стращать вас этим, — сказал он, — но я всё равно намерен жениться на вас. — Он поднял руку, останавливая её протесты. — И это моё последнее слово. На сегодня.
Аиша фыркнула и схватила мокрое полотенце, чтобы вытереть руки.
Рейф принял более удобное положение на кровати и краем глаза заметил у двери всё ещё открытый футляр с пистолетами. Он знал, зачем ей нужны были его пистолеты, хотя его всё ещё это и изумляло, но он вспомнил, что и его бритва также была извлечена и открыта. Почему?
— Я заметил, что вы достали мою бритву, пока я был болен.
— Ммм.
Она сидела по-турецки на полу, играя с котёнком.
— Как вы собирались использовать её? Полагаю, у вас не возникало намерения меня побрить. Или перерезать мне горло.
Она криво улыбнулась:
— В тот момент не возникало. В тот момент вы не несли такой вздор. Лишь бессвязный бред.
Она сказала это так, как если бы это ничего не значило, но заботиться о человеке, находящемся в бреду, совсем не шутка.
— Так зачем бритва?
Она пожала плечами и посмотрела на медицинский справочник у кровати:
— Если бы у вас была чума, мне пришлось бы вскрывать бубоны.
Он закрыл глаза, представляя эту картину. Он никогда не сможет отплатить ей за это, никогда. И сейчас в награду за свою храбрость она оказалась с ним в ловушке. И не только в прямом смысле.
— Вы не жалеете об этом… о том, что заботились обо мне, я имею в виду?
— Нет, конечно. Как можно? — вздохнула Аиша. — Мне просто жаль, что реакция людей такая глупая и непонятнная.
Она говорила о браке.
— Потому что мир — непонятное место.
— Неправда. Он довольно прост. Я просто заботилась о больном человеке. А вы просто согласились со сплетнями.
— Нет, я защищаю вас.
Она фыркнула:
— Мне не нужна защита от подобных миссис Феррис. Я говорила вам о таких, как она: если им не о чем поболтать, они что-нибудь выдумают.
— Но это правда.
— Нет, это просто… неправда! Вы были больны. Ничего не произошло. Вся компрометация произошла только у них в голове — никакая это не правда. И я отказываюсь соглашаться с этим, поэтому, пожалуйста, давайте не будем спорить.
— У меня нет намерения спорить, — заверил её Рейф. Тут не о чем спорить. Он просто собирался на ней жениться.
Аиша продолжила играть с котёнком, затем сказала:
— Расскажите мне об этой Лавинии.
Он улыбнулся:
— Она просто молодая девушка, на которой мой брат договорился женить меня.
Аиша хмурилась, пока скручивала отщипнутый комочек шерсти из матраса, мастеря игрушку для котёнка.
— Он ваш старший брат, так? И что, обычно старшие братья устраивают брак младших?
— Вообще-то, нет, но в этом случае ему нужен наследник.
— Почему тогда он сам не женится и не произведёт его?
— Он женат уже десять лет. Его жена бесплодна.
— О! Бедняжка. Мне так жаль. — Она подняла котёнка и прижала к себе.
— И потому я должен произвести следующего Рэмси, и так как он озабочен родословной и воспитанием… его жена была выбрана нашим отцом за то, что у её семьи прекрасные связи и состояние, и сейчас мой брат делает то же самое для меня — он провёл тщательнейшие исследования и обнаружил ле… Лавинию.
— Разве ваше слово здесь ничего не значит?
— Да, но я так тянул с поиском жены, что он вмешался.
— Она милая, эта Лавиния?
— Я встречал её лишь однажды, но да, она кажется довольно милой.
Котёнок прыгнул и погнался за комочком шерсти.
— Красивая?
— Очень.
Она кивнула.
— И богатая?
— По-видимому. И она уже согласилась, чтобы нашего первенца растил мой брат со своей женой.
Аиша потрясённо посмотрела на него:
— Что? Но почему?
Рейф пожал плечами.
— В конце концов, он будет наследником… семейного дела. Джордж хотел подготовить его к этому.
Лоб девушки прорезали морщинки:
— Звучит так, будто вам всё равно.
Он сурово ответил:
— Ко мне это не имеет никакого отношения. Они всё это решили без меня. Я лишь… инструмент. — Звучит лучше, чем жеребец. И он до сих пор не мог выразить словами гнев, который почувствовал, узнав про этот план. Как будто его не заботило, что случится с его ребёнком.
Джордж сообщил о согласии Лавинии, представляя это так, словно Рейф должен был быть доволен, что его сын не будет создавать суматоху в его жизни. Он говорил это прямо как их отец.
Рейф мог бы вознегодовать на брата за это, но всё же не мог не радоваться тому, к чему его это в итоге привело — к погоне за химерами в Египет[В оригинале «his wild-goose chase into Egypt», что в русском языке можно перевести как «за семь верст киселя хлебать», «предаваться несбыточным мечтам», «искать вчерашний день», «погоня за несбыточным, недостижимым»]. Он улыбался, пока Аиша шутливо боролась с котёнком. Его маленькая химера.
Она медленно проговорила, пытаясь найти ему оправдание:
— Полагаю, вы знали, что можете доверять выбору брата. Он должно быть хорошо вас знает.
Рейф фыркнул:
— Да он едва меня знает. Мы росли раздельно.
— Почему?
— Моя мать умерла, когда я был маленьким… всё в порядке, — быстро добавил он, увидев выражение сочувствия на её лице. — У меня смутные воспоминания о ней. Но после этого отец не захотел, чтобы я путался под ногами. Джордж был наследником, и отец проводил всё свое время, обучая моего старшего брата всему необходимому в его будущем положении.
— Но это ужасно.
Он тряхнул головой:
— Если хотите знать правду, внакладе остался Джордж. Мой отец был жутким занудой, постоянно бубнящим о семье и о том, как она важна. Так что Джордж вырос под влиянием старика и оказался точно таким же, в то время как я жил с бабушкой, матерью моей матери.
Аиша подняла котёнка и, поглаживая его, мягко заметила:
— А Вам ведь нравилось у бабушки, верно? Это я могу точно сказать. Она была подругой моей бабушки?
— Да, была. И да, самое счастливое время своей жизни я провёл у бабушки. — Он лёг обратно на постель, вспоминая… и сон сморил его.
Хорошо, что он уснул, размышляла Аиша. Сон, хорошее питание, физические упражнения и свежий воздух скоро восстановят его.
Она раздумывала над историей, которую он ей рассказал. Так… хладнокровно. Говорят, что англичане хладнокровны, но до этого она ни разу не видела тому доказательств.
Вырасти, едва зная собственного отца и брата? Что он сказал об отце? Мой отец не хотел, чтобы я путался под ногами. Каким отцом надо быть, чтобы отослать такого славного сынишку, как Рейф, на воспитание матери своей жены? Нужды в том не было: он же был, несомненно, богат. Он просто был… незаинтересован.
Она взглянула на Рейфа, спящего на кровати, такого невероятно красивого. Каким человеком надо быть, чтобы позволить брату выбрать для себя невесту, не озаботившись узнать о ней что-нибудь? А отстаивать необходимость женитьбы на другой женщине, чтобы пресечь слухи?
И какой женщиной надо быть, чтобы отдать своего ребёнка на воспитание другим людям? Лишь страшная нужда заставила бы Аишу отказаться от своего ребёнка.
К каким же людям она направлялась?
Рейф проспал большую часть дня, восстанавливая силы. Аиша проводила время, играя с котёнком, упражняясь в вязании, которое она начала с миссис Гренвилль (та прислала его с Хиггинсом), или читая. У Рейфа в чемодане оказалось несколько книг, и Аише доставило истинную радость снова получить возможность читать.
Вечером они вместе прогуливались по палубе, наслаждаясь вечерним бризом и видом появляющихся звезд. После ужина Аиша спросила Хиггинса, смог ли он найти дополнительный матрас или гамак.
— Простите, мисс, — ответил тот, отводя взгляд. — Я не смог ничего достать.
— Потому что вы приказали ему не искать, сознайтесь? — обвиняющее сказала она Рейфу после ухода Хиггинса.
— Неужели я сделал бы такое? — во взгляде его пряталась улыбка, показывая, что она была права, и что ему всё равно, если она узнает.
— Вам должно быть стыдно, — бросила Аиша.
— О, мне стыдно, — сказал он. Улыбка сместилась к губам и приобрела форму волчьей.
Но он не смог не дать Хиггинсу найти несколько дополнительных одеял, не тогда, когда Аиша заметила, как холодно было прошлой ночью. У того было слишком мягкое сердце, чтобы послушаться хозяина в этом случае.
Поэтому когда пришло время ложиться спать, Аиша положила Клео в корзину — они решили, что приучить котёнка спать в ней было хорошей идеей, это облегчит путешествие, — а затем устроила постель для себя на полу рядом с корзиной котёнка.
— Что вы делаете? — сердито спросил Рейф, когда она завернулась в одеяло.
— Неужели не понятно? — Она улеглась на приготовленное место.
— Нет, это чрезвычайно утомительно. — Он выбрался из кровати с многострадальным выражением лица.
— Мне всё равно, если вы ляжете рядом со мной на полу, — сказала Аиша. — Я не позволю обмануть себя во второй раз, а вы долго на полу не продержитесь, — и она закрыла глаза.
— Я не собираюсь спать около вас на полу. На кровати гораздо удобнее, — сказал он. — Видите? — И, взяв её одеяло за концы, он поднял Аишу и перенёс прямо на кровать. Одно движение — и она выкатилась из своего одеяла.
Он скользнул в постель рядом.
— Так-то лучше, — сказал Рейф, и когда она открыла рот, чтобы выразить недовольство, он просто наклонился и поцеловал её.
Аиша инстинктивно отпрянула, но он обхватил пальцами её затылок и нежно, непреклонно завладел губами, её ртом. Она подняла руку, чтобы оттолкнуть его, но каким-то образом, где-то в промежутке между двумя ударами сердца, её порыв просто… растворился.
Его язык вторгался в её рот, ищущий, требовательный, смущающий чувства.
Плеск волн, скрип корабля, пение ветра в парусах — всё исчезло. Был лишь он, лишь она, лишь это мгновение. Омытое морем ощущений.
Острый вкус мужчины, близкого и до боли знакомого. Запах его кожи, абсолютно мужской — Рейф, и гладкое бельё, и голод.
Жар медленно расползался по коже.
Голод.
Рейф двигался медленно и чувственно, и она задрожала, когда его плоть прижалась к её, трение его колючего подбородка, настойчивость горячего, требовательного рта.
А затем, также внезапно, как начал, он освободил её и отодвинулся.
Аиша моргнула, не сводя с него взгляда, потрясённая, внезапно ощутившая странное чувство утраты. Что только что тут произошло?
— Если вы будете продолжать смотреть на меня так, я не смогу остановиться, — сказал он голосом таким же жёстким, как щетина на его подбородке, и таким же притягательным.
Она затрепетала.
И затем он печально улыбнулся:
— Вообще-то, не думаю, что есть какая-то разница. Я по-прежнему чертовски слаб из-за проклятой лихорадки. — И со вздохом откинулся на подушки и закрыл глаза.
Мир вокруг начал снова медленно приобретать очертания, и в голове у неё завертелась одна мысль, которая медленно билась об её удивительную глупость, как волны о корпус корабля.
Она почти позволила соблазнить себя. Если бы он не ослабел так после лихорадки, она бы и пальцем не пошевелила, чтобы остановить его.
«Так вот что имели в виду соблазнённые», — яростно говорила она себе. Заставляют тебя делать то, что ты делать не хочешь.
Только вот она хотела.
Она хотела этого, хотела его. Аиша уставилась на его рот, его совершенно обыкновенный, совершенно прекрасный, чертовски обольстительный рот, и снова затрепетала.
Из-за того, что чудом избежала этого. Находясь под чарами его поцелуя, она бы позволила ему что угодно.
Позволила? И кто же тогда перебирал руками его густые, тёмные волосы и прижимал его теснее к себе? Кто отозвался на первое прикосновение его языка в её рту возбуждённой дрожью и дотронулся своим языком до его?
И хотела большего.
Она прижала руки к своим пылающим щекам и сделала глубокий вдох. Даже лежащий на подушке с закрытыми глазами Рейф притягивал к себе.
С самого первого дня Аиша знала, что этот человек опасен. Чего она не понимала тогда, так это насколько быстро к этой опасности можно привыкнуть. Она играла с огнём, и закончиться такая игра могла только слезами. Её слезами.
Она стала перелезать через него.
Мускулистая рука поднялась, чтобы преградить ей путь.
— И что, как ты думаешь, ты делаешь? — его глаза по-прежнему были закрыты.
Аиша толкнула его. Слабости, на которую он ссылался, не было и в помине.
— Я не могу спать здесь, зная, что вы можете наброситься на меня в любую минуту.
Рейф открыл глаз и приподнял бровь.
— Наброситься? — сказал он обиженно, намекая, что он никогда не был настолько груб.
— Да, наброситься! Совсем как вы только что набросились на меня.
Он открыл оба глаза. Они слабо мерцали в темноте.
— Вы это так в Египте называете? В Англии мы зовем это поцелуем, в данном случае — поцелуем на ночь. Очаровательный обычай, вы так не считаете?
— Я этого не допущу. А теперь отпустите меня. — Она не собиралась оставаться тут и подтрунивать вместе ним. Глядя на него можно подумать, что его сила возвращается с каждой минутой.
Рейф не пошевелил ни одним мускулом.
— Я думал, ты наслаждалась им так же, как и я.
Аиша не намеревалась допускать такой опасной вещи.
— Уберите руку. Дайте мне уйти.
— Я бы понял, если бы ты не хотела, но ты хотела, так в чём тогда вред? В любом случае, мы собираемся пожениться, так зачем подвергать нас ненужному целибату? — Он казался искренне озадаченным её отказом.
Он взял её руку и начал ласкать:
— Перестань, милая, почему бы не облегчить ску… — Он внезапно остановился.
Аиша вырвала руку, раздумывая, ударить его или нет. Она знала, что он собирался сказать. Облегчить скуку их карантина. Он рассматривал соблазнение как средство избавления от скуки.
— Жаль, что тут так темно, — сказала Аиша.
Последовала краткая пауза.
— Почему? — спросил он осторожно.
— Потому что если бы вы видели выражение моего лица, то почли бы за благо отпустить меня, из-за страха, что я прикончу вас в постели.
Рейф рассмеялся:
— Но не когда ты так старалась спасти мою жизнь.
— Все мы совершаем ошибки.
— Ты сердишься, — сказал он. — Возможно, мне следовало перефразировать последнее предложение более уместно, но…
— Я не собираюсь спорить. Вам моё решение известно.
— Да, но это не ловушка, когда я прекрасно осведомлён о положении вещей и счастлив следовать ему…
Девушка свирепо на него смотрела. Счастлив следовать ему?
— Более, чем счастлив, — поспешно заверил он её, очевидно, осознав свой промах. — Доволен абсолютно, уверяю тебя.
Она безмолвно кипела от злости. Безмозглый идиот!
— Либо вы даёте мне слово — слово чести! — что не будете пытаться соблазнить меня, либо я прошу капитана высадить меня на берег на Мальте.
Его брови сошлись на переносице:
— Но они же посадят тебя на карантин на Мальте.
Она пожала плечами:
— Я и здесь на карантине.
— Да, но здесь гораздо удобнее.
— По крайней мере, там меня никто не будет пытаться соблазнить.
Он фыркнул:
— Не рассчитывай на это. — Потом подумал мгновение, затем вздохнул и сказал: — Очень хорошо, я обещаю не делать ничего против твоего желания.
Она покачала головой:
— Не пойдёт. — Проблема была в том, что она хотела его поцелуя, и однажды познав его, неизвестно, что ещё она может захотеть. Аиша подозревала, что всё.
Она должна вытащить из него обещание, которое защитит её от неё самой, также как и от него.
Она хотела его, но не хотела прожить оставшуюся жизнь как женщина, заманившая его в брак обманом, и до тех пор, пока он не узнает о ней всей правды, она не могла позволить себе даже думать о том, чтобы принять его.
Кроме того, кто захочет выйти замуж за человека, который говорил об облегчении скуки? Она кинула на него свирепый взгляд. Тупица!
— Я должна получить ваше обещание, подкрепленное честью джентльмена, что вы не будете пытаться соблазнить меня. Иначе я высаживаюсь с корабля на Мальте.
— Это относится и к поцелуям?
— Никаких поцелуев. — Аиша почувствовала боль от своих слов, но ведь она знала теперь, что такое поцелуи: то, что растворяет её здравый смысл.
— Если я пообещаю, вы останетесь в кровати? Я не хочу, чтобы вы спали на полу.
— Там довольно удобно, если вы привыкли… о, что ж. Но одно неверное движение…
— Я клянусь своей честью джентльмена не делать попыток соблазнить вас.
Она должна была бы чувствовать облегчение, и она чувствовала. Но не так, как надо бы. И она, определённо, чувствовала острую боль сожаления.
Но это то, что надо было сделать, говорила она себе, пока укладывалась рядом с ним в темноте. Несмотря на его тупоголовость, она хотела Рейфа: выйти за него замуж было просто мечтой.
Но кто строит мечты на лжи?
Это всё равно что построить дом над змеиным гнездом. Раньше или позже змея вылезет, чтобы укусить тебя, и отравит своим ядом всё, что ты построил.
Она бы с радостью вышла за него, свободная и чистая, хотя и не ради соблюдения приличий. И не для того, чтобы облегчить скуку.
Аиша не могла даже задумываться о браке всерьёз, пока Рейф не узнает, кем она на самом деле является, и кем были её родители. Тогда она вышла бы за него без колебаний… если он будет продолжать желать её, вот в чём дело.
Она была далеко не уверена в этом. Он может продолжать желать её, но не в качестве жены. Кому не знать реальную жизнь лучше, чем не дочери содержанки?
Аиша закрыла глаза и попыталась не думать о мужчине в постели рядом с собой. Она чувствовала его запах, этот замечательный, опрятный запах мыла и мужчины. Она глубоко вдохнула.
— Могу я просто объяснить, что я имел в виду под облегчением ску… уф! Нет, хорошо, оставим это… уф!
— Хватит разговоров, — сердито оборвала она.
— Хорошо, спокойной ночи! И могу ли я просто сказать, какое это удовольствие делить постель с… уф!
Рейф лежал в темноте, улыбаясь. Она всё-таки была там, где он хотел. Может не настолько близко, как хотелось бы. Он задумчиво потёр себя по рёбрам. Даже её гнев ему нравился.
Он ни капельки её не винил. Что заставило его сказать об облегчении скуки? Можно же было использовать более удачную фразу.
Что, чёрт побери, с ним происходит? Он был знаменит своим умением обращаться со словами в сухой и остроумной манере. Сейчас же, каждый раз, как он открывает при ней рот, постоянно ляпает не то.
Это всё из-за лихорадки.
Нет, подумал он, это всё из-за неё. Он был ужасно несобран, и это запутывало его мысли.
Он не подразумевал «облегчить скуку» так, как это прозвучало. Он мечтал об этом весь день, с самого карантина и возможность брака возникла: десять блаженных дней вынужденного уединения, свободных от недовольства внешнего мира, мирно протекающих в занятиях любовью, поцелуях, разговорах, поцелуях, узнавании друг друга, занятиях любовью.
Его представление об идеальном медовом месяце.
Слишком поздно объяснять это сейчас.
Теперь это будут десять дней пытки, иметь её и не иметь, спать с ней и не спать с ней.
Что, чёрт побери, с ним происходит? И становится только хуже.