Есть новость, и единственная повесть,

Чтоб ты другим поведал,

Ученый бард или младенец чудный;

Лишь ей должны служить и стих и стиль,

Те, что блестят порой

В простых повествованьях, заблудившись.

Опишешь ли все месяцы деревьев,

Диковинных зверей,

Птиц, что вещают волю Триединой?

Иль Зодиак, что медленно кружится

Под Северным Венцом,

Тюрьмой всех истинных царей-героев?

Вода, ковчег и женщина, и вновь

Вода, ковчег, богиня:

Царь-жертва вновь свершает, не колеблясь,

Круг предназначенной ему судьбы,

Двенадцать витязей призвав следить

Свой звездный взлет и звездное паденье.

Расскажешь ли о Деве среброликой,

К чьим бедрам рыбы льнут?

В левой руке богини - ветвь айвы,

Пальчиком правой манит, улыбаясь.

Как может царь спастись?

По-царски за любовь он платит жизнью.

Или о хаосе, родившем змея,

В чьих кольцах - океан,

В чью пасть герой, меч обнажая, прыгнет

И в черных водах, в чаще тростника,

Бьется три дня, три ночи,

И воды изрыгнут его на берег?

Падает снег, ухает ветер в трубах,

А в бузине - сова,

Страх, сердце сжав, ждет чаши круговой,

Скорбя, как искры, вверх летят, и стонет

Рождественский огонь:

Есть повесть, и единственная повесть.

Представь богиню милостивой, мягкой,

Но не забудь цветы,

Что в октябре топтал свирепый вепрь.

Белым, как пена, лбом она манила,

Глаз голубым безумьем,

Но все сбылось, что ею обещалось.