Павел машинально наблюдал за тем, как мелькают в сером рассветном свете деревья за окном «мерседеса». Вполуха слушал неторопливый рассказ Олега о том, что произошло без него в компании (разные мелочи, все важное он каждый день по телефону рассказывал). И думал лишь о том, что скоро приедет домой и наконец как следует выспится.

Еще в самолете он понял, как безумно устал за этот месяц. Почему-то все партнеры считали, что для плодотворности будущей совместной работы они просто обязаны устроить вечером грандиозный банкет.

Ни один из банкетов пропустить нельзя: личное оскорбление! А поскольку подобные мероприятия проходили чуть ли не каждый вечер, к концу поездки Павел уже заранее ощущал тошноту и легкое головокружение.

— Надеюсь, ты на вечер ничего не планировал? — поинтересовался Олег. — Я банкетный зал заказал в «Царской охоте». Надо отметить твое возвращение.

— Согласен на любую другую пытку! Только не банкетный зал, пожалуйста! — взмолился Павел.

Олег заметно расстроился:

— Ну вот… А как же традиция? Вообще-то удачные сделки обмывать принято.

— Традиции на то и существуют, чтобы их нарушать. К тому же с сегодняшнего дня я в отпуске.

— В каком отпуске? — опешил Олег. — А Лондон? Ты что, забыл, что тебе в Лондон ехать?

— Так это когда еще? Еще послезавтра. К тому времени я уже из отпуска выйду.

Олег усмехнулся. Достал из кармана мобильный телефон. Набрал номер.

— Игорь Сергеевич? Привет. Это Осокин. Насчет вечера — все отменяется. Да, конечно. Все понимаю! По деньгам разберемся.

Он отключил мобильник. Повернулся к Нестерову:

— Да, тут еще новость. Не очень приятная. Я Веру твою уволил.

— Как уволил?!

— Безжалостно! Она информацией приторговывала.

— Вера?! Да нет…

Павел не хотел, не мог в это поверить. Вере, своему референту, он полностью доверял. И все три года, пока они работали вместе, она это доверие оправдывала. Но ведь Олег не стал бы просто так, без причины, увольнять надежного, проверенного работника.

— Да, — выдохнул Олег. — И это очень тревожный сигнал.

Павел резко повернул к нему голову. Сна в его глазах как не бывало.

— Дело не в Вере, — не сразу продолжил Осокин. — Мало ли на чем можно было сломать девчонку. Да я и не уверен, что она была в единственном числе.

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь Бендера? «С таким счастьем — и на свободе!» Неужели ты думал, что наши последние операции могут остаться незамеченными? У нас сейчас миллионные обороты, а если удастся получить инвестиции в Англии… Желающих наложить лапу на эти деньги в стране победившего капитала будет предостаточно.

— Волков бояться — в лес не ходить, — буркнул Павел.

Но вопреки лихой фразе он выглядел озабоченным.

Им не впервой было сталкиваться с мафиозными структурами, будто спрут пронизавшими своими щупальцами все области жизни — власть, бизнес, милицию, суд. Впервые друзья столкнулись с криминалом на другой же день после того, как открыли свое первое дело — небольшое кооперативное фотоателье. Собрав все сбережения, продав старенькую «копейку», доставшуюся Павлу по наследству от отца, немного подзаняв у тетки Олега, они купили подержанное автоматическое оборудование для проявки и печати снимков фирмы «Кодак». Тогда это было еще внове. Остатки денег ушли на взятку начальнику ЖЭКа и на элементарный ремонт небольшого подвальчика, в котором до того дворники держали свои лопаты и метлы.

Утром следующего дня на пороге подвальчика появился юноша, высокий, худой, с серыми до голубизны глазами навыкат. Двое парней покрепче, ухмыляясь, маячили за его плечом. Павел невольно улыбнулся, вспоминая те романтические времена. Тогда слово «крыша» обозначало для большинства населения всего лишь только кровлю, спасающую от осадков жилые и прочие сооружения.

Долговязый какое-то время осматривался, потом достал из кармана самодельный нож и заявил:

— Мужики, у нас принято платить за прописку. Сто баксов — и можете продолжать дальше мешать проявитель с закрепителем. Ничего вам за это не будет.

— Чего сто? — переспросил Павел.

Его недоумение было искренним. Он даже не сразу сообразил, что часто встречающееся в американских переводных детективах жаргонное словечко обозначает на родной земле то же, что и там, — всего лишь американские деньги. Доллары, которых он к этому времени еще ни разу и в руках не держал.

Гости его вопрос восприняли как издевку. Поигрывая блестящим лезвием, юноша двинулся вперед и, прежде чем Павел и Олег угадали его намерения, нанес ногой несколько ударов по драгоценной фотомашине, сердцу их кооператива.

Это была ошибка. При виде уничтожаемого имущества, купленного на последние деньги, в Павле проснулся темный инстинкт собственника, видимо так до конца и не подавленный советским воспитанием. Он не бог весть сколько занимался в отрочестве боксом, но у долговязого и его товарищей, видимо, не было и такого опыта. А может, сработал эффект неожиданности и тот факт, что в тесноте подвала нападавшим трудно было использовать численное преимущество.

Олег тоже подключился к драке, и изрядно помятая троица навсегда исчезла из их жизни, оставив на полу нож с наборной рукояткой и вдребезги разбитый аппарат.

С тех пор многое изменилось. Каждому этапу развития бизнеса соответствовал свой уровень криминальных «опекунов». Нескладные юноши с самодельными ножами остались в прошлом. Теперь этим делом занимались специалисты, отличники теории и практики. Информацию они получали из первых рук — от налоговой инспекции, таможни — и обкладывали своим собственным игом, вывернуться из-под которого было сложно, а порой и невозможно.

До сих пор Павлу и Олегу это удавалось — ценой больших потерь и нервов. А также интриг, на которые Осокин был великий мастер. Безопасность фирмы была в его ведении. Как и многое другое. Он был прекрасный организатор, и Нестеров вполне полагался на приятеля в вопросах тактики.

— Кто? — глухо спросил Павел. Олег пожал плечами:

— Думаю, что мы со своими мотелями наступаем на больную мозоль тем, кто контролирует гостиницы. Прежде всего в европейской части. Москва не в счет. Здесь мы ни с кем не пересекаемся. Да у них и своих разборок хватает.

— Все равно голова здесь.

— Возможно.

— Кто? — Павел снова повторил вопрос. — Не может быть, чтобы ты не наводил справки. Я тебя знаю.

Олег тонко усмехнулся:

— У меня есть предположение. Но нужно подождать.

— Чего?

— Пока сами проявятся. Поэтому мне так важен этот банкет.

Павел устало провел рукой по лицу:

— Ладно. Завтра, да? Мой отпуск усыхает на глазах.

Олег наблюдал за ним из-под полуприкрытых век.

— Что-то еще?

Все-таки они знали друг друга!

— В двенадцать тебя ждет в офисе новый референт.

— Нет.

— У нее сводки, последние письма и договора.

— У тебя тоже есть право подписи.

— А бумаги для Вирджинии?

Павел обреченно вздохнул:

— Ладно. Только я домой заеду, хоть душ приму. Да и переодеться не мешает.

Осокин удовлетворенно кивнул, тронул водителя за плечо.

— Володя, останови, я к себе пересяду.

«Мерседес» прижался к тротуару. Игорь, ехавший следом на осокинском БМВ, повторил маневр. Последним причалил джип с охраной.

Олег уже садился в свою машину, когда Павел приоткрыл дверцу, крикнул, перекрывая уличный шум:

— И охрану забирай, к чертовой матери! Мне эскорт ни к чему!

Анна ожидала своих начальников за длинным столом в кабинете Нестерова — так распорядился Осокин. Она попала в него впервые и поразилась скромности обстановки. У того же вице-президента мебель была куда роскошней — бельгийская, с отделкой из синего камня и такого же оттенка синей кожи, она подавляла своей монументальностью посетителей с первых секунд. А картины на стенах! Анна не была большой специалисткой в живописи, но фамилии Кандинского и Малевича на латунных пластинах, прикрепленных к рамам, кое-что ей говорили. В том, что это подлинники, Анна не сомневалась: не станет же щеголеватый Осокин вешать копии!

Не то у Нестерова. Огромный черный диск часов на белой стене, черная же угловатая мебель. Два стола, стоящие буквой «Т», два ряда офисных стульев вдоль стен. Только большая, натурального дерева панель за спинкой нестеровского кресла нарушала казарменный аскетизм интерьера. А главное — ни зеркала, ни стекла, ни одной полированной поверхности, с помощью которой можно было бы еще раз посмотреть, не слишком ли вызывающе она выглядит? Анна уже жалела, что позволила Лариске уговорить себя надеть для первого знакомства открытую белоснежную блузку с воротником «апаш»:

— Он сразу обалдеет и размякнет! Поверь мне!

— Или примет меня за… за бог знает кого! В конце концов, я же на работе!

— Клинтон тоже, между прочим, был на работе! — наседала Лариска. — Не думаю, что наш президент умнее ихнего!

Вместо того чтобы возмутиться неуместным сравнением, Анна расхохоталась, и это решило дело.

Сейчас ее снова обуревали сомнения. Пользуясь тем, что в кабинете она была одна, Анна осторожно заглянула за панель, отстоявшую от стены почти на метр. Там была дверь в соседнюю комнату, видимо туалет с умывальником, и стоял небольшой платяной шкаф. Замирая от собственной наглости, Анна приоткрыла дверь шкафа. Зеркала там тоже не было, но вместо того, чтобы тут же прикрыть дверь, она распахнула ее еще шире. В узком пенале на плечиках висели несколько рубашек светлых тонов, явно под костюм, небрежная связка галстуков. Автоматически Анна расправила их, подивившись про себя мужской нелогичности — все галстуки были примерно одинакового темно-серого оттенка и ширины. Женщина никогда бы так не поступила. Кажется, Лариска говорила, что он не женат. Но любовница-то наверняка есть, или даже не одна. Просто, как и Осокин с Галей, Нестеров, наверное, «выдерживает дистанцию». Анна опустила глаза и увидела внизу несколько пар фирменных туфель, а рядом старые стоптанные кроссовки. Господи, а эти-то куда?!

Открыть дверь туалетной комнаты у нее смелости не хватило, и с видом напроказившего подростка Анна поспешила вернуться за стол. После нескольких попыток рассмотреть свое отражение в матовой поверхности стола она со вздохом оставила это занятие.

Однако ее шефы не спешили. Правда, узкая золотая стрелка на черном диске настенных часов еще тоже не достигла цифры 12.

Чтобы отвлечься, она решила лишний раз перепроверить бумаги. Анна открыла папку и постаралась сосредоточиться на ее содержимом. Сверху лежал срочный договор с немецкой фирмой-поставщиком легких перекрытий, который с подписью Нестерова сегодня должен был уйти в Германию по факсу. Она пробежала глазами несколько страниц и почувствовала, как ее обдало горячей волной. На первый взгляд текст не отличался от того, который они так тщательно вычитывали с Галиной еще вчера. Но в статье о форсмажорных обстоятельствах снова появилось слово «банкротство». Были изменены еще несколько пунктов, в результате чего таможенные расходы полностью вешались на немцев. Но это полностью противоречило договоренностям с ними!

Анна бросила взгляд на часы — они показывали ровно двенадцать. Если Нестеров задержится хотя бы на полчаса, она успеет поправить договор.

В этот момент открылась дверь и вошел Осокин. Анна без сил рухнула на стул.

— Что такое? — резко спросил он.

— Олег Викторович… Тут у меня… накладка.

Осокин был вне себя от ярости. Он остановился, взглянул на съежившуюся в кресле, плачущую Галину. Процедил сквозь плотно сжатые губы:

— А ну встань!

Продолжая прерывисто всхлипывать, Галина вскочила. Залепетала, испуганно глядя на Олега:

— Клянусь тебе! Клянусь — я здесь ни при чем.

— Заткнись! — оборвал Осокин. — Из-за твоей бабской дури мы могли потерять серьезного партнера. Прочитав текст договора, они решили бы, что мы хотим их подставить. Хорошо хоть не подписали: потом запросто могли бы обвинить нас в мошенничестве.

— Да я и представить не могла, что она может там что-то напутать. Что там было путать? — торопливо вставила Галина.

Олег рявкнул так, что она мгновенно замолчала и, зажмурившись, вжала голову в плечи.

— Я сказал: заткнись!

Подошел к бару, распахнул дверцы. Налил водки, Залпом выпил. Поморщился.

«Хорошо хоть Павел не поехал. А то бы еще уволил сгоряча свою новую сотрудницу. Даже не познакомившись.» Олег невольно усмехнулся. Закрыл дверцы бара. Повернулся к Галине.

Ярость, еще минуту назад захлестнувшая его с головой, ушла. Жалкая, зареванная, Галина стояла возле кресла, ссутулившись и беззвучно всхлипывая.

«Даже реветь вслух боится», — машинально отметил Олег. И вдруг ощутил к ней жалость.

— Ты хоть понимаешь, какой ущерб из-за тебя могла понести компания?

Галина часто-часто закивала. Снова всхлипнула громко, прерывисто.

«Конечно, понимает. Все она понимает. Но что ей бизнес, деньги, когда мужика вот-вот уведут. Одно слово — баба».

Осокин снова открыл бар, достал початую бутылку дорогого армянского коньяка и водку в графинчике. Взял пару стопок. Отнес все это на журнальный столик. Кивнул на кресло:

— Ладно, садись.

Галина присела на самый краешек.

— Сейчас же пойдешь, извинишься перед Анной. Скажешь: это ты что-то ей не так объяснила. Чтоб не переживала, что ее теперь уволят.

— Да, конечно! — с готовностью кивнула она. Осокин коротко хмыкнул. Налил в рюмку коньяк. Вторую пододвинул к себе, взял в руки графинчик с водкой. Произнес медленно, с нажимом:

— Не «да, конечно», а — извинишься!

— Извинюсь.

— И еще! Насчет Анны — выкинь эту дурь из головы! Ничего у меня с ней нет. — После небольшой паузы добавил: — И не будет! Скоро сама все поймешь.

Во время обеденного перерыва, как обычно, заскочила Лариска. Выслушав рассказ Анны, она решительно заявила:

— Это все Галька! Точно тебе говорю! Специально текст подменила, чтоб ты в лужу села.

— Да брось ты! — отмахнулась Анна. — Ничего она не меняла. Я же сразу файл открыла. Там именно тот текст, который нужен был. Это я что-то не то скопировала. А потом еще и не перечитала. В общем, кругом виновата.

— Как-то слишком это все подозрительно.

Лариска в задумчивости прошлась взад-вперед по кабинету. Остановилась. Взяла с журнального столика чашку с чаем. Отхлебнула.

— А она к тебе заходила? Уже после того, как ты договор отнесла?

— Ну заходила. И что? Когда я вернулась, она уже здесь была — ждала меня.

— Ну вот! — Подруга плюхнулась в кресло. — Все сходится. Пока ты ходила, она обратно все поменяла. Вроде как: ты дура, а она ни при чем.

— Ларис, по-твоему, она получается прямо какой-то злодейкой из мыльной оперы?

— Почему злодейкой? Нормальная женщина. За мужика борется. Любит, значит. Или деньги его любит. В любом случае ее понять можно.

Анне был неприятен этот разговор. Особенно Ларискины доводы — грубые и нарочито циничные.

— Ладно, что мы все обо мне да обо мне? У тебя самой-то как дела?

— Нормально. Я же в отделе маркетинга работаю, — Лариска усмехнулась, — вот и занимаюсь маркетингом: изучаю рынок, ищу надежных, состоятельных партнеров.

— А в личной жизни?

— Я и говорю о личной жизни.

В этот момент дверь отворилась и в кабинет вошла Галина. Увидев Ларису, остановилась. Приветственно кивнула. Выражение липа у нее было слегка растерянным. Видимо, она хотела уйти, но никак не могла придумать правдоподобный повод, из-за которого якобы она и зашла к Анне.

— Добрый день! — Лариска вскочила с кресла. — Ну, Ань, пойду я. Работать надо! Маркетинг — такая вещь, работы здесь — непочатый край.

Она вышла из кабинета, притворила за собой дверь.

— Ты садись, Галина, чаю выпьем, — предложила Анна.

— Да нет, я на секунду. Я тут подумала… В том, что вчера произошло, тут, наверное, и моя вина есть. Я не все тебе объяснила. С тем файлом и до этого иногда странные вещи случались. Я сказала Олегу: он понял, что ты не виновата. В общем, ты меня извини! — Она резко повернулась и вышла из кабинета.

Через пару секунд вбежала радостная Лариска:

— Как мы эту крысу, а?

— А ты откуда знаешь — «как мы ее»?

— Да уж знаю! Уши, слава богу, на месте.

— Перестань! — рассердилась Анна. — Человек чувствует и свою вину в том, что произошло, зашел извиниться, а ты…

— Ой, умора! — Лариска нарочно громко рассмеялась. — Крыса виноватой себя почувствовала. От стыда сгорает! Ага, щас. Не будь наивной, Анюта! Все ясно как божий день. Олег Викторович ее раскусил, пистон вставил, вот она и прискакала на задних лапках. — Она опустилась в кресло, плеснула в чашку заварки. — Нет, что ни говори — Осокин святой человек! Слова дурного ни от кого о нем не слышала. Твой шеф, говорят, тоже ничего, но этот — попроще. У твоего характер крутой шибко.

И Анна, как и Лариска, ощутила вдруг едва ли не гордость за свою компанию.