Этим же вечером Галина передала полученную от Ларисы информацию Осокину.

— Надо срочно все рассказать Нестерову. Она же там за его спиной черт знает что творит, — горячилась Галина. — Она всю компания развалит!

Осокин же повел себя странно. Заявил, что Нестерову ни о чем говорить не надо — Олег сам с этим разберется. Довольно жестко предупредил:

— Ты все поняла? Нестерову — ни слова. Это может только навредить.

«Кому навредить? Что за бред он несет?!» — поразилась Галина.

— И подружку свою новую предупреди. Хоть слово кому-нибудь скажет, в пять минут на улице окажется! Эти ксерокопии у тебя?

— У меня.

— Давай сюда. Буду разбираться.

Осокин был крайне взволнован. Отказался от ужина. Закрывшись в кабинете, долго разговаривал с кем-то по телефону. А потом и вовсе куда-то засобирался.

И тогда Галина все поняла.

Анна — любовница Олега! На самом деле любовница. Все обстоит так, как она и представляла с самого начала. Интрижка с Нестеровым так, для отвода глаз.

От отчаяния хотелось орать, бить стекла, бросаться на Осокина с кулаками. Ведь она, дура, сама предложила информацию о предательстве Анны донести до Нестерова через Олега. Для большего эффекта.

Как радовалась Галина, когда Лариска ей все рассказала. Мечтала о том, как отомстит наконец за то, что пришлось унижаться перед Анной. И вот все обернулось катастрофой.

«А меня ведь Осокин заставил передней унижаться, — вдруг вспомнила Галина. — И в компанию он ее пристроил. Ну, конечно, любовница! Но в таком случае он сейчас едет к ней.»

Галина выскочила из квартиры минуты через полторы после Осокина.

Проследила за ним до небольшого ресторанчика в самом центре города.

Через пару минут в ресторан вошла Анна. Как всегда какая-то рассеянная, отстраненная, с непроницаемой маской на лице. Пепельно-русые волосы треплются по ветру, в своем жемчужно-сером шелковом платье похожа на снежную королеву.

«Или на серую мышь. На холодную, фригидную серую мышь!» Галина, прячущаяся в арке дома напротив, яростно закусила костяшки пальцев.

Ну что, спрашивается, Олег мог в ней найти?! Чем уж она так хороша? Внешне — абсолютно ничего особенного. Такие бабы к сорока годам уж точно превращаются в скучных, истеричных домохозяек. Характер? С тоски умереть легче! И, главное, всем своим видом демонстрирует, какая она приветливая, ровная в общении, но такая далекая от всего земного! Сволочь! Гадина! Мерзкая, отвратительная гадина!

Промелькнула спасительная мысль: «А может, еще и нет ничего? Может, Осокин просто боится?»

Ведь как-никак он порекомендовал Анну на должность референта Нестерова. А она вон какие фортели начала выкидывать! Если все выяснится, то это будет уже не темная история с увольнением Веры — бывшего референта. Разразится просто грандиозный скандалище.

Эх, Олег, Олег! Почему же, если все действительно так, он не доверился ей, Галине? Боялся? Не верил? Опасался, что предаст? Или все-таки…

Гораздо более простым и логичным выглядело все-таки предположение о том, что Анна и Осокин — любовники.

Стеклянные двери ресторана еще пару раз открылись и закрылись. Вышла немолодая дама в светлом брючном костюме. Села в черный «сааб», уехала. Вошла молодая пара. Он, невысокий и крепко сбитый, нежно и в то же время собственнически обнимал свою спутницу за талию.

Галина вдруг поняла, что ей ужасно хочется плакать. Сесть прямо на землю и по-бабьи разреветься.

«Не сметь! — скомандовала она сама себе. — Не сметь раскисать! В любом случае сначала нужно все проверить, а потом уже решать, что делать».

Она постояла под желтыми сводами арки еще несколько минут, потом резко тряхнула волосами и быстро перешла на другую сторону улицы.

— Да, вас уже ожидают! — с улыбкой подтвердила официантка, указывая на отдельную кабинку. — Проходите, пожалуйста. Мы будем рады сделать все для того, чтобы вам понравилось в нашем ресторане.

Больше всего на свете Анне сейчас хотелось убежать, спрятаться, забиться в какой-нибудь темный угол и долго-долго сидеть там, подтянув колени к подбородку и опустив голову.

Голос Осокина по телефону был странно холоден: «Анна Николаевна? Нам необходимо встретиться. Да, прямо сейчас… Нет, ничего не случилось… Пока не случилось… Все объясню при встрече… Будьте обязательно: это, прежде всего, в ваших интересах».

Пока не случилось… Интересно, что он имеет в виду? Господи, какое глупое, неуместное слово «интересно»! Росчерки фальшивой подписи Нестерова на смятом листочке. Бордовые розы в вазе. Его тревожный, вопросительный взгляд. И какая-то боль в этом взгляде. Плохо сдерживаемая боль.

А на другом полюсе — Наташкина светлая макушка, пахнущая молочком. Ее детские розовые пяточки. Совсем недетское: «Я привыкла играть одна. Только мне хочется жить с тобой». Монументальная, но неживая, словно вырубленная из камня фигура «тети Вали». Насмешливый, тяжелый взгляд громилы. За что все это? За что Павлу и Наташеньке все это?!

Анна постепенно начинала ощущать себя каким-то отвратительным магическим камнем, притягивающим к себе зло, несправедливость и несчастья. Сначала муж, потом похищение дочери, теперь Павел. Что будет с ним? Все рушится, все превращается в прах. И воспоминания о калитке поцелуев постепенно сгорают, как старые, никому не нужные фотографии.

Она толкнула дверь кабинки и оказалась в небольшом уютном кабинете с кожаным диваном, небольшим, изысканно сервированным столом и двумя стульями с резными спинками.

Олег поднялся из-за стола, отодвинул свободный стул:

— Присаживайтесь, Анна. Выпейте чего-нибудь. Я думаю, разговор у нас с вами будет более чем серьезный.

Она отметила, что на столе стоит дорогой французский коньяк, несколько хрустальных тарелок с закусками, два прибора. Села, держась очень прямо. Посмотрела прямо в глаза Осокину:

— Я готова к любому разговору. Только давайте сразу, без прелюдии. Скажите мне, что случилось: я хочу знать правду.

Эта брюнетка с лихорадочно блестящими глазами и нервно кривящимся уголком губ с каждой секундой нравилась официантке Томе все меньше и меньше. Мало того что шипит, как разъяренная змея, так еще и чего-то там требует! Надо же, нахалка!

— У нас — приличное, солидное заведение! — в который раз терпеливо объясняла она, устало морща лоб. — И никому мы ничего не должны. Тем более докладываться, о чем беседуют между собой наши клиенты, или подглядывать за ними в щелочку.

— Но вы не понимаете! — Брюнетка выделяла каждое слово так, словно разговаривала с клинической идиоткой.

От этого Томе становилось еще обиднее.

— Да все я понимаю. И слышу вас прекрасно — я же не глухая. Так вот и вы меня послушайте: если вы немедленно не уберетесь отсюда, я буду вынуждена позвать охрану. Мне, честно говоря, плевать на интересы вашей фирмы. Люди заплатили за отдельный кабинет. Значит, им нужно побеседовать наедине. Все!

Брюнетка вздохнула, на секунду закрыла руками лицо. Черная лаковая сумочка повисла на локте. Отняла ладони — на лбу проступили некрасивые красные пятна.

— Ладно, — проговорила каким-то совсем другим, надтреснутым голосом, — извините меня. Забудьте все, что я вам здесь только что говорила. Интересы безопасности фирмы здесь абсолютно ни при чем. Просто… Просто там, в кабинете, мой муж. Он там с любовницей. Теперь вы понимаете?

… А чего тут не понимать? Тома прекрасно поняла все с самого начала. Надо же! «Интересы фирмы», «мафия», «безопасность»! По мужику-то сразу видать, что он тот еще жук! Коньячок заказал, икру, лососинку. И дамочка подвалила: «Ах, меня ждут? Ах, большое спасибо!» Видок как у английской королевы — сама чистота и неприступность. А оказывается, законного мужика у этой несчастной бабы увести хочет.

Нет, брюнетка Томе с самого начала понравилась больше. Если бы еще она не выпендривалась и не строила из себя черт-те что, давно бы уже сидела в соседней кабинке и слушала, что там напевает ее благоверный этой крале.

— Ну-у-у… Понимаю, — выдавила из себя Тома словно бы неохотно. — Дело человеческое. Все, конечно, понятно. Но и вы тоже поймите: я же говорю — заведение у нас приличное, солидное. Не дай бог кто узнает!

Брюнетка все поняла верно: расстегнула сумочку, достала стодолларовую бумажку:

— Достаточно?

— Ой, что вы! Я совсем не это имела в виду. Но если вы так настаиваете… — Бумажка исчезла в декольте блузки. — Пройдемте со мной в соседнюю кабинку, только тихо! Там кое-что слышно. Особенно если раздвинуть драпировку на стене. Да, и еще вот что! Закажите себе что-нибудь. Ну хотя бы чашечку кофе и пирожное. Чтобы вопросов не возникло, если что: почему клиент помещение занимает, а ничего не ест?

Несчастная обманутая жена снова открыла кошелек, протянула еще одну бумажку:

— Водки, пожалуйста, и что-нибудь элементарное на закуску. Салат, бутерброд? На ваше усмотрение.

«И чаевые хорошие!» — удовлетворенно отметила про себя Тома, мысленно прикинув, сколько будет стоить заказ и сколько еще останется.

Он смотрел в ее серые глаза и видел только усталую тоску. Бескрайнюю, нескончаемую тоску. И еще бесконечное упрямство.

Надо же, какие мы правильные! Ах, мы не хотим втягивать во все это любимого! Ах, мы лучше по уши вывозимся в дерьме сами. Все сделаем сами, пусть Павел останется чистеньким!

Он смотрел в ее серые глаза и чувствовал, что ненавидит ее. Ненавидит почти так же сильно, как Нестерова. Ладно, один раз с документами «Корроны» сошло. Пусть. Побоялась. Поосторожничала. Решила не признаваться в том, кто она на самом деле такая. Не было повода. Не узнал. Пусть. Один раз можно поверить. Но этот сегодняшний номер с подписью! Ах, мы стесняемся напомнить о той ночи! Ах надо же, мы изыскиваем другие пути!

Кому ты пытаешься врать, девочка?! Кто бы мог подумать, что там такая романтическая любовь! Ромео и Джульетта, блин! Этот заладил «богиня, богиня», а другая готова под поезд лечь, лишь бы любимого спасти.

Нет, голуба, так не пойдет! Каляевцев это, конечно, устроит. А что? Дело сделано! А вот его, Олега, нет! Не этого он хотел.

Осокину не так была нужна даже эта власть над компанией, как сладостное чувство мести. Как желание увидеть униженного, растоптанного, смешанного с грязью Нестерова! «Богиня»! Какая еще «богиня»? Обыкновенная баба из мяса и костей. И все у нее как у обыкновенной бабы. Только гонору побольше, чем у некоторых. А если?..

Мысль, промелькнувшая у Олега в голове, показалась ему весьма интересной. Однако он заставил себя вернуться к реальности.

— Итак, — Осокин пригубил коньяк из рюмки и решительно отставил ее в сторону, — мы подошли к самому главному: до меня, Анна Николаевна, дошла весьма интересная информация. Вы, оказывается, пытались подделать подпись Павла Андреевича на документах, связанных с долговременными поставками стройматериалов?

— Да, — она по-прежнему прямо смотрела в его глаза, — я сделала это. Но вы ведь отлично знаете, что меня вынуждают. У них моя дочь, пока с ней все хорошо, но, если я попробую не подчиниться, ее убьют.

— Речь не об этом. Я знаю вашу ситуацию и понимаю ваши материнские чувства. Но мне казалось, мы с вами выбрали определенную тактику и решили, что вам следует строго ее придерживаться?

— Я не могу, — Анна помотала головой. — Просто не могу. Во-первых, он так и не вспомнил меня, а во-вторых…

— Меня не интересуют ваши рассуждения! — неожиданно гаркнул Осокин, шарахнув кулаком по столу. Золотистый коньяк плеснулся через край рюмки на скатерть. — Вы подделали подпись!

— Да… Но какая разница, каким образом?

— Вы не понимаете?! Не догадываетесь, какая разница?! А то, что меня подставляете, вам в вашу хорошенькую головку не приходило? В случае, если вы вынуждаете Нестерова принимать определенные решения, он за все отвечает прежде всего сам. А так выходит, что мы с вами организовали какую-то «антинестеровскую» коалицию. Бунт на корабле, контрреволюционный заговор! Потому что рано или поздно выяснится, что я вас покрывал. Ради вас, ради вашей дочери!

Анна прижала пальцы к вискам и уставилась в стол. Она ничего не съела и не выпила ни капли. Губы ее едва заметно подрагивали.

— Я требую, чтобы вы меня слушали внимательно! — все так же раздраженно продолжал Олег. — То, что вы делаете, нужно только вам. Вам и вашей Наташеньке. Я, по идее, должен был доложить о вашей игре тут же. Но я этого не сделал. Из чисто человеческих соображений. Я вас пожалел. А вы как меня отблагодарили? Когда Нестеров узнает, в чем дело, он, возможно, вас поймет. Поймет и простит. Но он будет знать, что все сделал сам. Сам ставил подписи, сам принимал решения. Вы оставите ему возможность уважать себя. В противном случае он не простит ни мне, ни вам.

— Что же делать? — прошептала она еле слышно. — Скажите, что мне делать? Я только хочу спасти мою дочь. Забрать ее оттуда и уехать. Пожалуйста, помогите мне!

Осокин, держа рюмку в руке, неспешно встал, перешел на диван. Откинулся на спинку, запрокинув голову. Со стены на него смотрело матовое бра, распространяющее вокруг себя синеватое сияние.

— Подойдите сюда, Анна, — проговорил он спокойно и почти рассеянно. — Сядьте рядом.

Олег не смотрел в ее сторону: он прекрасно знал, что она встанет и подойдет.

Скрипнул стул, тихо прошелестело платье. Ощутимее стал тонкий аромат ее духов.

«А ведь окрутела от московской жизни „богиня“! — подумал он насмешливо. — Такая мадам стала — хоть в журнал на обложку. Платье, духи! Куда с добром! А была-то, была — смотреть не на что! И что только этот идиот в ней тогда смог найти… Н-да… Сейчас, конечно, другое дело. Аппетитная дамочка. Но дело даже не в этом!»

— Я помогу вам, Анна, — уронил Осокин, когда она осторожно присела рядом, сложив руки на коленях. — Помогу. Но при одном условии.

— При каком?

— Вы будете спать со мной. Столько, сколько я скажу. Там, где я скажу. И тогда, когда мне этого захочется.

Анна не ахнула, не закричала возмущенно и яростно.

Но он со скрытым торжеством ощутил, как сбилось ее дыхание. Все-таки тон был выбран более чем удачно. Так, и только так! Ткнуть ее лицом в грязь. Ее, но главное — Нестерова! Сорвать последние тряпки с его «богини», распластать ее по кровати, как лягушку! Или заставить ее задирать ноги на заднем сиденье машины? Грубо и сильно раздвинуть ее колени, поставить ее на четвереньки. Приказать ей танцевать голой на столе или придумать еще что-нибудь пооригинальнее?

Анна продолжала сидеть рядом, не двигаясь.

— Вы меня хорошо слышали? — спросил он намеренно холодно. — Или повторить еще раз?

— За что вы так со мной? — спросила она. — Что я вам сделала?

— Повторяю вопрос: вы меня поняли? Не слышу? Да? Нет? И не надо корчить из себя пятнадцатилетнюю девочку? Ну!

— Нет, — четко произнесла Анна. — Я не буду с вами спать никогда.

— Что ж! — Осокин рывком выпрямился, сел, поставил рюмку с вязко колыхающимся на дне коньяком на стол. — Дело ваше. Думаю, вы понимаете, что делаете, и вам не нужно напоминать, что ваша дочь у этих людей. Если пропадете вы, ей просто некому будет помочь.

Он быстро взглянул на себя в зеркало, висящее на стене, поправил прическу, взялся за ручку двери:

— Можете допивать и доедать все, что стоит на столе. За все уплачено. Всего доброго, Анна Николаевна.

Она снова не ответила. Но Олег не чувствовал ни досады, ни злости. Рано или поздно она приползет к нему на брюхе и будет умолять переспать с ней. И тогда можно будет припомнить и это надменное «нет», и взгляд, полный великосветского презрения. Можно будет заставить ее слизывать пыль с уличных туфель. И это будет еще приятнее.

— Ну как? — Тома заглянула в кабинку, придерживая одной рукой дверь. — Я гляжу, муж-то ваш вышел, а эта зараза осталась. Слышно вам было? Нет?

Брюнетка глядела прямо перед собой и вертела в руках пустую рюмку. Водки в графинчике осталось на самом донышке. Но тем не менее выглядела она абсолютно трезвой.

— Да, спасибо. Все было прекрасно слышно. — Брюнетка взбила свои роскошные волосы растопыренными пальцами, достала из сумочки пудреницу и тюбик губной помады.

— Так что? Принести вам еще что-нибудь? Кофе? Или выпить?

— Нет. Спасибо. Ничего больше не нужно.

— А знаете, что я вам скажу! — Тома огляделась по сторонам и торопливо скользнула в кабинку. — За своего мужа надо бороться. Сейчас мужиков мало: каждая отбить норовит. А одна приятельница у меня — так та любовнице своего мужа банку зеленки на голову вылила. Она потом месяц из дома выйти не могла.

— А… любовница моего мужа? Она все еще в кабинете?

— Зачем вам? — Тома мгновенно встревожилась.

Перспектива развертывания боевых действий на территории ресторана ей совсем не улыбалась. Месть местью, но не здесь же!

— Не волнуйтесь. Я просто хочу с ней поговорить. Без битья посуды, если вас это волнует.

— Н-ну, — официантка неуверенно развела руками. Брюнетка в третий раз за этот день полезла в кошелек и протянула Томе еще одну бумажку:

— Это — чтобы вы окончательно успокоились.

… Дверь отворилась почти беззвучно, но Анна все равно вздрогнула. Быстро подняла голову, наморщила лоб.

На пороге стояла Галина.

Анна даже не удивилась. Просто машинально отметила: «Галина тоже здесь…» Та опустилась на стул:

— Я знаю. Я все слышала.

Некоторое время молча смотрела на Анну. Добавила спокойно и уверено:

— И знаю, как тебе помочь.