— Мне кажется, уже ночь, — тихо проговорила Галина, поднимаясь и растирая затекшие колени.

В подвале по-прежнему было темно и сыро. Правда, звукоизоляция подкачала: с первого этажа доносились звуки магнитофона, на котором один из охранников уже в шестой или седьмой раз прокручивал новый сборник российской эстрады. Изредка кашляла Наташка. Сильный приступ астмы благополучно миновал, но выглядела девочка все равно неважно.

Теперь она сидела рядом с Ларисой и прижималась худеньким тельцем к ее теплому боку. Лариса больше не обгрызала ногти, но и в разговор не вступала. Впрочем, никому здесь не хотелось разговаривать.

— Да. Наверное, ночь, — глухо отозвался Нестеров. — Что ж они, мерзавцы, ребенка-то из подвала не выпустят?

— Бесполезно, Павел Андреевич. — Галина зло усмехнулась. — Им же по барабану: ребенок — не ребенок! Уж и я сколько просила, и Анна…

Она осеклась. Павел поморщился и прикрыл глаза. Все случившееся казалось ему дурным сном. Через столько лет встретить любимую женщину, чтобы сначала не узнать ее, потом заподозрить черт знает в чем, а потом и вовсе потерять. Где она сейчас? Что с ней? И девочка… Наташа…

Он осторожно повернул голову и посмотрел в ее сторону. Маленькая, светленькая, похожая на мышку. Пряменький носик. Серые глаза. Глаза вроде бы похожи на его собственные. А то, что блондинка? Но ведь и Анна светловолосая! Или только кажется, что похожа? Но нет: вроде бы и губы его, и овал лица.

— Наташ, а когда у тебя день рождения? — спросил Павел негромко.

Девчушка вздрогнула, взглянула на дядю с подозрением. В последнее время ее очень пугали чужие дяди. Но все же ответила спокойно и с достоинством:

— День рождения у меня в сентябре. Через две недели после того, как все ребята идут в школу.

— Значит, уже большая. Сама скоро в школу пойдешь. — Он улыбнулся ей и снова прислонился затылком к холодной стене.

Где же все-таки Анна? Что с ней? Жива ли она? Что теперь нужно от нее этим ублюдкам?

Наверху послышались шаги. Дверь, заскрипев, открылась. В дверном проеме возник мужской силуэт.

Лариса близоруко прищурилась, часто-часто заморгала своими красными воспаленными глазами. Галина презрительно скривила губу. По-настоящему удивился только Павел. Он смотрел и не мог поверить своим глазам: свободный, аккуратно одетый, благоухающий дорогой туалетной водой Осокин вальяжно спускался в подвал.

— Это как понимать? — Нестеров вскочил на ноги. — Проблемы решены, так? Ты разобрался? Нас выпускают?

— Вас выпускают, — Олег утвердительно кивнул. — Но при одном условии. Точнее, при нескольких условиях. Но вообще-то ты пока сядь. Разговор у нас с тобой не на пять секунд.

— Сволочь, — процедила Лариса сквозь плотно сжатые зубы.

Это было первое слово, которое она сказала после сегодняшнего возвращения из офиса. Осокин, впрочем, не обратил на нее ни малейшего внимания.

— Так вот, дорогой мой друг Паша! Есть у меня, и не только у меня, а еще и у людей, с которыми я работаю, к тебе очень интересное предложение. Как тебе перспектива поработать под моим началом? Поучиться кой-чему? Почувствовать, что значит всегда, везде и во всем быть вторым? Поверь мне, это не смертельно, хотя и неприятно. А что? Будешь так же трудиться на благо компании, только под моим непосредственным контролем. Найдем достойное применение твоим талантам. К тому же будем по-прежнему использовать твою воистину голливудскую внешность в качестве приманки для госпожи Борн, а?

— Я что-то не понял. — Нестеров медленно поднялся и подошел вплотную к Олегу.

Тот не отступил и выдержал его взгляд:

— Не понял?! Вот видишь! Значит, точно пора тебе оставлять руководящий пост: очевиднейших вещей не понимаешь. Ладно, объясняю на пальцах. У тебя есть выбор. Ты можешь согласиться на мое более чем любезное предложение и подписать прямо сейчас некоторые бумаги — в залог, так сказать, нашего дальнейшего сотрудничества. А можешь и дальше строить из себя героя. Или осла. Как тебе больше нравится? Но тогда и тебе, и твоей драгоценной Анюте, и вот этой чудной маленькой девочке сделают «секир башка». Опять не понял?

— Я убью тебя. — Павел побледнел, и желваки на его щеках тяжело заворочались под кожей. — Я тебя убью, мразь! Я от тебя мокрого места не оставлю… Выходит, это все ты?!

— Наконец-то. Ну что, ж, давай ударь меня, начни пинать ногами. Только в ту же секунду сюда спустятся здоровенькие мальчики и выберут кого попинать в ответ. Так что ты, по сути, не меня будешь бить — кого-нибудь из женщин.

Нестеров отступил назад. Теперь половину его лица закрывала тень.

— Прячешься? — Осокин усмехнулся. — Или взял минуту на размышление?

Олег огляделся по сторонам, бросил взгляд на Ларису, сидящую у стены. На девочку. Поднялся на пару ступенек и, полуобернувшись, бросил:

— Кстати, твою «богиню» уже поймали. И скоро притащат сюда за волосы.

Она проснулась и с трудом разлепила тяжелые, горячие веки. В носу защипало. Анна чихнула и резко села, машинально проведя рукой по волосам. В светлых спутанных прядях застряло несколько соломинок. Помотала головой, боясь поверить в то, что все это — не сон. Пахло сеном, лошадьми и отчего-то спиртом. Из-за фанерной перегородки, отделяющей каморку от конюшни, донеслись негромкие голоса. Разговаривали две женщины и вчерашний дедушка, позволивший ей остаться переночевать.

— А что? Что такого? Украдет она тут что? Тут и красть нечего, — рассуждал дедушка. — А бедной девке податься некуда. Ну не пьяница же! Не бомжиха.

— Да откуда ты знаешь! — попеняла ему одна из теток. Звякнули стаканы, забулькала жидкость. — Бомжиха — не бомжиха. Я вон зашла на нее посмотреть, так чуть в обморок не упала: ноги все разодраны, платье порвано, кроссовки какие-то дурацкие рядом с лежаком стоят.

— Она сказала, что за лошадками бесплатно поухаживает: и почистит, и в стойле уберется. Только чтобы ее пока не гнали, — бубнил дедушка.

— На меня бы нарвалась, так я бы ее к лошадям близко не подпустила. Вдруг она заразная какая? Или что коням сделает? Погоди, хозяин узнает, шею-то тебе намылит. Ишь, приют здесь устроил!

— Ну вы уж не выдавайте меня, девоньки. Поди, поспит да уйдет. Не на всю же она жизнь тут в конюхи нанялась!

Тут заговорила вторая женщина. Более молодая и, видимо, более трезвая:

— А паспорт-то у нее спросил? Документы какие-нибудь? Может, она вообще в розыске? Мало сейчас разве по Москве воровок да мошенниц шатается?

— Она, наоборот, сказала, что ее бандиты ищут: дочку, дескать, забрали и ее поймать хотят. А ей придумать надо, как дочку спасти.

Обе дамы разом захохотали.

— Ой, не могу! — заливалась первая. — «Дикая Роза» и «Девушка по имени Судьба», вместе взятые! Наверное, вся мафия московская за ней гоняется? Киллеры с пистолетами!

— Ну а вдруг правда? — не унимался дедок. — Она вон говорит, что раньше у нас на Стелле каталась. Фирма их раз в неделю чуть ли не всем личным составом на конную прогулку выезжала. Кличку-то она откуда знает?

— А ты меньше языком при ней болтай! — грубовато отрезала вторая. — Охота тебе всякую шелупонь подбирать?! Ладно, Марина, пойду я. Дела у меня. А бомжиху вашу пока на белый свет не выпускайте: какая-то новорусская «мадемуазель» сейчас подъехать должна на Ласточке покататься. Увидит вашу кралю — обтошнится и уедет. Еще и жалобу накатает.

Заскрипели доски. Хлопнула дверь. Анна тихонько опустила ноги на землю. Нашарила кроссовки. Где-то совсем рядом всхрапнула лошадь. От близкого запаха водки тошнило. Ей делалось жутко и стыдно от одной только мысли, что придется сейчас выйти из своего убежища и показаться на глаза этой тетке, так бойко звякающей стаканами. Но ей просто необходимо было умыться и привести себя в порядок. Глотнуть свежего воздуха, прежде чем решить, что делать дальше.

На звук ее шагов обернулись оба: и дед, и толстая тетка, которую молодая подруга называла Мариной. Они сидели за сколоченным из досок столиком, где стояла бутылка водки, три стакана и бумажная тарелка с нарезанной крупными ломтями колбасой.

Дедок отчего-то виновато улыбнулся:

— Здрасьте! Как спалося?

— Спасибо, хорошо. Вы не скажете, где здесь можно умыться?

— Ты откуда же такая красавица взялась? — встряла в разговор Марина. — Вроде говоришь складно и рожа не пропитая. Чего оборванная такая?

Анне вовсе не хотелось вступать в беседу.

— Скажите, где тут можно умыться? — упрямо повторила она.

— А ну тебя! Нигде нельзя умыться! Здесь пока сиди и не вздумай в административный корпус соваться. Потом выйдешь, к пруду сбегаешь.

Анна равнодушно кивнула и пошла обратно в каморку. На секунду остановилась возле стойла Стеллы. Протянула руку и погладила теплую, шершавую морду.

— Слышь, Бынь! — Поршень ввалился в комнату и встал у порога, широко расставив ноги и спрятав руки в карманы спортивной куртки. — Баба из конюшни позвонила! В натуре! Говорит, приковыляла к ним вчера наша крыса — оборванная вся какая-то, драная. Рассказывает, что раньше на Стелле каталась и что дочку бандиты украли. Че делать-то будем?

— В носу ковыряться!!! Ехать за ней надо. И чем быстрее, тем лучше.

— Ну ни хрена где попалась-то?! — не унимался радостный Поршень. — А я еще не верил, думал, на фига она на конюшню попрется? Прикинь: поперлась! Амазонка, блин!

— Бабе, которая позвонила, надо будет сотню баксов отстегнуть. — Быня резко поднялся и размял плечи, хрустнув суставами.

— Сотню?! Да облезет! Почетную грамоту напишем и ручку пожмем. — Поршень захохотал.

— Я сказал сотню — значит, сотню. И хватит трепаться — поехали!

Водочную бутылку со стола уже убрали. Убрали стаканы и бумажную тарелку с остатками колбасы. Дедушка неспешно переходил из стойла в стойло со скребком и ведром. Анну к работе не подключал. Видимо, после разговора со своими напарницами боялся.

Она сначала сидела в каморке, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. Потом вышла и встала возле загона Стеллы, ласково поглаживая теплую, шершавую морду.

Что-то сильно стукнуло в дверь. Вошла та самая сердитая тетка с каким-то ящиком, который она несла перед собой.

— Эй! — крикнула она весело дедку. — Прячь свою гостью. Не иначе как за ней бандиты приехали! Аж на двух джипах!

— Кого еще там принесло? — Он выглянул из стойла.

— Да клиенты, наверное. Круги по парку наматывать будут. Вроде не из постоянных. Кого дашь-то? Огонька, наверное. Крошку и Орлика? Короче, инструмент прими. — Она грохнула ящик на пол.

Совсем близко послышался шум мотора. Четверо боевиков направлялись к забору, ограждающему двор конюшни.

Вдруг дверь конюшни распахнулась. Оттуда вылетела Анна верхом на Стелле. Лошадь перемахнула через забор и помчалась в сторону леса.

Боевики оцепенели от неожиданности. Стояли, провожая лошадь взглядами.

— За ней! Быстро! — заорал наконец Поршень. Боевики кинулись к машинам.

В дверях конюшни стояли дедок и та самая толстая Марина. Они наблюдали за тем, как Анна приближается к лесу.

Преследователи почти догнали ее. Одна из машин двигалась параллельно Стелле, пытаясь обогнать и перегородить дорогу. Та, казалось, устала. Бежала все медленней.

— Ну-у! — выдохнула тетка. — Стеллочка, поднажми.

Дедок усмехнулся:

— Стелла у нас умница! Смотри, что она сейчас сделает.

Лошадь двигалась уже почти шагом. Одна из машин остановилась впереди. Другая — чуть сзади. Вдруг Стелла резко рванула вперед. В невероятном прыжке перелетела через машину. Добралась до леса и, ловко маневрируя между стволами деревьев, скрылась в чаще.

— Это что же получается? Выходит, девка правду говорила? — проговорила Марина.

Дедок покачал головой:

— Выходит, что так.

— Так, может, и про дочку правда?

Дедок стоял, о чем-то задумавшись.

— Я одного не пойму, — произнес он. — Как они узнали то, что она тут, у нас?

Почти одновременно они посмотрели в глубь конюшни. Возле одного из загонов, спиной к ним, стояла вторая женщина.