Космопорт Тачстоуна, Милос

Сообщество Синь Шен

Капелланская Конфедерация

22 февраля 3062 г.

В большинстве других военных частей звание давало множество привилегий, но в Эриданской Лёгкой Кавалерии это было не принято. Во многих частях старших офицеров принято было освобождать от обязанности дежурного офицера, но в Эриданской Лёгкой Кавалерии этого не было, исключение делалось только для командующего генерала. Все остальные офицеры заступали в наряд ДО, даже командиры полков.

Полковник Пол Кэлвин, которому выпала сомнительная честь заступить дежурным офицером в один из самых холодных дней со времени их высадки на Милос, устало прислонился к промерзшей кирпичной стене, рядом с главным выходом из здания космопорта. Он с тревогой смотрел на кучку протестующих, собравшихся снаружи, у главных ворот космопорта. Несмотря на малочисленность, гражданские подняли ужасный шум. Плакаты, которые мелькали над головами демонстрантов, были лишены всякой фантазии, их содержание распространялось от: «Эриданская Лёгкая Кавалерия — убирайтесь домой» до откровенно нецензурных. Некоторые кричали лозунги невозмутимым ВМ(военным милиционерам), стоящим за трехметровым забором, по верху которого была натянута колючая проволока.

После атаки снайпера на захваченный космопорт, демонстранты были относительно тихими. Каждый день появлялись небольшие пикеты, вооружившись плакатами и хлесткими призывами. Они ходили туда сюда у ограды, размахивали плакатами и выкрикивая проклятья в адрес Эриданской Лёгкой Кавалерии, но не больше. Иногда небольшие камни или стеклянные бутылки запускались через забор в часовых, но эти «снаряды» не производили абсолютно никакого эффекта. Даже температура на улице, которая постепенно становилась все ниже, казалось, не пугала толпу. На самом деле, чем больше становились сугробы с наветренной стороны зданий космопорта, тем злее и раздражительней становилась толпа.

Нельзя сказать, что демонстрации не имели совсем никакого успеха. Кавалеристы, которые были не на дежурстве, продолжали получать увольнительные в город. Но население Тачстоуна выказывало силам Звёздной Лиги такое презрение, что немногие пользовались возможностью оставить космопорт на время.

Причем протесты не ограничивались только столицей планеты. Большинство близлежащих городков и поселков выражали по-своему протест, который выражался в том, что они поносили любого, кто был одет в униформу Эриданской Лёгкой Кавалерии. Из-за угрозы снайперских атак и ожидаемого прибытия капелланского подкрепления, генерал Эймис сконцентрировал свои силы в городке космопорта и выставил несколько небольших аванпостов, расположенных на расстоянии нескольких дней форсированного марша от Тачстоуна.

Наблюдая за протестующими, Кэлвин с досадой качнул головой. Он бывал и на менее гостеприимных планетах, но ни на одной из них он не мог припомнить, чтобы так много людей, казалось, потеряли голову.

Стучащий, громкий звук достиг его ушей. Шум, кажется, шел со стороны ворот, причем этот звук походил на работу древнего мотоциклетного двигателя. Прокляв аномалию, он покинул свое укрытие в глубине входа в главное здание космовокзала, и побежал к воротам через продуваемую всеми ветрами бетонную площадку космопорта. Как ДО, он был обязан проверить любой странный случай.

Как только он добежал, капрал из числа наряда по охране ворот получал большой, завернутый в коричневую бумагу, сверток из рук молодого человека, одетого в форму местной службы доставки.

— Полковник, — сказал унтер-офицер, заметив появление Кэлвина, — Мы получили этот сверток, он адресован генералу Эймису и офицерам ЭЛК. Ну и что прикажите мне с ним делать, сэр?

— Дай мне посмотреть, — ответил Кэлвин. Обычный конверт для письма был приклеен с верху свертка. Кэлвин легко оторвал его и вынул из него одиночный лист бумаги.

— Здесь говорится, что это жест доброй воли от неких членов городского совета, которые захотели остаться неизвестными из-за опасения перед земляками, — задумчиво сказал Кэлвин. — Хмм. Мне это всё не нравится. Солдат, дуй на артиллерийский склад и позови сержанта Килгор. Передай ей, что у нас тут подозрительный сверток и я хочу…

БУММ!

Ударная волна подбросила офицера Лёгкой Кавалерии и бросила его на припорошенное снегом бетонное покрытие. Он услышал и почувствовал, как треснули несколько его ребер, выбивая весь воздух из легких. Так он и лежал, неспособный пошевелиться и хватающий ртом воздух. Странно, но он совсем не чувствовал боли, только тупая боль в груди и странное чувство по всей спине и ногам, как будто он сгорел на солнце. Он знал, что первичный шок от ранения изолирует его от того, что он должен был чувствовать.

Смутно, сквозь затуманенное сознание, Кэлвин услышал крик боли. Казалось, что он шел от куда-то из далека, возможно, даже с другой стороны комплекса космопорта.

Собрав свою волю в кулак, он подтянул под себя руки и отталкиваясь, с трудом встал на колени. Как только он это сделал, волны сильной боли прокатились по верхней части его спины. Качаясь, оставаясь в вертикальном положении, только благодаря своей силе воли, Кэлвин подождал, пока его взор не очистился от красной пелены. Затем, осторожно, пытаясь не совершать резких движений, он потянулся к своему плечу. Его пальцы нащупали глубокую, рваную рану, которая уходила глубоко в мышечную ткань. Его чувства отказали еще раз, когда его израненное тело подскочило от его собственного прикосновения.

С трудом встав на ноги, Кэлвин оглядел пост охраны. Капрала нигде не было видно. Его ботинки стояли точно в том месте, где Кэлвин видел его в последний раз, но унтер-офицер исчез. Два других пехотинца лежали на залитой кровью бетонной площадке в нелепых, скрученных позах, которые может вызвать только смерть. Один, слава всевышнему, лежал лицом вниз, и его раны не было видно. Другой лежал на спине и его пустые глаза на изорванном и залитом кровью лице, смотрели в небо. Передняя часть его серо-зеленой камуфляжной куртки было тошнотворного красно-коричневого цвета.

Отвернувшись от ужасного зрелища, Кэлвин увидел четвертого члена караула, молодого пехотинца, которого он отправил на поиски сержанта-артиллериста Килгор. Он лежал на бетонной площадке, бившийся в агонии, крича хриплым голосом, и пытаясь остановить кровь, которая хлестала из его левой руки, оторванной ниже локтя.

— Санитар! — позвал Кэлвин. Его сломанные ребра тут же дали о себе знать, вызвав сильную боль в груди.

Презрев свои раны, Кэлвин разорвал свою изодранную и залитую кровью форменную куртку, оторвав полосу ткани со спины, и присел на колени рядом с раненым солдатом. Так хорошо, как мог, он обмотал рукав своей куртки вокруг обрубка руки раненого солдата, точно в районе бицепса. Из последних сил, которые быстро покидали его, он перетянул тяжелую ткань, отчаянно пытаясь пережать разорванную плечевую артерию своим самодельным жгутом.

— Я займусь им, сэр, — сказал смуглый мужчина, присевший на колени рядом с качающимся полковником.

Кэлвин не смог разжать рук, чтобы освободить жгут для санитара.

— Я же сказал, что займусь им, полковник, — повторил снова санитар, немного резко, — Отпустите его, ради всего святого.

Другие руки принялись за него, кто-то заставил его ослабить хватку на перетянутом рукаве куртки, другие накладывали повязку на его раны. Затем у него потемнело в глазах, когда полковник Пол Кэлвин потерял сознание.

«Уотчмэн», несший эмблему 19го Кавалерийского полка — пылающего дикого жеребца, двигался вдоль забора периметра, его лазеры и пулеметы, казалось, внушали ужас, странно любопытной толпе по ту сторону колючей проволоки. Рядом с ногами сорокатонного монстра двигался взвод бронированной пехоты, их противопехотное оружие было наготове. Наплечники их тяжелой брони украшала та же эмблема жеребца. На заднем плане белая машина скорой помощи неслась по направлению медпункта космопорта, в то время, как отделение военной полиции Лёгкой Кавалерии старались удержать солдат ЭЛК от попытки пробиться к месту происшествия, чтобы помочь их павшим товарищам.

К сожалению, голос репортера за кадром, снимавшего для вечерних выпусков новостей, нес полную околесицу. По его словам, военные полицейские пытались не допустить взбешенных кавалеристов, прорывавшихся к воротам, чтобы отомстить толпе за взрыв бомбы, который унес трех их товарищей и ранил ещё четырех, в том числе и полковника Пола Кэлвина, командира 19-го Ударного, той самой части к которой относились зловещий «Уотчмэн» и бронированные пехотинцы. Репортер, по меньшей мере, трижды за время репортажа подчеркнул этот факт.

С криком гнева и досады, Эд Эймис пальцем нажал на кнопку пульта, выключив головид.

— Ну вот! — сказал он гневно, — Вы видите, как они играют? Они притащили сверток к нашим главным воротам, заявляя, что они хотят стать нашими друзьями. Бомба внутри разорвала на куски капрала охраны, убив при этом еще двух солдат. Не говоря уже о том, что они чуть не убили полковника Кэлвина и еще троих солдат. Затем им хватает наглости выступить по планетному головидению и перетасовывать факты, таким образом, что это мы плохие парни.

Эймис швырнул свою потухшую сигару через всю комнату, после чего перевел свой гневный взор на своих подчиненных.

— Хорошо, господа, я хочу услышать ваше мнение.

— Генерал, я уже направил нашу полицию, чтобы они осмотрели место взрыва. — Как и следовало ожидать, Чарльз Антонеску первым взял слово. Он был наиболее знаком с характером Эймиса, вспыльчивым, но хорошо скрытым и относился к нему спокойнее всех. — К сожалению, у нас нет квалифицированных следователей, для такого рода работы. Я не верю, что военным полицейским хватит удачи в определении происхождения этой бомбы. Их готовили для нужд контрразведки, регулирования уличного движения и работы с военнопленными. У них нет опыта в расследовании террористических терактов.

— У нас нет ни одного солдата, которого готовили противостоять повстанцам или террористическим атакам. Можно было бы использовать капитана Кайла и его следопытов, но даже они не не предназначались для такого вида работы.

— Сэр, что насчет местной полиции? — спросил Дейн Николс. — Их криминалистические лаборатории больше подходят для анализа фрагментов бомбы. Вы не думаете, что было бы лучше попросить помощи у них в этом расследовании?

— Я не знаю, Дейн, — ответил Эймис, — Я уже послал осторожно написанную просьбу их начальнику, прося содействия в этом расследовании, но я почти уверен, что они даже не удосужатся ответить нам. И даже если они согласятся нам помочь, то они, скорее всего не смогут найти сколько-нибудь существенных улик.

Эймис мотнул головой, и продолжил:

— Ладно, никто не собирается помогать, но ничего не поделаешь. С сегодняшнего дня, отменить все увольнительные в город, удвоить посты охраны возле ограждения. Я хочу, чтобы патрули по четыре человека из бронированной пехоты патрулировали снаружи колючей проволоки. Пусть они держат под контролем улицы, граничащие с космопортом и по возможности избегали конфронтации с местными.

Также у всех местных, кто работал в космопорте, аннулировать пропуска. Это относится и к гражданским районам космопорта. Мы не можем рисковать, чтобы какой-нибудь террорист не заметно проник на нашу базу из гражданской части космопорта. Может быть, когда обстановка немного разрядится, мы сможем позволить им вернуться, но до тех пор, я не хочу рисковать.

— Генерал, — спокойно сказал Антонеску, — Некоторым из наших солдат это может не понравится. Майору Фэйрфаксу и его 50-му Тяжелому Кавалерийскому, например.

— Я знаю, Чарльз, я прекрасно это знаю, — горько сказал Эймис, — Я знаю, что 50-й и 8-й Разведывательный поклялись защищать любых гражданских, но мы должны так поступить. Мы оба знаем, что эти шаги необходимы, чтобы защитить бригаду. Фэйрфакс и его ребята должны это понять.