Весной 1917 года Сергей Есенин приехал в Константиново.

За время его отсутствия здесь произошли немалые перемены.

Умер помещик Кулаков, которому принадлежал лес и половина здешних лугов. Хозяином он был строгим, сельчане, особенно детвора, побаивались его.

В Москве он владел ночлежными домами на Хитровом рынке, которые красочно описал знаменитый репортер Гиляровский. После смерти старого хозяина барская усадьба в Константинове отошла по наследству его дочери Лидии Ивановне Кашиной. Поговаривали, что она замужем за генералом, что у нее от него двое детей, но она с ним не живет — во всяком случае, в Константинове он никогда не появлялся.

Лидия Ивановна Кашина была женщина образованная, знала несколько европейских языков, красотой ее Бог не обделил, и была она, что называется, в соку — ей исполнилось тридцать два года. Теперь она приезжала сюда каждое лето со всеми чадами и домочадцами. Она завела отличных верховых лошадей, к ним был приставлен конюх. Привозила сюда садовника, который засадил цветами все дорожки в усадьбе. В доме с мезонином появился кучер, горничная, кухарка, прачка, экономка. При ней барская усадьба в Константинове преобразилась — Лидия Ивановна любила развлечения, верховую езду, веселые вечеринки.

Тетерь в барском особняке постоянно раздавались молодые, веселые голоса, звучал смех, песни, комнаты были уставлены вазами с цветами.

Заниматься с ее детьми, в том числе и латынью, Лидия Ивановна пригласила друга Сергея Есенина Тимошу Данилина. Сын Л. И. Кашиной Георгий Николаевич, уже будучи взрослым, вспоминал, что в Константиново их семья приезжала каждое лето. Бывали они там и зимой, на Рождество. «Этим же летом, — писал Г. Н. Кашин, — мы ставили какой-то водевиль, роли в котором разыгрывали я, моя сестра Нина и Тимоша Данилин». Вероятнее всего, именно Тимоша Данилин и рассказал хозяйке поместья о молодом поэте, уроженце Константинова, который приехал на лето из Петрограда в родные края.

Как бы то ни было, Кашина послала мальчика пригласить Есенина на спектакль. «Я это хорошо помню, — рассказывает Г. Н. Кашин. — Возможно, мне дали с собой букет роз. У нас в саду их было много, и они прекрасно цвели. Но, пожалуй, это было только один раз. Если бы такие поручения мне давали несколько раз, я бы этого не мог не запомнить. Когда я пришел, Сергей Александрович усадил меня около окна в избе, дал мне в руки исписанный листок и сказал, что это стихи, которые он сочинил. Я, правда, не разобрал его почерка, но сказал, что они мне понравились».

Когда Есенин перешагнул порог помещичьего дома, он был поражен — его встретила статная женщина в расцвете красоты. На прелестном лице с высоким лбом светились умом лучистые глаза.

Она была старше Есенина на десять лет, но это только придавало ей в представлении поэта еще больше очарования. Что же касается Лидии Ивановны, то на нее, конечно, произвела сильное впечатление красота Есенина, этакого златокудрого херувима, его стихи, полные свежести, и репутация поэта, уже начавшего печататься в столице.

Их потянуло друг к другу. Есенин стал частым гостем в доме с мезонином, принадлежавшем Кашиной. Мать Сергея Татьяна Федоровна открыто выражала свое неудовольствие их дружбой. Сестра Есенина Катя вспоминала: «Матери нашей очень не нравилось, что Сергей повадился ходить к барыне. Она была довольна, когда он бывал у Поповых. Ей нравилось, когда он гулял с учительницами. Но барыня? Какая она ему пара? Она замужняя, у нее дети.

— Ты нынче опять был у барыни? — спрашивала она.

— Да, — отвечал Сергей.

— Чего же вы там делаете?

— Читаем, играем, — отвечал Сергей и вдруг заканчивал сердито: — Какое тебе дело, где я бываю?

— Мне, конечно, дела нет, а я вот что тебе скажу: брось ты эту барыню, не пара она тебе, нечего и ходить к ней. Ишь ты, — продолжала она, — нашла с кем играть.

Сергей молчал и каждый день ходил в барский дом».

Тем временем сюжет любовных отношений между Лидией Ивановной Кашиной и Сергеем Есениным близился к своей естественной развязке. Впрочем, какого иного развития событий можно было ожидать?

В один прекрасный день Сергей за завтраком объявил матери:

— Я еду сегодня с барыней на Яр.

Яром назывался хутор, стоявший в четырех километрах от Константинова на опушке леса, на берегу Старицы (старого русла Оки), отделяющей луга от леса. Хутор принадлежал наследникам помещика Кулакова.

Мать ничего не ответила на слова сына — она знала, что с Сергеем спорить бесполезно.

Погода стояла прекрасная, день был ясный, солнечный. Но после обеда неожиданно разразилась гроза. Буря ломала деревья, дождь хлестал изо всей силы. Мать разволновалась не на шутку, молилась святому Николаю Угоднику, чтобы он уберег ее непутевого сына Сергея от беды. А тут, как на грех, с улицы донеслись крики: «Тонут! Помогите! Тонут!» Татьяна опрометью бросилась из избы. Оказалось, что буря оборвала канат парома и его понесло к шлюзам, где он мог разбиться. Паром удалось спасти, но Сергея на нем не оказалось.

Встревоженная и злая Татьяна Федоровна ночью несколько раз бегала на барский двор и каждый раз возвращалась все более расстроенная — Лидия Ивановна домой все еще не возвращалась. Еще более разволновалась мать Сергея, когда узнала от дворника, что Лидия Ивановна с полдороги отправила кучера Ивана домой и дальше они с Сергеем продолжали путь к Яру вдвоем.

Сергей вернулся домой едва ли не под утро и, не говоря ни слова, отправился спать на сеновал.

В семье об этом случае никогда больше не говорили. Но в сердце Есенина та ночь с бурей в качестве романтической декорации осталась, по-видимому, надолго. Примечательно уже то, что через год после любовного приключения Есенин написал стихотворение «Зеленая прическа, девическая грудь», посвятив его Л. И. Кашиной.

О многом говорят проникновенные строки этого произведения:

«Новые журавли» не заставили себя долго ждать. Нить, связавшая Сергея Есенина и Лидию Ивановну Кашину, не обрывалась. После Октябрьской революции Кашина отдала свое поместье Советской власти и переехала в Москву, где стала работать секретаршей и переводчицей. Там они с Есениным не только встречались, одно время он даже жил у нее. Об этом свидетельствует его письмо Андрею Белому, датированное 1918 годом. Есенин сообщает Белому, что лежит «совсем расслабленный» в постели и указывает свой адрес: «Скатертный переулок, дом 20, Лидии Ивановне Кашиной для С. Е.».

Есть еще одно любопытное свидетельство некоего присутствия Лидии Кашиной в жизни Есенина. Надежда Вольпин, молодая поэтесса, у которой в начале 20-х годов был роман с Есениным (речь о ней пойдет впереди), рассказывает в своих воспоминаниях «Свидание с другом», как осенью 1923 года она шла на свидание с Есениным в кафе «Стойло Пегаса».

«Прихожу, как условились. Останавливаюсь в дверях. Он стоит под самой эстрадой с незнакомой мне женщиной. С вида ей изрядно за тридцать, ближе к сорока. Несомненно, провинциалка. По общему облику — сельская учительница. Тускло-русые волосы приспущены на лоб и уши. Лицо чуть скуластое, волевое. Нос с горбинкой, не восточный, а чисто славянский. «Здесь обошлось, — мелькнуло в уме, — без финской закваски». Рот, пожалуй, средний. Повыше меня, но значительно ниже собеседника. Так что говорит она с ним, несколько вскинув голову. Чем-то крайне недовольна. Слов я издалека не слышу, но тон сердитой отповеди. Почти злобы. На чем-то настаивает. Требует. Есенин с видом спокойной скуки все от себя отстраняет. Уверенно и непреложно. Мне неловко: точно я случайно подглядела сцену между любовниками… Пусть она старше его по виду на все десять лет, я склонна осудить Сергея за обиду, наносимую женщине…

Есенин подает мне знак подождать. Но с гостьей не знакомит.

Женщина удалилась, бросив: «Что ж! Я ухожу!» Даже не кивнула на прощанье.

— Кто такая?

— Так, одна… из наших мест.

— Землячка?

— Ну, да.

И у меня вспыхнуло имя: «Лидия Кашина! Та, кому посвящена «Зеленая прическа»…

Многие годы спустя я увидела в одном издании портрет Л. И. Кашиной. На портрете она смотрелась моложе и красивее. Но то же решительное, властное лицо — знакомое лицо «землячки».

Впоследствии я узнала, что как раз об эту пору — в сентябре 1923 года — Кашина появилась в Москве».

Впрочем, надо полагать, что описанная Надеждой Вольпин ссора вовсе не означала, что Есенин вычеркнул Лидию Ивановну Кашину из своей памяти. В начале 1925 года он пишет поэму «Анна Снегина», где прообразом героини, без сомнения, была Кашина. В поэме всплыли милые сердцу приметы прошлого:

Но до «Анны Снегиной» было еще далеко, а пока что, летом 1917 года, Есенин вернулся в Петроград, где его ждала предуготованная судьбой встреча с женщиной, которой предстояло стать его женой и сыграть в его жизни весьма значительную роль.