10 января 1903 г. скончался главный командир Черноморского флота и портов вице–адмирал Сергей Петрович Тыртов, «один из тех бравых моряков, которыми всегда гордился русский флот». Случилось так, что почти одновременно неизлечимая болезнь подточила силы и ею старшего брата — Павла Петровича, возглавлявшего Морское министерство. Зимой 1903 г., узнав о болезни управляющего министерством, император Николай II решил его навестить. Благо квартира П. П. Тыртова располагалась напротив Зимнего дворца — в здании Главного Адмиралтейства — царь облачился в шинель с погонами полковника и направился выразить свое внимание и заботу одному из главных своих помощников в управлении необъятным государством.

Однако навестить больного оказалось не так‑то просто: у дверей П. П. Тыртова императора встретил «старик курьер» (привратник. — В. Г.), отставной матрос, увешанный российскими и иностранными медалями, и заявил: «Господин полковник, министр болен и никого не принимает». Видя некоторое недоумение странного посетителя, ветеран флота повторил эту фразу несколько раз. Николай Александрович, будучи хорошо воспитанным человеком, хоть и несколько удивился, но нашел в себе силы сообщить: «Доложи министру, что пришел царь».

После этого все дела приняли нормальный оборот — бывшие в квартире П. П. Тыртова всполошились, провели императора к больному, «позволили» ему высказать соболезнования и пожелания о выздоровлении, и проводили до самых дверей. Обалдевший совершенно курьер, провожавший императора, был готов провалиться сквозь землю. «Что же ты меня не узнал?» — якобы спросил Николай II. «Простите милостиво, Ваше Величество, что я Вас не узнал… сами виноваты, редко у нас бываете!»

К сожалению, поддержка императора не помогла больному Павлу Петровичу, и он вскоре последовал за своим младшим братом. Почти одновременная кончина братьев Тыртовых, занимавших видные посты в военно–морском управлении России, потребовала срочного решения кадрового вопроса. На место Сергея Петровича в Севастополь был назначен георгиевский кавалер за подвиги на Дунае в 1877 г. вице–адмирал Н. И. Скрыдлов, бывший в 1900–1902 гг. начальником эскадры Тихого океана. Естественным преемником Павла Петровича был его многолетний ближайший помощник вице–адмирал Ф. К. Авелан, освобождавший должность начальника Главного морского штаба.

Начальник ГМШ занимал третье место в иерархии Военноморского управления — вслед за управляющим Морским министерством, вторым лицом после августейшего генерал- адмирала. На ГМШ возлагались две основные функции:

1. Управление боевыми силами, движением и строевой частью флота;

2. Заведование личным составом флота и Морского ведомства.

В соответствии с этими функциями ГМШ включал два отдела: Военно–морской ученый (ВМУО), который подчинялся непосредственно начальнику штаба и Личного состава, находившийся в заведовании его помощника в ранге контрадмирала В 1903 г. начальник ГМШ руководил ВМУО также через особого помощника — начальника этого важного отдела, состоявшего в контр–адмиральском чине.

Полномочия начальника ГМШ простирались от инспекторских функций во всех частях флота и портов до оперативного руководства морскими силами на театрах. В силу сложившейся практики в Российском флоте, где высший начальник — генерал-адмирал — был постоянно «занят» личными проблемами и по деловым качествам весьма условно соответствовал своей должности, действительное положение начальника ГМШ было еще выше. С другой стороны, его взаимоотношения с морскими начальниками на местах во многом зависели от старшинства этих начальников в сложной иерархии высшего управления империей (родственные связи, близость ко двору и т. п.).

И вот на должность начальника ГМШ Николай II по докладу генерал–адмирала 17 марта 1903 г. неожиданно для многих избрал контр–адмирала З. П. Рожественского, хотя в списках флагманов числились 23 вице–адмирала (по штату — 22), каждый из которых (теоретически) мог претендовать на ее занятие. Поскольку начальником ГМШ по штату действительно должен был состоять вице–адмирал (или адмирал), то, в соответствии с правилами того времени, контр–адмирал свиты Е. И. В. Рожественский официально именовался «исправляющим должность» (и. д.) начальника ГМШ. Однако эта оговорка весьма мало влияла на выполнение им своих обязанностей и реализацию прав, а принадлежность к свите позволяла иметь личный контакт с императором. «Обычный» начальник ГМШ, согласно положению, своего доклада у императора не имел, этим правом обладали только генерал–адмирал или, в его отсутствие, управляющий министерством, которые и докладывали по понедельникам каждой недели Николаю II по делам флота и Морского ведомства.

Управляющим Морским министерством (как ожидалось) стал вице–адмирал Федор Карлович Авелан, бывалый 64–летний моряк, состоявший при П. П. Тыртове начальником ГМШ. Опытный командир и флагман, Ф. К. Авелан, однако, отнюдь не был человеком выдающихся военных дарований, а по волевым качествам объективно уступал З. П. Рожественскому. Последний, надо отдать ему должное, сделал блестящую карьеру. Не имея за плечами особо знатного происхождения и не владея наследственным имуществом, он стал одной из главных фигур в Военно–морском управлении Российской империи. Оставалось дождаться производства в вице–адмиралы, на что требовалось только освобождение вакансий и естественного ухода Ф. К. Авелана со своею поста Тогда Зиновий Петрович, непосредственный помощник и преемник последнего, мог занять пост управляющего Морским министерством, высший для моряка Российского флота, не обремененного великокняжеским происхождением

Чем можно объяснить феномен столь блестящей карьеры З. П. Рожественского? В последнее время появились суждения о том, что Зиновий Петрович действительно был человеком выдающихся способностей, он с блеском одолел многочисленные ступени служебной лестницы, имея большой плавательный и командный стаж, опыт администратора и флагмана. С формальной точки зрения все это так. Однако, на наш взгляд, эти суждения, частично принадлежащие некоторым современным адмиралам, носят печать состояния нашего общества, весьма далекого от совершенства.

С формальной точки зрения, такие люди будут всегда правы, поэтому их суждения и носят формальный — поверхностный — характер.

Несомненно, что своей карьере З. П. Рожественский был обязан личному старанию и трудолюбию, которое подстегивалось честолюбием, похвальным, в общем, для каждого офицера. Но при этом восхождение его на верхние ступени служебной лестницы определялось принятым в 1885 г. цензовыми правилами, а последние, как известно, не гарантировали выдвижения наиболее достойных. Наконец, стремительный взлет в 1902–1903 гг. во многом объяснялся приверженностью Николая II к показной — парадной стороне военной и морской службы. Зиновий Петрович сумел произвести впечатление на императора, который заслужил репутацию человека, с завидным постоянством (за редким исключением) избиравшего негодных помощников в управлении государством и его вооруженными силами. Достаточно вспомнить военных министров — Л. Н. Куропаткина и В. А. Сухомлинова, премьеров И. Л. Горемыкина, И. Н. Дурново (председатель комитета министров), главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, моряков П. П. Тыртова, Ф. К. Авелана, С. А. Воеводского, И. М. Дикова и, наконец, дядю — великого князя Алексея Александровича, которого Николай сам не назначал, но долго (до самой Цусимы) любил и терпел.

В мирное время, объективно, заслуги военных весьма условны. Выделить из среды офицеров настоящего военного лидера представляется достаточно сложной задачей, но она не является неразрешимой. З. П. Рожественский в 1877 г. на «Весте» участвовал в бою с сильным противником и проявил храбрость, отмеченную высшей наградой. Однако в июне 1890 г., будучи командиром «Крейсера», он производил артиллерийскую стрельбу в заливе Америка без части офицеров, так как послал минера и ротного командира (двух лейтенантов) для производства съемки берегов. Решение «убить двух зайцев» одновременно с точки зрения военного человека было вряд ли уместно, так как главная задача корабля — бой с противником — должна обеспечиваться полным боевым расчетом.

Во время командования «Владимиром Мономахом» Зиновий Петрович проявил себя требовательным и исполнительным начальником, на совещаниях у адмирала высказывал достаточно обоснованные взгляды по составу флота на Дальнем Востоке, участвовал в подготовке флота к бою с противником, будучи ближайшим помощником и советником младшего флагмана контр–адмирала С. О. Макарова. Но, как выяснилось впоследствии, он сам в качестве флагмана действовал так, как будто не был в Чифу в мае 1895 г., когда Соединенные эскадры вицеадмирала С. П. Тыртова готовились к сражению с японцами.

Будучи командующим Учебно–артиллерийским отрядом, З. П. Рожественский направил свою энергию на строгое выполнение каждым учеником–комендором положенного числа выстрелов из орудий всех систем, что было весьма далеко от требований реальной службы на боевых судах. Боевые же стрельбы отряд с завидным постоянством проводил по берегу — по макетам укреплений на о. Карлос. Эффект этого упражнения, сопровождавшийся столбами огня и пыли, принес Зиновию Петровичу авторитет у двух императоров, один из которых — Вильгельм II — числился адмиралом Российского флота, а другой — Николай II — только капитаном 1–го ранга, зато был самодержавным повелителем огромной страны. Николай II и поручил З. П. Рожественскому важнейший пост в системе управления военными морскими силами России. Надо отметить, что контр–адмирал свиты Е. И. В. Рожественский стал и. д. начальника ГМШ в решительный для своей Родины час.

На Дальнем Востоке стремительно нарастала угроза войны. Весной 1903 г. в Японию пришел из Англии последний из двенадцати больших броненосных кораблей программ. 1895–1896 гг. — «Микаса». Японский флот достиг запланированной восемь лет назад боевой силы, его боевое ядро включало 6 броненосцев 1–го класса и 6 броненосных крейсеров 1–го класса

водоизмещением от 9460 до 15 140 т. каждый. Их дополняли 4 быстроходных (22–23 уз.) крейсера 2–го класса водоизмещением по 4300–5000 т., а также крейсера 3–го класса, канонерские лодки, суда береговой бороны, 19 истребителей миноносцев («дестройеров»), более полусотни малых миноносцев различных типов и вспомогательные суда различного назначения.

Заручившись поддержкой «Владычицы морей» — Великобритании (союзный договор 1902 г.), японцы деятельно готовились к боевым действиям против России. Российский флот тоже готовился к войне, но, как водится, не торопясь и с большими упущениями и отставаниями. Между тем флот наш в 1903 г. на бумаге выглядел более чем значительно.

Он занимал третье место в мире после флотов Великобритании и Франции, при этом превосходил последний в количестве линейных кораблей— эскадренных броненосцев. Многочисленным был и минный флот, который каждый месяц пополнялся новыми крупными миноносцами–истребителями, неофициально называвшимися эскадренными. Взамен прежних огромных крейсеров океанского плавания («Рюрик», «Громобой») строились новые 6000–тонные (по заданию) крейсера–разведчики со скоростью хода 23 уз. Наконец, Россия заняла передовые позиции в развитии легких (малых) бронепалубных крейсеров, заказав в Германии 25–узловой «Новик» и взявшись построить по его типу еще два корабля — «Жемчуг» и «Изумруд».

Однако, учитывая отсутствие судостроительной промышленности на Дальнем Востоке, для России наиболее острой проблемой было сосредоточение флота в Тихом океане, где она располагала двумя военными портами — Владивостоком и Порт–Артуром, занятым в 1898 г. и ставшим главной базой флота. В то же время важнейший вопрос о самом формировании этого флота к марту 1903 г. отнюдь не был решен. Морскими силами России на Дальнем Востоке командовал начальник эскадры Тихого океана вице–адмирал О. В. Старк, подчинённый главному начальнику и командующему войсками Квантунской области и морскими силами Тихого океана адмиралу (с 6 апреля 1903 г.) Е. И. Алексееву.

Учитывая материальную готовность японского императорского флота к войне, такое положение нельзя было признать нормальным Тем более, что реализация плана сосредоточения на Дальнем Востоке превосходящих сил Российского флота явно отставала от назначенных сроков. Намеченный зимой 1897–1898 гг. и утвержденный Николаем II план создания третьего и самого мощного из флотов России — Тихоокеанского — предусматривал довести состав этого флота до 10 линейных кораблей — эскадренных броненосцев (против 6 японских). Первоначальный срок исполнения плана (1903 г.) в 1899 г., по предложению министра финансов С. Ю. Витте, был перенесен на два года, то есть на 1905 г. При этом Сергей Юльевич, уверенный в превосходстве российской финансовой мощи над хилой японской, посчитал, что японцы неизбежно опоздают с выполнением своей судостроительной программы. В отношении же собственной программы министр сделал Николаю II поистине царский подарок, выделив в 1898 г. дополнительно сразу 90 млн. руб. на строительство флота, и (справедливо) посчитал это достаточным, особенно учитывая свое личное мнение о том, что флот для «континентальной» России в некоторой степени был дорогой игрушкой.

Однако Япония, сполна воспользовавшись контрибуцией с Китая (около 360 млн. руб.), выплаченной не без содействия России и помощи Великобритании и США, сумела к весне 1903 г. завершить свою обширную программу вооружений, в том числе создать на Дальнем Востоке свой мощный линейный флот.

Между тем, С. Ю. Витте, об особых «талантах» которого сейчас многие пишут и говорят, отпускал колоссальные суммы на строительство Китайско–Восточной железной дороги (КВДЖ) и порто–франко Дальнего, то есть вкладывал государственные деньги в развитие территорий, которые могли считаться российской собственностью только в случае торжества российского оружия на Дальнем Востоке (при главном противнике — Японии).

Слабое высшее военно–морское руководство России, представленное к 1903 г. формально, опытными моряками — адмиралами великим князем Алексеем Александровичем (генерал- адмирал и главный начальник флота и Морского ведомства), П. П. Тыртовым (управляющий Морским министерством) и вице–адмиралом Ф. К. Авеланом (начальник ГМШ), —в буквальном смысле шло на поводу у текущих событий. Сроки плана сосредоточения в Тихом океане ежегодно срывались, и сам план горел, как «деревенская изба в жаркий день». К началу 1903 г. санкт–петербургское руководство оставило адмиралов О. В. Старка и Е. И. Алексеева всего с четырьмя линейными кораблями против пяти (с весны 1903 г. — шести) японских. Правда, осенью 1902 г. в дальневосточные воды был послан из Балтики отряд контр–адмирала О. Р. Штакельберга в составе новых броненосцев «Ретвизан» и «Победа» (показанных Вильгельму II в Ревеле), крейсеров I ранга «Аскольд», «Богатырь», «Диана», «Паллада», крейсеров II ранга «Новик» и «Боярин». Готовились к походу туда же в 1903 г. броненосцы «Цесаревич» (прямо из Тулона, где он строился), «Ослябя», «Император Александр III», броненосные крейсера I ранга «Баян» и «Дмитрий Донской» (в качестве учебного), крейсер I ранга «Аврора», крейсер II ранга (яхта) «Алмаз», семь эскадренных и несколько малых миноносцев.

Хотя осенью 1903 г. стало ясно, что «Император Александр III», первый из линейных кораблей последней серии (типа «Бородино»), не успеет своевременно—до ледостава — покинуть Кронштадт, присоединение уже отправленных кораблей (вслед за отрядом Штакельберга, прибывшим в Порт–Артур к лету 1903 г.) подавало надежды на серьезное изменение соотношения сил на Дальнем Востоке. Эскадра Тихого океана с приходом указанных кораблей доводилась до состава 8 эскадренных броненосцев и 11 крейсеров I ранга. Однако такое усиление определялось влиянием фактора времени, которое, как показали дальнейшие события, работало не на Россию.

Летом 1903 г. Япония фактически, правда, в скрытой форме, начала мобилизацию армии и флота. Известия об этом регулярно достигали адмирала Е. И. Алексеева в Порт–Артуре и ГМШ в Санкт–Петербурге. Их посылал из Японии морской агент, талантливый и энергичный офицер капитан 1–го ранга А. И. Русин. Информация о военных приготовлениях Японии появлялась также в отечественной и иностранной печати.

Понятно, что проблема усиления эскадры Тихого океана в 1903 г. была проблемой № 1 для ГМШ и его начальника. Другими проблемами, также далекими от решения, в это время были: создание в составе ГМШ полноценного органа оперативного управления, избавленного от «мелочей» повседневной службы, обременявшей ВМУО, составление плана возможной войны (на всех театрах) и связанного с ним плана развития, мобилизации и развертывания флота, пополнение боевых запасов (хотя бы до двух боекомплектов), ликвидация ставшего хроническим некомплекта офицерского состава (флотских обер–офицеров и инженер- механиков), приведение организации всего флота и корабельных соединений и военно–морского свода сигналов в соответствие с требованиями времени и другие, может быть, и менее важные, но, по существу, довольно крупные и хлопотные.

Как с этими проблемами справлялся Зиновий Петрович, которому со времени назначения ид. начальника ГМШ до начала войны с Японией было отпущено 10 месяцев и 10 дней? Изучение этого вопроса в его развитии, даже закрывая глаза на конечный результат (Цусиму), показывает, что справлялся неважно, хотя проявлял завидное трудолюбие, большую работоспособность и добросовестность.

Вот как вспоминал о ежедневном распорядке начальника ГМШ служивший в 1903–1904 гг. в штабе под началом З. П. Рожественского генерал (тогда полковник по Адмиралтейству) В. А. Штенгер. «…Вставал он (Зиновий Петрович. — В. Г.) в 7 час утра и в 8 часов уже сидел за бумагами в кабинете; при этом резолюции его на бумагах почти никогда не ограничивались краткой подписью: «справку», «к распоряжению» и т. п., а почти всегда составляли подробное и определенное решение, так редактированное, что можно было его целиком переписывать, как ответные бумаги; нередко эти резолюции были очень резки, иногда в них проглядывала ирония, но всегда были определенны. Почерк у Адмирала был редко хороший, и все свои заметки и резолюции он всегда писал чернилами и всегда без поправок. Бесчисленное количество имеющих до него дела лиц, преимущественно просителей он принимал обычно утром до 10 час; с 10 же часов начинались доклады по делам Штаба и шли без перерыва до 1 часа дня. При этом телефон из других Министерств действовал беспрерывно, телеграммы в то тревожное время сыпались, как из рога изобилия, и решения по ним следовали немедленно. Тут же наряду бывали сношения по вопросам, касающимся формирующейся эскадры и разных предложений изобретателей, самых разнообразных и подчас несуразных. Далее наступало время завтрака, но уже в 2 часа Адмирала не было дома — он делал многочисленные визиты, участвовал в заседаниях и пр. В 4 часа он снова был дома, где его уже ждала полная приемная народу. Тут были и заводчики, и всякие иностранцы, и чины флота и Штаба, и опять это колесо вертелось до 7 час вечера, когда Адмирал обедал. В 8 час обычно я снова бывал у него с последними бумагами и телеграммами, и уходил не раньше 11 час, притом нагруженный бесконечными приказаниями, экстренными поручениями и пр. и пр. — Адмирал продолжал один работать и ежедневно около 2–х часов ночи предупреждал меня по телефону, что посылает мне еще партию бумаг, давая по некоторым указания. Тут кончался его рабочий день. Болезней он не признавал и упорно не хотел следовать советам врачей Сила воли излечивала его от всех недугов, по крайней мере, наружно, и никто не сказал бы, что серьезная болезнь почек причиняет ему мучения и влияет на состояние. Своей неистощимой энергией Адмирал заражал и окружающих…»

Очевидно, что Зиновий Петрович, как сейчас говорят, был «трудоголиком», и работать под его началом было нелегко. Ближайшими его сотрудниками были помощники — заведующий ВМУО контр–адмирал Андрей Андреевич Вирениус и приглашенный З. П. Рожественским в августе 1903 г. с должности начальника штаба главного командира Кронштадтского порта (тогда—С.О. Макарова) контрадмирал Александр Григорьевич фон Нидермиллер.

Оба помощника, будучи несколько младше Зиновия Петровича, были знакомы с ним еще по Морскому училищу. А. А. Вирениус окончил училище и стал гардемарином в 1869 г., а А. Г. Нидермиллер — в 1870 г. (Нахимовская премия). Оба были специалистами в области минного оружия и имели солидный стаж командования судами. А. Г. Нидермиллер в 1896–1898 гг., тогда в чине капитана 1–го ранга, заведовал ВМУО ГМШ, а в кампании 1901 г. командовал крейсером I ранга «Память Азова» в Учебно–артиллерийском отряде З. П. Рожественского. По свидетельству А. Н. Щеглова, служившего во ВМУО ГМШ в чине лейтенанта, Александр Григорьевич был замечен в подозрительном контакте с германским офицером, но адмирал Ф. К. Авелан, зная об этом, не чинил препятствий его карьере. Очевидно, что если А. Г. Нидермиллер и поддерживал дружеские отношения с немцами (чего смертельно боялся А. А. Вирениус), то его нельзя упрекнуть в отсутствии российского патриотизма. На «Ослябе» при Цусиме погиб единственный сын адмирала, 23–летний лейтенант Владимир фон Нидермиллер, назначение которого прямо зависело от отца, заведовавшего этим вопросом в ГМШ.

Сотрудниками обоих отделов ГМШ были офицеры и гражданские классные чиновники. Среди первых были как «береговые» офицеры по Адмиралтейству, давно осевшие в штабе, так и флотские, со свежим опытом корабельной службы и дальнейшими ее перспективами. Кроме этого, флотские офицеры временно прикомандировывались к штабу «для занятий» — то есть для выполнения определенных заданий и работ.

Что касается техники управления, то штаб пользовался общероссийской телеграфной связью с военными портами всех морей (в том числе с Владивостоком и Порт–Артуром) и с наблюдательными постами на российском побережье Балтики. Для связи с кораблями и эскадрами, находившимися в заграничном плавании, использовались международные телеграфные линии связи. Телеграммы по ним шли открытым текстом, слова писались по–русски, но латинскими буквами, например, «Vladimir Monomach pribil Gonkong. Stark» и т. п. Учитывая, что большинство международных телеграфных линий находились в собственности англичан, такой способ управления нельзя было признать удовлетворительным.

В самом ГМШ с 1902 г. стали пользоваться автомобилями вместо наемных извозчиков и пишущими машинками вместо переписывания документов писарями. Зиновий Петрович по должности пользовался квартирой с отоплением и освещением и получал в год 11 962 руб. жалованья плюс ежегодную аренду 1200 руб., что в сумме составляло 13 162 руб. в год или почти 1097 руб. в месяц, по тем временам — весьма значительная сумма, которая намного превышала его жалованье в должности командира «Владимира Мономаха» (в заграничном плавании — 385 руб. в месяц). Жалованье начальника ГМШ в сочетании с казенной квартирой позволяло вести достаточно широкий образ жизни, неотъемлемой частью которого были всевозможные званные обеды у самого адмирала. На них приглашались не только начальники и лица, равные по чину, но и ближайшие подчиненные.

A. С. Новиков–Прибой, ссылаясь на рассказ адмиральского вестового П. Г. Пучкова, красочно описывал застолье дома у З. П. Рожественского, когда приходилось накрывать стол на 40 персон. Это было в обычаях того времени, и начальник ГМШ не мог от них отступать. Вестовому он платил от себя пять рублей в месяц — прибавку к казенному жалованью. По словам П. Г. Пучкова, служить вестовым у Зиновия Петровича было нелегко — дополнительные доходы доставались «ценой страшных унижений и оскорблений». «Адмирал раздражался от каждого пустяка. Случалось, что в бешенстве он ломал собственную мебель, бил посуду. Не щадил он и своей жены, с матерной руганью загонял ее под стол».

Отношения Зиновия Петровича с супругой, в общем, не являлись предметом этого исследования, но, в силу богатого эпистолярного наследия нашего героя, не могут быть совершенно оставлены в стороне. Будучи человеком яркой внешности и бурного темперамента, З. П. Рожественский, естественно, не оставался в стороне от светской жизни Кронштадта, а потом и Санкт–Петербурга.

Его отношения с супругой, пройдя многолетние испытания браком, действительно оставляли желать лучшего, хотя в переписке мужа и жены, включая письма тяжелых 1904–1905 гг., присутствуют черты особого доверия, свойственного людям, состоящим в тесных дружеских отношениях. Известно, что Зиновий Петрович отличался также трогательной любовью к своей дочери — Елене Зиновьевне, которая имела право на исполнение «всех своих желаний» и неоднократно смягчала приступы адмиральского гнева. Известно также и то, что З. П. Рожественский был в дружеских отношениях с женой своего прежнего многолетнего начальника вице–адмирала С. О. Макарова Капитолиной Николаевной и состоял с ней в переписке.

Надо отметить, что Зиновий Петрович, когда этого требовали обстоятельства, вполне умел «держать себя в рамках» и даже был способен на любезности и комплименты. И эта способность только прогрессировала с годами…

Так или иначе, среди флагманов Российского флота в начале XX в. контр–адмирал свиты Е.И.В. З. П. Рожественский был заметной и яркой фигурой, человеком, не лишенным слабостей, но и отмеченным определенными достоинствами, которые, самое главное, были высоко оценены правящим императором. Оставалось оправдать это доверие, для чего военному человеку представлялся редкий случай — канун войны с сильным и коварным противником и, наконец, сама война 1904–1905 гг.

Немногим сейчас известно, что зимой 1902–1903 гг. З. П. Рожественскому, как контр–адмиралу свиты, представилась редкая возможность проверить свои будущие действия в теории, хотя тогда управляющий Морским министерством адмирал П. П. Тыртов был относительно здоров, и его здоровье не обещало скорых перемен в высшем военно–морском управлении. Именно П. П. Тыртов в конце 1902 г. поставил задачу очередных «практических занятий по стратегии в Николаевской морской академии». Эта задача формулировалась так: «Война России с Японией в 1905 году». Адмиралом Тыртовым имелось в виду разыграть войну между российским и японским флотами в апреле 1905 г., когда флот Тихого океана теоретически должен был достигнуть состава, определенного решениями адмиралов и самого Николая II в 1897–1898 гг.

Зимой 1902–1903 гг. игра в академии проводилась под главным руководством (председатель совета посредников) контр–адмирала великого князя Александра Михайловича, самого способного моряка из всех Романовых на рубеже XIX— XX вв., издателя ежегодного справочника «Военные флоты» и инициатора внедрения в практику Российского флота военноморской игры англичанина Фреда Джейна. Посредниками были директор Морского кадетского корпуса контр–адмирал Г. П. Чухнин, контр–адмиралы З. П. Рожественский, А. Г. Нидермиллер, генерал–майор Генерального штаба Н. П. Михневич, генерал–майор К. И. Величко (автор проекта укреплений Порт- Артура) и полковник артиллерии А. А. Якимович. Заведующим занятиями и делопроизводителем совета посредников состоял капитан 2–го ранга Н. Л. Кладо, среди его помощников были лейтенанты А. Б. Кербер и А. Н. Щеглов. Русскую партию в игре возглавлял капитан 1–го ранга Л. Ф. Добротворский, бывший у З. П. Рожественского старшим офицером на «Владимире Мономахе» при начальнике штаба капитане 2–го ранга Л. А. Брусилове, японскую — капитан 1–го ранга Ф. К. Дриженко при начальнике штаба капитане 2–го ранга И. И. Чагине.

План «японцев», как и оказалось в действительности, предусматривал внезапное нападение на российскую эскадру Тихою океана, ее уничтожение (ослабление) с целью обеспечения высадки войск в Корею с последующим наступлением в Маньчжурии и против Порт–Артура.

«Русская партия» избрала оборонительный образ действий, несмотря на то, что эскадра Тихого океана включала почти все корабли, намеченные в ее состав решениями 1897–1898 гг., то есть обеспечивала некоторый перевес над японским флотом. Характерно, что начальник штаба «русских» капитан 2–го ранга А. А. Брусилов, в отличие от Л. Ф. Добротворского, считал необходимым действовать наступательно. Оставляя в стороне слишком оригинальное решение последнего принять сражение с нападающим «японским» флотом на якоре за волноломами коммерческого порта Дальний, следует отметить, что общий ход игры, включая несколько боев, показал значительное относительное ослабление «японского флота». Однако «японцы» не потеряли боевого духа и смогли начать высадку войск в Корее,

хотя остатки российской Тихоокеанской эскадры сохраняли превосходство в силах.

В отчете посредников (напомним, что в их числе был и З. П. Рожественский), указывалось на ведущую роль флота в возможной войне с Японией, для которой «владение морем» являлось необходимым условием для развития операций на суше. «Если же обладание морем останется за русским флотом, — писали посредники, — японцы совсем не перевезут войск, и война сама собою этим и закончится». Считая предполагаемый на 1905 г. состав сил эскадры Тихого океана недостаточным для достижения решающего превосходства над противником, посредники предлагали довести его к 1910 г. до 15 линейных кораблей и 10 броненосный крейсеров. Таким образом, на первый план выдвигалась задача возможно большего усиления нашего флота до начала войны.

Далее посредники рекомендовали оттягивать генеральное сражение до достижения значительного превосходства в силах, избегать базирования эскадры на Порт–Артур и Дальний (из‑за возможной блокады), предпочитая последним Владивосток и Мозампо (на южном побережье Кореи), обеспечить быстроту мобилизации флота соответствующим оборудованием портов Артура и Владивостока, держать сильную эскадру в восточной части Средиземного моря (резерв!), не запираться в портах в случае войны, стремясь, в меру сил, решить задачу завоевания господства на море и т. п.

В отчете по военно–морской игре указывалось на большой некомплект офицерского и рядового состава на кораблях эскадры Тихого океана Так, на 1 ноября 1901 г. некомплект флотских обер–офицеров составлял 19,2 % (в том числе вахтенных начальников — 26 %), инженер–механиков — 33 %, артиллерийских унтер–офицеров и комендоров — 13,4 %, старших комендоров — даже 34,1 %. Там же говорилось о нежелательности производства работ в порту Артур силами рабочих китайцев, которые в случае войны могут сбежать (так оно и случилось в действительности), отмечался и недостаток боезапаса в портах Артур и Владивосток, где до двух боекомплектов не хватало 12-, 10-, 8- и 6–дюймовых стальных снарядов.

Не признавалось достаточным и наличие в портах только двух сухих доков, из которых артурский не вмещал сравнительно широких броненосцев. Наличие угля в виде двух полных запасов также не отвечало потребностям войны.

Интересно, что во время игры внезапное нападение японцев застало в Чемульпо крейсер I ранга «Диана» и мореходную лодку «Гремящий», которые не успели отозвать в Порт–Артур по телеграфу. Однако русская партия послала туда два миноносца, и крейсер с лодкой успели присоединиться к главным силам, избежав напрасной гибели.

При всей ее условности, игра 1902–1903 гг. во многих деталях с поразительной точностью предвосхищала обстоятельства первых дней действительной войны с Японией. Ее материалы отражали и реальную картину боеготовности нашего флота на Дальнем Востоке. Все это во многом было заслугой Н. Л. Кладо, Л. Б. Кербера, А. Н. Щеглова и самого Александра Михайловича, а также руководителей противных партий, хотя Л. Ф. Добротворский отстоял свой ортодоксальный план обороны (за молом Дальнего), а его начальник штаба Л. А. Брусилов стоял за наступление.

Зиновий Петрович, естественно, читал все материалы и сам подписал отчет посредников, обсуждение которого состоялось в марте 1903 г. Казалось бы, что лучшего руководства к действию для ГМШ, чем отчет на военно–морской игре, трудно было придумать. Тем более, что именно в это время сам З. П. Рожественский и возглавил этот штаб, где были сосредоточены все нити управления флотом в преддверии возможной войны. Посредники также подтвердили запоздалую, но очень верную мысль об организации в ГМШ специального оперативного органа для разработки планов войны и соответствующего им развития флотов на театрах.

Эта мысль впервые прозвучала еще в 80–х гг. XIX в. в обоснованных предложениях вице–адмирала К. Ф. Лихачева и капитана 1–го ранга С. О. Макарова, бывшего флаг–капитаном штаба начальника эскадры Тихого океана, но нашла весьма слабое отражение в создании ВМУО (в 1892 г.), имевшего ограниченные полномочия и многочисленные повседневные обязанности, завалившие отдел текущими делами. Эта мысль возродилась только в 1902 г., когда 20 ноября контр–адмирал А. А. Вирениус представил управляющему министерством (П. П. Тыртову) специальный доклад, развивший выводы посредников военно–морской игры 1901–1902 гг. (война с Германией) и содержавший предложение о создании в составе ГМШ специального оперативного отделения.

К докладу А. А. Вирениуса, в котором прямо говорилось о необходимости разработки плана войны, прилагалась подробная записка лейтенанта А. Н. Щеглова с программой занятий оперативного отделения и обоснование самого плаца войны. «План войны, — писал А. Н. Щеглов, — согласно определению стратегии, имеет целью обеспечить всякой вооруженной силе быстрый переход с мирного положения на военное и поставить ее в наиболее выгодные пункты для начала ведения военных действий». На примере возможной войны с Герма–нией А. Н. Щеглов, безусловно один из наиболее выдающихся офицеров нашего флота, показал и принципы построения составных частей плана войны — плана сосредоточения, мобилизационных плана и расписания.

Адмирал П. П. Тыртов, ознакомившись с докладом и запиской, ограничился полумерами: 12 декабря 1902 г. он разрешил «привлечь к занятиям с ВМУО по программам, указанным в докладе, двух штаб–офицеров».

Вице–адмирал Ф. К. Лвелан избрал для «привлечения к занятиям» (январь 1903 г.) капитана 2–го ранга Л. А. Брусилова и лейтенанта А. Н. Щеглова и почти одновременно ходатайствовал о допуске их к мобилизационным планам Генерального штаба армии. В феврале того же года главный командир Кронштадтского порта вице–адмирал СО. Макаров, обеспокоенный низкой боеготовностью вверенного ему важнейшего порта России, просил об учреждении должности помощника начальника штаба порта (тогда — А. Г. Нидермиллера) по мобилизации. К апрелю 1903 г., когда З. П. Рожественский был уже у руля ГМШ, вопрос о помощнике по мобилизации решен не был, но к ГМШ «для занятий» были прикомандированы три штаб–офицера (в т. ч. Л. А. Брусилов) и пять обер–офицеров в чине лейтенанта.

Совершенно очевидно, что вопрос о создании Оперативного отделения в ГМШ и мобилизационных должностей в штабах портов был одним из важнейших в деятельности начальника штаба. И вот 31 мая 1903 г. Зиновий Петрович сообщил С. О. Макарову, что в ГМШ «… давно озабочены мобилизационным вопросом. Уже есть соображения, в принципе одобренные управляющим Морским министерством (Ф. К. Авеланом — В. Г.). В штабе Кронштадтского порта предположено учредить оперативное отделение, в котором будут сосредоточены и все дела мобилизационные». Между тем японский флот, завершив маневры, оставался уже в повышенной готовности. 17 июля 1903 г. З. П. Рожественский в очередной раз уведомил С. О. Макарова, что при учреждении Оперативного отделения (уже при ВМУО) будет положен принцип «возможно большего освобождения этого отделения от текущей переписки распорядительного характера».

Однако создавать оперативные отделения ни З. П. Рожественский, ни Ф. К. Авелан отнюдь не торопились. В октябре 1903 г., когда в Токио уже приняли решение об образовании Соединенного флота для войны против России, в Санкт–Петербурге был (не спеша) учрежден Законодательный отдел ГМШ, получивший задачи составления штатов, положений и т. п.

Одновременно совещание адмиралов «пришло к выводу» о необходимости составления планов войны. Это же совещание решило, что «наиболее целесообразное и соединенное с паи- меньшими расходами (выделено авторами. — В. Г.) решение может быть достигнуто, если ВМУО ГМШ разделить на две части: 1) Распорядительную и учебную: 2) Стратегическую, возложив на нее дела по мобилизации, дела по военно–морской статистике иностранных государств, по разработке планов войны на море. Ближайшее заведование [стратегической частью] поручить помощнику начальника ВМУО — особо назначенному штаб–офицеру».

К этому глубокомысленному документу прилагался и расчет штатов по Стратегической части ВМУО и оперативным частям штабов в портах — Кронштадтском, Черного моря (Севастопольском) и командующего Морскими силами в Тихом океане (наместника). Все это требовало ассигнований в размере всего 38 310 руб. в год и вызывало понятное одобрение в Министерстве финансов.

Все бы хорошо, но стратегическая часть и оперативные части в портах так и не были учреждены до начала войны с Японией, а следовательно, в ГМШ отсутствовал так называемый план войны, а в портах — план мобилизации. И это в отличие от японцев, которые не только составляли, но и практически отрабатывали такие планы, начиная с 1900 г., под руководством начальника Морского командующего департамента (Морского Генерального штаба) адмирала Ито Юко — победителя китайцев при Ялу и Вей–Хай–вее в 1894–1895 гг.

Внезапное нападение Японии на Порт–Артур и Чемульпо в ночь с 26 на 27 января 1904 г. застало адмиралов Ф. К. Авелана и З. П. Рожественского буквально врасплох. Загипнотизированные уверенностью Николая II в том, что маленькая Япония не решится напасть на огромную Россию, эти лица, ответственные за морскую оборону государства, предстали очевидцам в явно невыгодном свете. По свидетельству контр–адмирала великого князя Александра Михайловича, ни Ф. К. Авелан, ни 3.П. Рожественский вскоре после нападения японцев «…не могли объяснить, что же теперь произойдет, и каким образом мы с нашими сорока пятью боевыми единицами, составляющими тихоокеанскую эскадру, сможем одержать победу над японскими судами, построенными на английских судостроительных верфях?

От волнения налитые кровью глаза Авелана лезли буквально на лоб. Рожественский же заявил, что готов немедленно отправиться в Порт–Артур и встретиться с японцами лицом к лицу. Его почти нельсоновская речь звучала комично в устах человека, которому была вверена почти вся власть над нашим флотом. Я напомнил ему, что Россия вправе ожидать от своих морских начальников чего‑нибудь более существенного, чем готовность пойти ко дну.

— Что я могу сделать, — воскликнул он (З. П. Рожественский. — В. Г.), — общественное мнение должно быть удовлетворено. Я знаю это. Я вполне отдаю себе отчет в том, что мы не имеем ни малейшего шанса победить в борьбе с японцами.

— Отчего вы не думали об этом раньше, когда высмеивали моряков микадо? — якобы спросил в. к. Александр Михайлович (В. Г.).

— Я не высмеивал, —упрямо возразил Рожественский. — Я готов на самую большую жертву. Это тот максимум, который можно ожидать от человека.

И этот человек с психологией самоубийцы собирался командовать нашим флотом!»

Итак, за десять месяцев своего управления ГМШ Зиновий Петрович не успел создать Стратегической части и разработать плана войны, а с ее началом попросту растерялся. Позднее он и Ф. К. Авелан сослались на то, что план войны, по заявлению адмирала Е. И. Алексеева, имелся в его штабе на Дальнем Востоке. Так оно и было, но это был оперативный план, составленный одноклассником З. П. Рожественского контр–адмиралом В. К. Виттефтом и рассчитанный на наличные силы эскадры Тихого океана и имевшиеся во Владивостоке и Порт–Артуре ресурсы. А в масштабе всего флота? Этот последний вопрос повисает в воздухе укором Зиновию Петровичу.

Только 16 февраля 1904 г. — почти через три недели после начала войны — приказом по Морскому ведомству № 55 в составе ВМУО была образована Стратегическая часть во главе с капитаном 1–го ранга Л. А. Брусиловым. В это время назначенный с опозданием первый командующий флотом в Тихом океане вице–адмирал С. О. Макаров поездом следовал в Порт–Артур, так и не дождавшись создания Оперативного отделения в своем штабе (Кронштадтского порта), который он передавал новому глазному командиру — вице–адмиралу А. А. Бирилеву, своему многолетнему недоброжелателю и бывшему командующему Учебно–артиллерийским отрядом, у которого З. П. Рожественский в 1897–1898 гг. был флаг-капитаном и особо доверенным лицом.

По иронии судьбы, тот же «прикомандированный для занятий» тогда еще капитан 2–го ранга Л. А. Брусилов 4 октября 1903 г. подал на имя З. П. Рожественского записку о плане военных действий на Тихом океане и о мерах по подготовке к будущей войне. В записке Брусилова целью войны ставилась полная победа над Японией с лишением последней права содержать боевой флот. Так как к такой войне Россия сейчас (4.10.1903 г.) не готова, то надо уступками, вплоть до допущения японских войск в Корею, отложить ее объявление на два года и энергично готовиться. Подготовка к войне, по мнению Л. А. Брусилова, должна была включать достройку всех кораблей программ. 1895–1899 гг. (особенно пяти броненосцев типа «Бородино» и крейсера «Олег»), сосредоточение на Дальнем Востоке превосходящих сил флота (13 эскадренных броненосцев и 5 броненосных крейсеров против 6 и 6 японских соответственно), снабжение их двойным и тройным (для патронных пушек) комплектом снарядов, обеспечение углем, окончание доков и оборудования мастерских, пополнение личного состава специалистами с созданием запаса в Квантунском флотском экипаже, подготовку крейсеров к разведывательной службе («не ходить ниже 16 уз»), а «сухопутной части» — к походу в Корею.

На «дипломатическую часть» возлагалось обеспечение к началу войны благоприятной международной обстановки. Брусилов считал, что, имея превосходство в силах на море и на суше, можно будет без труда отрезать допущенный в Корею японский «корпус».

Зиновий Петрович смотрел на дело иначе и «успокоил» ретивого подчиненного: постройка судов для Тихого океана налажена; углем, доками и мастерскими занимается наместничество (адмирал Е. И. Алексеев), а матросов–специалистов будут готовить на Дальнем Востоке — на старых крейсерах «Джигите» (строевые квартирмейстеры) и «Дмитрии Донском», отправленном туда летом 1903 г. в качестве артиллерийского учебного корабля (комендоры). Остается заботиться о третьем боевом комплекте снарядов (второй ГМШ и ГУКиС «досылали» на «Манджурии» и «Смоленске», но его еще требовалось довезти до Порт–Артура).

Вывод и. д. начальника ГМШ поражал своим оптимизмом: «К войне готовы более, чем когда‑нибудь, но она нежелательна…» И записка Брусилова «осела» в делах ВМУО ГМШ без ознакомления с ней даже Ф. К. Авелана, не говоря уже о генерал–адмирале и адмирале Е. И. Алексееве. Последний не был полностью ознакомлен и с материалами военно–морской игры 1902–1903 гг.

З. П. Рожественский, по его словам, «видел цель (войны с Японией. — В. Г.) только в занятии Кореи» и «не считал необходимым значительного превосходства флота над японским — считал достаточным равенство». Поразительное откровение военного моряка, который словно не слышал или не вспомнил о принципе сосредоточения превосходящих сил на театре военных действий.

5 ноября 1903 г. на стол Зиновию Петровичу легла справка с оценкой соотношения сил на Дальнем Востоке, составленная капитаном 2–го ранга К. В. Стеценко, недавним флаг–капитаном эскадры Тихого океана. Справка заканчивалась выводом: «Японский флот несколько сильнее русских морских сил Тихого океана… и располагает подавляюще превосходящими против русских сил всякими материальными ресурсами». Но и справка К. В. Стеценко, весьма способного адмиральского сына, осталась без видимых последствий.

З. П. Рожественский до конца декабря 1903 г. был вполне убежден в достаточности мер по наращиванию морских сил в Тихом океане. И никому «наверх» не докладывал своих соображений по возможному радикальному решению, которое могло бы отложить невыгодное для Российского флота развитие событий — а именно начало войны до лета 1905 г.

Да, он проявлял настойчивость и твердую волю в продвижении на Дальний Восток намеченных подкреплений. Однако в чем выражалось эта настойчивость? В начале лета 1903 г. было уже вполне ясно, что в эту кампанию не удастся отправить из Кронштадта в Тихий океан броненосец «Император Александр III», не говоря о его значительно отставших собратьях — «Бородино» и «Орле», застрявших на казенных верфях в Санкт–Петербурге без положенных им брони и орудий. Но ГМШ «не дремал»: в 1903 г. на Дольний Восток можно было отправить известный «долгострой» 14 500–тонный броненосец «Ослябя», строившийся на верфи Новое Адмиралтейство в течение 93–х месяцев (спущен на воду в 1898 г., однотипный броненосцу «Пересвет» Балтийского завода, прибывшему в Порт–Артур в 1902 г.).

Кроме «Осляби», наконец завершившего расчеты с портами, в относительно высокой степени готовности находились 13 100–тонный броненосец «Цесаревич», постройка которого в Тулоне (Франция) была близка к окончанию, крейсера I ранга «Баян» (прибывший из Тулона на Балтику), «Аврора» (сдаваемый Новым Адмиралтейством), ветеран «Дмитрий Донской», переделанный в учебно–артиллерийский (вместо четырех из десяти 120–мм. орудий на нем поставили четыре 75–мм. орудия на станках Меллера). Заканчивались постройкой также крейсер II ранга (яхта или посыльное судно) «Алмаз», семь эскадренных миноносцев типа 350–тонного Ярроу и несколько миноносцев типа «Уссури» и «Циклоп».

Все это было решено двинуть в Порт–Артур в составе очередного Отдельного отряда судов. Командовать этим отрядом в июле 1903 г. был назначен помощник начальника ГМШ заведующий ВМУО контр–адмирал А. А. Вирениус. С ведома и по ходатайству З. П. Рожественского, который был недоволен «медлительностью» командира «Цесаревича» капитана 1–го ранга И. К. Григоровича (будущего морского министра) и, вообще, неспешным снаряжением всего отряда.

Таким образом, Зиновий Петрович за полгода до начала войны вполне сознательно пошел на то, чтобы обезглавить единственный имевшийся в его распоряжении орган оперативного управления — ВМУО, который на девять месяцев фактически остался в заведовании второстепенного лица — полковника по Адмиралтейству В. А. Штенгера. 21 июля 1903 г. А. А. Вирениус, настроенный весьма миролюбиво, то есть далекий от сознания опасности близкой войны с Японией, прибыл в Париж, откуда собирался следовать на юг Франции — в Тулон, где его дожидался «Цесаревич».

Уже в Тулоне А. А. Вирениус получил телеграмму от З. П. Рожественского, которая отменяла включение в состав его отряда броненосца «Император Николай I», флагманского корабля эскадры Средиземного моря, которая по планам 90–х гг. XIX в. и по выводам посредников игры 1902–1903 гг. являлась ближайшим резервом эскадры Тихого океана. Странно? Да, но исключение этого корабля, спущенного на воду в 1889 г., было произведено в ГМШ по просьбе адмирала Е. И. Алексеева, который, вероятно, считал его устаревшим и требующим ремонта. Здесь штаб пошел «на поводу» у главного начальника флота и войск на Дальнем Востоке, хотя тот мог и не знать действительного положения дел с подкреплениями, желая видеть в Порт–Артуре новые корабли. Начальник же ГМШ — Зиновий Петрович — очень хорошо знал, что до лета следующего года отправить на усиление эскадры из Кронштадта будет нечего, кроме названных выше кораблей, уже назначенных в отряд А. А. Вирениуса.

Более того, зная о том, что японский флот уже находится в полном составе, а санкт–петербургские заводы не укладываются в сроки постройки новых кораблей программ. 1895–1899 гг., З. П. Рожественский отказался от приобретения готовых кораблей за границей. Такая возможность обозначилась еще в ноябре 1902 г., когда из Италии от вице–адмирала Кондиани последовало частным образом (через вице–адмирала Н. И. Скрыдлова) предложение купить заказанный для Аргентины броненосец.

Дело в том, что именно в 1902 г. конфликт между Аргентиной и Чили, грозивший перерасти в войну, был улажен мирным путем. Оба государства договорились о сокращении непомерных для них морских вооружений и искали покупателей для своих новых кораблей, заказанных в Англии (2 броненосца 1–го класса для Чили) и в Италии (2 броненосца 2–го класса для Аргентины). Последние у нас (и в других странах) справедливо именовали броненосными крейсерами. Эти крейсера — «Ривадавия» и «Морено», спущенные на воду соответственно в октябре 1902 г. и в феврале 1903 г., принадлежали к известному типу «Гарибальди», спроектированному талантливым инженером Масдеа, и при водоизмещении 7583 т. (проект) имели 152–мм. броню и артиллерию из орудий калибров 203 («Ривадавия» — 254 и 203 мм. ), 152 и 76 мм.

Учитывая высокую скорость постройки, достигнутую на верфи фирмы «Ансальдо» в Генуе, оба корабля могли быть готовы к лету или к осени 1903 г. Адмирал Н. И. Скрыдлов доложил о предложении Кондиани Ф. К. Авелану, а последний 17 декабря 1902 г. сообщил Скрыдлову мнение управляющего Морским министерством (П. П. Тыртова): есть указание царя строить корабли только на русских верфях.

В это время, учитывая неясность политической обстановки, такое мнение еще можно было считать оправданным Вторичное предложение о продаже России уже всех четырех кораблей (двух чилийских и двух аргентинских) поступило в Морское министерство 28 апреля (11 мая по н. ст.) 1903 г. через министра иностранных дел. Его автором был представитель фирмы «Ансальдо», некто Перроне, который указал на быстроту и конфиденциальность сделки и обозначил готовность кораблей: крейсеров — не более 6 дней, броненосцев — 4 месяца.

В Санкт–Петербурге, где место адмирала Тыртова, как известно, занял Авелан, а последнего — Рожественский, затеяли сравнение элементов предложенных кораблей с элементами броненосцев и крейсеров, назначенных для новой российской программы 1903 г. Естественно, что 7500–тонный 20–узловый «Ривадавия» оказался слабее заданного программой МТК 12000–тонного броненосного крейсера с его восемью 203–мм. и двенадцатью 152–мм. орудиями. Не подходят по типу — сделали вывод в ГМШ, и вновь отказались, В августе 1903 г., вновь из Министерства иностранных дел, Зиновий

Петрович получил очередное предложение об «аргентинцах». Япония, и адмирал знал об этом из донесений АИ. Русина, к этому времени значительно повысила готовность флота. Однако, посоветовавшись, З. П. Рожественский и Ф. К. Авелан пришли к выводу:«… в силу последовавшего высочайшего повеления все судостроение исполнять в России, не прибегая к каким‑либо заказам за границей, Морское министерство не имеет намерения приобрести суда означенной фирмы». Такой ответ от 9 августа 1903 г. за подписью Зиновия Петровича и пошел в императорское Российское посольство в Риме, а в копии — в Министерство иностранных дел.

Подписывая такой ответ, З. П. Рожественский не предполагал, что злополучный «Ослябя» (донесение от 11 августа 1903 г. из Алжира), проходя Гибралтарским проливом, пропорол себе днище, «коснувшись килем» африканского берега.

Узнав об этом и получив более подробную информацию от адмирала А. А. Вирениуса, управляющий министерством и ил начальника ГМШ своевременно (телеграмма от 9 сентября 1903 г.) распорядились о направлении в Артур «соединенно» «Цесаревича» и «Баяна» под общим командованием старшего из командиров (И. К. Григоровича). Адмиралу Вирениусу следовало ремонтировать «Ослябю», собирать в Средиземном морс другие суда отряда и вести их на Дальний Восток в начале января 1904 г.

Перед этим — в конце августа 1903 г. — Зиновий Петрович, как контр–адмирал Свиты Е. И. В., был удостоен чести плавания на роскошной императорской яхте «Штандарт» в финляндских шхерах, где так любил бывать Николай II. По свидетельству будущего флаг–капитана императора адмирала К. П. Нилова, царь на одном из совещаний по японскому вопросу твердо заявил: «Ожидаю от всех моих министров и также прочих влиятельных лиц, что они всячески поведут дело так, чтобы Япония, так же как и я, не пожелала бы войны». Уверенный в том, что маленькая Япония не посмеет напасть на великую Россию, Николай II словно не знал о том, что его миролюбивые заявления, мягко говоря, несколько расходились с делами. Русские войска оставались в Маньчжурии, Россия осваивала Квантун, строила Дальний, укрепляла Порт–Артур и, более того, с 1903 г. путем учреждения печально известных «безобразовских» (по фамилии статс–секретаря Безобразова — активиста в «освоении» Дальнего Востока) концессий проникла в пограничный с Кореей бассейн р. Ялу.

Наместник царя на Дальнем Востоке адмирал Е. И. Алексеев уже в сентябре 1903 г. докладывал о возможности близкого разрыва с Японией. В связи с этим в треугольнике Порт- Артур — Санкт–Петербург — Пирей (где был Вирениус) даже обсуждался вопрос об обеспечении «прорыва» «Цесаревича» и «Баяна» в Порт–Артур «с боем». Сам Андрей Андреевич не верил в возможность войны, наслаждаясь мирным плаванием по портам Средиземного моря и обществом своей семьи, которая прибыла из Санкт–Петербурга.

Не менее счастливым чувствовал себя контр–адмирал П. П. Молас, державший флаг на «Императоре Николае I». Жена Моласа жила в дачных местах, недалеко от Пирея. Командир «Николая» капитан 1–го ранга Н. М, Иванов тогда не предполагал, что ему придется командовать флагманским «Цесаревичем» в сражении в Желтом море, где взрыв японского снаряда оборвет жизнь одноклассника З. П. Рожественского контр–адмирала В. К. Виттефта Не знал своей судьбы и старший офицер этого броненосца капитан 2–го ранга А. К. Полис, которому предстояло обеспечивать переход эскадры З. П. Рожественского на Дальний Восток и погибнуть при Цусиме со всем экипажем броненосца «Император Александр III»…

Зиновий Петрович из Санкт–Петербурга то корил Андрея Андреевича за медлительность (от имени Авелана), то ободрял частными письмами. «Ослябя» же только в начале октября 1903 г. встал в сухой док в Специи. В ноябре 1903 г. в Японии для войны с Россией был сформирован Соединенный флот, командую1ций которым, вице–адмирал Того Хейхатиро (бывший главный командир порта Майдзуру), поднял свой флаг на броненосце 1–го класса «Микаса».

В декабре 1903 г. японцы, озабоченные срочным пополнением своего флота накануне предположенной ими войны, сами начали переговоры в Италии о покупке аргентинских крейсеров. По донесению военно–морского агента в Австро–Венгрии и Италии капитана 2–го ранга графа АП. Капниста, «Ривадавию» и «Морено» можно было перекупить. Об этом Капнист писал из Вены 15 декабря 1903 г.

З. П. Рожественский даже не удостоил агента личным ответом. Графу ответил 19 декабря 1903 г. исполнявший обязанности начальника ВМУО известный нам полковник В. А. Штенгер: «Многоуважаемый граф Алексей Павлович. Мы уже с разных сторон (выделено автором. — В. Г.) получили сообщения о предстоящей покупке аргентинских крейсеров Японией и предложении устроить их продажу и нам. Это очевидно все дело рук Ансальдо и мы категорически уведомили, что покупать их не будем. Сегодня уже есть в газетах сведения, что японцы купили эти суда, может это и верно, но вернее еще, врут. Во всяком случае, советуем вам этого вопроса не подымать..» Прекрасный образец ответа безответственного клерка облеченному доверием страны представителю се флота за границей! Итак, вопроса «не подымать». Несомненно, что Штенгер здесь высказывал мнение Рожественского, выраженное в тот же день и в ответе за подписью самого и. д. начальника ГМШ военно–морскому агенту в Лондоне (предложение аргентинского консула).

В результате «Ривадавия» и «Морено» 17 декабря 1903 г. были куплены Японией за 760 тыс ф. ст. (7,2 млн. руб.) каждый, и вместо того, чтобы пополнить российскую эскадру Тихого океана, они под названиями «Касуга» и «Ниссин» в марте 1904 г. вступили в состав японского флота. Напрасно адмирал Е. И. Алексеев, получив донесение от А. И. Русина, просил задержать движение крейсеров дипломатическими средствами. «Ниссин» и «Касуга», шедшие со сборными и слабыми экипажами под командованием офицеров резерва британского флота, 1 января 1904 г. благополучно миновали в Порт–Саиде отряд А. А. Вирениуса, который наконец двинулся на Дальний Восток с отремонтированным «Ослябей», крейсерами «Аврора» и «Дмитрий Донской».

К этому времени в ГМШ несколько всполошились под влиянием последних донесений А. И. Русина из Японии. В этих донесениях говорилось о создании в Токио Главной квартиры — высшего органа управления армией и флотом в военное время, о сосредоточении в Сасебо главных сил японского флота, назначении флагманов, форсировании боевой подготовки и т. п.

При этом З. П. Рожественский, подстегивая А. А. Вирениуса, требовал соединенного движения на Дальний Восток всего отряда — вместе с истребителями и миноносцами. Последние же обнаружили совершенную непригодность не только к океанскому, но и морскому плаванию в свежую погоду. Помимо неисправностей в механизмах, миноносцы типов «Циклон» и «Уссури» страдали слабостью корпусов.

Однако Зиновий Петрович упрямо гнал их вперед, обязывая Вирсниуса с «Ослябей» и «Авророй» обеспечивать переход. 1 января 1904 г. Вирениус получил в Порт–Саиде очередную телеграмму с требованием вести миноносцы на буксире до Сабанга (где Вирениус поступал в подчинение Алексеева) и ни в коем случае не разлучаться.

Адмирал Алексеев ранее, и вполне справедливо, просил об отправке «Осляби» вперед до Сабанга, так как присоединение восьмого линейного корабля к эскадре в Порт–Артуре (с приходом «Цесаревича» их стало семь) имело принципиальное значение. Но Зиновий Петрович не внял этой просьбе, считая главной задачей А. А. Вирениуса обеспечить переход миноносцев.

Одновременно ГМШ ускорял движение на Дальний Восток транспортов с боезапасом. Первые из них — пароходы «Воронеж» и «Бетти» —успели достичь Порт–Артура Однако третий транспорт — «Манджурия» — был в самом начале военных действий захвачен японцами в Желтом море (шел без охраны), а четвертый — «Смоленск», связанный с отрядом А. А. Вирениуса, просто не успел. 29 января 1904 г. этот быстроходный пароход (крейсер Добровольного флота) находился на переходе из Суэца в Джибути и вскоре вернулся в Россию…

Таким образом, в Порт–Артуре к началу войны не оказалось полного второго комплекта боеприпасов для эскадры, не было там и полного комплекта флотских офицеров и инженер- механиков. Их комплектование также находились в ведении Зиновия Петровича В декабре 1903 г., в обычном плановом порядке, покинули Порт–Артур отслужившие 7–летний срок опытные матросы, начались обычные в зимнее время перемещения и новые назначения командиров…

В делах ГМШ не сохранилось следов каких‑либо экстренных мер, которые принимал или предлагал З. П. Рожественский для исправления положения. Таких мер просто не было, хотя для пополнения некомплекта офицеров можно смело направить балтийцев и даже черноморцев, состоявших в штатах экипажей, комплектовавших многочисленные суда учебного назначения. В конце 1903 г. наместник в очередной раз просил о срочном назначении 96 обер–офицеров и инженер–механиков. Из ГМШ ответили глубокомысленной телеграммой, в которой говорилось, что «по приходу» миноносцев Вирениуса (то есть весной 1904 г.? — В. Г.) с них могут быть списаны 12 строевых офицеров, 2 артиллериста, 4 минера, 4 механика (останутся командир, офицер и механик, а на номерных — по командиру и механику), кроме того, по железной дороге командировано 11 человек, в том числе 8 мичманов.

Со «списанием» офицеров новые эскадренные миноносцы сразу «лишились подвижности», как отметил адмирал Е. И. Алексеев в последней перед войной телеграмме Ф. К. Авелану (от 21 января 1904 г.) «с почтительной просьбой… откомандировать офицеров, главным образом, лейтенантов… на миноносцах не может быть менее 2–х офицеров, кроме командира…»

Видимо, адмиралы З. П. Рожественский и его помощник А. Г. Нидермиллер думали иначе, потому что массы офицеров — 70 человек до 24 февраля 1904 г. — стали прибывать в Порт–Артур только после начала войны. Впрочем, посылали и до войны, но в основном флагманов, командиров и старших офицеров — на замену заболевших или выплававших ценз. Так, в январе 1904 г. уехали на Дальний Восток контр–адмиралы М. П. Молас и M. A. Лощинский, капитаны 1–го ранга Н. М. Иванов, А. П. Андреев, Н. М. Сарнавский и… лейтенант В. И. Семенов, адъютант штаба главного командира Кронштадтского порта (тогда — С. О. Макарова), назначенный 1 января 1904 г. старшим офицером крейсера «Боярин».

О Владимире Ивановиче Семенове надо сказать особо, поскольку его судьба оказалась слишком тесно связанной с судьбой нашего героя. Владимир Иванович был значительно младше Зиновия Петровича, которому, однако (по тому времени) прямо в дети не подходил: он родился 16 декабря 1867 г. и окончил Морское училище мичманом в 1887 г., третьим по списку. В. И. Семенов, обладая достаточно острым умом и талантом публициста, много плавал, в том числе и на Тихом океане. В кампании 1901 г. он служил старшим флаг–офицером штаба З. П. Рожественского в Учебно–артиллерийском отряде и произвел на последнего весьма хорошее впечатление. Это впечатление сохранилось и тогда, когда В. И. Семенов стал адъютантом в штабе С. О. Макарова. Из штаба накануне войны он попросился во флот, не исключено, что при этом немаловажную роль сыграло желание выполнить ценз капитана 1–го ранга.

Перед отъездом из Санкт–Петербурга 14 января 1904 г. Семенов явился к и. д. начальника ГМШ и «после обмена официальными фразами не удержался спросить: что он думает, будет ли война?

— Не всегда военные действия начинаются с пушечных выстрелов! — резко ответил адмирал, глядя куда‑то в сторону. — По–моему, война уже началась, Только слепые этого не видят!»

Рожественский произнес эти слова с «сердитым видом», и Семенов подумал, что его «вопрос затронул больное место, и в раздражении он (адмирал. — В. Г.) сказал больше, чем хотел или считал себя вправе сказать…

— Ну, а все‑таки, к первым выстрелам поспею?

Но адмирал уже овладел собой и, не отвечая на вопрос, дружески желал счастливого пути…»

Таким образом, по Семенову, Рожественский считал положение исключительно опасным. Однако сфера его деятельности не охватывала Дальнего Востока, где Е. И. Алексеев с его просьбами был предоставлен самому себе («полная мочь главнокомандующему»), и сама деятельность просматривалась только по отношению к отряду Вирениуса, которого из Санкт–Петербурга буквально бомбардировали взыскательными телеграммами. У Андрея Андреевича сдавали нервы. 26 декабря 1903 г. он послал Зиновию Петровичу длинное письмо, где запрашивал, в чем будет состоять его задача на случай военного времени. Надо ли будет провести отряд в Сайгон или «что иначе»?

Из Санкт–Петербурга 29 декабря ответили очередным выговором за то, что номерные миноносцы были «брошены», а «Аврора» задержалась в Пирее. Если именные эскадренные миноносцы типа «Буйный» обнаружили целый ряд дефектов в механизмах, то четыре номерных стали буквально бичом отряда 152–тошгые «№ 212» и «№ 213» были «совсем плохи», от ударов волн на них вылетали заклепки, прогибались шпангоуты, а корпуса — не имели стрингеров и грозили переломом.

А. А. Вирениус на следующий день написал уже Ф. К. Авелану, в конце письма он признался, что «был бы счастлив, если заменить его более спокойным и исполнительным адмиралом». 1 января «Ослябя» наконец соединился с «Дмитрием Донским», «Авророй» и ИМСШ1ЫМИ миноносцами в Порт–Саиде, где русские застали «Ниссин». «Касуга» уже шел Суэцким каналом…

Японские крейсера, как известно, были практически небоеспособны, но, конечно, А. А. Вирениус в мирное время не мог самостоятельно принять решение задержать корабли вероятного противника. Высшее морское командование, прозевав в свое время возможность купить эти крейсера, также не приняло каких‑либо решительных мер типа организации преследования, которое могло подкрепить протест по дипломатическим каналам через МИД. «Ниссин» и «Касуга» беспрепятственно пошли вперед.

7 января в Суэце А. А. Вирениус получил ободряющее рождественское поздравление: «От всей души желаю счастливого плавания, с Вами крестная сила, мощь русского духа и благословение всей родной земли. Рожественский». Через три дня Зиновий Петрович сообщил Андрею Андреевичу (по поводу отчаянного письма о замене), что «министр» (Ф. К. Авелан) просил его успокоить. «Купленные японцы спасаются бегством от Вас до Сабанга вероятно никого не встретите, там получите приказания наместника», — гласила телеграмма и. д. начальника ГМШ.

И наконец, 19 января З. П. Рожественский вновь напомнил А. А. Вирениусу: надо спешить в Порт–Артур, но при этом «миноносцы главная часть Вашего отряда». Между тем 26 января миноносец «№ 213» едва не пошел ко дну на волнении…

Конечно, оглядываясь в прошлое, сейчас можно говорить о том, что З. П. Рожественский был завален текущими делами, вплоть до мелочей, связанных с посещением посторонними лицами верфей Морского ведомства. Но, как ответственное лицо, он мог выделить главное из слишком объемного потока информации. Однако не выделил. Что здесь преобладаю? Сложившийся порядок вещей или личные качества? Нам думается, что и то и другое. Зиновий Петрович, конечно, не мог враз изменить сложившийся порядок, но мог пытаться это сделать. Ему, несомненно, мешало развитое самомнение, которое склоняло его к критике подчиненных (даже прежних начальников) и к принятию единоличных решений, которые часто лишь согласовывались с Ф. К. Авеланом, не имевшим вполне твердых взглядов на положение на Дальнем Востоке.

Известно, что З. П. Рожественский просто не отвечал на телеграммы начальника отряда судов в Средиземном море контр–адмирала П. П. Моласа, который это тяжело переживал, а потом и вовсе был потрясен неожиданным для него расформированием отряда, которое последовало 1 декабря 1903 г.

Оставив на совести П. П. Моласа сетования по поводу прекращения морского довольствия «по–заграничному» и необходимости для его семьи оставить живописные окрестности Пирея, надо отметить что расформирование отряда и возвращение «Императора Николая I» на Балтику лишало эскадру Тихого океана того резерва, о необходимости которого весной 1903 г. говорили посредники (в том числе и Рожественский). Может быть, последний считал резервом отряд Вирениуса? Да, но, успокаивая Андрея Андреевича в январе 1904 г., Ф. К. Авелан и З. П. Рожественский думали о его замене. При этом выбор нового начальника отряда судов сводился к кандидатуре самого Зиновия Петровича. Странно, что среди 35 контр–адмиралов не нашлось более подходящего кандидата, чем и. д. начальника ГМШ, который рисковал вообще остаться без головы. '

Конфликтовал Зиновий Петрович и со своим бывшим начальником С. О. Макаровым. По свидетельству А. Г. Нидермиллера, между ними накануне войны были натянутые отношения. Однажды в ГМШ представили к награждению одного из подчиненных Степана Осиповича, «забыв» предварительно запросить его мнение.

С. О. Макаров, весьма щепетильный в подобных делах, согласно сведениям А. Г. Нидермиллера, подал в отставку (прошение об увольнении). Единственный друг Степана Осиповича среди старших адмиралов Ф. К. Авелан после пяти дней ожидания — в августе 1903 г. — устроил Макарову встречу с генерал–адмиралом, который «успокоил» главного командира Кронштадта, а бывший при этом Зиновий Петрович признался в «невольной ошибке». Инцидент был, казалось, исчерпан.

Да, З. П. Рожественский сохранил на многие годы скептическое отношение к старшим. Однако бросается в глаза то обстоятельство, что он ни разу не конфликтовал с генерал- адмиралом или с великим князем Александром Михайловичем. Таким образом, «конфликтность» Зиновия Петровича имела пределы, важные с точки зрения собственной карьеры.

Последнее, о чем следует упомянуть в связи с работой ГМШ накануне Русско–японской войны, это так называемый «вооруженный резерв». Это понятие родилось в Российском флоте в 90–х гг. XIX в., когда на Черном море решили покончить с пресловутой «сезонностью» боевой подготовки и на зиму не разоружать корабли, а оставлять их в 12–часовой готовности к выходу в морс. Для этого на кораблях, которые оканчивали освященную вековыми традициями летнюю кампанию, оставляли часть офицеров и матросов, но сами корабли по- прежнему занимали места на внутреннем рейде Севастополя и не выходили в море с расчетом вступить в кампанию по необходимости — с получением приказания.

Вооруженный резерв, безусловно, был благом для нашего флота, где с начала XIX в. преобладали элементы береговой службы, обусловленные не только особенностями природы Финского залива (зимой — лед), но и стремлением власть имущих — императора Александра и его верных помощников —довести строевую выучку матросов и флотских офицеров до уровня гвардии.

Одобренный адмиралами Н. M. Чихачевым, О. К. Кремером (начальник ГМШ) и Н. В. Копытовым (главный командир Черноморского флота и портов), вооруженный резерв позволил держать на кораблях хотя бы часть команд, но круглый год, и обеспечить в случае войны сравнительно быстрый выход флота в море. С 1894 г. в виде опыта, а с 1898 г. — систематически вооруженный резерв стал применяться и на Балтике, где в него зачислялись броненосцы и крейсера, зимовавшие в незамерзающей Любаве.

В 1902 г. вооруженный резерв, в целях экономии угля и морского денежного довольствия личного состава, ввели и для эскадры Тихого океана, которая ранее круглый год считалась в «заграничном плавании». Адмирал Е. И. Алексеев был против резерва не только из‑за уменьшения жалованья офицеров эскадры. Он понимал, что 4–месячное пребывание в резерве каждого броненосца и крейсера (из 12 месяцев в году) неизбежно приведет к снижению уровня эскадренной подготовки вверенных ему сил на Дальнем Востоке. Однако в Санкт–Петербурге даже в преддверии войны более заботились об экономии средств на плавание кораблей. Подписанная З. П. Рожественским программа плавания судов флота на 1904 г. предусматривала для эскадры Тихого океана уже 6 месяцев резерва.

1 ноября 1903 г. главные силы эскадры Тихого океана вступили в вооруженный резерв на внутреннем рейде Порт–Артура и в бухте Золотой Рог во Владивостоке. Японцы, как упоминалось выше, как раз вступили в период усиленной эскадренной подготовки всего флота 24 декабря, обеспокоенный сведениями о создании в Японии Главной квартиры и других мерах по подготовке нападения на Россию, адмирал Е. И. Алексеев запросил разрешение на мобилизацию вверенных ему войск и сил флота Через два дня разрешение последовало, но с ограничениями, а 30 декабря военный министр эти ограничения усилил: можно было мобилизовать только Порт–Артур и Владивосток. Из ГМШ разрешение на изменение утвержденной программы плавания так и не последовало.

В результате к 1 января 1904 г. в Порт–Артуре в кампании находились на внешнем рейде броненосцы «Полтава» и «Цесаревич» (прибыл 19 ноября 1903 г.), крейсера «Баян», «Боярин» и «Новик». В первый день Новою года к ним присоединились «Аскольд» и «Паллада», а 3 января — «Петропавловск» под флагом начальника эскадры вице–адмирала О. В. Старка Остальные броненосцы и крейсера стояли в бассейнах в 12–часовой готовности. Эскадренных плаваний не было…

Зиновий Петрович в Санкт–Петербурге не оставлял эскадру своими «заботами» об экономии. 14 января 1904 г. (в день визита В. И. Семенова!) наместник получил от него телеграмму с предложением сократить расходы на плавание еще на 1,5 млн руб., мотивировка — решение Государственного совета. Исполнительный товарищ юности и. д. начальника ГМШ — начальник морского штаба наместника контр–адмирал В. К. Виттефт — составил новый расчет плавания кораблей: 7 месяцев 1 неделя в год вооруженного резерва и 4 месяца 3 недели — в кампании. Выполнить эту программу было уже не суждено.

Наконец, адмирал Е. И. Алексеев, который, по мнению многих, все‑таки сознавал себя «самодержцем» Дальнего Востока («вице–король» — писали иностранцы), не выдержал и приказал О. В. Старку начать кампанию 18 января 1904 г. В этот день на рейд вышли «Победа», «Диана» и «Енисей», за ними последовали другие корабли. Начал кампанию и Владивостокский отряд.

21 января вице–адмирал О. В. Старк вывел эскадру в учебный поход с целью упражнений в эскадренном плавании, маневрировании и использовании беспроволочного телеграфа. Впервые на эскадре в этом походе использовали двухфлажную сигнальную книгу. Всё, естественно, носило характер подготовительного класса — начального периода обучения…

Поход 21 января невольно ускорил нападение японцев: в Токио подумали, что русские могут упредить. Броненосцы и крейсера российской эскадры после похода остались на внешнем рейде — под угрозой внезапной минной атаки.

Через день после похода адмирал Алексеев, зная о том, что А. А. Вирениус предполагает быть в Сабанге (Голландская Индия) 18 января 1904 г., телеграфировал в Санкт–Петербург о скорейшем присоединении к эскадре хотя бы одного «Осляби». 25 января наместник приказал «выделить «Ослябя» из отряда и послать его вперед спешно». Миноносцы же поручались командиру «Дмитрия Донского» капитану 1–го ранга И. Н. Лебедеву, который должен был идти с ними впереди других больших кораблей. Но до Сабанга отряд А. А. Вирениуса оставался в подчинении ГМШ, а З. П. Рожественский и его ближайшие начальники — адмиралы Ф. К. Авелан и великий князь Алексей Александрович — безмолвствовали. Есть свидетельство (Г. Ф. Цывинского), что на большом балу в Зимнем дворце 19 января адмиралы Г. П. Чухнин, А. А. Бирилев, З. П. Рожественский и другие говорили о близкой войне. Здесь же родился слух, что командовать флотом в Порт–Артур пошлют Г. П. Чухнина. Однако следов конкретных распоряжений по этому вопросу или какой‑либо активизации действий ГМШ в документах нет.

24 января 1904 г. последовало заявление Японии о разрыве дипломатических отношений. Через день об этом стало известно наместнику, но без важных подробностей о том, что японцы декларировали право на «независимое действие». Тем не менее кое‑кто спохватился. Начальник Генерального штаба генерал–адъютант А. В. Сахаров 26 января в особой записке предложил военному министру генерал–адъютанту A. Н. Куропаткину в ответ на высадку японских войск в Корее начать активные действия на море. Еще более проницательным оказался главный командир Кронштадтского порта вице–адмирал С. О. Макаров, который в тот же день направил Ф. К. Авелану рапорт, содержавший предупреждение об опасности держать эскадру Тихого океана на внешнем рейде Порт–Артура — под угрозой внезапного нападения противника.

Документ стал просто вкладом в историю, так как ни З. П. Рожественский, ни Ф. К. Авелан на него не отреагировали, или не успели. Вероятно предположить следующее: не только не успели, но и не собирались, считая, что Е. И. Алексееву и О. В. Старку на месте виднее. Известно, что 26 января утром у Николая II высшие руководители армии, флота и Комитета по делам Дальнего Востока обсуждали мнение А. В. Сахарова и решили «не начинать самим». После этого участник совещания Ф. К. Авелан получил записку С. О. Макарова. Судьба ее была предрешена: сам император только что утвердил решение предоставить инициативу противнику. Оставалось ждать, надеясь на предусмотрительность наместника и начальника эскадры.

И ждать пришлось недолго. Поздно вечером того же дня, вернувшись из театра (давали «Русалку»), император был потрясен телеграммой Е. И. Алексеева о ночной минной атаке японцев и подрыве «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады». Разница в астрономическом времени между Порт–Артуром и Санкт–Петербургом составляет около 6 часов в пользу Артура. В то время когда японцы выпустили первую мину (около 23 час. 35 мин. 26 января), в Санкт–Петербурге день только клонился к вечеру. Даже если бы приказание убрать эскадру с внешнего рейда последовало из Санкт–Петербурга днем 26 января, допустим, в 12 или в 14 часов (записку С. О. Макарова, очевидно, надо было доложить царю), то Е. И. Алексеев все равно не успевал его выполнить. Следует учесть, что вход эскадры во внутренние бассейны Артура проходил в два приема только во время полной воды...

В этой первой неудаче нашего флота на Дальнем Востоке, как и в том, что японцам удалось перехватить в Чемульпо крейсер «Варяг» и мореходную лодку «Кореец», уничтоженные после геройского неравного боя своими командами, несомненно, просматривается вина ГМШ и его начальника Думать надо было раньше. Получив известие о внезапном нападении, З. П. Рожественский, как уже указывалось со ссылкой на Александра Михайловича, оказался в растерянности. Однако 31 января 1904 г., не без его личной инициативы, последовало распоряжение о назначении ил НГМШ командующим отдельным отрядом судов, идущим на подкрепление эскадры Тихого океана, то есть — прямо вместо А. А. Вирениуса.

Но Зиновию Петровичу было не суждено возглавить отряд. А. А. Вирениус, получив 31 января в Джибути известие о нападении японцев на Порт–Артур, был так потрясен успехом противника, что его буквально «холодом пробрало». Узнав о гибели «Полтавы» (что было неверно), повреждении «Цесаревича» и «Ретвизана», впечатлительный Андрей Андреевич вообразил, что победоносные японцы перехватят его отряд в пути (до Сабанга), и телеграфировал в Санкт–Петербург о необходимости возвращения своих кораблей навстречу сильным подкреплениям из состава Балтийского флота.

Как ни странно, точка зрения А. А. Вирениуса победила: адмиралы великий князь Алексей Александрович, Ф. К. Авелан и З. П. Рожественский, который, казалось, был готов сам отправиться в путь, доложили императору о необходимости возвращения отряда. И Николай II повелел возвратить все корабли Вирениуса на Балтику и в Севастополь. И это при том, что первый командующий флотом в Тихом океане С. О. Макаров и наместник Е. И. Алексеев (еще до войны и в ее начале) просили об ускорении движения отряда, а Макаров даже обязался его встретить.

Можно с большой долей уверенности предположить, что после растерянности первых дней войны высшие морские чины в Санкт–Петербурге несколько успокоились. Во–первых, они проводили на Дальний Восток энергичного Степана Осиповича Макарова, которого Николай II назначил командовать флотом в войне с японцами. Во–вторых, вместе с «железным» Степаном на Дальний Восток поехали морские офицеры, в том числе первые десять мичманов досрочного («царскою») выпуска 28 января 1904 г. и более старые, по выбору комфлота, а также мастеровые Балтийского завода во главе с корабельным инженером Н. Н. Кутейниковым, который должен был наладить ремонт поврежденных противником кораблей — «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады».

В сохранившихся документах есть указания на то, что адмирал Ф. К. Авелан, не без участия ГМШ и З. П. Рожественского, приказал форсировать достройку новых кораблей на верфях Санкт–Петербурга, озаботился об увеличении количества обучаемых в учебных отрядах Балтийского флота специалистов, но не более того.

Просьбы С. О. Макарова, поддержанные Е. И. Алексеевым, об усилении Тихоокеанского флота материальными средствами — сторожевыми катерами, миноносцами, кораблями отряда А. А. Вирениуса и пр. — остались без удовлетворения. Более того, Зиновий Петрович, ссылаясь на отсутствие средств, отказал Степану Осиповичу в повторном издании известных «Рассуждений по вопросам морской тактики», которые ком- флот справедливо считал необходимым на кораблях флота Тихого океана во время войны.

После скандала (Макаров даже просил об отчислении от должности) «Рассуждения» решили напечатать, но, конечно, они так и не попали в Порт–Артур. ГМШ в Санкт–Петербурге продолжал заниматься многочисленными текущими делами. Документы того времени явно свидетельствуют о том, что З. П. Рожественский и его начальники в вопросах ведения войны целиком положились на Макарова и Алексеева. Даже вопросы снаряжения вспомогательных крейсеров — из числа быстроходных пароходов Добровольного флота — были изъяты из ведения ГМШ. Это дело было поручено контр–адмиралу великому князю Александру Михайловичу.

Благодушие в Санкт–Петербурге продолжалось до 31 марта 1904 г., когда из Порт–Артура было получено известие о катастрофе — гибели С. О. Макарова на «Петропавловске» и подрыве на мине броненосца «Победа». Генерал–адмирала даже потревожили на охоте. Он примчался в столицу, и уже 1 апреля Николай II по докладу своего дяди назначил на смену погибшему командующему флотом вице–адмирала Н. И. Скрыдлова, георгиевского кавалера, бывшего начальника эскадры Тихого океана (1900–1902), состоявшего в это время главным командиром Черноморского флота.

Адмирал Н. И. Скрыдлов, в отличие от С. О. Макарова, не торопился на театр военных действий, но поставил вопрос о необходимости посылки на Дальний Восток всех боеспособных кораблей Балтийского флота. Н. И. Скрыдлов имел в виду, в первую очередь, новые броненосцы типа «Бородино», строившиеся в Санкт–Петербурге, корабли отряда А. А. Вирениуса, вернувшиеся на Балтику, а также все пригодные для боя корабли из состава многочисленных учебных отрядов. О том же генерал–адмиралу писал и Е. И. Алексеев, указавший также на необходимость спешной постройки миноносцев во Владивостоке и мобилизации всех сил Черноморского и Балтийского флотов.

На решение вопросов организации потребовалось около половины месяца, но решение все‑таки последовало.