– Беременна? – переспросила Ник. – Кто? Я?

– Конечно, ты.

Ник с трудом сдержала смех.

– Не смеши меня. У меня грипп. Пол Афин переболело. Мне последнее время что-то не по себе… – Ник слышала свой голос, и вдруг у нее возникло чувство, что она на краю бездны. – И как тебе такое в голову пришло?! – с горячностью воскликнула она. – Это грипп. Долгий перелет. И… и… – Она всхлипнула.

Глория обняла ее за плечи.

– Хочешь поговорить?

Ник покачала головой.

На следующее утро Ник, давясь от отвращения, пила кофе у себя в комнате, когда зашла Глория.

– Ник?

Ник круто обернулась к двери.

– Да, мама.

– Тебе плохо?

– Да нет, нормально. Лицо пылает. Руки дрожат.

– Так-так, – бодрым голосом проговорила Глория. – Ну и хорошо. Я вот что подумала, Ник… Не позвонить ли моему гинекологу, чтобы он осмотрел тебя. Конечно, конечно, это грипп. Но чем черт не шутит! Лучше раньше, чем позже…

Но это же курам на смех! Надо покончить с этим.

– Звони. Съездим.

Врач согласился принять их через час. Ник даже на дыбы встала. Она не ожидала такой стремительности. С другой стороны, чем раньше, тем лучше. Вся эта смехотворная история наконец закончится.

– Не может у меня быть беременности, – заявила она, забираясь в гинекологическое кресло.

Доктор внимательно осмотрел ее и проговорил:

– Не хочу спорить с вами, леди, но вы беременны.

– Вы что, сговорились? – воскликнула она.

– Насколько я вижу, вы на третьем месяце.

Ник встала с кресла. Она была в состоянии, близком к шоку. Как же это произошло? Она вдруг вспомнила то, что так тщательно вытесняла из памяти: тот уик-энд, когда они с Александром стали любовниками и она забыла принять таблетку, а потом, на следующий день, приняла двойную дозу.

Одна несчастная таблетка. Ничтожная ошибка. Неужели вся жизнь может перевернуться из-за такой ерунды?..

По дороге домой Глория без умолку трещала, а потом замкнулась в себе. Навстречу им с крыльца спустился Говард Фокс.

– Как у нас дела? – приветствовал он их, с трудом скрывая беспокойство.

Ник посмотрела на отчима.

– Все отлично, – бросила она и прошла мимо него в дом.

Оставшись одни, Говард и Глория переглянулись.

– Ну? – протянул он.

– Она на третьем месяце, – со вздохом ответила Глория.

– Надеюсь, ты сказала, что она может жить у нас столько, сколько ей заблагорассудится.

Глория улыбнулась мужу.

– Спасибо.

– Есть за что. Девочка мне как родная. – Он сжал челюсть, и Глория подумала, как хорошо, что ее муж выглядит еще таким сильным, решительным и молодым. – Она сказала кто?

– Нет.

– Это грек, да? У которого она работала?

– Она не говорит, Говард.

– А кто же еще? Думаю, надо поговорить с этим сукиным сыном.

– Милый, я понимаю твое беспокойство, но…

– Ты хочешь сказать, что это не мое дело?

– Да, обычно ребенка делают двое.

– Но у себя на ранчо я вижу только одну.

– Может, он не в курсе.

Говард фыркнул.

Глория положила ладонь на его руку.

– Такое бывает, Говард. Ник сама не знала. А как она могла признаться ему, если сама до последнего момента не верила?

– Это в книжках такое бывает, но не… – Он хотел сказать «но не в жизни», но вдруг в памяти всплыло воспоминание, которое он похоронил. – Но не часто. Ник не дура. Не могла она не знать.

– А вот и не знала. Или не хотела знать. Уж не скажу, что именно. – Они пошли в дом под руку. – И не хочет, чтобы он знал. Это ясно.

– Но это глупо. Мужчина должен отвечать за свои поступки.

– Но здесь Ник должна решать, Говард.

– Но если она любит его…

– Если, – подхватила Глория, – если, милый. Это новый мир, дорогой, разве ты забыл? Здесь любовь, а здесь секс. И вместе они не всегда сходятся.

Говард вздохнул.

– Ты хочешь сказать, что он не виноват? О'кей. Все бывает. Но сейчас-то она знает. Мы знаем. Скоро, черт побери, весь мир узнает. Пора и ему знать. Мужчина не может не отвечать, когда дело дошло до ребенка.

Глория склонила голову на плечо мужа. Принимая во внимание его собственное прошлое, когда он тридцать лет отказывался признавать родного сына, в котором сейчас души не чает, не приходится удивляться его горячности. В глубине души она с ним соглашалась. Кто бы ни был виновник, он обязан знать. А если знал и сознательно отвернулся, то Говард прав, что собирается надрать ему уши.

И все же решать Ник. Ее дочь взрослая женщина, она сама вправе принимать решения, какими бы они ни были. К тому же она еще не сказала, хочет ли ребенка.

– Не будем торопить события. Пусть Ник сама обдумает все, а нам не следует предпринимать что-нибудь сгоряча.

– Но и тянуть нечего, – пробормотал Говард. – Пусть подумает. Но не слишком долго.

– Ты прав, не слишком долго. – Она поцеловала мужа.

Говард направился к себе в кабинет, а она поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью в комнату Ник, потом постучала.

– Ник? Можно к тебе? – Чуть подождав, она открыла дверь.

Шторы были опущены, в комнате стоял полумрак. Ник сидела в кресле-качалке, поджав под себя ноги.

– Милая, ты хорошо себя чувствуешь?

– В зависимости от того, что понимать под словом «хорошо», – отозвалась Ник.

– Может, впустить солнышко? – спросила Глория и, не дожидаясь ответа, подошла к окну и раздвинула шторы. – Ну вот. Я понимаю, милая, это шок, но…

– Я даже представить такого не могла, – проговорила Ник тихим голосом. – Разве это не глупо? Как это я ничего не заметила? У меня не было месячных, но я решила, что это из-за таблеток. У меня они вообще легко проходят…

– Милая, если тебе не хочется говорить об этом, и не будем.

– И все время тошнило, – словно не слыша ее, продолжала Ник. – У меня было такое ощущение, будто проваливаешься в лифте, а потом резко останавливаешься. Тебе такое знакомо?

– Знакомо, – со вздохом поддакнула Глория. – Я помню это как сейчас.

– И настроение переменчивое, и уставала все время… – Ник покачала головой. – Совсем как у Белл, когда она носила малышку, а я не могла свести концы с концами. Значит, не хотела.

– Должно быть, так, – согласилась Глория. – Но в глубине души, думаю, ты знала. Не могла не знать. Потому ты, наверное, и сбежала, кто бы он ни был.

– Наверное, бессознательно. Вообще-то я оставила его, потому что… потому что…

Потому что я ему надоела, и это разбило мне сердце. Я не вынесла мысли, что ему больше не нужна.

– Потому что?.. – переспросила Глория.

– Потому что наш роман закончился, – задумчиво сказала Ник. – Как и все романы. Иначе зачем мне было бросать его?

Действительно зачем? Женщина, оставившая мужчину, потому что их отношения закончились, не приходит в дом матери с таким лицом, что краше в гроб кладут, подумала Глория, но промолчала.

– А теперь, выходит, я еще и беременна, – пробормотала Ник. – Поверить не могу. Я не думала…

– Это бывает, дорогая. Со многими.

– Я не многие, мама. Я – это я. И я не хотела иметь детей.

Глория присела на краешек кровати.

– Я знаю. Я же говорила, многие…

– Нет. – Ник наклонилась вперед – Не знаешь. Я действительно не хотела иметь детей. Вообще.

– Ник, – осторожно проговорила Глория. – Я видела, как ты возишься со своими племянниками и племянницами. Ты чудесно с ними ладишь.

– Только потому, что знаю: у них есть родители, – стояла на своем Ник. – Очень приятно возиться с малышами и даже подтирать им сопли, когда знаешь, что к вечеру поцелуешь их и отдашь матери, а сама вернешься к своей нормальной жизни.

– Понимаю.

– Понимаешь?

– Конечно, – кивнула Глория и глубоко вздохнула. – Я поддержу любое твое решение, милая.

– Решение?

– Относительно того… что произошло.

– Что я беременна? – с горьким смехом воскликнула Ник. – Можешь так и говорить.

– Я не совсем о том. Я имею в виду, что ты должна решить…

– Решить? Да что решить? – Ник внимательно посмотрела на мать. – Ах ты думаешь, что я не захочу всю эту кашу расхлебывать?

– Николь, девочка моя. Ты мое дитя. Знаю, знаю, ты уже взрослая и сама выбираешь, что считаешь нужным. Но ты всегда будешь для меня маленькой девочкой. Я с тобой, что бы ни случилось. Я никогда не отвернусь от тебя, даже если…

– Мам. – Ник взяла руку матери. – Я оставлю ребенка.

Глория вздохнула с явным облегчением.

– Я решила, что ты хочешь…

– Я думала, что мне не нужны дети и все, что с ними связано. Сама знаешь. Дом… щенки… котята… игрушки. Это меня не трогало.

– А сейчас?

– Странно, не правда ли? – Ник с трудом рассмеялась, – Словом, я решила поменять поездку в Марокко на роддом.

– Ничего уж такого странного нет, дорогая, – с улыбкой сказала Глория. – Мы, женщины, такие. Нужен только подходящий мужчина… Николь? Ник, что с тобой?

Ник вырвала руку.

– Но он как раз неподходящий, мама. Разве не понятно? Я бросила его, потому что он не по мне.

– Но ведь был, иначе ты бы с ним не связалась.

– Был да сплыл, – засмеялась Ник. – А связалась я с ним потому, что он жутко сексуальный. Он из тех, от которых дух захватывает. – Она сплела пальцы. – Он хотел меня. Я хотела его. Вот и вся премудрость. Но он не из тех, кто может жить с одной женщиной.

– Ах вон оно что! – проговорила Глория, чувствуя, как у нее засосало под ложечкой.

– Он из тех, с кем женщине хочется залезть в койку, но не из тех, кого приводят в дом.

Глория похолодела.

– Замечательно.

– Но он честен. Он… он с самого начала сказал, как все будет, но мне было плевать. – Ник встала. – Секс есть секс. Я и сама того же поля ягода. Сколько веревочка ни вейся, конец будет.

– А сейчас тебе так не кажется?

Ник круто обернулась.

– Разве я так сказала? Почему мне не должно так казаться? Это было увлечение. Секс. Теперь все кончилось. – Голос у нее дрогнул. – А я беременна.

– Верно. Это меняет дело.

– С какой стати?

– Николь, опомнись, что ты говоришь. Конечно, меняет!

– Он не знает. А я не собираюсь докладывать ему.

– Нет, Ник. Это надо сделать.

– Ни за что.

– Ник, дорогая, но ребенок и его тоже.

– Этот ребенок полностью мой, – горячо запротестовала она.

Глория с изумлением смотрела на дочь. Лицо у Ник запылало, глаза засверкали. Добрые знаки. Даже слишком, пожалуй. Такой приступ независимости в данной ситуации неуместен.

– Ник, ~ проговорила она, апеллируя к ее здравому смыслу, – что бы ты ни говорила о его свободных… э-э-э… любовных отношениях, теперь все изменилось.

– Ничего не изменилось.

– Но это неправда! Этот человек… Кстати, как его имя? Не могу же я все время называть отца ребенка собственной дочери «этот человек».

– Тебе незачем его называть, потому что ты с ним не встретишься. А зовут его Александр. Александр Татакис. И это останется между нами, мама. Я не хочу, чтобы хоть одна живая душа об этом знала.

– Дорогая, но как же такие вещи можно удержать в тайне? Твои сестры…

– С сестрами я разберусь.

Глория решила, что лучше не спорить.

– Но ты учитываешь трудности, связанные с воспитанием ребенка без отца?

– Если ты хочешь этим сказать, что мне понадобятся деньги…

– Естественно, понадобятся. Мы бы и рады помочь тебе, но, зная тебя…

– Зная меня, ты боишься, что я не приму вашей помощи. Ты права.

– Но у тебя нет постоянной работы. – Глория вздохнула. Это была старая болячка. Они вечно ругались из-за этого. – С ребенком не особенно полетаешь с места на место.

– Есть хорошо оплачиваемые места для переводчиков и в Нью-Йорке. Просто до сих пор меня это не интересовало.

– И подумай о ребенке. Ему или ей нужен отец.

– Мы с Пам и Белл прекрасно обошлись без отца.

Глория предпочла пропустить это ехидное замечание мимо ушей.

– Но ты не допускаешь, что мистер Татакис имеет право знать, что он отец ребенка?

– Нет!

– Ник…

– Он не хочет иметь детей. Он мне это говорил достаточно определенно.

Глория пыталась держать себя в руках. Чтоб этому сукину сыну, затащившему ее девочку в постель, пусто было! Ах он потаскун несчастный! Говард прав. Кто-то должен по-мужски поговорить с ним.

– Понимаю, – спокойно заговорила она. – Семейные узы его не интересуют. Дети ему не нужны. Но у него будет ребенок, нравится ему это или нет. И он обязан взять на себя ответственность.

– Это моя ответственность, а не его, – еще яростнее заговорила Ник. – Он спрашивал меня, предохраняюсь ли я. Я сказала, что принимаю противозачаточные таблетки. Это я виновата. Я забыла принять.

– Ну и что. Это что, дает ему вольный билет? Ребенка делают двое, милая Ник, двое. – Глория из последних сил пыталась не вспылить. – Послушай, девочка, многие мужчины думают, что им не нужны дети, пока таковые не заводятся. Разве не может такого быть, что, как только он узнает о ребенке, в нем проснется отцовский инстинкт? Может, узнай он о твоей беременности, и заговорит по-другому. Я не к тому, Ник, что он обязательно должен жениться на тебе. Из твоих слов я понимаю, что в мужья он тебе не годится.

– Его родители развелись, когда он был совсем маленьким.

– И что из того? Только не говори мне, что ты попалась на сказки Казановы о детских страданиях.

– Его мать уехала в Нью-Йорк.

– Хм. Если его папочка такой же фрукт, как сынок, я не виню ее.

– Его отец забрал ребенка себе.

– Если они так договорились.

– Ни о чем они не договаривались. – Ник обхватила себя руками. В залитой техасским солнцем комнате было тепло, но ее пробирал озноб. – Все было сделано так, как хотел отец. Он грек. Там законы другие. У мужчин все права; мы этого даже представить не можем. Разумеется, у богатых, могущественных.

– И ты думаешь, такое может случиться, если?.. Но ты же сама сказала, что Александр Татакис не хочет иметь детей.

– А ты сказала: все может измениться, когда он узнает, что у него ребенок. – Она помолчала. – Его отец разрешал матери Александра проводить с ним две недели в году.

– Две недели? – Глория покачала головой. – Я думаю, это было раньше… Кроме того, здесь Соединенные Штаты, Ник. По нашим законам…

– Две недели в Афинах, где эти визиты можно было контролировать. И не трать время попусту, говоря мне о законах. За последние месяцы я убедилась, что закон для таких, как Александр Татакис, не писан, у них свой закон. – Она закусила губу, отвернулась и уставилась в окно. – Он никогда не узнает о ребенке.

– Но, Ник…

– Никогда, – решительно произнесла Ник и повернулась к матери. – Дай мне слово, мама. Никогда.

Глория смотрела на дочь. Что-то здесь не так. Эта история о его отце, который заставил мать отказаться от сына, чересчур странная. Что касается богатства и власти, то тут она согласна, она сама замужем за Говардом Фоксом, ей ли не знать, какая железная воля у людей такого рода. Но сильная женщина может противостоять сильному мужчине, а Ник понимает, что в суде у нее за спиной стоял бы весь могущественный клан Фоксов.

Нет, что-то здесь не то. Глория внимательно смотрела в глаза дочери и вдруг поняла. Ник влюбилась. Влюбилась в человека, который четко и ясно дал понять, что никогда не полюбит ее, и разбил ей сердце.

– Не говори Пам и Белл.

– О, Ник!

– Хотя бы пока, ладно? Дай мне время кое-что сделать.

– Хорошо, – скрепя сердце согласилась Глория.

– И дай слово, что никогда не скажешь Александру, что он отец моего ребенка.

Мать обняла Ник.

– Он не достоин это знать, – с мрачной решимостью проговорила Глория, утешая себя тем, что представила себе, каким карам подвергла бы этого негодяя, попадись он ей в руки.

Через сутки или чуть более в Коридо прибыли Лопесы и Джемали. Они прибыли почти одновременно.

Глория поцеловала дочерей, обняла обоих зятьев, ругая себя за то, что во всем видит заговор. Она проводила их на первый уровень веранды у водопада, подождала, пока Барбара принесла лимонад и все удобно расселись, после чего перешла к делу. Окинув всех внимательным взглядом, она проговорила:

– Рада вас видеть, только меня на мякине не проведешь. Выкладывайте, с чем вы явились, я все равно не поверю, что вы решили устроить нам сюрприз.

Молчание. Наконец первым подал голос Чин:

– Как Николь?

– С Николь все в порядке, спасибо. А откуда вы узнали, что она здесь?

– Что ж такого, – вступила Белл, – ее нет в Греции. Во всяком случае, никто не отвечает. Я позвонила Александру, но и его нет, только экономка, а она…

– Она не говорит по-английски, – подхватил Аби. – Белл сказала, что беспокоится за сестру, и я попытался дозвониться до офиса Александра. Секретарша сказала, что он внезапно уехал, не оставив координат, что странно. Такого никогда не было.

– Никогда, – подтвердил Чин.

– Где Ник, секретарша не знает, вот…

– Вот я и стала звонить в Нью-Йорк, – перехватила эстафету Пам. – Оставляла сообщения на автоответчике, но она его явно не прослушивала. Ни ответа, ни привета. Я и говорю Чину, что мы с Белл страшно обеспокоены.

– Я туда-сюда, – с нарочитой веселостью сказал Чин, – поговорил с одним, с другим… Словом, через десятые руки добрался до человека, работающего в аэропорту Афин, тот навел справки…

– И мы выяснили, – взял слово Аби, – что Николь вылетела из Афин в Хьюстон. И вот мы здесь.

Глория переводила взгляд с одного на другого.

– Понятно. Вот вы здесь. Проще простого.

– А что ты удивляешься? – обидчивым голосом проговорила Белл. – Мы ее любим. И если что-нибудь случилось…

– А с какой стати вам это пришло в голову? – Глория прищурившись посмотрела на дочь.

– Она улетела из Афин явно в спешке, – сказала Пам. – Нам не позвонила. Приехала сюда, а не домой. Не обижайся, мам, но…

– С чего бы это? – произнесла Глория таким тоном, что вода превратилась бы в лед.

– Но Ник-то мы знаем. Она скорее ногу отрежет, чем попросит помощи.

– А почему ей нужна помощь?

– Мама, – всплеснула руками Белл, – да что ты заладила, почему да почему? Мы же только говорим, что она как-то странно ведет себя. Нам она не чужая. Вот мы и приехали.

– Вы приехали всей компанией, вместо того чтобы просто позвонить?

Пам с Белл обменялись взглядами.

– Видишь ли…

– Да что мы ходим вокруг да около? – рассердилась Белл. – Короче, мы думали… как это сказать… считали, что Ник и этот человек…

– Александр Татакис, – холодно вставила Глория.

– Точно. Мы считали, что они споются. Мы решили… э-э-э… познакомить их. А тут Александр говорит Чину, что ему нужен переводчик. Я сказала об этом Ник и…

– Ваша сестра спелась с ним, это уж точно, – буркнула Глория.

– Ах, – вскинулась Белл и посмотрела на Пам. – Мы… не были уверены, что у них…

– Вы можете что-нибудь членораздельное произнести? Потому что ничего хорошего у них не вышло. Николь забеременела. И ваш разлюбезный Александр Татакис умыл руки.

Пам и Белл как ледяной водой облили. Чин и Аби вскочили с места с физиономиями, как у Говарда Фокса день раньше.

– Это правда? – воскликнул Чин.

– Умыл, говоришь? – крикнул Аби.

– Что здесь происходит, черт побери? – с негодованием воскликнула Ник, появляясь со стороны лужайки. – Ты же обещала, мама.

Все повскакали со своих мест.

– Дорогая, я не сказала им, что ты здесь.

– Ник? – вытаращила глаза Белл. – Ах, Ник, – прошептала она, чуть не плача.

– Почему ты сказала маме, чтобы она не говорила нам? – вступила Пам. – Мы же тебя любим, Ник. Мы хотим помочь.

– Спасибо, уже помогли. Вы все. – Ник взглянула на все семейство сверкающими от гнева глазами. – Кто вам дал право лезть в чужую жизнь?

– Не знаю, как в чужую, а в жизнь Александра Татакиса мы влезем, – громовым голосом загудел Аби. – Доберусь я до этого подонка…

– Доберемся, – поправил его не менее грозным голосом Чин.

– Доберемся, и он пожалеет, что на свет появился.

Дверь на веранду громко хлопнула, и раздался низкий голос:

– Это мы еще посмотрим. – В дверях стоял Александр с бледным от бешенства лицом и со сжатыми кулаками.

– Татакис, – холодно произнес Аби. Он шагнул в сторону Александра. То же самое сделал Чин. – Не думал, что ты решишься явиться сюда.

– Ну, давайте. – Александр сделал широкий жест, как бы подзывая их. – Посмотрим, какие вы храбрые. И кто вы такие, чтобы играть жизнью людей?

– Что ты здесь делаешь? – спросил Чин.

– Не твое дело.

– Ошибаешься, – рявкнул Аби. – Отвечай. Что ты здесь делаешь?

– Я приехал поговорить с Николь.

– Ты в своем уме?

– Был бы в своем, не приехал бы, – проговорил Александр, но уже не так воинственно. – Здесь она?

Никто не ответил, но все пятеро повернули голову в сторону лужайки. Александр двинулся к ступенькам, ведущим с веранды на лужайку. Чин и Аби тоже двинулись и преградили ему путь, но он уже увидел ее, свою Ник, глядящую на него так, будто он призрак. Он смотрел на нее и думал, как это она ухитрилась вселить в него два противоположных чувства: любви и ненависти?

Она собралась бежать. Он видел это по ее позе. Бежать, как бежала в ту ночь, как бежала в их первую встречу, но сейчас он ей не даст так поступить. Она должна увидеть его и сказать, почему не хочет остаться с ним. Он тоже все ей скажет. А там – будь, что будет.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на Чина и Аби.

– Отойдите, – тихо проговорил он.

Чин скрестил руки на груди. То же сделал Аби.

– Это касается только Николь и меня. – Желваки заходили у него по скулам. – Я все равно пройду. Мне нужна Ник, нужна во что бы то ни стало. Вам ясно?

Глория быстро встала между своими зятьями и Александром. Она внимательно разглядела человека, которого заранее возненавидела. Он, похоже, не брился уже несколько дней, а волосы у него сбились так, словно он спал в стоге сена. Но Ник права, вид у него потрясающе сексуальный, а на дочь он смотрит так, что любая женщина ослабела бы.

Ник смотрела на него, в глазах ее сверкали слезы, так может плакать только любящая женщина, подумала Глория, и сердце у нее сжалось.

– Конечно, ясно, – мягко проговорила она. – Ясно как день. Чин, Аби, дайте ему пройти.

– Глория, ты в своем уме? Этот человек…

– Я в здравом уме и твердой памяти. Дайте ему пройти. – Она хлопнула в ладоши. – А ну все в дом. – Дочери нахмурились. Их мужья смотрели на нее, как на ненормальную. – Поверьте мне. С Николь все будет в порядке.

Она подталкивала их к двери, понимая, что они идут через силу, что дочери будут спорить с ней, а зятья отступят, но будут как сторожевые псы ждать команду, чтобы выскочить в любой момент.

Глория улыбнулась про себя. Мужчины такие предсказуемые. Как она об этом забыла?