Коснятин выслушал мой рассказ и ушел, а к вечеру вернулся с тугим кошельком в руках.

– Князь Новгорода благодарит тебя за правду, – бросая кошель на мое ложе, сказал он.

Я подняла подарок Ярослава, покачала его на ладони и протянула назад:

– Я сделала это не ради награды, посадник.

Мне нравилось, как он смотрел и говорил. Нравились его глаза, его уверенный голос, его… Мои щеки заполыхали. Рука посадника потрепала мое плечо.

– Ладно, не хочешь сказывать – не надо, но из города пока не уходи. Возможно, князь пожелает говорить с тобой. Жить можешь здесь. Кормить-поить буду. А деньги возьми, заслужила.

Я убрала кошель под подушку. Будет на что приодеться, если доведется встретиться с князем.

Однако дни шли, наступила зима и схлынула первыми весенними оттепелями, а Ярослав не вспоминал обо мне. Дважды в день в амбар приходил слуга с едой. Мой сосед, одноглазый нищий, радовался пище, как ребенок, и норовил упрятать в котомку то кусок хлеба, то ломоть мяса. Я делала вид, что не замечаю. Мы было совсем сдружились, но ближе к весне одноглазый стал собираться в путь.

– Сытно тут, тепло, а душе покоя нет, – укладывая вещи, посетовал он и уже в дверях обернулся: – И ты не засиживайся в Новгороде. Посадник на тебя нехорошо поглядывает. Как кобель на течную сучку. А защитить тебя некому.

После его ухода защищать меня и впрямь стало некому. Однако на меня никто и не посягал. Странники, которые останавливались в посадском амбаре, жаждали лишь еды и ночлега, а дворовые люди боялись злить хозяина. Однажды даже толстая Параня, пряча глаза, попросила прощения за свою давнюю грубость.

– Черт попутал, – объяснила она и в знак примирения бросила мне на ложе теплую, хоть и потертую шубу. – А это тебе. Не отказывайся, дар-то от души.

В этом я сомневалась. Сомнения стали еще основательнее, когда Параня вышла из амбара и, думая, что никто не видит, зло сплюнула в сторону дверей. Скорее всего передать шубу ей приказал Коснятин. Мне нравилось так думать. Каждое утро я сталкивалась с посадником на дворе. Завороженно глядя на его ладную фигуру, я замирала, а он приветливо кивал, вскакивал в седло и уезжал…

Обычно после его отъезда я шла на площадь. Денег князя хватило бы на приличную одежду, украшения и даже коня, но я бесцельно болталась по торговым рядам, слушала новости и ничего не покупала. Зачем? Мне было где жить, что есть и в чем ходить, а счастья на деньги не купишь….

В базарной сутолоке мне часто вспоминался Журка. Где-то нынче был мой вышегородский знакомец? Помнил ли обо мне? А еще я высматривала Дарину. Ведьма жила где-то в Новгороде. Я чуяла это. Она снилась мне, а иногда в мешанине базарных запахов я чувствовала тонкий травный аромат ее волос, но саму нигде не встречала.

Этим ясным и уже весенним днем я опять бродила по площади. Настроение было препоганое.

«Пожалуй, брошу все и уйду из города», – подумала я и в этот миг услышала звонкие детские крики.

– Варяги, варяги идут! – звенело со стороны реки.

Забыв о торгах, люди кинулись на берег. Я тоже. У пристани три заморские ладьи спускали сходни.

– Воины… – восхищенно шепнул застывший подле меня рыжий мальчишка. Я кивнула.

Приезжие были не варягами, а шведами или данами. На это указывали их короткие мечи, гнутые по телу доспехи и круглые, как тыквы, верхушки шлемов. На головной, самой большой ладье распоряжался невысокий плотный воин с темными усами и косматой бородой. Вожак… Он размахивал руками, гортанно покрикивал и частенько косился на высоченного купца в словенском наряде. В фигуре купца было что-то знакомое. Я пригляделась. Незнакомец повернулся боком и махнул рукой. Солнышко высветило неровный бугор на его щеке. Шрамоносец! Лютич вернулся…

– Будь здрав, Лютич! – подтверждая мою догадку, крикнул кто-то с берега. – Сказывай, что за людей привел?

Шрамоносец снял шапку. Седые волосы затрепетали на ветру.

– Здорово и вам, новгородцы, – раздался его уверенный, чуть сиплый голос. – А людей я привел добрых, из дружины принцессы Астрид, невесты нашего князя.

– Друзьям мы всегда рады, – вяло отозвались с берега.

Воины Астрид в Новгороде никого не удивляли. Свадьба Ярослава и шведской принцессы откладывалась уже второй раз, и дружинники Астрид были здесь частыми гостями.

Встречающие стали расходиться. Я же, наоборот, спустилась ближе к воде. Интересно было поглядеть на Лютича. Воспоминания о нем почти стерлись из моей памяти, а ведь он был приятелем Горясера.

Усевшись на берегу, я принялась рассматривать варяга. Лицо Лютича было похоже на дубовую доску. Гладкое, желтое, с крупным носом, большим ртом и уродливым шрамом через всю щеку. Шрам заползал на один глаз кузнеца и скрывал его, зато другой пугал своей бездонностью. Казалось, что кто-то неведомый спрятался под безжизненной маской лица и изучает людской мир сквозь единственную уцелевшую прорезь…

Кузнец почувствовал мой взгляд и обернулся. Его густые черные брови сошлись на переносице, лик стал задумчивым, а потом вдруг дрогнул и скривился в испуге. Сказав что-то коротконогому урманину, Лютич ловко спрыгнул на берег и направился ко мне. Я встала, и, пока решала, бежать или остаться, Шрамоносец подошел совсем близко.

– Горясер? – негромко спросил он.

Горясер? Что – Горясер? Однако, не найдя лучшего ответа, я кивнула. Лютич поморщился:

– Успел-таки…

– Но…

Мне хотелось объяснить свой ответ, однако он оглянулся на ладьи и махнул рукой:

– Ладно. Здесь не время и не место. Приходи вечером на мой двор. Буду ждать, – а потом повернулся и зашагал обратно к реке.

Весь день я ломала голову – идти к кузнецу или нет, а к вечеру решила: «Пойду! Будь что будет, но хочется же знать, почему он испугался…»

Едва солнышко закатилось за крыши княжьего терема, я направилась к дому Лютича. Колени дрожали от страха, но любопытство гнало вперед.

– Сюда. – Я не успела шагнуть в ворота, как юркий парнишка с факелом в руке схватил меня за руку и поволок куда-то в полутьму двора.

Я послушно прошла мимо дома, где шумно гуляла дружина Астрид, мимо тихих пристроек, где лишь изредка всхрапывали лошади, мимо колодца с длинным журавлиным клювом…

– Сюда. – Меня втолкнули в низкую, пропахшую травами баньку. Дверь хлопнула.

– Эй! – окликнула я, но ответа не получила. Провожатый ушел, оставив меня в бане. Зачем?

Я нащупала лавку и села. Глаза понемногу привыкали к темноте. Вскоре я смогла рассмотреть узкую приступку, очаг, поленницу, бак для воды… Взгляд натолкнулся на что-то темное… Я пригляделась, вскрикнула и вскочила. На полу сидел Лютич!

– Ты пришла от Горясера? – начал он.

От Горясера? Можно сказать и так. Осенью я пришла в Новгород из его лагеря. Я кивнула.

– Он приказал тебе следить за князем Ярославом? Где он прячется? Что замышляет?

Мне стало неуютно. Горясер ничего не приказывал и ничего не замышлял, зато кузнец… Что-то с ним было не так. Назначил свидание в бане, говорил как пьяный… Я попятилась к дверям. Лютич вскочил:

– Проклятие! Что он затеял?!

Я метнулась к выходу. Рука кузнеца оплела мой живот и опрокинула навзничь. Сам Лютич рухнул сверху. Его тяжелое тело придавило меня к полу.

– Где он? – прохрипел кузнец. – Говори, успеет князь уйти за море или мое творение уже нанесло удар?

Какой удар?! Чего ему надо?!

Я попробовала вывернуться, но Лютич оказался слишком тяжелым.

– Где он?! – все сильнее вжимая меня в пол, требовал кузнец.

– Да почем я знаю?! – не оставляя попыток вырваться, крикнула я. – Пошел ты, припадочный!

– Лжешь! – заламывая мне руку, просипел Лютич. – Чую, что лжешь! От тебя за версту разит его запахом… Мне-то этот запах знаком, на всю жизнь запомнил. В моей кузне так пахло, когда я…

Мне удалось высвободить руку и изо всех сил врезать кузнецу по переносью.

– Сука! – Его рука тряхнула меня и больно приложила затылком об пол. – Не хочешь по-хорошему, буду по-худому…

Я задергалась. Вот дура! Сама притащилась к этому безумцу! Наслушалась сказок о мече Орея и Шрамоносце… Вообразила невесть что… Какой из Лютича небесный кузнец? Дышит как лошадь и воняет похлеще дворового пса…

– Пусти! – Я вцепилась зубами в его волосатое запястье.

Лютич захрипел и сдавил мою шею. Перед глазами заплясали черные точки. Нет, силой от него не уйти… Разве хитростью.

– Пусти, пусти, – запищала я, – все скажу…

Хватка кузнеца ослабла.

– Я виделась с Горясером недалеко от Смоленска, – отдышавшись, начала я. – Он явился туда со своей сворой, чтоб убить Глеба.

– Это я знаю, – выдохнул Лютич. По его вискам бежал, пот, глаза горели.

Я покосилась на дверь. Если вывернуться и рвануть, могу успеть.

– Горясер служит Святополку, а тот, – повторила я слова Дарины, – избавляется от братьев. Ему все удается. Остался только Ярослав…

– Знаю. – Лютич отпустил меня и сел прямо против двери. – Потому я и привел урман. Надеялся, что Святополк еще не добрался до Новгорода. Но Горясер опередил меня. Он тут… Ярослав обречен. Мое творение убьет моего князя! В который раз… И ведь он не виноват! Понимаешь?

– Понимаю, – ничего не понимая, кивнула я.

Лютич утер рукавом потное лицо. По его щекам расползлись две угольные полосы.

– Я надеялся увезти Ярослава, пока польский король не двинул свои войска… – Он поднялся и шагнул в сторону котла с водой. Я приготовилась. – Но Горясер не выпустит его… Польский король сразится с дружиной моего князя и убьет его…

Польский король? Какой польский король?

Лютич откинул волосы со лба, склонился к котлу и черпнул горсть воды. Этого мига мне хватило. Пнув под ноги зазевавшемуся кузнецу пустую бадью, я прыгнула к двери. Его руки цапнули воздух за моей спиной. Спотыкаясь и не разбирая дороги, я выскочила на двор; петляя как заяц, метнулась к воротам, вылетела на улицу и припустила что было сил. Мимо пролетали изумленные лица запоздавших прохожих. Они не могли спасти меня от гнева безумного кузнеца. Только один человек мог помочь мне…

– Коснятин! – влетая на двор посадника, завопила я.

Стоявшие у ворот слуги вцепились в мою одежду:

– Ты чего?! Спятила? Чего орешь?!

Я задергалась. Они не понимали! За мной гнался страшный Шрамоносец!

– Коснятин!

На мой крик никто не отозвался. У ворот остановилось несколько зевак. По моим щекам потекли слезы. Почему Коснятин не слышит?! Горясер услышал бы…

– Коснятин!!!

Дверь терема засипела и открылась. Посадник вышел на крыльцо. Я извернулась, упала, ужом проскользнула мимо чьих-то ног и, вскочив, побежала к нему. Плевать, что я безродная! Плевать, что надо мной будет потешаться весь Новгород! Он нужен мне! Только он может мне помочь!

Посадник широко развел руки и поймал меня в объятия. Вот так… Я прижалась щекой к его груди. Что-то было неправильно, чего-то не хватало, но это было уже неважно…

– Что стряслось? Что с тобой? – спросил Коснятин.

Я сглотнула и утерла слезы. Теперь все будет хорошо…

– Лютич… Меня,.. В бане…

Удерживающие меня руки стали жесткими.

– Снасильничал? – строго спросил посадник.

Я поспешно затрясла головой:

– Нет… Он душил меня. Он спятил… Болтал что-то о Святополке, о Ярославе и польском короле…

– Каком короле?

Я не слышала его вопроса. Его доброта высасывала из меня последние силы. Хотелось закрыть глаза и перестать дышать…

– Я боюсь, – прошептала я. – Помоги мне… Сбереги…

– Не надо, не бойся. – Руки Коснятина гладили мою спину, но голос был отрешенным. – Повтори лучше, что он говорил о польском короле…

Я не помнила… Разве это было важно?

Коснятин сдавил мои плечи:

– Хорошо, иди в дом, отдохни. Там тебя никто не обидит. А с Лютичем я поговорю сам…

Он позвал дворовых девок. Те оторвали меня от его груди и потянули в дом. Моя голова кружилась то ли от счастья, то ли от усталости. Меня провели в полутемную клеть и уложили на лавку.

– Попей, деточка, попей… – В рот полилось что-то теплое и ароматное.

Глотая травяной настой, я прислушалась. На дворе застучали копыта. Коснятин поехал разбираться с Лютичем. Я закрыла глаза…

А на другой день уже весь Новгород знал, что Святополк позвал на войну с Ярославом своего тестя, польского короля. Знали и о том, что варяг Лютич привел дружину Астрид, чтобы увезти князя подальше от родных земель. Урман позвали в княжий терем.

На площади перед теремом с утра толкался новгородский люд. Прибывшую урманскую дружину во главе с их кривоногим и приземистым вожаком проводили насмешливыми выкриками. Северные воины шагали молча, словно не замечая недовольства толпы, но их лица были темными от гнева. Они привыкли быстро расправляться с обидчиками, а тут приходилось терпеть. Как-никак, их пригласил жених хозяйки…

Как только воины скрылись за княжьими воротами, толпа загудела.

– Князя нам! – требовали люди.

– Ярослава хотим!

– Пусть князь скажет, что замыслил!

Отзываясь на зов, ворота заскрипели и снова распахнулись.

– Уймитесь, люди, и ступайте по домам, – раздался громкий голос Коснятина.

Я вздохнула. Князю было совестно показаться, и он послал посадника. Значит, решил уехать…

Коснятин влез на возвышение.

– Князь думает над предложением Астрид, – сообщил он. – Когда он примет решение, то созовет вече. А пока ступайте по домам…

– По домам?! – ехидно возразил ему звонкий молодой голос. – Князь решит сам? А если он решит уехать? Что будет тогда с нами, а, Коснятин? Ярослав уйдет за море, ты подашься вместе с ним, а куда деваться нам, с нашими домами посевами и скотиной?

– Да, Коснятин, скажи, что будет с нами? Или нынче Ярослав решает только свою судьбу?

– Может, он забыл, что он новгородский князь? Может, он предал нас?

Коснятин выпрямился. Его рука легла на рукоять меча.

– Князь ничего не забыл! – гневно выкрикнул он. – И вам не стыдно кричать о нем такое?! Не он ли снял с вас тяжелые подати Киева? Не он ли помог тебе, Боригор, когда три твои ладьи затонули у острова Варни? Не он ли дал тебе, Шелот, дом и денег, когда твое хозяйство пожрал пожар? И не вам ли, честные купцы Новгорода, он позволил беспошлинно возить товары по Мутной аж до самой переправы в Смоленске?

– Да, это верно, – подтвердили незнакомые голоса. – Ярослав думал о нас…

– Он радел о вас, а вы?! – Этот крик раздался сзади.

Я обернулась. За спиной, в толпе, стоял Лютич. Живой и невредимый… Как же так?! Я думала, что Коснятин… Или посадник только сделал вид, будто хочет защитить меня, а сам поехал к кузнецу разузнавать о польском короле? Наверное, так и было…

– Вам ли, новгородцы, не думать о своем князе? – продолжал Шрамоносец. – Когда-то его отец, Владимир, тоже уходил от вас за море, и никто не называл его предателем. Вы просто ждали его возвращения…

Я поняла: «Шрамоносец желает ухода князя. Привел для этого дружину. Но зачем ему спасать Ярослава? Чтоб Святополк стал князем всей Руси и Горясеру ничего не грозило в предстоящей схватке? Может, Лютич уже приглядел для себя или для дружка-наемника место посадника в Новгороде? То-то он так расспрашивал о Горясере… Где тот, что делает…»

– Да, тогда Владимир ушел и вернулся втрое сильнее, – зашумели в толпе. – Кузнец прав…

Рядом со мной плюгавый мужичок сдернул шапку и задумчиво почесал лоб.

– Правда его, – неожиданно признал он. – А чего нам бояться? Любому князю нужны и гончары, и кожемяки… Простому люду все одно – работай да работай…

Это меня доконало. Мой Старик тоже полагал, что достаточно лишь честно делать свою работу, но Святополк погубил его. Вся Русь – согнулась под кровавой дланью Окаянного князя! Остались лишь новгородцы. А теперь и они безропотно отдавали свои судьбы князю-убийце! Или они не расслышали, что на Русь пришел поляк? Неужели они так спокойно подставят шеи иноземцу и его окаянному зятьку?

Я оттолкнула плечом здоровенного детину в красном зипуне и полезла, вперед.

– Вы!..

Мой выкрик не услышали, только плюгавый сосед испуганно икнул.

Нужно пробираться на возвышение, к Коснятину…

Чьи-то руки цепляли меня за одежду, сзади звучали возмущенные голоса, но я упрямо протискивалась к помосту. Вот и край.

– Руку! – задрав голову, выкрикнула я и столкнулась с непонимающим взглядом Коснятина. – Дай руку!

Он неуклюже протянул мне ладонь. Я вцепилась в его пальцы, оттолкнулась обеими ногами от земли и животом упала на помост. Коснятин подтянул меня и помог подняться. Я отряхнула одежду и поглядела на толпу. Люди толкались, махали руками и спорили. Они даже не заметили моего появления, но я скажу им правду!

Я оттолкнула руки Коснятина вдохнула и начала:

– Найдена! – перебил Коснятин.

Я поймала его изумленный взгляд и закрыла глаза. Посадник не сумеет мне помешать. Никто не сумеет.

Я замолчала и открыла глаза. На площади стояла тишина. И все глядели на меня. Даже Коснятин.

– Что же нам делать? – неожиданно тихо и покорно спросил он.

Меня затрясло. Песня сложилась сразу, сама собой, и я еще не отошла от раздирающего душу отчаяния.

– Что же делать? – повторил еще кто-то, а затем по толпе, словно по траве под ветром, побежало: – Что нам делать? Что делать?

Я сжала кулаки. Эти люди! Сотня, нет, тысяча людей, среди которых и убеленные сединами старейшины, и мудрые кожемяки, и именитые купцы, и молчаливые могучие кузнецы, – все они спрашивали у меня, безродной и бездомной, что им делать?!

– Ломать ладьи князя! – звонко выкрикнула я. – Не пускать его за море! Пусть сражается с Окаянным! Наш князь должен постоять за нас! Кто, если не он?!

– Он! – одним вздохом откликнулась толпа.

– Не пускать князя за море! – выкрикнул Коснятин. Его глаза загорелись странными злобными огоньками. Рука посадника скользнула к поясу и выдернула меч. Блеск оружия взбудоражил толпу.

– Вперед! – словно в бою, закричал посадник и соскочил с помоста.

Толпа свилась жгутом и потекла за ним. Замелькали поднятые над головами топоры и вилы.

– Круши ладьи! Не пускать князя! – завыла сотня голосов.

– Стойте! – Я узнала голос Лютича. Кузнец грудью сдерживал напирающую толпу. Его руки были вскинуты вверх, а шрам вздулся багровой змеей. – Стойте, люди! Вы сошли с ума!

Его не слушали. Первым на варяга налетел высокий парень с колом в руке. Кол врезался в плечо кузнеца.

– Ох! – согнулся тот.

– Он предатель! – оправдываясь, заорал парень. К нему бросились сразу несколько распаленных и вооруженных новгородцев.

– Нет!! – завизжала я, но было уже поздно: мужики налетели на Лютича.

Голова кузнеца скрылась в людском месиве. Завывая и толкая друг друга, люди ринулись к реке. Вскоре я услышала неровный стук. Новгородцы крушили Ярославовы ладьи…

Ворота засипели, застучали копыта, и с княжьего двора вылетели конные дружинники. Блестящие доспехи, обнаженные мечи… Визжа и поскуливая, оставшиеся на площади люди кинулись врассыпную. Всадники поскакали к реке. Я спрыгнула с помоста и подбежала к Лютичу. Безумный кузнец лежал вниз лицом, как мертвый. «Господи, я не хотела этого, не хотела», – вертелось у меня в голове.

– Миленький, повернись, – пытаясь перевернуть Лютича на спину, попросила я. По щекам потекло что-то горячее и влажное. Слезы… – Прошу тебя, миленький…

Лютич застонал и поднял голову. Я подхватила его под мышки и толкнула тяжелое тело. Кузнец перекатился на спину. На шее нервно билась синяя жилка. Живой…

– Господи, благодарю тебя, Господи, – сложив руки у груди, зашептала я.

– Уйди. – Лютич открыл глаза. Тяжелый, полный ненависти взгляд вонзился в мое лицо. – Уйди, – глухо повторил кузнец.

Я сглотнула слезы и непонимающе затрясла головой. Я же не хотела, чтоб его били! Я не виновата…

– Уйди! – собрав все силы, рявкнул Лютич.

Я встала. Что ж, у него есть право сердиться. Может, потом, когда я все объясню, он сумеет понять и простить… Я пошла прочь. На душе было как-то странно: пусто и холодно.

– И запомни, – раздался сзади голос Шрамоносца. – Ты не ведаешь силы Святополка, а я знаю. В руках Окаянного древнее живое оружие, и отныне ты будешь виновна во всех его победах! Теперь я понял задумку Горясера. Ты должна была помешать Ярославу спастись. Ты выполнила приказ. Радуйся! Ты увидишь реки крови и смерть последнего из рода Владимировичей. А потом ты будешь жить с этой ношей… Будешь жить, если сможешь… Как я…

Он еще что-то говорил, но я уже не могла слушать. Только теперь до меня дошел весь ужас содеянного. Я спятила от ненависти к Окаянному и сделала безумным весь Новгород! А если Ярослав и впрямь погибнет в войне с братом? Неужели его кровь ляжет на меня? И зачем я сунулась в это дело?! Зачем?!

Я всхлипнула и, зажав уши, побежала прочь от полумертвого кузнеца и от разносящегося по всему Новгороду треска ломающихся княжьих ладей.