«Я БУДУ СРАЖАТЬСЯ ДО КОНЦА»

Пока Мургия пытался достичь того, что не удалось Першингу — покончить с Вильей, а другой генерал, Пабло Гонсалес, воевал с партизанами Эмилиано Сапаты, дон Венус подготавливал созыв Учредительного собрания. Оно должно было принять новую конституцию, и подвести законную базу под его правительство.

Учредительное собрание открылось 1 декабря 1916 года в городе Керетаро, находившемся в стороне от тех мест, где пеоны Сапаты и Вильи продолжали вести неравную борьбу против войск конституционалистов.

Карранса представил Учредительному собранию текст новой конституции. В нем наряду с усилением исполнительной власти предусматривались умеренные реформы. Однако в результате воздействия левого крыла собрания, находившегося под давлением неутихавшей борьбы крестьянских масс за землю и демократические свободы, в проект Каррансы были внесены существенные поправки.

Новая конституция, принятая в конце января и опубликованная 5 февраля 1917 года, в день, когда последний американский солдат покинул мексиканскую землю, провозглашала основные демократические свободы. Она отделяла церковь от государства, давала государству право национализировать частную собственность, объявляла народным достоянием богатства недр, в том числе нефть, и ограничивала выдачу иностранцам концессий на их разработку.

По новой конституции все сделки, результатом которых являлась экспроприация крестьянских земель, аннулировались. Предусматривалось также издание специальных законов, способствующих частичному разделу крупных поместий. Конституция разрешала рабочим объединяться в профсоюзы и объявлять «законные» стачки.

Несмотря на свой буржуазно-демократический характер, конституция 1917 года мало кого удовлетворила. Карранса и его друзья считали ее слишком радикальной и тормозили проведение в жизнь провозглашенных в ней свобод. Крестьяне и рабочие не были довольны ею, так как она не решала радикально земельного вопроса и оставляла за капиталистами право эксплуатировать трудящихся. Церковники осуждали конституцию за отделение церкви от государства. Американские империалисты тоже рвали и метали: новая конституция давала право правительству контролировать деятельность их монополий, ограничивать их прибыли и даже экспроприировать их.

Несмотря на участие в мировой войне, Вашингтон продолжал вмешиваться во внутренние дела Мексики, поддерживая наиболее реакционных генералов и политиков, и стремился заставить Каррансу пойти на уступки американским монополиям.

В феврале 1917 года мир услышал о свержении царского правительства в России и о возникновении там Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Люди многих стран узнали о партии большевиков и ее вожде Ленине, боровшихся во главе трудового народа за мир, за землю, против капиталистической эксплуатации, то есть за то, за что многие десятилетия боролись простые люди Мексики и других стран мира.

Ленин! Это имя все чаще и чаще появлялось в мексиканских газетах. Вождь рабочих и крестьян России боролся не только за светлое будущее своего народа. Его орлиный и прозорливый взгляд охватывал весь мир. Ленин протягивал руку угнетенным и обездоленным всего земного шара. И разве приходится удивляться, что именно Ленин с трибуны I Всероссийского съезда Советов 4 июня 1917 года предупредил мир о том, что американские империалисты намереваются «скушать Мексику»?

Для Вильи и пеонов, следовавших за ним, конституция 1917 года казалась пустым звуком, маневром Каррансы — хитрого помещика, мастера втирать очки простым людям. Что могут означать для пеона демократия, прогресс, свобода, если он вынужден, как и прежде, батрачить на помещика, если по-прежнему бич мажордома гуляет по его спине, если он голоден, неграмотен, лишен надежды на лучшее будущее? Только Панчо Вилья указывал таким пеонам путь к спасению: с оружием в руках сражаться против сильных мира сего — помещиков, богатеев, иностранных концессионеров и спекулянтов. Если ты победишь, то станешь хозяином всех благ, если погибнешь, то по крайней мере отдашь свою жизнь за правое дело, говорил Вилья крестьянам, и такие речи всегда находили среди них благоприятный отклик.

Весь 1917 и следующий, 1918 год Вилья и его бойцы провели в штате Чиуауа в боях, стычках, сражениях с армией генерала Мургия.

В конце 1917 года Вилья вновь установил связь со своим другом Эмилиано Сапатой, который продолжал борьбу против Каррансы. Конституционалистские войска, которыми командовал генерал Пабло Гонсалес, сжигали селения, убивали пеонов, женщин, детей, стариков. Но Сапата оставался непобедимым и неуловимым, как и все предыдущие годы.

Вилья отдавал себе отчет в том, что одними своими силами ему не одолеть армию Каррансы, для этого необходимо объединиться всем противникам дона Венуса — всем тем, кто действительно сражается за подлинные интересы народа.

Взяв с собою несколько надежных бойцов, Вилья оставил Чиуауа и направился на юг в штат Сакатекас, куда обещал прибыть Сапата. Несколько недель передвигались Вилья и его спутники по территории, наводненной войсками. Крестьяне укрывали Вилью и его бойцов, снабжали их провиантом, сообщали им о местонахождении вражеских патрулей и отрядов.

Сапата на намеченную встречу не прибыл. Он был окружен в горах Морелоса. Прождав его несколько дней в условленном месте, Вилья возвратился в Чиуауа. Встреча не состоялась, но пребывание на юге страны не было бесполезным. Вилья убедился, что крестьяне продолжают поддерживать его. Правда, многие из них устали воевать, но это не мешало им с надеждой взирать на своего компадре; пока Вилья продолжал бороться, у них оставалась надежда на будущее. Вилья понимал это. Он часто говорил укрывавшим его пеонам:

— Вы, мучачос, поступайте как знаете. Я же буду сражаться до конца. Наша война — это война бедных против богатых. Среди бедных всегда найдутся такие, которые предпочтут умереть стоя, чем жить на коленях.

Пеоны замолкали, отводили глаза в сторону, им было стыдно за то, что они устали от борьбы и не могли следовать за этим неутомимым человеком. Одновременно они испытывали гордость за Вилью, который был тоже крестьянином, но более выносливым и настойчивым, чем другие.

В конце 1918 года Карранса отозвал Мургия, так и не сумевшего покончить с Вильей. На его место был назначен генерал Кастро, занимавший до этого пост военного министра. Кастро начал создавать для борьбы с партизанами Вильи отряды «социальной защиты», состоявшие в основном из помещиков и их наемников.

Вилья тоже не дремал. В апреле 1919 года он вновь напал на Парраль и овладел им.

Генерал Кастро в своей борьбе с Вильей оказался еще большим неудачником, чем Мургия. Кастро боялся и нос высунуть из города Чиуауа — вернее, из его укрепленного центра. В пригородах, где жила беднота, хозяйничал Вилья.

Вскоре он превратил Парраль в столицу обширного партизанского государства. Одним из первых законодательных актов Вильи в Паррале был декрет, объявлявший Каррансу вне закона. Узнав, что Карранса ежедневно совершает прогулку верхом в парке Чапультепек, Вилья задумал похитить его, привезти в Парраль и судить. С этой целью Вилья послал в столицу своего верного адъютанта Трильо, который снял в предместье Такубайя постоялый двор для торговцев скотом и стал следить за Каррансой. Вилья готовился переправить к Трильо 50 — надежных людей, которые, переодетые в мундиры президентских гвардейцев, должны были схватить дона Венуса. Трильо приобрел гвардейские мундиры. Он в деталях разработал план похищения Каррансы, однако от него пришлось отказаться, так как перебросить из Чиуауа отряд не удалось.

— Не печальтесь, мучачос, — сказал Вилья своим людям, когда они возвратились в Парраль. — Не вышло на этот раз, выйдет в другой, но с Каррансой мы покончим. Он все равно не умрет своей смертью.

 

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ГЕНЕРАЛА АНХЕЛЕСА

Звезда Вильи, казалось, вновь стала восходить. В Парраль к нему стекались со всех концов штата Чиуауа его прежние бойцы, готовые снова взяться за оружие и сражаться за справедливость и землю.

Возвратились к Вилье и некоторые из его прежних советников, покинувшие его после разгрома у Селайи. Среди них был генерал Феликс Анхелес. Он оставил Вилью после того, как партизанский вождь, вопреки его совету отступить на север, пошел на юг, чтобы сразиться с Обрегоном. Анхелес уехал в Соединенные Штаты, где жил эти годы, внимательно наблюдая за событиями в Мексике и в других странах.

Теперь, когда Вилья укрепился в Паррале, Анхелес вновь предложил ему свои услуги. Старый артиллерист хорошо разбирался в политике. Победа Октябрьской революции в России, революции во многих странах Европы, нарастающая волна рабочего движения в США — все это свидетельствовало, что в судьбах человечества происходит коренной перелом, что теперь все большую роль в истории будут играть массы обездоленных, отверженных, эксплуатируемых. В Мексике, по мнению Анхелеса, эти массы представлял Вилья, который мог бы победить, имей он опытного в военных и политических делах советника. Конечно, Анхелес считал именно себя наиболее подходящим для такой должности. Вот почему он и решил вернуться к бывшему командующему Северной дивизией.

Вилья не только радушно принял Анхелеса, но и назначил его временным президентом республики. Сам Вилья никогда не стремился к президентскому посту. Даже заняв столицу, он категорически отклонял предложения своих друзей и единомышленников провозгласить его президентом.

Анхелес, казалось, подходил для этой роли. Он не только был крупным военным специалистом, но и всесторонне образованным человеком, знал языки и к тому же имел друзей в Соединенных Штатах, а для Вильи это было особенно важно. Ведь он все еще продолжал оставаться для американских правящих кругов врагом номер один.

В мае 1919 года Вилья начал большие наступательные операции. Он разрушил во многих местах железнодорожное полотно между столицей штата и Хуаресом, окружил войска Кастро в городе Чиуауа и предпринял новое наступление на Хуарес.

Город Хуарес в период революции уже неоднократно находился под контролем бойцов Вильи. Против Хуареса расположен американский город Эль-Пасо и мощный форт Блисс, главная американская военная база на границе. Хуарес и Эль-Пасо соединены международным мостом через реку Браво.

Вилья начал штурм Хуареса с восточной стороны, то есть вдоль реки, в надежде избежать перелета пуль на американскую сторону, что могло послужить поводом для новой интервенции гринго.

Но это отнюдь не остановило американцев. Как только они увидели, что войско Вильи вытеснило противника из Хуареса, их артиллерия открыла из Форта Блисс ураганный огонь по городу. Вслед за этим американская пехота двинулась через международный мост в Хуарес.

И снова Вилья сразился с американскими карателями.

Но слишком большой перевес сил был у вооруженных до зубов гринго. Вилья вынужден был отступить. Его армия повернула на юг и скрылась в безбрежных степях Чиуауа, а гринго возвратились в свое логово.

Между тем Карранса вновь сменил командующего войсками на севере страны. На этот пост он назначил генерала Дьегеса. В его распоряжение были посланы новые подкрепления, артиллерия и даже авиация. «Железные москиты», как называл Вилья самолеты, причиняли его отрядам немало беспокойства.

Штат Чиуауа был наводнен войсками Каррансы. Дороги и населенные пункты удерживались ими. Вилья снова был вынужден распустить свою армию, а сам уйти в горы. Он расстался и с генералом Анхелесом. В одной из пещер Анхелес, назначенный Вильей президентом республики, коротал свое время за чтением книги «Жизнь Иисуса» Ренана. Там его и взяли в плен солдаты Дьегеса.

Анхелеса привезли в город Чиуауа и бросили в тюрьму. Карранса приказал предать его военному суду.

Суд заседал в местном Театре героев в присутствии многочисленной публики. Интерес населения к процессу был столь велик, что удачники, которые проникли в Театр героев, оставались там на ночь, чтобы не потерять места.

Анхелес понимал, что это суд не только над ним, но и над Вильей. Он мужественно выступил в защиту партизанского вождя, сравнивая его с Жаном Вальжаном. Разве Вилья не боролся за мексиканских отверженных — пеонов, крестьян, неимущих города и деревни?

— Вы называете себя революционерами, — говорил Анхелес своим судьям, — вы называете себя друзьями народа. А что вы дали народу? Разве вы дали ему землю? Разве вы улучшили его долю? Пока вы этого не сделаете, Вилья не сложит оружия. Народ будет сражаться за свои права, за свое счастье. Вы обвиняете Вилью в том, что он жесток. А разве вы не убиваете простых пеонов без суда и следствия? Разве здесь, в Чиуауа, генерал Мургия не вешал на деревьях сторонников Вильи? А вы ведь культурнее и образованнее этого неотесанного и примитивного крестьянина.

— Однако мы вас судим, — сказал председатель трибунала. — И даже предложили вам защитника, но вы отказались от его услуг.

— Да, но с какой целью вы это делаете? Этот процесс должен, по мнению правительства, достичь того, чего вы не смогли добиться силой оружия: нанести смертельный удар Вилье. Обвинитель назвал меня мозгом движения Вильи. Этот мозг вы хотите уничтожить. Но не утешайте себя надеждой, что, осуждая меня на смерть, вы напугаете Вилью и его сторонников. Они не боятся смерти, как некоторые ваши генералы. Силой победить их нельзя. Даже если вы убьете Вилью, вы не убьете его движения. Оно будет существовать до тех пор, пока останутся в Мексике помещики, капиталисты, эксплуататоры. Вы желаете покончить с Вильей? Это легко сделать. Измените социальный строй, сделайте его более справедливым. Наделите пеонов и крестьян землей, тогда Вилья и его сторонники сами сложат оружие.

Речи Анхелеса вызывали аплодисменты присутствовавших на суде жителей Чиуауа. Они не скрывали своих симпатий к обвиняемому и к Панчо Вилье. Анхелес произносил не только политические речи. Стремясь затянуть процесс и выиграть время, он подробно описывал сражения, цитировал войсковой устав, делал длинные экскурсы в историю, подробно рассказывал о военном искусстве прошлых веков. Временами Анхелес открывал книгу «Жизнь Иисуса» Ренана, с которой не расставался, и зачитывал из нее целые главы. Он даже рассказал суду, как Сократ, великий мудрец и ревнитель правды, выпил яд, протестуя против безрассудства и несправедливости.

Анхелес не терял надежды на спасение. Он знал, что Вилья готовится вырвать его из рук беспощадного врага. Но этого опасались и судьи.

Три дня продолжался процесс. В 11 часов ночи третьего дня суд закончился. В 2 часа утра был объявлен приговор — смерть. А еще несколько часов спустя в одном из помещений кавалерийской казармы генерал Анхелес был расстрелян. Он встретил смерть, как и подобало солдату, спокойно, с поднятой головой. Перед казнью Анхелес выразил надежду, что настанет день, когда его страна обретет мир и мексиканский народ завоюет светлое будущее.

Вилья горько плакал, узнав о гибели своего верного друга и сподвижника. Его бойцы так и не смогли пробиться в Чиуауа, окруженную со всех сторон войсками. Генерал Анхелес проиграл свой последний бой со смертью. Но последний бой Вильи был еще впереди.

Главное — не попасть в лапы врага, не дать себя обмануть и захватить врасплох, рассуждал Вилья. Нужно быть круглые сутки начеку, не доверять никому, не выпускать из рук оружия, постоянно находиться в движении, петлять и кружить. Ибо пока его, Вилью, не поймали, пока его не настигла вражеская пуля, народное дело не погибло.

— Он придет, он отомстит за нас, он восстановит справедливость, — будут говорить пеоны своим детям.

 

ОШИБКА САПАТЫ

В горах Морелоса, окруженный со всех сторон войсками Каррансы, которыми командовал бездарный и жестокий генерал Пабло Гонсалес, неподкупный, непобедимый Сапата продолжал упорно сражаться за землю и свободу.

Весть о великой революции в России, совершенной под руководством Ленина в октябре 1917 года, подобно радиоволнам проникла через все преграды и достигла гор Морелоса, Эта весть, точно яркий солнечный луч, прорезывающий туман, была встречена с радостью и надеждой Эмилиано Сапатой и его соратниками. Наконец-то хоть в одной стране сбылись самые заветные мечты трудового народа: помещики и другие кровопийцы свергнуты, крестьяне получили землю, а рабочие — фабрики. Победа русских трудящихся — это победа людей труда Мексики и всех других стран. Революционная Россия — друг и союзник революционной Мексики, так рассуждал Сапа-та, хотя и не разбирался в географии и впервые слышал о большевиках, свергнувших русского Каррансу — Керенского.

В письме, адресованном своему другу генералу Хеиаро Амескуа, Сапата писал в феврале 1918 года: «Мы много выиграли бы и выиграло бы дело человеческой справедливости, если бы народы нашей Америки и все нации старой Европы поняли, что дело революционной Мексики и дело свободолюбивой России — дело всего человечества, высшие цели всех угнетенных народов мира. Здесь, как и там, имеются крупные помещики, алчные, свирепые и бесчеловечные, в течение ряда поколений эксплуатировавшие широкие массы крестьянства, подвергавшие их неслыханным пыткам. Здесь, как и там, закрепощенные люди, люди с еще не проснувшимся сознанием, начинают пробуждаться, приходят в движение, выступают в качестве мстителей… Обе, революции направлены против того, что Лев Толстой называет «величайшим преступлением»: против гнусного присвоения земли, которая, являясь собственностью всех людей, как вода, как воздух, была захвачена кучкой могущественных людей, опиравшихся на вооруженную силу армий и несправедливость созданных ими законов».

Пролетарии всего мира, писал далее Сапата, восхищаются русской резолюцией. Они были бы также солидарны с мексиканской революцией, если бы знали ее цели.

Сапата, друг Великой Октябрьской революции, стал еще более ненавистным мексиканской буржуазии и ее вождю Венустиано Каррансе. Флирт Каррансы с рабочими давно уже кончился. Использовав «красные» батальоны для разгрома армии Вильи, Карранса теперь выступил против революционных рабочих. Он бросал в тюрьмы наиболее сознательных из них, запрещал забастовки.

Правительство всеми мерами пыталось помешать созданию революционного союза рабочих и крестьян. Опыт русской революции показывал, что именно такой союз может привести к победе трудового народа над эксплуататорами. До сих пор крестьянские вожди Сапата и Вилья не отдавали себе отчета в этом, но теперь, по крайней мере, один из них увидел в большевиках своих братьев и союзников. Надо во что бы то ни стало воспрепятствовать ему пойти по пути Ленина. Если правительство не в состоянии подавить крестьянское движение, то оно может его обезглавить. Сапату надо убить! К такому выводу пришли в Чапультепекском дворце. Генерал Гонсалес получил указания действовать.

Но легко сказать — убить Сапату, трудно, почти невозможно это выполнить. Сапата, как и Вилья, недоверчив и скрытен. Он окружен преданнейшими, неподкупными товарищами. О его местопребывании ничего не знает Гонсалес. Да нелегко найти и человека, который согласился бы совершить такое злодеяние. Пабло Гонсалес давно безрезультатно искал убийцу. Ему удавалось иногда подкупить кого-нибудь из людей Сапаты и заставить дезертировать, но никто из них и слышать не хотел о том, чтобы стать убийцей Эмилиано Сапаты. Это было бы равнозначно самоубийству, а предатель — трус, он думает в первую очередь о том, как бы спасти собственную шкуру. У него мало охоты рисковать, даже если за голову крестьянского вождя правительство обещало награду в 100 тысяч песо.

Но коль скоро убийцу нельзя найти среди людей Сапаты, то в рядах армии Пабло Гонсалеса имелось немало готовых на всевозможные преступления головорезов. Одним из них был полковник Хесус Гуахардо, которому более подходило имя не Иисуса, а Иуды-предателя. Гуахардо был пьяницей и вором. Даже Пабло Гонсалес был вынужден отдать его под суд за изнасилование малолетней девушки — дочери влиятельного помещика. Гуахардо вовсе не улыбалось попасть за решетку. Поэтому он и решил спасти себя от тюрьмы, предложив своему начальнику совершить невозможное — убить Сапату.

Почти всю ночь совещались Гонсалес и Гуахардо в казарме города Куэрнаваки. Под утро Гуахардо оставил своего начальника и направился в помещение, где содержался под стражей пленный офицер из войск Сапаты — Эусебио Хауреги, приговоренный к смерти. Именно в это утро его должны были расстрелять.

Заявив охране, что по приказанию генерала Гонсалеса он лично расстреляет пленного, Гуахардо вывел Хауреги из казармы и повел в соседний лесок — к месту казней.

Гуахардо вытащил пистолет, но не выстрелил.

— Жаль мне тебя пускать в расход, Хауреги. Ты сражался за идею, а не за деньги. Такие люди нужны родине. Да и сам я вроде смертника: генерал Гонсалес предал меня суду по ложному доносу одного помещика. Мы называем себя революционерами, но командуют у нас по-прежнему те, у кого большие деньги. Все это я понял только тогда, когда сам стал жертвой их интриг.

— Полковник, я не женщина и не нуждаюсь в утешениях. Вы меня привели сюда для того, чтобы расстрелять. Я готов встретить смерть. Выполняйте приказ.

— Нет, Хауреги, я не собираюсь убивать тебя. Я хочу, чтобы ты мне помог. С каррансистами мне уже не по пути. Я не собираюсь гнить в их тюрьмах. Если ты мне поможешь, я спасу тебе жизнь и помогу бежать.

— Чем смертник может помочь своему палачу? Выполняйте приказ!

— Очень просто: я написал письмо генералу Сапате, обещай передать его по назначению, и ты свободен.

Хауреги согласился. Гуахардо передал ему письмо, адресованное Сапате, и отпустил его.

Вскоре Хауреги пробрался к своим и вручил Сапате письмо Гуахардо. В нем подручный генерала Гонсалеса писал, что, попав под суд, решил повернуть оружие против Каррансы и перейти на сторону Сапаты. «Мне надоело проливать народную кровь и сражаться за помещиков и продажных политиканов, — писал Гуахардо. — Под моим командованием находится батальон в 800 человек. Все они преданы мне и последуют моему примеру. Жду ваших указаний, генерал. Приказывайте, я буду повиноваться».

Сапата знал, что нельзя доверять продажному вояке. Ведь на совести Гуахардо было немало преступлений, совершенных против беззащитных крестьян штата Морелос. Но, находясь в окружении, Сапата не мог медлить в выборе своих союзников. Кроме того, он полагал, что переход Гуахардо на его сторону будет сильным ударом по позициям Каррансы. К тому же, если Гуахардо ненадежен, то его солдаты были такими же простыми крестьянами, как и его, Сапаты, люди. Они могут со временем стать хорошими борцами за народное дело.

Тем не менее Сапата потребовал, чтобы Гуахардо предварительно доказал свою искренность. В войсках Гонсалеса служил некий Барсенас, переметнувшийся от Сапаты в лагерь врагов. Его отряд чинил жестокие расправы над крестьянами. Сапата потребовал от Гуахардо ликвидировать головорезов Барсенаса. Гуахардо повиновался. Он только попросил Сапату направить к нему своего доверенного человека, который мог бы подтвердить, что он выполняет полученный приказ. Когда посланный Сапатой человек прибыл к Гуахардо, тот напал на головорезов Барсенаса, разоружил их и расстрелял. Хотя сам Барсенас успел скрыться, расстрел участников его банды вполне убедил Сапату в том, что полковник Гуахардо действительно порвал с Каррансой. Ведь за такую расправу он рисковал поплатиться своей головой.

В эти же дни генерал Гонсалес начал новое наступление на позиции Сапаты и захватил горное селение Хонакатепек. Сапата приказал Гуахардо освободить это селение. Гуахардо выполнил и, этот приказ. Его батальон отбил Хонакатепек. Как выяснилось впоследствии, во время боя солдаты обеих сторон стреляли больше в воздух. И все же в результате боя было несколько сот убитых и раненых.

Только после этого Сапата решил встретиться с Гуахардо. Встреча состоялась в начале апреля 1919 года близ селения Тепальсинго. Было условлено, что Гуахардо явится на встречу в сопровождении только 30 человек. Но он привел с собой весь батальон под тем предлогом, что его преследовали войска Гонсалеса. У Сапаты это подозрений не вызвало. Приняв в дар от Гуахардо молодого жеребца, Сапата договорился вновь встретиться с ним на следующий день в асиенде «Чинамека». Там новый союзник обещал передать ему амуницию. Когда Сапата вернулся в штаб-квартиру, расположенную в деревне Лос-Патос, к нему пришла незнакомая индианка. Она заклинала Сапату не доверять Гуахардо.

— Гуахардо — предатель, — уверяла индианка, — об этом мне сказал мой муж. Он служит денщиком в штабе генерала Гонсалеса. Он просил предупредить вас.

Сапата улыбнулся.

— Ты говоришь, что твой муж — мой друг. Но почему же он служит у Гонсалеса, а не переходит ко мне? Вот Гуахардо стал моим другом и перешел на мою сторону.

— Я ничего не понимаю в этих делах, генерал? Муж послал меня предупредить вас остерегаться Гуахардо, он — предатель.

— А не послал ли тебя, женщина, Пабло Гонсалес с этим посланием?

Индианка заплакала и ушла.

На следующий день, 10 апреля 1919 года, Сапата в сопровождении небольшого отряда охраны прибыл в асиенду «Чинамека». Там его уже ждал Гуахардо. Не успели они поздороваться, как один из адъютантов Гуахардо доложил, что по полученным сведениям на асиенду наступает армия Гонсалеса.

Гуахардо предложил разъехаться в разные стороны, с тем, чтобы выяснить обстановку, а затем вновь собраться в том же месте. Сапата согласился. В сопровождении своей охраны он направился на восток, а Гуахардо — на запад. Через несколько часов, не найдя следов врага, Сапата и его люди вернулись в «Чинамеку». У входа в асиенду их встретил адъютант Гуахардо. Он предложил подкрепиться в одном из соседних домиков, пока Гуахардо не выстроит в их честь почетный караул. Наскоро закусив, Сапата в сопровождении своих людей въехал в асиенду.

У входа в господский дом действительно был выстроен почетный караул. Завидев Сапату, солдаты Гуахардо подняли ружья и дали два залпа в воздух, затем, быстро опустив ружья, неожиданно направили их на подъезжавших всадников, дали третий залп. Одновременно из окон и с крыши дома началась беспорядочная стрельба.

Сапата был изрешечен пулями. Вместе с ним погибли его секретарь полковник Карлос Рейес Авилес, начальник личной охраны Хосе Родригес и ряд других сподвижников.

В тот же день Пабло Гонсалес, находившийся в городе Куатла, получил телеграмму: «Сапата в моих руках. Гуахардо».

Так наемный убийца совершил чудовищное злодеяние — убил неподкупного, непобедимого Сапату.

Гуахардо привез тело Сапаты в Куатлу, где оно было выставлено для всеобщего обозрения, как доказательство смерти народного вождя.

Проститься с Сапатой пришли тысячи людей. Город наполнился возбужденными крестьянами. Пабло Гонсалеса это испугало. Сапата и после смерти казался ему опасным. По приказу Гонсалеса тело Сапаты, от которого предварительно отсекли голову, было поспешно зарыто на местном кладбище. Голову героя привязали к седлу мула и под сильной охраной возили по городам и селениям Морелоса. Сапата был убит, но нужно было заставить народ поверить в это.

Иуда Гуахардо получил за свое преступление награду в 100 тысяч песо и генеральский чин. Но даже у многих каррансистов он вызывал отвращение и чувство брезгливости, столь отвратительным было его преступление. Вскоре после убийства Сапаты Гуахардо перебрался в столицу, где в кабаках прокучивал деньги, полученные за кровь Сапаты.

Вилья хорошо понимал, что после гибели Сапаты он остается единственным вождем восставших крестьянских масс и именно поэтому он должен проявлять особую бдительность, ведь правительство и за его голову назначило награду. Об этом сообщалось в объявлениях, расклеенных на всех железнодорожных станциях, в местечках и селениях Чиуауа:

Свободный и суверенный штат Чиуауа.

Исполнительная власть.

Я, Томас Гамерос, временный губернатор штата Чиуауа, согласно имеющимся у меня чрезвычайным полномочиям и учитывая: срочную необходимость во имя общественных интересов покончить раз и навсегда е бандитом, известным под именем Панчо Вилья, существование которого является позором для нашего штата, так как все молчаливо терпят налеты и преступные действия этого бандита, и исходя из того, что твердая обязанность властей — добиться всеми имеющимися в их распоряжении средствами искоренения бандитизма, объявляю следующий декрет:

Статья первая и единственная.

Правительство штата выдаст награду в сто тысяч песо каждому, кто доставит властям, живым или мертвым, бандита, известного под именем Панчо Вилья.

Когда Вилье прочли это объявление, он рассмеялся.

— Десять лет назад губернатор Чиуауа назначил за мою голову десять тысяч песо. Гринго подняли эту цену до пятидесяти тысяч, а Карранса до ста тысяч. Цена за мою голову растет, причем довольно быстро. Но еще не родился тот, кто может заработать эту награду. Я не совершу ошибки, подобно моему покойному другу Эмилиано Сапате. Скорее сам Карранса погибнет от пули предателя.

 

ОБРЕГОН ПРОТИВ КАРРАНСЫ

Вилья даже не подозревал, как он близок к истине.

Прошло восемь лет с того дня, как дон Венус провозгласил себя «первым вождем» конституционалистов. Восемь лет находился он у власти и не думал уступать своего места кому-либо другому. А ведь одной из причин восстания против диктатора Диаса было то, что дон Порфирио стремился увековечить себя на посту президента. «Подлинное избирательное право, не переизбрание» — официальный лозунг конституционалистов украшал все документы правительства. И тем не менее Карранса под разными предлогами продолжал оставаться главой государства все эти годы. Уж очень напоминал он дона Порфирио. Ведь тот тоже пришел к власти под лозунгом запретить переизбирать президента; это не помешало ему самому переизбирать себя или править через своих ставленников в течение 34 лет.

Страна ожидала, что в 1920 году выяснятся подлинные намерения Каррансы. В этом году согласно новой конституции должны были состояться президентские выборы. Альваро Обрегон, слывший самым талантливым генералом конституционалистов, ушел в отставку с поста военного министра в кабинете Каррансы. Вскоре он выдвинул свою кандидатуру в президенты. Обрегона поддержали многие генералы. Его кандидатура была встречена с симпатией и профсоюзами, во; главе которых стояли анархо-синдикалисты. Обрегон выдавал себя за друга рабочих, он даже обещал профсоюзным лидерам в случае победы на выборах министерские посты.

Кандидатура Обрегона не пришлась по вкусу дону Венусу. Карранса, следуя примеру Порфирио Диаса, хотел посадить в президентское кресло такого человека, который полностью зависел бы от него и беспрекословно выполнял бы его волю. Своим кандидатом Карранса избрал мало кому известного в стране адвоката Бонильяса, мексиканского посла в Вашингтоне. Этот соперник Обрегона долгие годы жил в Соединенных Штатах, и иначе, как «мистер Бонильяс», в Мексике его не называли.

На что же надеялся Карранса, выдвигая на президентский пост Бонильяса? Мистер Бонильяс мог победить на выборах только при поддержке властей, то есть таким же образом, как «побеждали» в прошлом пелелес — куклы, подставные лица, выдвигавшиеся иногда в президенты Порфирио Диасом. Карранса намеревался использовать весь правительственный аппарат с той же целью. Лишить Кар-рансу власти — вот единственный путь не допустить превращения предстоявших выборов в фарс. А этого можно было добиться только силой. Призывы к благоразумию, добрые советы не доходили до упрямого дона Венуса. Поэтому Обрегон и его друзья решили взяться за оружие и свергнуть того, кто в течение восьми лет возглавлял лагерь конституционалистов.

Народ устал от правления Каррансы. Если во внешней политике Карранса в целом придерживался прогрессивного курса, то во внутренних делах его политика была направлена на защиту интересов мексиканских капиталистов и помещиков. Правительство силой подавляло крестьянское и забастовочное движение, бросало в тюрьмы революционных рабочих. Оно запятнало себя предательским убийством Эмилиано Сапаты. Это убийство слишком напоминало «деяния» Порфирио Диаса и вызвало возмущение всех честных патриотов. Крестьяне по-прежнему оставались без земли. В то же время многие сторонники Каррансы присваивали себе асиенды, а другие, подобно губернатору Веракруса Санчесу, преследовали крестьян, требовавших раздела земли. Иностранные компании по-прежнему грабили богатства страны. В нефтяном районе Тампико хозяйничали агенты Рокфеллера. Они содержали там целую армию наемников под командой предателя генерала Пелаеса. Карранса так и не справился с Пелаесом, потому Что правительственные войска были брошены на подавление крестьянского движения, возглавляемого Сапатой и Вильей.

В этих условиях всеобщего недовольства Обрегон и его друзья, выступавшие против Каррансы, могли рассчитывать на поддержку самых различных слоев населения, но их основной опорой были радикально настроенные слои национальной и мелкой буржуазии.

В апреле 1920 года в штате Сонора, губернатором которого был друг Обрегона генерал Адольфо де ла Уэрта, а командующим расквартированными там войсками — другой его приятель, генерал Плутарко Кальес, вспыхнула забастовка железнодорожников. Карранса под предлогом подавления забастовки послал в Сонору преданные ему воинские части. В ответ де ла Уэрта и Кальес подняли восстание. Они объявили о низложении Каррансы и двинули свои войска в столицу. Вскоре к ним присоединились Обрегон и многие другие генералы. В числе их был и Пабло Гонсалес, которого считали главной военной опорой дона Венуса.

В мае Карранса бежал из столицы, захватив из государственной казны 5 миллионов песо золотом и серебром. Он надеялся пробраться в Веракрус и укрепиться там, как это было уже в 1915 году.

С Каррансой уехали все члены правительства и многие чиновники. Беглецов сопровождали в пути несколько тысяч солдат.

За поездами погнались восставшие против Каррансы части. Беглецы взрывали за собой мосты, железнодорожную колею, но это их не спасло. На полпути до Веракруса Каррансе сообщили, что командующий зоной этого района присоединился к Обрегону. Среди сторонников дона Венуса началась паника. Большинство из них разбежалось. Оставшиеся бросили поезда и на лошадях направились в сторону нефтеносного района Тампико в надежде укрыться там. Отряд, которому по приказу Каррансы было присвоено гордое название «экспедиционной колонны свободы», спасаясь от преследователей, заблудился в горах. Выручить отряд взялся местный касик по фамилии Эррера. Карранса доверился этому проходимцу. Тот завел его в заброшенное в горах селение, где беглец заночевал в убогой индейской хижине. Это был его последний сон. Глубокой ночью люди Эрреры ворвались в хижину и убили Каррансу.

Так оборвалась жизнь дона Венустиано Каррансы, «первого вождя» конституционалистов, противника Сапаты и Вильи. Карранса, не брезговавший предательством и подкупами в борьбе против своих политических противников, сам пал от руки предателя.

Между тем дон Адольфо, как называли де ла Уэрту, был провозглашен временным президентом. Он образовал правительство, в котором генерал Плутарко Кальес был назначен военным министром. Новое правительство объявило, что президентские выборы будут проведены в ноябре 1920 года. Теперь у Обрегона имелись все шансы на победу.

В июле 1920 года генерал Пабло Гонсалес, тоже претендовавший на пост президента, решил попытать счастья и восстал вместе с Гуахардо, убийцей Сапаты, но потерпел поражение. Гонсалес скрылся, а Гуахардо был арестован и по приказу Кальеса расстрелян.

Так сошли со сцены многие враги Вильи. Одни были убиты, другие бежали. В Чапультепеке находился дон Адольфо, с которым некогда у командующего Северной дивизией были довольно дружеские отношения. Правда, за спиной дона Адольфо стояли Обрегон и его правая рука Кальес, враги Вильи. Но, может быть, эти «одеколонщики» набрались ума-разума и поняли, что Вилью нельзя одолеть, даже выиграв у него все сражения? Может быть, Обрегон и его друзья, расправившись с Каррансой, уяснили себе, что нужно дать пеонам землю, за которую они сражались все эти долгие годы? Тогда, может быть, сбудется то, чего желают все честные люди Мексики — смолкнут пушки и маузеры, в степи и горы Чиуауа придет, наконец, мир.

Но наступит ли когда-нибудь это желанное время?