Владислав Андреевич появился над морем внезапно.

Вот он, буквально секунду назад, стоит на лестничной площадке, в своем подъезде и вглядывается в странное красное мерцание за мусоропроводом.

А вот он уже камнем падает в море, сжимая в руке переполненное мусорное ведро и оглашая окрестности матерным воплем.

В воду он вошел как стойкий оловянный солдатик, четко ногами вниз.

Точнее старыми стоптанными шлепками, коричневыми в желтую полоску.

К счастью глубина оказалось не настолько велика, чтобы плавающий как топор Владислав сразу отправился на корм рыбам. И не настолько мала, чтобы он переломал себе ноги.

Так, ткнулся тапками в каменное дно. Побултыхался. Наглотался противной соленой воды.

Да и выполз кое-как, на удачно подвернувшийся в двух шагах берег, волоча за собой красное пластиковое ведро, теперь уже наполненное не столько мусором, сколько зеленоватой морской водой.

Тяжело дыша, кашляя и отплевываясь, жертва неведомого физического явления, первым делом распласталась на жестких камнях, на манер морской звезды.

Отдышался. Сел.

Попытался справиться с головокружением и подступившей тошнотой. Отчаянно зажмурился, помотал головой.

Когда в висках перестало стучать, а мир вокруг закончил ходить ходуном, Слава огляделся.

Поставил ведро, медленно вернул в него всё, что просыпалось на берег и приуныл.

Вокруг, насколько хватало глаз, плескалось море.

Обычное зеленовато-синее, не глубокое, но бескрайнее, на сколько хватало глаз.

Из моря то тут, то там торчали светло-серые камни, кое-где образуя довольно обширные участки унылой, лишенной растительности суши.

Над головой, как и ожидалось, оказалось небо.

Но не низкое октябрьское, с тяжелыми свинцовыми тучами, а высокое и синее, украшенное легкими перистыми облачками.

Под задом, впиваясь в этот самый зад какими-то острыми выступами, обнаружился тот же серый неприглядный камень, что и везде.

Украшенный зелеными мшистыми водорослями, там, где его касалась вода, и остатками соли там, где в данный момент вода его не касалась. Берег оказался не берегом, а черти-чем.

Больше изучать вокруг себя было решительно нечего.

Всё, приехали. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.

Слава вздохнул, еще раз выравнивая дыхание и начал материться. Делал он это с чувством, долго и витиевато.

Посмотрел футбол, мать его так. Послушал, блин, жену, едрить её по голове. Вынес мусор во время рекламы. Эти и другие мысли он донес по очереди, сначала до моря, потом до неба, и на всякий случай еще раз повторил в сторону красного мусорного ведра, уставившись на него безумным немигающим взглядом. Затем его взгляд смягчился, он жалобно поджал под себя колени, обтянутые черными домашними трениками; уронил лицо на руки, и зарыдал, горько и безысходно. Он рыдал, оплакивая себя, свою несчастную судьбу, свою загубленную жизнь. Он рыдал от того, что вдруг осознал, что с ним случилось и где он находится. Точнее он знал, где он больше не находится.

Слава с детства был заядлым любителем фантастики и сразу понял, в какую ситуацию он попал. Никаких иллюзий он не строил.

Еще он плакал по тому, что в желудке плескалось примерно три литра пива "Будвайзер", и на момент падения Владислав уже был изрядно не трезв.

И потому, что ещё примерно литр должен был оказаться в нем в ближайшее время, до конца футбольного матча Россия- Албания, но уже никогда не окажется. Пиво теперь так же далеко от него, как и жена, и Албания, и Россия, и вся Земля целиком и по отдельности.

Он попал. То, о чем он так долго думал и размышлял на досуге, произошло. Он попал!